Противоречивый изначально, проект посылки экспедиции к системе двойного солнца для последней проверки теории Перехода вызвал бурю эмоций и бесчисленное множество дебатов на всех уровнях, от студенческих сходок до Совета Президентов. В теории оставалось белое пятно, покрыть которое мог лишь эксперимент, исход которого был на сто процентов непредсказуем. Участники прощались с родными и друзьями навсегда. Предприятие готовилось независимо от эмоций, обуявших причастных, любопытствующих, а также служанку власть имущих - масс медиа. Даже если Переход состоится, никто не мог сказать, вернутся ли они новыми богами для древних землян, или архаичной командой первопроходцев перед лицом всезнающих потомков.
Одним из членов экипажа была большеглазая рыжеволосая женщина-подросток, на вид лет тридцати, а на самом деле вдвое старше, которой под штатной униформой передового отряда вертикального зондирования удавалось благополучно маскировать свою спортивную фигурку, помогая создавать впечатление команды пяти парней-астронавтов. Отвлекшись от внешности и говоря об опыте и знаниях экипажа, можно с уверенностью сказать, Земля давала в полёт лучших. Когда пресс-конференции, предотлётные интервью в различных сочетаниях заполонили экраны глобального телевидения, вторым планом, полунезамеченным прошло интервью нашей героини в составе группы лингвистов по неземным языкам, проведенное в одном из университетов Поволжья местным телевидением в живом эфире. Эта была дань уважения малой родине академика.
Разговоры шли малопонятные широкой публике и даже близко к сцене сидевшие значительные люди явно скучали. Ну, кому, действительно, кроме посвящённых, может быть интересен результат структурного анализа фоноряда гуманоидных птероящеров с планеты Дельта 11W-бис, производимый в моменты экстаза, в широком смысле этого понятия. И так бы встреча тихо и мирно перешла в коктейль-парти, что и было основной целью подавляющего большинства аудиенции, когда безобидный вроде, из журналистских рядов обращённый к виновнице вопрос, состоявший, по сути, из двух, повис в тишине, затягиваясь бесконечной паузой, зарастая шорохами и шепотами зала. Та из телекамер, что работала на гостью, продолжала съёмку до конца, а продюсер подмонтировал сюжет так, что застывшее, погруженное в себя прекрасное женское лицо крупным планом оставалось в центре картинки, окруженное сменяющимся хороводом сюжетов из зала, со сцены. Недоуменные переглядывания, склонённые друг к другу головы, какие-то дурацкие улыбки. Почти две минуты сюжета завершились дикторскими извинениями за технические неполадки в студии. Позже, спровоцированные вопросами, в хоровод добавились и другие, не имеющие прямого отношения к теме пресс-конференции сцены с Ближнего Востока и из Непала.
Ярким прозрачным испанским утром Леван сидел на террасе своей отпускной резиденции, где вот уже много лет подряд они вдвоем с Садрианой проводили летние месяцы. В этом году жена осталась командовать внуками, отпустив всех детей по их неотложным делам, а мужа - для самого важного - встрече с дочкой. Ароматы свежего кофе и ментоловой сигареты проникали в поры легких и мозга, давая некий импульс пришедшим в негодность по старости тканям бренного тела, имитируя возможность дышать, не задыхаясь, и думать, не засыпая. Чайки злобно покрикивали на рыбаков там, внизу, у причалов лагуны, сообщая своим, что на прилавках утреннего базарчика появилась свежая рыбка. "Вот если сегодня общий тонус окажется на все сто, схожу в город, а даже не все сто, за бороду себя подниму - надо на почту, там явно что-то есть" - решил Лева. Громко сказано, город. Селение на крутом склоне горы, обращенном не к морю, а внутрь долины. Домики, будто привезенные и понатыканные там и сям без разбору, от вершины горы до центра городка соединенные булыжной змеёй, уходящей в долину на асфальтовый экспресс. Наверное, можно было найти местечко и получше, но это было историческим, а потому и единственным.
Единственным и неслучайным это место стало четверть века назад. Гонорар за документальный фильм пришелся совершенно впору, и потратить его Леван решил на второй отпуск с дочкой в ознаменование их "совместного столетия". Документалистика - это, конечно, сильно сказано. Ассоциация уфологов заказала серию воспоминаний от свидетелей и участников экстраординарных событий в деле так называемой "корпоративной сети". Левану достался эпизод с дупляками, который он и подал в свойственной ему манере крутого детектива, с юмором и неожиданным окончанием.
Они путешествовали вдоль южного берега и свернули с шоссе в сторону указателя на ресторанчик. После незамысловатого по-семейному обеда в единственной на весь городок траттории, оставив машину у кафетерия, они отправились полюбоваться уходящим за гору солнцем. Преодолев невысокую седловину и спустившись на галечный пляж, медленно побрели по воде вослед уплывающему солнцу. Повернувшись спиной к солнцу, Леван увидел картину из детства. "Смотри, - прошептал он дочке, вот так оно было тогда, до тебя, помнишь Лазаревское ..."
Можно было заночевать и в домике, где сдавалась комнатка-келья с божественным видом, но им хотелось поближе к звездам. Кто знал, что это "ближе" наступит сегодня, когда уж ближе некуда ... Они остались там на сутки, поставили палатку, пожгли маленький костерок. Обняв дочуню рукой и прикрывшись курткой от холодеющего позади неба, отец рассказывал сказку-быль о трёх друзьях-студентах. Слушательница скинула тридцать годков и была поглощена рассказом, когда далеко-далеко, в северной части неба одна малозаметная звёздочка вдруг пыхнула чуть ярче и пропала. Лицо дочки вдруг померкло, показалось, что она разом состарилась, видимая боль пронизала ее тело. Обмякнув, она застыла на бесконечные секунды на папином плече, тяжкий долгий вздох поднимался изнутри, прерываясь всхлипами, потом она открыла глаза. Леван не мог заставить себя заглянуть туда, чувствовал бездну. "Где ты, где ты? Вернись, роднуля!" - стучало в висках.
Первые лучи солнца заиграли её рыжими кудрями, а за радужкой правого глаза начало переливаться сияние. Тень улыбки, или так показалось сверху-сбоку, пробежала по её лицу. Скосив на Левана глаз и сильно прищурившись на встающее солнце, Вила прошептала "С добрым утром, пап!"
Перед посадкой в машину Лев непременно обнимал её, как будто они расставались, а потом уж брался за руль. В то утро, взяв дочкино лицо ладонями, он осмелился заглянуть ей в глаза. Красивые, родные глазки, никакой бездны, как дурной сон. Потом, на дороге, тайком любуясь ею в зеркале заднего вида, он поймал себя на странной мысли, что радужки-то у дочуни разноцветные, одна бирюзовая, а вторая - изумрудная.
"Saludos, señores! El tiempo hoy maravilloso, ¿no?" - так он здоровался с почтенной публикой, отпуская всегдавешнюю светскую похвалу местной погоде. Señores кивали головами, будто принимали это на свой счёт, и неизменно спрашивали о здоровье супруги, которую в этом году они почему-то не имеют чести видеть - "¿Cómo está tu esposa?"
Спустившись с гор, как иронически называл он свое сползание от божественной кельи до парикмахерской, Леван мог полдня до сиесты провести в обществе приятных пенсионеров, поиграть в шашки, домино или картишки, услышать мировые и местные новости, и где, в благодарность за регулярную работу, что он давал ровеснику-брадобрею, его поили чаем с домашними кренделями. Всё городское общество обреталось здесь же. Все службы, начиная с канцелярии мэра и кончая пожарным депо, занимали домики по периметру площади, где на фасаде красовались вывески, а в глубине или на втором этаже жили служащие с семьями. На работу они ходили вниз по лестнице. А с работы - вверх.
За многолетние визиты и долговременные пребывания в этом городке Левана здесь считали уже не туристом, а своим, что давало ощутимую пользу. Взять хотя бы получение электронной почты, без которой жизни не было, - до востребования. В домике с кельей на вершине горы из-за экзотики, а может по упрямству хозяев, не было электричества. В этом были свои минусы, но и плюсы тоже. Можешь-не можешь, хочешь-не-хочешь, а вниз и обратно по расписанию. И здоровью поддержка.
Когда наступило время народу расслабиться и подремать в тени, Леван привычным маршрутом поковылял к почтовому оффису на центральной, малюсенькой площади, откуда даже случайно въехавший туристический автобус должен был выезжать задним ходом, потому что развернуться здесь было негде. Как нечто совершенно несовместимое со средневековым антуражем городка, была почтовая служба - гордость мэра. А его дочка священодействовала над несметной техникой как диск-жокей.
Войдя в прохладу почты, гость окликнул хозяйку. Она быстренько пританцевала к прилавку, дожевывая бублик и слушая какую-то ча-ча-ча, едва доносившуюся от стереофонов. "Encantador vestido!" - он сделал комплимент её платью, кажется это было платье номер три. За многие годы Леван насчитал дюжину платьев и пронумеровал для себя. Увидев своего завсегдатая, она не стала прерываться, а кивнув головой, открыла прилавок. Он прошёл во внутреннюю комнату - студию, как в уме называл это место. На полках громоздилось штук десять телевизоров, каждый из которых обычно транслировал свою программу. А диск-жокей делала подборки для местных жителей, копируя на видео заказанные куски. Неподалёку от кельи на вершине стояла спутниковая тарелка, как бы коллективного пользования. Жители городка физически не могли принимать телесигналы, потому, что все дома стояли в тени горы. Мудрый мэр провел собрание, подняли налоги и на дополнительных доходах в городскую казну привёл народу бесплатные радио, телевизионные и даже интернетские каналы для связи с внешним миром.
В студии Лев словно налетел на стену и прирос к полу. С половины экранов, мелькая вперемежку со всякой чушью, смотрели три лица: дочкино, его собственное, причём, образца вдвое младшего, чем сейчас, и ... Далай-Ламы. В чувство его привел радостный возглас позади: "Yo conozco a esta mujer! No recuerdo cómo se llamaba ... - раздасадованная своей забывчивостью, она топнула ножкой, - Ella va a volar en el espacio número cinco!" ... С трудом осилив тираду щебетуньи, Лева понял, что она сказала, что знает эту женщину, но забыла как звать, и что та полетит номером пять, а для себя он уточнил, что дочуня полетит в составе экипажа из пяти астронавтов. Не отрываясь от экранов, он пригласил девушку жестом подойти поближе; e-mail, cartas, un toro, la tierra baja, Nepal, el académico, bonito corte de pelo, los ojos de colores никак не складывались во вразумительные новости. Усердная переводчица, вконец обессилев от Левиных тщетных попыток понять по-испански, пощёлкала тумблером, нашла ему CNN и ускакала. Как прилежный и весьма одарённый ученик (щёлкая тем же тумблером), он переключился на русский канал: "... новые и весьма занимательные факты биографии астронавта Лиманской ...". Он не стал заслушивать факты. Разве могли все на свете журналисты рассказать и сотую долю того, что стало их с дочей жизнью в последние четверть века ...
Копыта "такси" цокали как метроном. Единственный на всю округу конный экипаж старика Педро обслуживал, наверное, одного Левана да пару редких гостей-туристов. Подняться в гору к своей обители пешком, - это был бы, пожалуй, финальный марш жизни. Ню-ню-ню, ещё предстояло свидание с дочкой. Он потрогал сложенный листочек, приятно гревший душу во внутреннем кармане пиджака - "... прилечу во вторник на один день ццц ви" - годы её не берут!
"Вторник - завтра, завтра - праздник", - какое-то глуповато-детское, мультяшное сочетание этих слов звенело в голове, создавая хорошее настроение и одновременно держало ворота мыслей запертыми. "Вторник - завтра ..., не хочу думать! Всё будет завтра, в последний раз, ... завтра - праздник ..., тик-так, тик-так, тик-так ... "
Вопросы те на пресс-конференции были чрезвычайно простыми для академика Лиманскрй, но ей никогда не приходило в голову, что прилюдно, под прицелом телекамеры она не сможет говорить об этом вот так, сразу, с налёту. Каким бы свободным ты себя ни чувствовал, какие бы передовые взгляды ни исповедовал, оказалось, что местечковая боязнь на людях показаться другой, не такой как вылепила тебя инфопропаганда, захлопнула тебе рот, сделала немой и немощной перед всем миром. А всегда ведь казалось, нет нерешаемых проблем, по любому поводу могла броситься в схватку и победить. Но нашлось-таки слабое место, и самое горькое и обидное, что связано это было с самыми близкими людьми. Нет же, не они были виной. Всю жизнь она была русским учёным, сначала мало-, а затем и широкоизвестным в своих кругах лингвистом. И никто теперь, уже в эти годы, когда она была старейшиной в семье, не знал, что сложись её судьба чуть по-другому в детстве, может быть на закате солнца зажигала бы свечи меноры. А говорить о своих религиозных воззрениях и недавно полученном от Далай-Ламы подтверждении о её принятии в святое собрание духовных лидеров буддизма было неуместно нигде.
Как любит повторять мой папуля: "Нет ничего тайного, что ... ". Вот оно меня и достало. Всю жизнь что-то-от-кого-то, почему-то-зачем-то приходилось прятать, наворачивать одно на другое, благо ума хватало сводить эти концы с концами. Ан нет, - достало - оно; нет, он - рок, или она - судьба. Всё, никаких полётов, к черту, на пенсию, Димке уже пятнадцать, а я им и не занималась вовсе, тоже мне - бабуля. Старый Дим конечно будет рад, да и средний тоже. Фу, когда начинаешь всех моих Димов по именам перебирать, аж звон стоит - димм-димм-димм, тоже мне, лингвисты хреновы, традиции у нас видите ли семейные, имён что ли не хватает на Руси? Ну ладно уж, скворчать стала, как старая.
А ведь старая, во вторник сто пятьдесят нам жахнет, мне с папулей моим дорогим, это у него научилась годы складывать - в прошлый раз сто было! Надо билет заказать, да и телескоп обещала привезти. Мне, думаю, больше не понадобится. Не-по-на-до-бит-ся? Вчера весёлое и, всё-таки, значительное мероприятие провели, страховку моим глазкам подписывали, в узком кругу верхнего этажа. Сфотографировали в фас и анфас, и так и эдак, словно зеку какую-то, еще бы бирочку привесили, родилась тогда-то и скоро помрёт... тьфу. Смешным был молодой юрист от швейцарского страхового агентства, когда показывал мне, где подпись ставить, - аж вспотел и никак попасть не мог в строчку. Ещё бы - единственную на всей Земле такую пару глаз застраховать - это ж такая везуха парня настигла.
А если не реагировать никак, будто не слышала ничего, прикинуться шлангом опять? С другой стороны, могут недоверие выказать, козью морду покажут и дублёром заменят. Да-а-а, Валерчик с превеликим удовольствием мою форму наденет, ну не мою, куда ему, двухметровому! А как же Вертикаль? А всё, что наработали зондом этим, чтоб ему пусто было?! Ну что ты на себя уставилась, показав язык зеркалу, давно не видела, что-ль? А с глазами что делать, дублёру отдать? Так ведь иначе код не читается, только в изумрудно-бирюзовой рефракции дешифратор начинает что-то осмысленное выдавать. Вот же бох награ..., нет не бох, это тогда в Испании, двадцать пять лет назад. Ладно, долой эту скромность дурацкую, весь проект затеян потому что мне с моими разными радужками удалось прочесть инструкцию. Пытались же найти других "разноцветных" - ведь не работает, даже с той девочкой из Перу, у которой от рождения точно такое сочетание цветов, ничего не вышло. Что-то записано в моих ирисках, - это папино название от iris, - совершенно конкретное и целевое. Мы так и не смогли достичь этой фокусировки, даже на расстоянии километра лазерный луч конусился так, что модель испарялась. О какой-такой записи в радужку можно говорить с нашей земной дремучей техникой? Они же, оттуда, с расстояния в сотню парсеков смогли мне вжечь программу с инструкциями и чертежами. Брр-рр, иногда передергивает от этого вилинитского, а куда ты денешься, "избранница богов"? Потому и надо лететь, и нечего тут рассусоливать, и забыть все вопросы, и не забыть папулин телескоп ...
С этим пост-пресс-конференц-анализом вперемешку с текущими сборами в экспедицию, с подскоком в Испанию, с определением Дим третьего в кадетский корпус космической академии, со всеми большими и малыми делами и делишками голова шла кругом, а сутки растягивались на сорок восемь часов. "Вторник - завтра, завтра - праздник" ... вертолетный винт подпевал мыслям, затем будто перестал тянуть и затолкал машину в вираж... Внизу появился посадочный круг неподалеку от самолетика, круг стал кольцом, а самолетик - реактивным девятиместным чартерным лайнером типа Фалькон, движки которого уже были наготове для форсажа. Пересадка заняла минут пять. Весьма пожилой пилот, что доставил академика к трапу, помог загрузить баул с телескопом, похожий на огромный кейс для гольфа, и постучав по блестящему чехлу, сумел перекричать нарастающий гул: - Левану Иосифовичу привет передавайте, от триста сорок пятого, он знает.