Крещенская Светлана : другие произведения.

Зонтик

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ печатался в 2004 году в журналах "Академия" (Киев) и "Аврора" (С-Петербург). Художник - Елена Капустина.

   Светлана Крещенская "ЗОНТИК"
  
  
   [Елена Капустина] В полуосвещённое купе скорого поезда "Киев - Москва" вошёл молодой человек лет двадцати восьми. Он как-то неловко попросил горячего чаю, присел на бархатный диван и так и просидел, не раздеваясь, до самой Москвы. Он сидел с плоским чемоданчиком на острых коленках, в купленном за пару дней до отъезда кашемировом пальто, подёргивая попеременно то шеей, то ногами: нестерпимо колол шерстяной воротник, и ещё нестерпимей пекли необношенные английские ботинки.
   Во всём вагоне только один этот нервный пассажир, не считая суетливого проводника, и не спал. Вряд ли на его месте любой другой был бы более спокоен. Действительно, трудно было поверить в то, что именно он, Дмитрий Петров, вчерашний безработный, а не кто-то другой, более удачливый, ехал в Москву. В дорогом СВ, с внушительным кейсом, и не в вояж за тряпьём, как это делали все, а, как далеко не многие, в командировку, стало быть, по работе. Глядя в тусклое окно на убегающие вокзальчики и семафоры, Петров вспоминал тот самый вечер, благодаря которому его и понесло по этим стремительным рельсам. Тихонько дребезжал серебряный подстаканник, на редких остановках перекрикивались сонные путейцы...
  
   ***
   Раньше Дмитрий даже не предполагал, что могут сложиться такие обстоятельства, которые заставят, вынудят его мать переступить через своё несгибаемое педагогическое самолюбие. А вот сложились и переступила... Шагнула за запретную черту (а не должна была, не смела!) и, отводя в сторону покрасневшие от бесконечной бессонной ночи глаза, попросила своего родного оборотистого братца пристроить сына к какому-нибудь доходному делу.
   Ещё пять-семь лет назад, когда был жив отец, и Димка был одним из лучших студентов на своём историческом, а сама Полина Михайловна - "отличником народного образования", и ей такое не пришло бы в голову. Но теперь то время вспоминалось как далёкое итальянское Возрождение, а реальностью стали её учительская пенсия да продовольственный паёк от сердобольной родни, регулярно напоминающей о своём растущем благосостоянии. И отказаться от помощи сродственников, хоть это и унижало её так, что хотелось втянуть голову в плечи и завыть, она не могла: можно было, конечно, и возгордиться, но ведь надо было на что-то и жить... Вот и приезжал в конце каждого месяца, число в число, дядя Гена к своей овдовевшей сестре с гуманитарной посылкой - объёмной картонной коробкой, набитой консервами и крупой.
   Надо признать, характер Полины Михайловны был не сахарным, и благодеяния родичей не делали его мягче. В день визита брата она уже с утра закрывала лицо белой марлевой повязкой, и начинала травить тараканов, мыть и перетирать всё, что подворачивалось ей на пути. И пока дядя Гена выкладывал на кухонный стол яркие жестяные баночки, Димкина мать, вместо того, чтобы помочь гостю или предложить из вежливости стакан ненужного ему чаю, драяла плиту, которую если бы даже кто-нибудь очень хотел заляпать подсолнечным маслом или молоком, то, как ни старался бы, не смог - давно уже не было в доме ни того, ни другого!
   Тот день не обещал быть знаменательным. Опорожнив картонный ящик, дядя Гена швырнул его в угол и, расстегнув воротник модной джинсовой рубашки, с удовольствием поскрёб волосатую грудь.
   - Масло привезу в следующий раз...
   И, заметив, с каким усердием сестра полирует посуду, предупредил: "Так, Полина, у меня времени - в обрез. Так что, выкладывай... что там у тебя, а то... дыру протрёшь!"
   Димкина мать неплохо знала своего брата, никогда не отличавшегося хорошими манерами. Она знала - этот просить дважды не будет. Полина Михайловна тут же бросила свои сковородки и, осторожно закрыв кухонную дверь, села за стол - по другую сторону продовольственной баррикады. И тут только Димка догадался, что речь пойдёт о нём, неудавшемся археологе. Жалея мать, которая не хотела делать из него свидетеля своих унижений, он включил на всю громкость телевизор и завалился на диван. Смотреть "Отзвуки среднего палеолита"...
  
   ***
   О жизни Полины Михайловны и её брата можно было бы написать по книжке, начав обе совершенно одинаково: они родились и выросли в простой рабочей семье. На этом, пришлось бы отметить дальше, сходство их судеб заканчивалось. Биография Полины Михайловны, преисполненная самоотречений, продолжила бы серию "ЖЗЛ". Жизненный путь Геннадия Михайловича, состоящий из скандалов, интриг и афёр, вдохновил бы на трилогию любого романиста.
   Каждый из них, не взирая на стойкие жизненные устремления, пришёл к абсолютно противному результату: Полина Михайловна за все свои труды пребывала в унынии и нужде, Геннадий Михайлович, нагулявшись, как неприхотливый дворовый кот, был весел, сыт и обеспечен.
   Тот вечер, когда они по-родственному дольше обычного просидели за столом, проистекал по библейскому сюжету: сестра Полина - просила, брат Геннадий - подавал.
   Но как не злился Геннадий Михайлович на сестру за то, что та задурила голову сыну всякой музейной чепухой, а уже через неделю оформил Димку на своей строительной фирме. Исплевав все пальцы, он долго листал тарифно-квалификационный справочник и, не найдя там ничего, кроме вальцовщика, термиста и сверловщика, сам, собственноручно составил для племянника должностную инструкцию. Пометив её большими печатными буквами Д.Ч., Геннадий Михайлович поклялся, что сдохнет, а вылепит из Димки этого самого - делового человека.
   С утра Дмитрий Сергеевич, так его теперь величали коллеги, осваивал компьютер и вникал в банковские счета, после обеда добивал старую дядькину "Шкоду".
   Через месяц с небольшим Геннадий Михайлович решил обкатать стажёра. Он лично проехал с Димкой по магазинам, экипировав его перед предстоящей поездкой в Москву от галстука до носков.
   Цель командировки была настолько простой, что вполне можно было довериться почте. Но Геннадий Михайлович по себе знал, выучиться можно всему, по крайней мере, очень многому, но труднее всего устоять перед двумя вещами - деньгами и свободой. Тем более, что ещё месяц назад кое-кто покупал поштучно сигареты и шёл через весь город пешком, не зная чем заплатить за проезд.
   Вручив племяннику именные часы, отсчитывающие уже московское время и кейс, Геннадий Михайлович отвёз дебютанта на вокзал. В таинственном чемоданчике были уложены: деловое письмо - голубой конверт с надушенной открыткой, билет до Москвы и увесистая пачка русских рублей - командировочные для поездки сроком на двое суток.
  
   ***
   На Киевском вокзале Дмитрий Сергеевич был встречен со всеми почестями, предназначенными для дорогих гостей, прибывающих из ближнего зарубежья: по нужному адресу он добирался на метро. Проблудив несколько часов под землёй, он только к обеду сбыл свою дипломатическую почту в полной уверенности, что в ней заключена секретная информация по замесам глины и песка. Дмитрий Сергеевич не получил (хотя очень рассчитывал!) приглашение на обед от секретарши московской стройконторы. Он перехватил в ближайшем Макдональсе и - что ещё ему, молодому да при деньгах, оставалось делать?! - отправился слоняться по Москве.
   Это по приезду домой, отходив себе ноги, он целую неделю будет передвигаться босиком, а перед москвичками, преодолевая боль, он вышагивал так, как вышагивает молодой селекционный петушок перед только что оперившимися отборными курочками - развернув грудь и цепляясь шпорой за шпору. Петрова можно было понять: Кутузовский проспект, который был для него всё равно, что Гринвичский меридиан, лежал у его ног.
   Да и сама Москва оказалась совсем не тем ветхозаветным, добропорядочным городом, вошедшим в его память картинками из школьного букваря - Красная площадь, Большой театр, Третьяковская галерея. Она показалась Петрову другой...
   Перед ним был огромный, шикарный город с множеством банков, компаний и дорогих автомашин. Здесь всё было грандиозно, масштабно, с шальным русским размахом. После нас - хоть потоп, и при нас - хоть потоп!
   Дмитрий Сергеевич не был так наивен, он, конечно, понимал, что кроме вечернего шика, есть у этого города другая - далеко не праздничная жизнь. Но он не хотел об этом думать. Мало ли у кого какие проблемы. И у него, Дмитрия Петрова, их предостаточно!
   Оставшиеся несколько часов ему хотелось быть под стать Москве - представительным, богатым и расточительным. В первом же супермаркете он купил какой-то немыслимый - трёхъярусный шоколадный торт, а в одном из художественных салонов ему приглянулся мужской зонтик.
   Любому, самому несведущему в покупках человеку, было ясно, что зонт этот - не китайский ширпотреб, а настоящее произведение искусства. Острый его, шпилеобразный конец и загнутая ручка из ореха были инкрустированы металлом под загадочную старину. В сложенном виде зонт выглядел как массивная трость - вещица весила не менее пяти килограммов. Но стоило прикоснуться к блестящей кнопочке на древке, зонт взрывался и выбрасывал свои огромные перепончатые, как у летучей мыши, крылья, скроенные из плотного чёрного шёлка. И что-то магическое, властное, подчиняющее себе было в этом невинном аксессуаре, собранном из металлических стерженьков, лоскутов материи и ореховых веток. Рассматривая сложный орнамент на деревянном стволе, причудливый кожаный чехол с шёлковым шнуром и тиснённый золотом красно-чёрный ярлык, Петров, как мальчик, заигравшийся игрушечным "BMW", забыл и про Москву, и про москвичек. И если бы не дядькины часы, то вряд ли вспомнил бы про поезд.
   Он догуливал свою командировку, как настоящий американский миллионер - постукивая тростью по московскому асфальту и повторяя через каждые два шага одобрительное "Oh yes!" Весь обратный путь, раздевшись по-домашнему - до трусов, американский миллионер проспал, как обыкновенный бомж - на полу и проснулся только один раз - перед Конотопом, вызвав нешуточные подозрения у таможенников своим простоватым видом и через чур аристократичным багажом.
  
   ***
   Встретив сына, Полина Михайловна с порога засыпала его расспросами о Мавзолее, о театрах, о Москва-реке, как будто он уезжал на два года, а не на два дня. Улыбаясь, она отругала Димку за дорогущий торт, вместо которого можно было обойтись плиткой шоколада, но, узнав, что за новый зонтик уплачено 500 S, замолчала и не разговаривала с сыном до вечера, как, впрочем, и весь последующий месяц.
   Полина Михайловна была не просто поражена, она была убита - откуда у её сына, воспитанного в духе коммунистической морали, такая тяга к мещанскому барахлу?!
   Дядя Гена был тоже не меньше сестры шокирован покупкой племянника. Увидев у Димки шикарную трость и, сообразив на что ушли командировочные, он зло выругался. Неужели он, старый козёл, сто раз битый и сто раз стрелянный, так глупо прокололся?!
   Геннадий Михайлович некоторое время молчал. Но, устав разыгрывать дамскую обиду, он как-то раз вызвался сам подбросить племянника домой и вместо обычного "Матери - привет!", крикнул вдогонку: "А ты, оказывается, не так-то прост, хлопчик!"
   Димка не знал, что это значило для его дальнейшего продвижения по службе, плохо или хорошо, но, почувствовав, как после поездки в Москву на него стали коситься друзья, родственники и коллеги, решил избавиться от неудобного столичного сувенира.
   Проще простого было спрятать зонтик дома, но и это был не выход - это ещё больше разозлило бы мать. И тогда Димка, изобразив напоследок перед зеркалом Чарли Чаплина, не без сожаления решил отнести зонтик в скупку. Зря, что ли, выбросил столько деньжищ?!
   Выписав из рекламной газетки около десятка адресов, разбросанных по всему городу, он отправился по комиссионным магазинам. Первые два оказались ближе всех, но оба были на ремонте. В третьем и четвёртом принимали исключительно золото и серебро. Вместо очередной комиссионки, значащейся в списке под пятым номером, Димка набрёл на выгоревший до арматуры, задымленный подвал. Только к вечеру он разыскал антикварный салон, заставленный, как и полагается, хрусталём, мраморными чернильницами и бронзовыми лошадьми. Развешанные на стенах унылые картины пахли непросохшими красками. Старинные часы, переговариваясь по-стариковски из разных углов, показывали разное время.
   Антикваром, а точнее просто оценщицей, оказалась сердитая полная дама с чернильными волосами и огромным ртом, распёртым двумя рядами золотых зубов. Она со всей силы штемпелевала чистые бланки, согревая деревянную печать своим кованым горлом. Прервавшись на минуту, дама мельком глянула на запоздалого посетителя и тут же предупреждающе ударила по столу: "Краденного - не берём!"
   Покраснев, как пионер, Димка попытался объяснить, что зонт не украден, а он, Дмитрий Петров, археолог по специальности и наполовину кандидат исторических наук и есть его законный владелец.
   Устав от похожих друг на друга, как рюмки, слоники и столовые ножи, слёзных монологов, дама взъерепенилась: "Ну, ты подумай! Но не добрый же дядя вам его подарил?!"
   Димка закивал головой - именно это он и забыл уточнить, но дама, один из экспонатов на этом загромождённом складе пронафталиненного барахла, позвала охранника.
   - Во-ло-дя-а, вре-мя!
   И тот, гостеприимно улыбаясь, развёл руками.
   - Прошу прощенья, но магазин закрыт...
   Петров вышел на улицу и от злости чуть не разбил приставучий зонтик об водосточную трубу. Он остановился прямо на перекрёстке. Что же делать? Ну... не водку же хлебать...
   За всю свою жизнь Димка кроме студенческого "Джин-тоника" никогда ничего не пил, а тем более не напивался, но увидев сверкающую вывеску "Бом-бей!", он... Увидев сверкающую вывеску "Бом-бей!", он рванул в ресторан, перевернул по дороге несколько пластмассовых стульев и набрался так, что на следующий день только случайно вспомнил кем и как был доставлен домой.
   Запертый матерью под домашний арест, Димка проспал до обеда. Он спал бы ещё до вечера, если бы какой-то очень настойчивый и далеко не слабый человек не пытался прошибить его фанерную дверьку.
   Не успев протрезветь, он открыл наобум - не задавая вопросов и не глядя в глазок. На лестничной площадке в окружении сочувствующих старух стоял вчерашний таксист с раскрасневшимся, потным лицом, в расстёгнутой до пупка взмокшей рубахе. Он зацепил Димку за шею злосчастным зонтом и, сердито сплюнув под ноги, выволок из квартиры.
   - С жиру бесишься, эстет недорезанный?! А у меня график и план! Я ж из-за тебя лишусь работы!
  
   ***
   После этого случая Петров терял, забывал и оставлял свой зонтик ещё двадцать два раза, и все двадцать два раза зонт, как приворожённый, возвращался к нему назад. Димка его даже дарил, но всё повторялось с тем же успехом.
   С каждым возвращением блудного зонта Петров всё больше убеждался, что это не просто обычный зонтик - покрывало от солнца и дождя, что это, должно быть, судьба, которой он до невозможности устал сопротивляться.
   Перестав обращать внимание на недовольных, он вскоре привык таскать за собой свой зло- или благо- получный зонтик. Как сотни людей не могут жить без слуховых аппаратов, протезов и очков, так точно и Петров уже не мог без него обходиться.
   И чего он никак не подозревал: многие двери, наглухо закрытые перед дипломированным археологом, стали распахиваться сами, без просьб и звонков, перед скороспелым бизнесменом с ореховой тростью.
   Легко взбираясь с помощью зонта, ступень за ступенью, по узкой служебной лестнице, Дмитрий Сергеич раскрылся и заблистал, как золотой скифский гребешок, очищенный от многовековой курганной пыли.
   Геннадий Михайлович, первым смекнув, что археолог и архихваток и архи- с головой, поставил его во главе дочерней фирмы. И когда его спрашивали: "Ты где такого парня откопал?" - он, довольный племянником, а главное - собой, лукаво отвечал: "Места знать надо!" И гордо добавлял: "А мы других не держим!"
   А Димке и впрямь всё давалось без лишнего труда. Жонглируя французским, немецким и английским, он заключал важнейшие договора легко, как будто вместо набрилльянтиненных иностранцев в кожаных креслах сидели мальчики в заштопанных штанах, примчавшиеся пять минут назад с соседних улиц - Парковой и Авиамоторной.
   Геннадий Михайлович был и практик, и тактик. Он понимал, что его племянник способен на нечто экстраординарное, и что с Димкиной лёгкой руки, играющей могущественным ореховым жезлом, его рядовая фирма может превратиться в целый концерн.
   - Ну, Полина, святая простота! - не унимался он, - Ей богу, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь!
   Не скрывая своего нетерпения выбиться в монополисты, Геннадий Михайлович решил составить бизнес-план и начал с того, что посоветовал племяннику... немного отдохнуть и прокатиться между делом...
   - Зачем в Европу? Им нас не понять. Езжай-ка, Дмитрий, ты опять в российскую столицу!
   Димка не стал дожидаться затишья в делах и на следующее утро, выпив с дядей "на посошок!", вылетел в Москву.
  
   ***
   - Дмитрий Сергеич, дорогой!
   - Зазнались, киевляне, зазнались! Отделились, и что же получается... дружба врозь!
   - Ждём, дорогой, давно ждём! Ну... Как там наш Геннадий?! - загомонили зычные мужские голоса, как только Дмитрий Сергеич, спустившись по трапу, оказался в окружении московских коллег.
   По дороге из аэропорта в столичный офис он прямо в машине просмотрел программу своего пребывания в Москве и, расстроив приставленную к нему длинноногую секретаршу, перечеркнул все вечерние мероприятия огромной буквой Z.
   - У вас... на это время намечена какая-то встреча?
   - Свидание... - загадочно улыбаясь, ответил девушке Петров, зная, что встречаться в Москве, кроме как с деловыми людьми, ему совершенно не с кем.
   Дмитрий Сергеич начал свой визит с того, что выступил на симпозиуме архитекторов с проектом идеального современного города, деловая, индустриальная и жилая зоны которого разделены на сегменты подобно модели зонта. Затем господин Петров, обсудив с зарубежными партнёрами проблемы внедрения передовых технологий консервативно мыслящим персоналом, отобедал в "Арагви" и отпустил служебную машину в районе Смоленской набережной, не объясняя никому своих естественных желаний - ему просто захотелось побыть одному...
   Он уже не был прошлогодним разыгравшимся мальчиком, да и Москва предстала перед ним другой. На этот раз она была тихой, ласковой и немножко сентиментальной. С её сероглазого, грустного неба скатывались капельки несмелого июньского дождя. И Дмитрий Сергеич, тронутый её теплотой, отправился бродить, как будто был у себя дома, развалистым шагом по хоженым местам.
   По старой памяти он зашёл в расстроившийся вниз и вверх сверкающий супермаркет, где прикупил по заказу матери шоколадного зайца и леденцового петуха. В уже знакомом ему художественном салоне он выбрал пёстренький подмосковный пейзаж и пару строгих офортов - "Церковь в Конькове" и "Церковь в Филях".
   - Поздравляю! У вас прекрасный вкус! - по-хозяйски смело, не стесняясь праздношатающихся - без дела и без денег - посетителей, обратился к нему с противоположного конца зала владелец салона, судя по дамской блузе, то ли художник, то ли искусствовед.
   - Но это не всё! Не прячьте свой бумажник! Вас дожидается одна прекрасная особа... Идёмте за мной!
   Дмитрий Сергеич усмехнулся... Кажется, он предчувствовал ещё с утра, что быть сегодня какой-то необычной встрече. Его трость отмерила несколько длинных шагов в сторону оконной витрины, остановилась и задрожала... Дмитрий Сергеич со всей силы сжал деревянную рукоять.
   - !!!
   На стеклянном пьедестале в небольшой коробочке, выстланной зелёным сукном, лежала роскошная курительная трубка из африканского вереска. От изящного мундштука с узким горлом до высокой округлой чашечки, похожей на плотный полураскрывшийся бутон, всем своим длинным, изогнутым корпусом, украшенным тонким золотым кольцом, она повторяла совершенные женские формы. Сходство с обнажённой смуглой женщиной, спящей у всех на виду, было таким поразительным, что, казалось, десятки лампочек, фонариков и свечей зажигались, гасли и начинали снова светиться и мерцать от её пульсирующей плоти.
   Окружённая дорогими запонками, брелками, зажигалками и всякой другой мужской мишурой, разбросанной у подножия её стеклянного трона, она, должно быть, ждала крепких мужских рук и горячих губ, способных разбудить её и наполнить настоящей, пусть самой обыкновенной, будничной, но только не витринной, жизнью.
   Дмитрий Сергеич ещё не знал, каких денег она стоит и каким табаком её лучше набивать. Он не представлял себе, как её следует держать, а главное - каким образом раскуривать! Разумеется, новая вещь его ко многому обяжет, и многое в его жизни придётся изменить... Надо будет отрастить бородку или небольшие усы... И, как это не сложно, но ходить, сидеть и даже говорить он тоже теперь должен по-другому... Но так ли всё это важно, если им, похоже, опять распоряжается судьба?
   Дмитрий Сергеич достал портмоне и медленно, будто одурманенный горьковато-сладким вересковым духом, вернулся к кассе. Хозяин салона от радости танцевал на своих дамских каблучках и снова поздравлял его оглушительным баритоном. Но Дмитрий Сергеич ничего не слышал: слишком громко колотилось его сердце. Он молчал ... Ему виделась тонкая струйка табачного дыма, взвивающаяся из-под его белой фетровой шляпы, которую до отъезда из Москвы он должен был ещё купить...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"