Криминская Зоя : другие произведения.

Наше послевоенное

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта книга - рассказ о моем послевоенном детстве, похожем на детство миллионов детей, родившихся в конце сороковых, в начале пятидесятых годов. Для современного молодого поколения середина прошлого века доисторический период: у нас не было компьютеров и DVD плееров, мы не смотрели мультиков по телевизору, да и телевизоров не было. Не было не только памперсов, но и колготок, а собственная ванна и телефон (простой, не сотовый) имелись только в привилегированных семьях. Но технический прогресс не изменил души ребенка, и то, что казалось обидно тогда, обидно и сейчас, и если мы радовались стакану газировки, то сейчас дети радуются бутылочке кока-колы, и думается мне, что название напитка, вкупе со всем остальным, не важно. В моем детстве необычна только география места жительства нашей семьи: от Владивостока до Батуми.
  Наше послевоенное
  
  Криминская З.К.
  
  Эта книга - рассказ о моем послевоенном детстве, похожем на детство миллионов детей, родившихся в конце сороковых, в начале пятидесятых годов. Для современного молодого поколения середина прошлого века доисторический период: у нас не было компьютеров и DVD плееров, мы не смотрели мультиков по телевизору, да и телевизоров не было. Не было не только памперсов, но и колготок, а собственная ванна и телефон (простой, не сотовый) имелись только в привилегированных семьях. Но технический прогресс не изменил души ребенка, и то, что казалось обидно тогда, обидно и сейчас, и если мы радовались стакану газировки, то сейчас дети радуются бутылочке кока-колы, и думается мне, что название напитка, вкупе со всем остальным, не важно.
  В моем детстве необычна только география места жительства нашей семьи: от Владивостока до Батуми.
  Но в нашей стране была принята единая программа обучения, и главное, единая система воспитания: нам предлагались в кумиры одни и те же герои, читались одни и те книжки, пелись одни и те же песни. Во двор с друзьями мы играли в одинаковые игры, войны велись всегда между белыми и красными, или между русскими и немцами. И как бы не разнилась жизнь взрослых, жизнь детей, во всяком случае, школьная жизнь, мало менялась с изменением географии. Вот об этой детской жизни, максимально достоверно, лишь слегка приукрашивая, я и попыталась рассказать.
  
  
  Часть первая
  
  От нуля до семи
  
  Солдатская, Тбилиси, Батуми
  
  В апреле сорок второго года мама моя выехала из осажденного Ленинграда по единственной дороге через Ладожское озеро: дороге жизни, как она называлась. Мама успела до летнего наступления немцев, захвативших Северный Кавказ, добраться до родного города Батуми. И уже в сентябре продолжила учебу, начатую в сороком году в Ленинграде, в Тбилисском медицинском интституе. После его окончанияв 1946 году маму, несмотря на то, что она была замужем, отправили по распределению (тогда это было строго - попробуй, откажись) на Северный Кавказ в станицу Солдатская, в Кабардино-Балкарии. Папа остался в Тбилиси доучиваться в политехническом институте. В институт он поступил уже после войны, которую провел в окопах на Дальнем Востоке. В боевых операциях не участвовал, возможно, из-за того, что он был сыном врага народа - деда расстреляли в 1937 году.
   В 1946 г. в стране в очередной раз был голод.
  Мама поехала в Солдатскую вместе с мамой (бабушкой) и они поселились на квартире в частном доме. Жили они на мамину зарплату, т. е. на то, что можно было купить, а что можно купить в голодающей деревне? Так что меня заморили голодом еще до рождения.
   Если верить метрике, я родилась 26 марта 1947 года в весе 2 кг 700 г,( в метрике об этом не сказано) не доставив маме особенных хлопот. Родилась я возле печки, которую топили кизяком, в антисанитарных условиях, и мама боялась сепсиса. Сразу после родов голодной роженице принесли картофельные шаньги, которые мама тут же съела и всю жизнь вспоминала, какие они были вкусные.
  До 4-х месяцев я орала день и ночь, была худая и сморщенная, как старичок и думали, что я не выживу. Потом оказалось, что я была голодная, (у мамы было достаточно молока, но очень жидкого, да и с чего там взяться жирности?) и когда меня стали прикармливать, я замолчала.
  На мое рождение маме дали материи по карточкам на четыре пеленки, а памперсов тогда не было...
  Родилась я, как все младенцы с серо-голубыми глазами, как у мамы и бабушки; как-то в четыре месяца мама поднесла меня к окну и увидела два карих глаза. Я походила на папу.
  Няньчилась со мной бабушка, с 4-х месяцев сажала в подушки, (что сейчас строжайше запрещено) и давала играть пуговицами разноцветными, скрепленными ниткой. Погремушек у меня не было.
  Для моего мытья носили воду с речки, речка была внизу, дом на горке.
  Один раз бабушка пошла на базар, когда проходила мимо веревки с бельем, ей на голову упал мой подгузник, с которым она благополучно и ходила целый день, пока хозяйка не обратила внимания и не спросила:
  -Людмила Виссарионовна, а что такое у Вас на голове?
  Бабушка была очень сконфужена.
  Ходить я научилась в 11 месяцев.
  Едва начав ходить, я совершила форменное злодейство. Подобралась к корзинке с вылупившимися цыплятами и задушила 2 цыплят, крепко сжав их в ручках.
   Была я неласковым ребенком, не позволяла лишний раз себя поцеловать, в неполные два года при виде больших мальчишек показывала кулак, шептала: " Вот как дам, вот как дам", и пятилась назад.
  Пуговицы у меня были биговочки, еда - маняма, кукла - потяпа.
  Когда я уставала, то приседала и говорила: " ножки болят, ножки болят", пока меня не брали на руки.
  До 2-х лет упорно писала в штаны.
  Отойду в уголок, затаюсь, а потом начинаю топать ножками и кричать: - Ой, Ой, Ой...
  Измученные моим упрямством мама и бабушка решились на крайние меры и натыкали меня носом в мокрые трусики, что оказало волшебное действие, - я прекратила писать в штаны раз и навсегда.
  Ничего этого я не помню.
  В 1949 году меня перевезли в Батуми. К Батуми относятся мои первые личные воспоминания в виде несвязанные между собой картинок. Я вижу большой розовый куст, усыпанный мелкими розами, озеро и лошадку, которая катает детей в тележке с колесами, но мне мама не позволяет прокатиться, я еще мала для этого.
  Воспитательница в детском саду обнимает других детей, а мной, такой замечательной пренебрегает. Обида. При фотографировании меня поставили не рядом с моей воспитательницей, а рядом с чужой. Опять обида. На групповой фотографии мрачнее тучи.
  Я наотрез отказывалась садиться на чужие горшки в детском саду, и мама носила свой - глиняный и очень тяжелый. Каждое утро туда, каждый вечер обратно, пока мама его не уронила и не разбила. Этого всего я не помню. Но помню свое отвращение к чужому (общему горшку), на который мне предлагают сесть, и в котором что-то плохо пахнет.
  На столе лежит продолговатая красная штуковина, похожая на морковку, но пустая внутри. Щупаю пальцем и пробую осторожно. Надкусываю. Дальше не помню. Зато долго помнит мама- это был перец и орала я как резаная.
  Всплывает в памяти как мираж, большой город и жара. Солнце прямо обжигает, идти далеко и все в гору по мощеной булыжником мостовой, по узеньким тротуарам рядом с высокими старыми домами. Я капризничаю, не успеваю за взрослыми; мама и еще кто-то, кто с ней идет, сердятся, тащат меня на руках. Потом мне долго снятся сны, что я живу в большом старом запутанном городе. Много лет спустя, я узнаю, что мама с папой несколько месяцев жили в Тбилиси у бабушки Сусанны Рубеновны, пытаясь там наладить свою жизнь и мои сны - реальность. Было мне меньше 4-х лет.
  Помню какой-то заросший травой двор, окруженный забором, и уставшую, недовольную мать, которая живет со мной в какой-то незнакомой комнате. И время тянется нескончаемо долго. Это я болела скарлатиной, а в те годы со скарлатиной обязательно госпитализировали.
  Мужчина с сеткой, а в сетке большой мяч - это мне, но маме тревожится и я не очень рада. Ходим с мужчиной по пионерскому парку. Это папа приехал за нами и зовет маму и меня во Владивосток....
  Однажды, во время крупного семейного скандала разозленный отец, бегая по улицам для спуска паров, увидел на стене объявление, призывавшее вербоваться в армию. Обещали все блага, квартиру в Батуми. Как только отец подписал бумаги, ему приказали в 24 часа выбыть во Владивосток. Мама тогда с ним не поехала, и папа позже, уже устроившись на новом месте, приехал за нами. Вот этот его приезд с подарками для меня я и помню.
  2. Владивосток
  Купе поезда занавешено простыней - я тяжело болею корью, которой заразилась в больнице, где меня лечили от скарлатины. Болею в поезде Москва-Владивосток (10 суток дороги). Никаких впечатлений о дороге до этого момента в моей памяти нет. Меня ругают большие мальчики, которым из-за меня делают профилактические уколы. Я рада, что уколы не мне, хотя у меня высокая температура. У меня кукла, про которую мама все время говорит, что деньги на нее дал дедушка. Я должна это помнить, что дедушка хороший и добрый и любит меня. Но я в этом не уверена. Мне не нравится, что я должна это помнить.
  Куклу назвали Наташкой
  Мама ждет бабушку, и бабушка садится в наш вагон на полпути, радуется, целует меня, но отбирает очки, которые мне очень понравились. Поиграть не удается, я обиделась, но промолчала - к бабушке я еще не привыкла (вернее уже отвыкла, бабушка из Солдатской не поехала в Батуми, а уехала куда-то в сибирскую деревню, где работала акушеркой. Позднее она выговаривала маме, что та ее сорвала с места и лишила самостоятельности. Больше бабушка уже не работала на моей памяти)
  Лужайка перед каким-то темным деревянным домом. На лужайке трава и желтые цветы и я их рву. Бабушка в окошке второго этажа этого дома и машет нам рукой (она лежала в больнице с обострением язвы желудка).
  Смеркается. Я иду по улице с папой. Он наступает ногой на лошадиный помет.
  Я привлекаю его внимание, хочу, чтобы он обошел их, но папа равнодушно пинает их ногой, а мне противно.
  Вечер. Темно. На столе горит свечка, я сижу у мамы на коленях. Мужчина напротив - это папа (лица не помню, просто знаю). Мама плачет. Папа стучит кулаком по столу, свечка опрокидывается и гаснет. Я пугаюсь и, наверное, кричу. (Помню только испуг).
  "Не пугай ребёнка" - говорит мама.
   Мама дает мне в детский сад куклу и игру настольную. Я удивляюсь. Потом меня мама рано берет из сада и куда-то тащит за руку. Я не успеваю, капризничаю, может быть даже плачу. Мне кажется, что жарко. Мы заходим в подъезд что-то поправить в моей одежде. Игру и куклу кладем на подоконник. Потом куклу я беру, а игру забываю. Хочу за ней вернуться, но мама не дает, мы, оказывается, опаздываем на поезд.
  Потом поезд. Нас провожают и дарят большой букет красивых цветов. Я этому очень рада. Я люблю цветы. Но утром на столе в купе два букета - букет соседей больше и красивее нашего. Я очень оскорблена, соседи мне не нравятся. На их вопросы я не отвечаю.
  
  Мама прожила с папой во Владивостоке 4 месяца, бабушка и того меньше. Измученная постоянными скандалами, она уехала к сестре в Колпашево. (Один из скандалов я и запомнила). А через месяц, последним пароходом туда приехала мама со мной, сбежав от моего отца. На этом их семейная жизнь окончилась навсегда. Через 3 или 4 года папа приехал к нам для оформления официального развода и мама дала ему его без слов.
  
  
  3. Колпашево
  
  Мама будит меня посреди ночи. Очень холодно, темно и не хочется никуда идти. Но мы приехали, и вообще это уже пароход. Идем, уже светает. Стоит дом с пристройкой, на крыше пристройки лежит что-то белое, хочется подойти и смести рукой. Это снег, но я этого не знаю.
  Потом какая-то квартира и крики незнакомой немолодой женщины: "Ноночка, Зоечка приехали!" И целует она меня с полным правом, но я ее прав на себя не знаю
  Бабушка стоит у окна и сердится. Нам не рады. Мама оправдывается. Но женщина, которая нас встретила (это бабушкина сестра баба Вера), заступается за нас и вообще, я это чувствую, не любит ссор.
  Спим на полу, на чем-то с густой шерстью, плохо пахнет (это медвежья шкура, на которую мочится кот), посреди ночи раздается страшное рычание. Мне страшно, но разбудить маму я не решаюсь. Утром мама жалуется:
   - Тетя Вера, вы так храпите.
  Значит, это бабушка Вера издает такие страшные звуки, а вовсе не зверь из лесу. Это уже легче, но ночью опять страшно.
  На веранде стоит высокая рыба в углу. До верха рыбы я не достану, даже если встану на стул. Рыбу зовут осетр. Ее принесли рыбаки- браконьеры.
  Помню один длинный и скучный день, а потом я, когда уже стемнело, сунула руки в чемодан, в котором мама перебирала вещи. Сунула в тот момент, когда мама его закрыла и сильно прищемила мне пальцы. Было очень больно и еще мне досталось от матери, хотя я ждала, что она меня пожалеет.
  Бабушка потом вспоминала. Жила родня голодно, (а тут мы свалились на голову, как я понимаю, без копейки, ведь проезд стоил дорого). Часто варили какую-то постную баланду, называя ее по-французски - суп ратантуй. Бабушке очень понравилось название, и она часто повторяла - суп ратантуй, суп ратантуй. Дядя Витя слушал, слушал, а потом и спрашивает:
  - Тетя Люда, а вы знаете, с чем это рифмуется - суп ратантуй, а посередине ....
  - Да что ж ты мне раньше не сказал?
  - Я думал, вы знаете
  - Знаю и говорю?!!
  Вот мы живем в отдельной своей комнате. Комнату выделили маме от больницы, где она работает. У нас соседи - Вершинины: муж с женой, маленькой дочкой Ирой и бабушкой. Когда мы топим печку, греется стена у соседей, а у нас холодно, поэтому нам ставят новую печку. Печку помню, а когда и как складывали ее - нет, не помню.
  Для печки нужны дрова, лучше березовые - от них много тепла, а осина дрянь - совсем не то. Дрова привозят большими чурками и надо дрова сперва пилить пилой, а потом колоть топором.
  Пилят дрова мама и бабушка вдвоем. Мама быстро устает и сердится. Я прошу попилить дрова. Но меня гонят, силенок во мне нет, я только мешаю. Пила большая и тупая, в ней есть сломанные зубья, что очень неудобно. Бабушка говорит, что надо новую пилу.
   Топор тоже тупой. Дрова колет бабушка. Забьет топор в полено, а потом стучит поленом с топором по большой чурке, пока оно не расколется пополам. Затем дрова складывают в поленицы. К этому делу меня допускают на равных. Я таскаю по одному, двум поленьям и складываю их в свою маленькую поленницу. Надо еще следить, чтобы наши дрова не воровали соседи, хотя сараи запираются. Но сараи маленькие и часть дров храниться на улице. Дров нужно много, зима очень длинная.
  Все дрова сразу не удавалось приготовить, и их пилили и рубили уже зимой, часто прямо в комнате, если сильный мороз.
  Мама несет меня на руках из детского сада. Я плачу, не хочу ходить в сад. Я больна ангиной, не могу глотать даже слюну. Мама обещает, что, когда я выздоровею, то больше не буду ходить в сад.
  И я дома с бабушкой.
  Бабушка любит петь: Ее любимая песня - "Средь высоких хлебов затерялося...". Я очень переживаю, когда слушаю эту песню. Мне нравится, как поет бабушка. Кроме того, когда она поет, значит пребывает в хорошем настроении.
   Но мама не разрешает бабушке петь, говорит, что ей медведь на ухо наступил. Мне очень жалко бабушку, но потом, оказывается, медведь наступил на ухо и мне.
  Когда это произошло и почему ухо целое, даже не поцарапано, мне не понятно. Но факт налицо. Медведь таки основательно потоптался на моих ушах.
  Как, наверное, все лишенные музыкального слуха люди, я плохо понимаю, в чем дефект моего пения. Я люблю петь и пою вместе с бабушкой. Правда, не часто.
  Я плохо засыпаю вечерами, и меня пугают Хокой. Хокой меня пугают еще с Солдатской. Хока большой, черный, лохматый и живет в темноте, прячась по углам. Он хватает непослушных детей, в основном девочек, и утаскивает куда-то в неведомое. Это очень страшно. Я сплю, укрывшись одеялом с головой, и буду любить спать так до старости.
  Возле дома за сараями обрыв - спуск к реке. Там камышинки очень красивые, но мне туда нельзя. Я могу гулять возле дома, где меня все время обижает сосед- Толик Бова - красивый темноглазый мальчик на год старше меня. Его бабушка и моя бабушка ссорятся из-за наших склок. Я все время жалуюсь на него. Он отравляет мне жизнь - дерется. Я боюсь гулять одна.
  Возле дома через тропку - лесок, а в нем кедры. На кедрах шишки. В шишках вкусные орешки, но я не могу достать шишки - кедры высокие. Толик Бова старше меня и мальчик. Он залезает на кедр и кидает мне шишки.
   Прихожу, рассказываю бабушке, она сердится:
  - Пока я тебя защищаю и препираюсь с его бабушкой, вы уже помирились.
  Мама и бабушка поскандалили с Вершиниными (женой и тещей) и не разговаривают. Их полуторагодовалой девочке Ире теперь нельзя ходить к нам, но она иногда врывается в нашу комнату и мчится от порога прямо к моим игрушкам.
  Она любила играть со мной, пока взрослые не поссорились. Мне тоже скучновато и я рада была бы поиграть хоть с маленькой девочкой. Но следом за ней в комнату стремительно влетает ее бабушка или мама и утаскивает обратно. Ира дрыгает ногами и орет как резаная.
  У самого Вершинина бывают приступы. У него в голове засел осколок и его надо держать во время приступов, а то он покалечится. Две женщины не могут его удержать, и тогда кричат, и зовут на помощь и мама и бабушка (бабушка сильнее мамы), бегут и тоже держат, несмотря на то, что в обычное время не разговаривают. Им тяжело, они возвращаются уставшими. А мне туда нельзя, а то я испугаюсь. Я и так боюсь оставаться дома одна. А вот Оля, сестра моя троюродная, дочка дяди Вити и внучка бабы Веры, она не боится и остается дома одна. Бабушка ее хвалит, какая молодец. Мне не завидно, а жалко Олю: такая маленькая и одна в их большой квартире. Мне страшно уже за нее.
  
  Дядя Витя сажает меня на одно колено, а Олю на другое и дает нам попробовать из своей большой пивной кружки. Сначала мне не нравилось, а потом ничего.
  Еще дядя Витя ходит на охоту, у него красивые деревянные утки - подсадки. Он удачно поохотился и привез уток, и мы идем их есть. Они жесткие и невкусные, а есть их надо осторожно, а то сломаешь зуб об дробь. Из утиных перьев делают подушки, а большие переливающиеся перья дарят нам поиграть. Я совершенно очарована переливами утиных перьев.
   Моют меня в корыте в комнате. Корыто ставят на две табуретки. Наносят воды и купают. Мыться я не люблю. Всегда реву, когда мне моют голову.
  Мама сильно меня трет. Больно кожу. Но тереть надо до скрипа. Мама водит пальцами по промытой коже и спрашивает меня,
  - Скрипит?
  - Скрипит, скрипит, кричу я, хотя чувствую, что еще не очень-то скрипит.
  - Не обманывай - сердится мама, - еще не домыта. Ну что за врушка растет.
  В один прекрасный вечер мама опрокидывает корыто со мной на пол.
  Льется вода. Помню я это очень смутно, зато хорошо помню отметину, которая осталась на стенке печки после удара корытом.
  -Это Зошка лбом пробила, -дразнит меня бабушка, а мама молчит, она испугалась, когда я у нее летела вместе с корытом на пол.
  Когда я подросла, меня стали водить в баню. В предбаннике пахло березовым листом и прелым деревом. Противно было наступать на мокрые осклизлые доски.
  Когда ходили вместе с бабушкой, то она носила меня на руках.
  Бабушка Вера любила париться, и все уговаривала маму и бабушку попариться. Но те не любили ходить в парную.
  В бане надо было ждать, когда освободится тазик. Потом обязательно его ошпарить после чужих людей. Лучше всего ходить со своим тазом, что мы часто делали. Потом нужно отстоять очередь за водой. Набрать кипятку, ошпарить место на лавке, на которой потом можно будет сидеть, набрать теплую воду. Вот теперь, наконец, можно мыться. После мытья в тазике меня окатывают водой. Надо зажмуриться и не дышать, пока выливают целый таз воды. Потом меняют воду и моются во второй раз. Потом окатят два раза чистой водой и все, мытье закончено. Можно бежать в предбанник и быстро, быстро вытираться и одеваться, а то холодно и можно простыть.
  Потом буфет в бане.
  К тому времени дядя Витя основательно пристрастил меня к пиву.
  Мама вспоминала, что в результате в буфете бани произошел такой случай:
  Мама захотела пить и встала в очередь. Когда ее очередь подошла, она повернулась ко мне и спросила:
  - Зоечка, ты что хочешь: пива или лимонада?
   И в ответ раздался писклявый голос
  - Пива....
  Очередь оживилась, все стали заглядывать за бочку с пивом, из-за которой любительницу пива не было видно.
  
   Меня очень редко называют Зоей. Зовут меня Зока или Зошка, или совсем ласково - Зокочка.
  Происхождение имени таково: бабушка сказала беременной маме, которая хотела назвать меня Наташей - Думаешь у тебя там Наташка растет? Какая-нибудь Зойка. А что? - сказала мама. Зоя- это оригинально. И я стала Зоей.
  У нас гости. Может быть, празднуют чей-то день рождения. Я радостно возбуждена, верчусь и вдруг падаю на куклу, которая у меня в руках. Ту самую, из Москвы, подарок дедушки - куклу Наташку. Разбиваю колено и реву. Больно косточку на коленке. Кукле тоже разбиваю ногу. У нас сидит дядя Юра, брат дяди Вити, старший сын бабы Веры. Он берет куклу, а меня не жалеет.
  -Твоя нога заживет сама-говорит он мне, -а вот с куклиной ногой что-то надо сделать.
   Он забирает разбитую куклу и приносит починенную. И нога цела, и говорить она снова стала. В ногу он вставил катушку. Его хвалит мама - на все руки мастер. Наташка дожила до глубокой старости и погибла уже от ручек моей дочки.
  Наташка большая страдалица. В ее пластмассовой голове во рту пробиты дырки, чтобы вливать еду, а то она сама ни за что не хотела открывать рот. На лбу гвоздем сделан крест- пометка, что это моя кукла, а то вдруг у кого-то еще такая же? От частого мытья она потеряла румянец и бледная, как смерть. На попе у нее дырки иголкой в матерчатом теле и пятна от фиолетового карандаша - это уколы помазаны йодом. Веревочка в дырке, за которую надо было дергать, чтобы услышать - мама - была обрезана, так как не всегда работала - я рассердилась и обрезала ее. Но во время ремонта дядя Юра это исправил.
  Еще у меня есть пупсик- девочка с кудрявыми волосами, медвежонок из коричневой байки с красным язычком и желтый пластмассовый утенок с красными ногами, которые все время отваливаются, и приходится их приклеивать. Еще есть глиняная посуда с едой, уже лежащей на тарелках, но это не интересно, так как нельзя раскладывать еду.
   Зимы суровые и я сижу дома и играю в свои игрушки. Разыгрываются целые спектакли. Наташка то мать героини, то баба Яга, Мишка то принц, то медведь, а пупс то красавица- невеста, то маленькая девочка.
  Я верю, что игрушки живые. Ночью они ходят и говорят, а днем притворяются мертвыми. Главное, нужно ночью быстро открыть глаза, когда они думают, что я сплю, и застать их врасплох. Но мне это не удается.
  Целыми днями жду маму с работы. Мне скучно, а мама все не идет.
  Приходит усталая и к ней не подступиться. Зато когда отогреется, то можно будет с ней поиграть.
  Например, в игру по гладенькой дорожке
  Садишься на колени и начинается...
  Сначала тихо и медленно, колени мамины чуть-чуть меня трясут:
  "По гладенькой дорожке, по гладенькой дорожке"
  Дальше сильнее трясутся колени
  "С кочки на кочку, с кочки на кочку,
  В яму провалились!"
  Колени раздвигаются - и я с визгом падаю на пол.
  Зато сказку про белого бычка я очень не люблю. Мама часто меня ей донимала.
  -Рассказать тебе сказку про белого бычка? - спрашивает мама.
  Я сразу представляю лужок, зеленую травку и белого бычка, которому там хорошо. Я очень хочу сказку про белого бычка.
  -Да, расскажи, -прошу я.
  -Ты говоришь да, я говорю да, рассказать тебе сказку про белого бычка?
  Я понимаю, что попалась в очередной раз.
  -Нет, не хочу!
  -Ты говоришь не хочу, я говорю не хочу, рассказать тебе сказку про белого бычка?
  И т. д.
  Я долго верила, что эта сказка все же существует и что мне ее в конце концов расскажут.
   Вечерами, когда дел по домашнему хозяйству уже нет, а мама еще не пришла, бабушка читает мне книжки. По словам бабушки, моя любимая книга "Добрый молодец", на былинные темы, я помню ее коричневую обложку. И сказки Пушкина, до бабушкиной хрипоты с утра до вечера. Хотя уже знаю их наизусть.
  Однажды я читала стихи Пушкина на память на улице, (дело было зимой, во всяком случае, я была в теплой одежде). Проходящие мимо меня две женщины восхитились моей памятью, привели с улицы к себе домой, поставили на стул и кормили конфетами. А я читала им на память сказки Пушкина (в основном, сказку о царе Салтане). Они очень радовались, но сказка длинная, и отсутствовала я долго. Моя бабушка в это время меня везде искала, и когда нашла, то высказала, что она по такому случаю думает. Мне тоже досталось - не ходи к чужим без спроса.
  Потом одна из этих женщин подружилась с мамой, стала бывать у нас. Звали ее Рая.
  Позднее, когда мне было лет шесть, на концерте перед выборами Рая выставила меня на сцену почитать стихи. Я была в пальтишке, сшитом бабушкой. На воротнике была старая мамина лиса (снять пальто оказалось невозможным, на мне было домашнее запачканное платье).
  Мне было очень жарко. Читала я Маршака-"Памятник Советскому солдату". Бабушка говорила, очень читала я звонко и четко. Мне хлопали. Этот артистический дебют польщенные мама и бабушка вспоминали все мое детство.
   Я расту и уже знаю название города, в котором мы живем -Колпашево. Мне разрешается ходить дальше от дома, в дальний садик. Там можно заблудиться. Дома помню только деревянные, наш дом из темных бревен, а дом бабушки Веры или обшит досками, или только веранда дощатая. Мостовые выложены чурками просмоленными, тротуары дощатые. Ходить надо осторожно, а то провалишься под прогнившую доску на тротуаре.
  Летом стоять на одном месте невозможно - сразу над головой столб мошкары. Гнус по-здешнему. Разговаривая, все машут руками. Над моей головой столб меньше, чем над головой дяди Вити.
  Грызут орехи кедровые, летом голубика. Помню пироги из стерляди, которые печет бабушка. Под нашими окнами огород, бабушка растит там огурцы и горошек на высоких грядках, (парники из навоза). Мне не дотянутся, чтобы что-нибудь сорвать.
  Помню, ходили купаться. Мама кричит - вода очень холодная, но мне так не кажется, Черного моря я не помню.
  Мама работает на полторы ставки и приходит поздно вечером, в 7 часов. Бабушка показала мне на часах эту цифру. Она похожа на мою маму, когда она, ссутулившись, бежит против ветра домой и сзади шарф полощется как перекладинка на цифре 7.
   Вечерами, когда голодно, едим корочки черного хлеба, натертые чесноком. Мама при этом шутит цитатой из Вересаева:
  -Люблю чеснок, он пахнет колбасой.
  Мне, которой столько же лет, сколько автору этих слов, ирония не доступна. К тому же я не помню вкуса колбасы из детства. Помню только ненавистный жир в колбасе, который я выковыриваю и только потом ем колбасу. Меня за это ругают. К счастью, колбаса в доме не часто.
  Еще вечерами часто делают скородумку - это хлеб, зажаренный на сковородке с яйцами и молоком.
  -Что-то кушать хочется, а не испечь ли нам скородумку? - говорит мама.
  И вот через 10 минут, пожалуйста, -
  -Извольте кушать, Нонна Самсоновна, - говорит бабушка, ставя на стол сковородку.
  Скородумку жарят на керосинке или на электроплитке, так как печку долго разжигать. Особенно, если дрова сырые. А плитку надо прятать, за нее очень дорого платить за электричество, и плитка у нас подпольная.
  Утюг у нас железный и с зубчиками по середине. Там у утюга рот. Он открывается, туда кладут угольки, утюг нагревается и можно гладить, но быстро и осторожно. Угольки остывают, и, кроме того, имеют манеры выпрыгивать из утюга на глажку и прожигать дырки. В общем, это тебе не электричество!
  Бабушка готовила очень вкусный клюквенный мусс. Миксера не было и она долго- долго сбивала его вручную. А потом ставила на холод, и надо было снова ждать, пока он охладится, и есть помаленьку, а то он холодный.
  Меня часто просят что-нибудь принести.
   -Зоинька, резвые ножки, принеси мне клубок с вязанием,- просит бабушка.
  А когда принесешь, то говорит:
  -Кошка не принесет, собака не принесет, а внученька принесет.
  И я гордилась своим превосходством над кошкой и собакой
  Мы с бабушкой сидим за столом и делаем пельмени. Бабушка месит тесто, делает из него колбаски, нарезает их, а я обваливаю в муке. Затем бабушка из каждого кусочка раскатывает скалкой лепешку, и затем только мы лепим пельмени. У бабули пельмени красивые и делает она их быстро, а у меня кособокие и их мало. Я страдаю, что у меня не получается.
  -Поживешь с мое - еще не тому научишься, -говорит бабушка.
  Я вздыхаю, мне все ясно. И здесь надо ждать, пока я вырасту.
  Решено варить на обед гречневую кашу, и мы перебираем с бабушкой крупу.
  Потом крупу жарят на сковородке, что каша была рассыпчатая, потом варят, потом она еще упревает под подушкой. Нужно помнить об этом и не хватать подушку с кашей, а то можно ее рассыпать из кастрюли. Потом можно есть, хотя я не очень-то ем.
  На самом деле процесс приготовления пищи мне нравится иногда больше, чем результат. За исключением сладкого, ем я плохо, худая и болезненная. Мама пытается меня откормить овсяной кашей, которую я люто ненавижу. Кашу варят на чистом молоке, хлопья совершенно не провариваются и я должна глотать эту мерзкую жижу, чтобы стать здоровой и сильной как Геркулес, который нарисован на коробке с крупой.
   Я не ем. Я хочу быть сильной, чтобы пилить дрова, но не ем все равно. Внешний вид Геркулеса меня совсем не прельщает. Я хочу быть красавицей, похожей на тех, которые нарисованы в книжках. Бицепсы мне ни к чему. В результате взрослые придумывают новую напасть - рыбий жир.
   Я и сейчас не смогу проглотить чайную ложку рыбьего жира, меня мутит об одной мысли об этом, а тогда это была для меня ну просто лошадиная порция.
  Мне зажимали нос! И вливали жир в рот, но я его все равно выплевывала. Меня сильно тошнило, ну не могла я пить рыбий жир! Мама упорствовала, но бабушка заступилась за меня в очередной раз и после крупного скандала мать тоже сдалась. Возобладало мнение, что насильно пользы не будет.
  Бабушка с мамой часто расходились по поводу моего воспитания.
  Когда не выполнялись бабушкины требования, то мама становилась потатчицей.
  -Ты потатчица, посмотришь потом, что из этого ребенка выйдет! Она сядет тебе на голову, вот увидишь. Я, слава богу, до этого не доживу!
  Мне хотелось сесть на голову маме сейчас же, а не в каком-то далеком будущем, когда и бабушки не будет, чтобы порадоваться своей правоте.
  С другой стороны, опасения бабушки мне казались сильно преувеличены.
  Я твердо знала что, что хочу свободы и буду самостоятельной. Дайте мне только вырасти! Не буду я сидеть на голове!
  Если же нарушались запреты мамы, то бабушка портила маме ребенка.
  -Бабка совсем испортила мне ребенка,-жаловалась мама брату Вите.
  -Все нормально, - отвечал подвыпивший дядька. -Хорошая девка растет.
  Меня мучает один и тот же кошмар. Рыжий бык идет мимо меня в упряжи, смотрит угрожающе и скрывается за углом вместе с телегой. А потом вдруг выбегает из-за угла и гонится за мной. Я убегаю, прячусь куда-то,притаиваюсь за поленицей, но вот он нашел меня и кидается. Сон на этом прерывается. Когда вижу сон второй раз и потом еще, я уже знаю, что бык вырвется и бегу от него сразу, но все равно не спастись. Этот сон преследовал меня долго.
  Конфеты редкость. Когда у меня есть конфета шоколадная, я скусываю с нее шоколадную обливку, чтобы съесть ее отдельно, как настоящий шоколад.
  Помню конфеты "Весна" и "Счастливое детство".
  Грызу семечки и тоже люблю копить. Нагрызу кучку и съедаю. Мама меня дразнит - подкрадется и съест накопленную кучку. Я плачу. Вступается бабушка.
  -Ты, Нонка, как маленькая, - сердится она.
  Маме приходится мириться со мной и мы нагрызаем кучку вместе, а съедаю одна я.
  Во мне, безусловно, сидит страсть к мелкому накопительству. Я коплю не только семечки или шоколадные обливки конфет. Я мечтаю о копилке. Мне нравятся симпатичные свинки с прорезями для монет, но это мещанство и мама таких вещей в доме не потерпит.
  Бабушка покрывает свою кровать, очень узкую, темно зеленым блестящим материалом (сатином, как потом окажется). Посредине складочка для красоты. Складочка красиво, конечно, но бахрома будет лучше. Беру ножницы и делаю из складочки бахрому. Раз надрез, рядом второй. Но тут мне стало страшно, что я так сразу, никому ничего не сказав, стригу. Я отказалась от мысли о бахроме и убрала ножницы.
  Вечером бабушка сняла покрывало и увидела дыру. Вернее две. Одну большую, вторую поменьше (вовремя я испугалась!). Что тут началось!
  -Это вредитель, вредитель растет,- кричала бабушка.
   Они хором требовали объяснений. Но как объяснит свои действия ребенок, который не знает слово бахрома, и к тому же видит вместо желаемого две непонятные дырки. Я плакала и ничего не объясняла. Плакала я именно из-за невозможности понять происшедшее. Куда делась красота задуманного и почему это просто дырки?
  Так бабуля и сшила себе одеяло с заштопанными дырами посередине.
   Еще случай. Сижу рядом с бабушкой и вдергиваю ей нитку в иголку. Бабушка втыкает другую иголку в подушечку. Иголка легко входит в подушечку, а я думаю, а если в ногу, вот, например, когда укол?
   И подумав, втыкаю иголку, но не себе, боюсь что больно, а бабушке в ногу!
  Нужно знать моих бабушку и маму, чтобы представить, что тут было.
  Зато я поняла смысл слова садист.
  В доме, где мы живем, нет удобств. Все удобства во дворе. Поэтому у нас есть грязное ведро, которым пользуются мама и бабушка и горшок для меня.
  -У нас и спальня и сральня, - говорит бабушка.
  У нас живет кошка Мурка. Я тоже Мурка, когда мама хочет со мной подурачиться. "Мурка - дурка" смеется она.
  Я обижаюсь, я не люблю шуток, отношусь к своей особе очень серьезно. Я не "дурка", и в плач. Но это не помогает. Мама все равно любит меня дразнить. Тогда я изобретаю "мамку-карамку" и пользуюсь этим лет так двадцать.
  -Смори, Нона, "карамку" заработаешь, -говорит бабушка маме, когда я в обиде на маму за что-нибудь.
   Мурка, которая кошка, очень любит спать на постели, но ей это запрещено. Бабушка гонит ее всякий раз, когда увидит.
  -Это еще что такое, - спрашивает бабушка грозным голосом, завидя Мурку на своей кровати и подбоченивается.
  Кошка спрыгивает с кровати, подходит к столу, ставит лапки на перекладину, поворачивается и ... отвечает бабушке набором кошачьих звуков, по интонации очень похожих на бабушкину речь.
   Кошка оскорблена и обижена. Она, как и я, относится к своей персоне с уважением. Звуки, которые она издает, иначе, как ругань, воспринять нельзя. Должным образом ответив, она с достоинством вспрыгивает куда-то под стол и исчезает. Тишина. Последнее слово осталось за Муркой, но поле битвы за бабушкой
  Я залезла под стол и обнаружила Муркин тайник. Снизу к столешнице, покрытой клеенкой, прибита доска. На нее и прячется Мурка от скандала.
  Периодически Мурку моют. Мокрая она перестает быть большим пушистым комком, а становится незнакомым очень худым зверем. Просто одни кости, кожа и прилипшая к коже мокрая шесть. Только знакомое мяу говорит мне что это моя любимая Мурка. Мне жалко мокрую кошку.
  У соседей живет кот. Черныш. У него красивая блестящая шерстка. Но он кот глупый и не такой породистый, как наша беспородная кошка Мурка. У Мурки шерсть голубовато-серая, ворс длинный и густой, белое брюшко. Когда ее гладишь, она выгибает спинку и мурлычет. С ней еще можно играть. Перевязать бумажку ниточкой посередине, получится бантик, за которым охотится Мурка. Бегаешь с бантиком по комнате, а кошка за тобой.
  У Мурки блохи. Бабушка сшила мешок с затягивающимися веревочками, мама принесла с работы дуст, кошку засыпали и засунули в мешок, затянув веревочки на шее. (Голова у кошки наруже, чтобы не задохнулась. ) Мурка прыгает в этом мешке и жалобно мяучит, но мама неумолима - блох надо выводить! Полусдохшие блохи выползали Мурке на голову и мама вычесывала их густым гребешком. После этой ужасной экзекуции кошка чесалась и мучилась блохами меньше.
   И снова зима. Долгие, скучные, темные дни. Гулять нельзя. Очень холодно.
  У нас двойные рамы, между рамами проложена вата, на нее насыпаны блестящие осколки от елочной игрушки, которую я разбила в прошлый Новый год и пластмассовая розовая рыбка, которая выгорела и розовая только снизу, на брюшке. Несмотря на все это, все стекло изнутри второй, внутренней рамы покрыто толстыми морозными узорами, которые я щупаю пальцем тайком от бабушки
  Но бабушка тут как тут.
  -Отойди от окна, тебе надует, опять заболеешь, -тоном, не допускающим возражений, говорит бабушка.
  Я вздыхаю, и отхожу. Со здоровьем не шутят, мне заболеть, раз плюнуть, а болеть так нудно.
  Тем не менее, когда бабушка зачем-то выходит из комнаты, я беру монетку, грею ее на печке и прикладываю ко льду на оконном стекле. Образуется круглая дырочка, в которую можно заглядывать. Но за окном занесенный снегом огород, сугробы. Скукотища.
  Меня и других дворовых детей пригласили на елку к Нине Степановой встречать 1954 г. Это целое событие. Они люди состоятельные, поэтому могут пригласить детей. Мои не дадут привести много детей в дом даже на день моего рождения. К нам в гости ходит родня, но редко. У нас ведь всего одна комната (спальня и сральня). Чаще мы ходим к ним.
  Елка украшена бусами, у нас таких игрушек нет. Детей кормят сладостями. Конфетки в фольге, мы разворачиваем их, фольгу бросаем прямо на пол, визжим и прыгаем, пользуясь отсутствием взрослых. Вдруг входит Нинина бабушка. Мы затихаем, а на полу валяется затоптанная фольга, по форме напоминающая коня.
  -Кто сделал коня?
   И не дожидаясь ответа, Нинина бабушка подняла коня с полу, сделала к нему петельку с помощью иголки с ниткой и повесила на елку. Получилось очень красиво.
  Осталась старая фотография об этом сборище.
  А мы тоже копим фольгу на елку и заворачиваем в нее грецкие орехи. Предварительно фольгу нужно разгладить кончиком ногтя. Получаются красивые украшения. Можно склеить гирлянду из полосок фольги. Но клей плохой и гирлянда не прочная. На елку кидаем вату - это снег. Один год ставим на елку свечи. Но мама боится пожара - и свечки зажигаем ненадолго.
  Мне отрастили косы. В каком возрасте - не помню. Но к шести годам они уже заплетаются. Причесывание по утрам теперь - это мука для бабушки и слезы для меня. Я требую, чтобы косы были не на ухе, а то они сильно мешаются, а бабушка все время плетет не там. Сплошные неприятности из-за этих кос.
  С Олей мы часто ссоримся. Бабушки говорят: вместе тесно, порознь скучно. Одна задириха, другая неспустиха. В общем, не вникают в наши проблемы. А с Таней, дочкой дяди Юры, мы играем реже, мама дружит больше с братом Витей.
  Но Таня и Оля дружат между собой больше, чем я с ними. У них и матери сестры и отцы братья. Сыновья бабы Веры женаты на сестрах Тоне и Нине. У них часто бывают застолья. Помню большой стол, много взрослых.
  Все веселые. Дети тут же за столом. И нас не гонят спать.
  Взрослые пьют и поют - "Над Волгой широкой..."
  "Что стоишь качаясь...," "Летят перелетные птицы".
   Тетя Тоня имела хороший голос. Помню как она запевает после недолгих уговоров. Слова песен помню до сих пор.
  Я много рисую. Раскрашиваю альбомы для раскраски и просто рисую. Основная тема - красавицы. Девушка с кудрявыми волосами до пят среди птиц, цветов и деревьев. Сверху полоска голубого неба, внизу полоска земли, посередине в пустоте действующие лица. Закрасить весь рисунок не соображаю.
  При рисовании красавиц искажаю пропорции лица и тела. Глядя на моих уродцев, мама ставит им диагнозы (дебил, рахит 2-ой степени и т. д. ). Опять обида, я жду восхищения, и не получив его, плачу.
  В один из зимних вечером к нам заглянула тятя Рая. У нас были испорченная фотобумага небольшими квадратами, с одной стороны матовая, с другой глянцевая, я пыталась рисовать на этих квадратиках с глянцевой стороны, но ничего не получалось.
  За дело взялась тятя Рая. Она объяснила мне, что рисовать надо на матовой стороне, и для примера взяла мои карандаши и стала рисовать. Я как зачарованная следила за этим процессом.
  Помню домик, занесенный снегом, елки вокруг него, покосившийся забор, тучи на небе.
  Красивый букет цветов весь в травинках. Еще что-то. Она изрисовала несколько листиков и я долго хранила их и подражала.
  Уходя Рая сказала:
   -А девочку надо бы учить рисовать.
  Но в тот момент это было невозможно.
  Я знаю все буквы, но читать не могу. Бабушка и мама бьются со мной, но я никак не могу сложить буквы в слова. Моя глупость их раздражает. "Тупица"- измучившись, поводит итог мама. Я вою в голос.
   Вдруг приходит моя избавительница - баба Вера. Она работает в "РОНО", ей и жалуются мама с бабушкой.
  -Вы не знаете методики обучения- говорит баба Вера. -Ребенок не виноват.
  И садится со мной сама.
   -Зоечка, пой буквы. Пой ММММАААА ММММААААА
  -Что получилось?
  Через 10 минут я уже умница и читаю сама.
  Мама и бабушка посрамлены, а я торжествую.
  Бабушка ругает маму, что она быстро тратит деньги после получки, а не рассчитывает на все время до следующей получки.
  -Смотри Нонка, потом опять зубы на полку,- говорит она.
   Но денег все время не хватает. Мама работает одна, а нас трое. Так что "зубы на полке" у нас часто.
  Умер Сталин. Мне страшен сам факт смерти. Это что-то непонятное, со мной такое не должно произойти, с детьми такое не бывает.
  Бабушка, всхлипывая, читает газету вслух . Всплакнула и мама.
  Бабушка сложила газету и сказала, что спрячет ее:
  -Зоечка вырастет и прочитает.
  Это я запомнила очень хорошо и в классе 8 или 9 спросила, а где газета? Но бабушка не сохранила газету, выбросила, когда развенчали культ личности.
   Дни тянутся и тянутся, и расту я так медленно. Никогда, наверное, не стану большой, чтобы делать, что мне захочется. Взрослые как будто никогда не были маленькими или совсем про это забыли. Я даю себе слово помнить, как тяжело быть ребенком и зависеть от чужой воли. Я не буду обижать моих детей, как обижают меня. Решено.
  Я была невозможным ребенком. Это я знала от мамы. Она любила вспоминать, как отлупила меня босоножкой (почему босоножкой? видимо, более подходящего инструмента под рукой не нашлось). После экзекуции я долго была "шелковая".
  Босоножку я не помню совсем (кажется, это было чуть ли не во Владивостоке, а то и того раньше), но напоминания о ней помню хорошо. Маму просто преследовала мечта о шелковой дочке.
  Бабушка же любила говорить, что меня подменили.
  -Ребенка словно подменили, со мной она не такая - говорила бабушка.
  Видимо меня подменяли достаточно часто, так что трудно было определить, какой именно экземпляр в действии в настоящий момент.
  Помню, что когда я надувалась на бабушку, то она говорила
  -Что-то опять Зошка выбуривает
  И еще дразнилку
  "Наша Зошка маленькая, чуть побольше валенка
  В лапотки обуется, как пузырь надуется."
  Ходит и поет себе, как будто не про меня.
  Получалось очень обидно.
  Еще стоит обидеться, как тут же - А на битых воду возят.
  А кому хочется возить воду? Никому.
  И еще я часто была пигалица. Как только мои требования и капризы переполняли бабушкино терпение, я становилась этой самой непонятной, но явно противной пигалицей, которая ишь, смотри, выросла
  - Скоро твой день рождения - говорит бабушка и показывает мне листок отрывного календаря, который означает день моего рождения. Ох, как много листиков перед ним. Я считаю их каждый день и отрываю теперь сама каждый вечер. Считать я уже умею. До десяти научилась считать рано. А как-то утром, еще в постели, бабушка научила меня считать до ста. Тогда же или немного попозже я стала понимать, какое время показывают часы. Все это я поняла с первого захода и таких страстей как с чтением, не было. Наверное, это перед моим шестилетием, а может быть, ближе к семи.
  Наши часы ходики с гирькой. Надо следить, чтобы гирька не провисала до полу, а то часы останавливаются.
  Мне нравится мое отражение в зеркале, я люблю на себя поглядеть, полюбоваться. Но меня не одобряют домашние и не говорят мне, что я красивая. Мое заявление о том, что я девочка с правильными чертами лица вызывает у бабушки насмешки. Но я подозреваю, что она не совсем искренна, и я ей нравлюсь. Правда у бабушки есть какая-то знакомая девочка - ужасная дрянь!!!. Она все время является образцом поведения и живет согласно всяким дурацким пословицам вроде - когда я ем, я глух и нем, когда я кушаю, я никого не слушаю. Она не только не болтает во время еды, но даже не отвечает на вопросы, когда ей их задают. (Хотя, возможно на вопросы не отвечал мальчик, но это было один раз и я забыла про него). Зато девчонка ко всем остальным порокам еще и рано ложится спать по первой просьбе взрослых. Ее, видите ли, не надо просить по сто раз лечь спать, как меня.
  А главное, она была знакома с моей бабушкой задолго до меня, так как сейчас я что-то не знаю таких девочек. Во всяком случае, это не Таня с Олей - мои троюродные сестры. Им явно тоже далеко до этой девочки. Она вызывает у меня дух соперничества - в остальном она тоже такая хорошая?
  В общем, я довольна собой, и никакие воспитанные девочки этого убеждения поколебать не могут.
  Правда, вдруг кто-то из родни говорит мне:
  -Что у тебя такие глаза не мытые?
  -Мытые, мытые- кричу я.
  -Да посмотри, какие черные - говорит дядя Витя (кажется это был он). Я в отчаянии - глаза и вправду черные!
  А у мамы такие красивые голубые глаза. Она, наверное, мыла их в детстве. И я мою глаза мылом, хотя мыло больно щиплет глаза. Помою, помою и посмотрюсь, вдруг отмыла? Но из зеркала на меня по-прежнему смотрят два карих блестящих глаза, - ничего не изменилось! И я бросаю свои попытки.
  Мы с мамой в гостьях. Квартира полутемная и таинственная. Взрослые сидят за столом, а мне скучно. И хозяин дома, загадочный мужчина с бородкой, (вижу бородку в первый раз в жизни, а так только на картинках в сказках) позволяет мне плавить какой- то металл в чашечки, а потом разливать по формочкам.
  - Она не обожжется? - беспокоится мама.
  -Да нет, пустяки, она уже большая, - говорит мужчина с бородкой, и меня оставляют одну за этим замечательным занятием.
  Не помню, ходили ли мы к этим людям еще раз. Но помню, что я все время мечтала туда попасть.
  Зимний вечер, я иду с дядей Витей за руку к нам домой. Я устала и мне очень хочется спать. Мама осталась у них, а брата попросила меня отвести. На мне мое зимнее пальто, а на голове вязаная шапочка зеленого цвета. Когда мы входим в комнату, бабушка ужасается при виде меня и начинает ругать племянника, за то, что на мне не надета теплая шаль (пьяная мать забыла), только шапочка. Виктор тоже пьян. Он оправдывается:
  - Тятя Люда, на дворе тепло.
  - Залил глаза, вот тебе и тепло в 30 градусов мороза - кричит бабуля.
   Мне очень жалко дядю Витю, но заступаться бесполезно, бабушка ничего слушать не станет.
  Не помню, чтобы я заболела после этого путешествия. Все обошлось.
  Позднее мама расскажет, что жили в Колпашево в непрерывной чехарде выпивок и гулянок. Жили очень весело, несмотря на постоянное отсутствие денег. Впрочем, это все понятно, оба маминых двоюродных брата воевали, остались живы, разве это не повод для праздника? Идут пятидесятые годы, за столом вспоминают войну, рассказывают о ней.
  Но в конце концов дядю Витю отстраняют от полетов за пьянство, он работает на земле и денег на выпивку мало. Все это я улавливаю из разговоров взрослых. Я жалею бабу Веру, так как она переживает за сына, а моя бабушка за нее.
  В квартире бабы Веры в углу стоит большой таз с мутной пенистой жидкостью и странным запахом. Называется это брага. Я знаю, что его готовят из сахара и дрожжей и пьют вместо водки.
  В памяти всплывает пугающим видением какой-то темный не то парк, не то лес, где много гуляющих и выпивающих взрослых. А меня устрашает темнота ельника, куда я забралась и запуталась в паутине. Но я не плачу, мне может попасть за плач и за то, что лезу, куда не следует. Я просто потихоньку выбираюсь оттуда.
  Дети во дворе (в основном девочки, но ни имен, ни лиц не помню) договорились не водится с какой-то девчонкой (может с Ниной Степановой, у нас сохранилась ее фотография, поэтому она имеет реальный облик). Я испытываю общее негодование против нее, хотя мне страшно, а вдруг на ее месте окажусь я? Расплата (она с громким плачем убегает, а все злорадно смеются) кажется мне непомерно большой по сравнению с ее проступком. Мне очень жалко девочку, она мне нравится и я иду домой в большом смятении. Помню, бабушка тоже не поддерживает решение дворового коллектива, она считает, что обидели Нину несправедливо. Мне легче.
  Каждый год бабушка белит печку. Разводит в ведре гашеную известь, достает кисти и начинается побелка. Если очень канючить, то и мне дают побелить уголок печки. Вечером это место с гордостью демонстрируется маме. Общую побелку не помню, обоев в комнате не было, стены и потолок были белены известью.
  Я уже убегаю за сараи (мне строжайше запрещено) и спускаюсь по обрыву к реке. Там высокая трава (камыши?) и цветы блестящие на жестких стеблях, совсем не такие как наверху, возле дома.
  Меня научили играть в подкидного дурака. Научила мама. Я оказалась очень азартным игроком и плакала и бросала карты, когда проигрывала. Бабушка сердилась и выговарила маме, за то, что она научила меня играть.
  - Одно расстройство от этих карт, -говорила она.
  -Я думала, она лучше научится считать - оправдывалась мама.
  Когда мне не находилось партнера по картам, я играла в карты одна - строила карточные домики часами. Получались красивые многоэтажные сооружения. Подходила мама и вытягивала губы, изображая, что сейчас дунет. Я страшно пугалась, многоэтажные дома, карточные домики падали сами по себе, а тут еще мама дует.
  Бабушка и мама подружились с Суховыми, с семьей, которая жила на втором этаже. У них была собака - белая и пушистая - порода лайки по кличке Белка. Очень скандальная, все время хватала за тапочки как приходящих, так и уходящих.
  Жили они втроем - немолодые муж с женой и дочка Нина, тихая светловолосая голубоглазая девушка, моложе мамы, не замужем.
  Бабушка ходила к ним играть в преферанс. Вадим Иннокентьевич во время игры все время сердился и ругал свою жену Соню (отчества не помню, хотя бабушка обращалась к ней по имени отчеству) за неправильные ходы. Иногда так разозлится, что бросит карты и уходит курить. Он был худой и нервный. Нина была светленькой, миловидной и очень тихой девушкой, а бабушку Соню я не помню, помню только свое удивление перед ее терпением, сносить такого заводного мужа мне казалось (уже тогда!) нелегким делом, я все время ждала скандала, но все кончалось мирно.
  Иногда туда поднималась мама, и они играли в подкидного дурака вчетвером. Вадима Иннокентиевича часто заменяла Нина, он не любил "дурака".
   Все ранее детство я помню ощущение неудобства одежды. Все время где-то трет, давит, мешает, тянет. Было ли это из-за плохой, неудобной одежды или такое мое личное восприятие, не знаю. Но слез, капризов и пререкательств с мамой и бабушкой по этому поводу было очень много. Все время требовалось что-то поправлять.
  Многие вещи мне шила бабушка, переделывая из своих и маминых. Конкретно не помню, что именно из чего шилось, но новое не покупалось, это точно. Только обувь. Из бордового вельвета мне сшили нарядное платье, а бежевый гипюровый воротник к нему бабушка выкроила из старой маминой блузки. Я в этом платье была сфотографирована.
  -Голь на выдумки хитра, любила приговаривать моя бабуля, кумекая что-то в очередной раз из старья.
  Примерки были долгие и я очень их не любила.
  -Не вертись, а то ничего не получиться, -говорила мне бабушка, -утыкивая примеряемую одежду булавками. Даже мое зимнее пальто, о котором я уже упоминала шила бабушка.
  Мама же любила вышивать гладью, а баба Вера ришелье. У нас были дорожки, вышитые мамой и салфетки бабы Веры.
  Встречаем Новый год, 1954. Бабушка печет пироги, с рыбой и сладкие, я ей помогаю. Мама приходит с работы пораньше, и мы наряжаем елку. Я очень устала и хочу спать, но боюсь лечь, еще столько дел не сделано! Кроме того, я боюсь проспать Новый год.
  -Мы тебя разбудим, ложись - уговаривают меня мама и бабушка.
  Сон берет свое, и я ложусь в полной уверенности, что меня обманут и не разбудят, как это бывало каждый год. Но в этот раз меня разбудили. Полы были вымыты, все прибрано, стол накрыт. Я запомнила этот момент пробуждения и радостного не узнавания комнаты.
  Дни становятся длиннее, мама приходит почти засветло. Близится день моего рождения, который я очень жду не только из-за подарков, но и из-за того, что вырасту на год, что буду в центре внимания.
  На мой день рождения в конце марта еще зима, но в середине апреле все начинают говорить, что скоро лед пойдет. Все ждали, когда река вскроется, но я не помню ледохода.
  Уже не только светло, но и заметно теплее. Перед первым маем начинают вынимать вторые рамы из окон. Все только об этом и говорят.
  -Вы еще не вынули вторые рамы? А мы уже окна помыли, - хвастаются знакомые, приходя к нам в комнату.
  Если же снова похолодало, то фраза звучит по другому
  -Какие вы молодцы, что еще не вынули рамы.
  Но вот, наконец, и у нас праздник. Бабушка и мама вынимают вторые рамы, и можно потрогать руками (несмотря на протесты взрослых) все, что всю долгую зиму привлекало взгляд, но было вне достигаемости - и пыльную вату и осколки елочных игрушек и рыбку, которую хотят выбросить, но я не даю.
  Все! Зима окончилась и впереди пусть холодное и комариное, но лето.
  Зимой сестре Оле мама Тоня родила сестру Наташку. Теперь Оля старшая сестра, и с ней не поиграешь, как прежде, она все время с этой плаксой.
  Сама маленькая, ниже меня на целую голову и моложе на год, а носит, как большая, эдакую толстушку и очень ее любит.
  А я одна и мне скучно. Хорошо бы мама вышла замуж и мне кого-нибудь родила.
  Маме, выросшей в благодатных южных краях, не нравится жить в холодной Сибири. Она мерзнет длинной суровой зимой и не успевает отогреться скудным северным летом, наполненным мошкарой и комарами. И мы собираемся уезжать насовсем отсюда.
  Дядя Витя и баба Вера очень отговаривают маму ехать. Пугают ее неудобствами дороги и трудностями устройства жизни на новом месте. Ведь у нас в семье нет мужчины. Но мама непреклонна и мы пристраиваем кошку Мурку в деревню. Тетя Нина должна отвести ее на пароходе. Там обнаруживают кошку и хотят тетю оштрафовать, но она успевает сойти на берег и оттуда наблюдает, как ее ищут на судне.
   -Где это женщина с кошкой? - кричат на борту.
  - Вот она я, ловите меня,- откликается тетя Нина с берега.
  Я запомнила эту веселую историю, которую она рассказала нам , возвратившись.
  И мы уехали из Колпашево, как только настала навигация.
  Вернее уплыли по Оби. И было мне уже 7 лет.
  Колпашево было местом ссылки. И мама позднее расскажет мне, что когда она устраивалась на работу, главврач спросил ее не под надзором ли она. Мама не сразу поняла, о чем он спрашивал.
  Вспоминая через толщу прожитых лет свое детство, я представляю черноглазую кудрявую девочку южных кровей в далекой заснеженной Сибири в казенном бревенчатом доме над Обью, которой под завывание непогоды до хрипоты читает бабушка сказки Пушкина.
  
  
  Часть вторая
  Школьные годы, 1954-1959
  Станция Карталы южно-уральской ж.д.
  Переезд
  
  Мы уплыли из Колпашево. Кончилось тихое детство у бабушки за печкой. Мне уже было семь лет, я умела читать, считать, писала печатными буквами и должна была идти и очень хотела в школу.
  На пароходе мы плыли долго. Я помню, как я устала от утомительного шума двигателя, от тесноты помещения, набитого народом. Возможно, меня укачивало. В трюме (мы ехали третьим классом) стояли 2-х этажные прикрепленные к полу кровати, на которых сидели и лежали люди, много людей. Они все время говорили и что-то жевали в жуткой духоте и зловонии, а я совсем не хотела есть. Наверху, на открытой палубе, тоже плыли людей. Они лежали прямо на полу на своих тюках, все грязные и от них плохо пахло. Женщин и детей было мало, в основном мужчины. Переезд по железной дороге мне не запомнился, хотя я помню стеной стоящий лес вдоль дороги. Но, может быть, я помню это из следующих поездок по Сибири.
  Мы в Челябинске у бабы Капы, другой бабушкиной сестры. Дядя Валериан, старший сын бабы Капы все время на работе, его жена Аня тоже, и мы общаемся с бабой Капой и ее внуками, Сережей и Женей. Хорошо я запомнила тетю Галю, младшую дочь бабы Капы. Она не слышит, оглохла после болезни, и мама с ней говорит руками, а тетя Галя отвечает ей обычным образом, вслух. Если говорить медленно и отчетливо, то Галя понимает по губам. Галина дочка Люся, ее хорошенькая темненькая девочка младше меня болеет какой-то инфекционной болезнью, и мы только смотрим друг на друга через открытую дверь. Играть вместе нам нельзя, и я ухожу на улицу с ее старшим братом Колей и вожусь с мальчишками в песке. Машинами им служат кирпичи, а мне кирпича не достается, и я вожу металлическую консервную банку.
  - Ты говновоз - дразнят меня мальчишки.
  Цистерны с дерьмом, очищающие обычные тогда деревянные туалеты с дырками, знают все. После того, как такая машина проедет мимо, в воздухе долго стоит отвратительный запах.
  - Неправда, - обижаюсь я.
  И тут же придумываю:
  - Я вожу молоко или бензин. Коля, скажи им!
  Но Коля промолчал.
  Помню усталость от шумной бестолковой жизни в чужой семье. Наконец, мы уезжаем. Мама устроилась на работу на станцию Карталы.
  
  Карталы, первый, второй, третий класс.
  
  Переезд в Карталы не помню.
  В Карталах мы живем в центре города на привкзальной площади. Адрес: Привокзальная 1, кв 14. Дом трехэтажный, мы живем в большой комнате на третьем этаже. В двух других живут Ярошецкие - молодой черный и красивый еврей, его жена, мать и сынок Борькой. Боря маленький, ему годика четыре, и мне не товарищ. Кухня большая, мне кажется, был газ, не помню растопку плиты. На кухне был кран с холодной водой. Дверь в маленький туалет была расположена рядом со входной дверью. Наша комната прямо. В комнате помещалось 2 спальных места (я спала с мамой), стол и китайская роза - огромное дерево, которое не цвело, и бабушка говорила, что сторона у нас северная, солнца нет и поэтому роза не цветет. Возле кровати стояла шаткая этажерка, которая все время норовила упасть.
  Китайскую розу во время уборки выдвигали на середину стола и обрызгивали ее как белье, ртом водой из чашки. После купания листья становились темными и блестящими.
  В темноте на фоне окна роза казалась страшным чудовищем, широко раскинувшим свои темные лапы и я, проснувшись ночью от бабушкиного храпа, лежала за маминой спиной, затая дыхание и слушая стук собственного сердца и долго не могла уснуть от непонятного, вязкого страха.
  Шкафа не помню. Кажется, был самодельный деревянный гардероб. Белье хранили в чемоданах.
  У меня был свой уголок на полу, где я играла в куклы, рассаживала их по стенкам.
  Переехали мы в августе, а первого сентября я пошла в школу в первый класс.
  Школа моя - начальная - длинное розовое одноэтажное здание. Холодно. Пасмурно. 1-ое сентября. Мы в школьных формах и в белых фартуках мерзнем на улице. Директор, немолодой и худой мужчина, долго и нудно говорит о важности момента. Скучно. Плохо слышно.
  Учусь я хорошо. Я так проникнута важностью свершившегося со мной превращения из обыкновенной девочки в школьницу, что стараюсь из-за всех сил.
  Я хорошо помню, как бабушка последний год мне твердила:
  - Ну вот, посмотрим еще, как ты будешь учиться!
  Я - буквоед. Никаких отклонений, ну ни малейших, от требований моей обожаемой учительницы Нелли Ивановны. Она некрасивая женщина, носик уточкой, но мне нравится и я очень боюсь оказаться хуже других в ее глазах. Ее авторитет значительно выше авторитета бабушки и мамы, ведь она учительница, а они всего лишь бабушка и мама. Мама иногда иронически хмыкает, чувствуя мою прямо таки трепетную любовь к Нелли Ивановне и самому процессу учебы, но молчит.
   На втором месяце учебы мой пыл начинает потихоньку остывать. Каждое утро лень вставать и идти в школу. Все время хочется спать. Идешь в потемках ранним, сырым утром, тихонько дремлешь на ходу. Уже считаю дни до первых новогодних каникул. Но учиться все еще мне нравится. Нравится типографский запах новых тетрадей, промокашки в них, сначала такие новенькие, розовые, потом все в чернильных разводах. Приятно выписывать буковки, а потом разглядывать их. Огорчает, правда, вид исписанных мною тетрадок - у них загибаются уголки, на аккуратно разлинованных полях появляются чернильные пятна от испачканных пальцев, исправления и всякая другая грязь.
  Помню, я написала что-то неправильно и не знала, как исправить. Стала плакать и капнула слезой на страницу. Все размазала. Мама и бабушка предлагали разные варианты, вплоть до того, чтобы вырвать лист, но я все отвергала и рыдала в голос.
  Потом в отчаянии, вся зареванная легла спать. Дальнейшая жизнь с такой тетрадкой казалась просто немыслимой. Утром в школе сдала ее на проверку как есть. И все обошлось без нареканий. Нелли Ивановна не сказала ни слова, глядя на измызганную страницу.
  Чем ближе к концу тетради, тем скорее хочется начать новую, в которой будут одни пятерки, а эту, старую где даже тройки мелькают - выкинуть.
   Но без разрешения учительницы тетрадь менять нельзя, а Нелли Ивановна разрешит это только тогда, когда испишется последняя страница. Ну вот, наконец-то, можно взять новую тетрадку, с хрустом провести ладонью по первой странице, отогнуть обложку, обмакнуть перо в непроливашку и ... и поставить здоровенную кляксу прямо посреди страницы!
   Ну что тут будешь делать? Остается только в голос зареветь.
  Нелли Ивановна вела все предметы, даже пение. Помню, на уроке пения у нас было соревнование по рядам. Когда наш ряд спел, то оказался на последнем месте.
  - Вы все прислушиваетесь к голосу Зои, - сказала Нелли Ивановна.
   Мой очень громкий голос и полное отсутствие слуха гарантировали нашему ряду последнее место в течение всех первых трех лет учебы. Мелодии я не узнавала, песни различала по словам, и когда я пела, то мне казалось, я пою правильно.
   В первом классе я часто играла в куклы; уроки давались мне легко, и при всем старании я не тратила много времени на их приготовление, а гулять одну меня все еще пускают неохотно.
  В один серый ноябрьский день, когда я сидела со своими куклами, разыгрывая какую-то мною же придуманную пьесу и озвучивая сразу все персонажи, открылась дверь в комнату, быстрым шагом вошел мужчина в форме, и бабушка вслед за ним. Я сразу почувствовала какое-то напряжение.
  - Зоечка, ты не узнаешь, это папа - сказала бабушка. - Поздоровайся!
  Не помню, наверное, я молчала, растерянная.
  Отец приезжал за официальным разводом. Помню, мама говорила с ним сквозь зубы, когда они сидели за столом.
  В классе у меня есть подруга - Шмонина Галя, симпатичная девочка с веснушками. У Гали густые длинные косы. Когда Галю вызывают прочитать кусочек текста, она быстро встает из-за парты, перекидывает косы на спину и ясно и четко читает. При этом у нее очень горделивая осанка. Мне она нравится, нравится, как она движется, как перекидывает косу. И когда вызывают меня, я тоже перекидываю косу таким же жестом, как Галя и также прямо держу спину, пока читаю текст.
  Тексты из учебника родной речи с картиной Левитана "Золотая осень" на обложке. Я люблю на уроке чтения смотреть на эту картину. Я никогда не видела такой осени. Сейчас мы живем в степном краю, редкие деревья только в городе, а за окраиной голая бескрайняя степь, а до этого была тайга, там тоже осень выглядит по другому.
  Стихи я учу легко, даже Исаковского, не говоря о Пушкине, считаю хорошо, а вот пишу хуже.
  Я санитарка в первом и во втором классе. Хожу в школу с белой повязкой, на которой вышит красный крест. Важно осматриваю руки и уши, гоняю мальчишек мыть руки, когда они грязные.
   При исполнении я важная и думаю, довольно противная.
  При входе в школу дежурят старшие мальчики, в основном из 4-х классов. Они проверяют чистоту обуви и не пускают тех, у кого грязная обувь. Я тщательно вытираю свои черные резиновые сапожки о решетку при входе в школу, но их сомнительная чистота не нравится одному мальчишке на дверях и он не пускает меня в школу. Я доказываю, что обувь чистая, но он грубо выталкивает меня за дверь. Я страшно оскорбилась, заплакала и побежала прочь из школы, решив не ходить больше сюда никогда! Помню как я бегу с отчаянием в сердце домой, слезы градом текут по щекам и противно соленые попадают в рот, встречный ноябрьский ветер сбивает с ног и тяжелый портфель больно бьет по ногам.
  Думаю, что бабушка посоветовала мне не обращать внимания и сделать вид, что я вытираю ноги.
  Пусть отвяжутся эти противные мальчишки.
  А если они чистые, то вытирать и не обязательно. И успокоив, отправила меня обратно в школу. Я слегка опоздала, в коридоре уже никого не было и я спокойно прошла в свой класс. Нелли Ивановна даже не сделала мне замечания.
  В школе длинные темные коридоры, по ним можно бегать сломя голову, учителя только шарахаются в стороны.
  Правда задираются мальчишки, дергают за косички, но это быстро проходит, я учусь давать сдачи. Мне помнится, я не очень одолевала Нелли Ивановну жалобами на проказы мальчишек.
  Как-то раз, зимой, когда я шла из школы домой, вместе со мной шел мой одноклассник Славка, который меня дразнил, как уже не помню. Я повалила его на завалинку сарая перед нашим домом и лупила портфелем, но он не переставал дразнить и смеялся, слегка прикрываясь рукой. Лупанув его пару раз портфелем, я только задумалась, не стукнуть ли его и в третий, как вдруг услышала строгий бабушкин окрик из форточки:
  - Зоя, сейчас же домой!
  Я постояла, подумала, двинула все же Славку портфелем еще раз, чтобы не воображал, что поле битвы за ним, и отправилась домой.
  В дальнейшей бабушкиной интерпретации этот невинный эпизод выглядел так:
  -Смотрю, а она его повалила и лупит, и лупит портфелем. Никак не перестанет. Такая вот драчунья.
  Бабушка чувствовала себя прямо таки спасительницей маленького мальчика, хотя реальная опасность быть забитым до смерти ему не грозила.
  Часть нашей школы отдали под казарму. В двери, ведущей в помещение, где жили солдаты, была щелочка, я сунула туда свой любопытный нос и чуть не задохнулась от тяжелого спертого воздуха.
  После Нового года, весной, мама уехала на 4-х месячные курсы усовершенствования в Ленинград.
  Я очень скучала. Я любила бабушку, была к ней привязана, но без мамы, которую я видела только по вечерам и по воскресениям, мне было тоскливо. Мама была веселая, смешливая молодая женщина и жизнь без нее стала серой и скучной.
  Бабушку я слушалась, а когда не слушалась, то слышала:
  - Ну, вот погоди, приедет мать... .
  Бабушка говорила это подозрительно часто и я думала, что она тоже ждет мою маму, свою дочку. Но бабушка не была сентиментальна, и когда я расчувствовавшись (довольно редко) целовала ее, говорила:
  - Какие нежности при нашей бедности!
  Ну, вот, наконец, весна, и мама вернулась. Солнечное воскресение и от соседей, как всегда по выходным, доносятся вопли радиолы:
  "Мишка, Мишка, где твоя улыбка,"
  или
  "Ах, Таня, Таня, Танечка, неси скорей обед".
  Ярошецкий крутил пластинки с утра до вечера на полную громкость, я выучила их наизусть и иногда они мне надоедали. Хотелось смены репертуара.
  Но сейчас мое настроение совпадает с музыкой, и я ношусь по комнате и радостно напеваю:
   "Работница питания, приставлена к борщам,
   На Танечку внимания никто не обращал".
  Слова песни не имеют ко мне никакого отношения. Это мне не грозит, уверена я, чтобы никто внимания не обращал. Да и Тане повезет в конце песни, а это уже скоро.
  В Ленинграде мама совершенно неожиданно встретилась в бане со своей близкой подругой из Батуми - Тамаркой. Проходя мимо голых женщин, она услышала, что кто-то позвал ее по имени, и, вглядываясь через пар в сидящих, она узнала Тамару. Больше они уже не теряли связи и переписывались всю жизнь.
  После первого класса мы с мамой ездили в Батуми. Каждое лето мы куда-нибудь ездили, хотя жили довольно скудно. Просто мама работала в железнодорожной больнице, и билеты у нее и у меня были бесплатные.
  По прибытии в Москву нас встречал дядя Боря, мамин двоюродный брат, второй сын бабы Капы. Его детей, Таню и Лешу, в тот свой приезд я не помню. Кажется они были в Бологом у бабушки. Помню очередь в кассе предварительной продажи билетов, загадочное слово - закомпостировать.
  Нужно закомпостировать билет, без этого нельзя, оказывается ехать, дальше, а это ужасающе долго и нудно, стоять в очереди в жару в душном помещении.
  От Москвы до Батуми мы ехали в развеселой компании. В одном купе с нами оказалось трое молодых парней, они пили пиво вместе с мамой и играли в подкидного дурака.
  Мама подвыпила и много смеялась. А я сказала:
  - Моя мама как выпьет, - на людей кидается!
  Сказала на всякий случай, чтобы новые знакомые не очень-то рассчитывали на мамину благосклонность.
  За это я была бита в вагонном туалете.
  Но вот мы в Батуми у тети Тамары (маминой мачехи) и дедушки, на улице Горького. Меня мучают смутные воспоминания о запахах, о дворе, ведь я жила здесь маленькая. Во дворе я играю с девочками.
  Дети здесь менее враждебные, чем в Карталах, и легко принимают меня, незнакомую, в свой дворовый коллектив, Здесь даже слегка борются за мое внимание, внимание новой, незнакомой девочки. Самая частая игра девчонок - в секреты: роется ямка, в нее кладется фольга, на фольгу разноцветные стекляшки, затем сверху стекло и засыпают песком. Секрет спрятан. Потом этот секрет долго ищешь и, когда находишь, с волнением разгребаешь песок пальцем и любуешься на выложенные тобой переливающиеся узоры. Это твой секрет. Но еще необходимо найти и разорить чужой. Мне же нравилось составлять переливающиеся разноцветия в ямке, а азарт разорения чужих секретов меня не прельщал. Я только любила найти и сравнить чужую работу со своей, а потом засыпала чужой секрет песком.
  На батумском бульваре тенистые аллеи с большими деревьями, в основном платанами и магнолиями. Аллеи засыпаны крупной морской галькой. Под магнолиями на гальке много жестких крупных листьев, опавших с дерева. Мама научила меня делать шапку из этих листьев, скрепляя их спичками.
  Дедушка был тяжело болен, я все время ходила взад-вперед - из дома на улицу, с улицы в дом - производила много шума, он сердился на меня, и мне не понравился. Ясно было, что он меня совсем не любит.
  Мама была расстроена нашими отношениями. Она очень любила своего отца. А мне он не понравился.
  Он довел меня до слез своими утверждениями, что дедушку надо любить больше, чем маму. Старый человек шутил со мной, но я не приняла эту шутку и очень обиделась. Так мы расстались, не поняв друг друга, и расстались навсегда, как потом оказалось.
  Вернулись мы домой с 2 копейками в кармане, но это помнила только мама.
  Во втором классе дни замелькали один за одним в уже привычном ритме учебы, учились, правда, в основном во вторую смену. Мне это нравилось, не надо рано вставать.
  Сентябрь в Карталах бывал еще довольно теплый. Помню яркие степные закаты, на которые я заглядывалась, устало и лениво возвращаясь из школы. Тепло и пыльно. Мимо нас, школьниц, прижимая нас к заборам, пылит большое и пестрое стадо коров. Я останавливаюсь, и бросив портфель на чахлую пыльную траву у дороги, сажусь на него и жду, пока пройдет стадо. Коровы громко мычат и, приподняв хвосты, бросают лепешки на землю. Я жду терпеливо, я не люблю ходить параллельно со стадом (просто трушу). Подружки останавливаются, и зовут меня, но я не трогаюсь с места и ничего не объясняю.
  Дома ждет моего возвращения со школы бабушка. Обед уже готов, я мою руки и сажусь кушать, иногда на кухне, а когда на кухне колготятся соседи, то бабушка приносит еду в комнату. Я ем и рассказываю ей школьные события сегодняшнего дня, в которых я лично выгляжу самым наилучшим образом. Но бабушка не всегда одобряет меня, в особенности мою способность встревать в любую ситуацию, которая меня изначально даже не касается, но задевает мое чувство справедливости, а я всегда за справедливость.
  - Ну, наш пострел везде поспел - комментирует она мои рассказы.
  Или
  - Ты, Зошка, ну просто в каждой бочке затычка.
  В последнем случае я представляю себе большую бочку, почему-то с пивом, с дыркой сбоку, из которой льется пиво. Я затыкаю дырку своим носом (Суешь свой острый нос куда не надо - еще одно бабушкино высказывание) и сижу так, так как если вытянуть нос обратно, то ясно, что пиво снова польется. А в других бочках тоже дырки и их надо срочно затыкать, а нос-то у меня один! И я мечусь от бочки к бочке в бесполезной и неразумной попытке заткнуть все дыры.
  Мне жалко себя, я перестаю есть и начинаю плакать. Такой переход от веселого оживления к слезам обескураживает бабушку, но она не сдается и говорит свое любимое:
  - Какие нежности при нашей бедности!
  Поплакав немного, я иду гулять, так как вечером надо учить уроки и на прогулку времени мало.
  Как-то раз Нелли Ивановна провела испытание, кто спокойно просидит минуту. Мальчишка за моей спиной все время бурчал и что-то вытаскивал из-под парты. Я раз десять за минуту повернулась, призывая его к порядку, в результате оказалось, что я сидела хуже всех. Нелли Ивановна поколебавшись, так и сказала:
  - Хуже всех сидела Зоя.
  Обидевшись и надувшись, я просидела смирно остаток урока.
  Видимо, все-таки тесно и скучно было мне в школе и в нашей комнатке с китайской розой. Я начиталась Жюль Верна, знала, что мир очень большой и стремилась куда-то в неведомые края. Помню осенью, до уроков мы стоим возле городского парка и я уговариваю девочек убежать из дома. Прямо сию минуту не ходить в школу, а убежать на войну в Корею!
  - Мы будем там санитарками, будем перевязывать раненых - говорю я.
  Мысль не идти в школу нравится моим одноклассницам (Шмониной среди них нет), но возникает резонный вопрос, а что мы будем есть?
  - Надо насушить сухари - говорю я.
  - Тогда убежим через неделю, - осторожно предлагает одна из девочек.
  - Нет, - возражает ей другая. - Бежать надо летом, зимой очень холодно. Замерзнем до смерти.
  Замерзать никому не хочется и мы понуро бредем в школу. В общем, в Корею мы так и не попали ни сейчас, ни летом.
  Во втором классе мне купили металлический конструктор и я с воодушевлением начала конструировать подъемные краны, машинки с поднимающимся кузовом, тележки и прочие механизмы. Пластинки конструктора были из красноватого металла и изделия из них были очень красивы.
   Я возилась с этим конструктором много лет. Потом мне купили новый, из алюминия и я делали машины разноцветные. Играла я в конструктор вплоть до нашего отъезда из Карталов.
  К Новому году мы получили посылку из Батуми от дедушки. Сначала получили письмо от тети Тамары, что они посылку послали, стали смотреть на штемпель, выясняя сколько времени шло письмо и что осталось от посылки, если ее все еще нет. В общем, в посылке сохранилось только немного мандарин, а от хурмы мне дали поиграть блестящую косточку. Я долго держала ее в руках и какие-то смутные воспоминания во мне шевелились, ведь в детстве я ела эту хурму, но сейчас не могла вспомнить вкус, только знала, что косточку такую я держу в руках не первый раз в жизни.
  После второго класса мы ездили в Колпашево. Ехали долго, очень долго до Томска, и за окнами вагонов стоял густой темный лес и цвели на полянах необыкновенные цветы. Поезд часто останавливался в лесу и все время опаздывал. Я мечтала выбежать из вагона и нарвать охапку цветов, как это делали взрослые смелые мужчины, но мама боялась, что я отстану от поезда и не выпускала меня.
  Целыми днями я лежала на верхней полке вагона и смотрела в приоткрытую створку окна на тайгу, вдыхая запах хвои вместе с паровозным дымом, (часть дороги ехали на паровозе). На крутом изгибе дороги можно было увидеть, что у нас во главе состава - паровоз или тепловоз.
  Меня волновали полустанки, мимо которых мы проезжали, дети, которые махали рукой вслед поезду, их незнакомая мне жизнь, которая на секунду соприкоснулась с моей, и исчезла навсегда.
  Монотонность пейзажа утомляла, и тогда я начинала нетерпеливо ждать какого-нибудь города, большой и длительной остановки, на которой мы с мамой сходили и гуляли по перрону, и ели промасленные пирожки "с кошатиной", как про них говорила мама.
  В вагоне взрослые мальчики играли в шахматы и научили меня играть тоже. Правда по упрощенному варианту - королю мат не ставился, его просто съедали, как любую другую фигуру и игра прекращалась.
  Ночью в вагоне я спала на нижней полке, мама боялась, что я во сне упаду. Приходилось смиряться.
  Из Томска до Колпашево летели на самолете. Самолет был маленький, с четырьмя крылами. Маме было плохо в самолете. Ее рвало, а я в начале полета вертелась и все глазела в иллюминатор, но под конец укачало и меня. Мама еле успела сунуть мне кулек.
  В Колпашево сестры Таня и Оля взялись научить меня кататься на велосипеде. Оля учила меня упорно и я поехала-таки, несмотря на свою трусость. Сестры показались мне ловкими и подвижными по сравнению со мной. Думаю, это так и было. Они пустили меня одну с небольшой горки, и я повизгивая от страха покатилась самостоятельно и чуть не въехала в корову, которая взялась невесть откуда и важно лежала на моей дороге. А я панически боялась коров, резко крутанула рулем и свалилась с велосипеда. Животное даже не шелохнулось.
  Еще меня удивили очень длинные сумерки, сумерки белых ночей. Давно вечер, а все светло и светло. Спать нас не укладывали, мы ложились, когда захочется и это было прекрасно.
  Поздний вечер, мы залезли на сеновал, сено пахнет сладко летом и солнцем. Сухие травинки падают за шиворот и щекочут. Мы прыгаем с какой-то антресоли у притолоки вниз, на гору сена и визжим во всю силу легких. Взрослых нет и никто нам не мешает. Напрыгавшись и запыхавшись, мы ложимся как попало на сено и говорим, говорим, вспоминая происшедшее за те два года, что мы не виделись. Становится темнее, но вечер все длится, все еще видны лица даже в потемках сарая. Странный свет льется сквозь щели в стене, вон по двору идет мама звать меня спать. Таня и Оля просят оставить нас ночевать на сеновале. Нам приносят одеяла и подушки, и мы тихонько засыпаем, я так и не дождавшись наступления настоящей темноты.
  Обратно мы летели на самолете побольше и мне не было плохо. Но маму все равно рвало.
  Мама потом расскажет, что у родни не хватало белья, и спать нам пришлось на вывернутых наволочках, но тогда такие мелочи меня не волновали.
  В общем, житье мне там было привольное, больше свободы, чем дома, я снова подружилась с сестрами и была рада поездке.
  Во время стоянки поезда в Новосибирске, мама купила в привокзальном киоске толстую книгу в зеленоватом переплете "Двенадцать стульев и Золотой теленок" и очень радовалась своему приобретению. По приезду бабушка, однако,не одобрила ее поступка в довольно решительных выражениях:
  - Зад голый, а туда же, - книжки покупают.
  Мне, правда, не казалось, что у мамы голый зад. У нее было красивое креп-жоржетовое платье, шитое у портнихи, шерстяная безрукавка с разноцветными полосами, ажурный белый шарфик.
  Мама выщипывала брови, красила губы красной помадой и душила носовые платки
  А я была худой девчонкой с цыпками на руках и въевшейся в них грязью, ободранными локтями и коленками и длинным носом на бледном черноглазом лице. Но, держа в руках мамин кружевной платочек и нюхая его, я чувствовала, я ждала, я вырасту и тоже стану загадочной, красивой женщиной и буду душить носовые платки.
  В начале учебного года в третьем классе к маме зашла ее хорошая знакомая и, увидев, что я играю в куклы, очень удивилась:
  - Такая большая девочка и играет в куклы! ?
  И я перестала играть.
  Забегу в комнату, когда бабушка на кухне, схвачу грустную, бледную куклу Наташку со шрамом на лбу, поцелую ее раз, другой и быстренько посажу обратно.
  Но чувствую свою измену перед старой куклой. Ночью бабушка храпит, я проснусь и прислушиваюсь, не плачет ли брошенная мною Наташка.
  Зимой я носила козлиную серую шубку и красную вязаную шапочку капором. Меня так и дразнили - Красная шапочка.
  Помню очереди за хлебом, длинные и унылые. Все в какой-то серой, некрасивой одежде, понурые. Продавщицы крикливые, до визга.
   В очередях стояла бабушка. Самое страшное и очень обидное было потерять очередь. Иногда вместе с бабушкой стояла я. Тогда давали на двоих. Случалось, посылали в очередь меня, а потом приходила бабушка. Стоя в очереди одна, я волновалась, что бабушка не успеет прийти, очередь вытолкнет меня, как неплатежеспособную, и мы останемся без хлеба.
  Когда маму приглашали в гости в большие компании, она ходила одна, без меня. Но иногда вечерами, когда она шла к кому-нибудь из знакомых просто так, на огонек, она брала с собой меня.
  При этом мне давалась масса наставлений:
  - Веди себя прилично, не болтай ногами, не вмешивайся в разговоры взрослых. Если тебе предложат конфет или печенья, возьми одну штучку и поблагодари. - И тут же вспоминалась история, как когда-то в далеком детстве (я этого не помню) мне пододвинули вазочку с конфетами и сказали:
  - Угощайся, Зоинька.
  И Зоинька запустила в вазочку всю пятерню и вытащила столько конфет, сколько поместилось в пригоршне. Эта фантастическая история рассказывалась много раз и превратилась прямо таки в семейную легенду.
  После таких наставлений я сидела в гостях надутая и прежде чем взять конфету, спрашивала у мамы, смущая ее, можно ли взять.
  Часто в гостях мне казалось уютнее, чем у нас дома. Мне нравились кружевные салфеточки на комодах, бумажные цветы в вазочках, пресловутые семь слоников. Но мама ненавидит искусственные цветы, а настоящих что-то не видно, иногда летом бывают в доме мелкие, сильно пахнущие гвоздики, которые дарят маме наши друзья Ткаченко.
  Но это было в младших классах.
  Чем старше я становилась, тем шире становился круг моих знакомых, и я реже ходила с мамой в гости.
  После принятия в пионеры в третьем классе я - звеньевая. У меня одна красная полоска на рукаве. Я опять при должности, но чувства важности и ответственности у меня меньше. Меня не очень огорчает, что наше звено (одно из 3-х) не лучшее в классе.
  Мама с бабушкой скандалят, и я обычно на стороне бабушки, которая после ссор часто плачет (крокодиловыми, по словам мамы, слезами) и мне ее жалко. В сущность ссор я не вникаю, поводом служат всякие пустяки, но потом идет перечисление всех взаимных обид, накопившихся за долгое время их совместной жизни. После ссор наступает тишина, и бабушка дуется и не разговаривает с мамой, но обеды готовит. По ночам бабушка храпит, и мама не высыпается, это тоже причина для взаимного раздражения.
  Во время последней ссоры дошли до маминого детства; бабушка напомнила маме, что она каждое утро перед школой готовила и подавала ей завтрак, а мне подает завтрак она.
  - Я тоже работала и одна тебя растила, а ты живешь как барыня! И не ценишь! - сердилась бабушка
  - Я устала от твоих попреков - отвечала мама. - Она большая, не хочешь, не готовь ей завтрак.
  Теперь каждое утро вместо бабушки меня поднимает будильник.
  Я тихонько встаю, чтобы не разбудить мать, с которой мы спим на одной кровати, надеваю тапочки и иду в туалет. У нас паровое отопление, но в туалете очень холодно. Потом на кухне умываюсь холодной водой. Умываюсь как Том Сойер - только побрызгаю на себя водичкой и все.
  Зажигаю электроплитку и жарю себе яичницу. Чай в термосе приготовлен с вечера.
   Ем яичницу, потом хлеб с маслом и чай и бегом, а то опоздаю. Теперь я не намазываю масло на хлеб тщательно, как в детстве, когда я просила размазать масло аккуратно, так чтобы нигде не было пустого хлеба. Теперь кое-как намазала, проглотила, нацепила пальто, нахлобучила шапку, схватила портфель и, застегнувшись на бегу по лестнице, выскакиваю на улицу.
  Уже заморозки, на улице чуть светает, я иду в резиновых сапогах и пробиваю лед на всех встречных лужах, разглядываю узоры на льдинах, топчу замерзшую буграми глину. От земли пахнет свежестью. Морозец слабый, но ноги через резину холодит. Я еще разбиваю пару луж и уже тогда бегом в школу.
  В доме поселился пластилин. Он всюду. Прилипает к ногам, когда ходишь, к рукам, к рукавам, когда кладешь руки на стол. Мама и бабушка стонут и плачут, но покупают и покупают мне пластилин. Ребенок занят, ребенок часами не мешается, не шумит и не капризничает, кто из взрослых устоит против этого?
  В начальных классах у меня длинные косы. Помню это ощущение тяжести на голове от волос.
  Но мытье длинных волос в бане - это целое дело! После намыливания, надо сидеть и долго, долго расчесывать волосы, потом вытирать в предбаннике, потом, спутанные, со слезами раздирать дома. Я очень не люблю эту процедуру. И еще я помню противную процедуру натягивания чистых простых чулок на мокрые, плохо вытертые полотенцем ноги.
  В конце четвертого класса мне остригли косы. Я очень устала от своих длинных волос и мама повела меня в парикмахерскую. Волосы у меня были густые, косы толще моих рук, мама все говорила:
  - Мне кажется, эти косы у нее все соки выпили и поэтому она такая худая.
  Когда я распустила волосы в парикмахерской, народ вокруг ахнул. Остричь такую роскошь!
  Под давлением общего настроения мама смутилась и пошла было на попятный.
  Один мужчина с гневом сказал маме:
  - Если бы у моей дочери были такие волосы, я бы близко не подпустил ее к парикмахерской.
  Парикмахерша занесла ножницы над моей головой :
  - В последний раз, да или нет?
  - Да! - сказала я, и стала стриженой.
  Косы оттягивали голову назад и я не сутулилась, а стриженая я сразу согнулась, но зато стала подвижнее. На косы трудно было надевать зимой шапку, они были толстые и давили на шею, а теперь свобода!
  В Карталах бедная растительность. Во дворе садик на три дома, в нем посажены кусты акации. Летом они цветут желтыми цветами. Попочки у цветков сладкие, их можно есть, что Лина (живет во дворе в маленьком домике, ровесница) и делает, а мы с Ольгой (подруга, живет во втором подъезде моего дома, на год старше) только обсасываем сладкий сок и выплевываем. Когда созреют стручки, можно делать пикалки и пикать, пронзительно пикать целый день, пока голова не распухнет.
  Еще есть лесопосадки вдоль железной дороги. Там идет одна колея, поезда ходят редко и все заросло низенькими ветвистыми деревьями, слегка похожими на ивы своими продолговатыми серебристыми листьями. На них растут маленькие, длиной 5-6 мм узенькие зеленоватые плоды, которые мы называем финиками. У них неопределенный слегка сладковатый мучнистый вкус и они идут у нас как лакомство.
  Летом по квартирам ходят рыбаки и продают речную рыбу, в основном карасей.
  Бабушка очень вкусно запекает их в сметане. Просто объедение. Но есть приходится очень осторожно, так как в карасях очень много мелких раздвоенных костей.
  На праздники бабушка варит холодец, готовит неизменный винегрет и к нему селедка.
  Селедку у нас подавали с костями, снимая только шкурку и поливали постным маслом.
  Праздники - Октябрьские, Новый год, Первое мая и дни рождения.
  Еще бабушка печет пирог в чуде или домашнее печенье, рецепт которого дала бабушке ее знакомая. Бабушке кажется, что ее печенье не такое, как она ела в гостях, но нам с мамой все равно нравится.
  Зимой мне купили лыжи и я хожу по садику на лыжах одна. Скучно ходить по кругу, но далеко уходить мне не разрешают, а любителей кружить по садику нет. Я хожу вдоль забора, и придумываю, что меня забросили в тыл врага на парашюте. Все вокруг становится сразу загадочным. Опасности грозят мне из-за каждого заснеженного куста акации. Вон за забором фашисты с автоматами.
  Но голос бабушки, которая зовет меня есть, разгоняет мираж и я плетусь обедать и собираться в школу.
  Я вся промокла и замерзла, прячась от немцев в кустах, и бабушка меня ругает, а Циля Иосифовна Ярошецкая под наш разговор пытается запихнуть своему младшему внуку, брату Борьки, жвачку. Мне противно на это смотреть, и я довольна, что малыш выплевывает ее на пол. Вечером мама и бабушка осуждают Цилю за такое кормление ребенка.
  - Это в наше-то время! - сердится бабушка. - Не может сварить ребенку кашу! В деревне в старое время только самые бедные и ленивые так делали.
  Когда я хожу в школу во вторую смену, то уроки делаю утром. А гулять после школы нельзя, темно. И я сижу дома, слушаю разговоры взрослых и делаю вид, что читаю книжку.
  Бабушка рассказывает захватывающие истории о своей работе акушеркой в деревне, откуда ее "сорвала" мама.
  - Смотрю, а у нее (у роженицы) уже пуповина болтается. Я ловлю ребенка и скорее ее на стол. Главное теперь аккуратно перевязать пупок. У деток, которых я принимала, все пупки хорошие и никакой грыжи.
  Задавать вопросы и вообще проявлять интерес к таким рассказам мне нельзя. Сразу же опомнятся и замолчат. Поэтому я затаилась и слушаю:
  - Лучше всего, когда головкой идет. Ножное прилежание гораздо хуже.
  - Но если ручкой, тогда надо звать врача и делать поворот на ручку. Сама я не могу.
  - Снег, метель, привозят, всю растрясли. Еле добежала до стола.
  Наслушавшись этих разговоров, я до 16 лет думала, что дети рождаются через пуп!
  Идет середина пятидесятых годов. Мы живем на большой узловой станции, рядом Казахстан. Преступность большая, вечерами ходить опасно.
  Вечером опять слышу всякие обрывки рассказов шепотом (чтобы ребенок не волновался).
  - Убили женщину. Долго издевались.
  - Нашли мертвого. Напоили водой и прыгали на животе, пока он не лопнул.
  Мне страшно. За окном потемки. Мама ходит по вызовам и не успевает засветло. Бабушка нервничает. Мне ничего не говорит, но я чувствую ее страх.
  Позднее мама расскажет, что среди ее больных были поднадзорные и один из них, здоровенный детина, требовал у мамы больничный, а она не дала. Он показал ей нож и сказал, что доберется до нее. Она долго боялась, а потом забыла.
  Когда я болею, мама приглашает ко мне своего знакомого врача-педиатра Илью Соломоновича.
  - Он молодой, но я ему доверяю - объясняет мама бабушке.
  У меня часто болит горло и повышается температура. От боли в горле меня пытаются отпоить теплым молоком, которое я обычно с удовольствием пью. Но только не во время болезни! Как только у меня повышается температура, я испытываю сильное, до рвоты, отвращение к молоку.
  И настойчивые уговоры мамы и бабушки не помогают. Я начинаю пить молоко только после выздоровления.
   В конце зимы или в начале весны я заболеваю очень тяжелой ангиной. В это время в Карталах была эпидемия дифтерита. Илья Соломонович считает, что это ангина, но не уверен. Мама пригласила другого врача - немолодую женщину, думаю, инфекциониста. Та долго смотрела мое горло, щупала железы, еще смотрела горло. И сказала в конце концов: "Нет, не похоже, что это дифтерит, подождите с сывороткой". Но у мамы сдали нервы и она для подстраховки вкатила мне противодифтеритную сыворотку, на которую я дала очень сильную реакцию. У меня поднялась температура свыше 40 градусов, начался бред. Помню разноцветные все удаляющиеся круги перед глазами. Нужно дотянуться куда-то туда, в глубину, за ними, а я не успеваю и мне очень плохо.
  Когда я очнулась, бабушка сказала мне, что я кричала и бегала по комнате, она еле со мной справилась.
  После вскакивания и беготни произошел кризис, температура упала и больше уже не поднималась. Я выздоровела.
  Где-то, наверное, через полгода после этого, мама заболела сепсисом, ее кололи, а я радовалась, что вот и ее тоже колют, не понимая, что мама опасно больна.
   После большого перерыва я, наконец, пришла в школу. Нашу учительницу замещает директор, она тоже болеет.
   За время моего отсутствия начали учить падежи. Я прочитала в учебнике: в родительном падеже у имен существительных окончания "ы" и "и".
   Меня поднимает директор и просит назвать предложение с существительным в родительном падеже. Я говорю:
  - Вороны каркают
   - Неверно
  - Собаки лают.
   - Опять неверно.
  Я молчу в растерянности. Класс смеется злорадно. Мальчишки рады, что отличница в затруднении.
  Подымает рука Галя.
  - У меня нет книги, - приводит пример она.
  - Молодец, правильно. Приведите свой пример вы. Я ничего не могу придумать, кроме:
  - У меня нет тетради, - говорю с трудом, скрывая слезы. Я в непривычной роли тупицы.
   Урок математики. Устный счет. Директор предлагает большое число умножить на 25, а затем еще на 4. Соображаю мгновенно, просто приписываю в уме два нуля и поднимаю руку. Учитель вызывает меня сразу. Ответ верен.
  На вопрос, как получился, отвечаю:
   - Умножила на сто.
  Дальше объяснять он мне не дал.
  - Раз такая догадливая, садись, пять.
  Я потрясена легкостью получения отметки.
  Впервые за все время моей учебы появилась возможность быстро соображать и не надо долго объяснять, учитель понял сразу!
  Мне очень понравилось.
  Тогда же я получила первую двойку. По чистописанию. Как радовались двое мальчишек, которые сидели передо мной. И еще куча других. Все орали мне в лицо -Двойка, Двойка! ! !
  Я кусала губы, но не плакала.
  Мелкие предметы - мой бич и мамин тоже. С первого класса начались уроки труда, и я стала терять ножницы. Приду в школу с ножницами и забуду. По тем временам это было с концом.
  Меня ругают, я плачу, я не хочу терять ножницы. Но вот новый урок, я их не забыла, принесла домой, а вот на следующий - опять!
  Я опять забыла ножницы!
  И если бы только ножницы!
  А варежки. За год я теряла пар 6-7 варежек .
  Меня ругали дома по-черному. Мама и бабушка здесь были единодушны.
  - Растяпа, неряха, на тебя не напасешься!
  - Ну что может вырасти из такой растеряхи? - сокрушалась мама.
   Но чем больше я боялась потерять варежки, тем чаще теряла.
  Еще были деревянные ручки со стальными перышками и чернильницы-непроливашки.
  Непроливашки - это наглая ложь! Чернила из них выливались и заливали учебники и тетради, парты и новенькую клеенку на столе, где я учила уроки. Они попадали на форму, на фартуки, на руки.
  Стальные перья все время ломались, ведь писать надо было с нажимом! Как нажмешь один раз, так перышко и откроет клюв и начинает царапать бумагу. Нужно вставлять новое. В школу ходили с портфелем, и в мешочке затягивающемся - непроливашка.
  А тут на пути горка. Ну кто удержится и не съедет с нее на портфеле?
  А что при этом будет со стеклянной непроливашкой? И с чем идти в школу, как писать? Хороший сосед по парте, конечно, даст чернильницу. Поставит посередине и можно макать вдвоем. Я сижу вместе с Галей, она меня выручит - ей не впервой, но с ней таких глупостей, как со мной, не происходит, и мне неловко, что я ее, в свою очередь, выручить не могу.
  Деревянные ручки я сгрызала до металла. Пальцы у меня всегда были в несмываемых чернильных пятнах. После приема в пионеры я жевала концы галстука. Но ногти не грызла никогда, напуганная раз и навсегда страшным словом инфекция, которая сидит у меня под ногтями и только и ждет, чтобы поселиться во мне.
  Гражданскую сознательность и советский патриотизм нам прививали на примере пионера Павлика Морозова. Эта история меня устрашала. Я не могла себе представить, как родные могли убить своего мальчика, даже если он и донес на них. Кулаки представлялись мне бесчеловечными существами, лишенными даже родительский чувств. Смущало меня только, что Павлик донес, где хранится хлеб, а ведь этим хлебом его родные собирались кормить и его тоже. Во всяком случае в моем представлении Павлик, без сомнения герой, жертва ненавидящих советскую власть людей.
  В это время я уже много читаю сама. Детские советские книжки вроде "Васек Трубачев и его товарищи" и "Дети Сталинвороша". Жюля Верна "Таинственный остров" мне прочитала бабушка! И только потом я сама.
  Читая про жизнь людей до революции, я всегда высчитывала, доживет ли герой до 17 года, до светлого будущего, или нет. Если нет, то выходило, что он несчастный человек, умер раньше срока, так и не узнав торжества правды и справедливости.
  Я радовалась, что родилась во-время и живу прямо в светлом будущем и никто не сможет меня тиранить. Мне-то повезло, но каково остальному человечеству, которое жило до меня и так и умерло, не прозрев?
  После курсов мама устроилась на полставки в лабораторию врачом-лаборантом. Туда мне можно приходить, в отличии от ее кабинете в поликлинике, куда ходить нельзя.
  Я у мамы, она в белом халате и в хорошем расположении духа; смеясь, вырывает у меня волос, кладет его под микроскоп, и я долго удивленно гляжу на коричневую, в палец толщиной полоску под микроскопом, потом мама дает мне посмотреть каплю воды, крылышко от засохшей мухи. Я в восторге. Глядя, как я радуюсь, смеется и мамина лаборантка Любочка, хорошенькая молодая девушка-татарочка со смуглой кожей и темными глазами.
  Они дружат с мамой, Люба обсуждает с мамой какие-то свои сердечные дела, а я жду, когда мама соберется домой. Лаборатория расположена напротив моей школы в низеньком одноэтажном кирпичном здании. Вокруг небольшой садик, в нем растут даже березы.
  Лето в Карталах жаркое, без дождей, бывают пыльные смерчи. Как закрутит столб пыли посредине дороги, потом долго сплевываешь песок, трешь глаза.
  Если выйти на окраину города, то кругом сплошная степь и ковыль. Линия горизонта ровная и ничего нет.
  В городе есть парк. Посаженный. Помню из деревьев только кусты сирени. В траве много ящериц. Иногда они залезают на камень и греются на солнце. Если ухватить ящерку за хвост, то она убежит, а хвостик оставит в руках.
  В парке клумбы. Помню львиный зев, который мы рвали, а потом играли в собачки. Нажмешь посредине цветка, он открывает рот как собачья пасть. Но парк далеко от дома и меня туда редко пускают.
  Осенью по двору ветер гоняет засохшие шары перекати-поле. Колючие кусты больно царапают ноги даже сквозь чулки.
  Базар далеко и ездим на него на автобусе. Это маленький автобус, в нем много народу и жарко летом, а зимой холодно и все равно душно. Базар расположен в деревенской части станции. Возле него построили элеватор, когда стали запахивать целину. Помню пшеницу, золотой горой насыпанную прямо на землю возле элеватора. Мама опечалена тем, что пшеница намокла и преет.
  - А зимой опять в очереди за хлебушком стоять - говорит она.
  Мама, пережившая страшный голод Ленинградской блокады, никогда не позволяет мне выбросить недоеденный кусок хлеба.
  - Хлебушек отомстит - говорит она.
  Хлебные объедки мы собираем и отдаем маминым знакомым в деревню, которые кормят ими кур. Мамины знакомые в деревне - это Иван Федорович Ткаченко и его семья. Иван Федорович - мамин больной, которого она как-то раз попросила сделать за небольшую плату табуретки. Он сделал, его работа понравилась, и постепенно мама и бабушка подружились с ним и его женой Валей. По возрасту они попадали как раз между мамой и бабушкой. Иногда мы ходили к ним в их домик с палисадником на жареную картошку. Валя очень вкусно жарила картошку на сале на чугунной сковородке. Еще они подавали огурчики со своего огорода, летом свежие, зимой соленые. Их младшая дочка училась в педагогическом техникуме, а сыновей я не помню, они жили отдельно. Иван Федорович выгодно отличался от русского мастерового люда тем, что совершенно не пил. Тогда я очень удивлялась восхищением мамы и бабушки таким фактом и гордостью и радостью Вали, что ей так повезло с мужем.
  - Вот мама и бабушка тоже не очень потребляют спиртное, а кто-нибудь ставит им это в заслугу? - думала я, уча уроки и одновременно слушая разговоры взрослых
  Летом у Ткаченко бывало хорошо. Уйдешь от взрослых, сядешь на скамеечку возле дома и млеешь от запаха левкоев и табака, который усиливается на закате солнца.
  В третьем классе я вела дневник. День прожит, а потом забыт, а жалко. Надо его удержать. И я села за писание, при моей небольшой любви к этому процессу ведение дневника - это подвиг. Каждая запись кончалась словами - я поела и легла спать. Мама нашла его и много смеялась. Он не сохранился.
  Сохранился дневник, общая тетрадь в разодранной обложке, который я вела с 4 класса и до окончания школы.
   Как-то во двор завезли кирпичи. И я весь июнь занималась стройкой, таскала эти кирпичи взад-вперед. Мы с Ольгой Решетниковой, моей закадычной подругой строили дом.
  Руки у меня в вечных цыпках, непромытую грязь с рук я мажу на полотенце и бабушка сердится.
  - На тебя не напасешься чистых полотенец, - говорит она.
  Но мыть руки долго и холодно. Воды теплой в кранах нет.
  Линка часто ест прямо на улице. Выбегает с куском из дому, жуя на ходу. Мне это запрещено, это называется кусочничать.
  Но иногда Лина приносит из магазина просоленую сухую кильку, как воблу. Она ест ее из кулечка и мне хочется тоже. Я выклянчиваю у бабушки 10 копеек и покупаю кулек этой ржавой мелкой соленой рыбки и ем ее вместе с Линой.
  Слипшиеся рыбешки натолканы в подозрительную газету. Я таскаю эти рыбки немытыми руками и запихиваю в рот. Мама просто умерла бы при виде такой гигиены питания, но запретный плод всегда сладок.
  Вечерами летом можно долго гулять, ведь завтра не в школу.
  Сидим на лавочке и пугаем друг друга страшилками:
  - В черном-пречерном доме в черной-пречерной комнате на черном-пречерном столе стоит черный-пречерный гроб. В черном-пречерном гробу лежит черный-пречерный покойник. Он встает.... .
  Говорится это медленно, свистящим шепотом нараспев.
  И дальше с вскриком хватаешь слушателя за руку.
  Иногда играем в цветы.
  Чаще в барыню.
  - Вам барыня прислала голик да веник, да сто рублей денег. Велела не смеяться, не улыбаться, губы бантиком не делать, да и нет не говорить, черно с белым не носить.
  Я специалист по рассмешению. Только Линка может мне противостоять и не рассмеяться.
  И конечно, в прятки. В прятки играли и зимой и летом. Зимой ползали все в том же садике, прячась за кустики акации, летом за время счета успевали убегать далеко (одежда не мешала) и прятались за сараи и дома.
  Считалок было много:
  " Стакан лимон - выйди вон!"
  "Эники-Беники. Ели вареники"
  " Эники Беники, иог".
  " Вышел месяц из тумана,
  Вынул ножик из кармана..."
  " Ах, как с горки катится
  Голубое платьице..."
  " На золотом крыльце сидели...
  Избегавшись за целый день, пропахшая пылью, травой и солнцем, в сумерках, после третьего призыва из форточки
  "Зоя, немедленно домой", я наконец приползаю в светлое нутро комнаты. Даже при жаре в 30 градусов, которая в Карталах не редкость, в нашей комнате прохладно, и домашние не страдают от жары, не то что соседи, у которых оба окна на юг.
  Дома давно меня ждет ужин, правда, остывший и его нужно подогреть, съесть холодным мне не разрешат - вредно для желудка.
  Бабушка нагрела полный чайник воды - мне надо мыть ноги. Сижу на табуретке, опустив ноги в теплую воду, тихонько шевелю пальцами. Наклоняясь к ногам, слышу запах пыли, горький запах трав и загара, и это на всю жизнь будет ассоциироваться у меня с запахом лета в средней полосе.
  - Смотри, мама, - говорит моя мама бабушке, - до чего добегалась, сейчас уснет на стуле.
   Голос матери возвращает меня к действительности, я вытираю ноги, выливаю воду и бухаюсь в постель.
  Уже засыпая, слышу бабушкино ворчание
  - А кто посуду за тобой будет мыть? Мух-то разводишь.
  Но я не отвечаю, я уже сплю.
  Если идти пешком в сторону базара, то проходишь мимо невзрачной речушки. Помню мутную воду и скользкий глинистый спуск к ней. Ходить мне туда запрещено, но все девчонки со двора идут купаться и я иду с ними тайком. Мы спустились к речке, залезли в воду (она была теплая) и только стали визжать и прыгать, как на берегу появились незнакомые мальчишки, деревенские, забрали нашу одежду, а когда мы попытались ее отобрать, согнали нас в кучку и повели неизвестно куда. Мальчишки были маленькие, нашего возраста и моложе, но вооруженные длинными кнутами, которыми они грозно махали. Концы кнутов свистели в воздухе и страшно было попасть под их удары.. Мы хныкали и просили вернуть одежду, а они хлестали кнутами, стараясь попасть по нашим ногам и кричали:
  - Городские! Городские! Мы городских поймали! Не ходите к нам купаться!
  Их ненависть была очевидна и совершенно мне не понятна.
  Ну городские, ну и что теперь?
  - Что речка ваша? - спросила я одного, за что получила кнутом по голым ногам.
  Вздулась красная полоса, я подпрыгнула от сильной боли и с ужасом смотрела на ногу.
  Ну чем можно объяснить такие полосы? . Наверное, придется рассказывать дома всю правду, если я вообще сегодня попаду домой.
  Гоняли они нас долго, не меньше двух часов. Мы очень устали, но и наши преследователи тоже утомились. Они просто и сами не представляли, что делать со своей добычей.
  Ольга все тянула свое:
  - Мальчики, отдайте нам одежду, миленькие, отдайте.
  Наконец деревенским все это надоело, они потихоньку стали нормально с нами разговарить, и раздумывать, не отпустить ли нас с миром.
  Драться с девчонками было непочетно, да и как с нами драться, если мы только прикрываемся руками и хнычем.
  В конце концов, нам бросили наши платьица и юбочки, мы оделись и пошли домой.
  Красная полоса была выше края юбки и не очень видна.
  - Где тебя черти носят без обеда! ? - так встретила меня бабушка.
  Я заторопилась к столу и оставила вопрос без ответа.
  На этом домашнее разбирательство и кончилось. Но больше я на речку не ходила.
   Все звала маму пойти туда по выходным, но уговорила, по-моему, только один раз.
  Мама брезговала купаться в такой грязной луже.
  В июле мама послала меня в пионерлагерь под Миассом. Я впервые попала в смешанный лес, и была покорена его красотой. Но в лагере мне было трудно. Зябко рано вставать, бежать на зарядку в спортивной одежде, а потом в пионерской форме на построение и поднятие флага. Тяжело было мыть полы в нашей спальне, когда мы дежурили (я мыла очень плохо, не умела отжать тряпку, после моего мытья на полу оставались грязные разводы, девчонки сразу просекли, что я не мою дома полы и дразнили меня белоручкой.) и, главное, противно утром выносить парашу (большой таз с ручками, наполненный мочой, которая плескалась на руки, когда ее несешь и удручающе пахла). Было очень противно и очень тяжело носить по утрам этот таз. Но это только во время дежурства. Между завтраком и обедом был большой перерыв в еде и очень хотелось есть перед обедом. Я не помню такого чувства голода дома.
  Кроме того, я впервые была одна, без мамы и бабушки и скучала по ним.
  Зато была речка, можно было купаться, правда, по часам, вернее по минутам.
  Вечерами жгли костры. Иногда убегали через дырки в заборе в лес одни, но редко и кажется, это было после 4-го класса, когда были постарше.
  В дальнем конце территории лагеря располагалась большая спортивная площадка, где, помимо прочего был канат и вертикальная палка для лазания по ней. Я повисала на этой палке как плеть, не могла сдвинуться ни на сантиметр наверх и очень завидовала ловким, как обезьянки девчонкам, которые быстро перебирая ручками и ножками, залезали наверх. Но спустя год, после четвертого класса, я, окрепнув после уроков физкультуры в школе, обнаружила, что с небольшими усилиями я тоже могу залезть до самого верха. Я очень хвасталась маме этим достижением и даже, когда она приехала в лагерь, продемонстрировала свое умение, слегка испугав ее тем, что залезла так высоко.
   Мама рассказывала, что из лагеря я привезла кучу вшей в своих роскошных волосах. Меня засыпали дустом, корни волос протирали уксусом для уничтожения гнид.
  Мама долго со мной возилась, пока вывела их. Она мучилась от мысли, что у дочки врача вши! .
  Я была очень шумной девочкой с пронзительным голосом. Маме говорили коллеги, жившие в соседних домах (в основном, ядовитый Илья Соломонович, приходя лечить меня от очередной простуды):
  - Когда ваша дочь выходит на улицу, мы слышим. Не удивительно, что у нее болит горло.
   А в августе мы все трое поехали к Суховым в Кемерово, куда они перебрались жить. Опять помню леса и леса. Лежишь на верхней полке, пахнет гарью от паровоза, иногда копоть в лицо... . В городе на площади пестрела клумба с васильками.
  Когда мы вернулись в Карталы, бабушка подала маме телеграмму из Батуми, где тетя Тамара, сообщала о смерти деда. Мама долго плакала и очень переживала, что не поехала в Батуми. Решено было ехать через год на могилку к дедушке.
  
  Четвертый класс
  Четвертый класс отличается от трех первых тем, что мы учимся в другой школе-семилетке. Трехэтажное здание школы красиво белеет среди зеленых тополей. Оно ближе ко мне, чем предыдущее, туда было идти с километр, а сюда метров 500-600.
  В начале четвертого класса или в конце третьего на стадионе было какое-то торжество и мы, пионеры, должны были, когда оркестр начнет играть гимн Советского Союза, встать и отдать салют.
  Посадили нас на скамейки под трибуной. Я сидела и мучительно думала: как узнать, что играют гимн, если они только играют, а слов нет?
  Нервы мои были очень напряжены, я боялась пропустить нужный момент, и когда после паузы оркестр заиграл, как мне показалось, что-то похожее на гимн, я встала и отдала салют. За мной встал весь наш класс.
  Вечером мама мне говорит:
  -Все было очень интересно, но почему вы встали и отдали честь, когда оркестр заиграл марш?
  В начале учебного года мы переехали в комнату на втором этаже, где мы теперь живем с новыми соседями - Шахматовыми. У них внук - Вовка, на год старше меня.
  Квартира такая же, в том же доме, но на этаж ниже и людей меньше. А Ярошецким отдали всю квартиру, из-за второго ребенка, из-за Славки. Но не сразу как он родился, а спустя года два, так что я насмотрелась на их красивого голубоглазого (в русскую мать) младенца.
  И теперь, только когда я на улице стою в воскресение у их подъезда, то слышу знакомые песни. А мы живем тихо и людей в квартире меньше (всего 6 вместо 9) и гулянок нет.
  
  Девочка, моя одноклассница, пришла в школу неумытая и непричесанная, объяснив всем, что сегодня умывание - большой грех и бог за это покарает. Она отчаянно отстаивала эту, совершенно ошеломившую меня точку зрения (ведь бога нет, неужели она не знает? !) и с громким плачем ушла домой, поскольку ее не допустили в таком виде до уроков.
  У нас новенький мальчик 14 лет, второгодник из большой неблагополучной семьи, Ситников Вова (Сито), который неожиданно в меня влюбляется и активно за мной ухаживает.
  Он провожает меня до дому, а вечерами, после моей прогулки во дворе (не с ним, мы катаемся с горки и визжим, а ему это не пристало, он большой, он в стороне), не пускает домой. Мы долго стоим в подъезде и молчим, а когда мне надоедает это молчаливое отирание стенок подъезда, и я пытаюсь уйти, он перегораживает мне дорогу, и просит не уходить. Я его побаиваюсь, кроме того, мне льстит его внимание и мы стоим и снова молчим.
  Еще когда один парень в классе обозвал меня матерным словом (чего я, надо сказать, просто не поняла), то он его побил.
  В конце концов, мама встревожилась нашей дружбой и перевела меня в другую школу и другой класс, в среднюю школу Љ31, в класс, состоящий, в основном, из детей интеллигенции.
  В четвертом классе, из истории СССР, я узнала, что царя казнили в 18 году, но не только царя, но и всю семью! В учебнике не перечисляли, кого именно.
  Я спросила у бабушки, а почему всю семью, а не одного Николая Второго?
  Я уже знала, что царь - деспот и кровопийца. Устроил кровавое воскресение, но дети причем?
  Бабушка объяснила мне, что нельзя было оставлять претендентов на царский престол, время было тревожное, шла революция и монархисты были опасны.
  Говорила бабушка какими-то не своими словами, и я поняла, это официальная версия. Из газет.
  Я поверила в необходимость такой акции для революции, но не смирилась с ее жестокостью.
  Ночью, лежа в постели без сна, я все думала:
  - Ведь как прекрасно быть принцессой, - каждая девочка, начитавшись сказок, в детстве мечтает быть принцессой.
  А тут русских принцесс, которые вовсе не виноваты, что родились принцессами, этих счастливых, наверное красивых и ничего плохого не сделавших девочек вдруг убили из-за революции, которая несла всем народам радость и освобождение. Но это всем, а им-то смерть. А ведь на их месте могла оказаться и я, и меня тоже бы убили ни за что.
  Мне было страшно и хотелось плакать.
  Учительница у меня теперь другая учительница - Александра Ивановна. Я попала в сильный класс и маме было сказано, что неизвестно, как я буду учиться. Александра Ивановна любит кричать, что мы дети городской интеллигенции (от нее я об этом и узнаю) ведем себя хуже дикарей, и гораздо хуже детей рабочих. Это пренебрежение нами по факту рождения меня очень возмутило и оскорбило. Ничего подобного от нашей милой Нелли Ивановны я никогда не слышала, даже не знала, кто мы есть.
  Утверждение, что мы хуже дикарей, я принимала, ведь с дикарями я не была знакома лично. Но я 3 года отучилась в классе, как теперь оказалась, состоящем из детей рабочих, и я-то видела разницу. Дети в новом классе были скромнее, быстрее соображали, были опрятнее одеты, и не дрались до кровавых синяков на переменах. Слушая ее выступления, опустив глаза и рассматривая парту, я думала: тебя бы в мой старый класс на перевоспитание, помучилась бы ты с нашими хулиганами, тебе бы здесь раем показалось.
   Я очень скучала по своей Нелли Ивановне и не полюбила новой учительницы. Но училась я и у нее хорошо.
  В новом классе у меня больше подруг. Раньше всего я сошлась с очень симпатичной кареглазой смуглой девочкой Тамарой Мориной. Она живет в большом новом доме напротив нас в маленькой, необыкновенно опрятной и чистой комнатке вдвоем с мамой. Придя из школы, она снимает форму и вешает ее сразу в шкаф, снимает и прячет туфли, и вот все опять опрятно, как будто никого и не было.
   После моего прихода домой комната выглядит как будто у нас Мамай воевал. По крайней мере, так говорит моя бабушка. Форму в шкаф я сразу не убираю, так как она должна проветриться от школьного запаха (воняет казармой, говорит мама). Вот она и проветривается целый день на стуле, мнется и потом надо еще ее гладить.
   Томка очень славная, но по настоящему я с ней не сошлась, она слишком конкретна и к тому же обидчива.
  Из моего дневника, начальная страница оторвана
  ...я позвала к себе и Тому. Мы поиграли немножко и потом она пошла домой.
  Я читала книгу и легла спать.
  В новом классе я присматриваюсь к девочкам, выискиваю подруг. Внимание мое, кроме Томки, привлекают две девочки. Одна из них дочка маминой коллеги, Крохина Люда. Она крепкая и сильная и очень самостоятельная девочка. Ее внешняя грубоватость и прямолинейность меня отталкивают. К нашей дружбе мы идем медленно и осторожно, как в темноте на ощупь.
  Я поглядываю и на Надю Шумских, девочку с огромными и серо-зелеными глазами и некрасивым унылым носом, из-за которого она очень переживает. Она необыкновенно начитана, пишет прекрасные сочинения, и как окажется позже, пишет стихи, и хорошие стихи. Она отличница, хотя математику и не любит. Подруг у нее в классе нет, я ей нравлюсь, но она, в принципе, очень замкнута и может быть, вообще не способна сходиться с людьми так коротко и близко, как я. Я большая пересмешница, задира и командирша, возможно, это ее отпугивает.
  Люда дружит с мальчиком, Вовкой Жовнюк. Девчонки про них сплетничают, что первое время меня сильно настораживает.
  Весь четвертый класс, несмотря на кучу новых знакомств, на первом месте у меня остается Оля Решетникова, с которой мы проводим вместе много времени, обсуждаем массу проблем и которая сочинила про меня ехидные стихи. В них были такие слова "...тихо бровью повела и сказала - я права"...
  Я сильно злюсь, когда она в очередном споре вместо разумных доводов приводит это двустишие (придумано было больше, но сохранилось на слуху лишь эти строчки), но не могу не чувствовать определенную долю правды, которая отражена в стишках, я очень, ну очень редко признаю свою неправоту.
  Мне трудно утвердиться в глазах Ольги, ведь я на год моложе, отстою на целый класс и она никогда со мной вместе не училась. Уважение тех, с кем я учусь, мне легко завоевать своей способностью решать трудные задачки по арифметике.
  Мы сидим у Ольги, дома никого нет. Оля нашла в мамы в сумке презерватив и мы разглядываем его упаковку, достаточно плохо представляя себе его назначение и способ использования.
  - Я слышала, это связано с детьми, - говорит Оля. - Сколько этих штучек, столько и детей.
  И она торопится положить его обратно, чтобы ее мама не заметила, что мы его брали
  Я у Ольги на кухне и жду ее, чтобы вместе пойти гулять. Она моет посуду. Моет она не так, как я, я не столько мою, сколько совершаю обряд омовения, нисколько не интересуясь достигнутым результатом.
  Оля просматривает каждую вилочку и если видит между зубьями присохшую еду, то тщательно ее выцарапывает оттуда. Я чувствую, что сейчас умру от тоски ожидания. Но Ольгу не своротишь. Мы идем только тогда, когда она аккуратно вытерла полотенцем всю посуду.
  В новом классе очень недолго училась с нами девочка из Азербайджана. Она похожа на меня, худенькая, черненькая, только в очках. Довольно противная девочка, во всяком случае очень надоедливая и приставучая. Ее часто обижали в классе, впрочем нравы в нашем классе оставляли желать лучшего (среди девочек тоже). Однажды, когда мы возвращались из школы, она чем-то сильно меня донимала, дразнила и сильно обидела, а потом, ехидно посмеиваясь, пошла вперед, а мы с Людой шли сзади. Я смотрела на ее спину и злилась, чувствуя, что она уже забыла про меня, обидела и идет себе, как ни в чем не бывало.
  Обида требовала выхода и я вдруг разбежалась и сильно толкнула ее портфелем между лопатками. Она оказалась значительно легче, чем я ожидала, удар был очень сильным, она упала, разбила себе коленки, встала и не оглядываясь, вся сжавшись и сгорбившись, побежала с громким плачем домой.
  Мне было ее жалко и очень стыдно, я до сих пор помню, как с силой бью по легким детским лопаткам. Возникло чувство, что я обидела маленького ребенка. Никакого удовлетворения месть мне не принесла.
  -Я не ожидала, что она так упадет и сильно разобьется, - стараясь оправдаться, сказала я Люде, которая молча присутствовала при этой сцене
  - Да - сказала Люда, - ты, конечно, не рассчитала, но не переживай сильно. Она ведь первая начала дразниться, ты ее не трогала.
  Люда умела спокойно видеть ситуацию со стороны, замечая детали, которые не видела ни я, ни Оля. Эти свойства ее характера, полностью отсутствующие во мне, особенно когда я горячилась (вся в отца!), очень меня привлекали.
  Люда жила с мамой и отчимом, целые дни была одна, и привыкла сама принимать решения, в то время как я всегда была под контролем бабушки.Люда чувствовала разницу между моей избалованностью и ее самостоятельностью, но не в пример многим знакомым девчонкам никогда не ставила мне это в укор.
  Тут же, в Карталах, жила ее бабушка, но Люда не была к ней привязана и слушалась ее меньше, чем я свою. Будучи столь сильно несхожи по характеру и образу жизни, мы с Людой, сдружаясь, ссорились друг с другом гораздо меньше, чем я с Олей. Люда на мелочи не обращала внимания, а серьезных разногласий у нас не возникало.
  9 (неизвестно какого месяца и года, 9 и все тут)
  Я встала рано в 6 часов. Потом поругалась с бабой из-за Ситникова (Ситы). Приготовила себе завтрак и поела. Баба со мной не разговаривала. Немного погодя пришла Анна Демитриевна (орфография сохранена). Она после долгих уговоров села за стол. Я со скуки взяла томик Пушкина и стала его перелистовать. Но стихи не лезли в голову. Пушкина пришлось оставить в покое. Я позвонила Ольге и позвала ее к себе. Она пришла, и мы поиграли. Потом пошли в сад отделения милиции.
  Ольгин отец работал в МВД и был каким-то начальником, тихий, склонный к полноте мужчина. Оля проходила через охрану под тем предлогом, что идет к отцу, а я с ней. Но его темный кабинет с кожаными казенными диванами и креслами мы не посещали, а ходили в садик возле отделения, где росли ранетки, мелкие, сильно вяжущие, но мы их с удовольствием ели, обрывая с веток и пытаясь достать те плоды, которые висели повыше.
  Вскоре такое времяпрепровождение нам надоело и мы, обнаружив, после тщательного исследования, в здании отделения большой заброшенный чердак, стали организовывать там штаб.
  Военизированность наша была просто устрашающая. Мы все читали горы книг про войну, постоянно играли в войну, в разведчиков, и две девочки, 10 и 11 лет, найдя заброшенный запыленный чердак с мебелью, начинают устраивать там не дом, не салон для приема гостей, а штаб своей организации, состоящей из них двоих!
  Правда, штаб мы делали скорее как салон, натащили туда еще мебели.
  Помню как мы корячась волокли по лестнице бесхозный диван и какой-то полковник безушпешно пытался нам помешать, а потом махнув рукой, положил на пол свои бумаги и помог нам занести диван на наш чердак.
  Когда мы, наконец, устроились и стали думать, что делать дальше, как хватились этот самый диван, который просто временно стоял на лестнице, обнаружили наш чердак и Олин папа запретил нам ходить туда.Думаю, тут не обошлось без того самого полковника, который помог нам затащить диван.
   Но запрещение это в будущем, а пока мы ходим в отделение довольно часто.
  Продолжение дневника:
  Там вымазались в краске и пришлось отмывать керосином. Разошлись мы с Олей по домам. После обеда я взяла книги, зашла к Ольге и мы пошли в библиотеку. Ходила к Ольге и играла. Потом почитала и заснула.
  Начиная с третьего класса, я читаю книжки сама. Начинаю читать Дюма, Жюль Верна, Майн Рида. Читаю и по программе, не помню что. Читаю запоем, вечером не гашу свет, мама гонит меня на кухню, я мешаю спать. Я сижу на кухне и читаю, поджав замерзшие голые ноги под себя.
  У маминых знакомых хорошая библиотека и мне разрешили брать книжки. Я читаю собрание сочинений Майн-Рида один том за другим и скоро чувствую, что он мне надоел. У него главный герой любит все время блондинок с голубыми глазами и золотыми волосами, а брюнетки либо злодейки, либо просто несчастливо любят главного героя.
   Будучи темненькой девочкой, не брюнеткой в полном смысле слова, но совершенно точно не блондинкой, я обиделась на Майн-Рида за такую цветовую дискриминацию женщин, я чувствовала себя достаточно красивой, чтобы в меня мог влюбиться главный герой.
  Весной в четвертом классе я прочитала в первый раз "Войну и мир", вернее только мир, все страницы про войну я благоразумно опустила. Читала про Наташу Ростову. Влюбилась в Пьера Безухова.
  Проза Толстого производила на меня впечатление чего-то выпуклого, объемного, как произведения скульптора. После него Дюма, Майн Рид и Купер производили впечатление плоских ярких движущихся картинок. Как мультфильмы против игрового кино.
  Иногда Вовка выходит на кухню и смотрит, что я читаю. Но нравятся нам разные книжки, он больше читает про войну.
  Снова из дневника...
  10 марта
  Утром пошла в школу. По русскому получила 5 и 4, а по арифметике ничего. Нам выдали новые тетради. По дороге домой встретила Олю. Вместе вернулись домой, поели и пошли на урок музыки. Я шла в первый раз, а Оля нет. С непривычки было ....
  На этом записи прекращаются, а следующие относятся к лету.
  Музыке я училась почти год. Данных у меня не было никаких, но я легко запоминала, где какая нота, куда ставить пальцы и училась.
  На меня завораживающее впечатление производили быстро бегающие по клавишам пальцы и рождающаяся от этих движений музыка. Но желание учиться прошло довольно быстро. Я проучилась немного больше года у частной учительницы и бросила. Отсутсвие музыкального слуха мешало мне. Но учеба мне помогла, я по-крайней мере, не научившись воспроизводить голосом, стала различать мелодии на слух.
  Учительница была интересная немолодая женщина, приехавшая из Китая (видимо из Харбина), непривычно, для моего глаза, нарядно одетая с очень аккуратной рыжеватой прической. Ходили слухи, что она совсем лысая после какой-то болезни и на голове у нее парик. Но понять, правда ли это, по внешнему виду я не могла. Мне она казалась немного жеманной, но в обращении приятной и слегка отстраненной женщиной.
  Кажется, в эту зиму время мне купили коньки-снегурки, я привязывала их к валенкам и каталась. Пару раз мама водила меня на каток. Там играла музыка и было весело.
  Когда мне надоели валенки с привязанными к ним коньками, мама стала брать мне на прокат коньки с ботинками. В них я героически передвигалась по льду, но катанием это можно было назвать чисто условно.
  Когда в теплой раздевалке снимешь ботинки, то сильно ломит замерзшие пальцы ног.
  В ту же зиму к нам в гости зачастил высокий темноволосый мужчина. Сидел пил чай, обещал мне сводить меня на каток. Помню мне надо было выдрать коренной молочный зуб, он шатался, но я все равно боялась его выдернуть. Мама повела меня к нему (он оказался зубным врачом) и он очень долго уговаривал меня не бояться, мама сердилась, что я такая трусиха, а я, чувствовала ее смущение и ломалась изо всех сил.
  Потом он вдруг исчез с горизонта, так и не сводив меня на каток.
  Спустя много лет я узнала, что бабушка произнесла сакраментарную фразу:
  - Опять твой проходимец заявился.
  А он в этот момент входил в дверь, услышал, оскорбился и исчез...
  А вроде имел серьезные намерения. Мама переживала, поссорилась с бабушкой, а потом успокоилась и решила, что все к лучшему.
  На день рождения мне дарят набор для выпиливания, и я выпиливаю. Выходит у меня не очень хорошо, фанера слоится, пилки ломаются, но все же какие-то ажурные вещи у меня получаются. В общем, я помню полочку, на которой стоит хозяйка медной горы, Все, кто ни придет в дом, должны полюбоваться моим творчеством.
  В 4 классе мы ходили с Тимуровскими рейдами по одиноким старикам. Помогали им. Приносили воду, мыли полы в холодной воде.
  Мне это давалась очень тяжело. Ведра носить мне не приходилось, ломило плечи от двух полных ведер воды, к тому же у стариков в избах был неприятный запах старости и запустения. Некоторые принимали нашу помощь как должное, другие благодарили со слезами на глазах, но я лично стеснялась их благодарности.
  Два раза в год, летом и осенью мы собирали металлолом, а потом он ржавел на наших глазах целый год.
  В городе был кинотеатр, в который я довольно часто ходила на детские сеансы. Отпускать с подругами в кино меня стали поздно, где-то в третьем классе. Содержание просмотренных кинолент не помню совсем. Зато хорошо помню, сами походы в кино.
  Сначала надо долго канючить у мамы 10 копеек. Потом идти к Ольге в соседний подъезд и ждать возле ее двери, пока она выпросит деньги.
  Потом покупать билеты. Билеты были без указания места и надо было протолкнуться побыстрее в двери, чтобы занять места, с которых хорошо видно. Помню, как Линка героически давится в дверях, куда все кидаются еще до того, как их откроют, а я стою в стороне, меня задавили, и я не могу отдышаться.
  Пока стоишь в очереди за билетом, местная шпана в лице мальчишек от 10 лет и старше, курящая и матерящаяся, все время дерется. Могут подойти и для разминки больно ударить по спине, закрутить косу на руку и трясти голову, пока не заплачешь.
  Я столько натерпелась от мальчишек за пять лет жизни в Карталах, что позднее, будучи взрослой замужней женщиной, я обратила внимание, что ускоряю шаг и внутренне сжимаюсь при виде группы мальчишек подросткового возраста.
  Особенно трудно было проникнуть в кинозал, когда шел Тарзан. Тогда даже Линка не выдержала и выбралась из давки у дверей. Это я помню. А фильма не помню! Не произвел на меня впечатление Тарзан, к трюкам я осталась равнодушной, а сюжет был слишком примитивен для меня.
  Где-то в конце 4 класса, весной, начитавшись детективов про шпионов, мы с Олей долго ходили за парочкой подвыпивших мужиков, услышав, как они ругают власть. На этом основании мы приняли их за шпионов и стали выслеживать. А те мотались от одного пивного ларька к другому. Наверное матерились, но ни я, ни Оля мата не понимали. Спустились сумерки, пьяницы поползли к себе в деревню, а мы пошли домой. Сыщиков из нас не получилось.
  Весной мама купила мне велосипед. Папа регулярно присылал алименты, но сумма не увеличивалась, что очень удивляло маму, ведь его должны были регулярно повышать в звании. И вдруг пришла сразу большая сумма.
  Мамина подруга Клава, деятельная заводная женщина, которая сама выбрала маму в подруги и утомляла ее своей энергичностью, то туда тащила, то сюда, тут же придумала, как потратить деньги.
  - Купи девочке велосипед - сказала она.
  Я все детство мечтала о велосипеде, но мне не могли его купить.
  Мама сильно колебалась, но под нажимом Клавы и моим, а главное, из соображений, что деньги присланы для меня (ведь алименты!) мне был куплен взрослый дамский велосипед. Сначала позволяли кататься вокруг все того же садика, потом вокруг дома, а потом в поле, на простор, целой ватагой! Оле тоже купили велосипед, а у Люды он был.
  И это лето, и начало следующего я провела с велосипедом.
  Ясное теплое утро поздней весны или начала лета. Я помогаю бабушке развешивать белье во дворе. На мне сарафан, расклешенный книзу, с оборочкой и рукавчиками-крылышками, из бордового китайского ситчика в белый цветочек. Периодически я бросаю развешивать белье и кружусь в своем сарафане, ощущая себя легкой и красивой.
  Вдруг я услышала угрожающее жужжание под подолом. Оса! Я завизжала и запрыгала на месте от ужаса, испугав этим бабушку, как она потом расписывала - до смерти. Испуганная моими ударами о платье, оса укусила меня за ногу и благополучно (для нее, для осы благополучно) улетела, а я осталась и продолжала плакать от пережитого страха и сильной боли от укуса.
  Бабушка смазала мне распухшее место спиртом и сказала свое обычное:
  - До свадьбы заживет!
  Позднее я хвасталась осиным укусом перед Олей, как солдат своими ранами, полученными в бою.
  В начале лета мы поехали в Батуми на могилу дедушки, как и решила мама год назад.
  В Москве нас опять встречал дядя Боря. В этот раз мы задержались в Москве дня на два, и дядя Боря сводил нас с мамой на футбольный матч в Лужники. Было жарко и очень шумно. Сзади меня сидел какой-то болельщик и всю дорогу кричал:
  - Золотая нога, давай, давай, поливай, поливай.
  При этом в азарте он стучал по моей голове палочкой от мороженого эскимо, которое в перерывах между криками успевал облизывать.
  А я втягивала голову в плечи и ждала, когда мороженое обвалится с палочки и рухнет мне за шиворот. Но все обошлось.
  Проведя двое суток в Москве и посетив помимо футбола Красную площадь и Кремль, убедившись, что царь колокол не звонит, а царь пушка не стреляет, мы садимся в поезд Москва - Батуми и двое суток едем по жуткой жаре в душном вагоне. Подъезжая к Батуми, мы с мамой ждем, когда покажется море. Я забыла уже, как оно выглядит. И вот, всегда неожиданно на горизонте появляется линия раздела воды и неба, потом вода все ближе и вот уже купающиеся прямо под насыпью, по которой проходит поезд.
  Смотришь на них, на пену прибоя, слышишь ни с чем не сравнимый запах моря и не верится, то завтра, нет сегодня, сам побежишь на пляж и окунешься в воду.
  В Батуми, в затемненной знакомой большой комнате с жалюзи живет теперь одна тетя Тамара. Она приготовила к нашему приезду обед. Я пробую зеленое лобио и слезы градом текут из глаз.
  Один гольный перец. Есть я не смогла, хотя пахло необыкновенно вкусно.
  В дальнейшем Тамара перчила меньше, но все равно очень сильно.
  Мама сходила в вендиспансер, в котором работала когда-то. Там меня помнили совсем маленькой девочкой, рассказывали, как я надела себе на голову корзину из-под бумаг.
  Зашли в кондитерский магазин, я попросила купить мне пирожное.
  Мама вдруг вспомнила, что как будучи малышкой, я выпрашивала у нее пирожное в этом магазине.
  - С розочкой, с розочкой, - просила я, не соглашаясь на эклер с заварным и более безопасным в жару кремом.
  Но, не успев даже один раз откусить выклянченную красоту, я уронила пирожное на пол розочкой вниз! ...и подняла пронзительный рев на весь магазин.
  Мама наклонилась, подняла пирожное, оставив розочку прилипшей к полу, и отдала то, что осталось мне.
  Но теперь, спустя почти 10 лет, я предпочитаю эклеры всяким там розочкам.
  Батуми славился своими пирожными, говорит мама, когда мы сидим на бульваре и едим в маленьком кафе под навесом то пирожное, то мороженое.
  Батумское кладбище, куда мы съездили сразу по приезде, было тенистым, сильно заросшим и очень тесным. Могилы стояли там притык друг к дружке и трудно было найти могилу деда.
  Потом мы зашли в действующую католическую часовенку. Я первый раз попала в действующую церковь и была смущена количеством верующих людей, толпившихся в ней. Мне казалось, все знают, что бога нет.
  В этот приезд в Батуми я все время падала. Коленки у меня не заживали. Падала я на совершенно ровном месте и очень раздражала этим маму.
  - Ты же большая девочка, что же ты так вертишься и падаешь - сердилась мама.
  Ушибалась я не очень сильно, но рана на рану сильно кровило. Надо было искать бинт и вообще оказывать мне скорую помощь. В конце концов, я стала бояться упасть и падала в результате с новой силой. Думаю, все дело было в том, что мать очень злили мои ушибы и падения, я напрягалась, и в результате все было наоборот. Кроме того, я не имела привычки ходить по асфальту, может быть, мои сандалии скользили здесь сильнее, чем на грунтовых пыльных дорогах Карталов.
  В детстве я редко передвигалась спокойным шагом, нудное состояние длительной ходьбы очень меня утомляло. Когда бежать было не нужно и не куда, я любила передвигаться вприпрыжку, т. е. вспрыгивать на каждом шагу. В хорошем настроении я любила делать это всю жизнь. Оглянешься, никто не видит, ну и идешь вприпрыжку.
  На обратном пути в поезде я жду - не дождусь Москву, в которую мы прибываем поздно вечером.
  - Смотри в окошко, когда увидишь большое, ну очень большое море огней, значит уже приехали, - говорит мне мама.
  И я напряженно вглядываюсь в темноту и не обманываюсь слабенькими огоньками городов и деревень Подмосковья.
  Но вот огни учащаются, приближаются и заполняют все пространство до самого горизонта, который в темноте только угадывается. Это Москва. Мама закомпостировала билеты прямо в поезде и теперь нам не надо стоять в очереди в билетной кассе. Мы ночуем у дяди Бори и скорей, скорей домой.
  Вот мы и вернулись домой, я с перевязанными коленями, а мама, как всегда, без копейки денег.
  По приезду в Карталы я опять стала ходить (в смысле бегать) нормально.
  Июль я проводила в Карталах, бегала во дворе. Помимо прочих, мы придумали новое развлечение - ходить по карнизу. Карниз был на высоте второго этажа, когда открываешь окно, то опираешься на него рукой, и довольно широкий, в ступню шириной. Мы поднимались по пожарной лестнице и, прижимаясь спиной к стене, боком передвигались до окна. Это было окно нашей кухни.
  Самой храброй оказалась Оля, в других наших проделках совсем не такая. Она прошла кухонное окно, добралась до окна нашей комнаты и заглянула в него.
  Когда подошла моя очередь, уже наступали сумерки, я с замиранием сердца, ужасно труся, подобралась до кухни и только собралась заглянуть в нее, как увидела, что в кухне зажегся свет. Эта моя бабушка вошла в кухню. Я решила переждать и потом пойти дальше, но тут маленький Славка Ярошецкий, который, сидя на трехколесном велосипеде и распустив сопли и открыв рот, наблюдал, как мы ходим по карнизу, эта трехлетняя дрянь догадалась по моему лицу и неувереным движениям, что я боюсь, и когда я остановилась, Славка закричал пронзительным голоском, дразня меня:
  - Ага, Зойка, испугалась, испугалась, испугалась, сейчас упадешь, сейчас упадешь.
  Я представила, как бабушка, привлеченная криками Славки, открывает окно и видит меня на карнизе.
  Ну, что будет с ней это понятно, но вот что потом будет со мной, это неведомо никому, мать от страха, что я могу сорваться и разбиться, просто разорвет меня на куски.
  Я показываю Славке кулак, после чего, он, видя себя вне моей достигаемости и, чувствуя в безопасности, снова злорадно орет:
  - Зоя, упадешь, упадешь, упадешь.
  Я медленно начинаю отступать, боком, боком еще чуть-чуть, вот и лестница. Хватаюсь за железные перекладины и быстро вниз.
   Но Славка не ждет и сначала на велосипеде, а потом бросив его посреди дороги, улепетывает от моего гнева домой с таким пронзительным ревом, как будто я его уже отлупила.
  Еще тогда же, в июле, мы много лазаем с мальчишками по стройкам на большой высоте, ходим по балкам, а вниз этажа три. Не меньше. Я прихожу домой в рваной одежде, но бабушка только ругает меня, но не выясняет, где именно я ее порвала.
  К счастью, мы довольно скоро бросили эти опасные забавы до зимы.
  Зимы в Карталах снежные, к январю снега полным полно, наметает сугробы чуть ли не в рост человека. Мы снова ходим по карнизу, теперь всего один-два шага и вниз, прыжок в сугроб. Погружаешься по пояс и не хочешь вылезать из снега, но тебя уже гонят, или просто сверху кто-то летит. Барахтаешься, вылезаешь из сугроба и снова наверх. Все эти развлечения с наступлением темноты, а то взрослые погонят.
  Помимо картиза, в качестве вышки для прыжков мы используем крышу сарая. Сарай с одной стороны пологий, его заливают водой, и образуется ледяная горка. Мальчишки постарше катаются на ногах с самого верха, а я только с середины горки, зато на мягком месте прямо с вершины, за тобой еще и еще, внизу куча мала и визгу до небес.
  Можно себе представить в каком виде была моя одежда, когда я возвращалась домой!
  Еще мы организуем Тимуровский штаб где-то в сарае, помню только там полно паутины и веревки.
  Но это все зимой, а сейчас, в августе я еду в пионерлагерь, на этот раз не одна, а с Олей.
  Записи в дневнике
  ... На речке мы купались два раза вместо одного. Тренер сказал нам, что он стоял за соснами и все видел, но мы ему не поверили. На вечерней линейке мы подарили букет Василию Константиновичу. Букет был плохой, не букет, а веник.
  6 августа
  Сегодня мы встали до горна, и нас, 14 человек наказали. Лишили всех нас купания на весь день. Потом мы пошли в лес. В лесу провели беседу о героях Отечественной войны. Там нам дали задание по звеньям. Мы должны были придумать загадку, песню, сказку, пословицу и поговорку. Потом проголосовали, пойдем ли мы, провинившиеся на речку или нет. Мы сходили на речку, выкупались и ....
  13 августа
  Сегодня мы дежурили. Первые полдня мы с Олей не дежурили, а бездельничали. Я расчесывала Оле ком в волосах, пока она не заорала. После обеда мы с Олей дежурили у изолятора. Сон час прошел спокойно.
  Потом был полдник. На полдник давали чай, печенье и конфеты "Дюшес". Оля съела все конфеты, а я одну. Потом мы стали играть в конфеты и закинули одну на крышу изолятора. Прыгали, прыгали, но достать не могли. Пришла еще девочка. Меня подняли и я достала таки конфету.
  Мы все успокоились и стали играть в камушки. Пришла Анна Петровна. Потом пришел еще отряд. Мы посмотрели пропуск, посчитали, сколько человек и выпустили их. Отряд шел разучивать песни...
  Во время купаний, две девочки постарше, с которыми я подружилась, вернее они со мной, сделали мне замечание:
  - Ты должна купаться в бюстгальтере, а то когда ты высовываешься из воды, на тебя глазеют мальчишки.
  Я очень сильно смутилась. Мне казалось, что незначительные изменения в моем облике заметны еще только мне. В дальнейшем я купалась в маечке, что вызвало у воспитателей тоже нарекания:
  - Ну, что ты выдумала, еще ничего и не видно, купайся так.
  Ольга купалась в купальнике, который ей в этом году купили. Оля была очень недовольна своей все увеличивающей округлостью, считая ее излишней полнотой.
  - Ну что это такое, противно, сколько мяса, - говорит Оля, ощупывая свои округлившиеся бедра. Она с завистью смотрит на мои худые девчоночьи ноги.
  - Зато тебя не дразнят мальчишки - "ноги выдерну, спички вставлю", - отвечаю я на ее слова и взгляд. Ольга смеется.
  В этот раз мы были в лагере в августе, в пору груздей. Мы собирали грузди и маслята в дни, когда приезжала навестить меня мама. Собирать мне их очень нравилось, особенно грузди. Они такие красивые, белые и уютно прячутся под листиками. Но когда дома (мы собрали грибы перед моим отъездом из лагеря) я попробовала жареные маслята, они мне не понравились.Скользкие, мягкие, гадость одним словом.
  Лес вокруг лагеря был не только красивый, но и богатый. Помимо грибов, полно ягод. Малины, вишни и в начале смены - клубники. Сладкой и крупной круглой ягодки на высокой ножке. Ее бывало так много на поляне, что можно было лежа на животе собирать ртом!
  Во второй мой приезд я посещала кружок умелые руки.
  Попала я туда случайно. Остановилась перед выставкой детских поделок из пластилина и давай их ругать. (Просто поделки мне показались немного топорными, мне хотелось взять их в руки и сделать пластичнее, сохранив и форму и движение. Просто руки зачесались)
  И я сказала что-то вроде
  - Ну, подумаешь выставка, - я лучше смогу.
  Учительница, которая вела кружок, случайно услышала это, очень оскорбилась и пригласила меня прийти и доказать, что я могу лучше.
  Странно, хотя тон у нее был неприязненный, я все же пришла и осталась до конца смены. Она очень хорошо рисовала, и я научилась у нее рисовать закаты.
  Больше про это наше знакомство и первый разговор мы не говорили никогда, тем более, что я была старше всех и действительно лепила лучше. Но я, получив щелчок по носу в первый день, стала поскромнее и уже не выступала.
  Вечерами жгли костры и пели
  - Взвейтесь с кострами синие ночи...
   - Наш паровоз вперед лети...
  Ночью, в палате перед сном рассказывали сказки.
  Я придумала целую фантастическую повесть о том, как Земля сошла со своей орбиты, от сотрясения звезда на Спасской башне оторвалась вместе с сидящими там мальчиками и улетела в космос и прочее белиберда, пародия на фантастические книжки, которые печатали для детей.
  Ни моя благодарная аудитория, ни я сама, конечно, не понимали, что сочиняется пародия.
  Успехом эта история пользовалась колоссальным, и конца ей не предвиделось. Я наворачивала все новые и новые приключения, пока, наконец, все не вернулись благополучно на Землю.
  Пятый класс
  По окончании четвертого класса мы расстались с Александрой Ивановной (я без особых сожалений, но многие девочки плакали на прощальном утреннике) и у нас теперь, в пятом классе по каждому предмету свой учитель.
  За время учебы у Александры Ивановны, как и у Нелли Ивановны, мне не разу не удалось блеснуть быстротой соображения, как это было тогда, когда уроки математики вел директор. Я просто считалась хорошей ученицей, каких в новом классе было много.
  Но с переходом к разным учителям и усложнением учебы ситуация переменилась, учиться мне стало легче и интересней, вернее интересней и легче.
  Мне нравились мои новые учителя, вернее, учительницы, мужчин среди преподавателей пятых классов не было.
  Учительница английского языка, молодая и красивая девушка, преподавала первый год после института, старалась, ну как тут было не любить английский?
  Но больше всех мне полюбилась небольшого роста, очень миловидная учительница русского языка. Альбина Григорьевна. Она прекрасно вела уроки литературы, была веселая, с юмором, замужем за инженером и имела маленького, вертлявого до головокружения сына Сережку, лет 4 от роду.
   Когда он прибаливал и она не работала, мы ходили ее навещать, обычно я с Тамарой, которая жила в том же доме и общалась с Альбиной еще до того, как та стала у нее учительницей, и пару раз заходили я и Люда. К Альбине можно было запросто придти, чувствовалось, что она нам рада, и просто обсудить какие-то проблемы, никак с литературой не связанные. Во всяком случае, меня она любила и заметно отличала, хотя по ее предмету в нашем классе были дети способнее меня, например Надя Шумских, чьи сочинения всегда читались в классе вслух и чьей эрудиции, лексикону и грамотности мог позавидовать любой взрослый образованный человек. Я же так Альбину полюбила, что скучала, когда ее Сережка долго болел и она не появлялась в школе, и часто слонялась возле их дома, чтобы встретиться с ней как бы невзначай и проводить до подъезда.
  Задавала Альбина много, и я трудилась, в основном, по русскому. Она сердилась на меня, что неграмотно пишу и имею четверку по письменному языку. Ей казалось, что я мало стараюсь. По литературе я имела пять и по русскому устному тоже. Я хорошо знала грамматику, все правила, все части речи и члены предложения, склонения, спряжения и исключения. Только одного у меня не было - врожденной грамотности, таинственного редкого свойства, без которого на великом русском языке невозможно писать без ошибок.
  Учительница истории строгая и важная, в очках, в костюме, внушает нам, что ее предмет один из самых интересных, особенно история древнего мира, которую мы будем изучать. После истории СССР, которую мы учили в 4 классе и которая посвящена борьбе трудящихся за свои права, история египтян, греков и римлян завораживающе, сказочно интересна, я с замиранием сердца рассматриваю картинки в учебнике. Отдаленность жизни этих людей от нас очень меня волнует, волнует и сам процесс узнавания об этой жизни по выкопанным черепкам, по остаткам строений и могил. Я мечтаю стать археологом, чтобы под палящим солнцем копаться в земле, узнавая о прошедших жизнях что-то новое.
  Делюсь с мамой своей мечтой.
  - Нет, археолог не женская профессия, - говорит мама, и бабушка с ней согласна.
  - Женщине трудно жить в палатках, в антисанитарных условиях, - объясняют мне они.
   Мама и бабушка типичные медики и все видят в свете санитарии, а не романтики, и переубедить их невозможно.
  И мне остается моя математика.
  Валентина Ивановна, учительница математики, немолодая женщина, знающая свое дело, была просто влюблена в свой предмет. Математика основа основ всякой науки и техники. Вся цивилизация держится на математике, без нее не построишь дом, не сконструируешь ни паровоза, ни самолета. Меня она заметила уже через месяц после начала учебы, и стала периодически подкидывать мне какие- нибудь интересные задачки, пока она вела опрос в классе.
  Меня стали хвалить на родительских собраниях. Мама, придя однажды с собрания, долго и печально меня разглядывала, потом сказала:
  - Учительница говорит, у тебя явные математические способности. Это не в нашу породу. Это ты в отца. Господи, как же он мне надоедал со своими задачками. А я терпеть не могла в школе математики.
  Таким образом, было установлено, что не только внешне и по характеру, но и по способностям я в отца, а значит нечего мне делать в медицине, как бабушке и маме, раз я соображаю, а в медицине какое соображение? Нужна хорошая память и все.
  Мама считала свою работу тяжелой и нудной, больных упрямыми и часто склочными, а работа инженера казалась ей гораздо привлекательнее.
  Еще были уроки рисования. Я сохранила свою любовь к изобразитльному искусству и продолжала также много рисовать, как в раннем детстве. Но у меня не было чувства, что я делаю это хорошо. По рисованию Нелли Ивановна ставила мне четверки до тех пор, пока мама на родительском собрании (мама посещала собрания редко и то только по моей слезной просьбе) не сказала ей:
  - Девочка так много рисует, так любит рисовать, а у нее четверка.
  И у меня стало пять. Но я чувствую, что слепить я могу что угодно: человека и собаку, слона, жирафа, тигра, а вот нарисовать - нарисовать - нет, не могу. Могу только срисовать и хорошо срисовываю. Например, из книги "Приключения Буратино" люблю перерисовывать, и перерисовала все иллюстрации, особенно любила картинку, где Буратино ставит кляксу на лист бумаги.
  Но взять и нарисовать самой, что хочется, на чистом листе бумаги - нет, этого я не могу. Ничего, кроме пейзажей. Закат в степи, смешанный лес, в котором находился наш пионерский лагерь, - это у меня получалось.
  И вот новая учительница рисования. Молодая девчонка и мы с ней не взлюбили друг друга, вернее она меня за вертлявость и длинный язык (я ведь то, что моя бабушка называет выскочкой). Но это продолжалось до той поры, (несколько занятий), пока ей не попался мой альбом, где помимо ее заданий я нарисовала очередной закат и поникшую березку.
  - Чей это? - спросила она (я так и не могу вспомнить ее имя-отчество).
  Я после паузы сказала:
  - ...Ну мой. .
  И все. Учительница удивительно быстро поменяла ко мне свое отношение. В первый момент она не смогла скрыть свое замешательство, смысл которого я поняла так:
  - Вот девочка так любит мой предмет, рисует, а я этого и не знала.
  Пятерки у нее мне были обеспечены без всякого маминого заступничества, а кроме того, я стала серьезнее относится к своему умению рисовать, раз меня так за это зауважали.
  Из дневника
  СЕНТЯБРЬ
  Вот уже пять дней, как я хожу в школу в 5 класс. Сегодня у нас суббота - родительское собрание
  11 сентября
  Я встала и не знала, идти в школу или нет. Вчера мы ходили "спасать хлеб", как сказал директор нашей школы. Начиная с первого сентября шли дожди, пшеница намокла, проросла. Мы ее переворачивали. Перевернув все, что нам требовалось (если мне не изменяет память, то, что нашли нужным, нормы мы определяли себе сами), мы удрали в лес. Наелись вишни и пошли домой.
  На самом деле мы перевернули два ряда, а потом Оля, Люда и еще девочки стали звать меня в лес. Звали они меня очень смущенно, так как боялись, что я их пристыжу и из чувства долга останусь работать, а тогда им придется из чувства товарищества тоже переворачивать хлеб. Но я оказалась значительно хуже их представлений обо мне и чуть- чуть, ну самую малость, поколебавшись, я с радостью побежала за подругами в лесок, где мальчишки уже давно разожгли костер.
   Нам сказали, что если будет хорошая погода, мы пойдем снова, а если плохая, то учиться. Вот я и не знала, что делать, хотя погода была и хорошая. Потом пошла. Можно было и не ходить, полкласса не было. Был первый раз урок практики. Нас обучали слесарному делу. Очень интересно. Пришла домой, разогрела обед, читала книгу. Потом учила уроки. Мама пришла и мы пошли в баню. Пришла из бани, читала и легла спать.
  20 сентября
  Выпал снег и довольно много. Еще вчера у меня болело горло, и я не пошла сегодня в школу. Приставала к бабе, знает ли она, почему снег стал выпадать в сентябре, ведь мы живем на Южном Урале.
  Когда мы ездили в колхоз, то я и Ольга привезли оттуда полевого мышонка. (Мышонка поймали мальчишки и подарили его нам.) Он и сейчас жив. Сидит в банке. Я как и в прошлом году учусь играть на пианино. В школе мы учим английский, а сама я училась читать по немецки (вернее мама меня учила).
  Мышонок прожил у нас до весны. Я брала его из банки, он бегал по рукам и любил залезать в рукав, прятался там как в норку. Бабушка очень им брезговала. Не могла смотреть на наши игры и отворачивалась. Но к весне он вдруг околел, наверное оттого, что жил в стеклянной банке.
  Нас из 125 школы перевели в 31. В 125 нет 5 классов. Четыре пятых класса переведенных в эту школу, учат английский. Так сказал директор. Но класс, в котором учится Лина, так встретил учительницу английского языка, что она не стала их учить. Они теперь учат немецкий. Подруга Лины Таня уехала. Уже наступает зима. А давно ли было лето.
  Таня была плотная кареглазая девочка, жила в одном доме с нами. У нее была страшная болезнь - лейкемия, и никто не знал, сколько ей суждено жить.
  ОКТЯБРЬ
  Не вела дневник
  НОЯБРЬ
  30 ноября
  Кончается вторая четверть. Как быстро летит время. День прошел незаметно. Уже 4 часа. Уроки выучены, делать нечего. На улицу не пойдешь, ужасный холод, и не только на улице, но и в комнатах. Я в лыжном костюме, а Вовка в пальто. Утром ходила на базар. Не одна, конечно. Чуть не отморозила себе нос. Читала в журнале "Юность" повесть "Черная моль", продолжение "дела Пестрых". Не люблю воскресений. В школе столько дел, выпуск стенгазеты, организация кружка, а ту сиди и читай и морозь себе нос.
  ДЕКАБРЬ
  1 декабря
  Уже пришла из школы. Было 6 уроков, да еще задержалась в школе. Выпускали стенгазету Љ 2. Заметки хорошие, задевают все наши недостатки. На первом уроке арифметике не было света.
  Урок русского прошел скучно, без происшествий. То есть урок как и все уроки, но мы не привыкли не смеяться на русском. Уроков задали не много. Трудней всего по литературе. В 4 часа пошла на репетицию. Завтра у нас математический вечер. Задержали нас там до 5 часов, а потом пришла мама, принесла мне шаль и отругала за то, что я пришла без варежек. Когда вышли из школы, то я разревелась. Ни за кем не пришли, только за мной, а некоторые живут далеко. Нам велели прийти на вечер в белых фартуках, а у меня нет. В общем пришла я домой и давай реветь (тихонько конечно). И когда я отучусь нюни распускать, прямо не знаю.
  Хорошо, что мой дневник никто не читает, а то столько ошибок.
  Итак, я плачу из-за того, что ни за кем не пришли, только за мной. В этом возрасте я начинаю страдать, чувствуя свое отличие от остальных детей. Я тяжело переношу грубости, хотя не показываю вида, что я к ним не привыкла. Меня редко физически наказывают дома, я не знаю тяжелой работы, внешне я тоже не похожа на всех остальных, видно, что я девочка не русская, худая, темноволосая, носатая.
  В нашей семье никогда не употребляют грубых слов, не то что мата. Надо мной трясутся, да и есть от чего, я много болею ангинами и к тому же большая растяпа. Я единственная дочь у мамы и единственная внучка у бабушки. Настоящий тип маменькиной дочки, который так высмеивает советская детская литература. И когда я пою в хоре (в 4-ом классе я ходила в школьный хор, несмотря на отсутствие слуха - патриотические песни должны уметь петь все):
  - Взвейтесь с кострами синие ночи. Мы пионеры, дети рабочих... - я помню, что мама и бабушка мои не рабочие и такие политически отсталые, что гордятся этим!
   К тому же у меня нет отца, женщины растят меня одни, и этим тоже я отличаюсь от остальных. Каждый раз, когда приходится отвечать на вопрос любопытных, часто мне не знакомых людей, не стесняющихся остановить ребенка на улице и выяснять, а где же его папа, я внутренне сжимаюсь. Уже в младших классах я чувствую какую-то недоброжелательность в этом выяснении, но стесняюсь спросить у мамы, а как мне, собственно говоря, отвечать в таких случаях? Я знаю, мать разозлится и расстроится, если ее об этом спросить.
  И я отвечаю:
   - Отца нет и не знаю, где он.
  Дальше следует (правда, не всегда) вопрос еще почище:
  - А алименты вы получаете?
   Тут мне легче, я точно знаю, что да, получаем.
  В старших классах поток похабщины просто утомляет. Уже нет сил оскорбляться. Дразнят всех девочек.
  Меня просто терроризируют известной песенкой из зоны:
  - Зоя, кому давала стоя?
  - Начальнику конвоя.
  Правда Вовка Жовнюк с уважением объясняет:
  - Ну у него пистолет, Зойка только поэтому, а иначе ни за что не даст.
  Говорит так, как будто вся эта чушь реальность!
  Меня давно не зовут Красной шапочкой, как в начальных классах, у меня есть прозвище - Хучушка. Я к нему привыкла и даже откликаюсь на него, считая, по бабушкиному принципу - хоть горшком назови, только в печку не ставь!
  Тем более, что Люда - Кроха, а Ольга - Решето.
  Но однажды мама услышала это прозвище и ужаснулась.
  - Девочка вырастет и будет Хучушкой. Какое у нее может быть будущее в такой атмосфере, с таким прозвищем?
  И она решает твердо. - Надо возвращаться в Грузию!
  Праздник. Дневник не писала, не успела. II прошло как самый сумашедший день. Утром открытый урок, музыка, дом. Задание, а потом математический вечер. Там показывали фокусы. Я один поняла и теперь ко всем пристаю с ним.
  III ходила в кино, больше ничего примечательного
  IV после уроков в час ко мне пришла Наташа Лунева делать уроки. Я в это время решила пожарить семечки. Положила их на сковородку и ушла в комнату. Один раз выходила помешать и все, забыла. Вспомнила через полчаса, прибегаю, они горят. Стала спасать, обожгла руки, сожгла клеенку и рассыпала семечки по полу. Наташа смотрела, как я терплю стихийное бедствие, и хохотала, а когда я полезла открывать форточку, то, она схватила меня за ноги и чуть не выкинула в окно. Причем я кричала на всю улицу
  Караул! Горим и заперты! (Мария Петровна, соседка, ушла и заперла нас на ключ)
  Наташка Лунева, моя одноклассница, спортивная девочка с невозмутимым характером, всегда уверенная в себе и тяжелая на руку, хотя дерется она в шутку.
  Любит учить со мной уроки, в основном наблюдать, как я решаю, а потом спокойно списать. В отличие от Томки, она не пристает ко мне с просьбой объяснить, ее эти глупости не волнуют, она ждет, когда закончаться домашние задания и можно будет повозиться. Тут уж она берет надо мной верх. Это тебе не задачки решать!
  Девчонки давно о чем-то шепчутся между собой, иногда делятся со мной, но я не верю. Какая может быть кровь. Кровь только, когда рана, порез и ничего другого быть не может.
  И вот где-то в декабре, перед Новым годом, я вдруг увидела кровь на трусиках. Испугалась страшно, решив, что это какая-то болезнь, и сразу побежала к маме. Про шепоток я даже и вспомнила!
  Мама огорчилась, когда я ей сказала о случившемся, но объяснила мне, что это нормально. Теперь так и будет, просто со мной это случилось раньше, чем она думала, и поэтому она не успела меня предупредить.
   Она подробно рассказала мне физиологический смысл происходящего и как себя вести и что делать, кроме одного. Она не объяснила мне, что это будет периодически! И я плакала ночью, представляя себе, как я всю оставшуюся жизнь буду ходить с подкладной, и нельзя будет ни бегать, ни прыгать! А мне не было еще и 12 лет.
   Почему же мне так не повезло, и я родилась девочкой? Мое понятие о справедливом устройстве мира было подорвано навсегда, и закралась мысль, что равенство мужчин и женщин только фикция. Какое к черту тут равенство, если у мальчишек ничего подобного нет?
  Утром по дороге в школу я встретила Олю Решетникову и, хотя мама велела мне молчать, я поделилась с ней своими проблемами, ведь она была на целый год старше.
  - Ничего, - сказала Оля, - это только поначалу страшно, а потом привыкнешь, у меня уже тоже было, только сейчас ничего нет. - И объяснила мне, что это бывает раз в месяц и по-простому это называется не менструация, а просто месячные. Можно себе представить, какое я испытала облегчение! Значит, большую часть времени я буду чувствовать себя как всегда и только иногда плохо. Ну, это еще терпимо! И повеселев и взбодрившись, я отправилась на уроки.
  ЯНВАРЬ 1959 г
  Дневник каждый день не вела, поэтому напишу коротко. Новый год не проспала, встретила. Была на елке в школе и у Лины (у Лины было весело) Мы с Олей решили не ссориться целый год и не ссорились весь январь. Музыку я бросила окончательно и бесповоротно. Ходила в школу и один раз болела. Вот и все.
  22. II. 59г. Воскресение
  Утром сходила с мамой в баню. Я очень не люблю ходить в баню в воскресение, из-за этого весь день портится. Сегодня весь день передают по радио английские песни из-за этого английского посла. Меня это очень устраивает: слушаю музыку, а больше и делать нечего, даже читать лень. Правильно сказал Энгельс, что труд возродил человека. Я бы и жить баронессой не стала. Скучища.
  Как ужасно медленно тянется время. Пойду на улицу погуляю.
  23. II/59 г.
  Понедельник. Сегодня в школу не идти - карантин. Ужасно болит шея - неловко спала. Убрала постель. Сейчас читаю книгу "Кюхля", больше ничего делать не могу, больно шею. До обеда читала ее и кончила. Сейчас снова начала читать, но уже другую" Из воспоминаний Репина". Сходила в библиотеку и весь остаток дня читала.
  Несмотря на любовь к учебе, по утрам я встаю неохотно. Встаю по-прежнему раньше всех в семье, грею себе что-нибудь на кухне и, читая, завтракаю.
  Мария Петровна тоже уже встала и готовит Вовке завтрак. Он выползает заспанный, когда я уже мажу масло на хлеб перед тем, как пить чай.
  - Опять опоздаешь, быстрее - торопит внука Мария Петровна.
  Я ехидно улыбаюсь, понимаю, ему неловко передо мной в роли избалованного внучка, ведь я девчонка и моложе и собираюсь в школу сама. А его контролируют.
  Он сонно отбивается от бабушки, запихивает на ходу в сумку учебники и, дожевывая, спускается по лестнице следом за мной, потом обгоняет меня и только его и видели.
  Иногда, по вечерам и в выходные, когда мне и Вовке нечего делать, мы играем с ним в шахматы. Обычно он пристает ко мне с предложением поиграть, но временами и мне хочется подвигать фигурами. Вовка читает какие-то шахматные книжки и сыпет терминами - дебют, гамбит и прочее. Изучив новый дебют, он спешит испробовать его на мне, и иногда выигрывает. Но я потихоньку нахожу сама, как играть в новом случае и победы его прекращаются, выигрываю я. А когда я играю белыми, то е2-е4 и все тут. Я консерватор и не люблю даже ферзевой гамбит, не то, что все остальные. В общем, в плохую погоду нам есть чем заняться вместе и мы дружим, а в хорошую у него свои дела, у меня свои.
  Из дневника
  24. II. 59 г.
  Встала в 7 часов. Шея болит меньше. Выучила уроки и села читать "Две повести". Потом стала выпиливать маме подарок к 8 марта. Мама, когда пришла на обед, дала мне 10 рублей и я побежала покупать вышивку для бабы. Тоже к 8 марта. Ушла после этого на улицу. На улице сначала каталась с Наташей и Линой, а когда они ушли домой, пошла к Тамаре (Оля болела) и (кстати учебу отложили до пятницы, карантин по прежнему). Тамара вспомнила очень неприятную историю:
   Альбина как-то поставила ей двойку, Тамара была недовольна и высказалась при мне(что-то вроде, она ко мне придирается), а я передала ее обиду Альбине.
  Передала я из лучших соображений, в надежде, что Альбина смягчится и поможет Томке исправить двойку, но Альбина только рассердилась и посоветовала Томке лучше учить.
  И перестала вызывать Морину. Томка нервничала, и обвинила во всем меня.
  Я и сама чувтвовала себя виноватой, ну да слово не воробей, вылетит, не поймаешь.
   К тому времени дружба с обидчивой Тамарой начинала меня тяготить, а теперь наши отношения, подорванные моим предательством, заметно охладели, и к концу второй четверти мы почти не общались. Томка признавала дружбу один на один, а у меня была Ольга, налаживались отношения с Людой Крохиной, и Томкина ревность меня утомляла.
  В 5 классе на уроках физкультуры мы катаемся на лыжах. Ходим на лесопосадки вдоль заброшенной железной дороги и катаемся с насыпи, так как никаких природных возвышенностей в степи нет. Девочки катаются по одной трассе, а мальчишки по другой. На трассе мальчиков небольшой трамплин. Люда катается там и лихо прыгает. Зовет меня, зовут меня и ребята, помня, как отважно я лазила летом по стройке. Я пытаюсь сохранить свой образ храброй девчонки и лихо качусь с мальчишечьей горки, хотя мне очень страшно и ветер свистит в ушах. Пару раз я проехала удачно, а потом упала и сильно ударилась боком. Больше я той зимой не каталась с трамплина.
  Из другой тетради дневника (в одной записи по дням в другой по месяцам)
  Февраль и март
  Закончила третью четверть с тремя четверками. В распутицу шлепала по лужам играла через дорогу и в войну.
  В игре через дорогу играют 2 команды. Межу ними черта. Одна команда тихонько сговаривается ловить кого-нибудь из другой команды. Потом, по сигналу, обе команды бегут друг другу навстречу. Нужно перебежать черту раньше, чем тебя поймают. Пойманный становится членом поймавшей его команды. Ловят по переменке, то одна команда, то другая.
  Люда замечательно играла в эту игру. Она летела вперед как пушечное ядро, стряхивая с себя насевших ребят и девчонок и поймать ее было невозможно.
  Я бегала довольно быстро, но стоило кому-нибудь за меня уцепиться, то все, стряхнуть мне не хватало силенок. В результате, начиная в одной команде, мы с Людой оказывались в разных. Но поддаваться, когда тебя ловит команда, твоя родная, в которую ты хочешь вернуться, считалось большим грехом. Делать это надо было умело, дабы не обидеть своих новых партнеров.
  Апрель
  1 апреля сходила с ума и бегала с Людой по всем учителям... обманывала всех знакомых встречных.
  Вечером первого апреля произошел неприятный инцидент. Набегавшись за день и, навравшись, я была в веселом, задорном состоянии, и думала о том, как бы обмануть Вовку. Стою у кухонного окна и вижу - идет Шахматов младший и несет хлеб в авоське, при этом машет своей авоськой прямо над головой, того и гляди - хлеб уронит.
  Я возьми и закончи ситуацию, и брякни Марии Петровне:
  - Вон Вовка идет. Сумкой так машет, что хлеб в лужу макнул.
  Что тут было!
  Не успел Вовка перешагнуть порог, как старушка накинулась на него с кулаками.
  -Что ж ты идешь, сумкой машешь как дурак. Размахался.
  Опешивший внук только слабо оправдывался.
  - А что я машу, я ничего не машу.
  Видя, что дело принимает плохой оборот, и, глядя, как переживает соседка, я стала тихо говорить ей в спину
  - А хлеб-то сухой!
  И громче
  - А хлеб то сухой, - вы посмотрите!
  Но где там! Мария Петровна разбушевалась, и остановить ее было невозможно, она просто не слышала, что я говорю.
  Я растерялась и ушла в нашу комнату, чувствуя, что шутка чересчур уж удалась. Присела на стул в раздумье- что же теперь делать, как сказать правду Марии Петровне?
  И сказала вошедшей бабушке:
  - А Вовка хлеб не ронял, это я пошутила, сегодня ведь первое апреля.
  Бабушка вылетела вон и сразу к соседке:
  - Мария Петровна, перестань ругать внука, Зойка вам наврала, хотела посмеяться над Вовой, ведь сегодня первое апреля, - услышала я ее голос на кухне.
   Вовка первый понял ситуацию и стал смеяться с облегчением. Его дед тоже хохотал, ему было смешно, что его жена, командирша, так попалась. Засмеялась и моя бабушка, вспомнив, как Вовка оправдывался в том, чего не совершал.
  Смеялись все, и я рискнула выйти и присоединиться к общему веселью.
  - Ну вот, все обошлось, - заметила я попозже бабушке, - посмеялись и все.
  - Но Мария Петровна страшно обиделась. Она даже не улыбнулась - сказала бабушка.- Что же ты шутишь так со старыми людьми?
  Я сама понимала, что виновата, да что тут исправишь?
  Я все больше времени провожу с Людой. Вот мы сидим у нее, в комнатке на диване; никого нет, мать и отчим на работе. Мы обедаем вермишелью с мясом, которую приготовила Людина бабушка. Люда сердится.
  - Бабка плохо готовит - говорит она. -Зачем-то сделала мясо с вермишелью, когда оно вкуснее с рисом.
   Я уважительно молчу, я не знаю ни одного рецепта и просто не ем, когда невкусно.
  Поев и помыв посуду, начинаем болтать. Постепенно разговор переходит на запретные темы, мы обсуждаем тайны зачатия ребенка.
  Как то раз Линка принесла ее нам с Олей учебник анатомии для восьмого класса, стащив у старшего брата. Мы читали и рассматривали картинки, сидя у Ольги, так в других местах взрослые, которые всегда мешаются.
  Теперь мне хочется обсудить виденое и прочитанное с Людой, которая тогда отсутствовала.
  Я пересказываю ей запомнившиеся фразы из учебника, а потом спрашиваю
  -Неужели взрослые и правда этим занимаются? Мне никак не верится.
  Люда молчит, молчит долго, потом отвечает:
  - Это правда, я знаю точно. Я ведь сплю в одной комнате с матерью и отчимом и слышу, как они по ночам шепчутся, возятся, мешают спать.
  Я смотрю на Люду, она, смутившись от своего признания, краснеет и отводит взгляд от моего взгляда.
  - Тебе повезло, - говорит она, - что нет у тебя отчима.
  Я молчу, хотя мне хочется рассказать, как часто ссорятся мама и бабушка и как я устала от этого. Но где-то в глубине души я понимаю, что это не одно и то же, ведь мама и бабушка любят меня, я им родная, а Люда отчиму чужая.
  Знаю я и то, о чем Люда никогда мне не говорит: ее отчим любит выпить и пьяный он не золото.
  И моя мама всегда говорит Людиной по этому поводу:
  - Ну как ты это терпишь?
  А та оправдывается:
   - Ну где теперь, после войны найдешь непьющего мужа? А трезвый он хороший и пьет редко.
  Но Люда не делится со мной этими проблемами и я делаю вид, что ничего не знаю.
  Май
  Ходила на парад. Съела три мороженки.
  25. V. 59 г.
  Школу я закончила с двумя четверками: по русскому языку и по физкультуре. Мне мама взяла путевку в лагерь на июль вместе с Людой. Оля уезжает в июне в лагерь.
  27. V. 59 г.
  Сегодня маме пришел ответ с Кавказа, что место там есть, школа есть, а квартиры нет. Но мы все равно едем на Кавказ ( в Кобулети) в июне, так что в лагерь я не поеду.
  5 июня
  Выедим, наверное, 20 июня. З уезжала Оля, и я ее провожала. Больше мы с ней не увидимся. Продали велосипед . На прощание я накаталась вволю. Документы свои я взяла. Вообще сейчас беспорядок в доме. Мама хочет вести шифоньер и диван, поэтому берет контейнер.
  10 июня
  Целые дни провожу с Людой, ведь скоро расстанемся. Играю из круг вышибал. Складываться перестали. Осталось 10 дней до отъезда.
  20 июня 1959 г.
  Ура!
  Ах, как поезда стучат,
  До субтропиков домчат.
  Кавказ, Кавказ,
  Принимай скорее нас!
  Принимает нас дождями
  Стали с слякотью друзьями.
  Денег нет, квартиры нет
  Только пхали на обед.
  Но зато: гип, гип ура!
  Есть и море и гора!
  Написано стихотворение в январе 1962 г.
  Здесь можно было бы поставить точку. Я закончила пятый класс, и достигла того возраста, который сейчас называют "teenage".
  Мое детство, настоящее детство, с ободранными локтями и коленками, с цыпками на руках, с изжеванными галстуками и сгрызанными ручками ушло навсегда.
  Впереди была учеба в старших классах и жизнь в сказочном краю, благодатная жизнь на берегу теплого моря. И она тоже просится на бумагу.
  
  Кавказ,
  Кобулети, Батуми, 1959- 1965 гг
  6 класс, Кобулети, 1959-1960 гг
  Мама переписывалась со знакомыми врачами из Батуми, и по ее просьбе ей подыскали место врача, но не в самом Батуми, а в курортном местечке рядом с ним, в Кобулети
  Как мы доехали до Кобулети, не помню. Встречал нас лысый старичок в странной, никогда невиданной мною в России одежде - в белом мятом-премятом полотняном костюме и в белой шляпе. Это был главврач кобулетского вендиспансера. Он был страшно рад приезду мамы, с ее прибытием он мог выйти, наконец, на пенсию.
  Старичок, оказывается, нашел нам жилье, в центре города, вытянувшегося вдоль моря одной улицей, в комнате на первом этаже двухэтажного частного дома, куда и проводил нас, помогая тащить вещи и, поминутно останавливаясь, чтобы вытереть пот с лица. Был разгар южного лета.
  Дочка хозяйки на год моложе меня, ее зовут Мананой, но ее одноклассницы, когда приходят, то кричат под окнами - Этери.
  Так я узнаю, что у аджарцев 2 имени - одно домашнее, другое для всех остальных.
  Быт здесь совсем другой, непривычный, много времени проводят во дворе, там же и готовят на керосинке. Керосин продают в лавке, меня часто посылают за ним, но керосин не всегда бывает и тогда надо ждать, когда его привезут и прислушиваться.
  Как начнут кричать:
  - Керосин, керосин привезли,- тогда надо хватать бидон и бежать в очередь.
  Манана учится в грузинской школе и плохо говорит по-русcки:
  - Скорей, скорей,- кричит она мне: "Караси, Караси", имея в виду керосин.
  Долго ждать, когда на керосинке закипит чайник. Все выбегаешь на улицу, все глядишь на него, а он хоть бы хны, как говорила бабушка.
  Я хожу с Мананой купаться на море. Плавать я по-прежнему не умею, но старательно учусь.
  Вечерами вся дворовая команда играет в игру "мяч в кругу", которая здесь зовется "из круг вышибал". Окрепнув на море, я играю здесь лучше, чем в Карталах, где я была никчемным игроком, а здесь я стала ловкой и быстрой.
  Русская школа одна, так что выбора, где учиться, нет.
  Школа стоит на возвышении и вокруг нее большая пустая территория. Самой школы как здания не помню, но помню розовую штукатурку на стенах.
  Документы в школу я отнесла сама.
  ...сделала быстро и просто. Пришла и встретила директора в коридоре, зашли в кабинет, я отдала ему документы и поскорее смылась.
  Надо сказать, что здешний директор показался мне демократичнее, чем директор 34-ой школы, с которым я за 2 года учебы не разговаривала ни одного раза, а тут лично директор берет у меня документы и интересуется мною!
  Я записалась в городскую библиотеку и все лето читала, прочитала, если верить дневнику, про Лобачевского, про Кампанеллу.
  Сентябрь
  Когда я шла утром в школу, то очень волновалась: Как там? Какой класс? Как я познакомлюсь с девочками? В общем, я была в таком состоянии, когда на душе, как говорится, кошки скребут. Прихожу в школу, и совсем растерялась: куда идти, где 6 класс?....
  Из этого тяжелого раздумья меня вывела девочка-семиклассница.
  Она подошла ко мне и спросила: - Тебе 6 класс нужен, да? Ты знаешь, где он?
  И получив отрицательный ответ, повела меня искать этот шестой класс
  Я ухватилась за нее, как утопающий за соломинку ...
  Класс мы нашли быстро и она, познакомив меня с девочками (их было две, Галя и Валя, остальные еще не пришли), убежала.
  Я быстро освоилась и вскоре уже гуляла со своими новыми знакомыми.
  Первый урок была физика.
  Мы пришли в физический кабинет. Физик, видимо, влюблен в свой предмет. Начало обещает быть интересным, но у меня нет сборника задач по физике, нужно в воскресение съездить в Батуми. Второй урок был русский язык. Учительница ничего, но наша Альбина Григорьевна куда лучше.
  Третий урок был грузинский. Учительница видимо большая чистюля, так как послала многих ребят к какой-то тете Тане постричь ногти. Почти все время говорила по-грузински, и я ничего не поняла. Велела мне на следующий урок принести книгу для 4 класса.
  Четвертый урок, арифметика, был урок нашего классного руководителя. Он нам долго внушал всякие правильные мысли, а потом стали решать задачу, но не успели.
  Пятый урок - ботаника. Прошел ужасно скучно. Он поспрашивал человека два-три, а затем заставил нас сидеть без дела, а сам расхаживал по классу и стукал тех, кто вел себя особенно нагло. Весь урок в классе стоял невообразимый шум.
  Не успели мы начать учиться, как нас послали в колхоз собирать чай. Рано утром загрузили в грузовик и повезли. С нами сел наш пионервожатый Жора. Сидячих мест не хватило и он предложил Вале сесть ему на колени. Валя поколебалась, но села. Потом за глаза девочки очень ее осудили - сесть на колени взрослому парню! Я подумала, что Валя просто чувствует себя еще девочкой, но вслух не сказала, Валя была рослой и мечтательной.
  Мы приехали в горы. Нам дали корзины и мне показали, как надо обрывать листики чайных кустов. В новинку, мне показалось это увлекательно, но часа через два-три, когда стало жарко и устали пальцы, я поняла, что это даже труднее, чем перевертывать пшеницу.
  Мы поели, расстелив скатерть прямо на земле, причем все сели за общий стол, и всю еду свалили в кучу, а не разбились на группки для еды, как это бывало в моем старом классе.
  После обеда, отдохнув немного, лениво взяли корзины и снова пошли обрывать чайные кусты.
  Набрав корзину, я побежала с ней по склону горы. Неожиданно я поскользнулась и почувствовала резкую боль в лодыжке, как будто меня ударили током. От боли я упала на землю и поползла, вся изгибаясь и кусая губы, чтобы не кричать сильно. Через несколько секунд боль стала терпимее, но опереться на ногу я не смогла. Щиколотка быстро опухала, прямо на глазах. На мои стоны прибежали девочки и Жора. Он предложил мне донести меня, но я, вспомнив утренние разговоры, не согласилась. Меня осторожно довели до машины и оставили в тени. Дело шло к вечеру, поэтому сидела я недолго, мы собрались и поехали обратно. На этом и кончились мои сельскохозяйственные подвиги.
  Все время, пока мой класс собирал чай на склонах гор, я сидела дома и парила ногу. У меня оказалось растяжение связок. А через две недели, когда нога прошла, возобновились занятия в школе.
  В новый девчоночий коллектив я влилась спокойно, девочки были шумные, но очень доброжелательные, а мальчики не шли ни в какое сравнение с карталинскими. Никакого мата, насмешек и драк.
  Не нужно было все время быть настороже, чтобы вовремя отскочить в сторону, а то иначе получишь по шее.
  Мне тут же шепнули, что в меня влюбился Миша Гуревич, симпатичный мальчик с веснушками на вздернутом носе. Он был умненький мальчик, и я отнеслась к его чувствам благосклонно, не влюбилась сама, но и не обиделась, я еще не знала тогда, что до меня он дружил с Галей, бывшей отличницей, место которой в отличницах и в сердце Мише предстояло занять мне.
  Никаких этих тонкостей я не знаю, и получается как-то само собой, что я выбираю в подруги маленькую голубоглазую Галю, хотя меня очень смущает ее мать, которая, когда я к ним прихожу, говорит мне:
  - Ну ты уж подучи, помоги моей дурочке.
  Это звучит очень фальшиво, так как Галя далеко не дурочка.
  Я общаюсь с Галей, но начинаю приглядываться и к другим девочкам, мне нравятся многие в классе. Мечтательная темноглазая Света, Сули - гречанка, Ламара - грузинка, смуглая, черноглазая и очень подвижная, русская Лида, старше нас на год, спортсменка и двоечница, Нанули - аджарка, очень уравновешенная девочка с развитым чувством справедливости, и хорошенькая зеленоглазая русская девочка Лида, дочка военного. В нее влюблен мальчик из класса, по имени Костя.
  Из учителей больше всего мне запомнился наш физик, Иван Сергеевич, брат учительницы русского языка - Панны Сергеевны.
   Иван Сергеевич пересаживает меня с последней парты на первую и дает решать задачки по статике, мне, Мишке Гуревичу и Вовке, сыну нашего учителя математики и классного руководителя.
  Задачки не получаются, он начинает их объяснять радостно, с азартом, перепачкавшись весь мелом.
  Учитель математики и наш классный руководитель - грек, Вовкин отец, объясняя, приходил в азарт, и когда тупые ученики не понимали, лупил их большой линейкой по рукам. Но учитель он был прекрасный, и любил свой предмет. Когда мы начинали учить геометрию, он спросил, чем геометрическая линия отличается от той, которую мы рисуем на доске.
  Я как раз, когда читала определение геометрической линии, об этом думала и поняла, что мы рисуем условно.
  Я подняла руку и сказала:
  - Геометрическая линия имеет одно измерение - длину, а линия, которую мы рисуем на доске, - два: длину и толщину.
   Математик после уроков расспросил меня, кто я, кто родители, и я сказала, что живу с мамой и бабушкой, и отца у меня нет (я еще поплачусь за эту фразу, когда в Кобулети приедет папа).
  В дальнейшем мне были обеспечены 5 не только по математике, но и по всем остальным предметам. Мою учебу он ревниво отслеживал и не мог поверить, что я слаба в географии и не могу запомнить названия столиц государств.
  Как-то учитель географии, вспыльчивый грек, доведенный моим смехом на уроках до белого каления, обозвал меня 2-х метровой дурой, и буквально выкинул из класса.
  Это было настолько смешно, что я не обиделась, а хохотала за дверью класса, представляя, как это выглядит со стороны: маленький носатый человечек, толчками в спину пытается выставить из класса надоевшую ему ученицу, на голову выше его самого, а она упирается ногами и тормозит изо всех сил.
  Меня назначили пионервожатой в первый класс. Мне нравилось возиться с маленькими детьми, в основном, мне приятно было общение с девочками, мальчишки меня пугали, да я и не знала, о чем с ними разговаривать. На новый год я подобрала им стишки для декламации под елками. Одна девочка, звали ее Оксана, совершенно меня очаровала своим выговором:
  Читала она на "О".
  - Н(О)хмурилась елка
  - И стало т(Ё)мно,
  - Др(О)жат (О)г(О)ньки д(О)г(О)рая.
  Её напев меня просто завораживал. Она рассказала стихотворение без запинки.
  В конце декабря снега не было. Дети ходили и колядовали - пели под окнами "сею-вею посеваю с новым годом поздравляю". За это их угощали пирогами и конфетами. Мне все это казалось чем-то театральным, не современным, на Южном Урале, где я жила, таких обычаев не было.
  В школе на Новогодний праздник в конце декабря организовали карнавал. Я сделала костюм звездочета, покрасила марлю в черный цвет, на нее налепила звезды из фольги, а на голову надела высокий колпак, склеенный из картона.
   Меня труды отметили каким-то небольшим призом.
  На новый год мы ездили в Батуми в гости к дяде Резо, маминому брату по отцу, который был младше ее на 12 лет и тете Тамаре, третьей жене моего деда. Там собралась большая компания родственников тети Тамары и друзей Резо. Всю ночь ходили из одной квартиры в другую, от одного накрытого стола к другому.
  В гостях у друга Резо, Амирана, зашел разговор о Салтыкове-Щедрине. Мама сказала, что очень хотела бы иметь книгу " История одного города ", которая досталась Резо от отца, но Резо никак не мог с ней расстаться. Тут же Амиран сказал, что ненавидит Салтыкова-Щедрина, и его книгу готов хоть сейчас сжечь в печке. Печка-буржуйка была как раз разожжена.
  Мама воспротивилась этому, и книга досталась нам. Резо сделал на ней дарственную надпись. Таким образом, и попал к нам этот уникальный экземпляр с иллюстрациями, изданный в начале двадцатых годов.
  Еще до Нового года к нам приехала погостить из Колпашево бабушка Вера.
  За эти несколько лет, пока мы не виделись, храп бабушки Веры тише не стал, но я выросла, много двигалась, уставала и спала как убитая. Но мама совсем не высыпалась, ходила злая и раздраженная, стесняясь что-нибудь сказать родной тетке. В конце концов, мама договорилась с хозяином, и он выделил нам на время комнату, бабушка Вера очень обиделась, но перешла в нее спать, и все наладилось.
  Я прыгала в высоту лучше всех в классе, за исключением спортсменки Лиды. Не знаю, чем обусловлены мои успехи в спорте - то ли я стала крепче, то ли здесь дети были слабее, чем на Урале.
  Наш пионервожатый Жора был сыном школьной уборщицы. Веселый парень, симпатичный и отличник, он мне понравился и я втайне вздыхала по нему.
  Ко всему прочему, он прекрасно рисовал, и мы часто засиживались в пионерской комнате, выпускали стенгазеты. Было ему 19 лет, он кончал школу, и ему грозила армия.
  Как-то он сказал старшей пионервожатой, унылой голубоглазой девушке про меня:
  - Я влюблен в ее смех.
  Мне было очень приятно, но по тому, как он это сказал, было ясно, что он не питает тех чувств ко мне, какие мне хотелось бы, - я была в его глазах еще маленькой.
  Как-то Жора затащил меня после уроков в пионерскую комнату и засадил играть в шахматы. Неожиданно для него, и для меня тоже, оказалось, что я довольно прилично играю в шахматы, - сказались тренировки с Вовкой Шахматовым.
  Вскоре мной заинтересовался почти весь выпускной класс, им было занятно, что девочка в 12 лет играет с ними на равных. Жора слабо играл, и вскоре я играла уже с другими ребятами. Они прозвали меня Быковой, по фамилии тогдашней чемпионки мира по шахматам, и один парень всерьез занимался со мной, разбирал сыгранную партию, показывал ошибки. Он играл лучше всех и вскоре благодаря ему я стала выигрывать у других десятиклассников довольно часто, что доставляло ему (кажется его звали Гиви) множество поводов для насмешек над своими товарищами.
  Сейчас я понимаю, что это был редкий класс - такое повальное увлечение шахматами, когда играли практически все юноши, я больше не встречала.
  Летом, в июне месяце, у хозяина сняли квартиру несколько еврейских семей - родственников между собой. Помню толстого, ленивого парня, который целыми днями лежал на раскладушке во дворе. Жили они шумно. Готовили много и тщательно соблюдали субботу - я несколько раз по их просьбе зажигала им керосинку для разогрева пищи, приготовленной заранее, - большой грех трудиться в субботу.
  Эта была моя первая и последняя встреча с благоверными евреями.
  Мама, в разговоре с бабушкой, перемывая косточки понаехавшим курортникам, как-то заметила, - вступают в брак с двоюродными - вот и вырождение, тупые и ленивые.
  Я, наконец, поняла, чем меня настораживал вид парня, вечно лежащего в тени деревьев, - нельзя жениться на родственниках!
  Из дневника
  !12.09.59 Вечером запустили ракету на луну. 14 ракета прилунилась.
  Весь вечер передавали о советской космической ракете, а утром о поездке Хрущева в Америку. Совсем недавно спущен на воду атомный ледокол имени Ленина. 1959 г - первый год семилетки.
  Это я отразила политический фон, на котором происходили нехитрые события моей собственной жизни.
  1. Опустить письмо.
  2. Сходить в школу.
  3. Убрать со стола после обеда.
  4. Почитать гиперболоид.
  5. Выучить уроки.
  6. Купить тетради и карандаши.
  7. Вышить цветок.
  8. Дорисовать рисунок.
  10(суббота) Месяц неизвестен, но до нового года.
  Вот еще одна суббота прошла. Что интересного случилось со мной за это время? Попробую описать.
  Понедельник. Ходила в школу, а вечером к октябрятам. Так просто, поиграть.
  Вторник. Ходила в школу.
  Среда. В школе было изложение по русскому. Написала не очень хорошо и сейчас переживаю, что получу? Вечером была у октябрят.
  Четверг. Получила письмо от Ольги. Она пишет, что работала вместе со школой в колхозе и заработала впервые в жизни деньги.
  Ах, как я ей завидую! Сегодня, наконец, закончила альбом для октябрят. Сидела до 10, а потом еще читала.
  Пятница. Ходила в школу и вырезала из картона звездочки для октябрят. Где достать красной материи для них? Починила игру.
  Суббота. Пришла из школы рано и долго искала красную материю. Так и не нашла. Ходила к октябрятам, неразбериха ужасная. Как готовиться к празднику? Пересмотрела книги и нашла несколько стихотворений. Пусть учат!
  11.12 59 г.
  С сегодняшнего дня буду записывать, что я сделала за весь день
  I - хорошего
  II - плохого
  III - под вопросом
  13 декабря.
  1. Помогала убирать комнату маме и готовилась к школе.
  2. Пробегала в кино и не сделала половины нужных дел.
  14 декабря
  Успела после школы сделать только уроки, потом погас свет.
  15 декабря.
  1. Выучила уроки, убрала со стола, написала отзыв о книге.
  2. Забыла пришить пугавицу. (Орфография сохранена)
  16 декабря.
  1. Сходила в школу, убрала со стола, выучила уроки, купила конверты, решала шахматную задачу.
  17 декабря.
  1. Провела первое занятие шахматного кружка, выучила уроки, списала монтаж для октябрят, написала Ольге письмо, приклеила марки.
  20 декабря (понедельник)
  Ничего особенного не сделала.
  21(вторник)
  1. Написали контрольные по русскому и по алгебре. Написала хорошо, особенно по алгебре. После уроков играла в шашки. Списала песни.
  25(пятница)
  Был совет учкома. Меня выбрали заместителем председателя.
  Меня не хватило на две недели, причем за эти две недели под номером 3 ничего нет. Я всегда знаю, что хорошо, а что плохо.
  Крупными буквами:
  Каникулы. С 29 / 12 59 г. до 11/1г.
  
  Мы живем на первом этаже. Фактически на земле, а отопления нет. Сыро и холодно, готовим в комнатке на керосинке и обогреваемся ею же. Бабушка часто не в духе - ее мучает радикулит и она пеняет маме - вот твой Кавказ, и как существовать в таких условиях?
  Но выглядывает солнце, воздух сразу нагревается, и можно, не унывая, жить дальше.
  В комнате водятся скорпионы. Когда я мою полы, а я теперь выросла и делаю это часто, то вытаскиваю на тряпке из-под дивана скорпионов. Прежде чем отжимать тряпку, приходится тщательно ее разглядывать и, увидев скорпиона, стряхивать его на пол и убивать. Я трушу, говорят укусы скорпиона очень болезненны, и к тому же они ядовиты.
  - Зимой не ядовиты,- успокаивает меня бабушка,- только ранней весной.
  В январе снова началась учеба. Неожиданно выпал снег. Снегопад начался во время уроков, мы все повскакивали с мест, урок был фактически сорван. На перемене выбежали на улицу. Все счастливые и возбужденные, кидались снежками и сфотографировались на память.
  На другой день снег растаял, и больше его не было. Зима была теплая.
  В школе нам задали сочинение по картине Васнецова "Витязь на распутье".
  Я писала с вдохновением, забыв обо всем на свете, строчка за строчкой.
  Панна Сергеевна была потрясена этим сочинением и вызвала маму в школу, якобы поговорить с ней обо мне, а по-моему, просто познакомиться или выяснить, не помогает ли мне мама.
  - В общем,- сказала мама, вернувшись из школы, - я так и не поняла, что она от меня хотела.
  Учитель английского языка тоже был мною доволен, так что со стороны учебы все было в порядке.
  С подругой Галей было все-таки как-то не очень. Наша дружба зиждилась не на общих интересах, а на уверенности окружающих, что две хорошие ученицы должны между собой дружить.
  Но Галя любила меня подковырнуть.
  В середине года к нам пришла новая девочка, очень милая русская девочка, высокая, голубоглазая, с веснушками.
  Мне она понравилась. Кажется, ее звали Ира.
  Она была замкнута и как-то сама по себе, но не свысока. А просто все время о чем-то мечтала. Я наблюдала за ней, а потом сказала ей один раз на физкультуре:
  - Я умею гадать, хочешь погадаю тебе?
  И рассказала ей, что она любит читать. Читает много вечерами и еще любит мечтать - лечь где-нибудь в траве, смотреть на небо и мечтать.
  Ира была потрясена - ей представилось, что я обладаю какими-то сверхъестественными способностями. Милая девочка не понимала, что она легко прочитывается.
  Мишка Гуревич тут же в нее влюбился.
  А Галя несколько раз ехидно спрашивала меня:
  - Ну почему всегда влюбляются в новеньких?
  В этом язвительном вопросе содержался намек на то, что мой успех у ребят и у того же Миши был обусловлен только тем, что я была новенькая.
  Я спокойно и рассудительно сказала, что новенькие окружены ореолом романтики, которая исчезает, когда привыкаешь и узнаешь человека. Поэтому в новенькую девочку всегда легко влюбиться, что Миша и делает.
  Но в глубине души мне было неприятно и не то, что Миша влюбился в новенькую, а то, как ведет себя Галя, с упорством стараясь меня унизить, но так, чтобы не было прямого повода для ссоры.
  Может быть, ей самой нравился Мишка, и она страдала от его изменчивого нрава?
  Ни Ольга, ни Люда так себя не вели, Люда даже считала, что Вовка Жовнюк, с которым она дружила, больше подходит мне, чем ей.
  - Во всяком случае, - сказала Люда, - остальные вообще тебе никак не подходят.
  Я скучала по старым подругам и писала письма в Карталы.
  Мама потом вспоминала, что я по приезде все время рисовала степь и березы, а потом все-таки стала рисовать море, но зеленого цвета.
  Я этого не помню, мое увлечение рисованием отошло на задний план.
  Кстати, Панна Сергеевна, которая недолюбливала Галю, так и сказала моей маме:
  - Очень уж эта дружба выгодна Гале, она стала снова хорошо учиться с приходом Зои в класс.
  Мама не пропустила это мимо ушей, но я никогда не позволяла обижать моих подруг, и мама даже и не пыталась очернить Галю в моих глазах, хотя иногда говаривала:
  - Ну уж эта твоя Галя...
  Как-то раз я шла вместе с Костей к его зеленоглазой подружке, вернее я шла к ней, а он меня сопровождал. Это давало ему предлог с ней встретиться. Мы проходили мимо полу развалившегося забора и обошли его, а когда обошли, я сказала, что могу и перепрыгнуть через него. Костя не поверил, я обиделась, разбежалась и перепрыгнула, а поскольку была в юбочке, то засверкала всем своим бельем и страшно смутилась. Но Костя либо не заметил моего смущения, либо хорошо это скрыл. Он только сказал с уважением:
  - Вот здорово, я не верил, что ты перепрыгнешь.
  Отступать ему было некуда. Он разбежался и перепрыгнул сам.
  Я до сих пор благодарна ему за тактичность.
  Хозяин готовил свадьбу, женил своего племянника. Жениха с невестой познакомили, провели друг мимо друга на базаре. Они даже никогда не разговарили между собой. Роднились две богатые семьи, ну а мнения молодых никто не спрашивал. Резали баранов, рубили и ощипывали кур, дым стоял коромыслом, по выражению моей бабушки. Но в ночь перед свадьбой невеста сбежала со своим дружком. У нее был возлюбленный, за которого она хотела замуж, выпрыгнула из окошка и была такова!
  Я была страшно довольна - мои представления о том, как должен заключаться брак оказывались правильными.
   Свадьба не могла состояться без невесты. Но деньги были потрачены, еда приготовлена, гости приглашены и все рушилось из-за прихоти какой-то девчонки. И наш хозяин, который организовал свадьбу, нашел бедную вдову с молодой дочерью и высватал девушку. Свадьба состоялась. Только жених женился на другой.
  - А вдруг вдова отказалась, тогда что бы вы делали? - спросила мама хозяина.
  - Не могла она отказаться. Очень бедная, ей большая честь, что дочь берут в такую семью, - ответил хозяин.
   "Да ведь у нас нет богатых и бедных", - думала я, чувствуя, что мы, безусловно, относимся к разряду бедных.
  Средневековье на этом не кончалось.
  Раз как-то на свадьбе или каком-то другом застолье один аджарец обидел другого. Тот, кто обидел, как утверждала молва, был совершенно никчемный человек.
  Обиженный затаил злобу. На другой день он взял ружье и убил, - но убил не того, кто его оскорбил, а совершенно другого человека, мало того, что другого, но и своего друга. Убитый был виноват только тем, что находился в кровном родстве с обидчиком!
  Род обидчика за нанесенное оскорбление должен был понести большую потерю, а какой смысл убивать никчемного? Таковы были мотивы поступка убийцы, во всяком случае, так это объяснили мне женщины в нашем дворе.
  Началась кровная вражда. Все мужчины рода убившего находились под прицелом, вскоре одного застрелили, потом еще и еще. Дело дошло до 3 трупов с каждой стороны, милиция была бессильна, а может быть, просто не ввязывалась - законы гор приходилось уважать. Вмешалась Москва и только тогда убийства прекратилась.
  У нас в соседнем дворе жила вдова, молодая женщина с мальчиком 14 лет, принадлежавшем к роду убившего.
  - Ты не боишься за сына, пускаешь его в школу? - спросила ее мама.
  - Нет, его не тронут, он еще не вырос, - ответила та.
  Оказывается, детей не принято убивать во время кровной вражды, но не из-за гуманных соображений, а потому что толку нет, убьешь маленького, а его мать еще нарожает деток.
  Вот когда вырастил ребенка, потратил массу сил, когда утрата невосполнима, тогда и надо убить.
  Все эти события поражали мое воображение, но проходили где-то вдали от меня, экзотические декорации к моей вполне прозаической жизни. К тому времени у меня уже сложились четкие представления о личной ответственности каждого за свои поступки, и идея кровной вины мне была недоступна.
  Маме не нравилась ее работа заведующей вендиспансера.
  Нас задаривали мамины больные корзинами с мандаринами, мы ели, ели эти мандарины. Они уже в нас не лезли. Весной пошла черешня, тоже корзинами. Мне и бабушке очень нравилась такая фруктовая жизнь, но вот маме...
  Ее завхоз как-то предложила маме:
  - Давайте тех больных, которых вы уже выписали, не снимать с довольствия, а продолжать выписывать на них продукты. Продукты не получать, а денежки пополам.
  Мама ей ответила:
  - Ты знаешь, что я люблю больше всего на свете? Спать в своей собственной постели.
  Но потом она сказала мне:
  - Я очень плохо соображаю в хозяйственных делах, завхозу не доверяю и боюсь, что она меня подставит. Ведь на всех бумагах моя подпись.
  И мама начала искать работу в Батуми.
  В Кобулети произошло еще одно важное событие, - ко мне приехал навестить отец. Он знал по алиментам, что мы живем в Кобулети, и пошел меня искать в единственную русскую школу.
  А я сказала в школе, что у меня нет отца, имея в виду, что он не живет с нами. И в дальнейшем избегала разговоров на эту тему, только мои подруги знали, что отец с матерью у меня в разводе.
  Почему-то учителя решили, что отец у меня умер, и мама - вдова.
  Каково же было их изумление, когда папочка, живехонький, сверкая формой и погонами майора, появился и стал искать Зою Минасян, а нашел Хучуа. Я была в метрике записана на фамилию матери.
  Наш классный руководитель так оскорбился тем, что я похоронила живого отца (у меня и в мыслях этого не было), что больно ударил меня своей знаменитой линейкой по руке, когда я пыталась разъяснить ему, что это недоразумение.
  Отец заявился осенью, в тот момент, когда у нас жила баба Вера. Маме он сказал, что не женат (это была неправда) и баба Вера очень суетилась, надеясь, что отец с матерью снова сойдутся.
  - Все в жизни бывает,- говорила она бабушке.
  Но мама встретила его очень холодно.
  Папа хотел повести меня следующим летом в Тбилиси и Ереван, познакомить меня со своей армянской родней. Мама боялась меня отпустить с ним, а мне хотелось поехать.
  Вмешалась бабушка, напомнив маме, что всегда разрешала ей общаться со своим отцом, который был с ней, бабушкой, в разводе, и не чинила никаких препятствий.
  В результате летом, после окончания учебы, папа заехал за мной и я поехала с ним в Тбилиси и познакомилась со своей бабушкой, Сусанной Рубеновной, седой старушкой, с нервным тиком - у нее после недавней смерти дочери, моей тетки Розы, которая умерла в 42 года от рака груди, тряслась голова.
  За каждым застольем поминали Розу и переживали, что она умерла такой молодой, а мне было грустно, что я ее не знала.
  Папа много рассказывал о своем отце, репрессированном в 37 году.
  Дед Арам был старым революционером, большевиком, с 1905 года в партии, работал с Орджоникидзе.
  Семейная жизнь деда Арама не удалась, он оставил семью и двоих детей и женился на другой женщине, от которой у него был сын Эдик, а его бывшая жена, бабушка Сусанна, учительница, не справлялась с воспитанием сына, и папа рос шалопаем.
  Однажды, во время воспитательного разговора, папа неуважительно отозвался (попросту обматерил) Советскую власть. Дед Арам страшно этим оскорбился.
  - Застрелю, как собаку,- заорал он на сына и стал рвать пистолет из кобуры.
  Ему было трудно пережить кощунство сына, не уважавшего его революционных идей.
  Папа не стал выяснять, выстрелит отец или нет, и сбежал из кабинета.
  В 37-ом дед получил 10 лет без права переписки и больше никто его никогда не видел, просто сгинул человек в застенках НКВД, и все тут.
  Все эти события, которые я в свои 12 лет совершенно не связывала никак с историей страны, а воспринимала только как судьбу своего деда, казались мне особенно страшными потому, что деда, такого преданного идеям революции и социализма, который хотел застрелить сына, оскорбившего эти идеи, убили свои же соратники.
  Папу вызвали органы и предложили отречься от отца, но он оскорбился и отказался, получив таким образом клеймо сына врага народа.
  В годы войны он был на Дальнем Востоке и, как говорила мне мама, сидел в окопах и кормил вшей.
  Отец после войны поступил в строительный институт в Тбилиси и был студентом, когда познакомился с мамой.
  Все это папа рассказывал, в основном, в поездах.
  Еще он сказал мне, что у меня есть брат и сестра и показал карточки.
  Я была очень рада узнать о существовании единокровных брата и сестры, ведь родных у меня не было..
  В Ереване я побывала в первый и, видимо, в последний раз в своей жизни. Помню дикую жару, от которой негде скрыться и красивые розовые дома из туфа. Бьют фонтаны, а попить нечего, газировкой торгуют мало и за ней большие очереди.
  Жили мы в большой квартире папиной двоюродной сестры Норы, которая развелась с мужем и жила с тремя детьми и мамой. На свадьбе Норы и познакомились мои родители, Нора была однокурсница и приятельница мамы.
  Нора и ее старшая дочь Ира были полные чернобровые красавицы, а младшая Таня, моя ровесница, показалась мне попроще. Будучи худенькой шатенкой, она как-то не смотрелась на фоне жгучей красоты матери и сестры, хотя была миловидной девочкой. А восьмилетний Валерик со своими бархатными черными глазами был чудо как хорош.
  Нора была озлоблена на мужа и все время его ругала, дочери были на ее стороне, а может только Ира, а Валерик скучал по папе.
  Нора боялась инфекции и все мыла и стерилизовала.
  Понаблюдав за ней, я пришла к выводу, что медицинское образование и работа врача даром не даются, - простой смертный все-таки редко боится всякой заразы до такой степени.
  - Совсем помешалась на этой своей инфекции,- не одобрил сестру отец.
  Я была очень довольна поездкой, но мама потом выступала в том духе, что "этот" обкормил меня мороженым и привез с больным горлом, чего я не запомнила совершенно.
  21.07.60.
  Мутной пеленою
  Дождь спустился с гор
  Сеткой дождевою
  Моря скрыл простор.
  Сыростью туманной
  Дышит небосвод
  Моросит неделю,
  Кажется, что год.
  Сегодня мамы уже второй день нет дома. Она в Батуми ищет квартиру.
  Мы собираемся туда переезжать. Я стала собирать книги. Убирать их с верха шифоньера. Потом пошла на море. Вечером прихожу, а мамы все еще нет. Вот и не знаю, какую весть привезет. Баба тоже ждет. Мы с ней поссорились из-за выключателя, который я сломала. Ой, что же привезет мама?
  22/YII 60 г.
  Сегодня я с бабушкой не ссорилась до вечера. На обед у нас была утка и мы ее чистили. Потом я складывала книги. Внезапно, после того, как мы пообедал, приехала мама и сказала, что не в понедельник, так во вторник мы переезжаем. Приходила Галя, взяла книгу "Дети Сталинвароша". После этого я и мама пошли на море. Когда мы возвращались, я остановилась посреди улицы перед машиной и за это получила книгой по голове. Книга тяжелая и очень больно. Я пришла домой и стала плакать. Бабушка за каждый проступок, за каждую неловкость ругает и пилит, да так, что я из дому бегу. Ждешь, ждешь маму. А она книгой по голове. В общем, есть о чем поплакать. Вся подушка была мокрая. Выплакалась и решила: Буду называть маму на ВЫ, за все извиняться и прежде, чем сделать что-нибудь, даже идя в туалет, спрашивать.
  Бабушка уже стукнула меня хлопушкой для мух и кинула камень. Посмотрим, что будет дальше.
  23-24
  Все дни складываемся, сейчас сложу и дневник.
  Шестой класс я закончила на отлично.
  7 класс, Батуми, Чаоба, 1960 -1961 гг
  
  31 воскресение
  Вот мы уже три дня как в Батуми. Комната здесь больше, чем там и гораздо светлее. Сегодня на базаре мы купили стол для меня. Мальчик, который продавал его, сам его сделал. Я ему завидую.
  В эти несколько дней я вела жизнь довольно праздную. Кончено. С завтрашнего дня я исправлюсь. Завтра первое число и понедельник.
  Мама сняла большую и светлую комнату, но не в центре города, а где-то пять или шесть автобусных остановок от него. По Батумским масштабам это у черта на куличках, зато ей близко до работы, она работает в кожно-венерологическом кабинете в железнодорожной больнице.
  Море от нас далеко, зато горы близко и, выходя утром во двор, я могу любоваться поросшими лесом синеватыми горами.
  Прожили мы в этой комнате не больше месяца или двух, - внучок хозяйки, маленький мальчик, попал под машину и погиб. Они были в таком страшном горе, что не могли переносить присутствие чужих людей в доме. Мы нашли жилье недалеко оттуда, но это была маленькая комнатка, куда встала одна большая кровать, где мы спали с мамой, а бабушка жила отдельно в маленьком деревянном домике из одной комнаты типа летней кухни. Там мы и готовили.
  В туалет во дворе надо было ходить через курятник, владения злобного старого индюка, который при виде проходящего человека весь наливался кровью, шипел, гудел и мчался как танк с явным намерением клюнуть. Я никогда не пыталась проверить, насколько серьезны его намерения, а просто улепетывала со всех ног.
  Как-то мама шла на кухню со стаканом чая, он помчался за ней, она убежала, но на пороге кухни споткнулась, упала и видимо сломала себе ребро, так как больно было надавить на бок и дышать несколько дней. При этом она не только не разбила, но даже не пролила чай из стакана и, в конце концов, история получилась очень комичной, во всяком случае, для нас с бабушкой.
  На Новый год хозяин заколол индюка и сделал из него сациви. Мы с мамой героически пытались съесть своего врага, но напрасно старались, он остался не победим - мясо намертво пристало к костям и оторвать его было невозможно.
   Зарезать этого индюка следовало лет десять назад.
  1 августа
  ...Я только и думаю, как убить время. Мечтаю стать астрофизиком (я имею в виду - космонавтом), а у самой сердце слабое и в руках силы нет и в ногах. Быстро устаю. А на свете так нужно хорошее здоровье. Для того, чтобы полететь в космос нужно здоровье, для геолога нужно здоровье, и для строителя и для журналиста и для многих, многих профессий нужны выносливость и здоровье. А у меня их нет. Но мне очень хочется их иметь, а говорят, на свете нет неисполнимых желаний.
  В основном я убивала время чтением и рисованием, ведь у меня нет подруг, они остались в Кобулети.
  29 августа
  Два дня до школы, я так хочу пойти в нее скорей, ну просто сгораю от нетерпения
  Я пошла в школу Љ 7 по рекомендации Николая Степановича Тылибцева, который в ней преподавал физкультуру и по совместительству был тестем маминого единокровного брата Резо.
  В школу мне приходилось ездить на автобусе. Автобусы были битком набиты, я уже подросла, и ко мне начали прижиматься парни. Все время надо было быть начеку, выставлять далеко ногу или локоть, чтобы не дать к себе приблизиться.
  Один раз я так двинула сумкой молодого взрослого парня, что он обиделся и долго возмущался, чему нас только учат в школе.Я поняла, что он задел меня случайно и ничего не имел в виду, но в сутолоке разве поймешь, что случайно, а что нет!.
  Все мне говорят - Ну здесь ты не будешь отличницей, это тебе не Кобулети. - В результате мне очень хочется стать здесь отличницей и доказать, что наша школа нисколько не хуже, чем их школа.
  Мне действительно было обидно выслушать сомнения в качестве моих отметок и от Николая Степановича, и от классной руководительницы нового класса, когда я сдавала ей документы. Я сменила три школы, и везде хорошо училась, и учителя были мною довольны, и я ими.
  Моя новая классная, Демкина Вера Павловна, так и сказала, презрительно прищурившись на мой дневник:
  -Ну, посмотрим, какая ты здесь будешь отличница!
  Выразила недоверие не только к моим знаниям, но и облила помоями недоверия всех моих таких замечательных учителей.
  Учиться хорошо становилось делом чести.
  1 сентября
  ...В школу я приехала рано - еще не запускали. С девочками познакомилась прямо во дворе. В их классе 40 человек и большинство - девочки.
  Перед самым звонком в класс стремительно вошла красивая рослая девочка с пучком волнистых русых голос, и прошла на заднюю парту.
  Ей навстречу выскочила другая девочка, черненькая плотная и спросила:
  - Как, Зоя, ты будешь у нас учиться? Ты осталась на второй год?
  - Да, - ответила Зоя и залилась нежным розовым румянцем.
  Но это "да" прозвучало так, что дальнейших вопросов не последовало.
  Девочка села рядом со мной.
  Я сразу почувствовала ней расположение, она была тезкой и тоже новенькой. Веские причины, чтобы сойтись.
  1 урок был русский. Учительница молодая, хорошая. Вообще, по русскому всегда хорошие, или мне так попадались
  2 урок - алгебра. Тоже прошел в деловой обстановке. Об учителе ничего не могу сказать, кроме того, что ему лет 35-40, и он носит очки.
  Потом была зоология. На уроке был сильный шум. Она довольно умна и говорит полезные вещи. Она пожилая учительница, но ее никто не слушается. Все шумят, и она толком не возмущается и не сердится. Что у нее нет никакого самолюбия и гордости? Не знаю. Во всяком случае, по русскому моложе, но мы сидели тихо. Почему? Может быть потому, что она первый день у них преподает.
  Следующий урок был свободный, и мы писали домашнее задание.
  Потом, последний - география. Старичок хоть и строгий, но добрый кажется.
  Его зовут Дон-Кихотом (он был Вахтанг Гигитович Самсония, и, как потом выяснится, товарищ моего деда). Он в очках и тощий-претощий.
  География обещает быть трудной.
  Зоя жила в той же стороне, где и я, но поближе, и мы вместе возвращались домой.
  В школу я ездила на автобусе. А обратно шла пешком, так как, когда мы расставались с Зоей, и она сворачивала к себе, мне уже не было смысла лезть в автобус, 10 минут небыстрым шагом и я дома.
  Зоя Арутюнян, как это называет моя мама, полукровка. Мама у нее русская - голубоглазая молодая женщина, очень привлекательная, а папа - красивый суровый армянин, но не брюнет, а шатен. У Зои есть брат Шурка, лет на шесть моложе ее. Он цепляется за Зойку. Но она сбегает от него, и мы редко берем его с собой в кино и на прогулки.
   Зойкин отец Егиш познакомился со своей будущей женой Таей на фронте, где она служила радисткой. На фронт она попала не добровольно, а по мобилизации сразу после окончания школы. Так я узнаю, что в эту войну девушек тоже мобилизовывали.
  Егиш влюбился в красивую русскую девушку и привез ее с собой на Кавказ. Жизнь с армянской свекровью показалась Тае невыносимой, и она с маленькой Зойкой на руках пыталась убежать к своей родне в Россию, но Егиш догнал ее, поймал на вокзале, где она ждала поезда, и вернул.
  После этого он отделился от семьи и построил дом, в котором они и жили, когда я познакомилась с Зоей.
  Все это я узнаю не сразу, а постепенно.
  14 сентября. Вчера произошло такое, во что мне до сих не верится. Первые два урока у нас был труд, и к нам пришла старуха, наша учительница. И что тут поднялось, ее просто травили. Ходили по классу, кидали мальчишечьи фуражки, за спиной шикали, а как только она обернется, замолкали, но начинали другие.
  Учительница мне не понравилась, но она была в моих глазах только глупой беспомощной старухой, - и как можно получать удовольствие издеваясь над этой жалкой женщиной.
  Я не знаю, как выразить свои чувства.
  Прежде всего это удивление - ведь девочки были неплохие и я знала это.
  Но тут одна начала, другая поддержала и вот уже весь класс (а там были только девочки) объят стихийной жестокостью. Мне казалось невероятным смеяться над тем, кто слабее, глупее, беспомощнее тебя. Я так и сказала одной девочке на перемене, которая показалась мне лучше и развитее других. Но она тут передала мои слова другим, и вдруг на этой же перемене меня вызывает Софа (худая черная гречанка, очень резкая, жесткая, любящая покомандовать). Не помню, с чего началось, но они не давали мне слова сказать. Их было много, а я одна. Не знаю, что было бы, если бы тут не подошла Зоя, не вырвала бы меня из середины круга и не увела.
  При этом Зойка сказала достаточно громко:
  - Что ты вообще с ними разговариваешь? - и никто не пикнул, потому что Зойке наплевать было на все на свете разбирательства.
  Мне казалось, что всегда прав коллектив, а не один человек. Но в то же время я не могла считать себя не правой.
  Девочки превратили этот спор в ссору и не разговаривали со мной, изредка отпуская реплики насчет меня.
  Не так давно меня выбрали старостой и желая избавиться от этого я пошла к Вере Павловне и попросила, чтобы меня переизбрали. Но она отказалась, я ее очень просила и потом сказала почему. Она ответила, - Переходи в другой класс, - я отошла от нее.
  Ее класс считался самым лучшим из седьмых.
  На другой день девочки вели себя так, как будто ничего не было. Но все-таки мы сторонимся друг друга.
  На первом уроке физики пришел немолодой лысоватый мужчина с палочкой, инвалид войны, Шота Лаврентьевич Угулава, и стал задавать вопросы по физике из программы 6 класса, в основном я бы назвала эти вопросы теоретическими.
  Он новый учитель, но я этого не знаю, он выясняет уровень знания класса.
  Я готова отвечать на все вопросы, хотя никогда не читала теории. Просто я знала то, что было нужно при решении задач с Иваном Сергеевичем. Мне надо только мое знание в виде формул перевести в слова. Но так как вопросы очень четкие и конкретные, то формулирую я легко.
  Я сижу на задней парте, подымаю руку. Встаю и отвечаю, Снова вопрос и снова одна я знаю ответ.
  В моем старом классе ничего подобного не было бы. Уж и Мишка и Вовка все это знали не хуже меня, тем более, что Угулава все упрощает и упрощает вопросы.
  Но вот я подымаю руку, держу ее, но меня не спрашивают. Учителю я явно не интересна, со мной все ясно. Он пытается расшевелить других:
  -Ну, еще кто-нибудь может ответить?
  Но у моих теперешних одноклассников не было Иван Сергеевича в 6-ом классе и они в большом затруднении. Наконец нерешительно поднимает руку Даник Токмаджан и дает правильный ответ.
  Мне обидно, что меня не спрашивают, я ведь новенькая, мне надо утвердиться, завоевать авторитет в глазах девочек, которые меня так приняли, но я смиряюсь и опускаю руку.
  По геометрии задали задачку, я долго с ней провозилась, придумала доказательство довольно сложное и запутанное.
  Когда Валентин Борисович Валуйский, наш математик, немолодой мужчина в очках с разноцветными глазами, вызвал меня к доске, я, сбиваясь и торопясь, рассказала ему решение, он слушал молча и кивал головой.
  На другой день он вызвал меня и показал другое, более красивое и лаконичное решение, предложенное мальчиком из параллельного класса, Митрофановым. Я согласилась, что его решение лучше моего.
  В конце недели оказалось, что Валентин Борисович поставил мне пятерку в журнал по геометрии.
  Классная мне выговорила, почему я не подаю дневник, притом так, как будто я скрывала двойку.
  Первую четверть я окончила с тройкой по черчению. По черчению мы не сдали ни одного чертежа вообще, Ашот (наш учитель) проболел всю четверть. Мама на родительском собрании во всеуслышание спросила В.П.:
  - А за что ребенку тройку влепили?
  - Что значит влепили? - взвилась В.П.
  - А то и значит, что влепили,- сказала мама.
  Зоя мне объяснила.
  - Он ставил оценки наугад, ты в конце журнала, пятерки и четверки все уже растратил, вот тебе и досталась тройка.
  Я осталась старостой класса и заведую уборкой помещения. После уроков дежурные моют полы. Вернее моют девочки. А мальчишки переворачивают парты.
  Работа не очень трудная, но грязная и противная. Дежурить никто не любит, ведь хочется скорее домой, пообедать.
  Сидим мы не кто с кем захочет, а как нас посадит наша классная.
  Я люблю пересесть к Зойке и поболтать, но Демкина, прозвище которой " Верушка", не ленится подглядывать в щелку, кто где сидит, и, если видит непорядок, то врывается в класс и пересаживает детей, не считаясь с тем, что идет чужой урок.
  На ее скуластой физиономии написано торжество: ага, попались, голубчики! От меня не уйдешь!
  Вспоминая лица учителей в этот момент, я сейчас понимаю, что им это не нравилось, но они с ней не связывались.
  Только на уроке физики мы сидим, как нам хочется, - ведь мы сидим не в своем классном помещении, а в кабинете физики, а уж хозяина кабинета, прошедшего войну, человека с характером, нисколько не волнует, кто где сел, - тишина у него всегда будет, да и Демкина поостережется врываться к Шоте на урок.
  По физике меня вызывает один раз в конце четверти (на десерт), как смеются девчонки. Я отвечаю все, что мы прошли за четверть, получаю свою пять - и до свидания, до следующей четверти.
  В классе есть еще одна Зоя - Меликян - на самом деле у нее красивое армянское имя - Заруи, но все зовут ее Зойкой, как и нас. Но дома она Зарик. У Зои косы до пояса, светло-карие глаза с загнутыми черными ресницами, она аккуратная и очень обязательная девочка и ходит в школу с тяжеленным портфелем. От ношения тяжестей у нее правое плечо ниже левого.
  Она живет сразу за железной дорогой в двух комнатках длинного барака, в котором живут семей 5-6.
  Как-то раз, присев возле железной ограды, идущей вдоль путей, я перебирала содержимое ее портфеля, стараясь убедить Зойку, что половина вещей лишняя и их можно выкинуть.
  - Но разве ее убедишь!
  Зоя Арутюнян только смеялась, глядя на мою борьбу за облегчение портфеля подруги.
   Меликян носила с собой даже старые, исписанные тетради.
  Она была упорна до фантастичности. Когда я сказала ей, что не умею петь, Зойка не поверила и стала учить меня. На уроках физкультуры, отведя меня в сторону, она пела первую строчку из "Катюши" и заставляла меня повторять. "Расцветали яблони и груши".
  На переменах то же самое.
  И через неделю..! добилась - я воспроизвела мелодию.
  - Ну вот, - удовлетворенно сказала Меликян,- а ты говоришь, что не умеешь петь.
  Заруи была превосходной подсказчицей. Ее артикуляция и жесты были столь выразительны, а старание помочь столь велико, что на ее подсказках можно было ответить, ничего вообще не прочитав. На переменах ее нередко целовали и обнимали вырученные ею девчонки.
  Я же плохо объясняла решение задач, а подсказывала еще хуже. Во всяком случае, меня часто ловили на подсказке. А это грозило двойной двойкой - отвечающему и подсказывающему.
  Незаметно сложилось правило, что Зойка Меликян, которая хорошо училась, приставала ко мне со своей обычной дотошностью по поводу какой-нибудь сложной задачки из домашнего задания, добиралась до сути и, поняв решение, доходчиво и ясно объясняла его остальным.
  Эта цепочка, раз установившись еще в 7 классе, продолжалась до окончания школы.
  В один зимний день, по-моему, во второй половине учебного года, наш Валентин Борисович Валуйский указал на меня и сказал:
  - Вот ты, приходи в школу в воскресение, будет проводиться олимпиада по математике.
  В воскресение утром я взяла ручку и чернильницу и пошла в школу.
  Пришедших распределили по классам, потом по партам. Я села на свою любимую заднюю парту. Я никого не знала, дети были, в основном, из других школ. Мне дали листик с напечатанными задачками, которые я должна была решить. Задачки были очень хитрые, но раз надо, значит надо, и я решила довольно легко все, кроме последней, которая никак не получалась. Я исписала несколько листов. Все разные варианты, все не вели к решению. Становилось ясно, что мне эта задачка не по зубам, но тут вдруг забрезжил свет в конце туннеля, и я нашла решение.
   Когда я вышла на улицу, у меня кружилась голова от усталости, я добралась до дому и легла. Недели через 2-3, когда я совсем забыла об этом эпизоде, меня на перемене подозвал Волуйский и сказал в своей обычной небрежно-грубой манере:
  - Ты что-то там правильно нарешала на городской олимпиаде, а теперь надо ехать в Тбилиси на республиканскую.
  Завроно с трудом убедил маму отпустить меня, и я поехала вместе с другими батумскими школьниками в Тбилиси, нас было человек 5-6, но все старше меня, трое на год, из пятой школы, где была очень хорошая математичка Медея, и очень сильный по математике класс, и привезла оттуда диплом третьей степени. В поездке я познакомилась с парнем и девочкой из класса Медеи, мальчика звали Колей, девочку Аллой. Они были такие ясные, дружные между собой, все время обсуждали математические проблемы, и я вдруг отчетливо увидела их дальнейшую семейную жизнь: как они будут приходить с работы, обсуждать проблемы, готовить вместе обед. И представив это, я пожалела Колю, возможно потому, что Коля мне понравился, а Алла показалась мне скучноватой в своей взрослой рассудительности. С Колей и Аллой мне предстояло еще не раз пересечься до того, как они закончат школу.
  Когда я открыла учебник зоологии и увидела там червей и глистов и описания их строения, я захлопнула учебник с приступом тошноты и решила, что эту часть зоологии я учить не буду. Вот дойдем до млекопитающих, тогда пожалуйста, а глисты, черви, змеи, лягушки - ну нет, про эту пакость я знать ничего не желаю. И не учила до того, что имела во второй четверти тройку по зоологии.
  Мама сердилась, но я увиливала от учебы.
  Однажды мы шли с мамой по улице и встретили нашу преподавательницу зоологии, немолодую грузинку со странностями.
  На другой день она подозвала меня и спросила:
  - Кто та симпатичная интеллигентная женщина, что шла с тобой?
  - Моя мама,- не без гордости после такого ее вступления ответила я.
  - А кто она?
  - Врач.
  - Садись, пять.
  И все, пятерки по зоологии без всякой учебы мне были обеспечены.
  - С ума сойти можно, я имею отлично по зоологии, потому что ты понравилась моей учительнице, - смеялась я.
  - Ну, я врач и имею какое-то отношение к биологии, и девочка из такой семьи что-то да знает, - нашлась мама.
  1961 год,
  14 марта
   Ничего себе веду дневник. Уже больше, чем три месяца не пишу. А сегодня вдруг собралась.
  Ужасно боюсь субботы. Сегодня на уроке Люда (Вергулис) ( моя соседка по парте) попросила передать записку одной девочке, а Вера Павловна заметила и велела ее принести. Мальчик, которому я передала, быстро порвал ее, но не очень мелко. Вот В.П. и спрашивает, кто написал записку. Я не видела, как при этом Люда встала, а тут В.П. развернула один из клочков, а там написано - Люда.
  Она и говорит:- Это не ты писала.
  И БАЦ! и мне и Люде в дневник замечания.
  Мне такое: На уроке английское языка писала записки, своим днем рождения сорвала урок (в записке Люда писала, когда у меня день рождения).- А я обещала маме тихо сидеть на уроках.
  Ох, что теперь будет?
  Записку писала не я, Верушка это установила, что не помешало ей написать в моем дневнике, что записку писала я.
  А урок, собственно говоря, срывала сама Верушка, устроив разбирательство не на перемене, а посреди урока.
  С Людой Вергулис мы просидели за одной партой не менее полугода. Люда раньше других девчонок в классе (за исключением Зойки, которая была на год старше нас) расцвела и стала красавицей. У нее были рыжие волосы - совершенно фантастический цвет - золотисто-желтые, белая кожа, яркий румянец и довольно густые и темные для рыжей брови. Добавьте к этому еще прекрасные округлые формы - вот и портрет Люды. Люду воспитывала бабушка. Отец Люды, аджарец, плененный красотой ее матери, еврейки, похитил ее, но не женился.
  Людина мать потом устроила свою судьбу и уехала (в Тбилиси, кажется), а Люда осталась жить у бабушки.
  Люда была замечательно предприимчива. Во время контрольной я решала свой вариант, а потом ее. Но у меня просили передать решения по моему варианту, и вот, чтобы я не теряла времени, Люда быстро списывала решения с моей тетради, и рассылала всем желающим. А потом я решала ее вариант. Люда списывала мое решение в свою тетрадь, и все были довольны
  Верушка, которая не разрешала мне сидеть вместе с Зоей, и не подозревала, какое у нас с Людой прекрасное сотрудничество. Она действовала по великому принципу: разделяй и властвуй - и сажала вместе девочек, не связанных общими интересами и симпатиями, но ее усилия часто пропадали даром.
  Урок английского. Демкина, сдвинув очки на нос, пристально смотрит на меня поверх очков, смотрит и молчит. Я не выдерживаю и спрашиваю ее:
  - Что вы на меня так смотрите?
  Вопрос не очень вежливый, но и поведение учительницы подстать вопросу.
  - А что мне на тебя не смотреть,- отвечает мне Верушка.- Ты вчера вечером смотрела, что тебе совершенно не положено.
  Я смущаюсь и замолкаю.
  Мама, которой не с кем пойти, взяла меня в театр филармонии. Приезжали артисты из Тбилиси, ставили русские пьесы, одна была Алексея Толстого, совершенно не помню названия. Пьеса очень фривольная, и я радостно и громко смеялась шуточкам персонажей, заливалась на весь зал от радости, что я понимаю взрослые шутки, а мама меня смущенно одергивала.
  Вера Павловна, оказывается, тоже там была и если и не видела меня, то, во всяком случае, слышала.
  Она сделала замечание не только мне, но позднее, на родительском собрании и маме.
  Поистине Демкина была вездесуща и ничего не упускала и не забывала.
  Весна. Солнце пробивается сквозь немытые окна классной комнаты. Урок математики. Я слушаю объяснение. Люда придремывает. Вдруг она открывает глаза :
  - А я вчера нашего Валентинчика видела в бане с женой и детьми.
  И после паузы она продолжает:
  - Ты представляешь Валентинчика голым?
  Я задумываюсь, и мне становится обидно за Валуйского и стыдно за Людку.
  Он немолод, не красавец, отец семейства, зачем четырнадцатилетней девочке представлять его голым?
  Люда, как и я, растет без отца, не привыкла к мужчинам, может быть поэтому?
  - Да ты чего?- вопросом на вопрос отвечаю я. - Зачем это?
  - Да так,- тянет Люда, -вдруг подумалось.
   Плохо быть учителем, даже в баню пойти нельзя, везде глаза, везде уши- продолжаю я свои мысли, и уже не слушаю объяснений.
  Большая перемена перед уроком английского.15 минут большой срок, и часть класса убегает на улицу. В классе остается несколько человек. Среди них Оксана Тотибадзе - очень высокая, стройная девочка с копной пушистых русых волос, нежным девчоночьим личиком и мягкими полными губками, будущая чемпионка Грузии по прыжкам в высоту. Ей не сидится на месте, и она вместе с кем-то из ребят устроила соревнование - они прыгают с парты на парту по всему ряду. На пол летят ручки и учебники, мальчишки пытаются угнаться за Оксаной, но где там. Она летает по всему классу, уже пропрыгала два ряда и пошла на третий. Звонок застает ее можно сказать в полете.
  Оксана останавливается и делает попытки отдышаться.
  Лицо у нее раскраснелось, фартук сбился на сторону, волосы дыбом и в этот момент входит Демкина. Она останавливается на пороге как вкопанная, наблюдая поверх очков, как Оксана приводит себя в порядок. Под гипнотизирующим взглядом Верушки пуговки на фартуке никак не застегиваются.
  Ждут взрыва, но Верушка только восклицает полным сарказма голосом:
  -Тотибадзе, ну Тотибадзе, ты только посмотри на себя, -подходит к столу, еще раз бросает взгляд на разгромленный класс и говорит:
  Who is on duty today?
  Оксана облегченно вздыхает. Нравоучений и воплей по поводу ее внешнего вида и поведения не предвидится. Начинается урок.
  12 июня
  Прочитала последнюю запись в дневнике. За замечание мне ничего не было. В субботу я не дала подписать дневник, а во вторник легла на операцию гланд.
  У меня хронический тонзиллит. Я постоянно больна, в горле пробки. Тетя Агнесса, мамина одноклассница, врач отоларинголог, и в настоящий момент мамина коллега по железнодорожной больнице, промывает мои гланды реванолем. В гланду вставляется шприц с трубочкой и под давлением жидкости пробка вымывается наружу и я сплевываю эти отвратительные желтые комки гноя. Каждый день после школы я хожу на эту процедуру и все без толку, все ткани моих гланд заполнены этой дрянью.
  Когда я, замученная постоянной температурой и всевозможными ограничениями, связанными с болезнью, решила оперироваться, то анализ крови оказался плохой - свертываемость низкая и я долго пила противный раствор хлористого кальция. Пила не меньше 3 недель.
  Когда бутылка с раствором закончилась, я сказала маме решительно:
  - Завтра у тети Агнессы операционный день, я ложусь к ней,- собрала свои вещи, и мама меня проводила в больницу.
  Операция эта считается легкой. Меня посадили в кресло, сделали два укола новокаина и стали рвать.
  Господи, что это был за кошмар!
  Меня так тошнило, что все кишки переворачивались (я в то утро ничего не ела и поэтому меня не рвало). Руки у меня не были связаны. К своей чести надо сказать, что я не кричала и не хватала хирурга за руку. Однако, под конец не выдержала и стала просить, чтобы дали немного отдохнуть. Операция длилась 15-20 минут.
   Мою маму врачи обманули - сказали, что нет новокаина, и что операцию будут делать через полчаса. Она так и сидела в своем кабинете, когда за ней прибежали с криком:
  - Уже все!
  Когда пришла мам,а и я увидела ее, то сразу заплакала.
  В этот же день я сказала про записку. Зоя после меня тоже легла на операцию.
  Сегодня я сдала последний экзамен. Теперь я восьмиклассница. Все экзамены сдала на пять.
  20 будет родительское собрание. Тогда будет известно, как я перешла. Химичка мне обещала 3 или 4 ( у меня 5 и 2, двойка за подсказку)
  Сейчас я болею (несомненно, это определенное занятие). Всю свою досаду я изливаю в следующем... пыхтела целый час.
  Июнь. Чудесные летние дни.
  Еще не исчезло дыхание весны.
  В такую погоду на пляже лежать
  Книгу читать и загорать.
  На море, наверно, чуть-чуть ветерок,
  Спину щекочет горячий песок
  (впиваются батумские булыжники, пляж здесь - галька величиной с кулак, это тебе не Кобулети, но рифма дороже правды)
  Под большую волну прыгнуть бы, кинуться
  Вынырнуть, сплюнуть и смело ринуться
  В даль голубую, вперед и вперед
  Туда, где дымок выдает пароход.
  (Я плаваю плохо и под большую волну ни за что не нырну и в даль голубую - еле-еле до буйка)
  Волны прозрачно, море спокойно,
  На водном просторе тепло и привольно
  .......
  Хорошо все же жить в южном городе на берегу Черного моря.
  По окончании семилетки у нас был банкет. Накрыли в школе стол, подали даже легкое красное домашнее вино. Потом оказалось, что родители и учителя долго обсуждали вопрос, можно ли 14-летним вино. Победило мнение, что можно.
  На другой день после банкета мы всем классом ездили в ботанический сад. Оказывается, такие поездки были традиционными, но я ездила с классом в первый раз и, хотя очень устала, была совершенно счастлива, да и наша В.П. на вольном воздухе оказалась проще и приятнее, чем в школе. Пока у меня нет к ней откровенной вражды и неприятия всей ее сущности и системы взглядов, пока еще я нахожусь под сильным ее влиянием и верю в ее искренность.
  Все еще впереди, как в песне.
  Юра Воронов, наш бессменный фотограф в течение всей школьной жизни, сделал много снимков с этого нашего похода в Ботанический сад.
  После 7 класса ушло четверо мальчиков: Базилевский - в мореходку и Тикаиди - в музтехникум, Глухов и Сихарулидзе остались на второй год. Ушла и Ляля Гусейнова, та черненькая девочка, что подбегала к Зое, когда она вошла в класс. Ряды наши поредели.
  Базилевский, высокий широкоплечий парень с голубыми глазами и темными волосами, приударял за Милкой Шустер, рано оформившейся и сексуально озабоченной, умненькой, начитанной и романтичной девочкой, которую очень портило красное родимое пятно на лице.
  Милка раньше всех в классе начинала загорать, и уже в конце мая была красивого шоколадного цвета. Сидела она за мной и на уроках любила тихим шепотом в спину рассказывать о том, что каждый вечер Володя Базилевский и его друг Юрка Воронов провожают ее до дому. Идут сзади молча и только топ, топ, по мостовой.
  - А за тобой не слышно топ, топ?- вызывает меня Милка на откровенность.
  - Нет, за мной тишина,- говорю я, и это чистая правда, но Милка думает, что я скрытничаю.
  Летом мама не пускает меня одну или с подругами на море и я хожу купаться с женой маминого одноклассника Ральфа и его семилетним сыночком.
  Мама с Ральфом встретились год назад в Батумском зоопарке. Худой, с проседью и изуродованной половиной лица мужчина с маленьким мальчиком ходили от клетки к клетке.
  - Зоя посмотри, это мой одноклассник,- сказала мама,- но он меня не узнает, и я не знаю, подойти к нему или нет. Он танкист, ему лицо обожгло в горящем танке.
  - Конечно подойди,- сказала я,- вы ведь не виделись столько лет, вот он тебя и не узнал.
  Мама пошла:
  - Ральф, ты меня не узнаешь?
  - Нет,- сказал мужчина, вглядываясь в маму.
  - Я Нона Хучуа.
  - Нонка,- закричал он радостно- Это ты? Ну, ты стала монументальной!
  Потом мама познакомила с ним меня.
  - Ну вот,- сказал Ральф,- сразу ее и представила бы. Такая же худая, как ты в детстве, вот в ней я тебя узнаю.
  Он познакомил нас со своей женой, милой голубоглазой женщиной, и мы стали иногда к ним заглядывать.
  А теперь мама, боясь отпускать меня с подругами на море, пристроила меня к ним, и я ходила, хотя мне было довольно скучно общество маленького мальчика.
  Я плохо плаваю, а купаться очень люблю. В результате, я много барахтаюсь возле берега, ныряю и делаю в воде стойки.
  Очень важным считалось умение раскрывать глаза в воде. На дно бросался какой-нибудь камень, и надо было его достать. Вода не совсем прозрачная и выталкивает тебя наружу, приходиться цепляться пальцами за камни на дне, брать их в руки и, близко поднося к глазам, разглядывать. Вот, он твой камень, красноватый с белыми пятнышками, можно всплывать. Выпрыгиваешь из воды, хватая ртом воздух, глаза щиплет от соленой морской воды, смотришь, что у тебя в руках, а это совсем не то, и размером тот меньше и красный оттенок не тот и крапушки темнее.
  Нужно начинать все сначала, но только теперь это труднее, так как сдвинулся с места и уже не помнишь, куда бросал камень. Вдохнув воздух, снова уходишь под воду на новые поиски.
  По ночам я начинаю проваливаться в черную дыру, лечу туда, в бездонную пропасть, мне страшно, душно, и сильно, до тошноты, кружится голова.
  Я жалуюсь маме, и она ведет меня к тете Агнессе, а потом к невропатологу. Меня просят протянуть руки вперед и так постоять с закрытыми глазами.
  Я не стою, я вовсю качаюсь в разные стороны, и мне ставят диагноз - лабиринтопатия, вестибулярный аппарат не в порядке,- и запрещают нырять и много быть на солнце.
  А Арутюнян все лето ходит на море с Софой Чартилиди (той самой, с которой я повздорила в первые дни своего появления в новом классе).
  Зойка мне все уши прожужжала про Софу.
  - Зоя, ты бы видела, как она плавает. Изогнет спину, как дельфин, и плывет.
  И правда, плавала Софка замечательно. Была смуглой, черноглазой, резкой в движениях и суждениях. Гречанка по отцу и казачка по матери. Мама у Софы была тихой, светленькой увядшей женщиной, а отец свирепого вида немолодой мужчина, любитель выпить. Женщины в семье его боялись. Софа Чартилиди была единственной дочкой у мамы, мать ее очень любила и баловала, как могла. Нрав у Софьи был скорее папин, чем мамин. У отца были от другой жены еще дети, тоже девочки, сестры Софы, взрослые.
  Я слегка ревновала Зою к ее увлечению новой подружкой, но со временем смирилась и привязалась к Софе. И в восьмом классе мы дружим не вдвоем, а втроем. Я, Зоя и Софа. Софа нормально училась по математике. Хорошо соображала как в алгебре, так и в геометрии, но с русским у нее были крупные нелады, а физика - ну просто бич, но об этом попозже.
  По выходным мы с мамой ходим на базар. Я помогаю ей носить продукты. Базар меня не привлекает, я скучаю среди прилавков с мясом и овощами, и только вид фруктов меня оживляет. Я начинаю клянчить у мамы то черешню, то персики, то мандарины в зависимости от времени года.
  Как-то раз мама долго выбирала мясо, а я стояла со скучающим видом рядом с ней. Старик аджарец, продавец мяса, очень внимательно на меня смотрел, а потом что-то сказал маме по-грузински, я поняла, что про меня.
  -Что он сказал? - спросила я, как только мы отошли от прилавка
  - Он меня предостерег,- мама засмеялась.
  - Ну что, что он сказал,- допытывалась я.
  - Хороший товар, смотри, не продешеви.
  
  
  8 класс, Чаоба, 1961-1962 гг
  
  В преддверии советских праздников начинается подготовка к параду. Мы должны пройти стройными рядами мимо трибуны, чеканя шаг. Нас снимают с уроков, и мы маршируем по школьному двору: правое плечо вперед марш - это налево. Наоборот - направо. Легко ли на ходу разобраться, в особенности, если ты левую и правую руку до сих пор отличаешь по родинке на правой руке?
  Руководит ходьбой Михаил Аронович - учитель математики в нашей школе, прозвище Рыжий, за лохматую рыжеватую шевелюру над лысеющим лбом.
  Замечтавшись на монотонном ходу, я поворачиваю не туда, за мной весь ряд.
  Ароныч в ярости орет на меня:
  - Куда идешь? Дура, а еще отличница!
  Дуру я еще могла стерпеть, но а еще отличницу - ну нет!
  Я вышла из строя и сказала:
  - Причем тут отличница? А раз я дура, то вообще не буду маршировать.
  Губы у меня дрожали, я старалась не заплакать.
  Рыжий сразу сбавил тон:
  - Ну ладно, ладно, я виноват, извини.
  - Ну, знаю я, знаю, ты умненькая девочка, встань в строй.
  Я сердито отвернулась от него, но не стала обострять конфликт при полной капитуляции враждебной стороны и вернулась в свой ряд.
  Во главе колонны носили круглое сооружение, изображающее земной шар, на котором Нелька Варданашвили, наша одноклассница и чемпионка города по спортивной гимнастике, должна была стоять в акробатической позе, что-то там олицетворять. На майские праздники это было еще терпимо, но в ноябре бывало очень холодно. Нам не разрешали одеться и мы должны были идти в одних формах и белых фартуках, дул сильный ветер с моря и Нелли в своем спортивном трико все посинела от холода.
  Нас собирали задолго до начала демонстрации, и трудно было ждать, замерзая на пронзительном ветру, когда придет наша очередь пройти по площади под памятником Ленину с протянутой в светлое будущее рукой.
  В общем, я не любила демонстрации и никакого радостного подъема от этого мероприятия не испытывала, хотя Демкина старательно настраивала нас на патриотический лад, а если кто-нибудь из мальчишек жаловался на холод, то кричала:
  - Ну какой из тебя будущий защитник Родины!?
  01.01.62г.
  ... как бы то ни было, а все-таки в дневник все писать не следует, бумага вещь не надежная.
  Между прочим, наша новая учительница по русскому языку, Мария Георгиевна, почти на каждом уроке меня хвалит. Это приятно, хотя и стыдно. Она говорит, что у меня превосходно развита речь.
  Мария Георгиевна (ее прозвище Марьюшка, фамилия Воронова) делает мне замечание:
  - Зоя, вы так превосходно, так красочно говорите, почему вы так сухо и кратко пишете?
  Все дело в том, что я была не очень-то грамотная, в результате я выкидывала из сочинений те слова, в правописании которых не была уверена, а уж какая тут красочность, берешь, что осталось.
  Мария Георгиевна производила впечатление женщины, отрешенной от мелкой бытовой суеты и витающей где-то в облаках среди героев русской классической прозы.
  Позднее, будучи у нас в течение года классной руководительницей, она рассказала о себе смешной случай.
  Молоденькой учительницей Мария Георгиевна преподавала в вечерней школе и страшно боялась своих великовозрастных учеников. Уроки учила наизусть, чтобы не сбиться, а ребята регулярно писали ей объяснения в любви.
  И вот идет она по улице и повторяет про себя урок, а навстречу ей завроно, раскланивается и снимает шляпу. В ответ наша Марьюшка кланяется и машинально тоже снимает свою шляпку.
  В результате ревела в кабинете у директора и не пошла на урок.
  5/I 62г.
  Выпал снег. По улице не пройти. Мальчишки кидаются снежками. Нет, все-таки неплохо вести дневник. Жаль только, что ничего особенно значительного в моей жизни не происходит, а если и бывает какое событие, то оно в дневник не попадает.
  Да. Про зиму: утром выпал снег, а сейчас 7 часов вечера и идет дождь. Надеюсь, что снег сойдет совсем. В комнате +15. Паршиво. Получила письмо от Люды. А Тамара давно не пишет.
  3-го была у Софы, занималась с ней по русскому. А сегодня не была и вчера не была, потому что погода испортилась....
  Я столько собиралась сделать за каникулы и ничего не сделала. Сегодня, например, весь день провела в очереди за керосином, два с половиной часа. Ужас!
  Мы по-прежнему живем у того же хозяина в маленькой комнатушке. Теперь я знаю, что наш район в Батуми называется Чаоба.
   Мне попался журнал "Огонек" с репродукцией дымковской игрушки, я где-то нашла белую глину, леплю из нее глиняные фигурки, сушу их на солнце и раскрашиваю акварелью.
  Софа потом вспомнит, как вся наша комната, побеленная известкой, украшена моими разноцветными веселыми фигурками. К сожалению, сушеная глина, материал хрупкий и не долговечный.
  Гуляя по бульвару, я увидела корты, посмотрела на игру и поняла - вот что я хотела делать.
  Я была просто заворожена белым нарядом, красивыми движениями, азартом игроков.
  Мама, ссылаясь на мое слабое здоровье, не разрешила мне записаться в секцию. Но после операции гланд я настояла на своем, и вот хожу на корты. Бабушка сшила мне специальную юбочку непомерной для спорта длины, чуть выше колена:
   - Какой срам эти короткие юбочки, будешь ходить в такой!
  Тренер Миша Лория дал мне казенную ракетку. Натяжка на ней порвана, но Миша проверил - не проскакивает мяч? - вроде нет. И я часами по жуткой жаре стою возле стенки и учусь отбивать мяч, путаясь в своей длиннющей юбке. Ничего не получается, но я стараюсь и регулярно хожу на занятия. Месяца через два меня вместе с другими начинающими ставят на корт - очень ненадолго, чуть-чуть поиграть. Я девочка упорная и играю уже лучше других начинающих, которые к тому же меняются - только привыкнешь к какой-нибудь девочке, видишь, что она делает успехи и начинает отбивать мяч, радуешься, что будет у тебя партнерша, а она вдруг теряет интерес и больше на кортах не показывается
  Потоком приходят дети, и только единицы остаются. Мне обидно играть со слабыми, которые всего неделю, как пришли, и иногда Миша устраивает мне праздник - дает ракетку получше, ставит на корт и сам играет со мной. Он стоит у сетки и отбивает мяч прямо ко мне. Через 15 минут такой игры я мокрая как мышь и красная как рак, а Миша только посмеивается. Иногда, когда девочкам из команды нет пары, меня ставят с одной из них, Мадленой или Ирой. Со Светой не ставят, у нее очень сильный удар и мне его не отбить, так считает Миша.
  На кортах королевой моя одноклассница Наташа Антипина - это та самая девочка, которой я выразила свое возмущение их поведением на уроке труда и которая все передала Софе, до сих пор подозреваю, сильно исказив. С Наташей на кортах мы общаемся только в раздевалке. Нормальных дружеских отношений у нас нет.
  - Здесь тебе не в школе, здесь я главная - так, в открытую, скажет мне Наташа.
  Но я никогда не чувствовала себя в классе такой уж главной, во всяком случае, не стремилась к этому.
  У Зои есть дружок. Зовут его Павлик. Он на год старше нас. Зоя гуляла с ним по улицам и, увидев издали мою маму, постаралась избежать встречи с ней.
  Мама пришла домой очень недовольная:
  - Почему твоя Зойка убежала от меня? Я не обратила бы внимания на нее и кавалера. Подумала бы, что просто знакомый и куда-то идут, если б она так не шмыгнула в подворотню.
  Мама сочла своим долгом при встрече обо всем доложить Зоиной маме. К счастью, тетя Тая знала о Павлике, но все равно расстроилась и сказала:
  - Лишь бы отец не узнал.
  Павлик увлекался фотографией и много снимал Зою и меня. Сохранились наши фотокарточки в пионерском парке.
  Еще он катал Зойку и, в качестве довеска меня, на лодке по озеру в Пионерском парке. Озеро то самое, которое я помню с детских лет, только пони сейчас не катает детей вокруг него, зато выдают напрокат лодки. Первый раз я очень опасливо садилась в эту неустойчивую лодку. Колебалась я так, как будто Павлик предлагал нам кругосветное путешествие на этом утлом суденышке, но потом мне понравилось, и мы стали кататься с Зоей вдвоем, а потом и втроем с Софой. Постепенно я научилась грести не хуже своих подруг. Это было нашим развлечением в хорошую погоду после дождя - корты мокрые, играть еще нельзя, а гулять уже можно.
  Зоя старше на год, выглядит старше своих лет и красивая девочка. Ей в Грузии уже в ее 14 лет не дают проходу парни, все время пристают.
  Где-то в конце 1961, начале 1962 года мы переехали в город на улицу Маркса, сняли две проходные комнаты на первом этаже маленького двухэтажного деревянного домика. Домик находился рядом с железнодорожным вокзалом во дворе большого пятиэтажного дома, и принадлежал немолодой чете аджарцев - Тебро и Сандро Барабадзе. Отсюда мне удобнее ходить и в школу и на тренировки. Наконец у меня отдельная от мамы постель, я сплю на диване, а она на кровати. Диван старый, пружины поют песни, но сон после тренировок у меня крепкий.
  Театр в Батуми грузинский. Иногда приезжает Тбилисские труппы на гастроли, но это редко. Телевизоры в стране только появляются. У дяди Бори и тети Нины в Москве я помню маленький телевизор, КВН, с огромной линзой с водой перед ним.
   Основное развлечение в свободное время, помимо прогулок по бульвару - это кино. Киноартисты - это кумиры молодежи, их фотографии принято собирать и хранить в альбомах. В нашем классе киноманка - Зоя Меликян. Она знает и помнит всех артистов, все фильмы и песни из фильмов.
  В прокате появилась "Серенаду солнечной долины". Я посмотрела один раз, и успокоилась. Но Зойка тащит нас во второй раз, меня, Арутюнян и Чартилиди, сажает рядом с собой и требует, чтобы мы записывали слова песни, одна первую строчку, другая вторую и т.д. и ни в коем случае не перепутали строки. Песню поют по-английски, надо расслышать слова, которых не понимаешь, и которые заглушаются звуками инструментов и записать русскими буквами. Можно себе представить, что за белиберда получается. Зоя что-то записала, я только часть своей строчки и Софа тоже только часть. Зоя Меликян расстроена нашей нерасторопностью, но не сдается. Она сходит на фильм и в третий, и в четвертый раз и потом будет распевать эту песню на русском и английском языках.
  А уж после фильма "Человек-амфибия" по всему нашему приморскому городу несется:
  - Эй, моряк, ты слишком долго плавал...
  В конце восьмого нас троих и еще недавно появившуюся в классе девочку, Ларису Дурандину, приняли в комсомол.
  Сначала решили принять только Зою Арутюнян, она была старше на год, а нас с Софой как не доросших, не принимали. Мне казалось романтично быть комсомолкой и не носить надоевшие пионерские галстуки. Ребята часто снимали галстуки и прятали их в карман, а Верушка налетала на них коршуном с воплями, что они часть нашего, советского флага прячут и стыдятся.
  - Сегодня ты снял галстук, а завтра изменишь Родине,- кричала она. Мне были смешны такие надуманные преувеличения, я улыбалась при этих ее словах, чем разъяряла ее еще больше. Я никак не могла поверить, что это говориться всерьез, ведь понятно, что мальчишки прячут галстуки, чтобы казаться взрослее. Демкина со своими заявлениями и наскоками кажется мне комичной, и я улыбаюсь. Придраться ко мне по поводу галстука нельзя, я не снимаю галстук, просто забываю снять его, выходя из школы; каждый день хочу снять и каждый день забываю. Но за свои улыбочки я еще поплачусь.
  Наконец, удалось уговорить неприступных членов комитета комсомола, учеников старших классов и они разрешили вступать мне и Софе и заодно Ларисе, и дали устав, который я старательно учила.
  При приеме 19 летний парень из 11 класса, толстый и вредный, спросил меня строго:
  - А ты помогаешь маме по дому?
  Я полчаса назад препиралась с бабушкой, не хотела идти за хлебом, и сейчас смутилась и молчала, не зная, как ответить.
  - Так помогаешь или нет? - повторил он вопрос.
  Я вспомнила, что вчера мыла посуду после обеда и твердо сказала:
  - Да.
  - И что ты делаешь? -не унимался он, хотя на него уже шикали остальные члены комитета, что мол пристал к девчонке.
  - Мою полы, посуду, хожу в магазин (Последнее я всегда делала из-под палки).
  Наконец он смягчился, и началось голосование.
  Я сижу, как всегда, на задней парте с Жорой Троицким, романтически настроенным пижоном, постоянно напевающим себе под нос модные песенки и законченным двоечником.
  На Камчатку нас сослала Демкина. Я сижу здесь, потому что хорошо учусь, и мне необязательно внимательно слушать учителей, а Жоре бесполезно.
  На контрольной по русскому языку Жора просит меня проверить его сочинение. Я согласилась и проверила. Исправила штук 10 ошибок.
  Жора был доволен. Ему нужна была тройка, и он считал ее у себя в кармане.
  Еще бы, отличница проверила тетрадь! Он мурлыкал свои песенки как-то даже победно.
  Он легко раскрывает тетрадь, смотрит и видит привычную двойку! Да, я исправила кучу ошибок, но к своему стыду, я еще кучу пропустила.
  Жора был расстроен и я тоже. Вечно сопливый, Жора в углу с удвоенной силой шмыгал носом, а я устыжено молчала. Что тут скажешь в свое оправдание?
   Маринка Игитханян, хорошенькая веселая девочка, вся усыпанная веснушками по смуглой коже, армянка по папе, внучка маминой знакомой еще с довоенных лет, сидит на задней парте среднего ряда параллельно со мной вместе с Милкой Шустер.
  Милка Шустер еще в прошлом году крутила роман с Базилевским и интересовалась моей личной жизнью.
  Обе девчонки теперь каждый урок кладут головы на парты и хихикают, глядя на меня.
  Я недоумеваю, пытаюсь понять в чем дело, но безуспешно.
  В конце концов все же проясняется: оказывается Сулико Манцкава, сидящий на крайней задней парте в ряду, что у дверей, постоянно смотрит на меня во время уроков.
  Милка и Маринка ложатся на парту, чтобы не мешать ему любоваться на меня.
   Маринка очень довольна создавшейся интрижкой.
   Сулико был нервным и обидчивым подростком. Его отец, грузин, воевал и привез себе жену из Германии. Сулико хорошо учился, был старательный мальчик, прилично знал английский, и когда Верушка ставила ему тройку, он возвратясь на парту, скидывал учебники на пол и плакал, заслонясь рукой, чтобы не видели окружающие.
  Я не могла заинтересоваться мальчиком, который плачет из-за отметки.
  После восьмого класса Сулико поступит в мореходку на водительское отделение, и будет появляться на школьных вечерах в форме морячка.
  Еще в седьмом классе от нас убрали эту дикую старушенцию, учительницу труда. Теперь эти уроки, которые стали называться уроками домоводства, у нас стала ведет молодая женщина, Светлана. Учит нас шить.
  С ее помощью я составила выкройку по всем правилам, бабушка дала мне байку в коричневую клетку и я сшила себе блузку. Блузка оказалась мне очень широка, и я в ней спала, но это был мой первый опыт. В дальнейшем я научилась довольно сносно шить себе простые вещи.
  Лучше всех в классе шила аккуратная и умелая Стефа Лященко. Иногда Стефа приносила в школу свои необычайно красивые вышивки гладью, очень аккуратненькие, без узелков на обратной стороне.
   Тире Ватулян, небольшого роста армяночке, подвижной и громкоголосой, шитье не давалось совсем. Помню Тирку, которая борется с огромной длинной ниткой. Опутанная ее со всех сторон, она тщетно пытается вырваться, но запутывается еще больше и бьется, как муха в паутине.
  - Возьми нитку короче,- учит ее Света. Но Тира ее не слушает. Ведь короткая нитка скоро кончится и придется опять вдевать нитку в иголку, и чтобы сэкономить на этих усилиях Тира вновь берет нитку длиннее своей руки и вытягивает ее изо всех сил.
  Троицкий ушел в параллельный класс и я сижу теперь с Великом Авдаляном - миловидным мальчиком, сыном врача-хирурга.
  Маленький Велик тихо скребется в углу, напевает себе под нос. Он старательно делает ножик с нарядной ручкой, наборной из разноцветной прозрачной пластмассы. Я видела такие ножи у ребят, их запрещают носить - холодное оружие. Но те большие, а этот длиной с палец - им можно точить карандаши и использовать его как закладку. Я знаю, Велик делает этот ножик для Нельки, он по ней вздыхает. Я одобряю его выбор - наша чемпионка города по спортивной гимнастике, стройна, красива. Волосы у нее с синим отливом как воронье крыло, темные брови, яркие глаза и язычок - лучше не попадаться.
  Наконец ножик готов, я одобряю его работу, это подбадривает Вельку, и он делает попытку подарить ножик. Но принять подарок, значит благосклонно отнестись к чувствам дарящего, даже ответить на них, а Нелли нравится многим мальчикам, и она отвергает и Велика и ножик.
  Он сидит грустный, тихий, спрятав свой подарок в портфель. А дня через два отдает его мне со словами:
  - Возьми, Зоя, он мне не нужен, а тебе он понравился.
  Я беру, меня это ни к чему не обязывает
  Зойка меня ругает:
  - Зачем взяла, он для Нельки делал.
  - Столько сил потратил, а она не взяла, что ему теперь его выбросить? - не соглашаюсь я с подругой.
  Но я не пользуюсь подарком, не ношу его в школу.
  Еще я проверяю Велькину тетрадку с сочинением по роману "Как закалялась сталь".
  В тетради была написана такая фраза: петлюра побежала, петлюра застреляла,- имелся в виду петлюровец. Прочитав это, я засмеялась и испугала Велика: что смешного я нашла в его произведении?
  За это сочинение автор двойку не получил.
  Еще некоторое время я сидела на одной парте, как всегда задней, с Виталием Мелконяном - упитанным, довольно молчаливым мальчиком себе на уме. Учился он прилично, неплохо соображал в математике.
  По воспоминаниям Даника, когда Виталий в 16 лет получал паспорт, то хотел взять себе фамилию Меликадзе - живя в Аджарии удобнее быть аджарцем - так считал он. Что-то его остановило, быть может неодобрение товарищей, которые откровенно смеялись над этим.
  В классе помимо основной шумной группы постоянно общающихся между собой подростков есть и отщепенцы, тихие необщительные личности.
  Таким был Юрка Непомнящий, одаренный парень, мог неожиданно предложить очень оригинальное решение какой-нибудь математической задачи, чаще всего геометрической, а потом обнаружить полное незнание какого-нибудь пустяка. На наших вечеринках я его не помню, он жил в БНЗ и за счет такой территориальной отдаленности редко гулял по бульвару ли ходил в кино с нами.
  Тихую, уравновешенную Шушу Кватадзе тоже редко пускали на наши встречи, но все же иногда она появлялась
  А Арут Караян, двоюродный брат Тиры, которая всем армянам в классе, за исключением Зойки Арутюнян, ухитрялась быть родственницей, был постоянным завсегдатаям всех наших компаний.
  Небольшого роста, с носом, который, как говорят, на семерых рос и одному достался, вспыльчивый до крайности, но с высоко развитым чувством справедливости и ответственности, Арут был палочкой выручалочкой девчонок на классных вечеринках.
  По Батуми небезопасно ходить вечерами молодым девушкам и Арут всех девчонок, у кого не было на текущий момент личных кавалеров, разводил по домам.
  - Чтобы я ночи не спал, боялся, что с вами что-то случилось, - темпераментно объяснял он свое поведение.
  - Чтобы я всю жизнь совестью мучился, если с вами не так обойдутся.
  И он шел сзади тех, кого провожал, чтобы не оглохнуть от всего того шума и трескотни, которую производила компания оживленных, идущих с вечеринки девушек.
  С восьмого класса историю нам преподает Михаил Иванович Кулиджанов - немолодой, невысокий и лысый армянин с черными до преклонных лет глазами. Дабы не нарушать гармонии он бреет остатки своих седых волос, отчего его голова, начисто лишенная растительности становится похожа на большой бежевый плафон.
  - Что-то светло стало,- любит пошутить кто-то из мальчишек, когда он входил в класс.
  Прозвище у него такое и было - Лысый.
  - Тихо, Лысый идет,- обычно кричал кто-нибудь, выглядывая из дверей класса, поскольку Кулиджанов был нетороплив и часто опаздывал.
  Кулиджанов толково и как-то логично рассказывал нам нашу лишенную логику историю. А главное, спрашивал то, что рассказал. Я всегда сидела на его уроках тихо и слушала, а учебник истории я открывала только для того, чтобы посмотреть картинки.
  Тем не менее в институте, не только историю партии и политэкономию, но даже исторический материализм я сдавала с его слов.
  Весна, урок географии. Уже тепло, солнце светит в окна класса. Я сижу рядом с Софой. Меня разморило, я положила голову на руки и придремываю.
  От рук пахнет южным загаром, солнцем и морем, солью. Я вдыхаю этот запах. Представляю себе, как после уроков мы втроем пойдем купаться, и мне хорошо.
  Я не слышу, что Вахтанг Гигитович уже третий раз зовет меня по фамилии.
  Наконец, подталкиваемая локтями, я очнулась и встаю.
  - Хучуа,- в ярости говорит мне учитель,- Я тебе, дэвочка, единицу, поставлю, я научу тебя, как на уроках географии мечтать!
  Выдернутая из своих грез прямо в грубую действительность, я обижена. Сижу, никому не мешаю, вот и радовался бы. Нет, ведь вытащил!
  - Хоть кол,- отвечаю я резко.
  Раздается подавленный смех в классе.
  Дон Кихот хлопает указкой по парте, обрывая смех, откидывается на спинку стула, гневно смотрит на меня, и вдруг начинает смеяться сам.
  - Зачем тебе, дэвочка кол? Или тебе нужно огород городить?
  В классе снова смех, но уже надо мной. Учитель выиграл сражение и доволен собой.
  Я тоже довольна, ведь единицу мне не поставят, и не придется оправдываться дома.
  И снова урок географии. Физическая география - трудный предмет, нужно, например, запомнить, где какая почва. А как запомнишь, когда не представляешь, что такое подзолистая почва, а что чернозем?
  Начинается опрос, а это еще та комедия!
  Вахтанг медленно открывает журнал, класс замирает. Слышно, как жужжит муха.
  - Пойдет отвечать учени...
  Дон Кихот замирает, пауза длится, длится, все затаились и ждут.
  - Ца!- произносит учитель.
  Ученики облегченно вздыхают.
  Вахтангий ведет пальцем по журналу
  - В..
  Варданашвили, Ватулян, Вергулис напряглись. У остальных отлегло.
  - Ва...
  Людка передыхает. Тирка и Нелька обе в напряге.
  - Ва-а,- тянет Дон Кихот,- Ва-а,- и резко,- ...тулян!
  - Ну вот, так я и знала,- шипит Тирка и тоскливо плетется к доске.
  Зойка Меликян уже открыла учебник и приготовилась подсказывать,- надежды, что Тира выучила урок мало.
  И опять география - идет объяснение урока
  - В Африке водятся так называемые, Чартилиди, чудо природы, повтори, что я сказал. Будешь стоять до конца урока:
  - Так называемые жирафы, а так же так называемые, Долидзе, без матери на уроки не допущу, антилопы.
  - Хучуа, встань, опять мечтаешь, повтори, что я сказал:
  - Антилопы...
  - Что антилопы? Будешь стоять до конца урока.
  - А также так называемые африканские слоны.
  У географа такая походка, как будто он идет по узкой доске.
   Мы вчетвером, наша троица и Нанули Кобаладзе, наша одноклассница и соседка Софы по дому, идем со школы, а впереди нас сплетая и расплетая ноги идет Дон-Кихот.
   Софка кидает мне свой портфель и шлепает за учителем, подражая его походе. Она очень увлеклась этим занятием и смотрит вниз, на свои ноги, достаточно ли точно она воспроизводит шаг учителя, а учитель повернулся и наблюдает, как она его изображает. Вот Софка делает еще шаг, поднимает глаза... и они встречаются взглядами. Софа замирает ни жива ни мертва, а Вахтангий прямо таки наслаждается ситуацией.
  - Ну, чудо природы, подойди-ка сюда, - он манит ее пальцем. Софа делает два шага навстречу и останавливается.
  Мы наблюдаем, затаив дыхание.
  - Ну, учи теперь географию, - говорит он и смеется.
  У Марины Игитханян за подружку ее сосед и наш одноклассник, красивый чернобровый мальчик Осман Долидзе, по прозвищу Долик. Домашнее имя Османа Тугу, когда-то, когда он был младенцем, он любил тугукать, вот и стал Тугу.
  Осман шалопай. И его мама, тихая, рано поблекшая от невзгод женщина, просила Маринку присматривать за Тугушкой, когда они учились еще в начальных классах.
  Каждый раз, когда Тугу вызывали отвечать, на его лице появлялось выражение крайнего изумления, как будто он не мог поверить, что вызывают именно его. Изумление сменялось досадой: вызвали и спрашивают совершенно заумные никому не нужные вещи.
  Такое же выражение крайнего изумления появлялось на его лице, когда его кидалась воспитывать Вера Павловна.
  Осман, как и я, никогда не мог сдержать улыбки, слушая, как мы станем в ближайшем будущем бандитами или изменниками Родины. И злилась же Верушка за эти улыбочки!
  Я сижу все на той же последней парте в правом углу класса, но уже с Гиви Цивадзе, Велика от меня пересадили, а Гиви сослали ко мне. Гиви рыжеватый, с веснушками, сероглазый мальчик, сын министра сельского хозяйства. Ироничный и изобретательный Гиви, скучая на уроках, вдруг придумал игру - мы с ним на скорость решаем примеры из учебника.
  Я естественно завожусь и решаю быстро, обгоняя его при счете.
  Играем мы на пирожки. В нашем буфете продают промасленные пирожки с повидлом, большая дрянь, но сидя на уроках проголодаешься и стоишь как дурак за ними в очереди. Гиви мальчик из обеспеченной семьи и я могла бы поставила на что-нибудь посущественней, если бы спорили на что-то другое, а не на скорость решения примеров. Мое превосходство очевидно, и мне стыдно ломить цену. Гиви не сдается, и снова и снова мы решаем примеры, смотрим в ответ и мое решение каждый раз правильное, что удивляет и забавляет Гиви.
  На перемене он жалуется со смехом Данику:
  - Не дает продохнуть, совсем меня задавила.
  - Нашел с кем связываться, тут шансов ноль, - серьезно басит Даник в ответ.
  Наши развлечения тем не менее продолжались и Гиви кормил меня пирожками в буфете до тех пор, пока Зойка не сказал:
  - Ты, что, голодная, что тебе мать деньги не дает?.
  Деньги на пирожки у меня были, но ведь выигранные всегда вкуснее.
  Но я послушалась Зойку и перестала играть с Гиви.
  Наш физик, Шота Угулава, лучший учитель физики в городе. Когда он объясняет, то все в голове как по полочкам раскладывает. Вся физика явления ясна и понятна. И задачки тоже - сначала всю физику объяснит, потом переходит к математике. Несмотря на все его усилия, больше половины класса его предмета не понимает и не любит, что его огорчает, обидно, когда зря стараешься. Свою досаду он темпераментно обрушивает на нерадивых учеников, в основном учениц, так как именно девочки особенно тупы по физике. Боясь его гнева, девчонки прямо таки костенеют у доски, лишаясь последнего разума и не в состоянии ответить даже то малое, что они знают. Один раз Людка Вергулис не могла воспроизвести то, что я только что рассказала ей на перемене, за 5 минут до начала урока, просто тупо стояла у доски, лишившись голоса. Шота пришел в ярость, стараясь выдавить из нерадивой ученицы хоть какие проблески знаний, и я ему сказала с места, после того, как он откричался:
  - Это вы на нее так влияете, что она ответить не может.
  - Я что, гипнотизирую ее, что ли!? - взорвался Шота, но это была правда, Людка чувствовала себя, как кролик перед удавом.
  Помолчав, Шота мрачно достал свой огромный носовой платок, шумно высморкался и посадил Люду на место, не поставив ей двойки. Мое заступничество помогло.
  В конце-концов все кончалось благополучно для жертвы - тройкой в четверти.
  - Да, я обязан, я поставлю тройку, у нас всеобщее среднее образование, и что я могу?
  Шота старый холостяк. Не имея детей, он видимо, в глубине души мечтает о сыне. Велик Авдалян и Вовка Ступин небольшого роста мальчишки с круглыми стриженными головами. Когда они отвечают, Шота часто гладит их по голове своей огромной лапой. Гладит по волосам и против, чешет за ухом, если правильно отвечает, а если нет, то тут же шлепок по голове - соображай как следует. Вовка хорошо знает физику, ему шлепков меньше. На Вовкиной светлой голове не видно следов от мела, которым бывают испачканы руки учителя, но Велькина совершенно черная голова бывала сплошь покрыта белыми разводами мела. Когда он с белой головой садится на свое место за партой, класс тихонько хихикает.
   Уже после нашего окончания школы Шота женился и они взяли на воспитание мальчика.
  Как-то Шота рассказал случай из своей преподавательской деятельности. Он работал учителем математики где-то в Грузии, может в Ланчхути, не помню точно. В его классе училась девочка, дочка председателя горкома партии или что-то в этом роде. Учиться не хотела совсем, совершенно ничего не знала и была уверена в полной своей безнаказанности из-за положения отца. Шота бился с ней бился - ничего не знает, и знать не желает.
  Спрашивает:
  - Сколько граней у куба? - молчит.
  - Ну сколько граней у комнаты, вот классная комната, сосчитай - не понимает.
  И Шота пошел на конфликт - поставил ей двойку по математике за год.
  Что тут поднялось, как на него давил директор и роно, - но Угулава уперся и все тут.
  Сказал:
  - Собирайте какие угодно комиссии, она не знает совершенно ничего и я докажу это любой комиссии.
  И девочка осталась на второй год и начала учиться, поняла, что не всегда отец может спасти ее, надо и самой за себя думать.
  - Потом она еще и благодарила меня, что я преподал ей такой урок в жизни - так закончил эту историю Шота.
  17 июля 1962 г.
  Нет, дневник писать хорошо. Считается, что у меня открытый и болтливый, характер, но.... Не люблю я много доверять и бумаге. Например, в моем дневнике, который я веду с 1957 года нет ни одного слова о мальчиках, а я знаю девочек, которые только для этой цели и вели дневник. Но я боюсь доверять бумаге - вдруг мама прочтет! Это будет здорово.
  Отец обещал приехать летом. Я жду его.
  Вместо нашего Миши нам обещают прислать из Тбилиси нового тренера
  Миша Лория был сыном известного в городе врача и сам мечтал стать врачом. После школы Миша отработал два года санитаром , зарабатывая стаж для поступления .
   Через два года он поступил и проучился первый семестр, а потом в деканате обнаружили, что ему не хватает до 2-х лет стажа одного месяца, а по его проходному баллу он мог быть зачислен только как проработавший два года после школы - таким давали льготы при поступлении. И его отчислили! Все это я узнала от маминой подруги и одноклассницы Нины Гигичкория, зубного врача, которая постоянно лечила мне мои зубы. Она хорошо знала Мишину семью, знала Мишку еще с детства и любила его. Отчисленный, он попал под призыв и отслужил три года в армии.
   После армии он снова пытался сдать в медицинский, пытался три раза, и все безуспешно. Годы шли, Миша отступился от своей мечты, и поступил в физкультурный в Тбилиси же. После армии он эти три года работал тренером по теннису в детской спортивной школе, так как имел первый разряд по теннису и по волейболу тоже.
  Миша был прекрасный парень, с легким, мягким чувством юмора, начитанный, веселый и улыбчивый. Любил маленьких детей и иногда приводил на море девочку своих соседей. Когда им некуда было ее девать, они просили Мишу, и Миша с ней нянькался.
  В общем, можно было не влюбиться в такого парня? Никак невозможно.
  И теннисистки, и волейболистки, среди них были уже и взрослые девушки, все его обожали и я в том числе.
  18 июля. Очень жарко. Я сейчас буду обедать. Утром была на море, в 7 часов, а потом на тренировке. Вечером снова иду.
  Зоя стрясла себе часы, уже в третий раз. Мать может ее на тренировки не пустить.
  Зоя тоже ходит на теннис. Добились мы этого с большим трудом. Дело в том, что Зоя осталась на второй год и попала в наш класс по болезни - после тяжелой ангины у нее была ревматическая атака. Кроме того, Зойкин папа считал, что спортом заниматься порядочной девушке не следует, там она только собьется с пути. Основной аргумент в спорах с ним был тот, что я вот хожу на спорт, а с пути не сбилась, девушка скромная и учусь на отлично. И дядя Егиш, который, как мне казалось, и в лицо меня узнавал с трудом, а на самом деле одобрял нашу с Зойкой дружбу, сдался. Зойка быстро научилась играть, у нее были данные к теннису.
  С появлением Зойки на кортах ситуация для меня изменилась к лучшему. Зою уважали, несмотря на то, что она слабо еще играла. Она всегда умела поставить себя в коллективе, а заодно и меня. С Наташкой у нее сложились отношения лучше, чем первоначально у меня. Глядя на Зойку, и я стала больше общаться с Наташкой, я теперь иногда захожу за ней, когда иду на корты. У нас не дружеское, но довольно нормальное приятельское общение. И это лучше, чем затаенная неприязнь.
  Летом, в солнечное утро, я, наспех заглатываю стакан чая с бутербродами, кидаю белье и кеды в свою голубую спортивную сумку, засовываю туда ракетку, и по тенистой улице Маркса, вдоль которой по обеим сторонам улицы растут большие вечнозеленые лавровые деревья, иду на бульвар. Корты расположены на бульваре в 50 метрах от берега моря среди аллей с конусообразными подстриженными кипарисами.
  По дороге я прохожу мимо дома Мадленки, теннисистки на два года моложе меня, и зову ее под окном. Обычно через пару минут выбегает Мадлена, и мы уже вдвоем продолжаем путь, смеясь и болтая по дороге.
  Приятно, переодевшись, еще по утренней свежести выйти на корты и начать перестукиваться белыми мячиками, со звоном отлетающими от хорошо натянутой ракетки.
  Мне так нравилось играть, такое это было для меня удовольствие, что иногда, когда долго не было погоды, мне начинало во сне сниться, что я играю в теннис.
  Сдала экзамены в художественную школу.
  Бабушка завтра уезжает. Придется туго.
  Читаю "Сагу". Очень нравится.
  19 июля. Вчера проводили бабушку.
  Надо идти гладить юбку и готовить еду маме.
  Бабушка уезжала к бабушке Вере в Колпашево
  Мы остались вдвоем, мама целыми днями работала, а я вела хозяйство. С ужасом я обнаружила, что мы проедаем весь мамин заработок, т.е. мама работает только чтобы кормить семью.
  Я стала экономить и выгадывать, но мама меня остановила:
  -Так нельзя. Зоя, надо хорошо питаться.
  Оказалось, что я умею готовить, хотя никогда этим не занималась, только видела, как готовят взрослые.
  Я тушила мясо, жарила баклажаны, делала чахохбили, аджабсандали и прочее.
  Вернувшись через месяц, бабушка рассказала о невеселой жизни сестры.
  Дядя Витя страдал запоями, и его жена Тося тоже пристрастилась к водке. Наташка, младшая дочь дяди Вити, которая была младенцем, когда мы уезжали из Колпашево, выросла, стала непослушной, плохо училась, сооружала на голове модную тогда высоченную копну из начесанных голос.
  Однажды пропала варежка, ее долго искали и нашли в Наташкином начесе.
  По бабушкиным рассказам получалось, что жизнь там совсем плохая, денег не хватает, пропивают даже пенсию бабы Веры.
  20 июля. Болит зуб, который я лечу уже полгода. Кажется, все же придется его выдрать. Недавно, два дня назад я измерила теннисную площадку, другими словами упала и здорово содрала кожу с локтя. Сегодня, спустя два дня, мама раскачалась, отпросилась с работы и впрыснула в меня полкубика противостолбнячной сыворотки. Я, конечно, защищалась, но все было напрасно.
  Я: Тысячи детей, у которых нет матерей врачей, падают, сдирают локти и колени и не болеют никаким столбняком.
  Мама: В прошлом году у Георгия Ильича внук умер от столбняка.
  Я: Неужели ты будешь колоть меня такой огромной иглой?
  Мама: Не бойся, я всю втыкать не буду...
  21 июля. 11-30 времени, а я дома сижу. На тренировку не пошла. Всю ночь болел зуб. Сегодня пойду к зубному. Погода стоит замечательная для тренировок. Пасмурно, но дождя нет. Правда, боюсь, что к вечеру будет. У меня 2 спортивные майки и одну я испортила - на рукав попала ржавчина. Хочу срезать рукав. Сейчас должна пойти за молоком.
  23 июля. Скучно. Пасмурно. Один серый день похож на другой.
  Думала, что в городских соревнованиях я не буду участвовать, но буду.
  Я вспомнила Тбилисские соревнования на зимних каникулах. Попала я на них случайно, девочки, которые играли лучше меня, оказались заняты: Виола сдавала экзамены в музтехникум, Ирина уехала с отцом. Миша не хотел, чтобы я ехала, я слабо играла. Но делать им было нечего. Мы поехали и проиграли Кутаиси. Я плакала - всегда выигрывали, а тут, когда я поехала - проиграли. Моего очка как раз и не хватило.
   Когда мы с Наташей играли пару, мы могли бы выиграть, она сильный игрок, но она даже подачи ухитрялась портить и играла хуже, чем обычно.
  Миша сказал - психологическая несовместимость - и больше меня никогда не ставили вместе с Наташей. В последующие разы я играла пару со Светой или с Мадленой.
  В ту поездку мне было скучно. Я была среди молоденьких девочек (Мадлена и Лиана были моложе меня на два года, Света - на год), которые меня совершенно не приняли. Наташей же, моя одноклассница, беспокоясь за свой бесспорный авторитет в этой маленькой группе, старалась всячески подчеркнуть свое превосходство и мое убожество. Кроме того, они часто довольно противно препирались между собой, и я, чтобы избежать их общества, целыми днями валялась на кровати и играла в довольно унылую игру - пятнадцать, в то время как девчонки гуляли по Тбилиси, нисколько не сожалея, что меня нет с ними.
  Во всех смыслах первая поездка была неприятной. Миша подсмеивался над моей победой над девочкой из команды Рустави- кто-то привез игрока еще менее подготовленного, чем я.
  После соревнований я продолжала ходить на корты, мечтая еще раз поехать в Тбилиси, уже летом.
  - Наверное, Миша Иру возьмет, она ведь в команде,- как-то раз грустно сказала я Свете.
  - Интересно, почему это в команде Ира, а не ты? - возразила мне Света.- Ирка будет в турне с отцом ездить, ты за нее играть, а в команде она?
  Света Кавазис, гречанка по отцу, была точкой пересечения наших симпатий в команде, состоящей из пяти человек.
  С ней ближе всех была Наташка, но Света больше тяготела к хорошенькой неназойливой Мадленке, у которой был характер кошки, которая ходит сама по себе. Еще была Лианка, к капризам которой Света относилась очень снисходительно, и я, иногда получавшая от нее неожиданную психологическую поддержку.
  Летом после восьмого класса я действительно вновь поехала в Тбилиси, вполне прилично сыграв на городских, и проиграв только членам команды.
  Миша был занят, сдавал экзамены в институт, и повезла нас девушка, которая в тот момент числилась тренером. Звали ее Нелли, совсем недавно она играла за батумскую команду школьников, а теперь ехала как тренер. Нельке было лет 19, поэтому она страшно выпендривалась, беспокоясь за свой авторитет. Тем не менее, мы с ней хорошо ладили и много шкодили.
  Кто-то, толи Наташка, толи Светка придумали, что для смягчения кожи лица надо умываться кефиром и мы стали покупать бутылки с кефиром и мазать себе физиономии.
  Пить мы его не пили, а на мазание уходило мало, и он у нас и оставался. На два этажа ниже от нас жили Сухумские ребята, команда наших постоянных соперников. Вечерами в студенческой общаге, где нас поселили, было скучно, и мы решили подшутить над ребятами команды наших вечных соперников: завели будильник, привесили его на веревку и спустили вниз, чтобы он качался напротив их окон. Будильник зазвенел, ребята высунулись на звук из окошек и мы, быстро подняв будильник наверх, вылили на головы ребят остатки кефира из бутылок.
  Минут через 15 мы повторили трюк. Удержаться, не открыть окна, когда там что-то звенит, оказалось невозможным. Они надеялись опередить нас и схватить часы, но не тут-то было. Мы успели вздернуть будильник наверх и густо (теперь старались вчетвером, а пятая выдергивала часы) полили их головы кефиром. Нелли участвовала в проделке наравне с нами.
  Веселились мы от души, представляя, как парни отмывают сейчас кефир, но тут раздался стук в дверь. Точно вихрь прошел по комнате, мы попрыгали по кроватям и укрылись одеялами. Нелли, вся в бигудях, сонным голосом спросила:
  - Кто там, в чем дело?
  - Откройте,- послышался мужской голос. Это был тренер сухумской команды, немолодой мужчина.
  - В чем дело,- спросила Нелли, открывая дверь в халате на ночную рубашку и притворно зевая, - мои девочки уже давно спят.
  - Это вы балуетесь, чем-то льете из окон?
  - Мы? Чем это? - в голосе Нелли неподдельное возмущение.
  - И вообще, вы на каком этаже живете,- наступает она: на третьем?
  - Ну, а мы на пятом, это кто-то с четвертого этажа безобразничает.
  - На четвертом этаже живут мальчики, какой им смысл задевать мальчиков, нет, это ваши девчонки стараются,- резонно рассудил тренер.
  - Да нет же посмотрите, они уже спят.
  Тренер заглянул в темную комнату (свет мы потушили до начала проделки), вздохнул и ушел.
  Мы просто корчились от смеха под одеялами, не решаясь громко смеяться, боясь, что он подслушивает у дверей.
  Больше всего нам понравилась фраза: - А мои девочки уже спят.
  Долго после этого при каждой проделке мы цитировали ее.
  Интересно, Миша приедет 15 августа или нет?
  В 2 часа пришли Зоя и Софа, съели все конфеты, поорали, покричали и ушли. Купили мне тригонометрию и книжку на английском языке.
  Миша как-то дал мне почитать Зощенко. До этого я знала его только по рассказам, мамы. Она на память, с сохранением неподражаемой интонации Зощенковских персонажей читала мне его рассказы "Баня", "В кино".
  А Мише больше всего нравился рассказ "Аристократка".
  24 июля. Удивительно, как регулярно стала вести дневник. Просто странно ?? Впрочем, я 8-30 до 6 вечера одна. Поневоле будешь вести разговор с бумагой. Вчера вспомнила девиз наутилуса "подвижный в подвижном", что мы тоже подвижные в подвижном. Самое подвижное из окружающего нас - время. Секунда пролетела, и нет ее. Исчезла. Ее нельзя удержать, остановить, как нельзя остановить жизнь. Мы не должны зря терять секунды. Жизнь нужно ловить - она слишком коротка. Велик разум человека, сильна его воля, но страшная загадка смерти сильней. Можно бороться только с тем, что знаешь, а кто познал смерть?
  В отдаленном будущем она меня не пугает, но однажды я проснулась от грохота. Мелькнула мысль - бомбежка! И я на миг почувствовала такой страх и такую жажду жизни, готова была вскочить с постели и бежать... Лишь бы жить, жить и жить. Правда, это длилось всего один миг, и я, усмехнувшись сама над собой, снова уснула, но ощущение не забыла, запомнила.
  5 июля.
  11 часов. Я все убрала и с чистой совестью сажусь за дневник.
  Что я хочу. Научиться играть в теннис по человечески, научиться говорить по-грузински и кончить 9 класс на отлично.
  Начнем со второго.
  Сколько в моем дневнике упоминаний о грузинском языке. Если бы кто-нибудь прочел мой дневник, то он подумал бы, что я превосходно говорю по-грузински. А я не только не говорю. Но даже не понимаю!
  Удивительно, как мне не дается этот грузинский!
  26 июля.
  12 часов. Только сейчас со всем управилась. Устала и проголодалась. Надо идти готовить обед. Погода все еще плохая. Мне это не нравится. Хочется на тренировки. Завтра, надеюсь, тучи разойдутся.
  Измученная своими неладами с грузинским языком, отсутствием хороших словарей и учебников по грамматике, я напишу папе письмо с просьбой прислать мне справку, что он военный. Дети военнослужащих освобождались от грузинского языка.
  30 июля.
  Ну вот, уже решила бросить грузинский. У меня совсем нет силы воли.
  Была в театре "Пантонима". Очень понравилось. Над "Хирургией" и "Роман с контрабасом" хохотала до слез.
  В театр я ходила с мамой. Я много времени провожу с мамой, хожу с ней в кино, иногда, правда уже редко, гуляю по бульвару. Я переживаю, что у мамы нет мужа, ей не с кем проводить свободное время. Она дружит с тетей Симой, но та занята, двое детей, муж. Теперь, когда мы переехали в Батуми, мама часто ходит в гости к тете Тамаре, своей мачехе, третьей жене ее отца, моего деда. Комната у тети Тамары большая, расположена рядом с пионерским парком, но соседка Нина кошатница: у нее, наверное, кошек пятьдесят, не меньше. Не все живут постоянно, некоторые приходящие, но запах в квартире жуткий, как в зверинце и всюду шерсть.
  Нина вдова полковника, который лет 20 после войны прожил без обеих ног и все клеил красивые коробочки. Одну он подарил нам тогда, когда мы приезжали в Батуми из Карталов. Он умер, не надолго пережив моего деда, а Нина, поплакав о нем, стала промышлять косметикой - она изготовляла всякие мази и протирания для лица и жила безбедно. Тетя Тамара получала пенсию за деда, 28 рублей и даже бабушкины 40 казались ей большой, хорошей суммой.
  Несмотря на кошек, мамин единокровный брат Резо предпочитает жить у матери, а не у тещи, Августы Ивановны в их большой трехкомнатной квартире рядом с нами.
  Я страдаю оттого, что у мамы нет мужа, пусть даже мне не отца. Наличие мужа кажется мне необходимым условием для счастья женщины.
  Делюсь своими переживаниями с Зойкой. Мне кажется, что ее матери хорошо - она живет в большом светлом доме, с мужем и детьми, не работает и дом у нее в полном порядке - везде чистота, всегда вкусный обед, нет денежных затруднений. Но Зоя со мной не согласна:
  - Твоя мама работает, она хоть что-то в жизни видит, она уважаемый человек, врач, а у мамы одна только кухня.
  Я удивлена. Оказывается, мы обе с Зойкой недовольны судьбами своих матерей.
  В параллельном классе учится мальчик - Валера Данильченко, аккуратный припомаженный еврейский мальчик, единственный сын у матери, которая растит его без отца. Валерка- подружка многих девочек, в том числе и Люды Вергулис. С мальчишками он не дружит - их игры и манеры чересчур грубы для него, он настоящий маменькин сынок.
  Но оказывается, ему мало быть подружкой, он хочет быть другом.
  Он часто на переменах трется возле нашей троицы, но я воспринимаю это как тягу к общению, думаю, что ему просто скучно, он ищет интеллектуального общения.
   Но Зоя думает, что он трется возле нас из-за меня и оказывается права.
  Через некоторое время Люда, которая сидит на уроке физики сзади меня, шепчет мне в спину:
  - Валера ищет такую девочку как ты, чтобы дружить с ней.
  - Пусть ищет,- ответила я, гордо тряхнув головой,- но я неповторима, и навряд ли он найдет.
  Люда хмыкнула, сомневаясь в моей неотразимости и неповторимости, но спорить со мной не стала, чтобы не навредить своему протеже.
  В школе открыли кружок художественной самодеятельности, режиссером юноша из выпускного класса Юра. Фамилии я не помню.
  Мы ставим какой-то спектакль, где я играю старую деву-учительницу, довольно мерзкий типаж. Репетируем мы, репетируем, но дело ни с места, и мы начинаем репетиции другой пьесы - сказки Андерсена "Снежная королева".
  Королеву играю я и Зоя, Юра человек серьезный и делает спектакль сразу с дублерами.
  Не помню кто играл Герду, кажется Лариска, во всяком случае, она там подвизалась.
  Валерка Данильченко тоже посещал наши занятия.
  Один раз Юрка после спектакля взял меня под руку, и мы некоторое время прогуливались вдоль школы. Юрка рисовался передо мной, говорил о своей артистической душе, об отсутствии понимания, о разочаровании в женщинах ( было ему 18 лет).
  Мне было весело от его разочарований в таком юном возрасте, я была глупая пятнадцатилетняя девчонка, еще ни в кого не влюбленная. Про Юрку сплетничали, что у него связь со взрослой женщиной, может быть из-за нее у него разочарования?
  Мне было неловко ходить с парнем под ручку, и я во время разговора только и ждала, когда он меня отпустит. Потом он вернул меня коллективу в лице Зойки и Валерки со словами:
  - Не буду портить тебе репутацию.
  Это меня добило окончательно, я тихонько надувала щеки, чтобы не рассмеяться вслух.
  Я поняла, наконец, что имела в виду Зойка, которая говорила,- Ну, Юрка, он же трепло.
  Но Валера обиделся на Юру. Видимо, Юра знал о Валеркиных чувствах ко мне и так с ними не посчитался.
  Но я сочла это нормальным - не распространяйся про свои чувства, не будешь в дурацком положении.
  Все наши репетиции, как ни странно, кончились спектаклем - в мае мы сыграли "Снежную корову" перед школьниками в летнем театре в пионерском парке.
  Вход был бесплатный. Но пускали не всех, хулиганистых на вид мальчишек не пустили.
  Расположенный в Пионерском парке Летний театр представлял из себя сцену, перед которой было пространство, заставленное скамейками и отгороженное ажурным деревянным забором. Отвергнутые хулиганистые зрители бросали через забор на сцену мелкий гравий и орали что-то оскорбительное.
  У меня на сцене оказался крупный недостаток - я говорила очень тихо, не то, что во время болтовни на уроках, и меня было плохо слышно из зала.
  Правда Зойка Меликян, добрая душа, меня утешила:
  - Слышно было тебя плохо, -сказала она,- зато ты держалась как настоящая королева.
  Выступление было в воскресение, и мама тоже ходила с нами.
  Ей и сказал Валера, потирая нервно руки:
  - Давайте уйдем с черного хода, а то вдруг они нас побьют.
  - Ну уж нет, будем мужественными и уйдем с высоко поднятыми головами, -возразила мама, которой во всяком случае не грозило быть побитой.
  На обратном пути с нами тихо шел Зойкин Павлик.
  Он всегда так: появлялся неожиданно, пристраивался к Зойке, и молча шел рядом.
  Но мама вдруг увидела на его шее пятно и тут же пристала к нему:
  - Мальчик, это что у тебя на шее? Это очень похоже на лишай. Лишай заразный, его надо лечить, сходи к врачу.
  Каково было парню, который шел рядом с объектом своих воздыханий?!
  Я пыталась дать маме знак, чтобы она была поделикатней, но разве ее остановишь!
  Наконец Зойка и Павлик свернули в сторону, я и мама пошли прямо.
  - Ну мама, что ты пристала, опозорила парня. Это же Зойкин кавалер, тот самый.
  И мама решительно сменила тему разговора.
  - А кто этот мальчик, который хотел улизнуть с черного хода, такой трусишка?
  - Валера Данильченко из параллельного, а что?
  И подумав немного, я добавила:
  - Хочет со мной дружить,
  - Что...?- Мама даже остановилась в изумлении.
  Ее изумление было мне понятно: Валера был аккуратный чистоплотный мальчик, но он был уныло некрасив.
  И подумав, добавила:
  - Зато не опасно.
  Я хмыкнула, и больше мы к этой теме не возвращались.
  В следующем спектакле королеву сыграла Зоя.
  2 августа. Опять дождь. Опять прощай тренировки.
  3 августа
  Прочла Голсуорси "Первый и последний". Во второй раз, и оба раза потрясающее впечатление.
  9 августа 1962 г.
  Сегодня после тренировки у меня какое-то раздраженное состояние. Такое настроение меня всегда гнетет и если я одна, я стараюсь поскорее выйти из него и успокаиваю себя как могу. Но это не так-то легко. Сегодня я, подумала, что у меня портится характер и это очень нехорошо.
  Я начинаю свысока относиться к людям. Все меня в них раздражает, я вижу только плохие стороны человека.
  Трудно так жить. Хочется найти точку опоры и судить о людях и их поступках одинаково, без всяких колебаний. А у меня какая-то раздвоенность.
  Я как будто и осуждаю человека в душе и в то же время оправдываю его. Поэтому я путаюсь и стараюсь никогда не вмешиваться в чужие дела и не высказывать своего мнения. Когда мне говорят что-нибудь плохое о человеке, я всегда ищу в мыслях причины, вызвавшие тот или иной его поступок, и оправдываю его. Это когда говорят о незнакомых. А когда о знакомых, тут все решает, как я сама отношусь к ним.
  11 августа
  Вчера я выдрала себе зуб. Рана и челюсть все еще очень сильно болят, поэтому я на тренировки не пошла.
  14 августа
  Прискорбно сознаться. Но две тренировки в день меня очень утомляют
  А когда приходишь домой, то и тут нет покоя. Почти совсем ничего не успеваю читать. Впрочем недавно прочитала Голсуорси - "Путь святого".
  Я люблю Голсуорси гораздо больше, чем Джека Лондона и даже больше Диккенса.
  Мне понравилась мысль, высказанная одним из героев:
  - Все, что мы делаем, не является ошибочным до тех пор, пока результат не покажет, что мы ошибались.
  Мама покупала свежее мясо на рынке. Мороженое мясо, которое в изобилии продавалось в магазинах, в нашей семье считалось несъедобным. По воскресениям я ходила с мамой на базар и помогала нести ей продукты.
  Из мяса варились щи - ни борща, ни супа мама не любила. Щи назывались ленивые, ели их без сметаны.
  На второе подавалось вареное мясо из супа и салат из помидоров и огурцов с зеленью, политый растительным маслом.
  Приходя с тренировки, я кидалась на еду как зверь и мне до сих пор кажется, что ничего вкуснее я не ела.
  Иногда покупали цыпленка и несли его вниз головой с базара. Потом кто-нибудь из знакомых соседских мужчин рубил ему голову, и мы готовили чахохбили или сациви. Бабушка пекла на керосинке блины, делала вареники с творогом, в чуде пекла яблочный пирог, в общем без газовой плиты и горячей воды, без всяких условий готовили очень вкусно.
  Еда в нашем доме была на первом месте.
  Помимо Зои, Заруи и Софы я, после того, как мы переехали, много общаюсь еще с Маней Альберташвили, тоже моей одноклассницей, она живет в доме напротив, и мы часто вместе ходим в школу.
  Вот Маня сидит у меня и я пытаюсь объяснить ей что-то из алгебры, но обнаруживаю, что она не знает предыдущего материала. Пытаюсь объяснить приведение подобных членов, но нужно еще объяснить отрицательные числа, абсолютную величину. В общем весь курс алгебры от шестого класса до восьмого.
  Я плохой педагог, ну просто никакой, а Маня еще тот подарочек по части математики.
  В общем я так заморочила ей голову абсолютными величинами, что на вопрос, сколько будет пять минус три, Маня, не желая попасть в просак, тупо соображала, напряженно тараща свои черные, в черной обводке ресниц глаза.
  Позднее, уже в десятом классе, помню, я рассказываю Мане задачку по геометрии с увлечением и надеждой, вдруг поймет? Маня внимательно на меня смотрит и минут через пятнадцать вдруг с размаху сильно ударяет меня рукой по спине.
  - Не горбись,- говорит она, - ну что ты спину сгорбила, сядь прямо!
  Я замолчала. Стало ясно, что все время, пока я объясняла, Маня не слушала, что я говорю, а смотрела, как я говорю, озабоченная моей некрасивой позой и привычкой сутулиться.
  Разве тут до геометрии, когда подруга так себя уродует?
  Маня носила косы, а потом подстриглась, и густые, черные волосы непроходимой чащей стояли у нее на голове. Худая, тоненькая Маня любила подчеркнуть свою талию и туго, по тогдашней моде завязывала на себе пояс.
  - Маня, у тебя будет шнурованная печень, - говорила ей моя мама, пытаясь просунуть ладонь между поясом и Маниной талией.
  - Нет, ничего, не туго,- отбивалась Маня.
  А стоила маме отвернуться, она бралась за меня и затягивала пояс на мне покрепче.
  - Посмотри в зеркало, так гораздо красивее,- настаивала она.
  Маня жила с мамой и братом Аликом в доме напротив нас и часто забегала ко мне в свободное время, но вне школы, так как в школе я была в основном с Софой и Зоей.
  Софкин свирепый нрав пугал Маню, и она избегала частых контактов с ней.
  Мама дружила с Валей, ее мамой. Вечерами они любили посидеть, попить кофе. Валя подрабатывала шитьем и мы иногда заказывали у нее летние платья.
  Пока Валя втыкала в меня булавки при очередной примерке, Маня варила кофе по-турецки (две чайные ложечки мелко молотого поджаренного кофе и одна чайная ложка сахара на меленькую кофейную чашку не более 50 г), и потом вчетвером его пили, аккуратно переворачивали чашечки, и Валя гадала на кофейной гуще.
  Как-то летом я спешила к Софе. А вход в Софкин двор защищали ворота - железные ворота с маленькой дверцей, войти в которую можно было, лишь низко наклонив голову. Я не рассчитала и шваркнулась об эти ворота носом.
  Из глаз посыпались искры, а из носа потекла теплая жидкость. Я подставила ладони, думая, что кровь, но вытекла целая пригоршня воды, вот до чего я нанырялась!
  Я побежала к крану, скорее примочить нос холодной водой. Под краном стояло ведро. Как только я поднесла руку к крану, выскочил Софкин сосед по двору, мелкий белобрысый ядовитый еврей неопреленного возраста и стал орать на меня, что я мою свой нос над его чистым ведром.
  - Слушайте, я очень больно ударилась об ваши ворота,- оправдывалась я, смущенная его злобным напором.
  -Еще и ворота нам разнесла,- без тени сострадания вопил сосед. Он схватил свое ведро и унес.
  Женат он был на полной черненькой женщине, не красавице, но смотрящейся красивой на фоне безобразного мужа. Насколько он был въедлив, криклив и ядовит, настолько она была спокойна и уравновешена.
  Когда она, уже не в молодых годах родила, он много помогал ей в домашних хлопотах и кричал:
  -Все уже умею по уходу за младенцами. Осталось кормление грудью пройти и все, могу сам рожать.
   Его жена улыбалась, сидя на крылечке на лавочке и кормя ребенка грудью.
  Милка Шустер всегда великолепно загорала, и я ей завидовала. Я всегда мечтала загореть до того, чтобы брови светлой полоской выделялись на темном лице. Как это казалось мне возможным при моих темных бровях, до сих не могу понять. Не имея крема для загара, я решила намазаться сливочным маслом и подбила на это Зойку. Осторожная Зоя намазала себе немного нос, а я намазала все лицо, плечи, спину сколько достала и грудь до купальника и разлеглась на камушках под солнышком.
  Не прошло и десяти минут, как я почувствовала неприятный запах, но не сразу поняла его происхождение: масло начало разлагаться на солнце, и запах, который меня обеспокоил, был отвратительный запах протухшего масла.
  Я вскочила, натянула сарафан и, оставив Зойку, побежала домой мыться с мылом.
  Какое там! От холодной воды с мылом запах только чуть-чуть ослаб, пришлось идти в баню, сарафан пришлось стирать, но мерзкий привязчивый запах преследовал меня неделю, а сливочное масло я не ела после этого полгода.
  В августе в Батуми шли обильные непрерывные дожди. Ни тебе тренировок, ни морских купаний. Только льет, льет и льет. День, два, неделю, две. Вода мутными потоками бежит вдоль дорог, переполняя канавы, заливая мостики, соединяющие тротуары с мостовыми. Тоскливо. Ко мне пришла Зойка и стала звать в Махинджаури. Там был большой универмаг, она хотела поехать туда то ли что-то посмотреть там, то ли купить.
  Я очень небольшая охотница ходить по магазинам. Иногда, когда Зойка и Софка хотят зайти в магазин, я жду у витрины на улице, я не понимаю, если конкретно не хочешь чего-то купить, то что делать в этих дурацких душных магазинах. Но сейчас мне из-за дождя скучно, настолько скучно, что я еду с Зойкой на автобусе за город. Мы походили по магазину, все осмотрели, собрались обратно, и вдруг начался ливень, ну просто как из ведра. Выйти на улицу было невозможно, мы полчаса постояли, надеясь, что он ослабнет, и, не дождавшись, пошлепали по лужам к автобусу. Кругом бурлила вода, идти пришлось по глубоким лужам, вся обувь немедленно промокла. В автобусе мокрый народ говорил, что некоторые дома и подвалы затопило.
  Мы расстались с Зойкой на автобусной остановке на улице Бараташвили, и я пошла домой можно сказать вброд. Я все убыстряла шаг, так как боялась, что нашу квартирку вровень с землей затопило. Забежав во двор, я увидела, что возле порога нет воды и облегченно вздохнув, повернула ключ и вошла. Обе комнаты были залиты водой, вода была мне по щиколотку. Просто бетонный тротуар у входа был выше сантиметров на 5-7, чем пол в комнате.
  Посредине комнаты плавали стул и чемодан. Я открыла чемодан, достала оттуда вещи, чтобы остались сухими, а чемодан остался плавать, он намок и класть его на постель не имело смысла, а стулья тоже не стояли, а плавали.
  От всех напастей у меня проснулся волчий аппетит. Я, булькая на каждом шаге, прошла в переднюю комнату, нашла хлеб, намазала его маслом и, забравшись на диван, продолжила чтение Достоевского, от которого меня оторвала Зойка. А что было делать? Со стихией не поспоришь, как известно, а кушать всегда хочется.
  Мама потом вспоминала:
  - Вхожу, посреди комнаты плавает пустой чемодан, а на диване дочь что-то жует.
  Дождь, наконец, прекратился, и вода ушла из комнаты. А на другой день выглянуло забытое за 2 недели беспрерывных дождей жаркое августовское солнце и к бабушкиному приезду из Колпашево все высохло потихоньку.
  
  9 класс, 1962-1963 гг
  В начале лета к нам прислали нового тренера, постоянного - Николая Косова.
  Мы знали об этом задолго до его приезда и ждали его появления.
   Косов выстроил нас в линейку на корте и представился. Невысокого роста, русский парень лет 22-23, он занимался помимо тенниса еще и штангой, и вид имел внушительный. Он только что окончил тбилисский физкультурный институт, о чем и сообщил нам.
  - А с кем вы там учились на курсе,- поинтересовалась Наташка, у которой были знакомые в физкультурном институте.
  - С кем?- переспросил новый тренер.
  И после небольшой паузы, ответил:
  - Со своей женой.
  Так мы сразу узнали, что он взрослый женатый человек, не чета нам, и этим сразу оградил себя если не от возможных влюбленностей, то, по крайней мере, от наших подшучиваний и заигрываний.
  Вскоре мы узнали, что у него есть маленькая дочка, что жену, голубоглазую, тоненькую блондинку, тренера по легкой атлетике, зовут Марина, а его она зовет Никой. И постепенно мы стали за глаза Колю звать Никой, а в глаза по имени отчеству, помнится, Николай Александрович.
  Летом наши спортивные тренировки состояли, в основном только из игры в теннис, разминка - просто пара кругов по корту, а потом 10-15 минутная игра у сетки, вот и все. Но с началом учебного года Ника вдруг (не иначе, как поругавшись с тещей, он жил с родителями жены) устроил нам разминку. Да какую! 10 кругов бега вокруг кортов, потом всевозможные вращательные движения руками, для кистей, для плечевого сустава, для локтевого. Все это было ерунда и мелочи жизни, но он заставил нас ходить на полусогнутых ногах, грубо говоря просто на карачках 2 круга. Кое-как, кряхтя и издавая слезливые стоны, мы проползли эти два круга, незаметно вставая, стоило тренеру отвернуться.
  На другой день утром, проснувшись, я не смогла встать с постели. Боль в мышцах ног была настолько сильная, что я просто скатилась с дивана на пол, а потом, опершись руками о кровать, кое-как подняла на руках свое туловище.
  Через день мы с Зойкой, которая была в таком же состоянии, все же приползли на тренировку и сказали Нике, в ответ на его призывы сделать разминку:
  - Все - не можем, ноги болят, что вы с нами сделали, ну просто садизм.
  - Ничего,- бодренько ответил Коля,- только крепче на ногах стоять будете.
  Но, поглядев на меня, сочувственно добавил:
  - Дай себе небольшую нагрузку. Хотя бы просто побегай и легче будет.
   Я побегала и правда, боль слегка отпустила, но все равно, я всю неделю скатывалась сперва на пол, а потом с помощью рук вставала.
  Софа после восьмого класса ездила поступать в техникум, в Чимкент к сестре, и поступила, но потом вернулась, где-то в конце первой четверти, сказав нам, что техникум закрыли.
  Вернулась она какая-то подавленная, исчезла белозубая улыбка с ее смуглого лица и она часто лежала в своем подвальчике, укрывшись с головой одеялом, и не хотела ходить в школу.
  За ней каждый день заходила Зоя, она шла в школу мимо ее дома и вытаскивала Софу на учебу. Иногда они делали это вдвоем с Нанули.
  Нам с Зоей было непонятно состояние подруги - то ли она так переживала из-за закрытия техникума, то ли ее настигла любовь и сестра, испугавшись, что дело зайдет далеко, вернула ее матери, то ли Софа, любимая дочь у мамы, просто не выдержала жизни вдали от дома, фактически в чужой семье, и вернулась и постеснялась сказать нам правду.
  Потом потихоньку это депрессивное состояние исчезло, Софа повеселела, опять стала улыбаться от ушей до ушей, сверкая рядом ровных белых зубов, и жизнь ее вошла в прежнее русло. Она решила заканчивать 11 классов.
  Когда мы перешли в девятый класс, Варшанидзе, директор школы, придумала, что девочки старших классов будут ходить в школу в другой, отличной от младших классов форме, в синих юбочках и пиджаках, а блузки голубые или белые и синие галстуки к ним.
  Мама как раз купила мне синий чешский костюм и хотя воротник не соответствовал, она сказала - не буду я тратиться, проходишь и так.
  А Софа нашла в магазине толстый темно-синий мягкий материал и сшила себе костюм из него. Синий цвет ей шел необыкновенно, а мне и Зойке не очень. Вообще эта задумка насчет другой формы нам нравилась - сразу видно, что мы уже старшие классы, взрослые, не чета малышам.
   Окончив восьмой класс, я отказалась от попыток отрастить себе косы и подстриглась. После операции гланд я поправилась, занятия спортом изменили мою походку, появился румянец на бледных до этого щеках и мышцы на ножках спичках. Для меня наступала лучшая девичья пора - мне шел шестнадцатый год, и я очень похорошела.
   Прежде, чем я сама это увижу и пойму, я замечу изменившееся отношение ребят ко мне.
  Обиженный мною Троицкий, который учится в параллельном классе и упорно меня не замечает в течение года, не может простить своей двойки, вдруг при встрече со мной шепчет мне на ухо:
  - Зоинька, как ты похорошела. Вот бы не подумал, что ты такой станешь.
  Девочки и старших классов тоже заметили, что я изменилась.
  - Ты подстриглась и тебе очень идет, стала такой хорошенькой,- сказала мне девочка из 11 класса.
  Это превращение произошло в короткий срок и неожиданно для меня, в результате мне стало казаться, что я была дурнушкой и вдруг стала красавицей, как в сказке про гадкого утенка.
  Я делюсь этим впечатлением с Зойкой.
  - Не знаю..., тянет Зоя задумчиво.- И добавляет:
  - Когда ты первый раз к нам пришла, мама моя сказала: какая красивая девочка!
  Где-то в это же время со мной произошел такой случай.
  Я шла на тренировку по улице Маркса, как всегда о чем-то мечтая, ссутулясь, опустив голову и перекинув сумку с ракеткой через плечо.
  Чем-то моя спина не понравилась 10-12 мальчишкам. Они стали бежать за мной, плеваться, обзываться и даже начали кидать камушки.
  У меня было хорошее настроение. Мне не хотелось с ними связываться. Да и что я могла?
  Поймать одного и отлупить?
  Я шла все быстрее, а они, видя, что я убегаю, как собачки приходили во все больший азарт преследования.
  Один, самый шустрый догнал меня, дернул за руку и заглянул в лицо. Я зло сверкнула на него глазами.
  Мальчишка остановился как вкопанный.
  - Ой,- растерянно и тихо сказал он,- да ведь она хорошенькая.
  И они сразу отстали.
  До сих пор я считаю это самой большой моей победой над мужской половиной человечества.
  Я гуляла по набережной в Батуми в порту и нашла здание с вывеской "Батумская художественная школа".
   До этого я видела в пионерском парке рисующих детей - на большие листы ватмана, закрепленного на мольберте, они смело, широкими мазками наносили акварельную краску, она стекала вниз, и получалось необыкновенно красиво.
  Я с замиранием сердца следила издали за ними и очень хотела приобщиться.
  Мы с мамой зашли в школу, потом принесли рисунки, потом экзамены.
  Я поступила в первый класс, получив на вступительных экзаменах четыре по рисунку (рисовать нужно было с натуры геометрические фигуры) и пять по композиции (я нарисовала лес простым карандашом).
  Если бы я получила пять по рисунку, то меня приняли бы во второй класс, и я успела бы закончить художественную школу-четырехлетку одновременно с обычной школой, сейчас я не успевала.
  Первое время было очень скучно, пока ставили руку и учили рисовать квадраты и круги, но когда дело дошло до геометрических фигур (деревянные квадраты, пирамиды, цилиндры) стало интересно.
  Алексей Иванович Месхи, наш учитель по рисованию, спустя месяца два после начала учебы, принимая от меня законченную работу, сказал:
  - Никак не мог подумать, что Хучуа сделает такую точную штриховку.
  В нашем первом классе художественной школы Володя Мнацаканов и я были из 9 класса общей школы, остальные дети, в основном мальчики, были много моложе, класса из 5-6. Естественно, что мы с Вовой начали быстро опережать своих малолетних одноклассников, хотя и у них был заметен прогресс.
  В начале 9 класса к нам приезжал Хрущёв. Школьников вывели на улицы встречать главу государства. Мы долго ждали, а потом мимо нас в открытом автомобиле проехал усталый лысый человек. Сидя в машине, он слегка помахал рукой на наши приветственные крики.
  Памятник Сталину в Батуми к этому времени уже снесли. Центральная улица Ленина шла от вокзала к бульвару и на входе на бульвар стоял на высоком постаменте памятник отцу народов, красиво вырисовываясь на фоне неба.
  Когда развенчали культ личности в 56 году, памятник Сталину в Батуми остался стоять.
  Мы переехали в Батуми в 1960 году, и я помню этот монумент. Но в какую-то ночь он вдруг исчез. Его демонтировали и вывезли. Сделали это тайком, в потемках, так как боялись волнений среди населения.
  Грузины в основном иронично относились к новому вождю, но в нашей семье уважали Хрущева:
  - Великое дело сделал Хрущев, он развязал языки, избавил народ от страха. Разве кто осмелился бы при Сталине рассказывать такие анекдоты,- говорила мама, и бабушка с ней соглашалась. Еще бабушке стали платить пенсию, не полностью, так как ей не хватало стажа, но все-таки 40 рублей платили, а это было большое подспорье в нашей семье.
  - Хрущев дал маме пенсию,- защищала мама Хрущева, когда на него нападали в ее присутствии,- а кукуруза, ну да что ж, она в России не вырастет, как он не мог это понять?
  Рассказывали, что когда в Тбилиси Хрущева угощали обедом, подали молочного поросенка - грузинский деликатес, он спросил:
  - Почему так рано зарезали, почему большую свинью не вырастили?
  Грузины были шокированы таким отношением к блюду, которое подавалось только в лучших домах, было украшением национального стола, и если Хрущев просто пошутил, то никто этого не понял.
  В начале девятого класса, стоя рядом с Даником и болтая о прошедших каникулах, я с удивлением обнаружила, что смотрю на него снизу вверх, хотя совсем недавно, еще весной, было наоборот.
  - Надо же, с тобой неудобно разговаривать, высоко голову поднимать,- сказала я, со смехом, прервав свой рассказ.
  - Еще бы, я вырос на 20 см, -ответил гордо Даник.
  Подросли и другие ребята, только Арутик и Велик остались невысокими.
   9 октября Я же сказала, что когда пойду в школу, то совсем не будет времени вести дневник. Так оно и выходит.
  Школа, худшкола, теннис. Дни проходят, не успеваю оглянуться.
  Сегодня больная. Не пошла в школу. Поэтому делаю эту запись.
  М. Г. сказала мне, что введены золотые медали. Может быть мне следует идти на медаль? Не знаю. В данный момент у меня по химии 2, по истории 3.
  Невесело!
  В классе учится мальчик, Дато Диасамидзе, сын известного в городе хирурга.
  Как-то раз, совершенно случайно, мы сидели с ним за одной партой на уроке черчения.
  Дато считал своим долгом слегка заигрывать с девочками в классе, так, слегка. Совсем необязательно.
  - У тебя длинный нос,- обратился он ко мне.
  Я обиделась.
  - Ну длинный, не длинный, но не длиннее твоего.
  Дато скучно и он продолжает меня дразнить:
  - Как не длиннее, ты только посмотри, конечно длиннее.
  И он скашивает глаза на свою грушу, которая красуется у него посреди лица.
  - Я вот вижу, мой нос короче.
  Я понимаю, что он шутит, но если это не прекратить, то так это и останется, я буду девочкой с длинным носом.
  Человек конкретных действий, я тут же хватаю линейку. Сантиметры бесстрастны и они скажут правду.
  Я измеряю свой нос.
  - Ты жульничаешь,- пристает Дато,- я вижу, как ты палец сдвинула.
  - Ничего не сдвинула, меряй свой,- говорю я.
  Дато уменьшает данные измерений ну просто в открытую, ситуация его забавляет, он рад развлечению. В азарте перепалки мы давно забыли про Ашота, нашего чертежника, - он чем-то занят там у себя за учительским столом.
  Я начинаю мерить линейкой нос Дато сама, он лениво отталкивает мои руки и тут нас настигает разъяренный Ашот. Он минут пять стучал указкой по столу, призывая нас к порядку, и стучал совершенно напрасно. Ашот пишет мне замечание в дневник, а Дато выставляет за дверь.
  Дато слегка огрызается, но выходит из класса ничуть не огорченный.
  Диасамидзе не кончал школу с нами. Его отец неудачно прооперировал родственника Варшанидзе, и опасаясь, что она отыграется на сыне, который был порядочный шалопай, перевел его в третью школу.
  Кончается урок математики, звонок на перемену. Валентинчик пишет задание на доске, один номер, второй, третий, я хватаю учебник, гляжу на задачки и впадаю в тоску от объема предстоящих вычислений.
  - Ну куда так много, два часа делать,- с тоской тяну я. Валуйский даже ухом не ведет, хотя наверняка слышит и злится и не удосуживается отвечать.
   Зато Даник слышит и подхватывает:
  - Ну, если Хучуа много кажется, то нам вообще не справиться,- прибедняется он. -Целый день сидеть придется только с математикой.
  Не помню случая, чтобы упрямый Валуйский уступил, но мы тянули с Даником волынку почти каждый урок - надеялись, что внемлет и уменьшит домашнее задание.
   Токмаджан и я проделывали такое и не только на математике, но даже и на английском. Верушка, в отличии от Валуйского, отреагировала на наши слова и даже как-то пришла ко мне домой для доверительной беседы. Просила меня подумать, ну если я так буду себя вести, то слабые ученики уж точно не будут делать задания, ссылаясь на большой объем.
  До сих пор помню этот шок: прихожу с тренировки домой, беспечно открываю дверь, а там сидит наша классная и насмешливо смотрит на меня.
   На английском мы с Даником присмирели, а вот на математике по-прежнему канючили, что много задано.
  Я любила математику, могла часами возиться с трудной задачкой, но записывать рутинные, скучнейшие задания по какой-то определенной форме было мне невыносимо тоскливо.
  6 ноября
  Прочла некоторые записи. Как это все далеко от меня. В душе у меня какая-то неопределенность, какая-то раздвоенность чувств. Это трудно объяснить. Тем более, что в данный момент я не испытываю ни того, ни другого, а только лень и апатию. Говорят, в самые трудные минуты жизни проявляется, что из себя представляет человек, обнажается его нутро. Но эти трудные минуты опасности встречаются не в жизни каждого человека, как же узнать, кто я и что я?
  Сегодня у нас вечер. Собрали деньги и устроили. Пригласили Марию Георгиевну. Начало в 4 часа, а сейчас 11.
  Утомленная нашим классом, обиженная Демкина вдруг отказалась от классного руководства и у нас целый год в девятом была за классную Марьюшка.
  Мы немного вздохнули.
  Где-то в это время наша старая дева Демкина вышла, наконец, замуж, на уроках она часто говорила нам:
  - Мне теперь есть о ком заботиться, кроме вас. У меня есть близкий человек.
  Как-то она болела, и мы навещали ее, в основном девочки. Близкий человек мне не глянулся, по правде сказать. Довольно затасканного вида мужичок.
  Мы с Зойкой сидим теперь вместе, Мария Георгиевна нас не пересаживает, она считает нас достаточно взрослыми и не ограничивает нашей свободы.
  Урок литературы. Велик "раскрывает" образ Евгения Онегина. Рассказывая о его последнем свидании с Татьяной, он вспоминает, что там было, долго смотрит в окно, потом говорит:
  - И Онегин бросился к Татьяне на колени.
  - Боже мой,- Марьюшка поднимает по своей привычке к потолку глаза.- Ну что вы! Это же совершенно неприлично, броситься к женщине на колени. Он же дворянин! Воспитанный человек.
  И она посмотрела на класс, призывая нас в свидетели, что такое невозможно.
  Но класс молчал, совершенно не потрясенный невоспитанностью Онегина, и Велик не смутясь, продолжал свой рассказ.
  Звонок на урок математики, я раскрываю свою новую тетрадь, но мне не нравится ее запах. Я беру Зойкину тетрадь и начинаю ее нюхать. От моих грязных лап на чистенькой Зойкиной тетрадке остаются чернильные пятна.
  Зоя сердится:
  - Посмотри, что ты сделала!
  - Это не я, отвечаю я, у меня руки чистые.
  Я хочу взять ее тетрадь и нажать на лист пальцами, чтобы доказать, что мои пальцы не оставляют отпечатки.
  Зоя мне не дает, но я ухитряюсь запачкать еще один лист, доказывая, что не могу это сделать.
  Зойка хочет за это запачкать мою новенькую тетрадку, в которой я еще ничего не написала!
  Наш математик давно зашел в класс, он стоит и ждет, когда мы успокоимся. Но мы в азарте, стоим и вырываем друг у друга тетради. А все наблюдают за нами.
  - Вы,- Валуйский указывает на нас двумя пальцами правой руки.
  - Вы обе, - и большим пальцем за дверь за своей спиной - Вон!
  Обескураженные мы мгновенно замолкаем и тихо выходим за дверь.
  Скучно прослоняться целый урок за дверью.
  Уборщица мыла полы и спросила нас, что мы тут толчемся.
  - Нас учитель выгнал из класса с урока математики.
  - А который?
  - Валентин Борисович, такой... в очках.
  - Самого тихого учителя обидели,- говорит нам уборщица.
  И нам обеим становится стыдно.
  На перемене мы подходим к учителю и, опустив глаза, извиняемся.
  Он молчит, еще сердится.
  Потом говорит:
  - Ведь невесты уже,- и уходит.
  Оставшиеся уроки мы сидим смирно, подавленные мыслью, что нам, оказывается, пора замуж.
  22 декабря 1962 г.
  Ну вот и год кончается. Еще один! Как быстро летит время! Совершенно нет никакой возможности делать и успевать все, что хочешь.
  Сейчас тяжело больна бабушка, у нее был гипертонический кризис и мама настаивает на отмене моей поездки.
  У бабушки резко поднялось кровяное давление, отчего не выдержал и лопнул один из сосудов в горле и пошла кровь. Она была напугана кровотечением из горла. Дело было в выходной, и мы с мамой были дома. Мама вызвала скорую. Скорая приехала, врач померила давление и сказала: "Все обошлось. Это хорошо, что сосуд лопнул в горле, а то если бы в голове лопнул, было бы значительно хуже".
  8.1.63
  Недавно прочла "Идиота". Впечатление мрачное и удивительно подавляющее. Какой-то сумбур в голове и камень на сердце. Не успокаивает даже обычная детская мысль - это было давно и неправда. Нет, больше Достоевского в руки не возьму.
  5 февраля 1963 г.
  Несколько раз хотела взяться за карандаш и все как-то так...
  Я мечтаю пойти в институт ядерной физики, мечтаю о научной работе. Но сейчас мои мечты рушатся. Недавно, в воскресение, (а сегодня вторник) проходил физико-математический тур, и я из 6 задач решила только одну! А тех, кто решил задачи, МГУ приглашал учиться без экзаменов! Здорово!
  В восьмом классе к нам перешел новый ученик - Алик Гваришвили, высокий худой, смуглый, с черными густыми бровями вразлет и громким голосом.
  Было известно, что он занимался по английскому языку дополнительно и хорошо его знает, но Верушка, конечно, хочет подчеркнуть, что у нее требования повыше и ее ученики знают английский не хуже без всяких дополнительных затрат. Первое время она очень к нему цеплялась, хотя у Алика были высокопоставленные родители, (отец, кажется, был членом обкома), но это частично даже провоцировало придирки Верушки. Кем бы ни был отец Алика, сам Алик был способный и компанейский парень и быстро завоевал симпатии и уважение класса.
  Конечно, у нас была градация по социальному положению, была и по национальному, мальчики грузины говорили между собой по-грузински, ближе дружили, дети, у которых водились свои деньги, гордились этим, но открытое проявление какого бы то ни было пренебрежения на национальной или социальной почве не считались приличным.
  Был ли это дух того времени или дух нашего класса, не берусь судить.
  Наш класс был многонациональный: армяне, русские, грузины, аджарцы, греки, евреи.
  Вероятно, со мной носились бы меньше, носи я папину фамилию Минасян, а не Хучуа.
  Варшанидзе хотелось, чтобы медалисткой была грузинка.
  Но это на высоком уровне, а мы пока туда не заглядываем.
  Анатомию нам преподает Эмма Михайловна - маленькая, хорошенькая армянка, не замужем, а дело шло к тридцати, а может к тридцати пяти, которая совершенно неприличным образом перевирает мою фамилию.
  Скользкие моменты в своем предмете она не стала объяснять, а просто сказала:
  Следующий урок проработайте дома сами.
  Мальчишки похихикали, но и все. Особенно никто на эту тему не распространялся, а Эмма не проверяла качества проработки и на следующий урок вместо опроса стала рассказывать новый материал.
  В нашей школе подвизался сначала в качестве старшего пионервожатого, а потом в роли преподавателя английского некто Жора, лет двадцати пяти, армянин, из той породы молодых учителей, которых когда школьницы называют по имени отчеству, то это звучит, как ирония.
  Как-то раз мы с Виолкой Дзнеладзе, теннисисткой, на класс старше меня, были в пионерской комнате, расположенной рядом с директорской, намеревались обсудить намечающийся школьный вечер. Пригласил нас туда Жора
  Виолка слегка кокетничала с Жорой, разговаривала с ним игривым тоном, а он милостиво слушал и хихикал, а я ждала, перебирая ногами от нетерпения. Дел у меня было по горло, и на глупости времени не было.
  И когда, Жора, наконец, пристал ко мне с чем-то по поводу вечера, я поддавшись на их игривый обоюдный тон, ответила буквально так:
  -Мы уже полчаса вас слушаем, а вы нам еще ничего умного не сказали.
  Совершенно неожиданно, он взбеленился:
  - Как, я ничего умного не сказал, значит я дурак? Как это можно учителя дураком в глаза называть?!
  И он потащил меня к Варшанидзе с воплем:
  - Она меня дураком обозвала.
  Варшанидзе была не в духе. Ей было не до Жориных глупостей. Выслушав его сбивчивый, возмущенный рассказ и уяснив ситуацию, она сказала, что я все-таки его дураком не называла, это он сам так понял, так пусть девочка скажет вам, что она не то имела в виду. И выперла нас из директорской с усмешкой на лице.
  Эта история, благодаря стараниям дурака Жоры приобрела широкую огласку.
  Произошла она в момент романа Эммы и Жоры и Эмма была очень огорчена моей негативной публичной оценкой ее избранника, она сказала мне:
  - Ну что ты, Зоя, я его как раз и люблю за то, что с ним всегда интересно беседовать.
  Я убедила Эмму, что не имела злого умысла, просто случайно сорвалось с языка.
  Мне было очень жаль свою учительницу, невысокого роста, очень хорошенькую армяночку с темными усиками над верхней губой. Но я понимала, женихов нет, посидишь до 30 лет в невестах и Жора умником покажется.
  Через полтора года они развелись, у Эммы осталась от него маленькая дочка.
  Встретившись со мной в коридоре после развода, Эмма сказала мне честно:
  -Зоя, ты была права, а я очень ошиблась.
  Но я считала, что на самом деле, ребенок тоже семья, а одной жить плохо, так что не очень Эмма и проиграла, но не стала говорить об этом.
  Уроки физкультуры у нас проходят в основном на школьном дворе. Мальчишки играют в футбол, у них свой учитель, Амиран, а у нас, девочек, свой - Николай Степанович Тылибцев, тесть моего дяди Резо. Мы играем мяч в кругу или прыгаем через скакалочку с забеганиями на скорость, т.е. бегаем по кругу - прыгнешь один раз и в очередь, ошибающаяся вылетает. Девочек в кругу становится все меньше, и бегать приходится все быстрее, пока не останутся две. Тут как сумасшедший, прыгнул, обежал крутящего скакалку и снова прыгаешь. Я дошла до финала раза два за все годы, а победительницей не была ни разу. Лучше всех прыгали наши заслуженные спортсмены - Оксана Тотибадзе, и Нелли Варданашвили. Гимнасты и легкоатлеты, я сама это заметила, но это оказалось известным фактом, преуспевали в любом виде спорта. Еще сильна была наша Софа, она была спортивная, ловкая девушка, и когда-то, в классе 6-7 ходила на стадион, а потом бросила.
  Как-то Оксанка, разбаловавшись на школьной площадке, вдруг стала изображать из себя балерину и прыгать, стуча в воздухе нога об ногу и напевая какой-то балетный мотив. Это получилось так красиво, что я так и замерла, разинув рот.
  - Вот что значит хорошая спортсменка, ей все легко удается,- сказал Тылибцев, тоже залюбовавшись на Оксану.
  Но Демкина была другого мнения об Оксане, нашей чемпионке Грузии по прыжкам в высоту. Стадион, на котором тренировалась Оксана находится рядом с бульваром, и Верушка, гуляя по бульвару, заглядывала через сетку на стадион и высмотрела, что Оксана тренируется в очень коротких трусиках и стыдила ее за это перед классом.. Видимо, Демкина представляла себе, что в высоту женщины прыгают в юбках.
  Будучи взрослыми девушками, мы периодически ссылались на недомогания и отлынивали от уроков физкультуры, стараясь не вдаваться в подробные объяснения, что с нами происходит. Николай Степанович выразительным жестом прижимал журнал к животу и спрашивал глазами, мол это или нет? Девчонок это очень шокировало, что не мешало иногда под этим предлогом отказываться от уроков физкультуры по крайней мере по 2 раза в месяц.
  После физкультуры, потные, разгоряченные мы шли на следующий урок.
  Ребята, возвращаясь, темпераментно обсуждали моменты прошедшей игры в футбол. Красные взъерошенные, они вопили друг на друга, хотя игра уже окончилась.
   Арут махал руками, как мельница крыльями и орал, захлебываясь слюной, жесты Алика были более медленными и охватывающими, он как бы воспроизводил ситуацию и призывал окружающих еще раз посмотреть на нее со стороны. При этом он громко басил, покрывая тенора и баритоны товарищей. Осман весь бледный, с горящими глазами, обвинял противника в некорректном поведении, Юрка Воронов, поминутно сплевывая, как всегда нес мяч и шел рядом с Даником, который не уступал в жестикуляции товарищам и, высоко поднимая свои густые, на пол-лба брови, что-то ему яростно доказывал, не давая вставить слова. С Гиви слетала вся его обычная ироническая отстраненность, и он вопил как все, а на его белом, обычно бледном лице яркими пятнами сиял румянец. Мелкон, на которого часто нападали товарищи по команде, активно огрызался. И только Юрка Непомнящий оставался в своем футляре, вялый и равнодушный к происходящему, несмотря на свою суетливую нервозность.
  И вся эта орущая как на базаре в выходной день орава врывалась на следующий урок, например, математику и минут двадцать все смотрели на доску и не видели, что на ней написано и о чем талдычит страдающий сердечной болезнью Валуйский, тщетно пытаясь перекричать молодые луженые глотки.
  В сентябре месяце, когда учеба уже началась, а купальный сезон еще далеко не кончился, на уроках физкультуры мы ходили на пляж, сдавать плавание и порезвиться на воде.
  2 марта 1963 г.
  Отвратительный день! Отвратительная погода! Паршивое настроение! Собачий холод!
  Через 24 дня день моего рожения. 16 лет! Скоро получу паспорт. Не знаю, на какую фамилию взять, на Хучуа или Минасян.
  В художественную я сегодня не иду, лень. Дел у меня по горло, а я валяюсь на диване и таращусь в потолок.
  Раньше, в детстве, я сталась как можно быстрее сделать уроки, чтобы быть свободной, потом я стала находить удовольствие в самом процессе работы, а теперь... в обдумывании, как хорошо я могу сделать то-то и то-то.
  11 марта.
  Я побиваю все рекорды. Учила уроки 30 минут!
  Лень на меня напала невыносимая. Даже писать лень.
  18 марта.
  В школу я сегодня не пошла. Простудилась и ко всему проспала. Сейчас сижу и жду Зойкиного прихода. Зойка хорошая девочка и хорошая подруга, что не мешает нам ссориться по десять раз за день. Впрочем, мы последнее время так привыкли к перепалкам, что не обращаем на них особое внимание и через пять минут начинаем как нм в чем не бывало говорить о другом. Зойка хорошо учится. У нее только 2 четверки, по английскому и по физике.
  К своему 16-летию я побелила известкой нашу хибарку. У нас был первый этаж, потолки низкие и белить было удобно.
  В день рождения я сама испекла праздничный торт, как я помню, торт Наполеон по рецепту Августы Ивановны, тещи Резо.
  Теперь мы жили в одном дворе - они в доме по адресу Маркса 41 - и часто виделись.
  День рождения у меня был скучный - я не могла позвать весь класс и погулять, как это бывало у моих одноклассников, кто мог себе это позволить - мы же жили слишком тесно.
  14 апреля
  Последнее время что-то не пишется. Открываю дневник, и все мысли вон и в голове хоть шаром покати, пусто. Сегодня, правда, на меня нашло вдохновение, но вдруг я обнаружила, что тетрадь пропала. Сколько было слез, пока нашла.
  
  Какая-то я стала странная. Чересчур какая-то мечтательная, неспокойная. Не могу ни на чем остановиться. Мысли все время рассеиваются и скачут с предмета на предмет. Учиться тоже не могу, еле-еле занимаюсь.
  17.Y/63/
  Сегодня на художественной практике я случайно сделала набросок маленькой девочки, и учитель сказал, чтобы я всегда так работала.
  23 мая.
  Еле-еле вспомнила число. Предпочитаю пребывать вне времени и пространства.
  Наконец наступило лето. Стоят чудесные майские дни, ну а лежу в постели с гриппом.
  13 июня. Вчера приехала из Тбилиси с соревнований.
  Соревнования проводились два раза в год - зимой и летом, в июне.
  Ездили мы уже с Никой. Зимой нас поселили в интернат для недоразвитых детей, которых в это время взяли на каникулы, и интернат фактически пустовал.
  Я подошла к маленькой девочке, которая тихонько сидела на ступенях лестницы и читала книжку
  - Что читаешь?
  - Сказку,- как-то неуверенно, после молчания, ответила девочка.
  Сказка была гуси-лебеди.
  - А сколько тебе лет,- приставала я.
  - Двенадцать,- опять после некоторого молчания последовал ответ.
  Я задумалась, пытаясь вспомнить себя в таком возрасте.
  - А ты в таком возрасте на математические олимпиады ездила,- угадала мои мысли Светка Кавазис.
  Ездила я, когда была постарше, но все равно мне стало страшно, жалко девочку и я отошла.
  Во время соревнований Тбилисский судья очень засуживал нашего лучшего игрока, Вовку Шавлиси, внучатого племянника тети Тамары. Вовку привел на корты его старший брат Виталий и вскоре уже Вовка играл лучше всех, хотя и был моложе.
  Проиграв на соревнованиях из-за плохого судейства, Шавлиси после игры искал судью, чтобы расправиться с ним, но к счастью не нашел, и судья отделался только рядом камешков, которые Вовка бросил в него во время игры.
  Мы втроем сидели на балконе - Света, Мадлена и я. Что-то жевали.
   Балкон выходил на узкую улицу, и, напротив, через дорогу, стояла урна.
  Света скрутила газетный сверток, завернув в него объедки, и ленивым броском перекинула его через улицу в урну.
  Бумажный комок перелетел через улицу и исчез в темном горле урны.
  Что с нами было!
  Мы кидали в эту урну в течение часа все, что подвернулось под руку, и ни разу ни одна из нас, в том числе и Света не попали. Казалось, что это вообще невозможно, хотя только что произошло на наших глазах. Борьба с урной стала основным развлечением на остаток пребывания в Тбилиси. Каждый вечер мы обстреливали эту урну и самое большое, чего достигли - это ударили камнем (мы даже камушки приносили с улицы) о ее железный бок.
  По соседству с нами поселили несколько ребят и девочку из Батуми, которые приехали на олимпиаду по шашкам.
  Девочка, ее звали Маша, была одна, и, познакомившись, часто пропадала у нас, когда ей было скучно.
  За ней ухаживал очень некрасивый мальчик, лучший шашист в группе.
  Руководительница группы, немолодая женщина жаловалась нам:
  - Он влюбился в Машу, а она с ним груба и он от расстройства проигрывает на турнире.
  Я промолчала; Маша была хороша - темнобровая, темно-русая, синие глаза, яркие влажные губы, прекрасный цвет лица, в общем, действительно красавица, ну, думаю, по такой многие страдают, теперь всем взаимностью не ответишь.
  Отвергнутый Машей шашист зачастил к нам и играл со мной в шашки, играл он здорово. Еще он приходил и сидел у нас на балконе.
  Была жара, мы в одних трусах после тяжелой игры по жаре валялись по кроватям и он, сидя спиной к нам на балконе, очень нам мешался.
  Один раз Мадленка выпала из простыни прямо на пол, и мы просто катились от смеха, пока Мадленка, в ужасе глядя на его неподвижную спину, вскакивала с полу, чтобы нырнуть под простыню. Шашист не повернулся.
  Вскоре он стал приходить каждый вечер, все торчал у нас, грустный молчаливый и предлагал мне поиграть, в общем, начал бегать еще и за мной.
  Я, как и Маша, не собиралась отвечать взаимностью и не знала, куда от него деваться.
  Пошла пройтись по двору интерната, а он за мной. Я взяла и спряталась в женский туалет, уже темнело, и он не мог увидеть, куда я подевалась.
  Захожу в туалет, а там Машка, смотрит на меня встревоженными аквамариновыми глазами и спрашивает:
  - Ну где он, ушел? Я уже полчаса здесь сижу, жду, когда он уберется.
  - Нет,- говорю,- он уходил, но увидел меня и увязался за мной, а я решила здесь переждать.
  Маша посмотрела на меня, я на нее, и мы начали хохотать.
  Двоих загнал в туалет любвеобильный незадачливый поклонник!
  - Хоть бы он совсем на тебя переключился, до чего он мне надоел,- сквозь смех сказала Маша.
  - Еще чего, хоть бы вы скорее уехали, кончали свой турнир,- ответила я.
  Они действительно скоро уехали, но случайно приобретенный кавалер не отстал и стал часто приходить на корты смотреть, как я играю.
  Ко всем прочим недостаткам, у него была странная, издалека узнаваемая походка, он как бы приседал на каждом шаге.
  Ника заметил, что он шляется и, узнавая его по походке, дразнил меня
  - Зоя, вон твой поклонник идет.
  Я злилась, но повода его отшить не было, он просто приходил, смотрел и уходил, даже редко со мной здоровался, ну как я могла отшить его?
  - То Маша, то я, - жаловалась я Нике,- он что, совсем в зеркало не смотрит?
  - Да, страшен, ничего не скажешь - согласился со мной Коля.
  Лето закончилось, тренировки стали редкими, и поклонник куда-то исчез.
  Весной, в девятом классе, я вновь прошла отборочные туры в Батуми и поехала на математическую олимпиаду в Тбилиси. (В восьмом классе я не смогла решить второй тур и никуда не ездила). Возил нас все тот же завроно, голубоглазый лысоватый грузин и женщина, учительница.
  Из 4 задач я решила только 2, более легкие и очень устала от борьбы с одной геометрической задачей. Мучилась я с ней долго, и вдруг, как озарение, стало получаться, я поняла, как ее решить, но было уже поздно. 4 часа, отведенные на решения прошли, и я не успела написать задачу. Из девятиклассников, наших и сухумских ребят, которые жили рядом с нами, не решил эту задачу никто, но кто-то из тбилисских ребят решил. Мы просидели два часа над выкладками вместе с Колей и Аллой и пришли к выводу, что мое не написанное решение правильное. Диплома я в этот раз не получила и усталая, огорченная вернулась в Батуми.
  Летом, после 9-го класса мы снова ездили в Тбилиси на соревнования по теннису. В этот раз с нами ездила и Зойка.
  Нас поселили в общежитии студентов, кажется, это называлось Сабуртало. Общежитие было за городом, в предгорье. Была весна, и поляны перед горами были сплошь покрыты цветущими красными маками. Трудно представить себе что-то более красивое, чем ярко зеленая трава, красные цветы, бледная ранняя зелень лиственных деревьев и синие горы.
  На корты, которые находились в центре города, приходилось ездить на автобусах, битком набитых. Мы садились на конечной остановке и занимали сидячие места сзади автобуса, Там было удобнее располагаться с нашими спортивными сумками и ракетками. Как-то раз вместе со мной и Зоей ехал старик крестьянин с огромным гусем в корзине, которую он запихнул под сидение прямо под нами. Гусь, очевидно, будущее жаркое, сердито шипел и вытягивал шею, стараясь дотянуться до наших икр. Я со страхом поджимала ноги наверх.
  - Икос, икос,- кричал мне старик грузин, ни слова ни знавший по-русски, что означало, ничего, ничего, не беспокойтесь мол.
  Все остальные его объяснения и извинения мы с Зойкой не понимали.
  Наконец он вытащил свою корзину из-под сидения и направился к выходу, мы облегченно вздохнули и опустили ноги, однако гусь, который не хотел стать жареным, на полпути к выходу, вырвался у него из рук, стал махать крыльями и кричать свое возмущенное га-га!
  Старик хозяин тянул гуся к выходу из автобуса за ноги, гусь взлетал и хлопал стоящих пассажиров крыльями по головам, темпераментные грузины шумно возмущались, вверх взлетали белые гусиные перья, крестьянин со своим "икос, икос" наконец вылез из автобуса и выдернул из толпы изрядно обтрепанную, но не сдавшуюся птицу. Отъезжая, мы видели, как он боролся с ней, пытаясь засунуть обратно в корзину, на потеху ожидавших автобуса людей.
  В соревнованиях я играла последним, пятым, номером и играла с Сухумской девочкой, которая была поставлена последней для того, чтобы принести победное очко команде.
  Первый номер почти всегда был сильнейший игрок, а дальше перетасовывали людей, чтобы иметь очки. Я играла уже прилично, но если поставить меня второй, то я, наверняка, проиграю, а последняя могу выиграть, Наташка тоже выиграет, у Сухуми нет девочки, которая играет лучше, чем она. Светка, Мадленка и Зойка если принесут еще очко при везении, то от моей игры зависит наш выигрыш. Так все и получилось, как рассчитал Ника, только они тоже схитрили, и четвертый номер у них был слабее, чем пятый. Первую партию я выиграла. Вторую выиграла она и очень легко, а третью мы играли уже из последних сил и я ее, как говорят в теннисе, перекачала, т.е. я перекидывала высокие несильные мячи на заднюю линию корта, а она атаковала и ошибалась. В 30 градусную жару, ничего не соображая, я как автомат бегала и бегала, доставала и доставала ее удары и выиграла со счетом 7:5 хотя мне к тому времени было все равно, проиграю я или выиграю, лишь бы скорей уйти в тень.
  В этот раз, когда я в очередной раз зашла к своей бабушке, папиной маме (она жила на главной улице Руставели и это было недалеко от центральных корт), то у нее была невестка, вторая жена моего папы и мальчик 9 лет, Сережа, мой брат.
  Меня представили ему, как сестру.
  Сережка тут же залез на стул и стал кричать в форточку детям во дворе:
  - Эй, вы слышите, ко мне сестра родная приехала.
  - Нет,- сказали ему,- Зоя тебе не родная сестра.
  Сережа подумал, вздохнул и снова полез кричать:
  - Эй, вы ко мне двоюродная сестра приехала.
  Так я познакомилась с мачехой и братом, а с сестрой Светой попозже.
  К бабушке я заходила почти каждый свой приезд в Тбилиси. Она любила показать меня соседним старушкам: похвастаться своей старшей внучкой.
  Пару раз я даже играла с ними в подкидного дурака, и осталась несколько раз дурой им на радость.
  Валялась на диване и в голову пришла мысль, что хороший человек вследствие неуверенности и застенчивости может не то, чтобы совершить подлость, а стать невольным соучастником этой подлости.
  С другой стороны твердость характера тоже имеет свои отрицательные стороны. А если человек не прав, а стоит на своем?
  Приятного мало и в таком случае.
  У меня неуверенный, и в то же время страшно упрямый и вспыльчивый характер.
  Такое сочетание меня убивает и угнетает. Потом я еще думала о том, что взгляды каждого человека порождены той средой, в которой он родился и вырос, а это значит, что эти взгляды ограничены, а ведь каждый человек воспитывается в определенной среде, значит он более или менее ограничен.
  А тогда: да здравствует анархизм, долой все условности.
  Это уже очевидная глупость, для меня, во всяком случае. Бей, жги, убивай, грабь - правильно?
  А мои взгляды порождены средой, в которой я воспитываюсь. Значит... запуталась окончательно.
  Хочу обедать и жду мать, а ее все нет. Пойду поем.
  Этим летом я решила только отдыхать и ни одного учебника не брать в руки. А то очень нервная стала.
  В Батуми небольшие двух трех этажные оштукатуренные дома и окна открываются наружу. Рамы висят над тротуаром довольно низко, а окна в южном городе всегда открыты.
  Я же люблю на ходу мечтать; опущу голову, смотрю себе под ноги, иду, думаю о чем-нибудь и улыбаюсь.
  Меня поддразнивали - Задачки на ходу решаешь?- спрашивали смеясь.
  Это тоже бывало. Но крайне редко.
  Обычно я на ходу мысленно разговаривала, т. е. я разговаривала, получается всегда, даже когда молчала - тогда я разговаривала в уме - придумывала встречи с теми людьми, с которыми хотела, придумывала диалоги т.е. за себя и за собеседника.
  Чаще всего это был объект моих воздыханий на текущий момент. Но не всегда, иногда я договаривала недоговоренное с кем-то из подруг и друзей. Или препиралась с кем-нибудь из учителей.
  Надо ли говорить, что в этих беседах я всегда была находчива и остроумна.
  Зато все рамы были мои, я жутко билась о них головой, чуть ли стекла не летели. Нередко хозяева квартир, оскорбленные за свои рамы, высовывались из окон и кричали вслед, что они обо мне думают. Очень было обидно слушать брань, когда голова гудит от удара.
  В 1962 году Хрущев провел реформу денег.
  Странно было получать на завтрак вместо рубля 10 копеек.
  Люди ошибались в ценах, два смешных случая произошло с тетей Симой, маминой коллегой по железнодорожной больнице и близкой приятельницей.
  Тетя Сима обладала необыкновенным чувством юмора, редкой способностью видеть комические стороны как в себе, так и в окружающих.
  Работала она в лаборатории и, принимая анализы, на которых сдающий забывал написать свою фамилию кричала:
  - А как я узнаю, что это твой анализ? По запаху я должна отличать?
  Так вот, тетя Сима пришла на рынок за овощами и приценилась к малине:
  - Три рубля, ответил продавец.
  "Надо же, как дешево, а еще говорят, что малина дорогая", подумала тетя Сима.
  - Три кило завесь.
  Парень взвесил три кило, Сима подала ему рубль, продавец выжидательно смотрит на нее,
  "Не хочет сдачу 10 копеек давать", так поняла его взгляд тетя Сима.
  "Ну ладно, бог с ними, с десятью копейками".
  Сима опускает кошелек в сумку, сумку берет в руку:
  - Три рубля кило, мадам,- наклонясь к ее уху, как к глухой, говорит ей аджарец.
  - С вас еще 8 рублей.
  Покраснев, тетя Сима призналась, что 8 рублей у нее нет, что такую цену за ягоду она заплатить не может.
  С воплями и проклятиями они вдвоем вынимали эту малину из сумки. Надо ли говорить, что малина помялась и потеряла товарный вид, а малиновый сок запачкал сумку.
  Точно такой же случай произошел с ней в ювелирном магазине.
  Зайдя туда после получки, она увидела там симпатичное кольцо с бриллиантом. Поняв новую цену как старую, т.е. уменьшив в 10 раз, Сима попросила его дать посмотреть. Но продавца ювелирного провести было труднее.
  - Вы правильно поняли цену? -спросил он тетю Симу, которая уже мысленно представляла, как она придет на работу, сверкая кольцом с бриллиантом.
  - 500 рублей новыми, мадам, вам понятно? Новыми. Вы будете смотреть?
  Сима не стала притворяться, что кольцо по такой цене ее интересует и, опустив глаза, ушла от прилавка.
  
  18 июня
  Дневник этот веду с четвертого класса, и только что прочла первые записи. Боже, какие наивные коротенькие предложения.
  И вот что еще мне иногда странно: читая свои записи, я очень ясно вспоминаю весь тот несложный детский мир, в котором жила, и думаю, что из меня могла выйти абсолютно другая девушка, а вышло то, что есть. Нельзя провести прямую линию между мной пятиклассницей и десятиклассницей. Живи в другом городе, учись в другой школе, имей я другую подругу, не занимайся я спортом и вот уже другой человек и тоже я. Страшно подумать, как сильно могут случайные мелочи, факты и обстоятельства влиять на человека, формирование его взглядов.
  Вчера тайком от мамы была на море и обгорела. Вечером призналась.
  20 июня.
  22 часа 30 минут.
  Уже лежу в постели и пишу дневник. Сегодня я ровным счетом ничего не делала. Валялась на диване с12 до 7. Вставала обедать. Погода была плохая, все время шел дождь.
  22 июня. Если я хочу заняться математикой серьезно, мне нужно выработать три главных качества: терпение, аккуратность и точность. А то я все на свете делаю страшно безалаберно.
  На моем столе всегда "черт ногу сломит": тут и всевозможные коробки с письмами, фотокарточками, открытками и прочей ерундой, пустая открытая готовальня, а рядом рейсфедер и циркуль, батарея бутылок с тушью, с чернилами для авторучки, с какой-то мазью белого цвета, чернильница, папка для рисования, краски и стакан для красок, набитый конфетными бумажками, кипы нужных и ненужных тетрадей, газет и библиотечных книг. Зимой груды учебников, огрызки и стружки цветных и простых карандашей. Через стол, для усиления путаницы тянутся шнуры: от утюга, электроплитки и настольной лампы, нередко включается не тот прибор. Под столом, на перекладинах лежит доска, выполняющая роль полки. На ней лежат кучи прошлогодних и нынешних учебников, 2 пары шахмат, альбом, коробки со старыми красками и туфли.
  Все, что попадает на стол, таинственно исчезает и лучше всего не искать, а ждать, пока само появится. Мелкую вещь лучше положить в коробку, только не забыть, в какую из трех. Учебники и общие тетради я различаю по их ширине и толщине, по степени растрепанности обложки (все в газету завернуто). А тонкие тетради теряю всегда и начинаю новые. Найдя старые, использую как черновики. Черновиков у меня много. Так как при решении задач пишу огромными двухсантиметровыми буквами и цифрами, делаю много небрежных чертежей к задачам (все от руки) и попутно рисую серии различных рож и физиономий.
  2 июля. Вторник.
  Два дня назад я поссорилась с мамой, и схватив нож, порезала себе руку и довольно глубоко. Последнее время я совсем изнервничалась, но как ни странно, этот сумасшедший поступок вернул мне душевное равновесие.
  Мама отреагировала очень правильно, увидев кровь, она сказала: ну совсем дура, больно ведь наверное,- и я успокоилась.
  Я не описываю подробно, как все произошло, просто не хочется. На тренировки я не хожу, не рисую, ничем не занимаюсь и только много читаю.
  Сейчас лето, и я знаю, что Миша каждый вечер бывает в городе. И каждый вечер мы с Зоей гуляем по бульвару.
  Миша Лория моя симпатия на тот момент. Маринка Игитханян очень меня осуждала, что мне нравится такой взрослый парень.
  -Это не серьезно,-сказала она. - Это какая-то абстрактная любовь.
  12 июля. Позавчера я отравилась и два часа подряд через каждые десять минут рвала желчью. Пришлось вызвать скорую помощь.
  Я съела котлету. Вернее половинку ее, а вторую половину доела бабушка, но плохо было только мне. У меня поднялась температура до 38.5, холодели руки и ноги, и мутило и рвало. Мама пыталась меня промыть самостоятельно, потом скорая делала тоже самое, но рвота не приносила мне облегчения, я мучилась часа три, потом началась рвота желчью и только потом полегчало.
  Теперь сижу на диете. Вчера не спалось, и в голову лезли всякие интересные мысли. Сегодня уже половину забыла, да и записывать лень. Сегодня много рисовала. В моих рисунках тоже отчасти видна моя безалаберность, она мешает мне во всем.
  В общем, я замечаю, не знаю, как сказать, что у меня нет той глубины чувств, что ли. Как будто здорово отупела.
  С детства я была близка со взрослыми, много читала и поэтому чувствовала себя развитее своих подруг. Нередко я замечала, что меня не понимают, что я кажусь чересчур умной. В детстве это устраивало, а потом начало тяготить и я стала равнять отношения, т.е. казаться глупее, чем я есть на самом деле, и делать вид, что интересуюсь вещами, до которых мне никогда не было дела. Это было не слишком хорошо. Во-первых, я переигрывала и теряла уважение в глазах товарищей, во-вторых, происходил внешний и внутренний разлад. Последнее время разлад уменьшился. Я стала самоувереннее и нахальнее.
  Мы приходили на тренировки вовремя, к 5 часам, но переодевались иногда по полчаса. У нас потихоньку создался дружный девчоночий кружок, и мы в процессе переодевания обсуждали массу проблем и перемывали косточки знакомым парням и девчонкам.
  Ника один раз совершенно вышел из себя.
  - Что вам больше надевать, чем мне,- сказал он, сидя перед нами в одних белых теннисных шортах.
  Я тут же начинаю хихикать, представляя, если бы мы надели на себя столько же и вышли обнаженными до пояса
  - Смешно?- совершенно разъярился Коля - Я магнитофон поставлю. Запишу все, что вы там говорите.
  Мы разом замолчали, представив себе на секунду, что наши разговорчики будут преданы огласке.
  24 июля
  Я подумала, что важен не столько поступок, сколько побуждения, из которых он сделан. Обычно рисовку, фарс принимают за благородство. Я не люблю выскочек, но и не собираюсь быть скромной. Скромность тоже фарс, если она не от врожденной застенчивости.
  6 августа. Лучше уж от водки умереть, чем от скуки.
  А я, кажется, умру от безделья. Или от переутомления. Последнее мало вероятно. Читала Маяковского и пришла в восторг: все в мире ясно и просто. Бей. Ломай. Круши старое, созидай новое. И никаких проблем. А у меня их миллиард, и после Маяковского все кажутся такими мизерными, а решать надо. Хотя, наверное, они и есть на самом деле такие мизерные.
  Была на пароходе "Россия", трофейном (3-х часовая прогулка, совершенная тайком от мамы, по этому поводу много слез).
  Впечатление: захотелось поехать куда-нибудь, в какую-нибудь далекую и враждебную страну на большом океанском пароходе, сидеть в салоне, в кресле строгой, красивой и загадочной и слушать музыку.
  11 августа. Миша, оказывается, сдает в физкультурный в Тбилиси, экзамены с 15 августа.
  Настроение отвратительное. Ко всему вчера не шла игра. Зойка забила мне много мячей. Утром плакала из-за кофточки летней. Сшита ужасно. Вытачки не на месте, ворот кривой.
  А потом мама купила мне пальто, и я подумала: много ли мне нужно? Уже счастлива.
  Много рисую. Зойка несколько раз ходила со мной. Она читает, а я рисую.
  Перечитываю "Войну и мир".
  12 августа.
  Весь день идет дождь. Настоящий ливень. Сейчас передышка. 8 часов вечера. Мама отдыхает после работы, в нашей комнате погашен свет, а в бабушкиной горит лампочка, за окном громко говорит радио, но слова не понятны.
  На душе пакостно и паршиво. Мысли сбегаются и рассыпаются, думается как бы обо всем сразу и в то же время ни о чем, и скучно, и какая-то нудная, сосущая тоска, готовность в любой момент раздражаться, и хочется действовать, встряхнуться, и лень, да и делать- то нечего. Все кажется незначительным и ненужным, и душно, тоскливо, беспричинно тоскливо.
  27 августа. Хочу в школу.
  30 августа. Странно, что "Оскорбленные и униженные" не произвела такого впечатления, как "Идиот", даже показалась местами чересчур мелодраматичной.
  Летом 63 года папа приехал в Батуми вместе со Светкой, своей дочкой от второй жены, моей сестрой. Светка была светленькая симпатичная девочка, с большими серыми глазами, только тяжелые веки выдавали в ней армянку. Она совсем не походила на нашего отца.
  Света жила у нас. А папа то ли в гостинице, то ли у друзей. Отец обладал способностью находить друзей, где угодно. Он никогда не писал никаких писем, но приехав в Батуми, долго блуждал по улицам и нашел какого-то приятеля 20 летней давности.
  Просто папа в один прекрасный день появлялся на пороге какого-нибудь из друзей, родственников или просто знакомых с двумя бутылками вина и шел вечер воспоминаний.
  Позднее, несколько лет спустя, он так опоздает на мою свадьбу. Встретит приятеля и проторчит с ним в привокзальном буфете, да еще поедет не туда. Но это будет позже.
  Мы ходили со Светой на бульвар, купались в море, я была довольна, что у меня сестра, но подружиться за три дня, учитывая большую для такого возраста разницу в 6 лет (мне 16, ей 10), мы не подружились.
  Этим же летом приезжал к нам Илья Соломонович.
  Захожу домой с тренировки, а там сидит маленького роста симпатичный черненький мужчина с проседью. Лицо знакомое, но прежде, чем я вспомню, мама скажет:
  - Это Илья Соломонович, Зоя, ты его должна помнить.
  Я здороваюсь.
  Надо было видеть его удивленное лицо!
  Стоило превратиться из худой девчонки с ободранными коленями в красивую девушку даже только для того, чтобы увидеть такое изумление на лице мужчины.
  Не помню, как он нашел нас, то ли они с мамой иногда обменивались письмами, то ли он переписывался с кем-то из Карталов (Он уехал оттуда на родину в Одессу). Он заехал на несколько дней, я водила его на пляж и по городу, катала на лодках в пионерском парке.
  Через несколько месяцев он прислал маме письмо, в котором написал.
  "Встреча с вашей дочерью произвела на меня сильное впечатление, и я понял, что не следует проживать жизнь старым холостяком, и женился и счастлив, и мы ждем ребенка".
  -Да...,- сказала мама,- надо же. А как стойко держался до 35 лет. Ну, я рада за него.
  В девятом классе мы много времени проводили у Софы в ее полуподвальчике на Бараташвили. У них были две комнатки, у Софы была запроходная личная комната. Мама тихая трудолюбивая женщина все время хлопотала и редко заглядывала к дочери, а отец, если был дома, громко храпел на диване в проходной комнате. У меня дома была бабушка, вечерами мама, у Зойки комната была общая с братом, понятно, что у Софы нам было вольготнее всего. Кроме того, Софа жила между мной и Зойкой, и часто место сбора, перед тем, как пойти гулять, было у нее.
  Собравшись у Софы, мы часто болтали, и однажды , когда обсуждали чьи-то роды, девочки выяснили, что я неправильно представляю сам процесс родов - я думала, что дети вылезают на свет божий через пупок.
  Можно себе представить, как веселились мои подруги, обнаружив такую неосведомленность!
  - Господи,- сказала я,- как же ребенок вылезет?- там и пространства такого нет.
  - Ничего,- ответила Софа,- все рожали и ты родишь в свое время.
  Девчонки на этих посиделках часто устраивали возню, бегали друг за дружкой, боролись, визжали. Но я этого не любила, как и в детстве. Если на меня нападали, то я забивалась в угол потеснее, и укрывшись локтями, громко визжала и царапалась, лишь бы отстали.
  Я в это время, после поступления в художку, много рисовала, и любила рисовать прохожих из Софиного окна. Людей на противоположной стороне я рисовала полностью, а у проходящих мимо окон рисовала только ноги.
  Я вообще, по совету учителей, ходила всюду с альбомом и чуть свободная минута, кидалась рисовать.
  Рисовала я и на производственной практике. Сохранился рисунок Оксаны Тотибадзе, работающей на сверлильном станке. На этом станке работали, в основном, ребята, девочек мастер не подпускал, одна Оксанка, рослая, физически сильная, внушала доверие ему и он разрешал ей высверливать заготовки на станке.
  После того, как вдоль линии детали просверливали отверстия в сплошном листе стали, его зажимали в станок и зубилом выбивали заготовку. Все это требовало физической силы и тоже делалось мальчишками, в основном Османом и Юркой Вороновым. Только потом заготовку давали нам и мы делали из нее деталь напильниками. Позднее мы изготовляли даже инструменты, помню молоток и ножовку.
  Делать из грубой заготовки красивую блестящую деталь мне очень нравилось, но само пребывание на заводе было очень утомительно из-за шума станков.
  В девятом или в десятом классе, уже не помню, Маня поссорилась с матерью, ушла из дому и стала жить у кого-то из родственников, кажется у сестры матери, своей тетки Кати, которая была всего на год старше ее.
  Валя приходила, переживала, чуть не плакала и упросила меня пойти подействовать на Маню. Я пошла к Кате с Тирой, которая, как всегда обо всем, знала, где находится Маня. Тира была в курсе не только того, что происходит и происходило, но и того, чего никогда не было, и хотя она говорила, не закрывая рта, но при этом умела выглядеть как человек, которому еще что-то известно, но она не скажет.
  Я, несмотря на свою говорливость, в Тирину речь не успевала вставить ни слова, я просто немела под таким напором.
  Однако, тут Тира, которая не очень-то меня жаловала, всю дорогу к Мане молчала. И только один раз высказала неуверенность в успехе нашего похода. Мы пришли, вышла худющая и злая Манька, сразу понявшая от кого и зачем мы пришли.
  - Ну и что,- спросила я после приветствий,- что ты себе думаешь, ведь все равно надо возвращаться.
  - Не пойду, мрачно,- сказала Маня,- устала я от нее.
  Я продолжала настаивать на своем:
  - Ну что, все бывает, проучила ее и хватит, она же страдает и тебе несладко. Все равно, рано или поздно надо мириться, не на всю же жизнь ты поссорилась с родной матерью. Маня молчала, мрачно глядя в сторону.
  - Сама знаешь, мне тоже достается, ну терплю же я.
  - Ну, знаю, знаю я,- отмахнулась Маня,- но все равно, пока не могу.
  Я вздохнула и ушла, а Тира осталась. Вале вечером я сказала:
  - Еще не отошла, но думаю, скоро успокоится и вернется.
  И Маня, поломавшись немного, вернулась в родной дом, но как долго это продолжалось, не помню. Во всяком случае, не несколько дней, а гораздо дольше.
  После этого ссорясь со своими домашними, я горестно кричала:
  - Маньку довели, она ушла от матери, а мне и деваться-то некуда.
  Зимой, после того, как я проучилась в художественной школе несколько месяцев, мама пришла узнать, как мои успехи. Я очень стеснялась этого визита и зыркала на маму глазами, но Алексей Иванович, отнесся к маме очень внимательно, разложил перед ней мои рисунки, показывал ошибки и успехи.
  - Видите,- говорил он, показывая маме начальные рисунки и более поздние,- она начала чувствовать воздух.
  Я действительно стала рисовать заметно лучше, хотя мои рисунки нельзя еще было сравнить с теми, которые висели на стенах художки в качестве образца.
  Натюрморты мои заискрились красками, хотя складки на материи все еще были невыразительны.
  Но лучше всего у меня шла лепка. Скульптуру преподавал маленький немолодой армянин с глазами в пол-лица. Сначала нам задали работу на сказочные мотивы, и я слепила витязя на распутье, в позе, как у Васнецова на картине. Трудно было сделать коня, нужен был проволочный каркас, а потом облепить его пластилином, сохраняя пластику движения ног.
  Вторая вещь была на бытовые темы - я слепила малыша, бегущего от щенка с большим мячом. Мне хотелось слепить именно ребенка из-за других, чем у взрослых пропорций головы и тела.
  Потом, помню, я слепила себя и Зойку, сидящими на скамейке и рассматривающими одну книгу. Очень хорошо угадывалась моя поза и Зойкина.
  Все мои работы учитель фотографировал и говорил:
  - Просто хоть сейчас в фарфор. Прекрасное чувство миниатюры. Нужно Вам, Зоя, дальше учиться.
  Но мне не нравилось работать в глине, я старалась отрастить ногти и носить маникюр,- а какой маникюр у скульпторши. Руки сохли и ногти ломались.
  В общем, мне нравился больше процесс рисования, чем лепки, но результаты в лепке были значительно выше, я по-прежнему чувствовала, что могу слепить все, что захочу.
  Я смотрела на портретные работы в глине старшекурсников, и мне казалось, что у меня должно получиться лучше, но я бросила художку раньше, чем дошла до портретов, и до сих пор жалею об этом.
  Весной 1963 года пропал, исчез из продажи хлеб, как белый, так и черный.
  В Грузии не принято готовить гарниры. Готовят лобио, тушат мясо и едят макая хлеб в подливку. Хлеб в Батуми очень вкусный, белый, серый, черный. Пекут его, в основном, круглыми караваями различной формы и размера. Но сейчас за любым огромные очереди. Выручает немного кукурузная мука, пекут чады, варят гоми (мамалыгу), но все равно без хлеба голодно. И мы стоим в длинных унылых, давно забытых очередях за хлебом, стоим по несколько часов.
  Бабушка состарилась, и теперь стоять приходится мне, ведь мама целыми днями на работе.
  Стою я с трудом. Находиться на одном месте мне просто физически трудно. В очереди я решаю задачки, в основном геометрию. Там мало выкладок, нарисовал чертеж, стой себе и думай. Пока решишь (задачки трудные), и очередь подойдет.
  Софа и Нанули часто меня выручали. Займут очередь и Нанули приходит за мной и зовет меня к ним. Я прихожу через некоторое время и стою с ними. Стоять втроем значительно веселее - поболтаешь о чем-нибудь, вот и время пройдет.
  Очереди кончились довольно быстро, не больше 2 месяцев были такие перебои с хлебом. Потом все наладилось, закупили канадскую пшеницу. Сразу стали сравнивать, из какой хлеб лучше, и считали, что из русской.
  В девятом классе мы втроем - Зоя, Софа и я - стали бороться за чистоту русской речи. Придумала эту игру я - как жаргон или неправильное выражение- денежный штраф. И штрафовали больше всего меня - за бабушкины сибирские выражения, которые я любила употреблять: ухайдакала, расхлабыснула, здряшная и т.д.
  Еще в 9 классе Нелька принесла в класс Мопассана и мы на переменах, через плечо друг друга читали некоторые страницы. Мама отслеживала мое чтение и запрещала мне читать некоторые книги. Так, даже "Дворянское гнездо" Тургенева я прочитала в шестом классе, завернув книгу в бумагу и написав на ней "Сказки". Мопассан мне был строжайше запрещен, но я тайком взяла в публичной библиотеке "Жизнь" Мопассана и прочитала не отрывками, а весь роман полностью. Я ожидала, что Мопассан - это что-то вроде Александра Дюма, только со всякими фривольными подробностями. Роман произвел на меня очень гнетущее впечатление, даже более гнетущее, чем "Идиот" Достоевского. Я впервые задумалась, а не несет ли мне жизнь тоже подобные разочарования. Советская литература психологически не подготавливала нас никак к трудностям реальной жизни, а все вперед, заре навстречу, а русская классическая литература описывала жизнь и взаимоотношения, которых уже не было. Роман же Мопассан описывал интимную жизнь, что актуально всегда. Больше попыток читать Мопассана я не делала, я признала мнение матери, что не готова к такому чтению, хотя мама ничего об этом так и не узнала.
  В художественной школе перемешивали все цветные тюбики в пачке с пластилином. Получался комок коричневого цвета, слегка напоминающий шоколад. Как-то раз, собираясь на тренировку, я слепила конфету из этого пластилина и завернула ее в конфетный фантик. Однако слегка подумав, я решила, что такую шутку не примут, девочки могут обидеться, во всяком случае, если я тут же не угощу пострадавшую настоящей конфетой. Настоящую я уже съела, другой не было, и отложив это сомнительное дело до лучших времен, я положила пластилиновую конфету на подоконник в нашей с мамой комнате и забыла о ней.
  Дня через два, прихожу со школы, а бабушка мне и говорит, даваясь смехом.
  - Ну Зошка, вечером уходи куда-нибудь, а то мать задаст тебе трепку. Оказывается, я ушла в школу, а мама, собираясь на работу, поискала, с чем бы выпить стакан чая, увидела у окна конфету, схватила ее, развернула, и прежде, чем успела понять, что это не то, несколько раз жевнула ее. Пластилин насмерть пристал к зубам, мама опаздывая, бегала с проклятиями по комнате, отцарапывала ногтями прилипшийся мерзкий на вкус пластилин от зубов, ни минуты не сомневаясь, что я подстроила это нарочно, и, пригрозив проучить меня как следует вечером, в ярости ушла на работу.
  В этот день после школы я действительно смоталась к Зойке, дабы не попадаться матери на глаза, а вечером, когда я вернулась, мама лежала в постели, а когда мама в постели, трудно себе представить, что что-то может заставить ее оттуда вылезти.
  - Ну бесстыжие твои глаза, накормила родную мать пластилином,- только и сказала она.
  Я не стала в этот вечер оправдываться, боясь, что начну смеяться и разозлю мать.
  В классе нашли бутылку, кажется из-под коньяка, а может вина, не помню. Бутылку нашли в парте заднего ряда и устроили настоящее разбирательство. Верушка подняла целую бучу - пьянство в классе. Оказалось, что бутылку принес в класс Алик, но кто непосредственно участвовал в распитии, выяснить не удалось. Думаю приложились все мальчишки. Помотав Алику нервы, историю замяли. Авторитет родителей Алика оказался сильнее Верушкиных амбиций, хотя крови, наверное, она попортила им предостаточно.
  После этого происшествия Михаил Аронович, заходя в наш класс, поднимал руку и кричал:
  - Привет мальчики!- При этом пальцы правой руки у него были сложены, известным образом: Сообразим на троих - как мне объяснила Зойка.
  Мадленка Оганезова жила в хорошеньком домике на улице Маркса, принадлежащем ее семье. В одном доме с ней жила ее двоюродная сестра Жанна, старше Мадлены, моя ровесница, тоже армянка, смуглая девочка с испуганными круглыми карими глазами, не такая хорошенькая, как наша Мадлена, но довольно симпатичная. У нее появился дружок - красивый мальчик грузин, звали его Зураб, фамилии не помню. Он по-видимому, был приятелем Павлика, так как мы с Зойкой сфотографированы с ним и еще одним парнем на бульваре, и снимал Павлик.
  Где и когда они сумели согрешить, не понятно. Но повторилась обычная, банальная в сущности история - банальная для всех, кроме действующих лиц - Жанка забеременела в свои пятнадцать лет. И никому не сказала об этом, хотя ей было плохо, у нее был сильный токсикоз. По утрам ее рвало и ее усиленно лечили от гастрита. Но она молчала и позволяла себя лечить. Очевидно, она знала, что с ней происходит, ведь цикл нарушился, а в этом возрасте мы уже все знали, что отсутствие месячных первый признак беременности. Только когда стал виден животик наконец прозревшие взрослые потащили ее к гинекологу. Был уже шестой месяц беременности. Разразился большой скандал. Зураб ни за что не хотел жениться, мотивируя это тем, что раз она уступила ему до брака, значит могла и с другим, а на такой он не хочет жениться. Но мать мальчика настояла на браке и их поженили.
  Мадленка тихонько, быстрым шепотом рассказывала в раздевалке нам всю эту историю, о которой кое-кто из нас уже слышал. Рассказывала, переживая, не понимая, как это могло случиться с ее сестрой, девочкой из хорошей семьи, с которой она общалась изо дня в день, как она так потеряла голову, что забеременела в 15 лет.
  А я с чувством глубокой жалости представляла себе, как страшно было Жанке, совершенно одной, беременной, в каком она была одиночестве и растерянности.
  Когда у нас были городские соревнования, нам давали талоны на питание. Первый раз они у меня пропали. Столовая, в которой нас должны были кормить, была далеко. Но потом нас прикрепили к "Аджаре", ресторану в центре города.
  Наташа умела поменять эти талоны на деньги с небольшой потерей - за талоны на 25 рублей давали 20 рублей денег.
   Я как-то не умела подойти к официантке с такой просьбой и отдала талоны маме. Она пошла, купила пару жареных цыплят, а на оставшиеся деньги - около килограмма красной икры. Стояло лето, холодильников не было и мы ели, ели эту икру столовыми ложками, угощали родственников и знакомых, хранили в импровизированных холодильниках - ставили продукты в таз с холодной водой, сверху покрывали мокрым полотенцем, но все равно немного икры испортилось.
  В следующие разы мама была аккуратнее, талоны были действительны в течение 2 недель, и мама покупала там масло, сыр, колбасу - хоть и с буфетной наценкой, но это был мой непредвиденный заработок.
  Каждую осень в Батуми приезжали из Москвы теннисисты - поиграть, позагорать, когда сезон игры в Москве уже кончился. Приезжал и Николай Озеров, тоже любитель постоять на кортах. Именно постоять, бегать со своими габаритами он не бегал, зато был мастер подрезанного укороченного мяча и его противник бегал по корту как очумелый, весь в мыле.
  Приходя утром на корты, Озеров обязательно здоровался со всеми за руку, знакомыми, незнакомыми, мужчинами, женщинами. Однажды принес газету с фотографией членов правительства на трибуне и предлагал 25 рублей тому, кто скажет, что это за молодой парень стоит вместе с правителями и их приближенными на трибуне мавзолея. Народ с интересом разглядывал снимок, но предположений не было, и 25 рублей остались в кармане у Озерова.
  Мы, дети, не очень любили, когда приезжий народ мешал нам играть, но знаменитый комментатор был с таким искрометным чувством юмора, что к нему наше нерасположение не относилось, и даже Вовка Шавлис, наш чемпион, играл с Озеровым.
  Батуми южный город и ходить по нему нужно осторожно молодой девушке. Проходя мимо парней, кучками сидящих на тротуаре возле базара или возле бульвара, нельзя встречаться с ними глазами, нельзя реагировать на одобрительное причмокивание тебе в след и нельзя вступать ни в какие разговоры - если ты нарушила эти правила, это поощрение, значит он тебе нравится, и потом от парня не отвяжешься: будет тащиться за тобой до самого дома, а выследив, где ты живешь, приходить еще и еще. В общем, нравы дикие и никаких знакомств на улице, никаких!
  
   10 класс, 1963-1964 гг
  Мама купила материал на оконные занавески - белый поплин с крупными желтыми цветами в корзинках, - и я сшила себе из него юбку, а из подола старого детского платья, из шелкового репса - желтенькую блузку. Ворот случайно получился лодочкой, но оказалось, что мне это идет. А в Тбилиси, когда мы ездили на соревнования, мы с Зойкой купили себе на рынке за 25 рублей туфли-лодочки, мокасинчиками и с бантиками, тоже желтенькие. Вот я утром встану, выпью чаю с бутербродом, напудрю нос в маленькое круглое зеркальце, покидаю с веревки спортивное бельишко в сумку и иду по утренней прохладе на тренировку, вполне довольная собой и счастливая. И так 8 месяцев в году - тепло, светит солнце, и в декабре на розовых кустах на бульваре во второй раз расцветают розы. Я уже не скучаю по настоящей зиме, не вспоминаю запаха замерзшей земли, в холодное время года я хожу в обыкновенном демисезонном пальто, и весна у меня ассоциируется не с таянием снега, а с цветением глициний на улицах и на балконах батумских домов. Я люблю мягкие теплые южные вечера, темные, как чернила, без всяких сумерек ночи. Летом мы спим под простынями - и то жарко, а зимой отапливаемся печкой-буржуйкой, но ставим ее далеко не каждый год, только в холодную зиму. И тем не менее я мечтаю вырваться отсюда, из этой сказки и поехать куда-то в большой мир, в Москву, делать там какие-то большие и важные дела, туда, на север, отсюда, где все так тихо, где жизнь плавно течет и где события - это рождение ребенка, свадьба да похороны.
  Летом перед десятым классом на корты зачастила Варданашвили. Любила залезать на вышку, судить игры, иногда пыталась играть в теннис. Получалось у нее хорошо, она легко двигалась по площадке, ловко отбивала мячи.
  Я далеко не сразу поняла, почему Нелька к нам заглядывает. Но Зойка как-то лукаво посмеивалась и давала Нельке понять, что разгадала цель ее визитов.
  Наконец, с запозданием, и я поняла, что у Нельки роман с Ниазом Жордания.
  Чернобровый и румяный красавец Ниаз сначала играл с нами за школьников, а после окончания школы был полгода, после Миши, у нас за тренера. Характер у него был вспыльчивый, неустойчивый и, зная неукротимый его нрав, я удивлялаяь, как Нелька решилась серьезно им увлечься.
  В десятом классе нам было по шестнадцать, и для многих началась пора романов. Нелли влюбилась в Ниаза, Зойка - в Славку, я - в Гоги Бокерия. Зойка Меликян дружила с Артуром еще с восьмого класса, периодически ссорилась с ним, иногда на несколько месяцев, и подробно рассказывала нам с Зойкой, как продвигаются их отношения. Алик бегал за восьмиклассницей Милкой, премиленькой девочкой с пухлыми надутыми губками, Лариска крутила любовь со своим великовозрастным Витей, а про остальных я ничего точно не знала. Наташка Антипина сдружилась с нашей Софой и ей поверяла свои любовные тайны. У них даже был сигнальный знак, когда они расставались в нашем присутствии, - если Наташка дважды пожимала плечо Софы, то это означало, что они вечером встречаются на углу для доверительных бесед.
   Главное, Софа ничего не должна была говорить нам с Зойкой, и мы не знали про эти вечерние свидания. До поры до времени, естественно.
  А когда Зойка узнала, то безумно обиделась на Софку - не потому, что та сошлась с Наташкой, а потому что тайком от нас.
  Почему тайком? Почему скрытно? Вот что оскорбляло Зойку.
  Но Софа клялась, что она это делала по просьбе Наташки.
  - Ей же нужно с кем-то поделиться своими проблемами, - оправдывалась Софа, - но она не хотела, чтобы вы об этом знали.
  Наташка и Софа учились вместе с первого класса, у них были детские дружеские отношения и до нашего прихода в класс, просто они возобновились, вот и все, так казалось мне.
   Я была занята учебой в художке, беготней на тренировки. Еще математический кружок с выпускным классом Медеи, - в общем, у меня не было времени вникать в эту проблему.
  Мне не казалось это таким важным, как Зойке, и тем более не представлялось предательством.
  Еще в девятом классе Зойка незаметно сошлась с Ларисой Дурандиной, которая появилась в нашем классе позже, чем мы с Зойкой. Вся в мелких кудряшках, курносая и улыбчивая Лариска была кокетлива. Ее тоненький щебечущий голосок и веселый рассыпающийся смех располагал окружающих.
   Софа ее невзлюбила, ревнуя Зойку к ней.
  Лариска была немного как бы без царя в голове, и могла, разговаривая с парнем, задрать подол и поправить чулок, как ни в чем не бывало.
  Папа Лариски был военный, и они приехали из России, там были одни нравы, а здесь другие, но Лара просто не желала этого замечать.
  Мне Лара нравилась, хотя временами и шокировала меня, и я, Зойка и Лариска, случалось, проводили время вместе, но Софы, четвертой, с нами не было.
  Помню, мы в гостях у Ларисы первого мая. Она угощала нас малюсенькими сочными пельменями и водкой, которую я пила первый раз в жизни и тут же так окосела, что пришлось прилечь. На наших вечеринках с классом всегда было только вино, иногда коньяк для ребят.
  Водка мне не понравилась, как на вкус, так и по своему воздействию, но Зойка с Ларисой только посмеялись надо мной.
  Как-то раз, забежав в нашу классную комнату после уроков, я увидела взрослую девушку странного вида: в ее длинной косе был вплетен бантик, как у пятиклассницы, а на ногах были умильные носочки и белые тапочки.
  Точь-в-точь активистка-комсомолка, из фильмов довоенных лет.
   Верушка сказала гордо, обращаясь ко мне:
  - А это мой предыдущий выпуск.
  Ей, конечно, было приятно, что не забыли, навещают.
  - Мы всегда были самыми лучшими у Веры Павловны в школе, - с вызовом сказала мне противная девица.
  - Мы тоже самые лучшие, - в тон ей, приблизительно так, как говорят "cам дурак", ответила я и быстро вышла.
  Я поняла, какой я не хочу быть в недалеком будущем, - я не хочу походить на эту энергичную правильную девицу.
  Демкина как-то хвасталась, что какой-то молодой человек, влюбившийся в одну из ее учениц, со слезами на глазах благодарил ее:
  - Вы растите белых ворон, - говорил он ей, по-видимому, всхлипывая.
  Этот рассказ вызывал у меня ощущение фальши, тошнотворная, приторно-сладкая история.
  Ну что может быть хорошего в белой вороне? И какого самой вороне?
  Демкина была дама в критическом возрасте и не замужем, она вышла замуж уже на моей памяти, после 45 лет.
  В нас, девчонках, она старалась задавить всякое проявление женственности.
  Категорически запрещала красить ногти, носить серьги, вид сережек в ушах ученицы вызывал у Верушки прямо-таки желудочные спазмы.
  В наши дни модны были начесы, мы старательно сооружали себе прически, а Демкина бесцеремонно запускала пальцы в волосы и, если пальцы застревали в начесе, посылала расчесывать или, еще того хуже, устраивала экзекуции прямо на уроках английского. Было больно, жертва кричала, а Демкина с наслаждением драла расческой волосы, приговаривая:
  - А ты не начесывай, не начесывай.
  Больше всех доставалось Людке Вергулис и Наташке Антипиной. Людмила ничем не особенно не выделялась, на открытые конфликты не шла, и в зазнайстве, с которым Верушка очень любила бороться, Люду трудно было подозревать.
  Но и затолкнуть Вергулис в какие-то пуританские рамки было невозможно. Людкина рано расцветшая красота, рыжие волосы с необычайным золотым отливом и походка с плавным раскачивание бедер, весь ее вид, вызывающий у мужчин определенные эмоции, которые, очевидно, не позволят ни в коем случае Люде остаться в старых девах, как это произошло с ней, Демкиной, вызывали у Верушки прямо-таки патологическую неприязнь, она цеплялась к ней по поводу и без повода.
  Ну, а Наташка хотела быть красивой, яростно начесывала свои волосы, сооружая прически себе к лицу, и это ее неприкрытое стремление улучшить свою внешность призывало Верушку к борьбе.
  Наташка боялась Верушки, как огня, не могла как, например, Зойка, отстоять своего права причесываться, как ей хочется, и тем не менее, не отказывалась от начесов, а просто приглаживала волосы к уроку английского.
   Однажды Верушка не смогла расчесать начес на кудрявой голове Дурандиной, потащила ее к водопроводному крану, и долго теребила ее мокрые волосы. Лариса стояла, чуть не плача, и вода стекала с волос прямо ей за шиворот.
  Зойка тоже сооружала на голове симпатичный круглый шарик, но Демкина к ней не цеплялась. Зойка всегда дала бы отпор, просто не допустила бы рукоприкладства, да и у ее матери, что немаловажно, классная не нашла бы поддержки, а у Наташки мать была суровая, крутая женщина, которая была согласна со строгостями нашей классной. Многие черты характера Наташки можно было объяснить отсутствием близости с матерью.
  Меня Верушка тоже не трогала, несмотря на то, что у меня, после того, как я подстриглась, была большая, временами прямо таки фантастическая копна волос на голове и без всякого начеса, и Михаил Аронович, наш в каждой бочке затычка, вечно приглаживал на переменах мои волосы и говорил:
  - Отличница, открой свой умный лоб.
   Но я только отмахивалась и бежала дальше.
  Перед уроком английского девочки просили друг у друга посмотреть, не видно ли начеса со спины, и если было видно, то все это тут же исправляли, прижимая прически и аккуратно заглаживая волосы.
  В старших классах разрешали носить капроновые чулки, но только без шва, прийти в школу в капроновых чулках со швом было нельзя.
  Какой простор деятельности для Верушки!
  Она могла послать провинившуюся девочку домой переодеть чулки. При этом она чувствовала себя так, как будто спасла ученицу от грехопадения, не меньше.
  Все эти отвратительные, прямо таки садистские сцены с расчесыванием начесов, с обрезанием длинных, наманикюренных ногтей, которые так старательно выращивали девушки, все облекалась в форму борьбы за нашу нравственность: накрасила ногти, сделала прическу, вот и первый шаг по наклонной плоскости, а дальше вниз, вниз и в проститутки.
  Безобразные воспитательные замашки не мешали Демкиной быть хорошей преподавательницей английского языка. Она заставляла запоминать слова, устраивала словарные диктанты по 2 раза в неделю, т.е. на каждом уроке, очень четко, доходчиво объясняла грамматику, все эти разнообразные времена глаголов и их употребления, и только произношение у нее, вернее у нас, ее учеников, хромало.
  Не всегда она была несправедлива и ко мне. Как-то раз мы разбирали на уроке новый текст, что-то про Лондон. Перевели первую часть, где-то полстраницы, и Верушка вдруг, (это не было принято на уроке, обычно задавалось на дом), попросила пересказать этот текст дав минут 10 на подготовку. Я подняла руку в полной уверенности, что она меня не спросит. Верушка любила вызывать меня тогда, когда я казалась ей неподготовленной.
  Но она меня вызвала и я, глядя прямо перед собой и напрягшись, передала весь текст фактически слова в слово наизусть. Тогда еще, не то, что в институте, я могла это сделать. Демкина оценила мою память. И похвалила меня, правда, своеобразно и по-английски, так что я даже не поняла, кроме фразы:
  - Yuchua is very rich.
  Имелась в виду богатство памяти.
  2 сентября. Мама вчера уехала в Тбилиси на курсы, на 4 месяца. Бабушка болеет гриппом. У меня страшно болит голова, не знаю, то ли простудилась, то ли утомилась от школьной суеты первого дня учебы.
  19 сентября. Я давно заметила, что если что-нибудь чувствуешь и скажешь вслух, то перестаешь так сильно чувствовать, как будто мельче все становится. Но если тот, кому говоришь, понимает и, оказывается, испытывает то же самое, то большая радость. И вот еще что, - если люди бывают вполне откровенны друг с другом, то потом они как бы стесняются друг друга, не смотрят в глаза и чувство неприятное, отчужденное какое-то.
  Счастье человека зависит от него. Когда в чудесное летнее утро просыпаешься и ты здоров и голова свежая, и открываешь окно, и солнце только встало, но уже светло, и ветерок ласковый, и в душе ощущение радости и довольства жизнью и нежность ко всему.
  Точно такое же чувство у меня, когда я читаю стихи Пушкина, особенно о природе. Поэтому я его так люблю. Но если кто-то испортит настроение, охватывает бешенство и хочется что-нибудь сломать или разбить от обиды и горечи.
   Сегодня на уроке английского подсказала, и В.П. выгнала и замечание в дневник написала. А я не могу бабушке показать, у нее давление повышенное.
  Дневник тогда мне подписал дядя Резо, посмеиваясь над моими проделками.
  22 сентября. Как странно, что может быть так пусто: ни мыслей в голове, ни чувств на сердце. И только чуть-чуть беспокойство от такого небывалого равнодушия. Почти по Толстому, когда он говорит, что человек не может быть праздным, не чувствуя за собой вины за это, и поэтому всегда стремится делать вид, что он исполняет свой долг.
  3 октября. Завтра контрольная по русскому и я вполне сознательно не подготовилась, не написала сочинение дома.
  20 октября. Сегодня Софа дала мне почитать свой дневник. Почти как мой. Только грамматических ошибок много
  Обе мои подруги влюблены, и сегодня мы, собравшись у Зои, надрывали друг другу сердца.
  У Софы появился дружок в Чимкенте, когда она там училась в техникуме, но мы его не видели. Правда ли то, что он приезжал к ней в Батуми, или она это придумала, не знаю до сих пор, и не знаю, не о нем ли она грустила, когда такая подавленная вернулась из Чимкента год назад.
  У нас появились новые соседи, - Барабадзе сдали две комнатки рядом с нами молодой паре, ей было семнадцать лет, как мне, а ему 22 года. Она была красивая кареглазая молоденькая женщина, с густыми темно-каштановыми волосами, очень похожими на мои, и когда она стирала, наклонясь над корытом, то нас очень трудно было различить. Девочки, приходя ко мне, бежали к ней, а друзья ее мужа, путая ее и меня, заваливались к нам в комнатки. Муж был красивый, рослый парень, работал шофером. У них уже была маленькая дочка, младенец. Тихая, спокойная девочка, голосишко ее мы через стенку не слышали.
   Забот с семьей было много, и соседка каждый божий день склонялась над корытом, иногда поднимая голову и провожая грустным взглядом беззаботную громкоголосую компанию моих подруг. Несмотря на молодого красавца мужа, мне было ее жалко, - ну что за радость стирать пеленки в семнадцать лет. Они были из деревни, она не говорила по-русски, и кроме утренних приветствий мы не обменивались с ней ни словом, только улыбками, но я до сих пор помню ее тоненькую фигурку, склоненную над корытом с бельем.
  21 октября. Давно прошло, не помню, что и писать хотела. Сегодня 19 ноября
  Проходили городские соревнования по теннису, кажется, я заняла второе место. Как-нибудь напишу подробнее.
  Я заняла второе место, хотя по классу игры я уступала Мадлене и, безусловно, Свете, но в теннисе все бывает.
  - Головой играешь, - сказал мне Коля.
  В свое время, когда я первый раз принесла ему табель перед поездкой в Тбилиси, он открыл его и засмеялся:
  - Ну надо же, правда настоящая отличница. Первый раз в жизни вижу живую отличницу.
  25. Одно время я вдруг обрела душевную ясность, и как легко мне было. А сейчас... Никак не пойму, что мне не хватает. Вроде все идет хорошо. Включен радиоприемник. Буду слушать музыку.
  30 ноября. Вот и месяц прошел. Еще один и год закончится. Мама приедет.
  Перечитала дневник. В нем очень мало о внешних событиях моей жизни. Но мне самой читать очень интересно. Перечитывая страницы, заполненные моими мыслями и впечатлениями, я вспоминаю и внешние события, которые их вызвали.
  Увы, теперь, спустя более 35 лет, я уже не вспоминаю внешние события. А жаль.
  Как раз, во время учебы мамы в Тбилиси, Валентин Борисович, доведенный моими подсказками до белого каления, потребовал родителей в школу.
  - А иначе не допущу до уроков, - твердо сказал он мне.
  Я пошла к бабушке, деваться было некуда.
  - Опять нашкодила? - осердилась бабушка.
  - Ну, скучно, скучно мне на уроках, целый урок опрос, а мне-то что делать? 45 минут сидеть смирно и без дела?
  Бабуля моя замолчала, а на другой день взяла валидол и пошла в школу вместе со мной.
  Увидев бабушку, Валентинчик смутился и быстро кивнул мне, - иди, мол, в класс.
  Я ушла и разговор, судя по времени, очень короткий, состоялся без меня.
  После школы я спросила бабушку, о чем они говорили.
  Бабушка совершенно непедагогично передала мне их 2-х минутную беседу:
  - Я сказала ему:
  - Вы, взрослый мужчина не справляетесь с девчонкой, ну а с меня, старухи какой спрос?
  Бабуля была еще та артистка, очень даже хорошо со мной справлялась.
  Валуйский больше не возникал, ну, да и я немного притихла, стыдно все-таки гонять бабку с валидолом в школу.
  У Шоты разболелась нога. Протез растер рану, и он не ходил на уроки.
  Мы решили его навестить и довольно большой группой, Зоя, я, Нелли, Даник, Гиви, Алик, всего человек восемь завалились к нему.
  Шота был нам рад, что мы что-то рассказывали ему, смеялись, он предложил вина и коньяк, фрукты.
  - Ну, а кто не хочет ни вина, ни коньяка, тому могу предложить кисель.
  Физик был старый холостяк, жил один, стойко держался, хотя женщины его обожали, и вокруг было немало незамужних.
  Ну, откуда у холостяка кисель в доме?
  - У Вас нет киселя, - говорю я вроде в шутку, но без тени сомнения.
  - У меня есть кисель, - говорит Шота.
  - Нет, нету, - упорствую я, - откуда у Вас кисель?
  - Есть, есть у меня кисель, спорим, что есть, - Шота завелся.
  - Сходи на кухню, - он обратился к Нельке, - там большая кастрюля, принеси ей кисель.
  Посмеиваясь, Нелька ушла.
  Я поняла, что проиграла, мальчишки пригубили коньяк, девочкам Шота налил вино, ну, а я ждала киселя.
  Нелли принесла с кухни кастрюлю и стаканы, разлила кисель, и я выпила полстакана сладкого, вполне вкусного киселя.
  Эта история стала легендой, позднее ее вспоминали к месту и не к месту, как я в гостях прошу кисель вместо вина, а я до сих пор думаю, ну кто же варил этот кисель?
  Нужно сказать, что я хорошо училась по физике, просто прекрасно, но Шота вызывал меня раз в четверть, спрашивал по всему материалу, ставил пять - и все, до следующей четверти. Мне всегда казалось, что Шота, если и не прямо недолюбливает меня, то по крайней мере относится очень настороженно и иногда даже слегка досадует, что девочка так хорошо знает физику, - ну и к чему ей это?
  В последних классах, в 10 и 11, ситуация заметно изменилась, - Шота стал меня выделять среди одноклассников, шутить больше со мной и вообще, как дружно решили мои товарищи мужского пола, - явно стал ко мне неравнодушен. Правда, нужно сказать, он выделял весь наш класс и не скрывал, что ему значительно приятнее проводить уроки у нас, чем в других двух параллельных.
  Трудно объяснить словами нашу с Шотой взаимосвязь, но его мужское обаяние безусловно действовало на меня и, хотя я была влюблена в Гоги, и к тому же запуталась во взаимоотношениях с Сулико, и еще крутила хвостом с Валеркой Данильченко, была окружена молодыми красивыми ребятами и в школе, и на кортах, но все дело было в масштабе личности. Мальчишки еще не сформировались. Еще не понятно было, кем они станут, а Шота был очень незаурядным, интересным человеком, много видевшим, много испытавшим, еще совершенно не старым, и я иногда, глядя на репродукцию картины Пукирева "Неравный брак", думала, что мы с Шотой смотрелись бы хорошо, совсем не так, как на картине. Мне не могла не импонировать его симпатия ко мне.
  Шота прирабатывал частными уроками. Его квартира находилась на улице Сталина, центральной улице города. Во время уроков он приходил в азарт и так громко объяснял, прямо-таки орал на учеников, что было слышно на противоположной стороне улицы, где находился дом учителя. В результате его пригласили в ОБХСС объясняться по поводу неучтенных доходов и хотели оштрафовать, но он выкрутился как ветеран войны и на некоторое время притих. Мы знали эту историю и посмеивались:
  Теперь его частным ученикам приходилось полегче.
  - А за нас ОБХСС не заступится, - вздыхали наши двоечники.
  Мы ходим на школьные вечера танцев. На них пропускают уже с класса седьмого, но мне тогда еще не интересно было, а, начиная с 9 класса я редко пропускаю танцы в школе. Обычно вечер чему-то посвящен: Октябрьским праздникам, дню учителя, Новому году, Первому маю, или еще какому-нибудь празднику. После торжественной части начинается концерт, и потом танцы.
  Танцую я плохо. Мама, а потом Зоя долго и упорно учили меня вальсу, потом танго.
  - Расслабься, - говорила мне мама, - что ты как кол проглотила.
  Я очень старалась, но от этого напрягалась еще больше. Пока я училась классическим танцам, в моду вошли буги-вуги, рок-н-рол, а затем твист. Свободные движения рок-н-рола я еще как-то усвоила, но одновременное движение ногами и руками в твисте не давалось мне совсем, хотя свободные танцы, не в обнимку с партнером, мне нравились больше, я не боялась наступить на партнера.
  Как-то раз, Дато и Алик, посмеиваясь, внимательно наблюдали за движением моих ног в танце. Я, оказывается, сбивалась с такта.
  - Ну, что с нее возьмешь, - сказал Дато Алику, когда после окончания музыки я подошла к ним,- она же во время танцев задачки решает.
  - Синус-косинус, - одним словом подвел итог своих наблюдений Алик.
  Я засмеялась, ну не плакать же мне было, и стала синус-косинусом.
  Прозвищ у меня было много и далеко не все любезные.
  В 7 классе я была старухой, так как довольно ретиво выполняла обязанности старосты. После меня старостой был Даник, но стариком он не был, а в последних классах - серьезная, практичная Стефа, которая нормально ладила с Демкиной.
  В восьмом Тугу звал меня бабайкой, а потом я была синус-косинус.
  Тугу же придумал мне и почетное прозвище - марсианка. Только у марсианок могут быть такие острые носы, у простых земных смертных - нет, так прозаически объяснялось мое романтическое прозвище.
  Еще меня звали чахоточной за очень яркий румянец, я легко и сильно краснела, просто напасть какая-то, секунда, и я вся заливалась пунцовой краской. Чахоточной дразнил меня Велик, сын врача.
  Но вернемся к вечерам в школе. На них приглашали оркестр из мореходки и, если они приходили, то это была большая радость - живая музыка. Без них танцевали под проигрыватель. Когда приходил оркестр, то получался настоящий вечер, - свои, в основном девчонки, пели популярные песни.
  Помню, как на сцену выходит смуглая чернобровая, вся размашистая Джульетта Хоперия, девочка на класс моложе, и поет громким низким голосом, похожим на голос Эдиты Пьеха, но более сильным.
  Я помню, она пела, "Дунай", "Бухенвальдский набат", и еще песню, слова такие:
  "...На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы..."
  Перед тем как спеть ее, она сказала мне:
  - Я спою песню, она тебе понравится, я посвящаю ее тебе.
  И хотя посвятить можно песню, которую сам написал, мы этого не понимали, ни Джульетта, ни я, и я с благодарностью слушала - "я верю, друзья, караваны ракет..."
  Много на вечерах пела и Наташка Антипина. Девочки, которые понимали в пении, говорили, что Наташке не хватает голоса, и она на высоких нотах поет шепотом, иначе ей не вытянуть, но мне нравилось ее пение:
  Голоса, может быть, не хватало, зато чувств было предостаточно.
  На новогодней вечеринке Наташка пела из "Карнавальной ночи":
  "...Помиритесь те, кто в ссоре" и смотрела на нас с Зойкой. Мы в тот момент поссорились с ней и не разговаривали.
  Еще из Наташкиного репертуара я помню... "а провожают пароходы"...и "из какой ты сказки".
  В газете "Комсомольская правда" появился раздел - комсомольский прожектор, где освещалась борьба со всяческими недостатками социалистического строя. А Верушка стала наседать на меня, что я не несу никакой общественной нагрузки.
  - За тебя, отличница, другие будут работать, а ты только учиться для себя, - так характеризовала Верушка мое поведение, хотя я играла за Батуми на теннисных соревнованиях и участвовала в республиканских олимпиадах. Вот я и придумала выпускать прожектор, мне это показалось проще всего. Я сама писала саркастические заметки, и сама же рисовала карикатуры к ним. Ради удовольствия рисовать на приятелей шаржи я и придумала все это. Доставалось в, основном, нашему классу, ведь я плохо знала, что происходит в других. Зойка, соня и копуша, часто опаздывала на уроки, и я нарисовала ее, зевающей у классной доски, рядом с протирающим глаза Дэном - он тоже часто опаздывал. Зойку нарисовала похожей - ведь она не раз мне позировала для этюдов в художке. Подруга моя смертельно обиделась - не на критику, а на то, какие я ей ноги пририсовала - очень похожие, но не красивые, - а у Зойки были очень милые ножки.
  Михаил Аронович как-то влетел в наш класс и с воодушевлением стал говорить:
  - Какой прекрасный прожектор вы выпускаете. Сколько юмора и какие прекрасные рисунки, настоящие карикатуры. Кто это делает?
  - А это все Хучуа развлекается, - насмешливо ответил кто-то из ребят, не очень-то одобрявший мою деятельность.
  Наш Ароныч остановился прямо-таки как на бегу, ну просто подавился своими словами.
  Хвалить меня было не принято, Верушка всем учителям тщательно внушила, что я зазнайка, и высокого о себе мнения, что соответствовало правде, - я и не понимала, а почему я должна была быть о себе плохого мнения?
  Вот Рыжий и почувствовал, что попал впросак.
  - Опять Хучуа, - сказал он. И вышел.
  Я учусь в художке с Жанной, девочкой из выпускного класса Медеи, она на четвертом курсе, а я на втором. Она мне и сказала, что у них по воскресениям дополнительные занятия по математике, кружок, а потом они еще играют в волейбол.
  И я, вспомнив Аллу и Колю, который тоже учился в художественной школе (мы не пересекались, я только видела его рисунки на выставках, он очень прилично рисовал), решилась напроситься на эти занятия. Медея не возражала, только сказала, что они занимаются давно и мне будет трудно, я на класс моложе и не все буду понимать.
  Я целый год, каждое воскресение, ходила на занятия с выпускным классом в пятой школе. Я не все понимала, часто не знала материала, который по программе шел по 11 классу, но поскольку задачи были часто не по программе, а просто сложные, то через некоторое время я стала предлагать свои решения и не чувствовала, что слабее других.
  Каждое утро, в воскресение, Сулико давали увольнительную в мореходке, и он заходил к нам и звал меня через забор. Каждое утро выходила мама и говорила одну и ту же фразу:
  - Зоя на математическом кружке.
  Но вечерами мы иногда встречались с Сулико и ходили в кино, но не вдвоем, а вчетвером - нас трое и Сули в форме моряка, который покупал на всех билеты. Мама не позволяла мне приходить позже 10 часов вечера и, если мы ходили на 9 часовой сеанс, то я уходила до конца фильма, Сулико меня провожал, а девчонки оставались и досматривали картину до конца.
  Мы молча шли с Сулико по темным улицам города. Один раз он решился положить руку мне на плечо, но я увернулась.
  Как-то раз, осенним вечером Лариса, Зоя, и я, втроем, идем по направлению к морю, прогуляться на бульваре.
  На площади, недалеко от летнего театра, Лариса окликает какого-то парня, и он довольно долго разговаривает с ней, а мы ее ждем.
  Парень в светло-сером костюме "тройка". Он курит и пускает дым высоко вверх, минуя Ларискино лицо, или в сторону.
  Делает он это очень картинно, видимо чувствуя, что я наблюдаю за ним.
  Лариска что-то озабоченно щебечет, слов я не слышу, далеко и шумно.
  - Кто это, - спрашиваю я Ларису после окончания разговора, не представляя, откуда у Ларисы мог появиться такой элегантный знакомый.
  - А, этот, - равнодушно тянет Лариска, - это один парень из комитета комсомола завода. Гоги зовут. (Лариса была комсомольским секретарем школы, она любила покрасоваться, и общественная работа была ей в самый раз)
  - C ума сойти, какой красивый, - мечтательно говорю я.
  - Ну что в нем хорошего? Хочешь, я вас познакомлю.
  - Но не сейчас, а то он поймет, что я захотела с ним познакомиться первая. Потом, при случае.
  12 декабря
  Во-первых, давно не писала, во-вторых, сама не знаю, как приступить.
  Со времени последней записи прошло всего 12 дней, а как много произошло.
  Познакомилась я с одним парнем заводским. Ему 22 года, зовут его Гоги, член комитета комсомола завода. По-моему, он очень красивый, только чуть полный, вернее плотный. Познакомились мы на общем заседании комитета школы и завода. На другой день у нас был в школе вечер, и мы сказали ему об этом. Он попросил пригласительный билет, и я дала ему сама (я его давно знала, он мне нравился, так, на расстоянии, и я растрепалась девчонкам)
  Он же утверждает, что совсем не знал меня и в первый раз увидел в тот вечер.
  На вечер в школу он пришел, мы вместе стояли, и он успел шепнуть, что пришел, чтобы со мной танцевать.
  После вечера были в городе вместе с Зоей и Софой и он проводил меня домой под руку.
  На другой день, пятого декабря, мы вместе были на вечере на почте и танцевали. Он сказал, что не надеялся встретить меня в городе. Но все же пошел ради меня.
  На почте я встретила и Нельку с Ниазом, они тоже забежали потанцевать. Мы с Нелли заговорщески переглянулись, но не подошли друг к другу.
  Во вторник, вчера, видела его на заводе, сегодня он во второй смене. Вот пока и все.
  Противная производственная практика стала для меня праздником.
  Я стояла в нашем закутке, обнесенном железной сеткой, слушала шум машин и ждала появления Гоги.
  Он осторожно проходил, в своем неизменном черном берете и синем комбинезоне, становился за мной и мы тихонько разговаривали, темы не помню.
  Теперь, когда я влюбилась, все были против нас.
  Лариска мне шептала.
  - Он противный, толстый темпераментный грузин. Он будет к тебе приставать раз пять за ночь, ты этого не выдержишь.
  Я очень смутно представляла себе, много это или мало - пять раз за ночь?
  И потом, до этого было далеко.
  Я только один раз ходила на свидание с Гоги. Мы встретились на бульваре возле колонн. Было холодно, пасмурно, с моря дул пронизывающий ветер. Нам совершенно не о чем было говорить. Мы не целовались, просто он погладил моей рукой по своему лицу и поцеловал мне руку.
  Я рассказала о нашем свидании Зойке.
  Но Зоя всполошилась, сказала, что еще нельзя позволять ему меня целовать, мы еще недостаточно знакомы, и моя рука - тоже я, так что нечего.
  В общем, наш роман был обречен, он в свои 22 года просто не хотел связываться с 17-летней девушкой - гулять со мной за ручку ему было уже поздно, а жениться рано, ну и на что я годилась?
  А я была занята мечтой о студенчестве, собиралась уезжать из Батуми и пару себе мечтала на самом деле найти там, в институте.
  Помимо Гоги на заводе я подцепила или, как сейчас говорят, прикадрила, Мишку, русского мальчишку, фамилии не помню.
  Произошло это так: Лариска любезничала и хихикала с каким-то парнишкой, белобрысым, со вздернутым курносым носом. Они закручивали гайки на аккумуляторах, и я тоже должна была это делать вместе с ними.
  Подстраиваясь под Ларискин дружеский и слегка игривый тон, я тоже шутила и смеялась вместе с ними, после чего Мишка решил (и совершенно напрасно), что у него есть шанс, и приударил за мной. После того, как Лариска куда-то ушла, он сообщил мне, в доверительном разговоре по шум станков, что учится в вечерней школе, состоит на учете в милиции и если что-то еще выкинет, то ему все, тюрьма. И Мишка театрально скрестил пальцы, изображая решетку.
  Надо сказать, что его рассказы о самом себе не добавили ни малейшей романтики в моем отношении к нему, я просто испугалась. Ну, ничего себе кавалера отхватила!
  В ухаживании за мной Мишка проявил массу энергии. Уже на другой день он знал, где я живу, и пока я была в художке, познакомился с моей бабушкой и напугал ее своим напором.
  Он пригласил меня в чужую школу на вечер, но я отказалась под предлогом что билетов нет, а без билетов прорываться я не пойду, и через два часа он принес билеты. В общем, это был вихрь, водоворот.
  На новый год мы устроили совместный вечер - комсомола завода и нашего класса.
  На этом вечере Лариска поскандалила с Гоги, почем зря его обидев. Вход был по пригласительным билетам, Лара пригласила своего Витю и не снабдила билетом, а Гоги стоял на дверях и не пропускал никого чужих. Лариса очень беспокоилась о Викторе и через каждые пять минут повторяла нам:
  - Ну, что же он не идет.
  И тревожно оглядывала зал. А Витя не мог пройти. Ее нетерпеливое, исступленное ожидание своего возлюбленного, о котором мы столько слышали, заразило и нас с Зойкой.
  Я стала поминутно оглядываться на дверь в ожидании Виктора. Лариска так его ждала, что мне стало казаться, что если он вот сейчас не появиться, она этого не переживет. Наконец Лара пошла встречать его на улицу и перехватила, когда он уже уходил.
  - Мой парень мухи не обидит, а он его не пустил, - пищала со слезами Лариса своим тоненьким голоском, жалуясь мне на Гоги.
  - Откуда я мог знать, что это ее парень, что у него на лбу написано? - вполне резонно сердился Гоги, которого явно шокировало столь неприкрытое выражение чувств. По кавказским понятиям женщина должна быть сдержанной и скрытной.
  Витю я увидела на этом вечере в первый и последний раз. Он танцевал с Лариской, опустив глаза и не глядя по сторонам, а она просто сияла от счастья.
  Я видела Виктора в профиль и удивилась его красоте и взрослости, он был на 7 лет старше нас, ему было 24 года, и, наверное, не легко было Ларисе уговорить его прийти в такой детский сад.
  С Гоги мы танцевали мало, зато тут же крутился Мишка, который, как, оказалось, прекрасно вел в танце, что для такой, лишенной чувства ритма, скованной девушки, как я, было очень важно.
  Славка тоже был на вечере, потанцевал с Зойкой, а потом начал оказывать внимание другой девушке. С моей точки зрения, он просто набивал себе цену.
  Зойка была вне себя, и чтобы не видеть его с другой, стала рваться домой, мы с Гоги пошли ее провожать, а потом Гоги проводил меня до дому.
  Я была так взволнована, что совершенно не помню, о чем мы говорили.
  На этом вечере Мишка и вычислил Георгия, а потом, спустя некоторое время, видно не без помощи моих одноклассников, узнал про Сулико, познакомился с ним, рассказал ему, что у них обоих есть соперник, и они с горя напились вместе.
  Я отнеслась к этой истории равнодушно, но Зоя при встрече выговорила Сулико, за эту пьянку.
  А Мишка сказал Лариске, что не будет соперничать с Сулико, раз Сулико меня давно любит. И оставил меня в покое.
  Лариска встречалась с Витей в его компаниях и даже оставалась у него ночевать на Новый год. Правда, по ее рассказам получалось, что там была большая кодла, все перепились и остались, выбора не было. Рассказывала, как она, очнувшись ночью, выползла на улицу, и ее рвало. Но на Новый год принято было гулять всю ночь и ночевать там, где тебя оставят силы, и в тот момент, когда Лариска все это рассказывала, мне не показалось это чем-то особенным, хотя мои мама и бабушка просто умерли бы от возмущения, если бы я передала им эту историю.
  Но мы к тому времени отделяли свою жизнь от жизни взрослых, конечно, не способных нас правильно понимать
  Но девочки шептались, что Лариска имеет с Виктором близкие отношения, что он ее "испортил".
   Лариса на перемене смешком, вскользь, рассказывает нам с Зойкой, что Виктор, наконец, зашел к ним и познакомился с папой. Рассказывает, подловив момент, когда Софы нет рядом.
   Зато рядом стоял Даник, Ларискин сосед по дому и приятель. Они часто возвращались домой вместе, им было по дороге.
  Дэн услышал новость, о которой нас оповестила Лариска и странно разволновался. Он побледнел, и быстро отошел от нас.
  Взволнованность Токмаджана не прошла незамеченной для Зойки. Она объяснила это так:
  - Даник решил, что отношения между ним и Ларисой зашли слишком далеко и Виктор должен оправдываться перед Ларискиным отцом.
  Неожиданно Лариса заболела нервным расстройством, как это было сказано вслух, и ее увезли куда-то, на Северный Кавказ. А потом она вернулась, стала жаловаться, что у Вити появилась другая, что она ей глаза выцарапает, что та женщина очень распутна, и повисла у Вити на шее.
  На переменах, горячечным шепотом рассказывала она мне и Зойке свои злоключения, и покрасневшие глаза говорили, что она много плакала.
  А доходили слухи от сестры Виктора, что он не знает, как избавиться от Лариски.
  Батуми городок маленький, и если где-то что-то происходит, то всегда имеются сведения с обеих противостоящих сторон, и сведения, само собой разумеется, противоречивые.
   Мне было очень жалко Лару, которая так неудачно влюбилась и, очевидно, совершенно запуталась, и я не осуждала ее, даже если то, о чем шептались по углам девчонки, была правдой.
  Тогда же мы проводили без Верушки классное комсомольское собрание, Даник, вел это собрание как комсорг класса.
  Лариска все время прерывала Даника, противоречила ему, и он никак не мог заглушить своим баском ее щебетание.
   Обычно выдержанный Дэн тут разозлился и посоветовал ей так себя вести не здесь, а с кем-нибудь другим.
  Намек был понятен всем, чьего слуха он достиг, но за общим шумом их перепалку слышали единицы.
   Лара изменилась в лице, сжала губы и неожиданно запустила в Даника, стоящего у учительского стола, бутылочкой с чернилами. (Мы писали авторучками, использовать шариковые ручки, которые тогда уже существовали, нам не разрешалось).
  Даник наклонился, бутылочка пролетела мимо него и со звоном разбилась о доску. Синие чернила потекли вниз, вслед за упавшими осколками, Даник побледнел как полотно, а мы все замерли, ожидая, что за этим последует. Я помню, просто остолбенела от неожиданности.
  Казалось, Лара, которая всегда была не на полном контроле, сейчас кинется на Токмаджана с кулаками, но она только прокричала что-то обидное, и упала лицом на парту.
   Видимо, упоминание о Викторе было для нее больным местом. Дело шло тогда к их разрыву, все в ее семье и близкие друзья, говорили ей, что Виктор дрянь, что он бросил или бросит ее, а Лариса не верила в это, и защищала своего возлюбленного.
  Когда они расстались, я долго считала Виктора подлецом, но теперь, я зная как сложилась и как окончилась жизнь Ларисы, я понимаю, что, в сущности, Виктор просто поступил благоразумно. Может быть, сближаясь с ней, он не понимал, что у нее неустойчивая психика, а поняв, дал задний ход, а может быть, именно эта история так подорвала Ларису, и неудачная первая любовь после многих перипетий привела к трагическому концу. Кто может это знать?
  Демкина дозналась о чернильных полетах, следы которых были видны на доске и долго пыталась узнать всю подноготную этой истории. Она даже приходила ко мне.
  Ее второе посещение нашего жилища было такой неожиданностью для меня, как и первое ее появление.
  Прихожу домой, как ни в чем не бывало, а там сидит Вера Павловна и улыбается своей безгубой улыбочкой и начинает разговор о комсомольском собрании так, как будто она уже все знает.
  Это был замечательный способ дознания. Ты думаешь, что ей все уже известно, скрывать нечего и проговариваешься.
  Но к тому времени мы знали о ее хитростях, высчитали, что большую часть информации она выуживает у нас самих и мы невольно предаем друг друга.
  Я прикинулась, что я не в курсе и Верушка ушла ни с чем.
  А Дурандины в начале одиннадцатого класса уехали в Кемерово и Лара заканчивала школу не с нами.
  Виктор вскоре после отъезда Ларисы женился.
  Но вернемся к концу 1963 г.
  24.12.63г. Отвратительно написала сочинение по русскому языку. Вообще, у меня и письменный слог стал никуда негодным и речь крайне примитивной и путанной, донельзя сбивчивой.
  Не могу свою мысль выразить. Не могу и точка!
  Перед контрольными по литературе я перестала писать сочинения дома в качестве подготовки и делала это вполне сознательно. Я приходила в ужас от мысли, что мне дважды придется писать одно и тоже. Поэтому я просто продумывала план сочинения и сразу, набело, писала в классе. Мария Георгиевна, если не было ошибок, всегда ставила мне пять, хотя иногда критиковала мои сочинения за сухость.
   Мария Георгиевна была единственной учительницей, которая всегда меня хвалила и просто любила и отличала от других без всякой боязни, что сочтут, что у нее есть любимчики. Она была хорошей учительницей, любящей свой предмет, всегда хвалившая все, что ей нравится и молчавшая по поводу того, что ей не нравится, т.е. в процессе воспитания она признавала только метод пряника. Тем не менее на ее уроках было тихо и, когда она рассказывала новый материал, класс с удовольствием ее слушал. В девятом классе, когда она была нашей классной руководительницей, она на родительском собрании сказала маме:
  - Какая у вас жизнерадостная девочка!
  Мама придя с работы, строго сказала мне:
  - Ты там не очень-то радуйся жизни на уроках. Мария Георгиевна женщина деликатная, не могла сказать, что ты там скачешь, как коза, смотри мне!
  А Верушка, бывало, исписывала весь мой дневник замечаниями, а мать, рисуя свою подпись в конце недели, говорила только:
  - Как вы обе мне надоели, ну что ты с ней связываешься?
  Мама прямо не говорила, но я чувствовала, что наша классная ей не нравится.
  Конечно, я болтала и на уроках литературы, но Марьюшка никогда не доводила дело до конфликта. Просто посмотрит укоряюще, постучит указкой по столу, а я и примолкаю.
  Год кончается. Мама приедет, наверное, числа 30-го. Еще целых 6 дней. В этой четверти тоже вряд ли буду отличницей, а Зойка, наверняка, будет. Мне чуть-чуть обидно, но не завидно. Про Гоги ничего не хочу писать, все неясно и висит в воздухе.
  Мама вернулась к Новому году, привезла мне симпатичные новые коричневые полуботинки. Я была очень рада маминому приеду, как-то лучше стала себя чувствовать и стала меньше влюблена в Гоги.
  Мама рассказала очень смешной случай, который произошел с ней в Тбилиси.
  Она ехала к кому-то в гости и искала улицу, названную в честь грузинского поэта Николадзе. Увидев на углу задумчивого старика грузина с палочкой и трубкой, мама подошла к нему и спросила по-грузински вместо, "где здесь улица Николадзе":
  - Где здесь улица Николая?
   Старик удивленно посмотрел на нее, вынул трубку и ответил после паузы:
  - Калбатоно, (уважительное обращение к женщине), уже улицы Сталина давно нет, а ты все Николая ищешь?
  18 января 1964 года. Вся моя влюбленность гроша ломаного не стоит. Просто тяга ко всему необыкновенному и прекрасному, искаженная превратным представлением о том, что самое прекрасное - это любовь.
  А сейчас другое, не мое:
  "Самое милостивое, что есть в природе, - его величество случай. Жизнь коротка и все-таки очень хороша. За ее пределами нет ничего, даже сожаления о ней, поэтому живем!"
  5 февраля. Не позволять себе ходить в кино по будням. Совсем разболталась!
  Интересно, как сложится моя жизнь?
  Страшновато и заманчиво, и скорей бы, скорей вырваться из пеленок.
  Сегодня нагрубила маме и бабушке. Стыдно.
  7 февраля. 5-го записала, а 6-го была в кино. Так твердо мое слово.
  11 февраля.
  Перелистала дневник и заметила, что пишу обычно тогда, когда целый день ничего не делаю. Многие записи так и начинаются: Сегодня целый день ничего не делала. Валялась на диване и т.д. и т.п.
  У меня длинный язык. Нужно с этим бороться. Нельзя поддаваться минутным порывам и вопить первое, что пришло в голову. По словам моей мамы у меня язык "поставлен на опережение".
  В начале 10 класса Алик Гваришвили выдвинул теорию, по которой мы должны влюбляться в старших ребят, а они в младших девочек. Он тут же выбрал себе прехорошенькую девочку из восьмого класса, Милочку и стал за ней "бегать".
  Именно этот глагол употреблялся, чтобы сказать, что такой-то не равнодушен к такой-то. Милочка ходила по школьному двору, высоко подняв голову и опустив глаза в землю. Проходя мимо нашего класса, она не выглядывала Алика, а отворачивалась.
  - Что,- спросила я у Даника,- никаких успехов у Алика нет, зря все его усилия.
  - Ну уж не знаю, - пробасил Даник, - на свидание к нему она, во всяком случае, ходила.
  Когда Алик обнаружил мою симпатию к Гоги, он придумал песенку на какой-то популярный мотив:
  - Беретик-усики, Беретик-усики.
  Только увидит, как черноусый Гоги идет ко мне на практике, так и начинает ее мурлыкать.
  Дразнил он меня и на уроках.
  - Зоя, говорит мне Алик, - всех ученых на свете интересует один и тот же вопрос?
  - Какой? - Я удивленно хлопаю глазами, ну откуда Алик может знать, что волнует всех ученых мира?
  - Ну почему у тебя такой острый нос?
  Я смеюсь и вспоминаю, что дядя Резо звал меня - "не проткни стакан".
  - Ну Нона,- говорил он маме,- много она у тебя стаканов попротыкала?
  Зимой в 10 классе у меня вдруг стали появляться сильные боли в области желудка сразу после еды. Иногда приступ болей бывал таким сильным, что я скручивалась пополам.
  Мама испугалась и повела меня к врачу. Она боялась язвы желудка, но рентген показал опущение желудка и застойный гастрит.
  Наш быт в Батуми был ближе к деревенскому, чем к городскому. Туалет и кран с водой находились за углом домика, в котором мы жили. Дом был огорожен оградой от остального двора большого дома. Воду набирали в ведра и носили от крана в комнаты. Во время стирки тоже воду носили от крана и полоскали и стирали возле входа в комнатки.
  Каждое воскресение, в свой единственный выходной, мама во дворе стирала постельное белье, а я носила ей воду. Мне лень было ходить много раз и, спеша поскорее вырваться на тренировку, я носила по два ведра сразу. У меня не было ощущения, что мне тяжело их носить, я была к тому времени сильной от постоянных занятий спортом девушкой, хотя мама всегда кричала мне:
  - По одному носи, по одному.
  И оказалась права, от ношения тяжестей у меня произошло опущение желудка, так как мышцы на животе были слабые.
  Через некоторое время, благодаря лечению, сильные боли в желудке прошли, но опущение желудка осталось на всю жизнь. Периодически происходили обострения, иногда довольно длительные и это очень меня изнуряло.
  2 марта. Весна! Два дня была весенняя погода и у меня прекрасное настроение.
  Несмотря на все любовные истории, я участвую в олимпиадах. В Батуми на втором туре дали по математике сложную задачку, и я ее не решила.
  Через несколько дней Михаил Аронович провел занятие кружка и объяснил решение. У меня было такое чувство, что в классе 6 - 7 я бы ее решила. Задача не требовала никаких уравнений и особых знаний. А нужно было только цепью логических заключений сделать вывод в ту или иную сторону, цепочка состояла всего-то из 3 звеньев. Правда с ответвлениями и нужно было рассмотреть вариантов 9. Глядя на мое огорченное лицо, Ароныч сказал:
  - Не расстраивайся, ты просто не знала подходов.
  Эта была лишь часть правды. Я много занималась. Изучила много хитрых математических приемов решений. Зато вне этих приемов я стала беспомощной, разучилась искать самостоятельные решения и сама хорошо это почувствовала.
   Но на физическую олимпиаду я поехала в Тбилиси. я вновь встретила Люда Толстоногову, с которой уже была знакома по олимпиадам в младших классах. Позднее я буду жить с ней в одной комнате в общежитии физтеха. На олимпиаде же я познакомилась с двумя ребятами из 11 класса тоже, кажется, 7 школы.
  Позднее, в начале 11 класса я поинтересуюсь у общих знакомых, куда они поступили, и впервые услышу про физтех. Мама напишет дядя Боре письмо с просьбой узнать про этот институт, и в начале 1965 года дядя Боря пришлет мне проспект МФТИ, где черным по белому будет написано, что институт готовит научных работников для научно-исследовательских институтов. И все. Я поняла, что поступать буду только туда. Мечта о мехмате была отброшена.
  Весной 1964 года в Батуми приехал Тбилисский ТЮЗ. Билеты, вернее абонементы, распространяли в школе. Больше половины нашего класса приобрели эти абонементы, в том числе Софа, Нанули, Зоя и я.
  Привезли они пьесы Мольера и Бомарше. Я впервые увидела "Мещанин во дворянстве" и хохотала буквально до колик. Театр меня просто очаровал, я подумала, что если бы выбрала художественную стезю, то мечтала бы писать театральные декорации. Привезли они и советских спектакли, помню "Барабанщицу". Впервые я задумалась о том, что возможности приобщиться к культуре в большом городе не такие, как в маленьком, там можно часто ходить в театр, а у нас только кино.
  С театром связан и эпизод, довольно характерный для меня. Софа и Нанули, боясь потерять свои абонементы, отдали их мне. Я заходила к Софе, и мы шли уже втроем. Перед началом одного из спектаклей я не нашла абонементы. Я помнила, что куда-то их спрятала, чтобы не потерять. Но вот куда? Все перебрала, найти не могу. Не дождавшись меня, Нанули и Софа пришли ко мне сами и, узнав, в чем задержка, страшно на меня обиделись, и с криками:
  - Это черт знает что такое, никакой ответственности, - удалились.
  Разгневана была не только вспыльчивая Софа, но и тихая Нанули. Их можно было понять, они заплатили деньги, собрались, нарядились и все, идти некуда и неизвестно, найду ли я абонементы к следующему разу. Очень расстроенная их справедливыми упреками, я вдруг захотела есть, иногда у меня бывала такая нервная реакция. Днем я как раз закончила варить инжировое варенье, варила его, как положено, три дня, Я любила инжировое варенье, а мама не хотела его варить - слишком долго ждать результатов, поэтому мне пришлось самой осваивать технологию варки. Так вот, я взяла кусок хлеба, положила на него большую и сладкую, истекающую сиропом инжирину, села, взяла томик Пушкина, чтобы окончательно успокоится чтением стихов, открыла его и... увидела аккуратно вложенные в книжку три абонемента. Бросив хлеб с вареньем на стол, я сунула ноги в туфли, схватили билеты и бегом по улице Цхакая с криком:
  - Девочки, я нашла, нашла!
  Они отобрали у меня не только свои абонементы, но и мой, чтобы я еще раз его не потеряла, и в дальнейшем мы вполне благополучно просмотрели весь репертуар ТЮЗ.
  Весна, 10 класс, перемена. Несмотря на наш уже предвыпускной возраст и внешне взрослый вид, на переменах у нас такой же гвалт и свалка, как и в пятом классе. Я стою у подоконника, спиной к окну, лицом в класс. Откуда-то из общего клубка мальчишек, выныривает Алик, достает из кармана ножик и, балуясь, говорит:
  - Все, прощайся с жизнью, настал твой час.
  И открывает нож. Я смеюсь и не трогаюсь с места.
  - Смейся, смейся, - басом говорит Алик и хмурит густые брови, изображая разбойника.
  И тут, когда нож нацелен на меня и находится на расстоянии 10 - 15 см от моего живота кто-то сзади резко толкает Алика вперед, толкает случайно, просто какая-то возня среди ребят и резкий толчок. Алик летит на меня с ножом, успевая отвести руку вправо, а я шарахаюсь влево. Нож врезается в подоконник. Не знаю, как выглядела я, но Алик просто стал как полотно белый.
  В этот момент прозвенел звонок и я, не успев сказать ни слова, по поводу происходящего, просто отошла от окна и села на свое место. Алик с усилием выдернул нож из дерева и тоже сел за парту. Все произошло за несколько секунд.
  Мы не говорили на эту тему, и только спустя, наверное, полгода как-то на вечеринке, Алик сказал:
  - До сих пор с ужасом вспоминаю, как я чуть Хучуа не зарезал тогда на перемене.
  - Да...- сказала я, - помню.
  И мы замолчали. Каждый в уме проигрывал ситуацию на тему, а если ......
  15 апреля.
  Какое это мучительное время - отрочество! Как будто душа вывернута наизнанку, и не сердце, а кровавая рана, чуть что - боль невыносимая. Я не верю. Что оно прошло, мое отрочество.
  Вот она и кончается, моя семнадцатая весна. А у меня одно в голове: Средь мира дольного, для сердца вольного есть два пути..
  А который мой?
  Я сижу в Зойкином новом доме, в ее с Шуркой комнате на стуле в любимой позе - подтянув коленки к подбородку. Я зашла к ней, чтобы пойти на бульвар прогуляться, и теперь жду, пока Зойка соберется.
  Но это не так быстро, Зойка долго охорашивается перед большим зеркалом, вделанным в шкаф.
  Сначала она надевает платье, долго разглаживает подол ладонями, чтобы платье лучше садилось на накрахмаленной нижней юбке, поворачивается спиной к зеркалу, посмотреть, не сильно ли мятое платье сзади, затягивает на себе поясок.
  Затем начинает причесываться, вернее сначала начесывает себе волосы, а потом долго заглаживает их сверху, подгоняя волосок к волоску.
  Пудрит себе нос, потом снимает пудру ваткой.
  - Густо напудрилась, видно пудру, - объясняет Зойка свои действия.
  Потом красит губы бесцветной помадой, чтобы блестели. Все это она проделывает под мои периодические восклицания:
  - Ну, скоро ты, наконец?
  - Все уже, красивая, что еще надо?
  Зойка, действительно очень хороша - тонкая шейка, красивые ручки, ножки, тонкая талия, высокая грудь, круглые бедра - женственная красивая фигура и милое, прехорошенькое лицо, освещаемое желтовато-зелеными прозрачными глазами, в общем, можно и покрутиться перед зеркалом, пока подруга ждет.
  Напоследок Зойка тщательно чистит свои замшевые туфельки лодочки, красивые черные туфельки с бантиками, шитые на заказ, и мы, я уже не верю своему счастью! выходим на прогулку.
  Зоя разлюбила Павлика и у нее новая любовь - Славка. Славка на год старше нас, а может на два, он учится в третьей школе. Он занимается спортом, байдарками, Зойка ходила на байдарки вместе с Ларисой и встречалась там с ним. До Зои он дружил с одной девочкой, но они поссорились,
  В Батуми необязательно назначать свидание, достаточно просто выйти на бульвар и, гуляя вдоль моря встретить того, кого хочется встретить.
  Иногда так и договаривались, как бы вскользь:
  - А ты будешь вечером на бульваре?
  Километра на два протянулся бульвар вдоль моря и по первым трем асфальтированным аллеям гуляет молодежь и люди преклонного возраста. Устав, можно посидеть на скамейке и идти дальше. Встретив знакомых, можно остановиться поболтать и идти дальше, а можно пойти вместе в одну сторону
  Играет музыка, горят фонари, дует с моря ветерок, блестят в надвигающихся сумерках глаза.
  - Вон он, смотри, - шепчет подруга и подталкивает тебя локтем.
  Тут нужно как бы невзначай попасться навстречу.
  Дело сделано, вы столкнулись нос к носу, и если он хочет, идет с тобой, ну, а если нет, то гордость твоя не пострадала, - ведь встреча была случайной, почему бы тебе не прогуляться с подругой, кто ему сказал, что я вышла в город ради него, все это глупые выдумки.
  Славка часто ходит с нами, мы гуляем втроем, потом они провожают меня до дому и Славка идет провожать Зою.
  События развиваются довольно медленно. Но вот он предложил ей дружить, а Зоя обещала подумать.
  Как-то раз, отходя от дома под ручку со Славкой, Зоя столкнулась нос к носу с Павликом. Высокий широкоплечий Павлик был с двумя приятелями.
  Он подошел к позеленевшему Славке и сказал:
  - Отойдем, надо поговорить!
  Зоя прямо с кулаками накинулась на бывшего кавалера:
  - Как ты так можешь, трое на одного, оставьте его в покое!
  - Мы будем говорить один на один, - отстранил Зойку Павлик. - У нас мужской разговор.
  Мужской разговор окончился большим фингалом на Славкиной физиономии.
  К чести Славы надо сказать, что он не отступился от Зои, они продолжали встречаться и дело даже дошло до поцелуя, но потом он стал обращать внимание на другую девушку, и Зоя, приревновав, поссорилась с ним. Я плохо помню, только знаю, что Зоя переживала, и все вспоминала, как Славка бросил Галю, свою предыдущую девушку ради нее, а теперь с ней поступает так же. Переживала Зоя бурно, но не так долго, решила, что Славка недостоин ни ее, ни Гали, что он ветреный парень, и вскоре перестала в разговорах вспоминать Славку.
  Моя мама, тронутая вниманием Сулико ко мне, решила познакомиться с его родителями, Его мать торговала на рынке в ларьке, мама подошла и осторожно сказала:
  - А ваш сын часто у нас бывает.
  Та вспыхнула, покраснела, и сказала враждебным тоном с вызовом:
  - У меня хороший мальчик.
  - А у меня хорошая девочка, - сказала мама в тон ей и отошла. На этом кончилась ее попытка познакомиться с родителями Сулико.
  Кажется, он был близким приятелем Османа, а может быть Арута, я уже не помню. Только в десятом классе незаметно приблудился и стал появляться на всех наших вечеринках этот высокий смуглый юноша, красавец с порочными темно-зелеными глазами и именем, которое ему очень шло - Котик.
  Котик приятно пел, играл на гитаре и незаметно стал душой нашей компании.
  Появилась у него в нашем классе и симпатия - Инночка Алая, которая не то, чтобы собиралась в него сильно влюбиться, но вполне благосклонно принимала его ухаживания. Инга была девушка трезвая, умненькая, трудолюбивая, умудрялась одновременно хорошо учиться и в школе и в музыкальном техникуме, и навряд ли она серьезно воспринимала такую экзотическую личность, какой был и казался Котик, но, безусловно, ей льстило его внимание
  Это Котик первый раз, после хорошей выпивки, выстроил нас в круг, положил на пол бутылку и закрутил ее, а потом спокойно подошел и поцеловал девушку, на которую указало горлышко. Это он спустя полгода усовершенствовал это развлечение и целующаяся парочка должна была выходить в другую комнату.
  Большинство мальчишек честно целовали щеку, тычась губами и носом, но Гиви всегда целовал воздух возле щеки, во всяком случае около моей.
  Класс к тому времени сплотился и Демкина оставалась не в курсе наших забав.
  Как-то наши ребята нахально стали обсуждать, с кем приятнее всего целоваться.
  - С Зойкой Хучуа, - вдруг сказал Арут, - у нее щеки лохматые.
  - Да, - подтвердил Даник, - щеки у нее пушистые, совсем не противно целовать.
  Наутро после вечеринки я долго на свету разглядывала и щупала свои щеки - действительно они оказались покрыты незаметным для глаза светлым, довольно длинным ворсом.
  - Ну и хорошо, - подумала я, раз приятно со мной целоваться, пусть растет моя борода.
  Еще была принята во время танца играть в "ладошки". Партнер держит руки ладонями вверх, кладешь на его руки свои и надо отдернуть руку до того, как он ударит по ней, если ударил, то меняешься.
  Я хорошо играла в "ладошки", но до первой рюмки, потом реакция сразу падала и я начинала проигрывать.
  Даник и Арутик играли в эту игру очень совестливо, никогда не били сильно, и, соизмеряя силу удара, проигрывали в реакции.
  Зато Гиви шлепал по рукам сильно и поймать его было трудно, ловкий был, увертливый.
  Еще раз Гиви устроил фокус.
  Подошел ко мне и говорит:
  - Смотри, я дым из глаз пускать буду.
  Я честная дурочка, старательно глазела, пока он, наконец, со словами,
  - Жалко ведь, ожог сильный будет, а она не заметит, - убрал руку с сигаретой от моей руки.
  Оказывается фокуса никакого не было, просто, пока я ждала дыма, Гиви прижег мне, честно говоря очень чуть-чуть, кожу на руке сигаретой, а те, кто знали смысл шутки, наблюдала и (вот гады!) посмеивались.
  Я не очень обиделась, но огорчилась, что дыма из глаз не будет, а я так надеялась!
  Вечеринка в разгаре, Котик с гитарой в центре круга и поет:
  "Я хочу, чтобы ты, со мной рядом сидела..."
  При этих словах он вскидывает глаза на Ингу и она вся заливается нежным розовым румянцем, резче обозначаются ямочки на щеках.
  Звенят струны, мы подпеваем и каждый вспоминает свое, свою любовь и свои надежды.
  12 мая. Поссорилась с Зоей. Как всегда из-за пустяков, поссорились 1 мая и уже 12 дней не разговариваем. Тяжело все-таки, ведь 4 года дружили. Главное, очень глупо, у меня в душе ни капли злобы. Интересно, что Зойка чувствует?
  Я не поздравила Зойку даже с днем рождения 8 мая и мама сказала мне:
  - Нехорошо, Зоя, не поздравить близкую подругу с днем рождения. Вот и был бы повод помириться, а так она вправе на тебя быть долго в обиде.
  Маринка Игитханян, мягкая душа, тоже выговаривала мне:
  - Зоя, ведь вы все равно помиритесь, это ясно всем, так зачем затягивать ссору? Только лишние страдания.
  В классе наш конфликт никто не принял всерьез, даже Демкина, которая всегда старалась нас поссорить по принципу разделяй и властвуй, но я была испугана невозможностью подойти и помириться, просто заговорить, как ни в чем не бывало.
  Чем больше мне этого хотелось, тем труднее было это сделать.
  16 мая. Кто бы знал, как это обидно, до слез обидно, сидеть над задачником и чувствовать, что ты не в состоянии решать эти задачи, хотя они рассчитаны на твой возраст.
  С Зоей по-прежнему не разговариваем.
  19 мая. Очень редко веду дневник, Записи сухие, короткие. Сейчас 11 часов, мама спит, в комнате тихо, только слышно, как часы тикают да карандаш по бумаге шуршит. На душе у меня безмятежный покой, спать совсем не хочется, хочется о чем-то мечтать, а о чем, не знаю.
  22 мая. Была на день рождении и день для занятий потерян. 10 часов, а меня тянет ко сну.
  Близко дружа с Зоей и Софой и проводя почти все свободное время с ними, я довольно мало общаюсь с остальными девочками в классе вне школы. Чаще всего кроме них я бываю у Марины Игитханян. Начиная с девятого класса, когда уедет Милка Шустер, я начинаю дружить и с Мариной. Маринка всегда привлекала меня своим легким юмором и мягким, незлобивым характером. В ее обществе я как бы отдыхала от строптивости своих ближайших подруг. Помимо меня, Марина дружила с Ингой и Ларисой Голубцовой.
  В нашем классе были только две полные девочки, Лариса и Стефа Лященко. Но Ларина полнота портила ее, без нее Лариса со своим симпатичным личиком и яркими желтыми глазами была бы просто хорошенькой девушкой, а из-за излишней полноты она сильно теряла во внешности.
   А Стефа была какой-то гармонично кругленькой девушкой, ладненькой, розовенькой, с ямочками на полных щечках, курносым носиком и хитрыми и веселыми щелочками глаз. Она занималась легкой атлетикой, толкала ядро. В классе последние годы она была старостой. Дружила она с Оксаной Тотибадзе.
  Большинство девочек в классе учились вместе с первого класса. Помнили друг друга совсем маленькими, мы с Зоей пришли позже и замечали, что наши подруги, Заруи, Софа, Марина, помимо дружбы с нами, были связаны другими, многолетними дружескими связями в классе.
  Первое время и Верушка любила подчеркнуть, что те, которых я воспитываю с пятого класса, они мои, родные, послушные.
  Демкина чувствовала наше противостояние ей, мы с Зойкой были старше, когда попали к ней, у нас уже была своя расценка ценностей, расценка, никак не совпадающая с ханжескими взглядами Демкиной. В детстве я долго искала это слово, довольно точно характеризующее нашу классную. Она была ханжа и вся ее борьба за нравственность гроша ломаного не стоила, она была неискренней, злобной и, думаю, трудной для общения в учительском коллективе женщиной.
  Стефа, была одной из Верушкиных воспитаниц, и став после меня старостой класса, ладила с Верушкой ; во всяком случае, так казалось со стороны. Сама Стефа пугала меня своей абсолютной знанием того, что именно плохо, а что хорошо. Ее жесткая система взглядов, отсутствие легкости, педантичность и аккуратность, способность не завестись общим настроением, а одернуть, когда мы начинали шалить, не привлекали меня, и я мало общалась со Стефой в школе. Но если случалось, что Стефа разойдется, то устоять против ее рассыпающегося мелким горохом смеха было невозможно. Если Стефа, совсем закрыв глаза-щелочки, смеялась, то начинали смеяться даже те окружающие, которые не знали вообще, в чем, собственно, дело.
  Урок физики в физическом кабинете. У доски стоит Софа, не знает ни черта. Зойка Меликян ей подсказывает со второй парты. Шота сидит в своей обычной дремлющей позе, полузакрыв лицо ладонью, задает Софке вопросы и слушает ответы, но не кивает удовлетворенно головой в такт ответам, как с ним часто бывает. А просто спрашивает еще и еще.
  Заруи не блещет в физике и поэтому прежде, чем подсказать, она спрашивает у меня, а затем передает Софе. Я сижу на третьей, последней парте вместе с Арутюнян, которая облокотившись на руку, расслаблено смотрит на доску, на Софку и ждет, когда экзекуция подруги прекратится. Весь труд по вытаскиванию Софии она свалила на меня.
  Я считаю, что на тройку Софка уже ответила, но Шота не прекращает допрос, все усложняя вопросы.
  На один я не отвечаю Меликян сразу, мне надо подумать, но Зойка не ждет и, сердито махнув на меня рукой, подсказывает неверный ответ.
  Шота мгновенно просыпается, открывает один глаз и говорит:
  - Хучуа, встаньте!
  Я заливаюсь румянцем и встаю.
  - Никак я не ожидал от Вас, что Вы такого простого вопроса не знаете, - говорит Шота.
  - В чем дело?
  Я молчу, Арутюнян, кладет голову на парту и начинает хохотать, звуки она не издает, но плечи трясутся.
  Физик доволен, он дал нам понять, что его не так-то просто провести, и все наши хитрости ему видны, ну а я не могу оправдываться и только молча царапаю пальцем поверхность парты. Я не хочу говорить, что ошиблась Меликян.
   Софка тоже молчит, вид у нее усталый и равнодушный, а Заруи втянула голову в плечи и затаилась. Постепенно ситуация становится ясной и для остальных, и мои одноклассники заливаются смехом.
  Шота молчит, молчит, затягивает молчание... потом берет журнал:
  - Садитесь, Чартилиди, садитесь, - как можно уничижающе говорит он и ставит ей вымученную тройку.
  У Софы на лице блаженство, ведь главное для нее еще раз не отвечать до следующей четверти.
  Она идет на место рядом со мной.
  Я продолжаю стоять.
  - Садитесь и Вы, Хучуа.
  Я сажусь, и смех Зойки заражает и меня, мы все трое смеемся.
  И опять урок физики. Я у доски решаю задачу, какой длины должна быть проволока, чтобы оторваться под действием собственной тяжести. Ход решения мне ясен, я бодро пишу формулы, Шота удовлетворенно кивает головой, слушая мои объяснения. Я не люблю больших чисел, поэтому благополучно сокращаю 10 в третьей степени в числителе с 10 в минус третьей степени в знаменателе. Угулава лишь приоткрыл глаза, повернулся к доске, но не остановил меня. В ответе я получаю полтора.
  - Полтора чего? - спрашивает Шота.
  Я уже поняла, что ошиблась и взглядом ищу ошибку в решении.
  - Полтора чего? - не дает сообразить учитель и я вынуждена написать, то что получила, - полтора мм.
  Шота подскакивает к доске, берет у меня мел:
  - Представляете, проволока длиной 1.5 мм порвется под действием собственной тяжести. Я уже нашла ошибку и молча, не давая Шоте обрушить на меня всю свою язвительность, исправляю мм на км.
  - Ну вот, это несколько другое дело, - обрывает себя Шота и сажает меня на место, чтобы начать объяснение урока.
  Моя бабушка хорошо гадает на картах. Часто мама, когда чем-нибудь встревожена и не знает, что ждет впереди, просит бабушку:
  - Мама, прикинь, что там будет? - и бабушка раскидывает на картах и говорит:
  - Все кончится хорошо.
  - Или потянешь еще нос, пока выкрутишься.
  Так она гадает нам с мамой - кратко. Но когда к нам приходят мамины подруги погадать, бабушка гадает им долго.
  Так, Тамарке, той самой, с которой мама встретилась в бане и которая приезжает в Батуми к своей младшей сестре, бабушка гадала на ее воздыхателя, который имел серьезные намерения, бабушка гадала долго и, если верить Тамаре, правильно.
  Во всяком случае, бабушка разложила карты и тут же спросила:
  - Пьет?
  А именно это и смущало Тамару.
  Потихоньку и я начинаю понимать, какая карта что означает: пиковый туз - удар, благородный пиковый король несет благополучие, десятка пик - пустые хлопоты, а семерка пик - скандал, крупные разговоры.
  И я вовсю гадаю своим подругам.
  Кажется, совсем недавно я гадала Нельке на картах, гадала на Ниаза и, смеясь, говорила:
  - Карты говорят, не ходи с эти коварным обольстителем в кино. Опасно.
  - Уже была, вчера, - улыбается Нелька мне в ответ.
  И вдруг, неожиданно, совершенно неожиданно я обнаруживаю, что Ниаз, который учится в Тбилиси и приезжал только на каникулы и иногда на денек на выходные, забыт и у Нельки любовь с Аликом Гваришвили.
  Алик совсем забыл про свою Милочку и увлечен, и сильно увлечен Нелькой.
  Наш класс воспринимает это очень доброжелательно, к влюбленным относятся благосклонно и, как это часто бывает, вокруг пары начинает кучковаться народ и компания сближается еще больше.
  Весна. Наша кодла гуляет по бульвару. Почему и зачем мы вместе, чуть ли не весь класс, уже не помню. Впереди всех летит Нелька, на ней платье на бретельках из голубого капрона с бледным узором, которое ей сшила ее мама. Волосы как воронье крыло летят по ветру.
  Изредка она поворачивается смеясь и перешучиваясь с Аликом, который идет следом, пытаясь догнать, и не сводит с нее глаз.
  Тира идет сзади, рядом с нами и восхищается Нелли.
  - У Нельки все хорошо, все как надо - руки, плечи, лицом красавица, а какие ножки!
  - Нет второй такой девушки!
  Я смотрю на Нелли глазами ее подруги Тиры и вижу, ревниво к чужой красоте вижу, - все правда, все хорошо, красивая Нелька, не зря в нее влюблен такой парень, как Алик!
  - У меня есть 10 рублей, пойдем, я угощаю мороженым, - кричит Нелли.
  - Как она мне надоела со своими деньгами, - сердится Алик, который в этот момент случайно не при деньгах и самолюбие которого страдает от мысли, что за него заплатит девушка.
  Я слушаю их шутливую перебранку и мне вдруг становится радостно на душе.
  Я хочу счастья им и себе, и Зойке, идущей рядом Тире и всем нам, таким молодым, полным ожидания, полным надежд, стоящим на пороге взрослой жизни
  Летнее утро конца мая или даже начала июня. Жарко. Школа стоит совершенно пустая, тихая, у 11 класса идут выпускные экзамены, но сегодня их нет, два параллельных класса на производственной практике, младшие классы распустили и мы единственный класс во всей школе, который сегодня учится. На первый урок учитель опаздывает, и мы его ждем.
  Учиться жутко не хочется. Хочется пойти на море или на бульвар.
   - Мы одни в школе, - говорит кто-то со вздохом и все чувствуют, как же это несправедливо, мы, только мы и учимся!
  - Хорошо бы, если бы учитель не пришел, - мечтает кто-то вслух.
  - Ждем 5 минут и уходим, - предлагаю я.
  - Совсем или только с этого урока? - спрашивает Зойка.
  - А что, можно и совсем, - лениво тянет Дэн (с 10 класса так зовем Даника).
  Ждем, тоскливо, но никто не решается встать первым, хотя отпущенные 5 минут прошли.
  В классе шум, каждый занят чем хочет.
  - Ну, мы уйдем или нет, - спрашивает Алик громко, развалясь на последней парте.
  И тут Гиви (с 10 класса часто Джондо, но для меня всегда Гиви), остро чувствуя всеобщее настроение, решительно встает и медленно, словно нехотя идет к доске.
  Там он поворачивается и строго говорит Софе, подмигивая всем остальным:
  - Ну-ка, жена, за мной.
  Как раз в десятом шла такая игра, что у нас были мужья и жены в классе, но эти пары строились по игре, а не по чувствам симпатии, жена должна была слушаться мужа, а во время танцев и игре в бутылочку должна была ревновать и скандалить. В результате на наших вечеринках, на которых очень не хватало кавалеров, их недостаток не так сказывался.
  Когда кто-то из девчонок начинал сильно шуметь и выступать, муж из мальчишек призывал ее к порядку.
  В общем, Гиви встал, сказал Софе, которая в тот момент числилась его женой:
  - Жена, за мной, - энергично махнул головой в сторону двери, и Софка, сначала неуверенно, а потом со смехом быстро пошла за ним, я встала за Софой, Зойка за мной.
  За Софой встала верная Нанули. За Нанули - Белка, за мной - еще Маня и Марина вместе с Ингой, за Гиви - Алик, за Аликом - Нелька и Люда и Даник и т.д.
  Достаточно было только стронуться и вот уже весь класс на лестнице и во дворе школы.
  Еще нас можно повернуть, но учитель опаздывает (совершенно не помню, чей был первый урок), мы уже на улице и бегом от школы.
  На бульвар и в кино решили не идти, а пойти погулять в Махинджаури, курортное местечко в нескольких километрах от Батуми.
  Школьные сумки не хотелось тащить с собой, и мы пошли к Зойкиной маме и оставили портфели у нее.
  Тетя Тая была растеряна, но не перечила нам и обещала молчать.
  Наташка Антипина сказала, что у нее болит зуб, и запросилась домой. У нас уже было настроение круговой поруки, но мы ее отпустили.
  Лариска Дурандина была комсоргом школы и, посовещавшись, мы решили и ее отправить домой, чтобы потом Верушка не выступала:
  - Во главе с секретарем комитета комсомола школы они удрали с уроков.
  Лариска не хотела уходить, но, поколебавшись, ушла.
  Мы, смеясь и болтая добрались до Махинджаури, устали и устроились там на лавочках.
  У кого-то были деньги, что-то купили и жевали, греясь на солнышке.
  Всем было хорошо.
  Даник лег на лавку, положил голову на колени Зойке, закрыл глаза и сказал:
  - А представьте себе, что здесь сейчас появляется Вера Павловна.
  И вдруг мы слышим крик Алика:
  - Вера Павловна!!!
  Я поворачиваюсь и вижу, что Алик спрятался, присев за лавку и у него растерянное и испуганное лицо. Я проследила за его взглядом и увидела Демкину, которая непривычно стремительно для нее, с озабоченным лицом шла к нам.
  Тугу вскочил и бросился бежать в одну из затенных узеньких улочек.
  Я бросилась за ним, за мной Даник. Мы втроем и убежали, а остальные попались.
  Посовещавшись, мы решили разделить участь товарищей и вернуться.
  Вера Павловна пришла нас искать с отцом Алика, который был членом обкома, с ними был еще Самсония.
  Но Алик не заметил родного отца, в первый момент он увидел только нашу классную.
  Вахтанг Гигитович обратился ко мне:
  - Кто придумал уйти с уроков?
  - Да как-то само получилось, все разом и решили и ушли, - ответила я.
  - Почему ее спрашиваете? - спросил по-грузински Дон Кихота отец Алика.
  - Лучшая ученица в классе, - ответил Вахтанг.
  Я ответила правду. Уйти хотели все, и все были взрослые, и кто боялся последствий, как Наташка, те нашли повод пойти домой.
  К чести наших учителей, кроме Верушки никто больше не приставал к нам с такими вопросами. Это было удобно всем. ЧП замяли на школьном уровне, не стали раздувать и кричать, что круговая порука.
  А произошло следующее:
  Когда наша ВП узнала, что ее класс ушел со всех уроков, она кинулась по всем кинотеатрам города, но нас там не было, уж мы-то знали, где ищут в первую очередь, хотя такой коллективный поход совершали в первый раз.
  Потом она кинулась по квартирам учеников, которые жили рядом со школой. Наташка жила на Шаумяна. Мать у нее не работала и Верушка зашла к ним и застала Наташку, но Наташка клялась, что рассталась с нами до того, как мы решили, куда идти.
  Позднее народ подозревал, что она раскололась и нас выдала. Но Наташка в слезах клялась, что нет не она, хотя ее пытали и мать и Верушка
  Но я думала, что выдержать такой напор было не по плечу Наташке, и она сдалась. Впрочем, тут я ее не осуждала.
  Когда все собрались в классе, Верушка сказала, что она разослала всех по домам с известием, что дети пропали.
  Я возмутилась такой формулировке. Очевидно было, что мы просто удрали с уроков - вот и все, и к чему нагнетать страсти?
  У бабушки только что был гипертонический криз, и я, беспокоясь о ее состоянии после такого известия, побежала домой сломя голову, мучаясь угрызениями совести и злостью на Демкину.
  Но, оказывается, моя бабушка ничего не знала.
  Посмотрела на меня удивленно и сказала:
  - Ничего я про ваши дела не знаю, никто ко мне не приходил, и куда ты здрашная опять убегаешь?
  На другой день, когда Верушка в который раз за последние сутки стала выяснять, а кто зачинщик, я тут же воспользовалась ее неосторожными навязчивыми попытками вывести нас на чистую воду, чтобы в нее вцепиться и расквитаться за пережитый страх за свою бабульку. В результате вышел большой скандал, я вне себя сказала классной, что какое она имела право заявлять что дети пропали. Куда могли пропасть семнадцатилетние юноши и девушки посреди белого дня? Зачем такая форма, если не для того, чтобы сознательно напугать родителей и посеять панику? Был урок физики, Шота уже зашел и молча стоял и слушал, как мы с Верушкой орём друг на друга, и потом классная, вся красная вылетела из кабинета.
  Для ее самолюбия был большой удар, что на нее повысила голос ученица, да еще публично.
  Шота прихрамывая, медленно прошел к столу, встал, помолчал и в удивлении с большим неодобрением, но осторожно, опасаясь нового взрыва, сказал мне.
  - А я и не ожидал, что Вы такая грубая.
  Я молчала. Ну, у меня не было никакого желания и сил оправдываться, пар из меня весь уже вышел, и я не помню, что буркнула, кажется, что-то вроде - уж какая есть.
  Мне было обидно, что Шота, наш любимый учитель, не на моей стороне, но все равно, я не считала себя неправой.
  В результате нам с Даником - ему как комсоргу класса, а мне за личные выпады - поставили за 4 четверть четверку по поведению.
  А мне и за год.
  Я не сдавала экзамены за 10 класс, так как должна была ехать на соревнования.
  Но табель с четверкой по поведению не годился, меня могли не допустить до игр. Ника расстроился и сказал мне - иди и проси исправить. И я пошла к Варшанидзе.
  Та долго меня пытала, что я так ее (Демкину) ненавижу? Но я не дала прямого ответа.
  Если выразить точно, что я чувствовала, то я не считала Демкину Веру Павловну достойным объектом для своей ненависти.
  Ну не тянула она на ненависть, она хотела любви и нашего полного подчинения, не только сиюминутного, но в дальнейшем, а я не была способна ни на то, ни на другое. Конфликт между нами был неизбежен.
  В конце концов Варшанидзе не исправила мне четверку, а сказала:
  - Извинись, и пусть она сама исправит.
  Из дневника
  19 июня.
  Мама с 9 до 6 на работе, бабушка уехала и я дома одна. Мне есть, что писать, но так много, что страшно начинать. Мы всем классом ушли с уроков, а потом я нагрубила В.П. и когда мне нужен был табель для соревнований, она мне поставила 4 по поведению. Нужно было пойти еще раз извиниться, пойти к ней домой, а у меня "земля под ногами горела".
  Что я пережила и вспоминать не хочется. Какое испытываешь чувство, когда как жалкая побитая собачонка вымаливаешь прощение у человека, которого оскорбил и которого не уважаешь!
  Это было гадко, мерзко. Унизительно!
  Одно - извиниться, чувствуя свою вину (что я и сделала сразу, но ей этого было мало), другое - под давлением обстоятельств кривить душой.
  С Зоей помирилась 18 мая и в тот же день забыли, что ссорились.
  Четверку Верушка мне исправила, но когда приехали в Тбилиси, то Нике поверили, что исправлено не мной самой только тогда, когда он сказал "Ну, вы посмотрите на все остальные оценки".
  У меня были за год только 2 четверки - по английскому и по поведению. Тогда поверили и допустили меня до соревнований.
  Позднее Шота скажет, что с четверкой по поведению не переводят в следующий класс, что четверка ставится только на педсовете, а на педсовете никто не дал бы Демкиной поставить мне четверку.
  Но педсовет был бы поздно, мне надо было уже играть.
  Позднее, вспоминая наш поход в Махинджаури, я говорила:
  - Вижу, Тугу бежит в переулок. Думаю, он местный, знает все ходы и выходы, и за ним.
  - А я вижу, Хучуа бежит. Ну, думаю, она уже все рассчитала и взвесила, и бегу за ней, - весело продолжал второй потерпевший, Токмаджан.
  25 июля. 10 задач и примеров в день - вот моя норма!
   Никто не руководил моей подготовкой в институт и мне казалось, чем больше решу, тем лучше, хотя теперь я бы построила подготовку по другому: для того, чтобы научиться решать задачи одного типа, совсем необязательно перерешать их все. Главное - верный подход.
  26 июля. Прочла "Очарованную душу" одним махом, по двести страниц в день. Впервые человеческие отношения и характеры предстали передо мной во всей их сложности. Хочу еще что-нибудь Ромена Ролана.
  Кажется, 4 июля. Со вчерашнего дня гнусное настроение. Иногда поднимается вдруг что-то отвратительное, гадкое со дна души и так смердит, что самой тошно.
  Свою норму о задачах и примерах я пока выполняла, а теперь застряла. Не решаются, трудные, и у меня сразу отчаяние и неверие в собственные силы. После первой же трудности, первой неудачи я раскисаю.
  При мне недавно с грустно-иронической улыбкой сказали: "Это была хрустальная мечта детства" Невесело, но я подумала: А много ли мы делаем, чтобы хрустальная мечта юности воплотилась в жизнь?
  Нет, слишком мало. А потом, с возрастом, приходит разочарование и неудовлетворенность. Я не хочу этого, не хочу!
  Наша троица притащилась на море после бури. Была прекрасная солнечная, но ветреная погода и по ветру развивался красный флаг - купаться запрещено. Как почти всегда в Батуми прибой высокий возле берега, а дальше море вполне спокойное. Но когда волны большой силы, нужно уметь быстро плыть на гребне волны, потом при отходе воды назад коснуться дна ногами и быстро бежать к берегу, пока сзади тебя не накрыло следующей волной. Если накроет, то сомнет, перевернет и может сильно ударить о дно, а еще волна несет булыжники, удар которых может оглушить, ведь берег не песчаный.
  Ну, в общем, флаг красный и опасность реальная. Но в море видны 2 - 3 три головы - смельчакам флаг не указ.
  Зоя и Софа раздеваются, натягивают на себя купальные шапочки и смело нырнув под волну, выплывают уже не в зоне опасности, плавают там полчаса, а то и больше, а я скучаю, лежа на берегу, так как плаваю я хуже подруг, и хотя заплываю в хорошую погоду метров за 200 от берега, такое море все-же не для меня. Наконец они возвращаются, и тоже ложатся рядом со мной. От них пахнет прибоем, морской свежестью, возбуждением борьбы с волнами, мне становится жарко, тоже хочется охладиться и я иду к морю, решив полежать на берегу в пене прибоя.
  Я лежу, волны перекатывают меня с боку на бок, но здесь опасности нет. Лежу я лицом к берегу, спиной к волнам и незаметно для себя я, затягиваемая отливом волны, спускаюсь по берегу все ниже и ниже, все ближе к водной стене, которая периодически обрушивается на берег. Не помню точно, как это произошло, но вдруг я увидела, что секунда и меня сейчас накроет и сомнет волна и, растерявшись, не имея времени думать, я просто нырнула под нее и выплыла за полосой прибоя.
  Там я плаваю, но выбраться на берег не могу. Я плаваю медленно и пока плыву к берегу, меня начинает накрывать следующая волна, я опять ныряю и выплываю в море, и так раз, другой, третий я начинаю уставать, а главное, я испугалась и уже наглоталась воды.
  Я машу девчонкам рукой, мол помогите, они уже встали и наблюдают за мной, прикрыв ладонями глаза от солнца.
  Вдруг спасатель, который целыми днями сидит на солнце и черен как негр, подходит к ним. Я слышу их разговор:
  -Что, она никак не может выбраться?
  - Да - хором кричат Зоя и Софа, - надо ей помочь.
  Спасатель, парень лет двадцати пяти бросается в море и подплыв ко мне хватает меня за руку. Как только движения мои оказываются скованными, я тут же ухожу под воду и пускаю пузыри.
  Испуганный, он выпускает мою руку.
  -Ты плыви рядом,- говорю я ему- и командуй, когда плыть вперед, а когда назад, а то я не успеваю и плыть и следить за волнами - объясняю я ему, хватая ртом воздух.
  -Вперед, вперед, -быстро, командует он,-теперь стоп, назад, назад, а то накроет, еще вперед, быстрей, еще назад...
  Ну вот уже чуть-чуть вперед еще, я достаю ногой дна, он хватает меня за руку и быстрым резким рывком толкает к берегу. Меня окатывает последняя волна, но я близко к берегу и сила удара невелика, оплевываюсь и пошатываясь я бреду к подругам, даже не поблагодарив своего спасителя.
  - Спасибо, -кричат ему девочки, а мне говорят:
  - Ну мы уж думаем, пора шапочки надевать бежать тебя спасать или нет?
  - Ну и подружки - плююсь я морской водой,- я чуть не утопла, а они за свои прически беспокоятся.
  Все произошло быстро, не более 15 минут я была в море, но на самом деле я натерпелась страху, и больше уже никогда не плавала при большом волнении.
  Вчера на море были страшные волны, а я полезла( подруги уже искупались). Зайти зашла, а выйти не могу. Стала уже уставать и испугалась. Когда волны, опасно выплывать. Может накрыть. Хорошо, девочки позвали спасателя и он помог мне выбраться. По настоящему я поняла опасность лишь потом.
  Совместный поход с уроков сплотил нас еще больше, и мы часто большой компанией одноклассников ходим купаться.
  Купаемся мы, девочки всегда в резиновых шапочках - соленая морская вода портит волосы, а мыть голову каждый день после моря у большинства из нас нет возможности.
  На мне оранжевая резиновая шапочка, у нас оранжевый мяч, мы играем в собачку в воде. Собачкой должен быть хороший, быстрый пловец, а не то быть ему собачкой все купание.
  Брызги, шум, визг на весь пляж. Я только что была собачкой, еле-еле поймала мяч и теперь стою по грудь в воде и пытаюсь отдышаться.
  Вдруг сзади кто-то кладет руки мне на голову и рывком толкает вниз. Я ухожу под воду. Руки меня отпускают, и я всплываю только на то время, чтобы схватить воздух ртом. Меня снова опускают под воду, я только успеваю понять, что это резвиться Дэн. Из-за того, что я не успела глотнуть как следует воздух, я не могу отплыть от него и как только он меня отпускает, всплываю рядом с ним, успеваю глотнуть воздух и снова под воду. Начинаю чувствовать, что мне уже в следующий раз не всплыть, мне уже плохо.
  Не знаю, понял он или нет, но в четвертый раз он меня не утопил.
  Маринка, которая наблюдала эту сцену, начала кричать:
  - Я никак не пойму, это Зойкина голова или мяч?
   Я вышла на берег пошатываясь и больше не лезла в воду, а потом держалась от Токмаджана подальше, черт его знает, что ему еще придет в голову.
  На пляже часто играем в карты, в основном в Кинга и в Up and Down.
  Иногда в подкидного дурака пару на пару.
  К этому времени многие из нас слегка употребляют тушь для ресниц, помаду и пудру, но естественно на пляж никто не красится, естественно для всех, кроме Тиры, которая упрямо красится перед походом на море, густо нанося косметику на лицо, и сидит разукрашенная на булыжниках батумского пляжа в купальнике - загорает. Купаться она не идет, терпит, но жара и радостное бульканье остальных заставляет и ее окунуться в море. Выходит она вся в потоках туши, в совершенно жутком виде, как будто она часа три рыдала.
  И пока мы играем в волейбол на берегу, Тира пытается носовым платком стереть разводы туши с лица, а потом бросив бесполезное занятие, бежит прыгать вместе со всеми.
  "Русский лес" Леонова читать не могу. Скучно
  14 июля. Так хорошо начала играть на этих соревнованиях и такой бесславный конец: отравилас,ь и пришлось отказаться от игры.
  Когда тебе плохо, то собственные страдания становятся центром вселенной и кажется, никто никогда не страдал так, как ты.
  31 июля. Никуда не годное настроение, в голову ползут какие-то черные, озлобленные мысли, что-то такое тягучее и засасывающее. Чувствуешь себя оскорбленной несуществующими обидами, все люди видны с черных, обратных сторон, кажутся наделенными всеми низкими чертами.
  3 августа.
  Здравствуй, дорогой незнакомый и поэтому такой искренний, понимающий и сочувствующий друг!
  В скучную минуту, когда невесело было у меня на душе и нечем было заполнить томительные часы досуга, я решила написать письмо тебе, не существующему, созданному моим воображением.
  Может быть толчком послужило полученное мною письмо от мальчика, письмо по-детски наивное и бессодержательное, в котором неловко и застенчиво в самом конце содержалась просьба о маленькой карточке и несмелые слова о том, что соскучился.
  Это письмо написал мне мальчик Ваня, с которым мы сидели на последней парте в шестом классе. Он звал меня Москвой. Как все дороги вели в Москву, так и ко мне вели все пути на контрольных, так Ваня объяснил это прозвище.
   Я так ему понравилась, что он спустя почти 4 года вдруг решился и написал мне письмо, взяв адрес, я думаю у Гали. Я, возможно даже бы ответила на его письмо, я его помнила, но он в конце письма приписал :
  Жду ответа, как соловей лета.
  И все. Я не ответила.
  А у меня горько и обидно стало на душе и за него и за себя. Потому что не дрогнуло сердце радостью при виде конверта, неторопливо распечатала я его, и равнодушно прочтя, подумала о докучливой необходимости отвечать.
  И хотелось мне написать письмо умному, искреннему и любимому другу. Легко писать человеку, когда не боишься встретить насмешку или непонимание.
  Все тот же вопрос о моем призвании, о моем месте в этой огромной жизни занимает мои мысли. Я не верю ни в свои силы, ни в ум и знания и это неверие заставляет меня отступать и падать духом перед каждой неудачей. Иногда мне хочется бурной и яркой, богатой событиями жизни, а потом наступает скука и апатия.
   Хочется настоящей, большой любви и страшно, очень страшно, что не найду ее.
  9 августа. На сегодняшний вечер билеты в театр - и как страшно медленно и скучно тянется время. Взялась точить карандаш, и остро отточенный грифель возбудил желание писать.
   Мои подруги Зоя и Софа в ссоре. Этот сюрприз они привезли из своего 18 дневного турне по Черному морю. Я между двух огней: то с одной провожу время то с другой и такое чувство, как будто подлость делаю. А чем я виновата?
  Надоели мне эти склоки.
  Почитать мой дневник - всегда у меня плохое настроение и нет радостей в жизни. На самом деле я не такая уж страшная меланхолик. Просто записи веду лишь тогда, когда плохое настроение( если верить датам, то не так часто) Разговор с самой собой в дневнике развеивает его. А начнешь писать в счастливую минуту - радость водой разбавляется.
  Зойка и Софа ездили в турне по Черному морю, с заездом в Киев. Это турне было организовано комсомольской организацией, но меня мама не отпустила, и я больше двух недель пробыла одна, погода была плохая, ни тренировок, ни моря, ни общения и я с тоски разобрала часы. Мама купила себе золотые часы, а мне отдала свои часы, знаменитую "Победу", которая вдруг перестала ходить. Вот я их и "чинила". К моей чести нужно сказать, что я не только разобрала часы, но и собрала их снова, не оставив не одной лишней детали, ходить они не начали, но стрелки стали передвигать вручную, а то и этого не было.
  Спустя месяц мама наконец собралась и отнесла часы в починку и мастер их починил, сказав только:
  Что-то много деталей сломано, ребенок в них копался, что ли?
  Осталось 20 дней до первого числа. Последний год! Эта мысль сжимает сердце грустью, страхом и больше всего - трепетным ожиданием неизведанного.
  11 Как медленно тянется время, когда завтрашний день обещает так много, а сегодняшний уже окончен, но не спится.
  12. Когда много ждешь, то всегда обманываешься. Впрочем, я и не огорчилась. Скучно. Но и в школу не тянет. А все из-за В.П.
  Совершенно не помню, что я ждала от 12 августа, и в чем обманулась.
  20 августа. Как начнутся занятия - беллетристику долой!
  Хорошая вещь - физическая усталость послу удачной тренировки. Голова ясная. Сон глубокий, бодрящий.
  Весной мама купила мне индийскую серую кофту у Ламары, Симиной знакомой спекулянтки. Ламара ездила за вещами в Москву, стояла там в очередях, закупала вещи, в основном трикотаж и обувь, привозила в Батуми и продавала. Кофта была детского размера и мама купила ее за 42 рубля, вместо 45, которые просила Ламара. Процесс купли продажи происходил у Симы на квартире.
   -Клянусь детьми, сама купила за 40 рублей, говорила Ламара, стараясь убедить мать, что она не очень переплачивает.
  -Купи девочке дорогую кофту, она уже большая,- поддерживает Сима.
  Мама сдалась и я получила желаемое.
  Когда Ламара ушла, тетя Сима еще раз подержала кофту в руках.
  -Ну- сказала она,- 35 рублей она наверное стоит.
  -Как 35?- всполошилась мама.-Она же детьми клялась, что сорок.
  -Да у нее нет детей, бездетная она.
  -Что же ты мне этого сразу не сказала?
  -А ты бы кофту не купила по своей скупости, а она Зое к лицу.
  Все лето, в хорошую погоду я с утра на кортах. Жарко. Совершено взмокшие, усталые после 2 - 3 часовой игры, мы вваливаемся в раздевалку и как есть, падаем на лавки вдоль шкафчиков. Через некоторое время скидываем часть одежды и снова валимся на прохладные доски. Только минут через 20 - 30 начинается шевеление и кто-то первый идет в холодный душ. Слегка обмывшись, натягиваем купальники. В моде цельные, так называемые сжатые купальники - через ткань густо протянуты резинки и получаются мелкие сборки по всему купальнику.
  Покидав полотенца и ракетки в сумки, идем на пляж, редко все вместе, обычно кто собрался первым, уходит, остальные идут попозже.
  Мы пришли с Мадленкой раньше остальных и молча сидим вдвоем на камнях. Лень ворочать языком. У меня в сумке альбом для набросков, но нет сил рисовать. Вдруг к нам подходит молодой светловолосый парень, явно презренный отдыхающий, приседает рядом с нами на корточки, и заглядывая нам в лица, говорит:
  -Здравствуйте!
  Мы в течение секунды обе смотрим на него, остолбенев от такой наглости.
   Затем, лишь взглянув друг на друга, мы одновременно, как по команде, поворачиваемся к нему спиной, не произнося ни слова.
  - Из этого я делаю вывод, что вы местные - говорит нахал нам в спины, встает и уходит.
  Теперь, когда он удалился, мы даем себе волю и хихикаем вовсю.
  21 августа. Сегодня с утра у меня беспричинно радостное настроение. Варю манную кашу, хожу по комнате и улыбаюсь.
  24 августа. Я решила оставшуюся неделю до школы отдыхать вовсю, если погода не помешает. Достала, наконец, "Красное и Черное"
  Сулико уходил в плавание и мы втроем пришли его провожать. Так было положено, обидно, когда тебя не провожает в плавание девушка, тем более, что все его товарищи знали про него и меня. И я пошла, хотя идти не хотела, и немного прошла по пирсу, махая рукой пароходу.
  А на пирсе была мать Сулико, которую я не знала в лицо, и которая потом рассказывала, что я потеряла всякий стыд, бежала по берегу, расталкивая людей, и махала ему рукой. Спасибо, не придумала, что я рыдала от горя разлуки.
  В общем, в глазах матери я была злодейка, чуть ли не распутная девица в которую по недоразумению влюбился ее хороший впечатлительный мальчик.
  Все было сложно с Сулико. Он не объяснялся мне в любви, не предлагал дружить, никогда не приставал, не лез целоваться, был очень милый скромный парень. Мы иногда ходили в кино и ребята в классе знали, что Сулико по мне страдает. Мы два года учились в одном классе, он был симпатичный мальчик и товарищ моих друзей и подруг, которые знали его с детства, с семилетнего возраста. А мы практически не были знакомы друг с другом, и виной этому была его застенчивость. Я очень напрягалась и не знала, о чем с ним говорить в те редкие минуты, когда мы оказывались наедине, а он все время молчал. С Маринкой он был не такой. Он с ней раскованно болтал и жаловался, что меня нигде не поймать, то я на тренировке, то в художке. Из-за его скованности, мне всегда казалось, что свое чувство ко мне он выдумал. Просто в мореходке в мужском коллективе ребята хвастались своими девушками, вот Сулико и решил, что для него такая девушка - это я. А может быть он был искренен, и действительно влюблен.
   Мои одноклассники, посмеиваясь, говорили, что Сули надо поскорее жениться, а не то его в загранку не пустят из-за сестры в Швеции. А я не собиралась замуж. Я собиралась на физтех, и я не представляла совсем, что Сулико обо мне думает и как он меня воспринимает.
   Конечно, мне надо было бы строже в своем поведении, не подавать надежд и не ходить провожать Сули, но это так романтично провожать корабли...
  И опять у Зои, в ее квартире. Шурки и дяди Егиша нет дома, Зоина мама где-то тихонько шьет, а Зойка сидит за пианино и играет. Музыка переливается. Перебегает. Журчит. Я слушаю и мне хорошо.
  -Шопен говорит Зойка,- это Шопен- и я слушаю и мечтаю.
  Зоя не только играет, но и хорошо поет, только на вечерах в школе она не поет и объясняет мне - я не могу громко петь, у меня голос слабый. Но иногда, вечерами, для души она поет, обычно романсы и я люблю слушать ее.
  Я понравилась маминой подруге детства Тамаре и она говорит маме:
  -Давай познакомим моего старшего и ее.
  -Да твой же маленький, не понравится она ему -сомневается мама.
  Старший сын тети Тамары на год моложе меня, а приехала она с младшим, Сережкой- красивым мальчиком лет 12, очень похожим на мать.
  -Если старший похож на младшего брата, то пожалуй я не возражаю, можно познакомиться- смеюсь я.
  Тамара вздыхает - Да нет, они не похожи.
  Через несколько лет произойдет трагедия - Сережа, увлекающийся радиотехникой, целый день просидит согнувшись, а потом вскочит и побежит в магазин за какой-то деталью.
  Для быстроты по мальчишечьей привычке, он поедет по перилам, а у него закружится голова, он сорвется и разобьется насмерть. Перед смертью Сергей успеет сказать своей подбежавшей бабушке:
  -Бабушка, это я сам.
  Будет ему 16 лет.
  
  11 класс, 1964-1965 г, Маркса 43
  
  Когда у нас в конце 10 класса произошел конфликт с Демкиной, нашей классной, я очень просила мать перевести меня в другую школу. Хотя бы в третью, которую кончала сама мама. Я устала от многолетней борьбы с Демкиной, борьбе бессмысленной и только расшатывающей мне нервную систему.
  - Зачем это нужно? -убеждала я мать, - медаль для поступления на физтех не дает мне фактически никаких преимуществ, а учиться, поверь мне, я везде буду хорошо и кончу любую школу без троек.
   Но маме, самой троечнице, очень льстило, что я иду на медаль, она придавала этому большое значение и она, а еще Зойка уговорили меня остаться.
  В 11 классе мы каждое утро до школы ходили купаться - Зоя, Софа и я.
  Мама не разрешала мне заводить будильник и поднимать весь дом, проснуться я сама не могла, и девчонки заходили утром за мной и будили меня, постучав в окно. Я сонно натягивала купальник, платье и выскакивала на улицу.
  Мы шли к морю по тихому спящему городу, отдаваясь ощущению прохлады и утренней свежести. Море лежало тихое, тоже спящее, прибой чуть шуршал, вода была теплая, плавать было одно удовольствие.
  Когда возвращались, на улицах уже были люди, слышались голоса, южные выкрики, город просыпался. В октябре воздух был холодный, а вода теплая, никак не хотелось вылезать из воды.
  Мы купались до ноябрьских праздников, а потом погода испортилась почти на неделю, утром стало темно, и мы перестали купаться.
  15 сентября. Еще раз убеждаясь, что культура письменной речи у меня очень и очень хромает.
  Культура речи - выражение нашей Марьи Георгиевны, не думайте, что я его сама придумала.
  Ничего не могу поделать, говорю свободно, а пишу страшно нескладно. Печально. Очень отрывистые мысли, так и скачут с предмета на предмет. Давным-давно забыто решение следить за слогом дневника. Надо попробовать писать короткие рассказы, я думаю, это помогло бы мне писать сочинения.
  23 сентября. Подсчитала, что в моих семи учебниках по математике 7000 задач, а всего дней у меня осталось 2000, так что по 10 задач в день выйдет только 2000? Что же делать?
  Не зря все-таки меня дразнят в школе синус-косинус.
  Решила бросить художку, но передумала. Завуч посадил меня в 4 класс. Буду заниматься, может пригодиться.
  Как назло, все болею и болею. Сегодня не была в школе. Целый день, как могла, убивала время. А сейчас уже совсем нечего делать.
  Читать устала, заниматься тоже.
  Учусь не очень-то хорошо. Начала хорошо, а потом дала себе волю и совсем разленилась.
  Мечтательность на меня напала ни с того, ни с чего. Еще хватит ума влюбиться в кого-нибудь. Счастье, что кандидатов нет.
  Умираю, хочу в баню.
  Плевать на все, завтра пойду мыться. На грипп смотреть, вши заведутся.
  Так часто нападает отчаяние - ничего путного из меня не выйдет, не поступлю я в институт. В детстве была страсть- так и хотелось все знать и во всем разобраться! А сейчас нужно одно- поступить!
  Просмотрела дневник. Все же как мало о моих подругах, родных, вообще об окружающих меня людях. А ведь много думаю не только о себе, но и об окружающих, стараюсь понять, что за люди, как ко мне относятся, как я отношусь у ним. Только все это проходит мимо дневника, сама не знаю почему .Зоя. Сколько радостных и светлых минут нас соединяет, как мы понимаем друг друга с полуслова и без слов, стоит только переглянуться. А сколько общих воспоминаний. Ведь 4 года дружим и ссоримся, вообще не так уж часто. Правда бывают минуты охлаждения и враждебности, но без этого нельзя. Да и недостатки ее я знаю очень хорошо, а это тоже иногда мешает.
  5 октября. Два с половиной часа решала две задачи, причем вышла только одна, и все же я рада.
  Мне попался учебник Моденова по математике за 1954 год. Что-то вроде "Сборник задач повышенной трудности для поступающих в ВУЗ".
  Как я сейчас понимаю, там были собраны, в основном, очень сложные задачи по геометрии, те задачи, которые при поступлении на мехмат в письменном задании идут последним номером, решают их единицы абитуриентов. Но я этого не знаю, я знаю только, что не могу их решить.
   И у меня возникает чувство, что и пытаться не стоит поступать на мехмат, а значит и на физтех. Я плачу, я жалуюсь маме.
  Мама вдруг говорит:
  -Когда я училась на тройки в школе по математике, папа пристроил меня заниматься к Игиняну, он лучший математик города, он стар, но я в него верю. Он тебе поможет.
  Игинян занимался с учениками два раза в неделю по 2 часа и брал за месяц 40 рублей. Это был совсем старый, слепой старик, с красными, слезящимися глазами. Уход за ним осуществляла его жена, значительно, лет на 15 моложе его. Маму он не помнил совсем, но помнил моего деда Самсона Николаевича Хучуа.
  Несмотря на беспомощный вид, Игинян оказался замечательным математиком, и мы с ним вдвоем стали решать эти заумные задачки. Я читала вслух условие, потом он думал, а я делала чертеж задачки. Проведи так-то и так-то, эти точки у тебя должны лежать там-то, эта прямая разделяет эту сторону вот так. Один раз я никак не могла правильно построить чертеж к задачке, не понимала условия и все тут. Он мне терпеливо объясняет, что к чему, а я сижу напротив и тихо плачу. Слепой, он видит все эти пирамиды, кубы, плоскости, видит в уме, без всякой картинки, а я, зрячая, смотрю на лист бумаги как дура, и не могу понять, что к чему. Я сидела, глотала соленые слезы, стараясь изо всех сил, чтобы голос меня не выдал моего состояния.
  Были у меня и удачи. Один раз была задачка на эллипс, и я предложила спроектировать эллипс на плоскость, в которой он будет окружность, решить все там, а потом обратным преобразованием перенести все на плоскость эллипса. Мы очень легко получили ответ. За все время это был единственный случай, когда я сообразила быстрее его. В процессе занятий он выяснил, что я живу с мамой и бабушкой, что мама растит меня без отца, и когда мама пришла с ним рассчитаться, он взял с нее только 20 рублей.
  Мне же он неожиданно сказал:
  -Не морочь матери голову, не заставляй ее тратить деньги. Задачи, которые мы решаем, не обязательно уметь решать, чтобы поступить, куда бы то ни было. Если тебе понадобиться помощь, приходи просто так.
  В общем, Игинян отказался со мной заниматься, и сказал маме:
  -Не слушай ее, она поступит, не волнуйся.
  14 октября.
  Жизнь, почему ты так сложна?
  Как разобраться?
  Как понять?
   Как жить?
  Вопрос тот стар,
  Но дайте мне ответ
  За что страдать, кого и как любить?
  А может, сердце в броню льда одев,
   сквозь жизнь шагать,
  Все рассчитать, все взвесить?
  А может просто по теченью плыть
  И ждать, что там судьба тебе отвесит?
  Как милостыню ждут.
  А жизнь манит, манит, И время все летит
  И не найду ответа.
  Как жить и для чего и жизнь вообще ли это?
  И кто ж ответит, как и почему?
  9 ноября.
  Что и говорить, записи донельзя регулярные.
  Прошли праздники и завтра уже пора в школу. Прошла первая четверть последнего года, у меня 2 четверки, но я не переживаю. Вообще неизвестно, стоит ли идти на золотую медаль. Писать особенно не о чем, да я и отвыкла как-то.
  Очень хочется стать студенткой в первый же год.
  Все дни проводим вместе с Зойкой и не скучно. Вдвоем нам хорошо, и мы никогда не ссоримся, всегда весело и интересно. После школы, возможно, придется расстаться, а как не хочется.
  12 ноября. Опять срыв. Перешла к новой теме и абсолютно ничего не могу сделать. Все на точке замерзания. Не понимаю, не говоря уже о самостоятельном решении. Руки опускаются.
  29 ноября. Иногда очень хочется стать писателем и хочется попробовать выйдет или нет. Но описать хочется какое-нибудь яркое, какое-нибудь выдающееся событие, а таких в моей жизни не происходит. Не на чем даже силы попробовать. Вдруг хорошо выйдет.
  Месяц назад села и накатала длинючее письмо своей старой подруге, которой, между прочим, я первая перестала писать, а через 3 года вспомнила и вдруг так захотелось увидеть.( Люду Крохину)
  30 ноября. Сегодня я решила выбрать себе профессию радиационной химии.
  2 декабря. Ничего не выходит и я сегодня так упала духом, так раскисла, что самой в конце концов стало стыдно.
   А чего раскисаю? Нужно трудиться. Чтобы достигнуть что-нибудь, а не киснуть. Трагедия! Задача не получилась - мир рушится. И вот ведь такие мысли всегда через несколько часов после того, как перебесишься, приходят.
  17 декабря. Задали сочинение по литературе" Наш город в будущем". Написала, мама прочла - говорит на уровне 8 класса, не выше. Я прочла - правда, но переделывать не стала.
  Тем не менее мое сочинение понравилось учителям и его читали вслух, мое и Даникино, причем Нине Костатиновне (наш завуч и преподавательница литературы) сочинение Даника понравилось больше, оно было интересно технически, сказывался будущий изобретатель, но Мария Георгиевна, лирическая душа, предпочла больше мое.
  Я описала, какие в Батуми будут бело-розовые дома из туфа, какие будут шикарные гостиницы. Постоят фуникулер, и накатавшись в горах на лыжах, туристы спустятся по фуникулеру прямо на берег Черного моря. Омываемые прибоем, в море будут стоят столики, за которым можно будет лакомится мороженым.
  В общем, море, горы, спорт, все удобства и мороженое.
  Шота тоже читал мое сочинение и смеялся:
  -Видно, не только кисель любишь.
  Ясный солнечный день, Последний урок. История. Мы сидим в крошечном историческом кабинете на первой парте, причем стол учителя вдвинут во второй ряд и наша парта находится за спиной Михаила Ивановича, который объясняет урок.
  Зойка его внимательно слушает, повернувшись к нему лицом, а ко мне спиной, она сидит у прохода, а я у стены. Мне скучно, монотонный голос учителя навевает сон, и Зойкина спина, на которой написано внимание, меня раздражает. Я тихонько тычу Зойку в спину, Она дергает плечом и не поворачивается. Я продолжаю тыкать и начинаю ее щипать. Зоя слушает урок и отмахивается от меня, как от мухи.
  Михаил Иванович делает ей замечание. Я притихаю, а потом начинаю снова, и за пиджак, потом беру ручку и начинаю сверлить Зойкину спину ручкой.
  Доведенная моими тычками до белого каления, Зойка поворачивается и с наслаждением вцепляется мне в волосы.
  Я начинаю визжать, Михаил Иванович поворачивается и со всего размаху стукает Зойку журналом по голове.
  -Прекрати, совсем одурела,- говорит он ей.
  Михаил Иванович хороший знакомый Зойкиного отца и он с ней не церемонится.
  Зоя уже можно сказать в слезах отпускает меня, пообещав расправится со мной на перемене. Удовлетворенная, что не дала подруге спокойно слушать, я затихаю и тихо дремлю за ее спиной.
  Как-то на уроке встал Гиви и прочитал отрывок из учебника истории времен Сталина, а потом про тоже самое событие прочитал из современного учебника. Естественно, трактовка событий была совершенно противоположная. Класс затих и стал настороженно прислушиваться к разговору. Гиви спросил:
  -А чему, собственно говоря, верить?
  -Верить надо всегда более позднему учебнику,- последовал мгновенный ответ Кулиджанова.
  И как много стояло за этой быстрой и четкой реакцией старого учителя истории, мудрого армянина, прошедшего войну человека.
  Гиви иронически скривился, но Михаил Иванович не вступил в полемику и Гиви сел, недовольный.
  Я и Даник за партой.
  Тот же класс, тоже урок истории, но я сижу с Даником за одной партой.
  В старших классах мы часто садились где попало, опоздаешь на урок и плюхнешься на любое свободное место, чтобы не пробираться по классу.
  Я на что-то жалуюсь Данику, что-то у меня не получается на кортах, подача не идет. Даник слушает мою болтовню в пол уха, снисходительно, а потом говорит:
  - Что плохому танцору мешает танцевать?
  Я представляю себя во время танца, как я сбиваюсь с такта и путаюсь в ногах и говорю:
  - Ноги?
  - Можно и так,-соглашается Даник.
  Мы слушаем урок, вдруг я догадываюсь, что имел в виду Даник, густо краснею и говорю
  - Ну ты даешь...
  Теперь краснеет он и говорит
  - Я же не ожидал, что ты такая догадливая.
  В 11 классе стало заметнее то, что стало проявляться еще в 10, наши мальчишки стали взрослыми и очень снисходительно относятся к нам, девочкам. Это, я думаю, можно объяснить довольно просто- они стали физически значительно сильнее нас, кроме того, я подозреваю, большинство из них уже знали об отношениях мужчины и женщины больше. чем мы. Зойку бесило это снисходительное отношение ребят. А меня совершенно нет, я воспринимала это как должное. И еще- начиная с 9 класса, ребята стали значительно лучше учиться, Большой рывок дали все, особенно Цивадзе. Он стал стараться, и уже в 11 класса стало очевидно, что он вытянет на медаль. Официально на медали претендовало нас трое Гиви, Зоя и я.
  Из одноклассников я всегда была дружнее всего с Даником и Гиви, но в 11 классе мне проще и интересней общаться с Гиви. Гиви видел и понимал многие оттенки человеческих взаимоотношений, которые при моей прямолинейности я просто не замечала, ну него была свою расценка ценностей, не совпадающая с моей, но, пожалуй, более взрослая и тоже логически стройная, я чувствовала, что в его более прозаическом взгляде на жизнь больше жизненной правды, чем в моем, и кроме того, мне казалось, что Гиви, несмотря на постоянную иронии ко всему, в том, числе и ко мне понимает меня лучше, чем я сама. Мы оба были устремлены в будущее, у нас не было привязанности в классе, как например у Алика, с которым я тоже всегда была в прекрасных приятельских отношениях, но который был уже окружен девушками и часто недоступен для общения.
  Нелька уехала на соревнования в Тбилиси и отсутствовала довольно долго, больше недели.
  За это время Алик подружился с Людой Вергулис. К тому времени она была уже не Вергулис, а Лордкипанидзе. Когда Людка брала паспорт, отец, который стал проявлять интерес к дочери, когда она выросла, захотел, чтобы Люда взяла его фамилию и Люда стала Лордкипанидзе, сменив таким образом не только фамилию, но и национальность.
  Верушка очень любила это подчеркнуть. Прямо ничего не говорилось, но звучали такие намеки, она любила ошибиться, вызывая Люду по старому, или с издевкой в голосе: Лордкипанидзе! Быстро к доске! Опять копаешься, Лордкипанидзе, опять ничего не знаешь, Лордкипанидзе.
  Люда не очень дружила с английским. Иногда на переменках я помогала ей переводить. Я подскажу два слова и жду, может она следующие слова знает и переведет дальше сама. И Людмила мгновенно заканчивала перевод предложения, правда, просто придумывая его конец сама. Как правило, это ничего не имело общего с реальностью, но зато какая была реакция, какой полет фантазии.
  Ну, вот Алик и подружился с Людой, они вместе проводили время на переменах, сели на одну парту и много пересмеивались.
  - Ну, вот, что скажет Нелька, когда приедет, задаст она жару Алику,- сказала Зоя.
  Но когда Нелли приехала, все обошлось тихо и мирно, Выяснилось, что Люда какая-то дальняя родственница Алика и они стали много времени проводить втроем, Гиви тоже продолжал дружить с Аликом, но немного обособленно.
  Как-то раз я зашла к Нелли и застала у нее Алика и Люду. Кто-то из них вылил чашку кофе на брюки Алика и теперь он сидел без брюк, закутавшись в полотенце, а Люда с Нелли, даваясь от смеха, чистили и гладили его брюки. Недовольный Алик сердито покрикивал на них из угла, Люда и Нелька грозили совсем испортить ему брюки, в общем был смех, визг, писк, горячий утюг, клубы пара, и я, несколько растерявшись, так и ушла, забыв за чем приходила, но с улыбкой на лице.
  По физике новый раздел оптика. Все эти мнимые и действительные изображения, линзы, увеличение, микроскопы. Во всем этом я хорошо разбиралась, но когда изучали фотоаппарат, оказалось, что я не представляю ни процесса фотографирования, ни проявления.
   -У кого есть фотоаппарат, -спрашивает Шота.Встает Юрка Воронов.
   -Когда будешь в следующий раз проявлять пленки, возьми ее, покажи, как это делается.
   И вот неделю спустя я присутствию при чуде рождения кадра. Вставили пленку в увеличитель, подставили фотобумагу, бросив ее в раствор, и вдруг появляются люди, деревья. Вот я, вот Маринка.
  На обратном пути Даник, Арутик и Велик (Юрка остался дома, продолжал проявлять) провожая меня до дома, пускали дым от сигарет мне в волосы.
  - Придешь домой, тряхнешь головой, а от тебя будет табаком нести, мать подумает, что ты курила, задаст тебе трепку - так басом объяснял свои детские шалости Ден.
  Наш преподаватель электротехники, Мистакопуло Владимир Дмитриевич, молодой 22 летний юноша, грек по национальности, сынок нашей учительницы истории, красивый, с нежной девичьей кожей, обтягивающей здоровенный греческий нос.
  Когда ему предложили вести 11 класс, обрадовался и спросил:
  -А там есть хорошенькие?
  А у нас их было навалом, на любой вкус.
  Мы как узнали об его интересе к хорошеньким, сразу кинулись строить ему глазки.
  Он ходил очень смешной походкой, махал в такт ходьбы руками, и мое любимое занятие было ходить по коридору за ним и копировать его походку.
  Услышав смех, он поворачивался довольно стремительно, но у меня была хорошая реакция теннисистки. Я всегда успевала принять обычную позу и сделать невинные глазки.
  -Хучуа, идите пожалуйста рядом со мной, - требовал обсмеянный.
  -А это еще зачем? -парировала я, намекая, что конечно, я понимаю, ему хочется, чтобы я шла рядом, но мечтать не вредно, как говорит теперешнее поколение.
   И еще случай с Мистакопуло. Урок электротехники. Перед началом урока Велик и Даник что-то делали возле учительского стола, а Нелька как-то хулиганисто смеялась. Но я не поняла в чем дело.
  Владимир своей приседающей походкой проходит к столу и кладет журнал. Раздается взрыв.
  Он сначала бледнеет, потом заливается ярким девичьим румянцем и говорит:
  - Я все эти штучки ваши знаю.
  И садится на стул.
  Взрыв.
  - Я когда мальчишкой был, (а это было недавно, судя по пушку на его подбородке), еще не то выделывал.
  Кладет руки на стол, под локтями взрыв.
  - Вы меня не напугаете, я не слабонервный.
  Берет ручку, макает в чернильницу, снова взрыв.
  -Я все равно проведу урок, вам его не сорвать.
  Чередование его слов и взрывов настолько смешно, что я, сидя на второй парте прямо напротив него и не имея возможности смеяться открыто (как-то неловко смеяться прямо в лицо обстреливаемому человеку), медленно сползаю вниз, и там, под партой, в тесноте и темноте, невидимая, трясусь от беззвучного хохота.
  Надо отдать должное его мужеству, урок он провел, никого на помощь не звал, и не выяснял, кто это подстроил, нет, никаких разбирательств не последовало.
  Ребята наши тоже имели чувство меры и не повторили своей шутки.
  12 января. Вот 1965 год настал. От этого года многое зависит. Все каникулы мы кутили и пили Дай бог не последнюю, за поступление" и только сейчас я думаю: А за окончание?
  В конце концов среднее образование тоже дело. Мама на ро собрании -я в этой четверти отличница.
  Новый год гуляли у Гиви, вернее встретили, а потом пошли по кругу, последними были у Арута. Помню, его родители забились где-то в угол, а мы сидим за столом, фактически уже утром. У Арута был подвальчик, а в нем стояли трехлитровые банки с вином. Котик их увидел и мечтал еще добавить, полез вниз, его держали за ноги и потом вытащили из подвала вместе с банкой, которую он нежно прижимал к груди.
  Выпили и эту банку и очень веселые, разошлись.
  Родители часто предоставляли нам квартиры, и мы собирались в складчину, с девочек брали меньше, чем в ребят - им столько не выпить, а выпивка стоила дорого.
  Собирались у Гиви, Алика, Даника, Зойки, Наташки у всех, кому позволяла квартира. День рождения тоже справляли почти всем классом - тоже был повод погулять
  Мне последнее время все больше и больше думается, может мне стать писателем, журналистом? Я, впрочем не пробовала писать, за исключением дневника, но это не совсем одно и тоже. Одно дело писать для себя и совсем другое для других. Уроки по литературе меня совсем не влекут. Вот нам задали сочинение- чем нам близки и дороги герои молодогвардейцы, а мне писать совсем не хочется, хотя тема шикарная, тут..
  28 января. А что тут забыла. Сочинение уже сдала. Художку я между прочим бросила и на тренировки не хожу. Один раз собралась, да погода испортилась.
  Я бросила художественную школу потому, что твердо решила поступать на физтех. Еще в начале десятого класса я иногда мечтала поехать поступать в Ленинградское художественное училище, меня очень прельщал его вид на фотографии, сфинксы у входа, к тому же Зойка ехала поступать в Ленинград. У нее там была тетка. Но в 11 классе я твердо выбрала себе институт, и хотя меня перевели в 4, последний класс художки - вдруг я надумаю поступать по художественной части, чтобы у меня была та подготовка, которую требуют на вступительных экзаменах, но диплом мне об окончании мне бы все равно не дали бы, и я подумав, решила больше не ходить на занятия.
  Нагрузка на самом деле, там была большая, 2 раза в неделю по 4 урока и 1 раз 3 урока и я сосредоточилась только на своих задачках.
  У меня последнее время плохое настроение. Иногда я чувствую, что бываю невыносима. Последнее время все время срывы. Времени у меня сейчас много, но занимаюсь я мало.
  Вчера на уроке мне дала подруга (Марина) прочесть стихотворение " Неразделенная любовь" с такой запиской: прочти и пусть тебя мучает совесть. Это она о Сулико.
  Я возмутилась и сочинила ответ в стихотворной форме:
  Себя мне не в чем упрекнуть...
  И 3 строфы всякой белиберды.
  Как пожелтели листы дневника. А какие они будут через 20 лет? И какая буду я?
  7 февраля. Делать нечего, вот уже три дня не хожу в школу. Уроки учить лень, скука страшная. Дневник писать тоже лень, но все же пишу, время убивается.
  Интересно, что будет не через двадцать лет, а через год в это время. Пусть все будет так, как я хочу. Не так уж это много - быть студенткой.
  Впрочем, эта тема уже жевана, пережевана, как говорит моя бабушка. Скучно. Читать нечего и нет настроения. Вообще целый день чинила рефлектор.
  В доме у нас нет мужчин и незаметно сложилось так, что ту мужскую работу, которая не требует физической силы, делаю я - чиню утюги, электроплитки, меняю перегоревшие пробки.
  Этюд.
  Сегодня в школе было холодно - наверное, экономили уголь. Я с утра досадовала на себя за то, что сняла пальто, но идти вниз было лень. Так и продрожала два урока. На третьем, химии солнце забилось в окна. Стало жарковато. Мы с Софой пригрелись на солнце и разморились как котята. Я глядела в забрызганное дождями стекло. Солнечный свет был теплый и ласковый и в прищуре пятна на стекле переливались. Я думала, как мало надо. Согрелись и довольны и рады.
  9 марта. Пока я занимаюсь самоанализом, докапываюсь, что, как и почему я так поступила, смотрю на себя глазами других, то у меня такое чувство, что тут все ясно и понятно, и я как бы сама делаю свой характер. Но иногда теряешь этот, ну критерий, что ли и все повисает в воздухе. Хочешь представить себя глазами других людей и не можешь, чувствуешь себя довольно странной не только в глазах посторонних, но и в своих собственных.
  Весна, 11 класс, перемена перед уроком физики. Я усиленно препираюсь из-за чего-то с Гиви, а он откровенно меня дразнит, вконец разозлившись, я хватаю учебник химии, как самый толстый и говорю Гиви яростно:
  -Как я хлопну тебя этой книгой по башке!
   Мне очень хочется звездануть Гиви. Но я беспокоюсь, что выбрала чересчур толстую книгу - можно ведь и сотрясение мозга сделать человеку. Поэтому я только говорю и замахиваюсь. Но не ударяю. В этот момент в кабинет входит Шота, вернее он зашел немного раньше и уже дошел до стола, когда я говорю эту фразу:
  -Это вы мне?- шутливо спрашивает меня Шота.
  Я мгновенно тушуюсь, краснею, как всегда в щекотливых ситуациях и быстро говорю,
  - Да что вы, конечно нет.
  - Точно нет, - насмешливо тянет учитель.
  - Нет, нет. Это я Цивадзе,- отпираюсь я.
  -Меня, меня, - радостно кивает Джондо,- это она меня приласкать хотела.
  - А если бы вам пришлось выбирать, кого бы стукнули по голове?- допытывается физик.
  Очевидно, ему хочется узнать, могу ли я его воспринять как товарища.
   Мне это понятно, я в полном стеснении и замешательстве смотрю на его лысоватую голову и молчу.
  Ясно это не только мне, но и хитрющему Гиви. Он смотрит на нас с Шотой, видит мое замешательство и без всякого демонстрирует готовность выступить соперником учителю, даже если придется ради этого подставить свою голову.
  Я опускаю глаза и сажусь, а сев, бросаю на Джондо яростный взгляд, который может означать только одно.
  - Ну погоди, я с тобой расквитаюсь за свое смущение.
  Много лет спустя, когда мы будем отмечать 20- летие окончания школы, мы с Шотой будем сидеть рядом и Гиви, когда я, по старой школьной привычке его чем-то поддену, повернется и скажет:
  -А ты сидишь рядом со своей симпатией и сиди и помалкивай.
  Мы с Шотой оба засмеемся, а Верушка аж подскочит:
  -Как что я слышу, удивится она,- я и предполагать не могла.
   "Прозевала" думаю я, и подмигиваю Гиви.
  4 апреля. Нашла стихотворение, написанное мною месяц наза,д и решила переписать его в дневник.
  Стихотворение называлось подругам. Приведу последнее четверостишие:
  Грустно, больно нам будет расстаться
  В жизнь нас разные тропы ведут.
  Но в час трудный мы сердцем встречаться
   Будем в школе, за партой. Вот тут
  Я и раньше увлекалась пинг-понгом, хотя Ника сильно сердился. Он запрещал теннисистам играть в пинг-понг - техника удара другая и потом мячи будут укороченные, исчезнет, как он считал длинный плоский удар.
  Но я иногда играла в пинг-понг у Маринки Игитханян во дворе.
  А в одиннадцатом классе, когда я бросила и художку и тренировки, у меня остался один пинг-понг. Во дворе школы стоял стол и мы играли в хорошую погоду, а к зиме его переносили в физкультурный зал.
  В классе многие любили погонять мячик, но я больше всего любила играть с Гиви, он играл в атаке, а я была в защите, и мы долго разыгрывали мячи.
  Наша преподавательница химии не пустила меня на свой урок. Увидев, как я направляюсь в химкабинет, она остановила меня на пороге и сказала:
  -Уходи ради бога, чтобы глаза мои тебя не видели, у меня сегодня опрос, а ты только мешаешься.
  Наша Цуладзе, по прозвищу "Рыжая молекула" не злая, затурканная жизнью женщина, в молодости миловидная, постоянно в трауре, довольно сумбурно преподавала нам химию. Такой у нее был крест в жизни. Не работа, не призвание, а крест - обучать кучу лоботрясов основам неорганической и органической химии. Свои седые волосы Ольга Ивановна красила перекисью водорода и была блондинкой, но отнюдь не рыжей, как мы ее дразнили. Прозвище свое она знала, смирилась и не боролась с ним. Видимо оно передавалось из одного поколения школьников в другое. Я очень скучала на ее уроках и подсказывала. Меня просили выручить, я и выручала, а вовсе не назло ей.
  Как-то раз, когда Дато Диасамидзе еще учился в нашем классе, она вызвала его отвечать урок. Задано было производство серной кислоты.
  Дато шустро написал формулы на доске. Он исправлял двойку и выучил урок.
  -Где получают таким способом серную кислоту? - спросила химичка, имея в виду на производстве и ли в лаборатории.
  - Как где? -обиделся Дато, решив, что его обвиняют в неправильном ответе, -Как где, в учебнике.
  В общем, выгнала меня учительница, я отдала Зойке портфель и пошла по школе. Скучно, когда все на уроке, а тебе 45 минут нечего делать, это такая тоска.
  Я захожу в зал, беру в руки ракетки, стучу мячом об стол.
  Бросаю, выхожу во двор школы.
  Может на бульвар сходить, там безопаснее, там Верушки нет, думаю я.
  И вдруг вижу, идет Гиви, видит меня, останавливается и говорит:
  - Пойдем постучим?
  - Не попадемся?- беспокоюсь я.
  - Ты-то чего гуляешь?
  - А ты ? -отвечает Гиви вопросом на вопрос.
  Мы идем в спортзал и гоняем там шарик, играем партию за партией. Хорошо, не надо уходить, когда проиграл. Никто не стоит над душой в очереди.
  Вдруг резко распахивается дверь, входит Верушка, вполне радостная и говорит:
  - Ага, попались голубчики! Что это вы здесь делаете? Почему не на уроке?
  - Нас отпустили потренироваться, - спокойно говорит Гиви.
  При этом он делает совершенно невинную физиономию, но где-то чуть-чуть в тоне слышится неуловимая издевка.
  Его тон позволяет при дальнейшей лобовой атаке отступить без больших моральных потерь.
  Я делаю честные глаза и молча киваю, подтверждая Гивины слова.
  Верушка чувствует подвох, но ей неохота связываться.
  Она говорит:
  -Ну-ну,- и уходит.
  Ее "ну-ну" означает:
  "Я вам особенно не верю, но настроение у меня хорошее, пользуйтесь".
  В следующий раз в такой ситуации мы закроем дверь и не откроем ее, несмотря на то, что она стучала и заглядывала в замочную скважину.
  А на перемене мы открыли дверь, набежала ребята, пойди разбери, кто тут был во время урока.
  На олимпиадах я ездила в Тбилиси, и что-то там решила, у меня был диплом второй степени по физике, а по математике не удалось, но я была довольна.
  Володя Песков, батумский мальчик из другой школы получил диплом первой степени по физике. Через полгода мы встретимся на физтехе.
  На олимпиаду по химии я не пошла- у меня было твердое решение идти на физтех и химия мне была не к чему. Ольга Ивановна, наша Рыжая молекула, на меня обиделась.
  Зойка пошла, решила второй тур и ездила в Тбилиси, и удачно, все там решила.
  А Верушка, встретив меня в коридоре, сказал ехидно:
  - Ну что, закатилось твое солнышко?!
  Я не поняла и удивленно спросила:
  - Какое солнышко? О чем вы?
  - А как же, Арутюнян поехала на олимпиаду, а ты нет.
  - Но я и не участвовала, -удивленно ответила я, -мне это не нужно.
  Но Верушка мне не поверила и, торжествующе улыбаясь, прошла мимо.
  Почему ей хотелось, чтобы я была посрамлена, ей-то что? - думала я, глядя как она шествует по коридору.
  У нас было 8 выпускных экзамена: Литература - письменный, математика - письменный, геометрия, история, обществоведение, английский, физика, химия.
  Перед подготовкой к сочинению, я достала Шолохова и стала читать "Поднятую целину".
  Читаю и глазам своим не верю.
  Дед Щукарь в разговоре с Давыдовым говорит:
  -А мой зуб давно в землю смотрит.
  Я прочитала раз, другой.
  - Ну,- думаю,- понять можно только в одном смысле.
  - Схватила книгу и помчалась сначала к Софе, а затем к Зое, чтобы им это прочитать. Подруги меня осудили, сказали, что я хулиганка, ну а я тут причем?
  Школьного сочинения не помню, не помню даже тему. Марьюшка жаловалась, что я опять сухо написала. Но ошибок не было и мое сочинение утвердили в гороно. По математике не помню, была какая-то загвоздка, какую-то формальность я не учла, но я просто посмотрела на них дикими глазами, когда Валуйский сказал, что там не то. Задачки на выпускных были совсем слабые, где там можно было что-то не решить?
  По истории мне достался НЭП. Я дала красочную картину разрухи страны после гражданской войны и военного коммунизма, хорошо обосновала преимущества продналога по сравнению с продразверсткой, в общем показало все превосходство капиталистического способа производства над военным коммунизмом. Говорила я быстро, четко и много. Кулиджанов не ожидал от меня такой прыти и был доволен.
  Варшанидзе была председателем комиссии на выпускных экзаменах. Она присутствовала на первом экзамене очень недолго и пришла второй раз только, когда у нас был экзамен по английскому. Я прилично знала английский, но язык есть язык, всегда можно спросить что-то, чего ученик не знает. Варшанидзе знала о моем конфликте с Демкиной, характер которой ей был хорошо известен и она боялась, что та не даст получить мне медаль. Когда я ответила и получила пять, Варшанидзе сразу встала и ушла.
  Это было настолько демонстративно, что заметили все, и я тоже. Я не была родственницей или хорошей знакомой нашей директрисе, я очень мало общалась с ней в течение 6 лет своей учебы, но она хотела, чтобы я получила медаль и чтобы Демкина этому не смогла помешать. Думаю это были их личные счеты, которые сошлись на мне. Возможно счеты носили даже национальный характер, У Демкиной было, как говорится сейчас, имперское мышление, а Варшанидзе была дама националистического толка.
  По физике мне достался последний билет по ядерной физике.
  По геометрии я тоже взяла последний билет, сказала:
  -Ну надо же, опять последний.
  -Это же хорошо, когда все повторяется - сказал мне кто-то из комиссии.
  -Ну учишь же с первого билета -ответила я, совершенно ничего, кроме того, что сказала я в виду не имела, действительно, учишь с первого билета,
  Но Ароныч посадил меня рядом с собой и я отвечала ему тет-а тет, хотя, как идущая на медаль, должна была отвечать у доски.
  Я все рассказала, ответила на все его вопросы. Пользуясь тем, что мы беседуем вдвоем, Рыжий устроил мне настоящий экзамен, не хуже вступительного.
  Когда мы подошли к столу, на вопрос как я ответила, он сказал:
  - Блестяще!
  Экзамен был последний. Я вышла в коридор с пятеркой и с медалью.
  Минут через пять за мной вышел Михаил Аронович.
  - Какого черта ты тут всех разыграла ,- с негодованием завопил он с порога.- Мы подумали, ты действительно не знаешь билета. Переполошила нас.
  -Ну это же не история, не обществоведение, - обиделась я, я и подумать не могла, что вы так меня поймете.
  В этот же день экзамен по физике у параллельного класса, из дверей физического кабинета выходит Жанна Мшецян, рослая, красивая девушка с огромными армянскими глазами на пол-лица. В последнее время она нравилась Токмаджану и мы подтрунивали над ним по этому поводу.
  Жанка смотрит на меня полными отчаяния взглядом и говорит, прикладывая ладошки к горящим щекам:
  - Просто не знаю, что делать. Механика и оптика ну совершенно перепутались в голове, ничего не помню.
  В этот момент в дверях кабинета показался физик и я глазами указываю Жанне на присутствие Шоты, чтобы она не очень распиналась перед экзаменом, что ничего не знает.
  Жанка испуганно поворачивается и замирает.
  -Для Вас, Мшецян, -уничижающим тоном говорит Шота,- доставая свой платок-простынь.
  -Для Вас Мшецян- повторят он,-что механика, что оптика- ну совершенно одно и тоже.
  И он звучно высмаркивается.
  На платье для выпускного вечера мама купила мне гипюр и портниха, которая жила в соседнем доме сшила мне платье, а вот туфли купить не удалось и пришлось попросить у Гали, жены Резо туфельки на высоком каблуке на прокат на один вечер.
  Зойка была в красивом капроном платье, тоже белом, но чехол был с отливом, а Нельке ее мама сшила платье из розового капрона, очень красивое. Наряды остальных не помню.
  Мы долго собирались на вечер и опоздали. Когда наша троица и Нанули, наконец, заявились, Арут сказал:
  - Ходят слухи, что некоторые на выпускной вечер собираются дольше, чем на свадьбу.
  Вечер и танцы не помню.
  Кроме нас и родителей, которые ушли рано, были Вовка Ступин и Сулико Манцкава. Помню свое умиротворенное, усталое настроение утром после выпускного бала, когда мы идем встречать рассвет на бульвар.
  Бросив туфли на асфальт, мы бегом по сырым от росы камням побежали к морю намочить ноги. Нельку Алик не пустил, побоялся, что она простынет.
  Во время прогулки по бульвару было прохладно. Многие девочки были в мужских пиджаках. Я попросила Сулико дать мне пиджак, но он не дал, помотал головой. Я растерялась и рассердилась. Из-за него я не могла раздеть кого-нибудь из ребят, дабы не ставить их в неловкое положение перед ним, а он бог знает что выкидывает!
  Выручил меня Арут, который услышал отказ Сулико. Он тут же снял пиджак и надел его на меня.
  - Когда девушка просит, надо обязательно выполнить ее просьбу, - строго сказал он Манцкава. Я была очень благодарна Аруту, он не дал испортить мне конец вечера, вернее утро.
  Позднее Зойка объяснила поведение Манцкава так:
  -Он почувствовал, что ты все, уезжаешь и навсегда и не переживаешь из-за разлуки и обиделся и обидел тебя, чтобы ты это почувствовала.
  -Все равно, это свинство с его стороны -не согласилась я.
  Утром, сразу после выпускного вечера, Алик с Нелли пошли к его родителям просить благословения на брак, они хотели пожениться. Но родители Алика не позволили жениться сыну в 18 лет и предложили проверить свои чувства.
  -У тебя впереди большая жизнь, поезжай в Одессу, осмотрись, подумай, тебе рано связывать себя узами брака.
  И Нелли с Аликом расстались. Мне, занятой своими планами на будущее, тревогой перед поступлением в облюбованный ВУЗ, решение родителей Алика не показалось жестоким, но на самом деле молодость, расстояние, распущенные девицы Одессы, наверняка неравнодушные к красивому темпераментному грузину из обеспеченной семьи - все это играло против их любви. О том, что между Аликом и Нелли произошел разрыв, мне расскажет Софа, когда я приеду на зимние каникулы домой в Батуми.
  Мы с Зойкой вдвоем сфотографировались в выпускных платьях.
  Начало лета 1965 года. Жуткая жара. Я стою на углу Шаумяна и Цхакая со своим новоявленным поклонником.
  Подцепила я его так. Мы с Зойкой, гуляя вдвоем по бульвару после сдачи очередного экзамена, встретили ее знакомых из пятой школы - очаровательную, синеглазую, очень смешливую девочку Надю и с ней парня, ее товарища, Шурика.
  Мы с Зойкой были в приподнятом настроении, много смеялись, я изощрялась в остротах, Надя подхватывала, Шурик тоже был на высоте, вечер прошел удачно. Надо сказать, что я приняла их не за одноклассников, а за пару, я думала, что они дружили, но оказалось, что Надя влюблена в другого, который учится где-то далеко и она по нему скучает, а Шурка после этого вечера решил подрулить ко мне. Без Нади, в свете яркого дня он оказался довольно занудливым парнем, мне было с ним скучно. Он оказался двоюродным племянником тети Агнессы, врача, которая меня оперировала. Батуми маленький городок, все армяне тут в родстве, а он был по отцу армянин.
  Шурка беседует со мной о музыке. Он говорит и говорит о пластинках, о Рихтере, о первом концерте Чайковского, а у меня от жары и усталости подкашиваются ноги.
  Я ничего не понимаю в музыке, это разговор не для меня, а для Зойки, но Шурику это все равно, он хочет блеснуть передо мной своей эрудицией.
  Мы идем вместе от самого моря, и сейчас ему в одну сторону, а ему в другую.
  Если я его прерву и начну прощаться, он тут же скажет:
  - Пойдем, я тебя провожу, а именно этого я не хочу.
  Медленной ленивой походкой, походкой, которой ходят лишь молодые парни на юге к нам приближается Джондо, полусонно прикрыв глаза от жары. Мы киваем друг другу в знак приветствия, и Гиви намерен пройти мимо. На ходу он оглядывает нас с Шуриком, останавливается, открывает глаза, и еще раз оглядывает моего кавалера совершенно уничтожающим взглядом. К счастью, Шурик его не видит.
  Сделав однозначные выводы не в пользу Шуры, Гиви вдруг строго говорит мне:
  - А ну-ка пойдем, я провожу тебя домой.
  Звучит это так: кто это разрешил тебе шляться с кем попало?
   Я совершенно счастлива, быстренько говорю "пока" и не дав поклоннику опомниться, ухожу с Гиви.
  - Где ты его выкопала? - иронически интересуется Гиви.
  - Да так, случайно, - смеюсь я.
  Мы расстаемся возле Гивиного дома и я бегу домой решать свои задачки
  Все мы тогда уже были как-то внутренне разъединены, приближался час проверить свои силы, большинство из нас уезжало. В Батуми оставались Нанули, Бэла, Тира, Инга оканчивать музтехникум, Осман, Юрка. Гиви, Алик, Велик, Лариса Голубцова, Оксана мечтали стать врачами. Гиви уезжал в Харьков, Алик в Одессу, Велик в Ереван, Лариса в Краснодар, Оксана в Москву. Зойка Меликян мечтала стать педагогом и уезжала в Армению, моя Зоя ехала в поступать в Ленинградскую техноложку, я на физтех, Даник в Бауманское, Нелли и Наташка Антипина в Тбилиси, в политехнический. Люда тоже уезжала в Тбилиси, отец надеялся устроить ее в медицинский. Марина и Стефа уезжали в Ленинград в политехнический, Маня в Саратов в зоологический, Арут в стоматологический.10 "А" разъезжался по всей стране, каждый со своими мечтами и надеждами. Отъезжающих провожали те, кто еще оставался.
  Софа уехала к сестре в Чимкент и я мы с Зоей проводили последние денечки вдвоем. Днем мы занимались, а вечерами гуляли по бульвару, слушали шум моря, часто сидели вдвоем в одной кабинке для переодевания, поджав ноги и мечтая о будущем. Перемены в жизни были на пороге. 10 июля у меня начинались вступительные экзамены на физтех.
  В начале июля мама взяла билеты в Москву, и мы уехали. Я взяла с собой репродукции Рокуела Кента, "Четвертый позвонок" Марти Ларни и "Сборник задач по физике" Балаша.
  Наше послевоенное
  
  Криминская З.К.
  
  Эта книга - рассказ о моем послевоенном детстве, похожем на детство миллионов детей, родившихся в конце сороковых, в начале пятидесятых годов. Для современного молодого поколения середина прошлого века доисторический период: у нас не было компьютеров и DVD плееров, мы не смотрели мультиков по телевизору, да и телевизоров не было. Не было не только памперсов, но и колготок, а собственная ванна и телефон (простой, не сотовый) имелись только в привилегированных семьях. Но технический прогресс не изменил души ребенка, и то, что казалось обидно тогда, обидно и сейчас, и если мы радовались стакану газировки, то сейчас дети радуются бутылочке кока-колы, и думается мне, что название напитка, вкупе со всем остальным, не важно.
  В моем детстве необычна только география места жительства нашей семьи: от Владивостока до Батуми.
  Но в нашей стране была принята единая программа обучения, и главное, единая система воспитания: нам предлагались в кумиры одни и те же герои, читались одни и те книжки, пелись одни и те же песни. Во двор с друзьями мы играли в одинаковые игры, войны велись всегда между белыми и красными, или между русскими и немцами. И как бы не разнилась жизнь взрослых, жизнь детей, во всяком случае, школьная жизнь, мало менялась с изменением географии. Вот об этой детской жизни, максимально достоверно, лишь слегка приукрашивая, я и попыталась рассказать.
  
  
  Часть первая
  
  От нуля до семи
  
  Солдатская, Тбилиси, Батуми
  
  В апреле сорок второго года мама моя выехала из осажденного Ленинграда по единственной дороге через Ладожское озеро: дороге жизни, как она называлась. Мама успела до летнего наступления немцев, захвативших Северный Кавказ, добраться до родного города Батуми. И уже в сентябре продолжила учебу, начатую в сороком году в Ленинграде, в Тбилисском медицинском интституе. После его окончанияв 1946 году маму, несмотря на то, что она была замужем, отправили по распределению (тогда это было строго - попробуй, откажись) на Северный Кавказ в станицу Солдатская, в Кабардино-Балкарии. Папа остался в Тбилиси доучиваться в политехническом институте. В институт он поступил уже после войны, которую провел в окопах на Дальнем Востоке. В боевых операциях не участвовал, возможно, из-за того, что он был сыном врага народа - деда расстреляли в 1937 году.
   В 1946 г. в стране в очередной раз был голод.
  Мама поехала в Солдатскую вместе с мамой (бабушкой) и они поселились на квартире в частном доме. Жили они на мамину зарплату, т. е. на то, что можно было купить, а что можно купить в голодающей деревне? Так что меня заморили голодом еще до рождения.
   Если верить метрике, я родилась 26 марта 1947 года в весе 2 кг 700 г,( в метрике об этом не сказано) не доставив маме особенных хлопот. Родилась я возле печки, которую топили кизяком, в антисанитарных условиях, и мама боялась сепсиса. Сразу после родов голодной роженице принесли картофельные шаньги, которые мама тут же съела и всю жизнь вспоминала, какие они были вкусные.
  До 4-х месяцев я орала день и ночь, была худая и сморщенная, как старичок и думали, что я не выживу. Потом оказалось, что я была голодная, (у мамы было достаточно молока, но очень жидкого, да и с чего там взяться жирности?) и когда меня стали прикармливать, я замолчала.
  На мое рождение маме дали материи по карточкам на четыре пеленки, а памперсов тогда не было...
  Родилась я, как все младенцы с серо-голубыми глазами, как у мамы и бабушки; как-то в четыре месяца мама поднесла меня к окну и увидела два карих глаза. Я походила на папу.
  Няньчилась со мной бабушка, с 4-х месяцев сажала в подушки, (что сейчас строжайше запрещено) и давала играть пуговицами разноцветными, скрепленными ниткой. Погремушек у меня не было.
  Для моего мытья носили воду с речки, речка была внизу, дом на горке.
  Один раз бабушка пошла на базар, когда проходила мимо веревки с бельем, ей на голову упал мой подгузник, с которым она благополучно и ходила целый день, пока хозяйка не обратила внимания и не спросила:
  -Людмила Виссарионовна, а что такое у Вас на голове?
  Бабушка была очень сконфужена.
  Ходить я научилась в 11 месяцев.
  Едва начав ходить, я совершила форменное злодейство. Подобралась к корзинке с вылупившимися цыплятами и задушила 2 цыплят, крепко сжав их в ручках.
   Была я неласковым ребенком, не позволяла лишний раз себя поцеловать, в неполные два года при виде больших мальчишек показывала кулак, шептала: " Вот как дам, вот как дам", и пятилась назад.
  Пуговицы у меня были биговочки, еда - маняма, кукла - потяпа.
  Когда я уставала, то приседала и говорила: " ножки болят, ножки болят", пока меня не брали на руки.
  До 2-х лет упорно писала в штаны.
  Отойду в уголок, затаюсь, а потом начинаю топать ножками и кричать: - Ой, Ой, Ой...
  Измученные моим упрямством мама и бабушка решились на крайние меры и натыкали меня носом в мокрые трусики, что оказало волшебное действие, - я прекратила писать в штаны раз и навсегда.
  Ничего этого я не помню.
  В 1949 году меня перевезли в Батуми. К Батуми относятся мои первые личные воспоминания в виде несвязанные между собой картинок. Я вижу большой розовый куст, усыпанный мелкими розами, озеро и лошадку, которая катает детей в тележке с колесами, но мне мама не позволяет прокатиться, я еще мала для этого.
  Воспитательница в детском саду обнимает других детей, а мной, такой замечательной пренебрегает. Обида. При фотографировании меня поставили не рядом с моей воспитательницей, а рядом с чужой. Опять обида. На групповой фотографии мрачнее тучи.
  Я наотрез отказывалась садиться на чужие горшки в детском саду, и мама носила свой - глиняный и очень тяжелый. Каждое утро туда, каждый вечер обратно, пока мама его не уронила и не разбила. Этого всего я не помню. Но помню свое отвращение к чужому (общему горшку), на который мне предлагают сесть, и в котором что-то плохо пахнет.
  На столе лежит продолговатая красная штуковина, похожая на морковку, но пустая внутри. Щупаю пальцем и пробую осторожно. Надкусываю. Дальше не помню. Зато долго помнит мама- это был перец и орала я как резаная.
  Всплывает в памяти как мираж, большой город и жара. Солнце прямо обжигает, идти далеко и все в гору по мощеной булыжником мостовой, по узеньким тротуарам рядом с высокими старыми домами. Я капризничаю, не успеваю за взрослыми; мама и еще кто-то, кто с ней идет, сердятся, тащат меня на руках. Потом мне долго снятся сны, что я живу в большом старом запутанном городе. Много лет спустя, я узнаю, что мама с папой несколько месяцев жили в Тбилиси у бабушки Сусанны Рубеновны, пытаясь там наладить свою жизнь и мои сны - реальность. Было мне меньше 4-х лет.
  Помню какой-то заросший травой двор, окруженный забором, и уставшую, недовольную мать, которая живет со мной в какой-то незнакомой комнате. И время тянется нескончаемо долго. Это я болела скарлатиной, а в те годы со скарлатиной обязательно госпитализировали.
  Мужчина с сеткой, а в сетке большой мяч - это мне, но маме тревожится и я не очень рада. Ходим с мужчиной по пионерскому парку. Это папа приехал за нами и зовет маму и меня во Владивосток....
  Однажды, во время крупного семейного скандала разозленный отец, бегая по улицам для спуска паров, увидел на стене объявление, призывавшее вербоваться в армию. Обещали все блага, квартиру в Батуми. Как только отец подписал бумаги, ему приказали в 24 часа выбыть во Владивосток. Мама тогда с ним не поехала, и папа позже, уже устроившись на новом месте, приехал за нами. Вот этот его приезд с подарками для меня я и помню.
  2. Владивосток
  Купе поезда занавешено простыней - я тяжело болею корью, которой заразилась в больнице, где меня лечили от скарлатины. Болею в поезде Москва-Владивосток (10 суток дороги). Никаких впечатлений о дороге до этого момента в моей памяти нет. Меня ругают большие мальчики, которым из-за меня делают профилактические уколы. Я рада, что уколы не мне, хотя у меня высокая температура. У меня кукла, про которую мама все время говорит, что деньги на нее дал дедушка. Я должна это помнить, что дедушка хороший и добрый и любит меня. Но я в этом не уверена. Мне не нравится, что я должна это помнить.
  Куклу назвали Наташкой
  Мама ждет бабушку, и бабушка садится в наш вагон на полпути, радуется, целует меня, но отбирает очки, которые мне очень понравились. Поиграть не удается, я обиделась, но промолчала - к бабушке я еще не привыкла (вернее уже отвыкла, бабушка из Солдатской не поехала в Батуми, а уехала куда-то в сибирскую деревню, где работала акушеркой. Позднее она выговаривала маме, что та ее сорвала с места и лишила самостоятельности. Больше бабушка уже не работала на моей памяти)
  Лужайка перед каким-то темным деревянным домом. На лужайке трава и желтые цветы и я их рву. Бабушка в окошке второго этажа этого дома и машет нам рукой (она лежала в больнице с обострением язвы желудка).
  Смеркается. Я иду по улице с папой. Он наступает ногой на лошадиный помет.
  Я привлекаю его внимание, хочу, чтобы он обошел их, но папа равнодушно пинает их ногой, а мне противно.
  Вечер. Темно. На столе горит свечка, я сижу у мамы на коленях. Мужчина напротив - это папа (лица не помню, просто знаю). Мама плачет. Папа стучит кулаком по столу, свечка опрокидывается и гаснет. Я пугаюсь и, наверное, кричу. (Помню только испуг).
  "Не пугай ребёнка" - говорит мама.
   Мама дает мне в детский сад куклу и игру настольную. Я удивляюсь. Потом меня мама рано берет из сада и куда-то тащит за руку. Я не успеваю, капризничаю, может быть даже плачу. Мне кажется, что жарко. Мы заходим в подъезд что-то поправить в моей одежде. Игру и куклу кладем на подоконник. Потом куклу я беру, а игру забываю. Хочу за ней вернуться, но мама не дает, мы, оказывается, опаздываем на поезд.
  Потом поезд. Нас провожают и дарят большой букет красивых цветов. Я этому очень рада. Я люблю цветы. Но утром на столе в купе два букета - букет соседей больше и красивее нашего. Я очень оскорблена, соседи мне не нравятся. На их вопросы я не отвечаю.
  
  Мама прожила с папой во Владивостоке 4 месяца, бабушка и того меньше. Измученная постоянными скандалами, она уехала к сестре в Колпашево. (Один из скандалов я и запомнила). А через месяц, последним пароходом туда приехала мама со мной, сбежав от моего отца. На этом их семейная жизнь окончилась навсегда. Через 3 или 4 года папа приехал к нам для оформления официального развода и мама дала ему его без слов.
  
  
  3. Колпашево
  
  Мама будит меня посреди ночи. Очень холодно, темно и не хочется никуда идти. Но мы приехали, и вообще это уже пароход. Идем, уже светает. Стоит дом с пристройкой, на крыше пристройки лежит что-то белое, хочется подойти и смести рукой. Это снег, но я этого не знаю.
  Потом какая-то квартира и крики незнакомой немолодой женщины: "Ноночка, Зоечка приехали!" И целует она меня с полным правом, но я ее прав на себя не знаю
  Бабушка стоит у окна и сердится. Нам не рады. Мама оправдывается. Но женщина, которая нас встретила (это бабушкина сестра баба Вера), заступается за нас и вообще, я это чувствую, не любит ссор.
  Спим на полу, на чем-то с густой шерстью, плохо пахнет (это медвежья шкура, на которую мочится кот), посреди ночи раздается страшное рычание. Мне страшно, но разбудить маму я не решаюсь. Утром мама жалуется:
   - Тетя Вера, вы так храпите.
  Значит, это бабушка Вера издает такие страшные звуки, а вовсе не зверь из лесу. Это уже легче, но ночью опять страшно.
  На веранде стоит высокая рыба в углу. До верха рыбы я не достану, даже если встану на стул. Рыбу зовут осетр. Ее принесли рыбаки- браконьеры.
  Помню один длинный и скучный день, а потом я, когда уже стемнело, сунула руки в чемодан, в котором мама перебирала вещи. Сунула в тот момент, когда мама его закрыла и сильно прищемила мне пальцы. Было очень больно и еще мне досталось от матери, хотя я ждала, что она меня пожалеет.
  Бабушка потом вспоминала. Жила родня голодно, (а тут мы свалились на голову, как я понимаю, без копейки, ведь проезд стоил дорого). Часто варили какую-то постную баланду, называя ее по-французски - суп ратантуй. Бабушке очень понравилось название, и она часто повторяла - суп ратантуй, суп ратантуй. Дядя Витя слушал, слушал, а потом и спрашивает:
  - Тетя Люда, а вы знаете, с чем это рифмуется - суп ратантуй, а посередине ....
  - Да что ж ты мне раньше не сказал?
  - Я думал, вы знаете
  - Знаю и говорю?!!
  Вот мы живем в отдельной своей комнате. Комнату выделили маме от больницы, где она работает. У нас соседи - Вершинины: муж с женой, маленькой дочкой Ирой и бабушкой. Когда мы топим печку, греется стена у соседей, а у нас холодно, поэтому нам ставят новую печку. Печку помню, а когда и как складывали ее - нет, не помню.
  Для печки нужны дрова, лучше березовые - от них много тепла, а осина дрянь - совсем не то. Дрова привозят большими чурками и надо дрова сперва пилить пилой, а потом колоть топором.
  Пилят дрова мама и бабушка вдвоем. Мама быстро устает и сердится. Я прошу попилить дрова. Но меня гонят, силенок во мне нет, я только мешаю. Пила большая и тупая, в ней есть сломанные зубья, что очень неудобно. Бабушка говорит, что надо новую пилу.
   Топор тоже тупой. Дрова колет бабушка. Забьет топор в полено, а потом стучит поленом с топором по большой чурке, пока оно не расколется пополам. Затем дрова складывают в поленицы. К этому делу меня допускают на равных. Я таскаю по одному, двум поленьям и складываю их в свою маленькую поленницу. Надо еще следить, чтобы наши дрова не воровали соседи, хотя сараи запираются. Но сараи маленькие и часть дров храниться на улице. Дров нужно много, зима очень длинная.
  Все дрова сразу не удавалось приготовить, и их пилили и рубили уже зимой, часто прямо в комнате, если сильный мороз.
  Мама несет меня на руках из детского сада. Я плачу, не хочу ходить в сад. Я больна ангиной, не могу глотать даже слюну. Мама обещает, что, когда я выздоровею, то больше не буду ходить в сад.
  И я дома с бабушкой.
  Бабушка любит петь: Ее любимая песня - "Средь высоких хлебов затерялося...". Я очень переживаю, когда слушаю эту песню. Мне нравится, как поет бабушка. Кроме того, когда она поет, значит пребывает в хорошем настроении.
   Но мама не разрешает бабушке петь, говорит, что ей медведь на ухо наступил. Мне очень жалко бабушку, но потом, оказывается, медведь наступил на ухо и мне.
  Когда это произошло и почему ухо целое, даже не поцарапано, мне не понятно. Но факт налицо. Медведь таки основательно потоптался на моих ушах.
  Как, наверное, все лишенные музыкального слуха люди, я плохо понимаю, в чем дефект моего пения. Я люблю петь и пою вместе с бабушкой. Правда, не часто.
  Я плохо засыпаю вечерами, и меня пугают Хокой. Хокой меня пугают еще с Солдатской. Хока большой, черный, лохматый и живет в темноте, прячась по углам. Он хватает непослушных детей, в основном девочек, и утаскивает куда-то в неведомое. Это очень страшно. Я сплю, укрывшись одеялом с головой, и буду любить спать так до старости.
  Возле дома за сараями обрыв - спуск к реке. Там камышинки очень красивые, но мне туда нельзя. Я могу гулять возле дома, где меня все время обижает сосед- Толик Бова - красивый темноглазый мальчик на год старше меня. Его бабушка и моя бабушка ссорятся из-за наших склок. Я все время жалуюсь на него. Он отравляет мне жизнь - дерется. Я боюсь гулять одна.
  Возле дома через тропку - лесок, а в нем кедры. На кедрах шишки. В шишках вкусные орешки, но я не могу достать шишки - кедры высокие. Толик Бова старше меня и мальчик. Он залезает на кедр и кидает мне шишки.
   Прихожу, рассказываю бабушке, она сердится:
  - Пока я тебя защищаю и препираюсь с его бабушкой, вы уже помирились.
  Мама и бабушка поскандалили с Вершиниными (женой и тещей) и не разговаривают. Их полуторагодовалой девочке Ире теперь нельзя ходить к нам, но она иногда врывается в нашу комнату и мчится от порога прямо к моим игрушкам.
  Она любила играть со мной, пока взрослые не поссорились. Мне тоже скучновато и я рада была бы поиграть хоть с маленькой девочкой. Но следом за ней в комнату стремительно влетает ее бабушка или мама и утаскивает обратно. Ира дрыгает ногами и орет как резаная.
  У самого Вершинина бывают приступы. У него в голове засел осколок и его надо держать во время приступов, а то он покалечится. Две женщины не могут его удержать, и тогда кричат, и зовут на помощь и мама и бабушка (бабушка сильнее мамы), бегут и тоже держат, несмотря на то, что в обычное время не разговаривают. Им тяжело, они возвращаются уставшими. А мне туда нельзя, а то я испугаюсь. Я и так боюсь оставаться дома одна. А вот Оля, сестра моя троюродная, дочка дяди Вити и внучка бабы Веры, она не боится и остается дома одна. Бабушка ее хвалит, какая молодец. Мне не завидно, а жалко Олю: такая маленькая и одна в их большой квартире. Мне страшно уже за нее.
  
  Дядя Витя сажает меня на одно колено, а Олю на другое и дает нам попробовать из своей большой пивной кружки. Сначала мне не нравилось, а потом ничего.
  Еще дядя Витя ходит на охоту, у него красивые деревянные утки - подсадки. Он удачно поохотился и привез уток, и мы идем их есть. Они жесткие и невкусные, а есть их надо осторожно, а то сломаешь зуб об дробь. Из утиных перьев делают подушки, а большие переливающиеся перья дарят нам поиграть. Я совершенно очарована переливами утиных перьев.
   Моют меня в корыте в комнате. Корыто ставят на две табуретки. Наносят воды и купают. Мыться я не люблю. Всегда реву, когда мне моют голову.
  Мама сильно меня трет. Больно кожу. Но тереть надо до скрипа. Мама водит пальцами по промытой коже и спрашивает меня,
  - Скрипит?
  - Скрипит, скрипит, кричу я, хотя чувствую, что еще не очень-то скрипит.
  - Не обманывай - сердится мама, - еще не домыта. Ну что за врушка растет.
  В один прекрасный вечер мама опрокидывает корыто со мной на пол.
  Льется вода. Помню я это очень смутно, зато хорошо помню отметину, которая осталась на стенке печки после удара корытом.
  -Это Зошка лбом пробила, -дразнит меня бабушка, а мама молчит, она испугалась, когда я у нее летела вместе с корытом на пол.
  Когда я подросла, меня стали водить в баню. В предбаннике пахло березовым листом и прелым деревом. Противно было наступать на мокрые осклизлые доски.
  Когда ходили вместе с бабушкой, то она носила меня на руках.
  Бабушка Вера любила париться, и все уговаривала маму и бабушку попариться. Но те не любили ходить в парную.
  В бане надо было ждать, когда освободится тазик. Потом обязательно его ошпарить после чужих людей. Лучше всего ходить со своим тазом, что мы часто делали. Потом нужно отстоять очередь за водой. Набрать кипятку, ошпарить место на лавке, на которой потом можно будет сидеть, набрать теплую воду. Вот теперь, наконец, можно мыться. После мытья в тазике меня окатывают водой. Надо зажмуриться и не дышать, пока выливают целый таз воды. Потом меняют воду и моются во второй раз. Потом окатят два раза чистой водой и все, мытье закончено. Можно бежать в предбанник и быстро, быстро вытираться и одеваться, а то холодно и можно простыть.
  Потом буфет в бане.
  К тому времени дядя Витя основательно пристрастил меня к пиву.
  Мама вспоминала, что в результате в буфете бани произошел такой случай:
  Мама захотела пить и встала в очередь. Когда ее очередь подошла, она повернулась ко мне и спросила:
  - Зоечка, ты что хочешь: пива или лимонада?
   И в ответ раздался писклявый голос
  - Пива....
  Очередь оживилась, все стали заглядывать за бочку с пивом, из-за которой любительницу пива не было видно.
  
   Меня очень редко называют Зоей. Зовут меня Зока или Зошка, или совсем ласково - Зокочка.
  Происхождение имени таково: бабушка сказала беременной маме, которая хотела назвать меня Наташей - Думаешь у тебя там Наташка растет? Какая-нибудь Зойка. А что? - сказала мама. Зоя- это оригинально. И я стала Зоей.
  У нас гости. Может быть, празднуют чей-то день рождения. Я радостно возбуждена, верчусь и вдруг падаю на куклу, которая у меня в руках. Ту самую, из Москвы, подарок дедушки - куклу Наташку. Разбиваю колено и реву. Больно косточку на коленке. Кукле тоже разбиваю ногу. У нас сидит дядя Юра, брат дяди Вити, старший сын бабы Веры. Он берет куклу, а меня не жалеет.
  -Твоя нога заживет сама-говорит он мне, -а вот с куклиной ногой что-то надо сделать.
   Он забирает разбитую куклу и приносит починенную. И нога цела, и говорить она снова стала. В ногу он вставил катушку. Его хвалит мама - на все руки мастер. Наташка дожила до глубокой старости и погибла уже от ручек моей дочки.
  Наташка большая страдалица. В ее пластмассовой голове во рту пробиты дырки, чтобы вливать еду, а то она сама ни за что не хотела открывать рот. На лбу гвоздем сделан крест- пометка, что это моя кукла, а то вдруг у кого-то еще такая же? От частого мытья она потеряла румянец и бледная, как смерть. На попе у нее дырки иголкой в матерчатом теле и пятна от фиолетового карандаша - это уколы помазаны йодом. Веревочка в дырке, за которую надо было дергать, чтобы услышать - мама - была обрезана, так как не всегда работала - я рассердилась и обрезала ее. Но во время ремонта дядя Юра это исправил.
  Еще у меня есть пупсик- девочка с кудрявыми волосами, медвежонок из коричневой байки с красным язычком и желтый пластмассовый утенок с красными ногами, которые все время отваливаются, и приходится их приклеивать. Еще есть глиняная посуда с едой, уже лежащей на тарелках, но это не интересно, так как нельзя раскладывать еду.
   Зимы суровые и я сижу дома и играю в свои игрушки. Разыгрываются целые спектакли. Наташка то мать героини, то баба Яга, Мишка то принц, то медведь, а пупс то красавица- невеста, то маленькая девочка.
  Я верю, что игрушки живые. Ночью они ходят и говорят, а днем притворяются мертвыми. Главное, нужно ночью быстро открыть глаза, когда они думают, что я сплю, и застать их врасплох. Но мне это не удается.
  Целыми днями жду маму с работы. Мне скучно, а мама все не идет.
  Приходит усталая и к ней не подступиться. Зато когда отогреется, то можно будет с ней поиграть.
  Например, в игру по гладенькой дорожке
  Садишься на колени и начинается...
  Сначала тихо и медленно, колени мамины чуть-чуть меня трясут:
  "По гладенькой дорожке, по гладенькой дорожке"
  Дальше сильнее трясутся колени
  "С кочки на кочку, с кочки на кочку,
  В яму провалились!"
  Колени раздвигаются - и я с визгом падаю на пол.
  Зато сказку про белого бычка я очень не люблю. Мама часто меня ей донимала.
  -Рассказать тебе сказку про белого бычка? - спрашивает мама.
  Я сразу представляю лужок, зеленую травку и белого бычка, которому там хорошо. Я очень хочу сказку про белого бычка.
  -Да, расскажи, -прошу я.
  -Ты говоришь да, я говорю да, рассказать тебе сказку про белого бычка?
  Я понимаю, что попалась в очередной раз.
  -Нет, не хочу!
  -Ты говоришь не хочу, я говорю не хочу, рассказать тебе сказку про белого бычка?
  И т. д.
  Я долго верила, что эта сказка все же существует и что мне ее в конце концов расскажут.
   Вечерами, когда дел по домашнему хозяйству уже нет, а мама еще не пришла, бабушка читает мне книжки. По словам бабушки, моя любимая книга "Добрый молодец", на былинные темы, я помню ее коричневую обложку. И сказки Пушкина, до бабушкиной хрипоты с утра до вечера. Хотя уже знаю их наизусть.
  Однажды я читала стихи Пушкина на память на улице, (дело было зимой, во всяком случае, я была в теплой одежде). Проходящие мимо меня две женщины восхитились моей памятью, привели с улицы к себе домой, поставили на стул и кормили конфетами. А я читала им на память сказки Пушкина (в основном, сказку о царе Салтане). Они очень радовались, но сказка длинная, и отсутствовала я долго. Моя бабушка в это время меня везде искала, и когда нашла, то высказала, что она по такому случаю думает. Мне тоже досталось - не ходи к чужим без спроса.
  Потом одна из этих женщин подружилась с мамой, стала бывать у нас. Звали ее Рая.
  Позднее, когда мне было лет шесть, на концерте перед выборами Рая выставила меня на сцену почитать стихи. Я была в пальтишке, сшитом бабушкой. На воротнике была старая мамина лиса (снять пальто оказалось невозможным, на мне было домашнее запачканное платье).
  Мне было очень жарко. Читала я Маршака-"Памятник Советскому солдату". Бабушка говорила, очень читала я звонко и четко. Мне хлопали. Этот артистический дебют польщенные мама и бабушка вспоминали все мое детство.
   Я расту и уже знаю название города, в котором мы живем -Колпашево. Мне разрешается ходить дальше от дома, в дальний садик. Там можно заблудиться. Дома помню только деревянные, наш дом из темных бревен, а дом бабушки Веры или обшит досками, или только веранда дощатая. Мостовые выложены чурками просмоленными, тротуары дощатые. Ходить надо осторожно, а то провалишься под прогнившую доску на тротуаре.
  Летом стоять на одном месте невозможно - сразу над головой столб мошкары. Гнус по-здешнему. Разговаривая, все машут руками. Над моей головой столб меньше, чем над головой дяди Вити.
  Грызут орехи кедровые, летом голубика. Помню пироги из стерляди, которые печет бабушка. Под нашими окнами огород, бабушка растит там огурцы и горошек на высоких грядках, (парники из навоза). Мне не дотянутся, чтобы что-нибудь сорвать.
  Помню, ходили купаться. Мама кричит - вода очень холодная, но мне так не кажется, Черного моря я не помню.
  Мама работает на полторы ставки и приходит поздно вечером, в 7 часов. Бабушка показала мне на часах эту цифру. Она похожа на мою маму, когда она, ссутулившись, бежит против ветра домой и сзади шарф полощется как перекладинка на цифре 7.
   Вечерами, когда голодно, едим корочки черного хлеба, натертые чесноком. Мама при этом шутит цитатой из Вересаева:
  -Люблю чеснок, он пахнет колбасой.
  Мне, которой столько же лет, сколько автору этих слов, ирония не доступна. К тому же я не помню вкуса колбасы из детства. Помню только ненавистный жир в колбасе, который я выковыриваю и только потом ем колбасу. Меня за это ругают. К счастью, колбаса в доме не часто.
  Еще вечерами часто делают скородумку - это хлеб, зажаренный на сковородке с яйцами и молоком.
  -Что-то кушать хочется, а не испечь ли нам скородумку? - говорит мама.
  И вот через 10 минут, пожалуйста, -
  -Извольте кушать, Нонна Самсоновна, - говорит бабушка, ставя на стол сковородку.
  Скородумку жарят на керосинке или на электроплитке, так как печку долго разжигать. Особенно, если дрова сырые. А плитку надо прятать, за нее очень дорого платить за электричество, и плитка у нас подпольная.
  Утюг у нас железный и с зубчиками по середине. Там у утюга рот. Он открывается, туда кладут угольки, утюг нагревается и можно гладить, но быстро и осторожно. Угольки остывают, и, кроме того, имеют манеры выпрыгивать из утюга на глажку и прожигать дырки. В общем, это тебе не электричество!
  Бабушка готовила очень вкусный клюквенный мусс. Миксера не было и она долго- долго сбивала его вручную. А потом ставила на холод, и надо было снова ждать, пока он охладится, и есть помаленьку, а то он холодный.
  Меня часто просят что-нибудь принести.
   -Зоинька, резвые ножки, принеси мне клубок с вязанием,- просит бабушка.
  А когда принесешь, то говорит:
  -Кошка не принесет, собака не принесет, а внученька принесет.
  И я гордилась своим превосходством над кошкой и собакой
  Мы с бабушкой сидим за столом и делаем пельмени. Бабушка месит тесто, делает из него колбаски, нарезает их, а я обваливаю в муке. Затем бабушка из каждого кусочка раскатывает скалкой лепешку, и затем только мы лепим пельмени. У бабули пельмени красивые и делает она их быстро, а у меня кособокие и их мало. Я страдаю, что у меня не получается.
  -Поживешь с мое - еще не тому научишься, -говорит бабушка.
  Я вздыхаю, мне все ясно. И здесь надо ждать, пока я вырасту.
  Решено варить на обед гречневую кашу, и мы перебираем с бабушкой крупу.
  Потом крупу жарят на сковородке, что каша была рассыпчатая, потом варят, потом она еще упревает под подушкой. Нужно помнить об этом и не хватать подушку с кашей, а то можно ее рассыпать из кастрюли. Потом можно есть, хотя я не очень-то ем.
  На самом деле процесс приготовления пищи мне нравится иногда больше, чем результат. За исключением сладкого, ем я плохо, худая и болезненная. Мама пытается меня откормить овсяной кашей, которую я люто ненавижу. Кашу варят на чистом молоке, хлопья совершенно не провариваются и я должна глотать эту мерзкую жижу, чтобы стать здоровой и сильной как Геркулес, который нарисован на коробке с крупой.
   Я не ем. Я хочу быть сильной, чтобы пилить дрова, но не ем все равно. Внешний вид Геркулеса меня совсем не прельщает. Я хочу быть красавицей, похожей на тех, которые нарисованы в книжках. Бицепсы мне ни к чему. В результате взрослые придумывают новую напасть - рыбий жир.
   Я и сейчас не смогу проглотить чайную ложку рыбьего жира, меня мутит об одной мысли об этом, а тогда это была для меня ну просто лошадиная порция.
  Мне зажимали нос! И вливали жир в рот, но я его все равно выплевывала. Меня сильно тошнило, ну не могла я пить рыбий жир! Мама упорствовала, но бабушка заступилась за меня в очередной раз и после крупного скандала мать тоже сдалась. Возобладало мнение, что насильно пользы не будет.
  Бабушка с мамой часто расходились по поводу моего воспитания.
  Когда не выполнялись бабушкины требования, то мама становилась потатчицей.
  -Ты потатчица, посмотришь потом, что из этого ребенка выйдет! Она сядет тебе на голову, вот увидишь. Я, слава богу, до этого не доживу!
  Мне хотелось сесть на голову маме сейчас же, а не в каком-то далеком будущем, когда и бабушки не будет, чтобы порадоваться своей правоте.
  С другой стороны, опасения бабушки мне казались сильно преувеличены.
  Я твердо знала что, что хочу свободы и буду самостоятельной. Дайте мне только вырасти! Не буду я сидеть на голове!
  Если же нарушались запреты мамы, то бабушка портила маме ребенка.
  -Бабка совсем испортила мне ребенка,-жаловалась мама брату Вите.
  -Все нормально, - отвечал подвыпивший дядька. -Хорошая девка растет.
  Меня мучает один и тот же кошмар. Рыжий бык идет мимо меня в упряжи, смотрит угрожающе и скрывается за углом вместе с телегой. А потом вдруг выбегает из-за угла и гонится за мной. Я убегаю, прячусь куда-то,притаиваюсь за поленицей, но вот он нашел меня и кидается. Сон на этом прерывается. Когда вижу сон второй раз и потом еще, я уже знаю, что бык вырвется и бегу от него сразу, но все равно не спастись. Этот сон преследовал меня долго.
  Конфеты редкость. Когда у меня есть конфета шоколадная, я скусываю с нее шоколадную обливку, чтобы съесть ее отдельно, как настоящий шоколад.
  Помню конфеты "Весна" и "Счастливое детство".
  Грызу семечки и тоже люблю копить. Нагрызу кучку и съедаю. Мама меня дразнит - подкрадется и съест накопленную кучку. Я плачу. Вступается бабушка.
  -Ты, Нонка, как маленькая, - сердится она.
  Маме приходится мириться со мной и мы нагрызаем кучку вместе, а съедаю одна я.
  Во мне, безусловно, сидит страсть к мелкому накопительству. Я коплю не только семечки или шоколадные обливки конфет. Я мечтаю о копилке. Мне нравятся симпатичные свинки с прорезями для монет, но это мещанство и мама таких вещей в доме не потерпит.
  Бабушка покрывает свою кровать, очень узкую, темно зеленым блестящим материалом (сатином, как потом окажется). Посредине складочка для красоты. Складочка красиво, конечно, но бахрома будет лучше. Беру ножницы и делаю из складочки бахрому. Раз надрез, рядом второй. Но тут мне стало страшно, что я так сразу, никому ничего не сказав, стригу. Я отказалась от мысли о бахроме и убрала ножницы.
  Вечером бабушка сняла покрывало и увидела дыру. Вернее две. Одну большую, вторую поменьше (вовремя я испугалась!). Что тут началось!
  -Это вредитель, вредитель растет,- кричала бабушка.
   Они хором требовали объяснений. Но как объяснит свои действия ребенок, который не знает слово бахрома, и к тому же видит вместо желаемого две непонятные дырки. Я плакала и ничего не объясняла. Плакала я именно из-за невозможности понять происшедшее. Куда делась красота задуманного и почему это просто дырки?
  Так бабуля и сшила себе одеяло с заштопанными дырами посередине.
   Еще случай. Сижу рядом с бабушкой и вдергиваю ей нитку в иголку. Бабушка втыкает другую иголку в подушечку. Иголка легко входит в подушечку, а я думаю, а если в ногу, вот, например, когда укол?
   И подумав, втыкаю иголку, но не себе, боюсь что больно, а бабушке в ногу!
  Нужно знать моих бабушку и маму, чтобы представить, что тут было.
  Зато я поняла смысл слова садист.
  В доме, где мы живем, нет удобств. Все удобства во дворе. Поэтому у нас есть грязное ведро, которым пользуются мама и бабушка и горшок для меня.
  -У нас и спальня и сральня, - говорит бабушка.
  У нас живет кошка Мурка. Я тоже Мурка, когда мама хочет со мной подурачиться. "Мурка - дурка" смеется она.
  Я обижаюсь, я не люблю шуток, отношусь к своей особе очень серьезно. Я не "дурка", и в плач. Но это не помогает. Мама все равно любит меня дразнить. Тогда я изобретаю "мамку-карамку" и пользуюсь этим лет так двадцать.
  -Смори, Нона, "карамку" заработаешь, -говорит бабушка маме, когда я в обиде на маму за что-нибудь.
   Мурка, которая кошка, очень любит спать на постели, но ей это запрещено. Бабушка гонит ее всякий раз, когда увидит.
  -Это еще что такое, - спрашивает бабушка грозным голосом, завидя Мурку на своей кровати и подбоченивается.
  Кошка спрыгивает с кровати, подходит к столу, ставит лапки на перекладину, поворачивается и ... отвечает бабушке набором кошачьих звуков, по интонации очень похожих на бабушкину речь.
   Кошка оскорблена и обижена. Она, как и я, относится к своей персоне с уважением. Звуки, которые она издает, иначе, как ругань, воспринять нельзя. Должным образом ответив, она с достоинством вспрыгивает куда-то под стол и исчезает. Тишина. Последнее слово осталось за Муркой, но поле битвы за бабушкой
  Я залезла под стол и обнаружила Муркин тайник. Снизу к столешнице, покрытой клеенкой, прибита доска. На нее и прячется Мурка от скандала.
  Периодически Мурку моют. Мокрая она перестает быть большим пушистым комком, а становится незнакомым очень худым зверем. Просто одни кости, кожа и прилипшая к коже мокрая шесть. Только знакомое мяу говорит мне что это моя любимая Мурка. Мне жалко мокрую кошку.
  У соседей живет кот. Черныш. У него красивая блестящая шерстка. Но он кот глупый и не такой породистый, как наша беспородная кошка Мурка. У Мурки шерсть голубовато-серая, ворс длинный и густой, белое брюшко. Когда ее гладишь, она выгибает спинку и мурлычет. С ней еще можно играть. Перевязать бумажку ниточкой посередине, получится бантик, за которым охотится Мурка. Бегаешь с бантиком по комнате, а кошка за тобой.
  У Мурки блохи. Бабушка сшила мешок с затягивающимися веревочками, мама принесла с работы дуст, кошку засыпали и засунули в мешок, затянув веревочки на шее. (Голова у кошки наруже, чтобы не задохнулась. ) Мурка прыгает в этом мешке и жалобно мяучит, но мама неумолима - блох надо выводить! Полусдохшие блохи выползали Мурке на голову и мама вычесывала их густым гребешком. После этой ужасной экзекуции кошка чесалась и мучилась блохами меньше.
   И снова зима. Долгие, скучные, темные дни. Гулять нельзя. Очень холодно.
  У нас двойные рамы, между рамами проложена вата, на нее насыпаны блестящие осколки от елочной игрушки, которую я разбила в прошлый Новый год и пластмассовая розовая рыбка, которая выгорела и розовая только снизу, на брюшке. Несмотря на все это, все стекло изнутри второй, внутренней рамы покрыто толстыми морозными узорами, которые я щупаю пальцем тайком от бабушки
  Но бабушка тут как тут.
  -Отойди от окна, тебе надует, опять заболеешь, -тоном, не допускающим возражений, говорит бабушка.
  Я вздыхаю, и отхожу. Со здоровьем не шутят, мне заболеть, раз плюнуть, а болеть так нудно.
  Тем не менее, когда бабушка зачем-то выходит из комнаты, я беру монетку, грею ее на печке и прикладываю ко льду на оконном стекле. Образуется круглая дырочка, в которую можно заглядывать. Но за окном занесенный снегом огород, сугробы. Скукотища.
  Меня и других дворовых детей пригласили на елку к Нине Степановой встречать 1954 г. Это целое событие. Они люди состоятельные, поэтому могут пригласить детей. Мои не дадут привести много детей в дом даже на день моего рождения. К нам в гости ходит родня, но редко. У нас ведь всего одна комната (спальня и сральня). Чаще мы ходим к ним.
  Елка украшена бусами, у нас таких игрушек нет. Детей кормят сладостями. Конфетки в фольге, мы разворачиваем их, фольгу бросаем прямо на пол, визжим и прыгаем, пользуясь отсутствием взрослых. Вдруг входит Нинина бабушка. Мы затихаем, а на полу валяется затоптанная фольга, по форме напоминающая коня.
  -Кто сделал коня?
   И не дожидаясь ответа, Нинина бабушка подняла коня с полу, сделала к нему петельку с помощью иголки с ниткой и повесила на елку. Получилось очень красиво.
  Осталась старая фотография об этом сборище.
  А мы тоже копим фольгу на елку и заворачиваем в нее грецкие орехи. Предварительно фольгу нужно разгладить кончиком ногтя. Получаются красивые украшения. Можно склеить гирлянду из полосок фольги. Но клей плохой и гирлянда не прочная. На елку кидаем вату - это снег. Один год ставим на елку свечи. Но мама боится пожара - и свечки зажигаем ненадолго.
  Мне отрастили косы. В каком возрасте - не помню. Но к шести годам они уже заплетаются. Причесывание по утрам теперь - это мука для бабушки и слезы для меня. Я требую, чтобы косы были не на ухе, а то они сильно мешаются, а бабушка все время плетет не там. Сплошные неприятности из-за этих кос.
  С Олей мы часто ссоримся. Бабушки говорят: вместе тесно, порознь скучно. Одна задириха, другая неспустиха. В общем, не вникают в наши проблемы. А с Таней, дочкой дяди Юры, мы играем реже, мама дружит больше с братом Витей.
  Но Таня и Оля дружат между собой больше, чем я с ними. У них и матери сестры и отцы братья. Сыновья бабы Веры женаты на сестрах Тоне и Нине. У них часто бывают застолья. Помню большой стол, много взрослых.
  Все веселые. Дети тут же за столом. И нас не гонят спать.
  Взрослые пьют и поют - "Над Волгой широкой..."
  "Что стоишь качаясь...," "Летят перелетные птицы".
   Тетя Тоня имела хороший голос. Помню как она запевает после недолгих уговоров. Слова песен помню до сих пор.
  Я много рисую. Раскрашиваю альбомы для раскраски и просто рисую. Основная тема - красавицы. Девушка с кудрявыми волосами до пят среди птиц, цветов и деревьев. Сверху полоска голубого неба, внизу полоска земли, посередине в пустоте действующие лица. Закрасить весь рисунок не соображаю.
  При рисовании красавиц искажаю пропорции лица и тела. Глядя на моих уродцев, мама ставит им диагнозы (дебил, рахит 2-ой степени и т. д. ). Опять обида, я жду восхищения, и не получив его, плачу.
  В один из зимних вечером к нам заглянула тятя Рая. У нас были испорченная фотобумага небольшими квадратами, с одной стороны матовая, с другой глянцевая, я пыталась рисовать на этих квадратиках с глянцевой стороны, но ничего не получалось.
  За дело взялась тятя Рая. Она объяснила мне, что рисовать надо на матовой стороне, и для примера взяла мои карандаши и стала рисовать. Я как зачарованная следила за этим процессом.
  Помню домик, занесенный снегом, елки вокруг него, покосившийся забор, тучи на небе.
  Красивый букет цветов весь в травинках. Еще что-то. Она изрисовала несколько листиков и я долго хранила их и подражала.
  Уходя Рая сказала:
   -А девочку надо бы учить рисовать.
  Но в тот момент это было невозможно.
  Я знаю все буквы, но читать не могу. Бабушка и мама бьются со мной, но я никак не могу сложить буквы в слова. Моя глупость их раздражает. "Тупица"- измучившись, поводит итог мама. Я вою в голос.
   Вдруг приходит моя избавительница - баба Вера. Она работает в "РОНО", ей и жалуются мама с бабушкой.
  -Вы не знаете методики обучения- говорит баба Вера. -Ребенок не виноват.
  И садится со мной сама.
   -Зоечка, пой буквы. Пой ММММАААА ММММААААА
  -Что получилось?
  Через 10 минут я уже умница и читаю сама.
  Мама и бабушка посрамлены, а я торжествую.
  Бабушка ругает маму, что она быстро тратит деньги после получки, а не рассчитывает на все время до следующей получки.
  -Смотри Нонка, потом опять зубы на полку,- говорит она.
   Но денег все время не хватает. Мама работает одна, а нас трое. Так что "зубы на полке" у нас часто.
  Умер Сталин. Мне страшен сам факт смерти. Это что-то непонятное, со мной такое не должно произойти, с детьми такое не бывает.
  Бабушка, всхлипывая, читает газету вслух . Всплакнула и мама.
  Бабушка сложила газету и сказала, что спрячет ее:
  -Зоечка вырастет и прочитает.
  Это я запомнила очень хорошо и в классе 8 или 9 спросила, а где газета? Но бабушка не сохранила газету, выбросила, когда развенчали культ личности.
   Дни тянутся и тянутся, и расту я так медленно. Никогда, наверное, не стану большой, чтобы делать, что мне захочется. Взрослые как будто никогда не были маленькими или совсем про это забыли. Я даю себе слово помнить, как тяжело быть ребенком и зависеть от чужой воли. Я не буду обижать моих детей, как обижают меня. Решено.
  Я была невозможным ребенком. Это я знала от мамы. Она любила вспоминать, как отлупила меня босоножкой (почему босоножкой? видимо, более подходящего инструмента под рукой не нашлось). После экзекуции я долго была "шелковая".
  Босоножку я не помню совсем (кажется, это было чуть ли не во Владивостоке, а то и того раньше), но напоминания о ней помню хорошо. Маму просто преследовала мечта о шелковой дочке.
  Бабушка же любила говорить, что меня подменили.
  -Ребенка словно подменили, со мной она не такая - говорила бабушка.
  Видимо меня подменяли достаточно часто, так что трудно было определить, какой именно экземпляр в действии в настоящий момент.
  Помню, что когда я надувалась на бабушку, то она говорила
  -Что-то опять Зошка выбуривает
  И еще дразнилку
  "Наша Зошка маленькая, чуть побольше валенка
  В лапотки обуется, как пузырь надуется."
  Ходит и поет себе, как будто не про меня.
  Получалось очень обидно.
  Еще стоит обидеться, как тут же - А на битых воду возят.
  А кому хочется возить воду? Никому.
  И еще я часто была пигалица. Как только мои требования и капризы переполняли бабушкино терпение, я становилась этой самой непонятной, но явно противной пигалицей, которая ишь, смотри, выросла
  - Скоро твой день рождения - говорит бабушка и показывает мне листок отрывного календаря, который означает день моего рождения. Ох, как много листиков перед ним. Я считаю их каждый день и отрываю теперь сама каждый вечер. Считать я уже умею. До десяти научилась считать рано. А как-то утром, еще в постели, бабушка научила меня считать до ста. Тогда же или немного попозже я стала понимать, какое время показывают часы. Все это я поняла с первого захода и таких страстей как с чтением, не было. Наверное, это перед моим шестилетием, а может быть, ближе к семи.
  Наши часы ходики с гирькой. Надо следить, чтобы гирька не провисала до полу, а то часы останавливаются.
  Мне нравится мое отражение в зеркале, я люблю на себя поглядеть, полюбоваться. Но меня не одобряют домашние и не говорят мне, что я красивая. Мое заявление о том, что я девочка с правильными чертами лица вызывает у бабушки насмешки. Но я подозреваю, что она не совсем искренна, и я ей нравлюсь. Правда у бабушки есть какая-то знакомая девочка - ужасная дрянь!!!. Она все время является образцом поведения и живет согласно всяким дурацким пословицам вроде - когда я ем, я глух и нем, когда я кушаю, я никого не слушаю. Она не только не болтает во время еды, но даже не отвечает на вопросы, когда ей их задают. (Хотя, возможно на вопросы не отвечал мальчик, но это было один раз и я забыла про него). Зато девчонка ко всем остальным порокам еще и рано ложится спать по первой просьбе взрослых. Ее, видите ли, не надо просить по сто раз лечь спать, как меня.
  А главное, она была знакома с моей бабушкой задолго до меня, так как сейчас я что-то не знаю таких девочек. Во всяком случае, это не Таня с Олей - мои троюродные сестры. Им явно тоже далеко до этой девочки. Она вызывает у меня дух соперничества - в остальном она тоже такая хорошая?
  В общем, я довольна собой, и никакие воспитанные девочки этого убеждения поколебать не могут.
  Правда, вдруг кто-то из родни говорит мне:
  -Что у тебя такие глаза не мытые?
  -Мытые, мытые- кричу я.
  -Да посмотри, какие черные - говорит дядя Витя (кажется это был он). Я в отчаянии - глаза и вправду черные!
  А у мамы такие красивые голубые глаза. Она, наверное, мыла их в детстве. И я мою глаза мылом, хотя мыло больно щиплет глаза. Помою, помою и посмотрюсь, вдруг отмыла? Но из зеркала на меня по-прежнему смотрят два карих блестящих глаза, - ничего не изменилось! И я бросаю свои попытки.
  Мы с мамой в гостьях. Квартира полутемная и таинственная. Взрослые сидят за столом, а мне скучно. И хозяин дома, загадочный мужчина с бородкой, (вижу бородку в первый раз в жизни, а так только на картинках в сказках) позволяет мне плавить какой- то металл в чашечки, а потом разливать по формочкам.
  - Она не обожжется? - беспокоится мама.
  -Да нет, пустяки, она уже большая, - говорит мужчина с бородкой, и меня оставляют одну за этим замечательным занятием.
  Не помню, ходили ли мы к этим людям еще раз. Но помню, что я все время мечтала туда попасть.
  Зимний вечер, я иду с дядей Витей за руку к нам домой. Я устала и мне очень хочется спать. Мама осталась у них, а брата попросила меня отвести. На мне мое зимнее пальто, а на голове вязаная шапочка зеленого цвета. Когда мы входим в комнату, бабушка ужасается при виде меня и начинает ругать племянника, за то, что на мне не надета теплая шаль (пьяная мать забыла), только шапочка. Виктор тоже пьян. Он оправдывается:
  - Тятя Люда, на дворе тепло.
  - Залил глаза, вот тебе и тепло в 30 градусов мороза - кричит бабуля.
   Мне очень жалко дядю Витю, но заступаться бесполезно, бабушка ничего слушать не станет.
  Не помню, чтобы я заболела после этого путешествия. Все обошлось.
  Позднее мама расскажет, что жили в Колпашево в непрерывной чехарде выпивок и гулянок. Жили очень весело, несмотря на постоянное отсутствие денег. Впрочем, это все понятно, оба маминых двоюродных брата воевали, остались живы, разве это не повод для праздника? Идут пятидесятые годы, за столом вспоминают войну, рассказывают о ней.
  Но в конце концов дядю Витю отстраняют от полетов за пьянство, он работает на земле и денег на выпивку мало. Все это я улавливаю из разговоров взрослых. Я жалею бабу Веру, так как она переживает за сына, а моя бабушка за нее.
  В квартире бабы Веры в углу стоит большой таз с мутной пенистой жидкостью и странным запахом. Называется это брага. Я знаю, что его готовят из сахара и дрожжей и пьют вместо водки.
  В памяти всплывает пугающим видением какой-то темный не то парк, не то лес, где много гуляющих и выпивающих взрослых. А меня устрашает темнота ельника, куда я забралась и запуталась в паутине. Но я не плачу, мне может попасть за плач и за то, что лезу, куда не следует. Я просто потихоньку выбираюсь оттуда.
  Дети во дворе (в основном девочки, но ни имен, ни лиц не помню) договорились не водится с какой-то девчонкой (может с Ниной Степановой, у нас сохранилась ее фотография, поэтому она имеет реальный облик). Я испытываю общее негодование против нее, хотя мне страшно, а вдруг на ее месте окажусь я? Расплата (она с громким плачем убегает, а все злорадно смеются) кажется мне непомерно большой по сравнению с ее проступком. Мне очень жалко девочку, она мне нравится и я иду домой в большом смятении. Помню, бабушка тоже не поддерживает решение дворового коллектива, она считает, что обидели Нину несправедливо. Мне легче.
  Каждый год бабушка белит печку. Разводит в ведре гашеную известь, достает кисти и начинается побелка. Если очень канючить, то и мне дают побелить уголок печки. Вечером это место с гордостью демонстрируется маме. Общую побелку не помню, обоев в комнате не было, стены и потолок были белены известью.
  Я уже убегаю за сараи (мне строжайше запрещено) и спускаюсь по обрыву к реке. Там высокая трава (камыши?) и цветы блестящие на жестких стеблях, совсем не такие как наверху, возле дома.
  Меня научили играть в подкидного дурака. Научила мама. Я оказалась очень азартным игроком и плакала и бросала карты, когда проигрывала. Бабушка сердилась и выговарила маме, за то, что она научила меня играть.
  - Одно расстройство от этих карт, -говорила она.
  -Я думала, она лучше научится считать - оправдывалась мама.
  Когда мне не находилось партнера по картам, я играла в карты одна - строила карточные домики часами. Получались красивые многоэтажные сооружения. Подходила мама и вытягивала губы, изображая, что сейчас дунет. Я страшно пугалась, многоэтажные дома, карточные домики падали сами по себе, а тут еще мама дует.
  Бабушка и мама подружились с Суховыми, с семьей, которая жила на втором этаже. У них была собака - белая и пушистая - порода лайки по кличке Белка. Очень скандальная, все время хватала за тапочки как приходящих, так и уходящих.
  Жили они втроем - немолодые муж с женой и дочка Нина, тихая светловолосая голубоглазая девушка, моложе мамы, не замужем.
  Бабушка ходила к ним играть в преферанс. Вадим Иннокентьевич во время игры все время сердился и ругал свою жену Соню (отчества не помню, хотя бабушка обращалась к ней по имени отчеству) за неправильные ходы. Иногда так разозлится, что бросит карты и уходит курить. Он был худой и нервный. Нина была светленькой, миловидной и очень тихой девушкой, а бабушку Соню я не помню, помню только свое удивление перед ее терпением, сносить такого заводного мужа мне казалось (уже тогда!) нелегким делом, я все время ждала скандала, но все кончалось мирно.
  Иногда туда поднималась мама, и они играли в подкидного дурака вчетвером. Вадима Иннокентиевича часто заменяла Нина, он не любил "дурака".
   Все ранее детство я помню ощущение неудобства одежды. Все время где-то трет, давит, мешает, тянет. Было ли это из-за плохой, неудобной одежды или такое мое личное восприятие, не знаю. Но слез, капризов и пререкательств с мамой и бабушкой по этому поводу было очень много. Все время требовалось что-то поправлять.
  Многие вещи мне шила бабушка, переделывая из своих и маминых. Конкретно не помню, что именно из чего шилось, но новое не покупалось, это точно. Только обувь. Из бордового вельвета мне сшили нарядное платье, а бежевый гипюровый воротник к нему бабушка выкроила из старой маминой блузки. Я в этом платье была сфотографирована.
  -Голь на выдумки хитра, любила приговаривать моя бабуля, кумекая что-то в очередной раз из старья.
  Примерки были долгие и я очень их не любила.
  -Не вертись, а то ничего не получиться, -говорила мне бабушка, -утыкивая примеряемую одежду булавками. Даже мое зимнее пальто, о котором я уже упоминала шила бабушка.
  Мама же любила вышивать гладью, а баба Вера ришелье. У нас были дорожки, вышитые мамой и салфетки бабы Веры.
  Встречаем Новый год, 1954. Бабушка печет пироги, с рыбой и сладкие, я ей помогаю. Мама приходит с работы пораньше, и мы наряжаем елку. Я очень устала и хочу спать, но боюсь лечь, еще столько дел не сделано! Кроме того, я боюсь проспать Новый год.
  -Мы тебя разбудим, ложись - уговаривают меня мама и бабушка.
  Сон берет свое, и я ложусь в полной уверенности, что меня обманут и не разбудят, как это бывало каждый год. Но в этот раз меня разбудили. Полы были вымыты, все прибрано, стол накрыт. Я запомнила этот момент пробуждения и радостного не узнавания комнаты.
  Дни становятся длиннее, мама приходит почти засветло. Близится день моего рождения, который я очень жду не только из-за подарков, но и из-за того, что вырасту на год, что буду в центре внимания.
  На мой день рождения в конце марта еще зима, но в середине апреле все начинают говорить, что скоро лед пойдет. Все ждали, когда река вскроется, но я не помню ледохода.
  Уже не только светло, но и заметно теплее. Перед первым маем начинают вынимать вторые рамы из окон. Все только об этом и говорят.
  -Вы еще не вынули вторые рамы? А мы уже окна помыли, - хвастаются знакомые, приходя к нам в комнату.
  Если же снова похолодало, то фраза звучит по другому
  -Какие вы молодцы, что еще не вынули рамы.
  Но вот, наконец, и у нас праздник. Бабушка и мама вынимают вторые рамы, и можно потрогать руками (несмотря на протесты взрослых) все, что всю долгую зиму привлекало взгляд, но было вне достигаемости - и пыльную вату и осколки елочных игрушек и рыбку, которую хотят выбросить, но я не даю.
  Все! Зима окончилась и впереди пусть холодное и комариное, но лето.
  Зимой сестре Оле мама Тоня родила сестру Наташку. Теперь Оля старшая сестра, и с ней не поиграешь, как прежде, она все время с этой плаксой.
  Сама маленькая, ниже меня на целую голову и моложе на год, а носит, как большая, эдакую толстушку и очень ее любит.
  А я одна и мне скучно. Хорошо бы мама вышла замуж и мне кого-нибудь родила.
  Маме, выросшей в благодатных южных краях, не нравится жить в холодной Сибири. Она мерзнет длинной суровой зимой и не успевает отогреться скудным северным летом, наполненным мошкарой и комарами. И мы собираемся уезжать насовсем отсюда.
  Дядя Витя и баба Вера очень отговаривают маму ехать. Пугают ее неудобствами дороги и трудностями устройства жизни на новом месте. Ведь у нас в семье нет мужчины. Но мама непреклонна и мы пристраиваем кошку Мурку в деревню. Тетя Нина должна отвести ее на пароходе. Там обнаруживают кошку и хотят тетю оштрафовать, но она успевает сойти на берег и оттуда наблюдает, как ее ищут на судне.
   -Где это женщина с кошкой? - кричат на борту.
  - Вот она я, ловите меня,- откликается тетя Нина с берега.
  Я запомнила эту веселую историю, которую она рассказала нам , возвратившись.
  И мы уехали из Колпашево, как только настала навигация.
  Вернее уплыли по Оби. И было мне уже 7 лет.
  Колпашево было местом ссылки. И мама позднее расскажет мне, что когда она устраивалась на работу, главврач спросил ее не под надзором ли она. Мама не сразу поняла, о чем он спрашивал.
  Вспоминая через толщу прожитых лет свое детство, я представляю черноглазую кудрявую девочку южных кровей в далекой заснеженной Сибири в казенном бревенчатом доме над Обью, которой под завывание непогоды до хрипоты читает бабушка сказки Пушкина.
  
  
  Часть вторая
  Школьные годы, 1954-1959
  Станция Карталы южно-уральской ж.д.
  Переезд
  
  Мы уплыли из Колпашево. Кончилось тихое детство у бабушки за печкой. Мне уже было семь лет, я умела читать, считать, писала печатными буквами и должна была идти и очень хотела в школу.
  На пароходе мы плыли долго. Я помню, как я устала от утомительного шума двигателя, от тесноты помещения, набитого народом. Возможно, меня укачивало. В трюме (мы ехали третьим классом) стояли 2-х этажные прикрепленные к полу кровати, на которых сидели и лежали люди, много людей. Они все время говорили и что-то жевали в жуткой духоте и зловонии, а я совсем не хотела есть. Наверху, на открытой палубе, тоже плыли людей. Они лежали прямо на полу на своих тюках, все грязные и от них плохо пахло. Женщин и детей было мало, в основном мужчины. Переезд по железной дороге мне не запомнился, хотя я помню стеной стоящий лес вдоль дороги. Но, может быть, я помню это из следующих поездок по Сибири.
  Мы в Челябинске у бабы Капы, другой бабушкиной сестры. Дядя Валериан, старший сын бабы Капы все время на работе, его жена Аня тоже, и мы общаемся с бабой Капой и ее внуками, Сережей и Женей. Хорошо я запомнила тетю Галю, младшую дочь бабы Капы. Она не слышит, оглохла после болезни, и мама с ней говорит руками, а тетя Галя отвечает ей обычным образом, вслух. Если говорить медленно и отчетливо, то Галя понимает по губам. Галина дочка Люся, ее хорошенькая темненькая девочка младше меня болеет какой-то инфекционной болезнью, и мы только смотрим друг на друга через открытую дверь. Играть вместе нам нельзя, и я ухожу на улицу с ее старшим братом Колей и вожусь с мальчишками в песке. Машинами им служат кирпичи, а мне кирпича не достается, и я вожу металлическую консервную банку.
  - Ты говновоз - дразнят меня мальчишки.
  Цистерны с дерьмом, очищающие обычные тогда деревянные туалеты с дырками, знают все. После того, как такая машина проедет мимо, в воздухе долго стоит отвратительный запах.
  - Неправда, - обижаюсь я.
  И тут же придумываю:
  - Я вожу молоко или бензин. Коля, скажи им!
  Но Коля промолчал.
  Помню усталость от шумной бестолковой жизни в чужой семье. Наконец, мы уезжаем. Мама устроилась на работу на станцию Карталы.
  
  Карталы, первый, второй, третий класс.
  
  Переезд в Карталы не помню.
  В Карталах мы живем в центре города на привкзальной площади. Адрес: Привокзальная 1, кв 14. Дом трехэтажный, мы живем в большой комнате на третьем этаже. В двух других живут Ярошецкие - молодой черный и красивый еврей, его жена, мать и сынок Борькой. Боря маленький, ему годика четыре, и мне не товарищ. Кухня большая, мне кажется, был газ, не помню растопку плиты. На кухне был кран с холодной водой. Дверь в маленький туалет была расположена рядом со входной дверью. Наша комната прямо. В комнате помещалось 2 спальных места (я спала с мамой), стол и китайская роза - огромное дерево, которое не цвело, и бабушка говорила, что сторона у нас северная, солнца нет и поэтому роза не цветет. Возле кровати стояла шаткая этажерка, которая все время норовила упасть.
  Китайскую розу во время уборки выдвигали на середину стола и обрызгивали ее как белье, ртом водой из чашки. После купания листья становились темными и блестящими.
  В темноте на фоне окна роза казалась страшным чудовищем, широко раскинувшим свои темные лапы и я, проснувшись ночью от бабушкиного храпа, лежала за маминой спиной, затая дыхание и слушая стук собственного сердца и долго не могла уснуть от непонятного, вязкого страха.
  Шкафа не помню. Кажется, был самодельный деревянный гардероб. Белье хранили в чемоданах.
  У меня был свой уголок на полу, где я играла в куклы, рассаживала их по стенкам.
  Переехали мы в августе, а первого сентября я пошла в школу в первый класс.
  Школа моя - начальная - длинное розовое одноэтажное здание. Холодно. Пасмурно. 1-ое сентября. Мы в школьных формах и в белых фартуках мерзнем на улице. Директор, немолодой и худой мужчина, долго и нудно говорит о важности момента. Скучно. Плохо слышно.
  Учусь я хорошо. Я так проникнута важностью свершившегося со мной превращения из обыкновенной девочки в школьницу, что стараюсь из-за всех сил.
  Я хорошо помню, как бабушка последний год мне твердила:
  - Ну вот, посмотрим еще, как ты будешь учиться!
  Я - буквоед. Никаких отклонений, ну ни малейших, от требований моей обожаемой учительницы Нелли Ивановны. Она некрасивая женщина, носик уточкой, но мне нравится и я очень боюсь оказаться хуже других в ее глазах. Ее авторитет значительно выше авторитета бабушки и мамы, ведь она учительница, а они всего лишь бабушка и мама. Мама иногда иронически хмыкает, чувствуя мою прямо таки трепетную любовь к Нелли Ивановне и самому процессу учебы, но молчит.
   На втором месяце учебы мой пыл начинает потихоньку остывать. Каждое утро лень вставать и идти в школу. Все время хочется спать. Идешь в потемках ранним, сырым утром, тихонько дремлешь на ходу. Уже считаю дни до первых новогодних каникул. Но учиться все еще мне нравится. Нравится типографский запах новых тетрадей, промокашки в них, сначала такие новенькие, розовые, потом все в чернильных разводах. Приятно выписывать буковки, а потом разглядывать их. Огорчает, правда, вид исписанных мною тетрадок - у них загибаются уголки, на аккуратно разлинованных полях появляются чернильные пятна от испачканных пальцев, исправления и всякая другая грязь.
  Помню, я написала что-то неправильно и не знала, как исправить. Стала плакать и капнула слезой на страницу. Все размазала. Мама и бабушка предлагали разные варианты, вплоть до того, чтобы вырвать лист, но я все отвергала и рыдала в голос.
  Потом в отчаянии, вся зареванная легла спать. Дальнейшая жизнь с такой тетрадкой казалась просто немыслимой. Утром в школе сдала ее на проверку как есть. И все обошлось без нареканий. Нелли Ивановна не сказала ни слова, глядя на измызганную страницу.
  Чем ближе к концу тетради, тем скорее хочется начать новую, в которой будут одни пятерки, а эту, старую где даже тройки мелькают - выкинуть.
   Но без разрешения учительницы тетрадь менять нельзя, а Нелли Ивановна разрешит это только тогда, когда испишется последняя страница. Ну вот, наконец-то, можно взять новую тетрадку, с хрустом провести ладонью по первой странице, отогнуть обложку, обмакнуть перо в непроливашку и ... и поставить здоровенную кляксу прямо посреди страницы!
   Ну что тут будешь делать? Остается только в голос зареветь.
  Нелли Ивановна вела все предметы, даже пение. Помню, на уроке пения у нас было соревнование по рядам. Когда наш ряд спел, то оказался на последнем месте.
  - Вы все прислушиваетесь к голосу Зои, - сказала Нелли Ивановна.
   Мой очень громкий голос и полное отсутствие слуха гарантировали нашему ряду последнее место в течение всех первых трех лет учебы. Мелодии я не узнавала, песни различала по словам, и когда я пела, то мне казалось, я пою правильно.
   В первом классе я часто играла в куклы; уроки давались мне легко, и при всем старании я не тратила много времени на их приготовление, а гулять одну меня все еще пускают неохотно.
  В один серый ноябрьский день, когда я сидела со своими куклами, разыгрывая какую-то мною же придуманную пьесу и озвучивая сразу все персонажи, открылась дверь в комнату, быстрым шагом вошел мужчина в форме, и бабушка вслед за ним. Я сразу почувствовала какое-то напряжение.
  - Зоечка, ты не узнаешь, это папа - сказала бабушка. - Поздоровайся!
  Не помню, наверное, я молчала, растерянная.
  Отец приезжал за официальным разводом. Помню, мама говорила с ним сквозь зубы, когда они сидели за столом.
  В классе у меня есть подруга - Шмонина Галя, симпатичная девочка с веснушками. У Гали густые длинные косы. Когда Галю вызывают прочитать кусочек текста, она быстро встает из-за парты, перекидывает косы на спину и ясно и четко читает. При этом у нее очень горделивая осанка. Мне она нравится, нравится, как она движется, как перекидывает косу. И когда вызывают меня, я тоже перекидываю косу таким же жестом, как Галя и также прямо держу спину, пока читаю текст.
  Тексты из учебника родной речи с картиной Левитана "Золотая осень" на обложке. Я люблю на уроке чтения смотреть на эту картину. Я никогда не видела такой осени. Сейчас мы живем в степном краю, редкие деревья только в городе, а за окраиной голая бескрайняя степь, а до этого была тайга, там тоже осень выглядит по другому.
  Стихи я учу легко, даже Исаковского, не говоря о Пушкине, считаю хорошо, а вот пишу хуже.
  Я санитарка в первом и во втором классе. Хожу в школу с белой повязкой, на которой вышит красный крест. Важно осматриваю руки и уши, гоняю мальчишек мыть руки, когда они грязные.
   При исполнении я важная и думаю, довольно противная.
  При входе в школу дежурят старшие мальчики, в основном из 4-х классов. Они проверяют чистоту обуви и не пускают тех, у кого грязная обувь. Я тщательно вытираю свои черные резиновые сапожки о решетку при входе в школу, но их сомнительная чистота не нравится одному мальчишке на дверях и он не пускает меня в школу. Я доказываю, что обувь чистая, но он грубо выталкивает меня за дверь. Я страшно оскорбилась, заплакала и побежала прочь из школы, решив не ходить больше сюда никогда! Помню как я бегу с отчаянием в сердце домой, слезы градом текут по щекам и противно соленые попадают в рот, встречный ноябрьский ветер сбивает с ног и тяжелый портфель больно бьет по ногам.
  Думаю, что бабушка посоветовала мне не обращать внимания и сделать вид, что я вытираю ноги.
  Пусть отвяжутся эти противные мальчишки.
  А если они чистые, то вытирать и не обязательно. И успокоив, отправила меня обратно в школу. Я слегка опоздала, в коридоре уже никого не было и я спокойно прошла в свой класс. Нелли Ивановна даже не сделала мне замечания.
  В школе длинные темные коридоры, по ним можно бегать сломя голову, учителя только шарахаются в стороны.
  Правда задираются мальчишки, дергают за косички, но это быстро проходит, я учусь давать сдачи. Мне помнится, я не очень одолевала Нелли Ивановну жалобами на проказы мальчишек.
  Как-то раз, зимой, когда я шла из школы домой, вместе со мной шел мой одноклассник Славка, который меня дразнил, как уже не помню. Я повалила его на завалинку сарая перед нашим домом и лупила портфелем, но он не переставал дразнить и смеялся, слегка прикрываясь рукой. Лупанув его пару раз портфелем, я только задумалась, не стукнуть ли его и в третий, как вдруг услышала строгий бабушкин окрик из форточки:
  - Зоя, сейчас же домой!
  Я постояла, подумала, двинула все же Славку портфелем еще раз, чтобы не воображал, что поле битвы за ним, и отправилась домой.
  В дальнейшей бабушкиной интерпретации этот невинный эпизод выглядел так:
  -Смотрю, а она его повалила и лупит, и лупит портфелем. Никак не перестанет. Такая вот драчунья.
  Бабушка чувствовала себя прямо таки спасительницей маленького мальчика, хотя реальная опасность быть забитым до смерти ему не грозила.
  Часть нашей школы отдали под казарму. В двери, ведущей в помещение, где жили солдаты, была щелочка, я сунула туда свой любопытный нос и чуть не задохнулась от тяжелого спертого воздуха.
  После Нового года, весной, мама уехала на 4-х месячные курсы усовершенствования в Ленинград.
  Я очень скучала. Я любила бабушку, была к ней привязана, но без мамы, которую я видела только по вечерам и по воскресениям, мне было тоскливо. Мама была веселая, смешливая молодая женщина и жизнь без нее стала серой и скучной.
  Бабушку я слушалась, а когда не слушалась, то слышала:
  - Ну, вот погоди, приедет мать... .
  Бабушка говорила это подозрительно часто и я думала, что она тоже ждет мою маму, свою дочку. Но бабушка не была сентиментальна, и когда я расчувствовавшись (довольно редко) целовала ее, говорила:
  - Какие нежности при нашей бедности!
  Ну, вот, наконец, весна, и мама вернулась. Солнечное воскресение и от соседей, как всегда по выходным, доносятся вопли радиолы:
  "Мишка, Мишка, где твоя улыбка,"
  или
  "Ах, Таня, Таня, Танечка, неси скорей обед".
  Ярошецкий крутил пластинки с утра до вечера на полную громкость, я выучила их наизусть и иногда они мне надоедали. Хотелось смены репертуара.
  Но сейчас мое настроение совпадает с музыкой, и я ношусь по комнате и радостно напеваю:
   "Работница питания, приставлена к борщам,
   На Танечку внимания никто не обращал".
  Слова песни не имеют ко мне никакого отношения. Это мне не грозит, уверена я, чтобы никто внимания не обращал. Да и Тане повезет в конце песни, а это уже скоро.
  В Ленинграде мама совершенно неожиданно встретилась в бане со своей близкой подругой из Батуми - Тамаркой. Проходя мимо голых женщин, она услышала, что кто-то позвал ее по имени, и, вглядываясь через пар в сидящих, она узнала Тамару. Больше они уже не теряли связи и переписывались всю жизнь.
  После первого класса мы с мамой ездили в Батуми. Каждое лето мы куда-нибудь ездили, хотя жили довольно скудно. Просто мама работала в железнодорожной больнице, и билеты у нее и у меня были бесплатные.
  По прибытии в Москву нас встречал дядя Боря, мамин двоюродный брат, второй сын бабы Капы. Его детей, Таню и Лешу, в тот свой приезд я не помню. Кажется они были в Бологом у бабушки. Помню очередь в кассе предварительной продажи билетов, загадочное слово - закомпостировать.
  Нужно закомпостировать билет, без этого нельзя, оказывается ехать, дальше, а это ужасающе долго и нудно, стоять в очереди в жару в душном помещении.
  От Москвы до Батуми мы ехали в развеселой компании. В одном купе с нами оказалось трое молодых парней, они пили пиво вместе с мамой и играли в подкидного дурака.
  Мама подвыпила и много смеялась. А я сказала:
  - Моя мама как выпьет, - на людей кидается!
  Сказала на всякий случай, чтобы новые знакомые не очень-то рассчитывали на мамину благосклонность.
  За это я была бита в вагонном туалете.
  Но вот мы в Батуми у тети Тамары (маминой мачехи) и дедушки, на улице Горького. Меня мучают смутные воспоминания о запахах, о дворе, ведь я жила здесь маленькая. Во дворе я играю с девочками.
  Дети здесь менее враждебные, чем в Карталах, и легко принимают меня, незнакомую, в свой дворовый коллектив, Здесь даже слегка борются за мое внимание, внимание новой, незнакомой девочки. Самая частая игра девчонок - в секреты: роется ямка, в нее кладется фольга, на фольгу разноцветные стекляшки, затем сверху стекло и засыпают песком. Секрет спрятан. Потом этот секрет долго ищешь и, когда находишь, с волнением разгребаешь песок пальцем и любуешься на выложенные тобой переливающиеся узоры. Это твой секрет. Но еще необходимо найти и разорить чужой. Мне же нравилось составлять переливающиеся разноцветия в ямке, а азарт разорения чужих секретов меня не прельщал. Я только любила найти и сравнить чужую работу со своей, а потом засыпала чужой секрет песком.
  На батумском бульваре тенистые аллеи с большими деревьями, в основном платанами и магнолиями. Аллеи засыпаны крупной морской галькой. Под магнолиями на гальке много жестких крупных листьев, опавших с дерева. Мама научила меня делать шапку из этих листьев, скрепляя их спичками.
  Дедушка был тяжело болен, я все время ходила взад-вперед - из дома на улицу, с улицы в дом - производила много шума, он сердился на меня, и мне не понравился. Ясно было, что он меня совсем не любит.
  Мама была расстроена нашими отношениями. Она очень любила своего отца. А мне он не понравился.
  Он довел меня до слез своими утверждениями, что дедушку надо любить больше, чем маму. Старый человек шутил со мной, но я не приняла эту шутку и очень обиделась. Так мы расстались, не поняв друг друга, и расстались навсегда, как потом оказалось.
  Вернулись мы домой с 2 копейками в кармане, но это помнила только мама.
  Во втором классе дни замелькали один за одним в уже привычном ритме учебы, учились, правда, в основном во вторую смену. Мне это нравилось, не надо рано вставать.
  Сентябрь в Карталах бывал еще довольно теплый. Помню яркие степные закаты, на которые я заглядывалась, устало и лениво возвращаясь из школы. Тепло и пыльно. Мимо нас, школьниц, прижимая нас к заборам, пылит большое и пестрое стадо коров. Я останавливаюсь, и бросив портфель на чахлую пыльную траву у дороги, сажусь на него и жду, пока пройдет стадо. Коровы громко мычат и, приподняв хвосты, бросают лепешки на землю. Я жду терпеливо, я не люблю ходить параллельно со стадом (просто трушу). Подружки останавливаются, и зовут меня, но я не трогаюсь с места и ничего не объясняю.
  Дома ждет моего возвращения со школы бабушка. Обед уже готов, я мою руки и сажусь кушать, иногда на кухне, а когда на кухне колготятся соседи, то бабушка приносит еду в комнату. Я ем и рассказываю ей школьные события сегодняшнего дня, в которых я лично выгляжу самым наилучшим образом. Но бабушка не всегда одобряет меня, в особенности мою способность встревать в любую ситуацию, которая меня изначально даже не касается, но задевает мое чувство справедливости, а я всегда за справедливость.
  - Ну, наш пострел везде поспел - комментирует она мои рассказы.
  Или
  - Ты, Зошка, ну просто в каждой бочке затычка.
  В последнем случае я представляю себе большую бочку, почему-то с пивом, с дыркой сбоку, из которой льется пиво. Я затыкаю дырку своим носом (Суешь свой острый нос куда не надо - еще одно бабушкино высказывание) и сижу так, так как если вытянуть нос обратно, то ясно, что пиво снова польется. А в других бочках тоже дырки и их надо срочно затыкать, а нос-то у меня один! И я мечусь от бочки к бочке в бесполезной и неразумной попытке заткнуть все дыры.
  Мне жалко себя, я перестаю есть и начинаю плакать. Такой переход от веселого оживления к слезам обескураживает бабушку, но она не сдается и говорит свое любимое:
  - Какие нежности при нашей бедности!
  Поплакав немного, я иду гулять, так как вечером надо учить уроки и на прогулку времени мало.
  Как-то раз Нелли Ивановна провела испытание, кто спокойно просидит минуту. Мальчишка за моей спиной все время бурчал и что-то вытаскивал из-под парты. Я раз десять за минуту повернулась, призывая его к порядку, в результате оказалось, что я сидела хуже всех. Нелли Ивановна поколебавшись, так и сказала:
  - Хуже всех сидела Зоя.
  Обидевшись и надувшись, я просидела смирно остаток урока.
  Видимо, все-таки тесно и скучно было мне в школе и в нашей комнатке с китайской розой. Я начиталась Жюль Верна, знала, что мир очень большой и стремилась куда-то в неведомые края. Помню осенью, до уроков мы стоим возле городского парка и я уговариваю девочек убежать из дома. Прямо сию минуту не ходить в школу, а убежать на войну в Корею!
  - Мы будем там санитарками, будем перевязывать раненых - говорю я.
  Мысль не идти в школу нравится моим одноклассницам (Шмониной среди них нет), но возникает резонный вопрос, а что мы будем есть?
  - Надо насушить сухари - говорю я.
  - Тогда убежим через неделю, - осторожно предлагает одна из девочек.
  - Нет, - возражает ей другая. - Бежать надо летом, зимой очень холодно. Замерзнем до смерти.
  Замерзать никому не хочется и мы понуро бредем в школу. В общем, в Корею мы так и не попали ни сейчас, ни летом.
  Во втором классе мне купили металлический конструктор и я с воодушевлением начала конструировать подъемные краны, машинки с поднимающимся кузовом, тележки и прочие механизмы. Пластинки конструктора были из красноватого металла и изделия из них были очень красивы.
   Я возилась с этим конструктором много лет. Потом мне купили новый, из алюминия и я делали машины разноцветные. Играла я в конструктор вплоть до нашего отъезда из Карталов.
  К Новому году мы получили посылку из Батуми от дедушки. Сначала получили письмо от тети Тамары, что они посылку послали, стали смотреть на штемпель, выясняя сколько времени шло письмо и что осталось от посылки, если ее все еще нет. В общем, в посылке сохранилось только немного мандарин, а от хурмы мне дали поиграть блестящую косточку. Я долго держала ее в руках и какие-то смутные воспоминания во мне шевелились, ведь в детстве я ела эту хурму, но сейчас не могла вспомнить вкус, только знала, что косточку такую я держу в руках не первый раз в жизни.
  После второго класса мы ездили в Колпашево. Ехали долго, очень долго до Томска, и за окнами вагонов стоял густой темный лес и цвели на полянах необыкновенные цветы. Поезд часто останавливался в лесу и все время опаздывал. Я мечтала выбежать из вагона и нарвать охапку цветов, как это делали взрослые смелые мужчины, но мама боялась, что я отстану от поезда и не выпускала меня.
  Целыми днями я лежала на верхней полке вагона и смотрела в приоткрытую створку окна на тайгу, вдыхая запах хвои вместе с паровозным дымом, (часть дороги ехали на паровозе). На крутом изгибе дороги можно было увидеть, что у нас во главе состава - паровоз или тепловоз.
  Меня волновали полустанки, мимо которых мы проезжали, дети, которые махали рукой вслед поезду, их незнакомая мне жизнь, которая на секунду соприкоснулась с моей, и исчезла навсегда.
  Монотонность пейзажа утомляла, и тогда я начинала нетерпеливо ждать какого-нибудь города, большой и длительной остановки, на которой мы с мамой сходили и гуляли по перрону, и ели промасленные пирожки "с кошатиной", как про них говорила мама.
  В вагоне взрослые мальчики играли в шахматы и научили меня играть тоже. Правда по упрощенному варианту - королю мат не ставился, его просто съедали, как любую другую фигуру и игра прекращалась.
  Ночью в вагоне я спала на нижней полке, мама боялась, что я во сне упаду. Приходилось смиряться.
  Из Томска до Колпашево летели на самолете. Самолет был маленький, с четырьмя крылами. Маме было плохо в самолете. Ее рвало, а я в начале полета вертелась и все глазела в иллюминатор, но под конец укачало и меня. Мама еле успела сунуть мне кулек.
  В Колпашево сестры Таня и Оля взялись научить меня кататься на велосипеде. Оля учила меня упорно и я поехала-таки, несмотря на свою трусость. Сестры показались мне ловкими и подвижными по сравнению со мной. Думаю, это так и было. Они пустили меня одну с небольшой горки, и я повизгивая от страха покатилась самостоятельно и чуть не въехала в корову, которая взялась невесть откуда и важно лежала на моей дороге. А я панически боялась коров, резко крутанула рулем и свалилась с велосипеда. Животное даже не шелохнулось.
  Еще меня удивили очень длинные сумерки, сумерки белых ночей. Давно вечер, а все светло и светло. Спать нас не укладывали, мы ложились, когда захочется и это было прекрасно.
  Поздний вечер, мы залезли на сеновал, сено пахнет сладко летом и солнцем. Сухие травинки падают за шиворот и щекочут. Мы прыгаем с какой-то антресоли у притолоки вниз, на гору сена и визжим во всю силу легких. Взрослых нет и никто нам не мешает. Напрыгавшись и запыхавшись, мы ложимся как попало на сено и говорим, говорим, вспоминая происшедшее за те два года, что мы не виделись. Становится темнее, но вечер все длится, все еще видны лица даже в потемках сарая. Странный свет льется сквозь щели в стене, вон по двору идет мама звать меня спать. Таня и Оля просят оставить нас ночевать на сеновале. Нам приносят одеяла и подушки, и мы тихонько засыпаем, я так и не дождавшись наступления настоящей темноты.
  Обратно мы летели на самолете побольше и мне не было плохо. Но маму все равно рвало.
  Мама потом расскажет, что у родни не хватало белья, и спать нам пришлось на вывернутых наволочках, но тогда такие мелочи меня не волновали.
  В общем, житье мне там было привольное, больше свободы, чем дома, я снова подружилась с сестрами и была рада поездке.
  Во время стоянки поезда в Новосибирске, мама купила в привокзальном киоске толстую книгу в зеленоватом переплете "Двенадцать стульев и Золотой теленок" и очень радовалась своему приобретению. По приезду бабушка, однако,не одобрила ее поступка в довольно решительных выражениях:
  - Зад голый, а туда же, - книжки покупают.
  Мне, правда, не казалось, что у мамы голый зад. У нее было красивое креп-жоржетовое платье, шитое у портнихи, шерстяная безрукавка с разноцветными полосами, ажурный белый шарфик.
  Мама выщипывала брови, красила губы красной помадой и душила носовые платки
  А я была худой девчонкой с цыпками на руках и въевшейся в них грязью, ободранными локтями и коленками и длинным носом на бледном черноглазом лице. Но, держа в руках мамин кружевной платочек и нюхая его, я чувствовала, я ждала, я вырасту и тоже стану загадочной, красивой женщиной и буду душить носовые платки.
  В начале учебного года в третьем классе к маме зашла ее хорошая знакомая и, увидев, что я играю в куклы, очень удивилась:
  - Такая большая девочка и играет в куклы! ?
  И я перестала играть.
  Забегу в комнату, когда бабушка на кухне, схвачу грустную, бледную куклу Наташку со шрамом на лбу, поцелую ее раз, другой и быстренько посажу обратно.
  Но чувствую свою измену перед старой куклой. Ночью бабушка храпит, я проснусь и прислушиваюсь, не плачет ли брошенная мною Наташка.
  Зимой я носила козлиную серую шубку и красную вязаную шапочку капором. Меня так и дразнили - Красная шапочка.
  Помню очереди за хлебом, длинные и унылые. Все в какой-то серой, некрасивой одежде, понурые. Продавщицы крикливые, до визга.
   В очередях стояла бабушка. Самое страшное и очень обидное было потерять очередь. Иногда вместе с бабушкой стояла я. Тогда давали на двоих. Случалось, посылали в очередь меня, а потом приходила бабушка. Стоя в очереди одна, я волновалась, что бабушка не успеет прийти, очередь вытолкнет меня, как неплатежеспособную, и мы останемся без хлеба.
  Когда маму приглашали в гости в большие компании, она ходила одна, без меня. Но иногда вечерами, когда она шла к кому-нибудь из знакомых просто так, на огонек, она брала с собой меня.
  При этом мне давалась масса наставлений:
  - Веди себя прилично, не болтай ногами, не вмешивайся в разговоры взрослых. Если тебе предложат конфет или печенья, возьми одну штучку и поблагодари. - И тут же вспоминалась история, как когда-то в далеком детстве (я этого не помню) мне пододвинули вазочку с конфетами и сказали:
  - Угощайся, Зоинька.
  И Зоинька запустила в вазочку всю пятерню и вытащила столько конфет, сколько поместилось в пригоршне. Эта фантастическая история рассказывалась много раз и превратилась прямо таки в семейную легенду.
  После таких наставлений я сидела в гостях надутая и прежде чем взять конфету, спрашивала у мамы, смущая ее, можно ли взять.
  Часто в гостях мне казалось уютнее, чем у нас дома. Мне нравились кружевные салфеточки на комодах, бумажные цветы в вазочках, пресловутые семь слоников. Но мама ненавидит искусственные цветы, а настоящих что-то не видно, иногда летом бывают в доме мелкие, сильно пахнущие гвоздики, которые дарят маме наши друзья Ткаченко.
  Но это было в младших классах.
  Чем старше я становилась, тем шире становился круг моих знакомых, и я реже ходила с мамой в гости.
  После принятия в пионеры в третьем классе я - звеньевая. У меня одна красная полоска на рукаве. Я опять при должности, но чувства важности и ответственности у меня меньше. Меня не очень огорчает, что наше звено (одно из 3-х) не лучшее в классе.
  Мама с бабушкой скандалят, и я обычно на стороне бабушки, которая после ссор часто плачет (крокодиловыми, по словам мамы, слезами) и мне ее жалко. В сущность ссор я не вникаю, поводом служат всякие пустяки, но потом идет перечисление всех взаимных обид, накопившихся за долгое время их совместной жизни. После ссор наступает тишина, и бабушка дуется и не разговаривает с мамой, но обеды готовит. По ночам бабушка храпит, и мама не высыпается, это тоже причина для взаимного раздражения.
  Во время последней ссоры дошли до маминого детства; бабушка напомнила маме, что она каждое утро перед школой готовила и подавала ей завтрак, а мне подает завтрак она.
  - Я тоже работала и одна тебя растила, а ты живешь как барыня! И не ценишь! - сердилась бабушка
  - Я устала от твоих попреков - отвечала мама. - Она большая, не хочешь, не готовь ей завтрак.
  Теперь каждое утро вместо бабушки меня поднимает будильник.
  Я тихонько встаю, чтобы не разбудить мать, с которой мы спим на одной кровати, надеваю тапочки и иду в туалет. У нас паровое отопление, но в туалете очень холодно. Потом на кухне умываюсь холодной водой. Умываюсь как Том Сойер - только побрызгаю на себя водичкой и все.
  Зажигаю электроплитку и жарю себе яичницу. Чай в термосе приготовлен с вечера.
   Ем яичницу, потом хлеб с маслом и чай и бегом, а то опоздаю. Теперь я не намазываю масло на хлеб тщательно, как в детстве, когда я просила размазать масло аккуратно, так чтобы нигде не было пустого хлеба. Теперь кое-как намазала, проглотила, нацепила пальто, нахлобучила шапку, схватила портфель и, застегнувшись на бегу по лестнице, выскакиваю на улицу.
  Уже заморозки, на улице чуть светает, я иду в резиновых сапогах и пробиваю лед на всех встречных лужах, разглядываю узоры на льдинах, топчу замерзшую буграми глину. От земли пахнет свежестью. Морозец слабый, но ноги через резину холодит. Я еще разбиваю пару луж и уже тогда бегом в школу.
  В доме поселился пластилин. Он всюду. Прилипает к ногам, когда ходишь, к рукам, к рукавам, когда кладешь руки на стол. Мама и бабушка стонут и плачут, но покупают и покупают мне пластилин. Ребенок занят, ребенок часами не мешается, не шумит и не капризничает, кто из взрослых устоит против этого?
  В начальных классах у меня длинные косы. Помню это ощущение тяжести на голове от волос.
  Но мытье длинных волос в бане - это целое дело! После намыливания, надо сидеть и долго, долго расчесывать волосы, потом вытирать в предбаннике, потом, спутанные, со слезами раздирать дома. Я очень не люблю эту процедуру. И еще я помню противную процедуру натягивания чистых простых чулок на мокрые, плохо вытертые полотенцем ноги.
  В конце четвертого класса мне остригли косы. Я очень устала от своих длинных волос и мама повела меня в парикмахерскую. Волосы у меня были густые, косы толще моих рук, мама все говорила:
  - Мне кажется, эти косы у нее все соки выпили и поэтому она такая худая.
  Когда я распустила волосы в парикмахерской, народ вокруг ахнул. Остричь такую роскошь!
  Под давлением общего настроения мама смутилась и пошла было на попятный.
  Один мужчина с гневом сказал маме:
  - Если бы у моей дочери были такие волосы, я бы близко не подпустил ее к парикмахерской.
  Парикмахерша занесла ножницы над моей головой :
  - В последний раз, да или нет?
  - Да! - сказала я, и стала стриженой.
  Косы оттягивали голову назад и я не сутулилась, а стриженая я сразу согнулась, но зато стала подвижнее. На косы трудно было надевать зимой шапку, они были толстые и давили на шею, а теперь свобода!
  В Карталах бедная растительность. Во дворе садик на три дома, в нем посажены кусты акации. Летом они цветут желтыми цветами. Попочки у цветков сладкие, их можно есть, что Лина (живет во дворе в маленьком домике, ровесница) и делает, а мы с Ольгой (подруга, живет во втором подъезде моего дома, на год старше) только обсасываем сладкий сок и выплевываем. Когда созреют стручки, можно делать пикалки и пикать, пронзительно пикать целый день, пока голова не распухнет.
  Еще есть лесопосадки вдоль железной дороги. Там идет одна колея, поезда ходят редко и все заросло низенькими ветвистыми деревьями, слегка похожими на ивы своими продолговатыми серебристыми листьями. На них растут маленькие, длиной 5-6 мм узенькие зеленоватые плоды, которые мы называем финиками. У них неопределенный слегка сладковатый мучнистый вкус и они идут у нас как лакомство.
  Летом по квартирам ходят рыбаки и продают речную рыбу, в основном карасей.
  Бабушка очень вкусно запекает их в сметане. Просто объедение. Но есть приходится очень осторожно, так как в карасях очень много мелких раздвоенных костей.
  На праздники бабушка варит холодец, готовит неизменный винегрет и к нему селедка.
  Селедку у нас подавали с костями, снимая только шкурку и поливали постным маслом.
  Праздники - Октябрьские, Новый год, Первое мая и дни рождения.
  Еще бабушка печет пирог в чуде или домашнее печенье, рецепт которого дала бабушке ее знакомая. Бабушке кажется, что ее печенье не такое, как она ела в гостях, но нам с мамой все равно нравится.
  Зимой мне купили лыжи и я хожу по садику на лыжах одна. Скучно ходить по кругу, но далеко уходить мне не разрешают, а любителей кружить по садику нет. Я хожу вдоль забора, и придумываю, что меня забросили в тыл врага на парашюте. Все вокруг становится сразу загадочным. Опасности грозят мне из-за каждого заснеженного куста акации. Вон за забором фашисты с автоматами.
  Но голос бабушки, которая зовет меня есть, разгоняет мираж и я плетусь обедать и собираться в школу.
  Я вся промокла и замерзла, прячась от немцев в кустах, и бабушка меня ругает, а Циля Иосифовна Ярошецкая под наш разговор пытается запихнуть своему младшему внуку, брату Борьки, жвачку. Мне противно на это смотреть, и я довольна, что малыш выплевывает ее на пол. Вечером мама и бабушка осуждают Цилю за такое кормление ребенка.
  - Это в наше-то время! - сердится бабушка. - Не может сварить ребенку кашу! В деревне в старое время только самые бедные и ленивые так делали.
  Когда я хожу в школу во вторую смену, то уроки делаю утром. А гулять после школы нельзя, темно. И я сижу дома, слушаю разговоры взрослых и делаю вид, что читаю книжку.
  Бабушка рассказывает захватывающие истории о своей работе акушеркой в деревне, откуда ее "сорвала" мама.
  - Смотрю, а у нее (у роженицы) уже пуповина болтается. Я ловлю ребенка и скорее ее на стол. Главное теперь аккуратно перевязать пупок. У деток, которых я принимала, все пупки хорошие и никакой грыжи.
  Задавать вопросы и вообще проявлять интерес к таким рассказам мне нельзя. Сразу же опомнятся и замолчат. Поэтому я затаилась и слушаю:
  - Лучше всего, когда головкой идет. Ножное прилежание гораздо хуже.
  - Но если ручкой, тогда надо звать врача и делать поворот на ручку. Сама я не могу.
  - Снег, метель, привозят, всю растрясли. Еле добежала до стола.
  Наслушавшись этих разговоров, я до 16 лет думала, что дети рождаются через пуп!
  Идет середина пятидесятых годов. Мы живем на большой узловой станции, рядом Казахстан. Преступность большая, вечерами ходить опасно.
  Вечером опять слышу всякие обрывки рассказов шепотом (чтобы ребенок не волновался).
  - Убили женщину. Долго издевались.
  - Нашли мертвого. Напоили водой и прыгали на животе, пока он не лопнул.
  Мне страшно. За окном потемки. Мама ходит по вызовам и не успевает засветло. Бабушка нервничает. Мне ничего не говорит, но я чувствую ее страх.
  Позднее мама расскажет, что среди ее больных были поднадзорные и один из них, здоровенный детина, требовал у мамы больничный, а она не дала. Он показал ей нож и сказал, что доберется до нее. Она долго боялась, а потом забыла.
  Когда я болею, мама приглашает ко мне своего знакомого врача-педиатра Илью Соломоновича.
  - Он молодой, но я ему доверяю - объясняет мама бабушке.
  У меня часто болит горло и повышается температура. От боли в горле меня пытаются отпоить теплым молоком, которое я обычно с удовольствием пью. Но только не во время болезни! Как только у меня повышается температура, я испытываю сильное, до рвоты, отвращение к молоку.
  И настойчивые уговоры мамы и бабушки не помогают. Я начинаю пить молоко только после выздоровления.
   В конце зимы или в начале весны я заболеваю очень тяжелой ангиной. В это время в Карталах была эпидемия дифтерита. Илья Соломонович считает, что это ангина, но не уверен. Мама пригласила другого врача - немолодую женщину, думаю, инфекциониста. Та долго смотрела мое горло, щупала железы, еще смотрела горло. И сказала в конце концов: "Нет, не похоже, что это дифтерит, подождите с сывороткой". Но у мамы сдали нервы и она для подстраховки вкатила мне противодифтеритную сыворотку, на которую я дала очень сильную реакцию. У меня поднялась температура свыше 40 градусов, начался бред. Помню разноцветные все удаляющиеся круги перед глазами. Нужно дотянуться куда-то туда, в глубину, за ними, а я не успеваю и мне очень плохо.
  Когда я очнулась, бабушка сказала мне, что я кричала и бегала по комнате, она еле со мной справилась.
  После вскакивания и беготни произошел кризис, температура упала и больше уже не поднималась. Я выздоровела.
  Где-то, наверное, через полгода после этого, мама заболела сепсисом, ее кололи, а я радовалась, что вот и ее тоже колют, не понимая, что мама опасно больна.
   После большого перерыва я, наконец, пришла в школу. Нашу учительницу замещает директор, она тоже болеет.
   За время моего отсутствия начали учить падежи. Я прочитала в учебнике: в родительном падеже у имен существительных окончания "ы" и "и".
   Меня поднимает директор и просит назвать предложение с существительным в родительном падеже. Я говорю:
  - Вороны каркают
   - Неверно
  - Собаки лают.
   - Опять неверно.
  Я молчу в растерянности. Класс смеется злорадно. Мальчишки рады, что отличница в затруднении.
  Подымает рука Галя.
  - У меня нет книги, - приводит пример она.
  - Молодец, правильно. Приведите свой пример вы. Я ничего не могу придумать, кроме:
  - У меня нет тетради, - говорю с трудом, скрывая слезы. Я в непривычной роли тупицы.
   Урок математики. Устный счет. Директор предлагает большое число умножить на 25, а затем еще на 4. Соображаю мгновенно, просто приписываю в уме два нуля и поднимаю руку. Учитель вызывает меня сразу. Ответ верен.
  На вопрос, как получился, отвечаю:
   - Умножила на сто.
  Дальше объяснять он мне не дал.
  - Раз такая догадливая, садись, пять.
  Я потрясена легкостью получения отметки.
  Впервые за все время моей учебы появилась возможность быстро соображать и не надо долго объяснять, учитель понял сразу!
  Мне очень понравилось.
  Тогда же я получила первую двойку. По чистописанию. Как радовались двое мальчишек, которые сидели передо мной. И еще куча других. Все орали мне в лицо -Двойка, Двойка! ! !
  Я кусала губы, но не плакала.
  Мелкие предметы - мой бич и мамин тоже. С первого класса начались уроки труда, и я стала терять ножницы. Приду в школу с ножницами и забуду. По тем временам это было с концом.
  Меня ругают, я плачу, я не хочу терять ножницы. Но вот новый урок, я их не забыла, принесла домой, а вот на следующий - опять!
  Я опять забыла ножницы!
  И если бы только ножницы!
  А варежки. За год я теряла пар 6-7 варежек .
  Меня ругали дома по-черному. Мама и бабушка здесь были единодушны.
  - Растяпа, неряха, на тебя не напасешься!
  - Ну что может вырасти из такой растеряхи? - сокрушалась мама.
   Но чем больше я боялась потерять варежки, тем чаще теряла.
  Еще были деревянные ручки со стальными перышками и чернильницы-непроливашки.
  Непроливашки - это наглая ложь! Чернила из них выливались и заливали учебники и тетради, парты и новенькую клеенку на столе, где я учила уроки. Они попадали на форму, на фартуки, на руки.
  Стальные перья все время ломались, ведь писать надо было с нажимом! Как нажмешь один раз, так перышко и откроет клюв и начинает царапать бумагу. Нужно вставлять новое. В школу ходили с портфелем, и в мешочке затягивающемся - непроливашка.
  А тут на пути горка. Ну кто удержится и не съедет с нее на портфеле?
  А что при этом будет со стеклянной непроливашкой? И с чем идти в школу, как писать? Хороший сосед по парте, конечно, даст чернильницу. Поставит посередине и можно макать вдвоем. Я сижу вместе с Галей, она меня выручит - ей не впервой, но с ней таких глупостей, как со мной, не происходит, и мне неловко, что я ее, в свою очередь, выручить не могу.
  Деревянные ручки я сгрызала до металла. Пальцы у меня всегда были в несмываемых чернильных пятнах. После приема в пионеры я жевала концы галстука. Но ногти не грызла никогда, напуганная раз и навсегда страшным словом инфекция, которая сидит у меня под ногтями и только и ждет, чтобы поселиться во мне.
  Гражданскую сознательность и советский патриотизм нам прививали на примере пионера Павлика Морозова. Эта история меня устрашала. Я не могла себе представить, как родные могли убить своего мальчика, даже если он и донес на них. Кулаки представлялись мне бесчеловечными существами, лишенными даже родительский чувств. Смущало меня только, что Павлик донес, где хранится хлеб, а ведь этим хлебом его родные собирались кормить и его тоже. Во всяком случае в моем представлении Павлик, без сомнения герой, жертва ненавидящих советскую власть людей.
  В это время я уже много читаю сама. Детские советские книжки вроде "Васек Трубачев и его товарищи" и "Дети Сталинвороша". Жюля Верна "Таинственный остров" мне прочитала бабушка! И только потом я сама.
  Читая про жизнь людей до революции, я всегда высчитывала, доживет ли герой до 17 года, до светлого будущего, или нет. Если нет, то выходило, что он несчастный человек, умер раньше срока, так и не узнав торжества правды и справедливости.
  Я радовалась, что родилась во-время и живу прямо в светлом будущем и никто не сможет меня тиранить. Мне-то повезло, но каково остальному человечеству, которое жило до меня и так и умерло, не прозрев?
  После курсов мама устроилась на полставки в лабораторию врачом-лаборантом. Туда мне можно приходить, в отличии от ее кабинете в поликлинике, куда ходить нельзя.
  Я у мамы, она в белом халате и в хорошем расположении духа; смеясь, вырывает у меня волос, кладет его под микроскоп, и я долго удивленно гляжу на коричневую, в палец толщиной полоску под микроскопом, потом мама дает мне посмотреть каплю воды, крылышко от засохшей мухи. Я в восторге. Глядя, как я радуюсь, смеется и мамина лаборантка Любочка, хорошенькая молодая девушка-татарочка со смуглой кожей и темными глазами.
  Они дружат с мамой, Люба обсуждает с мамой какие-то свои сердечные дела, а я жду, когда мама соберется домой. Лаборатория расположена напротив моей школы в низеньком одноэтажном кирпичном здании. Вокруг небольшой садик, в нем растут даже березы.
  Лето в Карталах жаркое, без дождей, бывают пыльные смерчи. Как закрутит столб пыли посредине дороги, потом долго сплевываешь песок, трешь глаза.
  Если выйти на окраину города, то кругом сплошная степь и ковыль. Линия горизонта ровная и ничего нет.
  В городе есть парк. Посаженный. Помню из деревьев только кусты сирени. В траве много ящериц. Иногда они залезают на камень и греются на солнце. Если ухватить ящерку за хвост, то она убежит, а хвостик оставит в руках.
  В парке клумбы. Помню львиный зев, который мы рвали, а потом играли в собачки. Нажмешь посредине цветка, он открывает рот как собачья пасть. Но парк далеко от дома и меня туда редко пускают.
  Осенью по двору ветер гоняет засохшие шары перекати-поле. Колючие кусты больно царапают ноги даже сквозь чулки.
  Базар далеко и ездим на него на автобусе. Это маленький автобус, в нем много народу и жарко летом, а зимой холодно и все равно душно. Базар расположен в деревенской части станции. Возле него построили элеватор, когда стали запахивать целину. Помню пшеницу, золотой горой насыпанную прямо на землю возле элеватора. Мама опечалена тем, что пшеница намокла и преет.
  - А зимой опять в очереди за хлебушком стоять - говорит она.
  Мама, пережившая страшный голод Ленинградской блокады, никогда не позволяет мне выбросить недоеденный кусок хлеба.
  - Хлебушек отомстит - говорит она.
  Хлебные объедки мы собираем и отдаем маминым знакомым в деревню, которые кормят ими кур. Мамины знакомые в деревне - это Иван Федорович Ткаченко и его семья. Иван Федорович - мамин больной, которого она как-то раз попросила сделать за небольшую плату табуретки. Он сделал, его работа понравилась, и постепенно мама и бабушка подружились с ним и его женой Валей. По возрасту они попадали как раз между мамой и бабушкой. Иногда мы ходили к ним в их домик с палисадником на жареную картошку. Валя очень вкусно жарила картошку на сале на чугунной сковородке. Еще они подавали огурчики со своего огорода, летом свежие, зимой соленые. Их младшая дочка училась в педагогическом техникуме, а сыновей я не помню, они жили отдельно. Иван Федорович выгодно отличался от русского мастерового люда тем, что совершенно не пил. Тогда я очень удивлялась восхищением мамы и бабушки таким фактом и гордостью и радостью Вали, что ей так повезло с мужем.
  - Вот мама и бабушка тоже не очень потребляют спиртное, а кто-нибудь ставит им это в заслугу? - думала я, уча уроки и одновременно слушая разговоры взрослых
  Летом у Ткаченко бывало хорошо. Уйдешь от взрослых, сядешь на скамеечку возле дома и млеешь от запаха левкоев и табака, который усиливается на закате солнца.
  В третьем классе я вела дневник. День прожит, а потом забыт, а жалко. Надо его удержать. И я села за писание, при моей небольшой любви к этому процессу ведение дневника - это подвиг. Каждая запись кончалась словами - я поела и легла спать. Мама нашла его и много смеялась. Он не сохранился.
  Сохранился дневник, общая тетрадь в разодранной обложке, который я вела с 4 класса и до окончания школы.
   Как-то во двор завезли кирпичи. И я весь июнь занималась стройкой, таскала эти кирпичи взад-вперед. Мы с Ольгой Решетниковой, моей закадычной подругой строили дом.
  Руки у меня в вечных цыпках, непромытую грязь с рук я мажу на полотенце и бабушка сердится.
  - На тебя не напасешься чистых полотенец, - говорит она.
  Но мыть руки долго и холодно. Воды теплой в кранах нет.
  Линка часто ест прямо на улице. Выбегает с куском из дому, жуя на ходу. Мне это запрещено, это называется кусочничать.
  Но иногда Лина приносит из магазина просоленую сухую кильку, как воблу. Она ест ее из кулечка и мне хочется тоже. Я выклянчиваю у бабушки 10 копеек и покупаю кулек этой ржавой мелкой соленой рыбки и ем ее вместе с Линой.
  Слипшиеся рыбешки натолканы в подозрительную газету. Я таскаю эти рыбки немытыми руками и запихиваю в рот. Мама просто умерла бы при виде такой гигиены питания, но запретный плод всегда сладок.
  Вечерами летом можно долго гулять, ведь завтра не в школу.
  Сидим на лавочке и пугаем друг друга страшилками:
  - В черном-пречерном доме в черной-пречерной комнате на черном-пречерном столе стоит черный-пречерный гроб. В черном-пречерном гробу лежит черный-пречерный покойник. Он встает.... .
  Говорится это медленно, свистящим шепотом нараспев.
  И дальше с вскриком хватаешь слушателя за руку.
  Иногда играем в цветы.
  Чаще в барыню.
  - Вам барыня прислала голик да веник, да сто рублей денег. Велела не смеяться, не улыбаться, губы бантиком не делать, да и нет не говорить, черно с белым не носить.
  Я специалист по рассмешению. Только Линка может мне противостоять и не рассмеяться.
  И конечно, в прятки. В прятки играли и зимой и летом. Зимой ползали все в том же садике, прячась за кустики акации, летом за время счета успевали убегать далеко (одежда не мешала) и прятались за сараи и дома.
  Считалок было много:
  " Стакан лимон - выйди вон!"
  "Эники-Беники. Ели вареники"
  " Эники Беники, иог".
  " Вышел месяц из тумана,
  Вынул ножик из кармана..."
  " Ах, как с горки катится
  Голубое платьице..."
  " На золотом крыльце сидели...
  Избегавшись за целый день, пропахшая пылью, травой и солнцем, в сумерках, после третьего призыва из форточки
  "Зоя, немедленно домой", я наконец приползаю в светлое нутро комнаты. Даже при жаре в 30 градусов, которая в Карталах не редкость, в нашей комнате прохладно, и домашние не страдают от жары, не то что соседи, у которых оба окна на юг.
  Дома давно меня ждет ужин, правда, остывший и его нужно подогреть, съесть холодным мне не разрешат - вредно для желудка.
  Бабушка нагрела полный чайник воды - мне надо мыть ноги. Сижу на табуретке, опустив ноги в теплую воду, тихонько шевелю пальцами. Наклоняясь к ногам, слышу запах пыли, горький запах трав и загара, и это на всю жизнь будет ассоциироваться у меня с запахом лета в средней полосе.
  - Смотри, мама, - говорит моя мама бабушке, - до чего добегалась, сейчас уснет на стуле.
   Голос матери возвращает меня к действительности, я вытираю ноги, выливаю воду и бухаюсь в постель.
  Уже засыпая, слышу бабушкино ворчание
  - А кто посуду за тобой будет мыть? Мух-то разводишь.
  Но я не отвечаю, я уже сплю.
  Если идти пешком в сторону базара, то проходишь мимо невзрачной речушки. Помню мутную воду и скользкий глинистый спуск к ней. Ходить мне туда запрещено, но все девчонки со двора идут купаться и я иду с ними тайком. Мы спустились к речке, залезли в воду (она была теплая) и только стали визжать и прыгать, как на берегу появились незнакомые мальчишки, деревенские, забрали нашу одежду, а когда мы попытались ее отобрать, согнали нас в кучку и повели неизвестно куда. Мальчишки были маленькие, нашего возраста и моложе, но вооруженные длинными кнутами, которыми они грозно махали. Концы кнутов свистели в воздухе и страшно было попасть под их удары.. Мы хныкали и просили вернуть одежду, а они хлестали кнутами, стараясь попасть по нашим ногам и кричали:
  - Городские! Городские! Мы городских поймали! Не ходите к нам купаться!
  Их ненависть была очевидна и совершенно мне не понятна.
  Ну городские, ну и что теперь?
  - Что речка ваша? - спросила я одного, за что получила кнутом по голым ногам.
  Вздулась красная полоса, я подпрыгнула от сильной боли и с ужасом смотрела на ногу.
  Ну чем можно объяснить такие полосы? . Наверное, придется рассказывать дома всю правду, если я вообще сегодня попаду домой.
  Гоняли они нас долго, не меньше двух часов. Мы очень устали, но и наши преследователи тоже утомились. Они просто и сами не представляли, что делать со своей добычей.
  Ольга все тянула свое:
  - Мальчики, отдайте нам одежду, миленькие, отдайте.
  Наконец деревенским все это надоело, они потихоньку стали нормально с нами разговарить, и раздумывать, не отпустить ли нас с миром.
  Драться с девчонками было непочетно, да и как с нами драться, если мы только прикрываемся руками и хнычем.
  В конце концов, нам бросили наши платьица и юбочки, мы оделись и пошли домой.
  Красная полоса была выше края юбки и не очень видна.
  - Где тебя черти носят без обеда! ? - так встретила меня бабушка.
  Я заторопилась к столу и оставила вопрос без ответа.
  На этом домашнее разбирательство и кончилось. Но больше я на речку не ходила.
   Все звала маму пойти туда по выходным, но уговорила, по-моему, только один раз.
  Мама брезговала купаться в такой грязной луже.
  В июле мама послала меня в пионерлагерь под Миассом. Я впервые попала в смешанный лес, и была покорена его красотой. Но в лагере мне было трудно. Зябко рано вставать, бежать на зарядку в спортивной одежде, а потом в пионерской форме на построение и поднятие флага. Тяжело было мыть полы в нашей спальне, когда мы дежурили (я мыла очень плохо, не умела отжать тряпку, после моего мытья на полу оставались грязные разводы, девчонки сразу просекли, что я не мою дома полы и дразнили меня белоручкой.) и, главное, противно утром выносить парашу (большой таз с ручками, наполненный мочой, которая плескалась на руки, когда ее несешь и удручающе пахла). Было очень противно и очень тяжело носить по утрам этот таз. Но это только во время дежурства. Между завтраком и обедом был большой перерыв в еде и очень хотелось есть перед обедом. Я не помню такого чувства голода дома.
  Кроме того, я впервые была одна, без мамы и бабушки и скучала по ним.
  Зато была речка, можно было купаться, правда, по часам, вернее по минутам.
  Вечерами жгли костры. Иногда убегали через дырки в заборе в лес одни, но редко и кажется, это было после 4-го класса, когда были постарше.
  В дальнем конце территории лагеря располагалась большая спортивная площадка, где, помимо прочего был канат и вертикальная палка для лазания по ней. Я повисала на этой палке как плеть, не могла сдвинуться ни на сантиметр наверх и очень завидовала ловким, как обезьянки девчонкам, которые быстро перебирая ручками и ножками, залезали наверх. Но спустя год, после четвертого класса, я, окрепнув после уроков физкультуры в школе, обнаружила, что с небольшими усилиями я тоже могу залезть до самого верха. Я очень хвасталась маме этим достижением и даже, когда она приехала в лагерь, продемонстрировала свое умение, слегка испугав ее тем, что залезла так высоко.
   Мама рассказывала, что из лагеря я привезла кучу вшей в своих роскошных волосах. Меня засыпали дустом, корни волос протирали уксусом для уничтожения гнид.
  Мама долго со мной возилась, пока вывела их. Она мучилась от мысли, что у дочки врача вши! .
  Я была очень шумной девочкой с пронзительным голосом. Маме говорили коллеги, жившие в соседних домах (в основном, ядовитый Илья Соломонович, приходя лечить меня от очередной простуды):
  - Когда ваша дочь выходит на улицу, мы слышим. Не удивительно, что у нее болит горло.
   А в августе мы все трое поехали к Суховым в Кемерово, куда они перебрались жить. Опять помню леса и леса. Лежишь на верхней полке, пахнет гарью от паровоза, иногда копоть в лицо... . В городе на площади пестрела клумба с васильками.
  Когда мы вернулись в Карталы, бабушка подала маме телеграмму из Батуми, где тетя Тамара, сообщала о смерти деда. Мама долго плакала и очень переживала, что не поехала в Батуми. Решено было ехать через год на могилку к дедушке.
  
  Четвертый класс
  Четвертый класс отличается от трех первых тем, что мы учимся в другой школе-семилетке. Трехэтажное здание школы красиво белеет среди зеленых тополей. Оно ближе ко мне, чем предыдущее, туда было идти с километр, а сюда метров 500-600.
  В начале четвертого класса или в конце третьего на стадионе было какое-то торжество и мы, пионеры, должны были, когда оркестр начнет играть гимн Советского Союза, встать и отдать салют.
  Посадили нас на скамейки под трибуной. Я сидела и мучительно думала: как узнать, что играют гимн, если они только играют, а слов нет?
  Нервы мои были очень напряжены, я боялась пропустить нужный момент, и когда после паузы оркестр заиграл, как мне показалось, что-то похожее на гимн, я встала и отдала салют. За мной встал весь наш класс.
  Вечером мама мне говорит:
  -Все было очень интересно, но почему вы встали и отдали честь, когда оркестр заиграл марш?
  В начале учебного года мы переехали в комнату на втором этаже, где мы теперь живем с новыми соседями - Шахматовыми. У них внук - Вовка, на год старше меня.
  Квартира такая же, в том же доме, но на этаж ниже и людей меньше. А Ярошецким отдали всю квартиру, из-за второго ребенка, из-за Славки. Но не сразу как он родился, а спустя года два, так что я насмотрелась на их красивого голубоглазого (в русскую мать) младенца.
  И теперь, только когда я на улице стою в воскресение у их подъезда, то слышу знакомые песни. А мы живем тихо и людей в квартире меньше (всего 6 вместо 9) и гулянок нет.
  
  Девочка, моя одноклассница, пришла в школу неумытая и непричесанная, объяснив всем, что сегодня умывание - большой грех и бог за это покарает. Она отчаянно отстаивала эту, совершенно ошеломившую меня точку зрения (ведь бога нет, неужели она не знает? !) и с громким плачем ушла домой, поскольку ее не допустили в таком виде до уроков.
  У нас новенький мальчик 14 лет, второгодник из большой неблагополучной семьи, Ситников Вова (Сито), который неожиданно в меня влюбляется и активно за мной ухаживает.
  Он провожает меня до дому, а вечерами, после моей прогулки во дворе (не с ним, мы катаемся с горки и визжим, а ему это не пристало, он большой, он в стороне), не пускает домой. Мы долго стоим в подъезде и молчим, а когда мне надоедает это молчаливое отирание стенок подъезда, и я пытаюсь уйти, он перегораживает мне дорогу, и просит не уходить. Я его побаиваюсь, кроме того, мне льстит его внимание и мы стоим и снова молчим.
  Еще когда один парень в классе обозвал меня матерным словом (чего я, надо сказать, просто не поняла), то он его побил.
  В конце концов, мама встревожилась нашей дружбой и перевела меня в другую школу и другой класс, в среднюю школу Љ31, в класс, состоящий, в основном, из детей интеллигенции.
  В четвертом классе, из истории СССР, я узнала, что царя казнили в 18 году, но не только царя, но и всю семью! В учебнике не перечисляли, кого именно.
  Я спросила у бабушки, а почему всю семью, а не одного Николая Второго?
  Я уже знала, что царь - деспот и кровопийца. Устроил кровавое воскресение, но дети причем?
  Бабушка объяснила мне, что нельзя было оставлять претендентов на царский престол, время было тревожное, шла революция и монархисты были опасны.
  Говорила бабушка какими-то не своими словами, и я поняла, это официальная версия. Из газет.
  Я поверила в необходимость такой акции для революции, но не смирилась с ее жестокостью.
  Ночью, лежа в постели без сна, я все думала:
  - Ведь как прекрасно быть принцессой, - каждая девочка, начитавшись сказок, в детстве мечтает быть принцессой.
  А тут русских принцесс, которые вовсе не виноваты, что родились принцессами, этих счастливых, наверное красивых и ничего плохого не сделавших девочек вдруг убили из-за революции, которая несла всем народам радость и освобождение. Но это всем, а им-то смерть. А ведь на их месте могла оказаться и я, и меня тоже бы убили ни за что.
  Мне было страшно и хотелось плакать.
  Учительница у меня теперь другая учительница - Александра Ивановна. Я попала в сильный класс и маме было сказано, что неизвестно, как я буду учиться. Александра Ивановна любит кричать, что мы дети городской интеллигенции (от нее я об этом и узнаю) ведем себя хуже дикарей, и гораздо хуже детей рабочих. Это пренебрежение нами по факту рождения меня очень возмутило и оскорбило. Ничего подобного от нашей милой Нелли Ивановны я никогда не слышала, даже не знала, кто мы есть.
  Утверждение, что мы хуже дикарей, я принимала, ведь с дикарями я не была знакома лично. Но я 3 года отучилась в классе, как теперь оказалась, состоящем из детей рабочих, и я-то видела разницу. Дети в новом классе были скромнее, быстрее соображали, были опрятнее одеты, и не дрались до кровавых синяков на переменах. Слушая ее выступления, опустив глаза и рассматривая парту, я думала: тебя бы в мой старый класс на перевоспитание, помучилась бы ты с нашими хулиганами, тебе бы здесь раем показалось.
   Я очень скучала по своей Нелли Ивановне и не полюбила новой учительницы. Но училась я и у нее хорошо.
  В новом классе у меня больше подруг. Раньше всего я сошлась с очень симпатичной кареглазой смуглой девочкой Тамарой Мориной. Она живет в большом новом доме напротив нас в маленькой, необыкновенно опрятной и чистой комнатке вдвоем с мамой. Придя из школы, она снимает форму и вешает ее сразу в шкаф, снимает и прячет туфли, и вот все опять опрятно, как будто никого и не было.
   После моего прихода домой комната выглядит как будто у нас Мамай воевал. По крайней мере, так говорит моя бабушка. Форму в шкаф я сразу не убираю, так как она должна проветриться от школьного запаха (воняет казармой, говорит мама). Вот она и проветривается целый день на стуле, мнется и потом надо еще ее гладить.
   Томка очень славная, но по настоящему я с ней не сошлась, она слишком конкретна и к тому же обидчива.
  Из моего дневника, начальная страница оторвана
  ...я позвала к себе и Тому. Мы поиграли немножко и потом она пошла домой.
  Я читала книгу и легла спать.
  В новом классе я присматриваюсь к девочкам, выискиваю подруг. Внимание мое, кроме Томки, привлекают две девочки. Одна из них дочка маминой коллеги, Крохина Люда. Она крепкая и сильная и очень самостоятельная девочка. Ее внешняя грубоватость и прямолинейность меня отталкивают. К нашей дружбе мы идем медленно и осторожно, как в темноте на ощупь.
  Я поглядываю и на Надю Шумских, девочку с огромными и серо-зелеными глазами и некрасивым унылым носом, из-за которого она очень переживает. Она необыкновенно начитана, пишет прекрасные сочинения, и как окажется позже, пишет стихи, и хорошие стихи. Она отличница, хотя математику и не любит. Подруг у нее в классе нет, я ей нравлюсь, но она, в принципе, очень замкнута и может быть, вообще не способна сходиться с людьми так коротко и близко, как я. Я большая пересмешница, задира и командирша, возможно, это ее отпугивает.
  Люда дружит с мальчиком, Вовкой Жовнюк. Девчонки про них сплетничают, что первое время меня сильно настораживает.
  Весь четвертый класс, несмотря на кучу новых знакомств, на первом месте у меня остается Оля Решетникова, с которой мы проводим вместе много времени, обсуждаем массу проблем и которая сочинила про меня ехидные стихи. В них были такие слова "...тихо бровью повела и сказала - я права"...
  Я сильно злюсь, когда она в очередном споре вместо разумных доводов приводит это двустишие (придумано было больше, но сохранилось на слуху лишь эти строчки), но не могу не чувствовать определенную долю правды, которая отражена в стишках, я очень, ну очень редко признаю свою неправоту.
  Мне трудно утвердиться в глазах Ольги, ведь я на год моложе, отстою на целый класс и она никогда со мной вместе не училась. Уважение тех, с кем я учусь, мне легко завоевать своей способностью решать трудные задачки по арифметике.
  Мы сидим у Ольги, дома никого нет. Оля нашла в мамы в сумке презерватив и мы разглядываем его упаковку, достаточно плохо представляя себе его назначение и способ использования.
  - Я слышала, это связано с детьми, - говорит Оля. - Сколько этих штучек, столько и детей.
  И она торопится положить его обратно, чтобы ее мама не заметила, что мы его брали
  Я у Ольги на кухне и жду ее, чтобы вместе пойти гулять. Она моет посуду. Моет она не так, как я, я не столько мою, сколько совершаю обряд омовения, нисколько не интересуясь достигнутым результатом.
  Оля просматривает каждую вилочку и если видит между зубьями присохшую еду, то тщательно ее выцарапывает оттуда. Я чувствую, что сейчас умру от тоски ожидания. Но Ольгу не своротишь. Мы идем только тогда, когда она аккуратно вытерла полотенцем всю посуду.
  В новом классе очень недолго училась с нами девочка из Азербайджана. Она похожа на меня, худенькая, черненькая, только в очках. Довольно противная девочка, во всяком случае очень надоедливая и приставучая. Ее часто обижали в классе, впрочем нравы в нашем классе оставляли желать лучшего (среди девочек тоже). Однажды, когда мы возвращались из школы, она чем-то сильно меня донимала, дразнила и сильно обидела, а потом, ехидно посмеиваясь, пошла вперед, а мы с Людой шли сзади. Я смотрела на ее спину и злилась, чувствуя, что она уже забыла про меня, обидела и идет себе, как ни в чем не бывало.
  Обида требовала выхода и я вдруг разбежалась и сильно толкнула ее портфелем между лопатками. Она оказалась значительно легче, чем я ожидала, удар был очень сильным, она упала, разбила себе коленки, встала и не оглядываясь, вся сжавшись и сгорбившись, побежала с громким плачем домой.
  Мне было ее жалко и очень стыдно, я до сих пор помню, как с силой бью по легким детским лопаткам. Возникло чувство, что я обидела маленького ребенка. Никакого удовлетворения месть мне не принесла.
  -Я не ожидала, что она так упадет и сильно разобьется, - стараясь оправдаться, сказала я Люде, которая молча присутствовала при этой сцене
  - Да - сказала Люда, - ты, конечно, не рассчитала, но не переживай сильно. Она ведь первая начала дразниться, ты ее не трогала.
  Люда умела спокойно видеть ситуацию со стороны, замечая детали, которые не видела ни я, ни Оля. Эти свойства ее характера, полностью отсутствующие во мне, особенно когда я горячилась (вся в отца!), очень меня привлекали.
  Люда жила с мамой и отчимом, целые дни была одна, и привыкла сама принимать решения, в то время как я всегда была под контролем бабушки.Люда чувствовала разницу между моей избалованностью и ее самостоятельностью, но не в пример многим знакомым девчонкам никогда не ставила мне это в укор.
  Тут же, в Карталах, жила ее бабушка, но Люда не была к ней привязана и слушалась ее меньше, чем я свою. Будучи столь сильно несхожи по характеру и образу жизни, мы с Людой, сдружаясь, ссорились друг с другом гораздо меньше, чем я с Олей. Люда на мелочи не обращала внимания, а серьезных разногласий у нас не возникало.
  9 (неизвестно какого месяца и года, 9 и все тут)
  Я встала рано в 6 часов. Потом поругалась с бабой из-за Ситникова (Ситы). Приготовила себе завтрак и поела. Баба со мной не разговаривала. Немного погодя пришла Анна Демитриевна (орфография сохранена). Она после долгих уговоров села за стол. Я со скуки взяла томик Пушкина и стала его перелистовать. Но стихи не лезли в голову. Пушкина пришлось оставить в покое. Я позвонила Ольге и позвала ее к себе. Она пришла, и мы поиграли. Потом пошли в сад отделения милиции.
  Ольгин отец работал в МВД и был каким-то начальником, тихий, склонный к полноте мужчина. Оля проходила через охрану под тем предлогом, что идет к отцу, а я с ней. Но его темный кабинет с кожаными казенными диванами и креслами мы не посещали, а ходили в садик возле отделения, где росли ранетки, мелкие, сильно вяжущие, но мы их с удовольствием ели, обрывая с веток и пытаясь достать те плоды, которые висели повыше.
  Вскоре такое времяпрепровождение нам надоело и мы, обнаружив, после тщательного исследования, в здании отделения большой заброшенный чердак, стали организовывать там штаб.
  Военизированность наша была просто устрашающая. Мы все читали горы книг про войну, постоянно играли в войну, в разведчиков, и две девочки, 10 и 11 лет, найдя заброшенный запыленный чердак с мебелью, начинают устраивать там не дом, не салон для приема гостей, а штаб своей организации, состоящей из них двоих!
  Правда, штаб мы делали скорее как салон, натащили туда еще мебели.
  Помню как мы корячась волокли по лестнице бесхозный диван и какой-то полковник безушпешно пытался нам помешать, а потом махнув рукой, положил на пол свои бумаги и помог нам занести диван на наш чердак.
  Когда мы, наконец, устроились и стали думать, что делать дальше, как хватились этот самый диван, который просто временно стоял на лестнице, обнаружили наш чердак и Олин папа запретил нам ходить туда.Думаю, тут не обошлось без того самого полковника, который помог нам затащить диван.
   Но запрещение это в будущем, а пока мы ходим в отделение довольно часто.
  Продолжение дневника:
  Там вымазались в краске и пришлось отмывать керосином. Разошлись мы с Олей по домам. После обеда я взяла книги, зашла к Ольге и мы пошли в библиотеку. Ходила к Ольге и играла. Потом почитала и заснула.
  Начиная с третьего класса, я читаю книжки сама. Начинаю читать Дюма, Жюль Верна, Майн Рида. Читаю и по программе, не помню что. Читаю запоем, вечером не гашу свет, мама гонит меня на кухню, я мешаю спать. Я сижу на кухне и читаю, поджав замерзшие голые ноги под себя.
  У маминых знакомых хорошая библиотека и мне разрешили брать книжки. Я читаю собрание сочинений Майн-Рида один том за другим и скоро чувствую, что он мне надоел. У него главный герой любит все время блондинок с голубыми глазами и золотыми волосами, а брюнетки либо злодейки, либо просто несчастливо любят главного героя.
   Будучи темненькой девочкой, не брюнеткой в полном смысле слова, но совершенно точно не блондинкой, я обиделась на Майн-Рида за такую цветовую дискриминацию женщин, я чувствовала себя достаточно красивой, чтобы в меня мог влюбиться главный герой.
  Весной в четвертом классе я прочитала в первый раз "Войну и мир", вернее только мир, все страницы про войну я благоразумно опустила. Читала про Наташу Ростову. Влюбилась в Пьера Безухова.
  Проза Толстого производила на меня впечатление чего-то выпуклого, объемного, как произведения скульптора. После него Дюма, Майн Рид и Купер производили впечатление плоских ярких движущихся картинок. Как мультфильмы против игрового кино.
  Иногда Вовка выходит на кухню и смотрит, что я читаю. Но нравятся нам разные книжки, он больше читает про войну.
  Снова из дневника...
  10 марта
  Утром пошла в школу. По русскому получила 5 и 4, а по арифметике ничего. Нам выдали новые тетради. По дороге домой встретила Олю. Вместе вернулись домой, поели и пошли на урок музыки. Я шла в первый раз, а Оля нет. С непривычки было ....
  На этом записи прекращаются, а следующие относятся к лету.
  Музыке я училась почти год. Данных у меня не было никаких, но я легко запоминала, где какая нота, куда ставить пальцы и училась.
  На меня завораживающее впечатление производили быстро бегающие по клавишам пальцы и рождающаяся от этих движений музыка. Но желание учиться прошло довольно быстро. Я проучилась немного больше года у частной учительницы и бросила. Отсутсвие музыкального слуха мешало мне. Но учеба мне помогла, я по-крайней мере, не научившись воспроизводить голосом, стала различать мелодии на слух.
  Учительница была интересная немолодая женщина, приехавшая из Китая (видимо из Харбина), непривычно, для моего глаза, нарядно одетая с очень аккуратной рыжеватой прической. Ходили слухи, что она совсем лысая после какой-то болезни и на голове у нее парик. Но понять, правда ли это, по внешнему виду я не могла. Мне она казалась немного жеманной, но в обращении приятной и слегка отстраненной женщиной.
  Кажется, в эту зиму время мне купили коньки-снегурки, я привязывала их к валенкам и каталась. Пару раз мама водила меня на каток. Там играла музыка и было весело.
  Когда мне надоели валенки с привязанными к ним коньками, мама стала брать мне на прокат коньки с ботинками. В них я героически передвигалась по льду, но катанием это можно было назвать чисто условно.
  Когда в теплой раздевалке снимешь ботинки, то сильно ломит замерзшие пальцы ног.
  В ту же зиму к нам в гости зачастил высокий темноволосый мужчина. Сидел пил чай, обещал мне сводить меня на каток. Помню мне надо было выдрать коренной молочный зуб, он шатался, но я все равно боялась его выдернуть. Мама повела меня к нему (он оказался зубным врачом) и он очень долго уговаривал меня не бояться, мама сердилась, что я такая трусиха, а я, чувствовала ее смущение и ломалась изо всех сил.
  Потом он вдруг исчез с горизонта, так и не сводив меня на каток.
  Спустя много лет я узнала, что бабушка произнесла сакраментарную фразу:
  - Опять твой проходимец заявился.
  А он в этот момент входил в дверь, услышал, оскорбился и исчез...
  А вроде имел серьезные намерения. Мама переживала, поссорилась с бабушкой, а потом успокоилась и решила, что все к лучшему.
  На день рождения мне дарят набор для выпиливания, и я выпиливаю. Выходит у меня не очень хорошо, фанера слоится, пилки ломаются, но все же какие-то ажурные вещи у меня получаются. В общем, я помню полочку, на которой стоит хозяйка медной горы, Все, кто ни придет в дом, должны полюбоваться моим творчеством.
  В 4 классе мы ходили с Тимуровскими рейдами по одиноким старикам. Помогали им. Приносили воду, мыли полы в холодной воде.
  Мне это давалась очень тяжело. Ведра носить мне не приходилось, ломило плечи от двух полных ведер воды, к тому же у стариков в избах был неприятный запах старости и запустения. Некоторые принимали нашу помощь как должное, другие благодарили со слезами на глазах, но я лично стеснялась их благодарности.
  Два раза в год, летом и осенью мы собирали металлолом, а потом он ржавел на наших глазах целый год.
  В городе был кинотеатр, в который я довольно часто ходила на детские сеансы. Отпускать с подругами в кино меня стали поздно, где-то в третьем классе. Содержание просмотренных кинолент не помню совсем. Зато хорошо помню, сами походы в кино.
  Сначала надо долго канючить у мамы 10 копеек. Потом идти к Ольге в соседний подъезд и ждать возле ее двери, пока она выпросит деньги.
  Потом покупать билеты. Билеты были без указания места и надо было протолкнуться побыстрее в двери, чтобы занять места, с которых хорошо видно. Помню, как Линка героически давится в дверях, куда все кидаются еще до того, как их откроют, а я стою в стороне, меня задавили, и я не могу отдышаться.
  Пока стоишь в очереди за билетом, местная шпана в лице мальчишек от 10 лет и старше, курящая и матерящаяся, все время дерется. Могут подойти и для разминки больно ударить по спине, закрутить косу на руку и трясти голову, пока не заплачешь.
  Я столько натерпелась от мальчишек за пять лет жизни в Карталах, что позднее, будучи взрослой замужней женщиной, я обратила внимание, что ускоряю шаг и внутренне сжимаюсь при виде группы мальчишек подросткового возраста.
  Особенно трудно было проникнуть в кинозал, когда шел Тарзан. Тогда даже Линка не выдержала и выбралась из давки у дверей. Это я помню. А фильма не помню! Не произвел на меня впечатление Тарзан, к трюкам я осталась равнодушной, а сюжет был слишком примитивен для меня.
  Где-то в конце 4 класса, весной, начитавшись детективов про шпионов, мы с Олей долго ходили за парочкой подвыпивших мужиков, услышав, как они ругают власть. На этом основании мы приняли их за шпионов и стали выслеживать. А те мотались от одного пивного ларька к другому. Наверное матерились, но ни я, ни Оля мата не понимали. Спустились сумерки, пьяницы поползли к себе в деревню, а мы пошли домой. Сыщиков из нас не получилось.
  Весной мама купила мне велосипед. Папа регулярно присылал алименты, но сумма не увеличивалась, что очень удивляло маму, ведь его должны были регулярно повышать в звании. И вдруг пришла сразу большая сумма.
  Мамина подруга Клава, деятельная заводная женщина, которая сама выбрала маму в подруги и утомляла ее своей энергичностью, то туда тащила, то сюда, тут же придумала, как потратить деньги.
  - Купи девочке велосипед - сказала она.
  Я все детство мечтала о велосипеде, но мне не могли его купить.
  Мама сильно колебалась, но под нажимом Клавы и моим, а главное, из соображений, что деньги присланы для меня (ведь алименты!) мне был куплен взрослый дамский велосипед. Сначала позволяли кататься вокруг все того же садика, потом вокруг дома, а потом в поле, на простор, целой ватагой! Оле тоже купили велосипед, а у Люды он был.
  И это лето, и начало следующего я провела с велосипедом.
  Ясное теплое утро поздней весны или начала лета. Я помогаю бабушке развешивать белье во дворе. На мне сарафан, расклешенный книзу, с оборочкой и рукавчиками-крылышками, из бордового китайского ситчика в белый цветочек. Периодически я бросаю развешивать белье и кружусь в своем сарафане, ощущая себя легкой и красивой.
  Вдруг я услышала угрожающее жужжание под подолом. Оса! Я завизжала и запрыгала на месте от ужаса, испугав этим бабушку, как она потом расписывала - до смерти. Испуганная моими ударами о платье, оса укусила меня за ногу и благополучно (для нее, для осы благополучно) улетела, а я осталась и продолжала плакать от пережитого страха и сильной боли от укуса.
  Бабушка смазала мне распухшее место спиртом и сказала свое обычное:
  - До свадьбы заживет!
  Позднее я хвасталась осиным укусом перед Олей, как солдат своими ранами, полученными в бою.
  В начале лета мы поехали в Батуми на могилу дедушки, как и решила мама год назад.
  В Москве нас опять встречал дядя Боря. В этот раз мы задержались в Москве дня на два, и дядя Боря сводил нас с мамой на футбольный матч в Лужники. Было жарко и очень шумно. Сзади меня сидел какой-то болельщик и всю дорогу кричал:
  - Золотая нога, давай, давай, поливай, поливай.
  При этом в азарте он стучал по моей голове палочкой от мороженого эскимо, которое в перерывах между криками успевал облизывать.
  А я втягивала голову в плечи и ждала, когда мороженое обвалится с палочки и рухнет мне за шиворот. Но все обошлось.
  Проведя двое суток в Москве и посетив помимо футбола Красную площадь и Кремль, убедившись, что царь колокол не звонит, а царь пушка не стреляет, мы садимся в поезд Москва - Батуми и двое суток едем по жуткой жаре в душном вагоне. Подъезжая к Батуми, мы с мамой ждем, когда покажется море. Я забыла уже, как оно выглядит. И вот, всегда неожиданно на горизонте появляется линия раздела воды и неба, потом вода все ближе и вот уже купающиеся прямо под насыпью, по которой проходит поезд.
  Смотришь на них, на пену прибоя, слышишь ни с чем не сравнимый запах моря и не верится, то завтра, нет сегодня, сам побежишь на пляж и окунешься в воду.
  В Батуми, в затемненной знакомой большой комнате с жалюзи живет теперь одна тетя Тамара. Она приготовила к нашему приезду обед. Я пробую зеленое лобио и слезы градом текут из глаз.
  Один гольный перец. Есть я не смогла, хотя пахло необыкновенно вкусно.
  В дальнейшем Тамара перчила меньше, но все равно очень сильно.
  Мама сходила в вендиспансер, в котором работала когда-то. Там меня помнили совсем маленькой девочкой, рассказывали, как я надела себе на голову корзину из-под бумаг.
  Зашли в кондитерский магазин, я попросила купить мне пирожное.
  Мама вдруг вспомнила, что как будучи малышкой, я выпрашивала у нее пирожное в этом магазине.
  - С розочкой, с розочкой, - просила я, не соглашаясь на эклер с заварным и более безопасным в жару кремом.
  Но, не успев даже один раз откусить выклянченную красоту, я уронила пирожное на пол розочкой вниз! ...и подняла пронзительный рев на весь магазин.
  Мама наклонилась, подняла пирожное, оставив розочку прилипшей к полу, и отдала то, что осталось мне.
  Но теперь, спустя почти 10 лет, я предпочитаю эклеры всяким там розочкам.
  Батуми славился своими пирожными, говорит мама, когда мы сидим на бульваре и едим в маленьком кафе под навесом то пирожное, то мороженое.
  Батумское кладбище, куда мы съездили сразу по приезде, было тенистым, сильно заросшим и очень тесным. Могилы стояли там притык друг к дружке и трудно было найти могилу деда.
  Потом мы зашли в действующую католическую часовенку. Я первый раз попала в действующую церковь и была смущена количеством верующих людей, толпившихся в ней. Мне казалось, все знают, что бога нет.
  В этот приезд в Батуми я все время падала. Коленки у меня не заживали. Падала я на совершенно ровном месте и очень раздражала этим маму.
  - Ты же большая девочка, что же ты так вертишься и падаешь - сердилась мама.
  Ушибалась я не очень сильно, но рана на рану сильно кровило. Надо было искать бинт и вообще оказывать мне скорую помощь. В конце концов, я стала бояться упасть и падала в результате с новой силой. Думаю, все дело было в том, что мать очень злили мои ушибы и падения, я напрягалась, и в результате все было наоборот. Кроме того, я не имела привычки ходить по асфальту, может быть, мои сандалии скользили здесь сильнее, чем на грунтовых пыльных дорогах Карталов.
  В детстве я редко передвигалась спокойным шагом, нудное состояние длительной ходьбы очень меня утомляло. Когда бежать было не нужно и не куда, я любила передвигаться вприпрыжку, т. е. вспрыгивать на каждом шагу. В хорошем настроении я любила делать это всю жизнь. Оглянешься, никто не видит, ну и идешь вприпрыжку.
  На обратном пути в поезде я жду - не дождусь Москву, в которую мы прибываем поздно вечером.
  - Смотри в окошко, когда увидишь большое, ну очень большое море огней, значит уже приехали, - говорит мне мама.
  И я напряженно вглядываюсь в темноту и не обманываюсь слабенькими огоньками городов и деревень Подмосковья.
  Но вот огни учащаются, приближаются и заполняют все пространство до самого горизонта, который в темноте только угадывается. Это Москва. Мама закомпостировала билеты прямо в поезде и теперь нам не надо стоять в очереди в билетной кассе. Мы ночуем у дяди Бори и скорей, скорей домой.
  Вот мы и вернулись домой, я с перевязанными коленями, а мама, как всегда, без копейки денег.
  По приезду в Карталы я опять стала ходить (в смысле бегать) нормально.
  Июль я проводила в Карталах, бегала во дворе. Помимо прочих, мы придумали новое развлечение - ходить по карнизу. Карниз был на высоте второго этажа, когда открываешь окно, то опираешься на него рукой, и довольно широкий, в ступню шириной. Мы поднимались по пожарной лестнице и, прижимаясь спиной к стене, боком передвигались до окна. Это было окно нашей кухни.
  Самой храброй оказалась Оля, в других наших проделках совсем не такая. Она прошла кухонное окно, добралась до окна нашей комнаты и заглянула в него.
  Когда подошла моя очередь, уже наступали сумерки, я с замиранием сердца, ужасно труся, подобралась до кухни и только собралась заглянуть в нее, как увидела, что в кухне зажегся свет. Эта моя бабушка вошла в кухню. Я решила переждать и потом пойти дальше, но тут маленький Славка Ярошецкий, который, сидя на трехколесном велосипеде и распустив сопли и открыв рот, наблюдал, как мы ходим по карнизу, эта трехлетняя дрянь догадалась по моему лицу и неувереным движениям, что я боюсь, и когда я остановилась, Славка закричал пронзительным голоском, дразня меня:
  - Ага, Зойка, испугалась, испугалась, испугалась, сейчас упадешь, сейчас упадешь.
  Я представила, как бабушка, привлеченная криками Славки, открывает окно и видит меня на карнизе.
  Ну, что будет с ней это понятно, но вот что потом будет со мной, это неведомо никому, мать от страха, что я могу сорваться и разбиться, просто разорвет меня на куски.
  Я показываю Славке кулак, после чего, он, видя себя вне моей достигаемости и, чувствуя в безопасности, снова злорадно орет:
  - Зоя, упадешь, упадешь, упадешь.
  Я медленно начинаю отступать, боком, боком еще чуть-чуть, вот и лестница. Хватаюсь за железные перекладины и быстро вниз.
   Но Славка не ждет и сначала на велосипеде, а потом бросив его посреди дороги, улепетывает от моего гнева домой с таким пронзительным ревом, как будто я его уже отлупила.
  Еще тогда же, в июле, мы много лазаем с мальчишками по стройкам на большой высоте, ходим по балкам, а вниз этажа три. Не меньше. Я прихожу домой в рваной одежде, но бабушка только ругает меня, но не выясняет, где именно я ее порвала.
  К счастью, мы довольно скоро бросили эти опасные забавы до зимы.
  Зимы в Карталах снежные, к январю снега полным полно, наметает сугробы чуть ли не в рост человека. Мы снова ходим по карнизу, теперь всего один-два шага и вниз, прыжок в сугроб. Погружаешься по пояс и не хочешь вылезать из снега, но тебя уже гонят, или просто сверху кто-то летит. Барахтаешься, вылезаешь из сугроба и снова наверх. Все эти развлечения с наступлением темноты, а то взрослые погонят.
  Помимо картиза, в качестве вышки для прыжков мы используем крышу сарая. Сарай с одной стороны пологий, его заливают водой, и образуется ледяная горка. Мальчишки постарше катаются на ногах с самого верха, а я только с середины горки, зато на мягком месте прямо с вершины, за тобой еще и еще, внизу куча мала и визгу до небес.
  Можно себе представить в каком виде была моя одежда, когда я возвращалась домой!
  Еще мы организуем Тимуровский штаб где-то в сарае, помню только там полно паутины и веревки.
  Но это все зимой, а сейчас, в августе я еду в пионерлагерь, на этот раз не одна, а с Олей.
  Записи в дневнике
  ... На речке мы купались два раза вместо одного. Тренер сказал нам, что он стоял за соснами и все видел, но мы ему не поверили. На вечерней линейке мы подарили букет Василию Константиновичу. Букет был плохой, не букет, а веник.
  6 августа
  Сегодня мы встали до горна, и нас, 14 человек наказали. Лишили всех нас купания на весь день. Потом мы пошли в лес. В лесу провели беседу о героях Отечественной войны. Там нам дали задание по звеньям. Мы должны были придумать загадку, песню, сказку, пословицу и поговорку. Потом проголосовали, пойдем ли мы, провинившиеся на речку или нет. Мы сходили на речку, выкупались и ....
  13 августа
  Сегодня мы дежурили. Первые полдня мы с Олей не дежурили, а бездельничали. Я расчесывала Оле ком в волосах, пока она не заорала. После обеда мы с Олей дежурили у изолятора. Сон час прошел спокойно.
  Потом был полдник. На полдник давали чай, печенье и конфеты "Дюшес". Оля съела все конфеты, а я одну. Потом мы стали играть в конфеты и закинули одну на крышу изолятора. Прыгали, прыгали, но достать не могли. Пришла еще девочка. Меня подняли и я достала таки конфету.
  Мы все успокоились и стали играть в камушки. Пришла Анна Петровна. Потом пришел еще отряд. Мы посмотрели пропуск, посчитали, сколько человек и выпустили их. Отряд шел разучивать песни...
  Во время купаний, две девочки постарше, с которыми я подружилась, вернее они со мной, сделали мне замечание:
  - Ты должна купаться в бюстгальтере, а то когда ты высовываешься из воды, на тебя глазеют мальчишки.
  Я очень сильно смутилась. Мне казалось, что незначительные изменения в моем облике заметны еще только мне. В дальнейшем я купалась в маечке, что вызвало у воспитателей тоже нарекания:
  - Ну, что ты выдумала, еще ничего и не видно, купайся так.
  Ольга купалась в купальнике, который ей в этом году купили. Оля была очень недовольна своей все увеличивающей округлостью, считая ее излишней полнотой.
  - Ну что это такое, противно, сколько мяса, - говорит Оля, ощупывая свои округлившиеся бедра. Она с завистью смотрит на мои худые девчоночьи ноги.
  - Зато тебя не дразнят мальчишки - "ноги выдерну, спички вставлю", - отвечаю я на ее слова и взгляд. Ольга смеется.
  В этот раз мы были в лагере в августе, в пору груздей. Мы собирали грузди и маслята в дни, когда приезжала навестить меня мама. Собирать мне их очень нравилось, особенно грузди. Они такие красивые, белые и уютно прячутся под листиками. Но когда дома (мы собрали грибы перед моим отъездом из лагеря) я попробовала жареные маслята, они мне не понравились.Скользкие, мягкие, гадость одним словом.
  Лес вокруг лагеря был не только красивый, но и богатый. Помимо грибов, полно ягод. Малины, вишни и в начале смены - клубники. Сладкой и крупной круглой ягодки на высокой ножке. Ее бывало так много на поляне, что можно было лежа на животе собирать ртом!
  Во второй мой приезд я посещала кружок умелые руки.
  Попала я туда случайно. Остановилась перед выставкой детских поделок из пластилина и давай их ругать. (Просто поделки мне показались немного топорными, мне хотелось взять их в руки и сделать пластичнее, сохранив и форму и движение. Просто руки зачесались)
  И я сказала что-то вроде
  - Ну, подумаешь выставка, - я лучше смогу.
  Учительница, которая вела кружок, случайно услышала это, очень оскорбилась и пригласила меня прийти и доказать, что я могу лучше.
  Странно, хотя тон у нее был неприязненный, я все же пришла и осталась до конца смены. Она очень хорошо рисовала, и я научилась у нее рисовать закаты.
  Больше про это наше знакомство и первый разговор мы не говорили никогда, тем более, что я была старше всех и действительно лепила лучше. Но я, получив щелчок по носу в первый день, стала поскромнее и уже не выступала.
  Вечерами жгли костры и пели
  - Взвейтесь с кострами синие ночи...
   - Наш паровоз вперед лети...
  Ночью, в палате перед сном рассказывали сказки.
  Я придумала целую фантастическую повесть о том, как Земля сошла со своей орбиты, от сотрясения звезда на Спасской башне оторвалась вместе с сидящими там мальчиками и улетела в космос и прочее белиберда, пародия на фантастические книжки, которые печатали для детей.
  Ни моя благодарная аудитория, ни я сама, конечно, не понимали, что сочиняется пародия.
  Успехом эта история пользовалась колоссальным, и конца ей не предвиделось. Я наворачивала все новые и новые приключения, пока, наконец, все не вернулись благополучно на Землю.
  Пятый класс
  По окончании четвертого класса мы расстались с Александрой Ивановной (я без особых сожалений, но многие девочки плакали на прощальном утреннике) и у нас теперь, в пятом классе по каждому предмету свой учитель.
  За время учебы у Александры Ивановны, как и у Нелли Ивановны, мне не разу не удалось блеснуть быстротой соображения, как это было тогда, когда уроки математики вел директор. Я просто считалась хорошей ученицей, каких в новом классе было много.
  Но с переходом к разным учителям и усложнением учебы ситуация переменилась, учиться мне стало легче и интересней, вернее интересней и легче.
  Мне нравились мои новые учителя, вернее, учительницы, мужчин среди преподавателей пятых классов не было.
  Учительница английского языка, молодая и красивая девушка, преподавала первый год после института, старалась, ну как тут было не любить английский?
  Но больше всех мне полюбилась небольшого роста, очень миловидная учительница русского языка. Альбина Григорьевна. Она прекрасно вела уроки литературы, была веселая, с юмором, замужем за инженером и имела маленького, вертлявого до головокружения сына Сережку, лет 4 от роду.
   Когда он прибаливал и она не работала, мы ходили ее навещать, обычно я с Тамарой, которая жила в том же доме и общалась с Альбиной еще до того, как та стала у нее учительницей, и пару раз заходили я и Люда. К Альбине можно было запросто придти, чувствовалось, что она нам рада, и просто обсудить какие-то проблемы, никак с литературой не связанные. Во всяком случае, меня она любила и заметно отличала, хотя по ее предмету в нашем классе были дети способнее меня, например Надя Шумских, чьи сочинения всегда читались в классе вслух и чьей эрудиции, лексикону и грамотности мог позавидовать любой взрослый образованный человек. Я же так Альбину полюбила, что скучала, когда ее Сережка долго болел и она не появлялась в школе, и часто слонялась возле их дома, чтобы встретиться с ней как бы невзначай и проводить до подъезда.
  Задавала Альбина много, и я трудилась, в основном, по русскому. Она сердилась на меня, что неграмотно пишу и имею четверку по письменному языку. Ей казалось, что я мало стараюсь. По литературе я имела пять и по русскому устному тоже. Я хорошо знала грамматику, все правила, все части речи и члены предложения, склонения, спряжения и исключения. Только одного у меня не было - врожденной грамотности, таинственного редкого свойства, без которого на великом русском языке невозможно писать без ошибок.
  Учительница истории строгая и важная, в очках, в костюме, внушает нам, что ее предмет один из самых интересных, особенно история древнего мира, которую мы будем изучать. После истории СССР, которую мы учили в 4 классе и которая посвящена борьбе трудящихся за свои права, история египтян, греков и римлян завораживающе, сказочно интересна, я с замиранием сердца рассматриваю картинки в учебнике. Отдаленность жизни этих людей от нас очень меня волнует, волнует и сам процесс узнавания об этой жизни по выкопанным черепкам, по остаткам строений и могил. Я мечтаю стать археологом, чтобы под палящим солнцем копаться в земле, узнавая о прошедших жизнях что-то новое.
  Делюсь с мамой своей мечтой.
  - Нет, археолог не женская профессия, - говорит мама, и бабушка с ней согласна.
  - Женщине трудно жить в палатках, в антисанитарных условиях, - объясняют мне они.
   Мама и бабушка типичные медики и все видят в свете санитарии, а не романтики, и переубедить их невозможно.
  И мне остается моя математика.
  Валентина Ивановна, учительница математики, немолодая женщина, знающая свое дело, была просто влюблена в свой предмет. Математика основа основ всякой науки и техники. Вся цивилизация держится на математике, без нее не построишь дом, не сконструируешь ни паровоза, ни самолета. Меня она заметила уже через месяц после начала учебы, и стала периодически подкидывать мне какие- нибудь интересные задачки, пока она вела опрос в классе.
  Меня стали хвалить на родительских собраниях. Мама, придя однажды с собрания, долго и печально меня разглядывала, потом сказала:
  - Учительница говорит, у тебя явные математические способности. Это не в нашу породу. Это ты в отца. Господи, как же он мне надоедал со своими задачками. А я терпеть не могла в школе математики.
  Таким образом, было установлено, что не только внешне и по характеру, но и по способностям я в отца, а значит нечего мне делать в медицине, как бабушке и маме, раз я соображаю, а в медицине какое соображение? Нужна хорошая память и все.
  Мама считала свою работу тяжелой и нудной, больных упрямыми и часто склочными, а работа инженера казалась ей гораздо привлекательнее.
  Еще были уроки рисования. Я сохранила свою любовь к изобразитльному искусству и продолжала также много рисовать, как в раннем детстве. Но у меня не было чувства, что я делаю это хорошо. По рисованию Нелли Ивановна ставила мне четверки до тех пор, пока мама на родительском собрании (мама посещала собрания редко и то только по моей слезной просьбе) не сказала ей:
  - Девочка так много рисует, так любит рисовать, а у нее четверка.
  И у меня стало пять. Но я чувствую, что слепить я могу что угодно: человека и собаку, слона, жирафа, тигра, а вот нарисовать - нарисовать - нет, не могу. Могу только срисовать и хорошо срисовываю. Например, из книги "Приключения Буратино" люблю перерисовывать, и перерисовала все иллюстрации, особенно любила картинку, где Буратино ставит кляксу на лист бумаги.
  Но взять и нарисовать самой, что хочется, на чистом листе бумаги - нет, этого я не могу. Ничего, кроме пейзажей. Закат в степи, смешанный лес, в котором находился наш пионерский лагерь, - это у меня получалось.
  И вот новая учительница рисования. Молодая девчонка и мы с ней не взлюбили друг друга, вернее она меня за вертлявость и длинный язык (я ведь то, что моя бабушка называет выскочкой). Но это продолжалось до той поры, (несколько занятий), пока ей не попался мой альбом, где помимо ее заданий я нарисовала очередной закат и поникшую березку.
  - Чей это? - спросила она (я так и не могу вспомнить ее имя-отчество).
  Я после паузы сказала:
  - ...Ну мой. .
  И все. Учительница удивительно быстро поменяла ко мне свое отношение. В первый момент она не смогла скрыть свое замешательство, смысл которого я поняла так:
  - Вот девочка так любит мой предмет, рисует, а я этого и не знала.
  Пятерки у нее мне были обеспечены без всякого маминого заступничества, а кроме того, я стала серьезнее относится к своему умению рисовать, раз меня так за это зауважали.
  Из дневника
  СЕНТЯБРЬ
  Вот уже пять дней, как я хожу в школу в 5 класс. Сегодня у нас суббота - родительское собрание
  11 сентября
  Я встала и не знала, идти в школу или нет. Вчера мы ходили "спасать хлеб", как сказал директор нашей школы. Начиная с первого сентября шли дожди, пшеница намокла, проросла. Мы ее переворачивали. Перевернув все, что нам требовалось (если мне не изменяет память, то, что нашли нужным, нормы мы определяли себе сами), мы удрали в лес. Наелись вишни и пошли домой.
  На самом деле мы перевернули два ряда, а потом Оля, Люда и еще девочки стали звать меня в лес. Звали они меня очень смущенно, так как боялись, что я их пристыжу и из чувства долга останусь работать, а тогда им придется из чувства товарищества тоже переворачивать хлеб. Но я оказалась значительно хуже их представлений обо мне и чуть- чуть, ну самую малость, поколебавшись, я с радостью побежала за подругами в лесок, где мальчишки уже давно разожгли костер.
   Нам сказали, что если будет хорошая погода, мы пойдем снова, а если плохая, то учиться. Вот я и не знала, что делать, хотя погода была и хорошая. Потом пошла. Можно было и не ходить, полкласса не было. Был первый раз урок практики. Нас обучали слесарному делу. Очень интересно. Пришла домой, разогрела обед, читала книгу. Потом учила уроки. Мама пришла и мы пошли в баню. Пришла из бани, читала и легла спать.
  20 сентября
  Выпал снег и довольно много. Еще вчера у меня болело горло, и я не пошла сегодня в школу. Приставала к бабе, знает ли она, почему снег стал выпадать в сентябре, ведь мы живем на Южном Урале.
  Когда мы ездили в колхоз, то я и Ольга привезли оттуда полевого мышонка. (Мышонка поймали мальчишки и подарили его нам.) Он и сейчас жив. Сидит в банке. Я как и в прошлом году учусь играть на пианино. В школе мы учим английский, а сама я училась читать по немецки (вернее мама меня учила).
  Мышонок прожил у нас до весны. Я брала его из банки, он бегал по рукам и любил залезать в рукав, прятался там как в норку. Бабушка очень им брезговала. Не могла смотреть на наши игры и отворачивалась. Но к весне он вдруг околел, наверное оттого, что жил в стеклянной банке.
  Нас из 125 школы перевели в 31. В 125 нет 5 классов. Четыре пятых класса переведенных в эту школу, учат английский. Так сказал директор. Но класс, в котором учится Лина, так встретил учительницу английского языка, что она не стала их учить. Они теперь учат немецкий. Подруга Лины Таня уехала. Уже наступает зима. А давно ли было лето.
  Таня была плотная кареглазая девочка, жила в одном доме с нами. У нее была страшная болезнь - лейкемия, и никто не знал, сколько ей суждено жить.
  ОКТЯБРЬ
  Не вела дневник
  НОЯБРЬ
  30 ноября
  Кончается вторая четверть. Как быстро летит время. День прошел незаметно. Уже 4 часа. Уроки выучены, делать нечего. На улицу не пойдешь, ужасный холод, и не только на улице, но и в комнатах. Я в лыжном костюме, а Вовка в пальто. Утром ходила на базар. Не одна, конечно. Чуть не отморозила себе нос. Читала в журнале "Юность" повесть "Черная моль", продолжение "дела Пестрых". Не люблю воскресений. В школе столько дел, выпуск стенгазеты, организация кружка, а ту сиди и читай и морозь себе нос.
  ДЕКАБРЬ
  1 декабря
  Уже пришла из школы. Было 6 уроков, да еще задержалась в школе. Выпускали стенгазету Љ 2. Заметки хорошие, задевают все наши недостатки. На первом уроке арифметике не было света.
  Урок русского прошел скучно, без происшествий. То есть урок как и все уроки, но мы не привыкли не смеяться на русском. Уроков задали не много. Трудней всего по литературе. В 4 часа пошла на репетицию. Завтра у нас математический вечер. Задержали нас там до 5 часов, а потом пришла мама, принесла мне шаль и отругала за то, что я пришла без варежек. Когда вышли из школы, то я разревелась. Ни за кем не пришли, только за мной, а некоторые живут далеко. Нам велели прийти на вечер в белых фартуках, а у меня нет. В общем пришла я домой и давай реветь (тихонько конечно). И когда я отучусь нюни распускать, прямо не знаю.
  Хорошо, что мой дневник никто не читает, а то столько ошибок.
  Итак, я плачу из-за того, что ни за кем не пришли, только за мной. В этом возрасте я начинаю страдать, чувствуя свое отличие от остальных детей. Я тяжело переношу грубости, хотя не показываю вида, что я к ним не привыкла. Меня редко физически наказывают дома, я не знаю тяжелой работы, внешне я тоже не похожа на всех остальных, видно, что я девочка не русская, худая, темноволосая, носатая.
  В нашей семье никогда не употребляют грубых слов, не то что мата. Надо мной трясутся, да и есть от чего, я много болею ангинами и к тому же большая растяпа. Я единственная дочь у мамы и единственная внучка у бабушки. Настоящий тип маменькиной дочки, который так высмеивает советская детская литература. И когда я пою в хоре (в 4-ом классе я ходила в школьный хор, несмотря на отсутствие слуха - патриотические песни должны уметь петь все):
  - Взвейтесь с кострами синие ночи. Мы пионеры, дети рабочих... - я помню, что мама и бабушка мои не рабочие и такие политически отсталые, что гордятся этим!
   К тому же у меня нет отца, женщины растят меня одни, и этим тоже я отличаюсь от остальных. Каждый раз, когда приходится отвечать на вопрос любопытных, часто мне не знакомых людей, не стесняющихся остановить ребенка на улице и выяснять, а где же его папа, я внутренне сжимаюсь. Уже в младших классах я чувствую какую-то недоброжелательность в этом выяснении, но стесняюсь спросить у мамы, а как мне, собственно говоря, отвечать в таких случаях? Я знаю, мать разозлится и расстроится, если ее об этом спросить.
  И я отвечаю:
   - Отца нет и не знаю, где он.
  Дальше следует (правда, не всегда) вопрос еще почище:
  - А алименты вы получаете?
   Тут мне легче, я точно знаю, что да, получаем.
  В старших классах поток похабщины просто утомляет. Уже нет сил оскорбляться. Дразнят всех девочек.
  Меня просто терроризируют известной песенкой из зоны:
  - Зоя, кому давала стоя?
  - Начальнику конвоя.
  Правда Вовка Жовнюк с уважением объясняет:
  - Ну у него пистолет, Зойка только поэтому, а иначе ни за что не даст.
  Говорит так, как будто вся эта чушь реальность!
  Меня давно не зовут Красной шапочкой, как в начальных классах, у меня есть прозвище - Хучушка. Я к нему привыкла и даже откликаюсь на него, считая, по бабушкиному принципу - хоть горшком назови, только в печку не ставь!
  Тем более, что Люда - Кроха, а Ольга - Решето.
  Но однажды мама услышала это прозвище и ужаснулась.
  - Девочка вырастет и будет Хучушкой. Какое у нее может быть будущее в такой атмосфере, с таким прозвищем?
  И она решает твердо. - Надо возвращаться в Грузию!
  Праздник. Дневник не писала, не успела. II прошло как самый сумашедший день. Утром открытый урок, музыка, дом. Задание, а потом математический вечер. Там показывали фокусы. Я один поняла и теперь ко всем пристаю с ним.
  III ходила в кино, больше ничего примечательного
  IV после уроков в час ко мне пришла Наташа Лунева делать уроки. Я в это время решила пожарить семечки. Положила их на сковородку и ушла в комнату. Один раз выходила помешать и все, забыла. Вспомнила через полчаса, прибегаю, они горят. Стала спасать, обожгла руки, сожгла клеенку и рассыпала семечки по полу. Наташа смотрела, как я терплю стихийное бедствие, и хохотала, а когда я полезла открывать форточку, то, она схватила меня за ноги и чуть не выкинула в окно. Причем я кричала на всю улицу
  Караул! Горим и заперты! (Мария Петровна, соседка, ушла и заперла нас на ключ)
  Наташка Лунева, моя одноклассница, спортивная девочка с невозмутимым характером, всегда уверенная в себе и тяжелая на руку, хотя дерется она в шутку.
  Любит учить со мной уроки, в основном наблюдать, как я решаю, а потом спокойно списать. В отличие от Томки, она не пристает ко мне с просьбой объяснить, ее эти глупости не волнуют, она ждет, когда закончаться домашние задания и можно будет повозиться. Тут уж она берет надо мной верх. Это тебе не задачки решать!
  Девчонки давно о чем-то шепчутся между собой, иногда делятся со мной, но я не верю. Какая может быть кровь. Кровь только, когда рана, порез и ничего другого быть не может.
  И вот где-то в декабре, перед Новым годом, я вдруг увидела кровь на трусиках. Испугалась страшно, решив, что это какая-то болезнь, и сразу побежала к маме. Про шепоток я даже и вспомнила!
  Мама огорчилась, когда я ей сказала о случившемся, но объяснила мне, что это нормально. Теперь так и будет, просто со мной это случилось раньше, чем она думала, и поэтому она не успела меня предупредить.
   Она подробно рассказала мне физиологический смысл происходящего и как себя вести и что делать, кроме одного. Она не объяснила мне, что это будет периодически! И я плакала ночью, представляя себе, как я всю оставшуюся жизнь буду ходить с подкладной, и нельзя будет ни бегать, ни прыгать! А мне не было еще и 12 лет.
   Почему же мне так не повезло, и я родилась девочкой? Мое понятие о справедливом устройстве мира было подорвано навсегда, и закралась мысль, что равенство мужчин и женщин только фикция. Какое к черту тут равенство, если у мальчишек ничего подобного нет?
  Утром по дороге в школу я встретила Олю Решетникову и, хотя мама велела мне молчать, я поделилась с ней своими проблемами, ведь она была на целый год старше.
  - Ничего, - сказала Оля, - это только поначалу страшно, а потом привыкнешь, у меня уже тоже было, только сейчас ничего нет. - И объяснила мне, что это бывает раз в месяц и по-простому это называется не менструация, а просто месячные. Можно себе представить, какое я испытала облегчение! Значит, большую часть времени я буду чувствовать себя как всегда и только иногда плохо. Ну, это еще терпимо! И повеселев и взбодрившись, я отправилась на уроки.
  ЯНВАРЬ 1959 г
  Дневник каждый день не вела, поэтому напишу коротко. Новый год не проспала, встретила. Была на елке в школе и у Лины (у Лины было весело) Мы с Олей решили не ссориться целый год и не ссорились весь январь. Музыку я бросила окончательно и бесповоротно. Ходила в школу и один раз болела. Вот и все.
  22. II. 59г. Воскресение
  Утром сходила с мамой в баню. Я очень не люблю ходить в баню в воскресение, из-за этого весь день портится. Сегодня весь день передают по радио английские песни из-за этого английского посла. Меня это очень устраивает: слушаю музыку, а больше и делать нечего, даже читать лень. Правильно сказал Энгельс, что труд возродил человека. Я бы и жить баронессой не стала. Скучища.
  Как ужасно медленно тянется время. Пойду на улицу погуляю.
  23. II/59 г.
  Понедельник. Сегодня в школу не идти - карантин. Ужасно болит шея - неловко спала. Убрала постель. Сейчас читаю книгу "Кюхля", больше ничего делать не могу, больно шею. До обеда читала ее и кончила. Сейчас снова начала читать, но уже другую" Из воспоминаний Репина". Сходила в библиотеку и весь остаток дня читала.
  Несмотря на любовь к учебе, по утрам я встаю неохотно. Встаю по-прежнему раньше всех в семье, грею себе что-нибудь на кухне и, читая, завтракаю.
  Мария Петровна тоже уже встала и готовит Вовке завтрак. Он выползает заспанный, когда я уже мажу масло на хлеб перед тем, как пить чай.
  - Опять опоздаешь, быстрее - торопит внука Мария Петровна.
  Я ехидно улыбаюсь, понимаю, ему неловко передо мной в роли избалованного внучка, ведь я девчонка и моложе и собираюсь в школу сама. А его контролируют.
  Он сонно отбивается от бабушки, запихивает на ходу в сумку учебники и, дожевывая, спускается по лестнице следом за мной, потом обгоняет меня и только его и видели.
  Иногда, по вечерам и в выходные, когда мне и Вовке нечего делать, мы играем с ним в шахматы. Обычно он пристает ко мне с предложением поиграть, но временами и мне хочется подвигать фигурами. Вовка читает какие-то шахматные книжки и сыпет терминами - дебют, гамбит и прочее. Изучив новый дебют, он спешит испробовать его на мне, и иногда выигрывает. Но я потихоньку нахожу сама, как играть в новом случае и победы его прекращаются, выигрываю я. А когда я играю белыми, то е2-е4 и все тут. Я консерватор и не люблю даже ферзевой гамбит, не то, что все остальные. В общем, в плохую погоду нам есть чем заняться вместе и мы дружим, а в хорошую у него свои дела, у меня свои.
  Из дневника
  24. II. 59 г.
  Встала в 7 часов. Шея болит меньше. Выучила уроки и села читать "Две повести". Потом стала выпиливать маме подарок к 8 марта. Мама, когда пришла на обед, дала мне 10 рублей и я побежала покупать вышивку для бабы. Тоже к 8 марта. Ушла после этого на улицу. На улице сначала каталась с Наташей и Линой, а когда они ушли домой, пошла к Тамаре (Оля болела) и (кстати учебу отложили до пятницы, карантин по прежнему). Тамара вспомнила очень неприятную историю:
   Альбина как-то поставила ей двойку, Тамара была недовольна и высказалась при мне(что-то вроде, она ко мне придирается), а я передала ее обиду Альбине.
  Передала я из лучших соображений, в надежде, что Альбина смягчится и поможет Томке исправить двойку, но Альбина только рассердилась и посоветовала Томке лучше учить.
  И перестала вызывать Морину. Томка нервничала, и обвинила во всем меня.
  Я и сама чувтвовала себя виноватой, ну да слово не воробей, вылетит, не поймаешь.
   К тому времени дружба с обидчивой Тамарой начинала меня тяготить, а теперь наши отношения, подорванные моим предательством, заметно охладели, и к концу второй четверти мы почти не общались. Томка признавала дружбу один на один, а у меня была Ольга, налаживались отношения с Людой Крохиной, и Томкина ревность меня утомляла.
  В 5 классе на уроках физкультуры мы катаемся на лыжах. Ходим на лесопосадки вдоль заброшенной железной дороги и катаемся с насыпи, так как никаких природных возвышенностей в степи нет. Девочки катаются по одной трассе, а мальчишки по другой. На трассе мальчиков небольшой трамплин. Люда катается там и лихо прыгает. Зовет меня, зовут меня и ребята, помня, как отважно я лазила летом по стройке. Я пытаюсь сохранить свой образ храброй девчонки и лихо качусь с мальчишечьей горки, хотя мне очень страшно и ветер свистит в ушах. Пару раз я проехала удачно, а потом упала и сильно ударилась боком. Больше я той зимой не каталась с трамплина.
  Из другой тетради дневника (в одной записи по дням в другой по месяцам)
  Февраль и март
  Закончила третью четверть с тремя четверками. В распутицу шлепала по лужам играла через дорогу и в войну.
  В игре через дорогу играют 2 команды. Межу ними черта. Одна команда тихонько сговаривается ловить кого-нибудь из другой команды. Потом, по сигналу, обе команды бегут друг другу навстречу. Нужно перебежать черту раньше, чем тебя поймают. Пойманный становится членом поймавшей его команды. Ловят по переменке, то одна команда, то другая.
  Люда замечательно играла в эту игру. Она летела вперед как пушечное ядро, стряхивая с себя насевших ребят и девчонок и поймать ее было невозможно.
  Я бегала довольно быстро, но стоило кому-нибудь за меня уцепиться, то все, стряхнуть мне не хватало силенок. В результате, начиная в одной команде, мы с Людой оказывались в разных. Но поддаваться, когда тебя ловит команда, твоя родная, в которую ты хочешь вернуться, считалось большим грехом. Делать это надо было умело, дабы не обидеть своих новых партнеров.
  Апрель
  1 апреля сходила с ума и бегала с Людой по всем учителям... обманывала всех знакомых встречных.
  Вечером первого апреля произошел неприятный инцидент. Набегавшись за день и, навравшись, я была в веселом, задорном состоянии, и думала о том, как бы обмануть Вовку. Стою у кухонного окна и вижу - идет Шахматов младший и несет хлеб в авоське, при этом машет своей авоськой прямо над головой, того и гляди - хлеб уронит.
  Я возьми и закончи ситуацию, и брякни Марии Петровне:
  - Вон Вовка идет. Сумкой так машет, что хлеб в лужу макнул.
  Что тут было!
  Не успел Вовка перешагнуть порог, как старушка накинулась на него с кулаками.
  -Что ж ты идешь, сумкой машешь как дурак. Размахался.
  Опешивший внук только слабо оправдывался.
  - А что я машу, я ничего не машу.
  Видя, что дело принимает плохой оборот, и, глядя, как переживает соседка, я стала тихо говорить ей в спину
  - А хлеб-то сухой!
  И громче
  - А хлеб то сухой, - вы посмотрите!
  Но где там! Мария Петровна разбушевалась, и остановить ее было невозможно, она просто не слышала, что я говорю.
  Я растерялась и ушла в нашу комнату, чувствуя, что шутка чересчур уж удалась. Присела на стул в раздумье- что же теперь делать, как сказать правду Марии Петровне?
  И сказала вошедшей бабушке:
  - А Вовка хлеб не ронял, это я пошутила, сегодня ведь первое апреля.
  Бабушка вылетела вон и сразу к соседке:
  - Мария Петровна, перестань ругать внука, Зойка вам наврала, хотела посмеяться над Вовой, ведь сегодня первое апреля, - услышала я ее голос на кухне.
   Вовка первый понял ситуацию и стал смеяться с облегчением. Его дед тоже хохотал, ему было смешно, что его жена, командирша, так попалась. Засмеялась и моя бабушка, вспомнив, как Вовка оправдывался в том, чего не совершал.
  Смеялись все, и я рискнула выйти и присоединиться к общему веселью.
  - Ну вот, все обошлось, - заметила я попозже бабушке, - посмеялись и все.
  - Но Мария Петровна страшно обиделась. Она даже не улыбнулась - сказала бабушка.- Что же ты шутишь так со старыми людьми?
  Я сама понимала, что виновата, да что тут исправишь?
  Я все больше времени провожу с Людой. Вот мы сидим у нее, в комнатке на диване; никого нет, мать и отчим на работе. Мы обедаем вермишелью с мясом, которую приготовила Людина бабушка. Люда сердится.
  - Бабка плохо готовит - говорит она. -Зачем-то сделала мясо с вермишелью, когда оно вкуснее с рисом.
   Я уважительно молчу, я не знаю ни одного рецепта и просто не ем, когда невкусно.
  Поев и помыв посуду, начинаем болтать. Постепенно разговор переходит на запретные темы, мы обсуждаем тайны зачатия ребенка.
  Как то раз Линка принесла ее нам с Олей учебник анатомии для восьмого класса, стащив у старшего брата. Мы читали и рассматривали картинки, сидя у Ольги, так в других местах взрослые, которые всегда мешаются.
  Теперь мне хочется обсудить виденое и прочитанное с Людой, которая тогда отсутствовала.
  Я пересказываю ей запомнившиеся фразы из учебника, а потом спрашиваю
  -Неужели взрослые и правда этим занимаются? Мне никак не верится.
  Люда молчит, молчит долго, потом отвечает:
  - Это правда, я знаю точно. Я ведь сплю в одной комнате с матерью и отчимом и слышу, как они по ночам шепчутся, возятся, мешают спать.
  Я смотрю на Люду, она, смутившись от своего признания, краснеет и отводит взгляд от моего взгляда.
  - Тебе повезло, - говорит она, - что нет у тебя отчима.
  Я молчу, хотя мне хочется рассказать, как часто ссорятся мама и бабушка и как я устала от этого. Но где-то в глубине души я понимаю, что это не одно и то же, ведь мама и бабушка любят меня, я им родная, а Люда отчиму чужая.
  Знаю я и то, о чем Люда никогда мне не говорит: ее отчим любит выпить и пьяный он не золото.
  И моя мама всегда говорит Людиной по этому поводу:
  - Ну как ты это терпишь?
  А та оправдывается:
   - Ну где теперь, после войны найдешь непьющего мужа? А трезвый он хороший и пьет редко.
  Но Люда не делится со мной этими проблемами и я делаю вид, что ничего не знаю.
  Май
  Ходила на парад. Съела три мороженки.
  25. V. 59 г.
  Школу я закончила с двумя четверками: по русскому языку и по физкультуре. Мне мама взяла путевку в лагерь на июль вместе с Людой. Оля уезжает в июне в лагерь.
  27. V. 59 г.
  Сегодня маме пришел ответ с Кавказа, что место там есть, школа есть, а квартиры нет. Но мы все равно едем на Кавказ ( в Кобулети) в июне, так что в лагерь я не поеду.
  5 июня
  Выедим, наверное, 20 июня. З уезжала Оля, и я ее провожала. Больше мы с ней не увидимся. Продали велосипед . На прощание я накаталась вволю. Документы свои я взяла. Вообще сейчас беспорядок в доме. Мама хочет вести шифоньер и диван, поэтому берет контейнер.
  10 июня
  Целые дни провожу с Людой, ведь скоро расстанемся. Играю из круг вышибал. Складываться перестали. Осталось 10 дней до отъезда.
  20 июня 1959 г.
  Ура!
  Ах, как поезда стучат,
  До субтропиков домчат.
  Кавказ, Кавказ,
  Принимай скорее нас!
  Принимает нас дождями
  Стали с слякотью друзьями.
  Денег нет, квартиры нет
  Только пхали на обед.
  Но зато: гип, гип ура!
  Есть и море и гора!
  Написано стихотворение в январе 1962 г.
  Здесь можно было бы поставить точку. Я закончила пятый класс, и достигла того возраста, который сейчас называют "teenage".
  Мое детство, настоящее детство, с ободранными локтями и коленками, с цыпками на руках, с изжеванными галстуками и сгрызанными ручками ушло навсегда.
  Впереди была учеба в старших классах и жизнь в сказочном краю, благодатная жизнь на берегу теплого моря. И она тоже просится на бумагу.
  
  Кавказ,
  Кобулети, Батуми, 1959- 1965 гг
  6 класс, Кобулети, 1959-1960 гг
  Мама переписывалась со знакомыми врачами из Батуми, и по ее просьбе ей подыскали место врача, но не в самом Батуми, а в курортном местечке рядом с ним, в Кобулети
  Как мы доехали до Кобулети, не помню. Встречал нас лысый старичок в странной, никогда невиданной мною в России одежде - в белом мятом-премятом полотняном костюме и в белой шляпе. Это был главврач кобулетского вендиспансера. Он был страшно рад приезду мамы, с ее прибытием он мог выйти, наконец, на пенсию.
  Старичок, оказывается, нашел нам жилье, в центре города, вытянувшегося вдоль моря одной улицей, в комнате на первом этаже двухэтажного частного дома, куда и проводил нас, помогая тащить вещи и, поминутно останавливаясь, чтобы вытереть пот с лица. Был разгар южного лета.
  Дочка хозяйки на год моложе меня, ее зовут Мананой, но ее одноклассницы, когда приходят, то кричат под окнами - Этери.
  Так я узнаю, что у аджарцев 2 имени - одно домашнее, другое для всех остальных.
  Быт здесь совсем другой, непривычный, много времени проводят во дворе, там же и готовят на керосинке. Керосин продают в лавке, меня часто посылают за ним, но керосин не всегда бывает и тогда надо ждать, когда его привезут и прислушиваться.
  Как начнут кричать:
  - Керосин, керосин привезли,- тогда надо хватать бидон и бежать в очередь.
  Манана учится в грузинской школе и плохо говорит по-русcки:
  - Скорей, скорей,- кричит она мне: "Караси, Караси", имея в виду керосин.
  Долго ждать, когда на керосинке закипит чайник. Все выбегаешь на улицу, все глядишь на него, а он хоть бы хны, как говорила бабушка.
  Я хожу с Мананой купаться на море. Плавать я по-прежнему не умею, но старательно учусь.
  Вечерами вся дворовая команда играет в игру "мяч в кругу", которая здесь зовется "из круг вышибал". Окрепнув на море, я играю здесь лучше, чем в Карталах, где я была никчемным игроком, а здесь я стала ловкой и быстрой.
  Русская школа одна, так что выбора, где учиться, нет.
  Школа стоит на возвышении и вокруг нее большая пустая территория. Самой школы как здания не помню, но помню розовую штукатурку на стенах.
  Документы в школу я отнесла сама.
  ...сделала быстро и просто. Пришла и встретила директора в коридоре, зашли в кабинет, я отдала ему документы и поскорее смылась.
  Надо сказать, что здешний директор показался мне демократичнее, чем директор 34-ой школы, с которым я за 2 года учебы не разговаривала ни одного раза, а тут лично директор берет у меня документы и интересуется мною!
  Я записалась в городскую библиотеку и все лето читала, прочитала, если верить дневнику, про Лобачевского, про Кампанеллу.
  Сентябрь
  Когда я шла утром в школу, то очень волновалась: Как там? Какой класс? Как я познакомлюсь с девочками? В общем, я была в таком состоянии, когда на душе, как говорится, кошки скребут. Прихожу в школу, и совсем растерялась: куда идти, где 6 класс?....
  Из этого тяжелого раздумья меня вывела девочка-семиклассница.
  Она подошла ко мне и спросила: - Тебе 6 класс нужен, да? Ты знаешь, где он?
  И получив отрицательный ответ, повела меня искать этот шестой класс
  Я ухватилась за нее, как утопающий за соломинку ...
  Класс мы нашли быстро и она, познакомив меня с девочками (их было две, Галя и Валя, остальные еще не пришли), убежала.
  Я быстро освоилась и вскоре уже гуляла со своими новыми знакомыми.
  Первый урок была физика.
  Мы пришли в физический кабинет. Физик, видимо, влюблен в свой предмет. Начало обещает быть интересным, но у меня нет сборника задач по физике, нужно в воскресение съездить в Батуми. Второй урок был русский язык. Учительница ничего, но наша Альбина Григорьевна куда лучше.
  Третий урок был грузинский. Учительница видимо большая чистюля, так как послала многих ребят к какой-то тете Тане постричь ногти. Почти все время говорила по-грузински, и я ничего не поняла. Велела мне на следующий урок принести книгу для 4 класса.
  Четвертый урок, арифметика, был урок нашего классного руководителя. Он нам долго внушал всякие правильные мысли, а потом стали решать задачу, но не успели.
  Пятый урок - ботаника. Прошел ужасно скучно. Он поспрашивал человека два-три, а затем заставил нас сидеть без дела, а сам расхаживал по классу и стукал тех, кто вел себя особенно нагло. Весь урок в классе стоял невообразимый шум.
  Не успели мы начать учиться, как нас послали в колхоз собирать чай. Рано утром загрузили в грузовик и повезли. С нами сел наш пионервожатый Жора. Сидячих мест не хватило и он предложил Вале сесть ему на колени. Валя поколебалась, но села. Потом за глаза девочки очень ее осудили - сесть на колени взрослому парню! Я подумала, что Валя просто чувствует себя еще девочкой, но вслух не сказала, Валя была рослой и мечтательной.
  Мы приехали в горы. Нам дали корзины и мне показали, как надо обрывать листики чайных кустов. В новинку, мне показалось это увлекательно, но часа через два-три, когда стало жарко и устали пальцы, я поняла, что это даже труднее, чем перевертывать пшеницу.
  Мы поели, расстелив скатерть прямо на земле, причем все сели за общий стол, и всю еду свалили в кучу, а не разбились на группки для еды, как это бывало в моем старом классе.
  После обеда, отдохнув немного, лениво взяли корзины и снова пошли обрывать чайные кусты.
  Набрав корзину, я побежала с ней по склону горы. Неожиданно я поскользнулась и почувствовала резкую боль в лодыжке, как будто меня ударили током. От боли я упала на землю и поползла, вся изгибаясь и кусая губы, чтобы не кричать сильно. Через несколько секунд боль стала терпимее, но опереться на ногу я не смогла. Щиколотка быстро опухала, прямо на глазах. На мои стоны прибежали девочки и Жора. Он предложил мне донести меня, но я, вспомнив утренние разговоры, не согласилась. Меня осторожно довели до машины и оставили в тени. Дело шло к вечеру, поэтому сидела я недолго, мы собрались и поехали обратно. На этом и кончились мои сельскохозяйственные подвиги.
  Все время, пока мой класс собирал чай на склонах гор, я сидела дома и парила ногу. У меня оказалось растяжение связок. А через две недели, когда нога прошла, возобновились занятия в школе.
  В новый девчоночий коллектив я влилась спокойно, девочки были шумные, но очень доброжелательные, а мальчики не шли ни в какое сравнение с карталинскими. Никакого мата, насмешек и драк.
  Не нужно было все время быть настороже, чтобы вовремя отскочить в сторону, а то иначе получишь по шее.
  Мне тут же шепнули, что в меня влюбился Миша Гуревич, симпатичный мальчик с веснушками на вздернутом носе. Он был умненький мальчик, и я отнеслась к его чувствам благосклонно, не влюбилась сама, но и не обиделась, я еще не знала тогда, что до меня он дружил с Галей, бывшей отличницей, место которой в отличницах и в сердце Мише предстояло занять мне.
  Никаких этих тонкостей я не знаю, и получается как-то само собой, что я выбираю в подруги маленькую голубоглазую Галю, хотя меня очень смущает ее мать, которая, когда я к ним прихожу, говорит мне:
  - Ну ты уж подучи, помоги моей дурочке.
  Это звучит очень фальшиво, так как Галя далеко не дурочка.
  Я общаюсь с Галей, но начинаю приглядываться и к другим девочкам, мне нравятся многие в классе. Мечтательная темноглазая Света, Сули - гречанка, Ламара - грузинка, смуглая, черноглазая и очень подвижная, русская Лида, старше нас на год, спортсменка и двоечница, Нанули - аджарка, очень уравновешенная девочка с развитым чувством справедливости, и хорошенькая зеленоглазая русская девочка Лида, дочка военного. В нее влюблен мальчик из класса, по имени Костя.
  Из учителей больше всего мне запомнился наш физик, Иван Сергеевич, брат учительницы русского языка - Панны Сергеевны.
   Иван Сергеевич пересаживает меня с последней парты на первую и дает решать задачки по статике, мне, Мишке Гуревичу и Вовке, сыну нашего учителя математики и классного руководителя.
  Задачки не получаются, он начинает их объяснять радостно, с азартом, перепачкавшись весь мелом.
  Учитель математики и наш классный руководитель - грек, Вовкин отец, объясняя, приходил в азарт, и когда тупые ученики не понимали, лупил их большой линейкой по рукам. Но учитель он был прекрасный, и любил свой предмет. Когда мы начинали учить геометрию, он спросил, чем геометрическая линия отличается от той, которую мы рисуем на доске.
  Я как раз, когда читала определение геометрической линии, об этом думала и поняла, что мы рисуем условно.
  Я подняла руку и сказала:
  - Геометрическая линия имеет одно измерение - длину, а линия, которую мы рисуем на доске, - два: длину и толщину.
   Математик после уроков расспросил меня, кто я, кто родители, и я сказала, что живу с мамой и бабушкой, и отца у меня нет (я еще поплачусь за эту фразу, когда в Кобулети приедет папа).
  В дальнейшем мне были обеспечены 5 не только по математике, но и по всем остальным предметам. Мою учебу он ревниво отслеживал и не мог поверить, что я слаба в географии и не могу запомнить названия столиц государств.
  Как-то учитель географии, вспыльчивый грек, доведенный моим смехом на уроках до белого каления, обозвал меня 2-х метровой дурой, и буквально выкинул из класса.
  Это было настолько смешно, что я не обиделась, а хохотала за дверью класса, представляя, как это выглядит со стороны: маленький носатый человечек, толчками в спину пытается выставить из класса надоевшую ему ученицу, на голову выше его самого, а она упирается ногами и тормозит изо всех сил.
  Меня назначили пионервожатой в первый класс. Мне нравилось возиться с маленькими детьми, в основном, мне приятно было общение с девочками, мальчишки меня пугали, да я и не знала, о чем с ними разговаривать. На новый год я подобрала им стишки для декламации под елками. Одна девочка, звали ее Оксана, совершенно меня очаровала своим выговором:
  Читала она на "О".
  - Н(О)хмурилась елка
  - И стало т(Ё)мно,
  - Др(О)жат (О)г(О)ньки д(О)г(О)рая.
  Её напев меня просто завораживал. Она рассказала стихотворение без запинки.
  В конце декабря снега не было. Дети ходили и колядовали - пели под окнами "сею-вею посеваю с новым годом поздравляю". За это их угощали пирогами и конфетами. Мне все это казалось чем-то театральным, не современным, на Южном Урале, где я жила, таких обычаев не было.
  В школе на Новогодний праздник в конце декабря организовали карнавал. Я сделала костюм звездочета, покрасила марлю в черный цвет, на нее налепила звезды из фольги, а на голову надела высокий колпак, склеенный из картона.
   Меня труды отметили каким-то небольшим призом.
  На новый год мы ездили в Батуми в гости к дяде Резо, маминому брату по отцу, который был младше ее на 12 лет и тете Тамаре, третьей жене моего деда. Там собралась большая компания родственников тети Тамары и друзей Резо. Всю ночь ходили из одной квартиры в другую, от одного накрытого стола к другому.
  В гостях у друга Резо, Амирана, зашел разговор о Салтыкове-Щедрине. Мама сказала, что очень хотела бы иметь книгу " История одного города ", которая досталась Резо от отца, но Резо никак не мог с ней расстаться. Тут же Амиран сказал, что ненавидит Салтыкова-Щедрина, и его книгу готов хоть сейчас сжечь в печке. Печка-буржуйка была как раз разожжена.
  Мама воспротивилась этому, и книга досталась нам. Резо сделал на ней дарственную надпись. Таким образом, и попал к нам этот уникальный экземпляр с иллюстрациями, изданный в начале двадцатых годов.
  Еще до Нового года к нам приехала погостить из Колпашево бабушка Вера.
  За эти несколько лет, пока мы не виделись, храп бабушки Веры тише не стал, но я выросла, много двигалась, уставала и спала как убитая. Но мама совсем не высыпалась, ходила злая и раздраженная, стесняясь что-нибудь сказать родной тетке. В конце концов, мама договорилась с хозяином, и он выделил нам на время комнату, бабушка Вера очень обиделась, но перешла в нее спать, и все наладилось.
  Я прыгала в высоту лучше всех в классе, за исключением спортсменки Лиды. Не знаю, чем обусловлены мои успехи в спорте - то ли я стала крепче, то ли здесь дети были слабее, чем на Урале.
  Наш пионервожатый Жора был сыном школьной уборщицы. Веселый парень, симпатичный и отличник, он мне понравился и я втайне вздыхала по нему.
  Ко всему прочему, он прекрасно рисовал, и мы часто засиживались в пионерской комнате, выпускали стенгазеты. Было ему 19 лет, он кончал школу, и ему грозила армия.
  Как-то он сказал старшей пионервожатой, унылой голубоглазой девушке про меня:
  - Я влюблен в ее смех.
  Мне было очень приятно, но по тому, как он это сказал, было ясно, что он не питает тех чувств ко мне, какие мне хотелось бы, - я была в его глазах еще маленькой.
  Как-то Жора затащил меня после уроков в пионерскую комнату и засадил играть в шахматы. Неожиданно для него, и для меня тоже, оказалось, что я довольно прилично играю в шахматы, - сказались тренировки с Вовкой Шахматовым.
  Вскоре мной заинтересовался почти весь выпускной класс, им было занятно, что девочка в 12 лет играет с ними на равных. Жора слабо играл, и вскоре я играла уже с другими ребятами. Они прозвали меня Быковой, по фамилии тогдашней чемпионки мира по шахматам, и один парень всерьез занимался со мной, разбирал сыгранную партию, показывал ошибки. Он играл лучше всех и вскоре благодаря ему я стала выигрывать у других десятиклассников довольно часто, что доставляло ему (кажется его звали Гиви) множество поводов для насмешек над своими товарищами.
  Сейчас я понимаю, что это был редкий класс - такое повальное увлечение шахматами, когда играли практически все юноши, я больше не встречала.
  Летом, в июне месяце, у хозяина сняли квартиру несколько еврейских семей - родственников между собой. Помню толстого, ленивого парня, который целыми днями лежал на раскладушке во дворе. Жили они шумно. Готовили много и тщательно соблюдали субботу - я несколько раз по их просьбе зажигала им керосинку для разогрева пищи, приготовленной заранее, - большой грех трудиться в субботу.
  Эта была моя первая и последняя встреча с благоверными евреями.
  Мама, в разговоре с бабушкой, перемывая косточки понаехавшим курортникам, как-то заметила, - вступают в брак с двоюродными - вот и вырождение, тупые и ленивые.
  Я, наконец, поняла, чем меня настораживал вид парня, вечно лежащего в тени деревьев, - нельзя жениться на родственниках!
  Из дневника
  !12.09.59 Вечером запустили ракету на луну. 14 ракета прилунилась.
  Весь вечер передавали о советской космической ракете, а утром о поездке Хрущева в Америку. Совсем недавно спущен на воду атомный ледокол имени Ленина. 1959 г - первый год семилетки.
  Это я отразила политический фон, на котором происходили нехитрые события моей собственной жизни.
  1. Опустить письмо.
  2. Сходить в школу.
  3. Убрать со стола после обеда.
  4. Почитать гиперболоид.
  5. Выучить уроки.
  6. Купить тетради и карандаши.
  7. Вышить цветок.
  8. Дорисовать рисунок.
  10(суббота) Месяц неизвестен, но до нового года.
  Вот еще одна суббота прошла. Что интересного случилось со мной за это время? Попробую описать.
  Понедельник. Ходила в школу, а вечером к октябрятам. Так просто, поиграть.
  Вторник. Ходила в школу.
  Среда. В школе было изложение по русскому. Написала не очень хорошо и сейчас переживаю, что получу? Вечером была у октябрят.
  Четверг. Получила письмо от Ольги. Она пишет, что работала вместе со школой в колхозе и заработала впервые в жизни деньги.
  Ах, как я ей завидую! Сегодня, наконец, закончила альбом для октябрят. Сидела до 10, а потом еще читала.
  Пятница. Ходила в школу и вырезала из картона звездочки для октябрят. Где достать красной материи для них? Починила игру.
  Суббота. Пришла из школы рано и долго искала красную материю. Так и не нашла. Ходила к октябрятам, неразбериха ужасная. Как готовиться к празднику? Пересмотрела книги и нашла несколько стихотворений. Пусть учат!
  11.12 59 г.
  С сегодняшнего дня буду записывать, что я сделала за весь день
  I - хорошего
  II - плохого
  III - под вопросом
  13 декабря.
  1. Помогала убирать комнату маме и готовилась к школе.
  2. Пробегала в кино и не сделала половины нужных дел.
  14 декабря
  Успела после школы сделать только уроки, потом погас свет.
  15 декабря.
  1. Выучила уроки, убрала со стола, написала отзыв о книге.
  2. Забыла пришить пугавицу. (Орфография сохранена)
  16 декабря.
  1. Сходила в школу, убрала со стола, выучила уроки, купила конверты, решала шахматную задачу.
  17 декабря.
  1. Провела первое занятие шахматного кружка, выучила уроки, списала монтаж для октябрят, написала Ольге письмо, приклеила марки.
  20 декабря (понедельник)
  Ничего особенного не сделала.
  21(вторник)
  1. Написали контрольные по русскому и по алгебре. Написала хорошо, особенно по алгебре. После уроков играла в шашки. Списала песни.
  25(пятница)
  Был совет учкома. Меня выбрали заместителем председателя.
  Меня не хватило на две недели, причем за эти две недели под номером 3 ничего нет. Я всегда знаю, что хорошо, а что плохо.
  Крупными буквами:
  Каникулы. С 29 / 12 59 г. до 11/1г.
  
  Мы живем на первом этаже. Фактически на земле, а отопления нет. Сыро и холодно, готовим в комнатке на керосинке и обогреваемся ею же. Бабушка часто не в духе - ее мучает радикулит и она пеняет маме - вот твой Кавказ, и как существовать в таких условиях?
  Но выглядывает солнце, воздух сразу нагревается, и можно, не унывая, жить дальше.
  В комнате водятся скорпионы. Когда я мою полы, а я теперь выросла и делаю это часто, то вытаскиваю на тряпке из-под дивана скорпионов. Прежде чем отжимать тряпку, приходится тщательно ее разглядывать и, увидев скорпиона, стряхивать его на пол и убивать. Я трушу, говорят укусы скорпиона очень болезненны, и к тому же они ядовиты.
  - Зимой не ядовиты,- успокаивает меня бабушка,- только ранней весной.
  В январе снова началась учеба. Неожиданно выпал снег. Снегопад начался во время уроков, мы все повскакивали с мест, урок был фактически сорван. На перемене выбежали на улицу. Все счастливые и возбужденные, кидались снежками и сфотографировались на память.
  На другой день снег растаял, и больше его не было. Зима была теплая.
  В школе нам задали сочинение по картине Васнецова "Витязь на распутье".
  Я писала с вдохновением, забыв обо всем на свете, строчка за строчкой.
  Панна Сергеевна была потрясена этим сочинением и вызвала маму в школу, якобы поговорить с ней обо мне, а по-моему, просто познакомиться или выяснить, не помогает ли мне мама.
  - В общем,- сказала мама, вернувшись из школы, - я так и не поняла, что она от меня хотела.
  Учитель английского языка тоже был мною доволен, так что со стороны учебы все было в порядке.
  С подругой Галей было все-таки как-то не очень. Наша дружба зиждилась не на общих интересах, а на уверенности окружающих, что две хорошие ученицы должны между собой дружить.
  Но Галя любила меня подковырнуть.
  В середине года к нам пришла новая девочка, очень милая русская девочка, высокая, голубоглазая, с веснушками.
  Мне она понравилась. Кажется, ее звали Ира.
  Она была замкнута и как-то сама по себе, но не свысока. А просто все время о чем-то мечтала. Я наблюдала за ней, а потом сказала ей один раз на физкультуре:
  - Я умею гадать, хочешь погадаю тебе?
  И рассказала ей, что она любит читать. Читает много вечерами и еще любит мечтать - лечь где-нибудь в траве, смотреть на небо и мечтать.
  Ира была потрясена - ей представилось, что я обладаю какими-то сверхъестественными способностями. Милая девочка не понимала, что она легко прочитывается.
  Мишка Гуревич тут же в нее влюбился.
  А Галя несколько раз ехидно спрашивала меня:
  - Ну почему всегда влюбляются в новеньких?
  В этом язвительном вопросе содержался намек на то, что мой успех у ребят и у того же Миши был обусловлен только тем, что я была новенькая.
  Я спокойно и рассудительно сказала, что новенькие окружены ореолом романтики, которая исчезает, когда привыкаешь и узнаешь человека. Поэтому в новенькую девочку всегда легко влюбиться, что Миша и делает.
  Но в глубине души мне было неприятно и не то, что Миша влюбился в новенькую, а то, как ведет себя Галя, с упорством стараясь меня унизить, но так, чтобы не было прямого повода для ссоры.
  Может быть, ей самой нравился Мишка, и она страдала от его изменчивого нрава?
  Ни Ольга, ни Люда так себя не вели, Люда даже считала, что Вовка Жовнюк, с которым она дружила, больше подходит мне, чем ей.
  - Во всяком случае, - сказала Люда, - остальные вообще тебе никак не подходят.
  Я скучала по старым подругам и писала письма в Карталы.
  Мама потом вспоминала, что я по приезде все время рисовала степь и березы, а потом все-таки стала рисовать море, но зеленого цвета.
  Я этого не помню, мое увлечение рисованием отошло на задний план.
  Кстати, Панна Сергеевна, которая недолюбливала Галю, так и сказала моей маме:
  - Очень уж эта дружба выгодна Гале, она стала снова хорошо учиться с приходом Зои в класс.
  Мама не пропустила это мимо ушей, но я никогда не позволяла обижать моих подруг, и мама даже и не пыталась очернить Галю в моих глазах, хотя иногда говаривала:
  - Ну уж эта твоя Галя...
  Как-то раз я шла вместе с Костей к его зеленоглазой подружке, вернее я шла к ней, а он меня сопровождал. Это давало ему предлог с ней встретиться. Мы проходили мимо полу развалившегося забора и обошли его, а когда обошли, я сказала, что могу и перепрыгнуть через него. Костя не поверил, я обиделась, разбежалась и перепрыгнула, а поскольку была в юбочке, то засверкала всем своим бельем и страшно смутилась. Но Костя либо не заметил моего смущения, либо хорошо это скрыл. Он только сказал с уважением:
  - Вот здорово, я не верил, что ты перепрыгнешь.
  Отступать ему было некуда. Он разбежался и перепрыгнул сам.
  Я до сих пор благодарна ему за тактичность.
  Хозяин готовил свадьбу, женил своего племянника. Жениха с невестой познакомили, провели друг мимо друга на базаре. Они даже никогда не разговарили между собой. Роднились две богатые семьи, ну а мнения молодых никто не спрашивал. Резали баранов, рубили и ощипывали кур, дым стоял коромыслом, по выражению моей бабушки. Но в ночь перед свадьбой невеста сбежала со своим дружком. У нее был возлюбленный, за которого она хотела замуж, выпрыгнула из окошка и была такова!
  Я была страшно довольна - мои представления о том, как должен заключаться брак оказывались правильными.
   Свадьба не могла состояться без невесты. Но деньги были потрачены, еда приготовлена, гости приглашены и все рушилось из-за прихоти какой-то девчонки. И наш хозяин, который организовал свадьбу, нашел бедную вдову с молодой дочерью и высватал девушку. Свадьба состоялась. Только жених женился на другой.
  - А вдруг вдова отказалась, тогда что бы вы делали? - спросила мама хозяина.
  - Не могла она отказаться. Очень бедная, ей большая честь, что дочь берут в такую семью, - ответил хозяин.
   "Да ведь у нас нет богатых и бедных", - думала я, чувствуя, что мы, безусловно, относимся к разряду бедных.
  Средневековье на этом не кончалось.
  Раз как-то на свадьбе или каком-то другом застолье один аджарец обидел другого. Тот, кто обидел, как утверждала молва, был совершенно никчемный человек.
  Обиженный затаил злобу. На другой день он взял ружье и убил, - но убил не того, кто его оскорбил, а совершенно другого человека, мало того, что другого, но и своего друга. Убитый был виноват только тем, что находился в кровном родстве с обидчиком!
  Род обидчика за нанесенное оскорбление должен был понести большую потерю, а какой смысл убивать никчемного? Таковы были мотивы поступка убийцы, во всяком случае, так это объяснили мне женщины в нашем дворе.
  Началась кровная вражда. Все мужчины рода убившего находились под прицелом, вскоре одного застрелили, потом еще и еще. Дело дошло до 3 трупов с каждой стороны, милиция была бессильна, а может быть, просто не ввязывалась - законы гор приходилось уважать. Вмешалась Москва и только тогда убийства прекратилась.
  У нас в соседнем дворе жила вдова, молодая женщина с мальчиком 14 лет, принадлежавшем к роду убившего.
  - Ты не боишься за сына, пускаешь его в школу? - спросила ее мама.
  - Нет, его не тронут, он еще не вырос, - ответила та.
  Оказывается, детей не принято убивать во время кровной вражды, но не из-за гуманных соображений, а потому что толку нет, убьешь маленького, а его мать еще нарожает деток.
  Вот когда вырастил ребенка, потратил массу сил, когда утрата невосполнима, тогда и надо убить.
  Все эти события поражали мое воображение, но проходили где-то вдали от меня, экзотические декорации к моей вполне прозаической жизни. К тому времени у меня уже сложились четкие представления о личной ответственности каждого за свои поступки, и идея кровной вины мне была недоступна.
  Маме не нравилась ее работа заведующей вендиспансера.
  Нас задаривали мамины больные корзинами с мандаринами, мы ели, ели эти мандарины. Они уже в нас не лезли. Весной пошла черешня, тоже корзинами. Мне и бабушке очень нравилась такая фруктовая жизнь, но вот маме...
  Ее завхоз как-то предложила маме:
  - Давайте тех больных, которых вы уже выписали, не снимать с довольствия, а продолжать выписывать на них продукты. Продукты не получать, а денежки пополам.
  Мама ей ответила:
  - Ты знаешь, что я люблю больше всего на свете? Спать в своей собственной постели.
  Но потом она сказала мне:
  - Я очень плохо соображаю в хозяйственных делах, завхозу не доверяю и боюсь, что она меня подставит. Ведь на всех бумагах моя подпись.
  И мама начала искать работу в Батуми.
  В Кобулети произошло еще одно важное событие, - ко мне приехал навестить отец. Он знал по алиментам, что мы живем в Кобулети, и пошел меня искать в единственную русскую школу.
  А я сказала в школе, что у меня нет отца, имея в виду, что он не живет с нами. И в дальнейшем избегала разговоров на эту тему, только мои подруги знали, что отец с матерью у меня в разводе.
  Почему-то учителя решили, что отец у меня умер, и мама - вдова.
  Каково же было их изумление, когда папочка, живехонький, сверкая формой и погонами майора, появился и стал искать Зою Минасян, а нашел Хучуа. Я была в метрике записана на фамилию матери.
  Наш классный руководитель так оскорбился тем, что я похоронила живого отца (у меня и в мыслях этого не было), что больно ударил меня своей знаменитой линейкой по руке, когда я пыталась разъяснить ему, что это недоразумение.
  Отец заявился осенью, в тот момент, когда у нас жила баба Вера. Маме он сказал, что не женат (это была неправда) и баба Вера очень суетилась, надеясь, что отец с матерью снова сойдутся.
  - Все в жизни бывает,- говорила она бабушке.
  Но мама встретила его очень холодно.
  Папа хотел повести меня следующим летом в Тбилиси и Ереван, познакомить меня со своей армянской родней. Мама боялась меня отпустить с ним, а мне хотелось поехать.
  Вмешалась бабушка, напомнив маме, что всегда разрешала ей общаться со своим отцом, который был с ней, бабушкой, в разводе, и не чинила никаких препятствий.
  В результате летом, после окончания учебы, папа заехал за мной и я поехала с ним в Тбилиси и познакомилась со своей бабушкой, Сусанной Рубеновной, седой старушкой, с нервным тиком - у нее после недавней смерти дочери, моей тетки Розы, которая умерла в 42 года от рака груди, тряслась голова.
  За каждым застольем поминали Розу и переживали, что она умерла такой молодой, а мне было грустно, что я ее не знала.
  Папа много рассказывал о своем отце, репрессированном в 37 году.
  Дед Арам был старым революционером, большевиком, с 1905 года в партии, работал с Орджоникидзе.
  Семейная жизнь деда Арама не удалась, он оставил семью и двоих детей и женился на другой женщине, от которой у него был сын Эдик, а его бывшая жена, бабушка Сусанна, учительница, не справлялась с воспитанием сына, и папа рос шалопаем.
  Однажды, во время воспитательного разговора, папа неуважительно отозвался (попросту обматерил) Советскую власть. Дед Арам страшно этим оскорбился.
  - Застрелю, как собаку,- заорал он на сына и стал рвать пистолет из кобуры.
  Ему было трудно пережить кощунство сына, не уважавшего его революционных идей.
  Папа не стал выяснять, выстрелит отец или нет, и сбежал из кабинета.
  В 37-ом дед получил 10 лет без права переписки и больше никто его никогда не видел, просто сгинул человек в застенках НКВД, и все тут.
  Все эти события, которые я в свои 12 лет совершенно не связывала никак с историей страны, а воспринимала только как судьбу своего деда, казались мне особенно страшными потому, что деда, такого преданного идеям революции и социализма, который хотел застрелить сына, оскорбившего эти идеи, убили свои же соратники.
  Папу вызвали органы и предложили отречься от отца, но он оскорбился и отказался, получив таким образом клеймо сына врага народа.
  В годы войны он был на Дальнем Востоке и, как говорила мне мама, сидел в окопах и кормил вшей.
  Отец после войны поступил в строительный институт в Тбилиси и был студентом, когда познакомился с мамой.
  Все это папа рассказывал, в основном, в поездах.
  Еще он сказал мне, что у меня есть брат и сестра и показал карточки.
  Я была очень рада узнать о существовании единокровных брата и сестры, ведь родных у меня не было..
  В Ереване я побывала в первый и, видимо, в последний раз в своей жизни. Помню дикую жару, от которой негде скрыться и красивые розовые дома из туфа. Бьют фонтаны, а попить нечего, газировкой торгуют мало и за ней большие очереди.
  Жили мы в большой квартире папиной двоюродной сестры Норы, которая развелась с мужем и жила с тремя детьми и мамой. На свадьбе Норы и познакомились мои родители, Нора была однокурсница и приятельница мамы.
  Нора и ее старшая дочь Ира были полные чернобровые красавицы, а младшая Таня, моя ровесница, показалась мне попроще. Будучи худенькой шатенкой, она как-то не смотрелась на фоне жгучей красоты матери и сестры, хотя была миловидной девочкой. А восьмилетний Валерик со своими бархатными черными глазами был чудо как хорош.
  Нора была озлоблена на мужа и все время его ругала, дочери были на ее стороне, а может только Ира, а Валерик скучал по папе.
  Нора боялась инфекции и все мыла и стерилизовала.
  Понаблюдав за ней, я пришла к выводу, что медицинское образование и работа врача даром не даются, - простой смертный все-таки редко боится всякой заразы до такой степени.
  - Совсем помешалась на этой своей инфекции,- не одобрил сестру отец.
  Я была очень довольна поездкой, но мама потом выступала в том духе, что "этот" обкормил меня мороженым и привез с больным горлом, чего я не запомнила совершенно.
  21.07.60.
  Мутной пеленою
  Дождь спустился с гор
  Сеткой дождевою
  Моря скрыл простор.
  Сыростью туманной
  Дышит небосвод
  Моросит неделю,
  Кажется, что год.
  Сегодня мамы уже второй день нет дома. Она в Батуми ищет квартиру.
  Мы собираемся туда переезжать. Я стала собирать книги. Убирать их с верха шифоньера. Потом пошла на море. Вечером прихожу, а мамы все еще нет. Вот и не знаю, какую весть привезет. Баба тоже ждет. Мы с ней поссорились из-за выключателя, который я сломала. Ой, что же привезет мама?
  22/YII 60 г.
  Сегодня я с бабушкой не ссорилась до вечера. На обед у нас была утка и мы ее чистили. Потом я складывала книги. Внезапно, после того, как мы пообедал, приехала мама и сказала, что не в понедельник, так во вторник мы переезжаем. Приходила Галя, взяла книгу "Дети Сталинвароша". После этого я и мама пошли на море. Когда мы возвращались, я остановилась посреди улицы перед машиной и за это получила книгой по голове. Книга тяжелая и очень больно. Я пришла домой и стала плакать. Бабушка за каждый проступок, за каждую неловкость ругает и пилит, да так, что я из дому бегу. Ждешь, ждешь маму. А она книгой по голове. В общем, есть о чем поплакать. Вся подушка была мокрая. Выплакалась и решила: Буду называть маму на ВЫ, за все извиняться и прежде, чем сделать что-нибудь, даже идя в туалет, спрашивать.
  Бабушка уже стукнула меня хлопушкой для мух и кинула камень. Посмотрим, что будет дальше.
  23-24
  Все дни складываемся, сейчас сложу и дневник.
  Шестой класс я закончила на отлично.
  7 класс, Батуми, Чаоба, 1960 -1961 гг
  
  31 воскресение
  Вот мы уже три дня как в Батуми. Комната здесь больше, чем там и гораздо светлее. Сегодня на базаре мы купили стол для меня. Мальчик, который продавал его, сам его сделал. Я ему завидую.
  В эти несколько дней я вела жизнь довольно праздную. Кончено. С завтрашнего дня я исправлюсь. Завтра первое число и понедельник.
  Мама сняла большую и светлую комнату, но не в центре города, а где-то пять или шесть автобусных остановок от него. По Батумским масштабам это у черта на куличках, зато ей близко до работы, она работает в кожно-венерологическом кабинете в железнодорожной больнице.
  Море от нас далеко, зато горы близко и, выходя утром во двор, я могу любоваться поросшими лесом синеватыми горами.
  Прожили мы в этой комнате не больше месяца или двух, - внучок хозяйки, маленький мальчик, попал под машину и погиб. Они были в таком страшном горе, что не могли переносить присутствие чужих людей в доме. Мы нашли жилье недалеко оттуда, но это была маленькая комнатка, куда встала одна большая кровать, где мы спали с мамой, а бабушка жила отдельно в маленьком деревянном домике из одной комнаты типа летней кухни. Там мы и готовили.
  В туалет во дворе надо было ходить через курятник, владения злобного старого индюка, который при виде проходящего человека весь наливался кровью, шипел, гудел и мчался как танк с явным намерением клюнуть. Я никогда не пыталась проверить, насколько серьезны его намерения, а просто улепетывала со всех ног.
  Как-то мама шла на кухню со стаканом чая, он помчался за ней, она убежала, но на пороге кухни споткнулась, упала и видимо сломала себе ребро, так как больно было надавить на бок и дышать несколько дней. При этом она не только не разбила, но даже не пролила чай из стакана и, в конце концов, история получилась очень комичной, во всяком случае, для нас с бабушкой.
  На Новый год хозяин заколол индюка и сделал из него сациви. Мы с мамой героически пытались съесть своего врага, но напрасно старались, он остался не победим - мясо намертво пристало к костям и оторвать его было невозможно.
   Зарезать этого индюка следовало лет десять назад.
  1 августа
  ...Я только и думаю, как убить время. Мечтаю стать астрофизиком (я имею в виду - космонавтом), а у самой сердце слабое и в руках силы нет и в ногах. Быстро устаю. А на свете так нужно хорошее здоровье. Для того, чтобы полететь в космос нужно здоровье, для геолога нужно здоровье, и для строителя и для журналиста и для многих, многих профессий нужны выносливость и здоровье. А у меня их нет. Но мне очень хочется их иметь, а говорят, на свете нет неисполнимых желаний.
  В основном я убивала время чтением и рисованием, ведь у меня нет подруг, они остались в Кобулети.
  29 августа
  Два дня до школы, я так хочу пойти в нее скорей, ну просто сгораю от нетерпения
  Я пошла в школу Љ 7 по рекомендации Николая Степановича Тылибцева, который в ней преподавал физкультуру и по совместительству был тестем маминого единокровного брата Резо.
  В школу мне приходилось ездить на автобусе. Автобусы были битком набиты, я уже подросла, и ко мне начали прижиматься парни. Все время надо было быть начеку, выставлять далеко ногу или локоть, чтобы не дать к себе приблизиться.
  Один раз я так двинула сумкой молодого взрослого парня, что он обиделся и долго возмущался, чему нас только учат в школе.Я поняла, что он задел меня случайно и ничего не имел в виду, но в сутолоке разве поймешь, что случайно, а что нет!.
  Все мне говорят - Ну здесь ты не будешь отличницей, это тебе не Кобулети. - В результате мне очень хочется стать здесь отличницей и доказать, что наша школа нисколько не хуже, чем их школа.
  Мне действительно было обидно выслушать сомнения в качестве моих отметок и от Николая Степановича, и от классной руководительницы нового класса, когда я сдавала ей документы. Я сменила три школы, и везде хорошо училась, и учителя были мною довольны, и я ими.
  Моя новая классная, Демкина Вера Павловна, так и сказала, презрительно прищурившись на мой дневник:
  -Ну, посмотрим, какая ты здесь будешь отличница!
  Выразила недоверие не только к моим знаниям, но и облила помоями недоверия всех моих таких замечательных учителей.
  Учиться хорошо становилось делом чести.
  1 сентября
  ...В школу я приехала рано - еще не запускали. С девочками познакомилась прямо во дворе. В их классе 40 человек и большинство - девочки.
  Перед самым звонком в класс стремительно вошла красивая рослая девочка с пучком волнистых русых голос, и прошла на заднюю парту.
  Ей навстречу выскочила другая девочка, черненькая плотная и спросила:
  - Как, Зоя, ты будешь у нас учиться? Ты осталась на второй год?
  - Да, - ответила Зоя и залилась нежным розовым румянцем.
  Но это "да" прозвучало так, что дальнейших вопросов не последовало.
  Девочка села рядом со мной.
  Я сразу почувствовала ней расположение, она была тезкой и тоже новенькой. Веские причины, чтобы сойтись.
  1 урок был русский. Учительница молодая, хорошая. Вообще, по русскому всегда хорошие, или мне так попадались
  2 урок - алгебра. Тоже прошел в деловой обстановке. Об учителе ничего не могу сказать, кроме того, что ему лет 35-40, и он носит очки.
  Потом была зоология. На уроке был сильный шум. Она довольно умна и говорит полезные вещи. Она пожилая учительница, но ее никто не слушается. Все шумят, и она толком не возмущается и не сердится. Что у нее нет никакого самолюбия и гордости? Не знаю. Во всяком случае, по русскому моложе, но мы сидели тихо. Почему? Может быть потому, что она первый день у них преподает.
  Следующий урок был свободный, и мы писали домашнее задание.
  Потом, последний - география. Старичок хоть и строгий, но добрый кажется.
  Его зовут Дон-Кихотом (он был Вахтанг Гигитович Самсония, и, как потом выяснится, товарищ моего деда). Он в очках и тощий-претощий.
  География обещает быть трудной.
  Зоя жила в той же стороне, где и я, но поближе, и мы вместе возвращались домой.
  В школу я ездила на автобусе. А обратно шла пешком, так как, когда мы расставались с Зоей, и она сворачивала к себе, мне уже не было смысла лезть в автобус, 10 минут небыстрым шагом и я дома.
  Зоя Арутюнян, как это называет моя мама, полукровка. Мама у нее русская - голубоглазая молодая женщина, очень привлекательная, а папа - красивый суровый армянин, но не брюнет, а шатен. У Зои есть брат Шурка, лет на шесть моложе ее. Он цепляется за Зойку. Но она сбегает от него, и мы редко берем его с собой в кино и на прогулки.
   Зойкин отец Егиш познакомился со своей будущей женой Таей на фронте, где она служила радисткой. На фронт она попала не добровольно, а по мобилизации сразу после окончания школы. Так я узнаю, что в эту войну девушек тоже мобилизовывали.
  Егиш влюбился в красивую русскую девушку и привез ее с собой на Кавказ. Жизнь с армянской свекровью показалась Тае невыносимой, и она с маленькой Зойкой на руках пыталась убежать к своей родне в Россию, но Егиш догнал ее, поймал на вокзале, где она ждала поезда, и вернул.
  После этого он отделился от семьи и построил дом, в котором они и жили, когда я познакомилась с Зоей.
  Все это я узнаю не сразу, а постепенно.
  14 сентября. Вчера произошло такое, во что мне до сих не верится. Первые два урока у нас был труд, и к нам пришла старуха, наша учительница. И что тут поднялось, ее просто травили. Ходили по классу, кидали мальчишечьи фуражки, за спиной шикали, а как только она обернется, замолкали, но начинали другие.
  Учительница мне не понравилась, но она была в моих глазах только глупой беспомощной старухой, - и как можно получать удовольствие издеваясь над этой жалкой женщиной.
  Я не знаю, как выразить свои чувства.
  Прежде всего это удивление - ведь девочки были неплохие и я знала это.
  Но тут одна начала, другая поддержала и вот уже весь класс (а там были только девочки) объят стихийной жестокостью. Мне казалось невероятным смеяться над тем, кто слабее, глупее, беспомощнее тебя. Я так и сказала одной девочке на перемене, которая показалась мне лучше и развитее других. Но она тут передала мои слова другим, и вдруг на этой же перемене меня вызывает Софа (худая черная гречанка, очень резкая, жесткая, любящая покомандовать). Не помню, с чего началось, но они не давали мне слова сказать. Их было много, а я одна. Не знаю, что было бы, если бы тут не подошла Зоя, не вырвала бы меня из середины круга и не увела.
  При этом Зойка сказала достаточно громко:
  - Что ты вообще с ними разговариваешь? - и никто не пикнул, потому что Зойке наплевать было на все на свете разбирательства.
  Мне казалось, что всегда прав коллектив, а не один человек. Но в то же время я не могла считать себя не правой.
  Девочки превратили этот спор в ссору и не разговаривали со мной, изредка отпуская реплики насчет меня.
  Не так давно меня выбрали старостой и желая избавиться от этого я пошла к Вере Павловне и попросила, чтобы меня переизбрали. Но она отказалась, я ее очень просила и потом сказала почему. Она ответила, - Переходи в другой класс, - я отошла от нее.
  Ее класс считался самым лучшим из седьмых.
  На другой день девочки вели себя так, как будто ничего не было. Но все-таки мы сторонимся друг друга.
  На первом уроке физики пришел немолодой лысоватый мужчина с палочкой, инвалид войны, Шота Лаврентьевич Угулава, и стал задавать вопросы по физике из программы 6 класса, в основном я бы назвала эти вопросы теоретическими.
  Он новый учитель, но я этого не знаю, он выясняет уровень знания класса.
  Я готова отвечать на все вопросы, хотя никогда не читала теории. Просто я знала то, что было нужно при решении задач с Иваном Сергеевичем. Мне надо только мое знание в виде формул перевести в слова. Но так как вопросы очень четкие и конкретные, то формулирую я легко.
  Я сижу на задней парте, подымаю руку. Встаю и отвечаю, Снова вопрос и снова одна я знаю ответ.
  В моем старом классе ничего подобного не было бы. Уж и Мишка и Вовка все это знали не хуже меня, тем более, что Угулава все упрощает и упрощает вопросы.
  Но вот я подымаю руку, держу ее, но меня не спрашивают. Учителю я явно не интересна, со мной все ясно. Он пытается расшевелить других:
  -Ну, еще кто-нибудь может ответить?
  Но у моих теперешних одноклассников не было Иван Сергеевича в 6-ом классе и они в большом затруднении. Наконец нерешительно поднимает руку Даник Токмаджан и дает правильный ответ.
  Мне обидно, что меня не спрашивают, я ведь новенькая, мне надо утвердиться, завоевать авторитет в глазах девочек, которые меня так приняли, но я смиряюсь и опускаю руку.
  По геометрии задали задачку, я долго с ней провозилась, придумала доказательство довольно сложное и запутанное.
  Когда Валентин Борисович Валуйский, наш математик, немолодой мужчина в очках с разноцветными глазами, вызвал меня к доске, я, сбиваясь и торопясь, рассказала ему решение, он слушал молча и кивал головой.
  На другой день он вызвал меня и показал другое, более красивое и лаконичное решение, предложенное мальчиком из параллельного класса, Митрофановым. Я согласилась, что его решение лучше моего.
  В конце недели оказалось, что Валентин Борисович поставил мне пятерку в журнал по геометрии.
  Классная мне выговорила, почему я не подаю дневник, притом так, как будто я скрывала двойку.
  Первую четверть я окончила с тройкой по черчению. По черчению мы не сдали ни одного чертежа вообще, Ашот (наш учитель) проболел всю четверть. Мама на родительском собрании во всеуслышание спросила В.П.:
  - А за что ребенку тройку влепили?
  - Что значит влепили? - взвилась В.П.
  - А то и значит, что влепили,- сказала мама.
  Зоя мне объяснила.
  - Он ставил оценки наугад, ты в конце журнала, пятерки и четверки все уже растратил, вот тебе и досталась тройка.
  Я осталась старостой класса и заведую уборкой помещения. После уроков дежурные моют полы. Вернее моют девочки. А мальчишки переворачивают парты.
  Работа не очень трудная, но грязная и противная. Дежурить никто не любит, ведь хочется скорее домой, пообедать.
  Сидим мы не кто с кем захочет, а как нас посадит наша классная.
  Я люблю пересесть к Зойке и поболтать, но Демкина, прозвище которой " Верушка", не ленится подглядывать в щелку, кто где сидит, и, если видит непорядок, то врывается в класс и пересаживает детей, не считаясь с тем, что идет чужой урок.
  На ее скуластой физиономии написано торжество: ага, попались, голубчики! От меня не уйдешь!
  Вспоминая лица учителей в этот момент, я сейчас понимаю, что им это не нравилось, но они с ней не связывались.
  Только на уроке физики мы сидим, как нам хочется, - ведь мы сидим не в своем классном помещении, а в кабинете физики, а уж хозяина кабинета, прошедшего войну, человека с характером, нисколько не волнует, кто где сел, - тишина у него всегда будет, да и Демкина поостережется врываться к Шоте на урок.
  По физике меня вызывает один раз в конце четверти (на десерт), как смеются девчонки. Я отвечаю все, что мы прошли за четверть, получаю свою пять - и до свидания, до следующей четверти.
  В классе есть еще одна Зоя - Меликян - на самом деле у нее красивое армянское имя - Заруи, но все зовут ее Зойкой, как и нас. Но дома она Зарик. У Зои косы до пояса, светло-карие глаза с загнутыми черными ресницами, она аккуратная и очень обязательная девочка и ходит в школу с тяжеленным портфелем. От ношения тяжестей у нее правое плечо ниже левого.
  Она живет сразу за железной дорогой в двух комнатках длинного барака, в котором живут семей 5-6.
  Как-то раз, присев возле железной ограды, идущей вдоль путей, я перебирала содержимое ее портфеля, стараясь убедить Зойку, что половина вещей лишняя и их можно выкинуть.
  - Но разве ее убедишь!
  Зоя Арутюнян только смеялась, глядя на мою борьбу за облегчение портфеля подруги.
   Меликян носила с собой даже старые, исписанные тетради.
  Она была упорна до фантастичности. Когда я сказала ей, что не умею петь, Зойка не поверила и стала учить меня. На уроках физкультуры, отведя меня в сторону, она пела первую строчку из "Катюши" и заставляла меня повторять. "Расцветали яблони и груши".
  На переменах то же самое.
  И через неделю..! добилась - я воспроизвела мелодию.
  - Ну вот, - удовлетворенно сказала Меликян,- а ты говоришь, что не умеешь петь.
  Заруи была превосходной подсказчицей. Ее артикуляция и жесты были столь выразительны, а старание помочь столь велико, что на ее подсказках можно было ответить, ничего вообще не прочитав. На переменах ее нередко целовали и обнимали вырученные ею девчонки.
  Я же плохо объясняла решение задач, а подсказывала еще хуже. Во всяком случае, меня часто ловили на подсказке. А это грозило двойной двойкой - отвечающему и подсказывающему.
  Незаметно сложилось правило, что Зойка Меликян, которая хорошо училась, приставала ко мне со своей обычной дотошностью по поводу какой-нибудь сложной задачки из домашнего задания, добиралась до сути и, поняв решение, доходчиво и ясно объясняла его остальным.
  Эта цепочка, раз установившись еще в 7 классе, продолжалась до окончания школы.
  В один зимний день, по-моему, во второй половине учебного года, наш Валентин Борисович Валуйский указал на меня и сказал:
  - Вот ты, приходи в школу в воскресение, будет проводиться олимпиада по математике.
  В воскресение утром я взяла ручку и чернильницу и пошла в школу.
  Пришедших распределили по классам, потом по партам. Я села на свою любимую заднюю парту. Я никого не знала, дети были, в основном, из других школ. Мне дали листик с напечатанными задачками, которые я должна была решить. Задачки были очень хитрые, но раз надо, значит надо, и я решила довольно легко все, кроме последней, которая никак не получалась. Я исписала несколько листов. Все разные варианты, все не вели к решению. Становилось ясно, что мне эта задачка не по зубам, но тут вдруг забрезжил свет в конце туннеля, и я нашла решение.
   Когда я вышла на улицу, у меня кружилась голова от усталости, я добралась до дому и легла. Недели через 2-3, когда я совсем забыла об этом эпизоде, меня на перемене подозвал Волуйский и сказал в своей обычной небрежно-грубой манере:
  - Ты что-то там правильно нарешала на городской олимпиаде, а теперь надо ехать в Тбилиси на республиканскую.
  Завроно с трудом убедил маму отпустить меня, и я поехала вместе с другими батумскими школьниками в Тбилиси, нас было человек 5-6, но все старше меня, трое на год, из пятой школы, где была очень хорошая математичка Медея, и очень сильный по математике класс, и привезла оттуда диплом третьей степени. В поездке я познакомилась с парнем и девочкой из класса Медеи, мальчика звали Колей, девочку Аллой. Они были такие ясные, дружные между собой, все время обсуждали математические проблемы, и я вдруг отчетливо увидела их дальнейшую семейную жизнь: как они будут приходить с работы, обсуждать проблемы, готовить вместе обед. И представив это, я пожалела Колю, возможно потому, что Коля мне понравился, а Алла показалась мне скучноватой в своей взрослой рассудительности. С Колей и Аллой мне предстояло еще не раз пересечься до того, как они закончат школу.
  Когда я открыла учебник зоологии и увидела там червей и глистов и описания их строения, я захлопнула учебник с приступом тошноты и решила, что эту часть зоологии я учить не буду. Вот дойдем до млекопитающих, тогда пожалуйста, а глисты, черви, змеи, лягушки - ну нет, про эту пакость я знать ничего не желаю. И не учила до того, что имела во второй четверти тройку по зоологии.
  Мама сердилась, но я увиливала от учебы.
  Однажды мы шли с мамой по улице и встретили нашу преподавательницу зоологии, немолодую грузинку со странностями.
  На другой день она подозвала меня и спросила:
  - Кто та симпатичная интеллигентная женщина, что шла с тобой?
  - Моя мама,- не без гордости после такого ее вступления ответила я.
  - А кто она?
  - Врач.
  - Садись, пять.
  И все, пятерки по зоологии без всякой учебы мне были обеспечены.
  - С ума сойти можно, я имею отлично по зоологии, потому что ты понравилась моей учительнице, - смеялась я.
  - Ну, я врач и имею какое-то отношение к биологии, и девочка из такой семьи что-то да знает, - нашлась мама.
  1961 год,
  14 марта
   Ничего себе веду дневник. Уже больше, чем три месяца не пишу. А сегодня вдруг собралась.
  Ужасно боюсь субботы. Сегодня на уроке Люда (Вергулис) ( моя соседка по парте) попросила передать записку одной девочке, а Вера Павловна заметила и велела ее принести. Мальчик, которому я передала, быстро порвал ее, но не очень мелко. Вот В.П. и спрашивает, кто написал записку. Я не видела, как при этом Люда встала, а тут В.П. развернула один из клочков, а там написано - Люда.
  Она и говорит:- Это не ты писала.
  И БАЦ! и мне и Люде в дневник замечания.
  Мне такое: На уроке английское языка писала записки, своим днем рождения сорвала урок (в записке Люда писала, когда у меня день рождения).- А я обещала маме тихо сидеть на уроках.
  Ох, что теперь будет?
  Записку писала не я, Верушка это установила, что не помешало ей написать в моем дневнике, что записку писала я.
  А урок, собственно говоря, срывала сама Верушка, устроив разбирательство не на перемене, а посреди урока.
  С Людой Вергулис мы просидели за одной партой не менее полугода. Люда раньше других девчонок в классе (за исключением Зойки, которая была на год старше нас) расцвела и стала красавицей. У нее были рыжие волосы - совершенно фантастический цвет - золотисто-желтые, белая кожа, яркий румянец и довольно густые и темные для рыжей брови. Добавьте к этому еще прекрасные округлые формы - вот и портрет Люды. Люду воспитывала бабушка. Отец Люды, аджарец, плененный красотой ее матери, еврейки, похитил ее, но не женился.
  Людина мать потом устроила свою судьбу и уехала (в Тбилиси, кажется), а Люда осталась жить у бабушки.
  Люда была замечательно предприимчива. Во время контрольной я решала свой вариант, а потом ее. Но у меня просили передать решения по моему варианту, и вот, чтобы я не теряла времени, Люда быстро списывала решения с моей тетради, и рассылала всем желающим. А потом я решала ее вариант. Люда списывала мое решение в свою тетрадь, и все были довольны
  Верушка, которая не разрешала мне сидеть вместе с Зоей, и не подозревала, какое у нас с Людой прекрасное сотрудничество. Она действовала по великому принципу: разделяй и властвуй - и сажала вместе девочек, не связанных общими интересами и симпатиями, но ее усилия часто пропадали даром.
  Урок английского. Демкина, сдвинув очки на нос, пристально смотрит на меня поверх очков, смотрит и молчит. Я не выдерживаю и спрашиваю ее:
  - Что вы на меня так смотрите?
  Вопрос не очень вежливый, но и поведение учительницы подстать вопросу.
  - А что мне на тебя не смотреть,- отвечает мне Верушка.- Ты вчера вечером смотрела, что тебе совершенно не положено.
  Я смущаюсь и замолкаю.
  Мама, которой не с кем пойти, взяла меня в театр филармонии. Приезжали артисты из Тбилиси, ставили русские пьесы, одна была Алексея Толстого, совершенно не помню названия. Пьеса очень фривольная, и я радостно и громко смеялась шуточкам персонажей, заливалась на весь зал от радости, что я понимаю взрослые шутки, а мама меня смущенно одергивала.
  Вера Павловна, оказывается, тоже там была и если и не видела меня, то, во всяком случае, слышала.
  Она сделала замечание не только мне, но позднее, на родительском собрании и маме.
  Поистине Демкина была вездесуща и ничего не упускала и не забывала.
  Весна. Солнце пробивается сквозь немытые окна классной комнаты. Урок математики. Я слушаю объяснение. Люда придремывает. Вдруг она открывает глаза :
  - А я вчера нашего Валентинчика видела в бане с женой и детьми.
  И после паузы она продолжает:
  - Ты представляешь Валентинчика голым?
  Я задумываюсь, и мне становится обидно за Валуйского и стыдно за Людку.
  Он немолод, не красавец, отец семейства, зачем четырнадцатилетней девочке представлять его голым?
  Люда, как и я, растет без отца, не привыкла к мужчинам, может быть поэтому?
  - Да ты чего?- вопросом на вопрос отвечаю я. - Зачем это?
  - Да так,- тянет Люда, -вдруг подумалось.
   Плохо быть учителем, даже в баню пойти нельзя, везде глаза, везде уши- продолжаю я свои мысли, и уже не слушаю объяснений.
  Большая перемена перед уроком английского.15 минут большой срок, и часть класса убегает на улицу. В классе остается несколько человек. Среди них Оксана Тотибадзе - очень высокая, стройная девочка с копной пушистых русых волос, нежным девчоночьим личиком и мягкими полными губками, будущая чемпионка Грузии по прыжкам в высоту. Ей не сидится на месте, и она вместе с кем-то из ребят устроила соревнование - они прыгают с парты на парту по всему ряду. На пол летят ручки и учебники, мальчишки пытаются угнаться за Оксаной, но где там. Она летает по всему классу, уже пропрыгала два ряда и пошла на третий. Звонок застает ее можно сказать в полете.
  Оксана останавливается и делает попытки отдышаться.
  Лицо у нее раскраснелось, фартук сбился на сторону, волосы дыбом и в этот момент входит Демкина. Она останавливается на пороге как вкопанная, наблюдая поверх очков, как Оксана приводит себя в порядок. Под гипнотизирующим взглядом Верушки пуговки на фартуке никак не застегиваются.
  Ждут взрыва, но Верушка только восклицает полным сарказма голосом:
  -Тотибадзе, ну Тотибадзе, ты только посмотри на себя, -подходит к столу, еще раз бросает взгляд на разгромленный класс и говорит:
  Who is on duty today?
  Оксана облегченно вздыхает. Нравоучений и воплей по поводу ее внешнего вида и поведения не предвидится. Начинается урок.
  12 июня
  Прочитала последнюю запись в дневнике. За замечание мне ничего не было. В субботу я не дала подписать дневник, а во вторник легла на операцию гланд.
  У меня хронический тонзиллит. Я постоянно больна, в горле пробки. Тетя Агнесса, мамина одноклассница, врач отоларинголог, и в настоящий момент мамина коллега по железнодорожной больнице, промывает мои гланды реванолем. В гланду вставляется шприц с трубочкой и под давлением жидкости пробка вымывается наружу и я сплевываю эти отвратительные желтые комки гноя. Каждый день после школы я хожу на эту процедуру и все без толку, все ткани моих гланд заполнены этой дрянью.
  Когда я, замученная постоянной температурой и всевозможными ограничениями, связанными с болезнью, решила оперироваться, то анализ крови оказался плохой - свертываемость низкая и я долго пила противный раствор хлористого кальция. Пила не меньше 3 недель.
  Когда бутылка с раствором закончилась, я сказала маме решительно:
  - Завтра у тети Агнессы операционный день, я ложусь к ней,- собрала свои вещи, и мама меня проводила в больницу.
  Операция эта считается легкой. Меня посадили в кресло, сделали два укола новокаина и стали рвать.
  Господи, что это был за кошмар!
  Меня так тошнило, что все кишки переворачивались (я в то утро ничего не ела и поэтому меня не рвало). Руки у меня не были связаны. К своей чести надо сказать, что я не кричала и не хватала хирурга за руку. Однако, под конец не выдержала и стала просить, чтобы дали немного отдохнуть. Операция длилась 15-20 минут.
   Мою маму врачи обманули - сказали, что нет новокаина, и что операцию будут делать через полчаса. Она так и сидела в своем кабинете, когда за ней прибежали с криком:
  - Уже все!
  Когда пришла мам,а и я увидела ее, то сразу заплакала.
  В этот же день я сказала про записку. Зоя после меня тоже легла на операцию.
  Сегодня я сдала последний экзамен. Теперь я восьмиклассница. Все экзамены сдала на пять.
  20 будет родительское собрание. Тогда будет известно, как я перешла. Химичка мне обещала 3 или 4 ( у меня 5 и 2, двойка за подсказку)
  Сейчас я болею (несомненно, это определенное занятие). Всю свою досаду я изливаю в следующем... пыхтела целый час.
  Июнь. Чудесные летние дни.
  Еще не исчезло дыхание весны.
  В такую погоду на пляже лежать
  Книгу читать и загорать.
  На море, наверно, чуть-чуть ветерок,
  Спину щекочет горячий песок
  (впиваются батумские булыжники, пляж здесь - галька величиной с кулак, это тебе не Кобулети, но рифма дороже правды)
  Под большую волну прыгнуть бы, кинуться
  Вынырнуть, сплюнуть и смело ринуться
  В даль голубую, вперед и вперед
  Туда, где дымок выдает пароход.
  (Я плаваю плохо и под большую волну ни за что не нырну и в даль голубую - еле-еле до буйка)
  Волны прозрачно, море спокойно,
  На водном просторе тепло и привольно
  .......
  Хорошо все же жить в южном городе на берегу Черного моря.
  По окончании семилетки у нас был банкет. Накрыли в школе стол, подали даже легкое красное домашнее вино. Потом оказалось, что родители и учителя долго обсуждали вопрос, можно ли 14-летним вино. Победило мнение, что можно.
  На другой день после банкета мы всем классом ездили в ботанический сад. Оказывается, такие поездки были традиционными, но я ездила с классом в первый раз и, хотя очень устала, была совершенно счастлива, да и наша В.П. на вольном воздухе оказалась проще и приятнее, чем в школе. Пока у меня нет к ней откровенной вражды и неприятия всей ее сущности и системы взглядов, пока еще я нахожусь под сильным ее влиянием и верю в ее искренность.
  Все еще впереди, как в песне.
  Юра Воронов, наш бессменный фотограф в течение всей школьной жизни, сделал много снимков с этого нашего похода в Ботанический сад.
  После 7 класса ушло четверо мальчиков: Базилевский - в мореходку и Тикаиди - в музтехникум, Глухов и Сихарулидзе остались на второй год. Ушла и Ляля Гусейнова, та черненькая девочка, что подбегала к Зое, когда она вошла в класс. Ряды наши поредели.
  Базилевский, высокий широкоплечий парень с голубыми глазами и темными волосами, приударял за Милкой Шустер, рано оформившейся и сексуально озабоченной, умненькой, начитанной и романтичной девочкой, которую очень портило красное родимое пятно на лице.
  Милка раньше всех в классе начинала загорать, и уже в конце мая была красивого шоколадного цвета. Сидела она за мной и на уроках любила тихим шепотом в спину рассказывать о том, что каждый вечер Володя Базилевский и его друг Юрка Воронов провожают ее до дому. Идут сзади молча и только топ, топ, по мостовой.
  - А за тобой не слышно топ, топ?- вызывает меня Милка на откровенность.
  - Нет, за мной тишина,- говорю я, и это чистая правда, но Милка думает, что я скрытничаю.
  Летом мама не пускает меня одну или с подругами на море и я хожу купаться с женой маминого одноклассника Ральфа и его семилетним сыночком.
  Мама с Ральфом встретились год назад в Батумском зоопарке. Худой, с проседью и изуродованной половиной лица мужчина с маленьким мальчиком ходили от клетки к клетке.
  - Зоя посмотри, это мой одноклассник,- сказала мама,- но он меня не узнает, и я не знаю, подойти к нему или нет. Он танкист, ему лицо обожгло в горящем танке.
  - Конечно подойди,- сказала я,- вы ведь не виделись столько лет, вот он тебя и не узнал.
  Мама пошла:
  - Ральф, ты меня не узнаешь?
  - Нет,- сказал мужчина, вглядываясь в маму.
  - Я Нона Хучуа.
  - Нонка,- закричал он радостно- Это ты? Ну, ты стала монументальной!
  Потом мама познакомила с ним меня.
  - Ну вот,- сказал Ральф,- сразу ее и представила бы. Такая же худая, как ты в детстве, вот в ней я тебя узнаю.
  Он познакомил нас со своей женой, милой голубоглазой женщиной, и мы стали иногда к ним заглядывать.
  А теперь мама, боясь отпускать меня с подругами на море, пристроила меня к ним, и я ходила, хотя мне было довольно скучно общество маленького мальчика.
  Я плохо плаваю, а купаться очень люблю. В результате, я много барахтаюсь возле берега, ныряю и делаю в воде стойки.
  Очень важным считалось умение раскрывать глаза в воде. На дно бросался какой-нибудь камень, и надо было его достать. Вода не совсем прозрачная и выталкивает тебя наружу, приходиться цепляться пальцами за камни на дне, брать их в руки и, близко поднося к глазам, разглядывать. Вот, он твой камень, красноватый с белыми пятнышками, можно всплывать. Выпрыгиваешь из воды, хватая ртом воздух, глаза щиплет от соленой морской воды, смотришь, что у тебя в руках, а это совсем не то, и размером тот меньше и красный оттенок не тот и крапушки темнее.
  Нужно начинать все сначала, но только теперь это труднее, так как сдвинулся с места и уже не помнишь, куда бросал камень. Вдохнув воздух, снова уходишь под воду на новые поиски.
  По ночам я начинаю проваливаться в черную дыру, лечу туда, в бездонную пропасть, мне страшно, душно, и сильно, до тошноты, кружится голова.
  Я жалуюсь маме, и она ведет меня к тете Агнессе, а потом к невропатологу. Меня просят протянуть руки вперед и так постоять с закрытыми глазами.
  Я не стою, я вовсю качаюсь в разные стороны, и мне ставят диагноз - лабиринтопатия, вестибулярный аппарат не в порядке,- и запрещают нырять и много быть на солнце.
  А Арутюнян все лето ходит на море с Софой Чартилиди (той самой, с которой я повздорила в первые дни своего появления в новом классе).
  Зойка мне все уши прожужжала про Софу.
  - Зоя, ты бы видела, как она плавает. Изогнет спину, как дельфин, и плывет.
  И правда, плавала Софка замечательно. Была смуглой, черноглазой, резкой в движениях и суждениях. Гречанка по отцу и казачка по матери. Мама у Софы была тихой, светленькой увядшей женщиной, а отец свирепого вида немолодой мужчина, любитель выпить. Женщины в семье его боялись. Софа Чартилиди была единственной дочкой у мамы, мать ее очень любила и баловала, как могла. Нрав у Софьи был скорее папин, чем мамин. У отца были от другой жены еще дети, тоже девочки, сестры Софы, взрослые.
  Я слегка ревновала Зою к ее увлечению новой подружкой, но со временем смирилась и привязалась к Софе. И в восьмом классе мы дружим не вдвоем, а втроем. Я, Зоя и Софа. Софа нормально училась по математике. Хорошо соображала как в алгебре, так и в геометрии, но с русским у нее были крупные нелады, а физика - ну просто бич, но об этом попозже.
  По выходным мы с мамой ходим на базар. Я помогаю ей носить продукты. Базар меня не привлекает, я скучаю среди прилавков с мясом и овощами, и только вид фруктов меня оживляет. Я начинаю клянчить у мамы то черешню, то персики, то мандарины в зависимости от времени года.
  Как-то раз мама долго выбирала мясо, а я стояла со скучающим видом рядом с ней. Старик аджарец, продавец мяса, очень внимательно на меня смотрел, а потом что-то сказал маме по-грузински, я поняла, что про меня.
  -Что он сказал? - спросила я, как только мы отошли от прилавка
  - Он меня предостерег,- мама засмеялась.
  - Ну что, что он сказал,- допытывалась я.
  - Хороший товар, смотри, не продешеви.
  
  
  8 класс, Чаоба, 1961-1962 гг
  
  В преддверии советских праздников начинается подготовка к параду. Мы должны пройти стройными рядами мимо трибуны, чеканя шаг. Нас снимают с уроков, и мы маршируем по школьному двору: правое плечо вперед марш - это налево. Наоборот - направо. Легко ли на ходу разобраться, в особенности, если ты левую и правую руку до сих пор отличаешь по родинке на правой руке?
  Руководит ходьбой Михаил Аронович - учитель математики в нашей школе, прозвище Рыжий, за лохматую рыжеватую шевелюру над лысеющим лбом.
  Замечтавшись на монотонном ходу, я поворачиваю не туда, за мной весь ряд.
  Ароныч в ярости орет на меня:
  - Куда идешь? Дура, а еще отличница!
  Дуру я еще могла стерпеть, но а еще отличницу - ну нет!
  Я вышла из строя и сказала:
  - Причем тут отличница? А раз я дура, то вообще не буду маршировать.
  Губы у меня дрожали, я старалась не заплакать.
  Рыжий сразу сбавил тон:
  - Ну ладно, ладно, я виноват, извини.
  - Ну, знаю я, знаю, ты умненькая девочка, встань в строй.
  Я сердито отвернулась от него, но не стала обострять конфликт при полной капитуляции враждебной стороны и вернулась в свой ряд.
  Во главе колонны носили круглое сооружение, изображающее земной шар, на котором Нелька Варданашвили, наша одноклассница и чемпионка города по спортивной гимнастике, должна была стоять в акробатической позе, что-то там олицетворять. На майские праздники это было еще терпимо, но в ноябре бывало очень холодно. Нам не разрешали одеться и мы должны были идти в одних формах и белых фартуках, дул сильный ветер с моря и Нелли в своем спортивном трико все посинела от холода.
  Нас собирали задолго до начала демонстрации, и трудно было ждать, замерзая на пронзительном ветру, когда придет наша очередь пройти по площади под памятником Ленину с протянутой в светлое будущее рукой.
  В общем, я не любила демонстрации и никакого радостного подъема от этого мероприятия не испытывала, хотя Демкина старательно настраивала нас на патриотический лад, а если кто-нибудь из мальчишек жаловался на холод, то кричала:
  - Ну какой из тебя будущий защитник Родины!?
  01.01.62г.
  ... как бы то ни было, а все-таки в дневник все писать не следует, бумага вещь не надежная.
  Между прочим, наша новая учительница по русскому языку, Мария Георгиевна, почти на каждом уроке меня хвалит. Это приятно, хотя и стыдно. Она говорит, что у меня превосходно развита речь.
  Мария Георгиевна (ее прозвище Марьюшка, фамилия Воронова) делает мне замечание:
  - Зоя, вы так превосходно, так красочно говорите, почему вы так сухо и кратко пишете?
  Все дело в том, что я была не очень-то грамотная, в результате я выкидывала из сочинений те слова, в правописании которых не была уверена, а уж какая тут красочность, берешь, что осталось.
  Мария Георгиевна производила впечатление женщины, отрешенной от мелкой бытовой суеты и витающей где-то в облаках среди героев русской классической прозы.
  Позднее, будучи у нас в течение года классной руководительницей, она рассказала о себе смешной случай.
  Молоденькой учительницей Мария Георгиевна преподавала в вечерней школе и страшно боялась своих великовозрастных учеников. Уроки учила наизусть, чтобы не сбиться, а ребята регулярно писали ей объяснения в любви.
  И вот идет она по улице и повторяет про себя урок, а навстречу ей завроно, раскланивается и снимает шляпу. В ответ наша Марьюшка кланяется и машинально тоже снимает свою шляпку.
  В результате ревела в кабинете у директора и не пошла на урок.
  5/I 62г.
  Выпал снег. По улице не пройти. Мальчишки кидаются снежками. Нет, все-таки неплохо вести дневник. Жаль только, что ничего особенно значительного в моей жизни не происходит, а если и бывает какое событие, то оно в дневник не попадает.
  Да. Про зиму: утром выпал снег, а сейчас 7 часов вечера и идет дождь. Надеюсь, что снег сойдет совсем. В комнате +15. Паршиво. Получила письмо от Люды. А Тамара давно не пишет.
  3-го была у Софы, занималась с ней по русскому. А сегодня не была и вчера не была, потому что погода испортилась....
  Я столько собиралась сделать за каникулы и ничего не сделала. Сегодня, например, весь день провела в очереди за керосином, два с половиной часа. Ужас!
  Мы по-прежнему живем у того же хозяина в маленькой комнатушке. Теперь я знаю, что наш район в Батуми называется Чаоба.
   Мне попался журнал "Огонек" с репродукцией дымковской игрушки, я где-то нашла белую глину, леплю из нее глиняные фигурки, сушу их на солнце и раскрашиваю акварелью.
  Софа потом вспомнит, как вся наша комната, побеленная известкой, украшена моими разноцветными веселыми фигурками. К сожалению, сушеная глина, материал хрупкий и не долговечный.
  Гуляя по бульвару, я увидела корты, посмотрела на игру и поняла - вот что я хотела делать.
  Я была просто заворожена белым нарядом, красивыми движениями, азартом игроков.
  Мама, ссылаясь на мое слабое здоровье, не разрешила мне записаться в секцию. Но после операции гланд я настояла на своем, и вот хожу на корты. Бабушка сшила мне специальную юбочку непомерной для спорта длины, чуть выше колена:
   - Какой срам эти короткие юбочки, будешь ходить в такой!
  Тренер Миша Лория дал мне казенную ракетку. Натяжка на ней порвана, но Миша проверил - не проскакивает мяч? - вроде нет. И я часами по жуткой жаре стою возле стенки и учусь отбивать мяч, путаясь в своей длиннющей юбке. Ничего не получается, но я стараюсь и регулярно хожу на занятия. Месяца через два меня вместе с другими начинающими ставят на корт - очень ненадолго, чуть-чуть поиграть. Я девочка упорная и играю уже лучше других начинающих, которые к тому же меняются - только привыкнешь к какой-нибудь девочке, видишь, что она делает успехи и начинает отбивать мяч, радуешься, что будет у тебя партнерша, а она вдруг теряет интерес и больше на кортах не показывается
  Потоком приходят дети, и только единицы остаются. Мне обидно играть со слабыми, которые всего неделю, как пришли, и иногда Миша устраивает мне праздник - дает ракетку получше, ставит на корт и сам играет со мной. Он стоит у сетки и отбивает мяч прямо ко мне. Через 15 минут такой игры я мокрая как мышь и красная как рак, а Миша только посмеивается. Иногда, когда девочкам из команды нет пары, меня ставят с одной из них, Мадленой или Ирой. Со Светой не ставят, у нее очень сильный удар и мне его не отбить, так считает Миша.
  На кортах королевой моя одноклассница Наташа Антипина - это та самая девочка, которой я выразила свое возмущение их поведением на уроке труда и которая все передала Софе, до сих пор подозреваю, сильно исказив. С Наташей на кортах мы общаемся только в раздевалке. Нормальных дружеских отношений у нас нет.
  - Здесь тебе не в школе, здесь я главная - так, в открытую, скажет мне Наташа.
  Но я никогда не чувствовала себя в классе такой уж главной, во всяком случае, не стремилась к этому.
  У Зои есть дружок. Зовут его Павлик. Он на год старше нас. Зоя гуляла с ним по улицам и, увидев издали мою маму, постаралась избежать встречи с ней.
  Мама пришла домой очень недовольная:
  - Почему твоя Зойка убежала от меня? Я не обратила бы внимания на нее и кавалера. Подумала бы, что просто знакомый и куда-то идут, если б она так не шмыгнула в подворотню.
  Мама сочла своим долгом при встрече обо всем доложить Зоиной маме. К счастью, тетя Тая знала о Павлике, но все равно расстроилась и сказала:
  - Лишь бы отец не узнал.
  Павлик увлекался фотографией и много снимал Зою и меня. Сохранились наши фотокарточки в пионерском парке.
  Еще он катал Зойку и, в качестве довеска меня, на лодке по озеру в Пионерском парке. Озеро то самое, которое я помню с детских лет, только пони сейчас не катает детей вокруг него, зато выдают напрокат лодки. Первый раз я очень опасливо садилась в эту неустойчивую лодку. Колебалась я так, как будто Павлик предлагал нам кругосветное путешествие на этом утлом суденышке, но потом мне понравилось, и мы стали кататься с Зоей вдвоем, а потом и втроем с Софой. Постепенно я научилась грести не хуже своих подруг. Это было нашим развлечением в хорошую погоду после дождя - корты мокрые, играть еще нельзя, а гулять уже можно.
  Зоя старше на год, выглядит старше своих лет и красивая девочка. Ей в Грузии уже в ее 14 лет не дают проходу парни, все время пристают.
  Где-то в конце 1961, начале 1962 года мы переехали в город на улицу Маркса, сняли две проходные комнаты на первом этаже маленького двухэтажного деревянного домика. Домик находился рядом с железнодорожным вокзалом во дворе большого пятиэтажного дома, и принадлежал немолодой чете аджарцев - Тебро и Сандро Барабадзе. Отсюда мне удобнее ходить и в школу и на тренировки. Наконец у меня отдельная от мамы постель, я сплю на диване, а она на кровати. Диван старый, пружины поют песни, но сон после тренировок у меня крепкий.
  Театр в Батуми грузинский. Иногда приезжает Тбилисские труппы на гастроли, но это редко. Телевизоры в стране только появляются. У дяди Бори и тети Нины в Москве я помню маленький телевизор, КВН, с огромной линзой с водой перед ним.
   Основное развлечение в свободное время, помимо прогулок по бульвару - это кино. Киноартисты - это кумиры молодежи, их фотографии принято собирать и хранить в альбомах. В нашем классе киноманка - Зоя Меликян. Она знает и помнит всех артистов, все фильмы и песни из фильмов.
  В прокате появилась "Серенаду солнечной долины". Я посмотрела один раз, и успокоилась. Но Зойка тащит нас во второй раз, меня, Арутюнян и Чартилиди, сажает рядом с собой и требует, чтобы мы записывали слова песни, одна первую строчку, другая вторую и т.д. и ни в коем случае не перепутали строки. Песню поют по-английски, надо расслышать слова, которых не понимаешь, и которые заглушаются звуками инструментов и записать русскими буквами. Можно себе представить, что за белиберда получается. Зоя что-то записала, я только часть своей строчки и Софа тоже только часть. Зоя Меликян расстроена нашей нерасторопностью, но не сдается. Она сходит на фильм и в третий, и в четвертый раз и потом будет распевать эту песню на русском и английском языках.
  А уж после фильма "Человек-амфибия" по всему нашему приморскому городу несется:
  - Эй, моряк, ты слишком долго плавал...
  В конце восьмого нас троих и еще недавно появившуюся в классе девочку, Ларису Дурандину, приняли в комсомол.
  Сначала решили принять только Зою Арутюнян, она была старше на год, а нас с Софой как не доросших, не принимали. Мне казалось романтично быть комсомолкой и не носить надоевшие пионерские галстуки. Ребята часто снимали галстуки и прятали их в карман, а Верушка налетала на них коршуном с воплями, что они часть нашего, советского флага прячут и стыдятся.
  - Сегодня ты снял галстук, а завтра изменишь Родине,- кричала она. Мне были смешны такие надуманные преувеличения, я улыбалась при этих ее словах, чем разъяряла ее еще больше. Я никак не могла поверить, что это говориться всерьез, ведь понятно, что мальчишки прячут галстуки, чтобы казаться взрослее. Демкина со своими заявлениями и наскоками кажется мне комичной, и я улыбаюсь. Придраться ко мне по поводу галстука нельзя, я не снимаю галстук, просто забываю снять его, выходя из школы; каждый день хочу снять и каждый день забываю. Но за свои улыбочки я еще поплачусь.
  Наконец, удалось уговорить неприступных членов комитета комсомола, учеников старших классов и они разрешили вступать мне и Софе и заодно Ларисе, и дали устав, который я старательно учила.
  При приеме 19 летний парень из 11 класса, толстый и вредный, спросил меня строго:
  - А ты помогаешь маме по дому?
  Я полчаса назад препиралась с бабушкой, не хотела идти за хлебом, и сейчас смутилась и молчала, не зная, как ответить.
  - Так помогаешь или нет? - повторил он вопрос.
  Я вспомнила, что вчера мыла посуду после обеда и твердо сказала:
  - Да.
  - И что ты делаешь? -не унимался он, хотя на него уже шикали остальные члены комитета, что мол пристал к девчонке.
  - Мою полы, посуду, хожу в магазин (Последнее я всегда делала из-под палки).
  Наконец он смягчился, и началось голосование.
  Я сижу, как всегда, на задней парте с Жорой Троицким, романтически настроенным пижоном, постоянно напевающим себе под нос модные песенки и законченным двоечником.
  На Камчатку нас сослала Демкина. Я сижу здесь, потому что хорошо учусь, и мне необязательно внимательно слушать учителей, а Жоре бесполезно.
  На контрольной по русскому языку Жора просит меня проверить его сочинение. Я согласилась и проверила. Исправила штук 10 ошибок.
  Жора был доволен. Ему нужна была тройка, и он считал ее у себя в кармане.
  Еще бы, отличница проверила тетрадь! Он мурлыкал свои песенки как-то даже победно.
  Он легко раскрывает тетрадь, смотрит и видит привычную двойку! Да, я исправила кучу ошибок, но к своему стыду, я еще кучу пропустила.
  Жора был расстроен и я тоже. Вечно сопливый, Жора в углу с удвоенной силой шмыгал носом, а я устыжено молчала. Что тут скажешь в свое оправдание?
   Маринка Игитханян, хорошенькая веселая девочка, вся усыпанная веснушками по смуглой коже, армянка по папе, внучка маминой знакомой еще с довоенных лет, сидит на задней парте среднего ряда параллельно со мной вместе с Милкой Шустер.
  Милка Шустер еще в прошлом году крутила роман с Базилевским и интересовалась моей личной жизнью.
  Обе девчонки теперь каждый урок кладут головы на парты и хихикают, глядя на меня.
  Я недоумеваю, пытаюсь понять в чем дело, но безуспешно.
  В конце концов все же проясняется: оказывается Сулико Манцкава, сидящий на крайней задней парте в ряду, что у дверей, постоянно смотрит на меня во время уроков.
  Милка и Маринка ложатся на парту, чтобы не мешать ему любоваться на меня.
   Маринка очень довольна создавшейся интрижкой.
   Сулико был нервным и обидчивым подростком. Его отец, грузин, воевал и привез себе жену из Германии. Сулико хорошо учился, был старательный мальчик, прилично знал английский, и когда Верушка ставила ему тройку, он возвратясь на парту, скидывал учебники на пол и плакал, заслонясь рукой, чтобы не видели окружающие.
  Я не могла заинтересоваться мальчиком, который плачет из-за отметки.
  После восьмого класса Сулико поступит в мореходку на водительское отделение, и будет появляться на школьных вечерах в форме морячка.
  Еще в седьмом классе от нас убрали эту дикую старушенцию, учительницу труда. Теперь эти уроки, которые стали называться уроками домоводства, у нас стала ведет молодая женщина, Светлана. Учит нас шить.
  С ее помощью я составила выкройку по всем правилам, бабушка дала мне байку в коричневую клетку и я сшила себе блузку. Блузка оказалась мне очень широка, и я в ней спала, но это был мой первый опыт. В дальнейшем я научилась довольно сносно шить себе простые вещи.
  Лучше всех в классе шила аккуратная и умелая Стефа Лященко. Иногда Стефа приносила в школу свои необычайно красивые вышивки гладью, очень аккуратненькие, без узелков на обратной стороне.
   Тире Ватулян, небольшого роста армяночке, подвижной и громкоголосой, шитье не давалось совсем. Помню Тирку, которая борется с огромной длинной ниткой. Опутанная ее со всех сторон, она тщетно пытается вырваться, но запутывается еще больше и бьется, как муха в паутине.
  - Возьми нитку короче,- учит ее Света. Но Тира ее не слушает. Ведь короткая нитка скоро кончится и придется опять вдевать нитку в иголку, и чтобы сэкономить на этих усилиях Тира вновь берет нитку длиннее своей руки и вытягивает ее изо всех сил.
  Троицкий ушел в параллельный класс и я сижу теперь с Великом Авдаляном - миловидным мальчиком, сыном врача-хирурга.
  Маленький Велик тихо скребется в углу, напевает себе под нос. Он старательно делает ножик с нарядной ручкой, наборной из разноцветной прозрачной пластмассы. Я видела такие ножи у ребят, их запрещают носить - холодное оружие. Но те большие, а этот длиной с палец - им можно точить карандаши и использовать его как закладку. Я знаю, Велик делает этот ножик для Нельки, он по ней вздыхает. Я одобряю его выбор - наша чемпионка города по спортивной гимнастике, стройна, красива. Волосы у нее с синим отливом как воронье крыло, темные брови, яркие глаза и язычок - лучше не попадаться.
  Наконец ножик готов, я одобряю его работу, это подбадривает Вельку, и он делает попытку подарить ножик. Но принять подарок, значит благосклонно отнестись к чувствам дарящего, даже ответить на них, а Нелли нравится многим мальчикам, и она отвергает и Велика и ножик.
  Он сидит грустный, тихий, спрятав свой подарок в портфель. А дня через два отдает его мне со словами:
  - Возьми, Зоя, он мне не нужен, а тебе он понравился.
  Я беру, меня это ни к чему не обязывает
  Зойка меня ругает:
  - Зачем взяла, он для Нельки делал.
  - Столько сил потратил, а она не взяла, что ему теперь его выбросить? - не соглашаюсь я с подругой.
  Но я не пользуюсь подарком, не ношу его в школу.
  Еще я проверяю Велькину тетрадку с сочинением по роману "Как закалялась сталь".
  В тетради была написана такая фраза: петлюра побежала, петлюра застреляла,- имелся в виду петлюровец. Прочитав это, я засмеялась и испугала Велика: что смешного я нашла в его произведении?
  За это сочинение автор двойку не получил.
  Еще некоторое время я сидела на одной парте, как всегда задней, с Виталием Мелконяном - упитанным, довольно молчаливым мальчиком себе на уме. Учился он прилично, неплохо соображал в математике.
  По воспоминаниям Даника, когда Виталий в 16 лет получал паспорт, то хотел взять себе фамилию Меликадзе - живя в Аджарии удобнее быть аджарцем - так считал он. Что-то его остановило, быть может неодобрение товарищей, которые откровенно смеялись над этим.
  В классе помимо основной шумной группы постоянно общающихся между собой подростков есть и отщепенцы, тихие необщительные личности.
  Таким был Юрка Непомнящий, одаренный парень, мог неожиданно предложить очень оригинальное решение какой-нибудь математической задачи, чаще всего геометрической, а потом обнаружить полное незнание какого-нибудь пустяка. На наших вечеринках я его не помню, он жил в БНЗ и за счет такой территориальной отдаленности редко гулял по бульвару ли ходил в кино с нами.
  Тихую, уравновешенную Шушу Кватадзе тоже редко пускали на наши встречи, но все же иногда она появлялась
  А Арут Караян, двоюродный брат Тиры, которая всем армянам в классе, за исключением Зойки Арутюнян, ухитрялась быть родственницей, был постоянным завсегдатаям всех наших компаний.
  Небольшого роста, с носом, который, как говорят, на семерых рос и одному достался, вспыльчивый до крайности, но с высоко развитым чувством справедливости и ответственности, Арут был палочкой выручалочкой девчонок на классных вечеринках.
  По Батуми небезопасно ходить вечерами молодым девушкам и Арут всех девчонок, у кого не было на текущий момент личных кавалеров, разводил по домам.
  - Чтобы я ночи не спал, боялся, что с вами что-то случилось, - темпераментно объяснял он свое поведение.
  - Чтобы я всю жизнь совестью мучился, если с вами не так обойдутся.
  И он шел сзади тех, кого провожал, чтобы не оглохнуть от всего того шума и трескотни, которую производила компания оживленных, идущих с вечеринки девушек.
  С восьмого класса историю нам преподает Михаил Иванович Кулиджанов - немолодой, невысокий и лысый армянин с черными до преклонных лет глазами. Дабы не нарушать гармонии он бреет остатки своих седых волос, отчего его голова, начисто лишенная растительности становится похожа на большой бежевый плафон.
  - Что-то светло стало,- любит пошутить кто-то из мальчишек, когда он входил в класс.
  Прозвище у него такое и было - Лысый.
  - Тихо, Лысый идет,- обычно кричал кто-нибудь, выглядывая из дверей класса, поскольку Кулиджанов был нетороплив и часто опаздывал.
  Кулиджанов толково и как-то логично рассказывал нам нашу лишенную логику историю. А главное, спрашивал то, что рассказал. Я всегда сидела на его уроках тихо и слушала, а учебник истории я открывала только для того, чтобы посмотреть картинки.
  Тем не менее в институте, не только историю партии и политэкономию, но даже исторический материализм я сдавала с его слов.
  Весна, урок географии. Уже тепло, солнце светит в окна класса. Я сижу рядом с Софой. Меня разморило, я положила голову на руки и придремываю.
  От рук пахнет южным загаром, солнцем и морем, солью. Я вдыхаю этот запах. Представляю себе, как после уроков мы втроем пойдем купаться, и мне хорошо.
  Я не слышу, что Вахтанг Гигитович уже третий раз зовет меня по фамилии.
  Наконец, подталкиваемая локтями, я очнулась и встаю.
  - Хучуа,- в ярости говорит мне учитель,- Я тебе, дэвочка, единицу, поставлю, я научу тебя, как на уроках географии мечтать!
  Выдернутая из своих грез прямо в грубую действительность, я обижена. Сижу, никому не мешаю, вот и радовался бы. Нет, ведь вытащил!
  - Хоть кол,- отвечаю я резко.
  Раздается подавленный смех в классе.
  Дон Кихот хлопает указкой по парте, обрывая смех, откидывается на спинку стула, гневно смотрит на меня, и вдруг начинает смеяться сам.
  - Зачем тебе, дэвочка кол? Или тебе нужно огород городить?
  В классе снова смех, но уже надо мной. Учитель выиграл сражение и доволен собой.
  Я тоже довольна, ведь единицу мне не поставят, и не придется оправдываться дома.
  И снова урок географии. Физическая география - трудный предмет, нужно, например, запомнить, где какая почва. А как запомнишь, когда не представляешь, что такое подзолистая почва, а что чернозем?
  Начинается опрос, а это еще та комедия!
  Вахтанг медленно открывает журнал, класс замирает. Слышно, как жужжит муха.
  - Пойдет отвечать учени...
  Дон Кихот замирает, пауза длится, длится, все затаились и ждут.
  - Ца!- произносит учитель.
  Ученики облегченно вздыхают.
  Вахтангий ведет пальцем по журналу
  - В..
  Варданашвили, Ватулян, Вергулис напряглись. У остальных отлегло.
  - Ва...
  Людка передыхает. Тирка и Нелька обе в напряге.
  - Ва-а,- тянет Дон Кихот,- Ва-а,- и резко,- ...тулян!
  - Ну вот, так я и знала,- шипит Тирка и тоскливо плетется к доске.
  Зойка Меликян уже открыла учебник и приготовилась подсказывать,- надежды, что Тира выучила урок мало.
  И опять география - идет объяснение урока
  - В Африке водятся так называемые, Чартилиди, чудо природы, повтори, что я сказал. Будешь стоять до конца урока:
  - Так называемые жирафы, а так же так называемые, Долидзе, без матери на уроки не допущу, антилопы.
  - Хучуа, встань, опять мечтаешь, повтори, что я сказал:
  - Антилопы...
  - Что антилопы? Будешь стоять до конца урока.
  - А также так называемые африканские слоны.
  У географа такая походка, как будто он идет по узкой доске.
   Мы вчетвером, наша троица и Нанули Кобаладзе, наша одноклассница и соседка Софы по дому, идем со школы, а впереди нас сплетая и расплетая ноги идет Дон-Кихот.
   Софка кидает мне свой портфель и шлепает за учителем, подражая его походе. Она очень увлеклась этим занятием и смотрит вниз, на свои ноги, достаточно ли точно она воспроизводит шаг учителя, а учитель повернулся и наблюдает, как она его изображает. Вот Софка делает еще шаг, поднимает глаза... и они встречаются взглядами. Софа замирает ни жива ни мертва, а Вахтангий прямо таки наслаждается ситуацией.
  - Ну, чудо природы, подойди-ка сюда, - он манит ее пальцем. Софа делает два шага навстречу и останавливается.
  Мы наблюдаем, затаив дыхание.
  - Ну, учи теперь географию, - говорит он и смеется.
  У Марины Игитханян за подружку ее сосед и наш одноклассник, красивый чернобровый мальчик Осман Долидзе, по прозвищу Долик. Домашнее имя Османа Тугу, когда-то, когда он был младенцем, он любил тугукать, вот и стал Тугу.
  Осман шалопай. И его мама, тихая, рано поблекшая от невзгод женщина, просила Маринку присматривать за Тугушкой, когда они учились еще в начальных классах.
  Каждый раз, когда Тугу вызывали отвечать, на его лице появлялось выражение крайнего изумления, как будто он не мог поверить, что вызывают именно его. Изумление сменялось досадой: вызвали и спрашивают совершенно заумные никому не нужные вещи.
  Такое же выражение крайнего изумления появлялось на его лице, когда его кидалась воспитывать Вера Павловна.
  Осман, как и я, никогда не мог сдержать улыбки, слушая, как мы станем в ближайшем будущем бандитами или изменниками Родины. И злилась же Верушка за эти улыбочки!
  Я сижу все на той же последней парте в правом углу класса, но уже с Гиви Цивадзе, Велика от меня пересадили, а Гиви сослали ко мне. Гиви рыжеватый, с веснушками, сероглазый мальчик, сын министра сельского хозяйства. Ироничный и изобретательный Гиви, скучая на уроках, вдруг придумал игру - мы с ним на скорость решаем примеры из учебника.
  Я естественно завожусь и решаю быстро, обгоняя его при счете.
  Играем мы на пирожки. В нашем буфете продают промасленные пирожки с повидлом, большая дрянь, но сидя на уроках проголодаешься и стоишь как дурак за ними в очереди. Гиви мальчик из обеспеченной семьи и я могла бы поставила на что-нибудь посущественней, если бы спорили на что-то другое, а не на скорость решения примеров. Мое превосходство очевидно, и мне стыдно ломить цену. Гиви не сдается, и снова и снова мы решаем примеры, смотрим в ответ и мое решение каждый раз правильное, что удивляет и забавляет Гиви.
  На перемене он жалуется со смехом Данику:
  - Не дает продохнуть, совсем меня задавила.
  - Нашел с кем связываться, тут шансов ноль, - серьезно басит Даник в ответ.
  Наши развлечения тем не менее продолжались и Гиви кормил меня пирожками в буфете до тех пор, пока Зойка не сказал:
  - Ты, что, голодная, что тебе мать деньги не дает?.
  Деньги на пирожки у меня были, но ведь выигранные всегда вкуснее.
  Но я послушалась Зойку и перестала играть с Гиви.
  Наш физик, Шота Угулава, лучший учитель физики в городе. Когда он объясняет, то все в голове как по полочкам раскладывает. Вся физика явления ясна и понятна. И задачки тоже - сначала всю физику объяснит, потом переходит к математике. Несмотря на все его усилия, больше половины класса его предмета не понимает и не любит, что его огорчает, обидно, когда зря стараешься. Свою досаду он темпераментно обрушивает на нерадивых учеников, в основном учениц, так как именно девочки особенно тупы по физике. Боясь его гнева, девчонки прямо таки костенеют у доски, лишаясь последнего разума и не в состоянии ответить даже то малое, что они знают. Один раз Людка Вергулис не могла воспроизвести то, что я только что рассказала ей на перемене, за 5 минут до начала урока, просто тупо стояла у доски, лишившись голоса. Шота пришел в ярость, стараясь выдавить из нерадивой ученицы хоть какие проблески знаний, и я ему сказала с места, после того, как он откричался:
  - Это вы на нее так влияете, что она ответить не может.
  - Я что, гипнотизирую ее, что ли!? - взорвался Шота, но это была правда, Людка чувствовала себя, как кролик перед удавом.
  Помолчав, Шота мрачно достал свой огромный носовой платок, шумно высморкался и посадил Люду на место, не поставив ей двойки. Мое заступничество помогло.
  В конце-концов все кончалось благополучно для жертвы - тройкой в четверти.
  - Да, я обязан, я поставлю тройку, у нас всеобщее среднее образование, и что я могу?
  Шота старый холостяк. Не имея детей, он видимо, в глубине души мечтает о сыне. Велик Авдалян и Вовка Ступин небольшого роста мальчишки с круглыми стриженными головами. Когда они отвечают, Шота часто гладит их по голове своей огромной лапой. Гладит по волосам и против, чешет за ухом, если правильно отвечает, а если нет, то тут же шлепок по голове - соображай как следует. Вовка хорошо знает физику, ему шлепков меньше. На Вовкиной светлой голове не видно следов от мела, которым бывают испачканы руки учителя, но Велькина совершенно черная голова бывала сплошь покрыта белыми разводами мела. Когда он с белой головой садится на свое место за партой, класс тихонько хихикает.
   Уже после нашего окончания школы Шота женился и они взяли на воспитание мальчика.
  Как-то Шота рассказал случай из своей преподавательской деятельности. Он работал учителем математики где-то в Грузии, может в Ланчхути, не помню точно. В его классе училась девочка, дочка председателя горкома партии или что-то в этом роде. Учиться не хотела совсем, совершенно ничего не знала и была уверена в полной своей безнаказанности из-за положения отца. Шота бился с ней бился - ничего не знает, и знать не желает.
  Спрашивает:
  - Сколько граней у куба? - молчит.
  - Ну сколько граней у комнаты, вот классная комната, сосчитай - не понимает.
  И Шота пошел на конфликт - поставил ей двойку по математике за год.
  Что тут поднялось, как на него давил директор и роно, - но Угулава уперся и все тут.
  Сказал:
  - Собирайте какие угодно комиссии, она не знает совершенно ничего и я докажу это любой комиссии.
  И девочка осталась на второй год и начала учиться, поняла, что не всегда отец может спасти ее, надо и самой за себя думать.
  - Потом она еще и благодарила меня, что я преподал ей такой урок в жизни - так закончил эту историю Шота.
  17 июля 1962 г.
  Нет, дневник писать хорошо. Считается, что у меня открытый и болтливый, характер, но.... Не люблю я много доверять и бумаге. Например, в моем дневнике, который я веду с 1957 года нет ни одного слова о мальчиках, а я знаю девочек, которые только для этой цели и вели дневник. Но я боюсь доверять бумаге - вдруг мама прочтет! Это будет здорово.
  Отец обещал приехать летом. Я жду его.
  Вместо нашего Миши нам обещают прислать из Тбилиси нового тренера
  Миша Лория был сыном известного в городе врача и сам мечтал стать врачом. После школы Миша отработал два года санитаром , зарабатывая стаж для поступления .
   Через два года он поступил и проучился первый семестр, а потом в деканате обнаружили, что ему не хватает до 2-х лет стажа одного месяца, а по его проходному баллу он мог быть зачислен только как проработавший два года после школы - таким давали льготы при поступлении. И его отчислили! Все это я узнала от маминой подруги и одноклассницы Нины Гигичкория, зубного врача, которая постоянно лечила мне мои зубы. Она хорошо знала Мишину семью, знала Мишку еще с детства и любила его. Отчисленный, он попал под призыв и отслужил три года в армии.
   После армии он снова пытался сдать в медицинский, пытался три раза, и все безуспешно. Годы шли, Миша отступился от своей мечты, и поступил в физкультурный в Тбилиси же. После армии он эти три года работал тренером по теннису в детской спортивной школе, так как имел первый разряд по теннису и по волейболу тоже.
  Миша был прекрасный парень, с легким, мягким чувством юмора, начитанный, веселый и улыбчивый. Любил маленьких детей и иногда приводил на море девочку своих соседей. Когда им некуда было ее девать, они просили Мишу, и Миша с ней нянькался.
  В общем, можно было не влюбиться в такого парня? Никак невозможно.
  И теннисистки, и волейболистки, среди них были уже и взрослые девушки, все его обожали и я в том числе.
  18 июля. Очень жарко. Я сейчас буду обедать. Утром была на море, в 7 часов, а потом на тренировке. Вечером снова иду.
  Зоя стрясла себе часы, уже в третий раз. Мать может ее на тренировки не пустить.
  Зоя тоже ходит на теннис. Добились мы этого с большим трудом. Дело в том, что Зоя осталась на второй год и попала в наш класс по болезни - после тяжелой ангины у нее была ревматическая атака. Кроме того, Зойкин папа считал, что спортом заниматься порядочной девушке не следует, там она только собьется с пути. Основной аргумент в спорах с ним был тот, что я вот хожу на спорт, а с пути не сбилась, девушка скромная и учусь на отлично. И дядя Егиш, который, как мне казалось, и в лицо меня узнавал с трудом, а на самом деле одобрял нашу с Зойкой дружбу, сдался. Зойка быстро научилась играть, у нее были данные к теннису.
  С появлением Зойки на кортах ситуация для меня изменилась к лучшему. Зою уважали, несмотря на то, что она слабо еще играла. Она всегда умела поставить себя в коллективе, а заодно и меня. С Наташкой у нее сложились отношения лучше, чем первоначально у меня. Глядя на Зойку, и я стала больше общаться с Наташкой, я теперь иногда захожу за ней, когда иду на корты. У нас не дружеское, но довольно нормальное приятельское общение. И это лучше, чем затаенная неприязнь.
  Летом, в солнечное утро, я, наспех заглатываю стакан чая с бутербродами, кидаю белье и кеды в свою голубую спортивную сумку, засовываю туда ракетку, и по тенистой улице Маркса, вдоль которой по обеим сторонам улицы растут большие вечнозеленые лавровые деревья, иду на бульвар. Корты расположены на бульваре в 50 метрах от берега моря среди аллей с конусообразными подстриженными кипарисами.
  По дороге я прохожу мимо дома Мадленки, теннисистки на два года моложе меня, и зову ее под окном. Обычно через пару минут выбегает Мадлена, и мы уже вдвоем продолжаем путь, смеясь и болтая по дороге.
  Приятно, переодевшись, еще по утренней свежести выйти на корты и начать перестукиваться белыми мячиками, со звоном отлетающими от хорошо натянутой ракетки.
  Мне так нравилось играть, такое это было для меня удовольствие, что иногда, когда долго не было погоды, мне начинало во сне сниться, что я играю в теннис.
  Сдала экзамены в художественную школу.
  Бабушка завтра уезжает. Придется туго.
  Читаю "Сагу". Очень нравится.
  19 июля. Вчера проводили бабушку.
  Надо идти гладить юбку и готовить еду маме.
  Бабушка уезжала к бабушке Вере в Колпашево
  Мы остались вдвоем, мама целыми днями работала, а я вела хозяйство. С ужасом я обнаружила, что мы проедаем весь мамин заработок, т.е. мама работает только чтобы кормить семью.
  Я стала экономить и выгадывать, но мама меня остановила:
  -Так нельзя. Зоя, надо хорошо питаться.
  Оказалось, что я умею готовить, хотя никогда этим не занималась, только видела, как готовят взрослые.
  Я тушила мясо, жарила баклажаны, делала чахохбили, аджабсандали и прочее.
  Вернувшись через месяц, бабушка рассказала о невеселой жизни сестры.
  Дядя Витя страдал запоями, и его жена Тося тоже пристрастилась к водке. Наташка, младшая дочь дяди Вити, которая была младенцем, когда мы уезжали из Колпашево, выросла, стала непослушной, плохо училась, сооружала на голове модную тогда высоченную копну из начесанных голос.
  Однажды пропала варежка, ее долго искали и нашли в Наташкином начесе.
  По бабушкиным рассказам получалось, что жизнь там совсем плохая, денег не хватает, пропивают даже пенсию бабы Веры.
  20 июля. Болит зуб, который я лечу уже полгода. Кажется, все же придется его выдрать. Недавно, два дня назад я измерила теннисную площадку, другими словами упала и здорово содрала кожу с локтя. Сегодня, спустя два дня, мама раскачалась, отпросилась с работы и впрыснула в меня полкубика противостолбнячной сыворотки. Я, конечно, защищалась, но все было напрасно.
  Я: Тысячи детей, у которых нет матерей врачей, падают, сдирают локти и колени и не болеют никаким столбняком.
  Мама: В прошлом году у Георгия Ильича внук умер от столбняка.
  Я: Неужели ты будешь колоть меня такой огромной иглой?
  Мама: Не бойся, я всю втыкать не буду...
  21 июля. 11-30 времени, а я дома сижу. На тренировку не пошла. Всю ночь болел зуб. Сегодня пойду к зубному. Погода стоит замечательная для тренировок. Пасмурно, но дождя нет. Правда, боюсь, что к вечеру будет. У меня 2 спортивные майки и одну я испортила - на рукав попала ржавчина. Хочу срезать рукав. Сейчас должна пойти за молоком.
  23 июля. Скучно. Пасмурно. Один серый день похож на другой.
  Думала, что в городских соревнованиях я не буду участвовать, но буду.
  Я вспомнила Тбилисские соревнования на зимних каникулах. Попала я на них случайно, девочки, которые играли лучше меня, оказались заняты: Виола сдавала экзамены в музтехникум, Ирина уехала с отцом. Миша не хотел, чтобы я ехала, я слабо играла. Но делать им было нечего. Мы поехали и проиграли Кутаиси. Я плакала - всегда выигрывали, а тут, когда я поехала - проиграли. Моего очка как раз и не хватило.
   Когда мы с Наташей играли пару, мы могли бы выиграть, она сильный игрок, но она даже подачи ухитрялась портить и играла хуже, чем обычно.
  Миша сказал - психологическая несовместимость - и больше меня никогда не ставили вместе с Наташей. В последующие разы я играла пару со Светой или с Мадленой.
  В ту поездку мне было скучно. Я была среди молоденьких девочек (Мадлена и Лиана были моложе меня на два года, Света - на год), которые меня совершенно не приняли. Наташей же, моя одноклассница, беспокоясь за свой бесспорный авторитет в этой маленькой группе, старалась всячески подчеркнуть свое превосходство и мое убожество. Кроме того, они часто довольно противно препирались между собой, и я, чтобы избежать их общества, целыми днями валялась на кровати и играла в довольно унылую игру - пятнадцать, в то время как девчонки гуляли по Тбилиси, нисколько не сожалея, что меня нет с ними.
  Во всех смыслах первая поездка была неприятной. Миша подсмеивался над моей победой над девочкой из команды Рустави- кто-то привез игрока еще менее подготовленного, чем я.
  После соревнований я продолжала ходить на корты, мечтая еще раз поехать в Тбилиси, уже летом.
  - Наверное, Миша Иру возьмет, она ведь в команде,- как-то раз грустно сказала я Свете.
  - Интересно, почему это в команде Ира, а не ты? - возразила мне Света.- Ирка будет в турне с отцом ездить, ты за нее играть, а в команде она?
  Света Кавазис, гречанка по отцу, была точкой пересечения наших симпатий в команде, состоящей из пяти человек.
  С ней ближе всех была Наташка, но Света больше тяготела к хорошенькой неназойливой Мадленке, у которой был характер кошки, которая ходит сама по себе. Еще была Лианка, к капризам которой Света относилась очень снисходительно, и я, иногда получавшая от нее неожиданную психологическую поддержку.
  Летом после восьмого класса я действительно вновь поехала в Тбилиси, вполне прилично сыграв на городских, и проиграв только членам команды.
  Миша был занят, сдавал экзамены в институт, и повезла нас девушка, которая в тот момент числилась тренером. Звали ее Нелли, совсем недавно она играла за батумскую команду школьников, а теперь ехала как тренер. Нельке было лет 19, поэтому она страшно выпендривалась, беспокоясь за свой авторитет. Тем не менее, мы с ней хорошо ладили и много шкодили.
  Кто-то, толи Наташка, толи Светка придумали, что для смягчения кожи лица надо умываться кефиром и мы стали покупать бутылки с кефиром и мазать себе физиономии.
  Пить мы его не пили, а на мазание уходило мало, и он у нас и оставался. На два этажа ниже от нас жили Сухумские ребята, команда наших постоянных соперников. Вечерами в студенческой общаге, где нас поселили, было скучно, и мы решили подшутить над ребятами команды наших вечных соперников: завели будильник, привесили его на веревку и спустили вниз, чтобы он качался напротив их окон. Будильник зазвенел, ребята высунулись на звук из окошек и мы, быстро подняв будильник наверх, вылили на головы ребят остатки кефира из бутылок.
  Минут через 15 мы повторили трюк. Удержаться, не открыть окна, когда там что-то звенит, оказалось невозможным. Они надеялись опередить нас и схватить часы, но не тут-то было. Мы успели вздернуть будильник наверх и густо (теперь старались вчетвером, а пятая выдергивала часы) полили их головы кефиром. Нелли участвовала в проделке наравне с нами.
  Веселились мы от души, представляя, как парни отмывают сейчас кефир, но тут раздался стук в дверь. Точно вихрь прошел по комнате, мы попрыгали по кроватям и укрылись одеялами. Нелли, вся в бигудях, сонным голосом спросила:
  - Кто там, в чем дело?
  - Откройте,- послышался мужской голос. Это был тренер сухумской команды, немолодой мужчина.
  - В чем дело,- спросила Нелли, открывая дверь в халате на ночную рубашку и притворно зевая, - мои девочки уже давно спят.
  - Это вы балуетесь, чем-то льете из окон?
  - Мы? Чем это? - в голосе Нелли неподдельное возмущение.
  - И вообще, вы на каком этаже живете,- наступает она: на третьем?
  - Ну, а мы на пятом, это кто-то с четвертого этажа безобразничает.
  - На четвертом этаже живут мальчики, какой им смысл задевать мальчиков, нет, это ваши девчонки стараются,- резонно рассудил тренер.
  - Да нет же посмотрите, они уже спят.
  Тренер заглянул в темную комнату (свет мы потушили до начала проделки), вздохнул и ушел.
  Мы просто корчились от смеха под одеялами, не решаясь громко смеяться, боясь, что он подслушивает у дверей.
  Больше всего нам понравилась фраза: - А мои девочки уже спят.
  Долго после этого при каждой проделке мы цитировали ее.
  Интересно, Миша приедет 15 августа или нет?
  В 2 часа пришли Зоя и Софа, съели все конфеты, поорали, покричали и ушли. Купили мне тригонометрию и книжку на английском языке.
  Миша как-то дал мне почитать Зощенко. До этого я знала его только по рассказам, мамы. Она на память, с сохранением неподражаемой интонации Зощенковских персонажей читала мне его рассказы "Баня", "В кино".
  А Мише больше всего нравился рассказ "Аристократка".
  24 июля. Удивительно, как регулярно стала вести дневник. Просто странно ?? Впрочем, я 8-30 до 6 вечера одна. Поневоле будешь вести разговор с бумагой. Вчера вспомнила девиз наутилуса "подвижный в подвижном", что мы тоже подвижные в подвижном. Самое подвижное из окружающего нас - время. Секунда пролетела, и нет ее. Исчезла. Ее нельзя удержать, остановить, как нельзя остановить жизнь. Мы не должны зря терять секунды. Жизнь нужно ловить - она слишком коротка. Велик разум человека, сильна его воля, но страшная загадка смерти сильней. Можно бороться только с тем, что знаешь, а кто познал смерть?
  В отдаленном будущем она меня не пугает, но однажды я проснулась от грохота. Мелькнула мысль - бомбежка! И я на миг почувствовала такой страх и такую жажду жизни, готова была вскочить с постели и бежать... Лишь бы жить, жить и жить. Правда, это длилось всего один миг, и я, усмехнувшись сама над собой, снова уснула, но ощущение не забыла, запомнила.
  5 июля.
  11 часов. Я все убрала и с чистой совестью сажусь за дневник.
  Что я хочу. Научиться играть в теннис по человечески, научиться говорить по-грузински и кончить 9 класс на отлично.
  Начнем со второго.
  Сколько в моем дневнике упоминаний о грузинском языке. Если бы кто-нибудь прочел мой дневник, то он подумал бы, что я превосходно говорю по-грузински. А я не только не говорю. Но даже не понимаю!
  Удивительно, как мне не дается этот грузинский!
  26 июля.
  12 часов. Только сейчас со всем управилась. Устала и проголодалась. Надо идти готовить обед. Погода все еще плохая. Мне это не нравится. Хочется на тренировки. Завтра, надеюсь, тучи разойдутся.
  Измученная своими неладами с грузинским языком, отсутствием хороших словарей и учебников по грамматике, я напишу папе письмо с просьбой прислать мне справку, что он военный. Дети военнослужащих освобождались от грузинского языка.
  30 июля.
  Ну вот, уже решила бросить грузинский. У меня совсем нет силы воли.
  Была в театре "Пантонима". Очень понравилось. Над "Хирургией" и "Роман с контрабасом" хохотала до слез.
  В театр я ходила с мамой. Я много времени провожу с мамой, хожу с ней в кино, иногда, правда уже редко, гуляю по бульвару. Я переживаю, что у мамы нет мужа, ей не с кем проводить свободное время. Она дружит с тетей Симой, но та занята, двое детей, муж. Теперь, когда мы переехали в Батуми, мама часто ходит в гости к тете Тамаре, своей мачехе, третьей жене ее отца, моего деда. Комната у тети Тамары большая, расположена рядом с пионерским парком, но соседка Нина кошатница: у нее, наверное, кошек пятьдесят, не меньше. Не все живут постоянно, некоторые приходящие, но запах в квартире жуткий, как в зверинце и всюду шерсть.
  Нина вдова полковника, который лет 20 после войны прожил без обеих ног и все клеил красивые коробочки. Одну он подарил нам тогда, когда мы приезжали в Батуми из Карталов. Он умер, не надолго пережив моего деда, а Нина, поплакав о нем, стала промышлять косметикой - она изготовляла всякие мази и протирания для лица и жила безбедно. Тетя Тамара получала пенсию за деда, 28 рублей и даже бабушкины 40 казались ей большой, хорошей суммой.
  Несмотря на кошек, мамин единокровный брат Резо предпочитает жить у матери, а не у тещи, Августы Ивановны в их большой трехкомнатной квартире рядом с нами.
  Я страдаю оттого, что у мамы нет мужа, пусть даже мне не отца. Наличие мужа кажется мне необходимым условием для счастья женщины.
  Делюсь своими переживаниями с Зойкой. Мне кажется, что ее матери хорошо - она живет в большом светлом доме, с мужем и детьми, не работает и дом у нее в полном порядке - везде чистота, всегда вкусный обед, нет денежных затруднений. Но Зоя со мной не согласна:
  - Твоя мама работает, она хоть что-то в жизни видит, она уважаемый человек, врач, а у мамы одна только кухня.
  Я удивлена. Оказывается, мы обе с Зойкой недовольны судьбами своих матерей.
  В параллельном классе учится мальчик - Валера Данильченко, аккуратный припомаженный еврейский мальчик, единственный сын у матери, которая растит его без отца. Валерка- подружка многих девочек, в том числе и Люды Вергулис. С мальчишками он не дружит - их игры и манеры чересчур грубы для него, он настоящий маменькин сынок.
  Но оказывается, ему мало быть подружкой, он хочет быть другом.
  Он часто на переменах трется возле нашей троицы, но я воспринимаю это как тягу к общению, думаю, что ему просто скучно, он ищет интеллектуального общения.
   Но Зоя думает, что он трется возле нас из-за меня и оказывается права.
  Через некоторое время Люда, которая сидит на уроке физики сзади меня, шепчет мне в спину:
  - Валера ищет такую девочку как ты, чтобы дружить с ней.
  - Пусть ищет,- ответила я, гордо тряхнув головой,- но я неповторима, и навряд ли он найдет.
  Люда хмыкнула, сомневаясь в моей неотразимости и неповторимости, но спорить со мной не стала, чтобы не навредить своему протеже.
  В школе открыли кружок художественной самодеятельности, режиссером юноша из выпускного класса Юра. Фамилии я не помню.
  Мы ставим какой-то спектакль, где я играю старую деву-учительницу, довольно мерзкий типаж. Репетируем мы, репетируем, но дело ни с места, и мы начинаем репетиции другой пьесы - сказки Андерсена "Снежная королева".
  Королеву играю я и Зоя, Юра человек серьезный и делает спектакль сразу с дублерами.
  Не помню кто играл Герду, кажется Лариска, во всяком случае, она там подвизалась.
  Валерка Данильченко тоже посещал наши занятия.
  Один раз Юрка после спектакля взял меня под руку, и мы некоторое время прогуливались вдоль школы. Юрка рисовался передо мной, говорил о своей артистической душе, об отсутствии понимания, о разочаровании в женщинах ( было ему 18 лет).
  Мне было весело от его разочарований в таком юном возрасте, я была глупая пятнадцатилетняя девчонка, еще ни в кого не влюбленная. Про Юрку сплетничали, что у него связь со взрослой женщиной, может быть из-за нее у него разочарования?
  Мне было неловко ходить с парнем под ручку, и я во время разговора только и ждала, когда он меня отпустит. Потом он вернул меня коллективу в лице Зойки и Валерки со словами:
  - Не буду портить тебе репутацию.
  Это меня добило окончательно, я тихонько надувала щеки, чтобы не рассмеяться вслух.
  Я поняла, наконец, что имела в виду Зойка, которая говорила,- Ну, Юрка, он же трепло.
  Но Валера обиделся на Юру. Видимо, Юра знал о Валеркиных чувствах ко мне и так с ними не посчитался.
  Но я сочла это нормальным - не распространяйся про свои чувства, не будешь в дурацком положении.
  Все наши репетиции, как ни странно, кончились спектаклем - в мае мы сыграли "Снежную корову" перед школьниками в летнем театре в пионерском парке.
  Вход был бесплатный. Но пускали не всех, хулиганистых на вид мальчишек не пустили.
  Расположенный в Пионерском парке Летний театр представлял из себя сцену, перед которой было пространство, заставленное скамейками и отгороженное ажурным деревянным забором. Отвергнутые хулиганистые зрители бросали через забор на сцену мелкий гравий и орали что-то оскорбительное.
  У меня на сцене оказался крупный недостаток - я говорила очень тихо, не то, что во время болтовни на уроках, и меня было плохо слышно из зала.
  Правда Зойка Меликян, добрая душа, меня утешила:
  - Слышно было тебя плохо, -сказала она,- зато ты держалась как настоящая королева.
  Выступление было в воскресение, и мама тоже ходила с нами.
  Ей и сказал Валера, потирая нервно руки:
  - Давайте уйдем с черного хода, а то вдруг они нас побьют.
  - Ну уж нет, будем мужественными и уйдем с высоко поднятыми головами, -возразила мама, которой во всяком случае не грозило быть побитой.
  На обратном пути с нами тихо шел Зойкин Павлик.
  Он всегда так: появлялся неожиданно, пристраивался к Зойке, и молча шел рядом.
  Но мама вдруг увидела на его шее пятно и тут же пристала к нему:
  - Мальчик, это что у тебя на шее? Это очень похоже на лишай. Лишай заразный, его надо лечить, сходи к врачу.
  Каково было парню, который шел рядом с объектом своих воздыханий?!
  Я пыталась дать маме знак, чтобы она была поделикатней, но разве ее остановишь!
  Наконец Зойка и Павлик свернули в сторону, я и мама пошли прямо.
  - Ну мама, что ты пристала, опозорила парня. Это же Зойкин кавалер, тот самый.
  И мама решительно сменила тему разговора.
  - А кто этот мальчик, который хотел улизнуть с черного хода, такой трусишка?
  - Валера Данильченко из параллельного, а что?
  И подумав немного, я добавила:
  - Хочет со мной дружить,
  - Что...?- Мама даже остановилась в изумлении.
  Ее изумление было мне понятно: Валера был аккуратный чистоплотный мальчик, но он был уныло некрасив.
  И подумав, добавила:
  - Зато не опасно.
  Я хмыкнула, и больше мы к этой теме не возвращались.
  В следующем спектакле королеву сыграла Зоя.
  2 августа. Опять дождь. Опять прощай тренировки.
  3 августа
  Прочла Голсуорси "Первый и последний". Во второй раз, и оба раза потрясающее впечатление.
  9 августа 1962 г.
  Сегодня после тренировки у меня какое-то раздраженное состояние. Такое настроение меня всегда гнетет и если я одна, я стараюсь поскорее выйти из него и успокаиваю себя как могу. Но это не так-то легко. Сегодня я, подумала, что у меня портится характер и это очень нехорошо.
  Я начинаю свысока относиться к людям. Все меня в них раздражает, я вижу только плохие стороны человека.
  Трудно так жить. Хочется найти точку опоры и судить о людях и их поступках одинаково, без всяких колебаний. А у меня какая-то раздвоенность.
  Я как будто и осуждаю человека в душе и в то же время оправдываю его. Поэтому я путаюсь и стараюсь никогда не вмешиваться в чужие дела и не высказывать своего мнения. Когда мне говорят что-нибудь плохое о человеке, я всегда ищу в мыслях причины, вызвавшие тот или иной его поступок, и оправдываю его. Это когда говорят о незнакомых. А когда о знакомых, тут все решает, как я сама отношусь к ним.
  11 августа
  Вчера я выдрала себе зуб. Рана и челюсть все еще очень сильно болят, поэтому я на тренировки не пошла.
  14 августа
  Прискорбно сознаться. Но две тренировки в день меня очень утомляют
  А когда приходишь домой, то и тут нет покоя. Почти совсем ничего не успеваю читать. Впрочем недавно прочитала Голсуорси - "Путь святого".
  Я люблю Голсуорси гораздо больше, чем Джека Лондона и даже больше Диккенса.
  Мне понравилась мысль, высказанная одним из героев:
  - Все, что мы делаем, не является ошибочным до тех пор, пока результат не покажет, что мы ошибались.
  Мама покупала свежее мясо на рынке. Мороженое мясо, которое в изобилии продавалось в магазинах, в нашей семье считалось несъедобным. По воскресениям я ходила с мамой на базар и помогала нести ей продукты.
  Из мяса варились щи - ни борща, ни супа мама не любила. Щи назывались ленивые, ели их без сметаны.
  На второе подавалось вареное мясо из супа и салат из помидоров и огурцов с зеленью, политый растительным маслом.
  Приходя с тренировки, я кидалась на еду как зверь и мне до сих пор кажется, что ничего вкуснее я не ела.
  Иногда покупали цыпленка и несли его вниз головой с базара. Потом кто-нибудь из знакомых соседских мужчин рубил ему голову, и мы готовили чахохбили или сациви. Бабушка пекла на керосинке блины, делала вареники с творогом, в чуде пекла яблочный пирог, в общем без газовой плиты и горячей воды, без всяких условий готовили очень вкусно.
  Еда в нашем доме была на первом месте.
  Помимо Зои, Заруи и Софы я, после того, как мы переехали, много общаюсь еще с Маней Альберташвили, тоже моей одноклассницей, она живет в доме напротив, и мы часто вместе ходим в школу.
  Вот Маня сидит у меня и я пытаюсь объяснить ей что-то из алгебры, но обнаруживаю, что она не знает предыдущего материала. Пытаюсь объяснить приведение подобных членов, но нужно еще объяснить отрицательные числа, абсолютную величину. В общем весь курс алгебры от шестого класса до восьмого.
  Я плохой педагог, ну просто никакой, а Маня еще тот подарочек по части математики.
  В общем я так заморочила ей голову абсолютными величинами, что на вопрос, сколько будет пять минус три, Маня, не желая попасть в просак, тупо соображала, напряженно тараща свои черные, в черной обводке ресниц глаза.
  Позднее, уже в десятом классе, помню, я рассказываю Мане задачку по геометрии с увлечением и надеждой, вдруг поймет? Маня внимательно на меня смотрит и минут через пятнадцать вдруг с размаху сильно ударяет меня рукой по спине.
  - Не горбись,- говорит она, - ну что ты спину сгорбила, сядь прямо!
  Я замолчала. Стало ясно, что все время, пока я объясняла, Маня не слушала, что я говорю, а смотрела, как я говорю, озабоченная моей некрасивой позой и привычкой сутулиться.
  Разве тут до геометрии, когда подруга так себя уродует?
  Маня носила косы, а потом подстриглась, и густые, черные волосы непроходимой чащей стояли у нее на голове. Худая, тоненькая Маня любила подчеркнуть свою талию и туго, по тогдашней моде завязывала на себе пояс.
  - Маня, у тебя будет шнурованная печень, - говорила ей моя мама, пытаясь просунуть ладонь между поясом и Маниной талией.
  - Нет, ничего, не туго,- отбивалась Маня.
  А стоила маме отвернуться, она бралась за меня и затягивала пояс на мне покрепче.
  - Посмотри в зеркало, так гораздо красивее,- настаивала она.
  Маня жила с мамой и братом Аликом в доме напротив нас и часто забегала ко мне в свободное время, но вне школы, так как в школе я была в основном с Софой и Зоей.
  Софкин свирепый нрав пугал Маню, и она избегала частых контактов с ней.
  Мама дружила с Валей, ее мамой. Вечерами они любили посидеть, попить кофе. Валя подрабатывала шитьем и мы иногда заказывали у нее летние платья.
  Пока Валя втыкала в меня булавки при очередной примерке, Маня варила кофе по-турецки (две чайные ложечки мелко молотого поджаренного кофе и одна чайная ложка сахара на меленькую кофейную чашку не более 50 г), и потом вчетвером его пили, аккуратно переворачивали чашечки, и Валя гадала на кофейной гуще.
  Как-то летом я спешила к Софе. А вход в Софкин двор защищали ворота - железные ворота с маленькой дверцей, войти в которую можно было, лишь низко наклонив голову. Я не рассчитала и шваркнулась об эти ворота носом.
  Из глаз посыпались искры, а из носа потекла теплая жидкость. Я подставила ладони, думая, что кровь, но вытекла целая пригоршня воды, вот до чего я нанырялась!
  Я побежала к крану, скорее примочить нос холодной водой. Под краном стояло ведро. Как только я поднесла руку к крану, выскочил Софкин сосед по двору, мелкий белобрысый ядовитый еврей неопреленного возраста и стал орать на меня, что я мою свой нос над его чистым ведром.
  - Слушайте, я очень больно ударилась об ваши ворота,- оправдывалась я, смущенная его злобным напором.
  -Еще и ворота нам разнесла,- без тени сострадания вопил сосед. Он схватил свое ведро и унес.
  Женат он был на полной черненькой женщине, не красавице, но смотрящейся красивой на фоне безобразного мужа. Насколько он был въедлив, криклив и ядовит, настолько она была спокойна и уравновешена.
  Когда она, уже не в молодых годах родила, он много помогал ей в домашних хлопотах и кричал:
  -Все уже умею по уходу за младенцами. Осталось кормление грудью пройти и все, могу сам рожать.
   Его жена улыбалась, сидя на крылечке на лавочке и кормя ребенка грудью.
  Милка Шустер всегда великолепно загорала, и я ей завидовала. Я всегда мечтала загореть до того, чтобы брови светлой полоской выделялись на темном лице. Как это казалось мне возможным при моих темных бровях, до сих не могу понять. Не имея крема для загара, я решила намазаться сливочным маслом и подбила на это Зойку. Осторожная Зоя намазала себе немного нос, а я намазала все лицо, плечи, спину сколько достала и грудь до купальника и разлеглась на камушках под солнышком.
  Не прошло и десяти минут, как я почувствовала неприятный запах, но не сразу поняла его происхождение: масло начало разлагаться на солнце, и запах, который меня обеспокоил, был отвратительный запах протухшего масла.
  Я вскочила, натянула сарафан и, оставив Зойку, побежала домой мыться с мылом.
  Какое там! От холодной воды с мылом запах только чуть-чуть ослаб, пришлось идти в баню, сарафан пришлось стирать, но мерзкий привязчивый запах преследовал меня неделю, а сливочное масло я не ела после этого полгода.
  В августе в Батуми шли обильные непрерывные дожди. Ни тебе тренировок, ни морских купаний. Только льет, льет и льет. День, два, неделю, две. Вода мутными потоками бежит вдоль дорог, переполняя канавы, заливая мостики, соединяющие тротуары с мостовыми. Тоскливо. Ко мне пришла Зойка и стала звать в Махинджаури. Там был большой универмаг, она хотела поехать туда то ли что-то посмотреть там, то ли купить.
  Я очень небольшая охотница ходить по магазинам. Иногда, когда Зойка и Софка хотят зайти в магазин, я жду у витрины на улице, я не понимаю, если конкретно не хочешь чего-то купить, то что делать в этих дурацких душных магазинах. Но сейчас мне из-за дождя скучно, настолько скучно, что я еду с Зойкой на автобусе за город. Мы походили по магазину, все осмотрели, собрались обратно, и вдруг начался ливень, ну просто как из ведра. Выйти на улицу было невозможно, мы полчаса постояли, надеясь, что он ослабнет, и, не дождавшись, пошлепали по лужам к автобусу. Кругом бурлила вода, идти пришлось по глубоким лужам, вся обувь немедленно промокла. В автобусе мокрый народ говорил, что некоторые дома и подвалы затопило.
  Мы расстались с Зойкой на автобусной остановке на улице Бараташвили, и я пошла домой можно сказать вброд. Я все убыстряла шаг, так как боялась, что нашу квартирку вровень с землей затопило. Забежав во двор, я увидела, что возле порога нет воды и облегченно вздохнув, повернула ключ и вошла. Обе комнаты были залиты водой, вода была мне по щиколотку. Просто бетонный тротуар у входа был выше сантиметров на 5-7, чем пол в комнате.
  Посредине комнаты плавали стул и чемодан. Я открыла чемодан, достала оттуда вещи, чтобы остались сухими, а чемодан остался плавать, он намок и класть его на постель не имело смысла, а стулья тоже не стояли, а плавали.
  От всех напастей у меня проснулся волчий аппетит. Я, булькая на каждом шаге, прошла в переднюю комнату, нашла хлеб, намазала его маслом и, забравшись на диван, продолжила чтение Достоевского, от которого меня оторвала Зойка. А что было делать? Со стихией не поспоришь, как известно, а кушать всегда хочется.
  Мама потом вспоминала:
  - Вхожу, посреди комнаты плавает пустой чемодан, а на диване дочь что-то жует.
  Дождь, наконец, прекратился, и вода ушла из комнаты. А на другой день выглянуло забытое за 2 недели беспрерывных дождей жаркое августовское солнце и к бабушкиному приезду из Колпашево все высохло потихоньку.
  
  9 класс, 1962-1963 гг
  В начале лета к нам прислали нового тренера, постоянного - Николая Косова.
  Мы знали об этом задолго до его приезда и ждали его появления.
   Косов выстроил нас в линейку на корте и представился. Невысокого роста, русский парень лет 22-23, он занимался помимо тенниса еще и штангой, и вид имел внушительный. Он только что окончил тбилисский физкультурный институт, о чем и сообщил нам.
  - А с кем вы там учились на курсе,- поинтересовалась Наташка, у которой были знакомые в физкультурном институте.
  - С кем?- переспросил новый тренер.
  И после небольшой паузы, ответил:
  - Со своей женой.
  Так мы сразу узнали, что он взрослый женатый человек, не чета нам, и этим сразу оградил себя если не от возможных влюбленностей, то, по крайней мере, от наших подшучиваний и заигрываний.
  Вскоре мы узнали, что у него есть маленькая дочка, что жену, голубоглазую, тоненькую блондинку, тренера по легкой атлетике, зовут Марина, а его она зовет Никой. И постепенно мы стали за глаза Колю звать Никой, а в глаза по имени отчеству, помнится, Николай Александрович.
  Летом наши спортивные тренировки состояли, в основном только из игры в теннис, разминка - просто пара кругов по корту, а потом 10-15 минутная игра у сетки, вот и все. Но с началом учебного года Ника вдруг (не иначе, как поругавшись с тещей, он жил с родителями жены) устроил нам разминку. Да какую! 10 кругов бега вокруг кортов, потом всевозможные вращательные движения руками, для кистей, для плечевого сустава, для локтевого. Все это было ерунда и мелочи жизни, но он заставил нас ходить на полусогнутых ногах, грубо говоря просто на карачках 2 круга. Кое-как, кряхтя и издавая слезливые стоны, мы проползли эти два круга, незаметно вставая, стоило тренеру отвернуться.
  На другой день утром, проснувшись, я не смогла встать с постели. Боль в мышцах ног была настолько сильная, что я просто скатилась с дивана на пол, а потом, опершись руками о кровать, кое-как подняла на руках свое туловище.
  Через день мы с Зойкой, которая была в таком же состоянии, все же приползли на тренировку и сказали Нике, в ответ на его призывы сделать разминку:
  - Все - не можем, ноги болят, что вы с нами сделали, ну просто садизм.
  - Ничего,- бодренько ответил Коля,- только крепче на ногах стоять будете.
  Но, поглядев на меня, сочувственно добавил:
  - Дай себе небольшую нагрузку. Хотя бы просто побегай и легче будет.
   Я побегала и правда, боль слегка отпустила, но все равно, я всю неделю скатывалась сперва на пол, а потом с помощью рук вставала.
  Софа после восьмого класса ездила поступать в техникум, в Чимкент к сестре, и поступила, но потом вернулась, где-то в конце первой четверти, сказав нам, что техникум закрыли.
  Вернулась она какая-то подавленная, исчезла белозубая улыбка с ее смуглого лица и она часто лежала в своем подвальчике, укрывшись с головой одеялом, и не хотела ходить в школу.
  За ней каждый день заходила Зоя, она шла в школу мимо ее дома и вытаскивала Софу на учебу. Иногда они делали это вдвоем с Нанули.
  Нам с Зоей было непонятно состояние подруги - то ли она так переживала из-за закрытия техникума, то ли ее настигла любовь и сестра, испугавшись, что дело зайдет далеко, вернула ее матери, то ли Софа, любимая дочь у мамы, просто не выдержала жизни вдали от дома, фактически в чужой семье, и вернулась и постеснялась сказать нам правду.
  Потом потихоньку это депрессивное состояние исчезло, Софа повеселела, опять стала улыбаться от ушей до ушей, сверкая рядом ровных белых зубов, и жизнь ее вошла в прежнее русло. Она решила заканчивать 11 классов.
  Когда мы перешли в девятый класс, Варшанидзе, директор школы, придумала, что девочки старших классов будут ходить в школу в другой, отличной от младших классов форме, в синих юбочках и пиджаках, а блузки голубые или белые и синие галстуки к ним.
  Мама как раз купила мне синий чешский костюм и хотя воротник не соответствовал, она сказала - не буду я тратиться, проходишь и так.
  А Софа нашла в магазине толстый темно-синий мягкий материал и сшила себе костюм из него. Синий цвет ей шел необыкновенно, а мне и Зойке не очень. Вообще эта задумка насчет другой формы нам нравилась - сразу видно, что мы уже старшие классы, взрослые, не чета малышам.
   Окончив восьмой класс, я отказалась от попыток отрастить себе косы и подстриглась. После операции гланд я поправилась, занятия спортом изменили мою походку, появился румянец на бледных до этого щеках и мышцы на ножках спичках. Для меня наступала лучшая девичья пора - мне шел шестнадцатый год, и я очень похорошела.
   Прежде, чем я сама это увижу и пойму, я замечу изменившееся отношение ребят ко мне.
  Обиженный мною Троицкий, который учится в параллельном классе и упорно меня не замечает в течение года, не может простить своей двойки, вдруг при встрече со мной шепчет мне на ухо:
  - Зоинька, как ты похорошела. Вот бы не подумал, что ты такой станешь.
  Девочки и старших классов тоже заметили, что я изменилась.
  - Ты подстриглась и тебе очень идет, стала такой хорошенькой,- сказала мне девочка из 11 класса.
  Это превращение произошло в короткий срок и неожиданно для меня, в результате мне стало казаться, что я была дурнушкой и вдруг стала красавицей, как в сказке про гадкого утенка.
  Я делюсь этим впечатлением с Зойкой.
  - Не знаю..., тянет Зоя задумчиво.- И добавляет:
  - Когда ты первый раз к нам пришла, мама моя сказала: какая красивая девочка!
  Где-то в это же время со мной произошел такой случай.
  Я шла на тренировку по улице Маркса, как всегда о чем-то мечтая, ссутулясь, опустив голову и перекинув сумку с ракеткой через плечо.
  Чем-то моя спина не понравилась 10-12 мальчишкам. Они стали бежать за мной, плеваться, обзываться и даже начали кидать камушки.
  У меня было хорошее настроение. Мне не хотелось с ними связываться. Да и что я могла?
  Поймать одного и отлупить?
  Я шла все быстрее, а они, видя, что я убегаю, как собачки приходили во все больший азарт преследования.
  Один, самый шустрый догнал меня, дернул за руку и заглянул в лицо. Я зло сверкнула на него глазами.
  Мальчишка остановился как вкопанный.
  - Ой,- растерянно и тихо сказал он,- да ведь она хорошенькая.
  И они сразу отстали.
  До сих пор я считаю это самой большой моей победой над мужской половиной человечества.
  Я гуляла по набережной в Батуми в порту и нашла здание с вывеской "Батумская художественная школа".
   До этого я видела в пионерском парке рисующих детей - на большие листы ватмана, закрепленного на мольберте, они смело, широкими мазками наносили акварельную краску, она стекала вниз, и получалось необыкновенно красиво.
  Я с замиранием сердца следила издали за ними и очень хотела приобщиться.
  Мы с мамой зашли в школу, потом принесли рисунки, потом экзамены.
  Я поступила в первый класс, получив на вступительных экзаменах четыре по рисунку (рисовать нужно было с натуры геометрические фигуры) и пять по композиции (я нарисовала лес простым карандашом).
  Если бы я получила пять по рисунку, то меня приняли бы во второй класс, и я успела бы закончить художественную школу-четырехлетку одновременно с обычной школой, сейчас я не успевала.
  Первое время было очень скучно, пока ставили руку и учили рисовать квадраты и круги, но когда дело дошло до геометрических фигур (деревянные квадраты, пирамиды, цилиндры) стало интересно.
  Алексей Иванович Месхи, наш учитель по рисованию, спустя месяца два после начала учебы, принимая от меня законченную работу, сказал:
  - Никак не мог подумать, что Хучуа сделает такую точную штриховку.
  В нашем первом классе художественной школы Володя Мнацаканов и я были из 9 класса общей школы, остальные дети, в основном мальчики, были много моложе, класса из 5-6. Естественно, что мы с Вовой начали быстро опережать своих малолетних одноклассников, хотя и у них был заметен прогресс.
  В начале 9 класса к нам приезжал Хрущёв. Школьников вывели на улицы встречать главу государства. Мы долго ждали, а потом мимо нас в открытом автомобиле проехал усталый лысый человек. Сидя в машине, он слегка помахал рукой на наши приветственные крики.
  Памятник Сталину в Батуми к этому времени уже снесли. Центральная улица Ленина шла от вокзала к бульвару и на входе на бульвар стоял на высоком постаменте памятник отцу народов, красиво вырисовываясь на фоне неба.
  Когда развенчали культ личности в 56 году, памятник Сталину в Батуми остался стоять.
  Мы переехали в Батуми в 1960 году, и я помню этот монумент. Но в какую-то ночь он вдруг исчез. Его демонтировали и вывезли. Сделали это тайком, в потемках, так как боялись волнений среди населения.
  Грузины в основном иронично относились к новому вождю, но в нашей семье уважали Хрущева:
  - Великое дело сделал Хрущев, он развязал языки, избавил народ от страха. Разве кто осмелился бы при Сталине рассказывать такие анекдоты,- говорила мама, и бабушка с ней соглашалась. Еще бабушке стали платить пенсию, не полностью, так как ей не хватало стажа, но все-таки 40 рублей платили, а это было большое подспорье в нашей семье.
  - Хрущев дал маме пенсию,- защищала мама Хрущева, когда на него нападали в ее присутствии,- а кукуруза, ну да что ж, она в России не вырастет, как он не мог это понять?
  Рассказывали, что когда в Тбилиси Хрущева угощали обедом, подали молочного поросенка - грузинский деликатес, он спросил:
  - Почему так рано зарезали, почему большую свинью не вырастили?
  Грузины были шокированы таким отношением к блюду, которое подавалось только в лучших домах, было украшением национального стола, и если Хрущев просто пошутил, то никто этого не понял.
  В начале девятого класса, стоя рядом с Даником и болтая о прошедших каникулах, я с удивлением обнаружила, что смотрю на него снизу вверх, хотя совсем недавно, еще весной, было наоборот.
  - Надо же, с тобой неудобно разговаривать, высоко голову поднимать,- сказала я, со смехом, прервав свой рассказ.
  - Еще бы, я вырос на 20 см, -ответил гордо Даник.
  Подросли и другие ребята, только Арутик и Велик остались невысокими.
   9 октября Я же сказала, что когда пойду в школу, то совсем не будет времени вести дневник. Так оно и выходит.
  Школа, худшкола, теннис. Дни проходят, не успеваю оглянуться.
  Сегодня больная. Не пошла в школу. Поэтому делаю эту запись.
  М. Г. сказала мне, что введены золотые медали. Может быть мне следует идти на медаль? Не знаю. В данный момент у меня по химии 2, по истории 3.
  Невесело!
  В классе учится мальчик, Дато Диасамидзе, сын известного в городе хирурга.
  Как-то раз, совершенно случайно, мы сидели с ним за одной партой на уроке черчения.
  Дато считал своим долгом слегка заигрывать с девочками в классе, так, слегка. Совсем необязательно.
  - У тебя длинный нос,- обратился он ко мне.
  Я обиделась.
  - Ну длинный, не длинный, но не длиннее твоего.
  Дато скучно и он продолжает меня дразнить:
  - Как не длиннее, ты только посмотри, конечно длиннее.
  И он скашивает глаза на свою грушу, которая красуется у него посреди лица.
  - Я вот вижу, мой нос короче.
  Я понимаю, что он шутит, но если это не прекратить, то так это и останется, я буду девочкой с длинным носом.
  Человек конкретных действий, я тут же хватаю линейку. Сантиметры бесстрастны и они скажут правду.
  Я измеряю свой нос.
  - Ты жульничаешь,- пристает Дато,- я вижу, как ты палец сдвинула.
  - Ничего не сдвинула, меряй свой,- говорю я.
  Дато уменьшает данные измерений ну просто в открытую, ситуация его забавляет, он рад развлечению. В азарте перепалки мы давно забыли про Ашота, нашего чертежника, - он чем-то занят там у себя за учительским столом.
  Я начинаю мерить линейкой нос Дато сама, он лениво отталкивает мои руки и тут нас настигает разъяренный Ашот. Он минут пять стучал указкой по столу, призывая нас к порядку, и стучал совершенно напрасно. Ашот пишет мне замечание в дневник, а Дато выставляет за дверь.
  Дато слегка огрызается, но выходит из класса ничуть не огорченный.
  Диасамидзе не кончал школу с нами. Его отец неудачно прооперировал родственника Варшанидзе, и опасаясь, что она отыграется на сыне, который был порядочный шалопай, перевел его в третью школу.
  Кончается урок математики, звонок на перемену. Валентинчик пишет задание на доске, один номер, второй, третий, я хватаю учебник, гляжу на задачки и впадаю в тоску от объема предстоящих вычислений.
  - Ну куда так много, два часа делать,- с тоской тяну я. Валуйский даже ухом не ведет, хотя наверняка слышит и злится и не удосуживается отвечать.
   Зато Даник слышит и подхватывает:
  - Ну, если Хучуа много кажется, то нам вообще не справиться,- прибедняется он. -Целый день сидеть придется только с математикой.
  Не помню случая, чтобы упрямый Валуйский уступил, но мы тянули с Даником волынку почти каждый урок - надеялись, что внемлет и уменьшит домашнее задание.
   Токмаджан и я проделывали такое и не только на математике, но даже и на английском. Верушка, в отличии от Валуйского, отреагировала на наши слова и даже как-то пришла ко мне домой для доверительной беседы. Просила меня подумать, ну если я так буду себя вести, то слабые ученики уж точно не будут делать задания, ссылаясь на большой объем.
  До сих пор помню этот шок: прихожу с тренировки домой, беспечно открываю дверь, а там сидит наша классная и насмешливо смотрит на меня.
   На английском мы с Даником присмирели, а вот на математике по-прежнему канючили, что много задано.
  Я любила математику, могла часами возиться с трудной задачкой, но записывать рутинные, скучнейшие задания по какой-то определенной форме было мне невыносимо тоскливо.
  6 ноября
  Прочла некоторые записи. Как это все далеко от меня. В душе у меня какая-то неопределенность, какая-то раздвоенность чувств. Это трудно объяснить. Тем более, что в данный момент я не испытываю ни того, ни другого, а только лень и апатию. Говорят, в самые трудные минуты жизни проявляется, что из себя представляет человек, обнажается его нутро. Но эти трудные минуты опасности встречаются не в жизни каждого человека, как же узнать, кто я и что я?
  Сегодня у нас вечер. Собрали деньги и устроили. Пригласили Марию Георгиевну. Начало в 4 часа, а сейчас 11.
  Утомленная нашим классом, обиженная Демкина вдруг отказалась от классного руководства и у нас целый год в девятом была за классную Марьюшка.
  Мы немного вздохнули.
  Где-то в это время наша старая дева Демкина вышла, наконец, замуж, на уроках она часто говорила нам:
  - Мне теперь есть о ком заботиться, кроме вас. У меня есть близкий человек.
  Как-то она болела, и мы навещали ее, в основном девочки. Близкий человек мне не глянулся, по правде сказать. Довольно затасканного вида мужичок.
  Мы с Зойкой сидим теперь вместе, Мария Георгиевна нас не пересаживает, она считает нас достаточно взрослыми и не ограничивает нашей свободы.
  Урок литературы. Велик "раскрывает" образ Евгения Онегина. Рассказывая о его последнем свидании с Татьяной, он вспоминает, что там было, долго смотрит в окно, потом говорит:
  - И Онегин бросился к Татьяне на колени.
  - Боже мой,- Марьюшка поднимает по своей привычке к потолку глаза.- Ну что вы! Это же совершенно неприлично, броситься к женщине на колени. Он же дворянин! Воспитанный человек.
  И она посмотрела на класс, призывая нас в свидетели, что такое невозможно.
  Но класс молчал, совершенно не потрясенный невоспитанностью Онегина, и Велик не смутясь, продолжал свой рассказ.
  Звонок на урок математики, я раскрываю свою новую тетрадь, но мне не нравится ее запах. Я беру Зойкину тетрадь и начинаю ее нюхать. От моих грязных лап на чистенькой Зойкиной тетрадке остаются чернильные пятна.
  Зоя сердится:
  - Посмотри, что ты сделала!
  - Это не я, отвечаю я, у меня руки чистые.
  Я хочу взять ее тетрадь и нажать на лист пальцами, чтобы доказать, что мои пальцы не оставляют отпечатки.
  Зоя мне не дает, но я ухитряюсь запачкать еще один лист, доказывая, что не могу это сделать.
  Зойка хочет за это запачкать мою новенькую тетрадку, в которой я еще ничего не написала!
  Наш математик давно зашел в класс, он стоит и ждет, когда мы успокоимся. Но мы в азарте, стоим и вырываем друг у друга тетради. А все наблюдают за нами.
  - Вы,- Валуйский указывает на нас двумя пальцами правой руки.
  - Вы обе, - и большим пальцем за дверь за своей спиной - Вон!
  Обескураженные мы мгновенно замолкаем и тихо выходим за дверь.
  Скучно прослоняться целый урок за дверью.
  Уборщица мыла полы и спросила нас, что мы тут толчемся.
  - Нас учитель выгнал из класса с урока математики.
  - А который?
  - Валентин Борисович, такой... в очках.
  - Самого тихого учителя обидели,- говорит нам уборщица.
  И нам обеим становится стыдно.
  На перемене мы подходим к учителю и, опустив глаза, извиняемся.
  Он молчит, еще сердится.
  Потом говорит:
  - Ведь невесты уже,- и уходит.
  Оставшиеся уроки мы сидим смирно, подавленные мыслью, что нам, оказывается, пора замуж.
  22 декабря 1962 г.
  Ну вот и год кончается. Еще один! Как быстро летит время! Совершенно нет никакой возможности делать и успевать все, что хочешь.
  Сейчас тяжело больна бабушка, у нее был гипертонический кризис и мама настаивает на отмене моей поездки.
  У бабушки резко поднялось кровяное давление, отчего не выдержал и лопнул один из сосудов в горле и пошла кровь. Она была напугана кровотечением из горла. Дело было в выходной, и мы с мамой были дома. Мама вызвала скорую. Скорая приехала, врач померила давление и сказала: "Все обошлось. Это хорошо, что сосуд лопнул в горле, а то если бы в голове лопнул, было бы значительно хуже".
  8.1.63
  Недавно прочла "Идиота". Впечатление мрачное и удивительно подавляющее. Какой-то сумбур в голове и камень на сердце. Не успокаивает даже обычная детская мысль - это было давно и неправда. Нет, больше Достоевского в руки не возьму.
  5 февраля 1963 г.
  Несколько раз хотела взяться за карандаш и все как-то так...
  Я мечтаю пойти в институт ядерной физики, мечтаю о научной работе. Но сейчас мои мечты рушатся. Недавно, в воскресение, (а сегодня вторник) проходил физико-математический тур, и я из 6 задач решила только одну! А тех, кто решил задачи, МГУ приглашал учиться без экзаменов! Здорово!
  В восьмом классе к нам перешел новый ученик - Алик Гваришвили, высокий худой, смуглый, с черными густыми бровями вразлет и громким голосом.
  Было известно, что он занимался по английскому языку дополнительно и хорошо его знает, но Верушка, конечно, хочет подчеркнуть, что у нее требования повыше и ее ученики знают английский не хуже без всяких дополнительных затрат. Первое время она очень к нему цеплялась, хотя у Алика были высокопоставленные родители, (отец, кажется, был членом обкома), но это частично даже провоцировало придирки Верушки. Кем бы ни был отец Алика, сам Алик был способный и компанейский парень и быстро завоевал симпатии и уважение класса.
  Конечно, у нас была градация по социальному положению, была и по национальному, мальчики грузины говорили между собой по-грузински, ближе дружили, дети, у которых водились свои деньги, гордились этим, но открытое проявление какого бы то ни было пренебрежения на национальной или социальной почве не считались приличным.
  Был ли это дух того времени или дух нашего класса, не берусь судить.
  Наш класс был многонациональный: армяне, русские, грузины, аджарцы, греки, евреи.
  Вероятно, со мной носились бы меньше, носи я папину фамилию Минасян, а не Хучуа.
  Варшанидзе хотелось, чтобы медалисткой была грузинка.
  Но это на высоком уровне, а мы пока туда не заглядываем.
  Анатомию нам преподает Эмма Михайловна - маленькая, хорошенькая армянка, не замужем, а дело шло к тридцати, а может к тридцати пяти, которая совершенно неприличным образом перевирает мою фамилию.
  Скользкие моменты в своем предмете она не стала объяснять, а просто сказала:
  Следующий урок проработайте дома сами.
  Мальчишки похихикали, но и все. Особенно никто на эту тему не распространялся, а Эмма не проверяла качества проработки и на следующий урок вместо опроса стала рассказывать новый материал.
  В нашей школе подвизался сначала в качестве старшего пионервожатого, а потом в роли преподавателя английского некто Жора, лет двадцати пяти, армянин, из той породы молодых учителей, которых когда школьницы называют по имени отчеству, то это звучит, как ирония.
  Как-то раз мы с Виолкой Дзнеладзе, теннисисткой, на класс старше меня, были в пионерской комнате, расположенной рядом с директорской, намеревались обсудить намечающийся школьный вечер. Пригласил нас туда Жора
  Виолка слегка кокетничала с Жорой, разговаривала с ним игривым тоном, а он милостиво слушал и хихикал, а я ждала, перебирая ногами от нетерпения. Дел у меня было по горло, и на глупости времени не было.
  И когда, Жора, наконец, пристал ко мне с чем-то по поводу вечера, я поддавшись на их игривый обоюдный тон, ответила буквально так:
  -Мы уже полчаса вас слушаем, а вы нам еще ничего умного не сказали.
  Совершенно неожиданно, он взбеленился:
  - Как, я ничего умного не сказал, значит я дурак? Как это можно учителя дураком в глаза называть?!
  И он потащил меня к Варшанидзе с воплем:
  - Она меня дураком обозвала.
  Варшанидзе была не в духе. Ей было не до Жориных глупостей. Выслушав его сбивчивый, возмущенный рассказ и уяснив ситуацию, она сказала, что я все-таки его дураком не называла, это он сам так понял, так пусть девочка скажет вам, что она не то имела в виду. И выперла нас из директорской с усмешкой на лице.
  Эта история, благодаря стараниям дурака Жоры приобрела широкую огласку.
  Произошла она в момент романа Эммы и Жоры и Эмма была очень огорчена моей негативной публичной оценкой ее избранника, она сказала мне:
  - Ну что ты, Зоя, я его как раз и люблю за то, что с ним всегда интересно беседовать.
  Я убедила Эмму, что не имела злого умысла, просто случайно сорвалось с языка.
  Мне было очень жаль свою учительницу, невысокого роста, очень хорошенькую армяночку с темными усиками над верхней губой. Но я понимала, женихов нет, посидишь до 30 лет в невестах и Жора умником покажется.
  Через полтора года они развелись, у Эммы осталась от него маленькая дочка.
  Встретившись со мной в коридоре после развода, Эмма сказала мне честно:
  -Зоя, ты была права, а я очень ошиблась.
  Но я считала, что на самом деле, ребенок тоже семья, а одной жить плохо, так что не очень Эмма и проиграла, но не стала говорить об этом.
  Уроки физкультуры у нас проходят в основном на школьном дворе. Мальчишки играют в футбол, у них свой учитель, Амиран, а у нас, девочек, свой - Николай Степанович Тылибцев, тесть моего дяди Резо. Мы играем мяч в кругу или прыгаем через скакалочку с забеганиями на скорость, т.е. бегаем по кругу - прыгнешь один раз и в очередь, ошибающаяся вылетает. Девочек в кругу становится все меньше, и бегать приходится все быстрее, пока не останутся две. Тут как сумасшедший, прыгнул, обежал крутящего скакалку и снова прыгаешь. Я дошла до финала раза два за все годы, а победительницей не была ни разу. Лучше всех прыгали наши заслуженные спортсмены - Оксана Тотибадзе, и Нелли Варданашвили. Гимнасты и легкоатлеты, я сама это заметила, но это оказалось известным фактом, преуспевали в любом виде спорта. Еще сильна была наша Софа, она была спортивная, ловкая девушка, и когда-то, в классе 6-7 ходила на стадион, а потом бросила.
  Как-то Оксанка, разбаловавшись на школьной площадке, вдруг стала изображать из себя балерину и прыгать, стуча в воздухе нога об ногу и напевая какой-то балетный мотив. Это получилось так красиво, что я так и замерла, разинув рот.
  - Вот что значит хорошая спортсменка, ей все легко удается,- сказал Тылибцев, тоже залюбовавшись на Оксану.
  Но Демкина была другого мнения об Оксане, нашей чемпионке Грузии по прыжкам в высоту. Стадион, на котором тренировалась Оксана находится рядом с бульваром, и Верушка, гуляя по бульвару, заглядывала через сетку на стадион и высмотрела, что Оксана тренируется в очень коротких трусиках и стыдила ее за это перед классом.. Видимо, Демкина представляла себе, что в высоту женщины прыгают в юбках.
  Будучи взрослыми девушками, мы периодически ссылались на недомогания и отлынивали от уроков физкультуры, стараясь не вдаваться в подробные объяснения, что с нами происходит. Николай Степанович выразительным жестом прижимал журнал к животу и спрашивал глазами, мол это или нет? Девчонок это очень шокировало, что не мешало иногда под этим предлогом отказываться от уроков физкультуры по крайней мере по 2 раза в месяц.
  После физкультуры, потные, разгоряченные мы шли на следующий урок.
  Ребята, возвращаясь, темпераментно обсуждали моменты прошедшей игры в футбол. Красные взъерошенные, они вопили друг на друга, хотя игра уже окончилась.
   Арут махал руками, как мельница крыльями и орал, захлебываясь слюной, жесты Алика были более медленными и охватывающими, он как бы воспроизводил ситуацию и призывал окружающих еще раз посмотреть на нее со стороны. При этом он громко басил, покрывая тенора и баритоны товарищей. Осман весь бледный, с горящими глазами, обвинял противника в некорректном поведении, Юрка Воронов, поминутно сплевывая, как всегда нес мяч и шел рядом с Даником, который не уступал в жестикуляции товарищам и, высоко поднимая свои густые, на пол-лба брови, что-то ему яростно доказывал, не давая вставить слова. С Гиви слетала вся его обычная ироническая отстраненность, и он вопил как все, а на его белом, обычно бледном лице яркими пятнами сиял румянец. Мелкон, на которого часто нападали товарищи по команде, активно огрызался. И только Юрка Непомнящий оставался в своем футляре, вялый и равнодушный к происходящему, несмотря на свою суетливую нервозность.
  И вся эта орущая как на базаре в выходной день орава врывалась на следующий урок, например, математику и минут двадцать все смотрели на доску и не видели, что на ней написано и о чем талдычит страдающий сердечной болезнью Валуйский, тщетно пытаясь перекричать молодые луженые глотки.
  В сентябре месяце, когда учеба уже началась, а купальный сезон еще далеко не кончился, на уроках физкультуры мы ходили на пляж, сдавать плавание и порезвиться на воде.
  2 марта 1963 г.
  Отвратительный день! Отвратительная погода! Паршивое настроение! Собачий холод!
  Через 24 дня день моего рожения. 16 лет! Скоро получу паспорт. Не знаю, на какую фамилию взять, на Хучуа или Минасян.
  В художественную я сегодня не иду, лень. Дел у меня по горло, а я валяюсь на диване и таращусь в потолок.
  Раньше, в детстве, я сталась как можно быстрее сделать уроки, чтобы быть свободной, потом я стала находить удовольствие в самом процессе работы, а теперь... в обдумывании, как хорошо я могу сделать то-то и то-то.
  11 марта.
  Я побиваю все рекорды. Учила уроки 30 минут!
  Лень на меня напала невыносимая. Даже писать лень.
  18 марта.
  В школу я сегодня не пошла. Простудилась и ко всему проспала. Сейчас сижу и жду Зойкиного прихода. Зойка хорошая девочка и хорошая подруга, что не мешает нам ссориться по десять раз за день. Впрочем, мы последнее время так привыкли к перепалкам, что не обращаем на них особое внимание и через пять минут начинаем как нм в чем не бывало говорить о другом. Зойка хорошо учится. У нее только 2 четверки, по английскому и по физике.
  К своему 16-летию я побелила известкой нашу хибарку. У нас был первый этаж, потолки низкие и белить было удобно.
  В день рождения я сама испекла праздничный торт, как я помню, торт Наполеон по рецепту Августы Ивановны, тещи Резо.
  Теперь мы жили в одном дворе - они в доме по адресу Маркса 41 - и часто виделись.
  День рождения у меня был скучный - я не могла позвать весь класс и погулять, как это бывало у моих одноклассников, кто мог себе это позволить - мы же жили слишком тесно.
  14 апреля
  Последнее время что-то не пишется. Открываю дневник, и все мысли вон и в голове хоть шаром покати, пусто. Сегодня, правда, на меня нашло вдохновение, но вдруг я обнаружила, что тетрадь пропала. Сколько было слез, пока нашла.
  
  Какая-то я стала странная. Чересчур какая-то мечтательная, неспокойная. Не могу ни на чем остановиться. Мысли все время рассеиваются и скачут с предмета на предмет. Учиться тоже не могу, еле-еле занимаюсь.
  17.Y/63/
  Сегодня на художественной практике я случайно сделала набросок маленькой девочки, и учитель сказал, чтобы я всегда так работала.
  23 мая.
  Еле-еле вспомнила число. Предпочитаю пребывать вне времени и пространства.
  Наконец наступило лето. Стоят чудесные майские дни, ну а лежу в постели с гриппом.
  13 июня. Вчера приехала из Тбилиси с соревнований.
  Соревнования проводились два раза в год - зимой и летом, в июне.
  Ездили мы уже с Никой. Зимой нас поселили в интернат для недоразвитых детей, которых в это время взяли на каникулы, и интернат фактически пустовал.
  Я подошла к маленькой девочке, которая тихонько сидела на ступенях лестницы и читала книжку
  - Что читаешь?
  - Сказку,- как-то неуверенно, после молчания, ответила девочка.
  Сказка была гуси-лебеди.
  - А сколько тебе лет,- приставала я.
  - Двенадцать,- опять после некоторого молчания последовал ответ.
  Я задумалась, пытаясь вспомнить себя в таком возрасте.
  - А ты в таком возрасте на математические олимпиады ездила,- угадала мои мысли Светка Кавазис.
  Ездила я, когда была постарше, но все равно мне стало страшно, жалко девочку и я отошла.
  Во время соревнований Тбилисский судья очень засуживал нашего лучшего игрока, Вовку Шавлиси, внучатого племянника тети Тамары. Вовку привел на корты его старший брат Виталий и вскоре уже Вовка играл лучше всех, хотя и был моложе.
  Проиграв на соревнованиях из-за плохого судейства, Шавлиси после игры искал судью, чтобы расправиться с ним, но к счастью не нашел, и судья отделался только рядом камешков, которые Вовка бросил в него во время игры.
  Мы втроем сидели на балконе - Света, Мадлена и я. Что-то жевали.
   Балкон выходил на узкую улицу, и, напротив, через дорогу, стояла урна.
  Света скрутила газетный сверток, завернув в него объедки, и ленивым броском перекинула его через улицу в урну.
  Бумажный комок перелетел через улицу и исчез в темном горле урны.
  Что с нами было!
  Мы кидали в эту урну в течение часа все, что подвернулось под руку, и ни разу ни одна из нас, в том числе и Света не попали. Казалось, что это вообще невозможно, хотя только что произошло на наших глазах. Борьба с урной стала основным развлечением на остаток пребывания в Тбилиси. Каждый вечер мы обстреливали эту урну и самое большое, чего достигли - это ударили камнем (мы даже камушки приносили с улицы) о ее железный бок.
  По соседству с нами поселили несколько ребят и девочку из Батуми, которые приехали на олимпиаду по шашкам.
  Девочка, ее звали Маша, была одна, и, познакомившись, часто пропадала у нас, когда ей было скучно.
  За ней ухаживал очень некрасивый мальчик, лучший шашист в группе.
  Руководительница группы, немолодая женщина жаловалась нам:
  - Он влюбился в Машу, а она с ним груба и он от расстройства проигрывает на турнире.
  Я промолчала; Маша была хороша - темнобровая, темно-русая, синие глаза, яркие влажные губы, прекрасный цвет лица, в общем, действительно красавица, ну, думаю, по такой многие страдают, теперь всем взаимностью не ответишь.
  Отвергнутый Машей шашист зачастил к нам и играл со мной в шашки, играл он здорово. Еще он приходил и сидел у нас на балконе.
  Была жара, мы в одних трусах после тяжелой игры по жаре валялись по кроватям и он, сидя спиной к нам на балконе, очень нам мешался.
  Один раз Мадленка выпала из простыни прямо на пол, и мы просто катились от смеха, пока Мадленка, в ужасе глядя на его неподвижную спину, вскакивала с полу, чтобы нырнуть под простыню. Шашист не повернулся.
  Вскоре он стал приходить каждый вечер, все торчал у нас, грустный молчаливый и предлагал мне поиграть, в общем, начал бегать еще и за мной.
  Я, как и Маша, не собиралась отвечать взаимностью и не знала, куда от него деваться.
  Пошла пройтись по двору интерната, а он за мной. Я взяла и спряталась в женский туалет, уже темнело, и он не мог увидеть, куда я подевалась.
  Захожу в туалет, а там Машка, смотрит на меня встревоженными аквамариновыми глазами и спрашивает:
  - Ну где он, ушел? Я уже полчаса здесь сижу, жду, когда он уберется.
  - Нет,- говорю,- он уходил, но увидел меня и увязался за мной, а я решила здесь переждать.
  Маша посмотрела на меня, я на нее, и мы начали хохотать.
  Двоих загнал в туалет любвеобильный незадачливый поклонник!
  - Хоть бы он совсем на тебя переключился, до чего он мне надоел,- сквозь смех сказала Маша.
  - Еще чего, хоть бы вы скорее уехали, кончали свой турнир,- ответила я.
  Они действительно скоро уехали, но случайно приобретенный кавалер не отстал и стал часто приходить на корты смотреть, как я играю.
  Ко всем прочим недостаткам, у него была странная, издалека узнаваемая походка, он как бы приседал на каждом шаге.
  Ника заметил, что он шляется и, узнавая его по походке, дразнил меня
  - Зоя, вон твой поклонник идет.
  Я злилась, но повода его отшить не было, он просто приходил, смотрел и уходил, даже редко со мной здоровался, ну как я могла отшить его?
  - То Маша, то я, - жаловалась я Нике,- он что, совсем в зеркало не смотрит?
  - Да, страшен, ничего не скажешь - согласился со мной Коля.
  Лето закончилось, тренировки стали редкими, и поклонник куда-то исчез.
  Весной, в девятом классе, я вновь прошла отборочные туры в Батуми и поехала на математическую олимпиаду в Тбилиси. (В восьмом классе я не смогла решить второй тур и никуда не ездила). Возил нас все тот же завроно, голубоглазый лысоватый грузин и женщина, учительница.
  Из 4 задач я решила только 2, более легкие и очень устала от борьбы с одной геометрической задачей. Мучилась я с ней долго, и вдруг, как озарение, стало получаться, я поняла, как ее решить, но было уже поздно. 4 часа, отведенные на решения прошли, и я не успела написать задачу. Из девятиклассников, наших и сухумских ребят, которые жили рядом с нами, не решил эту задачу никто, но кто-то из тбилисских ребят решил. Мы просидели два часа над выкладками вместе с Колей и Аллой и пришли к выводу, что мое не написанное решение правильное. Диплома я в этот раз не получила и усталая, огорченная вернулась в Батуми.
  Летом, после 9-го класса мы снова ездили в Тбилиси на соревнования по теннису. В этот раз с нами ездила и Зойка.
  Нас поселили в общежитии студентов, кажется, это называлось Сабуртало. Общежитие было за городом, в предгорье. Была весна, и поляны перед горами были сплошь покрыты цветущими красными маками. Трудно представить себе что-то более красивое, чем ярко зеленая трава, красные цветы, бледная ранняя зелень лиственных деревьев и синие горы.
  На корты, которые находились в центре города, приходилось ездить на автобусах, битком набитых. Мы садились на конечной остановке и занимали сидячие места сзади автобуса, Там было удобнее располагаться с нашими спортивными сумками и ракетками. Как-то раз вместе со мной и Зоей ехал старик крестьянин с огромным гусем в корзине, которую он запихнул под сидение прямо под нами. Гусь, очевидно, будущее жаркое, сердито шипел и вытягивал шею, стараясь дотянуться до наших икр. Я со страхом поджимала ноги наверх.
  - Икос, икос,- кричал мне старик грузин, ни слова ни знавший по-русски, что означало, ничего, ничего, не беспокойтесь мол.
  Все остальные его объяснения и извинения мы с Зойкой не понимали.
  Наконец он вытащил свою корзину из-под сидения и направился к выходу, мы облегченно вздохнули и опустили ноги, однако гусь, который не хотел стать жареным, на полпути к выходу, вырвался у него из рук, стал махать крыльями и кричать свое возмущенное га-га!
  Старик хозяин тянул гуся к выходу из автобуса за ноги, гусь взлетал и хлопал стоящих пассажиров крыльями по головам, темпераментные грузины шумно возмущались, вверх взлетали белые гусиные перья, крестьянин со своим "икос, икос" наконец вылез из автобуса и выдернул из толпы изрядно обтрепанную, но не сдавшуюся птицу. Отъезжая, мы видели, как он боролся с ней, пытаясь засунуть обратно в корзину, на потеху ожидавших автобуса людей.
  В соревнованиях я играла последним, пятым, номером и играла с Сухумской девочкой, которая была поставлена последней для того, чтобы принести победное очко команде.
  Первый номер почти всегда был сильнейший игрок, а дальше перетасовывали людей, чтобы иметь очки. Я играла уже прилично, но если поставить меня второй, то я, наверняка, проиграю, а последняя могу выиграть, Наташка тоже выиграет, у Сухуми нет девочки, которая играет лучше, чем она. Светка, Мадленка и Зойка если принесут еще очко при везении, то от моей игры зависит наш выигрыш. Так все и получилось, как рассчитал Ника, только они тоже схитрили, и четвертый номер у них был слабее, чем пятый. Первую партию я выиграла. Вторую выиграла она и очень легко, а третью мы играли уже из последних сил и я ее, как говорят в теннисе, перекачала, т.е. я перекидывала высокие несильные мячи на заднюю линию корта, а она атаковала и ошибалась. В 30 градусную жару, ничего не соображая, я как автомат бегала и бегала, доставала и доставала ее удары и выиграла со счетом 7:5 хотя мне к тому времени было все равно, проиграю я или выиграю, лишь бы скорей уйти в тень.
  В этот раз, когда я в очередной раз зашла к своей бабушке, папиной маме (она жила на главной улице Руставели и это было недалеко от центральных корт), то у нее была невестка, вторая жена моего папы и мальчик 9 лет, Сережа, мой брат.
  Меня представили ему, как сестру.
  Сережка тут же залез на стул и стал кричать в форточку детям во дворе:
  - Эй, вы слышите, ко мне сестра родная приехала.
  - Нет,- сказали ему,- Зоя тебе не родная сестра.
  Сережа подумал, вздохнул и снова полез кричать:
  - Эй, вы ко мне двоюродная сестра приехала.
  Так я познакомилась с мачехой и братом, а с сестрой Светой попозже.
  К бабушке я заходила почти каждый свой приезд в Тбилиси. Она любила показать меня соседним старушкам: похвастаться своей старшей внучкой.
  Пару раз я даже играла с ними в подкидного дурака, и осталась несколько раз дурой им на радость.
  Валялась на диване и в голову пришла мысль, что хороший человек вследствие неуверенности и застенчивости может не то, чтобы совершить подлость, а стать невольным соучастником этой подлости.
  С другой стороны твердость характера тоже имеет свои отрицательные стороны. А если человек не прав, а стоит на своем?
  Приятного мало и в таком случае.
  У меня неуверенный, и в то же время страшно упрямый и вспыльчивый характер.
  Такое сочетание меня убивает и угнетает. Потом я еще думала о том, что взгляды каждого человека порождены той средой, в которой он родился и вырос, а это значит, что эти взгляды ограничены, а ведь каждый человек воспитывается в определенной среде, значит он более или менее ограничен.
  А тогда: да здравствует анархизм, долой все условности.
  Это уже очевидная глупость, для меня, во всяком случае. Бей, жги, убивай, грабь - правильно?
  А мои взгляды порождены средой, в которой я воспитываюсь. Значит... запуталась окончательно.
  Хочу обедать и жду мать, а ее все нет. Пойду поем.
  Этим летом я решила только отдыхать и ни одного учебника не брать в руки. А то очень нервная стала.
  В Батуми небольшие двух трех этажные оштукатуренные дома и окна открываются наружу. Рамы висят над тротуаром довольно низко, а окна в южном городе всегда открыты.
  Я же люблю на ходу мечтать; опущу голову, смотрю себе под ноги, иду, думаю о чем-нибудь и улыбаюсь.
  Меня поддразнивали - Задачки на ходу решаешь?- спрашивали смеясь.
  Это тоже бывало. Но крайне редко.
  Обычно я на ходу мысленно разговаривала, т. е. я разговаривала, получается всегда, даже когда молчала - тогда я разговаривала в уме - придумывала встречи с теми людьми, с которыми хотела, придумывала диалоги т.е. за себя и за собеседника.
  Чаще всего это был объект моих воздыханий на текущий момент. Но не всегда, иногда я договаривала недоговоренное с кем-то из подруг и друзей. Или препиралась с кем-нибудь из учителей.
  Надо ли говорить, что в этих беседах я всегда была находчива и остроумна.
  Зато все рамы были мои, я жутко билась о них головой, чуть ли стекла не летели. Нередко хозяева квартир, оскорбленные за свои рамы, высовывались из окон и кричали вслед, что они обо мне думают. Очень было обидно слушать брань, когда голова гудит от удара.
  В 1962 году Хрущев провел реформу денег.
  Странно было получать на завтрак вместо рубля 10 копеек.
  Люди ошибались в ценах, два смешных случая произошло с тетей Симой, маминой коллегой по железнодорожной больнице и близкой приятельницей.
  Тетя Сима обладала необыкновенным чувством юмора, редкой способностью видеть комические стороны как в себе, так и в окружающих.
  Работала она в лаборатории и, принимая анализы, на которых сдающий забывал написать свою фамилию кричала:
  - А как я узнаю, что это твой анализ? По запаху я должна отличать?
  Так вот, тетя Сима пришла на рынок за овощами и приценилась к малине:
  - Три рубля, ответил продавец.
  "Надо же, как дешево, а еще говорят, что малина дорогая", подумала тетя Сима.
  - Три кило завесь.
  Парень взвесил три кило, Сима подала ему рубль, продавец выжидательно смотрит на нее,
  "Не хочет сдачу 10 копеек давать", так поняла его взгляд тетя Сима.
  "Ну ладно, бог с ними, с десятью копейками".
  Сима опускает кошелек в сумку, сумку берет в руку:
  - Три рубля кило, мадам,- наклонясь к ее уху, как к глухой, говорит ей аджарец.
  - С вас еще 8 рублей.
  Покраснев, тетя Сима призналась, что 8 рублей у нее нет, что такую цену за ягоду она заплатить не может.
  С воплями и проклятиями они вдвоем вынимали эту малину из сумки. Надо ли говорить, что малина помялась и потеряла товарный вид, а малиновый сок запачкал сумку.
  Точно такой же случай произошел с ней в ювелирном магазине.
  Зайдя туда после получки, она увидела там симпатичное кольцо с бриллиантом. Поняв новую цену как старую, т.е. уменьшив в 10 раз, Сима попросила его дать посмотреть. Но продавца ювелирного провести было труднее.
  - Вы правильно поняли цену? -спросил он тетю Симу, которая уже мысленно представляла, как она придет на работу, сверкая кольцом с бриллиантом.
  - 500 рублей новыми, мадам, вам понятно? Новыми. Вы будете смотреть?
  Сима не стала притворяться, что кольцо по такой цене ее интересует и, опустив глаза, ушла от прилавка.
  
  18 июня
  Дневник этот веду с четвертого класса, и только что прочла первые записи. Боже, какие наивные коротенькие предложения.
  И вот что еще мне иногда странно: читая свои записи, я очень ясно вспоминаю весь тот несложный детский мир, в котором жила, и думаю, что из меня могла выйти абсолютно другая девушка, а вышло то, что есть. Нельзя провести прямую линию между мной пятиклассницей и десятиклассницей. Живи в другом городе, учись в другой школе, имей я другую подругу, не занимайся я спортом и вот уже другой человек и тоже я. Страшно подумать, как сильно могут случайные мелочи, факты и обстоятельства влиять на человека, формирование его взглядов.
  Вчера тайком от мамы была на море и обгорела. Вечером призналась.
  20 июня.
  22 часа 30 минут.
  Уже лежу в постели и пишу дневник. Сегодня я ровным счетом ничего не делала. Валялась на диване с12 до 7. Вставала обедать. Погода была плохая, все время шел дождь.
  22 июня. Если я хочу заняться математикой серьезно, мне нужно выработать три главных качества: терпение, аккуратность и точность. А то я все на свете делаю страшно безалаберно.
  На моем столе всегда "черт ногу сломит": тут и всевозможные коробки с письмами, фотокарточками, открытками и прочей ерундой, пустая открытая готовальня, а рядом рейсфедер и циркуль, батарея бутылок с тушью, с чернилами для авторучки, с какой-то мазью белого цвета, чернильница, папка для рисования, краски и стакан для красок, набитый конфетными бумажками, кипы нужных и ненужных тетрадей, газет и библиотечных книг. Зимой груды учебников, огрызки и стружки цветных и простых карандашей. Через стол, для усиления путаницы тянутся шнуры: от утюга, электроплитки и настольной лампы, нередко включается не тот прибор. Под столом, на перекладинах лежит доска, выполняющая роль полки. На ней лежат кучи прошлогодних и нынешних учебников, 2 пары шахмат, альбом, коробки со старыми красками и туфли.
  Все, что попадает на стол, таинственно исчезает и лучше всего не искать, а ждать, пока само появится. Мелкую вещь лучше положить в коробку, только не забыть, в какую из трех. Учебники и общие тетради я различаю по их ширине и толщине, по степени растрепанности обложки (все в газету завернуто). А тонкие тетради теряю всегда и начинаю новые. Найдя старые, использую как черновики. Черновиков у меня много. Так как при решении задач пишу огромными двухсантиметровыми буквами и цифрами, делаю много небрежных чертежей к задачам (все от руки) и попутно рисую серии различных рож и физиономий.
  2 июля. Вторник.
  Два дня назад я поссорилась с мамой, и схватив нож, порезала себе руку и довольно глубоко. Последнее время я совсем изнервничалась, но как ни странно, этот сумасшедший поступок вернул мне душевное равновесие.
  Мама отреагировала очень правильно, увидев кровь, она сказала: ну совсем дура, больно ведь наверное,- и я успокоилась.
  Я не описываю подробно, как все произошло, просто не хочется. На тренировки я не хожу, не рисую, ничем не занимаюсь и только много читаю.
  Сейчас лето, и я знаю, что Миша каждый вечер бывает в городе. И каждый вечер мы с Зоей гуляем по бульвару.
  Миша Лория моя симпатия на тот момент. Маринка Игитханян очень меня осуждала, что мне нравится такой взрослый парень.
  -Это не серьезно,-сказала она. - Это какая-то абстрактная любовь.
  12 июля. Позавчера я отравилась и два часа подряд через каждые десять минут рвала желчью. Пришлось вызвать скорую помощь.
  Я съела котлету. Вернее половинку ее, а вторую половину доела бабушка, но плохо было только мне. У меня поднялась температура до 38.5, холодели руки и ноги, и мутило и рвало. Мама пыталась меня промыть самостоятельно, потом скорая делала тоже самое, но рвота не приносила мне облегчения, я мучилась часа три, потом началась рвота желчью и только потом полегчало.
  Теперь сижу на диете. Вчера не спалось, и в голову лезли всякие интересные мысли. Сегодня уже половину забыла, да и записывать лень. Сегодня много рисовала. В моих рисунках тоже отчасти видна моя безалаберность, она мешает мне во всем.
  В общем, я замечаю, не знаю, как сказать, что у меня нет той глубины чувств, что ли. Как будто здорово отупела.
  С детства я была близка со взрослыми, много читала и поэтому чувствовала себя развитее своих подруг. Нередко я замечала, что меня не понимают, что я кажусь чересчур умной. В детстве это устраивало, а потом начало тяготить и я стала равнять отношения, т.е. казаться глупее, чем я есть на самом деле, и делать вид, что интересуюсь вещами, до которых мне никогда не было дела. Это было не слишком хорошо. Во-первых, я переигрывала и теряла уважение в глазах товарищей, во-вторых, происходил внешний и внутренний разлад. Последнее время разлад уменьшился. Я стала самоувереннее и нахальнее.
  Мы приходили на тренировки вовремя, к 5 часам, но переодевались иногда по полчаса. У нас потихоньку создался дружный девчоночий кружок, и мы в процессе переодевания обсуждали массу проблем и перемывали косточки знакомым парням и девчонкам.
  Ника один раз совершенно вышел из себя.
  - Что вам больше надевать, чем мне,- сказал он, сидя перед нами в одних белых теннисных шортах.
  Я тут же начинаю хихикать, представляя, если бы мы надели на себя столько же и вышли обнаженными до пояса
  - Смешно?- совершенно разъярился Коля - Я магнитофон поставлю. Запишу все, что вы там говорите.
  Мы разом замолчали, представив себе на секунду, что наши разговорчики будут преданы огласке.
  24 июля
  Я подумала, что важен не столько поступок, сколько побуждения, из которых он сделан. Обычно рисовку, фарс принимают за благородство. Я не люблю выскочек, но и не собираюсь быть скромной. Скромность тоже фарс, если она не от врожденной застенчивости.
  6 августа. Лучше уж от водки умереть, чем от скуки.
  А я, кажется, умру от безделья. Или от переутомления. Последнее мало вероятно. Читала Маяковского и пришла в восторг: все в мире ясно и просто. Бей. Ломай. Круши старое, созидай новое. И никаких проблем. А у меня их миллиард, и после Маяковского все кажутся такими мизерными, а решать надо. Хотя, наверное, они и есть на самом деле такие мизерные.
  Была на пароходе "Россия", трофейном (3-х часовая прогулка, совершенная тайком от мамы, по этому поводу много слез).
  Впечатление: захотелось поехать куда-нибудь, в какую-нибудь далекую и враждебную страну на большом океанском пароходе, сидеть в салоне, в кресле строгой, красивой и загадочной и слушать музыку.
  11 августа. Миша, оказывается, сдает в физкультурный в Тбилиси, экзамены с 15 августа.
  Настроение отвратительное. Ко всему вчера не шла игра. Зойка забила мне много мячей. Утром плакала из-за кофточки летней. Сшита ужасно. Вытачки не на месте, ворот кривой.
  А потом мама купила мне пальто, и я подумала: много ли мне нужно? Уже счастлива.
  Много рисую. Зойка несколько раз ходила со мной. Она читает, а я рисую.
  Перечитываю "Войну и мир".
  12 августа.
  Весь день идет дождь. Настоящий ливень. Сейчас передышка. 8 часов вечера. Мама отдыхает после работы, в нашей комнате погашен свет, а в бабушкиной горит лампочка, за окном громко говорит радио, но слова не понятны.
  На душе пакостно и паршиво. Мысли сбегаются и рассыпаются, думается как бы обо всем сразу и в то же время ни о чем, и скучно, и какая-то нудная, сосущая тоска, готовность в любой момент раздражаться, и хочется действовать, встряхнуться, и лень, да и делать- то нечего. Все кажется незначительным и ненужным, и душно, тоскливо, беспричинно тоскливо.
  27 августа. Хочу в школу.
  30 августа. Странно, что "Оскорбленные и униженные" не произвела такого впечатления, как "Идиот", даже показалась местами чересчур мелодраматичной.
  Летом 63 года папа приехал в Батуми вместе со Светкой, своей дочкой от второй жены, моей сестрой. Светка была светленькая симпатичная девочка, с большими серыми глазами, только тяжелые веки выдавали в ней армянку. Она совсем не походила на нашего отца.
  Света жила у нас. А папа то ли в гостинице, то ли у друзей. Отец обладал способностью находить друзей, где угодно. Он никогда не писал никаких писем, но приехав в Батуми, долго блуждал по улицам и нашел какого-то приятеля 20 летней давности.
  Просто папа в один прекрасный день появлялся на пороге какого-нибудь из друзей, родственников или просто знакомых с двумя бутылками вина и шел вечер воспоминаний.
  Позднее, несколько лет спустя, он так опоздает на мою свадьбу. Встретит приятеля и проторчит с ним в привокзальном буфете, да еще поедет не туда. Но это будет позже.
  Мы ходили со Светой на бульвар, купались в море, я была довольна, что у меня сестра, но подружиться за три дня, учитывая большую для такого возраста разницу в 6 лет (мне 16, ей 10), мы не подружились.
  Этим же летом приезжал к нам Илья Соломонович.
  Захожу домой с тренировки, а там сидит маленького роста симпатичный черненький мужчина с проседью. Лицо знакомое, но прежде, чем я вспомню, мама скажет:
  - Это Илья Соломонович, Зоя, ты его должна помнить.
  Я здороваюсь.
  Надо было видеть его удивленное лицо!
  Стоило превратиться из худой девчонки с ободранными коленями в красивую девушку даже только для того, чтобы увидеть такое изумление на лице мужчины.
  Не помню, как он нашел нас, то ли они с мамой иногда обменивались письмами, то ли он переписывался с кем-то из Карталов (Он уехал оттуда на родину в Одессу). Он заехал на несколько дней, я водила его на пляж и по городу, катала на лодках в пионерском парке.
  Через несколько месяцев он прислал маме письмо, в котором написал.
  "Встреча с вашей дочерью произвела на меня сильное впечатление, и я понял, что не следует проживать жизнь старым холостяком, и женился и счастлив, и мы ждем ребенка".
  -Да...,- сказала мама,- надо же. А как стойко держался до 35 лет. Ну, я рада за него.
  В девятом классе мы много времени проводили у Софы в ее полуподвальчике на Бараташвили. У них были две комнатки, у Софы была запроходная личная комната. Мама тихая трудолюбивая женщина все время хлопотала и редко заглядывала к дочери, а отец, если был дома, громко храпел на диване в проходной комнате. У меня дома была бабушка, вечерами мама, у Зойки комната была общая с братом, понятно, что у Софы нам было вольготнее всего. Кроме того, Софа жила между мной и Зойкой, и часто место сбора, перед тем, как пойти гулять, было у нее.
  Собравшись у Софы, мы часто болтали, и однажды , когда обсуждали чьи-то роды, девочки выяснили, что я неправильно представляю сам процесс родов - я думала, что дети вылезают на свет божий через пупок.
  Можно себе представить, как веселились мои подруги, обнаружив такую неосведомленность!
  - Господи,- сказала я,- как же ребенок вылезет?- там и пространства такого нет.
  - Ничего,- ответила Софа,- все рожали и ты родишь в свое время.
  Девчонки на этих посиделках часто устраивали возню, бегали друг за дружкой, боролись, визжали. Но я этого не любила, как и в детстве. Если на меня нападали, то я забивалась в угол потеснее, и укрывшись локтями, громко визжала и царапалась, лишь бы отстали.
  Я в это время, после поступления в художку, много рисовала, и любила рисовать прохожих из Софиного окна. Людей на противоположной стороне я рисовала полностью, а у проходящих мимо окон рисовала только ноги.
  Я вообще, по совету учителей, ходила всюду с альбомом и чуть свободная минута, кидалась рисовать.
  Рисовала я и на производственной практике. Сохранился рисунок Оксаны Тотибадзе, работающей на сверлильном станке. На этом станке работали, в основном, ребята, девочек мастер не подпускал, одна Оксанка, рослая, физически сильная, внушала доверие ему и он разрешал ей высверливать заготовки на станке.
  После того, как вдоль линии детали просверливали отверстия в сплошном листе стали, его зажимали в станок и зубилом выбивали заготовку. Все это требовало физической силы и тоже делалось мальчишками, в основном Османом и Юркой Вороновым. Только потом заготовку давали нам и мы делали из нее деталь напильниками. Позднее мы изготовляли даже инструменты, помню молоток и ножовку.
  Делать из грубой заготовки красивую блестящую деталь мне очень нравилось, но само пребывание на заводе было очень утомительно из-за шума станков.
  В девятом или в десятом классе, уже не помню, Маня поссорилась с матерью, ушла из дому и стала жить у кого-то из родственников, кажется у сестры матери, своей тетки Кати, которая была всего на год старше ее.
  Валя приходила, переживала, чуть не плакала и упросила меня пойти подействовать на Маню. Я пошла к Кате с Тирой, которая, как всегда обо всем, знала, где находится Маня. Тира была в курсе не только того, что происходит и происходило, но и того, чего никогда не было, и хотя она говорила, не закрывая рта, но при этом умела выглядеть как человек, которому еще что-то известно, но она не скажет.
  Я, несмотря на свою говорливость, в Тирину речь не успевала вставить ни слова, я просто немела под таким напором.
  Однако, тут Тира, которая не очень-то меня жаловала, всю дорогу к Мане молчала. И только один раз высказала неуверенность в успехе нашего похода. Мы пришли, вышла худющая и злая Манька, сразу понявшая от кого и зачем мы пришли.
  - Ну и что,- спросила я после приветствий,- что ты себе думаешь, ведь все равно надо возвращаться.
  - Не пойду, мрачно,- сказала Маня,- устала я от нее.
  Я продолжала настаивать на своем:
  - Ну что, все бывает, проучила ее и хватит, она же страдает и тебе несладко. Все равно, рано или поздно надо мириться, не на всю же жизнь ты поссорилась с родной матерью. Маня молчала, мрачно глядя в сторону.
  - Сама знаешь, мне тоже достается, ну терплю же я.
  - Ну, знаю, знаю я,- отмахнулась Маня,- но все равно, пока не могу.
  Я вздохнула и ушла, а Тира осталась. Вале вечером я сказала:
  - Еще не отошла, но думаю, скоро успокоится и вернется.
  И Маня, поломавшись немного, вернулась в родной дом, но как долго это продолжалось, не помню. Во всяком случае, не несколько дней, а гораздо дольше.
  После этого ссорясь со своими домашними, я горестно кричала:
  - Маньку довели, она ушла от матери, а мне и деваться-то некуда.
  Зимой, после того, как я проучилась в художественной школе несколько месяцев, мама пришла узнать, как мои успехи. Я очень стеснялась этого визита и зыркала на маму глазами, но Алексей Иванович, отнесся к маме очень внимательно, разложил перед ней мои рисунки, показывал ошибки и успехи.
  - Видите,- говорил он, показывая маме начальные рисунки и более поздние,- она начала чувствовать воздух.
  Я действительно стала рисовать заметно лучше, хотя мои рисунки нельзя еще было сравнить с теми, которые висели на стенах художки в качестве образца.
  Натюрморты мои заискрились красками, хотя складки на материи все еще были невыразительны.
  Но лучше всего у меня шла лепка. Скульптуру преподавал маленький немолодой армянин с глазами в пол-лица. Сначала нам задали работу на сказочные мотивы, и я слепила витязя на распутье, в позе, как у Васнецова на картине. Трудно было сделать коня, нужен был проволочный каркас, а потом облепить его пластилином, сохраняя пластику движения ног.
  Вторая вещь была на бытовые темы - я слепила малыша, бегущего от щенка с большим мячом. Мне хотелось слепить именно ребенка из-за других, чем у взрослых пропорций головы и тела.
  Потом, помню, я слепила себя и Зойку, сидящими на скамейке и рассматривающими одну книгу. Очень хорошо угадывалась моя поза и Зойкина.
  Все мои работы учитель фотографировал и говорил:
  - Просто хоть сейчас в фарфор. Прекрасное чувство миниатюры. Нужно Вам, Зоя, дальше учиться.
  Но мне не нравилось работать в глине, я старалась отрастить ногти и носить маникюр,- а какой маникюр у скульпторши. Руки сохли и ногти ломались.
  В общем, мне нравился больше процесс рисования, чем лепки, но результаты в лепке были значительно выше, я по-прежнему чувствовала, что могу слепить все, что захочу.
  Я смотрела на портретные работы в глине старшекурсников, и мне казалось, что у меня должно получиться лучше, но я бросила художку раньше, чем дошла до портретов, и до сих пор жалею об этом.
  Весной 1963 года пропал, исчез из продажи хлеб, как белый, так и черный.
  В Грузии не принято готовить гарниры. Готовят лобио, тушат мясо и едят макая хлеб в подливку. Хлеб в Батуми очень вкусный, белый, серый, черный. Пекут его, в основном, круглыми караваями различной формы и размера. Но сейчас за любым огромные очереди. Выручает немного кукурузная мука, пекут чады, варят гоми (мамалыгу), но все равно без хлеба голодно. И мы стоим в длинных унылых, давно забытых очередях за хлебом, стоим по несколько часов.
  Бабушка состарилась, и теперь стоять приходится мне, ведь мама целыми днями на работе.
  Стою я с трудом. Находиться на одном месте мне просто физически трудно. В очереди я решаю задачки, в основном геометрию. Там мало выкладок, нарисовал чертеж, стой себе и думай. Пока решишь (задачки трудные), и очередь подойдет.
  Софа и Нанули часто меня выручали. Займут очередь и Нанули приходит за мной и зовет меня к ним. Я прихожу через некоторое время и стою с ними. Стоять втроем значительно веселее - поболтаешь о чем-нибудь, вот и время пройдет.
  Очереди кончились довольно быстро, не больше 2 месяцев были такие перебои с хлебом. Потом все наладилось, закупили канадскую пшеницу. Сразу стали сравнивать, из какой хлеб лучше, и считали, что из русской.
  В девятом классе мы втроем - Зоя, Софа и я - стали бороться за чистоту русской речи. Придумала эту игру я - как жаргон или неправильное выражение- денежный штраф. И штрафовали больше всего меня - за бабушкины сибирские выражения, которые я любила употреблять: ухайдакала, расхлабыснула, здряшная и т.д.
  Еще в 9 классе Нелька принесла в класс Мопассана и мы на переменах, через плечо друг друга читали некоторые страницы. Мама отслеживала мое чтение и запрещала мне читать некоторые книги. Так, даже "Дворянское гнездо" Тургенева я прочитала в шестом классе, завернув книгу в бумагу и написав на ней "Сказки". Мопассан мне был строжайше запрещен, но я тайком взяла в публичной библиотеке "Жизнь" Мопассана и прочитала не отрывками, а весь роман полностью. Я ожидала, что Мопассан - это что-то вроде Александра Дюма, только со всякими фривольными подробностями. Роман произвел на меня очень гнетущее впечатление, даже более гнетущее, чем "Идиот" Достоевского. Я впервые задумалась, а не несет ли мне жизнь тоже подобные разочарования. Советская литература психологически не подготавливала нас никак к трудностям реальной жизни, а все вперед, заре навстречу, а русская классическая литература описывала жизнь и взаимоотношения, которых уже не было. Роман же Мопассан описывал интимную жизнь, что актуально всегда. Больше попыток читать Мопассана я не делала, я признала мнение матери, что не готова к такому чтению, хотя мама ничего об этом так и не узнала.
  В художественной школе перемешивали все цветные тюбики в пачке с пластилином. Получался комок коричневого цвета, слегка напоминающий шоколад. Как-то раз, собираясь на тренировку, я слепила конфету из этого пластилина и завернула ее в конфетный фантик. Однако слегка подумав, я решила, что такую шутку не примут, девочки могут обидеться, во всяком случае, если я тут же не угощу пострадавшую настоящей конфетой. Настоящую я уже съела, другой не было, и отложив это сомнительное дело до лучших времен, я положила пластилиновую конфету на подоконник в нашей с мамой комнате и забыла о ней.
  Дня через два, прихожу со школы, а бабушка мне и говорит, даваясь смехом.
  - Ну Зошка, вечером уходи куда-нибудь, а то мать задаст тебе трепку. Оказывается, я ушла в школу, а мама, собираясь на работу, поискала, с чем бы выпить стакан чая, увидела у окна конфету, схватила ее, развернула, и прежде, чем успела понять, что это не то, несколько раз жевнула ее. Пластилин насмерть пристал к зубам, мама опаздывая, бегала с проклятиями по комнате, отцарапывала ногтями прилипшийся мерзкий на вкус пластилин от зубов, ни минуты не сомневаясь, что я подстроила это нарочно, и, пригрозив проучить меня как следует вечером, в ярости ушла на работу.
  В этот день после школы я действительно смоталась к Зойке, дабы не попадаться матери на глаза, а вечером, когда я вернулась, мама лежала в постели, а когда мама в постели, трудно себе представить, что что-то может заставить ее оттуда вылезти.
  - Ну бесстыжие твои глаза, накормила родную мать пластилином,- только и сказала она.
  Я не стала в этот вечер оправдываться, боясь, что начну смеяться и разозлю мать.
  В классе нашли бутылку, кажется из-под коньяка, а может вина, не помню. Бутылку нашли в парте заднего ряда и устроили настоящее разбирательство. Верушка подняла целую бучу - пьянство в классе. Оказалось, что бутылку принес в класс Алик, но кто непосредственно участвовал в распитии, выяснить не удалось. Думаю приложились все мальчишки. Помотав Алику нервы, историю замяли. Авторитет родителей Алика оказался сильнее Верушкиных амбиций, хотя крови, наверное, она попортила им предостаточно.
  После этого происшествия Михаил Аронович, заходя в наш класс, поднимал руку и кричал:
  - Привет мальчики!- При этом пальцы правой руки у него были сложены, известным образом: Сообразим на троих - как мне объяснила Зойка.
  Мадленка Оганезова жила в хорошеньком домике на улице Маркса, принадлежащем ее семье. В одном доме с ней жила ее двоюродная сестра Жанна, старше Мадлены, моя ровесница, тоже армянка, смуглая девочка с испуганными круглыми карими глазами, не такая хорошенькая, как наша Мадлена, но довольно симпатичная. У нее появился дружок - красивый мальчик грузин, звали его Зураб, фамилии не помню. Он по-видимому, был приятелем Павлика, так как мы с Зойкой сфотографированы с ним и еще одним парнем на бульваре, и снимал Павлик.
  Где и когда они сумели согрешить, не понятно. Но повторилась обычная, банальная в сущности история - банальная для всех, кроме действующих лиц - Жанка забеременела в свои пятнадцать лет. И никому не сказала об этом, хотя ей было плохо, у нее был сильный токсикоз. По утрам ее рвало и ее усиленно лечили от гастрита. Но она молчала и позволяла себя лечить. Очевидно, она знала, что с ней происходит, ведь цикл нарушился, а в этом возрасте мы уже все знали, что отсутствие месячных первый признак беременности. Только когда стал виден животик наконец прозревшие взрослые потащили ее к гинекологу. Был уже шестой месяц беременности. Разразился большой скандал. Зураб ни за что не хотел жениться, мотивируя это тем, что раз она уступила ему до брака, значит могла и с другим, а на такой он не хочет жениться. Но мать мальчика настояла на браке и их поженили.
  Мадленка тихонько, быстрым шепотом рассказывала в раздевалке нам всю эту историю, о которой кое-кто из нас уже слышал. Рассказывала, переживая, не понимая, как это могло случиться с ее сестрой, девочкой из хорошей семьи, с которой она общалась изо дня в день, как она так потеряла голову, что забеременела в 15 лет.
  А я с чувством глубокой жалости представляла себе, как страшно было Жанке, совершенно одной, беременной, в каком она была одиночестве и растерянности.
  Когда у нас были городские соревнования, нам давали талоны на питание. Первый раз они у меня пропали. Столовая, в которой нас должны были кормить, была далеко. Но потом нас прикрепили к "Аджаре", ресторану в центре города.
  Наташа умела поменять эти талоны на деньги с небольшой потерей - за талоны на 25 рублей давали 20 рублей денег.
   Я как-то не умела подойти к официантке с такой просьбой и отдала талоны маме. Она пошла, купила пару жареных цыплят, а на оставшиеся деньги - около килограмма красной икры. Стояло лето, холодильников не было и мы ели, ели эту икру столовыми ложками, угощали родственников и знакомых, хранили в импровизированных холодильниках - ставили продукты в таз с холодной водой, сверху покрывали мокрым полотенцем, но все равно немного икры испортилось.
  В следующие разы мама была аккуратнее, талоны были действительны в течение 2 недель, и мама покупала там масло, сыр, колбасу - хоть и с буфетной наценкой, но это был мой непредвиденный заработок.
  Каждую осень в Батуми приезжали из Москвы теннисисты - поиграть, позагорать, когда сезон игры в Москве уже кончился. Приезжал и Николай Озеров, тоже любитель постоять на кортах. Именно постоять, бегать со своими габаритами он не бегал, зато был мастер подрезанного укороченного мяча и его противник бегал по корту как очумелый, весь в мыле.
  Приходя утром на корты, Озеров обязательно здоровался со всеми за руку, знакомыми, незнакомыми, мужчинами, женщинами. Однажды принес газету с фотографией членов правительства на трибуне и предлагал 25 рублей тому, кто скажет, что это за молодой парень стоит вместе с правителями и их приближенными на трибуне мавзолея. Народ с интересом разглядывал снимок, но предположений не было, и 25 рублей остались в кармане у Озерова.
  Мы, дети, не очень любили, когда приезжий народ мешал нам играть, но знаменитый комментатор был с таким искрометным чувством юмора, что к нему наше нерасположение не относилось, и даже Вовка Шавлис, наш чемпион, играл с Озеровым.
  Батуми южный город и ходить по нему нужно осторожно молодой девушке. Проходя мимо парней, кучками сидящих на тротуаре возле базара или возле бульвара, нельзя встречаться с ними глазами, нельзя реагировать на одобрительное причмокивание тебе в след и нельзя вступать ни в какие разговоры - если ты нарушила эти правила, это поощрение, значит он тебе нравится, и потом от парня не отвяжешься: будет тащиться за тобой до самого дома, а выследив, где ты живешь, приходить еще и еще. В общем, нравы дикие и никаких знакомств на улице, никаких!
  
   10 класс, 1963-1964 гг
  Мама купила материал на оконные занавески - белый поплин с крупными желтыми цветами в корзинках, - и я сшила себе из него юбку, а из подола старого детского платья, из шелкового репса - желтенькую блузку. Ворот случайно получился лодочкой, но оказалось, что мне это идет. А в Тбилиси, когда мы ездили на соревнования, мы с Зойкой купили себе на рынке за 25 рублей туфли-лодочки, мокасинчиками и с бантиками, тоже желтенькие. Вот я утром встану, выпью чаю с бутербродом, напудрю нос в маленькое круглое зеркальце, покидаю с веревки спортивное бельишко в сумку и иду по утренней прохладе на тренировку, вполне довольная собой и счастливая. И так 8 месяцев в году - тепло, светит солнце, и в декабре на розовых кустах на бульваре во второй раз расцветают розы. Я уже не скучаю по настоящей зиме, не вспоминаю запаха замерзшей земли, в холодное время года я хожу в обыкновенном демисезонном пальто, и весна у меня ассоциируется не с таянием снега, а с цветением глициний на улицах и на балконах батумских домов. Я люблю мягкие теплые южные вечера, темные, как чернила, без всяких сумерек ночи. Летом мы спим под простынями - и то жарко, а зимой отапливаемся печкой-буржуйкой, но ставим ее далеко не каждый год, только в холодную зиму. И тем не менее я мечтаю вырваться отсюда, из этой сказки и поехать куда-то в большой мир, в Москву, делать там какие-то большие и важные дела, туда, на север, отсюда, где все так тихо, где жизнь плавно течет и где события - это рождение ребенка, свадьба да похороны.
  Летом перед десятым классом на корты зачастила Варданашвили. Любила залезать на вышку, судить игры, иногда пыталась играть в теннис. Получалось у нее хорошо, она легко двигалась по площадке, ловко отбивала мячи.
  Я далеко не сразу поняла, почему Нелька к нам заглядывает. Но Зойка как-то лукаво посмеивалась и давала Нельке понять, что разгадала цель ее визитов.
  Наконец, с запозданием, и я поняла, что у Нельки роман с Ниазом Жордания.
  Чернобровый и румяный красавец Ниаз сначала играл с нами за школьников, а после окончания школы был полгода, после Миши, у нас за тренера. Характер у него был вспыльчивый, неустойчивый и, зная неукротимый его нрав, я удивлялаяь, как Нелька решилась серьезно им увлечься.
  В десятом классе нам было по шестнадцать, и для многих началась пора романов. Нелли влюбилась в Ниаза, Зойка - в Славку, я - в Гоги Бокерия. Зойка Меликян дружила с Артуром еще с восьмого класса, периодически ссорилась с ним, иногда на несколько месяцев, и подробно рассказывала нам с Зойкой, как продвигаются их отношения. Алик бегал за восьмиклассницей Милкой, премиленькой девочкой с пухлыми надутыми губками, Лариска крутила любовь со своим великовозрастным Витей, а про остальных я ничего точно не знала. Наташка Антипина сдружилась с нашей Софой и ей поверяла свои любовные тайны. У них даже был сигнальный знак, когда они расставались в нашем присутствии, - если Наташка дважды пожимала плечо Софы, то это означало, что они вечером встречаются на углу для доверительных бесед.
   Главное, Софа ничего не должна была говорить нам с Зойкой, и мы не знали про эти вечерние свидания. До поры до времени, естественно.
  А когда Зойка узнала, то безумно обиделась на Софку - не потому, что та сошлась с Наташкой, а потому что тайком от нас.
  Почему тайком? Почему скрытно? Вот что оскорбляло Зойку.
  Но Софа клялась, что она это делала по просьбе Наташки.
  - Ей же нужно с кем-то поделиться своими проблемами, - оправдывалась Софа, - но она не хотела, чтобы вы об этом знали.
  Наташка и Софа учились вместе с первого класса, у них были детские дружеские отношения и до нашего прихода в класс, просто они возобновились, вот и все, так казалось мне.
   Я была занята учебой в художке, беготней на тренировки. Еще математический кружок с выпускным классом Медеи, - в общем, у меня не было времени вникать в эту проблему.
  Мне не казалось это таким важным, как Зойке, и тем более не представлялось предательством.
  Еще в девятом классе Зойка незаметно сошлась с Ларисой Дурандиной, которая появилась в нашем классе позже, чем мы с Зойкой. Вся в мелких кудряшках, курносая и улыбчивая Лариска была кокетлива. Ее тоненький щебечущий голосок и веселый рассыпающийся смех располагал окружающих.
   Софа ее невзлюбила, ревнуя Зойку к ней.
  Лариска была немного как бы без царя в голове, и могла, разговаривая с парнем, задрать подол и поправить чулок, как ни в чем не бывало.
  Папа Лариски был военный, и они приехали из России, там были одни нравы, а здесь другие, но Лара просто не желала этого замечать.
  Мне Лара нравилась, хотя временами и шокировала меня, и я, Зойка и Лариска, случалось, проводили время вместе, но Софы, четвертой, с нами не было.
  Помню, мы в гостях у Ларисы первого мая. Она угощала нас малюсенькими сочными пельменями и водкой, которую я пила первый раз в жизни и тут же так окосела, что пришлось прилечь. На наших вечеринках с классом всегда было только вино, иногда коньяк для ребят.
  Водка мне не понравилась, как на вкус, так и по своему воздействию, но Зойка с Ларисой только посмеялись надо мной.
  Как-то раз, забежав в нашу классную комнату после уроков, я увидела взрослую девушку странного вида: в ее длинной косе был вплетен бантик, как у пятиклассницы, а на ногах были умильные носочки и белые тапочки.
  Точь-в-точь активистка-комсомолка, из фильмов довоенных лет.
   Верушка сказала гордо, обращаясь ко мне:
  - А это мой предыдущий выпуск.
  Ей, конечно, было приятно, что не забыли, навещают.
  - Мы всегда были самыми лучшими у Веры Павловны в школе, - с вызовом сказала мне противная девица.
  - Мы тоже самые лучшие, - в тон ей, приблизительно так, как говорят "cам дурак", ответила я и быстро вышла.
  Я поняла, какой я не хочу быть в недалеком будущем, - я не хочу походить на эту энергичную правильную девицу.
  Демкина как-то хвасталась, что какой-то молодой человек, влюбившийся в одну из ее учениц, со слезами на глазах благодарил ее:
  - Вы растите белых ворон, - говорил он ей, по-видимому, всхлипывая.
  Этот рассказ вызывал у меня ощущение фальши, тошнотворная, приторно-сладкая история.
  Ну что может быть хорошего в белой вороне? И какого самой вороне?
  Демкина была дама в критическом возрасте и не замужем, она вышла замуж уже на моей памяти, после 45 лет.
  В нас, девчонках, она старалась задавить всякое проявление женственности.
  Категорически запрещала красить ногти, носить серьги, вид сережек в ушах ученицы вызывал у Верушки прямо-таки желудочные спазмы.
  В наши дни модны были начесы, мы старательно сооружали себе прически, а Демкина бесцеремонно запускала пальцы в волосы и, если пальцы застревали в начесе, посылала расчесывать или, еще того хуже, устраивала экзекуции прямо на уроках английского. Было больно, жертва кричала, а Демкина с наслаждением драла расческой волосы, приговаривая:
  - А ты не начесывай, не начесывай.
  Больше всех доставалось Людке Вергулис и Наташке Антипиной. Людмила ничем не особенно не выделялась, на открытые конфликты не шла, и в зазнайстве, с которым Верушка очень любила бороться, Люду трудно было подозревать.
  Но и затолкнуть Вергулис в какие-то пуританские рамки было невозможно. Людкина рано расцветшая красота, рыжие волосы с необычайным золотым отливом и походка с плавным раскачивание бедер, весь ее вид, вызывающий у мужчин определенные эмоции, которые, очевидно, не позволят ни в коем случае Люде остаться в старых девах, как это произошло с ней, Демкиной, вызывали у Верушки прямо-таки патологическую неприязнь, она цеплялась к ней по поводу и без повода.
  Ну, а Наташка хотела быть красивой, яростно начесывала свои волосы, сооружая прически себе к лицу, и это ее неприкрытое стремление улучшить свою внешность призывало Верушку к борьбе.
  Наташка боялась Верушки, как огня, не могла как, например, Зойка, отстоять своего права причесываться, как ей хочется, и тем не менее, не отказывалась от начесов, а просто приглаживала волосы к уроку английского.
   Однажды Верушка не смогла расчесать начес на кудрявой голове Дурандиной, потащила ее к водопроводному крану, и долго теребила ее мокрые волосы. Лариса стояла, чуть не плача, и вода стекала с волос прямо ей за шиворот.
  Зойка тоже сооружала на голове симпатичный круглый шарик, но Демкина к ней не цеплялась. Зойка всегда дала бы отпор, просто не допустила бы рукоприкладства, да и у ее матери, что немаловажно, классная не нашла бы поддержки, а у Наташки мать была суровая, крутая женщина, которая была согласна со строгостями нашей классной. Многие черты характера Наташки можно было объяснить отсутствием близости с матерью.
  Меня Верушка тоже не трогала, несмотря на то, что у меня, после того, как я подстриглась, была большая, временами прямо таки фантастическая копна волос на голове и без всякого начеса, и Михаил Аронович, наш в каждой бочке затычка, вечно приглаживал на переменах мои волосы и говорил:
  - Отличница, открой свой умный лоб.
   Но я только отмахивалась и бежала дальше.
  Перед уроком английского девочки просили друг у друга посмотреть, не видно ли начеса со спины, и если было видно, то все это тут же исправляли, прижимая прически и аккуратно заглаживая волосы.
  В старших классах разрешали носить капроновые чулки, но только без шва, прийти в школу в капроновых чулках со швом было нельзя.
  Какой простор деятельности для Верушки!
  Она могла послать провинившуюся девочку домой переодеть чулки. При этом она чувствовала себя так, как будто спасла ученицу от грехопадения, не меньше.
  Все эти отвратительные, прямо таки садистские сцены с расчесыванием начесов, с обрезанием длинных, наманикюренных ногтей, которые так старательно выращивали девушки, все облекалась в форму борьбы за нашу нравственность: накрасила ногти, сделала прическу, вот и первый шаг по наклонной плоскости, а дальше вниз, вниз и в проститутки.
  Безобразные воспитательные замашки не мешали Демкиной быть хорошей преподавательницей английского языка. Она заставляла запоминать слова, устраивала словарные диктанты по 2 раза в неделю, т.е. на каждом уроке, очень четко, доходчиво объясняла грамматику, все эти разнообразные времена глаголов и их употребления, и только произношение у нее, вернее у нас, ее учеников, хромало.
  Не всегда она была несправедлива и ко мне. Как-то раз мы разбирали на уроке новый текст, что-то про Лондон. Перевели первую часть, где-то полстраницы, и Верушка вдруг, (это не было принято на уроке, обычно задавалось на дом), попросила пересказать этот текст дав минут 10 на подготовку. Я подняла руку в полной уверенности, что она меня не спросит. Верушка любила вызывать меня тогда, когда я казалась ей неподготовленной.
  Но она меня вызвала и я, глядя прямо перед собой и напрягшись, передала весь текст фактически слова в слово наизусть. Тогда еще, не то, что в институте, я могла это сделать. Демкина оценила мою память. И похвалила меня, правда, своеобразно и по-английски, так что я даже не поняла, кроме фразы:
  - Yuchua is very rich.
  Имелась в виду богатство памяти.
  2 сентября. Мама вчера уехала в Тбилиси на курсы, на 4 месяца. Бабушка болеет гриппом. У меня страшно болит голова, не знаю, то ли простудилась, то ли утомилась от школьной суеты первого дня учебы.
  19 сентября. Я давно заметила, что если что-нибудь чувствуешь и скажешь вслух, то перестаешь так сильно чувствовать, как будто мельче все становится. Но если тот, кому говоришь, понимает и, оказывается, испытывает то же самое, то большая радость. И вот еще что, - если люди бывают вполне откровенны друг с другом, то потом они как бы стесняются друг друга, не смотрят в глаза и чувство неприятное, отчужденное какое-то.
  Счастье человека зависит от него. Когда в чудесное летнее утро просыпаешься и ты здоров и голова свежая, и открываешь окно, и солнце только встало, но уже светло, и ветерок ласковый, и в душе ощущение радости и довольства жизнью и нежность ко всему.
  Точно такое же чувство у меня, когда я читаю стихи Пушкина, особенно о природе. Поэтому я его так люблю. Но если кто-то испортит настроение, охватывает бешенство и хочется что-нибудь сломать или разбить от обиды и горечи.
   Сегодня на уроке английского подсказала, и В.П. выгнала и замечание в дневник написала. А я не могу бабушке показать, у нее давление повышенное.
  Дневник тогда мне подписал дядя Резо, посмеиваясь над моими проделками.
  22 сентября. Как странно, что может быть так пусто: ни мыслей в голове, ни чувств на сердце. И только чуть-чуть беспокойство от такого небывалого равнодушия. Почти по Толстому, когда он говорит, что человек не может быть праздным, не чувствуя за собой вины за это, и поэтому всегда стремится делать вид, что он исполняет свой долг.
  3 октября. Завтра контрольная по русскому и я вполне сознательно не подготовилась, не написала сочинение дома.
  20 октября. Сегодня Софа дала мне почитать свой дневник. Почти как мой. Только грамматических ошибок много
  Обе мои подруги влюблены, и сегодня мы, собравшись у Зои, надрывали друг другу сердца.
  У Софы появился дружок в Чимкенте, когда она там училась в техникуме, но мы его не видели. Правда ли то, что он приезжал к ней в Батуми, или она это придумала, не знаю до сих пор, и не знаю, не о нем ли она грустила, когда такая подавленная вернулась из Чимкента год назад.
  У нас появились новые соседи, - Барабадзе сдали две комнатки рядом с нами молодой паре, ей было семнадцать лет, как мне, а ему 22 года. Она была красивая кареглазая молоденькая женщина, с густыми темно-каштановыми волосами, очень похожими на мои, и когда она стирала, наклонясь над корытом, то нас очень трудно было различить. Девочки, приходя ко мне, бежали к ней, а друзья ее мужа, путая ее и меня, заваливались к нам в комнатки. Муж был красивый, рослый парень, работал шофером. У них уже была маленькая дочка, младенец. Тихая, спокойная девочка, голосишко ее мы через стенку не слышали.
   Забот с семьей было много, и соседка каждый божий день склонялась над корытом, иногда поднимая голову и провожая грустным взглядом беззаботную громкоголосую компанию моих подруг. Несмотря на молодого красавца мужа, мне было ее жалко, - ну что за радость стирать пеленки в семнадцать лет. Они были из деревни, она не говорила по-русски, и кроме утренних приветствий мы не обменивались с ней ни словом, только улыбками, но я до сих пор помню ее тоненькую фигурку, склоненную над корытом с бельем.
  21 октября. Давно прошло, не помню, что и писать хотела. Сегодня 19 ноября
  Проходили городские соревнования по теннису, кажется, я заняла второе место. Как-нибудь напишу подробнее.
  Я заняла второе место, хотя по классу игры я уступала Мадлене и, безусловно, Свете, но в теннисе все бывает.
  - Головой играешь, - сказал мне Коля.
  В свое время, когда я первый раз принесла ему табель перед поездкой в Тбилиси, он открыл его и засмеялся:
  - Ну надо же, правда настоящая отличница. Первый раз в жизни вижу живую отличницу.
  25. Одно время я вдруг обрела душевную ясность, и как легко мне было. А сейчас... Никак не пойму, что мне не хватает. Вроде все идет хорошо. Включен радиоприемник. Буду слушать музыку.
  30 ноября. Вот и месяц прошел. Еще один и год закончится. Мама приедет.
  Перечитала дневник. В нем очень мало о внешних событиях моей жизни. Но мне самой читать очень интересно. Перечитывая страницы, заполненные моими мыслями и впечатлениями, я вспоминаю и внешние события, которые их вызвали.
  Увы, теперь, спустя более 35 лет, я уже не вспоминаю внешние события. А жаль.
  Как раз, во время учебы мамы в Тбилиси, Валентин Борисович, доведенный моими подсказками до белого каления, потребовал родителей в школу.
  - А иначе не допущу до уроков, - твердо сказал он мне.
  Я пошла к бабушке, деваться было некуда.
  - Опять нашкодила? - осердилась бабушка.
  - Ну, скучно, скучно мне на уроках, целый урок опрос, а мне-то что делать? 45 минут сидеть смирно и без дела?
  Бабуля моя замолчала, а на другой день взяла валидол и пошла в школу вместе со мной.
  Увидев бабушку, Валентинчик смутился и быстро кивнул мне, - иди, мол, в класс.
  Я ушла и разговор, судя по времени, очень короткий, состоялся без меня.
  После школы я спросила бабушку, о чем они говорили.
  Бабушка совершенно непедагогично передала мне их 2-х минутную беседу:
  - Я сказала ему:
  - Вы, взрослый мужчина не справляетесь с девчонкой, ну а с меня, старухи какой спрос?
  Бабуля была еще та артистка, очень даже хорошо со мной справлялась.
  Валуйский больше не возникал, ну, да и я немного притихла, стыдно все-таки гонять бабку с валидолом в школу.
  У Шоты разболелась нога. Протез растер рану, и он не ходил на уроки.
  Мы решили его навестить и довольно большой группой, Зоя, я, Нелли, Даник, Гиви, Алик, всего человек восемь завалились к нему.
  Шота был нам рад, что мы что-то рассказывали ему, смеялись, он предложил вина и коньяк, фрукты.
  - Ну, а кто не хочет ни вина, ни коньяка, тому могу предложить кисель.
  Физик был старый холостяк, жил один, стойко держался, хотя женщины его обожали, и вокруг было немало незамужних.
  Ну, откуда у холостяка кисель в доме?
  - У Вас нет киселя, - говорю я вроде в шутку, но без тени сомнения.
  - У меня есть кисель, - говорит Шота.
  - Нет, нету, - упорствую я, - откуда у Вас кисель?
  - Есть, есть у меня кисель, спорим, что есть, - Шота завелся.
  - Сходи на кухню, - он обратился к Нельке, - там большая кастрюля, принеси ей кисель.
  Посмеиваясь, Нелька ушла.
  Я поняла, что проиграла, мальчишки пригубили коньяк, девочкам Шота налил вино, ну, а я ждала киселя.
  Нелли принесла с кухни кастрюлю и стаканы, разлила кисель, и я выпила полстакана сладкого, вполне вкусного киселя.
  Эта история стала легендой, позднее ее вспоминали к месту и не к месту, как я в гостях прошу кисель вместо вина, а я до сих пор думаю, ну кто же варил этот кисель?
  Нужно сказать, что я хорошо училась по физике, просто прекрасно, но Шота вызывал меня раз в четверть, спрашивал по всему материалу, ставил пять - и все, до следующей четверти. Мне всегда казалось, что Шота, если и не прямо недолюбливает меня, то по крайней мере относится очень настороженно и иногда даже слегка досадует, что девочка так хорошо знает физику, - ну и к чему ей это?
  В последних классах, в 10 и 11, ситуация заметно изменилась, - Шота стал меня выделять среди одноклассников, шутить больше со мной и вообще, как дружно решили мои товарищи мужского пола, - явно стал ко мне неравнодушен. Правда, нужно сказать, он выделял весь наш класс и не скрывал, что ему значительно приятнее проводить уроки у нас, чем в других двух параллельных.
  Трудно объяснить словами нашу с Шотой взаимосвязь, но его мужское обаяние безусловно действовало на меня и, хотя я была влюблена в Гоги, и к тому же запуталась во взаимоотношениях с Сулико, и еще крутила хвостом с Валеркой Данильченко, была окружена молодыми красивыми ребятами и в школе, и на кортах, но все дело было в масштабе личности. Мальчишки еще не сформировались. Еще не понятно было, кем они станут, а Шота был очень незаурядным, интересным человеком, много видевшим, много испытавшим, еще совершенно не старым, и я иногда, глядя на репродукцию картины Пукирева "Неравный брак", думала, что мы с Шотой смотрелись бы хорошо, совсем не так, как на картине. Мне не могла не импонировать его симпатия ко мне.
  Шота прирабатывал частными уроками. Его квартира находилась на улице Сталина, центральной улице города. Во время уроков он приходил в азарт и так громко объяснял, прямо-таки орал на учеников, что было слышно на противоположной стороне улицы, где находился дом учителя. В результате его пригласили в ОБХСС объясняться по поводу неучтенных доходов и хотели оштрафовать, но он выкрутился как ветеран войны и на некоторое время притих. Мы знали эту историю и посмеивались:
  Теперь его частным ученикам приходилось полегче.
  - А за нас ОБХСС не заступится, - вздыхали наши двоечники.
  Мы ходим на школьные вечера танцев. На них пропускают уже с класса седьмого, но мне тогда еще не интересно было, а, начиная с 9 класса я редко пропускаю танцы в школе. Обычно вечер чему-то посвящен: Октябрьским праздникам, дню учителя, Новому году, Первому маю, или еще какому-нибудь празднику. После торжественной части начинается концерт, и потом танцы.
  Танцую я плохо. Мама, а потом Зоя долго и упорно учили меня вальсу, потом танго.
  - Расслабься, - говорила мне мама, - что ты как кол проглотила.
  Я очень старалась, но от этого напрягалась еще больше. Пока я училась классическим танцам, в моду вошли буги-вуги, рок-н-рол, а затем твист. Свободные движения рок-н-рола я еще как-то усвоила, но одновременное движение ногами и руками в твисте не давалось мне совсем, хотя свободные танцы, не в обнимку с партнером, мне нравились больше, я не боялась наступить на партнера.
  Как-то раз, Дато и Алик, посмеиваясь, внимательно наблюдали за движением моих ног в танце. Я, оказывается, сбивалась с такта.
  - Ну, что с нее возьмешь, - сказал Дато Алику, когда после окончания музыки я подошла к ним,- она же во время танцев задачки решает.
  - Синус-косинус, - одним словом подвел итог своих наблюдений Алик.
  Я засмеялась, ну не плакать же мне было, и стала синус-косинусом.
  Прозвищ у меня было много и далеко не все любезные.
  В 7 классе я была старухой, так как довольно ретиво выполняла обязанности старосты. После меня старостой был Даник, но стариком он не был, а в последних классах - серьезная, практичная Стефа, которая нормально ладила с Демкиной.
  В восьмом Тугу звал меня бабайкой, а потом я была синус-косинус.
  Тугу же придумал мне и почетное прозвище - марсианка. Только у марсианок могут быть такие острые носы, у простых земных смертных - нет, так прозаически объяснялось мое романтическое прозвище.
  Еще меня звали чахоточной за очень яркий румянец, я легко и сильно краснела, просто напасть какая-то, секунда, и я вся заливалась пунцовой краской. Чахоточной дразнил меня Велик, сын врача.
  Но вернемся к вечерам в школе. На них приглашали оркестр из мореходки и, если они приходили, то это была большая радость - живая музыка. Без них танцевали под проигрыватель. Когда приходил оркестр, то получался настоящий вечер, - свои, в основном девчонки, пели популярные песни.
  Помню, как на сцену выходит смуглая чернобровая, вся размашистая Джульетта Хоперия, девочка на класс моложе, и поет громким низким голосом, похожим на голос Эдиты Пьеха, но более сильным.
  Я помню, она пела, "Дунай", "Бухенвальдский набат", и еще песню, слова такие:
  "...На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы..."
  Перед тем как спеть ее, она сказала мне:
  - Я спою песню, она тебе понравится, я посвящаю ее тебе.
  И хотя посвятить можно песню, которую сам написал, мы этого не понимали, ни Джульетта, ни я, и я с благодарностью слушала - "я верю, друзья, караваны ракет..."
  Много на вечерах пела и Наташка Антипина. Девочки, которые понимали в пении, говорили, что Наташке не хватает голоса, и она на высоких нотах поет шепотом, иначе ей не вытянуть, но мне нравилось ее пение:
  Голоса, может быть, не хватало, зато чувств было предостаточно.
  На новогодней вечеринке Наташка пела из "Карнавальной ночи":
  "...Помиритесь те, кто в ссоре" и смотрела на нас с Зойкой. Мы в тот момент поссорились с ней и не разговаривали.
  Еще из Наташкиного репертуара я помню... "а провожают пароходы"...и "из какой ты сказки".
  В газете "Комсомольская правда" появился раздел - комсомольский прожектор, где освещалась борьба со всяческими недостатками социалистического строя. А Верушка стала наседать на меня, что я не несу никакой общественной нагрузки.
  - За тебя, отличница, другие будут работать, а ты только учиться для себя, - так характеризовала Верушка мое поведение, хотя я играла за Батуми на теннисных соревнованиях и участвовала в республиканских олимпиадах. Вот я и придумала выпускать прожектор, мне это показалось проще всего. Я сама писала саркастические заметки, и сама же рисовала карикатуры к ним. Ради удовольствия рисовать на приятелей шаржи я и придумала все это. Доставалось в, основном, нашему классу, ведь я плохо знала, что происходит в других. Зойка, соня и копуша, часто опаздывала на уроки, и я нарисовала ее, зевающей у классной доски, рядом с протирающим глаза Дэном - он тоже часто опаздывал. Зойку нарисовала похожей - ведь она не раз мне позировала для этюдов в художке. Подруга моя смертельно обиделась - не на критику, а на то, какие я ей ноги пририсовала - очень похожие, но не красивые, - а у Зойки были очень милые ножки.
  Михаил Аронович как-то влетел в наш класс и с воодушевлением стал говорить:
  - Какой прекрасный прожектор вы выпускаете. Сколько юмора и какие прекрасные рисунки, настоящие карикатуры. Кто это делает?
  - А это все Хучуа развлекается, - насмешливо ответил кто-то из ребят, не очень-то одобрявший мою деятельность.
  Наш Ароныч остановился прямо-таки как на бегу, ну просто подавился своими словами.
  Хвалить меня было не принято, Верушка всем учителям тщательно внушила, что я зазнайка, и высокого о себе мнения, что соответствовало правде, - я и не понимала, а почему я должна была быть о себе плохого мнения?
  Вот Рыжий и почувствовал, что попал впросак.
  - Опять Хучуа, - сказал он. И вышел.
  Я учусь в художке с Жанной, девочкой из выпускного класса Медеи, она на четвертом курсе, а я на втором. Она мне и сказала, что у них по воскресениям дополнительные занятия по математике, кружок, а потом они еще играют в волейбол.
  И я, вспомнив Аллу и Колю, который тоже учился в художественной школе (мы не пересекались, я только видела его рисунки на выставках, он очень прилично рисовал), решилась напроситься на эти занятия. Медея не возражала, только сказала, что они занимаются давно и мне будет трудно, я на класс моложе и не все буду понимать.
  Я целый год, каждое воскресение, ходила на занятия с выпускным классом в пятой школе. Я не все понимала, часто не знала материала, который по программе шел по 11 классу, но поскольку задачи были часто не по программе, а просто сложные, то через некоторое время я стала предлагать свои решения и не чувствовала, что слабее других.
  Каждое утро, в воскресение, Сулико давали увольнительную в мореходке, и он заходил к нам и звал меня через забор. Каждое утро выходила мама и говорила одну и ту же фразу:
  - Зоя на математическом кружке.
  Но вечерами мы иногда встречались с Сулико и ходили в кино, но не вдвоем, а вчетвером - нас трое и Сули в форме моряка, который покупал на всех билеты. Мама не позволяла мне приходить позже 10 часов вечера и, если мы ходили на 9 часовой сеанс, то я уходила до конца фильма, Сулико меня провожал, а девчонки оставались и досматривали картину до конца.
  Мы молча шли с Сулико по темным улицам города. Один раз он решился положить руку мне на плечо, но я увернулась.
  Как-то раз, осенним вечером Лариса, Зоя, и я, втроем, идем по направлению к морю, прогуляться на бульваре.
  На площади, недалеко от летнего театра, Лариса окликает какого-то парня, и он довольно долго разговаривает с ней, а мы ее ждем.
  Парень в светло-сером костюме "тройка". Он курит и пускает дым высоко вверх, минуя Ларискино лицо, или в сторону.
  Делает он это очень картинно, видимо чувствуя, что я наблюдаю за ним.
  Лариска что-то озабоченно щебечет, слов я не слышу, далеко и шумно.
  - Кто это, - спрашиваю я Ларису после окончания разговора, не представляя, откуда у Ларисы мог появиться такой элегантный знакомый.
  - А, этот, - равнодушно тянет Лариска, - это один парень из комитета комсомола завода. Гоги зовут. (Лариса была комсомольским секретарем школы, она любила покрасоваться, и общественная работа была ей в самый раз)
  - C ума сойти, какой красивый, - мечтательно говорю я.
  - Ну что в нем хорошего? Хочешь, я вас познакомлю.
  - Но не сейчас, а то он поймет, что я захотела с ним познакомиться первая. Потом, при случае.
  12 декабря
  Во-первых, давно не писала, во-вторых, сама не знаю, как приступить.
  Со времени последней записи прошло всего 12 дней, а как много произошло.
  Познакомилась я с одним парнем заводским. Ему 22 года, зовут его Гоги, член комитета комсомола завода. По-моему, он очень красивый, только чуть полный, вернее плотный. Познакомились мы на общем заседании комитета школы и завода. На другой день у нас был в школе вечер, и мы сказали ему об этом. Он попросил пригласительный билет, и я дала ему сама (я его давно знала, он мне нравился, так, на расстоянии, и я растрепалась девчонкам)
  Он же утверждает, что совсем не знал меня и в первый раз увидел в тот вечер.
  На вечер в школу он пришел, мы вместе стояли, и он успел шепнуть, что пришел, чтобы со мной танцевать.
  После вечера были в городе вместе с Зоей и Софой и он проводил меня домой под руку.
  На другой день, пятого декабря, мы вместе были на вечере на почте и танцевали. Он сказал, что не надеялся встретить меня в городе. Но все же пошел ради меня.
  На почте я встретила и Нельку с Ниазом, они тоже забежали потанцевать. Мы с Нелли заговорщески переглянулись, но не подошли друг к другу.
  Во вторник, вчера, видела его на заводе, сегодня он во второй смене. Вот пока и все.
  Противная производственная практика стала для меня праздником.
  Я стояла в нашем закутке, обнесенном железной сеткой, слушала шум машин и ждала появления Гоги.
  Он осторожно проходил, в своем неизменном черном берете и синем комбинезоне, становился за мной и мы тихонько разговаривали, темы не помню.
  Теперь, когда я влюбилась, все были против нас.
  Лариска мне шептала.
  - Он противный, толстый темпераментный грузин. Он будет к тебе приставать раз пять за ночь, ты этого не выдержишь.
  Я очень смутно представляла себе, много это или мало - пять раз за ночь?
  И потом, до этого было далеко.
  Я только один раз ходила на свидание с Гоги. Мы встретились на бульваре возле колонн. Было холодно, пасмурно, с моря дул пронизывающий ветер. Нам совершенно не о чем было говорить. Мы не целовались, просто он погладил моей рукой по своему лицу и поцеловал мне руку.
  Я рассказала о нашем свидании Зойке.
  Но Зоя всполошилась, сказала, что еще нельзя позволять ему меня целовать, мы еще недостаточно знакомы, и моя рука - тоже я, так что нечего.
  В общем, наш роман был обречен, он в свои 22 года просто не хотел связываться с 17-летней девушкой - гулять со мной за ручку ему было уже поздно, а жениться рано, ну и на что я годилась?
  А я была занята мечтой о студенчестве, собиралась уезжать из Батуми и пару себе мечтала на самом деле найти там, в институте.
  Помимо Гоги на заводе я подцепила или, как сейчас говорят, прикадрила, Мишку, русского мальчишку, фамилии не помню.
  Произошло это так: Лариска любезничала и хихикала с каким-то парнишкой, белобрысым, со вздернутым курносым носом. Они закручивали гайки на аккумуляторах, и я тоже должна была это делать вместе с ними.
  Подстраиваясь под Ларискин дружеский и слегка игривый тон, я тоже шутила и смеялась вместе с ними, после чего Мишка решил (и совершенно напрасно), что у него есть шанс, и приударил за мной. После того, как Лариска куда-то ушла, он сообщил мне, в доверительном разговоре по шум станков, что учится в вечерней школе, состоит на учете в милиции и если что-то еще выкинет, то ему все, тюрьма. И Мишка театрально скрестил пальцы, изображая решетку.
  Надо сказать, что его рассказы о самом себе не добавили ни малейшей романтики в моем отношении к нему, я просто испугалась. Ну, ничего себе кавалера отхватила!
  В ухаживании за мной Мишка проявил массу энергии. Уже на другой день он знал, где я живу, и пока я была в художке, познакомился с моей бабушкой и напугал ее своим напором.
  Он пригласил меня в чужую школу на вечер, но я отказалась под предлогом что билетов нет, а без билетов прорываться я не пойду, и через два часа он принес билеты. В общем, это был вихрь, водоворот.
  На новый год мы устроили совместный вечер - комсомола завода и нашего класса.
  На этом вечере Лариска поскандалила с Гоги, почем зря его обидев. Вход был по пригласительным билетам, Лара пригласила своего Витю и не снабдила билетом, а Гоги стоял на дверях и не пропускал никого чужих. Лариса очень беспокоилась о Викторе и через каждые пять минут повторяла нам:
  - Ну, что же он не идет.
  И тревожно оглядывала зал. А Витя не мог пройти. Ее нетерпеливое, исступленное ожидание своего возлюбленного, о котором мы столько слышали, заразило и нас с Зойкой.
  Я стала поминутно оглядываться на дверь в ожидании Виктора. Лариска так его ждала, что мне стало казаться, что если он вот сейчас не появиться, она этого не переживет. Наконец Лара пошла встречать его на улицу и перехватила, когда он уже уходил.
  - Мой парень мухи не обидит, а он его не пустил, - пищала со слезами Лариса своим тоненьким голоском, жалуясь мне на Гоги.
  - Откуда я мог знать, что это ее парень, что у него на лбу написано? - вполне резонно сердился Гоги, которого явно шокировало столь неприкрытое выражение чувств. По кавказским понятиям женщина должна быть сдержанной и скрытной.
  Витю я увидела на этом вечере в первый и последний раз. Он танцевал с Лариской, опустив глаза и не глядя по сторонам, а она просто сияла от счастья.
  Я видела Виктора в профиль и удивилась его красоте и взрослости, он был на 7 лет старше нас, ему было 24 года, и, наверное, не легко было Ларисе уговорить его прийти в такой детский сад.
  С Гоги мы танцевали мало, зато тут же крутился Мишка, который, как, оказалось, прекрасно вел в танце, что для такой, лишенной чувства ритма, скованной девушки, как я, было очень важно.
  Славка тоже был на вечере, потанцевал с Зойкой, а потом начал оказывать внимание другой девушке. С моей точки зрения, он просто набивал себе цену.
  Зойка была вне себя, и чтобы не видеть его с другой, стала рваться домой, мы с Гоги пошли ее провожать, а потом Гоги проводил меня до дому.
  Я была так взволнована, что совершенно не помню, о чем мы говорили.
  На этом вечере Мишка и вычислил Георгия, а потом, спустя некоторое время, видно не без помощи моих одноклассников, узнал про Сулико, познакомился с ним, рассказал ему, что у них обоих есть соперник, и они с горя напились вместе.
  Я отнеслась к этой истории равнодушно, но Зоя при встрече выговорила Сулико, за эту пьянку.
  А Мишка сказал Лариске, что не будет соперничать с Сулико, раз Сулико меня давно любит. И оставил меня в покое.
  Лариска встречалась с Витей в его компаниях и даже оставалась у него ночевать на Новый год. Правда, по ее рассказам получалось, что там была большая кодла, все перепились и остались, выбора не было. Рассказывала, как она, очнувшись ночью, выползла на улицу, и ее рвало. Но на Новый год принято было гулять всю ночь и ночевать там, где тебя оставят силы, и в тот момент, когда Лариска все это рассказывала, мне не показалось это чем-то особенным, хотя мои мама и бабушка просто умерли бы от возмущения, если бы я передала им эту историю.
  Но мы к тому времени отделяли свою жизнь от жизни взрослых, конечно, не способных нас правильно понимать
  Но девочки шептались, что Лариска имеет с Виктором близкие отношения, что он ее "испортил".
   Лариса на перемене смешком, вскользь, рассказывает нам с Зойкой, что Виктор, наконец, зашел к ним и познакомился с папой. Рассказывает, подловив момент, когда Софы нет рядом.
   Зато рядом стоял Даник, Ларискин сосед по дому и приятель. Они часто возвращались домой вместе, им было по дороге.
  Дэн услышал новость, о которой нас оповестила Лариска и странно разволновался. Он побледнел, и быстро отошел от нас.
  Взволнованность Токмаджана не прошла незамеченной для Зойки. Она объяснила это так:
  - Даник решил, что отношения между ним и Ларисой зашли слишком далеко и Виктор должен оправдываться перед Ларискиным отцом.
  Неожиданно Лариса заболела нервным расстройством, как это было сказано вслух, и ее увезли куда-то, на Северный Кавказ. А потом она вернулась, стала жаловаться, что у Вити появилась другая, что она ей глаза выцарапает, что та женщина очень распутна, и повисла у Вити на шее.
  На переменах, горячечным шепотом рассказывала она мне и Зойке свои злоключения, и покрасневшие глаза говорили, что она много плакала.
  А доходили слухи от сестры Виктора, что он не знает, как избавиться от Лариски.
  Батуми городок маленький, и если где-то что-то происходит, то всегда имеются сведения с обеих противостоящих сторон, и сведения, само собой разумеется, противоречивые.
   Мне было очень жалко Лару, которая так неудачно влюбилась и, очевидно, совершенно запуталась, и я не осуждала ее, даже если то, о чем шептались по углам девчонки, была правдой.
  Тогда же мы проводили без Верушки классное комсомольское собрание, Даник, вел это собрание как комсорг класса.
  Лариска все время прерывала Даника, противоречила ему, и он никак не мог заглушить своим баском ее щебетание.
   Обычно выдержанный Дэн тут разозлился и посоветовал ей так себя вести не здесь, а с кем-нибудь другим.
  Намек был понятен всем, чьего слуха он достиг, но за общим шумом их перепалку слышали единицы.
   Лара изменилась в лице, сжала губы и неожиданно запустила в Даника, стоящего у учительского стола, бутылочкой с чернилами. (Мы писали авторучками, использовать шариковые ручки, которые тогда уже существовали, нам не разрешалось).
  Даник наклонился, бутылочка пролетела мимо него и со звоном разбилась о доску. Синие чернила потекли вниз, вслед за упавшими осколками, Даник побледнел как полотно, а мы все замерли, ожидая, что за этим последует. Я помню, просто остолбенела от неожиданности.
  Казалось, Лара, которая всегда была не на полном контроле, сейчас кинется на Токмаджана с кулаками, но она только прокричала что-то обидное, и упала лицом на парту.
   Видимо, упоминание о Викторе было для нее больным местом. Дело шло тогда к их разрыву, все в ее семье и близкие друзья, говорили ей, что Виктор дрянь, что он бросил или бросит ее, а Лариса не верила в это, и защищала своего возлюбленного.
  Когда они расстались, я долго считала Виктора подлецом, но теперь, я зная как сложилась и как окончилась жизнь Ларисы, я понимаю, что, в сущности, Виктор просто поступил благоразумно. Может быть, сближаясь с ней, он не понимал, что у нее неустойчивая психика, а поняв, дал задний ход, а может быть, именно эта история так подорвала Ларису, и неудачная первая любовь после многих перипетий привела к трагическому концу. Кто может это знать?
  Демкина дозналась о чернильных полетах, следы которых были видны на доске и долго пыталась узнать всю подноготную этой истории. Она даже приходила ко мне.
  Ее второе посещение нашего жилища было такой неожиданностью для меня, как и первое ее появление.
  Прихожу домой, как ни в чем не бывало, а там сидит Вера Павловна и улыбается своей безгубой улыбочкой и начинает разговор о комсомольском собрании так, как будто она уже все знает.
  Это был замечательный способ дознания. Ты думаешь, что ей все уже известно, скрывать нечего и проговариваешься.
  Но к тому времени мы знали о ее хитростях, высчитали, что большую часть информации она выуживает у нас самих и мы невольно предаем друг друга.
  Я прикинулась, что я не в курсе и Верушка ушла ни с чем.
  А Дурандины в начале одиннадцатого класса уехали в Кемерово и Лара заканчивала школу не с нами.
  Виктор вскоре после отъезда Ларисы женился.
  Но вернемся к концу 1963 г.
  24.12.63г. Отвратительно написала сочинение по русскому языку. Вообще, у меня и письменный слог стал никуда негодным и речь крайне примитивной и путанной, донельзя сбивчивой.
  Не могу свою мысль выразить. Не могу и точка!
  Перед контрольными по литературе я перестала писать сочинения дома в качестве подготовки и делала это вполне сознательно. Я приходила в ужас от мысли, что мне дважды придется писать одно и тоже. Поэтому я просто продумывала план сочинения и сразу, набело, писала в классе. Мария Георгиевна, если не было ошибок, всегда ставила мне пять, хотя иногда критиковала мои сочинения за сухость.
   Мария Георгиевна была единственной учительницей, которая всегда меня хвалила и просто любила и отличала от других без всякой боязни, что сочтут, что у нее есть любимчики. Она была хорошей учительницей, любящей свой предмет, всегда хвалившая все, что ей нравится и молчавшая по поводу того, что ей не нравится, т.е. в процессе воспитания она признавала только метод пряника. Тем не менее на ее уроках было тихо и, когда она рассказывала новый материал, класс с удовольствием ее слушал. В девятом классе, когда она была нашей классной руководительницей, она на родительском собрании сказала маме:
  - Какая у вас жизнерадостная девочка!
  Мама придя с работы, строго сказала мне:
  - Ты там не очень-то радуйся жизни на уроках. Мария Георгиевна женщина деликатная, не могла сказать, что ты там скачешь, как коза, смотри мне!
  А Верушка, бывало, исписывала весь мой дневник замечаниями, а мать, рисуя свою подпись в конце недели, говорила только:
  - Как вы обе мне надоели, ну что ты с ней связываешься?
  Мама прямо не говорила, но я чувствовала, что наша классная ей не нравится.
  Конечно, я болтала и на уроках литературы, но Марьюшка никогда не доводила дело до конфликта. Просто посмотрит укоряюще, постучит указкой по столу, а я и примолкаю.
  Год кончается. Мама приедет, наверное, числа 30-го. Еще целых 6 дней. В этой четверти тоже вряд ли буду отличницей, а Зойка, наверняка, будет. Мне чуть-чуть обидно, но не завидно. Про Гоги ничего не хочу писать, все неясно и висит в воздухе.
  Мама вернулась к Новому году, привезла мне симпатичные новые коричневые полуботинки. Я была очень рада маминому приеду, как-то лучше стала себя чувствовать и стала меньше влюблена в Гоги.
  Мама рассказала очень смешной случай, который произошел с ней в Тбилиси.
  Она ехала к кому-то в гости и искала улицу, названную в честь грузинского поэта Николадзе. Увидев на углу задумчивого старика грузина с палочкой и трубкой, мама подошла к нему и спросила по-грузински вместо, "где здесь улица Николадзе":
  - Где здесь улица Николая?
   Старик удивленно посмотрел на нее, вынул трубку и ответил после паузы:
  - Калбатоно, (уважительное обращение к женщине), уже улицы Сталина давно нет, а ты все Николая ищешь?
  18 января 1964 года. Вся моя влюбленность гроша ломаного не стоит. Просто тяга ко всему необыкновенному и прекрасному, искаженная превратным представлением о том, что самое прекрасное - это любовь.
  А сейчас другое, не мое:
  "Самое милостивое, что есть в природе, - его величество случай. Жизнь коротка и все-таки очень хороша. За ее пределами нет ничего, даже сожаления о ней, поэтому живем!"
  5 февраля. Не позволять себе ходить в кино по будням. Совсем разболталась!
  Интересно, как сложится моя жизнь?
  Страшновато и заманчиво, и скорей бы, скорей вырваться из пеленок.
  Сегодня нагрубила маме и бабушке. Стыдно.
  7 февраля. 5-го записала, а 6-го была в кино. Так твердо мое слово.
  11 февраля.
  Перелистала дневник и заметила, что пишу обычно тогда, когда целый день ничего не делаю. Многие записи так и начинаются: Сегодня целый день ничего не делала. Валялась на диване и т.д. и т.п.
  У меня длинный язык. Нужно с этим бороться. Нельзя поддаваться минутным порывам и вопить первое, что пришло в голову. По словам моей мамы у меня язык "поставлен на опережение".
  В начале 10 класса Алик Гваришвили выдвинул теорию, по которой мы должны влюбляться в старших ребят, а они в младших девочек. Он тут же выбрал себе прехорошенькую девочку из восьмого класса, Милочку и стал за ней "бегать".
  Именно этот глагол употреблялся, чтобы сказать, что такой-то не равнодушен к такой-то. Милочка ходила по школьному двору, высоко подняв голову и опустив глаза в землю. Проходя мимо нашего класса, она не выглядывала Алика, а отворачивалась.
  - Что,- спросила я у Даника,- никаких успехов у Алика нет, зря все его усилия.
  - Ну уж не знаю, - пробасил Даник, - на свидание к нему она, во всяком случае, ходила.
  Когда Алик обнаружил мою симпатию к Гоги, он придумал песенку на какой-то популярный мотив:
  - Беретик-усики, Беретик-усики.
  Только увидит, как черноусый Гоги идет ко мне на практике, так и начинает ее мурлыкать.
  Дразнил он меня и на уроках.
  - Зоя, говорит мне Алик, - всех ученых на свете интересует один и тот же вопрос?
  - Какой? - Я удивленно хлопаю глазами, ну откуда Алик может знать, что волнует всех ученых мира?
  - Ну почему у тебя такой острый нос?
  Я смеюсь и вспоминаю, что дядя Резо звал меня - "не проткни стакан".
  - Ну Нона,- говорил он маме,- много она у тебя стаканов попротыкала?
  Зимой в 10 классе у меня вдруг стали появляться сильные боли в области желудка сразу после еды. Иногда приступ болей бывал таким сильным, что я скручивалась пополам.
  Мама испугалась и повела меня к врачу. Она боялась язвы желудка, но рентген показал опущение желудка и застойный гастрит.
  Наш быт в Батуми был ближе к деревенскому, чем к городскому. Туалет и кран с водой находились за углом домика, в котором мы жили. Дом был огорожен оградой от остального двора большого дома. Воду набирали в ведра и носили от крана в комнаты. Во время стирки тоже воду носили от крана и полоскали и стирали возле входа в комнатки.
  Каждое воскресение, в свой единственный выходной, мама во дворе стирала постельное белье, а я носила ей воду. Мне лень было ходить много раз и, спеша поскорее вырваться на тренировку, я носила по два ведра сразу. У меня не было ощущения, что мне тяжело их носить, я была к тому времени сильной от постоянных занятий спортом девушкой, хотя мама всегда кричала мне:
  - По одному носи, по одному.
  И оказалась права, от ношения тяжестей у меня произошло опущение желудка, так как мышцы на животе были слабые.
  Через некоторое время, благодаря лечению, сильные боли в желудке прошли, но опущение желудка осталось на всю жизнь. Периодически происходили обострения, иногда довольно длительные и это очень меня изнуряло.
  2 марта. Весна! Два дня была весенняя погода и у меня прекрасное настроение.
  Несмотря на все любовные истории, я участвую в олимпиадах. В Батуми на втором туре дали по математике сложную задачку, и я ее не решила.
  Через несколько дней Михаил Аронович провел занятие кружка и объяснил решение. У меня было такое чувство, что в классе 6 - 7 я бы ее решила. Задача не требовала никаких уравнений и особых знаний. А нужно было только цепью логических заключений сделать вывод в ту или иную сторону, цепочка состояла всего-то из 3 звеньев. Правда с ответвлениями и нужно было рассмотреть вариантов 9. Глядя на мое огорченное лицо, Ароныч сказал:
  - Не расстраивайся, ты просто не знала подходов.
  Эта была лишь часть правды. Я много занималась. Изучила много хитрых математических приемов решений. Зато вне этих приемов я стала беспомощной, разучилась искать самостоятельные решения и сама хорошо это почувствовала.
   Но на физическую олимпиаду я поехала в Тбилиси. я вновь встретила Люда Толстоногову, с которой уже была знакома по олимпиадам в младших классах. Позднее я буду жить с ней в одной комнате в общежитии физтеха. На олимпиаде же я познакомилась с двумя ребятами из 11 класса тоже, кажется, 7 школы.
  Позднее, в начале 11 класса я поинтересуюсь у общих знакомых, куда они поступили, и впервые услышу про физтех. Мама напишет дядя Боре письмо с просьбой узнать про этот институт, и в начале 1965 года дядя Боря пришлет мне проспект МФТИ, где черным по белому будет написано, что институт готовит научных работников для научно-исследовательских институтов. И все. Я поняла, что поступать буду только туда. Мечта о мехмате была отброшена.
  Весной 1964 года в Батуми приехал Тбилисский ТЮЗ. Билеты, вернее абонементы, распространяли в школе. Больше половины нашего класса приобрели эти абонементы, в том числе Софа, Нанули, Зоя и я.
  Привезли они пьесы Мольера и Бомарше. Я впервые увидела "Мещанин во дворянстве" и хохотала буквально до колик. Театр меня просто очаровал, я подумала, что если бы выбрала художественную стезю, то мечтала бы писать театральные декорации. Привезли они и советских спектакли, помню "Барабанщицу". Впервые я задумалась о том, что возможности приобщиться к культуре в большом городе не такие, как в маленьком, там можно часто ходить в театр, а у нас только кино.
  С театром связан и эпизод, довольно характерный для меня. Софа и Нанули, боясь потерять свои абонементы, отдали их мне. Я заходила к Софе, и мы шли уже втроем. Перед началом одного из спектаклей я не нашла абонементы. Я помнила, что куда-то их спрятала, чтобы не потерять. Но вот куда? Все перебрала, найти не могу. Не дождавшись меня, Нанули и Софа пришли ко мне сами и, узнав, в чем задержка, страшно на меня обиделись, и с криками:
  - Это черт знает что такое, никакой ответственности, - удалились.
  Разгневана была не только вспыльчивая Софа, но и тихая Нанули. Их можно было понять, они заплатили деньги, собрались, нарядились и все, идти некуда и неизвестно, найду ли я абонементы к следующему разу. Очень расстроенная их справедливыми упреками, я вдруг захотела есть, иногда у меня бывала такая нервная реакция. Днем я как раз закончила варить инжировое варенье, варила его, как положено, три дня, Я любила инжировое варенье, а мама не хотела его варить - слишком долго ждать результатов, поэтому мне пришлось самой осваивать технологию варки. Так вот, я взяла кусок хлеба, положила на него большую и сладкую, истекающую сиропом инжирину, села, взяла томик Пушкина, чтобы окончательно успокоится чтением стихов, открыла его и... увидела аккуратно вложенные в книжку три абонемента. Бросив хлеб с вареньем на стол, я сунула ноги в туфли, схватили билеты и бегом по улице Цхакая с криком:
  - Девочки, я нашла, нашла!
  Они отобрали у меня не только свои абонементы, но и мой, чтобы я еще раз его не потеряла, и в дальнейшем мы вполне благополучно просмотрели весь репертуар ТЮЗ.
  Весна, 10 класс, перемена. Несмотря на наш уже предвыпускной возраст и внешне взрослый вид, на переменах у нас такой же гвалт и свалка, как и в пятом классе. Я стою у подоконника, спиной к окну, лицом в класс. Откуда-то из общего клубка мальчишек, выныривает Алик, достает из кармана ножик и, балуясь, говорит:
  - Все, прощайся с жизнью, настал твой час.
  И открывает нож. Я смеюсь и не трогаюсь с места.
  - Смейся, смейся, - басом говорит Алик и хмурит густые брови, изображая разбойника.
  И тут, когда нож нацелен на меня и находится на расстоянии 10 - 15 см от моего живота кто-то сзади резко толкает Алика вперед, толкает случайно, просто какая-то возня среди ребят и резкий толчок. Алик летит на меня с ножом, успевая отвести руку вправо, а я шарахаюсь влево. Нож врезается в подоконник. Не знаю, как выглядела я, но Алик просто стал как полотно белый.
  В этот момент прозвенел звонок и я, не успев сказать ни слова, по поводу происходящего, просто отошла от окна и села на свое место. Алик с усилием выдернул нож из дерева и тоже сел за парту. Все произошло за несколько секунд.
  Мы не говорили на эту тему, и только спустя, наверное, полгода как-то на вечеринке, Алик сказал:
  - До сих пор с ужасом вспоминаю, как я чуть Хучуа не зарезал тогда на перемене.
  - Да...- сказала я, - помню.
  И мы замолчали. Каждый в уме проигрывал ситуацию на тему, а если ......
  15 апреля.
  Какое это мучительное время - отрочество! Как будто душа вывернута наизнанку, и не сердце, а кровавая рана, чуть что - боль невыносимая. Я не верю. Что оно прошло, мое отрочество.
  Вот она и кончается, моя семнадцатая весна. А у меня одно в голове: Средь мира дольного, для сердца вольного есть два пути..
  А который мой?
  Я сижу в Зойкином новом доме, в ее с Шуркой комнате на стуле в любимой позе - подтянув коленки к подбородку. Я зашла к ней, чтобы пойти на бульвар прогуляться, и теперь жду, пока Зойка соберется.
  Но это не так быстро, Зойка долго охорашивается перед большим зеркалом, вделанным в шкаф.
  Сначала она надевает платье, долго разглаживает подол ладонями, чтобы платье лучше садилось на накрахмаленной нижней юбке, поворачивается спиной к зеркалу, посмотреть, не сильно ли мятое платье сзади, затягивает на себе поясок.
  Затем начинает причесываться, вернее сначала начесывает себе волосы, а потом долго заглаживает их сверху, подгоняя волосок к волоску.
  Пудрит себе нос, потом снимает пудру ваткой.
  - Густо напудрилась, видно пудру, - объясняет Зойка свои действия.
  Потом красит губы бесцветной помадой, чтобы блестели. Все это она проделывает под мои периодические восклицания:
  - Ну, скоро ты, наконец?
  - Все уже, красивая, что еще надо?
  Зойка, действительно очень хороша - тонкая шейка, красивые ручки, ножки, тонкая талия, высокая грудь, круглые бедра - женственная красивая фигура и милое, прехорошенькое лицо, освещаемое желтовато-зелеными прозрачными глазами, в общем, можно и покрутиться перед зеркалом, пока подруга ждет.
  Напоследок Зойка тщательно чистит свои замшевые туфельки лодочки, красивые черные туфельки с бантиками, шитые на заказ, и мы, я уже не верю своему счастью! выходим на прогулку.
  Зоя разлюбила Павлика и у нее новая любовь - Славка. Славка на год старше нас, а может на два, он учится в третьей школе. Он занимается спортом, байдарками, Зойка ходила на байдарки вместе с Ларисой и встречалась там с ним. До Зои он дружил с одной девочкой, но они поссорились,
  В Батуми необязательно назначать свидание, достаточно просто выйти на бульвар и, гуляя вдоль моря встретить того, кого хочется встретить.
  Иногда так и договаривались, как бы вскользь:
  - А ты будешь вечером на бульваре?
  Километра на два протянулся бульвар вдоль моря и по первым трем асфальтированным аллеям гуляет молодежь и люди преклонного возраста. Устав, можно посидеть на скамейке и идти дальше. Встретив знакомых, можно остановиться поболтать и идти дальше, а можно пойти вместе в одну сторону
  Играет музыка, горят фонари, дует с моря ветерок, блестят в надвигающихся сумерках глаза.
  - Вон он, смотри, - шепчет подруга и подталкивает тебя локтем.
  Тут нужно как бы невзначай попасться навстречу.
  Дело сделано, вы столкнулись нос к носу, и если он хочет, идет с тобой, ну, а если нет, то гордость твоя не пострадала, - ведь встреча была случайной, почему бы тебе не прогуляться с подругой, кто ему сказал, что я вышла в город ради него, все это глупые выдумки.
  Славка часто ходит с нами, мы гуляем втроем, потом они провожают меня до дому и Славка идет провожать Зою.
  События развиваются довольно медленно. Но вот он предложил ей дружить, а Зоя обещала подумать.
  Как-то раз, отходя от дома под ручку со Славкой, Зоя столкнулась нос к носу с Павликом. Высокий широкоплечий Павлик был с двумя приятелями.
  Он подошел к позеленевшему Славке и сказал:
  - Отойдем, надо поговорить!
  Зоя прямо с кулаками накинулась на бывшего кавалера:
  - Как ты так можешь, трое на одного, оставьте его в покое!
  - Мы будем говорить один на один, - отстранил Зойку Павлик. - У нас мужской разговор.
  Мужской разговор окончился большим фингалом на Славкиной физиономии.
  К чести Славы надо сказать, что он не отступился от Зои, они продолжали встречаться и дело даже дошло до поцелуя, но потом он стал обращать внимание на другую девушку, и Зоя, приревновав, поссорилась с ним. Я плохо помню, только знаю, что Зоя переживала, и все вспоминала, как Славка бросил Галю, свою предыдущую девушку ради нее, а теперь с ней поступает так же. Переживала Зоя бурно, но не так долго, решила, что Славка недостоин ни ее, ни Гали, что он ветреный парень, и вскоре перестала в разговорах вспоминать Славку.
  Моя мама, тронутая вниманием Сулико ко мне, решила познакомиться с его родителями, Его мать торговала на рынке в ларьке, мама подошла и осторожно сказала:
  - А ваш сын часто у нас бывает.
  Та вспыхнула, покраснела, и сказала враждебным тоном с вызовом:
  - У меня хороший мальчик.
  - А у меня хорошая девочка, - сказала мама в тон ей и отошла. На этом кончилась ее попытка познакомиться с родителями Сулико.
  Кажется, он был близким приятелем Османа, а может быть Арута, я уже не помню. Только в десятом классе незаметно приблудился и стал появляться на всех наших вечеринках этот высокий смуглый юноша, красавец с порочными темно-зелеными глазами и именем, которое ему очень шло - Котик.
  Котик приятно пел, играл на гитаре и незаметно стал душой нашей компании.
  Появилась у него в нашем классе и симпатия - Инночка Алая, которая не то, чтобы собиралась в него сильно влюбиться, но вполне благосклонно принимала его ухаживания. Инга была девушка трезвая, умненькая, трудолюбивая, умудрялась одновременно хорошо учиться и в школе и в музыкальном техникуме, и навряд ли она серьезно воспринимала такую экзотическую личность, какой был и казался Котик, но, безусловно, ей льстило его внимание
  Это Котик первый раз, после хорошей выпивки, выстроил нас в круг, положил на пол бутылку и закрутил ее, а потом спокойно подошел и поцеловал девушку, на которую указало горлышко. Это он спустя полгода усовершенствовал это развлечение и целующаяся парочка должна была выходить в другую комнату.
  Большинство мальчишек честно целовали щеку, тычась губами и носом, но Гиви всегда целовал воздух возле щеки, во всяком случае около моей.
  Класс к тому времени сплотился и Демкина оставалась не в курсе наших забав.
  Как-то наши ребята нахально стали обсуждать, с кем приятнее всего целоваться.
  - С Зойкой Хучуа, - вдруг сказал Арут, - у нее щеки лохматые.
  - Да, - подтвердил Даник, - щеки у нее пушистые, совсем не противно целовать.
  Наутро после вечеринки я долго на свету разглядывала и щупала свои щеки - действительно они оказались покрыты незаметным для глаза светлым, довольно длинным ворсом.
  - Ну и хорошо, - подумала я, раз приятно со мной целоваться, пусть растет моя борода.
  Еще была принята во время танца играть в "ладошки". Партнер держит руки ладонями вверх, кладешь на его руки свои и надо отдернуть руку до того, как он ударит по ней, если ударил, то меняешься.
  Я хорошо играла в "ладошки", но до первой рюмки, потом реакция сразу падала и я начинала проигрывать.
  Даник и Арутик играли в эту игру очень совестливо, никогда не били сильно, и, соизмеряя силу удара, проигрывали в реакции.
  Зато Гиви шлепал по рукам сильно и поймать его было трудно, ловкий был, увертливый.
  Еще раз Гиви устроил фокус.
  Подошел ко мне и говорит:
  - Смотри, я дым из глаз пускать буду.
  Я честная дурочка, старательно глазела, пока он, наконец, со словами,
  - Жалко ведь, ожог сильный будет, а она не заметит, - убрал руку с сигаретой от моей руки.
  Оказывается фокуса никакого не было, просто, пока я ждала дыма, Гиви прижег мне, честно говоря очень чуть-чуть, кожу на руке сигаретой, а те, кто знали смысл шутки, наблюдала и (вот гады!) посмеивались.
  Я не очень обиделась, но огорчилась, что дыма из глаз не будет, а я так надеялась!
  Вечеринка в разгаре, Котик с гитарой в центре круга и поет:
  "Я хочу, чтобы ты, со мной рядом сидела..."
  При этих словах он вскидывает глаза на Ингу и она вся заливается нежным розовым румянцем, резче обозначаются ямочки на щеках.
  Звенят струны, мы подпеваем и каждый вспоминает свое, свою любовь и свои надежды.
  12 мая. Поссорилась с Зоей. Как всегда из-за пустяков, поссорились 1 мая и уже 12 дней не разговариваем. Тяжело все-таки, ведь 4 года дружили. Главное, очень глупо, у меня в душе ни капли злобы. Интересно, что Зойка чувствует?
  Я не поздравила Зойку даже с днем рождения 8 мая и мама сказала мне:
  - Нехорошо, Зоя, не поздравить близкую подругу с днем рождения. Вот и был бы повод помириться, а так она вправе на тебя быть долго в обиде.
  Маринка Игитханян, мягкая душа, тоже выговаривала мне:
  - Зоя, ведь вы все равно помиритесь, это ясно всем, так зачем затягивать ссору? Только лишние страдания.
  В классе наш конфликт никто не принял всерьез, даже Демкина, которая всегда старалась нас поссорить по принципу разделяй и властвуй, но я была испугана невозможностью подойти и помириться, просто заговорить, как ни в чем не бывало.
  Чем больше мне этого хотелось, тем труднее было это сделать.
  16 мая. Кто бы знал, как это обидно, до слез обидно, сидеть над задачником и чувствовать, что ты не в состоянии решать эти задачи, хотя они рассчитаны на твой возраст.
  С Зоей по-прежнему не разговариваем.
  19 мая. Очень редко веду дневник, Записи сухие, короткие. Сейчас 11 часов, мама спит, в комнате тихо, только слышно, как часы тикают да карандаш по бумаге шуршит. На душе у меня безмятежный покой, спать совсем не хочется, хочется о чем-то мечтать, а о чем, не знаю.
  22 мая. Была на день рождении и день для занятий потерян. 10 часов, а меня тянет ко сну.
  Близко дружа с Зоей и Софой и проводя почти все свободное время с ними, я довольно мало общаюсь с остальными девочками в классе вне школы. Чаще всего кроме них я бываю у Марины Игитханян. Начиная с девятого класса, когда уедет Милка Шустер, я начинаю дружить и с Мариной. Маринка всегда привлекала меня своим легким юмором и мягким, незлобивым характером. В ее обществе я как бы отдыхала от строптивости своих ближайших подруг. Помимо меня, Марина дружила с Ингой и Ларисой Голубцовой.
  В нашем классе были только две полные девочки, Лариса и Стефа Лященко. Но Ларина полнота портила ее, без нее Лариса со своим симпатичным личиком и яркими желтыми глазами была бы просто хорошенькой девушкой, а из-за излишней полноты она сильно теряла во внешности.
   А Стефа была какой-то гармонично кругленькой девушкой, ладненькой, розовенькой, с ямочками на полных щечках, курносым носиком и хитрыми и веселыми щелочками глаз. Она занималась легкой атлетикой, толкала ядро. В классе последние годы она была старостой. Дружила она с Оксаной Тотибадзе.
  Большинство девочек в классе учились вместе с первого класса. Помнили друг друга совсем маленькими, мы с Зоей пришли позже и замечали, что наши подруги, Заруи, Софа, Марина, помимо дружбы с нами, были связаны другими, многолетними дружескими связями в классе.
  Первое время и Верушка любила подчеркнуть, что те, которых я воспитываю с пятого класса, они мои, родные, послушные.
  Демкина чувствовала наше противостояние ей, мы с Зойкой были старше, когда попали к ней, у нас уже была своя расценка ценностей, расценка, никак не совпадающая с ханжескими взглядами Демкиной. В детстве я долго искала это слово, довольно точно характеризующее нашу классную. Она была ханжа и вся ее борьба за нравственность гроша ломаного не стоила, она была неискренней, злобной и, думаю, трудной для общения в учительском коллективе женщиной.
  Стефа, была одной из Верушкиных воспитаниц, и став после меня старостой класса, ладила с Верушкой ; во всяком случае, так казалось со стороны. Сама Стефа пугала меня своей абсолютной знанием того, что именно плохо, а что хорошо. Ее жесткая система взглядов, отсутствие легкости, педантичность и аккуратность, способность не завестись общим настроением, а одернуть, когда мы начинали шалить, не привлекали меня, и я мало общалась со Стефой в школе. Но если случалось, что Стефа разойдется, то устоять против ее рассыпающегося мелким горохом смеха было невозможно. Если Стефа, совсем закрыв глаза-щелочки, смеялась, то начинали смеяться даже те окружающие, которые не знали вообще, в чем, собственно, дело.
  Урок физики в физическом кабинете. У доски стоит Софа, не знает ни черта. Зойка Меликян ей подсказывает со второй парты. Шота сидит в своей обычной дремлющей позе, полузакрыв лицо ладонью, задает Софке вопросы и слушает ответы, но не кивает удовлетворенно головой в такт ответам, как с ним часто бывает. А просто спрашивает еще и еще.
  Заруи не блещет в физике и поэтому прежде, чем подсказать, она спрашивает у меня, а затем передает Софе. Я сижу на третьей, последней парте вместе с Арутюнян, которая облокотившись на руку, расслаблено смотрит на доску, на Софку и ждет, когда экзекуция подруги прекратится. Весь труд по вытаскиванию Софии она свалила на меня.
  Я считаю, что на тройку Софка уже ответила, но Шота не прекращает допрос, все усложняя вопросы.
  На один я не отвечаю Меликян сразу, мне надо подумать, но Зойка не ждет и, сердито махнув на меня рукой, подсказывает неверный ответ.
  Шота мгновенно просыпается, открывает один глаз и говорит:
  - Хучуа, встаньте!
  Я заливаюсь румянцем и встаю.
  - Никак я не ожидал от Вас, что Вы такого простого вопроса не знаете, - говорит Шота.
  - В чем дело?
  Я молчу, Арутюнян, кладет голову на парту и начинает хохотать, звуки она не издает, но плечи трясутся.
  Физик доволен, он дал нам понять, что его не так-то просто провести, и все наши хитрости ему видны, ну а я не могу оправдываться и только молча царапаю пальцем поверхность парты. Я не хочу говорить, что ошиблась Меликян.
   Софка тоже молчит, вид у нее усталый и равнодушный, а Заруи втянула голову в плечи и затаилась. Постепенно ситуация становится ясной и для остальных, и мои одноклассники заливаются смехом.
  Шота молчит, молчит, затягивает молчание... потом берет журнал:
  - Садитесь, Чартилиди, садитесь, - как можно уничижающе говорит он и ставит ей вымученную тройку.
  У Софы на лице блаженство, ведь главное для нее еще раз не отвечать до следующей четверти.
  Она идет на место рядом со мной.
  Я продолжаю стоять.
  - Садитесь и Вы, Хучуа.
  Я сажусь, и смех Зойки заражает и меня, мы все трое смеемся.
  И опять урок физики. Я у доски решаю задачу, какой длины должна быть проволока, чтобы оторваться под действием собственной тяжести. Ход решения мне ясен, я бодро пишу формулы, Шота удовлетворенно кивает головой, слушая мои объяснения. Я не люблю больших чисел, поэтому благополучно сокращаю 10 в третьей степени в числителе с 10 в минус третьей степени в знаменателе. Угулава лишь приоткрыл глаза, повернулся к доске, но не остановил меня. В ответе я получаю полтора.
  - Полтора чего? - спрашивает Шота.
  Я уже поняла, что ошиблась и взглядом ищу ошибку в решении.
  - Полтора чего? - не дает сообразить учитель и я вынуждена написать, то что получила, - полтора мм.
  Шота подскакивает к доске, берет у меня мел:
  - Представляете, проволока длиной 1.5 мм порвется под действием собственной тяжести. Я уже нашла ошибку и молча, не давая Шоте обрушить на меня всю свою язвительность, исправляю мм на км.
  - Ну вот, это несколько другое дело, - обрывает себя Шота и сажает меня на место, чтобы начать объяснение урока.
  Моя бабушка хорошо гадает на картах. Часто мама, когда чем-нибудь встревожена и не знает, что ждет впереди, просит бабушку:
  - Мама, прикинь, что там будет? - и бабушка раскидывает на картах и говорит:
  - Все кончится хорошо.
  - Или потянешь еще нос, пока выкрутишься.
  Так она гадает нам с мамой - кратко. Но когда к нам приходят мамины подруги погадать, бабушка гадает им долго.
  Так, Тамарке, той самой, с которой мама встретилась в бане и которая приезжает в Батуми к своей младшей сестре, бабушка гадала на ее воздыхателя, который имел серьезные намерения, бабушка гадала долго и, если верить Тамаре, правильно.
  Во всяком случае, бабушка разложила карты и тут же спросила:
  - Пьет?
  А именно это и смущало Тамару.
  Потихоньку и я начинаю понимать, какая карта что означает: пиковый туз - удар, благородный пиковый король несет благополучие, десятка пик - пустые хлопоты, а семерка пик - скандал, крупные разговоры.
  И я вовсю гадаю своим подругам.
  Кажется, совсем недавно я гадала Нельке на картах, гадала на Ниаза и, смеясь, говорила:
  - Карты говорят, не ходи с эти коварным обольстителем в кино. Опасно.
  - Уже была, вчера, - улыбается Нелька мне в ответ.
  И вдруг, неожиданно, совершенно неожиданно я обнаруживаю, что Ниаз, который учится в Тбилиси и приезжал только на каникулы и иногда на денек на выходные, забыт и у Нельки любовь с Аликом Гваришвили.
  Алик совсем забыл про свою Милочку и увлечен, и сильно увлечен Нелькой.
  Наш класс воспринимает это очень доброжелательно, к влюбленным относятся благосклонно и, как это часто бывает, вокруг пары начинает кучковаться народ и компания сближается еще больше.
  Весна. Наша кодла гуляет по бульвару. Почему и зачем мы вместе, чуть ли не весь класс, уже не помню. Впереди всех летит Нелька, на ней платье на бретельках из голубого капрона с бледным узором, которое ей сшила ее мама. Волосы как воронье крыло летят по ветру.
  Изредка она поворачивается смеясь и перешучиваясь с Аликом, который идет следом, пытаясь догнать, и не сводит с нее глаз.
  Тира идет сзади, рядом с нами и восхищается Нелли.
  - У Нельки все хорошо, все как надо - руки, плечи, лицом красавица, а какие ножки!
  - Нет второй такой девушки!
  Я смотрю на Нелли глазами ее подруги Тиры и вижу, ревниво к чужой красоте вижу, - все правда, все хорошо, красивая Нелька, не зря в нее влюблен такой парень, как Алик!
  - У меня есть 10 рублей, пойдем, я угощаю мороженым, - кричит Нелли.
  - Как она мне надоела со своими деньгами, - сердится Алик, который в этот момент случайно не при деньгах и самолюбие которого страдает от мысли, что за него заплатит девушка.
  Я слушаю их шутливую перебранку и мне вдруг становится радостно на душе.
  Я хочу счастья им и себе, и Зойке, идущей рядом Тире и всем нам, таким молодым, полным ожидания, полным надежд, стоящим на пороге взрослой жизни
  Летнее утро конца мая или даже начала июня. Жарко. Школа стоит совершенно пустая, тихая, у 11 класса идут выпускные экзамены, но сегодня их нет, два параллельных класса на производственной практике, младшие классы распустили и мы единственный класс во всей школе, который сегодня учится. На первый урок учитель опаздывает, и мы его ждем.
  Учиться жутко не хочется. Хочется пойти на море или на бульвар.
   - Мы одни в школе, - говорит кто-то со вздохом и все чувствуют, как же это несправедливо, мы, только мы и учимся!
  - Хорошо бы, если бы учитель не пришел, - мечтает кто-то вслух.
  - Ждем 5 минут и уходим, - предлагаю я.
  - Совсем или только с этого урока? - спрашивает Зойка.
  - А что, можно и совсем, - лениво тянет Дэн (с 10 класса так зовем Даника).
  Ждем, тоскливо, но никто не решается встать первым, хотя отпущенные 5 минут прошли.
  В классе шум, каждый занят чем хочет.
  - Ну, мы уйдем или нет, - спрашивает Алик громко, развалясь на последней парте.
  И тут Гиви (с 10 класса часто Джондо, но для меня всегда Гиви), остро чувствуя всеобщее настроение, решительно встает и медленно, словно нехотя идет к доске.
  Там он поворачивается и строго говорит Софе, подмигивая всем остальным:
  - Ну-ка, жена, за мной.
  Как раз в десятом шла такая игра, что у нас были мужья и жены в классе, но эти пары строились по игре, а не по чувствам симпатии, жена должна была слушаться мужа, а во время танцев и игре в бутылочку должна была ревновать и скандалить. В результате на наших вечеринках, на которых очень не хватало кавалеров, их недостаток не так сказывался.
  Когда кто-то из девчонок начинал сильно шуметь и выступать, муж из мальчишек призывал ее к порядку.
  В общем, Гиви встал, сказал Софе, которая в тот момент числилась его женой:
  - Жена, за мной, - энергично махнул головой в сторону двери, и Софка, сначала неуверенно, а потом со смехом быстро пошла за ним, я встала за Софой, Зойка за мной.
  За Софой встала верная Нанули. За Нанули - Белка, за мной - еще Маня и Марина вместе с Ингой, за Гиви - Алик, за Аликом - Нелька и Люда и Даник и т.д.
  Достаточно было только стронуться и вот уже весь класс на лестнице и во дворе школы.
  Еще нас можно повернуть, но учитель опаздывает (совершенно не помню, чей был первый урок), мы уже на улице и бегом от школы.
  На бульвар и в кино решили не идти, а пойти погулять в Махинджаури, курортное местечко в нескольких километрах от Батуми.
  Школьные сумки не хотелось тащить с собой, и мы пошли к Зойкиной маме и оставили портфели у нее.
  Тетя Тая была растеряна, но не перечила нам и обещала молчать.
  Наташка Антипина сказала, что у нее болит зуб, и запросилась домой. У нас уже было настроение круговой поруки, но мы ее отпустили.
  Лариска Дурандина была комсоргом школы и, посовещавшись, мы решили и ее отправить домой, чтобы потом Верушка не выступала:
  - Во главе с секретарем комитета комсомола школы они удрали с уроков.
  Лариска не хотела уходить, но, поколебавшись, ушла.
  Мы, смеясь и болтая добрались до Махинджаури, устали и устроились там на лавочках.
  У кого-то были деньги, что-то купили и жевали, греясь на солнышке.
  Всем было хорошо.
  Даник лег на лавку, положил голову на колени Зойке, закрыл глаза и сказал:
  - А представьте себе, что здесь сейчас появляется Вера Павловна.
  И вдруг мы слышим крик Алика:
  - Вера Павловна!!!
  Я поворачиваюсь и вижу, что Алик спрятался, присев за лавку и у него растерянное и испуганное лицо. Я проследила за его взглядом и увидела Демкину, которая непривычно стремительно для нее, с озабоченным лицом шла к нам.
  Тугу вскочил и бросился бежать в одну из затенных узеньких улочек.
  Я бросилась за ним, за мной Даник. Мы втроем и убежали, а остальные попались.
  Посовещавшись, мы решили разделить участь товарищей и вернуться.
  Вера Павловна пришла нас искать с отцом Алика, который был членом обкома, с ними был еще Самсония.
  Но Алик не заметил родного отца, в первый момент он увидел только нашу классную.
  Вахтанг Гигитович обратился ко мне:
  - Кто придумал уйти с уроков?
  - Да как-то само получилось, все разом и решили и ушли, - ответила я.
  - Почему ее спрашиваете? - спросил по-грузински Дон Кихота отец Алика.
  - Лучшая ученица в классе, - ответил Вахтанг.
  Я ответила правду. Уйти хотели все, и все были взрослые, и кто боялся последствий, как Наташка, те нашли повод пойти домой.
  К чести наших учителей, кроме Верушки никто больше не приставал к нам с такими вопросами. Это было удобно всем. ЧП замяли на школьном уровне, не стали раздувать и кричать, что круговая порука.
  А произошло следующее:
  Когда наша ВП узнала, что ее класс ушел со всех уроков, она кинулась по всем кинотеатрам города, но нас там не было, уж мы-то знали, где ищут в первую очередь, хотя такой коллективный поход совершали в первый раз.
  Потом она кинулась по квартирам учеников, которые жили рядом со школой. Наташка жила на Шаумяна. Мать у нее не работала и Верушка зашла к ним и застала Наташку, но Наташка клялась, что рассталась с нами до того, как мы решили, куда идти.
  Позднее народ подозревал, что она раскололась и нас выдала. Но Наташка в слезах клялась, что нет не она, хотя ее пытали и мать и Верушка
  Но я думала, что выдержать такой напор было не по плечу Наташке, и она сдалась. Впрочем, тут я ее не осуждала.
  Когда все собрались в классе, Верушка сказала, что она разослала всех по домам с известием, что дети пропали.
  Я возмутилась такой формулировке. Очевидно было, что мы просто удрали с уроков - вот и все, и к чему нагнетать страсти?
  У бабушки только что был гипертонический криз, и я, беспокоясь о ее состоянии после такого известия, побежала домой сломя голову, мучаясь угрызениями совести и злостью на Демкину.
  Но, оказывается, моя бабушка ничего не знала.
  Посмотрела на меня удивленно и сказала:
  - Ничего я про ваши дела не знаю, никто ко мне не приходил, и куда ты здрашная опять убегаешь?
  На другой день, когда Верушка в который раз за последние сутки стала выяснять, а кто зачинщик, я тут же воспользовалась ее неосторожными навязчивыми попытками вывести нас на чистую воду, чтобы в нее вцепиться и расквитаться за пережитый страх за свою бабульку. В результате вышел большой скандал, я вне себя сказала классной, что какое она имела право заявлять что дети пропали. Куда могли пропасть семнадцатилетние юноши и девушки посреди белого дня? Зачем такая форма, если не для того, чтобы сознательно напугать родителей и посеять панику? Был урок физики, Шота уже зашел и молча стоял и слушал, как мы с Верушкой орём друг на друга, и потом классная, вся красная вылетела из кабинета.
  Для ее самолюбия был большой удар, что на нее повысила голос ученица, да еще публично.
  Шота прихрамывая, медленно прошел к столу, встал, помолчал и в удивлении с большим неодобрением, но осторожно, опасаясь нового взрыва, сказал мне.
  - А я и не ожидал, что Вы такая грубая.
  Я молчала. Ну, у меня не было никакого желания и сил оправдываться, пар из меня весь уже вышел, и я не помню, что буркнула, кажется, что-то вроде - уж какая есть.
  Мне было обидно, что Шота, наш любимый учитель, не на моей стороне, но все равно, я не считала себя неправой.
  В результате нам с Даником - ему как комсоргу класса, а мне за личные выпады - поставили за 4 четверть четверку по поведению.
  А мне и за год.
  Я не сдавала экзамены за 10 класс, так как должна была ехать на соревнования.
  Но табель с четверкой по поведению не годился, меня могли не допустить до игр. Ника расстроился и сказал мне - иди и проси исправить. И я пошла к Варшанидзе.
  Та долго меня пытала, что я так ее (Демкину) ненавижу? Но я не дала прямого ответа.
  Если выразить точно, что я чувствовала, то я не считала Демкину Веру Павловну достойным объектом для своей ненависти.
  Ну не тянула она на ненависть, она хотела любви и нашего полного подчинения, не только сиюминутного, но в дальнейшем, а я не была способна ни на то, ни на другое. Конфликт между нами был неизбежен.
  В конце концов Варшанидзе не исправила мне четверку, а сказала:
  - Извинись, и пусть она сама исправит.
  Из дневника
  19 июня.
  Мама с 9 до 6 на работе, бабушка уехала и я дома одна. Мне есть, что писать, но так много, что страшно начинать. Мы всем классом ушли с уроков, а потом я нагрубила В.П. и когда мне нужен был табель для соревнований, она мне поставила 4 по поведению. Нужно было пойти еще раз извиниться, пойти к ней домой, а у меня "земля под ногами горела".
  Что я пережила и вспоминать не хочется. Какое испытываешь чувство, когда как жалкая побитая собачонка вымаливаешь прощение у человека, которого оскорбил и которого не уважаешь!
  Это было гадко, мерзко. Унизительно!
  Одно - извиниться, чувствуя свою вину (что я и сделала сразу, но ей этого было мало), другое - под давлением обстоятельств кривить душой.
  С Зоей помирилась 18 мая и в тот же день забыли, что ссорились.
  Четверку Верушка мне исправила, но когда приехали в Тбилиси, то Нике поверили, что исправлено не мной самой только тогда, когда он сказал "Ну, вы посмотрите на все остальные оценки".
  У меня были за год только 2 четверки - по английскому и по поведению. Тогда поверили и допустили меня до соревнований.
  Позднее Шота скажет, что с четверкой по поведению не переводят в следующий класс, что четверка ставится только на педсовете, а на педсовете никто не дал бы Демкиной поставить мне четверку.
  Но педсовет был бы поздно, мне надо было уже играть.
  Позднее, вспоминая наш поход в Махинджаури, я говорила:
  - Вижу, Тугу бежит в переулок. Думаю, он местный, знает все ходы и выходы, и за ним.
  - А я вижу, Хучуа бежит. Ну, думаю, она уже все рассчитала и взвесила, и бегу за ней, - весело продолжал второй потерпевший, Токмаджан.
  25 июля. 10 задач и примеров в день - вот моя норма!
   Никто не руководил моей подготовкой в институт и мне казалось, чем больше решу, тем лучше, хотя теперь я бы построила подготовку по другому: для того, чтобы научиться решать задачи одного типа, совсем необязательно перерешать их все. Главное - верный подход.
  26 июля. Прочла "Очарованную душу" одним махом, по двести страниц в день. Впервые человеческие отношения и характеры предстали передо мной во всей их сложности. Хочу еще что-нибудь Ромена Ролана.
  Кажется, 4 июля. Со вчерашнего дня гнусное настроение. Иногда поднимается вдруг что-то отвратительное, гадкое со дна души и так смердит, что самой тошно.
  Свою норму о задачах и примерах я пока выполняла, а теперь застряла. Не решаются, трудные, и у меня сразу отчаяние и неверие в собственные силы. После первой же трудности, первой неудачи я раскисаю.
  При мне недавно с грустно-иронической улыбкой сказали: "Это была хрустальная мечта детства" Невесело, но я подумала: А много ли мы делаем, чтобы хрустальная мечта юности воплотилась в жизнь?
  Нет, слишком мало. А потом, с возрастом, приходит разочарование и неудовлетворенность. Я не хочу этого, не хочу!
  Наша троица притащилась на море после бури. Была прекрасная солнечная, но ветреная погода и по ветру развивался красный флаг - купаться запрещено. Как почти всегда в Батуми прибой высокий возле берега, а дальше море вполне спокойное. Но когда волны большой силы, нужно уметь быстро плыть на гребне волны, потом при отходе воды назад коснуться дна ногами и быстро бежать к берегу, пока сзади тебя не накрыло следующей волной. Если накроет, то сомнет, перевернет и может сильно ударить о дно, а еще волна несет булыжники, удар которых может оглушить, ведь берег не песчаный.
  Ну, в общем, флаг красный и опасность реальная. Но в море видны 2 - 3 три головы - смельчакам флаг не указ.
  Зоя и Софа раздеваются, натягивают на себя купальные шапочки и смело нырнув под волну, выплывают уже не в зоне опасности, плавают там полчаса, а то и больше, а я скучаю, лежа на берегу, так как плаваю я хуже подруг, и хотя заплываю в хорошую погоду метров за 200 от берега, такое море все-же не для меня. Наконец они возвращаются, и тоже ложатся рядом со мной. От них пахнет прибоем, морской свежестью, возбуждением борьбы с волнами, мне становится жарко, тоже хочется охладиться и я иду к морю, решив полежать на берегу в пене прибоя.
  Я лежу, волны перекатывают меня с боку на бок, но здесь опасности нет. Лежу я лицом к берегу, спиной к волнам и незаметно для себя я, затягиваемая отливом волны, спускаюсь по берегу все ниже и ниже, все ближе к водной стене, которая периодически обрушивается на берег. Не помню точно, как это произошло, но вдруг я увидела, что секунда и меня сейчас накроет и сомнет волна и, растерявшись, не имея времени думать, я просто нырнула под нее и выплыла за полосой прибоя.
  Там я плаваю, но выбраться на берег не могу. Я плаваю медленно и пока плыву к берегу, меня начинает накрывать следующая волна, я опять ныряю и выплываю в море, и так раз, другой, третий я начинаю уставать, а главное, я испугалась и уже наглоталась воды.
  Я машу девчонкам рукой, мол помогите, они уже встали и наблюдают за мной, прикрыв ладонями глаза от солнца.
  Вдруг спасатель, который целыми днями сидит на солнце и черен как негр, подходит к ним. Я слышу их разговор:
  -Что, она никак не может выбраться?
  - Да - хором кричат Зоя и Софа, - надо ей помочь.
  Спасатель, парень лет двадцати пяти бросается в море и подплыв ко мне хватает меня за руку. Как только движения мои оказываются скованными, я тут же ухожу под воду и пускаю пузыри.
  Испуганный, он выпускает мою руку.
  -Ты плыви рядом,- говорю я ему- и командуй, когда плыть вперед, а когда назад, а то я не успеваю и плыть и следить за волнами - объясняю я ему, хватая ртом воздух.
  -Вперед, вперед, -быстро, командует он,-теперь стоп, назад, назад, а то накроет, еще вперед, быстрей, еще назад...
  Ну вот уже чуть-чуть вперед еще, я достаю ногой дна, он хватает меня за руку и быстрым резким рывком толкает к берегу. Меня окатывает последняя волна, но я близко к берегу и сила удара невелика, оплевываюсь и пошатываясь я бреду к подругам, даже не поблагодарив своего спасителя.
  - Спасибо, -кричат ему девочки, а мне говорят:
  - Ну мы уж думаем, пора шапочки надевать бежать тебя спасать или нет?
  - Ну и подружки - плююсь я морской водой,- я чуть не утопла, а они за свои прически беспокоятся.
  Все произошло быстро, не более 15 минут я была в море, но на самом деле я натерпелась страху, и больше уже никогда не плавала при большом волнении.
  Вчера на море были страшные волны, а я полезла( подруги уже искупались). Зайти зашла, а выйти не могу. Стала уже уставать и испугалась. Когда волны, опасно выплывать. Может накрыть. Хорошо, девочки позвали спасателя и он помог мне выбраться. По настоящему я поняла опасность лишь потом.
  Совместный поход с уроков сплотил нас еще больше, и мы часто большой компанией одноклассников ходим купаться.
  Купаемся мы, девочки всегда в резиновых шапочках - соленая морская вода портит волосы, а мыть голову каждый день после моря у большинства из нас нет возможности.
  На мне оранжевая резиновая шапочка, у нас оранжевый мяч, мы играем в собачку в воде. Собачкой должен быть хороший, быстрый пловец, а не то быть ему собачкой все купание.
  Брызги, шум, визг на весь пляж. Я только что была собачкой, еле-еле поймала мяч и теперь стою по грудь в воде и пытаюсь отдышаться.
  Вдруг сзади кто-то кладет руки мне на голову и рывком толкает вниз. Я ухожу под воду. Руки меня отпускают, и я всплываю только на то время, чтобы схватить воздух ртом. Меня снова опускают под воду, я только успеваю понять, что это резвиться Дэн. Из-за того, что я не успела глотнуть как следует воздух, я не могу отплыть от него и как только он меня отпускает, всплываю рядом с ним, успеваю глотнуть воздух и снова под воду. Начинаю чувствовать, что мне уже в следующий раз не всплыть, мне уже плохо.
  Не знаю, понял он или нет, но в четвертый раз он меня не утопил.
  Маринка, которая наблюдала эту сцену, начала кричать:
  - Я никак не пойму, это Зойкина голова или мяч?
   Я вышла на берег пошатываясь и больше не лезла в воду, а потом держалась от Токмаджана подальше, черт его знает, что ему еще придет в голову.
  На пляже часто играем в карты, в основном в Кинга и в Up and Down.
  Иногда в подкидного дурака пару на пару.
  К этому времени многие из нас слегка употребляют тушь для ресниц, помаду и пудру, но естественно на пляж никто не красится, естественно для всех, кроме Тиры, которая упрямо красится перед походом на море, густо нанося косметику на лицо, и сидит разукрашенная на булыжниках батумского пляжа в купальнике - загорает. Купаться она не идет, терпит, но жара и радостное бульканье остальных заставляет и ее окунуться в море. Выходит она вся в потоках туши, в совершенно жутком виде, как будто она часа три рыдала.
  И пока мы играем в волейбол на берегу, Тира пытается носовым платком стереть разводы туши с лица, а потом бросив бесполезное занятие, бежит прыгать вместе со всеми.
  "Русский лес" Леонова читать не могу. Скучно
  14 июля. Так хорошо начала играть на этих соревнованиях и такой бесславный конец: отравилас,ь и пришлось отказаться от игры.
  Когда тебе плохо, то собственные страдания становятся центром вселенной и кажется, никто никогда не страдал так, как ты.
  31 июля. Никуда не годное настроение, в голову ползут какие-то черные, озлобленные мысли, что-то такое тягучее и засасывающее. Чувствуешь себя оскорбленной несуществующими обидами, все люди видны с черных, обратных сторон, кажутся наделенными всеми низкими чертами.
  3 августа.
  Здравствуй, дорогой незнакомый и поэтому такой искренний, понимающий и сочувствующий друг!
  В скучную минуту, когда невесело было у меня на душе и нечем было заполнить томительные часы досуга, я решила написать письмо тебе, не существующему, созданному моим воображением.
  Может быть толчком послужило полученное мною письмо от мальчика, письмо по-детски наивное и бессодержательное, в котором неловко и застенчиво в самом конце содержалась просьба о маленькой карточке и несмелые слова о том, что соскучился.
  Это письмо написал мне мальчик Ваня, с которым мы сидели на последней парте в шестом классе. Он звал меня Москвой. Как все дороги вели в Москву, так и ко мне вели все пути на контрольных, так Ваня объяснил это прозвище.
   Я так ему понравилась, что он спустя почти 4 года вдруг решился и написал мне письмо, взяв адрес, я думаю у Гали. Я, возможно даже бы ответила на его письмо, я его помнила, но он в конце письма приписал :
  Жду ответа, как соловей лета.
  И все. Я не ответила.
  А у меня горько и обидно стало на душе и за него и за себя. Потому что не дрогнуло сердце радостью при виде конверта, неторопливо распечатала я его, и равнодушно прочтя, подумала о докучливой необходимости отвечать.
  И хотелось мне написать письмо умному, искреннему и любимому другу. Легко писать человеку, когда не боишься встретить насмешку или непонимание.
  Все тот же вопрос о моем призвании, о моем месте в этой огромной жизни занимает мои мысли. Я не верю ни в свои силы, ни в ум и знания и это неверие заставляет меня отступать и падать духом перед каждой неудачей. Иногда мне хочется бурной и яркой, богатой событиями жизни, а потом наступает скука и апатия.
   Хочется настоящей, большой любви и страшно, очень страшно, что не найду ее.
  9 августа. На сегодняшний вечер билеты в театр - и как страшно медленно и скучно тянется время. Взялась точить карандаш, и остро отточенный грифель возбудил желание писать.
   Мои подруги Зоя и Софа в ссоре. Этот сюрприз они привезли из своего 18 дневного турне по Черному морю. Я между двух огней: то с одной провожу время то с другой и такое чувство, как будто подлость делаю. А чем я виновата?
  Надоели мне эти склоки.
  Почитать мой дневник - всегда у меня плохое настроение и нет радостей в жизни. На самом деле я не такая уж страшная меланхолик. Просто записи веду лишь тогда, когда плохое настроение( если верить датам, то не так часто) Разговор с самой собой в дневнике развеивает его. А начнешь писать в счастливую минуту - радость водой разбавляется.
  Зойка и Софа ездили в турне по Черному морю, с заездом в Киев. Это турне было организовано комсомольской организацией, но меня мама не отпустила, и я больше двух недель пробыла одна, погода была плохая, ни тренировок, ни моря, ни общения и я с тоски разобрала часы. Мама купила себе золотые часы, а мне отдала свои часы, знаменитую "Победу", которая вдруг перестала ходить. Вот я их и "чинила". К моей чести нужно сказать, что я не только разобрала часы, но и собрала их снова, не оставив не одной лишней детали, ходить они не начали, но стрелки стали передвигать вручную, а то и этого не было.
  Спустя месяц мама наконец собралась и отнесла часы в починку и мастер их починил, сказав только:
  Что-то много деталей сломано, ребенок в них копался, что ли?
  Осталось 20 дней до первого числа. Последний год! Эта мысль сжимает сердце грустью, страхом и больше всего - трепетным ожиданием неизведанного.
  11 Как медленно тянется время, когда завтрашний день обещает так много, а сегодняшний уже окончен, но не спится.
  12. Когда много ждешь, то всегда обманываешься. Впрочем, я и не огорчилась. Скучно. Но и в школу не тянет. А все из-за В.П.
  Совершенно не помню, что я ждала от 12 августа, и в чем обманулась.
  20 августа. Как начнутся занятия - беллетристику долой!
  Хорошая вещь - физическая усталость послу удачной тренировки. Голова ясная. Сон глубокий, бодрящий.
  Весной мама купила мне индийскую серую кофту у Ламары, Симиной знакомой спекулянтки. Ламара ездила за вещами в Москву, стояла там в очередях, закупала вещи, в основном трикотаж и обувь, привозила в Батуми и продавала. Кофта была детского размера и мама купила ее за 42 рубля, вместо 45, которые просила Ламара. Процесс купли продажи происходил у Симы на квартире.
   -Клянусь детьми, сама купила за 40 рублей, говорила Ламара, стараясь убедить мать, что она не очень переплачивает.
  -Купи девочке дорогую кофту, она уже большая,- поддерживает Сима.
  Мама сдалась и я получила желаемое.
  Когда Ламара ушла, тетя Сима еще раз подержала кофту в руках.
  -Ну- сказала она,- 35 рублей она наверное стоит.
  -Как 35?- всполошилась мама.-Она же детьми клялась, что сорок.
  -Да у нее нет детей, бездетная она.
  -Что же ты мне этого сразу не сказала?
  -А ты бы кофту не купила по своей скупости, а она Зое к лицу.
  Все лето, в хорошую погоду я с утра на кортах. Жарко. Совершено взмокшие, усталые после 2 - 3 часовой игры, мы вваливаемся в раздевалку и как есть, падаем на лавки вдоль шкафчиков. Через некоторое время скидываем часть одежды и снова валимся на прохладные доски. Только минут через 20 - 30 начинается шевеление и кто-то первый идет в холодный душ. Слегка обмывшись, натягиваем купальники. В моде цельные, так называемые сжатые купальники - через ткань густо протянуты резинки и получаются мелкие сборки по всему купальнику.
  Покидав полотенца и ракетки в сумки, идем на пляж, редко все вместе, обычно кто собрался первым, уходит, остальные идут попозже.
  Мы пришли с Мадленкой раньше остальных и молча сидим вдвоем на камнях. Лень ворочать языком. У меня в сумке альбом для набросков, но нет сил рисовать. Вдруг к нам подходит молодой светловолосый парень, явно презренный отдыхающий, приседает рядом с нами на корточки, и заглядывая нам в лица, говорит:
  -Здравствуйте!
  Мы в течение секунды обе смотрим на него, остолбенев от такой наглости.
   Затем, лишь взглянув друг на друга, мы одновременно, как по команде, поворачиваемся к нему спиной, не произнося ни слова.
  - Из этого я делаю вывод, что вы местные - говорит нахал нам в спины, встает и уходит.
  Теперь, когда он удалился, мы даем себе волю и хихикаем вовсю.
  21 августа. Сегодня с утра у меня беспричинно радостное настроение. Варю манную кашу, хожу по комнате и улыбаюсь.
  24 августа. Я решила оставшуюся неделю до школы отдыхать вовсю, если погода не помешает. Достала, наконец, "Красное и Черное"
  Сулико уходил в плавание и мы втроем пришли его провожать. Так было положено, обидно, когда тебя не провожает в плавание девушка, тем более, что все его товарищи знали про него и меня. И я пошла, хотя идти не хотела, и немного прошла по пирсу, махая рукой пароходу.
  А на пирсе была мать Сулико, которую я не знала в лицо, и которая потом рассказывала, что я потеряла всякий стыд, бежала по берегу, расталкивая людей, и махала ему рукой. Спасибо, не придумала, что я рыдала от горя разлуки.
  В общем, в глазах матери я была злодейка, чуть ли не распутная девица в которую по недоразумению влюбился ее хороший впечатлительный мальчик.
  Все было сложно с Сулико. Он не объяснялся мне в любви, не предлагал дружить, никогда не приставал, не лез целоваться, был очень милый скромный парень. Мы иногда ходили в кино и ребята в классе знали, что Сулико по мне страдает. Мы два года учились в одном классе, он был симпатичный мальчик и товарищ моих друзей и подруг, которые знали его с детства, с семилетнего возраста. А мы практически не были знакомы друг с другом, и виной этому была его застенчивость. Я очень напрягалась и не знала, о чем с ним говорить в те редкие минуты, когда мы оказывались наедине, а он все время молчал. С Маринкой он был не такой. Он с ней раскованно болтал и жаловался, что меня нигде не поймать, то я на тренировке, то в художке. Из-за его скованности, мне всегда казалось, что свое чувство ко мне он выдумал. Просто в мореходке в мужском коллективе ребята хвастались своими девушками, вот Сулико и решил, что для него такая девушка - это я. А может быть он был искренен, и действительно влюблен.
   Мои одноклассники, посмеиваясь, говорили, что Сули надо поскорее жениться, а не то его в загранку не пустят из-за сестры в Швеции. А я не собиралась замуж. Я собиралась на физтех, и я не представляла совсем, что Сулико обо мне думает и как он меня воспринимает.
   Конечно, мне надо было бы строже в своем поведении, не подавать надежд и не ходить провожать Сули, но это так романтично провожать корабли...
  И опять у Зои, в ее квартире. Шурки и дяди Егиша нет дома, Зоина мама где-то тихонько шьет, а Зойка сидит за пианино и играет. Музыка переливается. Перебегает. Журчит. Я слушаю и мне хорошо.
  -Шопен говорит Зойка,- это Шопен- и я слушаю и мечтаю.
  Зоя не только играет, но и хорошо поет, только на вечерах в школе она не поет и объясняет мне - я не могу громко петь, у меня голос слабый. Но иногда, вечерами, для души она поет, обычно романсы и я люблю слушать ее.
  Я понравилась маминой подруге детства Тамаре и она говорит маме:
  -Давай познакомим моего старшего и ее.
  -Да твой же маленький, не понравится она ему -сомневается мама.
  Старший сын тети Тамары на год моложе меня, а приехала она с младшим, Сережкой- красивым мальчиком лет 12, очень похожим на мать.
  -Если старший похож на младшего брата, то пожалуй я не возражаю, можно познакомиться- смеюсь я.
  Тамара вздыхает - Да нет, они не похожи.
  Через несколько лет произойдет трагедия - Сережа, увлекающийся радиотехникой, целый день просидит согнувшись, а потом вскочит и побежит в магазин за какой-то деталью.
  Для быстроты по мальчишечьей привычке, он поедет по перилам, а у него закружится голова, он сорвется и разобьется насмерть. Перед смертью Сергей успеет сказать своей подбежавшей бабушке:
  -Бабушка, это я сам.
  Будет ему 16 лет.
  
  11 класс, 1964-1965 г, Маркса 43
  
  Когда у нас в конце 10 класса произошел конфликт с Демкиной, нашей классной, я очень просила мать перевести меня в другую школу. Хотя бы в третью, которую кончала сама мама. Я устала от многолетней борьбы с Демкиной, борьбе бессмысленной и только расшатывающей мне нервную систему.
  - Зачем это нужно? -убеждала я мать, - медаль для поступления на физтех не дает мне фактически никаких преимуществ, а учиться, поверь мне, я везде буду хорошо и кончу любую школу без троек.
   Но маме, самой троечнице, очень льстило, что я иду на медаль, она придавала этому большое значение и она, а еще Зойка уговорили меня остаться.
  В 11 классе мы каждое утро до школы ходили купаться - Зоя, Софа и я.
  Мама не разрешала мне заводить будильник и поднимать весь дом, проснуться я сама не могла, и девчонки заходили утром за мной и будили меня, постучав в окно. Я сонно натягивала купальник, платье и выскакивала на улицу.
  Мы шли к морю по тихому спящему городу, отдаваясь ощущению прохлады и утренней свежести. Море лежало тихое, тоже спящее, прибой чуть шуршал, вода была теплая, плавать было одно удовольствие.
  Когда возвращались, на улицах уже были люди, слышались голоса, южные выкрики, город просыпался. В октябре воздух был холодный, а вода теплая, никак не хотелось вылезать из воды.
  Мы купались до ноябрьских праздников, а потом погода испортилась почти на неделю, утром стало темно, и мы перестали купаться.
  15 сентября. Еще раз убеждаясь, что культура письменной речи у меня очень и очень хромает.
  Культура речи - выражение нашей Марьи Георгиевны, не думайте, что я его сама придумала.
  Ничего не могу поделать, говорю свободно, а пишу страшно нескладно. Печально. Очень отрывистые мысли, так и скачут с предмета на предмет. Давным-давно забыто решение следить за слогом дневника. Надо попробовать писать короткие рассказы, я думаю, это помогло бы мне писать сочинения.
  23 сентября. Подсчитала, что в моих семи учебниках по математике 7000 задач, а всего дней у меня осталось 2000, так что по 10 задач в день выйдет только 2000? Что же делать?
  Не зря все-таки меня дразнят в школе синус-косинус.
  Решила бросить художку, но передумала. Завуч посадил меня в 4 класс. Буду заниматься, может пригодиться.
  Как назло, все болею и болею. Сегодня не была в школе. Целый день, как могла, убивала время. А сейчас уже совсем нечего делать.
  Читать устала, заниматься тоже.
  Учусь не очень-то хорошо. Начала хорошо, а потом дала себе волю и совсем разленилась.
  Мечтательность на меня напала ни с того, ни с чего. Еще хватит ума влюбиться в кого-нибудь. Счастье, что кандидатов нет.
  Умираю, хочу в баню.
  Плевать на все, завтра пойду мыться. На грипп смотреть, вши заведутся.
  Так часто нападает отчаяние - ничего путного из меня не выйдет, не поступлю я в институт. В детстве была страсть- так и хотелось все знать и во всем разобраться! А сейчас нужно одно- поступить!
  Просмотрела дневник. Все же как мало о моих подругах, родных, вообще об окружающих меня людях. А ведь много думаю не только о себе, но и об окружающих, стараюсь понять, что за люди, как ко мне относятся, как я отношусь у ним. Только все это проходит мимо дневника, сама не знаю почему .Зоя. Сколько радостных и светлых минут нас соединяет, как мы понимаем друг друга с полуслова и без слов, стоит только переглянуться. А сколько общих воспоминаний. Ведь 4 года дружим и ссоримся, вообще не так уж часто. Правда бывают минуты охлаждения и враждебности, но без этого нельзя. Да и недостатки ее я знаю очень хорошо, а это тоже иногда мешает.
  5 октября. Два с половиной часа решала две задачи, причем вышла только одна, и все же я рада.
  Мне попался учебник Моденова по математике за 1954 год. Что-то вроде "Сборник задач повышенной трудности для поступающих в ВУЗ".
  Как я сейчас понимаю, там были собраны, в основном, очень сложные задачи по геометрии, те задачи, которые при поступлении на мехмат в письменном задании идут последним номером, решают их единицы абитуриентов. Но я этого не знаю, я знаю только, что не могу их решить.
   И у меня возникает чувство, что и пытаться не стоит поступать на мехмат, а значит и на физтех. Я плачу, я жалуюсь маме.
  Мама вдруг говорит:
  -Когда я училась на тройки в школе по математике, папа пристроил меня заниматься к Игиняну, он лучший математик города, он стар, но я в него верю. Он тебе поможет.
  Игинян занимался с учениками два раза в неделю по 2 часа и брал за месяц 40 рублей. Это был совсем старый, слепой старик, с красными, слезящимися глазами. Уход за ним осуществляла его жена, значительно, лет на 15 моложе его. Маму он не помнил совсем, но помнил моего деда Самсона Николаевича Хучуа.
  Несмотря на беспомощный вид, Игинян оказался замечательным математиком, и мы с ним вдвоем стали решать эти заумные задачки. Я читала вслух условие, потом он думал, а я делала чертеж задачки. Проведи так-то и так-то, эти точки у тебя должны лежать там-то, эта прямая разделяет эту сторону вот так. Один раз я никак не могла правильно построить чертеж к задачке, не понимала условия и все тут. Он мне терпеливо объясняет, что к чему, а я сижу напротив и тихо плачу. Слепой, он видит все эти пирамиды, кубы, плоскости, видит в уме, без всякой картинки, а я, зрячая, смотрю на лист бумаги как дура, и не могу понять, что к чему. Я сидела, глотала соленые слезы, стараясь изо всех сил, чтобы голос меня не выдал моего состояния.
  Были у меня и удачи. Один раз была задачка на эллипс, и я предложила спроектировать эллипс на плоскость, в которой он будет окружность, решить все там, а потом обратным преобразованием перенести все на плоскость эллипса. Мы очень легко получили ответ. За все время это был единственный случай, когда я сообразила быстрее его. В процессе занятий он выяснил, что я живу с мамой и бабушкой, что мама растит меня без отца, и когда мама пришла с ним рассчитаться, он взял с нее только 20 рублей.
  Мне же он неожиданно сказал:
  -Не морочь матери голову, не заставляй ее тратить деньги. Задачи, которые мы решаем, не обязательно уметь решать, чтобы поступить, куда бы то ни было. Если тебе понадобиться помощь, приходи просто так.
  В общем, Игинян отказался со мной заниматься, и сказал маме:
  -Не слушай ее, она поступит, не волнуйся.
  14 октября.
  Жизнь, почему ты так сложна?
  Как разобраться?
  Как понять?
   Как жить?
  Вопрос тот стар,
  Но дайте мне ответ
  За что страдать, кого и как любить?
  А может, сердце в броню льда одев,
   сквозь жизнь шагать,
  Все рассчитать, все взвесить?
  А может просто по теченью плыть
  И ждать, что там судьба тебе отвесит?
  Как милостыню ждут.
  А жизнь манит, манит, И время все летит
  И не найду ответа.
  Как жить и для чего и жизнь вообще ли это?
  И кто ж ответит, как и почему?
  9 ноября.
  Что и говорить, записи донельзя регулярные.
  Прошли праздники и завтра уже пора в школу. Прошла первая четверть последнего года, у меня 2 четверки, но я не переживаю. Вообще неизвестно, стоит ли идти на золотую медаль. Писать особенно не о чем, да я и отвыкла как-то.
  Очень хочется стать студенткой в первый же год.
  Все дни проводим вместе с Зойкой и не скучно. Вдвоем нам хорошо, и мы никогда не ссоримся, всегда весело и интересно. После школы, возможно, придется расстаться, а как не хочется.
  12 ноября. Опять срыв. Перешла к новой теме и абсолютно ничего не могу сделать. Все на точке замерзания. Не понимаю, не говоря уже о самостоятельном решении. Руки опускаются.
  29 ноября. Иногда очень хочется стать писателем и хочется попробовать выйдет или нет. Но описать хочется какое-нибудь яркое, какое-нибудь выдающееся событие, а таких в моей жизни не происходит. Не на чем даже силы попробовать. Вдруг хорошо выйдет.
  Месяц назад села и накатала длинючее письмо своей старой подруге, которой, между прочим, я первая перестала писать, а через 3 года вспомнила и вдруг так захотелось увидеть.( Люду Крохину)
  30 ноября. Сегодня я решила выбрать себе профессию радиационной химии.
  2 декабря. Ничего не выходит и я сегодня так упала духом, так раскисла, что самой в конце концов стало стыдно.
   А чего раскисаю? Нужно трудиться. Чтобы достигнуть что-нибудь, а не киснуть. Трагедия! Задача не получилась - мир рушится. И вот ведь такие мысли всегда через несколько часов после того, как перебесишься, приходят.
  17 декабря. Задали сочинение по литературе" Наш город в будущем". Написала, мама прочла - говорит на уровне 8 класса, не выше. Я прочла - правда, но переделывать не стала.
  Тем не менее мое сочинение понравилось учителям и его читали вслух, мое и Даникино, причем Нине Костатиновне (наш завуч и преподавательница литературы) сочинение Даника понравилось больше, оно было интересно технически, сказывался будущий изобретатель, но Мария Георгиевна, лирическая душа, предпочла больше мое.
  Я описала, какие в Батуми будут бело-розовые дома из туфа, какие будут шикарные гостиницы. Постоят фуникулер, и накатавшись в горах на лыжах, туристы спустятся по фуникулеру прямо на берег Черного моря. Омываемые прибоем, в море будут стоят столики, за которым можно будет лакомится мороженым.
  В общем, море, горы, спорт, все удобства и мороженое.
  Шота тоже читал мое сочинение и смеялся:
  -Видно, не только кисель любишь.
  Ясный солнечный день, Последний урок. История. Мы сидим в крошечном историческом кабинете на первой парте, причем стол учителя вдвинут во второй ряд и наша парта находится за спиной Михаила Ивановича, который объясняет урок.
  Зойка его внимательно слушает, повернувшись к нему лицом, а ко мне спиной, она сидит у прохода, а я у стены. Мне скучно, монотонный голос учителя навевает сон, и Зойкина спина, на которой написано внимание, меня раздражает. Я тихонько тычу Зойку в спину, Она дергает плечом и не поворачивается. Я продолжаю тыкать и начинаю ее щипать. Зоя слушает урок и отмахивается от меня, как от мухи.
  Михаил Иванович делает ей замечание. Я притихаю, а потом начинаю снова, и за пиджак, потом беру ручку и начинаю сверлить Зойкину спину ручкой.
  Доведенная моими тычками до белого каления, Зойка поворачивается и с наслаждением вцепляется мне в волосы.
  Я начинаю визжать, Михаил Иванович поворачивается и со всего размаху стукает Зойку журналом по голове.
  -Прекрати, совсем одурела,- говорит он ей.
  Михаил Иванович хороший знакомый Зойкиного отца и он с ней не церемонится.
  Зоя уже можно сказать в слезах отпускает меня, пообещав расправится со мной на перемене. Удовлетворенная, что не дала подруге спокойно слушать, я затихаю и тихо дремлю за ее спиной.
  Как-то на уроке встал Гиви и прочитал отрывок из учебника истории времен Сталина, а потом про тоже самое событие прочитал из современного учебника. Естественно, трактовка событий была совершенно противоположная. Класс затих и стал настороженно прислушиваться к разговору. Гиви спросил:
  -А чему, собственно говоря, верить?
  -Верить надо всегда более позднему учебнику,- последовал мгновенный ответ Кулиджанова.
  И как много стояло за этой быстрой и четкой реакцией старого учителя истории, мудрого армянина, прошедшего войну человека.
  Гиви иронически скривился, но Михаил Иванович не вступил в полемику и Гиви сел, недовольный.
  Я и Даник за партой.
  Тот же класс, тоже урок истории, но я сижу с Даником за одной партой.
  В старших классах мы часто садились где попало, опоздаешь на урок и плюхнешься на любое свободное место, чтобы не пробираться по классу.
  Я на что-то жалуюсь Данику, что-то у меня не получается на кортах, подача не идет. Даник слушает мою болтовню в пол уха, снисходительно, а потом говорит:
  - Что плохому танцору мешает танцевать?
  Я представляю себя во время танца, как я сбиваюсь с такта и путаюсь в ногах и говорю:
  - Ноги?
  - Можно и так,-соглашается Даник.
  Мы слушаем урок, вдруг я догадываюсь, что имел в виду Даник, густо краснею и говорю
  - Ну ты даешь...
  Теперь краснеет он и говорит
  - Я же не ожидал, что ты такая догадливая.
  В 11 классе стало заметнее то, что стало проявляться еще в 10, наши мальчишки стали взрослыми и очень снисходительно относятся к нам, девочкам. Это, я думаю, можно объяснить довольно просто- они стали физически значительно сильнее нас, кроме того, я подозреваю, большинство из них уже знали об отношениях мужчины и женщины больше. чем мы. Зойку бесило это снисходительное отношение ребят. А меня совершенно нет, я воспринимала это как должное. И еще- начиная с 9 класса, ребята стали значительно лучше учиться, Большой рывок дали все, особенно Цивадзе. Он стал стараться, и уже в 11 класса стало очевидно, что он вытянет на медаль. Официально на медали претендовало нас трое Гиви, Зоя и я.
  Из одноклассников я всегда была дружнее всего с Даником и Гиви, но в 11 классе мне проще и интересней общаться с Гиви. Гиви видел и понимал многие оттенки человеческих взаимоотношений, которые при моей прямолинейности я просто не замечала, ну него была свою расценка ценностей, не совпадающая с моей, но, пожалуй, более взрослая и тоже логически стройная, я чувствовала, что в его более прозаическом взгляде на жизнь больше жизненной правды, чем в моем, и кроме того, мне казалось, что Гиви, несмотря на постоянную иронии ко всему, в том, числе и ко мне понимает меня лучше, чем я сама. Мы оба были устремлены в будущее, у нас не было привязанности в классе, как например у Алика, с которым я тоже всегда была в прекрасных приятельских отношениях, но который был уже окружен девушками и часто недоступен для общения.
  Нелька уехала на соревнования в Тбилиси и отсутствовала довольно долго, больше недели.
  За это время Алик подружился с Людой Вергулис. К тому времени она была уже не Вергулис, а Лордкипанидзе. Когда Людка брала паспорт, отец, который стал проявлять интерес к дочери, когда она выросла, захотел, чтобы Люда взяла его фамилию и Люда стала Лордкипанидзе, сменив таким образом не только фамилию, но и национальность.
  Верушка очень любила это подчеркнуть. Прямо ничего не говорилось, но звучали такие намеки, она любила ошибиться, вызывая Люду по старому, или с издевкой в голосе: Лордкипанидзе! Быстро к доске! Опять копаешься, Лордкипанидзе, опять ничего не знаешь, Лордкипанидзе.
  Люда не очень дружила с английским. Иногда на переменках я помогала ей переводить. Я подскажу два слова и жду, может она следующие слова знает и переведет дальше сама. И Людмила мгновенно заканчивала перевод предложения, правда, просто придумывая его конец сама. Как правило, это ничего не имело общего с реальностью, но зато какая была реакция, какой полет фантазии.
  Ну, вот Алик и подружился с Людой, они вместе проводили время на переменах, сели на одну парту и много пересмеивались.
  - Ну, вот, что скажет Нелька, когда приедет, задаст она жару Алику,- сказала Зоя.
  Но когда Нелли приехала, все обошлось тихо и мирно, Выяснилось, что Люда какая-то дальняя родственница Алика и они стали много времени проводить втроем, Гиви тоже продолжал дружить с Аликом, но немного обособленно.
  Как-то раз я зашла к Нелли и застала у нее Алика и Люду. Кто-то из них вылил чашку кофе на брюки Алика и теперь он сидел без брюк, закутавшись в полотенце, а Люда с Нелли, даваясь от смеха, чистили и гладили его брюки. Недовольный Алик сердито покрикивал на них из угла, Люда и Нелька грозили совсем испортить ему брюки, в общем был смех, визг, писк, горячий утюг, клубы пара, и я, несколько растерявшись, так и ушла, забыв за чем приходила, но с улыбкой на лице.
  По физике новый раздел оптика. Все эти мнимые и действительные изображения, линзы, увеличение, микроскопы. Во всем этом я хорошо разбиралась, но когда изучали фотоаппарат, оказалось, что я не представляю ни процесса фотографирования, ни проявления.
   -У кого есть фотоаппарат, -спрашивает Шота.Встает Юрка Воронов.
   -Когда будешь в следующий раз проявлять пленки, возьми ее, покажи, как это делается.
   И вот неделю спустя я присутствию при чуде рождения кадра. Вставили пленку в увеличитель, подставили фотобумагу, бросив ее в раствор, и вдруг появляются люди, деревья. Вот я, вот Маринка.
  На обратном пути Даник, Арутик и Велик (Юрка остался дома, продолжал проявлять) провожая меня до дома, пускали дым от сигарет мне в волосы.
  - Придешь домой, тряхнешь головой, а от тебя будет табаком нести, мать подумает, что ты курила, задаст тебе трепку - так басом объяснял свои детские шалости Ден.
  Наш преподаватель электротехники, Мистакопуло Владимир Дмитриевич, молодой 22 летний юноша, грек по национальности, сынок нашей учительницы истории, красивый, с нежной девичьей кожей, обтягивающей здоровенный греческий нос.
  Когда ему предложили вести 11 класс, обрадовался и спросил:
  -А там есть хорошенькие?
  А у нас их было навалом, на любой вкус.
  Мы как узнали об его интересе к хорошеньким, сразу кинулись строить ему глазки.
  Он ходил очень смешной походкой, махал в такт ходьбы руками, и мое любимое занятие было ходить по коридору за ним и копировать его походку.
  Услышав смех, он поворачивался довольно стремительно, но у меня была хорошая реакция теннисистки. Я всегда успевала принять обычную позу и сделать невинные глазки.
  -Хучуа, идите пожалуйста рядом со мной, - требовал обсмеянный.
  -А это еще зачем? -парировала я, намекая, что конечно, я понимаю, ему хочется, чтобы я шла рядом, но мечтать не вредно, как говорит теперешнее поколение.
   И еще случай с Мистакопуло. Урок электротехники. Перед началом урока Велик и Даник что-то делали возле учительского стола, а Нелька как-то хулиганисто смеялась. Но я не поняла в чем дело.
  Владимир своей приседающей походкой проходит к столу и кладет журнал. Раздается взрыв.
  Он сначала бледнеет, потом заливается ярким девичьим румянцем и говорит:
  - Я все эти штучки ваши знаю.
  И садится на стул.
  Взрыв.
  - Я когда мальчишкой был, (а это было недавно, судя по пушку на его подбородке), еще не то выделывал.
  Кладет руки на стол, под локтями взрыв.
  - Вы меня не напугаете, я не слабонервный.
  Берет ручку, макает в чернильницу, снова взрыв.
  -Я все равно проведу урок, вам его не сорвать.
  Чередование его слов и взрывов настолько смешно, что я, сидя на второй парте прямо напротив него и не имея возможности смеяться открыто (как-то неловко смеяться прямо в лицо обстреливаемому человеку), медленно сползаю вниз, и там, под партой, в тесноте и темноте, невидимая, трясусь от беззвучного хохота.
  Надо отдать должное его мужеству, урок он провел, никого на помощь не звал, и не выяснял, кто это подстроил, нет, никаких разбирательств не последовало.
  Ребята наши тоже имели чувство меры и не повторили своей шутки.
  12 января. Вот 1965 год настал. От этого года многое зависит. Все каникулы мы кутили и пили Дай бог не последнюю, за поступление" и только сейчас я думаю: А за окончание?
  В конце концов среднее образование тоже дело. Мама на ро собрании -я в этой четверти отличница.
  Новый год гуляли у Гиви, вернее встретили, а потом пошли по кругу, последними были у Арута. Помню, его родители забились где-то в угол, а мы сидим за столом, фактически уже утром. У Арута был подвальчик, а в нем стояли трехлитровые банки с вином. Котик их увидел и мечтал еще добавить, полез вниз, его держали за ноги и потом вытащили из подвала вместе с банкой, которую он нежно прижимал к груди.
  Выпили и эту банку и очень веселые, разошлись.
  Родители часто предоставляли нам квартиры, и мы собирались в складчину, с девочек брали меньше, чем в ребят - им столько не выпить, а выпивка стоила дорого.
  Собирались у Гиви, Алика, Даника, Зойки, Наташки у всех, кому позволяла квартира. День рождения тоже справляли почти всем классом - тоже был повод погулять
  Мне последнее время все больше и больше думается, может мне стать писателем, журналистом? Я, впрочем не пробовала писать, за исключением дневника, но это не совсем одно и тоже. Одно дело писать для себя и совсем другое для других. Уроки по литературе меня совсем не влекут. Вот нам задали сочинение- чем нам близки и дороги герои молодогвардейцы, а мне писать совсем не хочется, хотя тема шикарная, тут..
  28 января. А что тут забыла. Сочинение уже сдала. Художку я между прочим бросила и на тренировки не хожу. Один раз собралась, да погода испортилась.
  Я бросила художественную школу потому, что твердо решила поступать на физтех. Еще в начале десятого класса я иногда мечтала поехать поступать в Ленинградское художественное училище, меня очень прельщал его вид на фотографии, сфинксы у входа, к тому же Зойка ехала поступать в Ленинград. У нее там была тетка. Но в 11 классе я твердо выбрала себе институт, и хотя меня перевели в 4, последний класс художки - вдруг я надумаю поступать по художественной части, чтобы у меня была та подготовка, которую требуют на вступительных экзаменах, но диплом мне об окончании мне бы все равно не дали бы, и я подумав, решила больше не ходить на занятия.
  Нагрузка на самом деле, там была большая, 2 раза в неделю по 4 урока и 1 раз 3 урока и я сосредоточилась только на своих задачках.
  У меня последнее время плохое настроение. Иногда я чувствую, что бываю невыносима. Последнее время все время срывы. Времени у меня сейчас много, но занимаюсь я мало.
  Вчера на уроке мне дала подруга (Марина) прочесть стихотворение " Неразделенная любовь" с такой запиской: прочти и пусть тебя мучает совесть. Это она о Сулико.
  Я возмутилась и сочинила ответ в стихотворной форме:
  Себя мне не в чем упрекнуть...
  И 3 строфы всякой белиберды.
  Как пожелтели листы дневника. А какие они будут через 20 лет? И какая буду я?
  7 февраля. Делать нечего, вот уже три дня не хожу в школу. Уроки учить лень, скука страшная. Дневник писать тоже лень, но все же пишу, время убивается.
  Интересно, что будет не через двадцать лет, а через год в это время. Пусть все будет так, как я хочу. Не так уж это много - быть студенткой.
  Впрочем, эта тема уже жевана, пережевана, как говорит моя бабушка. Скучно. Читать нечего и нет настроения. Вообще целый день чинила рефлектор.
  В доме у нас нет мужчин и незаметно сложилось так, что ту мужскую работу, которая не требует физической силы, делаю я - чиню утюги, электроплитки, меняю перегоревшие пробки.
  Этюд.
  Сегодня в школе было холодно - наверное, экономили уголь. Я с утра досадовала на себя за то, что сняла пальто, но идти вниз было лень. Так и продрожала два урока. На третьем, химии солнце забилось в окна. Стало жарковато. Мы с Софой пригрелись на солнце и разморились как котята. Я глядела в забрызганное дождями стекло. Солнечный свет был теплый и ласковый и в прищуре пятна на стекле переливались. Я думала, как мало надо. Согрелись и довольны и рады.
  9 марта. Пока я занимаюсь самоанализом, докапываюсь, что, как и почему я так поступила, смотрю на себя глазами других, то у меня такое чувство, что тут все ясно и понятно, и я как бы сама делаю свой характер. Но иногда теряешь этот, ну критерий, что ли и все повисает в воздухе. Хочешь представить себя глазами других людей и не можешь, чувствуешь себя довольно странной не только в глазах посторонних, но и в своих собственных.
  Весна, 11 класс, перемена перед уроком физики. Я усиленно препираюсь из-за чего-то с Гиви, а он откровенно меня дразнит, вконец разозлившись, я хватаю учебник химии, как самый толстый и говорю Гиви яростно:
  -Как я хлопну тебя этой книгой по башке!
   Мне очень хочется звездануть Гиви. Но я беспокоюсь, что выбрала чересчур толстую книгу - можно ведь и сотрясение мозга сделать человеку. Поэтому я только говорю и замахиваюсь. Но не ударяю. В этот момент в кабинет входит Шота, вернее он зашел немного раньше и уже дошел до стола, когда я говорю эту фразу:
  -Это вы мне?- шутливо спрашивает меня Шота.
  Я мгновенно тушуюсь, краснею, как всегда в щекотливых ситуациях и быстро говорю,
  - Да что вы, конечно нет.
  - Точно нет, - насмешливо тянет учитель.
  - Нет, нет. Это я Цивадзе,- отпираюсь я.
  -Меня, меня, - радостно кивает Джондо,- это она меня приласкать хотела.
  - А если бы вам пришлось выбирать, кого бы стукнули по голове?- допытывается физик.
  Очевидно, ему хочется узнать, могу ли я его воспринять как товарища.
   Мне это понятно, я в полном стеснении и замешательстве смотрю на его лысоватую голову и молчу.
  Ясно это не только мне, но и хитрющему Гиви. Он смотрит на нас с Шотой, видит мое замешательство и без всякого демонстрирует готовность выступить соперником учителю, даже если придется ради этого подставить свою голову.
  Я опускаю глаза и сажусь, а сев, бросаю на Джондо яростный взгляд, который может означать только одно.
  - Ну погоди, я с тобой расквитаюсь за свое смущение.
  Много лет спустя, когда мы будем отмечать 20- летие окончания школы, мы с Шотой будем сидеть рядом и Гиви, когда я, по старой школьной привычке его чем-то поддену, повернется и скажет:
  -А ты сидишь рядом со своей симпатией и сиди и помалкивай.
  Мы с Шотой оба засмеемся, а Верушка аж подскочит:
  -Как что я слышу, удивится она,- я и предполагать не могла.
   "Прозевала" думаю я, и подмигиваю Гиви.
  4 апреля. Нашла стихотворение, написанное мною месяц наза,д и решила переписать его в дневник.
  Стихотворение называлось подругам. Приведу последнее четверостишие:
  Грустно, больно нам будет расстаться
  В жизнь нас разные тропы ведут.
  Но в час трудный мы сердцем встречаться
   Будем в школе, за партой. Вот тут
  Я и раньше увлекалась пинг-понгом, хотя Ника сильно сердился. Он запрещал теннисистам играть в пинг-понг - техника удара другая и потом мячи будут укороченные, исчезнет, как он считал длинный плоский удар.
  Но я иногда играла в пинг-понг у Маринки Игитханян во дворе.
  А в одиннадцатом классе, когда я бросила и художку и тренировки, у меня остался один пинг-понг. Во дворе школы стоял стол и мы играли в хорошую погоду, а к зиме его переносили в физкультурный зал.
  В классе многие любили погонять мячик, но я больше всего любила играть с Гиви, он играл в атаке, а я была в защите, и мы долго разыгрывали мячи.
  Наша преподавательница химии не пустила меня на свой урок. Увидев, как я направляюсь в химкабинет, она остановила меня на пороге и сказала:
  -Уходи ради бога, чтобы глаза мои тебя не видели, у меня сегодня опрос, а ты только мешаешься.
  Наша Цуладзе, по прозвищу "Рыжая молекула" не злая, затурканная жизнью женщина, в молодости миловидная, постоянно в трауре, довольно сумбурно преподавала нам химию. Такой у нее был крест в жизни. Не работа, не призвание, а крест - обучать кучу лоботрясов основам неорганической и органической химии. Свои седые волосы Ольга Ивановна красила перекисью водорода и была блондинкой, но отнюдь не рыжей, как мы ее дразнили. Прозвище свое она знала, смирилась и не боролась с ним. Видимо оно передавалось из одного поколения школьников в другое. Я очень скучала на ее уроках и подсказывала. Меня просили выручить, я и выручала, а вовсе не назло ей.
  Как-то раз, когда Дато Диасамидзе еще учился в нашем классе, она вызвала его отвечать урок. Задано было производство серной кислоты.
  Дато шустро написал формулы на доске. Он исправлял двойку и выучил урок.
  -Где получают таким способом серную кислоту? - спросила химичка, имея в виду на производстве и ли в лаборатории.
  - Как где? -обиделся Дато, решив, что его обвиняют в неправильном ответе, -Как где, в учебнике.
  В общем, выгнала меня учительница, я отдала Зойке портфель и пошла по школе. Скучно, когда все на уроке, а тебе 45 минут нечего делать, это такая тоска.
  Я захожу в зал, беру в руки ракетки, стучу мячом об стол.
  Бросаю, выхожу во двор школы.
  Может на бульвар сходить, там безопаснее, там Верушки нет, думаю я.
  И вдруг вижу, идет Гиви, видит меня, останавливается и говорит:
  - Пойдем постучим?
  - Не попадемся?- беспокоюсь я.
  - Ты-то чего гуляешь?
  - А ты ? -отвечает Гиви вопросом на вопрос.
  Мы идем в спортзал и гоняем там шарик, играем партию за партией. Хорошо, не надо уходить, когда проиграл. Никто не стоит над душой в очереди.
  Вдруг резко распахивается дверь, входит Верушка, вполне радостная и говорит:
  - Ага, попались голубчики! Что это вы здесь делаете? Почему не на уроке?
  - Нас отпустили потренироваться, - спокойно говорит Гиви.
  При этом он делает совершенно невинную физиономию, но где-то чуть-чуть в тоне слышится неуловимая издевка.
  Его тон позволяет при дальнейшей лобовой атаке отступить без больших моральных потерь.
  Я делаю честные глаза и молча киваю, подтверждая Гивины слова.
  Верушка чувствует подвох, но ей неохота связываться.
  Она говорит:
  -Ну-ну,- и уходит.
  Ее "ну-ну" означает:
  "Я вам особенно не верю, но настроение у меня хорошее, пользуйтесь".
  В следующий раз в такой ситуации мы закроем дверь и не откроем ее, несмотря на то, что она стучала и заглядывала в замочную скважину.
  А на перемене мы открыли дверь, набежала ребята, пойди разбери, кто тут был во время урока.
  На олимпиадах я ездила в Тбилиси, и что-то там решила, у меня был диплом второй степени по физике, а по математике не удалось, но я была довольна.
  Володя Песков, батумский мальчик из другой школы получил диплом первой степени по физике. Через полгода мы встретимся на физтехе.
  На олимпиаду по химии я не пошла- у меня было твердое решение идти на физтех и химия мне была не к чему. Ольга Ивановна, наша Рыжая молекула, на меня обиделась.
  Зойка пошла, решила второй тур и ездила в Тбилиси, и удачно, все там решила.
  А Верушка, встретив меня в коридоре, сказал ехидно:
  - Ну что, закатилось твое солнышко?!
  Я не поняла и удивленно спросила:
  - Какое солнышко? О чем вы?
  - А как же, Арутюнян поехала на олимпиаду, а ты нет.
  - Но я и не участвовала, -удивленно ответила я, -мне это не нужно.
  Но Верушка мне не поверила и, торжествующе улыбаясь, прошла мимо.
  Почему ей хотелось, чтобы я была посрамлена, ей-то что? - думала я, глядя как она шествует по коридору.
  У нас было 8 выпускных экзамена: Литература - письменный, математика - письменный, геометрия, история, обществоведение, английский, физика, химия.
  Перед подготовкой к сочинению, я достала Шолохова и стала читать "Поднятую целину".
  Читаю и глазам своим не верю.
  Дед Щукарь в разговоре с Давыдовым говорит:
  -А мой зуб давно в землю смотрит.
  Я прочитала раз, другой.
  - Ну,- думаю,- понять можно только в одном смысле.
  - Схватила книгу и помчалась сначала к Софе, а затем к Зое, чтобы им это прочитать. Подруги меня осудили, сказали, что я хулиганка, ну а я тут причем?
  Школьного сочинения не помню, не помню даже тему. Марьюшка жаловалась, что я опять сухо написала. Но ошибок не было и мое сочинение утвердили в гороно. По математике не помню, была какая-то загвоздка, какую-то формальность я не учла, но я просто посмотрела на них дикими глазами, когда Валуйский сказал, что там не то. Задачки на выпускных были совсем слабые, где там можно было что-то не решить?
  По истории мне достался НЭП. Я дала красочную картину разрухи страны после гражданской войны и военного коммунизма, хорошо обосновала преимущества продналога по сравнению с продразверсткой, в общем показало все превосходство капиталистического способа производства над военным коммунизмом. Говорила я быстро, четко и много. Кулиджанов не ожидал от меня такой прыти и был доволен.
  Варшанидзе была председателем комиссии на выпускных экзаменах. Она присутствовала на первом экзамене очень недолго и пришла второй раз только, когда у нас был экзамен по английскому. Я прилично знала английский, но язык есть язык, всегда можно спросить что-то, чего ученик не знает. Варшанидзе знала о моем конфликте с Демкиной, характер которой ей был хорошо известен и она боялась, что та не даст получить мне медаль. Когда я ответила и получила пять, Варшанидзе сразу встала и ушла.
  Это было настолько демонстративно, что заметили все, и я тоже. Я не была родственницей или хорошей знакомой нашей директрисе, я очень мало общалась с ней в течение 6 лет своей учебы, но она хотела, чтобы я получила медаль и чтобы Демкина этому не смогла помешать. Думаю это были их личные счеты, которые сошлись на мне. Возможно счеты носили даже национальный характер, У Демкиной было, как говорится сейчас, имперское мышление, а Варшанидзе была дама националистического толка.
  По физике мне достался последний билет по ядерной физике.
  По геометрии я тоже взяла последний билет, сказала:
  -Ну надо же, опять последний.
  -Это же хорошо, когда все повторяется - сказал мне кто-то из комиссии.
  -Ну учишь же с первого билета -ответила я, совершенно ничего, кроме того, что сказала я в виду не имела, действительно, учишь с первого билета,
  Но Ароныч посадил меня рядом с собой и я отвечала ему тет-а тет, хотя, как идущая на медаль, должна была отвечать у доски.
  Я все рассказала, ответила на все его вопросы. Пользуясь тем, что мы беседуем вдвоем, Рыжий устроил мне настоящий экзамен, не хуже вступительного.
  Когда мы подошли к столу, на вопрос как я ответила, он сказал:
  - Блестяще!
  Экзамен был последний. Я вышла в коридор с пятеркой и с медалью.
  Минут через пять за мной вышел Михаил Аронович.
  - Какого черта ты тут всех разыграла ,- с негодованием завопил он с порога.- Мы подумали, ты действительно не знаешь билета. Переполошила нас.
  -Ну это же не история, не обществоведение, - обиделась я, я и подумать не могла, что вы так меня поймете.
  В этот же день экзамен по физике у параллельного класса, из дверей физического кабинета выходит Жанна Мшецян, рослая, красивая девушка с огромными армянскими глазами на пол-лица. В последнее время она нравилась Токмаджану и мы подтрунивали над ним по этому поводу.
  Жанка смотрит на меня полными отчаяния взглядом и говорит, прикладывая ладошки к горящим щекам:
  - Просто не знаю, что делать. Механика и оптика ну совершенно перепутались в голове, ничего не помню.
  В этот момент в дверях кабинета показался физик и я глазами указываю Жанне на присутствие Шоты, чтобы она не очень распиналась перед экзаменом, что ничего не знает.
  Жанка испуганно поворачивается и замирает.
  -Для Вас, Мшецян, -уничижающим тоном говорит Шота,- доставая свой платок-простынь.
  -Для Вас Мшецян- повторят он,-что механика, что оптика- ну совершенно одно и тоже.
  И он звучно высмаркивается.
  На платье для выпускного вечера мама купила мне гипюр и портниха, которая жила в соседнем доме сшила мне платье, а вот туфли купить не удалось и пришлось попросить у Гали, жены Резо туфельки на высоком каблуке на прокат на один вечер.
  Зойка была в красивом капроном платье, тоже белом, но чехол был с отливом, а Нельке ее мама сшила платье из розового капрона, очень красивое. Наряды остальных не помню.
  Мы долго собирались на вечер и опоздали. Когда наша троица и Нанули, наконец, заявились, Арут сказал:
  - Ходят слухи, что некоторые на выпускной вечер собираются дольше, чем на свадьбу.
  Вечер и танцы не помню.
  Кроме нас и родителей, которые ушли рано, были Вовка Ступин и Сулико Манцкава. Помню свое умиротворенное, усталое настроение утром после выпускного бала, когда мы идем встречать рассвет на бульвар.
  Бросив туфли на асфальт, мы бегом по сырым от росы камням побежали к морю намочить ноги. Нельку Алик не пустил, побоялся, что она простынет.
  Во время прогулки по бульвару было прохладно. Многие девочки были в мужских пиджаках. Я попросила Сулико дать мне пиджак, но он не дал, помотал головой. Я растерялась и рассердилась. Из-за него я не могла раздеть кого-нибудь из ребят, дабы не ставить их в неловкое положение перед ним, а он бог знает что выкидывает!
  Выручил меня Арут, который услышал отказ Сулико. Он тут же снял пиджак и надел его на меня.
  - Когда девушка просит, надо обязательно выполнить ее просьбу, - строго сказал он Манцкава. Я была очень благодарна Аруту, он не дал испортить мне конец вечера, вернее утро.
  Позднее Зойка объяснила поведение Манцкава так:
  -Он почувствовал, что ты все, уезжаешь и навсегда и не переживаешь из-за разлуки и обиделся и обидел тебя, чтобы ты это почувствовала.
  -Все равно, это свинство с его стороны -не согласилась я.
  Утром, сразу после выпускного вечера, Алик с Нелли пошли к его родителям просить благословения на брак, они хотели пожениться. Но родители Алика не позволили жениться сыну в 18 лет и предложили проверить свои чувства.
  -У тебя впереди большая жизнь, поезжай в Одессу, осмотрись, подумай, тебе рано связывать себя узами брака.
  И Нелли с Аликом расстались. Мне, занятой своими планами на будущее, тревогой перед поступлением в облюбованный ВУЗ, решение родителей Алика не показалось жестоким, но на самом деле молодость, расстояние, распущенные девицы Одессы, наверняка неравнодушные к красивому темпераментному грузину из обеспеченной семьи - все это играло против их любви. О том, что между Аликом и Нелли произошел разрыв, мне расскажет Софа, когда я приеду на зимние каникулы домой в Батуми.
  Мы с Зойкой вдвоем сфотографировались в выпускных платьях.
  Начало лета 1965 года. Жуткая жара. Я стою на углу Шаумяна и Цхакая со своим новоявленным поклонником.
  Подцепила я его так. Мы с Зойкой, гуляя вдвоем по бульвару после сдачи очередного экзамена, встретили ее знакомых из пятой школы - очаровательную, синеглазую, очень смешливую девочку Надю и с ней парня, ее товарища, Шурика.
  Мы с Зойкой были в приподнятом настроении, много смеялись, я изощрялась в остротах, Надя подхватывала, Шурик тоже был на высоте, вечер прошел удачно. Надо сказать, что я приняла их не за одноклассников, а за пару, я думала, что они дружили, но оказалось, что Надя влюблена в другого, который учится где-то далеко и она по нему скучает, а Шурка после этого вечера решил подрулить ко мне. Без Нади, в свете яркого дня он оказался довольно занудливым парнем, мне было с ним скучно. Он оказался двоюродным племянником тети Агнессы, врача, которая меня оперировала. Батуми маленький городок, все армяне тут в родстве, а он был по отцу армянин.
  Шурка беседует со мной о музыке. Он говорит и говорит о пластинках, о Рихтере, о первом концерте Чайковского, а у меня от жары и усталости подкашиваются ноги.
  Я ничего не понимаю в музыке, это разговор не для меня, а для Зойки, но Шурику это все равно, он хочет блеснуть передо мной своей эрудицией.
  Мы идем вместе от самого моря, и сейчас ему в одну сторону, а ему в другую.
  Если я его прерву и начну прощаться, он тут же скажет:
  - Пойдем, я тебя провожу, а именно этого я не хочу.
  Медленной ленивой походкой, походкой, которой ходят лишь молодые парни на юге к нам приближается Джондо, полусонно прикрыв глаза от жары. Мы киваем друг другу в знак приветствия, и Гиви намерен пройти мимо. На ходу он оглядывает нас с Шуриком, останавливается, открывает глаза, и еще раз оглядывает моего кавалера совершенно уничтожающим взглядом. К счастью, Шурик его не видит.
  Сделав однозначные выводы не в пользу Шуры, Гиви вдруг строго говорит мне:
  - А ну-ка пойдем, я провожу тебя домой.
  Звучит это так: кто это разрешил тебе шляться с кем попало?
   Я совершенно счастлива, быстренько говорю "пока" и не дав поклоннику опомниться, ухожу с Гиви.
  - Где ты его выкопала? - иронически интересуется Гиви.
  - Да так, случайно, - смеюсь я.
  Мы расстаемся возле Гивиного дома и я бегу домой решать свои задачки
  Все мы тогда уже были как-то внутренне разъединены, приближался час проверить свои силы, большинство из нас уезжало. В Батуми оставались Нанули, Бэла, Тира, Инга оканчивать музтехникум, Осман, Юрка. Гиви, Алик, Велик, Лариса Голубцова, Оксана мечтали стать врачами. Гиви уезжал в Харьков, Алик в Одессу, Велик в Ереван, Лариса в Краснодар, Оксана в Москву. Зойка Меликян мечтала стать педагогом и уезжала в Армению, моя Зоя ехала в поступать в Ленинградскую техноложку, я на физтех, Даник в Бауманское, Нелли и Наташка Антипина в Тбилиси, в политехнический. Люда тоже уезжала в Тбилиси, отец надеялся устроить ее в медицинский. Марина и Стефа уезжали в Ленинград в политехнический, Маня в Саратов в зоологический, Арут в стоматологический.10 "А" разъезжался по всей стране, каждый со своими мечтами и надеждами. Отъезжающих провожали те, кто еще оставался.
  Софа уехала к сестре в Чимкент и я мы с Зоей проводили последние денечки вдвоем. Днем мы занимались, а вечерами гуляли по бульвару, слушали шум моря, часто сидели вдвоем в одной кабинке для переодевания, поджав ноги и мечтая о будущем. Перемены в жизни были на пороге. 10 июля у меня начинались вступительные экзамены на физтех.
  В начале июля мама взяла билеты в Москву, и мы уехали. Я взяла с собой репродукции Рокуела Кента, "Четвертый позвонок" Марти Ларни и "Сборник задач по физике" Балаша.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"