Аннотация: Черновая, неправленая версия. Если заинтересовало, прошу указывать на всяческие рояли или даже органы (ударение на а:), которые могут находиться в кустах.
Сутки
Часть 1 'Вечерняя'
Глава 1
Вечер. Это когда затухающее солнце окрашивает причудливые клубы облаков в изумительно-бордовый цвет. Когда после жаркого дня облегчение прохладными ладонями ложится на землю или крадущийся холод в зимнее время обещает промозглую ночь. Когда люди разбредаются, и ты можешь остаться один на один с небом, и что-нибудь у него спросить. Ведь с утра небу не до тебя. Днем твой голос не услышать, среди миллионов других. Лишь вечером, когда люди спешат домой и немногословны, небо может разобрать твой голос среди остальных, не обращенных к нему. А ночью небо уже спит...
***
Кто-то любит осень. Кто-то нет. Лично я не люблю. Может это и банально, но мне не нравится, когда хмурое небо разверзает свои хляби и проливает на прохожих тонны дождя. И это не обязательно ливень. Даже если всего лишь противно моросящий дождик, те же тонны валятся на Ваши головы, только растянувшись во времени. И пока вы вязнете обувью в размокшей тверди не асфальтированных дорог, кто-то плачет свои последние капли перед застывшим оледенением зимнего льда, когда сил плакать уже нет, и тогда этот кто-то роняет, размерено кружащиеся, обманчиво сухие слезы снега.
Меня зовут Петр. Хорошее, на мой взгляд, имя. Не настолько распространенное как, скажем Саша, и не такое редкозабавное как Прохор. Извините меня Прохоры. Был я обычным человеком. Не очень люблю это слово, но все же, наверное, среднестатическим. Мне что-то нравилось. Что-то нет. Нравилось, например, поспать после обеда или когда массаж делают. Не гнущий кости и скручивающий внутренности, а мягкий, релаксирующий. Очень не нравилось, когда будят через два часа после того как заснул или то, что кот нассал в мой ботинок. Последнее ненавидел. Это конечно все прописные истины. У всех они одинаковы и различаются лишь в мелочах. Но наша жизнь состоит из мелочей. И лишь они, в свою очередь, складываются в череду событий кажущуюся монотонной линией, у кого прямой, у кого с поворотами, которую нам проще называть 'моя жизнь'. Конечно, я лелеял какие-то надежды, ждал, боялся. Даже любил. Но все это осталось позади. До момента, который внезапно прервал размеренный ход моей стандартно серой линии. После - она пустилась в дикое сплетение структуры четвертичного белка с девизом - ни миллиметра по прямой. Но расцвела волнующими красками.
Большие осенние капли вечернего дождя безжалостно били по разноцветным, и уже, отчасти, пожухлым, листьям старого клена, пустившего когда-то давным-давно свои корни напротив моего окна. А листья, набрав влаги, беззастенчиво оголяли старое дерево, стремительно падая в грязевые потоки, и уносились ими в вечно разинутую пасть страшного, но необходимого монстра - канализацию. Я же сидел на подоконнике, поджав ноги, и наблюдал как миниатюрные потоки рек на моем окне, хаотично меняли свои русла. Казалось тысячелетия и даже миллионы лет пролетали перед моими глазами за какие-то мгновения. Одни реки совсем пересыхали, прекращая свою жизнь, другие же речушки становились полноводными речными великанами. Так я и сидел, стараясь не сильно замечать, что ноги мои затекли, а голова, которую я неосмотрительно прислонил к ледяному стеклу, уже начала болеть. Как вдруг, в моей квартире прекратила играть музыка, оставив после себя звук постепенно затухающего компьютерного вентилятора. Ну и свет, собственно, тоже погас. Посидев немного, осознав, что сам свет не включится, и, чертыхнувшись, оставил широкий след конденсированной влаги на окне своим теплым дыханием и начертил пальцем 'твою...', а потом спрыгнул на пол, снайперски попав ногами в потертые тапочки, и поплел выяснять 'что там с пробками?'. Взобравшись на прихваченную с собой стремянку, я бесстрашно сунулся в самое логово электрических цепей, встретивших меня отчего-то совсем даже включенными пробками. Помянув во второй раз 'твою...', только уже мысленно, я все же решил на всякий случай отключить пробки и заново включить. Ну, авось, заработает. Но лишь дотронувшись до кнопки выкл., я осознал всю глубину глупости бесполезных действий в стиле 'авось'. Несчастная лампочка над моей головой, которая, почему-то горела, вспыхнула снопом искр, а мое бренное тело, скрученное судорогой резвившихся внутри меня электронов, полетело прямиком на бетонный пол. Все, что успело сформировать мое уплывающее сознание в лабиринте моих взъерошенных мозгов - это 'твою...'.
Медленно разлепив глаза, я поморщился. Белое палящее солнце, находящееся в зените, немилосердно било прямо по векам. Так что пришлось спасать хрупкую сетчатку глаз, положив ладонь на лицо. Несмотря на палящую жару, пить, не хотелось, а горло признаков сухости не подавало. После таких нехитрых сканирований своих чувств и состояния тела, я пришел к выводу, что валяюсь здесь относительно недавно.
Воспоминания потоком ворвались в мою немного кружившуюся голову, принося с собой четкое понимание, что никакого солнца перед глазами быть не должно. Даже рукотворного. Потому что перегоревшая лампочка гореть не может. А лежать я должен не на мягкой и удобной траве, а на не очень удобном и холодном бетонном полу. Я аккуратно принял положение сидя и осмотрелся вокруг. На сколько хватало глаз, передо мной во все стороны простиралась ровная поверхность пожухлой желтоватой травы, правда все равно густой. А сам я находился на вершине не очень высокого, но довольно крутого холма, одинокой скалой возвышавшегося посреди ровной глади травяного моря. Посмотрев по сторонам до самого горизонта, в безуспешной попытке найти хоть один ориентир, я решил исследовать сам холм. К моему огорчению никаких дверей, окон или каких-либо других показателей, что внутри холма может быть пространство, я не обнаружил. Как вдруг, слабая вспышка сбоку привлекла мое внимание. Резко повернув голову, я увидел, что из голубых безоблачных небес медленно, как капля растительного жира на стекле, что-то наискосок несется к безупречной глади травы, оставляя за собой щедрые клубы саднящего черного дыма. Я заворожено смотрел на эту картину. Наверное, даже приоткрыл рот. Медленно, но неотвратимо это что-то приближалось к поверхности земли. И так же неотвратимо с ней столкнулось, пропахав длинную уродливую колею на, до этого безмятежном, царстве травы, и остановилось, до конца вляпавшись в не очень-то милосердные объятия гравитации. Трава на пути подарка небес разметалась в стороны от ударной волны столкновения. А через секунду меня потряс наконец-то долетевший до меня страшный грохот от удара, а земля ощутимо дрогнула под ногами.
Что это? Где я? Мысли испуганной косулей метались в моей голове. Видимо первоначальный шок от новой обстановки уже прошел и тело начало немного поколачивать. Синапсы боязливо замыкались, вызывая новые приступы дрожи. А сознание отказывалось принимать происходящее вокруг за реальность. Я глубоко вздохнул, резко мотнул головой, и усилием воли попытался взять себя в руки. Не очень помогло. Выдохнул и побрел к дымящейся в дали блестящей на солнце кляксе. Побрел, поскольку никакой другой альтернативы все равно не было. А там я мог найти что-нибудь, что могло хоть немного объяснить происходящее вокруг.
Трава, стоило лишь убрать ногу, торопливо восстанавливала свою прежнюю форму, словно пытаясь окружить неспешно шагающую инородную человеческую фигуру в своем безусловном царстве. Вот только с подарком небес так не вышло. Там трава безоговорочно капитулировала. Солнце уже начало припекать и мне пришлось снять футболку и обмотать вокруг своей головы на манер Туарегского тюрбана, правда, немного несостоятельного. Казалось, до всё менее и менее коптящего нарыва степи пройти всего ничего. Однако я шагал уже около часа, и по ощущениям не становился ближе. Еще через час ускоренного шага пот застилал глаза и струился по телу. Очень хотелось пить, но отчего-то вдруг показавшееся тяжелым голубое синее небо не хотело скрывать свою знойную красоту хотя бы за одной небольшой тучкой и уж тем более проливаться дождем. Четыре часа или около того, что я добирался до уже переставшего коптить небо объекта, слились в один миг монотонно долгого и тяжелого перебирания ногами. Так что, когда я практически добрался до своей цели, то без сил рухнул в приятно мягкую траву и затих там на некоторое время.
Обломки искореженного металла разбросало на сотни метров вокруг. А остов того, что я определил как, космический корабль, зарывшись брюхом в землю, возвышался надо мной на добрый десяток метров. Я обошел вокруг этой металлической громадины, выискивая как бы забраться внутрь этого мертвого стального зверя. И на первый взгляд никаких проблем с этим не было. Потому что задняя половина правого борта машины была искорежена взрывом. Сквозь рваные раны металла просматривались смятые конструкции и покореженные переборки. Вот только забравшись внутрь, я понял, что толку от этого мало. Потому что дальше искореженных отсеков я пробраться не мог. А ничего съестного, или, что гораздо лучше, обычной воды, в этом развороченном аду я не нашел. Лишь рваный, местами обгоревший металл, торчавший со всех сторон, да опаленные провода. Тогда, хватаясь за покореженную обшивку корабля, я забрался на крышу, попробовать отыскать какой-нибудь иной проход внутрь. А заодно и осмотрелся вокруг с высоты. Примерно в километре от истерзанной туши звездолета, за длинным холмом изрытой земли, немного накренившись набок, лежала металлическая капсула каплевидной формы с распластанным за ней парашютом. В надежде, что кто-то мог остаться в живых, я кинулся обратно, к своей импровизированной лестнице, но прежде чем спуститься, приметил отверстие, в два метра диаметром, из которого, скорее всего, и было произведено катапультирование. Странно, что я сразу не заметил спускающегося парашюта. Хотя, быть может, в этом виноват шлейф черного дыма, тянувшийся за кораблем.
Ветровое окно металлической капсулы было разбитым, парашют, слегка колышущийся на слабом ветерке, порван практически до середины, а на днище имелась внушительного размера вмятина, видимо, от удара о землю. Вытащив или, если не получалось, обломав, торчащие осколки стекла, я заглянул внутрь. Пилот, обтянутый в черный поблескивающий комбинезон и в нахлобученном на голову полусъехавшим набок прозрачном щитке-шлеме изогнутой формы был без сознания. Я забрался внутрь капсулы целиком и снял с головы пилота шлем. В черных разводах копоти во все лицо, с закрытыми глазами, внутри посапывало милое создание с локонами грязно-желтого от липкого дыма цвета, прямым ровным носом с широким потеком запекшейся крови до полных губ, слегка непропорционально раздувшихся от удара обо что-то и огромной ссадиной на лбу. Хотя то, что это была женщина, я догадался еще заранее, по плотно обтянутым комбинезоном крутым холмам грудей.
Наступил вечер. А вместе с ним пришел холод закатившегося солнца, заставлявший дрожать несильными порывами ветра. Как ни странно, панель капсулы, довольно массивная, была из дерева. Чтобы обезопасить степь и обогреть себя, пришлось вырвать траву в диаметре нескольких метров вокруг будущего костра. Потом сложить её в объемную кучу, накидать сверху с трудом поломанных деревянных чурбачков, еще недавно бывшими панелью, и довольно долго поджигать чуть сыроватую траву зажигалкой из кармана своих джинсов. Хорошо, что я курю. Вот только сигарет с собой не взял... Я уложил девушку, до сих пор не пришедшую в себя, у костра. Не слишком близко, чтобы её не обдавало жаром. Но и не далеко. Так, чтоб и она получала свою порцию тепла.
Все-таки это приятно. Зачарованно смотреть на пламя слегка потрескивающего костра. Не на всепожирающее буйство пожара, к которому люди испытывают первобытный ужас. А на небольшой таинственный танец, вихрем кружащий вверх в слепой ярости разгорающегося костерка или плавный тягучий танец уставшего пламени - танец на алых углях. Когда возникает иллюзия, что огонь покорен и не опасен. Когда в твоей власти подкормить его или заставить зачахнуть, задохнуться своим же дымом. Когда огонь, отражаясь в глазах, вызывает чувство власти над манящей силой. Чужой силой. Неверное чувство. Но человек живет иллюзиями. Что ему рассудок, когда чувства говорят об ином?
Вот и я сидел на корточках и чувствовал себя с костром одним целым. Пламя было в моих глазах, а значит, оно было во мне. Не было лишь моей частички в огне и мне это показалось неправильным. Ощущалось что-то незавершенное. И я потянулся к костру. Не телом. Сам я остался на месте. Желанием. Или чем-то еще, что не записано в словарях. И огонь дрогнул. Как будто на ветру. Вот только ветра не было. Затем пламя наклонилось в мою сторону и поток теплого воздуха начал бить мне в лицо. Пламя стреляло в меня искрами, но я не чувствовал ни жара, ни маленьких угольков на лице. Только ощущение огня, желающего слиться со мной.
Короткий, женский стон раздался сбоку от меня. И меня отпустило. Костер медленно, будто неохотно, вернулся в свое правильное положение, напоследок раздраженно плюнув вверх снопом искр. Я посмотрел влево. Женщина, неуютно повозившись на боку, с еще одним стоном открыла глаза.
Непонимание. Вот что я увидел в её глазах. Она смотрела на меня и не могла понять кто я такой. Потом девушка перевела взгляд на огонь. Посмотрела по сторонам и снова уставилась на меня. Непонимание в глазах сменилось любопытством. И я мысленно выдохнул. Ведь могло смениться и на агрессию. Лежит не понятно где, рядом с неизвестно кем. Не знаю, как бы я сам повел себя на её месте. Между тем девушка попыталась приподняться с помощью левой руки, но замерла на месте, зашипев. Затем продолжила движение, но уже медленно, аккуратно, не переставая кривить губы и хмуря брови. А я дурак сидел и смотрел на её потуги даже не попытавшись помочь. Наконец девушка села на землю скрестив ноги перед собой, снова посмотрела на меня и произнесла:
- Ilirum os?
Я поднял брови вверх. Но, повинуясь смутной догадке, представился:
- Петя.
Помолчали с минуту, рассматривая друг друга. Потом я спросил:
- А тебя?
Она, по-видимому, тоже догадалась, что я имею ввиду, потому что ответила:
- Sinica.
Я усмехнулся. А девушка встопорщила в удивлении брови и спросила:
- Ilirum alin uzus tai?
- Я тебя не понимаю. - Ответил я, пряча усмешку, и продолжил:
- Для меня твои слова ничего не значат. И звучат примерно как бардак, пердак, чердак.
Девушка сделала вид, как будто что-то вспомнила. Хмыкнула с просвещенным лицом, и, морщась, стала подниматься с земли. Я снова усмехнулся, а она в ответ зло сверкнула на меня глазами. Наверное, подумала, что я усмехаюсь над её болью. Как-то нехорошо вышло. Но объясняться я не стал. Всё равно не поймет ни слова. Девушка, наконец, поднялась, повернулась ко мне спиной, бросила:
- Kayru nas.
И поплелась в сторону своего каплевидного спасителя, который тускло блестел бликами костра в десятке метров от нас. Когда она подошла к капсуле на расстояние метра, синеватый металл обшивки на боку отъехал назад, открывая ей проход, и девушка забралась в свой челнок. Внутри зажегся желтоватый свет. Цветовая палитра прямо как у нас. Отстраненно подумал я. Девушка несколько минут покопалась внутри, потом вылезла наружу и направилась обратно к костру, неся в одной руке длинную деревянную плиту, а в другой два небольших металлических предмета. Бросив плиту на землю, она протянула мне один из предметов и сказала:
- Uni pa.
Видимо на моём лице отразилось недоумение, потому что она поднесла второй металлический предмет к своей голове и застегнула его вокруг уха на какую-то хитрую застежку
- Karmil.
Я взял агрегат из её руки, оказавшийся продолговатым изогнутым миниатюрным цилиндром с длинным закругленным захватом, покрутил немного перед своим носом и прицепил к уху.
- Ну что, слышишь?
Спросила меня Синица.
- Д-да...
Ответил я, удивленно глядя на неё, и глупо спросил:
- Что это?
- Прибор мыслесвязи.
- Хм... А как работает?
Еще глупее продолжил я.
- Делает наши с тобой мозговые ритмы когерентными. Синхронизирует. Ты не вслушиваешься в мою речь. Ты просто понимаешь, ЧТО я хочу тебе сказать.
- А-а. Ну, тогда конечно.
Смущенно отозвался я.
Помолчали. Так обычно всегда происходит, когда встречаются два незнакомых человека. И тишина всегда кажется вымученной, звенящей. Когда оба лихорадочно пытаются сообразить, что же сказать. Потому в компании малознакомых людей и нужна 'душа компании'. Все равно кто он и о чем говорит. Лишь бы занимал эфир словами, приправленными знаками препинания, междометиями и восклицаниями, туго сплетающимися в плотный сгусток предложений. Когда нет тишины - нет напряжения. Только давно знакомые люди могут молчать, когда надо. Лишь они могут создать комфортную тишину.
- Так значит, тебя зовут Синица?
Полюбопытствовал я.
- Угу. И что тебя в этом недавно развеселило?
Мрачно поинтересовалась девушка.
- Просто там, где я живу, этим словом называется птица.
Моментально сменив гнев на милость, а мрачность на любопытство, девушка спросила:
- Птица? красивая?
Красивая... Да вряд ли. Небольшая, с воробушек, птичка жёлто-синего цвета, с белыми щечками. Наверное, была бы красивая, если бы не напоминала шарик, и если бы была побольше. А так - маленькая нахохлившаяся птичка. Даром, что любопытная и с рук ест. Милая конечно. Очень милая... но не красивая. Вот только я ей так не скажу:
- Да... красивая.
Синица посидела немного молча, глядя на уже затухающие угли. Все что осталось от поужинавшего пламени. Я спохватился, встал, подобрал деревянную плиту, которую она принесла из капсулы и начал её ломать, упирая в колено или ломая ступней лежащий на земле край, держа в руке другой.
- А у нас птиц нет... - Грустно сказала девушка. И продолжила:
- А ты здесь вообще откуда взялся?
- Издалека. Наверное... Я здесь... Оказался случайно.
Немного подумав, ответил я.
Синица скривила губы в усмешке и произнесла:
- Ясно. Не хочешь, не говори.
- Да нет. Дело не в этом. Просто я сам еще ничего толком не осознал. Все как-то неожиданно вышло, и странно...
Да, напустил туману. Но не правду же говорить. Подумает еще, что умалишенный. А может, мне просто снится сон? Хотя нет... Сновидения в царстве Морфея скачут с одного места на другое, оставляя легкое чувство нереальности происходящего. Здесь же все было последовательно. Но на всякий случай я себя ущипнул за ногу. Так чтобы девушка этого не заметила. А то подумает еще, что умалишенный...
- Ну как знаешь.
С подозрением ответила девушка. И мне все же показалось, что с подозрением как раз на мою умалишенность.
- А твое имя что-то значит?
Вдруг спросил я, подкидывая в угли наломанной древесины.
Синица посмотрела на меня долгим взглядом. Но ответить ничего не успела. Так как вспышка света в небесах заставила нас синхронно обернуть головы в ту сторону. Далеко в небе появилась сверкающая точка. Девушка моментально вскочила на ноги и прошипела:
- Твою ж мать...
- Что случилось?
Недоуменно спросил я.
- Бежим!
Крикнула Синица. Схватила меня за руку и бросилась к капсуле. Добежав до нее, буквально влетела в открывшуюся дверь и, достав из ящика под приборной панелью, ободранной нами, кобуру, стала лихорадочно пристегивать её к поясному ремню.
- Чертовы пираты! Я ж не просто так совершила тут вынужденную посадку.
Синица выразительно на меня посмотрела и продолжила:
- Я летела с грузом и пока на орбите просчитывала путь, меня попытался захватить пиратский рейдер. Черт, и откуда он тут взялся!? А я хрен просто так сдамся! Бежим!
Возбужденно затараторила девушка, и снова схватив меня за руку, понеслась, таща меня за собой к туше своего подбитого корабля, распластанного в километре от нас, и продолжила пояснять ситуацию:
- Он меня подбил. Вот только что ему тут надо?! Мой корабль уже налетался, его не поднять. А у него истребитель, а не 'грузовик'. Мой груз с земли ему не забрать, да и не перебросить. Все-таки девятьсот тонн!
- А может это вовсе и не пират, который тебя сбил? Все-таки, сколько времени уже прошло.
Предложил я на бегу.
- Нет. Я, конечно, включила маяк, пока падала, так что за мной должны прилететь. Вот только никак не раньше, чем через сутки. Это же не освоенная планета, тут никакой инфраструктуры нет. А единственная станция по добыче полезных ископаемых с космодромом тут на обратной стороне планеты. Пока сигнал дойдет до опять же единственного спутника, пока спутник долетит до той стороны, пока за мной пошлют. Нет! Это, конечно, за мной пожаловали. Вот только совсем не те, кого я жду!
Да. Дела... Встреча с обозленными пиратами, которые лишились добычи, тоже не показалась мне приятной. И я добавил ходу.
- А зачем к кораблю бежим? Если он уже налетался.
- У меня, конечно, не боевой корабль, но электромагнитная пушка для сжигания метеоритов у меня есть. Шанс не большой, но можно попробовать сбить его на подлете. Там, на орбите, у меня не вышло.
Все-таки не самая лучшая идея обмениваться мнениями на бегу. Когда мы добрались до корабля, оба запыхались и тяжело дышали. Синица начала жать на что-то, похожее на часы на левой руке. Потом чертыхнулась, с шумом выдохнула воздух из легких. Прошипела 'не работает' и полезла на корабль тем же путем, что недавно и я. По развороченной обшивке своего 'грузовика'. За собой не потащила. Даже не сказала ничего. Только шустро перебирая конечностями, ловко взбиралась наверх. Я немного растерялся и остался на месте с лихорадочно скачущей мыслью в голове - 'черт! И что делать?'. Я обернул голову обратно и посмотрел на приближающийся пиратский корабль. Сверкающая точка на небе увеличивалась в размерах. И, на мой взгляд, слишком быстро. Мне показалось, что забраться вслед за Синицей на её корабль я уже не успею. И не придумав ничего лучше, просто забежал за корабль, за его корму. Чтобы меня не было видно приближающемуся рейдеру. Зря я подумал, что не успею забраться на корабль, потому что около семи минут, которые субъективно мне показались еще длиннее, я простоял за кораблем Синицы в непрерывно приближающемся гуле корабля космических пиратов, сначала отдаленном, а потом все более и более нарастающем, и бесполезной попытке принять решение моих дальнейших действий. Я просто не видел никакого выхода из ситуации. Мне предстоит встреча с вооруженным космическим кораблем пиратов в то время, когда я имею лишь две голые руки и безосновательное, в общем-то, желание противостоять противнику. Оставалось уповать лишь на то, что у девушки выйдет её задумка. Мои хмурые мысли прервало ощутимое вздрагивание земли после того, как гул стал слишком силен. Лишь земля была потревожена, утробный, закладывающий уши, бас пиратского корабля стал быстро затихать. Я выглянул правым глазом из-за обшивки корабля. В двадцати метрах от носа Синициного 'грузовика' на метровых подпорках покоился рейдер пиратов в десять метров длиной, сжигая остатки травы под ним затухающим пламенем из обращенного вниз сопла. На левом борте корабля часть обшивки отъехала в сторону, точно так же как на спасательной шлюпке Синицы и на землю спустился металлический трап. Два пирата настороженно вышли по трапу, постоянно смотря по сторонам. У каждого в руках было по довольно объемной винтовке. Один кивнул другому:
- Я с одной стороны, ты с другой. Близко не подходим, может гнида сверху засел.
- Ага.
Криво улыбнулся второй, но пошел в обход с опаской. Не приближаясь к кораблю, медленно переступая ногами и поглядывая наверх. Дальше подсматривать было опасно, поэтому я осторожно убрал свой любопытный взор и прислонился к обшивке корабля с бешено стучащим сердцем.
И куда пропала эта Синица!? Пронеслось в моей голове.
Оглянувшись по сторонам я не нашел ничего, что можно было взять в руки чтобы хоть психологически не ощущать себя безоружным. Крепкий металл корабля и трава. Не рвать же пучок травы и с перекошенным лицом бросаться с ним на космического флибустьера, в надежде, что он помрет с перепугу.
Глава 2
Так я и встретил, вышедшего с левого бока и моментально направившего на меня свой ствол пирата. То есть, ни до чего путного не додумавшись. Я осторожно поднял свои руки вверх, и медленно разворачиваясь к нему лицом, пытался успокоить клокотавший в моем теле пожар, вызванный взбесившимися надпочечниками, щедро вливавшими в кровь адреналин. Однако мои недвусмысленные намеки на мою миролюбивость не были восприняты как должно, потому что пират лишь криво усмехнулся и нажал на гашетку... Кто-то говорит, что перед смертью вся жизнь успевает пролететь перед глазами. Врут. Ну, разве что они летели куда-нибудь в пропасть и успели по дороге хорошенько над этим подумать. А я даже моргнуть не успел, только сердце как-то натужно пискнув, замерло на мгновение. Дуло вражеской винтовки плюнуло чем-то ярко оранжевым прямиком в мою грудь, и та взорвалась, разбрызгивая меня вокруг большим огненным шаром. Вот только боли я не почувствовал. Лишь испепеляющую радость выходящей наружу ярости. А потом пришла темнота.
Я медленно открыл глаза и, сфокусировав взгляд, увидел металлический ребристый потолок метрах в двух надо мной. Напряженно рассматривая незамысловатый узор, я пытался осмыслить хлынувшие в мою голову обрывки каких-то образов: Ветер. Свобода. Отчаянный крик. Вот только хоть как-то осмыслить эти образы, которые не имели под собой ничего, с чем я мог сталкиваться раньше не получалось. Это были даже не столько образы сколько ощущения, которые воспринимались чем-то отличным от обычных органов чувств, таких как глаза, уши, нос и кожа. Но обдумать эти образы дальше мне не удалось, так как, вынырнув откуда-то справа, и задорно топорща усы, надо мной нависло Синицино лицо с широко открытыми глазами. Я даже немножко растерялся от такого. Однако повнимательней приглядевшись, обнаружил, что это не усы, а причудливо размазанная по ее лицу копоть. Причем, скорее всего ее же рукой. Осмотрев мою физиономию вдоль и поперек, девушка как-то глухо прошептала:
- Ты как?
На секунду задумавшись и прислушавшись к себе, я ответил:
- Вроде неплохо.
Но тут же вспомнил пиратов и чихнувший в меня чем-то ствол оружия. Моментально сев, я обнаружил себя в кровати и накрытый одеялом. Развернувшись к девушке и напряженно на нее посмотрев, спросил:
- Что произошло?
Синица как-то странно на меня посмотрела и, повернув голову чуть-чуть на бок осторожно начала:
- Я пыталась включить электромагнитную пушку, но вся система сгорела к чертям. Потом побежала в оружейную, но переборку перекосило так, что дверь заклинило намертво. Плюнула, достала индивидуальное оружие и полезла из корабля. Пока добежала по кораблю до кормы увидела пиратов и тебя с поднятыми руками. И сразу выстрел... Что-то взорвалось так, что меня метра на три взрывной волной откинуло. А когда проморгалась, подползла к краю и вижу - все вокруг выгорело, корпус корабля в копоти, а посередине ты лежишь, голый...
В этом моменте она немного покраснела, но мотнув головой, продолжила:
- А когда на землю спустилась, ты лежишь, и вроде как даже не дышишь. Хотела тебя пальцем ткнуть, но куда там...
Произнесла Синица и продемонстрировала с укором в глазах волдырь на указательном пальце.
- Над тобой можно было одежду сушить... Пришлось ждать, пока остынешь. А потом еще и тащила тебя до рейдера пиратов. А ты тяжелый.
Закончила Синица с еще большим укором в глазах и молча уставилась на меня, как бы давая понять - а теперь твой черед рассказывать что же это было.
Но молчал и я. А что мне было ей сказать? Что сам ни черта не понимаю в случившемся? Что я ведь даже с жизнью не успел толком попрощаться, да и штанину не обмочил, потому, что тоже не успел? Перед глазами пронеслась картина, как в мою грудь бултыхнулся ярко оранжевый сгусток из винтовки и расплескал меня вокруг вспышкой взрыва. Потом зрение погасло, но появилось чувство ярости. Шедшее изнутри оно обволакивало все, что встречало на своем по пути. И встреченное таяло в нежных, но стремительных объятиях. Вот только моей ли ярости? Ощущения были яркими, и вроде как моими, но ничего подобного до сих пор я не испытывал. Злился конечно, даже до бешенства доходил, бывало. Но чувства, не направленного против конкретно кого-то или чего-то, а яростного самим фактом своего существования за собой никогда не замечал. Правда и разлетаться в разные стороны до этого как-то не приходилось. Ясно только, что это чувство как-то связанно с огнем. Огонь ведь лизал своим жаром мое лицо у костра, тянувшись на мой зов. Да и взрыв - это то же пламя, только очень уж стремительное...
- Кхм...
Напомнила о себе Синица, которая весь мой внутренний монолог сидела напротив на стуле и ждала моих объяснений.
Ну что ж, раз огонь, так огонь. Ничего против я не имею. Только проверить надо.
- У тебя есть зажигалка?
Через пару секунд молчания, Синица уточнила:
- Имеешь ввиду, чем огонь развести?
- Да.
- В комплекте для выживания при аварийных посадках должно быть.
- Тащи.
- А зачем?
Недоуменно посмотрела на меня девушка.
- Увидишь...
Многозначительно сказал я, правда и сам толком не знал, что хочу сделать.
Синица еще несколько секунд посидела, словно о чем-то размышляя, недоверчиво глянула на меня напоследок и вышла из каюты. А я занялся инвентаризацией своего тела на предмет недостающих фрагментов. Заглянув под одеяло, убедился, что я и, правда, голый. Осмотрел ноги. Вроде все на месте. Даже волосы с ног никуда не делись. Ощупал тело, потом голову, чуть не стряхнув с уха переводчик. Странно, он что, не сгорел, или Синица другой прицепила? Осмотром и ощупыванием остался доволен, так как все было на месте и не болело. И даже наоборот, кожа была какой-то непривычно мягкой, нежной и приятной на ощупь. Как у младенца. Затем осмотрелся вокруг. Аскетичного вида крохотное помещение смотрело на меня матовой тусклостью металла потолков, переборок и даже пола. Кровать, складной серый стул рядом с ней, металлический стол с тумбой, покрытые сверху материалом, похожим на серый пластик и металлический шкаф в стене, вот и все небогатое убранство этой каюты. Лишь я посмотрел на открытый дверной проем, как в него вошла Синица, уже где-то успевшая отмыть свое лицо, и сев на раскладной стульчик протянула мне черный вытянутый цилиндр с небольшой овальной кнопкой на боку.
На вид почти обычная зажигалка, только сопла для выхода газа я не заметил нигде, и кнопка оказалась сенсорной, так как, подержав немного палец на ней, один из торцов цилиндра начал накаливаться, наливаясь багровым цветом, а потом как будто из ниоткуда взметнулся язычок пламени. Я поднес зажигалку поближе и всмотрелся в эту частичку ярости, изредка трепыхающуюся от моего дыхания, а затем потянулся к нему так же, как и к огню у костра. Язычок моментально наклонился в мою сторону, вытянулся и побелел, часто захлопав пламенем как на ветру. Правда, искр не пускал. В мое лицо ударил не жар от огня, а теплый приятный воздух, который, как мне показалось, ласково поглаживал мою физиономию.
- Ого...
Отвлекла меня от ласки заворожено смотрящая на огонь Синица и продолжила:
- А что еще можешь?
Я отпустил огонь, и язычок тут же стал смотреть в положенное ему природой место, изредка взбрыкивая и пофыркивая. То есть наверх. Затем меня посетило какое-то бесшабашное чувство, и я поднес к огню подушечку указательного пальца. Но, как и рассчитывал, не почувствовал жара. Чем дольше я держал крайнюю фалангу над пламенем, тем ей становилось теплее. Никакого дискомфорта не ощущалось, лишь тепло, передаваясь от пальца по всему телу, навязывало чувство умиротворения где-то в груди. Примерно через минуту, кончик пальца начал менять цвет, а еще через одну вся фаланга изредка потрескивая, засветилась красноватым цветом. Когда я погасил пламя, цвет быстро потускнел, но палец продолжал греть меня своим теплом.
- Потому ты и обожглась...
- Можно?
Спросила Синица, даже не отведя глаз от пальца. Я медленно поднес его поближе к девушке, и она приблизила свое любопытное личико к горячей фаланге, окружив ее с двух сторон своими ладонями.