Аннотация: Написана для конкурса "Сюрприз под ёлкой" на Мирах Фэнтези Миру Ривеллон и его создателям с любовью
Я - флюгер. Я стою не на замке и не на главном соборе Алерота, а на самой обыкновенной крыше. Меня немного подкоптило дымом из печной трубы, а сильный ветер, приходя с моря, заставляет вертеться на спице и жутко визжать. Хозяевам давно бы стоило смазать маслом колечко, на котором я верчусь. Да, видно, недосуг. А так я парень хоть куда - чугунный трубочист в высокой шляпе и с лестницей. Она кажется ажурной только снизу, а на самом деле мы с ней большие. Хотя, конечно, не сравнимся с петухом на замковом шпиле. В том росту, как в двух здоровых мужиках, ставших друг другу на плечи... с половиной.
Мне нравится моя работа. Нравится, поскрипывая под ветром, крутиться, указывая его направление. Нравится смотреть на разноцветные городские крыши, то шершавые, то лаковые от только что пролившегося дождя, то убеленные снегом. Нравится слушать пересвист ласточек и ор брачующихся котяр. А также шепот, свист и вой ветра, срывающего пенные гребни с морских волн и гремящего жестью водостоков. Ветер пляшет в ветках ясеней и тополей на улицах, гремит черепицами, ныряет на чердаки и выныривает оттуда, заставляя меня и моих собратьев оживать. И это мне тоже нравится!
А еще ветер разносит слухи и рассказывает сказки. Если как следует прислушаться, я могу разобрать, что поют флюгера - мои собратья - по всему городу. Нам видно все, ну, почти все - кроме того, что происходит в погребах и глубоких подземельях. Каждый из нас делится известиями с ветром, а тот доносит их до остальных флюгеров. Так что мы осведомлены о том, что происходит в городе, иногда даже лучше населяющих его людей. Впрочем, ласточки, кошки и голуби тоже кое-что могу рассказать. Главное - уметь слушать, не перебивая.
Но самым главным в моей долгой жизни было, что мы, флюгера, стали узелками в той сети, которую маги создали, чтобы защитить Алерот от летучих кораблей Проклятого, и у нас это получилось. Но я расскажу вам сказку не о войне и ее героях, не о могучих магах и даже не о том, что вы хотели бы спросить или услышать. И даже если ветер не захочет передать ее дальше, если флюгера-братья отвернутся от меня...
Пусть так. Каждая сказка рассказывается, как она хочет.
Напротив дома, на крыше которого я живу, расположена таверна. Самая обыкновенная, таких через одну в городе. Высокий дом с шатровой крышей из черепицы. Цокольный этаж сложен из дикого камня, а тот, что над ним - фахверковый, и штукатурка перекрыта черными балками. А ставни на окнах синие.
Еще мне виден кусочек комнаты и шпалеры в сердечки. Комната уютная, с камином и деревянной мебелью, над которой от всего сердца трудились мастера. Потому она красивая и надежная. В такой комнате приятно отдохнуть после долгого пути, погреться у камелька, мечтая и попивая подогретое вино. Особенно приятно туда заглядывать в зимние дни, когда слегка оттают морозные узоры на окнах и становится виден живой огонь. И эти сердечки... Комната для уюта и созерцания, для пожилой семейной пары, выбравшейся в город. Или для молодоженов, радующихся друг другу... Я придумывал целые истории о тех, кто там жил, и мне веселее было коротать время, примерзшему к своей игле, в ожидании весны. Но сейчас было лето. Цвели тополя, и их легкий пух летел по городу, разносимый теплыми лапами ветра. Пух забивался в носы прохожим, заставляя их громко чихать и желать друг другу здоровья. Война закончилась, и город залечивал раны, отражаясь в море и волшебных источниках. И лишь последняя рана кровоточила.
Белый рыцарь, воин света, томился в высокой тюремной башне, дожидаясь утра, чтобы пойти на казнь.
Его учили драться с врагами Алерота и быть верным его богам и людям, а он... однажды он попал в плен и предал все, чему служил. Другие флюгера обсуждали это полушепотом, и ветер тоже не хотел слишком громко об этом болтать. Но именно этот рыцарь, изменник, именно он помог Проклятому бежать из заточения и вернуться в наш мир. Значит, и война случилась из-за него. И все равно мне было печально. Но флюгера не плачут. Хотя роса, выпавшая на меня в ту ночь, была очень похожа на слезы. Ветер высушил их и повернул меня так, чтобы я мог заглянуть в любимую комнату со шпалерами в сердечко. И я замерз еще сильнее, чем возможно для холодного железа. Потому что в этой комнате была не пожилая семейная пара, добрая и рассудительная, и не пылкие влюбленные. По комнате, прихрамывая, шагал человек. Нет, не человек вовсе. Темное облако окружало его и тянулось за спиной, точно туманные крылья. На постояльце были черные доспехи, шлем лежал на столе, и я смог разглядеть черные волосы, падающие ему на плечи, и ужасающе бледное лицо. Похоже, хромец почувствовал мой взгляд, подошел к окну и посмотрел на меня. В упор. Серебристо-белыми глазами.
- Маленький флюгер, - сказал он хрипло, словно давно ни с кем не разговаривал и почти разучился говорить. - И ты осуждаешь меня? Ну, по счастью, ты не сможешь никому рассказать, что это я.
И тогда у меня отнялся голос. Я крутился туда-сюда на своей игле и только скрипел, но все сказки, все слова застряли у меня внутри. И даже ветер перестал меня замечать и слышать.
- Вот так, - усмехнулся Проклятый. Но ему было не весело.
А потом в двери постучали. И вошел главный маг Алерота - смешной бородатый старичок в остроконечной шляпе и мантии, расшитой звездами. И они стали друг напротив друга у окна.
- Я пришел, - сказал маг.
- Отпусти ее.
Я нервно закрутился на своей игле. Ее? Ее?!
- Она нарушила закон, отвернувшись от света, она помогла тебе развязать эту войну.
- Я обманул ее. Она не знала.
- Если паладин не разглядел врага сердцем своим, то он не достоин этого звания.
- Меня зовут князем и отцом лжи, а она была пленена и ранена. Я наврал ей с три короба и убедил помочь мне бежать из заточения в Ривеллон.
- Взор сердца невозможно замутить.
Проклятый кивнул.
- В это ты прав, волшебник. Мы слишком долго были с ней вместе. Невозможно не узнать друг друга, идя одной дорогой. Спасая и прикрывая друг другу спину. Сперва я уважал ее, потом поклонялся, потом понял, что люблю. Я раскаиваюсь, что причинил вред ей и ее городу. Я взойду на эшафот вместо нее.
- Ты отец лжи и князь лжи. И я тебе не верю.
- В твоем сердце не осталось доброты? - Проклятый стиснул пальцы. И я... я почему-то ему сочувствовал.
- Мы раз уже были добры к тебе, когда боги требовали тебя уничтожить. Ты ответил нам черной неблагодарностью, - волшебник суетливо погладил длинную белую бороду. - Убивая ее тело, мы возвращаем к свету ее душу. А ты уходи, тебе здесь не рады.
- Хорошо, - Проклятый взял шлем со стола и завернулся в облако.
- Ты не сможешь нам помешать, - волшебник вздохнул и разбил кочергой дрова в камине. Искрами взметнулось пламя.
- Я попробую.
Двери скрипнули, выпуская Черного рыцаря из комнаты со шпалерами в сердечки, а через недолгое время он появился на улице перед моим домом и, задетая его тенью, с мявом брызнула в подворотню бродячая черная кошка.
- Эй, расколдуй меня! - безмолвно взмолился я Проклятому вслед. И он небрежно шевельнул рукой.
Продолжение сказки рассказал мне голубь, что питался на заднем дворе тюремщика, подъедая отбросы. Голубь - птица глупая, шумная и неопрятная, но склонная поговорить. Они даже поют и гулькают своим барышням, но у этого барышни не было. Он уселся на меня и стал чистить клювом между красными пальцами с загнутыми коготками. А потом проворковал:
- Ты слышал?
И одним глазом взглянул на пламенеющий над крышами Алерота закат.
Хромой мужчина, закутанный в черное облако, постучал в двери тюремщика, что должен был выйти на пост, едва краешек красного солнца коснется морской глади.
- Я никого не могу провести к ней, - буркнул тюремщик. - И не проси. Мне дорого мое место.
- Насколько дорого?
Похожий на солнце золотой незаметно скользнул в руку старику. Тот, отвернувшись, попробовал монету на зуб и повторил:
- Я верен Алероту и его паладинам.
Хромец дернул губами:
- И не сомневаюсь. Просто зажги у нее в башне это, - и протянул тюремщику на ладони огарок черной свечи.
Тот отдернулся:
- Что это? Черное колдовство? Ты хочешь ей отомстить? Окончательно сгубить ее душу?
- Глупец, - второй золотой лег тюремщику в ладонь. - Белый рыцарь служил свету, и я не хочу в последнюю ночь оставить ее без огня. Разве мою просьбу так тяжело исполнить? Разве грешно просить о милосердии? Если дева спит - не буди ее, просто зажги свечу.
- Не грех... но...
Третий золотой перешел от Проклятого к тюремщику.
- Хорошо, - закивал тот, - я сделаю, как ты просишь. Если в этом нет дурной магии, пусть светит себе, мне не жалко. Я могу и письмо от тебя отнести, если угодно... господин.
Хромец наклонился и сгреб с земли горсть тополиного пуха.
- Если ты так услужлив, хорошо, сожги его над свечой.
Тюремщиц пожевал отвисшую губу:
- А это точно не колдовство?
Проклятый дернул рукой:
- Ну, если ты боишься... набери пуха сам, хватит горсточки.
- Да нет, нет, - тюремщик сжал пух в руке, взглянул на небо и пошел исполнять свою работу. А голубь полетел за ним. Арестанты часто приманивали его на подоконники хлебными крошками, и он здорово там раскормился.
Тюремщик поднимался по стертой башенной лестнице, а голубь уселся снаружи на карниз под окошком и с любопытством заглянул в камеру. Дева-рыцарь спала на охапке соломы, подложив руку под щеку, тихо и мерно дыша. То ли совесть ее была чиста и она не боялась казни, то ли пленницу усыпили алеротские колдуны, опасаясь ее силы. Доспехов на ней не было, только льняные штаны и рубаха, но холод башни и сквозняки также не мешали ее сну.
Голубь поворковал и потоптался на карнизе, но крошек ему не отсыпали. Зато лязгнули засовы, и тяжело сопящий тюремщик зажег черный огарок и спалил над ним тополиный пух. А потом, убедившись, что ничего не происходит, ушел прочь, крепко-накрепко заперев двери.
А утром темница оказалась пуста, только черный воск растекся по столу да летали в воздухе редкие пушинки.
Вы спросите, чем же закончилась сказка?
Просто рыцари черный и светлый ушли по тополиной дороге туда, где их не шпыняли проклятием и предательством. Туда, где солнце отражается в серебряной морской воде, и где неважно, какого цвета у тебя глаза и доспехи. Ушли туда, где общая дорога объединяет, где прикрывая друг другу спину, однажды понимаешь, что такое любовь. И где бьются в лад два сердца. А все остальное не имеет значения.