Первый магистр Ордена танкисов не разделял тревогу Дварааса по поводу тиварского шпиона, который сумел сбежать после стычек в "Хитром муле" и каком-то дворе возле Песчаного рынка. Жаль, конечно, что не удалось допросить ни этого прыткого мерзавца, ни его седого командира, который предпочёл смерть близкому знакомству с палачами коронной стражи. С другой стороны, какие секреты могли выведать эти лазутчики? Что у Апсамы фос Нкаревшита нет особого желания продолжать войну с Тиваром, которая к тому же складывается не слишком удачно? Вспомнив, каких потерь стоил танкисам и Тангесоку неудачный штурм Ансиса, Рахтар поморщился и едва заметно покачал головой. Да, Мантер, конечно, поторопился, но кто мог знать, что викрамарские маги смогут додуматься до тальдоса и чёрного огня? Всё это оказалось весьма неожиданным, но значение подобной проблемы не стоит преувеличивать. В конце концов, это не более чем досадная задержка на пути торжества безграничного могущества Танкилоо.
Усевшись поудобнее, Рахтар вновь начал обдумывать донесение своего бывшего ученика. Хорошо, что Мантер сразу же не уехал в Фур-Утиджи, бросив тангесокскую армию на произвол судьбы. Закалённые в боях солдаты ещё пригодятся ордену, ведь война с не по годам ловким щенком ещё далека от завершения. А вот страстное желание Мантера уничтожить жителей Ансиса не нашло понимания у магистра. Жажду мести можно понять, но при оценке ситуации главенствовать должен трезвый расчёт. А с этой точки зрения многое выглядит иначе. После высадки на побережье считающий себя умнее всех Шинат начал собственную игру, и Ферир станет одним из его козырей. Ясно, что какое-то время танкисам надо будет притворяться союзниками Тильодана и, соответственно, делить влияние на территории полуострова. При этом у фос Скифеста будет действующий морской порт и большой город, а ордену вместе с Тангесоком достанется бывшая столица герцогства, заваленная тысячами гниющих трупов. Очевидно, что такое положение дел даст весомое преимущество Небрису (сборы налогов, ведение переговоров, торговля и т.д.), чего никак нельзя было допустить.
И потом, как к такой расправе отнесутся другие короли? Трупами их, конечно, не удивишь - дело привычное, но так, чтобы разом порешить весь город, да ещё столичный - такого не случалось со времён распада империи. Да и действовали тогда как обычно - головы рубили и вешали. Мантеру же хочется пустить в ход самую изощрённую магию Танкилоо, до смерти перепугав весь Бонтос. Рахтар усмехнулся, вспомнив свой давний спор с учеником о том, чем, собственно, является страх = надёжным инструментом достижения цели или же самой целью. К тому времени вкусивший могущества Танкилоо Мантер уже обзавёлся первыми учениками, которых он держал в чёрном теле, не скупясь на суровые наказания по любому поводу.
Когда повесился избитый палкой Пичай, Рахтар жёстко и доходчиво объяснил молодому танкису, что дисциплина, основанная исключительно на страхе, годится только для вьючных животных и тупой солдатни. Даже охотничьих собак учат иначе, не говоря уже о будущих членах Ордена танкисов, которым предстоит править целыми странами. Править, а не убивать своих подданных направо и налево. В конце концов Рахтару всё-таки удалось донести до сознания ученика, что только ничтожный идиот может быть счастлив, сидя на груде черепов в окружении нищих и голодных рабов. Чтобы закрепить урок, магистр забрал у Мантера двух оставшихся учеников, на год лишив его права набирать новых. Оба они со временем стали достойными танкисами, но особенно радовал инисена сдержанный и умеющий приспосабливаться к любым обстоятельствам Актамат, которого Рахтар прочил на роль одного из будущих магистров ордена.
Рахтара очень огорчило известие о гибели Актамата, ведь помимо незаурядных магических способностей он обладал задатками настоящего правителя, который мог бы увеличивать богатство ордена, не отдавая это тонкое дело на откуп своекорыстным торговцам и банкирам (этого жулья Рахтар вдоволь насмотрелся ещё при дворе короля Дьярноста). Подобное сочетание было большой редкостью, поэтому магистр, обдумывая будущее орденской империи, давно пришёл к двум взаимосвязанным выводам. Во-первых, было очевидно, что эффективным во всех отношениях наместником танкиса не сделает ни умение использовать магию Танкилоо на поле боя, ни его происхождение или образованность. Характерным примером такого мага мог служить высокомерный Думаск - потомственный аристократ и бывший преподаватель старой академии в Досаме, которого привели в орден неутолённое честолюбие и плохо скрываемое презрение к окружающим. Как боевой рунка он был выше всяких похвал, но поручать ему что-нибудь сложнее активации харварлов в Ансисе было бы весьма неразумно.
Но если таких, как покойный Актамат или блистательный Белувак в ордене было не так уж много (подумав, Рахтар прибавил к ним имеющих нужные задатки Гравере, Огнозина и, возможно, Шарголя), не менее важным становился и второй вывод: уже сейчас следовало подбирать тех, кто будет от имени ордена управлять городами и провинциями, собирать налоги и карать местных бунтовщиков. Магистр не сомневался, что желающих нажиться и возвыситься будет предостаточно, причём большинство из них рано или поздно будут казнены за глупость или непомерное воровство. Рахтар изначально не хотел иметь дело с аристократами, которые привыкли свысока смотреть на любых магов, кичась своей родословной и фамильными замками. В этом отношении магистр давно присматривался к Тивару, где фос Скифесты охотно назначали на высокие должности безродных простолюдинов и иностранцев, многие из которых благодаря своей верной службе получили не только дворянский статус, но и именные графские и баронские грамоты. Примеров было достаточно: рит Корвенци, рит Таначали, рит Шаринквер - и это только наиболее известные люди, именами которых пугали половину Бонтоса.
Всё это напоминало Рахтару обычаи весьма почитаемой им Накатамской империи, в которой любой толковый раб мог стать и офицером, и важным сановником. Не в меньшей степени магистру нравилось и то, что любой человек, возвысившийся благодаря милости правителя, столь же быстро мог проделать и обратный путь, в тот же день оказавшись в тюрьме, на галере или залитом кровью эшафоте. Всё это было очень просто: верные и ретивые должны были есть на золоте и серебре, а лживые и ленивые - радоваться лишнему куску хлеба.
Уверенность Рахтара в эффективности подобной системы управления существенно укрепилась после того, как он ознакомился с сообщениями Мантера, несколько раз встречавшегося с королём Тангесока, и обстоятельными докладами Актамата, который провёл в Фур-Утиджи без малого два года. Любимец магистра сумел разобраться, кто на самом деле худо-бедно обеспечивал стабильность государства, разрушаемого высокомерными аристократами и вороватыми торговцами. В любом случае это был не безвольный и недалёкий король Апсама фос Нкаревшит и уж точно не канцлер Халлас фос Будшален, имевший весьма смутное представление о пошлинах, налогах и прочей ерунде, недостойной внимания истинного лотвига. Большинство практических вопросов как в столице, так и в провинциях решались с помощью двух человек - начальника королевской стражи Обноси рит Нешадиса и старшего писаря канцелярии тангесокского канцлера Туната Атимана.
Магистр сразу же проникся уважением к сыну простого пехотного капитана, сумевшего стать главой всесильного ведомства, опутавшего всю страну густой сетью шпионов и соглядатаев. В распоряжении этого немногословного мужчины, прятавшего свой острый подбородок в седеющей бороде, были сотни вышколенных стражников в чёрных мундирах, с которыми предпочитали не связываться даже военные, находившиеся в королевстве на особом положении. Всё это было знакомо Рахтару ещё со времён Дьярноста, поэтому у него не было никаких сомнений в необходимости налаживания с рит Нешадисом прочных деловых отношений.
Сложнее было понять истоки влияния Атимана - невысокого человека с проницательным взглядом, который он, впрочем, умел очень хорошо скрывать под личиной почтительного внимания к словам своего высокородного собеседника. Потребовалось немало времени, чтобы сложить воедино всю информацию о жизненном пути младшего сына преуспевающего стеклодува, сумевшего пристроить толкового парнишку в канцелярию столичного бургомистра. Природный ум, исполнительность и прекрасный почерк позволили Тунату за какую-то пару лет пройти путь от служки "подай, прими, пошёл вон" до должности полноправного клерка, которому поручали писать особо важные письма и прошения, адресованные в том числе канцлеру и королю.
Ещё через три года неизменно спокойный и до изумления работоспособный Атиман получил должность младшего секретаря бургомистра, отвечавшего за всю переписку с ремесленниками, банкирами и землевладельцами. Занимавший должность старшего секретаря бастард влиятельного сановника относился к своим обязанностям с нескрываемым равнодушием, поэтому Тунат волей-неволей был также в курсе всех дел, связывавших бургомистра с аристократами, судами, налоговым ведомством и канцелярией канцлера. Именно это обстоятельство и сыграло решающую роль в его дальнейшей судьбе.
По сложившейся в Тангесоке традиции пост канцлера поочерёдно занимали ставленники двух наиболее близких к трону герцогов. После скоропостижной смерти прежнего хозяина Розового замка фос Потанкас выполнил данное своей сестре обещание, усадив в кресло канцлера её сына Халласа. Поначалу очарованный собственной значимостью фос Будшален старался вникать во все вопросы, однако уже через несколько недель до графа дошло: он не только мало что понимает во всех этих бумагах, но и, главное, понимать не хочет. Покидать Розовый замок Халлас, разумеется, не собирался, поэтому по совету умудрённой жизненным опытом матери он начал играть роль педантичного начальника, превыше всего ставящего дисциплину и исполнительность работников своей канцелярии. Эффект от изгнания явных бездельников и казни двух наиболее наглых мздоимцев оказался на удивление быстрым и действенным - сроки рассмотрения самых запутанных дел заметно сократились, а вовремя переданный кошелёк перестал быть безусловным залогом "правильного" решения вопроса.
Удовлетворённый достигнутым результатом, фос Будшален принялся наводить порядок и в других ведомствах королевства. Графу нравилось неожиданно появляться в разных канцеляриях, требуя незамедлительных объяснений по заранее подобранным его чиновниками вопросам. Однажды утром Халлас навестил и бургомистра Фур-Утиджи, с кривой усмешкой на тонких губах поинтересовавшись судьбой своего запроса по делу торгового дома братьев Скаларса. Перепуганный бургомистр не сразу вспомнил, о чём, собственно, идёт речь, старшего секретаря, как водится, не было на месте, и только отвесивший глубокий поклон Тунат смог ответить на все вопросы, к тому же представив графу написанный им самим вежливый и обстоятельный ответ. Одобрительно покачав головой, канцлер сменил гнев на милость, ограничившись устным выражением неудовольствия съёжившемуся хозяину кабинета. Повернувшись к младшему секретарю, фос Будшален ткнул в его сторону пальцем, приказав прибыть завтра утром в Розовый замок, второй век служивший резиденцией канцлеров Тангесока.
Первые полгода Атиман был просто личным писарем графа, которому очень нравилось изысканное написание букв имперского и тангесокского алфавитов. Привыкнув к неизменно почтительному и исполнительному молодому человеку, фос Будшален стал давать ему самые разные поручения, мало заботясь о том, как это воспримут и его собственные секретари, и начальники подчиняющихся ему служб и ведомств. Все они, разумеется, были потомственными дворянами, поэтому подобные обращения какого-то безродного писаря они считали либо непозволительной дерзостью (а то и прямым оскорблением), либо не самой удачной шуткой.
Вошедший во вкус Халлас думал, однако, иначе, видя в любом игнорировании его распоряжений недопустимую вольность, которую следовало пресекать быстро и неотвратимо. Испросив согласия короны, канцлер отправил в отставку первого заместителя королевского казначея, приказавшего избить посланного к нему Туната. Столичные чиновники всех рангов по достоинству оценили это урок, после чего вежливого посланника канцлера в неизменном сером сюртуке всегда и везде выслушивали с большим вниманием, не допуская и тени высокомерия или фрондерства.
Двенадцать лет спустя в канцелярии канцлера неизменными оставались две вещи: непоколебимая уверенность фос Будшалена в том, что ему вовсе не обязательно разбираться во всех этих доходах и расходах, и невзрачный сюртук Атимана с дешёвыми стеклянными пуговицами. Официальная карьера Туната не продвинулась дальше должности старшего писаря, что, впрочем, не помешало ему обзавестись собственной канцелярией, в которой работало больше двух десятков человек, размещавшихся в арендованном здании недалеко от Розового замка. Недовольных и обиженных, разумеется, хватало, но в целом простой люд, торговцы и дворяне просто привыкли к тому, что, помимо графов и баронов, в управлении делами государства участвует и этот вездесущий и очень влиятельный клерк.
Из всего того, что Рахтару удалось узнать об этом непонятном человеке, больше всего его занимал вопрос о том, чего, собственно, добивается Атиман, которого не интересовало ни собственное обогащение, ни удовлетворение своего честолюбия. В грядущей войне Тангесоку предстояло сыграть значимую роль, и первому магистру Ордена танкисов надо было заранее знать, кем окажется обладающий подобной властью сын стеклодува - союзником, лояльным исполнителем или подлежащим устранению противником. Обосновавшись в Фур-Утиджи, Рахтар направил Атиману письмо, в котором со всей возможной вежливостью пригласил господина старшего писаря встретиться в удобное для него время.
Первые впечатления от беседы с Атиманом вполне соответствовали ожиданиям магистра: Тунат был сдержан, уверен в себе, а его ответы были не только содержательны, но и демонстрировали знание закулисных сил и течений, определявших внутреннюю и внешнюю политику Тангесока. Не было никаких сомнений, что этот писарь был в достаточной мере осведомлён о степени влияния на короля и его ближайшее окружение немногочисленных таинственных магов и хорошо понимал степень могущества своего собеседника. Столь же очевидно было, что Атиман знал о неотвратимости войны с Тангесоком и заранее продумал все необходимые изменения в ценах, налогах и торговых пошлинах. Всё это вместе взятое вполне устраивало Рахтара, который отныне считал безродного, но знающего своё дело Туната как минимум лояльным исполнителем (время покажет, полагал магистр, станет ли этот незаурядный писарь настоящим союзником, достойным высокой должности в будущей империи танкисов).
Все цели встречи были достигнуты, но Рахтару не давала покоя мысль о том, что ему уже доводилось встречаться с человеком, воспринимающим окружающий мир подобно этому более чем своеобразному Тунату. Продолжая задавать пустые по своей сути вопросы, магистр вдруг вспомнил своё недолгое знакомство с музыкантом и дирижёром Исамбеном, нанятым для проведения торжеств в честь столетия правящей династии Дьярноста. Кому-то из придворных пришла тогда в голову идея, что особую значимость этому юбилею сможет придать невиданный ранее оркестр из ста музыкантов. Королю эта идея понравилась, но ни в самом Дьярносте, ни в ближайших государствах подобных оркестров никогда не было, ведь самые успешные из них довольствовались не более чем полусотней музыкантов достаточно высокого уровня (в их число, разумеется, не входили люди, веселившие простонародье на ярмарках и в трактирах). В конце концов дело кончилось тем, что пришлось нанимать не только музыкантов, но и вздорного гения Исамбена - единственного человека, способного превратить толпу амбициозных людей в сыгранный оркестр.
Ещё одним даром вечно взъерошенного дирижёра была его способность влипать в разного рода скандалы, каждый второй из которых в Дьярносте запросто мог закончиться ударом ножа. Поскольку вся эта затея с оркестром стоила многих тысяч золотых, тогда ещё молодого Рахтара приставили к Исамбену в качестве личного телохранителя. Больше месяца маг провёл рядом с чудаковатым музыкантом, удивляясь то протёртым на локтях сюртукам, то неистовой энергии дирижёра, заставлявшей наскоро собранный оркестр звучать как единое целое. Со временем Рахтар понял, что для Исамбена высшей ценностью была не сама музыка, а его собственная способность чувствовать гармонию звуков. Для адонгонца это ощущение было сродни наркотику, поэтому управляя большим оркестром, он мог забывать о сне и еде, не говоря уже о такой мелочи, как усталость музыкантов, измотанных бесконечными репетициями. Дирижёр буквально упивался пониманием истоков каждого рождающегося звука и всегда стремился к достижению ещё большего совершенства в познании гармонии музыки.
Воспоминания далёкой молодости заставили магистра по-иному взглянуть на сидевшего перед ним Атимана. Судя по всему, основным мотивом Тунату было желание (неважно, сознавал он это или нет) сделать всё, с чем ему приходилось сталкиваться, более правильным и логичным. Отсюда и его работоспособность, и стремление браться за работу, которую никто ему не поручал. Очевидно, что этот писарь испытывал удовлетворение, видя, что все чиновники и ведомства, на которых он мог как-то воздействовать, работали достаточно эффективно, без привычной лени, кумовства и мздоимства. При этом Атиман был достаточно умён, чтобы с пониманием относиться к изменчивости окружающего мира, постоянно учитывая эти изменения в своих действиях. И появление влиятельных танкисов, и грядущая война не вызывали у Туната ни особых опасений, ни видимого недовольства. Нет, деятельный и неизменно невозмутимый писарь просто оценивал последствия этих изменений и принимал конкретные меры, позволяющие приспособиться к ним с наименьшими трудностями и затратами. Всё это вполне устраивало Рахтара, вспомнившего, как Исамбен управлялся со своим оркестром, постоянно вводя в курс дела прибывающих музыкантов и разучивая всё новые произведения, следуя прихотям короля и его советников. И если уж донельзя странный адонгонец сумел тогда справиться со всеми проблемами, то почти что безупречный Атиман тем более сумеет обеспечить интересы Ордена танкисов.
Магистр был настолько доволен своей встречей с Атиманом, что счёл возможным проводить писаря до дверей зала, служившего ему кабинетом и местом дневного отдыха. Повинуясь движению ладони танкиса, тяжёлая дверь беззвучно распахнулась, но прежде чем гость переступил порог, Рахтар задал ему ещё один вопрос:
- Тунат, ваш королевский двор, конечно, не чета имперскому, но даже здесь дорога на эшафот может оказаться очень короткой. Уверен, что желающих познакомить тебя с верёвкой всегда было предостаточно. Какой секрет помог тебе уцелеть?
- Господин Рахтар, я всегда обращал внимание на число полос у встретившихся мне людей.
Неожиданный на первый взгляд ответ вызвал улыбку магистра, вновь оценившего незаурядный ум писаря. Атиман имел в виду две разновидности попола - небольшого, не более локтя длиной вместе с пушистым хвостом грызуна, живущего в центральной и южной частях Бонтоса. Помимо растений попол представлял угрозу разве что для тараканов и других насекомых, зато желающих закусить самим довольно-таки мясистым зверьком было предостаточно. Древняя легенда гласила, что богиня чувств Бовиша была потрясена, увидев, как стая одичавших псов разорвала семейство беззащитных грызунов. Посоветовавшись, богорождённые Рушера и Кажета нашли способ хоть как-то утешить сестру.
Собрав несколько десятков пополов, богиня плоти изменила их тела, дав зверькам способность выделять при испуге ядовитую слюну, делающую любой укус грызуна очень болезненным. Если же попол всё же погибал, его плоть также становилась ядовитой, вызывая у хищника длительные судороги. Чтобы отличать ставших небезопасными грызунов от их безобидных собратьев, Кажета добавила ещё одну чёрную полосу к двум существующим, которые пересекали спины пополов от шеи до хвоста. Считалось, что эту уловку придумала богиня разума Рушера, пожелавшая таким образом обезопасить людей от последствий слишком вольного обращения с изменёнными, но всё такими же пугливыми зверьками. Жизнь, однако, показала, что Рушера была слишком высокого мнения о людях, многие из которых продолжали охотиться на пополов, не обращая внимания на число полос на их спинах. Как ни странно, хищники оказались более понятливыми - столкнувшись однажды с трёхполосными грызунами, они начинали избегать любых зверьков с серыми спинами и чёрными полосками.
Когда-то шутки о пополах звучали во всех трактирах Бонтоса, но после падения империи горожане стали о них забывать, и теперь только самые умные и проницательные люди умели шутить на эту тему действительно уместно и остроумно. Естественно, лишнее доказательство способности Атимана трезво оценивать ситуацию укрепило уверенность магистра в правильности принятого им решения сделать ставку на этого безродного недомерка.