Терентий нынче летом вместе с зятем новую баньку поставили. Всю внутри отделали, оба ходят, выпендриваются. Что ты, наша баня лучше всех. А по мне баня она и есть баня, было бы чего мыть. А давеча приперся ко мне пузатый этот, Терентий, мать его, чё и приходил-то уж не помню, только в баню зазвал. Да, язви его в душу, сманил пивом холодным, иначе говорит, не налью. И я-то, черт меня угораздил, своя ведь есть, и дел-то, воды натаскать да истопить. Нет, дураку пива захотелось. А этому чего, нарисовался, вот, мол, смотри мы какие, тоже жить умеем, гляди в каких банях моемся, чтоб ему ни дна, ни покрышки. А месяц назад пришел ко мне в баню, начал критику наводить, это не так, это не эдак, полы прогнили, лавка не на месте стоит, котел маленький, вот зараза, пенек обоссаный.
Ну, на следующий день, как раз в субботу, взял полотенце да мочалку, белье свежее и пошел в баню. Тимоха сидит в предбаннике, столик у него тут, на столе трехлитровая банка пива, стаканы и вобла. Давай, говорит, парься, пиво ждать не будет. Ну, разделся, на вешалки развесил свое хозяйство и в парилку. Хорошо, правда, культурно все, ну ново все ж таки. На верхнюю полку залез, сижу потею, ковшик на каменку плеснул, хорошо пробирает, душа-то она знает, что ей надо, ее не обманешь. Этот зимагор слышу, на чердак полез, топчется там чего-то, че ему там понадобилось, язви его в душу. Недолго он там лазил, загрохотало все вдруг, и он, слышу, за дверью орет. Я на выход. Мать честная, что случилось. Дверь-то открывать, а она ни в какую, что-то там ее держит, только что, не пойму. И этот орет, что там с ним, помощи просит, а кто ему кроме меня поможет, баня от дома далеко, все равно никто не услышит. Я через дверь крикнул, а этот пес шелудивый не слышит меня, знай, стонет, как припадочный. Во думаю, попал, дверь закрыта, а мне так припекает, что шкура сейчас начнет облазить. В парилке ни одного окошка, хорошо хоть фонарь на стене, тускло, но светит. Дышать уж нечем, я ногой в дверь барабаню, а толку, только пятку отбил. Лег я на пол, по прохладней чуть-чуть. Пролежал так с пол часа и думаю себе: "Вот ведь голый на этот свет явился и голым видать уйду". И так мне обидно стало, хоть бы трусы на мне были, в них все-таки помирать-то легче. Слышу, за стенкой опять что-то грохнулось, и вроде как доски затрещали, и зашумел кто-то. Я последние силы собрал, в дверь торкнулся, она малость приоткрылась, морду то в щель сунул и дышу. А минут через пяток дверь то и вовсе растворилась. Вполз я в предбанник, шмотки свои с пола собрал и на улицу. Этот паразит тут же сидит, спина и живот расцарапаны, стонет волк чесоточный, под глазом синяк во всю харю, аж светится. Оделся я в то, в чем пришел, стою, надышаться не могу. Обуться то забыл, обратно в предбанник захожу, огляделся, потолка нет, одни голые перегородки из бруса остались. Банка с пивом вдребезги, нашел кое-как обувку и к этому на улицу выхожу. "Ты, какого на чердак-то полез?" "За веником" "Морда твоя облезлая, веник то загодя надо заваривать, чурбан ты суклявый!" Потолок то видать над предбанником недоделанный, только снизу подшитый, ну он между балками то и наступил, такую тушу разве что выдержит, ну и рухнул. А этот толстопузый между балками застрял, висел и орал, покуда не свалился. Вот так вот я попарился с холодным пивком. Домой пришел, а жена ещё подкалывает: "С легким паром!" - говорит. "Иди ты, - говорю, - в баню!"