Эх, гастроль, гастроль! До чего же приятная штука! Незнакомые города, неожиданные знакомства, другая еда, чужие запахи.
Киргизия. Бишкек. Лето.
В центре города великолепный современный драматический театр, утопающий в зелени, цветах, фонтанах и в нем по три спектакля в день. Масса выездных представлений: пионерские лагеря, санатории, заводы, воинские части... Плотный график выступлений.
- Так, товарищи артисты, наш театр обязан оказать шефскую помощь ИТКа.
- Что такое ИТКа?
Ни секунды не смущаясь, заглавный администратор заявил:
- Это исправительная трудовая колония строгого режима. Повезем спектакль Чехова "Предложение" и небольшой концерт. Приказ со списком висит на доске в фойе. Участникам необходимо написать заявления, что выступать будете по собственному желанию.
- Так это что, в зону "строгач" нас продали?
- А мы, надо полагать, добровольцы? Хорошенькое дело...
- Я отказываюсь. Бред! Преступников веселить?!.
- Дело, конечно, добровольное, но... Кто не поедет, пусть пеняет на себя. У нас рычаги найдутся...
"Да, - подумалось, - слегка добровольно, тотально принудительно".
Вертлявый администратор с брезгливо бегающими глазками стал выписывать рекомендации:
- Оденьтесь скромно, особенно молодые женщины. Ноги упрятать под длинные подолы, руки укутать до кистей, шеи лебединые запеленать, косметику смыть. Жара? Да, жара. Потерпите. Кстати, не забудьте - обращаться к заключенным "товарищи", "друзья" - запрещено. Только - "граждане осужденные".
Вот жути-то нагнал! Еще ничего не началось, а заранее страшно...
Костюмы для выступлений не выдавали, каждый рядился - кто во что горазд. Раз пять перевернула вещи в чемодане: это короткое, это фривольное, это прозрачное. Что надевать-то? Есть, правда, мыслишка: штапельная блуза со стойкой под кадык, три четверти рукав - фонарик; юбка до щиколоток. Если смотреть в фас - именно так. А вот со спины: от плеч почти до копчика - голо, шлица, разрез на юбоньке, по самое не хочу.
"Ладно, - думаю, - не буду к зрителю спиной поворачиваться, да и все. Обойдется как-нибудь..."
Ехали долго... "Зона", расположенная в горах Памира, напоминала крымское "Ласточкино гнездо", прилипшее к скале. На самом деле - полная тому противоположность: тошнотворный забор в три ряда, ржавая щедрая "колючка", безглазые наавтомаченные вышки, захлебывающиеся лаем, ощетиневшиеся собаки. Запопали...
Прежде чем пройти на "особую" территорию, все артисты подверглись необходимой, как нам сказали, но поверьте, отвратительной процедуре - "шмону".
От бесконечного лязга замков и скрежета дверей-решеток нарастала тревога. Нас переводили из отсека в отсек, задавали одни и те же вопросы. Казалось, это не кончится никогда... Наконец, вот она - зона изнутри. Это походило на воинскую часть: все выметено, вымыто, вылизано... Выкрашено ядовито зеленым...
В сопровождении хмурого эскорта группу гуськом повели в клуб. Под легким крытым навесом без стен сколочена сцена, за ней - гримуборные. Начальник колонии распорядился:
- Переодевайтесь здесь: вот зеркало, утюг и прочее...
Смотрю: все хлипкие стены в расковырянных дырках, и в каждой - глаз. Очень хорошо! Бесплатный стриптиз - пользуйся кому не лень. Ну, мы давай отверстия ватками замуровывать. Только амбразура закрыта, бац! палец в отверстии - вата на земле. Делать нечего, пришлось поставить своих мужиков в круг, чтобы телами ширму сотворили.
Наступил час истины. Сначала зал оккупировали солдаты внутренних войск - охрана. Серые, безжизненные, как с довоенных фотографий. Встали оцеплением по периметру. Между прочим, у каждого автомат Калашникова, уверена, заряжен боевыми.
И тут в летний театр стали вводить заключенных. Шли они молча, черной "свиньей". Три тысячи человек растекались в пространстве и рассаживались на чугунные садовые скамейки по неведомой нам иерархии.
Первые три ряда заняли иссохшие, немощные, слезливые старики, нескольких внесли на руках. У самой рампы раздавались тяжелые хрипы, кашель, стоны. От них пахло землей.
За ними рядов пять пожилых мужчин, вполне бодрых, но уже хорошо поживших, с холодными глазами. От этих - кололо сталью.
Костяк составили рядов десять мощных, хищных особей. Оттуда исходила горячая, жгучая волна энергии. Мы поняли: именно там расположилась негласная власть, всемогущие "паханы". Спросите, чем пахли они? Кровью, просто свежей кровью.
Дальше - непонятная мешанина фигур, лиц, звуков. Смешение пота, пыли, страха.
И галерка. Там осело гадкое шакальё. Они выкрикивали пошлости, кривлялись... Мусор мусором.
От одинаковых черных бушлатов и кепок тьма лежала до самого горизонта. Лишь сверлящие, мерцающие во мраке глаза... Похоже на фантастическое нашествие крыс, готовых к атаке. Такой массы людей, собранных в одном месте, я никогда не видела...
Начался спектакль. Его сыграли быстро, в два раза короче, чем обычно. Артисты забывали текст, перепутывали сцены, выбрасывали целые эпизоды. Всех колошматило... Потом пошли концертные номера: один читал, другой плясал, третий пародировал...
Подошла моя очередь. Мы с партнером наловчились петь на два голоса под гитару. Романсы подобрали темпераментные, не нытье слезливое. Тексты лукавые с интригой. Парень заигрывал, я кокетничала, не забывая перебирать струны. Спели, поклонились, приняли аплодисменты и двинулись в кулису.
Естественно вылетело из головы, что мне пятиться необходимо. Наряд-то на мне только спереди приличный. Разворачиваюсь голой спиной на публику... И... стихия! Цунами!.. Торнадо!.. Смерч!.. Рев, вой, топот, свист, улюлюканье...
Не просто сорвали одежду взглядами, а как овцу освежевали, мясо соскоблили до костей, разодрали на куски и сожрали.
Метнулась в гримерку по-страусиному. Не тут-то было! Коллеги силой выпихнули на сцену одну! Плюхнулась на стул, трясущимися руками пыталась изобразить аккомпанемент, куда там! Играю - одно, вою - другое. Остановилась:
- Ребята, простите, не могу... не могу... Страшно! Напугали... - и разревелась, - Дайте, минуту, сейчас успокоюсь...
И снова: залп! Но уже крики одобрения.
По центру из "кровавой когорты" поднялась фигура и негромко, вроде, всем:
- Цыц!
Могильная тишина... Уж не знаю, что был за человек, только тысячи людей замерли.
- Не бойся, девочка, пой!
И я спела за всех. На площадку больше никто не выходил. Стая просила еще и еще... Накатило вдохновение, обуяла радость!..
Представление закончилось. Зрителей отрядами вывели из театра. Актеры собирали костюмы, реквизит, перебрасывались шутками.
Внезапно через зал в нашу сторону понесся сломя голову паренек. Хилый, бледный, бежал нелепо, скособеневшись .Солдаты рванулись и в мгновение сбили с ног, лупили прикладами. Тот тупо твердил:
- Мне надо к девочке, которая пела. Мне к девочке надо. Очень надо...
Его подняли, крепко держа под руки, подвели. Светлые зеленые глаза, полные слез, смотрели не мигая. Из носа ползла змейка крови. Начальник тюрьмы прошипел:
- Говори, зачем бежал?
Прерывающимся голосом, пытаясь восстановить дыхание, он прохрипел:
- Я... это... Вот!
Из-за пазухи вынырнул газетный кулек, в нем - увядшая, словно пергаментная, чайная роза...