"Если бы я был царь - я бы таки себе еще немножко шил на дому".
Шить я начал внезапно - в 9-м классе. Мама на день рождения подарила продававшиеся в "Березке" джинсы Super Rifle. Это был даже не предел желаний, это было за гранью реального. На всю школу - единственную английскую в Пролетарском районе - было 9 человек в настоящих, не индийских, джинсах. Позднее, у кого-то из еще живущих классиков восточногерманской литературы я читал о немецком юноше, написавшем песню "Blue Jeans" - о своей мечте. Что уж говорить о московском девятикласснике из семьи военно-технической интеллигенции. Я всегда твердо верил, что если очень что-то хочешь - это обязательно получится! И до сих пор жизнь меня в этом не разубедила! Так что вхождение джинсов в мою жизнь было очередным подтверждением истины.
Но сидели джинсы на мне не так туго, как нужно. Правильный размер определялся надеванием джинсов лежа, втянув всё, что можно и нельзя. А я одевал стоя, сидя, свободно - "совершенно не тот нарзан!". Я достал с антресолей машинку "Зингер", простую настольную прямошвейку 1902 года выпуска, и влёт ушил джинсы до нужного состояния - не вздохнуть. И произошло это абсолютно легко и естественно - "как к себе домой". Позднее выяснилось: у меня был прадедушка - знатный портной, но запойный. Остался даже документ на гербовой бумаге с сургучной печатью, датируемый концом 19 века, разрешающий прадедушке, несмотря на иудейское вероисповедание, проживание в Санкт-Петербурге, как старшине цеха портных. От наследственности никуда не денешься. Оба гена - и портновский, и склонность к веселящим напиткам (может они взаимно связаны) во мне полностью проявились. После первой пробы у меня началась эпоха активного пошива на себя, друзей и родственников, а позже на знакомых и незнакомых девушек.
Когда я активно начал руководствоваться фразой прибалтийского мастера детектива: "Первые радости с девушками без напитков не вытанцовываются!" - тут-то и вылез во всей своей злой силе второй ген. Будучи сам эпизодически злоупотребляющим, я с пониманием отношусь к собратьям по болезненному состоянию. Многие мои друзья, не только портняжки, плотно дружили со стаканом. По большей части их уже нет с нами по этой и другим причинам. Шить мне периодическое употребление не мешало - все институтские годы и позже я с удовольствием садился за "Зингер" . Позже "Зингер" сменил "Веритас" - хобби очень помогало материально. Творил джинсы, комбинезоны, юбки, куртки и рубашки из брезента, авизента, плащовки и изредка привозимой из-за бугра джинсовой ткани.
"Батальон в атаку поведу я сам!"
С подругой юности Натальей мы практически родственники - она была свидетельницей на моей первой свадьбе, а я свидетелем на её первом бракосочетании. Во времена Союза Наталья летала стюардессой, во время рейсов познакомилась со вторым и третьим супругом. Она подолгу жила с мужьями в Европе и Австралии, я часто путешествовал, но всю жизнь мы не теряли друг друга из вида. В период, к которому относится данный рассказ (начало 80-х) мы оба проживали в Москве и состояли в своих первых браках.
Отчим Натальи - Владимир Сергеевич, далее по тексту - Сергеич, представлял собой абсолютно незаурядную личность. Коренной москвич, из старинной офицерской династии - естественно, что к началу 40-х Сергеич отбывал срок в лагере для членов семей врагов народа. Далее война - прошел через две особые штрафные роты. Когда я читал его послужной список - у меня волосы вставали дыбом. Сергеича дважды представляли к Герою, но оба раза наградной лист ложился под сукно - его весёлый нрав, полное пренебрежение авторитетами и тяжелый характер препятствовали получению заслуженной награды. После войны он еще раз хлебнул сталинских лагерей - и за предков и за язык.
В описываемое время Сергеич проживал в своей наследственной генеральской квартире, в старом доме на углу ул.Димитрова и 2-ого Хвостова переулка с видом на французское посольство. Он с удовольствием пропивал ветеранскую пенсию и состоял в затяжной переписке с Министерством Обороны, Верховным Советом и Центральным Комитетом КПСС. Сергеич не без оснований требовал вернуть ему дважды заслуженное звание Героя Советского Союза с предоставлением всего причитающегося. Герои в нашей стране всегда пользовались массой привилегий и льгот, включая серьезно увеличенную пенсию. С 1981 года - 40-летия начала ВОВ - ветеранам начали выдавать дачные участки и легковые автомобили, не говоря уже о всяких мелочах, и Сергеич твердо решил наверстать упущенное. Соответствующие инстанции ему регулярно отвечали, что тщательно рассмотрев его дело, награждают очередным орденом Отечественной Войны следующей степени, что приводило Сергеича в сильное раздражение. В ответном письме вместо благодарности он настоятельно рекомендовал им засунуть этот орден куда следует и требовал восстановить справедливость.
Дома Сергеич ходил в полосатой пижамной двойке, на лацкане куртки которой висели непараллельно -под углом градусов 30 - две орденские планки. При внимательном рассмотрении для понимающих становилось ясно , что 4 из 8 орденов - ордена Ленина, а остальные - Красной Звезды и Боевого Красного Знамени. Когда же он надевал выходной пиджак - иконостасу мог позавидовать Леонид Ильич. Выпивал Сергеич постоянно и непрерывно, но всегда находился в сознании. Перед выходом из дома принимал горсть таблеток пектусина, утверждая, что они напрочь отбивают запах. Выглядел Сергеич примечательно: длинный кожаный плащ, на левой руке -предполагающая протез кисти черная перчатка, в правой - палка (при том, что двигался он шустрее меня), и очки - 20 диоптрий. Инвалидность он получил именно по зрению - смотреть в "рачьи" глаза было страшновато. Любил пошутить, юмор был тяжелым, что вполне объяснялось нелёгким жизненным путём. Ходовая шутка - подойти к постовому сзади (напротив его дома через улицу Димитрова стояла гостиница ЦК КПСС - поэтому милиционер стоял всегда) и, незаметно засунув ему палку между ног, резко двинуть рукой влево. После чего просил перевести ветерана-инвалида через улицу. Подземного перехода вблизи не было. Все постовые его знали, не обижались, останавливали движение и переводили.
Рассказ.
Внезапно по Москве прошел слух, что завезли джинсовую ткань иностранного (Греция, Япония, Испания???) производства в ограниченном количестве, уже продается в "Березке" , и скоро поступит в обычные магазины - надо ловить! Джинсы на тот момент в Москве стоили от 180 рублей, а метр джинсовой ткани - 18 рублей. Делайте выводы. В одни руки отпускали по три, а где и по шесть метров - очереди образовывались мгновенно, длиной отсюда и до завтра. Через час, максимум два - ткань заканчивалась. Естественно, я вылавливал ткань, где мог, все знакомые знали, что надо немедленно оповещать о месте и времени продажи. Ветеранам любой дефицит продавали без очереди, и Сергеич с удовольствием (безвозмездно - ему нравился сам процесс) участвовал в закупках.
Я сидел в лаборатории своего НИИ, когда раздался звонок: "Рядом с тобой, в Доме Ткани дают "джинсу" по 6 метров, но очередь - удавиться. Говорят - еще часа на два хватит". Срочно отпрашиваюсь, лечу в Дом Ткани, на всякий случай занимаю очередь где-то на улице, хотя понятно, что не хватит, и благо недалеко, к Сергеичу. Он в своём обычном виде - в пижамке - восседает в столовой, празднуя жизнь. Уяснив поставленную задачу - глотает горсть таблеток, сноровисто преображается - плащ, перчатка, палка, и выходим. Сначала идем к табачному ларьку у соседнего подъезда - закончилась любимая "Прима". На задорный матерный вопрос продавцу о наличии сигарет - получаем резко отрицательный и обидный матерный ответ. Как продавец сумел увернуться от стремительного выпада палкой прямо в амбразуру - теряюсь в догадках. Видимо тренированный. Далее следуем к постовому. Не дожидаясь шутки, он переводит нас на ту сторону и ловит такси - ветерану-инвалиду необходимо срочно в больницу.
Пробившись сквозь толпу на входе в магазин, просачиваемся в торговый зал, и я понимаю, что к прилавку нам не подобраться. Сергеич, не раздумывая ни минуты, проводит свой замечательный маневр с палкой, и когда ополоумевшие покупатели в злобе оборачиваются - они видят озверевшие "рачьи" глаза инвалида с клюкой и в черной перчатке, который в полном своем праве требует пропустить его без очереди. И всем без исключения ясно, что сейчас он пустит палку в ход, но уже "на поражение". Народ у прилавка расступается, Сергеич требует 12 метров джинсовой ткани - "на плащ и костюм - племянник посоветовал". Получив ответ - "не больше 6 метров" - вызывает заведующего. В беседе с ним разъяренный, не привыкший отступать - вот она, боевая закалка - Сергеич применяет непарламентские выражения. Его начинает покачивать, и заведующий, обозвав его алкоголиком, вызывает милицию.
Я понимаю, что пора выдергивать Сергеича и тихо отваливать. Но наряд в количестве трех человек появляется мигом, причем у старшего приборчик для определения количества алкоголя у нарушителя общественного порядка. Дело - труба! Не для Сергеича! Для начала он демонстративно оплёвывает наряд, нарочито активно дуя в трубку. И, когда прибор не показывает ничего, то есть показывает отсутствие алкоголя в организме, начинается триумф Сергеича и аутодафе для всех остальных. "Весь израненный, покалеченный, я за вас, сук, жизни не жалел, а вы надо мной издеваться! У меня от контузий вестибулярный аппарат не работает - а вы, б..ди, меня алкоголиком!" В выражениях уже совсем не стесняется и кипит праведным гневом.
Старший наряда предлагает заведующему, а заодно и продавщицам, извиниться перед ветераном - инвалидом и выполнить его требования. Про 6 метров вопрос уже не встаёт - Сергеичу отрезают 15 метров - "с запасом - племянник сказал". И пока милиция сажает его на такси, я проезжаю 5 остановок до его дома на троллейбусе и жду у подъезда. "А я тебе говорил - пектусин - не хухры-мухры!", - довольный Сергеич садится продолжать праздновать жизнь.
Ткани хватило на 12 джинсов - Спасибо Сергеичу!
Полезные свойства пектусина - для меня загадка по сей день.