Все дети играют по-разному, но всегда - играют, что бы ни было в их руках вместо игрушек. Мы не хотели признавать того, во что играли. Сначала мы боялись признаться, что мы вообще можем играть, потом мы боялись признаться в том, что становимся игроками, по сути. Человеческая жизнь, как спичка, - говорили те, кто постарше,- сгорает быстро, стоит дешево. Каждому из нас казалось, что не все жизни одинаково стоят. Из-за этого нам нравилось играть.
Тогда все закончилось так, как и обязано заканчиваться коллективное хождение по бритве человеческой души. Сначала - слишком весело, чтобы верить, потом - слишком интересно, чтобы бросить, и, наконец - слишком страшно, чтобы сказать правду.
А она...Мы обожали ее, каждый по-своему, и никому не позволяли ее обижать. Она всегда была слишком красивой для большинства из нас, но мы старались не замечать этого. Наша "интеллигентская компанийка", состоявшая на тот момент в основном из парней лет восемнадцати-двадцати, отлично видела некоторое количество собственных слабостей и недостатков, и тщательно их скрывала. В нее была влюблена ровно половина компании, однако многие молчали, за что стоит сказать им огромное спасибо - она не любила избытка внимания. Ей и так было тяжело с нами, она с трудом терпела странные изучающие взгляды, вечно скользившие по ее коротким волосам, чуть сутулым плечам, по красивым пальцам художницы. Единственное, что удерживало ее с нами, так это слабая вера в нас и ожидание. Ожидание того, что произойдет наконец нечто, способное задержать ее здесь еще дольше.
Ее мысли всегда оставались только мыслями. Мы не хотели меняться. Пришлось бы признаваться в проигранных самим себе раундах, а на это могли пойти дай бог двое из нас. Она сердилась, хмурила брови, скучала. Нам было страшно, мы боялись, что она уйдет, мы боялись ее самой, потому что она была явно старше, мы боялись ее друзей, которые приезжали часто, хотя и ненадолго...
Мы начали играть, не сговариваясь. Многие из нас думали, что игру ведут только они, но игроками были мы все. Я не был влюблен в нее, в отличие от большинства, но меня тянуло к ней втрое, если не вчетверо сильнее. Ту игру спровоцировал я.
Поэтому и гостей жду я один.
У нее дома всегда было убрано, приятно и чисто. Но совсем не так, как в этот раз. Ты позвонила ей, как всегда мимолетом оказавшись в городе после рабочего дня, и теперь неловко мнешь недокуренную сигарету, сидя на кухне. Тебе стыдно за то, что твои огромные тяжелые ботинки оставили грязные следы в ее прихожей. Ты заботилась о ней с первого дня вашего знакомства, и до сих пор иногда переживаешь из-за мелочей. На столе вечное пиво, она любит светлую "Невку", ты - классическую "Корону", но стол слишком чистый для ваших посиделок. Ты всегда приходишь к ней усталая, но замечаешь даже это.
-У тебя будут гости? - продолжая вертеть в пальцах "мальборину", ты так и не берешь в руки зажигалку. Раньше она поражалась твоей способности говорить, одновременно думая о чем-то своем, теперь просто привыкла и улыбается.
-Да, ребята обещали прийти все вместе, поболтать....Какой-то фильм принесут. Неужели, наконец, поумнели?- она всегда любила прищуриться и посмотреть на тебя сквозь твою же бутылку.
-Сомневаюсь. Подруга, я не смогу остаться. Мне нужно ехать, без меня там...,- секундная пауза, и ты уже готова остаться только ради того, чтобы она улыбнулась. Ты боишься обидеть ее. В этом наша разница. Мы не позволяем ее обижать, а ты - не обижаешь.
-Да знаю, не разберутся! - она смеется, вы допиваете пиво и ты уходишь. Так же, как день, и два, и три дня назад.
Ты возвращаешься уже на следующее утро. И то, только потому, что нечто неизвестное, чего мы всегда боялись, влечет тебя к ее дому, тянет тебя магнитом и заставляет по-волчьи раздувать ноздри. Ты уже знаешь, что опоздала, но все равно перепрыгиваешь заборы и несешься бегом по дворам, которые знаешь, как свои пять пальцев.
-Открой дверь,- шипишь ты сквозь зубы и почти вздыхаешь облегченно, когда она отвечает и поворачивает замок.
Белое лицо. Белое заплаканное лицо с красными полосками на щеках. На меня смотрели два совершенно прозрачных блестящих глаза, с отсутствием какого-либо осмысленного выражения. Я никогда не прощу этих глаз. Ни себе, ни тебе.
Она рассказала тебе все, что произошло тем вечером. Она рассказала, как долго не могла понять, что случилось. Почему на нее смотрят с такой... ненавистью... безразличием... пристрастием. Почему никто не подошел к ней, когда она заплакала, почему мы говорили только друг с другом. Она говорила, что не знает, почему не выгнала нас, говорила, как сходила с ума от того, как мы на нее смотрели, и что говорили ей.
Она не сказала только, как мы все бросились к ней, извиняясь. Как мы все перепугались, когда она села на кровать и стала смотреть куда-то внутрь воздуха. Прозрачными, бесчувственными глазами, слепо перебирая руками одеяло. Она не рассказала, как не отвечала нам, и как они все сбежали. Все, кроме меня. Я остался с ней, я извинялся, я плакал и просил прощения. Она не ответила мне. Она вообще ничего не говорила. Она не стала бы говорить тогда, поэтому я и ушел. Я пытался все исправить! Пытался, и ты знаешь это. Ты ведь не станешь делать глупостей, правда?
-Представляешь, он позвонил мне сегодня!- она смеялась почти так же, как и раньше. Разве что была чуть бледнее. Я отставила бутылку с пивом и чуть нахмурилась, стараясь скрыть усмешку.
-А ты сомневалась? Ты ведь замечательный человечек,- ровно на секунду мне показалось, что сейчас она снова заплачет,- Ты не рада?
Я знала, что сейчас произойдет. Я знала, что она наклонит голову, и будет молчать, смотря в пол пустыми глазами. Я знала, и все равно надеялась, что этого не произойдет. Мы с ней мечтали, чтобы она перестала думать о том, что было много лет назад. Я увезла ее в другой город, к другим людям, как она и просила. Здесь в ней души не чают. Здесь она своя, и никакие идиоты не полезут к ней со своими глупыми и жестокими...шутками.
Прошло слишком много времени с тех пор, как она стала забывать их. Я перевернула вверх дном слишком много жизней ради этого, чтобы перестать обращать внимание на ее мысли. Слишком много раз я возвращалась в тот день и понимала, что могла бы тогда остаться и развесить их всех по ближайшим фонарям. Мы все знали о существовании их дурных игр, но я никогда не думала, что они зайдут так далеко. Я думала, что она не станет смотреть на тебя, встречая на улицах. Я ошибалась.
И я исправлю это.
-Куда ты?..
-Я к знакомому. Скоро приду.
Солнце щурилось на нее сквозь высокие стекла, вытягивая вперед длинные янтарные лучи, вечно скользившие по ее коротким волосам, чуть сутулым плечам, по красивым пальцам художницы. Она смотрела и не понимала, куда можно идти в такой замечательный день, когда хочется только считать разводы на прозрачной глади воздуха, да изредка ловить странную соленую воду, капающую с подбородка. Она любила смотреть, как одевается ее подруга, как она ставит широкую стопу в огромный тяжелый ботинок, как блестит в свете солнца черная кожа и серая шерсть теплой одежды.
Сегодня она любовалась на то, как в карман плаща осторожно, словно в колыбель, укладывается красивая, синеватая полоса стали. Нож.