That lurks beneath marbled stone
Shall rise thee from thy dreams
And what perverse world-strategy
Will wend it's way with thee from sleep?
Cradle Of Filth "Beauty Slept In Sodom"
Она притаилась под мраморной глыбой.
Есть ли такое колдовство,
Которое вырвет тебя из грез?
Существует ли такой мировой порядок,
Который заставит тебя проснуться?
На кладбище было очень холодно и ветрено. Надвигалась метель. Снежные хлопья метались в воздухе, гонимые жестокими порывами ветра, запутывались в непокрытых волосах, кололи лицо. Заледеневшая земля быстро покрывалась белым покрывалом, пока еще тонким, но я знал, что через несколько часов оно превратится в ватное одеяло сугробов.
Я стоял у кладбищенской ограды, ссутулившись и сунув руки в карманы. Покидая вчера утром дом, я меньше всего думал о соответствии одежды погоде. Перчаток у меня не было, и пальцы окоченели так, что я их уже почти не чувствовал. Ледяной ветер пробирал до костей, а тонкая куртка нисколько не защищала от холода. Я совершенно оцепенел, но едва сознавал это. В голове мутилось, перед глазами стояла пелена, я чувствовал себя совсем больным, и жгучий холод еще усиливал это чувство. Привалившись боком к чугунной ограде, - ноги едва держали меня, - я смотрел вниз, в землю, и ни о чем не думал. Просто не мог.
Я уже не помнил, зачем пришел сюда. Даже не был уверен, что меня вела какая-то конкретная цель. Возможно, просто шел, куда ноги несли, и не задумывался о конечной точке маршрута. Соображал я последние два дня с трудом и почти ничего не помнил о вчерашних скитаниях.
В двух шагах от меня на низеньких скамейках сидели несколько женщин, укутанные в теплые платки, из-под которых виднелись только носы да глаза. У ног их стояли корзинки, пестревшие венчиками неярких осенних цветов. Я уставился на эти цветные пятна, резко выделявшиеся в окружающей хмури и мути, долго пытался сообразить, зачем они здесь. Что делают цветочницы на кладбище? Потом до меня дошло: ведь люди, приходящие на кладбище, хотят оставить на могилах близких что-то живое... Они покупают цветы.
Серое, темное небо висело низко над головой и давило, давило, давило... Мой несчастный затылок готов был проломиться под его тяжестью. Временами казалось, что еще минута, и я упаду, но проходила минута, за ней другая, а я все еще стоял, сам не понимая, как мне это удается. Вид у меня был, надо думать, до странности замученный и жалкий, потому что торговки цветами смотрели с жалостью и удивлением. Наверное, они думали, что я пьян.
В самом деле, что можно подумать, наблюдая на кладбище в такую погоду, когда хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, бледного пацана, который с трудом держится на ногах, которого шатает так, что он вынужден искать опору в чугунной ограде? Да и одежда моя наводила на подозрения: дорогая, сшитая на заказ, но порванная и заляпанная грязью. И легкая, едва ли не домашняя куртка в ноябре.
И разбитая губа и затравленный взгляд.
- Что-то случилось, сынок? - решилась наконец спросить одна из женщин. Та, что сидела ближе всех ко мне.
Я взглянул на нее.
Действительно, я мог бы быть ее сынком. По возрасту, конечно. А она вполне могла быть моей матерью. Которой я никогда не знал и не видел. Даже на фотографиях.
- Может, тебе помочь? - продолжала сердобольная женщина.
Помочь? Я покачал головой. Чем она может мне помочь? Чем вообще кто-нибудь может мне помочь?
А она уже шла ко мне, неловко переваливаясь в своей многослойной одежде, и что-то несла в сжатых ладонях. Протянула ко мне руки:
- Возьми вот это, сынок. Согреешься немного. Выпей!
Я как робот принял у нее пластмассовый стаканчик, - это была крышка от термоса, - над которым поднимался пар. Схватился за него голыми руками, не замечая жгучей боли, причиняемой горячими стенками. Отпил. Кажется, это был очень сладкий кофе с коньяком, но я не мог утверждать с уверенностью. Меня сразу затрясло, так, что зубы взялись выбивать дробь о края стаканчика. Горячий комок провалился в желудок, обжигая внутренности. До этой минуты я был весь заледеневший, и физически, и мыслями, и чувствами. Как будто мне вкатили немалую дозу новокаина в сердце. Теперь же лопнул лед, облепивший душу, и лавина ощущений обрушилась на меня с жестокой отчетливостью. Я все вспомнил.
Стаканчик с легким шорохом упал на снег, разбрызгивая темную жидкость.
Из-за невыносимого жжения в глазах пришлось зажмуриться. По холодным щекам, обжигая их, потекли слезы. Ноги окончательно отказались служить, и я, вцепившись изо всех сил в ограду, медленно осел на землю.
Со стороны события вчерашнего утра, должно быть, выглядели как сцена низкобюджетного боевика. Бесшумно затормозившие у дома черные лимузины. Плечистые парни с оружием в руках. Беспомощно звенящие стекла, сорванная с петель дверь. Сухие щелчки выстрелов.
В доме были только я и отец. Я, одетый, валялся на неубранной постели наверху, в своей комнате, листал журналы и слушал музыку. Накануне у нас вышел конфликт, шумный, как калифорнийский ураган, и отец велел мне отправляться под домашний арест и хорошенько подумать над своим поведением. Разумеется, я не думал ни о чем таком, а прикидывал, как попасть на улицу, на свободу. Отец сидел в гостиной и работал, и мне, чтобы покинуть дом, пришлось бы пройти мимо него. Характер у него был тяжелый, о скором примирении не стоило и мечтать. Да и я был на самом деле здорово виноват, только не хотел признать это перед ним. У меня характер тоже не сахар, мы с отцом друг друга стоим. Когда мы начинали ругаться, земля и небо менялись местами.
Из-за громкой музыки - играли мои любимые "Крэдлы" - я не понял сразу, в чем дело. Внизу как будто что-то падало, трещало и разбивалось, это показалось мне странным, и я высунулся на лестничную клетку.
Если бы я знал, что в это время плечистые парни уже переворачивают с ног на голову наш дом, я хорошенько подумал бы, прежде чем поступить так.
У нижней ступени лестницы лицом вниз, неподвижно, лежал человек, из-под которого медленно растекалась черная густая жидкость. В человеке этом было что-то очень знакомое. Но мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы понять, что у него черные, как у отца, волосы, и рубашка на нем тоже отцовская. Рядом с ним на корточках сидел незнакомый мужчина и шарил по его одежде. Все мои чувства и мысли остановились. Я тупо смотрел на черное пятно, не в состоянии осознать, что происходит. Откуда-то, из других комнат раздавался грохот, там что-то падало, билось и скрежетало. Мне вдруг стало дурно, я вскрикнул и грудью навалился на перила, почти на них повиснув. Сидящий на корточках мужчина поднял голову и встретился со мной глазами.
- А вот и ты, - сказал он, медленно поднимаясь и вытирая о белоснежный носовой платок руки. Его губы растянулись в ненатуральной улыбке. - Как хорошо, что ты сам вышел. Стой, где стоишь, мальчик, не шевелись.
И он поставил ногу на первую ступеньку лестницы и сунул руку в карман пиджака. Я, как замороженный, неотрывно смотрел на него, и не мог шевельнуться. Лишь когда мужчина был уже на середине лестницы и начал поднимать вытянутую руку с пистолетом в ней, а внизу лестницы показались еще два шкафоподобных типа, я отмер и шарахнулся назад, в комнату.
- Стой! - повелительно крикнул незнакомец с пистолетом.
Я нырнул за дверь и защелкнул замок. И тут же понял, что загнал сам себя в ловушку. Кто бы ни были эти типы, они не станут церемониться с хлипкой преградой, которую легко выломать, посильнее надавив плечом.
Незнакомцы даже этим не стали утруждать себя. Подергав ручку, стрельнули несколько раз по замку. Я схватил первый попавшийся под руку тяжелый предмет и запустил им в окно прямо через штору. Посыпалось стекло. В тот самый момент, когда дверь дрогнула, готовая вот-вот открыться, я запрыгнул на подоконник и соскочил вниз со второго этажа.
На супермена я ни при каких обстоятельствах не тяну; только чудом я сумел приземлиться, ничего себе не повредив. Зато вмазался прямиком в еще одного плечистого парня, который скучал перед домом. Стоял себе человек на шухере, а тут я лечу. Думаю, он был здорово ошарашен, но быстро собрался, вскочил, и схватил меня за руку. Вот тут-то, наверное, я губу и рассадил, когда стал выкручиваться у него из пальцев. Держал он крепко, но я умудрился высвободиться, и рванул что было сил.
Так я еще никогда в жизни не бегал. Не знаю, была ли за мной погоня, но вслед мне стреляли, это точно. Тогда я все еще ни о чем не думал. Понимал только краем сознания, что меня хотят убить. Зачем? Этим вопросом я не задавался.
Где меня мотало вчера весь день и сегодня полдня, я так и не вспомнил. Пытался спрятаться, наверное; чуял седьмым чувством, что меня будут искать. Страха я не испытывал, только затмение какое-то нашло. А может, это защитный рефлекс такой сработал, я не знаю.
Кофе подействовал наподобие хорошей оплеухи. Все произошедшее за два дня обрушилось на меня снежным комом, и я как-то сразу осознал, что отца убили, и с прежней жизнью покончено. Кто сделал это, зачем, что искали вооруженные люди у нас в доме? Ответа не было, но пока он мне и не требовался. Мне бы для начала суметь справиться с простым фактом, что отца у меня больше нет. Я остался один.
Женщина-цветочница, наверное, не на шутку перепугалась, когда я вдруг сполз по решетке на землю и забился в рыданиях. Может быть, даже за припадочного меня приняла. Я же рыдал так, как никогда не рыдал в детстве. Казалось, что я или задохнусь, или захлебнусь слезами. В общем, постшоковая реакция - так, вроде бы, называется, - которая вылилась в самую настоящую истерику.
Длилась она недолго. Я и без того был вымотан до крайности во всех отношениях, так что на долгое слезоизлияние меня на хватило. Скоро рыдания перешли во всхлипывания, и я почувствовал, как кто-то пытается поднять меня с земли. Сквозь пелену слез я увидел все ту же цветочницу. Преодолев испуг, она обхватила меня за плечи и уговаривала, словно маленького, успокоиться. У меня не оставалось сил даже чтобы освободиться от ее рук, и пришлось встать. Вдохновленная успехом, женщина повела меня к маленькому раскладному стульчику, на котором до того сидела сама. Ее товарки смотрели на меня со смешанным выражением испуга и жалости, и я внезапно почувствовал что-то вроде злого раздражения: они еще будут меня жалеть! Злость помогла мне сбросить с плеч руки женщины, жестом я отказался сесть.
- Присядь, сынок! - не отступала цветочница. - На тебе лица нет.
Возможно, настойчивость доброй женщины сломила бы меня в конце концов, и я перестал бы сопротивляться ее заботе. И, вполне возможно, принялся бы лить слезы у нее на плече. Тогда события могли бы повернуться совершенно по-другому. Но краем глаза я заметил вдруг черный лакированный бок длинного автомобиля, неспешно подплывающего к кладбищу. Не успев подумать, имеет этот лимузин отношение к произошедшему вчера или нет, я в один момент оказался по ту сторону кладбищенской ограды, и что было сил припустил по дорожке между могил.
Я не бывал никогда ни на одном кладбище. Мне показалось странным, что здесь так много деревьев, ведь это же не лес и не парк. Летом, должно быть, это место выглядело очень умиротворяюще, сейчас же деревья стояли, молчаливые и черные, застывшие в преддверии надвигающейся зимы. Они выглядели до странности голыми, и я подумал, что они не способны никого ни спрятать, ни укрыть.
Через какое-то время я решил, что никто за мной не гонится, никто не выкрикивает мое имя и не стреляет вслед. Тогда я сбавил скорость и еще через минуту перешел на шаг, выравнивая дыхание.
Я забежал довольно далеко вглубь; ограды уже не стало видно. Со всех сторон меня окружали деревья и каменные надгробия, перемежающиеся с маленькими мавзолеями и склепами. Я замедлил шаг, приглядываясь к надписям и неподвижным фигурам, возвышавшимся над могилами. Было что-то завораживающее в их молчаливом бдении, и тишина была такая, что собственные шаги эхом отдавались в ушах. Даже ветер стих, не смея нарушать покой мертвых. В голове понемногу прояснялось. Сначала отупение, потом истерика; теперь ко мне возвращалась способность мыслить разумно. Вместе с тем пришла и свербящая головная боль. Ничего удивительного: столько эмоций, броски от безразличия к отчаянию, любая, даже самая крепкая голова разболится. Хорошо было бы присесть где-нибудь и чуток подумать; я огляделся в поисках подходящего укрытия.
По правую сторону склонилась в скорбном раздумье маленькая фигурка девушки из темного шершавого камня; каменная рука опиралась на каменный постамент, из полуразжатых пальцев выглядывали каменные цветы. Скромное, но изящное надгробие. Я подошел поближе. Ничего лишнего, всего два слова, выбитые на постаменте: "Милой Денизе". Милой. Наверное, от мужа или друга.
За этим надгробием укрытия искать не стоило; я посмотрел налево.
Н-да. Вот это, пожалуй, то, что нужно. Я задрал голову и принялся рассматривать скульптуру: огромная, в два, а то и поболее, человеческих роста, пугающая фигура ангела с бессильно опущенными крылами. Высечен он был небрежно, даже грубо, но за грубостью скрывался особый умысел и немалое искусство скульптора. Скорбно склоненная голова, слезы на щеках, в руке - меч. Странная фигура, но мне было не до размышлений о связи оружия и скорби. Меня больше заинтересовала надгробная плита, такая огромная, что могла бы послужить пиршественным столом средних размеров. Если устроиться за ней, с дорожки меня никто не увидит.
Сидеть на запорошенной снегом земле было очень холодно, но выбирать не приходилось. Кроме того, я так замерз, что дальше было уже вроде бы и некуда. Хорошего мало. Я съежился, обхватив колени руками, и попытался сосредоточиться. Усталость и ощущение непоправимости случившегося невыносимо давили на меня; страх, голод и холод разъедали изнутри. С трудом удалось собраться с мыслями и более или менее упорядочить их. Я пытался понять, почему произошло то, что произошло. Ничего странного, если бы мой отец был связан с преступным миром, и парни в черном приехали на разборку. Но... мой отец и мафия? В голове не укладывалось. Отец занимался научными разработками в области генетики, возглавлял кафедру генетики и общей микробиологии в городском университете, и мне было трудно представить, чтобы его работы могли заинтересовать преступников. Хотя, конечно, я слишком мало понимал в том, что он делал. Почти ничего не понимал.
Теперь он был мертв, а я даже не мог вернуться домой, чтобы в последний раз взглянуть на него и попрощаться. Меня тоже хотели убить, а значит, с большой вероятностью меня в доме ждали. Хотя, наверное, теперь там хозяйничает полиция. Прошло больше суток, и она должна уже знать. Обратиться к полицейским за помощью? Больше мне идти некуда. Родственников в городе у меня не было. Матери я не знал. Родители отца давно умерли, его единственная сестра жила очень далеко. Они почти не общались, только изредка переписывались или созванивались. Вряд ли тетка обрадовалась бы моему появлению, да и не добраться мне до нее. К друзьям идти я не хотел: придется долго объяснять, что случилось, почему я в таком виде. Если не спросят ребята, то уж точно поинтересуются их матери. К объяснениям я был не готов. Да и друзей у меня, по сути, не было.
Потом в голове как будто щелкнула какая-то пружинка. Кристиан! Как я мог про него забыть? Они с отцом были близкими друзьями много лет, я знал его с детства и звал по имени. Мы вместе запускали змеев и модели самолетов, он частенько помогал мне подготавливать школьные доклады. В общем, скорее даже не отцовский друг, а дядюшка. Я ни разу не обращался к нему с серьезными проблемами, но мы часто беседовали о всякой всячине. Пожалуй, можно пойти к нему. Я ненавижу напрягать людей своими проблемами и неприятностями, но, скажите, что еще мне было делать?
Когда я поднялся из-за надгробия, произошло странное событие, которое еще сильнее меня напугало.
На дорожке между ангелом и девушкой стоял высокий человек в черном длинном пальто. Увидев его, я сразу нырнул обратно. Как он попал сюда, я же не слышал шагов? Не прилетел же по воздуху? Собравшись с духом, я осторожно выглянул из-за каменной плиты. Человек был неподвижен. Снег, валивший с неба хлопьями, огибал его, чтобы не коснуться даже краешка пальто. Человек стоял ко мне спиной, засунув руки глубоко в карманы, и медленно поворачивал голову, осматриваясь. Мне было видно только его спину, выражавшую крайнюю уверенность. Я скорчился в своем укрытии. У меня не было никаких оснований думать, что мужчина - один из тех, кто устроил разгром в моем доме, но я не хотел ни в коем случае попадаться ему на глаза. Ни за что!
- ...Илэ-э-э-р... - шершавый, томный, царапающий горло шепот ледяными струйками потек над притихшим безлюдным кладбищем. - Илэ-э-э-э-р...
Первый раз в жизни при звуках собственного имени волосы у меня поднялись дыбом.
- Илэ-эр... - снова потек прилипчивый шепот. Я невольно качнулся вперед, но ткнулся ладонями в гранит надгробия, очнулся и отпрянул. - Я знаю, ты здесь, мальчик... Иди же сюда, Илэр. Чего ты боишься?
Томный шелестящий голос, как шелковый шнур, обвивался вокруг шеи, завязывался крепким узлом, тянул, тащил за собой, как аркан. Я едва мог бороться с наваждением. Мне было до чертиков страшно.
Мужчина начал медленно поворачиваться. Как это часто бывает в кошмарах, я не мог пошевелиться и не мог даже оторвать взгляда от его лица. Оно показалось сначала в четверть оборота, затем в профиль, и, наконец, мы взглянули друг другу в глаза. Лицо у него было странное и жуткое: белое, пористое, как творог, с темной узкой прорезью рта и черными дырами глаз, которые казались двумя могильными ямами.
- Илэр! - томный шепот взлетел до пронзительного чаячьего крика, резанув по ушам, рыбья прорезь рта разошлась в нечеловеческой улыбке, и мужчина шагнул вперед.
Я шарахнулся назад, попытался подняться на ноги, поскользнулся в глинистой грязи и упал. Мужчина с глазами-ямами медленно шел ко мне и на ходу вытаскивал руки из карманов, не вытаскивал даже - выдирал, как выдирают ноги из болотного месива. Я не стал дожидаться, пока карманы обнаружат причину столь странного своего поведения. Чувствуя себя на грани обморока, кое-как поднялся, повернулся и побежал прочь, не разбирая дороги и думая только о том, как не упасть, запутавшись в собственных ослабевших от страха ногах.
Бег между надгробий, сквозь пелену лениво падающих мохнатых хлопьев снега, напоминал продолжение ночного кошмара; декорации были соответствующие. Ни разу не остановившись и даже не запнувшись, я пробежал все кладбище насквозь и уткнулся в ограду, которая тянулась влево и вправо, сколько хватало глаз, и растворялась в снежистой мгле. Я оглянулся, никого не увидел, но побоялся терять время на поиски калитки или ворот. Даже не знаю, как мне удалось перебраться через ограду. Спрыгнув на асфальт по другую ее сторону, я припустил вниз по улице.
- Илэр! Слава богу, ты жив! Где ты был? Я уже не знал, что и думать!
Несмотря на все сильнее терзающие меня холод и голод, и на разбушевавшуюся вконец метель, я осмелился появиться у дома Кристиана только после наступления темноты. До того я неприкаянно болтался по улочкам и переулкам, стараясь не выходить в людные места. Это был, пожалуй, самый тяжелый и самый печальный день в моей жизни.
Когда Кристиан увидел меня на пороге, я являл собой, вероятно, довольно жалкое зрелище. Он сгреб меня в охапку и буквально затащил в дом. Он обращался со мной, как с маленьким: раздел, замотал в теплое одеяло, усадил в кресло в гостиной, сунул в руки огромную кружку с крепким сладким чаем. Оказавшись в тепле и безопасности, я почувствовал себя как во сне. Напряжение разом спало, вместо него нахлынула усталость. Я сидел, как неживой, и с трудом понимал, что говорит Кристиан, обращаясь ко мне.
- Я все знаю, Илэр. Я так боялся, что ты тоже мертв или попал им в руки! Я всюду искал тебя. Где же ты был?
- Не помню, - тихо сказал я, и это было правдой.
- Да ты совсем замучен! Поговорим потом. Сейчас тебе нужно поесть и хорошенько выспаться.
Я и впрямь был очень голоден, за прошедшие два дня моей единственной пищей был глоток кофе. Но ел я чисто автоматически, и совершенно не чувствовал вкуса пищи. Голова моя горела. Кристиан заметил, что еще немного, и я уткнусь носом в тарелку и усну. Через пять минут я оказался в постели.
Я уснул - как в обморок провалился. Думал, что во сне снова буду переживать вчерашнее утро, смотреть с лестницы на распростертое внизу тело отца. Но вместо этого я увидел давешнего высокого незнакомца в черном пальто. Он смотрел на меня не отрываясь, и глаза у него были странные и пугающие: черные, глубокие, нечеловеческие. Чернота заливала всю радужку, так что не различить было зрачка. "Илэр, - услышал я мертвый голос. Губы незнакомца не шевелились, но слова исходили от него, без сомнений. - Илэр. Почему ты боишься меня? Илэр?"
- Илэр?
Со вздохом я выпал из сна и увидел, что надо мной склоняется Кристиан, и лицо у него озабоченное. Увидев, что я открыл глаза, он чуть улыбнулся:
- Илэр? Ты в порядке? Я услышал, как ты стонешь во сне, и подумал, что ты... видишь плохие сны.
- Я видел человека, - сказал я медленно. - Он звал меня по имени.
- Человека? Какого человека? Ты видел его раньше?
- Да. Днем. На кладбище. Он искал меня.
Кристиан взял меня за руки и заглянул в лицо. В синих глазах его росла тревога. Он хотел что-то сказать, но промолчал, только сжал мои ладони.
- Что происходит? - спросил я.
- Поговорим завтра. Теперь спи, я посижу с тобой. Пожалуйста, Илэр, спи, прошу тебя.
Я проспал больше двенадцати часов и проснулся в удивительно спокойном состоянии духа, чувствуя только сильную физическую слабость. Так было всегда, когда рядом находился Кристиан: с самого детства одно его близкое присутствие вселяло в меня спокойствие и уверенность. А теперь он не просто был рядом, он сидел у моей кровати и держал меня за руку. Вероятно, так он провел всю ночь. Я приподнялся на подушках.
- Крис...
Кристиан улыбнулся, и его усталое лицо преобразилось. Нужно сказать, что лицо у него вообще своеобразное и на людей производит неизгладимое впечатление. Слишком строгое, чтобы быть красивым, оно так и просилось на икону. Черты его были крайне лаконичны: никакой нечеткости или расплывчатости. Но когда он улыбался, становился похожим на ангела.
- Тебе лучше, малыш?
- Кажется, да. Ты понимаешь что-нибудь, Крис?
- Илэр, - сказал Кристиан очень серьезно. - Тебе нужно уехать.
Я уже достаточно пришел в себя, чтобы не соглашаться со всем подряд без возражений.
- Уехать? Куда? И зачем мне уезжать?
- Я боюсь, что с тобой может случиться беда.
- Со мной уже случилась беда... И я ничего не понимаю. И я никуда не уеду, пока не пойму.
- Ох, Илэр... Ты можешь поверить мне на слово? Ничего не спрашивая? Для тебя будет лучше уехать, правда. Хотя бы на некоторое время. Тебя уже ищут, сам же видел. И если найдут... Поверь, смерть не самое худшее из того, что может случиться с тобой тогда. Остальное еще страшнее. А я обещал Адриену позаботиться о тебе. Понимаешь? Я очень боюсь за тебя.
- Подожди, Крис... подожди! - все мои мысли окончательно запутались. Отец взял с Кристиана обещание позаботиться обо мне? - Ты что же, хочешь сказать, что отец знал, что случится?
- Он опасался этого. Илэр, пожалуйста, не спрашивай! Тебе лучше не знать.
Да что же это такое? Почему Кристиан не хочет рассказывать? Чего мне лучше не знать? К горлу подступал горький комок, а к глазам - слезы. Чтобы скрыть их, я отвернулся.
- Убили моего отца! - крикнул я. - А ты говоришь, что я не должен спрашивать, кто и за что?! И меня, между прочим, тоже хотят убить! Кто они? Что им нужно?
Еще немного, и я снова расплакался бы. Больше всего я сейчас боялся, что Кристиан обнимет меня и станет утешать. Но он не сделал ни малейшего движения в мою сторону. Сидел на стуле, наклонившись вперед и сцепив руки на коленях, и смотрел теперь уже в пол. Вид у него был смертельно усталый. Он очень долго молчал, давая мне время успокоиться. Когда мне удалось, наконец, взять себя в руки, он заговорил очень тихо, и не поднимая глаз:
- Адриена нашли полицейские, они забрали его... тело. Они уже вызывали меня для опознания, и задавали чертову тучу вопросов. В том числе и про тебя. Полиция тоже тебя ищет; они полагают, что ты успел убежать. Если хочешь, можем сходить в участок. Тогда... тогда ты сможешь присутствовать на похоронах. А я смогу официально оформить опекунство над тобой. Думаю, твоя тетка не будет его оспаривать. Но... если ты останешься у меня, и они тоже будут знать, где ты. И ты не сможешь вернуться к обычной жизни.
- Я в любом случае не смогу, - резко сказал я. - По крайней мере, не сейчас.
- А если я расскажу тебе, что знаю, то не сможешь уже никогда. Прошу, подумай об этом.
Я посмотрел ему в глаза.
- Крис, ты уже столько таинственности напустил вокруг вчерашнего дня, что теперь просто не можешь не рассказать. Я никуда не поеду. А если ты будешь молчать, я просто стану изводить себя. Все равно как-нибудь да узнаю. Я не оставлю это просто так. Крис, ведь убили моего отца! Как я могу?..
Кристиан покачал головой.
- Думаю, Адриен не хотел, чтобы ты знал. Иначе он сам рассказал бы... А может быть, он просто ждал, когда ты вырастешь. Не знаю, мы никогда на эту тему не разговаривали. Но, наверное, сейчас у меня просто нет другого выхода... Ты можешь встать? Тебе нужно поесть, а после поговорим. Разговор будет долгий. Я даже не знаю, с чего начать... и как сказать, чтобы ты поверил.
Дрожа от нетерпения, я встал и надел приготовленную для меня одежду, принадлежащую Кристиану. Она оказалась велика: Кристиан был выше меня на полголовы. Рукава и штанины пришлось подвернуть. На кухне меня ждал завтрак, но я едва мог проглотить несколько кусочков хлеба и выпить немного кофе. Кристиан сидел напротив и смотрел, как я ем. Как всегда, выглядел он изысканно и строго: темные тяжелые волосы, блестящие сединой, зачесаны над высоким бледным лбом и собраны в хвост, щеки гладко выбриты, тщательно выглаженная рубашка застегнута на все пуговицы. Даже в тяжелых ситуациях он не позволял себе распускаться.
- Так что же, Крис? - спросил я, когда понял, что не смогу больше ничего съесть или выпить.
Кристиан глянув на меня виновато, нахмурился и потер ладонью лоб.
- Может статься, ты подумаешь, что я рассказываю сказки. Или что я сошел с ума и сам не понимаю, что говорю. Так даже было бы лучше. Тогда ты, наверное, согласился бы уехать.
- Господи боже мой, Крис, ну куда уехать, куда?! - вскричал я. - Рассказывай же, прошу!
- Ты видел людей, которые пришли в ваш дом, - медленно начал Кристиан. - Видел того, кто искал тебя на кладбище. Скажи, тебе что-нибудь в них показалось странным?
Я пожал плечами. Странным? В тех парнях, которые ворвались в дом с оружием, я не увидел ничего необычного. Высокие, сильные люди, все, как один, одетые в черное. Ничего особенного - после такого количества боевиков, которое я просмотрел за пятнадцать лет жизни. Оружие в их руках рождало страх, недоумение (за что?!), но не выглядело странным. Другое дело - человек на кладбище. Вот он произвел на меня сильное впечатление.
- Тот парень на кладбище, - сказал я после раздумий. - Лицо у него было кошмарное, а голос, кажется, так и застрял у меня в голове. Больше было похоже на змеиное шипение, чем на человеческую речь.
Кристиан кивнул.
- Видишь ли, Илэр... Все эти люди - на самом деле не люди. Или, точнее сказать, не совсем люди...
- Что ты имеешь в виду? - напрягся я. Лицо и интонации Кристиана вдруг напугали меня так, что я чуть было не закричал, чтобы он не говорил ничего больше. Я уже не хотел ничего знать. Дрожь пробежалась ледяными пальцами вдоль моего позвоночника. Кристиан вновь замолчал, подбирал слова, и вдруг в коридоре хлопнула входная дверь. Было это так неожиданно, что я подскочил и расплескал кофе.
- Кто это? - шепнул я охрипшим голосом.
- Не знаю. Сиди, я схожу посмотреть. Не двигайся и молчи.
Вид у Кристиана был встревоженный. Бог знает, кого он ожидал. Я тоже был не спокоен, сидел, замерев и стараясь не дышать. О чем я тогда думал, мне трудно вспомнить. Наверное, ждал, что вот-вот услышу глухие щелчки выстрелов или что-то подобное. Я даже не сразу сумел заставить себя расслабиться, когда из коридора донесся удивленный и исполненный облегчения возглас Кристиана:
- Агни! Что случилось? Почему ты здесь, а не в школе? Что за вид?!
Я с трудом перевел дыхание.
Агни - это дочь Кристиана. Мы с ней были давно знакомы и поддерживали приятельские, хоть и не сказать чтоб тесные, отношения. Она мне, пожалуй, нравилась. Миленькая девушка, удивительно ладная и бойкая. Не знаю, кому именно из родителей пришло в голову дать ей такое странное имя - ведь так звали бога огня в индийской мифологии.
Через минуту Агни вместе с Кристианом появилась на пороге кухни, и я окончательно растерял все слова. Даже забыл на время про свои проблемы: Агни просто убила меня своим видом. Она, вообще, не красавица, но какая-то изюминка в ней есть: большие карие глаза, круто изогнутые арками брови, маленький точеный нос с горбинкой и крошечный яркий ротик. Не знаю, в кого она пошла, явно не в отца, а мать я ее никогда не видел. Настоящая персидская красавица, из тех, что рисовали на старинных миниатюрах, разве что медово-желтая грива нарушала образ. Волосами она всегда очень гордилась, это была ее краса и отрада, как сама она говаривала (не без сарказма). И потому я опешил, когда увидел Агни сейчас. Что-то в ней было не то. В дверях стояла девушка, вроде бы очень знакомая, но только... почему-то без волос. То есть не совсем лысая, а постриженная вроде как под машинку. Видимо, волосы у нее только-только начали отрастать.
У Кристиана вид был обалделый, я едва ли выглядел лучше. Агни посмотрела на нас и прыснула:
- Салют, Илэр! Что это у тебя такое лицо кислое? Лимон съел?
- Агни! - одернул ее Кристиан неожиданно резко. - Оставь его. Объясни лучше, почему такой дикий вид.
- Вовсе даже и не дикий, а вполне себе милый, - Агни остановилась перед стальной, полированной дверцей холодильника и взялась крутиться перед ней, придирчиво себя разглядывая. - Даже, я бы сказала, оригинальный! Разве нет?
- Я жду объяснений, - сухо сказал Кристиан.
- Да что объяснять? Поспорила с ребятами. И остриглась на спор, ясно? Вот и все.
Я смотрел на нее в тихом восхищении. На подобный поступок решился бы не каждый парень, а тут - девчонка! Скажите, много вы видели остриженных налысо девушек на улицах? Кристиан же восторга дочери и моего восхищения не разделял.
- Черт побери, Агни, ты хуже мальчишки! Надо же - на спор! Что за детская выходка? Мать видела?
- Ага.
- И что?
- И ничего. Ей сейчас не до меня, у нее новый хахаль. Я потому и тут.
- Не смей говорить в таком тоне о матери, - Кристиан, разговаривая с дочерью, смотрел почему-то на меня. Может быть, опасался, что разговоры подобного "семейного" содержания разбередят мое горе?
- Хорошо, в таком больше не буду... Пап, можно я у тебя поживу? Уж такая у этого типа морда мерзкая, да и смотрит он на меня так, что по зубам дать охота. Разреши, а? Я буду тихой-тихой, как мышка, честное слово.
Агни подошла к отцу, повисла у него на шее и с умильным выражением на мордашке заглянула ему в глаза. Кристиан колебался, не в силах отказать в просьбе любимой дочери, и вместе с тем испытывая тревогу за нее. Ведь в его доме теперь жил я, и я нес в себе некую угрозу. Кристиан готов был подставиться под удар неведомых сил сам, но не хотел навлекать опасность на Агни. Но и о "хахале" бывшей супруги, как я заключил, он был наслышан, и мысль о том, что дочь вынуждена находиться в его обществе, очень ему не нравилась. Он стоял и молчал, переводя взгляд с меня на Агни и обратно. Любопытно, о чем он думал в эти минуты? Решал, насколько я ему дорог? Может ли он из-за меня подвергнуть риску свою собственную дочь? Подленькое предположение, я ведь знал, что не чужой ему. Мне стало стыдно.
- Я сейчас позвоню твоей матери, - наконец, сказал Кристиан, не уточняя, впрочем, с какой целью будет звонить. Тем не менее, Агни смачно чмокнула его в щеку, после чего оставила в покое отцовскую шею и переместилась на покинутый им стул напротив меня.
Кристиан ушел к телефону, оставив нас вдвоем.
- А тебе нравится моя прическа? - поинтересовалась Агни с любопытством.
- Хм... что-то в этом есть.
- Ну и хитрюга, ну и дипломат! Если не нравится, так и скажи.
Я пожал плечами. Агни прищурилась на меня, закинула ногу на ногу и переменила тему:
- Как у тебя дела?
- Хреново, - ответил я честно.
Агни округлила глаза.
- Что, правда, плохо? Что случилось?
- Моего отца убили два дня назад.
- Как убили?! Ты серьезно, Илэр? Как... как это произошло?..
- Не возражаешь, я обойдусь без подробностей? - только заговорив об отце, я сразу почувствовал, как к глазам подступают горькие слезы. А если я еще мог бы плакать при Кристиане, то при девчонке - увольте. Замолкнув, я изо всех сил стиснул зубы и отвернулся, чтобы не видеть исполненного ужаса и сочувствия взгляда Агни. Она смотрела на меня огромными повлажневшими глазами, и жалела меня, а от этого становилось еще хуже.
К счастью, в этот критический момент в кухне вновь появился Кристиан и сказал строго:
- Избавь, пожалуйста, Илэра от расспросов, хорошо, Агни? И вот еще что... Илэр немного поживет у меня, а ты не очень об этом рассказывай своим друзьям. Лучше вообще не рассказывай. Ясно?
Агни с несколько потерянным видом кивнула, потом лицо ее прояснилось:
- Значит, мне можно остаться? Пап?
- Да, на пару дней можешь остаться. Твоя мать требовала, чтобы ты немедленно возвращалась домой, но я ее... переубедил.
- Ой, спасибо, пап! Я тогда пойду вещи брошу в комнату, - хитрая Агни, конечно же, заявилась сразу с вещами, изначально рассчитывая на согласие отца. - Вот увидишь, я тебе не помешаю. Пока, Илэр. Заходи ко мне, если захочешь поболтать, не стесняйся.
Он вспорхнула со стула, наклонилась ко мне и мазнула губами по щеке. И убежала. Я вспыхнул, не зная, как реагировать. Поступок Агни на несколько минут даже заставил меня забыть о моей беде. Кристиан терпеливо ждал, пока пройдет мое смущение, и пил вторую чашку кофе. Немного оживившись во время разговора с дочерью, он снова впал в задумчивость. Наконец, я смог собраться с мыслями и вернуться к прерванному Агни разговору.
- Так что насчет тех людей, Крис? Ты начал говорить, что...
Жестом прервав меня, Кристиан оглянулся на открытую дверь в кухню. Тихо ступая, подошел к ней; я подумал, что он сейчас запрет дверь на ключ. Но он ограничился тем, что плотно прикрыл ее и вернулся на место. Видимо, закрытая, хоть и незапертая дверь должна была послужить для Агни достаточно ясным сигналом того, что сюда соваться ей не следует.
- Видишь ли, Илэр... - Кристиан снова нахмурился. - Ах, черт, как бы сказать-то! В общем, те люди... то есть не совсем люди... они - вампиры.
- К-кто?!
Нет, я крикнул "Кто?" совсем не потому, что не знал, кто такие вампиры. Наоборот, потому что слишком хорошо знал это. Но, скажите, какой человек поверит, когда ему говорят, что к нему посреди белого дня заявились вампиры? Причем не просто так, а с автоматами и на черных лимузинах? И вместо того чтобы пить кровь, элементарно расстреляли моего отца очередью из автомата?! Все это как-то совсем не укладывалось в образ вампира, создаваемого книгами и видео-индустрией. Не то чтобы я был крупным специалистом по вампирам, но уж "Дракулу"-то читал, и сочинения Энн Райс и Лорел Гамильтон тоже, и "Хеллсинг" смотрел. Да и вообще, вампиры - это чушь, бред и сказки! Какой идиот в них верит в наши дни?!
- Вампиры, Илэр, - ровным голосом повторил Кристиан, пристально на меня глядя. - Или, если угодно, носферату. Впрочем, нет. Носферату - высшие, а те, что были у вас - мелочь, шушера. Вот на кладбище, возможно, ты видел одного из высших.
- Чушь! - крикнул я.
- Я же говорил, что ты не поверишь.
- Бред! Какая связь между моим отцом и этими... носферату?
- Увы, самая прямая. Так ты все-таки веришь мне, Илэр?
Я молчал. Разум отказывался принимать не укладывающиеся в нем факты, существованию которых противоречил весь мой жизненный, пусть и не очень большой, опыт. С другой стороны, мне вспоминалась встреча на кладбище и приснившийся вслед за тем сон. М-да, тот человек, пожалуй, смахивал на вампира в классическом представлении. Я поймал себя на том, что рассматриваю слегка обозначенную Кристианом картину так, как будто она могла быть реальностью, и немного разозлился.
- Если они вампиры, так почему же пришли среди дня? - пошел я в наступление. - Разве солнечный свет не убивает их?
- Далеко не всех. Видишь ли, Илэр, не все, что написано в книгах - истина. Вампиры вовсе не восставшие мертвецы, боящиеся чеснока, серебра и осины, не говоря уже о распятии. Это было бы слишком просто.
- Может быть, они еще и кровь не пьют?
- К сожалению, пьют. Это - главная составляющая их природы. И жертвы их часто погибают. Даже, я бы сказал, почти всегда. Но давай по порядку, Илэр. Мне очень не хочется читать тебе лекцию о вампиризме, не время и не место, но без этого я не смогу объяснить тебе, во что впутался твой отец. Так что, прошу, потерпи и послушай меня внимательно.
Кристиан мог бы и не говорить этого; я был само внимание. Неужели он думал, что я буду витать в облаках, в то время как он рассказывает мне, из-за чего убили отца?!
- Вокруг вампиров столько всего накручено за века их существования, что я даже не знаю, с чего начать, - сказал Кристиан, нервно хрустнув пальцами. - Наверное, стоит подчеркнуть, что большая часть так называемых общеизвестных сведений о вампирах - сплошные выдумки. Самое главное: это не поднявшиеся из гробов покойники, поддерживающие свежей кровью видимость жизни. Кровь они пьют затем, чтобы не расстаться с жизнью настоящей. Физиологически вампиры не умеют обходиться без крови. Она требуется их организмам, чтобы поддерживать жизнь. Если хочешь, это можно назвать болезнью. И это основное отличие их от обычных людей. Из него же, как полагают, вытекает все остальные. Дело в том, что в организме вампира происходят некие изменения. Например, вследствие мутаций глаза его становится весьма чувствительными к свету, именно поэтому вампиры не очень любят выходить на улицу днем, особенно в солнечную погоду. Меняются цвет и структура кожи, убыстряются реакции и усиливаются регенерационные функции. Кроме того, удлиняется срок жизни. Последнее у каждого индивидуально, но известно, что некоторые носферату живут не по одной сотне лет.
- А мой отец? - перебил я его нетерпеливо. - При чем тут он?
- Адриен знал о существовании вампиров. Он столкнулся с местным кланом давно, еще до твоего рождения, и так получилось... в общем, это отдельная, очень долгая история, подробностей ее я даже не знаю. Вампиры его не убили, хотя обычно стремятся уничтожить всех людей, которые проникают в тайну их существования. Твой отец очень заинтересовался способностями носферату. Он не мог спокойно пройти мимо подобного явления, которое, к тому же, лежало в области его профессиональных интересов; он считал, что вампиризм, как заболевание, имеет генетический характер. Адриен принялся исследовать... Тут нужно сказать, что, обладая такими замечательными свойствами, и имея склонность к темной стороне всего сущего, вампиры не могли не объявить себя высшей расой. Произошло это очень, очень давно; их ничуть не смущал тот факт, что расой, по сути, они не являлись. Вампиры практически не способны к размножению; лишь очень небольшая часть их может иметь потомство. Подобная ущербность происходит, по-видимому, оттуда же, откуда и остальные их свойства. Кроме того, даже родившийся у пары вампиров ребенок может не унаследствовать их... особенностей. От подобных "неполноценных", как они говорят, детей избавляются: умерщвляют (как бы страшно это ни звучало) или просто отдают воспитывать на сторону. В паре с обычным человеком вампир может обзавестись потомством с большей вероятностью, но только на контакт с людьми вампиры идут в исключительных случаях. Они считают нас существами низшими и несоизмеримо более примитивными. Кстати, именно поэтому вампиры без угрызений совести могут "засосать" свою жертву насмерть, хотя это вовсе не обязательно; человек, укушенный вампиром, выживает, если только его не выпить досуха. Так вот, вампиры стараются свести свои контакты с людьми к минимуму, - я не говорю о периоде их "охоты", - или хотя бы вести себя так, чтобы никто не догадался об их природе. Они очень сильно держатся друг за друга, не допускают к себе посторонних и не отпускают своих "на сторону". В общем, нечто вроде закрытого клана, очень немногочисленного. Ведь количество вампиров пополняется почти исключительно за счет рождения детей с особенными свойствами - это, так сказать, истинные вампиры, именно они становятся носферату, если проживут достаточно долго...
- А можно сделать вампиром обычного человека?
Кристиан помолчал.
- Можно, но очень трудно. Для этого проводился специальный ритуал, который требует долгой и сложной подготовки и разрешения главы клана. А разрешение такое дается очень, очень редко. Но это уже не относится к делу... Твой отец, Илэр, занимался своими исследованиями не просто из любопытства. Он был одержим идеей разгадать тайну этой болезни, и... Нет, не пугайся, он не собирался сам примыкать к носферату, или делать людей такими же, как они. Наоборот. Он хотел найти способ излечения от вампиризма...
- И за это его убили?
- Вероятно. Видишь ли, я точно не знаю, до чего именно Адриен докопался и что стало известно носферату. В последнее время он часто говорил о каких-то новых открытиях, которые сдвинули дело с мертвой точки; ведь он много лет буквально топтался на месте. Но что это за открытия, он не говорил, а я не спрашивал... Видно, сведения, которые стали известны твоему отцу, представляли некую опасность для вампиров. Они сочли его опасным для себя. И вот Адриен мертв, а дом ваш перевернули с ног на голову в поисках чего-то, весьма для них важного.
- Они нашли?
Кристиан покачал головой.
- Не знаю. Если бы хотя бы знать, что они искали...
- Ну а я-то им зачем?
- Если допустить, что поиски не увенчались успехом... Они могут полагать, что искомая вещь находится у тебя.
- Могли бы подумать: ну когда бы я успел взять хоть что-то? Не говоря уже о какой-то ценной вещи. Я же убегал через окно, Крис...
- Объясни это им. Думаю, они подходят с той точки зрения, что всегда лучше перестраховаться. Странно, что они не добрались еще до кабинета Адриена в университете. Но, думаю, все впереди. Так что скажешь, Илэр? Теперь, когда я вкратце рассказал тебе, все что знаю, ты согласишься уехать?
- Да куда ты меня хочешь спровадить? - психанул я. - Куда мне ехать? К тетке? Ну и на кой черт я ей сдался? Да и вообще... если все так серьезно, как ты говоришь, меня найдут и у нее... - мороз продрал меня по коже при мысли, что я ведь уже все рассказанное Кристианом воспринимаю всерьез! И всерьез рассматриваю существование в реальном мире - моем мире! - каких-то там кровососущих человекообразных тварей. А фраза про темную сторону всего сущего, оброненная Кристианом, вообще звучала как джедайский бред из "Звездных войн". - Крис, а ты-то откуда столько знаешь? Тоже общался с... вампирами?
- Нет, не приходилось. Адриен кое-что рассказывал, но... ходил туда всегда один. И работал над своими исследованиями один. Кажется, он про них никому, кроме меня, никогда не рассказывал. Да и мне рассказал в общих чертах.
Удивительное дело: работать над темой полтора десятка лет, и ни единой душе не рассказать про свои открытия! Мой отец, конечно, замкнутый человек (то есть, поправил я себя с тоской, БЫЛ замкнутым человеком), но чтобы настолько... Кроме того, мне начинало казаться, что вот тут Кристиан что-то темнит. Слишком много он знал для человека, которому "в общих чертах", "кое-что рассказывали". Но я не стал придираться и уточнять, сделав мысленно пометку "разобраться позже". Мне бы разобраться с тем, что я уже услышал! Куда уж выяснять новые подробности...
- Что же теперь, Илэр? Разумеется, ты можешь оставаться у меня, но тебе нужна будет одежда... и вообще твои вещи. Придется известить полицию, чтобы они разрешили тебе вернуться в дом. Впрочем, об этом не беспокойся, я все устрою.
Я покачал головой. Вернуться в дом, где убили отца, я не мог. Во всяком случае, не сейчас. Когда-нибудь после, конечно, я захочу пойти туда, но, думаю, до этого момента пройдет немало времени. И дело тут, поверьте, не в обычном страхе.
- Когда похороны, Крис?
- Стоит ли тебе идти? - заколебался Кристиан. - Я все понимаю, но лучше, если бы ты не...
- Я хочу пойти! - прервал я. - Это мой отец! Могу я хотя бы в последний раз увидеть его? Когда, Крис?
- Похороны завтра, - произнес Кристиан тихо после долгого молчания. - Поедем вместе, Илэр.
Я кивнул, сглотнул подступивший к горлу комок и заплакал. Я ничего не мог с собой поделать. В синих глазах Кристиана была мука, но он сказал только:
- Тебе нужно отдохнуть, завтра будет трудный день. Мне придется уехать сейчас, а ты располагайся, как удобно. Если что-то понадобится, звони мне на мобильный или скажи Елене, она скоро придет, - (Еленой звали женщину, которая приходила каждый день, чтобы прибраться и приготовить еду). - Хорошо? А лучше попробуй поспать. Хочешь, я найду тебе успокоительное?
- Не нужно.
Я и впрямь чувствовал себя смертельно уставшим и разбитым после длинного разговора, но уснуть не сумел бы. Какой тут сон, когда завтра хоронят твоего отца, единственного родного человека? Но и успокоительные таблетки я принимать не хотел.
- Тогда до вечера, - сказал Кристиан, вставая. У дверей он обернулся и добавил мягко: - Крепись, малыш.
После того, как ушел Кристиан, я еще немного посидел один в кухне, пока тишина не начала отдаваться звоном у меня в ушах. В голове было абсолютно пусто; редко случается так, что не остается ни одной, самой завалящей, мысли. Ощущение неприятное, но сейчас я был ему рад. Казалось, начни я хоть о чем-нибудь думать, и голова лопнет; а мне и без того было достаточно плохо.
Потом, все так же бездумно, я поднялся наверх, в комнату, где провел ночь.
Дом у Кристиана был большой, а жил он один. Жена ушла от него давно, почти сразу после рождения Агни. Он жил на широкую ногу, многое мог себе позволить, будучи весьма обеспеченным человеком: последние пять лет он возглавлял крупное архитектурно-проектное бюро. Если не ошибаюсь, его дом был построен по его же проекту. Наверное, Кристиану бывало в нем очень одиноко. Впрочем, дома он проводил мало времени, чаще пропадал допоздна на работе или у нас.
Комната моя была в самом конце коридора, и мне пришлось пройти мимо еще нескольких дверей; все они, кроме одной, были заперты. Из-за приоткрытой двери доносилась приглушенная музыка. Я остановился послушать и узнал вступительные аккорды "Portrait Of The Dead Countess" Крэдлов. Удивительно, я не знал, что Агни слушает такую же музыку, что и я... Композиция пришлась очень в тему к произошедшему разговору, меня даже передернуло. Моя любимая группа, но слушать ее сейчас я бы не смог.
Я тихонько постучался в дверь.
- Заходи!
Агни, как была, в джинсах и свитере, валялась на застеленной постели на животе, подложив под подбородок сцепленные в замок пальцы. Она так и не удосужилась разобрать вещи, и застегнутая на "молнию" сумка валялась рядом с кроватью. Увидев меня, Агни живо перевернулась на спину, потом села.
- Не думал, что тебе нравится такое, - я кивнул в сторону музыкального центра, колонок которого доносилась уже "Lustmord And Wargasm". - Странное пристрастие для девушки.
- Ага, и ты такой же, как все. Никто не верит, что девчонка может слушать подобную музыку. Тебе нравится?
- Крэдлы - моя любимая группа, - ответил я, сам себе удивляясь. Надо же, я еще в состоянии вести разговоры о музыке.
Агни смотрела на меня, по-видимому, не имея ни малейшего понятия, как и о чем со мной еще говорить. Я тоже не знал, стоял молча и рассматривал комнату. Видно было, что здесь живут нечасто и не подолгу: абсолютно ничего лишнего, никаких постеров и фотографий на стенах, почти полное отсутствие безделушек и книг на полках. И обставлена комната сдержанно, без всяких медвежат и розовых бантиков, которые так любят девчонки. В общем, совершенно не девичья комнатка.
- Тебе лучше лечь поспать, - выдала вдруг Агни. Похоже, мысли ее двигались в том же направлении, что и у отца. - Вид у тебя совершенно убитый.
Еще бы не убитый! Впрочем, хорошо, что только вид, а не я сам. Я подавил неуместный истерический смех и повернулся, чтобы уйти.
- Пойду, правда, прилягу.
До вечера я пролежал на кровати в своей спальне, стараясь ни о чем не думать. Лучше всего было бы уснуть, но сон бежал от меня; а вот мысли потихоньку возвращались, и вместе с ними навалилась такая тоска, что впору было взвыть. Чтобы немного отвлечься, я принялся обдумывать все, что поведал мне Кристиан. Этой информацией нужно было как-то распорядиться, я не собирался просто принять ее к сведению и так все и оставить. Я, правда, не знал еще, что намерен предпринять и зачем. Знал только, что в лапы тех, кто убил отца, попадать мне не стоит, особенно, если они и впрямь думают, будто у меня есть нечто нужное им. А стоит, пожалуй, все-таки наведаться домой, и пошарить по оставленным там вещам; может, и найду то, что прятал отец. Он, наверняка, вел какие-то записи, и я должен найти их. А потом подумаю, что с этим делать.
До самого вечера меня никто не потревожил, и только Кристиан, вернувшись, зашел узнать, в порядке ли я. Заодно принес сумку с моей одеждой: он уже успел поговорить с полицией и поставить их в известность о том, что я цел и невредим. Ему разрешили забрать из дома некоторые мои вещи. Я поблагодарил. Выглядел Кристиан сильно подавленным, в каждом движении сквозила усталость, и мне снова стало его жаль. Даже чертовски элегантный темно-серый костюм смотрелся на нем помято и уныло. Я только сейчас подумал, что Кристиан, должно быть, взял на себя все заботы по организации похорон, переговоры с полицией, связь с родственниками и коллегами отца, а так же еще множество крупных и мелких забот. Да тут еще я на его голову. И Агни, которая, впрочем, ничего не знала, пока не появилась тут. И еще мне подумалось, что Кристиан, на самом деле, завяз в проблемах моего отца гораздо глубже, чем хотел показать. Только он ни за что не станет загружать ими меня, уж я-то его знаю...
- Как ты вообще, Илэр? - Кристиан все не решался уйти из дверей моей комнаты.
"Очень плохо?" - спросили его глаза, но губы - не решились.
- Я в порядке.
- Уверен, что не хочешь выпить успокоительного? Нет? Тогда, спокойной ночи, Илэр.
- Спокойной ночи, Крис.
Cradle Of Filth "Ebony Dressed For Sunset"
Мы прогнали свою душу прочь.
Мы попали в рабство твое.
Единственные похороны, на которых мне приходилось присутствовать, были похороны моей бабушки со стороны отца. Когда она умерла, мне было лет пять, а потому смерть ее, а так же похороны, я помню смутно. Помню бледного, мрачного, совсем молодого еще отца, помню заплаканную тетку и еще каких-то бабок в черных платьях и черных же кружевных накидках на голове. В общем, все было довольно мирно и спокойно, только очень сумрачно.
Похороны отца стали вторыми в моей жизни, и их, наверное, я буду помнить до самой смерти, несмотря на то, что целый день прожил как в тумане. Мы с Кристианом приехали прямо на кладбище. Он с трудом, но убедил меня, что так будет лучше. До объяснений, правда, не снизошел. Он вообще говорил в тот день очень мало. В угольно-черном костюме, бледный, с приглаженными и собранными в хвост волосами, он казался не то святым отцом, не то скорбным ангелом смерти. Таким я его не знал, и, говоря честно, предпочитал бы не узнавать никогда.
Оказавшись перед кладбищенской оградой второй раз за последние три дня, я почувствовал примерно то же самое, что и тогда, когда бился тут в истерике на руках у цветочницы. Тот же холод, хотя теперь на мне было осеннее полупальто, и то же отчаяние. Снег так же ложился на черное сукно и колол лицо, ветер так же норовил забраться за шиворот. Так же мерзли руки (я снова был без перчаток, забыл напрочь, да и до них ли было?). Я посмотрел на цветочниц. Наверное, и они тоже были те же самые, да только не помнил я их лиц. Любопытно, узнали ли они меня? Едва ли. Трудно сопоставить посиневшего поцарапанного пацана в разодранной куртке и юношу в дорогом пальто, вышедшего из темно-синего автомобиля, который иначе как лимузином-то и не назвать.
Не глядя ни на кого, я остановился у гроба. Кто-то подходил ко мне, выражая соболезнования, но я ничего не слышал и не воспринимал, смотрел на изжелта-бледное, восковое, почти неузнаваемое лицо отца, покоящееся на белых кружевных подушках. Надолго меня не хватило. Я не хотел помнить отца таким, и отошел в сторону, встал рядом с Кристианом.
Присутствующих было немного. Священник (кто, любопытно, пригласил его? отец никогда не отличался религиозностью, даже наоборот), мы с Кристианом, тетя Эрика (все-таки успела приехать), коллеги отца из университета. Последние смотрели на меня со странным выражением, словно бы не ожидали увидеть. Интересно, знали они об обстоятельствах гибели отца? Впрочем, нет, неинтересно. Что мне за дело, знали они что-то или нет. Все мое внимание было сосредоточено на мерзлых комьях земли, которые со стуком падали на крышку опущенного гроба.
Когда все было закончено, никто не спешил расходиться. Только сейчас я заметил еще одного человека, который до сих пор скрывался за спинами мужчин. Высокая женщина, вся в черном и с черной же вуалью, спускающейся до кончика носа. Эта часть туалета мешала рассмотреть ее лицо, но я и без того был уверен, что никогда ее не видел. Женщина стояла, ни с кем не разговаривая, чуть в стороне от основной массы людей. Я пристально всматривался в нее, пытаясь определить, кто она такая. Подруга отца? Но я ничего не знал о его подругах; что же он, и свою личную жизнь держал от меня в секрете?.. Я повернулся к Кристиану, чтобы спросить, не знает ли он женщину в вуали. Но Кристиан разговаривал с одним из знакомых отца; потом отошел к тете Эрике. Сразу после окончания беседы та приблизилась ко мне. До чих пор мы не перемолвились ни словом.
- Бедный мальчик, - произнесла она, обнимая меня и целуя холодными губами в лоб. - Какое несчастье... Тебе нельзя оставаться одному, не хочешь ли перебраться ко мне? Кристиан сказал, что собирается оформить опекунство над тобой. Он спрашивал моего разрешения, я не возражаю, но может, тебе лучше будет пожить у меня? Кристиан, все-таки, не родня тебе...
Я был удивлен и даже тронут. От тетки я подобного не ожидал. Мы редко виделись и не питали друг к другу теплых чувств; Кристиан был мне много роднее.
От предложения тети Эрики я отказался, не называя истинных причин отказа. Зачем обижать человека, лишний раз намекая на отсутствие родственных отношений. Впрочем, установившаяся между нами холодность (или, точнее, холодноватость) была не только лишь ее "заслугой". Отец тоже не слишком много усилий прилагал для сокращения дистанции в отношениях. Поэтому я просто сказал тете Эрике, что не хотел бы уезжать из родного города; все-таки, здесь все мои друзья и знакомые, да и с Кристианом мы знаем друг друга много лет, плохого он мне не пожелает. Впрочем, тетка, кажется, все же немного обиделась.
Пока мы разговаривали, я время от времени оглядывался на незнакомку в вуали. Она по-прежнему неподвижно и отрешенно стояла ото всех в стороне. Странная женщина.
- Не знаешь, кто это? - спросил я у тети Эрики, кивком указывая на незнакомку.
- Понятия не имею. Может быть, кто-то из коллег Адриена?..
Всех отцовских коллег по работе я знал, и всех их уже видел, и от всех принял соболезнования. Может быть, эта женщина с другой кафедры, с которой отец сотрудничал не так тесно, но что она тогда здесь делает?.. С подобным же вопросом о личности незнакомки я обратился к Кристиану, который как раз подошел к нам. Он взглянул на женщину, и мне показалось, что в глазах его что-то дрогнуло.
- Я ее не знаю, - коротко ответил он, словно заранее пресекая все дальнейшие вопросы.
Наконец, мы медленно двинулись к выходу. Мы шли втроем: я, Кристиан и тетя Эрика. Кристиан придерживал меня за локоть. Я чувствовал себя неважно, меня мутило и пошатывало. Больше всего хотелось лечь и уснуть, минувшую ночь я почти не спал, мучаясь тоской и сомнениями.
Мы вышли на центральную аллею, и я вновь оглянулся на оставшуюся за спиной могилу. Все уже разошлись, и только фигура женщины в черном по-прежнему возвышалась одиноко и неподвижно. Впрочем, нет, не одиноко. Рядом с ней откуда-то взялся еще один человек, крепко взявший ее под руку. Мы ушли еще недалеко, но мне даже не потребовалось пристально всматриваться в его лицо, чтобы узнать... Я вздрогнул и изо всех сил вцепился в локоть Кристиана, принуждая обернуться и его.