Может эта самовнушение? Так оно и есть, что дело в самовнушении, и не более, но после возвращения из Вельховки на душе у Ирины действительно стало немного легче, и слова сказанные Ядвигой она сейчас воспринимала, как незамедлительный приём к действию: не держать в душе горесть, и печаль, и отпустить Сережу. Не зря знающие люди утверждают: когда печалишься по умершему человеку, то и ему в загробном мире плохо. Он как бы привязывается к объекту удерживающему его. Таким объектом сейчас была Ирина. Она снова сжала в ладони оберег, Светланка поинтересовалась:
- Что это? У тебя раньше его не было...
- Это талисман.
- Какой интересный... У нас у одной девочки в классе тоже талисман, только на цепочке, с девой Марией, - Светланка с интересом разглядывала его, - а можно его поносить?
- Нет дочка, это не игрушка! Не обижайся я тебе куплю такой же талисман. Ты сама сможешь выбрать его, если захочешь, - девочка растянула улыбку, и неожиданно спросила: мамочка ни сколечко не обижаюсь. А папе там хорошо?.. На небе?
- Почему ты спрашиваешь?
- Ну, там наверно жуть как холодно, и страшно...
- Нет... Вовсе нет! Там цветут райские сады. Ему там очень хорошо, и если мы грустить не будем, то и ему будет хорошо...а, мы же не будем? - а у самой предательски потекли слезы, не смогла сдержаться перед дочкой. Светланка обняла Ирину и сказала:
- Бабушка так же говорит, что он смотрит на нас с неба, и если мы не плачем то и ему спокойнее... А ещё она сказала: что он мой ангел хранитель...Это правда?
* * *
Зря Валя донимала его дотошными вопросам: что же там такого происходило в комнате, когда он остался наедине с Ядвигой, и про какую такую психологическую травму мужа ведунья упомянула? За Костиком она никогда не наблюдала ни каких отклонений, уж если б было что-то серьезное, то непременно ей бы стало известно, всё таки столько лет вместе. Какие могут быть секреты между ними? И, по ночам он не кричит, не снятся кошмары, но чувствовала Валя, что Костик действительно после того разговора с ведуньей сильно стал призадумываться, и находился в некой депрессии. Уходил в себя, и о чём-то размышлял. Пыталась его разговорить: так и этак, и все бесполезно. На откровенный разговор ни как не шел, ловко увиливал. И, что больше озаботило Валю, так это то, что и интим между ними не получился, как это происходило. Никакие хитрости этой ночь не пробудили его мужского желания,.. дракон спал. Если у мужика пропало всяческое желание идти на близость - это уже серьёзно. Валя отвернулась к стенке; но сон ни как не шёл. Достала журнал, и долго мусолила страницы, в надежде хоть как-то уморить себя, и наконец отдаться во власть сна, но глаза никак не смыкались. И вроде за день набегалась, и устала, но как на зло организм продолжал бодрствовать, и не желал воспринимать реалии режима раннего подъёма, если как следует не отдохнуть. Валя прошла на кухню, и включила чайник, трава с мятой как нельзя кстати должна помочь от бессонницы, и что с ней такое происходит? Неужели волнения от поездки, очень даже может быть... Затем она чайничала: горячий, и ароматный вкус его был незабываемым,.. такой запах стоял в комнате Ядвиги. Она чётко улавливала этот аромат вперемешку с другими травами, те что дурманили голову. Очень схож, так же ласкает нежным благоуханием лета. Вот появилось лёгкое головокружение... трель телефонного звонка, и Валя бросает журнал на столик, тянется за трубкой с надрывающимся ректоном:
- Ну как ты деточка моя? - слышится в трубке женский бархатный голос, - но какой то далекий, и пронизывающий холодом.
- Кто это?
- Разве деточка ты меня не узнала? - затяжное молчание, и тяжелое дыхание в трубку, - Валюша, я твоя мама...
Валя вздрогнула, и проснулась. Недопитая, остывшая чашка чая стояла на столе...
* * *
- Герман, может останешься погостить ещё месяцок у нас? - Капитолина Аркадьевна умилительно смотрела ему в глаза.
- Нет дорогая моя, мне пора возвращаться в Мюнхен, завтра самолет... Очень соскучился по дочери, меня больше ничего здесь не держит, все дела я завершил. Осталось лишь одно, самое важное: заеду в больницу попрощаюсь с Валерьяном, - он тяжело вздохнул, - уж и не знаю, когда ещё и свидимся?..
- Его должны выписать на днях он вернется домой, и что мне говорить про сына? Не хочу его расстраивать...Слава богу, что сын не замешан в убийстве этой девушки, но моё сердце болит, с ума схожу лишь от одной мысли, что Филипп неизвестно где находиться. Если бы он знал, что все обвинения с него сняты.
- Капа надеюсь все разрешиться, и он вернется к тебе.
- Я тоже надеюсь! Я подключила к этому делу Громова: частного детектива, и очень преданного друга семьи. Думаю с его возможностями скоро обниму сыну.
- Дай бог капа, дай бог...
Капитолина замолчала, а затем взяла его ладонь, и прижала:
- Гера, я тебе благодарна за все! - глаза ее заслезились.
- Надеюсь ты справишься с компанией? Нужно будет уделить много сил и времени. Все в твоих руках, ты сильная женщина, волевая.
- Да Герман, конечно, можешь во мне не сомневаться! Дума сейчас ещё добавиться забота о супруге, Валерьяну понадобиться особый покой. Просто чудо что он пошел на поправку, - соединила воедино ладони женщина, - я думаю сил ему предала Валентина. Он просто без ума, что приобрел внучку,
- Согласен Капа, дети делают нас счастливее, и продлевают жизнь., как я тебя понимаю.
- Ах боже, как она похожа на Викторию, - Капитолина всплеснула руками в исступлении, - согласись, что сложно не заметить? Внешне природой даны тонкие четы матери, но Бог милостив и не наградил таким же характером, - сказала она с болью в душе.
- Кстати, как Валентина отнеслась ко всей этой истории? Девушке нет и тридцати, но у неё сложилась своя жизнь, и такие резкие перемены, новые обстоятельства... Как она могла справится?
- Что правда, то правда! Валентина мне безумно симпатична. Приёмная мать инвалид, но эта тяжелая ноша, чтобы пройти испытания... эта история в глазах выглядит куда впечатляюще. Антонина тоже понесла утрату... Утрату своего здоровья, пожертвовала во имя спасения девочки, лишь благодаря её бесстрашию Валя осталось жива. Разве эта история не может вызывать уважения? Ты знаешь Гера, чем дольше живу на этом свете, тем больше открываю для себя новых, удивительных вещей, которые в трепет бросают меня, а мне уже... - она удержала улыбку, - впрочем уже очень не молода, скажем так!
- Так и я уже преклонен, и подвержен в этом возрасте старческой инфантильности... Как тебя понимаю... но, дорогая Капочка, я говорю тебе от чистого сердца ты прекрасна! Не подумай, что это - лесть... Ты привыкла следить за собой, и твои морщинки лишь украшают тебя, подчеркивают твою эстетическую нежность возраста, и мудрость...
* * *
- Ой Валя, я как чувствовал! Все таки материнское сердце не обманешь, - с неким воодушевлением, и тревогой проговорила Антонина, - понимала, что тебе плохо, и есть какие то проблемы в семье. И детишек нет... Как же так? Значит не всё нормально у вас в семье! Почему ж ты молчала? Отмахивалась от матери...
- Мамочка, не хотела тебя расстраивать, - призналась Валя, - и, честно говоря сами не знали в чём дело... Раньше все сводили на то, что просто не получается, не время, да и задумываться стали слишком поздно... Конечно, меня стали брать опасения, начала думать, а как быть? Мы с Костей сами до конца не сразу разобрались в своей проблеме... А, когда всё выяснилось... короче испугалась, что своих детишек может и не быть вовсе!
- И ты попыталась решить проблему таким способом?
- Многие пошли на такой шаг. Я где-то читала, что в прошлые времена, и знающих людей то не было, не говоря уж что от бесплодия лечились у лекарей, а они все из числа бабушек ведуний, знахарок...
- К знахаркам обращаться, последнее дело дочка! Что ж мы в каменном веке живём что ли? Не уж то медицина бессильна? Опасно прибегать к таким роду услугам Валечка! Ох, как опасно... Они ж колдуньи, если чью то беду забирают избавляя человека от недуга, то кому то передать должны. Ничего в этом мире дочка не может проходить бесследно. Все взаимосвязано, и смерть и жизнь!
- Я понимаю мама, но это шаг отчаяния, уж очень я хочу ребенка не от постороннего человека, не из детского дома, а от любимого мужчины. Ты же как мать должна меня понять: что, не может женщина любить не своё дитя, так сильно, как свою родную кровиночку? Ну, скажи разве не так?
Веки Антонины задрожали, и лицо приобрело пунцовый оттенок, ей стало не по себе:
- Валечка, ты же знаешь, как я тебя люблю? Я никогда не задумывалась, что ты мне не родная, всегда жила с мыслью, что роднее человечка в моей жизни нет никого,.. и не может быт! Всё ради тебя! Всё для тебя!... И, мыслей таких не было... - Антонина замолчала, и тяжко покачала головой.
- Мамуля, я ни как не хотела тебя обидеть и в мыслях! Я просто стала задумываться, а смогла бы я полюбить родного ребёнка, но от не любимого человека? Способна ли на такое? Или как бы поступила другая женщина, если бы родила от мужчины, которого презирала, ненавидела, и боялась? - от этого разговора Антонина осунулась, и пуще прежнего стала бледнёхонькой, - мам, ты чего? - встревожилась Валя, - на тебе лица нет! Не надо, не переживай ты так за нас. Ты очень взволновалась этим разговором, думаю у нас с Костиком всё будет хорошо!..
- Да я так дочка, - махнула рукой Антонина, - мысли всякие в голову лезут..
* * *
Уж больно скверно, и боязливо признаться свекрови в том предречение, которое Ирина услышала из уст ни кого-нибудь, а самой настоящей ведьмы. Разве ж об этом разговоре по откровенничаешь? Самой себе страшно признаться в том: что в смерти ее сына, которого Наталья Григорьевна обожала, имеется Иринина вина... Как это вообще возможно? У Ирины никогда не хватит мужество рассказать такие подробности. Нет уж, не посмеет она. И стоит ли вообще доверять словам Ядвиги? Может от того, что ко всем таким вещам Ирина относится с легкой долей скептицизма? Вроде верит во все эти потусторонние вещи, в какой то степени конечно, несомненно они могли иметь место быть, но как-то не особо вериться. Хотя признаться должна самой себе, и вериться то хотя не особо, а всё же слова Ядвиги намертво запали, и страх появился, да и оберег который висит на верёвочке вроде греет душу надеждой.. Человеческое сознание всегда подвержено сомнению, если с тобой это не происходило никогда, и не было опыта, то значит того с большей долей вероятности не может существовать. Но что-то внутри ёкало, как то не спокойно было, и вправду говорят не каждому знать дано все секреты мироздания. А, если так оно и есть: смерть гуляет по Ирининым пятам, караулит, кого бы прихватить кто дорог Ирине. От таких мыслей с ума сойти можно. Но, кое-чем из того разговора с Ядвигой, она поделилась со свекровью, и это конечно же касалось Серёжи.
- Я тоже слышала Ироночка, что вещи умершего человека нельзя хранить дома. Вот, что хочешь со мной делай, а рубашку Сережину оставлю. Не могу я ни отдать кому ни просто избавиться. Память, которая греет душу, - Наталья Григорьевна словно горестно простонала полушепотом, - не смогу, и чтобы там твоя гадалка не предрекала. А вот то, что он думает о вас, это верно она сказала. И если найдешь спутника по жизни, то и тебе хорошо и ему... Да и я Ириночка только радоваться за вас с внучкой буду.
- Так нет у меня никого Наталья Григорьевна, и в мыслях такого.
- Всему свое время. Жизнь тебе надо свою строить, налаживать, и дочка растет. Не можешь ты одна быть.
- Времени прошло очень мало, и не могу я думать помимо кого-то кроме Сережи... Мне сейчас никто не нужен, - Ирине тяжко даже было думать об этом. Наверно, никогда больше она не сможет в сердце пустить другого мужчину. Боль, и тоска никуда не делись они лишь притуплялись, разбавляясь в рутине забот, которые Ирина уделяла родным, и близким: дочке, постоянными мыслями о больном отце, работе, и каждый раз, когда появлялось свободное время, и она оставалась наедине с собой, вновь приходило чувство безысходности, и лишь одна мысль поглощала разум: почему она лишилась любимого человека? Почему именно с ней произошло такое горе?.. И вновь впадала в мучительную тоску.
* * *
В парке, в это раннее утро было не многолюдно. И день задавался чудесный, свежий воздух, пенсионеры блуждающие с тросточками по извилистым дорожкам, и тропам, да спортсмены трусцой.
- Чувствуешь Клава, как природа пробуждается? Просто глаз радуется.
Клавдия Степановна подталкивала коляску, и важный Лютик восседал на коленях Антонины, словно наездник в колеснице. Он боязливо оглядывался по сторонам, и хозяева с собаками наводили на него ужас, прижимая уши, и вдавливаясь в коленки хозяйки кот наблюдал, тараща свои большие глазища.
- Не бойся глупый никому тебя не дам в обиду, - твердила Антонина поглаживая его, - все-таки Клава права я была, и сердце екало, когда Валя собралась в эту самую деревню, - она обернулась, чтобы убедиться расслышала ли соседка ее слова, - Клавдия уже наслышана была этой историей, и ради поддержания разговора сказала:
- Знала я тут одну колдунью,.. так она на людей порчу наводила.
- Вот и я о том же Клава. Я уж дочке говорю: не уж то медицина бессильна в таких делах?
- У-у - вырвалось у соседки, медицина? То ж медицина где-нибудь в Швейцарии, или Германии, а у нас тебе могут только капельницу, или клизму воткнуть бесплатно. Оно конечно есть у нас, но разве ж дешево? Разве ж для людей? Нет Тонечка... Вот, появился у Валентины богатый дед, почему бы так сказать не воспользоваться родственными связями?
- Ты это о чем? - Антонина резко повернула голову, а Клавдия бросила тянуть коляску.
- Да о том же Тоня. У людей простых: как ты и я - нет денег! И не будет никогда. Потому что живём в нищебродной стране. О нас правительство не думает... А у Валентины появился шанс жить чуточку лучше... А тут такая серьёзная проблема, поговори она с родным дедом, неужто пожалеет денег на счастье родной внучки?
- Ой, не знаю Клава! - затрясла головой Антонина, - как то ж это будет неудобно...
- Неудобно? - фыркнула недовольно соседка, - а, ты поговори с Валентиной. А то, так и внучат не дождешься, или ты надеешься, что та знахарка пошептала, пошептало и само собой разрешиться? Проблема то она видишь какая деликатная. Ну не могут, если сами смастерить ребёночка, а время идет. А некоторые по нарожают, и бросают деток! Кому Бог даёт, а кому нет! - не хотела Клавдия Степановна как-то так выразиться, да и чтобы еще соседку обидеть... вовсе нет! Но, однако ж слова дошли до Антонины, и она побледнела... Слово не воробей... - Господи, чушь какую то говорю, - спохватилась было Клавдия, - я ж про многодетных алкашей, которые растят в безотцовщине, и грязи, а детки потом в детдоме воспитываются, или в криминал идут, и податься не знают куда!
- Ты знаешь что Клава, ты права! - согласилась Антонина, - что за мать, если способна бросить собственное дитя? Ты знаешь о чем я говорю, и никогда у меня от тебя не было секретов. Ведь невозможно испытывать к ребенку отвращение лишь из-за того, что отец его выродок...
- Послушай меня... Время прошло. Перестань терзаться бессмысленностью былого.
- Время никогда для меня не пройдет. Пока я жива: вижу, и чувствую боль, и сожалею по содеянному. Это мой грех!
- Тонечка, хочешь мы съездим в церковь?
- Возможно, это и стоило того, но грех свой хочу замолить не перед Богом... Перед сыном, которого бросила...