Чтобы сделать дракона мне вполне хватает десяти часов. Ещё для этого потребуется охапка бамбуковых реек, баночка рыбьего клея и тридцать шесть локтей некрашеного шёлка. Удовольствие для здешних мест, в общем-то, не из дешёвых, и казначей недовольно морщится, когда я в очередной раз говорю ему про расходы. Этот ревностный служака охраняет свою сокровищницу как преданный пёс - дверь хозяйского курятника, и я чувствую, что, будь на то его воля, меня пинками бы выставили вон из города. Но слово барона - закон, и поэтому я каждое утро выхожу за околицу, неся на своих плечах огромную шёлковую коробку.
Пока дракон лежит на земле, он похож на... впрочем, пока ещё это ни на что не похоже. Очень трудно разглядеть силуэт грозной рептилии, стоя над безжизненным, обтянутым шёлком каркасом. Здесь нужна довольно богатая фантазия, а люди в этом городе не слишком избалованы зрелищами и даже на бродячих комедиантов смотрят лишь как на людей с разукрашенными лицами. Многие из горожан, кстати, до сих пор считают меня шарлатаном. Я никогда с ними не спорю.
Поднять в воздух моё детище совсем несложно. По секрету скажу, что здесь нужны лишь ветер, сноровка и сильные руки. Я никогда не прошу зевак отойти в сторонку. Они все и так разбегаются, стоит мне замереть рядом с "мордой" шёлкового дракона, широко развести руки и запрокинуть голову. Люди думают, что таким образом я накапливаю магические силы... а на самом деле - просто жду подходящего порыва ветра.
Иногда приходится стоять так очень долго. Но, как только ветер задует чуть посильнее, я резко наклоняюсь, и мой длинный шест, изогнувшись словно огромная удочка, сильным движением подбрасывает невесомый каркас высоко в воздух.
И мой дракон взлетает. Сначала его "голова" летит вертикально верх; так высоко, что кажется, что дракон хочет ухватиться клыками за маленькое облачко. А потом, зависнув лишь на секунду, срывается вниз, как будто передумал взлетать; но, подхваченный порывом ветра, он начинает кружить над самой землёю, волоча за собой длиннющий хвост. И с каждым таким кругом дракон поднимается всё выше и выше... расправив большие крылья, летит над качающимися верхушками деревьев... скользит на уровне городских башен... поднимается почти до облаков.
Со стороны всё это, действительно, выглядит довольно эффектно. И глядя на парящую в небесах шёлковую пустышку, можно и вправду спутать её с огненным драконом. Мне говорили, что в городе поднялся самый настоящий переполох, когда мой дракон поднялся в небо в первый раз.
Я не дурачу голову бедным обывателям и не работаю на потеху скучающей толпы. Я и в самом деле маг и, надо сказать, очень высокого уровня, и сейчас - честно отрабатываю свой кусок хлеба. Сделать каркас и обтянуть его шёлком может любой ремесленник; подбросить вверх невесомое "тело", направив струю воздуха прямо в раскрытую "пасть", - тоже не сложно. А вот "провести" дракона по небу, простым взглядом направляя его полёт туда, куда вздумается, - искусство тонкое, не всем доступное.
Мой дракон поднялся уже достаточно высоко. Крохотной, тёмной точкой выделятся он на фоне утреннего неба прямо над нашими головами. Сейчас я проведу его пару раз над северной, трёхногой башней... покручу над деревянными зубцами старой крепости... нарисую изящный росчерк над центральной площадью... Посмотрите все на моё детище, и признайтесь: разве его полёт не прекрасен?
Сержант пока что терпеливо ждёт, переступая у меня за спиною, и молча смотрит на летящего в вышине дракона. Я хорошо помню первую встречу с этим ветераном, и надо сказать, что с тех пор он стал относится ко мне по другому. До меня даже дошла история, что недавно он сломал нос кабацкому бездельнику, который твердил что-то про "колдунишку из столицы". Но, хотя сержант и начал меня уважать, он по-прежнему не решается посмотреть мне прямо в глаза, а когда думает, что я его не вижу, - рисует пальцами защитные знаки.
Ну, что ж... пора начинать.
Повинуясь моему безмолвному приказу, шёлковый дракон легко поднимается к самым облакам и, чуть покачиваясь в утреннем небе, разворачивается на восток. Сейчас он сделает большой круг и появится над городом, свалившись на него со стороны взошедшего солнца. Будем надеяться, что к тому времени все арбалетчики будут на своих местах...
Сержант бросает на землю свой плащ, я ложусь ничком на его потёртые складки, потом переворачиваюсь на спину, закрываю глаза и поднимаю руки к небу. Это, в общем-то, тоже дешёвенький эффект, рассчитанный на деревенскую публику. Но я привык к нему и недавно с удивлением обнаружил, что управлять драконом таким вот образом мне почему-то гораздо легче. Наверное, всё дело в привычке, и надо обязательно рассказать про это, когда я вернусь в столицу.
Я неторопливо "веду" дракона по окрестностям города... над фруктовыми садами, где уже собран урожай... над соломенными крышами хуторов... над блестящими ручейками... А вот в этом месте его надо поднять повыше, и мой малыш легко скользит вверх над горным склоном, и дальше - к перевалу. Всё... здесь надо развернуться и полететь обратно - в город! Дракон скользит всё быстрее и быстрее; я веду моё детище вниз, мимо сбросивших листву рощиц, над жиденькими стадами тощих овец...
Моя первая цель в городе - восточные ворота, и шёлковый дракон сейчас спикирует прямо на них. Он камнем упадет из поднебесья, целясь носом в самую середину больших, окованных медными щитами створок...
Вот сейчас... прямо сейчас... вот в эту самую секунду...
Ни я, ни сержант отсюда не можем видеть эти ворота. Но я болезненно дергаюсь, когда там - далеко, далеко - единым щелчком вздрагивают десять арбалетов, и несколько стальных болтов пробивают "тело" моего малыша. Ему-то всё равно, несколько дырочек в нежной ткани не остановят его полет, а вот мне приходится туго... Половина моего сознания сейчас там, и болты, пробив шёлк дракона, причиняют мне нешуточную боль. Конечно, на моём теле не останется никаких ран, и боль моя существует только в сознании. Но мне от всего этого ничуточку не легче.
Послушный моей воле дракон вновь набирает высоту... и разворачивается к центру города. А я, лёжа на мятом плаще, вытираю пот, успокаиваю бешено бьющееся сердце и киваю сержанту: "все нормально, они в меня попали".
Ещё один залп арбалетчиков бьёт по дракону, когда он из под облаков падает на крышу ратуши... и сержант снова глубоко вздыхает, глядя на мои мучения. Он уже привык ко всему... точнее говоря, он не бросается на помощь, пока я корчусь от боли, лёжа на его плаще. Из десятка тяжёлых арбалетных болтов в моего дракона попадают только три-четыре, но и этого удара за глаза хватает, чтобы огненной судорогой скрутить моё тело и вывернуть его наизнанку.
Залп из северной башни... Мой пустой желудок не выдерживает боли, и я резко дёргаю головою, стараясь, чтобы капли вонючей желчи не попали на плащ сержанта. Я давным-давно перестал завтракать перед нашими "полётами", хорошо зная, что может произойти. Потом, когда всё закончится, сержант не скажет ни слова, забирая испачканный плащ, но мне будет очень стыдно. А ещё страшнее будет завтра, когда ветеран расстелет для меня свой плащ снова - выстиранный и высушенный после сегодняшней тренировки.
Теперь снова вверх... вверх, пока мой дракон может держаться в воздухе. Ещё не все цели пройдены. Лети, красавец, теперь уже недолго...
На очереди - верфь. Там нет солдат, купцы сами охраняют своё имущество. Они, в общем-то, неважные стрелки, но сегодня им везёт. Наверное, какие-то боги торговли улыбнулись, даровали своим поклонникам удачу, и истерзанное "тело" моего дракона пробивают сразу пять или шесть болтов... и столько же фонтанов боли взрываются в моём сознании.
Я кричу... уткнувшись носом в мокрый от желчи плащ, я ору от жуткой боли, но не обрываю связь с тем шёлковым гробом, что парит сейчас над кромкою морского прибоя. Мне надо отвести его ещё на чуть-чуть, сдвинуть к центру города так, чтобы мой дракон не свалился прямо в море. Каркас можно починить, а не делать заново всё чучело, до утра склеивая бамбуковые рейки...
"Может, хватит на сегодня?.. Хватит! Пусть коптильни порадуются, что сегодня мы до них не долетели... А завтра мы начнём прямо с них!"
Я глубоко вздыхаю, задерживаю дыхание... и отпускаю шёлкового дракона. Лишённый моей магической поддержки, он на миг замирает, словно натыкается в вышине на невидимую стену... заваливается влево... и начинает падать на землю...
Прежде чем я смогу освободиться от дракона полностью, пройдёт пять-шесть секунд, и всё это время дракон будет падать, а я - вместе с ним. Очень страшно ощущать, что ты падаешь, лёжа на твёрдой земле. Моя голова закружится, и я сожмусь, предчувствуя, что вот сейчас... со всего маху... на утоптанную глину дороги...
Мне удаётся бросить дракона за несколько мгновений до того, как из подворотен выскочит чернь и пинками обрушится на ажурный бамбуковый каркас... Сержант пытается с этим бороться, и его солдаты пытаются добежать первыми к упавшему на город дракону. Это у них не всегда получается, и сержант виновато вздыхает и как обычно отводит взгляд, когда в цитадель приносят искромсанное "тело" дракона. Я не ругаюсь, понимая, что ветеран ничего не может сделать. Здесь все люди ненавидят дракона. Даже - его жалкое подобие.
Первые дни мой помощник пытался нести меня на руках до города. А теперь - всё гораздо проще. Сержант укутывает меня в плащ, как ребёнка... укладывает на повозку и шлёпает по заднице маленького ослика.
Сержант прошагает рядом со мною до городских ворот, а потом наши пути разойдутся. Меня довезут до цитадели, где, под укоризненные взгляды казначея, перенесут в мою комнату и аккуратно положат на кровать. А сержант прямо от ворот отправится к арбалетчикам.
Я не знаю, как это получается, но, стоит ему лишь построить своих солдат и спросить: "Ну, что, придурки, кто из вас промазал сегодня?", он по глазам определяет, кого сегодня хвалить, а кого - бить. Просто бить, разбивая лицо в кровь, по очереди выводя неудачников из строя. Я, в общем-то, против таких методов, но никогда не вмешиваюсь. Сержант не лезет с советами, когда я управляю драконом; а я молчу, когда он воспитывает своих солдат.
В своей комнатке я просплю до полудня. Потом поднимусь со смятых простыней, умоюсь, позавтракаю... Поговорю с камердинером барона, с казначеем, с начальником стражи... Раньше меня частенько приглашала баронесса, но я ей быстро наскучил. Красавица искренне считала, что любой, приехавший из столицы человек должен быть в курсе всех модных интрижек, и я невольно разочаровал её своим неведением.
Ближе к обеду, на который здесь собираются около шести часов вечера, сержант принесёт мне каркас моего шёлкового дракона. Пока я буду осматривать дырки от арбалетных болтов, ветеран будет молча стоять и виновато разглядывать носки своих сапог. Я никогда не ругаюсь, даже тогда, когда дракон испорчен безнадёжно. Но сержант всегда молчит, вздыхает и не решается посмотреть мне в лицо.
Так происходит уже несколько месяцев, и каждый новый день похож на предыдущий, как две капли воды.
Но сегодня меня ждёт сюрприз...
Этим утром, сразу после того, как арбалетчики верфи расстреляли моего дракона, в город пришёл мальчишка-менестрель. Он расстроился, узнав, что опоздал к моему действу, но его уже успокоили, сказав, что я поднимаю шёлкового дракона почти каждый день.
Менестрель уже прошёлся по всему городку; отметился у барона, рассказав ему столичные новости; передал баронессе письма от родственников, а казначею - какие-то документы из канцелярии; прокричал на площади какую-то ерунду про "всёпожирающую тьму разума".
В той комнате, которую отвел мне барон, нет ничего, кроме кровати и табурета с тремя ногами. Впрочем, в этом городе редко кто может похвастаться богатой обстановкой. Я пригласил менестреля к себе, и теперь он сидит на моей кровати... как радушный хозяин, я усадил гостя на самое лучшее место.
Мальчишка уже выдохся: столичные новости закончились, от его песен я угрюмо отмахнулся, а сказания о "древних пророчествах" меня мало интересовали. И как только менестрель начал путаться в словах и робко поглядывать на дверь, я выложил на кровать блюдо с жареной рыбою и достал пару бутылок вина из своих запасов. В столице такое угощение стоит безумно дорого, а здесь - рыбу едят только простолюдины и приезжие.
Менестрель улыбнулся... и мы до полуночи проговорили про драконов. Оказалось, что мальчишка пришёл в этот городок, втайне надеясь остаться тут до прилёта Дракона, чтобы потом, когда-нибудь написать поэму... и ему очень-очень надо увидеть полёт настоящего Дракона.
Дракон прилетает сюда каждый год. Ещё три недели - закрутятся осенние штормы и беспросветные дожди. Так продлится месяца полтора-два. А когда бури стихнут, и на всём побережье ляжет первый снег, - сюда прилетит Дракон. Настоящий Дракон, не чета моему шёлковому увальню. Он прилетит на один день и сожжёт этот город дотла. И в том огне сгорит всё: ратуша, верфь, осадные башни и восточные ворота. Точнее - всё то, что может там сгореть.
Эта тварь так делает каждый год. Никто не знает - почему так происходит, и какие-такие мысли могут быть у этой летучей смерти по отношению к бедному, крохотному городку. Дракон прилетает каждый год, в один и тот же день, и через несколько часов от города остаются только дымящиеся головёшки. И у живущих тут людей как-то не получается спросить, а что, собственно говоря, происходит.
Сначала Дракон атакует восточные ворота. Чтобы ни говорили столичные умники, лично я считаю, что Дракон - всё-таки разумное существо. Если единственные в городе ворота охвачены огнём - очень трудно живым выбраться из города. Потом он сжигает ратушу - самое высокое здание в городе... потом - верфь, коптильни и всё остальное. К вечеру от города не остаётся ничего.
А к ночи сюда начинают возвращаться люди. Как же, скажите на милость, им не вернуться, если это единственное на всём побережье место, где есть безопасная бухта. Они всегда сюда возвращаются, за зиму отстраивая город заново... восстанавливая верфь, корабли, землянки и склады.
Так было всегда, но в этот год мы приготовили сюрприз для монстра. Обычно в городке не остаётся ни одной живой души, все уходят: в столицу, в другие города, в голую степь. Куда угодно, лишь бы - подальше от побережья. Но теперь Дракона встретят полсотни арбалетчиков. И я надеюсь, что у них хватит смелости, удачи и опыта, чтобы положить конец ежегодным прилётам.
Очень трудно получить опыт борьбы с тем, кто появляется только один раз в год, на несколько часов. И именно поэтому я каждое утро запускаю в небо своего малыша... кручусь от боли, лёжа на плаще сержанта... плююсь желчью... ругаюсь с казначеем... И всё это я делаю только для того, чтобы солдатики с арбалетами в руках не перетрусили, увидев в небе настоящего Дракона. Чтобы их руки не дрогнули, когда Дракон начнёт жечь ворота, а тяжёлые болты попали бы в его тело так же хорошо, как сейчас они кромсают моего шелкового болвана.
Согласитесь, что ради всего этого можно немного и потерпеть...
Мы долго разговаривали с этим мальчишкой. Вернее, почти всё время говорил только он, говорил громко, размахивая руками, с искорками восторга в серых глазах. А я - слушал, снисходительно улыбался и подливал вино в чашки.
Менестрель говорил, что когда-нибудь настанут времена, когда в небе не будет ни одного Дракона. Он говорил про это с какими-то грустными нотками, а я не мог понять, с чего же это он так расстраивается? это же здорово, если во всём мире не останется ни одного Дракона!
Он говорил, что тогда, когда исчезнет последний Дракон, люди спохватятся и пожалеют, что истребили это племя. Вот тогда, говорил менестрель, когда люди уже забудут, были Драконы на самом деле, в мире появится добрые и грустные сказки про Драконов. Они будут добрыми и сильными, мудрыми и справедливыми. Совсем не такими, какие они есть на самом деле. Люди начнут устраивать праздники в честь Драконов и будут запускать в небо коробки, точь-в-точь, как мои шёлковые поделки...
Утром менестрель будет спокойно спать на моей кровати, когда я осторожно поднимусь с пола, оденусь и бесшумно выйду из комнатки.
Я не спорил с этим мальчиком. Уж мне ли не знать, что из себя представляют Драконы. И что здесь люди живут до тех пор, пока не прилетит Дракон.