ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Дедушка Хрум разбудил гостей чуть свет:

- В путь-дорогу пора, а вы еще не позавтракали, сердяги. Мой проводник уже вас дожидается!

- И чего это он притащился в такую рань, - проворчал Жужа, когда водяной скрылся за дверью.

Путники быстро позавтракали и вышли из избушки. На противоположном берегу реки они увидели человека, державшего в поводу трех коней.

Айри повернулся к Квилу. Пришло время прощаться. Но что это? Квил стоял белый как кипень. По щекам у него в три ручья катились слезы. Он обнимал своего смукса так, словно хотел его задушить.

- Я... я пойду с тобой! - с болью выкрикнул Квил раньше, чем Айри успел о чем-то спросить.

- Ты пойдешь со мною? - Айри не верил своим ушам. - А как же Муш?

- Муш останется здесь! Дедушка... дедушка водяной разрешил, Муш останется здесь! Он же дождется меня? Он дождется меня, Айри?

Оказывается, за спиною у Айри уже всё было решено: Квил договорился с водяным, что его зверек останется на попечении у водяного дедушки. Так вот почему Квил последние дни не спускал Муша с рук ни на секунду!

- Так я... я вернусь к Мушу? Айри, ведь мы вернемся сюда? - теребил друга Квил.

- Да, мы вернемся сюда, за твоим смуксом. Мы вернемся сюда! - И Айри с силой сжал руки Квила.

Жужа что-то хотел сказать, но Айри так посмотрел на него, что тот промолчал.

Водяной, всё это время молчавший, обратился к Квилу:

- О своем малыше не беспокойся, сынок! К твоему возвращению я вылечу его, будь уверен. И вылечу, и откормлю, и станет он толстым, как кит. А теперь давай-ка, пусть он побегает маленько.

Водяной взял смукса у мальчика из рук и поставил зверька на землю. Это было весьма благоразумно: самому расстаться со смуксом у Квила совершенно не было сил.

- Так что, в дорогу, ребята? - Водяной показал на плот, стоявший в камышах: - Милости прошу!

Все время, пока плот пересекал реку, Айри не оставляла мысль, что это не ветер и не какое-то речное течение - это подводное чудище тянет на спине их плот. Что касается Квила, то он не спускал глаз со своего зверька, оставшегося на берегу.

А вот и противоположный берег.

Сойдя на берег, путники сумели разглядеть своего провожатого получше. На вид леонтиец был ненамного старше Айри - ему было лет восемнадцать. Жужа презрительно фыркнул. Водяной, словно прочитав его мысли, сказал:

- Этот юноша - Испар, сын конгара Бориспара. Конгары - леонтийские вожди... Видите, у него на шее висит желтый коготь? Это - коготь вертижоля, которого он сам подстрелил. Кто-нибудь из вас видел вертижолей? Ну и не советую.

Сойдя на берег со своими гостями, водяной оттолкнул плот, ему-то плот был ни к чему. Течение сразу подхватило плот и быстро понесло. Видимо, река знала, что надобно делать.

Водяной подвел путников к Испару, представил их друг другу, после чего простился и бултыхнулся в реку.

Испар сказал:

- Отец велел проводить вас до самых ворот Санч-Музгаранча. Садитесь на лошадей!

Последнее оказалось легче сказать, чем сделать. Жужа, правда, довольно сноровисто взобрался на вороного конька. Ребят пришлось подсаживать, причем Квил все норовил завалиться на бок, а под Айри соловая лошадка затеялась храпеть и взбрыкивать. Испар так и не сумел ее успокоить. Пришлось ему отдать мальчику своего гнедого, а самому сесть на соловую. При этом юноша недоумевал и извинялся: соловая лошадка - самая что ни есть спокойная, с чего ей вздумалось дурить? Хорошо, что хоть огненно-рыжий конь Испара оказался молодцом, он спокойно позволил сесть на себя незнакомому седоку.

Наконец кавалькада тронулась в путь. Конечно, Испар не погнал вскачь. Лошади побежали тихой рысью, так что вскоре мальчики приноровились к своим лошадкам. Квил даже затеял разговор:

- Испар, так неужто ты, в самом деле, сын вождя? Нам дедушка водяной сказал, что ты - сын вождя!

- Он правду сказал, - улыбнулся Испар.

- И ты когда-нибудь будешь вождем? - спросил Квил, улыбаясь во весь рот.

- Вот уж навряд ли, - качнул головою Испар. - Я - пятый сын у Бориспара, а конгаром (или вождем, по-вашему) становится старший из сыновей.

Айри глупые вопросы не задавал. Он с удовольствием смотрел по сторонам - кругом было красиво и спокойно, как красиво и спокойно бывает только в любимом богами краю. Они ехали по холмистой местности - небольшие дубовые и буковые рощи сменялись сочными лугами, на которых паслись табуны коней. Табунщики добродушно махали всадникам рукой и улыбались. Испар отвечал своим землякам, и вскоре мальчики начали приветствовать встречных вместе с Испаром. Ярко светило солнце, в низинах между холмами журчали хрустальные ручьи, путники то и дело вспугивали жирных перепелов и цесарок. И только когда кавалькада поднималась на холм, в сердце Айри закрадывалась тревога. Этот мирный край с двух сторон был сжат, как тисками, совсем другою землею. На западе темнели болота, на востоке возвышались скалистые горы с редкой и чахлой растительностью, обиталище отвратительных вертижолей.

На одном из привалов Айри спросил у Испара, не очень ли им докучают соседи. Испар молвил:

- Болотные охотники уже много лет не ступают на наши холмы. Отец рассказывал, что в годы его юности они часто совершали набеги - угоняли наших лошадей, убивали людей. А мы не могли как следует проучить их - они никогда не принимали честного боя. При первой же опасности они бежали в свои болота, как воры (Жужа недовольно кашлянул). Наши воины, конечно, преследовали их, но мы не могли преследовать их на их земле, - продолжал Испар. - Там, в болотах, живет богиня Люляна. То есть она не небесная богиня, а крагиня, младшее божество...

- Про Люляну мы знаем, - проговорил Айри, а Квил энергично затряс щеками: "Быр-быр-быр".

- Ого, да вы, кажется, с нею знакомы не понаслышке? - удивился Испар.

- Угу, - угрюмо подтвердил Жужа и покосился на Айри. - Не к ночи будь помянута.

- Да уж, лучше про нее не будем, - сказал Айри, которому совсем не хотелось рассказывать, как он воспользовался жезлом богини без её согласия. Небу лучше про тот жезл не напоминать. - Так вы все-таки вразумили болотных охотников? - спросил Айри, меняя направление разговора.

- Вразумили, - сказал Испар, - только как это было непросто! Отец рассказывал, стоило нашим на болота ступить, как тут начиналось: змеи клубками из грязи выкатывали, сверху сычи болотные кидались, а хуже всего шаманы болотные делали - большую силу им Люляна дала. Куда шаман покажет гнилой коряжиной, там болото и разольется, так что отпрыгнуть не успеешь. Так бы, наверное, и по сей день болотные люди озорничали, но нам Кромалис помог.

- Бог Кромалис? - воскликнул Жужа, который, как уроженец богобоязненного Якоря Виссара, знал про богов и их делишки куда больше Айри с Квилом. - Кромалис Беспощадный? Но, говорят, будто единственная милость, которую у него можно выпросить, так это - смерть на поле битвы быструю и без мучений.

- Да, Кромалис Беспощадный помог нам, - подтвердил Испар. - Видно, ему надоело наблюдать, как отважные и честные воины гибнут почем зря от гнусного колдовства. Мой отец видел сам: однажды, когда наши воины загнали болотных охотников в их болото и тех, как обычно, прикрыло волшебство богини Люляны, с неба опустилась багровая туча. Из тучи вышел Кромалис с двойным топором. Несколькими взмахами топора он прорубил в лесу широкую просеку, и так, махая топором, он дошел до дворца богини Люляны. Он разрушил до основания ее дворец. Наверное, и ей самой не поздоровилось, но этого мой отец не видел. С той поры Люляна запретила своим людям озорничать, а ей самой пришлось поселиться на другом месте.

- Сейчас она живет на острове посреди озера, - вставил Квил.

Испар кивнул.

- Но от гнева Кромалиса у неё нет защиты и там, - сказал юноша уверенно, - и она знает это.

- А как же другие ваши соседи, вертижоли? - спросил Айри. - Водяной говорил, что в этих горах полно вертижолей.

- С вертижолями нам приходится сражаться и сейчас, - произнес Испар и дотронулся до когтя, висевшего у него на шее. - В горах не обойтись без стычки с ними, но на наших холмах они показываются редко. Они не любят открытых мест, на открытом месте их легко подстрелить. Вертижоли - страшные обжоры и поэтому летают тяжело, так что будешь стрелять - не промахнешься. Правда, если уж какой в тебя вцепится... - Испар передернулся.

- Но мы же в горы не сунемся, мы мимо проедем? - с надеждой спросил Квил.

- Раз вам надо в Станч-Музгаранч, горы не объедешь, - спокойно проговорил юноша.

Ближе к полудню всадники добрались до деревни Испара под названием Белые Ключи ( в этих местах било много родников, а деревенские дома были сложены из белого камня). Конечно, не могло идти и речи, чтобы путники, за которых попросил дедушка Хрум, остановились на постоялом дворе. Испар пригласил новых знакомых в дом своего отца - большой двухэтажный особняк, стоявший в центре деревни, прямо напротив каменной скульптуры, изображавшей великана с огромным топором.

Гостей встретили радушно и сразу усадили за стол. Отцу Испара, высокому, седовласому Бориспару не терпелось узнать последние новости, услышать про новые пошлины, дворцовые интриги, и не намечалась ли какая война. До страны леонтийцев вести с севера доходили исправно, а вот с юга гости бывали редко. "И всё потому что дорога короля Балдуина заглохла" - сетовал старый Бориспар. Айри и Квил притомились с дороги, а тут еще перепела под соусом, они и заклевали носами. Жужа, сладко угостившийся из кувшина, тоже начал подремывать. Проявляя деликатность, старый вождь не стал донимать с расспросами, отправил всех спать.

Хотя ложа оказались не очень мягкими ( леонтийцы пуховых перин не держали), наши путники сразу заснули.

Впервые с той поры, как они покинули Поморье, Айри спал без кошмаров, и снился ему маленький домик у карасевого озера. Квил сопел и причмокивал во сне, то и дело шаря руками в поисках смукса. Жужа, этот захрапел, едва коснувшись подушки. С самого начала он взял такую низкую ноту, что можно было подумать, будто в спальне поселился медведь.

Вечером выспавшихся гостей опять пригласили за стол. На этот раз за столом было людно: к Бориспару пришли его старшие сыновья, жившие отдельно, и трое деревенских старейшин. На путников градом посыпались вопросы, куча имен и названий мест. Айри виновато пожимал плечами, изумляясь, как же много в мире городов, королей и разбойников. Квил молча хлопал глазами. Жужа из всех троих, конечно, оказался самый осведомленный, но и он заметно поскучнел, когда один из старейшин вежливо поинтересовался родом его занятий.

Видя, что гостей не разговоришь, леонтийцы как люди уважительные не обиделись. Попивая сладкую медовуху, они сами принялись рассказывать разные истории - в основном, про стычки с вертижолями да про турниры в Станч-Музгаранче. В этих турнирах, хвала Кромалису, могли принимать участие не только рыцари со шпорами, но и любые храбрецы, хорошо держащиеся в седле и владеющие мечом.

Мало-помалу пришедшие покинули дом Бориспара. Только один старичок, самый дряхлый, еще долго рассказывал нашим друзьям про вертижолей, про их коварство и про то, как надо в них целиться из лука и куда бить мечом. "А ведь они были когда-то Пчелами Лучезара", - вздохнул старичок, осушив очередную кружку.

Словоохотливый старичок тут же рассказал это предание.

Как известно, вокруг Лучезара, чудесного цветка Матери Вечности, постоянно кружили пчёлы, которые питались его нектаром. Перед тем, как дунуть на цветок, Стужа Ледящая сказала пчелам: "Вот сейчас я убью Лучезара и вы умрете заодно, если не примите моё дыхание в себя, если не станете моею плотью. Вот выбирайте: жизнь или смерть?" Сказав это, злая тетка дунула на чудесный цветок. Все пчелы, кроме нескольких, тут же попадали замертво. Эти несколько пчел, оставшиеся в живых, приняли смерть в свои души и тем самым спасли тела. Из этих-то пчёл и произошли вертижоли.

На прощание старичок посоветовал ни за что не подпускать вертижолей к спине. Для пущей убедительности он продемонстрировал собственную спину, покрытую страшными уродливыми шрамами.

Когда старичок удалился, Квил спросил у Испара:

- Ты говорил, что нам придется пройти через горы. Ты же не один будешь с нами тогда? Не один?

За сына ответил отец. Бориспар успокоил гостей: конечно, Испар будет с ними не один. Через перевал их поведет сильный отряд леонтийцев.

- Сильный и многочисленный? - уточнил Квил.

- Сильный и многочисленный, - подтвердил Бориспар, пряча улыбку.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Так рассказывал старый элларх.

Это случилось в стране Орлиных Скал, что на планете Хай-Аббалон.

В деревне праздновали свадьбу. Старый пастух отдавал дочь свою единственную Стефанию за воина Регораста - сына охотника, молодца пригожего и отважного. Несмотря на молодость, не единожды бился Регораст в кровавых сечах, потому что мир был жесток и безжалостен, но вот однажды он взглянул на Стефанию и полюбил ее, потому что мир был радостен и прекрасен.

Не сразу и не скоро Стефания согласилась стать супругой молодого воителя, которому сам король Фредерик Разящая Рука подарил вороного коня. Но согласилась девушка, согласилась. И вот теперь шумела свадьба, смеялись гости, и чаши пенного вина обходили за кругом круг. На краю деревни, у самого подножия Медвежьей горы, раздвинулись широкие столы, и хотя беден был отец Стефании да и жених не был богат, всего на столах было вдоволь, и жемчуга украшали белоснежное платье невесты, и меч в драгоценных ножнах, золото с рубинами, висел на поясе у Регораста. Это король Фредерик не оставил милостью своего верного воина.

Гости балагурили и шутили, и кто-то запевал песню, а кто-то пускался в пляс. Словом, всем праздник был в праздник.

Всем, да не совсем.

За дальним столом с самого краю сидела старуха - маленькая, крючконосая, гадкая. Это была деревенская ведьма. Ведьма сидела да хмурилась, уткнувшись носом в тарелку. А ведь могла быть поприветливее, ведь накануне отец невесты вручил ей целых три золотые монеты за счастливую ворожбу.

Неожиданно гости, один за другим, начали замолкать. Куда-то подевались плясуны; смолкли тимпаны, мандолины, гобой. Словно туча свинцовая накрыла цветущую долину, и даже заснеженные вершины окрестных гор как будто потемнели.

Последними умолкли друзья жениха - королевские воины, прибывшие на свадьбу из разных мест, молодцы как на подбор. Умолкли, и стали глазами искать свои мечи.

Отчего же смутились и замолчали гости?

К столу, за которым сидели жених с невестой, шел, не спеша, человек.

Молодому мужчине на вид было лет двадцать - двадцать пять. Он был среднего роста, телосложения самого обычного - не богатырь, в поношенной дорожной одежде. Справа на боку у него висела холщовая сумка, слева к поясу крепился небольшой кинжал.

Лицо у мужчины было обветренное, загорелое. Худые, впалые щеки заросли щетиной. Видно, не один день он провел в пути, и не раз ему приходилось ночевать под открытым небом. На правом плече у мужчины сидела рыженькая белочка - ну что ж, что белочка, вот у Регораста на рукавице восседал благородный сокол.

Путник шел мимо гостей, мимо столов - к заглавному столу, и некоторые из гостей опускали глаза.

Деревенские знали этого человека. Его звали Тимоти Иллиан. Ребенком он потерял родителей - они погибли при обвале в горах, и с тех пор он воспитывался то у одной соседки, то у другой - словом, на улице. На какое-то время его приютила у себя деревенская ведьма. Старуха даже хотела научить мальчика своей премудрости, но не то она учила скверно, не то подросток был плохим учеником - колдовские зелья никак не хотели вариться, горшки взрывались, и на спине Иллиана не сосчитать было следов от ивового прута. Закончилось тем, что Иллиан исчез из деревни. Одни говорили - подался в матросы, другие - нанялся в услужение к проезжему купцу, третьи - ушел в разбойники.

Десять лет никто не видел Иллиана. И вот...

Улыбаясь, Иллиан подошел к невесте. Его белочка спрыгнула на краешек стола, а он сказал:

- Вот я и вернулся, Стефа, - и с этими словами он положил перед невестой дорогое кольцо, крупный аметист в золотой оправе.

Девушка задрожала и, побледнев, прильнула к своему жениху. На кольцо она даже не взглянула.

Деревенский староста сказал:

- Тебя не было десять лет, сынок.

- Да, десять лет... - Иллиан как будто задумался. - Но я же вернулся.

Потемнел лицом жених. Однолетками они были с Иллианом. Вместе они играли когда-то, вместе взрослели...

И сказал Регораст:

- Зря ты вернулся, Иллиан!

И, как эхо, повторила Стефания:

- Зря ты вернулся!

Иллиан ничего не ответил.

Иллиан смотрел на Стефанию.

Деревенский староста сказал:

- Здесь тебе не место, Иллиан. Уйди, сделай милость. Уйди подобру-поздорову!

И опять промолчал Иллиан.

Иллиан смотрел на Стефанию.

Тут к Иллиану, конечно, подошли. Деревенские зашептали: "Ну что ты..." Попытались увести - не тут-то было. Между тем злобой наливался могучий Регораст...

Староста засуетился: подмигнул одному, другому.

Иллиана схватили под руки.

Староста вымолвил с улыбкой:

- Заночуешь у меня в чулане. А завтра поутру, друг любезный, ступай куда-кось своей дорогой.

Застонал Иллиан, как раненый зверь. Вдруг рванулся он, повалил двоих или троих односельчан, отпихнул далеко толстого мельника - и вырвался, каким-то чудом вырвался, освободился от сальных ладоней.

Один - против всех, Иллиан оборотился к своей возлюбленной, а та сидела ни жива, ни мертва.

Тут уж Регораст не сдержался. Но не мог же он накинуться с мечом на безоружного! Что там кинжальчик какой-то Иллиана - ерунда! Вздувая жилы, Регораст закричал своим друзьям:

- Дайте ему меч! Дайте меч!

А староста закричал:

- Да что вы там задумались? Крутите ему руки! Крутите!

А гости закричали:

- Караул! О господи!

Деревенские все-таки опередили друзей жениха. Мужчины навалились на Иллиана всем скопом, одни стали крутить ему руки, другие - рвать на нем рубаху, а толстый мельник - плющить грузным чревом.

Вдруг кто-то сказал, да так, что услышали многие:

- Оставьте его.

Как будто голос раздался с того конца стола, где сидела деревенская ведьма. Но голос-то был не старушечий - голос был сильный и властный, и гости стали оглядываться друг на друга.

- Оставьте его! - повторила ведьма, вставая, так что теперь ни у кого не возникло сомнения, что это говорила именно она.

Старуха подняла суковатую клюку свою.

В мгновение старушечью клюку объяло пламя. Небо потемнело, засвистал холодный ветер и туча - черная, угольная туча - нависла над праздничной поляной.

- Оставьте его! - в третий раз сказала ведьма голосом гулким и низким, донесшимся как будто из-под земли, и деревенские мужчины отскочили от Иллиана как от смерти самой. Уж какой смельчак был Регораст, но и на того напала оторопь, когда его запястья до крови сжали страшные ледяные пальцы с когтями, загнутыми словно крючья, высунувшиеся из-под земли.

И сказала ведьма Иллиану:

- Эта сучка тебя не дождалась.

Что ты хочешь, единственный сын мой?

Превратить ее в жирную жабу,

Или чтоб ее свиньи сожрали?

- Нет, - сказал Иллиан, улыбаясь.

- Ну так значит, пусть сдохнут вдвоем -

И она, и вот этот вояка?

- Нет, - сказал Иллиан, улыбаясь.

- Прав ты, сын.

То же думаю я:

Все, кто здесь так задорно смеялся,

Заслужили мученья и кару.

Я сейчас сотворю заклинанье:

Туча воронов спустится с неба,

И сперва они выклюют им

Их бесстыжие, наглые очи,

А потом разорвут им язык -

Чтоб не смели о чести трезвонить!

А потом доберутся до сердца, -

Негодяям ведь сердце не нужно!

- Нет, - сказал Иллиан, улыбаясь. -

Нет, - сказал, -

Не спеши, мать родная!

Обещай - ты не сделаешь лиха!

Обещай!

- Хорошо.

Обещаю. -

И старуха махнула рукою.

И промолвила, горько рыдая: -

Здесь нельзя, дорогой, оставаться.

Уходи!

Я вот тоже пойду.

Только разные наши дороги...

Иллиан уже не улыбался. Поклонился он матери названной, вздохнул - и пошел, пошел мимо гостей, мимо плясунов и бражников, мимо товарищей детства - прямо пошел, не сворачивая.

А прямо была Медвежья гора.

Не свернул с пути Иллиан.

Даже мудрые не сразу проникли, что же случилось потом.

Иллиан шагал себе и шагал, и маленькая белочка прыгала у ног его, скала приближалась, но он не замедлял шаг.

И вдруг словно волна пробежала по бурому темному камню - и, покрывшись рябью, разошлась скала.

В горе словно бы открылся дверной проем. Прямо перед Иллианом таинственно и маняще засветилось звездное небо, а вокруг стояла скала.

Иллиан, верно, видел путь. Не замедляя шага, он шагнул в скалу, шагнул в небо, разверзнувшееся перед ним, и маленькая белочка юркнула за ним, и вскоре опять скалою стала скала.

С той поры на всех планетах Лучезара людям стали открываться звездные двери - они открываются в камне, в огне, в воде и в радуге, они существуют очень недолго, но если вы поспешите, вы непременно успеете. Эти двери, которые люди назвали Вратами Иллиана, соединили планеты Лучезара в одно. Шагнув в такую дверь, вы попадете на какую-то другую планету Лучезара, только вы не можете знать заранее, на какую.

Вот так, вопреки воле богов, небо открылось для людей.

Некоторые люди говорят, что однажды-де им посчастливилось увидеть не только Врата Иллиана, но и самого Иллиана - странника, открывающего пути. С улыбкою шагает он из мира в мир, с планеты на планету, и маленькая белочка сидит у него на плече.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

На другое утро путники распрощались с Бориспаром, с его супругой и двумя дочерьми. К удовольствию Жужи, их последние хозяева не повторили ошибку водяного. К седлам их коней были приторочены вместительные сумки с продовольствием. Таким образом, путники выехали за ворота в прекрасном настроении. Когда они проезжали по деревне, встречные леонтийцы наперебой приветствовали их, так что даже Айри заулыбался. А с толстых губ Квила улыбка не сходила до самого обеда, не считая мгновений, когда он вспоминал про своего оставленного зверька.

Дни стояли погожие, солнечные. Что за удовольствие потихоньку трусить в такой день по хорошей дороге! К тому же за день путешественники по несколько раз останавливались у ручьев и вкусно перекусывали. На ночлег они устраивались в какой-нибудь деревне - редко на постоялом дворе, чаще у знакомых или родственников Испара.

Всего в стране леонтийцев, как сказал Испар, было двадцать две деревни, и все они были большие и многочисленные, в чем могли убедиться наши друзья. Поскольку Леонтия представляла собой узкий, но очень длинный участок предгорий, деревни леонтийцев были как бы вытянуты цепочкой, что тоже шло на руку путешественникам.

На исходе второй недели путники увидели впереди себя две горы с плоскими и ровными, как бы срезанными, верхушками.

Испар показал на промежуток между горами:

- Это - Горбатый перевал. Через него проходит дорога на Станч-Музгаранч.

На ночлег путники остановились в доме местного вождя.

Испар передал деревенскому вождю письмо от своего отца. Прочитав письмо, конгар - кряжистый, краснолицый мужчина - сказал густым, утробным голосом:

- Поможем, как не помочь. Людей дам сколько нужно. А сейчас - милости прошу к столу. У нас сегодня кабанчик.

Утром оказалось, что конгар выделил в провожатые всего шесть человек. "Шесть человек!" - Квил был в панике. Неужели это и было то самое многочисленное войско, которое пообещал ему отец Испара?

Квил обратился к Испару. Юноша пожал плечами: а что тут такого, этих шестерых вполне достаточно для сопровождения. Конечно, все эти шестеро мужчин - прекрасные лучники, о чем вертижолям хорошо известно. А вертижоли, как известно, трусливы, они предпочитают неопасную дичь.

Кроме шестерых воинов, к компании примкнул коренастый пегобородый мужчина с красными, воспаленными глазами. Жужа прищурился подозрительно, но Испар успокоил его. Этот мужчина был Роберт Вильсон, всем известный в Леонтии элларх. Вильсон излишне любил горячительное, но по натуре он был человек совершенно безобидный.

В путь тронулись после завтрака. Каждый, кроме мальчиков и элларха, вел в поводу второго коня, груженного припасами, - еда и связки стрел. В пути они должны были провести два дня, сказал Испар.

Первого в своей жизни вертижоля Айри увидел в тот же день, тем же утром. Не успели они как следует углубиться в горы, как один из проводников цокнул языком:

- Вот он, дружок!

Сперва Айри ничего не увидел. Потом, всмотревшись, куда указывал проводник, он различил на красно-буром фоне гранитных глыб как будто мохнатый валун. Тут вертижоль взлетел, и теперь он стал виден более-менее отчетливо.

Недаром говорили, будто вертижоли произошли от первых пчёл. Очертаниями тела вертижоль, в самом деле, напоминал пчелу - брюшко, членистые лапки, голова с фасетчатыми глазами, полупрозрачные округлые крылья. Только что-то зловещее, страшное, и вместе с тем словно бы порченное было в этой пчеле: у вертижоля были мощные уродливые жвалы, все его шесть лап щетинились длинными хитиновыми шипами, густая грязно-желтая шерсть покрывала его жирное брюшко. Размеры вертижоля кажется, только прибавляли ему уродства. Если его сравнивать с пчелой, то это была пчела, раздувшаяся до размеров крупного барана. Говорили, будто иные вертижоли могли унести в своих когтях даже человека.

- Неужели предки этих вертижолей пили нектар Лучезара? - с недоумением произнес Айри.

Это был вопрос, который не требовал ответа.

Тем не менее Айри получил ответ.

- Пили, да, видно, не до конца.

Оглянувшись, Айри увидел элларха.

- Ты-то всегда допиваешь свою кружку до конца! - сказал один из проводников, и мужчины засмеялись.

Квила заинтересовал другой вопрос.

- А они, наверное, пребольно жалят, - сказал он, зябко перебирая плечами.

В самом деле, у вертижоля имелось жало, располагавшееся, по всем правилам, в мохнатом брюшке.

- Вертижоли жалят до смерти, но очень редко, - сказал один из проводников. - Ведь они как пчелы, если ужалят - то потеряют жало, а если потеряют жало - то умрут. Они умные, жало терять не хотят, ну и не жалят зря. Разве если какой-то вертижоль смертельно ранен, тут уж, конечно, жиганет.

- Но раз они как пчелы, значит, иногда они летают целым роем, - не успокоился Квил.

- Никогда они не летают роем, - сказал проводник. - Не бывает у них роев-то. Гнезда у них - двадцать-тридцать вертижолей в гнезде. Ведь они не совсем пчёлы, они только похожи на пчёл.

Пока люди рассматривали вертижоля, вертижоль внимательно рассматривал их самих.

Видно, дичинка показалась злобному созданию не по когтям.

Вертижоль описал в воздухе эффектный полукруг и скрылся за уступом скалы.

- Сообщит своим, а они решат, нападать или нет, - сказал старший из проводников. - Ребята, приготовим луки!

В этот день вертижоли больше не показывались на глаза. Наверное, предпочли за лучшее не рисковать.

Ночевать путники остановились на небольшой возвышенности, из-за которой перевал и назвали Горбатым. Местность была лесистая, так что без труда насобирали сухого валежника для костра. Квил опять разволновался, но один из проводников успокоил мальчика: ночью вертижоли нападали редко, потому что в темноте они видели плохо, а чутье у них слабоватое. Тем не менее, решили выставить караульного, как это всегда делалось при ночлеге в горах.

С наступлением темноты путники расположились вокруг костра. После жирной свинины и молодого вина (мальчикам тоже дали по глотку) элларх достал кифару. Вздыхая, Вильсон начал перебирать струны - и вдруг один из проводников, самый молодой, крикнул приглушенно:

- Смотрите! Смотрите! - и показал во тьму.

Мужчины схватились за луки.

Квил испуганно пискнул.

Айри вскочил на ноги.

Как оказалось, люди перепугались напрасно. Никто не прятался в темноте - ни злой вертижоль, ни горный барс, ни пещерный медведь. Да, собственно говоря, и темноты-то в том месте, куда показывал молодой проводник, совсем не было.

Странная арка возвышалась в этом месте, у подножия скалы. Её размеры были таковы, что под ней свободно мог пройти высокий человек, не сгибая головы. Вся она лучилась голубым огнем. Голубые всполохи совершенно скрывали то, что находилось внутри горящего обода. Эта арка вдруг напомнила Айри солнце, до половины взошедшее над горизонтом.

"Врата Иллиана!", "Врата Иллиана!", - услышал Айри глухие восклицания. Сердце мальчика замерло и вдруг забилось часто-часто, а в теле появилась легкость, как будто сделай он шаг - и он взлетит.

Так вот они какие, Врата Иллиана!

Голубое сияние, словно бы солнце, взошедшее над землею, манило волшебной игрою лучей, оно звало, оно ждало того, которому тайная тропа Иллиана показалась бы милее жизни на родной планете. Старики говорили, будто Врата Иллиана никогда не появлялись напрасно, вспомнил Айри.

Быть может, Врата Иллиана появились здесь именно потому, что он был здесь?

Неужели Иллиан, вечный странник, посетил их планету ради него? Ради мальчика, который не знал, зачем он появился на свет? Неужели Иллиану стал интересен мальчик, не способный решительно ни к чему? Или Иллиан не выбирал себе попутчиков, как он не выбирал дорог?

Да хватит рассуждений! Вот они, Врата Иллиана, - вот они, перед ним!

Айри видел Врата Иллиана, какой-то частицею своего сердца он стремился туда, в блистающий волшебный полукруг, - но не мог сделать ни шагу.

Вдруг Айри увидел: какой-то человек из их проводников, какой-то леонтиец, направился нетвердой походкой к голубым Вратам. Никто из леонтийцев не стал удерживать его. Человек (Айри показалось, что это был нестарый еще человек) на мгновение задержался у края голубого пламени, но не оглянулся, нет.

Леонтиец шагнул во Врата Иллиана - и исчез.

Голубое солнце немедленно сжалось в ослепительную точку. Миг, и от таинственных Врат Иллиана не осталось и следа.

Долго никто не мог вымолвить не слова.

Потом какой-то голос сказал:

- Тим Даймос остался совсем один. Вовремя Странник Иллиан пришел за ним!

- Это ты говоришь: вовремя, - громко и, как показалось Айри, с гневом произнес элларх.

Больше никто не сказал ничего.

Все тихо начали укладываться спать.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Жужа пробудился внезапно, как будто его окатили холодной водой. Обычно такое с ним случалось в минуты близкой опасности.

Нащупав рукоять кинжала, он приподнялся на локте.

Время было самое раннее, что называется, ни свет ни заря. Далекий восход осветил снега на вершинах гор, но по горным склонам еще стлалась ночная темень. Караульный леонтиец сидел у тлеющих углей, закутавшись с головою в плащ. Сперва Жужа подумал, что караульный спал сном праведника, но тут леонтиец посмотрел в его сторону. Жужа подмигнул ему; в ответ леонтиец приложил палец к губам. Время было самое сонное, - нечего будоражить других, если сам проснулся.

Судя по спокойствию леонтийца, со стороны гор никакая опасность не угрожала. Откуда же это чувство тревоги? Или виноваты совсем не вертижоли? Насчет вертижолей леонтийцу можно было доверять, но ведь Жуже приходилось опасаться кое-кого пострашнее вертижолей.

И опять, в который уже раз, Жужа мыслями перенесся в тот день, хорошенько встряхнувший его и без того беспокойную жизнь.

* * *

Начало того дня было самое обычное.

Пробудившись, Жужа услышал шорох у изголовья.

Так оно и есть.

Розетта Клаксон по прозвищу Огонек прощупывала складки его куртки. Карманы она, конечно, уже проверила.

Розетта Огонек - девушка пухлая, с вечно нарумяненными свеклой щеками, - была подружкой Жужи. К нему, в район моста Менял, она наведывалась частенько, особенно когда у нее кончались деньги.

Со злостью швырнув куртку на пол, Розетта принялась за пояс парня - широкий кожаный пояс. А вот этого ей позволять было никак нельзя.

- Ты чего там забыла, подруга? - не дожидаясь ответа, Жужа вырвал пояс из рук Розетты, затем, не обращая внимания на ругань девушки, подтащил ее к входной двери. Терпеливо снося всякие царапанья и кусания, Жужа распахнул дверь и слегка подтолкнул Розетту, дабы придать ее телу нужное направление движения. В результате этого толчка Розетта запрыгала вниз через три ступеньки (хорошо, что не на голове), сыпля уже совсем непристойные ругательства.

Вернувшись в комнату, Жужа первым делом проверил наличность. Все медяки из его кошелька Розетта, конечно, переместила в складки собственного белья, однако три серебряные монеты оставались по-прежнему зашитыми в поясе, и это уже было хорошо.

Плохо было другое.

Обычно Жужа промышлял в дешевых портовых кабачках, в которых так любили останавливаться приезжие богомольцы. Знаменитый храм Аспасии, стоявший посреди пруда, притягивал богомольцев со всей округи - причем не только из Ориландии, но и с соседних островов. Неписаный воровской закон позволял немного пощипывать богомольцев - по этому поводу у Мастера воров было соглашение с портовыми кабатчиками. Так-то оно ничего, но в прошлый раз Жужа допустил промашку: он попробовал "подержать за посошок" какого-то барона с острова Фарлаха. Кошелек у барона оказался с секретом, то есть заколдованный. Когда Жужа ухватился за кожаный кончик, кошелек превратился в собачий череп. Страшно взвыв, череп ухватил парня за пальцы; в результате люди барона скрутили беднягу вора, избили и в заключение передали городской страже. Только благодаря случайности Жуже удалось бежать по пути в тюрьму. Конечно, теперь он не мог показаться в порту - во всяком случае, в ближайшем обозримом будущем.

Воровской Мастер посоветовал Жуже затаиться на какое-то время. Парень проскучал дома две недели, а дальше-то надо было жить. Деньги кончались, то есть их совсем не было. Три серебряные монеты, зашитые в поясе, Жужа оставил на крайний случай вроде похоронных расходов.

Размяв поясницу, Жужа решил наведаться к воровскому Мастеру. Может, гильдия подбросит какую-никакую работенку?

Воровская гильдия находилась на окраине Якоря Виссара, в районе Плачущих Дев. В гильдию, обосновавшуюся в подвале заброшенного дома, можно было попасть тремя разными способами: через магазин старьевщика (дед-старьевщик был жук еще тот), через дамский солон мадам Лючии, ну и, конечно же, через лаз на мусорной свалке. Жужа выбрал третий путь, самый неприметный.

Парень как раз собирался нырнуть в потайной лаз, когда его окликнули.

Проверив, на месте ли кинжал, Жужа оглянулся.

Всё было в порядке; это был Дротти, поваренок из "Пивных весельчаков".

- Есть работа, приятель, - с этими словами Дротти подмигнул Жуже, чтобы тот стал немного повеселее.

- Какая ещё работа?

- У нас один приезжий остановился. Богатый, слов нет. Пальцы - в перстнях, ты бы только посмотрел!

- Богач - и остановился в вашей помойке? ( Постоялый двор под названием "Пивные весельчаки", северо-западного предместья, имел скверную репутацию.) Да он, что, рехнулся?

- Может, и рехнулся. Так дело делаем?

Жужа призадумался. Этот мальчишка, юркий и востроглазый, как мышь, предлагал ему обворовать проезжего гостя. Делалось это просто: на ужин поваренок подсыпал сонного порошку гостю в вино, после чего сам отправлялся крутиться на кухню или у стойки, чтобы его не заподозрили, а Жужа должен был пробраться в комнату к постояльцу и обчистить его под ноль. Так-то, конечно, Жужа без раздумий согласился бы на работу, но имелось одно затруднение. "Пивные весельчаки" - это была территория других воров.

Проныра Дротти, конечно, знал не хуже Жужи про эту тонкость, поэтому он быстро сказал:

- Деньги пополам поделим, ты и я, на две части. А не как всегда, когда всё заграбастает гильдия.

- Допустим, не всё... - призадумался Жужа.

- Ну да, "не всё". Мне дадут два медяка на конфеты, а тебе немного серебра, знаешь сам. Чтоб мне лопнуть, если среди этих монеток попадется хоть один золотой!

- А если Мастер догадается, кто это так ловко проворачивает дела на чужой территории? Знаешь, что с нами будет? - грустно спросил Жужа.

- Меня засекут до полусмерти, а тебе перережут глотку.

Мальчишка правильно понимал положение вещей. Удовлетворенный этим, молодой вор схватил Дротти за ухо. Жужа отвозил мальчонку как следует, после чего крепко взял его за запястье и вместе с ним полез в мусорный лаз.

* * *

В это время воровским Мастером в Якоре Виссара был Тим Гудзони по прозвищу Каракурт - маленький смуглокожий (что выдавало в нем южанина) и весьма подвижный старикашка.

Жужу пропустили к Мастеру вместе с хитроумным Дротти: Жужа сказал, что дело касается их обоих.

Воровской Мастер сидел на бочке с костяными счетами в руках - в точности, торговец сельдями, подсчитывающий дневную выручку.

Конечно, Жужа не стал выдавать бедного Дротти на расправу. Он сказал Мастеру иначе: он-де выследил одного приезжего, у которого денег пруд пруди, этот приезжий остановился на постоялом дворе "Пивные весельчаки". Дело само шло в руки, а тут еще поваренок Дротти обещался помочь.

Покосившись на Дротти (мальчуган ощупывал бардовое ухо), Тим Гудзони проговорил:

- А знаешь ли ты, голубь, что в "Пивных весельчаках" ребята Гнуса Гнусавого столуются?

- Знаю, Мастер. Затем и к тебе пришел!

- Ладно, коли знаешь.

Мудрый Тим Гудзони сделал так, как в таких случаях делывали. Он послал за Гнусом Гнусавым, в результате еще до вечера договорились: обчистить проезжего богача поручалось Жуже и одному мальцу из шайки Гнуса Гнусавого, молодцу по прозвищу Кабан. Жужа не любил этого толстяка, вечно сопящего, с капустой в бороде, но выбирать не приходилось. Именно его Гнус Гнусавый назначил Жуже в пару.

Дротти сообщил подробности. Каждое утро приезжий богач уходил в город, по своим богатым делам, а ночью, ближе к полуночи, возвращался на постоялый двор. Такой график был на руку ворам. Жужа и Кабан весело провели день в питейном зале "Пивных весельчаков", даже слишком весело: за день Кабан накушался так, что под вечер он мог только говорить "гы-гы" и икать. Сначала эта неумеренность напарника Жужу забавляла, но потом ему стало не до шуток. По первоначальному плану, при появлении жертвы они должны были быстренько подняться наверх, в комнату богача, и там затаиться. Теперь, по-хорошему, надобно было менять план.

И опять Кабан всё испортил. Этот добрый молодец и слышать не хотел о том, что ему лучше остаться за столом, а Жужа один наверху управится. Кабан непременно желал поучаствовать в деле, что подтверждал громовым стуком кружки о стол, так что Жуже волей-неволей пришлось с этим смириться.

Когда Дротти мигнул - постоялец вернулся, Жужа направился к лестнице в охапку с Кабаном. Ключ от комнаты постояльца был припасен заранее; войдя в номер, Жужа разместил Кабана под кроватью, а сам спрятался за огромный дубовый шкаф, стоявший у окна.

Постоялец вошел в комнату значительно раньше, чем рассчитывал Жужа. Несомненно, это означало новое осложнение: проезжий постоялец не пригубил в питейном зале ни глотка. Получается, Дротти зря старался с сонным порошком своей бабушки. Теперь ворам оставалось надеяться только на то, что у их жертвы и без снотворного сон крепкий. Было бы неладно, если бы богач услышал во сне, как у него с пальцев стягивают драгоценные перстни.

Скрипнул засов, закрывавший дверь с внутренней стороны. Если бы ни этот засов, воры сделали бы гораздо проще. Они не стали бы прятаться в комнате. Пользуясь ключом, они могли наведаться к постояльцу среди ночи. Однако засов был. Стало быть, чтобы открыть дверь, надобно было находиться внутри комнаты. Вот поэтому ребятам ворам сейчас приходилось глотать пыль и паутину.

Что же, не впервой.

Жужа приготовился ждать.

Постоялец какое-то время ходил по комнате, бормоча себе под нос.

Вдруг в дверь постучали.

Опять заскрипел засов, и Жужа услышал глухой голос постояльца:

- Добро пожаловать, мой господин...

- Закрой дверь, колдун.

Заскрипел засов.

Этот голос, который ответил постояльцу, низкий и басовитый, невозможно было спутать ни с каким другим. Любой житель Якоря Виссара сразу узнал бы этот голос: это был голос Роберта Саймоса, лорда-градоправителя Якоря Виссара, одного из семи регентов королевства.

Жужа был несказанно удивлен. Лорд Саймос - и в такой дыре? Да вот ещё напасть, ведь Саймос назвал своего собеседника колдуном. Почему этот маленький идиот Дротти не вызнал, что богатый постоялец - колдун?

От колдунов, как известно, можно ожидать чего угодно, подумал Жужа с тоскою. Кошелек колдуна может превратиться в собачий череп, перстень - в осу, пояс - в гадюку, домашние тапочки - в адских собак. Проклятый Дротти!

Впрочем, пока рано раскисать, тут же подбодрил он себя. Ведь иной раз и колдуны попадают впросак.

Жужа навострил уши.

- В городе только и говорят, что о твоем горе, мой господин, - сказал колдун. - Надеюсь, теперь тебе легче?

- Да. Легче, - отрывисто ответил лорд Саймос тоном, дававшим понять: он не очень-то жаловал своего собеседника. - Ты честно исполнил свою работу, колдун, - добавил Саймос для приличия.

- И ты честно расплатишься со мной?

- Я всегда плачу по счетам.

Последовало молчание.

Жуже, конечно, смертельно захотелось узнать, что же там происходит, и он тихонько высунулся из-за шкафа.

- Да... тот самый, - медленно, как бы в раздумье, проговорил колдун.

Колдун держал в руках короткий кинжал. Пламя свечей отражалось в стальном лезвии яркими синими вспышками - слишком яркими, чем это должно было быть. Несомненно, в лезвии кинжала таилось волшебство.

Однако не на лезвие смотрел колдун.

Колдун разглядывал рукоять кинжала, а точнее - крупный голубоватый камень, укрепленный на вершине рукояти.

- Вот ты какой, камень искузиар, - проговорил колдун. Тут на лице его промелькнуло недоумение.

Сдвинув брови, колдун поднес кинжал к самым глазам.

- Что еще там? - спросил лорд Саймос.

Колдун ничего не ответил. Со странным и страшным выражением он вглядывался в голубоватый камень. Он кусал губы; его руки, державшие кинжал, приметно дрожали. И вот, в тот самый миг, когда он собрался что-то сказать, в комнате раздался громкий храп.

Это набедокурил Кабан, негодный пьяница. До последнего момента Кабан вел себя как ангел - лежал себе тихонько под кроватью и голоса не подавал, и Жужа радовался. Преждевременно радовался, как оказалось.

Лорд Саймос был могучий старик - одним движением он, взявшись за ножку, перевернул кровать, и глазам двух собеседников предстал источник храпа, весьма-таки неприглядный источник. Жужа готов был задушить бесстыжего напарника - а тот ничего, знай себе посапывал, пуская пузыри из носа.

Саймос схватился за меч.

Колдун заскрежетал зубами, да так, что бедному Жуже стало совсем худо.

- Никто не должен знать про нас, - хрипло сказал Саймос. - Он должен умереть.

С этими словами старый лорд занес меч над головою вора и, несомненно, отсек бы ее напрочь, как какая-нибудь хозяйка отсекает башку несчастной курице.

Колдун схватил Саймоса за руку:

- Не торопись, мой господин.

- Пусть он умрет!

- Разумеется, он умрет. Но к чему ему умирать так просто? Пусть его жизнь не пропадет даром. Пусть его жизнь и смерть послужат моему колдовству.

Жужа, до этого старавшийся размазаться по стене, опять высунулся из-за шкафа.

Как оказалось, при колдуне имелось всё необходимое для черного колдовства: три черные свечи (не спрашивайте меня, из чьего жира они были сделаны), пригоршня жабьих костей, волчий череп. Колдун действовал сноровисто. Он зажег свечи, расположив их треугольником, после чего принялся бормотать заклинания и сыпать жабьи кости на волчий череп. Злая сила очень скоро откликнулась на зов: на виду у изумленного Жужи в глазницах черепа загорелись красные огни. Ещё мгновение - и череп ожил, запрыгал по столу, затем прыгнул на грудь безмятежно храпевшего Кабана и примерился к его горлу.

Как Жужа ни был напуган, все-таки он не мог дать товарища в обиду. Иное дело, если бы Кабан умер от удара кружкой по голове или на виселице, как полагается честному вору, но так...

Жужа с яростным криком выметнулся из своего укрытия, опрокинул стол с черными свечами и со всей силы припечатал подошву к ярко-красной физиономии сонливца.

Кабан хрюкнул, тотчас же взревел и довольно-таки бойко вскочил на ноги. Лорд Саймос взревел не похуже Кабана. Саймос взмахнул мечом - Кабан кинулся ему под ноги, благо животный страх в одно мгновение выветрил из головы гуляки весь хмель. Саймос упал, его удар не достиг цели. Кабан грузно понесся к двери, бухая ножищами по полу. Саймос вскочил на ноги и кинулся за ним.

Через секунду Жужа услышал истошный вопль вора.

Жужа собрался кинуться на помощь к товарищу - а точнее сказать, к входной двери, ведь, если рассудить, он совсем не нанимался к Кабану в телохранители.

У него на пути встал колдун.

Колдун посмотрел ему в глаза, растягивая губы в мерзкой улыбке.

У парня ослабли колени.

Упиваясь страхом несчастного вора, колдун покосился на кинжал, полученный от лорда-регента. Сейчас кинжал валялся на полу: приговорив Кабана к злой смерти, колдун положил кинжал на стол, чтобы освободить руки для колдовства, но когда Жужа опрокинул стол, кинжал упал на пол.

Колдун приказал кинжалу, не давая себе труда наклониться за ним:

- Убей его!

Сухой палец чернокнижника с желтым ногтем уставился на Жужу.

Кинжал взвился в воздух.

При виде непосредственной опасности молодой вор пришел в себя.

Поскольку путь к двери был закрыт, Жужа кинулся к окну. В окно были вставлены разноцветные стеклышки, они крепились в чугунном переплете. На вид это сооружение выглядело довольно надежным, но парню нечего было терять. Не боясь ушибить бока и порезаться, он с разбегу обрушился на окно.

Далее всё произошло в одно мгновение. Кинжал настиг вора раньше, чем тот достиг окна. Однако, как это ни странно, кинжал даже не поранил Жужу. Пролетев мимо, кинжал вонзился в оконную раму. Жужа уже прыгал в окно. Едва ли отдавая себе отчет, что делает, парень на лету схватил кинжал - и в следующий миг он вылетел из окна вместе с чугунным переплетом, разноцветными стекольными осколками и странным кинжалом.

- Камень! Мой искузиар! - завопил колдун как бешеный. От гнева чернокнижник потерял голову - вместо того, чтобы еще раз приказать кинжалу атаковать, колдун подбежал к окну и стал всматриваться в ночь, как будто вора можно заметить в ночи.

Жужа так и не узнал, что спасло его жизнь, ведь колдовское оружие не знало промаха. А вот чернокнижник немногим позже догадался обо всем.

Когда колдун, бледный от злости, распрямился, взгляд его упал на то место в оконной раме, куда вонзился кинжал. На этом месте в деревянной раме имелось углубление, по краям которого слюнявились тараканьи останки - рыжие крылышки и брюшко. В этом была вся ошибка колдуна: когда он сделал знак указующим перстом, кинжал понял его буквально и атаковал таракана, сидевшего на оконной раме, а совсем не вора, оказавшегося слегка в стороне от крючковатого колдовского ногтя.

Уставившись на мертвого таракана, чернокнижник взвыл дурным голосом с такими обертонами, что эхо пошло гулять по предместью.

Праздновавшие этажом ниже гуляки вскочили на ноги, а двое подавились рыбьей костью. На улице залаяли собаки. Какой-то старик выбежал из дома в одном исподнем и принялся палить во все стороны из арбалета, утверждая, что стреляет в бешеного волка.

* * *

Жужа поежился, вспомнив голосок колдуна, которого он почти нечаянно обокрал.

В ту ночь колдун так и не настиг его. Однако, вне всякого сомнения, в Якоре Виссара Жуже нельзя было оставаться. Колдун, конечно, ни за что не смирился бы утратой чудесного кинжала, а ведь еще был лорд Саймос.

Нетрудно догадаться: старик Саймос, могущественный регент королевства, обделывал с чернокнижником какие-то мерзкие делишки. О таких делишках влиятельные персоны предпочитают помалкивать. Недаром же Саймос собирался обезглавить беднягу Кабана. И что теперь делать Жуже, если не бежать от смертельной опасности?

Он должен бежать из Якоря Виссара!

В ту самую ночь Жужа явился в гильдию - в рваной одежде, с выпученными по-рачьи глазами. Стоявшие на страже воры провели его к воровскому Мастеру сразу, надо отдать им должное, и Каракурт на этот раз оказался на высоте. Увидев, что молодой вор темнит, он не стал домогаться с расспросами. Каракурт дал парню свое кольцо и посоветовал поскорее отправляться к Тому Бомборому, содержателю бродячего цирка. Том Бомбором как раз ранним утром должен был отплыть из Якоря Виссара на паруснике "Танцующий страус".

В гильдии Жужа не обмолвился ни словом про кинжал чернокнижника. Ему предстояли трудные деньки, так не лучше ли продать удивительный кинжал и все деньги оставить у себя, и не делиться с гильдией?

Тогда, в Якоре Виссара, Жужа не стал продавать кинжал. Такое дело нельзя делать впопыхах, если не хочешь продешевить. Он решил продать кинжал в огромном, разбухшем от золота Станч-Музгаранче.

Интересно, сколько тамошние купцы дадут ему за эту безделицу?

Подумав о деньгах, Жужа, конечно, не утерпел. Караульный леонтиец уже не смотрел в его сторону. Вор осторожно достал из сумки тот самый кинжал, завернутый в тряпицу, и развернул тряпицу.

Блаженные боги, ну что за вещь!

Острое лезвие, отливавшее синевой, не имело ни единой зазубрины. Едва коснувшись острия, парень пробурчал ругательство: легкое касание, и он уже поранил палец. Рукоять кинжала, похоже, была сделана из мамонтовой кости (или из драконьей, в этом Жужа не разбирался). Несколько крупных драгоценных камней украшали ее, но, конечно же, самым крупным был камень, вмонтированный в оконечность рукояти. Этот огромный голубоватый камень светился как будто собственным светом - сколько Жужа не затенял его рукой, он продолжал светиться. Как же колдун назвал этот камень?

Хотя и не сказу, Жужа вспомнил: камень искузиар.

Да, искузиар.

Парню вспомнилось и другое, с каким странным выражением лица колдун вглядывался в камень.

Быть может, и он, Жужа, что-нибудь там увидит?

Жужа поднес рукоять кинжала к глазам.

В следующую секунду он отшатнулся. Нет, это не было отражением - не он, а какой-то другой человек посмотрел на него из камня. Сперва Жужа не понял, кто это был, но тут до него дошло: ну да, это же был его спутник, мальчик из деревни морских чародеев.

Жужа опять всмотрелся в камень, но на этот раз не увидел ничего.

А что же Айри?

Жужа поискал глазами мальчика.

Айри спал, никакие камни он не разглядывал. Правда, посмотрев повнимательнее, Жужа увидел: Айри сжимал в руке свой талисман, висевший на шнурке у него на шее.

Этот камень, талисман Айри, Жужа, конечно, не раз видел и раньше. Да что там, он не только видел, он самым внимательнейшим образом разглядел его по старой воровской привычке. В талисмане мальчика Жужа не нашел ничего примечательного - на вид это была бутылочная стекляшка в простой серебряной оправе. И только теперь вора осенило: да ведь у мальчишки был точно такой же камень, который красовался в рукояти чародейского кинжала! Только камень кинжала побывал в руках опытного ювелира, а камень мальчика был совершенно необработанный.

Когда окончательно расцвело и все начали потягиваться и просыпаться, Жужа спросил у Айри:

- Откуда у тебя этот камень, друг? - и показал на его талисман.

- Мне одна женщина подарила. На счастье, - ответил Айри чистую правду.

Жужа дальше не стал расспрашивать.

* * *

Маленькому отряду удалось пройти Горбатый перевал, благополучно избежав стычки с вертижолями. Еще до полудня они достигли ворот Станч-Музгаранча. Здесь наши путники расстались со своими провожатыми. Леонтийцы повернули обратно; на прощание Испар, сын леонтийского вождя, преподнес своим новым знакомцам подарок от отца, увесистый мешочек с серебром.

Жужа донельзя был обрадован любезности леонтийца. Его радость немного омрачило лишь то, что парень передал драгоценный мешочек не ему, но Айри. По правде говоря, это было совершенно возмутительно, ведь Жужа был значительно старше Айри и его должны были принимать за главного в их компании.

Город Станч-Музгаранч стоял на трех холмах, между которыми протекала река Тамоти-Нара. Это был если не самый крупный город Севера, то уж, конечно, самый богатый. После того, как старая королевская дорога заглохла, через порты Станч-Музгаранча пошла вся торговля Севера с Югом и город расцвел, сполз со своих холмов на равнину, украсился медными башенками, розовой черепицей и позолоченными флюгерами. Со временем торговцы, населявшие Станч-Музгаранч, возомнили о себе столь высоко, что даже стали величать своего правителя пышным королевским титулом, хотя это был всего лишь селёдочник или бакалейщик, избираемый на год из их же среды.

Сейчас, в разгар дня, городские ворота стояли настежь распахнутыми. У ворот томилась бородатая стража в медных доспехах. Бороды стражников были завиты в кольца по здешнему обычаю. Плавился самый зной, поэтому людей у ворот было не так-то много. В город въезжали повозки, груженные пузатыми бочками: видно, промысел какого-то купца. Мальчики и Жужа прошли в город следом за очередной повозкой, и обленившиеся от жары стражники даже не стали расспрашивать, как полагалось, кто они такие и чего им понадобилось в Станч-Музгаранче.

Как только мальчики вошли в город, у них разбежались глаза. Всюду сияло золото, или, во всяком случае, сияла медь: медные ставни домов, столбики у дверей, замысловатые дверные ручки, флюгера на крышах. Люди на улице были одеты сплошь в бархат (разумеется, за исключением рабов) - бархатные камзолы и штаны с бантами мужчин, бархатные платья и накидки женщин. Но и рабы выглядели пристойно, их портили только железные кольца на шеях. Шестеро рабов несли роскошный паланкин, откуда доносился дамский щебет; поодаль на огромном иероподе ехал суховатый старик в черной, отделанной серебром мантии. Собственно говоря, этот двуногий мохнатый ящер иеропод не был таким уж огромным, просто мальчики никогда не видели иероподов.

Жужа не стал терять время даром.

- Вот что, ребята, давайте прощаться. Айрон, это серебро, которое дал леонтиец... Третья часть - моя, тебе не кажется?

- Жужа, ты уходишь? - заволновался Квил. - А мы? А мы-то как?

- До города я вас довел, чего же еще, - пробурчал Жужа, принимая от Айри мешочек с серебром.

Стараясь не встречаться взглядом с Квилом, Жужа честно отсчитал себе из мешочка третью часть (может, одна монетка затесалась лишняя). Остаток он вернул Айри и буркнул:

- Пока, ребята. - Кашлянув, Жужа зашагал прочь от мальчишек. Он терпеть не мог долгие прощания.

Айри и Квил остались стоять посреди улицы, одни в незнакомом городе.

На ходу Жужа занялся художественным свистом, для легкости в мыслях. А поразмыслить ему было о чем, забот-то у него хватало: кинжал надо было с выгодой продать, и чтобы бандиты не ограбили, и чтобы после с деньгами понадежнее укрыться... Нет, в Станч-Музгаранче ему задерживаться нельзя. Вот продаст кинжал - и подастся дальше на Север.

Эге, что там такое?

Жужа приметил двух молодых людей худоватой наружности, но, по видимости, весьма проворных. У одного нижняя губа оттопыривалась так, словно ее долго плющили щипцами, а у другого на скуле куксился лиловый синяк порядочных размеров. Молодые люди ели глазами мальчишек, которых Жужа оставил посреди улицы. Глупый Айри всё продолжал держать в руке мешочек с серебром...

Отойдя за угол, Жужа немедленно вернулся. Так и есть: едва он скрылся за поворотом, как негодяи направились к его ребятам.

Айри, заметив опасность, поспешил спрятать мешок во внутренний карман куртки, только вряд ли это могло спасти ситуацию.

Квил испуганно захлопал глазами.

Жужа прибавил шагу.

Он подбежал к мальчикам, когда молодые прохвосты уже хватали их под руки, чтобы отволочить в какой-нибудь темный угол и там обобрать. Пара чувствительных уколов кинжалом, и бандиты поспешно ретировались, бормоча ругательства. Жужа не стал никого преследовать и даже не поднял шума. Не той он был масти, чтобы прибегать к заступничеству городской стражи.

Мальчикам он сказал ворчливо:

- С вами хлопот не оберешься, ребята.

- Хлопот было бы меньше, если бы ты оставил мне свой кинжал, - произнес Айри сухо, по-мужски.

Жужа взглянул на мальчика - и покраснел.

- Ладно, будет тебе оружие, - сказал он грубо. - А теперь пойдемте, надо кинуть что-нибудь на зуб. Здесь за углом должна быть харчевня "Глиняный павлин", если мне не изменяет память.

До этого Жужа был в Станч-Музгаранче всего лишь единожды, но память его не подвела. "Глиняный павлин" оказался на месте, только теперь вместо гипсового павлина, пускавшего струйку воды, перед входом в заведение красовалось огромное каменное чудо размером с буйвола, изрыгавшее из своего клюва целый фонтан.

Название заведения, впрочем, осталось прежним.

В "Глиняном павлине" приятели славно перекусили - жареные куропатки, сыр и вчерашняя телятина. Запивая жаркое кислым бруньерским, Жужа поинтересовался:

- Так чего тебе нужно в Станч-Музгаранче, Айри?

- А же говорил, обучиться хочу чему-нибудь.

- А ты, Квил?

- Я с Айри.

- Я так и думал. Что же, ребята, попытаюсь вас пристроить куда-нибудь, к разносчику сахарной ваты или к водовозу.

Айри с Квилом промолчали. Слова Жужи отнюдь не вызвали у них восторг.

Жужа не стал тянуть время. Сразу же, выйдя из харчевни, он принялся за дело, чтобы как можно скорее отделаться от мальчишек.

Сперва Жужа отвел мальчиков к кузнецу. Как раз напротив "Глиняного павлина" дымила маленькая кузница. Здесь было жарко; в горне гудел огонь, на стенах висело разнообразное оружие. Когда наши друзья вошли, кузнец, бородатый круглолицый мужчина мясного телосложения, и два его помощника весело трудились над двуручным мечом длиною почти что в человеческий рост.

Разобрав, в чем было дело, кузнец широко улыбнулся, демонстрируя щербины во рту. Да разве работа в кузне - для таких худосочных мальчишек? (В помощниках у кузнеца старались два мускулистых парня, каждый - на голову выше Айри, не говоря про Квила.) Вот разве выбивать из мешковины угольную пыль...

От кузнеца Жужа повел мальчиков к кожевнику, но у самого входа в кожевню Квилу ударил в нос запах дубящейся кожи и его затошнило. В результате они не прошли далее порога.

Следующим был молочник. Едва выслушав Жужу, тощий старик замахал руками: да эти мальчишки съедят у него больше, чем наработают. Примерно то же самое сказал владелец галантерейной лавки, пряча, от греха подальше, кошель с дневной выручкой. От обучения у мясника Айри и Квил отказались сразу и наотрез; следующей была мастерская красильщика, но и здесь вышла осечка. У красильщика, длинного мужчины в бакенбардах, в мастерской крутилось не менее десятка мальчишек мал мала меньше, и он никак не мог принять на обучение еще двоих.

Когда они вышли от красильщика, Айри готов был расплакаться. Да неужели он по-прежнему будет никчемным и никому не нужным? Квил начал всхлипывать вместе с другом, сам не зная для чего, и тут ему на глаза попалась нарядная лавка, и он ткнул в нее пальцем.

Эта лавка выделялась в ряду домов тем, что ее стены были выложены бронзовыми плитками, украшенными сложным орнаментом. Окна лавки были зарешечены; над дверью висела вывеска: "Мастер Виспучи". "Мастер Виспучи" - и больше ничего.

Айри двинулся к медной двери, на которой было изображено смеявшееся солнце с отходившими во все стороны волнистыми лучами. Квил, подпрыгивая, нагнал друга и зашагал вместе с ним. Жужа усмехнулся, но все-таки потянулся за мальчишками.

За нарядной дверью находилась лавка золотых дел мастера.

За прилавком стоял и покашливал сухощавый пожилой человек. По желтоватому цвету кожи и совершенно гладкому черепу в нем без труда угадывался сеттянин. Через увеличительное стекло сеттянин разглядывал красивую брошь - большой зеленый камень в золотых завитках. По нашу сторону прилавка, напротив сеттянина, стоял дородный, седовласый человек с холеной бородкой, которого Жужа сперва принял за покупателя. Мужчины о чем-то разговаривали. Рядом под стеклом лежали всякие драгоценные вещицы, волшебные и обыкновенные вперемежку. На заднем плане, в глубине магазина, виднелись всевозможные хитроумные инструменты, там же стоял узкий стол, за которым унылого вида дядька что-то ковырял паяльной иглою. Время от времени из-под пальцев дядьки с шипением вырывалось облачко пара, а один раз вместе с паром вылетел сноп разноцветных искр, как это бывает при колдовстве.

Сеттянин покосился на Жужу.

- Я могу видеть мастера Виспучи? - вежливо спросил парень.

Сеттянин молча поклонился.

- Не нужны ли тебе помощники, господин мой? - еще вежливее поинтересовался Жужа. - Вот эти двое молодых людей готовы работать у тебя и день, и ночь, а платой им будет только то, что ты обучишь их своему ремеслу.

- Я должен обучить их своему ремеслу - и всего-то? - засмеялся хозяин мастерской.

Мастер Виспучи смерил ребят ироническим взглядом с головы до пят, после чего, не прекращая смеяться, обратился к Жуже:

- Ну ты и шутник, сударь мой! Ты хочешь, чтобы я вот так, с улицы, взял к себе в мастерскую двоих маленьких шалопаев? Я пока что в своем уме! Я не хочу, чтобы эти ангелочки зарезали меня в постели и ограбили!

После такой отповеди оставалось только ретироваться.

- Пойдем, ребята, - Жужа взял мальчиков за плечи, но тут неожиданно раздался другой голос, басовитый и сочный:

- Постойте-ка. - Говорил господин с бородкой, до этого о чем-то беседовавший с хозяином мастерской. - Постойте, - повторил он, затем повернул Айри к себе и внимательно осмотрел, только что в рот ему не заглянул. - Вот этого мальчика я, пожалуй, возьму в свою мастерскую. Я - мастер Николас Барнери, ювелир... Но прежде ты, сударь, - ювелир прищурился на Жужу, - должен рассказать мне, откуда этот мальчик, кто его родители и какое тебе к нему дело.

- Да здоров ли ты, Николас? - изумленно выдохнул хозяин лавки.

Мастер Николас сердито махнул рукой.

Жужа собрался ответить, но Айри его опередил:

- А как же мой друг, достопочтенный мастер? Вот он, Квил... А его разве ты не берешь в услужение?

- По правде говоря, слуг мне вовсе не надо, а ученика достаточно одного, - ответил мастер Николас.

Айри вздохнул:

- Пойдем, Квил! - И он потянул Квила за рукав куртки.

Ребята направились к выходу. Жужа прекрасно понимал, что мальчишки друг без друга не обойдутся, поэтому он сделал единственное, что было возможно в этой ситуации.

Жужа сказал ювелиру как можно вежливее, уважительнее и просительнее:

- Эти ребята - как братья, один с другим ни за что не расстанется. Быть может, ты все-таки возьмешь в себе в услужение обоих, мой господин?

Мастер Николас покачал головой.

Жужа двинулся к выходу, следом за Айри с Квилом.

Айри уже открывал дверь, когда их нагнал возглас мастера Николаса:

- Да погодите вы! Хорошо. Будь по-вашему: я возьму к себе в обучение обоих мальчиков, только чтобы не баловались, не воровали, не устраивали тарарам и чехарду!

* * *

Мастер Николас Барнери жил в районе Старых Промыслов - так называлась западная часть Станч-Музгаранча, сплошь застроенная кузнями, гончарнями, ткацкими фабриками и колбасными заводиками. Снаружи мастерская мастера Николаса выглядела не так роскошно, как мастерская его старого знакомца Виспучи. Здесь не было медных или бронзовых барельефов, у невысокой дубовой дверцы стояла единственная скульптура - воин, опиравшийся обеими руками о крестовину огромного меча. Этот воин из серого гранита был выполнен с таким искусством, что поневоле хотелось взглянуть на другие работы мастера, изваявшего его. Надо сказать, самого этого мастера давным-давно не было в живых, - Николас был правнуком того знаменитого мастера, ювелира и скульптора в одном лице.

Впрочем, мастер Николас был известен не менее своего легендарного предка. Работы Николаса Барнери ценились всеми, кому вообще было доступны изделия из золота. Сама принцесса Лючия Гармозийская носила в кудряшках брильянтовую коронку, вышедшую из-под его искусных рук.

По пути к дому мастер Николас забросал ребят и Жужу вопросами. Понятное дело, ювелиру хотелось знать в точности, что представляли собою его новые ученики. Жужа от ответов уклонялся, остерегаясь сказать что-нибудь лишнее, что могло бы повредить ребятам. Айри и Квил, напротив, тараторили без умолку. Отчего-то с первых минут знакомства они прониклись доверием к этому бородачу, на вид довольно грозному. Так что, когда они дошли до мастерской ювелира, мастер Николас знал о своих новых подопечных почти всё.

В доме ювелира Жужа не задержался. Он доставил мальчишек куда надо, ну и ладно. Жужа даже отказался от предложения ювелира пропустить стаканчик-другой. Ребятам Жужа сказал, что заглянет к ним на днях. Должен же он знать, как им показалось на новом месте, и с этим он откланялся.

* * *

Жуже не терпелось обратить в звонкую монету свое богатство - драгоценный кинжал со странным камнем в рукояти. Во-первых, он почувствовал бы себя гораздо свободнее, избавившись от этого кинжала, будившего в нем весьма неприятные воспоминания. Второе, с деньгами ему было бы куда проще спасаться от преследования чернокнижника и лорда Саймоса. А в том, что ему еще долго придется оглядываться, Жужа не сомневался.

Да и вообще. Богатство оно тогда богатство, когда приносит удовольствие. Не много удовольствия таскать с собою драгоценный кинжал, да ещё прятать его в тряпице. Жуже куда больше понравилось бы жить в роскошном доме, раскатывать в каретах с гербами и задавать пиры по три раза на день.

Опять-таки, имея деньги, он мог нанять недурственную охрану.

Жужа, как человек практичный, не собирался избавиться от кинжала в первой попавшейся лавчонке. Сперва надо было прицениться. Жужа долго ходил по Станч-Музгаранчу, вспоминал забытые места, пока, наконец, не набрел на солидный магазин, о серьезности которого говорили два здоровяка охранника в полном воинском облачении, стоявшие у входа.

В магазине парню пришлось изрядно дожидаться, пока приказчик ходил за хозяином. Всё это время охранник, находившийся внутри магазина, не спускал с Жужи глаз. Хозяин, низковатый финикиец с маслеными глазками, сперва тоже повел себя настороженно, но когда Жужа развернул свою тряпицу, финикиец остолбенел.

Жужа с удовольствием смотрел, как бережно финикиец брал кинжал в руки, как подносил к глазам, с каким благоговением разглядывал драгоценный камень, вмонтированный в рукоять кинжала. Мало того, финикиец вынул из кармашка увеличительное стекло и принялся ещё и с его помощью мудрить над голубоватым камнем. Жужа не сомневался, что торговец предложит ему солидную сумму, но поскольку финикиец как будто лишился языка, Жужа поторопил:

- Так сколько даёшь, купец?

Финикиец со вздохом завернул кинжал в тряпицу и отодвинул от себя.

- В чем дело? - грубо поинтересовался Жужа.

- Ты разве не знаешь, сударь мой, что это за камень? - финикиец показал на рукоять кинжала.

- Ну и что это за камень?

- Это - камень искузиар, слеза Матери Вечности или льдинка Стужи Ледящей, как тебе будет угодно... Ему нет цены.

- Нет цены? - Жужа опешил. - Что это значит, "нет цены"?

Финикиец пожал плечами.

- Ему нет цены, - опять сказал он, качая головою. И так, качая головою, финикиец удалился куда-то в задние комнаты.

Жужа вгорячах хотел нагнать финикийца, чтобы хорошенько нахлестать его по щекам или хотя бы обругать как следует. Помешал охранник, здоровенный мужичина ростом под потолок. Наверное, в жилах этого здоровяка человеческая кровь мешалась с кровью лесных великанов.

Руки в бока, громила глыбой возвысился перед Жужей и уставился на него с весьма недружелюбным видом.

Силы были неравны.

Донельзя обозленный, Жужа вышел на улицу.

Разумеется, на этом парень не оставил попыток продать кинжал (и за хорошую цену, конечно). В этот день он обошел, наверное, с десяток магазинов, но торговцы словно сговорились. Проклятые торгаши не только не горели желанием приобрести его товар - никто из них даже не давал цену. Вместе с тем, все изумленно пялили глаза на кинжал, некоторые со значением цокали языками, а один даже икнул от изумления. Когда же Жужа начинал допытываться, отчего не покупают его вещь, некоторые торговцы улыбчиво кланялись, другие в раздумье поворачивались спиной. Один, правда, сказал: "Место твоему камню - в королевской сокровищнице, приятель". Другой сказал: "Да меня ограбят раньше, чем я успею продать этот кинжал". Третий сказал: "Или, иди куда-нибудь со своим лихом, мне и без тебя лихонько!"

С наступлением сумерек Жужа потащился искать гостиницу. Поскольку с тем, чтобы разбогатеть, возникли проблемы, Жужа выбрал дешевую гостиницу "Веселый мотылек", с пьяненьким старичком хозяином на входе. Ночью Жужа спал чутко, опасаясь, как бы его не обокрали. Обошлось. Утром парень пораскинул умом: раз он не может продать кинжал, ему надо найти какое-нибудь пристанище в Станч-Музгаранче, чтобы и выпить, и закусить. А там, глядишь, и покупатель объявится.

Но какое может быть пристанище для вора, если не воровская гильдия?

Где находилась здешняя воровская гильдия, Жужа помнил превосходно.

Торговый город Станч-Музгаранч стоял на трех холмах - Медведе, Кабане и Цапле. Город пересекала река Тамоти-Нара, что в переводе с древнего наречия означало "древесная река". По этой реке с Севера гнали плоты, прекрасный корабельный лес, на верфи Станч-Музгаранча. Тамоти-Нара протекала в низине между Медведем и Кабаном, затем поворачивала и дальше скользила между Медведем и Цаплей. Выбравшись из низины, река изливалась тремя рукавами в Жемчужное море. В устье реки шумел и колготился порт: одни суда поднимались с моря, другие шли с севера и северо-востока Ориландии.

Порт Станч-Музгаранча был самым большим на континенте, а то и на всей планете. Сотни судов одновременно стояли на якоре; на мили тянулись портовые склады, зерновые амбары, купеческие конторы и конторища.

В одном из дровяных складов был вход в воровскую гильдию.

Вход в гильдию оказался на прежнем месте: небольшой сарайчик за многоярусными нагромождениями из досок, мешков и ящиков. Из этого сарайчика шла лестница в куда более обширное подвальное помещение в несколько этажей.

При Жуже имелся опознавательный знак: перстень, полученный от воровского Мастера Якоря Виссара. Этот перстень Жужа показал одному из нищих, лениво ковырявшему ложкой в дырявой тарелке. Парню приказали дожидаться. Вскорости хромой мальчишка принес ответ: воровской Мастер примет гостя из Якоря Виссара в первом часу пополуночи.

Жужа скорчил недовольство. Он рассчитывал, что будет принят немедленно, но эти станчи и музгаранчи, как называли местных жителей, все, от самого именитого купца до последнего нищего, прямо-таки обожали задирать нос.

Что же, выбирать не приходилось. До вечера Жужа колесил по городу, но так и не продал свой кинжал. С наступлением темноты он направился к портовым складам.

На этот раз его встретили любезнее. Молодому вору даже не пришлось напоминать о своем деле. Как только он появился вблизи заветного склада, его сразу же подхватили под руки два здоровяка, похожие на бочонки с маслом или сельдями. Жужа не успел и глазом моргнуть, как оказался глубоко под землей.

Здесь была целая подземная галерея: парня долго вели по узкому коридору, освещенному редкими факелами. После нескольких спусков и подъемов Жужа оказался в довольно обширном полукруглом помещении с окнами. В одном из окон он увидел звездное небо - стало быть, они уже были не под землей.

На первый взгляд, комната выглядела довольно мило: окна занавешивали шелковые портьеры, расписанные золотыми цветами и травами; весело трещал огонь в очаге; на низком дубовом столе, рядом с подсвечником, стояло огромное блюдо с жареной поросятиной. Увидев бутыль с вином и ощутив ароматы, Жужа проглотил слюну.

В комнате находились двое. За столом сидел тучный волосатый человек, в котором Жужа сразу же признал Тука Барсука, воровского Мастера Станч-Музгаранча. В двух шагах от стола, в тени, падавшей от камина, стоял другой человек, сухощавый и сутулый. Лица этого человека Жужа не разглядел, да, в сущности, ему и не было дела до этой личности.

- Приветствую тебя, Тук Барсук! - сказал Жужа. - Поклон тебе от славного Тима Гудзони, Мастера Якоря Виссара, и да не полысеет никогда твой крепкий череп!

Хотя Жужа, как мы видим, изъяснялся весьма изысканно, в ответ он услышал совершенно иное.

- А ну-ка, голуби, потрясите-ка этого болтуна, - пророкотал Тук Барсук.

Не успел Жужа и глазом моргнуть, как из-за портьер выскочили два мальчугана. Сверкая белозубыми улыбками, ворята обшарили и ощупали парня с головы до ног, в то время как двое громил помогали ему не делать резких движений. Особенное внимание, конечно, было уделено его заплечной сумке.

Воры знали, что искать. Из всех вещей Жужи единственная была передана волосатому Туку Барсуку, - его волшебный кинжал с камнем искузиаром в рукояти.

Жужа быстро прикинул в уме. Очевидно, кто-то из торговцев мекнул про него воровскому Мастеру, или кто-то подслушал его разговор с каким-то торговцем. Скверное дело! Жужа ничего не сказал об этом кинжале своему Мастеру, то есть он утаил краденое от своих же. Это считалось страшным преступлением. Во всяком случае, теперь он не мог рассчитывать на помощь своей гильдии.

Эх! Видно, с кинжальчиком придется расстаться...

Увы, действительность оказалось гораздо хуже.

Повертев кинжал в толстых пальцах, Тук Барсук протянул его человеку, до этого скрывавшемуся в тени камина:

- Этот, что ли, твой кинжал?

Человек выхватил кинжал у воровского Мастера, как какой-нибудь гриф-падальщик выхватывает кусок мяса у вороненка. Со вниманием осмотрев кинжал, человек довольно хмыкнул и пощекотал острием лезвия жареного поросенка, лежавшего на блюде.

У Жужи глаза полезли на лоб: поросенок, скрививши пятачок, громко хрюкнул, словно бы презирая искусство повара, еще утром превратившего его в жаркое.

Воровской Мастер, только что нацелившийся вилкой на румяный задок, поморщился.

Жужа похолодел. Он начисто позабыл про поросенка: этот сутулый человек, которому воровской мастер передал кинжал, был чернокнижник, - тот самый чернокнижник, ограбленный Жужей.

Сжимая тонкими пальцами кинжал, чернокнижник проскрипел:

- Кинжал у меня, но этого мало, достославный Мастер! Ты обещал мне этого человека...

- Ну так забирай его и больше не порть мне аппетит!

- Как скажешь, мой господин!

Бронзовый подсвечник, стоявший на столе, был выполнен в виде змеи. Змеиные кольца, широкие у основания, суживались кверху, а наверху, рядом со змеиной головой, размещалась бронзовая чашечка, в которой крепилась свеча. Чернокнижник взял со стола пустой кубок, поднес его к подсвечнику - и вдруг бронзовая змея ожила. Тук Барсук выругался. Колдун схватил змеиную голову двумя пальцами и заставил змею укусить край кубка.

В кубок закапал яд.

Выждав немного, чернокнижник оставил змеиную голову в покое, и тотчас же змея застыла прежней бронзовой фигурой.

Вместе с кубком чернокнижник направился к Жуже.

У парня на языке вертелись всякие нехорошие слова в адрес воровского Мастера. Сколь ни велика провинность вора, его должны судить и наказывать свои, правила запрещали выдачу на расправу персонам неворовского звания - хоть друзьям, хоть врагам. То, что делал сейчас Тук Барсук, было насмешкой над воровским обычаем - нет, издевательством, глумлением, предательством! Может, в иное время Жужа двинул бы речь, но в следующую секунду всё его внимание сосредоточилось на колдуне.

Такую мерзкую рожу Жужа, кажется, еще не видел: лысый череп, узкие, синей ниточкой губы, ввалившиеся щеки, воспаленные, красные глаза...

Песья требуха, а ведь надо как-то обороняться от этого красавчика.

Верзилы, державшие Жужу за локти, вдруг отпустили его. Парень посчитал это за хороший знак - с ведома Тука или нет, но ребята проявили солидарность. Вот если бы ему вдобавок помогли разжиться оружием...

Кинжал у Жужи отняли ещё на входе в воровскую гильдию - не тот, волшебный, а его собственный, прекрасно сбалансированный и проверенный в деле.

Вдруг один из верзил принялся чесаться под мышками, словно бы приглашая выхватить у него из ножен огромный тесак.

Чернокнижник засмеялся.

Жужа, сглотнув слюну, метнулся к тесаку охранника. Он не успел: прежде чем он сумел ухватиться за рукоять тесака, его самого ухватили за волосы ледяные пальцы.

Казалось бы, откуда в тщедушном теле колдуна взяться силе? Однако освободиться от этой хватки Жужа не мог.

Жужа оцепенел; холод, шедший от пальцев колдуна, пронзил его насквозь.

Чернокнижник запрокинул голову вора, разжал ему зубы и влил в рот содержимое проклятого кубка.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Так рассказывал старый элларх.

Некогда жил на планете Астерии колдун Некторис - было это тысячу, а может, и больше лет назад. С раннего детства Некторис выделялся среди сверстников своими магическими способностями, и даже в школе магии, куда он стал ходить, кажется, как только выполз из пеленок, на него показывали как на диковинку. Мальчику пророчили, что со временем он непременно станет одним из придворных королевских магов, а то и Верховным магом - ректором школы магии и ближайшим советником короля.

Для Гальдорского королевства это было неспокойное время: северные земли то и дело атаковали злобные гримбасы - маленькие волосатые создания, похожие больше на обезьян, нежели на людей, но, в отличие от обезьян, прекрасно владеющие пращами и шипастыми дубинками. На западе и юге соседи Гальдории вели бесконечные войны, норовя втянуть в них и королевский дом Гальдории. И только на востоке было относительно спокойно: с востока королевство омывало мелководное Креветочное море.

Время шло. Когда Некторис достиг совершеннолетия, Эдвард VIII, король Гальдории, затребовал молодого мага к себе. К этому времени король воевал и на западе, и на юге, не говоря про бесконечные стычки на севере, и войны шли не очень-то успешно.

На королевский призыв Некторис ответил отказом. Нет, он не хотел бесславия и гибели своему королю и своей родной стране. Просто молодой волшебник чувствовал всей душою: он не был пригоден для деятельного волшебства. Его магия была магией туманных образов и сновидений, это была магия далекой дали, магия фантазии и грез - любое вмешательство обыденности подействовало бы на нее разрушительно.

Вскоре дела у короля пошли совсем скверно. С севера на королевство надвинулась огромная орда мерзких гримбасов. На этот раз к магу пришли не только королевские советники - пришел старый учитель его, маг цветов, пришли друзья детства - ныне все, как на подбор, первоклассные маги. Все маги королевства отправлялись на войну - а что же он, Некторис?

"Если я пойду на войну, я потеряю свою магию", - хмуро проговорил волшебник. Друзья попытались вразумить его: "Да полно тебе", но Некторис не стал слушать ни уговоров, ни угроз, ни призывов к совести. Мрачный, оставил он пришедших к нему.

С год прошло, или более - и войско жестокого Анрукса, короля Западных островов, подступило к самой столице страны Некториса. И опять к Некторису, не покидавшему свою башню, пришли люди. На этот раз с ними были мать его и престарелый отец - молча поднялись они в башню волшебника, молча и скорбно встали подле его стола. А вокруг плескались всякие чудеса: над огромным дубовым столом порхали огненные бабочки, прямо в воздухе распускались цветы невиданной красоты, а под потолком дымное облако то и дело собиралось в загадочные фигуры и лица. И посреди этих чудес стоял маг Некторис. Волшебник, едва шевеля губами, водил в воздухе рукою, и из-под пальцев его сыпались разноцветные искры и цветочные лепестки. Ни одной книги не было в зале: книги были в прошлом. Теперь, чтобы растить свою силу, Некторис не нуждался в чужой мудрости.

А в чем он нуждался, что мучило его, что терзало, он не смел произнести, ведь он был мужчина.

Хотя глаза мага были прикрыты, посетителей он, конечно, заметил.

Некторис сразу догадался, зачем пришли к нему. Чего тут догадываться! Сложность заключалась в ином. Как же им объяснить, что он не мог, что он не смел им помочь? Как объяснить, что он немедленно перестал бы быть магом, если бы принялся им помогать?

Не дожидаясь вопросов и просьб, Некторис рассказал притчу. Еще ребенком он слышал ее от заезжего старичка, деревенского чародея.

Вот что сказал Некторис.

Некогда жили на свете три сестры. Старшая была самая умная, она днями не выходила из библиотеки, и жених ей достался соответствующий - умница и читатель. Средняя сестра была самая бойкая, самая озорная. Ртуть-девка, одним словом. Эта вышла замуж за воина. А младшая, самая красивая, была девушка тихая да задумчивая, и юноша ей достался скромный и нежный. Сколько-то времени молодые прожили в добром согласии, а потом смотрит старшая сестра - скучен стал муж ее, и раз увидела она его за малостью, смотрел петушиные бои мужичок. Вздохнула старшая сестра - и исчезла. Средняя сестра в своем муже души не чаяла, сама чистила ему ножны меча, сама уздечку на коня надевала. Да только как-то примечать стала девушка - задумываться начал муж ее, и уже не радовала его битва, и уже он не был отважен и смел, как прежде. Посмотрела-посмотрела жена молодая на мужа любимого, посмотрела - и исчезла. Что содеялось с третьей парой, осталось неизвестно, известно другое. Эти три сестры были - три магии. Есть магия боя, очень уважаемая магия, есть магия мудрости, а есть - магия фантазии и высокой мечты.

Рассказал Никторис притчу, да только видит: не поняли его люди.

В этот же день Некторис покинул город.

Волшебник удалился в лесистые Андьерские горы. В одном забытом людьми и ветрами ущелье он отыскал заброшенную избушку с человеческом прахом на пороге, - и поселился там.

И потекли годы.

Королевство Гальдория все-таки устояло - выдюжило, вытерпело, спаслось. Гримбасы были оттеснены на север, жестокий король Анрукс внезапно и очень своевременно скончался от апоплексического удара, короли с юга сами оставили разоренную долгой войной страну. Таким образом, большая война покинула Гальдорию, но тишина и изобилие не наступили. По дорогам бродили ватаги разбойников; владетельные бароны, чувствовавшие слабость королевской власти, упивались междоусобицей. В это время многие вспоминали Некториса - его замечательные волшебства, и некоторые проклинали его, но куда больше было тех, которые надеялись. Люди верили: вернется, обязательно вернется Некторис, вернется Некторис - и накажет мятежных баронов, истребит с помощью белых единорогов разбойничьи шайки и цветочными лепестками насыплет в исстрадавшиеся кошели золотые монеты. Ведь даже старая провидица бабушка Зелания как-то сказала: правду говорил Некторис, не из-за страха он бежал от войны - всей душою он хотел помочь людям, хотел - но до времени не мог.

А что же сам Некторис?

А Некторис в далеком ущелье жил своим волшебством.

Год шел за годом - а волшебник всё жил своим волшебством, не торопясь возвращаться к людям. Да ведь и для себя, в обыденной жизни своей, он никогда не использовал волшебство. Уже борода поседела его, некогда гордые плечи согнулись, морщины трещинами покрыли руки, - а Некторис всё рассыпал в воздухе цветочные бутоны, всё ткал из колдовского тумана удивительные полотна, всё кружился по своей избушке со звездочками и цветными огоньками. Вот ведь и вправду он был честен, волшебник Некторис, честен перед самим собою: не капли своей магической силы он не потратил на то, чтобы поддержать собственную жизнь, чтобы отсрочить старость - хотя он мог бы сделать это. Некторис не тратил свое искусство на себя, потому как знал: с высокой магией он был обручен, с самой могучей магией - с магией мечты. Не простила бы ему его магия, если бы он стал колдовать для себя.

Не простила бы - пока не полюбила бы его так, как любил ее он.

И вот как-то на склоне лет волшебник Некторис почувствовал: состоялось. Могучая сила, кипевшая в нем, вдруг вспенилась, взлетела, понесла - и словно бы небо и звезды кинулись в ладони к нему. Кажется, теперь он мог заключить в свои объятия всю вселенную Лучезара.

Что всё это значило, невозможно было понять, но возможно - прочувствовать. А значило это вот что. Отныне не только Некторис любил свою магию - отныне магия любила его и дрожала за его любовь. Вот теперь Некторис мог применять свою магическую силу как угодно. С радостью магия исполнила бы всё, что бы он ни пожелал.

Пошатываясь, высохший старик - великий маг - вышел из избушки. Что же, теперь - вот только теперь! - он может вернуться к людям.

Опираясь на посох, Некторис неспешно пошел по тропинке. Он улыбался.

Нет, он плакал.

Некторис шел по тропинке, и разноцветные огоньки сопровождали его, и травы кланялись ему вослед, и деревья протягивали к нему ветви, чувствуя в нем родственную душу. Шел Некторис по тропинке, шел - и вдруг навстречу ему выскочил олень.

Олень задыхался, глаза его были налиты кровью, с боков хлопьями падала пена. Очевидно, животное спасалось от охотника, будь то зверь или человек. И, наверное, уж недолго было жить оленю: перепрыгнув через дерево, животное упало на передние колени. Кое-как олень поднялся. Дрожа, он с мольбою взглянул на старого волшебника - с глазами, полными слёз.

Остановился Некторис.

Много, много раз он отказывал в помощи и людям, и животным, потому как сам он жил в мире мечты, в мире фантазии, и он до смерти боялся, что обычное, обыденное разрушит этот мир и отвратит от него его магию. Но то было. Теперь его магия была навеки с ним, и подумал Некторис: еще неизвестно, доберется он до людей или нет, слишком он дряхл и стар, ну так хотя бы он поможет вот этому оленю.

Да в самом деле, надо же помочь хоть кому-нибудь за всю жизнь, ну хотя бы оленю!

Некторис подозвал животное к себе. Олень повиновался: как известно, волшебники и животные прекрасно понимают друг друга. И едва олень успел подойти к Некторису, как кусты затрещали, птицы закричали испуганно, а высокая трава полегла, словно от порыва ветра.

Впереди на тропинке показался охотник.

Сразу было видно, не простой то был человек: высокий, много выше среднего роста, в звериных шкурах, с черными, как смоль, волосами, спадавшими ниже плеч. Человек сжимал в руке огромный каменный топор. Да нет, не человек то был, хотя лицо у него было человеческое, - лицо молодого мужчины, поросшее щетиной, с глазами, жгучими словно солнце.

В одно мгновение Некторис проник, едва увидел охотника: это шествовал бог.

В самом деле, это был бог, причем могущий бог. Это был Вельгар, или, как его еще называли, Дикий Охотник, один из одиннадцати богов Элидны. Вельгар был бог азарта и страсти; сейчас он предавался своему любимому занятию - охоте, и так уж вышло, что пути его и мага Некториса сошлись.

Не пристало человеку мериться силой с богом. Даже прославленный воин или великий маг пред богом - ничто, и тем более - пред ослепительным богом Неба - пред богом Элидны. Все это в один миг пронеслось в голове Некториса - он затрепетал, но, трепеща, он все-таки встал у Дикого Охотника на пути.

Сперва Вельгар не понял, что такое, потом - рассмеялся, а потом - разозлился. Как, какой-то человек осмеливается бросить вызов ему - небесному богу?!

Страшный, бог устремился на чародея, и когда сошлись они - Дикий Охотник ударил.

Навстречу топору Некторис выставил свой посох.

Когда топор ударил о посох мага, как будто раскололась земля - так загрохотало и на земле, и в небесах. Ярчайшая вспышка ослепила всё живое вокруг, а в следующее мгновение, когда зрение прояснилось, стало видно: посох волшебника выдержал.

Теперь ударил Некторис.

Можно только догадываться, чего стоил волшебнику этот удар. Какую же дерзость, какую же силу нужно иметь, чтобы ударить бога! Но вот удар был нанесен - и гром грянул опять не похуже того, первого, и - на колени упал Дикий Охотник, и тут же, зашатавшись, повалился навзничь.

Если бы Некторис сражался с человеком - будь то обычный человек, могучий воин или волшебник - то на этом стычка и закончилась бы. Однако Вельгар был бог. Вся грозная сила неба стояла за ним, вся Элидна с ее ослепительными чертогами, с огненными ветрами, с громами, молниями и звездной мглой.

Едва Дикий Охотник упал, как потемнело, посуровело небо, и вдруг высоко-высоко вскипели сизые облака - вскипели и разошлись. И вот, на небе, прямо над местом битвы, в прозрачной хрустальной синеве стали проступать огненные буквы. Это не было письмом человеческим - это было древним письмом, на котором изъяснялись только жрецы, маги и мудрейшие из людей. Некторис был маг; конечно, он знал это письмо, и вот что он прочитал: "Боги Элидны бессмертны".

Эти три слова, в череде иных, столь же важных, были выбиты на стене Альмагадара - самого прекрасного из дворцов Элидны, главной резиденции небесных владык. Это был ответ Неба человеку, дерзнувшему поднять руку на бога, - и, надо сказать, вполне ожидаемый ответ.

Некторис едва успел прочитать огненные буквы, как ослепительный свет сошел с неба, прямо из этих букв, - сошел и озарил поверженного бога.

В следующую секунду Вельгар - растерянный, оглушенный - пришел в себя.

Дикий Охотник вскочил на ноги.

До этого лицо бога, пожалуй, можно было назвать красивым, - оно было красивым той звериной мужской красотой, которая так нравится женщинам. Однако теперь ни одна красотка не стала бы вздыхать по мужчине и богу - теперь лицо Вельгара вызывало страх, - животный, безотчетный страх.

С искаженным ненавистью лицом Вельгар во второй раз ударил Некториса.

На этот раз загрохотало так, что на многие мили в округе полегли травы и со всех цветов облетели лепестки. Однако волшебника опять выручил его посох - а вернее, его спасла та, чьей красоте и милости он служил всю жизнь - его спасла его магия.

Следом за богом ударил чародей. Все силы души своей, всю свою боль, всё свое отчаяние Некторис вложил в этот удар - и опять свирепый бог был низвергнут наземь.

И опять, как несколькими мгновениями ранее, в небе загорелись огненные буквы. "Боги Элидны бессмертны", - задыхаясь, прочитал Некторис. А какой еще ответ человек мог ожидать от неба?!

И опять, как и несколько мгновений назад, с огненных букв сошел ослепительный свет. Едва свет коснулся распростертого бога - немедля вскочил на ноги Вельгар, вновь обретший всю свою силу.

Дикий Охотник не мог умереть, а стало быть, он не мог проиграть. Другое дело, что он, как оказалось, мог быть унижен - мог быть низвергнут, низринут с высоты своей рукою человека, а это было страшное открытие.

С выпученными глазами, весь в пене, словно этот загнанный олень, Вельгар как безумный накинулся на мага. Между тем Некторис едва стоял на ногах; как ни был он силен, битва давалась ему непросто, ведь он бился с богом.

Никторис выдержал два удара, но третьего удара Дикого Охотника волшебник сдержать не смог. От удара небесного топора переломился посох мага, а за посохом последовала человеческая плоть.

Левая рука мага, отсеченная по плечо, упала наземь.

Но ведь правая рука ещё оставалась у него.

Теряя силы, Некторис отшвырнул обломок посоха и устремил правую руку свою, всю окутанную огнем, на свирепого бога. Ослепительный свет вырвался из пальцев волшебника, и, свет этот ударил в Вельгара.

На этот раз Вельгар не потерял сознание, все-таки сила Некториса была на исходе. Но случилось не лучше: опять, уже в третий раз, бог, на мгновение лишенный силы, упал на колени перед человеком.

И опять Небо вдохнуло силы в своего сына.

Вне себя от ярости, Вельгар вскочил на ноги.

В воздухе просвистел каменный топор.

Некторис, обливаясь кровью, повалился наземь. Слабая грудь его была рассечена до самого сердца; не живут люди после таких ударов.

Едва волшебник перестал дышать, Вельгар страшно захохотал. Острым топором своим он погрозил кому-то, а потом, хохоча, красное и потное лицо свое обратил к небу.

- Спасибо, Элидна! - прокричал Дикий Охотник, вздувая жилы, и с заснеженных горных вершин покатились лавины. - Спаси...

Тут Дикий Охотник замер.

Что-то было не так.

Там, высоко в небесах, происходило нечто, чему он, небесный бог, не ведал объяснения.

Высоко в небесах клокотали облака. Вдруг заблистали молнии, далеко раскатился гром. В чём дело? Небо должно было успокоиться. Ведь он, Вельгар, был жив, и он был победитель. Так чего еще нужно Альмагадару и Элидне?

Недолго дивился Дикий Охотник Вельгар. Вдруг тучи разошлись и на небе проступили огненные буквы, как это было немногим ранее, когда небо приходило на помощь своему сыну и любимцу. Только теперь огненные буквы составили совсем другие слова, и свет, упавший с небесной высоты на землю, возымел совсем иное действие.

Небо осветило то место, где лежал мертвый Некторис.

Нет, волшебник не ожил.

Иное сотворилось.

На том месте, где лежал Некторис, земля со всеми деревьями, с ручьями, с певчими птахами и со спасенным оленем устремилась вверх. В мгновение ока гора поднялась до самого неба, и вершина ее утонула в облаках.

Эту гору люди назвали Эль-Дарилья, что означает "Пронзающая Небо". Многие верят, что с вершины этой горы можно попасть на Элидну, если, конечно, правильно угадать время и знать путь. Однако самым удивительным было другое. Не одна эта гора - на каждой планете вселенной Лучезара в одночасье встали островерхие горы, подобные этой горе.

А что же за слова золотым огнем высветились на небе?

На стене Альмагадара, высокого дворца богов, появились эти слова - и отразились в небесном зеркале, хотя не богами они были произнесены.

Изумленный, Дикий Охотник прочитал: "Смерть и бессмертие в руках человеческих". Не очень-то понял Вельгар мудреный слог, хотя и был бог. Позже мудрецы и маги, да и самые боги по-разному объясняли эти слова, но на одном сходились все, одно было известно совершенно точно: горам, Пронзающим Небо, суждено было стоять, пока хотя бы один человек во вселенной Лучезара жил на земле - не землею.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Мастер Николас Барнери жил со старушкой матерью. При них находились двое старых слуг, прислуживавших ещё отцу Николаса, мастеру Фернандо Барнери. Мальчиков, Айри и Квила, разместили в комнате, служившей некогда детской самому мастеру Николасу. Здесь было четыре окна в дубовых переплетах, старый скрипучий паркет и очень много света.

Николас Барнери собирался познакомить мальчиков со своим ремеслом в первый же день, но его старая мама, мадам Лукреция, принялась ворчать. Мальчишки были совсем тощие и наверняка они больше думали о еде, чем о каких-то гранильных или сверлильных станках. Так что поначалу Айри с Квилом занимались только тем, что завтракали, обедали и ужинали в круглой столовой старинного особняка семьи Барнери.

На третий или на четвертый день мастер Николас показал ребятам свою коллекцию драгоценных, полудрагоценных и просто красивых камней. Пусть новые ученики для начала хотя бы запоминают названия.

Мастер Николас перебирал свои камни до вечера, слишком велика была коллекция, а после он спросил у Айри:

- Вот этот камень... можно взглянуть? - Мастер показал на талисман, висевший у Айри на груди. Этот камень Николас Барнери приметил еще в мастерской старика Виспучи, и именно благодаря этому камню он обратил внимание на двух мальчиков, искавших себе пристанище в огромном городе.

Айри доверчиво снял талисман с шеи и протянул мастеру Николасу.

Николас Барнери, взяв увеличительное стекло, сосредоточенно стал разглядывать голубоватый камень.

- Откуда он у тебя, сынок? - наконец спросил мастер мальчика.

- Дала одна женщина. Она... она живет в Западном Поморье, в ельнике, - вежливо произнес Айри. - Там она хозяйка.

- Полагаю, у нее есть имя?

- Все её зовут Еловой Шишкой, не в обиду вам будет сказано.

- Слышал я про крагиню Еловую Шишку, хозяйку лесной страны... - в раздумье проговорил мастер Николас. - А знаешь ли, что это за камень?

- Еловая Шишка сказала, что это - слеза Матери Вечности.

- Наверное, так оно и есть, если тебе это сказала крагиня. Но, кто знает, возможно, все-таки всё иначе... У этого камня имеется название. Это - камень искузиар, что в переводе с древнего наречия магов означает "Камень, Смотрящий В Небо". Ты смотрел в этот камень, Айри?

- Да.

- И ты... и что ты там увидел?

- Всегда, когда я смотрю в него, я вижу одно и то же, - сказал Айри. - Я вижу островерхую гору. Ее вершина в снегах, и снег сияет на солнце.

Мастер Николас поднес к глазам голубоватый камень, внимательно всмотрелся в него - и вздохнул. Сам он ничего не увидел в камне, кроме голубоватых разводов, похожих на клубы тумана.

Николас Барнери отдал мальчику талисман, но одна мысль не отпускала его.

- Посмотри, - обратился он к Айри, - ты видишь в камне поток воды? Он пенный и широкий, он стекает с самой вершины горы и ниже, ближе к подножию, изливается водопадом. Ты видишь это?

- Так и есть, - произнес Айри, даже не заглядывая в камень. За то время, пока талисман был с ним, он выучил наизусть, как выглядела та гора. - Неужели ты знаешь это место, господин мой?

- Да, - глухо произнес мастер Николас. - Эта гора называется Эль-Дарилья, что означает "Гора, Пронзающая Небо".

- Где-то я слышал это название...

- Кто же не слышал про Эль-Дарилью! Эта гора выросла на том самом месте, где Диким Охотником был убит колдун Некторис. Говорят, будто в иные ночи с вершины Эль-Дарильи можно шагнуть прямиком на Элидну, только не верю я в это. А вот драгоценных камней в этом месте хватает, это правда, и многие из них волшебные. Много раз я бывал там, много раз... Но теперь дороги на Эль-Дарилью нет: там в округе страшно расплодились вертижоли.

Айри вздохнул. В этот день они более не говорили об искузиаре, однако мыслями они то и дело возвращались к нему - и Айри, и старый мастер.

* * *

Прошло время. Обучение Айри продвигалось не очень-то гладко - он часто бывал задумчив, в то время как надо было слушать мастера, и инструменты золотого ремесла всё никак не хотели подчиняться его неловким пальцам. Вот у Квила дело шло лучше, даром что Квил был такой непоседа. Глаз Квила оказался на удивление точен, а руки обучались быстро. Сперва мастер Николас удивленно хмыкал, а потом как-то сказал, что у Квила - несомненный талант. И как-то неприметно мастер Николас стал называть Квила сыном, сынком, не то радуясь его успехам в обучении, не то отзываясь на его улыбку.

Вот Айри, он был иное.

Как-то к мастеру Николасу заглянул Томас Виспучи. Старик сеттянин, увидев мальчиков, подивился: он-то был уверен, что мастер Николас выгонит их из дома на второй, ну, на третий день так называемого обучения. Впрочем, успехи Айри и Квила не очень-то интересовали господина Виспучи. Старик ювелир тут же принялся рассказывать, как выгодно он продал два кинжала в ножнах, украшенных рубинами. Барон Конрад Стальная Перчатка купил их для своих сыновей.

Мастеру Виспучи, вообще, в его ремесле больше всего удавались кинжалы - с золотою насечкой и в алмазных ножнах, с рукоятками из слоновой кости и из рога единорога. Мастеру Виспучи делали заказы многие владетели Севера, а бывало, и принцы воров заглядывали в его мастерскую, и могучие чародеи. Сейчас, потягивая сладкое винцо, старик Виспучи долго распространялся про непревзойденные качества своих кинжалов, а потом принялся сетовать: с неделю тому назад в городе объявился человек, молодой парень, который продавал несказанной ценности кинжал - с камнем искузиаром в рукояти. Люди болтают, что этот парень обращался ко многим купцам, но покупателя не нашлось. Немудрено, что не нашлось. Жаль только, что этот человек не заглянул в мастерскую к нему, Томасу Виспучи! А вот теперь молодчик наверняка валяется где-нибудь с перерезанной глоткой. Увы, такие бесценные вещицы, вроде камня искузиара, притягивают всякий темный сброд, как стервятников притягивает падаль.

Мальчики в это время были в комнате. Айри, хмурясь, смотрел в огонь очага, а Квил с огромным удовольствием копался в старых часах, которые мастер Николас отдал ему на растерзание.

Айри услышал про парня, продававшего кинжал с камнем искузиаром в рукояти, - и ему стало не по себе. Правда, Жужа никогда не демонстрировал этот кинжал, но как-то раз, на привале, Жужа вздумал провести ревизию своего вещевого мешка. Когда он вытряхивал содержимое мешка на траву, вместе с десятком яблок, двумя вялеными рыбинами и краюхой хлеба из мешка выпал чудесный кинжал. Айри как раз был рядом. Он прекрасно разглядел и кинжал, и голубоватый камень в его рукояти. Конечно, мальчику захотелось расспросить Жужу про этот кинжал, но тот быстро накрыл кинжал тряпицей и метнул такой взгляд на Айри, что все вопросы отпали.

Кстати, а ведь Жужа обещал наведаться к ним, а сам так и не появился.

Айри обратился к мастеру Виспучи:

- Господин Виспучи, этот человек, который продавал кинжал... Вы больше ничего про него не знаете?

- А какое тебе до него дело, мальчик? - насторожился Виспучи.

- Вы помните, когда мы были в вашей лавке, нас было трое? - спросил Айри.- У моего друга был кинжал с камнем искузиаром в рукояти.

- Так это тот малый с наглыми глазами наделал столько шума! - воскликнул Виспучи. - Ну да, конечно, как я не догадался сразу, это про него мне рассказывал старый Зюк! Наглые глаза, наглые глаза... И он, конечно, вор, твой приятель, мой мальчик! Как же ещё он мог разжиться камнем искузиаром, только украсть его!

- Этот человек, этот парень - мой друг, - повторил Айри. - Так ты знаешь, господин мой, что случилось с ним?

- Откуда мне знать, что случилось с ним, - недовольно проговорил Виспучи. - Я же не ходил за ним по пятам. То есть я не знаю, каким способом его избавили от тягот жизни: то ли ему перерезали глотку, или его застрелили из арбалета, или это был честный бой на мечах, в чем я очень сомневаюсь. Только я тебе скажу одно, мой мальчик: этим камнем может владеть только венценосец! Ну, возможно, я подержал бы его у себя пару дней, перед тем, как продать какому-нибудь королю или разбойничьему атаману. Камень Искузиар, шутка ли! Этот камень - исполнитель желаний. Скажи ему, чего ты хочешь, - и он покажет путь, способ, как это можно обделать. Причем болтают, будто искузиар показывает самые верные, самые надежные способы... Эх, хотел бы я заглянуть в этот камешек хоть разок! А уж потом я бы сплавил его на сторону.

Айри и мастер Николас обменялись взглядами.

- Почему же искузиар не надоумил своего владельца, как самого его, этот искузиар, с выгодой продать? - спросил мастер Николас. - Ты говоришь, искузиар исполняет желания? Вряд ли бедный парень хотел, чтобы ему перерезали глотку!

- Камень искузиар показывает только путь, как достичь желаемого, но он не гарантирует, что ты пройдешь этот путь до конца, - скрипуче проговорил мастер Виспучи. - Искузиар не станет делать за тебя твою работу, друг! Да уж, этот искузиар - орешек еще тот, но все-таки не лишнее было бы заглянуть в него!

Айри невольно дотронулся до камня, который висел у него под рубашкой.

Мальчик, разумеется, не стал показывать искузиар желчному мастеру Виспучи. Что же касается Николаса Барнери, он не выдал тайну своего ученика. Так мастеру Виспучи и пришлось убраться восвояси, не ведая, что вожделенный искузиар находился от него на расстоянии вытянутой руки.

Когда Виспучи удалился, унося с собою в брюхе полтора кувшина вина, Айри обратился к мастеру Николасу:

- Я должен знать, что случилось с моим другом. Кто мне сможет помочь, господин мой? У меня есть деньги... - И Айри показал кошелек, полсотни серебряных монет, которые оставил ему Жужа. Половина этих монет, правда, принадлежала Квилу, но Айри подумал, что Квил не обидится, если его деньги пойдут на поиск их общего приятеля.

- Что ты, Айрон! - смущенно воскликнул мастер Николас. - Боги милостивые, оставь свои деньги у себя! Я и без всяких денег разузнаю, что сталось с твоим другом. Этот парень так наследил, что, думается, совсем нетрудно будет выяснить, чем закончились его похождения в нашем славном городе.

Мастер Николас сдержал свое слово. Правда, для этого ему потребовалась целая неделя. Воровская гильдия неохотно открывает свои секреты; местный торговец тайнами запросил совершенно баснословную сумму за информацию, и эта неделя у Николаса Барнери ушла на то, чтобы сбить цену. И без того вышло очень дорого. Мастеру Николасу даже пришлось продать золотой ларец, свою первую работу. Этот ларец он берег как память и совершенно не собирался с ним расставаться.

Но что там золото да ларцы! Главное, дело было сделано, и Николас сказал Айри:

- Кажется, твой друг жив, Айрон! Только погоди радоваться! Воровской Мастер выдал его Кнуту Табешу, чернокнижнику. Передал из рук в руки вместе с волшебным кинжалом. Чернокнижник повез парня в свой замок Брюклибрюкс, это в Эфросийских горах.

- Н... не понимаю... Зачем Жужа понадобился чернокнижнику? Допустим, чернокнижнику нужен был кинжал, но Жужа... зачем ему Жужа?

- Этого я не знаю. Только скажу: вряд ли в Брюклибрюксе твоего друга ожидает что-то хорошее.

Айри потемнел лицом.

- Я должен поехать туда, - произнес он, помолчав. - Я сейчас же поеду туда!

Чтобы удержать подростка, мастеру Николасу пришлось схватить его за плечи:

- Да постой ты, оглашенный! Послушай меня, Айри: вряд ли твоему другу возможно помочь. Воевать с чернокнижниками - это, друг мой, не ворон пугать, это...

Айри рывком вырвался из рук мастера.

- Я поеду в этот ваш Брюклибрюкс сейчас же! - крикнул он со злыми слезами на глазах.

- Ладно, ладно! - примирительно сказал Николас, пытаясь опять ухватить мальчика за плечи, но на этот раз безуспешно. - Ладно, ты поедешь туда! Только скажи, на чем ты поедешь? У тебя есть лошадь, провизия, оружие (вряд ли там обойдется без оружия)? Наконец, ты знаешь дорогу?

- У меня есть деньги, - Айри коснулся кошелька, который висел у него на поясе. - А значит, у меня есть и лошадь, и проводник.

- Да, провожатого ты найдешь за свои деньги в первой же харчевне, только он сведет твою лошадь ближайшей ночью, а тебе перережет глотку! Нет уж, Айри, послушай меня: я знаю Станч-Музгаранч, я знаю Эфросию. Дай мне время, пару-тройку дней, и я предоставлю в твое распоряжение и проводника, и коня, если уж тебе приспичило ехать!

Мастер Николас говорил так искренне и в голосе его чувствовалось такое участие, что Айри стало стыдно за свою резкость. По всему видать, с трехдневной задержкой придется смириться. Айри сердечно поблагодарил своего учителя за обещанную помощь - и за коня, и за проводника, но в конце не удержался, попросил мастера Николаса как-нибудь побыстрее устроить ему отъезд.

Отъезд состоялся через два дня - один день Айри все-таки выгадал. Эти два дня Айри ничего не говорил Квилу, да и мастер Николас помалкивал. Айри видел, как Квил привязался к мастеру Николасу, а мастер - к своему ученику, и ведь у Квила получалось, получалось золотое ремесло, тогда как Айри то ломал уже готовую вещь, то обжигал пальцы. Выходит, не Айри, а Квил нашел свое призвание в Станч-Музгаранче.

Когда Айри сказал Квилу, что вот сейчас уезжает, тот расплакался. Когда же Айри сказал, что он уезжает один, а Квил остается, Квил сначала не понял, о чем идет речь, а когда понял, затопал ногами и кинулся за своей заплечной сумкой. Образумить его не было никакой возможности. Будь он помладше, мастер Николас, наверное, надавал бы ему шлепков по-отцовски и запер в комнате наверху, но Квилу все-таки было тринадцать лет.

Вот так и получилось, что приятели вместе отправились выручать непутевого Жужу.

Мастер Николас дал Квилу свою белую кобылицу, а для Айри была приготовлена вороная лошадь. Провожатого мастер Николас нашел через купцов. Как раз в те края возвращался охотник, продавший в городе груду беличьих и куньих шкурок. Охотника звали дядька Терентень, он согласился доставить мальчиков до самых замковых ворот Брюклибрюкса.

На рассвете мальчики, проводник и лошади тронулись в путь.

* * *

Путники выехали из Станч-Музгаранча через Северные ворота. День обещался быть ясным, солнечным. Дорога полнилась народом: в основном это были крестьяне, торопившиеся на рынок в Станч-Музгаранч с повозками, гружеными сельскими разностями: свежими овощами, курами со связанными лапами, свиньями, недовольно хрюкавшими под дерюжкой. Кое-где случались заторы; на одном повороте дорогу надолго перекрыла длинная вереница подвод, груженных бочками с сельдью, - в воздухе висела ругань и то и дело слышались плюхи. Дополнительную сумятицу вносили всадники, скакавшие по дороге в обе стороны и что есть мочи трубившие в воловьи рога. Эти всадники в официальных цветах, желтый с голубым, были герольды Станч-Музгаранча.

Дома вдоль дороги стояли справные и большие, нередко каменные, но больше - деревянные, с резными единорогами и павлинами. Когда всадники свернули на Имберийский тракт, дома стали попадаться реже, вдоль дороги потянулись сочные луга, на которых свинопасы пестовали огромные стада свиней знаменитой музгаранческой породы. Ближе к полудню закончились и эти луга. Огромное предместье Станч-Музгаранча осталось позади; дорога из каменной сделалась грунтовой, по обе стороны потянулись сосновые и буковые рощицы.

Пока проезжали предместье, мальчики узнали от дядьки Терентеня, что ехать им предстояло неделю, что дядька Терентень за сто шагов попадал белке в глаз и что хозяева постоялых дворов - сплошь мошенники и плуты, так что ухо надлежит держать востро.

Первую остановку дядька Терентень объявил много после полудня.

Придорожный трактир назывался "Седоватый бык". Здесь дядька Терентень приказал жареного фазана, вязанку копченых ставридок и блюдо артишоков. Все это великолепие он щедро разделил с мальчиками, скромно смолчав о том, что мастер Николас выделил ему специальную сумму на дорожные расходы. К фазану и ставридкам Терентень добавил большую бутыль с вином - это уж только для себя.

Очень скоро дядька Терентень пустился в откровенные разговоры. Так мальчикам стало известно, что Терентень жил в деревеньке Нижние Сосновики, и что у него имелась супружница - Пухлая Грета. Детей у них не было. Деревенька Терентеня находилась неподалеку от замка Брюклибрюкс, можно сказать, в трех шагах, именно потому-то мастер Николас и выбрал в проводники не кого-нибудь, а дядьку Терентеня

- И чего это вам понадобилось в Брюклибрюксе, ребята? - поинтересовался Терентень, ковыряя в гнилом зубе. - Ведь там нечисто. А с тех пор, как в замке поселился колдун, всякого лиха, чаю, прибавилось.

- Так значит, этот колдун не всегда жил там? - спросил Айри, избегая отвечать на вопрос Терентеня.

- Какое там "не всегда"! Колдун купил замок всего-то месяца три назад у старого барона Рейнсдорфа.

- Ты, господин мой, всё называешь нового хозяина замка колдуном, - сказал Айри. - Он что, не скрывает, что знаком с тайным знанием?

- Разве такое скроешь? - Дядька Терентень насупился, потом, словно нехотя, вспомнил: - Как-то трое наших из города возвращались. Смотрим, говорят, он навстречу едет. Колдун этот, то есть. Ну они - к нему: поговорим по душам, сосед, посидим на травке, вон у нас во фляжках плещется кое-что... А он им: а не пошли бы вы, мужики, куда-нибудь. Ребята обиделись, конечно, рукава засучили. Но колдун, он и есть колдун. Колдун в воздухе ногтем прочертил, чернокнижник проклятый, наши-то и сварились, с лошадей попадали и всё нутро наизнанку полезло. Как живые остались, сами не знают. Черная магия, ребята, черная магия! - С видом знатока дядька Терентень потряс желтым пальцем.

- Но если этот колдун знается с черной магией, разве он не подлежит наказания по суду? - спросил Айри, припоминая, что ему однажды говорила мать.

- Суд? - Терентень желчно рассмеялся. - Какой там суд! В королевстве уже семь лет как нет закона. А что вы хотите, в Санта-Гармозии - младенец на троне. По все Эфросии бароны творят свой суд, как кому вздумается! Наш-то, старик Рейнсдорф, еще ничего, справедлив бывает, особенно когда выпьет. Но про Кнута Табеша ему и не заикайся! Видно, немало золота чернокнижник отвалил старому барону.

Так, в любезной беседе, прошло два часа.

Спустя два часа дядька Терентень сказал, что надобно продолжить путь. До вечера они еще сколько-то проедут, а там заночуют где-нибудь, на постоялом дворе или на цветочном лужке.

Когда Терентень поднялся из-за стола (не очень уверенно, но все-таки без посторонней помощи), к нему подскочил трактирщик:

- С вас пять монет серебром, сударь мой.

- Пять денариев серебром? Да ты, верно, хотел сказать - три денария! А, ладно, пусть будет пять, - и охотник, издав горлом благородный звук, полез в заплечную сумку.

Спустя минуту дядька Терентень воззрился на трактирщика изумленными глазами.

Охотник опять полез в сумку, стоявшую на полу, ощупал каждый шовчик, затем снял с себя пояс и прощупал его дюйм за дюймом.

Лицо трактирщика начало наливаться нехорошим румянцем.

Терентень опять повозился в сумке, затем вскинул глаза:

- Меня обокрали!

- Так ты будешь платить, плут?

В руках у трактирщика в мгновение ока оказалась увесистая дубинка; из кухни выскочили два толстых поваренка с кочережками, которые, очевидно, прислушивались к разговору.

Таким образом, тучи сгустились. Не дожидаясь, пока ударит гром, Айри полез за своим кошельком, но тут дядька Терентень весело рассмеялся.

Терентень извлек из-за пазухи увесистый кошель и с торжеством, причмокивая, вынул оттуда пять монет серебром:

- Получай свои деньги, хозяин!

Оказывается, сценка, которую разыграл Терентень, - это была всего лишь шутка.

Приняв монеты, трактирщик попробовал каждую на зуб. Серебро оказалось отменного качества, однако рассерженный трактирщик ещё долго ворчал, провожая своего не в меру шутливого гостя.

* * *

Вот так, с шутками да прибаутками, путники ехали пять дней. Надо сказать, шутки дядьки Терентеня не блистали разнообразием: он то делал вид, что отказывался расплачиваться с трактирщиком, то ненароком задевал блюда и блюдца на стойке, то принимался щипать служанок, уверяя мальчиков, что всем порядочным девушкам это страшно нравится. В каком-то трактире, кажется, в "Синице на шестке", охотнику все-таки пришлось отведать хозяйской дубинки, после того как Терентень ущипнул дочку трактирщика.

Шалости Терентеня ребят непосредственно не касались. Оно бы и ничего, если бы Терентень знал меру, то есть ведал, где у бутылки горлышко, а где - затычка. Но вот про затычку-то охотник, похоже, ничего не знал.

Вот так, в поисках приключений, путники неспешно двигались к Эфросийским горам. Пока что приключений было негусто, всего лишь расквашенный нос и расцвеченная скула дядьки Терентеня. Однако к самому концу дороги везение закончилось, и приключения повалились на головы мальчиков как картошка из прохудившегося мешка.

На этот раз путники остановились на постоялом дворе "Прянишный заяц". Это был последний постоялый двор на их пути. Как уверял дядька Терентень, на другой день, ближе к полудню, они должны были добраться до его деревеньки, а оттуда до замка Брюклибрюкс было самое большее полчаса пешего ходу.

Ночь на постоялом дворе прошла спокойно - никого не обворовали и даже дядька Терентень не получил по заслугам за свои шутки. Ночь прошла спокойно, а утром оказалось: бессовестный Терентень едва держался на ногах. Пока мальчики спали, старый охотник продолжал угощаться в питейном зале - и так проугощался всю ночь.

Легкомыслие проводника начинало раздражать. На этот раз даже Квил не стал кривляться, передразнивая пьяницу. И что же, спрашивается, теперь делать? - призадумался Айри. Они не могли ждать, пока проводник протрезвеет, ведь с этой тянучкой они могли опоздать на помощь к Жуже.

Таким образом, было решено продолжить путь. Сердобольный трактирщик пришел на помощь ребятам, он усадил Терентеня в седло и даже бесплатно помог с дорогой, показал, в каком направлении им надобно ехать.

Утро выдалось ненастное, дождливое. И местность кругом не радовала глаз: повсюду высились темные ели, под сумрачными лапами которых почти не было подлеска. На земле чернели мертвые, поваленные деревья, да кое-где рос папоротник.

Рассказывая о дороге, трактирщик показывал на дальние холмы. Во всяком случае, до них мальчики должны были добраться без затруднений. Дальше, правда, дорога делилась на веточки, но к тому времени дядька Терентень должен был войти в ум.

Поблагодарив трактирщика, мальчики двинулись в путь. Айри думал, что ему придется вести лошадь Терентеня в поводу, но нет, дядька Терентень сам взял поводья в руки. Видно, холодный дождь подействовал на охотника самым благоприятным образом. Не успели они выехать со двора, как проводник затянул какую-то песню.

Часа за два всадники достигли тех самых холмов, на которые указывал трактирщик. До этого дорога была справной, наезженной, здесь же она словно обрывалась, делясь на множество узких тропинок.

Самое время было обратиться к Терентеню.

- Дядя Терентень! - затеребил Айри старого охотника. - Дядя Терентень!

- Ась? - тон, которым было сказано это "Ась", не предвещал ничего хорошего.

Айри с досадой и содроганием заглянул в лицо проводника. Боги милостивые! Терентень был мертвецки пьян. Это опухшее лицо, этот сизый нос, красные глаза... В чем же дело? Почему же подвел дождь? Самого Айри пробирало до костей от холодных капель, затекавших за воротник.

Отгадка не заставила себя ждать - и, надо сказать, она явилась на свет божий самым возмутительным и наглым образом.

Дядька Терентень вынул из-за пазухи бутыль и приложился к горлышку. Эту процедуру он уже не раз исполнял с тех пор, как они оставили постоялый двор. Терентеню всё благоприятствовало: сердобольный трактирщик под завязку набил обе его холщовые сумки горючим зельем. Благо, охотнику было, чем расплатиться.

Айри разобрала досада.

Мальчик затряс негодного проводника за рукав:

- Дядя Терентень! Дядя Терентень!

- Ась?

- Дядя Терентень, как нам дальше ехать, по какой дороге? Дядя Терентень!

Не сразу (и очень даже не сразу), но Айри все-таки извлек из проводника несколько внятных слов.

- Дорога? Какая дорога? А, дорога... - Дядька Терентень опять приложился к горлышку и успокоился не раньше, чем осушил содержимое бутыли до дна. - А, дорога! - Охотник несколько раз энергично мотнул головой, как морж, и издал звук "Быр-р-р". По всех видимости, это должно было помочь ему собрать разбегавшиеся мысли. - О дороге беспокоишься, сынок? - Терентень успокоительно ощерился. - Что там дядька Терентень, моя серебряная Звездочка (он неуклюже потрепал по холке свою белую лошадку) знает здешние дороги лучше всякого проводника. Она не подведет, моя красавица! Она доставит куда надо! Пошла, милая! Пошла!

Терентень подбодрил лошадь пятками, после чего Звездочка довольно быстро побежала рысцой - и весьма уверенно, как это выглядело со стороны.

Айри не очень-то был склонен доверять лошади беспутного Терентеня, но ничего другого не оставалось. Айри махнул Квилу, и ребята галопом пустились догонять разошедшуюся Звездочку.

Сперва складывалось неплохо. Звездочка бойко бежала по тропинке, то появлявшейся, то исчезавшей в мокрой траве. Когда тропинка делилась, лошадь не задумывалась, не замедляла бег, что должно было свидетельствовать о её незаурядном уме и прекрасном знании местности. Через некоторое время лес разредился, а тут еще солнце проглянуло из-за туч, ну и настроение у мальчиков стало получше.

Хорошее настроение держалось недолго. Совсем скоро лес опять загустел, откуда-то с запада надвинулась черная туча, а там и смеркаться начало - ночь была недалече.

К этому времени и всадники, и их лошади сильно устали, вымотались, ведь они были в дороге весь день. Давным-давно они должны были увидеть деревеньку Терентеня, но не было видно ни дымка, ни огонька. Как ни печально, но приходилось признать: очевидно, они отклонились от дороги. Или - хуже, или они заблудились?

Искать дорогу впотьмах - дело неблагодарное, а тут ещё усталые тела требовали отдыха.

Айри начал высматривать место для ночевки.

Местность вокруг была тягостная, унылая. Кругом кривились поросшие мхом старые деревья; в подлеске, куда ни глянь, топорщились коряги да бугрились пни с поганками. Кое-где краснели ягоды вороньего глаза, не очень-то приятные для желудка. Айри пришлось проехать не менее сотни шагов, прежде чем он разглядел в ветвях приличную полянку.

К этому времени дождь закончился, так что вполне возможно было расположиться на ночлег на открытом месте. Правда, под некоторыми деревьями было сухо, но не очень-то хотелось лезть под огромные черные ветви с корявой корой.

Мальчики насобирали валежника, и после долгих мучений огонь все-таки запылал. Сразу на поляне стало уютнее. Черные тени отползли под деревья, и тут, как по заказу, на небе появились звезды.

Ужин на открытом воздухе оказался превосходен. В "Прянишном зайце", как выяснилось, прекрасно коптили свинину; к жирным свинячьим ребрышкам ребята добавили ячменные лепешки и сладкие сухарики. Всю эту благодать мальчики с удовольствием запивали превосходным желудевым кофе.

Дядька Терентень, по своему болезненному состоянию, к пище не притронулся. Сойдя с лошади при помощи мальчиков, он немедленно свернулся калачиком, расплылся в сливовой улыбке и захрапел.

Утолив голод, Айри призадумался. Где они были, в каком месте, он понятия не имел. Похоже, умная лошадь охотника знала это не больше. Оставалось надеяться на самого Терентеня, но сейчас проводник находился в безнадёжном состоянии. Хоть бы к утру он вошел в чувство!

"Вряд ли он придет в себя к утру, - подумал Айри. - С той поклажей, которой его нагрузил трактирщик, он очнется не раньше, чем через неделю".

Айри поделился своими соображениями с Квилом, и, не долго думая, ребята решили избавиться от источника зла - то есть, конечно, не от дядьки Терентеня, а от его бутылок.

Мальчики живо принялись за дело. Бутылок у Терентеня было, как мы помним, две полные сумки; ухвативши эти сумки, мальчики поволокли их в кусты. Там, недалеко от места стоянки, Айри приметил ручей. Конечно, просто спрятать питейное содержимое под каким-нибудь деревом было бы недостаточно. Терентень был охотник, и уж эту дичь он, конечно, выследил бы.

До ручья еще надобно было добраться, так что у Айри с Квилом ушло, наверное, не менее четверти часа на то, чтобы утопить бутылки и возвратиться обратно.

Назад мальчики возвращались довольные, но, едва они вышли на поляну, они оба воскликнули "Ой!" (первым воскликнул Айри, как самый наблюдательный).

Ребята перепугались недаром.

На поляне не было ни дядьки Терентеня, ни лошадей, ни сумок с провизией. Между тем это была та самая поляна, где они оставили проводника. Ошибки быть не могло: костер, который они сложили из валежника, всё ещё играл языками пламени и потрескивал.

- Что... что это, Айри? - Квил дрожащей рукою показал на место у костра, где они оставили дядьку Терентеня. Трава здесь оставалась примята, но более не было никаких следов, ни капель крови - ничего.

Случись мне оказаться на месте мальчиков, я бы первым делом подумал, а не сбежал ли проклятый Терентень, прихватив мою поклажу и моих коней. И нечего наивничать, что Терентень-де был жутко болен: некоторые мастерски умеют изображать горьких пьяниц. Мальчикам эта мысль не пришла в голову - очевидно, по молодости. Вместо того, чтобы проклясть Терентеня, Айри забегал по поляне, всматриваясь в темноту и окликая проводника, а Квил - тот просто остался у костра дрожать от страха.

Несмотря на старания Айри, охотник так и не откликнулся. Каких-то следов, намеков, что произошло, - Айри не высмотрел ничего. Самое время было впасть в отчаяние, но тут издалека донесся слабый крик.

Холодея, Айри узнал голос дядьки Терентеня.

Крик оборвался, едва начавшись. И уж наверное не оттого он оборвался, что Терентеню вдруг стало весело и хорошо.

Квил взглянул на Айри круглыми глазами:

- Ты... ты слышал?

- Да. Пойдем, посмотрим, что там.

Квил не очень-то обрадовался этому предложению, и Айри пришлось пояснить:

- Без проводника мы все равно не выберемся отсюда. К тому же там, где дядька Терентень, должны быть и наши лошади. Да не дрожи так! Мы только глянем одним глазком, что там такое, и, если дело плохо, то сразу убежим.

- И так ясно, что дело плохо, - пробурчал Квил, но все-таки не стал активно противиться плану Айри - визжать, хватать приятеля за ноги или с ним бороться.

Немедленно мальчики отправились на голос.

Это непросто, пробираться ночью по лесу, а особенно - по старому и угрюмому лесу, вроде леса Эфросийских предгорий. Квил с тоскою вспоминал приветливый лес свой родины, где он знал каждое дерево, каждую лощинку - нет, здесь всё было ни так. Здесь за твои лодыжки цеплялись черные коряжины; здесь длиннющие колючки, словно нарочно выращенные, раздирали локти; здесь в кустах светились такие странные светляки, что не поймешь, то ли это были светляки, то ли - чьи-то глаза. Ко всем неприятностям добавлялись грязь, слякоть и мокреть - подарки недавнего дождя. Кое-где мальчики пробирались пригнувшись, иногда им приходилось перелазить через завалы, а то и заворачивать в обход. В одном неуютном месте Айри нагнулся - и заметил на листе лопуха большой железный ключ с двумя бородками. Конечно, этот ключ мальчик сунул в карман, ещё не представляя себе, будет ли прок от находки.

У ребят имелись все шансы заблудиться во второй раз, однако им немножко повезло.

Дядька Терентень опять подал голос. Голос был дурной, испитой, немузыкальный; он тотчас же оборвался, тем не менее Айри сумел правильно сориентироваться. Через несколько минут они с Квилом вышли к высокой скале. Насколько высока была скала - в темноте невозможно было разглядеть, но это и не важно. Главное заключалось в другом: у основания скалы имелась пещера, и оттуда проблескивал огонь.

У входа в пещеру мальчики мялись довольно долго. Проку от этого выжидания не было решительно никакого, поэтому они все-таки двинулись на огонь. Конечно, ребята держались у стены и старались по возможности не шуметь. Про себя они правильно смекнули: похитители вряд ли были бы рады их появлению.

Пещера под скалой оказалась на удивление просторной, можно сказать - огромной. Ее дальний конец тонул во мраке. В центре пещеры горел костер. Языки пламени лизали огромный черный котел. Рядом с огнем крутились две дамы, две премерзкие старушенции, одна - постарше, а другая - помоложе. Тут отблеск пламени упал на старушечьи лица, и Айри поморщился, а Квил едва не закричал. Эти две особы - крючконосые, горбатые, - несомненно, были ведьмы. Причем, судя по их ужимкам и ухмылкам, они знались с самой дрянной магией.

Украденных лошадей нигде не было видно, зато мальчики увидели дядьку Терентеня - он сидел напротив котла, привалившись спиною к камню. Руки у охотника были связаны за спиной, ноги тоже были связаны, а изо рта торчал грязный кляп.

Квил уже хотел окликнуть охотника, но Айри вовремя зажал ему рот рукой.

Судя по всему, в котле готовилось что-то вкусное. В пещере витал пряный запах трав и кореньев, которые обычно кладутся в суп домовитыми хозяйками. Содержимое котла старшая из ведьм время от времени помешивала огромной поварешкой. Ведьма помладше в это время трудилась с точильным камнем - она точила зубы, как это заведено у ведьм.

Не прекращая своих занятий, ведьмы переругивались. (Ведьмы, они всегда ругаются, хотя бы и друг с дружкой - зная это, вы без труда сможете вычислить ведьму среди своих знакомых.)

- Опять всё точило сточишь, бесовка! - ворчала старшая ведьма.

- А тебе и точить-то нечего, сестрица. (Это был намек на голые десны старухи.)

- Как так, нечего. А вот! - и старшая ведьма, оставив в покое половник, показала товарке короткий нож с широким лезвием. Вещица, видно, была из редких: в полутьме пещеры нож блеснул, как молния.

- Такой зубок и у меня имеется! - Младшая ведьма немедленно представила на обозрение собственный нож, который был значительно длиннее старушечьего.

Перебранка имела все шансы перерасти в потасовку, но тут дунул ветерок, и старшая ведьма поморщилась:

- От этого молодца разит, как от падали, - Ведьма неодобрительно посмотрела на охотника.

Бедняга Терентень замычал, пуча глаза.

- Запашок что надо, - возразила младшая ведьма. - Трехдневной выдержки.

- Да скажешь тоже, трехдневной! Он, почитай, вторую неделю квасит. Верно, женишок? - Захохотав, старая ведьма ткнула Терентеня поварешкой. Хорошо, что не ножом, свой нож старуха спрятала куда-то под лохмотья.

Несчастный дядька Терентень замычал и застонал в ответ. Похоже, этим ответом удовольствовались обе ведьмы; хлебнувши из половника, старшая ведьма сказала:

- Имбиря маловато. И перца.

- Перец потом положится, когда мясо будет готово, - молодая ведьма кивнула на дядьку Терентеня.

- А вот не положится! Я всегда сразу ложу!

- Сразу? Еще чего не хватало!

- Ладно же! Посмотрим, по-моему или по-твоему выйдет! - Старшая ведьма оставила половник на камнях, а сама бойко пошла к выходу из пещеры.

У мальчиков перехватило дыхание. Хриплый лай чертовок они толком не сумели разобрать, поэтому они подумали, что старуха учуяла их. А с чего бы ещё она понеслась в их сторону во всю прыть?

Айри с Квилом уже собирались выбежать из пещеры, рискуя обнаружить себя, но тут старуха резко свернула направо. Мальчики не могли видеть, что там такое, но я вам доложу: там в скале имелась щель, а за щелью находился тупичок, маленькая комнатка пять на шесть шагов. В этой комнатке ведьмы устроили что-то вроде кладовки.

Вы никогда не заглядывали в ведьмовскую кладовку? Тогда слушайте.

В этой кладовке на полках стояли баночки со всевозможными приправами и специями, причем перец и корица соседствовали с мукою из лягушачьих костей, мухоморовой икрой и сушеными мышами. На гвоздиках по стенам, рядом с фетровыми шляпами, висели звериные шкуры. Ведьме всего-то и надо было накинуть эту шкуру на себя, чтобы превратиться в волчицу, росомаху или лису. Внизу, на специальной подставке, где щеголи обычно ставят трости, стояли всевозможные магические жезлы - деревянные и железные, с ослиными ушами, с дьявольскими мордами и песьими черепами в навершии.

Старшая ведьма взяла с полки всего-то баночку с черным перцем.

В этом перце не было никакого колдовства, но старуха ожидала от него поистине волшебного эффекта. Ни чудо ли будет, когда она отправит весь этот перец в котел? То-то у приятельницы загорится язык, с единой ложки!

Младшая ведьма прекрасно знала нрав своей товарки, поэтому она не стала дожидаться у костра, как повернутся события. Младшая ведьма сама поспешила в кладовку; увидев старуху с банкой перца, она загорелась желанием опрокинуть эту самую банку старшей ведьме в глотку.

Мальчики увидели, как младшая ведьма, пройдя тем же путем, что и старшая, скрылась за уступом скалы. Где-то там, в глубине пещеры, немедленно началась возня.

Медлить было нельзя.

Айри приказал Квилу оставаться на месте, после чего сам кинулся к дядьке Терентеню.

Увидев мальчика, охотник затрясся, замычал и принялся бешено вращать глазами. Очевидно, это означало одновременно и радость, и просьбу поторопиться. Первой мыслью Айри было перерезать путы Терентеня, но, сколько он ни бился со своим маленьким кинжальчиком, ничего у него не вышло. Видно, веревки были заговоренные. Айри собрался как-нибудь оттащить охотника к выходу волоком, но тут шум в ведьмовской кладовке стих. Айри не мог знать, что там произошло, помирились ведьмы или просто устали драться, но он правильно понял значение этой тишины: ведьмы должны были вот-вот вернуться в большую пещеру.

У мальчика не оставалось времени на то, чтобы оттащить Терентеня к выходу. Тогда Айри сделал единственное, что он мог сделать в этой ситуации. Собравшись с силами, мальчик навалился на одну из рогатин, державших перекладину с котлом. В результате палка выворотилась из земли; котел рухнул в огонь. Вода разлилась, костер зашипел и погас.

Айри опрометью кинулся к выходу. Он едва успел. Обе ведьмы, конечно, услышали грохот, который произвел упавший котел. Перепачканные в перце, они выскочили из кладовой, увидели, что сталось с их готовкой, и разразились бранью.

По счастью, ни одна из ведьм не заметила улепетывавшего мальчика.

Свой гнев и поднятые кулаки бесовки обратили друг на дружку.

- Дура набитая! Кто так крепит котел?! - закричала старшая ведьма.

- А кто мне каркал под руку, старая ты поганка? - ответствовала молодая.

После продолжительной перебранки подруги пришли к выводу, что, как ни бранись, а придется начинать заново: разжигать огонь, таскать воду и так далее. Кряхтя, ведьмы принялись за дело.

Сразу разжечь огонь не получилось. Мало того, что дрова были сырые, так ещё вокруг кострища стояла лужа.

Провозившись с огнивом, старшая ведьма вспомнила:

- А чего мы тут мослами скрипим, сестрица? Червяк-то наш не сдох ещё. Он нам в одночасье огонь запалит.

- Это ты ловко придумала, гнутая кочережка! - поддакнула подруге младшая ведьма, впервые за целый день.

Громко напевая, старшая ведьма схватила со стены факел и понеслась, подпрыгивая, в дальний конец пещеры.

Заинтересованный, Айри подобрался к ведьмам поближе на несколько шагов. Дальше идти было нельзя, иначе его непременно увидели бы. Прислонившись к стене пещеры, мальчик вытянул шею для лучшего обзора. Пожалуй, его и сейчас могли заметить, но, на его счастье, обе ведьмы были заняты своими заботами.

Вот что Айри увидел в подрагивавшем свете старушечьего факела.

В самом дальнем угле пещеры на камнях лежал дракон. Собственно говоря, это был не дракон, а пока что дракончик: от пасти до хвоста в нем было, наверное, фунтов восемь. Если вы не знакомы с метрической системой Лучезара, скажу проще: этот дракончик был длиннее трехпалого зайцехвоста всего-то раза в три. Драконья чешуя была совершенно зеленой. Как известно, с возмужанием дракона драконий панцирь приобретает красноватый, потом - золотистый оттенок. В расцвете мощи дракон становится огненно-золотым - избави вас боги повстречать огненно-золотого дракона!

На шее дракончика висел железный обруч с шипами; от этого обруча вилась цепь к стене. Вы знаете, зачем на ошейниках делают шипы? Уж не для красоты; из-за этих шипов несчастное животное не может избавиться от плена. Так и наш дракон. Как только он делал попытку освободиться, разогнуть или сломать обруч, шипы впивались в его лапы. Чем больше дракон прикладывал усилий, тем сильнее делалась его боль.

Многие животные со временем привыкают к своему ошейнику и уже не пытаются освободиться, но не таковы драконы. Весь пол пещеры, где находился молодой дракон, был покрыт сажевыми пятнами - следами драконьей крови.

- Ты! Тварь! - Так недружелюбно старая ведьма обратилась к дракону. - У меня погас огонь. Ты дашь мне огня, или тебе придется несладко!

Дракон заворчал, и его рассерженный рык никак нельзя было принять за знак покорности и послушания.

- Ах, так? Ну, ты сейчас получишь у меня!

Старая ведьма понеслась в кладовку. Несомненно, ей понадобилось какое-то колдовское средство, чтобы вразумить непокорного дракона.

Чтобы не терять время даром, молодая ведьма нашла себе развлечение: чертовка принялась бросать в дракона камни. Разумеется, при этом она держалась на порядочном расстоянии от зверя.

Когда камень попадал в какое-то мягкое место, к примеру, в глаз или в крыло, дракон рычал, остальные удары были малочувствительны для него. Конечно, дракон реагировал бы гораздо энергичнее, будь он поевший и отдохнувший. Увы, дракон был измучен голодом и утомлен. Сейчас он лежал, такой несчастный, положив голову с едва намечавшимися рожками на передние лапы.

Один камень причинил особенную боль, угодив в драконью подмышку. Дракон поднялся на лапы и, выгнувшись дугою, что есть силы дунул огнем на мучительницу. Ведьма едва успела отскочить. Чертовка заверещала:

- Скоро ты сдохнешь, скоро сдохнешь! Ах, какую клюку-заклюковину мы с сестрицей изготовим из твоего сердца!

Ведьма злорадствовала - и, увы, она строила виды совсем не на пустом месте.

Эти две тетки-ведьмы держали дракона на цепи совершенно не для того, для чего держат на цепи злую собаку. Ведьмам не нужен был сторож - злодейкам было нужно драконье сердце.

Как известно, драконье сердце используется для приготовления самых сильных колдовских снадобий, могущественных эликсиров, чудодейственных зелий. Высушенное драконье сердце, даже малая частица его, придаёт особенную силу колдовским посохам и магическим жезлам. Говорят, что именно при помощи драконьего сердца чародей Эрик Гринбраст некогда сумел одержать победу над огромной армией короля Стракха: Эрик скормил драконье сердце своим домашним голубям, и каждый голубь превратился в огромного дракона (к сожалению, само заклинание, - магическая формула, которую применил при этом Эрик, - считается утерянным.) В другой раз колдун Харакс силою драконьего сердца сумел высушить огромное Амбросийское болото, вместе со всеми змеями, ящерами и тремя ведьмами в придачу.

Наши чертовки, хитростью заполучив в свое распоряжение дракона, не стали убивать его сразу, чтобы не повредить драконье сердце. Вместо этого они посадили дракона на цепь, они морили его голодом, они издевались над ним и мучили, мечтая, чтобы он поскорее издох. Тогда бы драконье сердце досталось им в целостности и сохранности.

Сейчас, держась на безопасном расстоянии от дракона, ведьма злорадствовала и кидалась камнями. Дракон опять дыхнул пламенем, но на этот раз языки огня не преодолели и половину расстояния до мучительницы. Всё-таки дракон был очень слаб.

Тут возвратилась старая ведьма.

Старуха держала в руке жезл Громоюн - довольно сильный магический жезл, сделанный из железа, в навершии которого крепилось копыто черного козла.

- Мне нужен огонь. Разожги костер! - приказала ведьма дракону и показала жезлом на мокрые сучья.

Дракон заворчал.

Ведьма не стала повторять приказ. Старуха взмахнула отвратительным жезлом своим, и в воздухе образовалось зеленое облако. Запахло козлом. Слабо мерцая, облако устремилось к дракону. Когда оно достигло зверя, дракон закашлял, зачихал огнем, а потом, напрягшись так, что выступили ребра, выдохнул струю пламени.

Драконье пламя спалило вонючее облако, а заодно высушило пол пещеры и подожгло сырые дрова.

Лишившись последних сил, дракон упал на тощее брюхо.

- Вижу, скоро драконье сердце будет наше, - сказала младшая ведьма.

- Не наше, а мое! - зло отозвалась старуха.

- Это я нашла этого дракона!

- А я придумала, как его усыпить!

- Да, хорошо ты придумала! - съязвила младшая ведьма. - Я все пальцы изодрала, пока сон-траву рвала, да набивала этими колючками брюхо барана!

- Между прочим, сон-траву я рвала вместе с тобой, - сказала старшая ведьма, - а что касается бараньего брюха... Надо было тебя туда засунуть, язву этакую! Вот тогда бы дракон сразу околел. И ждать бы не пришлось!

- Ах ты мерзавка!

- Сама такая!

- Гыр-р-р....

- Ах, так!

Старуха, недолго думая, запустила ядовитое облако подруге в нос. Закашлявшись, молодая ведьма кинулась в кладовку: там было полно всяких колдовских штучек, при помощи которых возможно изрядно насолить ближнему. Старая ведьма, разгадав маневр товарки, метнулась следом.

Пока ведьмы бранились, в голове у Айри созрел план. Как только подруги скрылись в кладовке, мальчик кинулся вглубь пещеры - прямиком к дракону. Квил хотел последовать за товарищем, но Айри, на миг обернувшись, сделал такое зверское лицо, что бедняга Квил замер на месте.

Вы, конечно, помните, что, пробираясь к пещере, Айри нашел в траве большой железный ключ с двумя бородками. Как только ключ оказался у мальчика в кармане, Айри начал прикидывать, вот у него ключ - а где же подходящий замок? Сперва Айри думал, что этот ключ обронил кто-то из охотников, но, оказавшись в пещере, он стал рассуждать иначе. Однако в ведьмовской пещере не было видно никаких дверей, никаких сундуков, ни ларцов, ни ларчиков.

Когда дракон выдохнул пламя, Айри приметил: а ведь обруч на шее у дракона запирался на ключ. Там, на обруче, висел замок внушительных размеров, будто бы как раз для ключа, который нашел Айри. Видно, какая-то из ведьм обронила этот ключ, пока они тащили в пещеру под скалой бесчувственного дядьку Терентеня.

Освободи Айри дракона, тем самым он приобрел бы могучего союзника. Сколь дракон ни был молод и истощен, но все-таки это был дракон. Однако имелся неприятный вопрос. Как мальчику, маленькому человеку, объясниться с драконом? А что, если дракон увидит в нем не спасителя, а долгожданный кусок мяса?

Споткнувшись на ровном месте, Айри почесал в затылке.

Это чудовище, пожалуй, скушает его раньше, чем он провернет ключ в замке!

Опасения были резонны, но эти опасения шли от разума, а сердцем Айри чувствовал: дракон не тронет его. Айри и сам не знал, откуда у него бралась такая уверенность, - может, от безвыходности их положения, или оттого, что вид у дракона был слишком жалкий, неподобающий такому сильному зверю.

Но сердце сердцем, а животик тоже давал о себе знать.

На подкашивавшихся ногах Айри подошел к дракону. Мальчик старался не смотреть чудищу в глаза, было слишком страшно. Чтобы дотянуться до ошейника, Айри пришлось встать на трехпалую драконью лапу. К счастью, ключ подошел к замку.

Замок ошейника звякнул, и под действием пружины дужка замка откинулась. Айри снял замок и отшвырнул его подальше, в темный угол, после чего с натугой разомкнул драконий ошейник.

Всё. Дело сделано.

Айри спрыгнул с чешуйчатой лапы на пол и, сгорбившись, направился к выходу из пещеры. Теперь он был в полной власти дракона и - увы - драконьего голода.

- Погоди.

Вообще-то Айри знал, что драконы умеют разговаривать, но одно дело - знать, а совсем другое - самому услышать голос дракона.

Рубашка на спине у мальчика взмокла.

Айри остановился и - медленно, медленно, - обернулся.

Дракон смотрел прямо на него и молчал.

Да полно, не послышалось ли ему? - подумал Айри. Он уже прикидывал, как бы бочком подобраться к стене, и - по стеночке, тишком, - вон из пещеры.

Вдруг дракон вытянул вперед страшную змеиную голову, и - лизнул мальчика в щеку толстым раздвоенным языком.

Язык у драконов, конечно, от природы весьма горяч, однако драконы прекрасно умеют управлять своим жаром, так что Айри не приходилось опасаться ожога.

- А теперь иди, мой маленький... - пророкотал дракон, в конце употребив слово, которое вогнало Айри в совершенную панику и изумление. Впрочем, он тут же решил, что, наверное, он просто ошибся. Не так-то легко было разобрать слова в драконьем клекоте и рокоте.

По драконьим глазам мальчик догадался, что чудовище обратилось мыслями в другую сторону. Узкие зрачки драконьих глаз расширились; желтые белки налились огненной кровью. С каждым мгновением дракон всё более свирепел, предвкушая месть. Конечно, теперь благоразумнее всего было убраться от дракона как можно скорее и как можно дальше.

Но как же дядька Терентень?

Между прочим, дракон совершенно ничем не был обязан дядьке Терентеню.

Дракон запросто мог перекусить охотником для укрепления сил, прежде чем заняться ведьмами. Айри было жаль оголодавшего дракона, но не оставлять же Терентеня, в самом-то деле, на съедение?!

Дракон взревел.

С потолка пещеры посыпались камни.

Айри закричал, стараясь перекричать рёв дракона:

- Это - мой друг! - Он показал на Терентеня. - Это - друг!

Мальчику почудилось, что дракон кивнул. Айри немедленно схватил Терентеня за ноги и поволок к выходу из пещеры. Охотник принялся недовольно бубнить и охать, но Айри не обращал внимания. Вскоре к Айри присоединился Квил; вдвоем они вытащили-таки Терентеня из пещеры.

Оставив охотника у входа в пещеру, мальчики немедленно вернулись назад. Должны же они знать, что случится дальше.

Ребята постарались вжаться в стену и, по возможности, меньше дышать.

Ревя во всю мочь, дракон ударом хвоста разметал костер. Досталось и медному котлу - подброшенный под самый потолок пещеры, котел несколько раз перевернулся, затем с грохотом упал на камни и покатился по каменному полу, гудя и звеня. Столь резкие звуки не могли не привлечь внимания ведьм, в это время устроивших в кладовке настоящее побоище - в воздухе летали колдовские зелья и клочки волос, сыпались искры и ругательства.

Ведьмы живо учуяли, что у них в пещере творилось неладное. Все разногласия немедля были позабыты. Обгоняя друг дружку, чертовки кинулись посмотреть, что там такое, - и, едва вылетев из кладовой, замерли на месте.

А увидели ведьмы вот что: дракон, их пленник, шествовал прямиком к ним. Впрочем, слово "шествовал" не вполне описывает то, как передвигаются драконы: дракон полз на брюхе, но при этом он так внушительно ступал лапами, как будто и впрямь "шествовал". Одним словом, здесь было, отчего перепугаться, тем более - тюремщикам и мучителям такого существа.

Старая ведьма всё еще держала в руке жезл с копытом. Как бешеная, она замахала жезлом, порождая густые клубы ядовитого тумана. Ядовитое облако устремилось к дракону.

Однако не так-то просто злому колдовству совладеть с драконом, чья огненная сила свободна.

Не замедляя хода, дракон изогнул шею и выпустил струю пламени. В этом пламени сгорел, истаял вонючий туман, а следующая струя пламени обожгла старую ведьму и докрасна раскалила ее железный жезл. Старуха отшвырнула жезл и, махая обожженной рукою, кинулась в кладовую. Молодая ведьма бросилась за ней. Хотя в кладовой имелось еще немало оружия вроде этого жезла, обе ведьмы, не сговариваясь, уже не помышляли о бое. Они думали только о том, как бы поскорее удрать из пещеры, такого страху нагнал на них дракон.

В кладовой на полочке стояло Зелье Черной Змеи. Возможно, вы только сейчас отобедали, поэтому не буду раскрывать его состав. Скажу лишь суть: отведавший черного зелья превращался в змею. Это был излюбленный прием всех ведьм, в случае опасности змеей юркнуть в щель, поэтому обе ведьмы одновременно вцепились в склянку с чудодейственным снадобьем.

За склянку началась борьба.

Ведьмы всё ещё рвали склянку друг у друга из рук, когда в кладовую просунулась угловатая драконья голова.

Кладовая комнатка была маленькая, тесная, спрятаться здесь было некуда, так что после первого же драконьего выдоха подруги почувствовали себя словно карась, оказавшийся на сковородке. Ведьмы дико взвыли. После второго драконьего выдоха полопались все склянки в кладовой, а вой ведьм перешел в визг и клекот. Выслушивать далее эти звуки не было никакой возможности, и Айри с Квилом кинулись вон из пещеры.

Последнее, что услышал Айри, были сухие хлопки. Это от нестерпимого жара начали трескаться камни в ведьмовской кладовке.

* * *

Говорят, нет худа без добра. Пережитое приключение подействовало на здоровье старого охотника самым благоприятным образом. Теперь глаза у дядьки Терентеня были ясные, а речь - внятная (это выяснилось, когда мальчики освободили его от кляпа).

Обретя способность говорить, Терентень первым делом попросил побыстрее снять с него путы, а то руки и ноги затекли неимоверно. Айри опять попытался перерезать путы своим кинжалом, и опять у него ничего не вышло: заклятье на веревках держалось крепкое.

Дядька Терентень, в самом деле, испытывал мучительнейшую боль в запястьях и лодыжках. Видя, что веревки не поддаются, он принялся по-стариковски, со слезою, ругаться (не в адрес мальчиков, конечно).

Тут Айри вспомнил про свисток Квила.

На веревках лежало какое-то злое заклятие. Что будет, если Квил свистнет в свой волшебный свисток?

Квила не пришлось просить дважды.

Едва звонкий свист огласил округу, путы охотника растаяли, словно туман. Да эти веревки, в самом деле, были сплетены из тумана злым колдовством. Именно поэтому никакой меч или кинжал не могли рассечь их, как нельзя лезвием рассечь туман.

Потирая отекшие запястья, дядька Терентень забормотал:

- Ай да ребята! Славные будете воины, сынки, славные! Благодарствую вам, да родителям вашим спасибо и низкий поклон...

- Дядька Терентень!

- Ась?

- Дядька Терентень, как нам выбраться отсюда? - спросил Айри. - Столько времени потеряно, мы уже давно должны быть у замка Брюклибрюкс!

- Как выбраться отсюда? - собрал морщины охотник. - Давненько я не бывал в этих местах, да ничего, выберемся как-нибудь! А где на меня сомненье найдет, там нам Звездочка поможет. Она, белая Звездочка моя, в здешних местах все тропки знает, как свои пять пальцев. То есть - кхе, кхе, - я хотел сказать, как четверо копыт!

Айри стало нехорошо. Воспоминания о лошади охотника были не самые благоприятные: ведь это Звездочка завела их сюда, в эти дебри, во владения злых ведьм.

- Только сначала надо твою Звездочку разыскать, - кисло проговорил Айри. - Может, ведьмы успели её освежевать, и теперь это просто конина.

- Что за ерунду ты говоришь, мальчик! - рассердился дядька Терентень. - Сейчас увидишь, какая там конина!

Охотник три раза свистнул, каждый раз - на новый лад. В ответ неподалеку раздалось конское ржание. Прошло совсем немного времени, и из зарослей остролиста выбежала пропавшая лошадь, а за нею, как на поводке, бежали две другие лошадки, на которых ехали мальчики. Видно, эти две молодые кобылицы сочли лошадь проводника за старшую, весьма похвальная уважительность.

- А ты говоришь - конина, - пробурчал дядька Терентень. - Ну что вы стоите-то? Забирайтесь на лошадок, и в дорогу!

(ОКОНЧАНИЕ БУДЕТ ВЫЛОЖЕНО 22 СЕНТЯБРЯ 2002)