Лора давно не вставала днем. И не уходила так далеко от пристанища.
Ярко. И солнце слепит. Она щурится, привыкает, поглощает кожей тепло, щедро выплеснутое с неба. Липкий песок цепляется к ступням, подол платья промок и мешает, но она все равно бежит, потому что день короток, и нужно успеть... Куда? Неважно. Лишь бы подальше отсюда. Ускользнуть, сбросить оковы, освободиться. Вырваться из ненавистного плена, в который сама себя определила.
Это было давно. Лора не помнит, сколько прошло времени. Помнит боль. Кровь, смешавшуюся с водой, и оттого вода эта темна. Обломки судна, усеявшие поверхность ее, и каждый из них обманчиво крепок. Руки скользят, стараясь ухватиться, но тяжелое платье набрало воды и нещадно тянет вниз. Во тьму.
Мрак и вода...
Холодная, она забивает горло, и крик застревает в нем не проглоченным ужасом. Неизбежностью.
Лора мотает головой, стараясь выбросить назойливые мысли, заполняя создание лишь одним стремлением - к свободе. Чайки угрожающе хлопают крыльями, противным криком предупреждают о цене. У свободы всегда высокая цена, и Лора это знает. Ей не хватит сил, чтобы расплатиться. Не хватит крови.
Она должна вернуться. Это так просто - повернуть назад, найти путь по еще не затертым водой следам, и береговая линия приведет домой. Туда, где Лору ждут. Туда, где вода огибает камень, скрывая под толщей опасные острые скалы. Где высится горбом поросший деревьями утес, тянется к небу, словно пытается вырасти еще больше. В ущельях его темно и сухо, и именно там место Лоры.
Солнце ее не хочет. Оно обожжет молочно-белую кожу, испортит шелк волос, ослепит. И мир, обманчиво прекрасный, живой - погубит.
- Я устала...
Шепот растворяется в недовольном чаячьем крике и шуме волны. Она лижет пятки, ластится, трется о ноги сытой кошкой. Но Лора знает, насколько обманчивой бывает волна. Она видела вспоротые животы лодок, открытые переломы мачт, изорванные в клочья паруса. Она помнит сильных мужчин, барахтающихся в воде. Они из последних сил боролись за жизнь. И Лора хотела бы помочь, но нельзя. Нельзя жалеть их, иначе Лора умрет. Такова плата за месть, за вечную жизнь, за удовольствие каждого вдоха. Сочувствие - непозволительная роскошь.
Кровь сладка, и Лора пьет ее жадно. Наполняется силой гибкое тело, голова кружится от восторга. Чужая жизнь разливается по жилам, питает мертвую плоть. Только в такие моменты Лора счастлива. Так ли важно, что будет потом?
- Я устала убивать.
Вода равнодушно выбрасывает на берег горсть ракушек. В детстве Лора собирала их, хранила в плетенной из лозы шкатулке, которую прятала под кроватью. В том доме пахло рыбой и дымом, на стенах плотной паутиной висели рыболовные сети. Их плел мужчина, Лора помнит. Отец... Сгорбленная спина, выдубленная солнцем и ветрами кожа, развевающиеся серебряные волосы. Лора не сохранила в памяти лицо, но точно знает, что глаза у него светло-серые, с бурыми крапинками около зрачков. И она уверена, что, если найдет его, будет в безопасности.
- Он умер, - нагло смеется вода, то накатывая, то отступая. Вода танцует, и Лора цепенеет от завораживающего действа. - Он мертв уже много лет. И ты мертва.
- Неправда...
Лора идет уже на чистом упрямстве, воля тает тем скорее, чем дальше она от утеса. Тяжелее становится тело, а ноги устали, и Лоре присесть бы, а лучше лечь на волну. Вода поможет. Вода принесет ее обратно домой. Туда, где темно и тихо, где Лора сможет выспаться, отдохнуть. А потом, когда луна выкатится на выпуклый небосвод, усеянный мелким бисером звезд, Лора получит силу.
Но сначала она споет, ведь голос ее прекрасен. И кожа в лунном свете серебрится, сияет. Лора возьмет широкий костяной гребень, проведет по золотым волосам и подарит миру еще одну песню. Хрустальный звук разнесется по окрестностям, волна подхватит его, ударит о корму приближающегося судна.
- Я не хочу...
Слезы - тоже вода. И Лора глотает их, соленые, терпкие. В слезах есть сила, и волна пенится, ворчит. Тянется к Лоре, чтобы та поделилась. А лучше пусть вернется, и тогда ночью вода напьется крови, вынырнут из глубин бестолковые, юркие русалки, блеснут зеленой чешуей, оскалятся зубастыми ртами, выпрашивая жертву. И Лора даст им крови, она напоит Рейн, и река защитит ее. Только вместе они выживут.
Смерть безобразна. И в безобразии этом совершенна. Скорее всего, каждый из убитых Лорой мужчин ее заслужил. Она слышала плач обманутых женщин, видела муки их, рожающих бастардов в грязи и сырости. Их обида и ярость порой заполняли голову Лоры, и она просыпалась в тепле и уюте своего ущелья. Выходила на воздух, поднимала лицо к небу, а потом, получив благословение луны, карабкалась на вершину утеса, высматривая корабли...
И лишь сегодня проснулась от прикосновения губ к губам. Это был образ того, кого она похоронила в памяти. Его кровь впервые напоила реку, и Лора не жалеет, только вот...
Солнце. Небо низкое с сизыми мазками облаков. Персиковый бок его тонет в Рейне, а голубой купол взрезан острыми крыльями чаек. Они кружат над Лорой, пищат, злятся. От криков их болит голова, и всего-то нужно - лечь на волну. Вода излечит, принесет покой. И больше не позволит разбудить Лору днем. Не разрешит потревожить...
- Ты заблудилась?
Вопрос заставляет обернуться. И близость ярко-синих глаз обескураживает. В уголках этих глаз притаились пучки неглубоких морщинок. Мужчина, догнавший ее, молод и силен. Темные волосы ласкает ветер, порывы его раздувают полурасстегнутую рубашку, и Лора скользит взглядом по сильной груди, по загорелому рельефу предплечий. Она отмечает мощь ровных ног, до колен прикрытых подвернутыми штанами. Неподалеку, накренившись и утонув дном в песке, дожидается лодка.
Лора старается не думать, насколько он похож на того, другого. На ее первого, с которого все началось. Он предал ее. Тогда она впервые убила.
Вода волнуется, шипит, пенится. Уже не просит - требует. И Лора не помнит, зачем вообще бежала. Память коварна, она играет против Лоры. Солнечные лучи обжигают плечи, и глаза все еще слезятся. От жары плавятся мысли, и лишь в груди разгорается жестокий, неутолимый голод.
- Как тебя зовут?
Синие глаза смотрят участливо, от него удушливо пахнет жизнью, а на шее слева маняще бьется жилка. Лора смотрит на нее. Облизывается. Сглатывает вязкую слюну. И понимает: от себя не уйти. Она устала бороться с судьбой. Видимо, нужно покориться, однако...
- Беги... - Слово выходит сдавленным, сухим. Шелестит на ветру, рвется тонкой бумагой, поднимается ввысь. И Лора боится, что синеглазый ее не услышал. Потому повторяет уже громче: - Беги!
Разворачивается к воде и, не раздумывая, ныряет в темную пучину...
...В ущелье темно. Холодно. И Лора мечется, царапает ногтями горящее горло. Даже во сне жажда не отпускает, дурманит, нашептывает голосами обиженных женщин.
- Выйди, Лора. Спой.
Она встает. Снимает платье, ибо нагота честна и беспощадна. Ступает аккуратно, крадется на цыпочках к выходу из своего убежища, похожего на могилу. Подставляет лицо прохладному ветру, проводит гребнем по волосам. И чувствует, как внутри рождается песня.
Песня ведет на вершину. Туда, откуда видна покрытая рябью-чешуей широкая спина Рейна, вьющегося между холмами. Туда, где ночное небо касается макушки Лоры, лаская, словно материнская длань. Там, внизу, у склона холма свернулась стайка острых скал, и темные воды Рейна укутали их, спрятали от любопытных взглядов. До поры.
Песня просится на волю, и Лора выпускает ее. Она манит, притягивает, побуждает подплыть ближе, прислушаться. Голос Лоры проникает даже сквозь толщу воды - прекрасный, чарующий. И мелькают у поверхности серебристые хвосты русалок.
Лора не сразу замечает лодку. И взмах весла заставляет ее вздрогнуть. Испугаться. И песня смолкает резко, оборвавшись. Тот, кого она видела днем, испуганно смотрит в сторону утеса.
Рейн шевелится - неповоротливый, сонный. Заворачивает опасные водовороты, выбрасывает на поверхность мусор и обрывки водорослей. И цепляет невидимыми пальцами легкую лодку, тянет в пучину. Рейн недоволен. Тот, кто находится в лодке, один, а потому жертва кажется ничтожной. Она не способна утолить голод реки.
Он стоит прямо, выронив весло и смирившись с судьбой. Лора не видит его глаз, но ей кажется, он смотрит прямо на нее, в нее, проникая взглядом в самые глубины души. От этого взгляда тепло, и голод отступает.
Лодку опасно кренит, парень покачивается и, не удержавшись, падает в объятия реки. Взмахивают хвостами голодные русалки, устремляясь к добыче... И тогда Лора сжимает кулаки. Трещит, ломаясь, костяной гребень. А Лора, оттолкнувшись от края утеса, ловко прыгает в холодную пасть Рейна.
Мрак и вода...
Цепкие когти русалок, не готовых расстаться с обедом. Лора отмахивается от них, хватая мужчину за шиворот, из последних сил толкая к поверхности. Водоросли спутали ноги, тянут ко дну, и она делает последнее усилие, чтобы спасти несчастного, плененного волшебным голосом Лоры.
Пожалела. Нарушила клятву. А это значит... смерть. Но Лора больше не боится смерти, единственное, что сейчас страшит - не уберечь.
- Пощади, - безмолвно кричит она Рейну, выпуская в воду стайку пузырьков. - Оставь ему жизнь.
Время замирает на несколько мгновений, и Лоре доступны обрывочные картинки будущего. Горячий песок. Куски исковерканной рекой лодки. Обломок весла. Мужчина, лежащий на спине и раскинувший руки, будто желающий обнять весь мир. На лице его - облегчение. Счастье, выраженное в блаженной улыбке. Широкая грудь вздымается рваными вдохами.
Лора закрывает глаза, и видение гаснет. Она проваливается в объятия Рейна и понимает лишь одно: прощена.
Последнее, что она замечает - рассерженные лица русалок, уплывающих прочь, и широкую толщу воды, через которую едва проглядывает ночное небо. Небо удаляется, и тело идет ко дну, но Лора уже не видит этого.
