Красный диск Афрая неотвратимо приближался к горизонту, но вновь стоявший на холме Чадомал продолжал наблюдать за своими бойцами, продолжавшими искать раненых соплеменников. На этот раз инициатива исходила от тиварцев, которые отвели свою пехоту на полкована и выслали двух всадников с белым и чёрным флагами, означавшими жизнь и смерть.
После первых поражений в Междуречье Тивар уже пытался возродить старинный обычай, но Мантер запретил тангесокцам воспользоваться предложением, так как считал, что находящиеся в лагере раненые будут плохо влиять на боевой дух армии. Для иштошей, привыкших не церемониться ни со своими, ни с чужими ранеными, это было обычным делом, а мнение считавших иначе оплича и серомбет никого не интересовало. Когда уцелевшие после побоища у Ортильского моста иштоши разбежались, командиром оставшихся коренжарцев был назначен Чадомал, который начал действовать так, как считал нужным, послав куда подальше пытавшихся возражать офицеров.
После отъезда Мантера в Фур-Утиджи все спорные вопросы в отступающей тангесокской армии решал немногословный Огнозин, позволивший бородатому ордынцу поступать по своему усмотрению. У подобной "щедрости" было очень простое объяснение: после того, как вся тангесокская кавалерия осталась лежать на улицах Ансиса, быстро затыкать прорехи в обороне помимо коренжарцев было просто некому. Тиварцы не оставили чёрно-белые куски ткани без внимания, и через несколько дней эти кратковременные перемирия с коренжарцами стали обычным делом (именно с коренжарцами, так как тот же Огнозин приказал тангесокцам добивать раненых вражеских солдат).
Настояв на своём, Чадомал, конечно, не рассчитывал, что сможет вернуть в строй сколь-нибудь значимое количество бойцов. Бросаясь в отчаянные контратаки на превосходящего числом противника, коренжарцы возносили к небесам не только проклятия, но и молитвы Молкоту, который мог открыть их душам дорогу на Верхние небеса - желанную цель каждого разумного существа. Десятки тысяч мужчин, родившихся между притоками Велитара Тунутиком и Павилкиром, свято верили, что могут удостоиться это великой благодати, приняв смерть с оружием в руках. Им было плевать на канон Церкви, утверждавшей, что душа будет находиться рядом с останками, пока вернувшийся Отелетер не определит её дальнейшую судьбу. Почитая Молкота за силу, независимость и стремление следовать своим желаниям, коренжарцы не сомневались, что он по достоинству оценит их бесстрашие и отвагу в бою. И если судьба отведёт свой взгляд от храбрых воинов, богорождённый средний сын дарует их душам свободу и вечную жизнь среди великих предков.
Однако не каждый удар вражеской стали сулил отчаянному бойцу милость Молкота. Не так уж редко случалось, что рухнувший с коня воин был готов грызть залитую кровью землю, ведь вместо благодатных небес его ожидал позор плена и жалкая участь калеки. Однако горечь разочарования бывала так велика, что не каждый распалённый схваткой коренжарец мог безропотно принять подобный поворот судьбы. Об этом не принято было громко говорить, но многие бойцы имели при себе небольшие ножи ханду-дай, название которых можно было перевести как "быстрый путь".
Немалая часть жрецов и старейшин считала, что пытаться обмануть (точнее было бы сказать "обдурить") всевидящего Молкота было не только бесполезно, но и небезопасно, так как второй сын Отелетера отличался тяжёлым нравом и вполне мог превратить хитреца в злобного демона. Кто знает, как всё обстояло на самом деле, но соблазн был слишком велик, ведь для достижения неземного блаженства всего-то и надо было, что полоснуть по венам, вскрыть артерию или нанести себе точный удар в сердце.
Ханду-дай был особенно популярен среди иштошей, которые всегда жили по принципу "всё и сразу". Не столь эмоциональные оплича обычно не спешили сводить счёты с жизнью, даже если на груди у них и висел ритуальный клинок с узким лезвием. Ещё меньше в "быстрый путь" на Верхние небеса верили молчаливые серомбет, справедливо полагавшие, что даже одноногий лучник ещё сможет принести своему племени немало пользы (на этот случай у серомбет имелись особые крепления, которые позволяли лишившемуся ноги бойцу на полном скаку продолжать разить врагов своими стрелами).
Всё это было хорошо известно Чадомалу, которого с каждым днём всё больше тревожило сокращение численности его отряда. До предгорий Касатлено было ещё далеко, и дилигар уже прикидывал, сколько коренжарцев всё ещё останется к тому времени в живых. При таком раскладе ни один даже увечный лучник не был бы лишним, поэтому Чадомал не только обзавёлся тремя повозками для перевозки раненых, но договорился с молодым армейским целителем, который честно отрабатывал полученные им золотые монеты (его целебная магия наверняка помогла бы и Зувашу, не будь сотник таким твердолобым упрямцем).
Рыскавшие по полю коренжарцы начали стягиваться к холму, ведя в поводу полтора десятка оставшихся без хозяев лошадей (неписанные правила временного перемирия не допускали нахождения бойцов в сёдлах). В отличие от тиварцев, которые всегда старались забирать своих раненых и убитых, ордынцы не беспокоились о своих павших соплеменниках, полагая, что лишённые души трупы не заслуживают особого внимания. В городах и более-менее больших поселениях Коренжара мертвецами занимались особые рабы, в остальных местах эту роль выполняли шакалы и стаи бродячих собак.
Подъехав к повозке с ранеными, дилигар осмотрел лежавших и сидевших на ней бойцов, двое из которых вряд ли могли пережить эту ночь. Иштоши наверняка оставили бы их умирать под звёздным небом, но возглавлявший команду милосердия Протосу считал, что судьбу раненых должны решать боги, а не такие же смертные существа. Следом за повозкой брели четверо легкораненых, среди которых Чадомал узнал двух своих старых знакомых, служивших в его сотне задолго до этого несчастливого похода в Тивар.
- Навечи, тебя-то как угораздило? Ты ж вроде целый?
- Как-как, самому стыдно... только меч достал, щас, думаю, влуплю, а тут рядом рвануло. Коняшка моя с копыт долой, а я балдой а землю. Чуть мозги на хрен не вытекли.
- Так ты там в отрубе лежал?
- Я ж говорю - самому стыдно. Так и валялся, пока Ганитва в жопу не пырнул.
- Так уж и пырнул... - высокий коренжарец, залитая кровью рука которого висела на верёвочной перевязи, криво ухмыльнулся и поскрёб заросшую рыжей щетиной щёку. - Когда синие убрались, а навстречу нашим пошёл, а тут штаны знакомые. Смотрю, крови нет, пару раз пихнул - ни хрена. Ну, я легонько так и ткнул.
- Легонько, твою мать! Жопа в крови, и штаны испортил.
- Ладно, Навечи, не бухти. Дырка заживёт, портки другие найдёшь, - эти парчовые штаны Чадомал впервые увидел два года назад, плёткой вразумляя своих пьяных людей, ограбивших какое-то поместье на юге Тангесока. - Ты теперь Ганитве бутылку должен.
Отправив ранных в лагерь, дилигар повернулся к Пратосу, державшему в руках причудливой формы лук, накладные пластины которого были покрыты изрядно потёртыми серебряными рунами.
- Это чей же такой? Никак Канамета?
- Его самого. Один из лучших стрелков был. Этот лук ему на заказ в Ракверате делали.
- Лошадей пять, поди, стоил?
- Нет, дилигар, - покачал головой пятидесятник, - Десять. Отец Канамата - судья в клане Сюла, деньги водились.
- Чего ж тогда тиварцы лук не забрали?
- Рун наверное побоялись. Мол, чужой в руки возьмёт, мало не покажется.
- А что с ним самим сталось? Кто-нибудь Канамата прикрывал?
- Прикрывал, только его в спину из арбалета завалили, - забросив лук за спину, Пратосу протянул командиру кожаный кошелёк. -Это зувашево жалованье. Отдашь новому сотнику. Хотя больше полусотни у них теперь не наберётся.
Во время войны со степняками и без того небогатый Коренжар был разорён до такой степени, что, проведя день в седле, можно было не встретить ни одного живого человека. Радовались, впрочем, и мёртвым, ведь даже объеденный кем-то труп мог оказаться источником многих полезных вещей - оружия, одежды, снаряжения, а если уж очень повезет, то и еды или нескольких монет. С тех пор пошло немало лет, и суровая необходимость стала для новых поколений ордынских воинов просто традицией (что бы ни говорили о ней соседние народы). Последние годы, правда, интерес представляли только редкое оружие и деньги, при этом содержимое карманов рядовых бойцов обычно делилось между их товарищами, а кошельки сотников и пятидесятников передавались старшим командирам, которые принимали решения о новых назначениях.
Миновав посты тангесокской пехоты, дилигар и вернувшийся в седло Пратосу добрались до своего лагеря, если таковым можно было назвать около полутора сотен сидевших вокруг костров коренжарцев. Чадомал сразу заметил направлявшегося к ним офицера, чуть помедлил, но всё-таки спрыгнул на землю и сделал несколько шагов навстречу майору в застёгнутом на все пуговицы мундире и блестящих сапогах.
- Господин дилигар, командующий армией генерал фос Напсабад отмечает решительные и успешные действия вверенных вам коренжарских эскадронов. Вынудив тиварских драгун отступить, вы, господин дилигар, внесли весомый вклад в отражение вражеских атак. Господин генерал благодарит вас и ваших бойцов за проявленное мужество, - на мгновение склонив голову, офицер подчеркнул значимость генеральской похвалы. - Господин фос Напсабад также выражает уверенность, что коренжарские воины ещё не раз докажут свою непревзойдённую храбрость и верность союзническому долгу.
- Спасибо, господин майор, я передам слова господина генерала своим людям. Они будут довольны, - отвесив короткий полупоклон, Чадомал счёл обмен любезностями законченным. - Мне вот что интересно. Красный сигнал над колонной, он вообще что означал? Общую атаку или как? Нам он дорого обошёлся...
- Господин дилигар, это был сигнал общей тревоги после нападения на наш авангард.
- Со всех сторон, значит, попёрли. Толково.
- Ваш эскадрон принял участие в отражении атаки.
- Куда ж они денутся. Раз нанялись, то давай... - пожав плечами, Чадомал запустил пальцы в свою бесформенную бороду. - Господин майор, я тут что надумал. У Тивара кавалерии прибавилось, лезут теперь куда ни попадя. Могут ведь и ночью попробовать. Надо бы нам дозоры удвоить.
- Весьма разумное предложение, господин дилигар, я доложу об этом командующему.
- Премного благодарен, господин майор, - заметив недоумение на лице Пратосу,дилигар сузил глаза, запрещая пятидесятнику демонстрировать сомнения в обоснованности своих слов. - У нас ведь как говорят: лучше недоспать, чем сдохнуть. Так что, господин майор, вы уж не забудьте доложить генералу. Пехотных офицеров тоже ведь надо предупредить. А то мало ли что им покажется...
- Не извольте беспокоиться, господин дилигар. Всё будет исполнено.
- Не сомневаюсь, господин майор, - дождавшись, пока офицер отъедет подальше, Чадомал повернулся к Пратосу. - Ну, и чего ты тут рожи корчил?
- Командир, а чего эти дозоры делать-то будут? В сёдлах спать? Синие ночью воевать не любят.
- Погодь, сотники соберутся, всё узнаете.
- А генерал-то, падла, пожмыдился - майора прислал. Ты ж по-ихнему вроде полковника?
- Да насрать! Лишь бы сказать не забыл, - сплюнув на землю, Чадомал с шумом втянул пахнущий дымом и жареной кониной воздух. - Ладно, пошли к костру, а то они от усердия мясо пожгут.
Сняв пояс с мечом, дилигар растянулся на траве в паре шагов от костра, зевнул и закрыл глаза, наслаждаясь каждым мгновением, когда ему не надо был принимать решения, посылая своих людей навстречу вражеским клинкам и копьям. Отступление после тяжелейших поражений в Ансисе и у Ортильского моста само по себе было непростым и тягостным делом, щедро приправленным к тому же необходимостью постоянно отражать атаки настырных тиварцев. Чадомал видел, как череда кровавых стычек, перемежаемых ночными дозорами, постепенно выматывает даже привычных к походам коренжарцев. Надеяться на какие-то изменения к лучшему было уделом дураков, а драгуны в синих мундирах быстро набирались опыта и, главное, уверенности в своих силах.
Немалое раздражение вызывала и скорость движения колонны, своей неспешностью напоминавшая скорее стадо коров, чем королевскую армию. Дилигар знал, что это "отползание" тангесокские офицеры объясняют необходимостью строительства новых укреплений на подступах к Илугинскому и другим важнейшим перевалам. Какая-никакая логика в этих словах присутствовала, но Чадомал всё чаще задавал себе одни и те же вопросы: сколько его соплеменников живыми доберутся до этих укреплений, и что потом будет с уцелевшими бойцами, практически бесполезными для защиты перевалов? Да и какие, на хрен, укрепления смогут остановить стену чёрного пламени, созданного тиварскими колдунами?!
Попытка забыть о распиравших голову проблемах оказалась не слишком успешной, и дилигар почти с радостью открыл глаза, услышав голос Тарачая, который наконец-то мог прояснить, что, собственно, произошло в головной части колонны. Едва круглолицый сотник с руганью уселся возле костра, как из темноты появился Бенуд, ставший командиром второй сотни оплича всего несколько дней назад. Судя по тому, что на жёлтой кожаной куртке этого бородатого красавца не было свежих следов крови, его сотне не пришлось участвовать в отражении вражеской атаки.
- Ну что, Тарачай, туго пришлось? Обдурили нас тиварцы?
- Обдурили?! Да нас во все дырки поимели! Впёрли по самую хряпку!
- Когда это ты такой нежный стал? Хватит пыхтеть, давай рассказывай.
- А я чё делаю? Ладно, двинулись мы, значит, за синежопыми. Они в низину спустились и давай колонну обгонять.
- Откуда узнал, ты ж их не видел?
- Так они за нами тоже следили. Край там пологий, вот их дозор и мельтешил за кустами.
- До самой реки за ними шёл?
- Не, кована за полтора с дозором вместе офицеры вроде мельканули. Всё, думаю, щас попрут. На нас глядя пехота тоже в строй стала, - Таначай с силой хлопнул себя по колену и разразился потоком богохульств. - И хрен толку! Пока десяток человек нам глаза засерали, эскадрон по-тихому к реке пошёл.
- Так кто голову колонны атаковал? Драгуны?
- Не, недомерки тиварские. Как их маги по авангарду вдарили, так эти шлюховы выпорки из кустов и полезли.
- Хренею я с наших союзников... Твою мать, как они диентисов у моста не заметили?
- Так Гамла эта в низинке течёт, а там вся пойма заросла. Этих гадов и было-то десятка два. Хотя головной взвод влёт посекли...
- Всех, значит, задурили, - покачав головой, Чадомал вздохнул и отмахнулся от вестового, протянувшего ему кусок жареного мяса, насаженного на ошкуренный сучок. - Да погоди ты, разобраться надо, пока самих на мясо не пустили. Тарачай, дальше давай.
- Ну, Тангесок начал роты строить, только недомеркам пики по хрену. Они под них - нырь, и ноги рубят.
- А лучники на что?
- Толку-то от стрел, если их колдуны завесу держат. Я такого свечения в жизни не видал, всё отлетает! Тут и драгуны из низины вылезли. Мы им наперерез, они в галоп. Чуток опоздали, а там уже месилово. Пехота зелёная, драгуны, диентисы эти... Мы врубились, тут колдуны всех нас с говном и замешали.
- Чьи колдуны-то? Тиварские?
- Да хрен там - тиварские... - криво усмехнувшись, сотник плюнул в костёр. - Союзники, раздери их Молкот! Саданули поверху ледяными стрелами, кому больше всех досталось?
- Всадникам, ясное дело.
- Во-во, били, значит, по драгунам, а дикарей вроде нас им не жалко, - выхватив из-за пояса широкий кинжал, Таначай одним ударом воткнул его в землю почти по самую рукоятку. - Иштоши нами помыкают, а эти и за людей уже не держат! Пять раз сдохнешь, пока грёбаные горы увидишь...
- Ну, Касатлено уже и сейчас видать, - усмехнувшись одним уголком рта, дилигар бросил в огонь лежавший рядом с ним комок сухого навоза. - Ты бы смерть пореже поминал, целее будешь. Зуваш вон с утра языком трепал, лежит теперь в поле...
- Не, Чадомал, лысый давно нарывался, болтал и пил без продыху. Молкот-то всё видит!
- Может и видит. Помрём - узнаем. А пока жив, попусту лихо не кличь. Ладно, дальше-то что было?
- Дальше, дальше... Дальше знаешь, что не пускает?
- Не балаболь, Таначай, дело серьёзное.
- Да уж не девок щупать. Ну, когда этот лёд полетел, драгуны и мы давай к сёдлам гнуться. Тут как раз зелёный шарик лопнул - отход, значит. Тиварцы к низине рванули, мы - за ними, а там новая хрень, - возбуждённый воспоминаниями сотник неожиданно замолчал и начал вытирать залитое потом лицо рукавом своей цветастой рубахи. - Во, твою мать, духота... Так вот, я сразу заметил, что с десяток синих с пиками в поле остались. Когда драгуны тикать начали, эти гады давай свои пики в землю втыкать. Да ещё из луков стрельнуть успели, своих, значит, прикрыли.
- На пиках синтагмы, небось, были?
- Не зря тебя дилигаром сделали - догадливый. Вот они и лупанули. Только в свитках не огонь был, а пыль белая.
- Молкот всевидящий, опять эта жуть!
- Во-во, ещё какая. Как колдовство наружу вылезло, прям-таки белая стена встала. Ну, трое моих в неё и влетели, - покрутив головой, ощерившийся сотник всем своим видом показывал, насколько ему претит мысль о превосходстве проклятой магии над мастерством бывалого мечника. - Когда эта хрень блескучая осела, нашли двоих. Голова и руки в крови, глаза вытекли. У лошадей шкура кусками лезет, глаза тоже долой. Вроде живые, а толку-то...
- Вот оно как оборачивается, Таначай. Корчили мантеровы колдуны из себя невесть что, а тиварских им, видать, не перебить... Ладно, Молкоту спасибо, что глаза нам открыл, - приложив край правой ладони к губам, Чадомал поднял её на уровень плеча. - Храни и дальше детей Коренжара, средний сын. А теперь, сотник, рассказывай, чем там атака диентисов кончилась?
- Так сигнал валить для всех тиварцев был. Недомерки бегом к реке, их маги по пехоте огнём пыхнули, чтоб, значит, не рыпались, и тоже ходу. Из кустов ещё добавили, и всё. Хрен их знает, как ушли. Думаю, у синих там лодки были, так по Гамле и уплыли.
- Много они там нарубили?
- Биться эти крысы умеют. Почти роту, почитай, положили, - Таначай криво ухмыльнулся и вновь вытер лицо. - Только на этом дело не кончилось. Я своих увечных хотел забрать, а Гравере запретил.
- Ни хрена себе! Сколько там таких было?
- Семь человек со слепыми. Трёх лёгких мы оттёрли, а тут Огнозин заявился. Огневой шар, сука, запалил - пуганул, значит. Я своих отправил, стою с вестовыми, а колдуны давай и живых, и мёртвых собирать.
- А Доничоя там не было?
- Это что за хрен? Колдун, что ли?
- Он самый. Высокий такой, патлы белёсые до плеч, мурло узкое, наглое.
- Был такой, точно. Он всё больше с подранками возился, поил их чем-то. Слепых тоже. Никак лечить собирался?
- Нет, Таначай, не лечить, - стянув с головы шапку, дилигар бросил её на пожухлую траву. - Не лечить... Он их особым зельем поил, чтоб раньше времени не померли.
- Какого такого времени?
- Когда их ради зомби убивать будут.
- Так, это... - оторопевший сотник не сразу смог вспомнить нужные слова. - Не один хрен, когда откинутся?
- Когда душа выходит, колдуны какую-то силу ловят, - вступил в разговор молчавший до сих пор пятидесятник серомбет. - Они ею потом мёртвых поднимают. Так легче, чем самим корячиться. Встречал как-то одного некроманта, он всё толково объяснил.
- Всё так, Пратосу. Хорошо, что хоть здесь ты наших забрал. А Доничой-то у них по этим делам вроде как самый умелец. Таначай, помнишь, как перед вторым наступом на редуты колдуны селян резали? Этот хмырь лохматый с Мантером там за главных были.
- Так то селян. А теперь чё, за нас примутся? А хрен по всей морде не хошь?!
- Ты особо не дуйся, пердак треснет, - высокомерие сотника, не желающего оценить намерения готовых на всё колдунов, раздражало Чадомала, который счёл необходимым осадить старого упрямца. - Траванут своим дымом, будешь потом дерьмом хрюкать, пока не зарежут.
- Дилигар, так ты майору за это самое заправлял? - вытерев руки пучком уже успевшей пожелтеть травы, Пратосу бросил её в костёр. - Ну, о двойных дозорах?
- Хорошо соображаешь, пятидесятник. Голову не ради зубов носишь. Так вот, сдаётся мне, что деньги Мантера мы уже отработали. Пора и о своей шкуре позаботиться. А то и после смерти воевать придётся.
- Что за майор, дилигар? - недоумевающий сотник несколько раз перевёл взгляд с Чадомала на Пратосу. - Хитрость-то в чём?
- Генерал прислал - за зувашеву атаку благодарить. А я ему за двойные дозоры втюхивал, чтобы, значит, тиварцы чего ночью не учудили. Клялся, что передаст генералу.
- А чё, после засады у моста поверят. Дальше-то чё?
- Чё-чё... На коней, и в степь! Кончилась наша война, не хрен тут больше ловить.
- Так нас колдуны и отпустят...
- А я и спрашивать не собираюсь! Мы ж не сматываемся, а дозоры усиливаем. Дошло?
- Ух ты, чего наш дилигар удумал... мудёр, старый хрен, ох, мудёр. Когда рванём-то?
- Да не рванём, а шагом поедем. Неохота, мол, в ночь переться, но надо. Ещё и пехоте можно пожалиться, - натянув шапку, Чадомал внимательно посмотрел на Бенуда, продолжавшего не спеша жевать аренное мясо. - Сотник, а ты что скажешь?
- Дилигар, я чего в поход пошёл? У меня две жены, пять детей, когда вернусь, шестой будет, - бородач довольно усмехнулся и облизал свои губы. - Новый дом строю, деньги нужны, добыча.
- А тут сколько баб поимел?
- Чего мне их считать? Сколько было, все мои. Только теперь дела такие, что свою жопу беречь надо, - повернувшись к мерцающим вдалеке тиварским кострам, Бенуд ткнул в их сторону прутом с остатками мяса. - Они в рубку без страха идут. И каждый день - новые сотни. Синие нас в муку сотрут. Что тут думать? Ты вот что, дилигар, скажи: с ранеными что делать будем? Свояк у меня там обезрученный.
- Кто сидеть может - на свободных лошадей. Надо будет, привязвайте.
- А ежели совсем в лёжку?
- Всё одно - на коня, руки под шеей связать. Заметит кто - упился парень, нехай в поле обдует.
- Годится. Только на это время надо.
- Успеем. Солдатня в дозорах ещё языками треплет. Когда дремать начнут, двинемся, - дилигар поднял голову и указал пальцем на красный диск ночного светила. - Вот дойдёт Мирелу до белой звезды, новые дозоры и отправите. Бенуд и Пратосу направо, Таначай налево, я с ним, с зувашевой сотней. Встретимся на Гамлой, в центуде за мостом.
- Дилигар, а ну как тиварские дозоры встретим? Рубим?
- Не навоевался ещё? Лучше тряпки белые возьмите. Молкот поможет, разойдётесь. А засвербит у синих, мечи в ножнах. Всё ясно?
- По самое некуда. Шею б только не свернуть, на Мирелу глядя.
- А ты лёжа смотри. Ладно, хватит ржать, делать что ль нечего, - оглядевшись, Чадомал подозвал стоявшего в стороне вестового. - Ты Дамхаса из первой сотни знаешь? Десятник с перевязанной головой. Зови сюда, его тут один кошелёк заждался. Э-э, стой, мясо-то сначала давай. А то с этой войной помрёшь не жравши...