Сержант Кузяев, дежурный по КПП, открыв рот и хлопая глазами, с перепугу никак не мог собраться с мыслями и ответить на вопросы и.о. начальника штаба части капитана Кавуненко, снова и снова пронзительно звучащие из его желеобразной оральной зоны.
-- Кто выехал? Куда? Почему пустил?
-- Кутузов.. -- начал, наконец, собираться с мыслями Кузяев.
-- Какой еще Кутузов? -- опять завопил Кавуненко.
И добавил, для большей ясности:
-- Трах-тарарах, в рот ноги, в зад тебе дышло, мать твоя женщина!
-- Сказал, что тёщу давить поехал, -- повторил сержант, глядя в вытаращенные глаза майора, -- он так сказал.
-- В какую сторону он поехал?
-- Туда... -- махнул рукой сержант в сторону уходящей в лес проселочной дороги.
-- А тёща где у него живет?
-- В той стороне и живет... Там, где-то за лесом, есть деревенька. Говорят, Кутузов, то есть товарищ прапорщик Суворов, когда срочную служил, чуть ли не каждую ночь туда в самоволку бегал, к подруге. А потом, когда отслужил, пошел в прапорщики и на этой подруге женился. Только пара из них получилась боевая. Дерутся часто. Вот и, когда прапорщик Суворов начал порой на службу с подбитым глазом приходить, стали его Кутузовым дразнить.
-- Да хрен с ним, с глазом. Ты мне скажи, где она, эта деревня? -- почти завизжал Кавуненко.
-- Не могу знать, товарищ майор!
Кавуненко в отчаянии махнул рукой и побежал к штабу.
Часть была построена по тревоге. Командир нетерпеливо расхаживал вдоль строя. В строю были еще не все. За спиной командира, из-за угла штабного корпуса выбежал, опаздывая, как всегда, зампотех, майор Кузьмин. Он был грузен, тяжеловат, бежал частыми, мелкими шагами, пыхтя и посапывая. Ему оставалось служить до пенсии недолго, года три, и начальство смотрело со снисхождением на его привычку поспать, разувшись и укрывшись шинелью, на сдвинутых столах в учебном классе, стены которого сплошь были увешаны плакатами с описанием образцов военной техники. Но на сей раз он уже хватил через край. Не нарочно, конечно, а по рассеянности. Разбудили внезапно, стуча ногами в запертую дверь класса, поскольку знали, что спит он крепко и разбудить его не просто. И он, спросонья, в спешке, одел полуботинки, даже не заметив, что на нем галифе. И в таком смешном виде, галифе и полуботинках, побежал на построение.
Командир части, заметив оживление в строю, обернулся. Кузьмин был уже близко.
-- Майор Кузьмин, -- заорал командир истошным голосом, -- что это за цирк Вы тут устраиваете!
Майор остановился и недоуменно уставился на возмущенного начальника.
-- Штаны переодень! -- все сильнее распаляясь, кричал тот. -- Чего рот открыл? Забыл, что надо с галифе сапоги носить? Бегом переобуваться!
Майор сообразил, наконец, в чем дело, развернулся и побежал своей тяжеловатой рысью обратно, где в углу учебного класса сиротливо стояли забытые им спасительные сапоги.
Но не было в строю человека, который один только мог спасти положение, потому что он совершенно точно знал, где, в какой деревне, проживает та самая тёща, к дому которой мчался сейчас на танке прямо через лес хорошо поддатый Кутузов.
А этот человек, не имея возможности выйти из своего укрытия и занять место в строю, наблюдал все происходящее на плацу через удобную дырочку, предусмотрительно проделанную им в досках двери склада. Это был заведующий продовольственным складом, прапорщик Шендрик. Шендрик был, в свое время, свидетелем на свадьбе у Кутузова и поэтому неоднократно гостил в доме кутузовской тещи.
-- Где Шендрик? Куда он исчез? Присутствовал ведь на утреннем построении. А? Власик, ну-ка, доложи!
Неожиданно выдернутый из строя заместитель командира по хозчасти, маленький и кругленький майор Власик, смог сказать только:
-- Так точно!
-- Что так точно?
-- Так точно, прапорщик Шендрик на утреннем построении присутствовал!
-- Ну, так куда он делся?
-- Не могу знать, товарищ полковник!
-- Вот что, Власик, -- окончательно выходя из себя, заорал полковник, -- если через пятьнадцать минут Шендрика здесь не будет, ты получишь предупреждение о неполном служебном соответствии.
И, чуть помолчав, добавил:
-- Что это такое, ты, надеюсь, знаешь?
-- Так точно, товарищ полковник, знаю.
Поняв, что требуемый результат достигнут, и ему удалось как следует напугать Власика, командир скомандовал:
-- Всё, майор, время пошло!
-- Разрешите идти?
-- Да иди, иди, наконец!
И Власик рванулся с места. Те посвященные, которые наблюдали эту картину со стороны, отметили про себя, что направление своего движения он выбрал правильно. Многолетняя армейская служба обострила его инстинкты, которые безошибочно указали на двери караульного помещения. С неотразимым военным напором, так несоответствующим его кругленькой внешности, он взял там в оборот бодрствующую смену и уже через несколько минут, сломив сопротивление начальника караула, лейтенанта Пономарева, знал фамилию того разводящего, который был причастен к исчезновению Шендрика.
В результате этой молниеносной атаки тщательно выстроенное Шендриком уютное здание его беззаботного существования рухнуло с треском. А встревоженный, ничего не понимающий Шендрик, смотрел из-под этих развалин через дырку в двери своего склада на странную суету и не мог выбраться наружу. Ведь его склад был, как обычно, опечатан и сдан под охрану.
Эту схему Шендрик разработал уже давно, не первый год пользовался ею, и она его ни разу не подводила.
Каждый день, придя на службу, он, после утреннего построения, выслушивал очередные указания своего начальника Власика, шел в караульное помещение, снимал с охраны свой склад, выдавал продукты для солдатской столовой и затем, если не было каких-нибудь неотложных дел, закрывался у себя на складе. Иногда закрывался он там не один, а с кем-нибудь из друзей, чаще всего с Кутузовым.
В углу склада у него был оборудован уютный уголок. Стояли там списанные кресла из штаба, телевизор, хоть и не новый, но уверенно принимающий несколько программ, бочка селедки, бочка квашеной капусты и канистра со спиртом высшего качества, который полагалось выдавать специалистам, работающим на высокоточной сугубо секретной электронной технике, для того, чтобы они время от времени протирали контакты. Не себе, естественно, а технике. Хотя и специалистам кое-что перепадало.
Не успевали окислиться контакты и в организме самого Шендрика.
Для того, чтобы никто не мешал, перед тем, как закрыться в складе, он заходил в караульное помещение и ставил в известность начальника караула или кого-либо из разводящих. В результате, во время очередной смены караула, на дверях его склада появлялась печать. И никто уже не мог помешать культурному отдыху заведующего продовольственным складом.
Но вот случилось так, что подвел его друг и собутыльник Кутузов. Не поставил в известность о своем намерении отомстить теще за грубое вмешательство в его семейную жизнь.
А ведь всё, казалось бы, шло как обычно, своим путем. Кутузов пришел домой после службы в хорошем подпитии и жена стала его пилить. Пилила упорно, пока не достала до самых печенок. И, как обычно, после того, как она его достала, Кутузов сильно рассердился и решил жену немножко поколотить. И все бы, тоже как обычно, закончилось хорошо. Жена, получив свою порцию, скоро успокоилась бы, замолчала, все так же молча выполнила бы супружеский долг, покормила бы Кутузова ужином и улеглась бы вместе с ним в супружескую постель, успев, перед тем, как уснуть, еще разок выполнить супружеский долг.
Но на этот раз опять все испортила теща. Случилась оказия -- сосед, дом которого в деревне стоял рядом с тёщиным, собрался по делам в город на своей машине. И теща увязалась с ним. Договорилась, что он ее высадит по дороге, а на обратном пути заберет домой.
Приперлась теща очень некстати. Кутузов только начал сеанс воспитательной работы, зажал строптивую супругу в углу, возле входа на кухню, и собрался отвесить ей увесистую плюху, как теща, со своей обычной беспардонностью, без сука, влетела в квартиру. Увидев, что зять бьет дочку, она с ходу, проявив удивительную реакцию, метнула в него сумку с провизией, которую она, как и всегда, когда приезжала к ним, захватила с собой. Кутузов, потеряв равновесие, пронес кулак мимо физиономии жены и ударил в стеклянную дверь кухни, разбив при этом стекло и порезав осколками руку.
Кровь кое-как остановили, соорудив повязку из подсобного материала. Немного успокоившись, решили выпить по стаканчику привезенного тещей самогона. Однако, выпив самогону, кутузовская жена опять начала пилить Кутузова. И, поскольку теща активно включилась в беседу, на стороне, естественно, дочки, то подогретая самогоном дискуссия быстро достигла температуры кипения.
Кутузов опять начал выходить за рамки сдержанности и успел уже поставить супруге фонарь под глаз, как теща своим некорректным вмешательством поставила точку в семейной дискуссии. В ответ на угрожающий выпад в ее сторону, она, не думая долго, схватила пустую кастрюлю и звонко ударила ею Кутузова по лбу.
Пока Кутузов приходил в себя, зашел, управившийся со своими делами в городе, тещин сосед и увез ее домой. Жена осталась приводить в порядок Кутузова. Но тому, после обретения ясности сознания, стало обидно, что тещин поступок остался безнаказанным. Супруге пришлось налить ему, в утешение, еще стакан самогона. Лишь после этого он, побурчав еще немного, уснул, не раздеваясь, на диване.
На следующий день Кутузов проснулся поздно, был молчалив, ушел на службу почти с опозданием. Через пару часов вернулся. Жену это не удивило. Дом офицерского состава, сокращенно ДОС, в котором жили семейные офицеры и прапорщики находился на территории части, и зайти домой в служебное время не составляло труда. Выпил бутылку самогона из тех, что привезла теща. Жена начала было его ругать, но он достал из кармана галифе патрон от пистолета Макарова и сунул ей под нос.
-- На, застрелись!
Патрон всегда лежал у Кутузова в кармане брюк, и жена прекрасно знала, что если этот предмет извлечен наружу, значит Кутузов не расположен к дискуссии и лучше его не трогать. Ну а в этот раз причина плохого настроения была ясна -- синяк на лбу, вчерашний тещин подарок, начинал уже расцветать и был заметен даже из-под надвинутой на нос фуражки. Поэтому она замолчала и, отойдя подальше от греха, стала ждать, когда супруг уйдет, наконец, исполнять свой воинский долг.
Выйдя из дому, Кутузов направился к стоянке, где экипажи готовили свои танки к предстоящему выезду на танкодром. Он довольно-таки долго крутился возле крайней машины, терпеливо снося грубоватые насмешки танкистов, которые не могли без смеха смотреть на его "фонарь", всё более импозантно выглядывающий из-под козырька фуражки, дождался, пока экипаж ушел, наконец, в курилку, попросив его присмотреть за танком, сел в машину и, с трудом сдерживая свой порыв, подъехал к воротам.
Дежурный, зная, что танки должны выезжать, спросил у него:
-- Что, поехал уже?
-- Поехал, поехал. Открывай скорее!
Тот, открыв уже ворота, спросил еще:
-- На танкодром едешь?
-- Да нет, поеду тещу давить. -- Ответил Кутузов, залезая в танк.
Часовой воспринял это как шутку и среагировал не сразу. Смысл сказанного стал доходить до него только после того, как танк пересек шоссе и рванул через лес в сторону, противоположную направлению на танкодром.
...И тут прибежал начальник штаба Кавуненко.
Времени оставалось в обрез. Танковый взвод с десантниками на броне, направленный командиром вслед за Кутузовым, то есть прапорщиком Суворовым, с приказом догнать и остановить того, докладывал по рации, что сбился со следа, поскольку Кутузов двигался напрямую, через самую глухомань, по оврагам и буреломам. Не учли участники погони, что за время срочной службы, прошедшее с того момента, как Кутузов, движимый здоровым половым инстинктом, соблазнил свою будущую супругу, неосмотрительно пришедшую в часть на танцы, и до самой демобилизации, он регулярно бегал к ней в самоволки, детально изучив все лесные дороги и даже тропинки, ведущие к ее деревне. Он ухитрялся в то время, покинув расположение части сразу после отбоя, добежать через ночной лес до своей суженой, утолить в ее объятиях снедающую его жажду, и успеть вернуться обратно еще до утренней побудки.
Командир части зашел в свой кабинет и снял трубку телефона, подключенного к засекречивающей аппаратуре связи. В другое время он не осмелился бы звонить напрямую командующему армией, но сейчас выбора не было. Дорога была каждая минута. Всё могло кончиться очень плохо.
Командующий, герой страны и известный матершинник, выслушав сбивчивый доклад полковника, даже не обматерил его. Ситуация была настолько чудовищна, что проводить воспитательную работу с этим перепуганным полковником было некогда. Нужно было действовать. Приказы, которые он отдавал полковнику, были краткими и точными.
Исполнять приказы командующего нужно было немедленно. Шендрика, извлеченного Власиком из опечатанного и охраняемого склада, в срочном порядке привели на плац и поставили на краю площадки. Всем остальным велено было к плацу не подходить. Вскоре послышался характерный звук двигателя и из-за леса вынырнул личный вертолет командующего. Вертолет завис над плацем и затем плавно приземлился. Дверь его распахнулась, и к ней подбежали Шендрик с полковником. Полковник подтолкнул Шендрика внутрь вертолета и полез следом сам. Однако, сопровождаемый зычным голосом командующего, хорошо слышным даже сквозь рев двигателя, выскочил, со смущенным видом, обратно. Дверь захлопнулась, вертолет поднялся в воздух и скрылся за вершинами деревьев.
Когда Кутузов выскочил на танке из лесу и рванул, поднимая клубы пыли, по деревенской улице в сторону тещиного дома, в его нетрезвом мозгу непрошено зашевелилась мысль о том, что происходит нечто странное. Жители деревни стояли во дворах возле своих калиток и приветственно махали навстречу подъезжающему танку красными флажками
Кутузов сбросил скорость, пытаясь как-то осмыслить происходящее. Но когда он подъехал к дому тещи, его взору открылась странная картина. У калитки тёщиного дома стоял, помахивая флажком, Шендрик, его постоянный собутыльник. При этом в своей левой руке Шендрик держал стакан, наполненный мутной жидкостью, в которой Кутузов безошибочно распознал самогон.
Но то, что Кутузов увидел еще, вообще повергло его в полнейшее смятение. Там, дальше, за спиной Шендрика, был накрыт в саду стол. И его теща потчевала сидящего за этим столом генерала, грудь которого вся была увешана орденами. И Кутузов с изумлением узнал в этом генерале командующего армией.
Он был буквально ошеломлен. Весь его запал, вся злость куда-то исчезли. Как корова языком слизала. Кутузов заглушил двигатель и вылез из танка. Шендрик, позеленевший от страха, распахнул перед ним калитку и отступил внутрь сада.
Генерал, со стаканом в руке, встал из-за стола.
-- Где ж ты ездишь, сынок? Заждались уже тебя.
Кутузов нерешительно приблизился.
-- Вон друг твой, -- кивнул генерал в сторону Шендрика, -- уже всех жителей местных обежал, флажки раздал им, чтобы тебя встретили. Обратил внимание, как хорошо они встречали тебя?
-- Так точно, товарищ командующий! -- Кутузов очень кстати вспомнил, что генерал не любил, когда к нему обращались "товарищ генерал". "Генералов много, а командующий у тебя один" -- говорил он в таких случаях.
А как ты думаешь, ждут в твоей части, когда ты, наконец, к ним вернешься? Обрадуются там тебе?
-- Так точно, товарищ командующий.
-- Что "так точно"?
-- Так точно, ждут!
-- И обрадуются?
-- Так точно, обрадуются!
-- Мне тут теща твоя объяснила, за что ты на нее рассердился.
Генерал помолчал минуту и затем продолжил:
-- Я бы тоже, наверное, сильно рассердился, если бы получил кастрюлей по лбу. Но на танке за тещей все-таки гоняться бы все-таки не стал. А она еще за тебя и заступается вдобавок. Я сначала хотел тебя вообще под трибунал отдать, но она меня, пока ты сюда через лес ехал, отговорила. Не буду я тебя отдавать под трибунал. Жертв нет, техника в порядке... В порядке ведь?
-- В порядке, товарищ командующий. -- дрожащим голосом ответил Кутузов.
-- Ну вот и хорошо. На гауптвахте, как следует, посидишь, поймешь, что был неправ, и служи себе дальше, только тещу, смотри, не обижай. Мы с ней, пока тебя ждали, подружились. Так что, если она мне на тебя пожалуется, пеняй на себя. И пойми -- тебе на свою тещу молиться надо. Подумаешь, фонарь тебе на лбу нарисовала. Пока на губе будешь сидеть, пройдет. И следов от него не останется. Недавно вот в пехотной дивизии теща зятя наказала. Приехала она к дочке в гости. Заходит в квартиру, а там дочка сидит в углу и плачет. Оказывается, зять, старлей пехотный, завел себе на стороне подругу. И уже несколько месяцев ходит после службы к ней. Причем даже не скрывает этого. Возвращается домой пьяный, бьет жену и спать ложится. Вошла теща в комнату, а там зять пьяный на диване спит. Даже раздеться полностью не успел, только штаны спустил. Взыграло тут тещино ретивое, выскочила она на кухню, схватила первый попавшийся ножик, забежала опять в комнату и отмахнула сгоряча зятев торчок прямо под корень. Мало того, взяла этот торчок, бросила в унитаз и ручку дернула. Вот так. И пришивать уже стало нечего. Тещу, конечно посадили годика на два. А зять на всю жизнь удовольствия лишился.
Пока генерал проводил с Кутузовым воспитательную работу, отряд, направленный полковником вдогон за Кутузовым, достиг назначенной цели, то есть указанной деревни, по всем правилам военной науки взял ее в клещи и с грохотом пронесся по деревенской улице двумя группами с разных краев деревни. Танк, на котором приехал Кутузов, был умело зажат вновь прибывшими танками. Десантники, спрыгнув с брони, в мгновение ока оцепили дом и сад. Кутузов, сбитый ими с ног, лежал, уткнувшись носом в землю, возле генеральских ног.
-- Товарищ генерал-лейтенант, -- звонко доложил бравый капитан, командир группы, -- группа захвата прибыла в ваше распоряжение.
-- Ладно, капитан, -- лихая атака десанта явно произвела благоприятное впечатление на командующего. -- Отпустите прапорщика, он уже всё понял.
-- Какие будут еще приказания, товарищ генерал-лейтенант? -- спросил капитан, с подозрением поглядывая на отряхивающего с одежды землю Суворова.
-- Посади, капитан, кого-нибудь из своих за рычаги этого танка, -- он показал рукой на танк в котором приехал Кутузов, -- и следуйте, всей группой, не спеша, в часть. А эти прапорщики полетят со мной, на вертолете.
Капитан взял под козырёк, отдал распоряжения, и танки, спокойно урча моторами, поплыли по улице к окраине деревни. Вертолет стоящий за домом, тоже запустил двигатель.
-- Ну что ж, Лидия Васильевна, -- сказал генерал кутузовской тёще, -- приятно было познакомиться. Спасибо за помощь. Все будет, как договорились. Посидит Ваш зять на гауптвахте, поумнеет немного, и будет служить дальше. Но если он опять куролесить начнет, сразу звоните мне. Получит по полной программе. Вылетит из армии, как пробка из бутылки.
-- Марш в вертолет! Оба!-- скомандовал командующий.
Прапорщики понуро направились к вертолету. Оба понимали, что в их жизни грядут существенные изменения. Генерал галантно поцеловал теще руку, приведя ее этим в смущение, и пошел вслед за ними.
Вертолет улетел, оставив в полнейшем недоумении жителей деревни, многие из которых так все еще и держали в руках флажки,