МОЙ КЛАССИК
Поэма
Ополченцам 41-го года
Действие поэмы начинается 21 июня 1941 года.
1
Он был поэт, забытый классик,
С копной давно седых волос,
А я учился в пятом классе,
Когда стихи ему принес.
Заветный труд в обложке синей,
Мечты высокие тая,
Торжественно решился я
Отдать на суд былой России...
Он тронут был, разволновался,
Пытался в комнате прибрать,
А после тихо улыбался,
Листая детскую тетрадь.
Поэт читал, я ждал несмело,
Шептал какие-то слова,
А за окном листвой шумела
Не чуявшая бед Москва...
Но вот он встал, расправил плечи,
И странно посмотрел вокруг,
Как будто что-то в этот вечер
Припомнилось поэту вдруг.
Как будто луч былой надежды
Его внезапно озарил,
И с пылким школьником-невеждой,
На равных он заговорил...
"Найди свой звук," -
Сказал мне классик,
"Услышь в ночи сквозь беглый сон,
Как бесконечно мир прекрасен,
Звучащий сердцу в унисон.
Поймай свой луч в часы рассвета;
Сойдутся в слове звук и свет,
И с той минуты в жизни этой
Ты вольный странник,
Ты - поэт!...
Творец и царь грядущих песен,
Печалься, смейся, пой и плачь,
И коль язык обычный тесен,
Все в языке переиначь.
Пиши раскованно, свободно,
Стряхни унылых штампов прах;
Дерзай, коли душе угодно,
В неведомых еще мирах,
Где радостью пронизан воздух,
Где все подстать твоим мечтам,
И вещие слова, как звезды,
Сами собой искрятся там.
Но даже там будь верен звуку,
Гори всегда своим лучом!.."
И строго на прощанье руку
Он положил мне на плечо.
И я ушел в разброде смутном,
Шатался где-то дотемна,
А утром, тем июньским утром,
Услышал радио - война!..
2
Война:
Тревоги и бомбежки,
Зениток лай, сирены вой,
Ни керосина, ни картошки
И фронт под самою Москвой.
Мне было тут не до ученья;
Определился на завод.
В боях под Вязьмой, в ополченье,
Погиб мой классик в тот же год.
Еще на той войне поручик,
Он с честью завершил свой путь,
Успев в фашистский танк метнуть
Бутылку с жидкостью горючей...
Все это только в сорок пятом
От очевидцев я узнал:
"Он настоящим был солдатом!" -
Майор безногий мне сказал.
А то, что был солдат поэтом,
Майору было невдомек,
И я фронтовику об этом
В тот майский день сказать не смог...
3
В моей судьбе все было просто:
В тот самый сорок пятый год,
Вихрастый заводской подросток,
Попал я юнгою на флот.
Учился в городе Крондштадте
(Учился рьяно, не за страх),
Служил на боевом фрегате,
Бродил в приморских городах,
Которые аж до Китая
Наш славный посещал фрегат,
И где порой, стихи читая,
Ловил я чей-то юный взгляд...
В те годы я писал немало,
Сжигал себя почти дотла;
Стихи гремели, как кимвалы,
Но хоть бы капли в них тепла.
Прочту и маюсь сам от скуки:
Того ли классик мой хотел?
Где ж те лучи? И где те звуки?
И пыл мой явно охладел.
К тому же диктовал и ставил
Свои условия Главлит:
Пиши, не как душа велит,
А как велит товарищ Сталин.
Зачем же жить с такой обузой
В столь беспокойный, бурный век?
И я расстался грустно с Музой
И, как казалось мне, - навек!...
4
А век шагал - упрям, неистов! -
Крушил и рушил все окрест:
Иуда Тито, сионисты,
Инсульт вождя, двадцатый съезд.
Кипели страсти в перепалках,
Таились горести в сердцах;
В битком набитых коммуналках
Еще живуч был давний страх.
Но в коммуналках всей державы
Уже звучал для вся и всех
Негромкий голос Окуджавы -
Его любовь, печаль и смех.
И неизменный Городницкий
Гостил у каждого костра;
Какие искренние лица,
Какая дивная пора!
Политехничка и Таганка,
Кураж и молодой задор,
И ветры дальних полустанков,
И грозное дыханье гор.
И наши вечера над Истрой:
Шуршащий тихо листопад,
Дыханье ивы серебристой
И трепетный лучистый взгляд,
И плеск воды, и мгла лесная...
И я однажды понял вдруг,
Что, сам того не сознавая,
Обрел невольно свет и звук...
И вот опять -
Терзаюсь, мучусь,
И гасну, и опять горю,
И каждый раз за эту участь
Наставника благодарю.
И лишь в одном ему не внемлю:
В мирах надзвездных не пою;
Я всей душой стремлюсь на Землю,
Такую странную мою,
Где новый дерзкий пятиклассник
С тетрадкой мечется теперь,
Где жив и ныне добрый классик,
Открывший пионеру дверь
2002