Аннотация: Что происходит с нами, когда кто - то умирает? Что происходит с теми, кто лишил жизни? Что случается с теми, кто забирает жизнь при этом не лишая права на существование? Что такое любовь и плачут ли ангелы...
Ангелы не плачут.
-Ты хотел бы стать птицей?
-Неа.
-А почему?
-Не знаю.
Тогда Арлен повернулся ко мне спиной. Перевернулся на другой бок и подложил ладонь под голову, словно малый ребенок. Не знаю почему все звали его таким странным именем, но оно ему шло. На самом деле у него абсолютно простое имя. Но пусть оно останется в простом мире, где и мое имя точно так же просто, как и все нас окружающее.
Эта история долго пылилась на полках моей памяти, но я все же решила рассказать ее. Возможно, она слишком заурядна, а, может, и не очень. Но сейчас настало ее время.
Пустой когда - то дом наполнился звонкими детскими голосами. Мы купили дом, пустующий несколько десятков лет. Говорили, что раньше здесь жила счастливая семья. У отца с матерью было два прекрасных ребенка. О чем говорила пара качелей, прочно привязанных к толстой ветви высокого дуба. Но однажды они уехали и больше их никто не видел. История никого не на пугала. В этот прекрасный летний день все было замечательно. Наша собака бегала неподалеку, осматривая новое место. Она виляла хвостом. Мне так казалось. Ее дух бегал где -то рядом. Я его видела. Наверное.
Ветер раздувал наши волосы. В нашей семье пятеро детей. Точнее четверо... Многие говорят, что это перебор. Но нам неплохо вместе... Наверное.
Я никогда не чувствовала себя уютно в своей семье. Я была, как они говорили, "странной". Но мне было все равно. Запираясь в комнате я любила, забравшись с ногами на кровать, рисовать. С моими рисунками я уносилась вдаль. Гладила руками созревшую рожь на полях и лежала на изумрудной траве в поисках птиц на небе. Мне было подвластно все в такие моменты. Закрывая глаза я рисовала все, что видела. Я мечтала о том, чего никогда не будет. Я переставала быть телом, я становилась духом. Летела.
В моей новой комнате я тоже так делала. Улетала от разговоров в кухне. Пряталась в мыслях ото всего, чего я боялась. Мою старшую сестру. Моих братьев... Моего детства.
Мой отец работал адвокатом и был так же толст, как и его кошелек. Неплохой, наверное, адвокат. Я не любила проводить с ним время. От него веяло холодом. Иногда кажется, что он безразличен к своей семье. У него постоянные головные боли и он кричит. Кричит в нашей новой кухне. Все начинают кричать, а я ухожу. Улетаю.
Когда мне было десять я ошиблась. Но иногда мне даже нравиться то, что я сотворила. Иногда приятно вспоминать, как ты на некоторое время стал Богом. В ушах начинает пульсировать кровь. Так, словно ты слышишь водопад. И он говорит с тобой. Но потом он стихает и ты больше не слышишь ничего. Только тихие рыдания. Кажется, это был мой тихий, почти неслышный крик. Я была Богом. Это трудно быть Властителем чужих судеб. Это невыносимо больно. Так будто тебя разрезают на маленькие кусочки. Но ты молчишь. Тебе страшно и не хватает сил сознаться в том, что ты был Богом. Потому что это тайна...
С сестрой мы остались одни дома после того, как папа закопал на заднем дворе нашу собаку. Заразившись чем - то, она долго ходила сама не своя. Но мы не понимали, что происходит. Она медленно погасала на наших глазах. Смотрела на меня своими опустевшими глазами во впавших глазницах. Мне становилось страшно и я отводила взгляд. Тогда я не знала, что смерти нужно смотреть прямо в глаза. Она страшит, но смерть - это только начало... Мы все не отвозили ее к ветеринару. Мама говорила - поправиться. А потом ее не стало. Я закрылась в комнате, чтобы никто не видел моих слез. Глаза - наша душа. Мы должны научиться понимать ее слова. Она заперта внутри нас, но мы слепы и не видим ее. Но теперь, в отражении зеркала я вижу как она осуждает меня и смотрит прямо на меня. Не отводит свой ненавистный взгляд. Я противна... Сама себе.
После смерти нашего питомца я вышла поздно вечером, чтобы скрыть одиночество. Села на мокрую от ночной росы землю и провела ладонью по свежей еще земле. Она где - то там. Тело, но не душа. Душа здесь, рядом, прямо со мной. Пытается лизнуть меня в щеку. Порой мне кажется, что я слышу ее лай. Схожу ли я с ума. Но сестра не знала ничего о душе. Она была хладнокровна когда вышла ко мне.
-Это всего лишь жалкий комок шерсти, который уже едят черви. Незачем по нему плакать.
Сложив руки на груди, она с мерзкой ухмылкой смотрела куда - то за горизонт.
Она никогда не любила "этот комок шерсти". Она никого не любила. Даже себя...
Слезы тогда душили меня. Хотелось тоже стать духом. Прямо там около могилы. Мне столько хотелось ей сказать. Но она бы все равно не поняла. Она никого не понимает кроме своих друзей. Стая, в которой она может быть кем угодно.
Ей часто нужны инсулиновые уколы. В строго установленное время. Она и их ненавидит. Меня ненавидит. И я решила, что ей незачем жить... Я спрятала их. Ее ненависть, ее жизнь - ее уколы. Подальше. Я взяла их на время. Точно так же как и ключ от ее комнаты... Я ошиблась. Но теперь уже поздно - ее не стало. Как и той ненависти. А ведь все ее любили. А она всех ненавидела. Странная... Я закрыла ее и слушала, как она кричала сверху на третьем этаже. Наверное, от боли. Ей не хватало ненависти. Своей... Слышу как упала музыкальная шкатулка в ее комнате. Это она ее столкнула. Руки в дикой пляске в попытке открыть дверь. И я, спрятавшись в углу на первом этаже, молчу... Тишина. Она лежала на полу. Больше не выкрикивала мое имя. И только этот неистовый водопад крови у меня в висках. Я - Бог? Забавно... Ее мертвое белое лицо. Играющая свои странные ненавистные мелодии ее шкатулка. Дождь за окном. Небо нахмурилось над моим поступком. Прямо как в тот день в лагере. Но тогда оно хмурилось моим двум братьям... Глупые взрослые близнецы... Летний лагерь и коробочка конфет. Родители навестили нас. Мне было плохо в лагере. Меня никто не понимал. Я - изгой. Изгой с большой буквы. Одна. Я все спрашивала себя: "Почему же меня никто не любит, почему"? Даже родители... Они привезли мне коробочку конфет. Я не любила сладкого. Даже этого они не знали. Их машина вскоре скрылась за поворотом. К горлу подступила тошнота. А потом я помню как доставала родительский подарок из грязи...А братья все кричали:
Прежде чем это сказать оба с двух сторон зажали меня своими крепкими телами. Я не удержала сладости... Коробка до сих пор стоит у меня где - то на полке, наполненная письмами. Во мне не было ненависти. Слезы падали в грязную лужу когда я собирала выпавшие конфеты. Грязные руки я подставила под дождь. В дожде я прятала беззвучные слезы. Разноцветы конфеты стали похожи на маленьких жаб... Алиса есть жаб... Ведьма. Я не против, только оставьте меня в покое... Детская обида душила меня. Голубая юбка превратилась в грязную тряпку и липла к ногам. В руках я уносила слипшиеся конфеты в размокшей коробке... Синими глазами смотрела на хмурое небо и слез моих становилось вдвое больше. Одни пресные, а другие соленые. Ненависти не было. Жалко ли? Может быть. Может быть мои глаза были бы иными теперь. Совсем как у сестры. Мертвыми...
Фани... Моя сестра. Мне до сих пор интересно, любила ли я ее...
Ее я перетащила на кровать. Боялась, что она меня утащит в свою пропасть. Боялась, что она откроет свои, точно такие же синие, как у меня глаза... Посмотрит на меня и передаст свою ненависть мне. Мне было страшно, что эта сила снова будет жить. Только в другом теле. Кто я? В моей памяти осталось только хмурое небо. Фани умерла. Сама. Так все решили. Может самоубийство? Наверное...
С тех пор нас четверо... Поэтому мы переехали в двухэтажный дом неподалеку от города. Совсем в другой стороне. Оставив наш сад, наши качели, наши мечты там в прошлом...
Начать все заново. Мама долго плакала. Она любила эту жалкую ненависть... Я тоже плакала. Не знала почему плачу. От этого становилось еще тяжелее. Но мы пережили это и теперь мы здесь. Рядом с этим дубом. Где - то рядом моя собака... Такая мертвая. Ей хорошо. Может Фани тоже хорошо? Может быть.
Мы прожили в новом доме ровно 7 лет. Все было по - прежнему. За эти семь лет я словно прожила наше прошлое заново. Вспоминала о тех светлых летних вечерах, когда мы сидели всей семьей на веранде и пили чай, укутавшись в пледы. Может тогда мы были по - настоящему счастливы. Хотя, кто знает, что же такое настоящее счастье. Родителям не было дела до детских проблем и переживаний. Мы со всем всегда справлялись сами. У меня никогда не было друзей. А родители об этом даже не догадывались. Никогда не спрашивали меня о планах на выходные. Мы просто жили. Как два разных мира. Дети и взрослые. Но теперь я знаю, что тогда отдала бы все на свете, чтобы повернуть время вспять и исправить свою ошибку. Наших двух миров не стало. Теперь был только один. Мой. Остальное смешалось в пыли дорог и токсичных дождях. Мама не смотрела на меня. Не заглядывала больше мне в глаза, как она это делала раньше, хотя и очень редко. Я и дома стала совсем чужой. Одна я окончила школу. Одна поступила в институт. Я все делала одна. Так будто я стала совершенной сиротой. Иногда мне казалось, что я немая. Я порой не говорила ни с кем по неделе. А по происшествии недели начинала говорить сама с собой. Точнее со своим ангелом. Я всегда верила, что у каждого за спиной есть ангел. Только мой временами забывал о моем существовании. Бросал меня на произвол судьбы. И делал он это, как мне казалось, слишком часто.
Наступило лето после долгой работы над своим умом. Работа завершилась и мы снова стали безвылазно сидеть в нашем двухэтажном доме. Я все так же рисовала. Картины становились простыми и больше не радовали меня. В середине июля я забросила рисование и часто лежала, уткнувшись лицом в подушку. Почти мертвыми глазами я рассматривала темноту перед собой. И только лишь когда я чувствовала, что дыхание перехватывает и я окончательно задыхаюсь, садилась на кровати. Деградация... Я смотрела в зеркало и видела свои пустые синие глаза. Завязывала свои светлые, цвета карамели волосы в тугой хвост и снова падала на кровать. Словно сил было на одно дыхание. Но я не думала о смерти. Зато смерть думала о нашей семье. Ради смерти мы живем. Ради нее мы умираем.
В конце июля стояла невыносимая жара. В это время я хотела рассыпаться на тысячу мелких осколков. Я дышала. Все - таки я жила. Зато не стало близнецов. Остался Макс - индивидуальное начало. Его брат погиб в автокатастрофе. Он хотел отвести маму в магазин и впервые сел за руль. На повороте он не заметил машину, обгоняющую грузовик. Она врезалась прямо в Ли. Гроб несли закрытым. Мама стала похожа на высохшую ветвь. Я боялась ее. Она больше не плакала. Ее белое лицо напоминало мел. Я закрывала лицо руками и не знала, что мне делать дальше. Как я смогла привести нашу семью к полному краху. Как мы все докатились до такого. Как отец стал проводить дома меньше времени, чем когда - либо раньше. Мы на острове одиночества. Все человечество. Просто все хотят стать счастливы и за этим занятием не видят очевидного.
Я стала писать стихи. Я гасла изнутри, так же как и моя собака... Я превращалась в существо, в чьих глазах по - прежнему сидела душа с ненавистным взглядом. По вечерам я понимала, что во всем виновата я.
Макс без Ли стал совершенно другим. В нем больше не было напускной деловитости. Он стал таким же одиноким и потерянным как и я. Нас осталось трое. Макс, малышка Сара и Алиса. Саре всего пять лет, а она уже никому не нужна.
После похорон Ли небо плакало еще четверо суток. Гром не стихал ни на минуту. По моим щекам катились слезы. Они больше не смешивались с пресной водой и мне стало не по себе.
Я выбежала из дома. Мама сидела с Сарой у камина. Ей было все равно куда я бегу. Я знала. И от этой нахлынувшей как тогда в лагере детской обиды я бежала вдвое быстрее. Пыталась поймать все капли. В груди сердце пыталось вырваться наружу. Молнии рассекали небо на крохотные частицы. Под этим дождем я была не одна. Но я думала, что только я так одинока в этом мире. Но я не пыталась ничего сделать для счастья. Оно было мне совершенно не нужно. Тогда, в тот пасмурный дождливый вечер я натолкнулась на Арлена. Он стоял и смотрел на небо. В длинном твидовом плаще шоколадного цвета. Высокий юноша с почти черными волосами. Они намокли. Капли с них падали на его лоб и стекали по щекам, почти как мои слезы. Он просто стоял и смотрел. Уже довольно давно. Он вымок насквозь. Его синие джинсы стали почти черными от впитавшейся в них воды. Я потревожила его покой в дожде. Поскользнувшись упала на мокрой траве. Больно ударилась о его плечо. Но больнее чем мне было уже семь лет мне не стало.
-Больно? - Арлен протянул мне руку. Уже тогда я увидела его голубые как озерная вода глаза. Сквозь этот дождь я рассматривала его лицо. Мои слезы уже смыл и унес с собой дождь.
-Нет. - Я не соврала. Он снова встал, подставив дождю лицо.
-Давно ты тут стоишь? Ты весь вымок. - Гром заглушил мои слова и он переспросил меня. Я вновь повторила, утирая с ресниц капли.
-Да, почти весь вечер. Слушаю ангелов.
-Ангелов?
-А разве ты их не слышишь? А ведь должна.
Я тогда посмотрела на него вопросительно. Его лицо приобрело то доброе выражение, которое не покидало его когда он был со мной. Оно было очень серьезное, но доброе. И улыбка, едва заметная, но такая красивая.
-Слышу. Слишком часто. - Я больше ничего ему не говорила. А он ни о чем меня не спрашивал. Мы просто стояли рядом друг с другом и смотрели на падающие в сумраке капли. Мне стало намного легче. Слезы снова струились по моим щекам. Их снова стало вдвое больше. Не знаю, сколько мы так простояли. Ночью дождь прекратился. Только тогда, пока незнакомый мне Арлен, сдвинулся с места пошел в неизвестном мне направлении. Но я не могла вновь остаться одна. Я последовала за ним. За его удаляющейся фигурой. Мне было страшно. Но я не могла потерять этого человека из виду. И пусть сейчас ночь и пусть я потеряюсь в звуках падающих капель, мне все равно. Эти слова не прекращали звучать в моей голове. Я ускоряла шаг, я почти бежала за незнакомцем. Но он не оборачивался. Он шел. Мне казалось, что он почти не движется, но он все дальше удалялся. Пока, наконец, мы не пришли к дому. Огромный дом смотрел на нас своими пустыми стеклянными глазницами. Я не понимала тогда, кто стал реален, а кто превратился в иллюзию. Но я шла. Главное, я шла в будущее Меня больше не поглощал наш мертвый дом... Голоса и крики из прошлого угасали и становились почти немыми. Вокруг без дождя становилось слишком тихо.
-Почему ты идешь за мной?
Я не могла объяснить. Не могла сказать, что больше не могу возвращаться в прошлое и находить себя на первом этаже в углу. Не могла больше смотреть в синие глаза ненависти. Не хватало сил жить там, где все погибло и тянет меня в свою братскую могилу. А еще мне почему - то было стыдно сказать, что мне некуда пойти... Я просто посмотрела на него и наши похожие глаза столкнулись в мрачном свете.
Он махнул рукой на дверь, как бы говоря: "Ну входи"...
Я, наверное, покраснела, потому что он вновь улыбнулся этой своей незабываемой улыбкой. Немного грустной, но такой красивой. Главное улыбались его глаза. Для меня это сейчас было очень дорого. Он даже не подозревал насколько. Я вошла и осмотрела темный пока холл. Прямо с порога была видна потрясающая лестница из красного дуба. Перед ней лежал мягкий ковер. Слева была дверь. Скорее всего там была кухня.
Незнакомец за спиной у меня повесил свое мокрое пальто на вешалку. Я словно очнулась ото сна, когда услышала этот шорох. Он положил мне на плечи руки и по спине у меня пробежали тогда мурашки... Как давно до меня никто не дотрагивался. Не говорил со мной.. Мне стало не по себе и я повернулась к нему. Он по - прежнему улыбался. Между его бровями в такие моменты появлялась морщинка, которая вскоре стала мне такой родной...
-И ты раздевайся, ты тоже вымокла не меньше моего. Я поставлю чайник. Необходимо согреться.
Во всем, что он делал было столько уверенности, что я не могла не доверять ему. Я осталась в холле одна и просто стояла. В мокрой ветровке. Ночной мрачный дом. Я подумала, что, должно быть, этот дом когда - то принадлежал какой нибудь счастливой семье... Как и наш. А теперь, здесь поселилось одиночество. Как и в нашем доме.
-Ты все еще там?
Он выглянул в дверной проем и посмотрел на меня. Я все еще было в своей мокрой ветровке. Я ее быстро сняла. Расшнуровала кеды и в мокрых носках прошла в кухню. Прямо в ту самую дверь слева. Де жа вю. Такое у меня часто случается. Войдя, я была приглашена сесть. Мягкое кресло и мягкий свет торшера. Горячий шоколад. Я не люблю сладкого... Но я сейчас не могла отказать. И сделала глоток. Приятная горячая жидкость обволокла мое горло. Но все же мне было слишком сладко и я поставила кружку на стеклянный столик.
-Не любишь шоколад? - в рассеянном свете торшера его глаза были похожи на волнующийся океан. Этот хозяин огромного дома и мертвого наследства. Все вокруг него было пропитано некой тайной. Этой ночью я лежала до рассвета без сна в одной из комнат этого большого дома с тяжелыми шторами. Закрыться от реальности это даже слишком просто. Ты вешаешь плотные шторы из красного бархата на свои гигантские окна... В эти окна ясными днями старается пробиться свет. Но тщетно. Он застревает в плотной материи так и не добираясь до цели. Арлен... Он сказал называть его так. Я не против, мне нравиться это имя человека - загадки. Я не хотела знать всего. Не хотела знать как в пожаре сгорели его родители, когда он был совсем маленьким. Он почти их не помнил. Зато помнил и живет со своим одиночеством. Живет совсем один после того как последний родственник скончался. А ведь у него только и была, что бабушка. И в свои 26 он продолжает дело своего отца... Он не сказал, что именно он продолжает. Но мне было неважно. Впервые за долгое время я услышала человеческий голос. Макс после смерти брата перестал был тем, кем он являлся. Осталась едва различимая тень. Впрочем, как и от мамы. Отца я давно не видела. Он переехал жить в город. Тем лучше. Одним призраком меньше... Жаль только Сару, которой сейчас так важно внимание... Но как я могла бы дать ей это внимание. Я боюсь всего что обитает в нашем доме. Мы все живем и все мы умираем. Но некоторые умирают еще при жизни и это самое страшное, что может произойти с человеком. Но Арлен был совсем не таким как все мы... Он был немного нереальным, но он жил. На самом деле жил. Он говорил и встречался с людьми. Пускай только по работе. Но он не был счастлив... Его мечты не реализовались, его семьи не существует. А ведь он так хотел работать по специальности. Архитектором. А теперь он стер свое настоящее имя и живет в отдалении от шумного города. В комнате, отданной мне, жили светлячки. Словно маленькие глаза они смотрели на меня до самого рассвета, пока их время не истекло. А потом они исчезли. Я погрузилась в страшную пучину сна.
Проснулась я днем. Арлен не стал меня будить. На подушке я увидела кровь. Я подумала, что ночью у меня пошла кровь из носа, но этого не было. А потом я случайно взглянула на свое левое запястье. Прямо рядом с венами моя кожа была содрана почти до мяса. Я смотрела на руку и не могла поверить, что это сделала я сама. Спустя пару мгновений я начала вспоминать, что же мне снилось. Темная комната, где я казалось раньше уже бывала. Я с ужасом начала понимать, что это была комната Фани. Я клала ее на кровать в своем сне. Прямо как в тот день. Но на этот раз она не стала умирать. Она схватила меня за руку и посмотрела на меня своими синими глазами. Моими глазами. Она ободрала мою кожу на руке. Она передала мне свою ненависть. И мелодия из ее шкатулки. Я посмотрела на свои ладони. На правой руке под ногтями была кровь. Значит все - таки я сама разодрала себе руку. С некоторым облегчением я вздохнула. Затем прошла в ванную комнату и умылась. Промыла руку холодной водой. Запястье дико щипало.
Выйдя из комнаты, я начала искала Арлена. Он сидел на первом этаже в гостиной. Положив ноги на журнальный столик, он пил кофе и читал газету. Я спрятала левую руку за спину.
-Доброе утро.
-Уже два часа дня. - Он снова улыбнулся и все мои ночные страхи исчезли. Он предложил мне кофе, но я отказалась.
-У тебя есть бинты?
-Конечно, посмотри в ванной на первом этаже.
Там я действительно нашла то, что искала. Перемотав запястье, я вышла в просторный холл, наполненный светом. Днем все казалось иным. Загадочность этого дома скрылась на светлое время суток, чтобы снова показать себя во всей красе вечером. Арлен увидев мою руку ни о чем не стал спрашивать. Он продолжил чтение. Но вскоре, словно опомнившись от глубоко сна, он предложил мне бульона с тостами.
-Ты сам готовишь? - я была очень голодна, а бульон был просто восхитителен.
-Нет, не сам. Ко мне приходит горничная, которая убирает и готовит мне. - Сегодня Арлен был в зеленой футболке и светлых брюках. Он был высоким и утонченным. У него была незабываемая внешность аристократа.
Когда я доела мы стали пить чай. Мне было слегка не по себе. Я все думала о том, как сейчас дома... Думал ли кто - нибудь обо мне. Я не знала. Пустота сдавливала их всех. Угнетала и отбирала остатки здравой памяти. Может быть они уже забыли обо мне и, садясь сегодня обедать, даже не посмотрели друг на друга. Мама смотрела лишь на Сару. Своими красивыми когда - то, серыми глазами. Трое. "Теперь в самый раз" - сказали бы те, кто нас раньше окружал. Печально.
-Что с тобой? Ты почти не говоришь. - Арлен заглянул мне в глаза так, будто мы были знакомы уже очень давно. Мне захотелось взять в свои руки его теплую руку. И передать ему хоть каплю того, что я чувствовала. Но я не могла сделать и его глаза такими же какими становились мои собственные. Я боялась смотреть на себя в зеркало, потому что я видела там ее. Видела там свою душу, которая с презрением смотрела на меня. С каждым новым днем она начинала затухать, но я помнила о ней и не давала ей умереть. Не могла ее отпустить. Я была не в силах забыть свою сестру, которая умерла так рано. От ненависти? Я не знаю. Почему я сделала это? И мне никто не мог помочь. Мне так не хватало мамы. Иногда ночью я лежала и обнимала подушку и представляла как обнимаю ее. Ту единственную. У каждого ребенка она своя. Любящая и верующая в свое дитя мама. У меня никогда не было такой. А ведь это, пожалуй, единственно о чем я мечтала. Мне так хотелось хотя бы однажды порадоваться вместе с ней. Разделить с ней свое горе. Но каждый раз я делала это в одиночку. Потому что я была не нужна ей. Она не видела меня и не слышала, лишь из - за того, что не хотела слушать. Она была словно пуста. Где ее душа? Я так мечтала. И только ночь понимала меня. Такая же одинокая как и я. Детские мечты, превратившиеся в прах. Вот я и перестала мечтать. Но я не умру...
-Что ты видишь в моих глазах?
-Я вижу там тебя. И ты себе сейчас совсем не нравишься.
И тогда в той самой кухне рядом с незнакомцем я расплакалась. Я не могла больше одна. Не было больше сил. Дыхания хватало на один вдох, но и он застрял в горле. Арлен сел рядом со мной и прижал меня к себе. Я закрыла руками свое лицо. Мы сидели так очень долго. Мне показалось, что на мою макушку упала его слеза. И мне стало так жаль себя. Себя ту, которая еще не умерла, растворившись в отражении глаз. Я промочила его футболку слезами. Но ему было все равно. Он поцеловал меня в макушку и как - то горько улыбнулся мне. Он понял, что теперь мы стали не одиноки. И мы на самом деле стали мудрее. Будто мы вместе на одно лишь мгновение состарились и унесли из будущего не свойственную людям нашего возраста мудрость. Мы познали одиночество сполна. У меня появилась новая жизнь. И мой ангел снова был рядом со мной. Он вспомнил обо мне, чтобы помочь выкарабкаться из той ямы, которую я вырыла себя с таким трудом, чтобы жить в ней с еще большей болью. Я это я.
Мне было пора домой. И неважно сколько я проведу в этой пустоте. Я больше не буду той прежней. Тогда в том доме я узнала, что больше не буду одинокой. Что меня понимает не только мое второе я и мои рисунки. Я стала чем - то большим, чем ненавистью в моих снах. Арлен дал мне силы на ровное дыхание. Я ушла. Ничего не сказав. А он меня не держал. Он знал, что я вернусь, а я знала, что найду его.
Я шла домой не разбирая дороги, словно опьяненная. И когда передо мной замаячил темный силуэт нашего дома, я поняла, что теперь должна быть сильной. Даже в лучах солнца наш дом не ожил. Я зашла в него. Камин догорал. В доме было прохладно. Мама сидела на кресле - качалке и смотрела на остывающие уголья. Она не спала всю ночь. Она подбрасывала дрова в огонь. Хранила тепло. Неужели она хранила его для меня? Но я не могла в это поверить. А мама посмотрела на меня своими грустными серыми глазами и по щеке ее скатилась слеза. Но она ничего мне не сказала. Мне так захотелось обнять ее и сказать, что теперь все будет хорошо, но я пробежала мимо нее по лестнице в свою комнату. Как я могла быть сильной? В этой кромешной темноте. Я должна была что - то делать. Но я не знала с чего начать оживлять это брошенное всеми гнездо. Я зашла в комнату к Максу. Он сидел на полу в позе лотоса и рассматривал наши семейные старые фотографии. Мама на них улыбалась искренне. Сары тогда еще не было. Мы все были тогда очень маленькими. Я у папы на руках и близнецы с Фани стоят, взяв маму за руку с большой сахарной ватой в руках.
-Что делаешь? - я не знала, что ему говорить. Мы с ним вообще никогда не говорили о чем - то нужном и важном. Все чаще "Доброе утро", которое плавно переходило только в "Спокойно ночи", а потом не стало даже этого. Макс вздрогнул. Я напугала его. Слегка осипшим голосом он промычал мне в ответ что - то невнятное. Похоже, он еще вообще не выходил из своей комнаты.
-Да вот, рассматриваю фотографии. - Макс не хотел говорить. Но я не могла больше терпеть эту давящую тишину. Я подошла к его окнам и распахнула плотные занавеси. Комната наполнилась ярким светом. Макс выставил локоть навстречу свету, будто ему было больно. Глаза не хотели видеть что - то чистое. Постель приобрела в теплых лучах золотистый оттенок. Все стало живым. Все кроме Макса. Он еще долго сидел молча привыкая к свету. Но я хотела смыть этим светом его печаль.
-В этом нет ничьей вины. - Я знала, что привыкать к одиночеству слишком трудно. А для Макса не знавшего тишины это было тяжелее втрое. Я не знала как показать ему обратную сторону. Ее, пожалуй, и не было. Не было в этом всем хорошего. Весь пол был в фотографиях. В нашем прошлом. И синие глаза смотрели на меня с каждой из них.
-Тебе страшно? - Я и это знала. Страшно было всем. Я посмотрела на себя в зеркало. Там все было по - прежнему. Мой странный взгляд. Моя душа. Я подошла к зеркалу вплотную. Когда стоишь, прислонившись вот так носом к самому себе, становиться не по себе. Тебя словно становиться вдвое больше. Ты боишься, что твое второе я выйдет из глади зеркала. Но что будет потом не знает никто.
-Да. Мне одиноко. - Сев рядом с ним, я начала собирать фотографии в стопку. Нашего прошлого нет. Надо представить, что все раньше так и было. Нас трое. Мы должны быть сплоченными. Просто стереть наше прошлое. Оставить только добрые моменты. Больше не жить своим горем. По крайней мере им не должны жить Макс и мама. Моя ошибка навеки останется жить со мной. Когда - нибудь, я верила, я смирюсь с ней, а она исчезнет из моих глаз и найдет себе пристанище далеко от меня. Собрав фотографии я разделила их на наши детские и сделанные еще совсем недавно. Я выбрала фотографии Фани, сделанные почти уже восемь лет назад. Я выбрала ее детские фотографии. В ее глазах тогда не было ненависти. Они не были холодными. И именно тогда я поняла, что ей тоже не хватало мамы. Что это была вовсе не ненависть, а одиночество. Просто она боролась с ним по - своему. Она пыталась заморозить его своим внутренним холодом. Внушала себе, что ей лучше одной. Я не понимала этого тогда. И тогда на могиле, сложив руки на груди, она смотрела вдаль, чтобы не показать своих слез. Она не могла быть слабой, зная, что стоит однажды позволить себе расклеиться, больше невозможно будет стать сильной. Почему мы не делились секретами. А ведь она была всего лишь на пять лет старше меня. Таким же маленьким ребенком, заслуживающим материнского внимания. Теперь в свои почти восемнадцать лет я поняла это. Разложив фотографии, я убрала их в ящик стола, чтобы достать их когда - нибудь и вспомнить, что наша жизнь была разделена на несколько отрезков. Макс безжизненно сидел и смотрел на меня. Я подошла к нему и обняла. Ему двадцать, а он похож на маленького ребенка. Мы ведь должны быть сильными.
-Пора снова начать жить. - Макс посмотрел на меня, словно не понимал значения сказанных мною слов. Но на самом деле он все понял.. Это было новое ощущение. А он в ответ обнял меня и тихо прошептал мне на ухо тихое "Прости". Спустя минуту я уверенно поднялась на ноги и открыв дверь ушла, оставив его одного. На душе стало легче. Будто это тихое "прости" прозвучало с того света. Будто мне сказала его Фани. Я улыбнулась. Впервые в этом доме. Мне хотелось музыки. В детстве я играла на пианино. Но сейчас его не было рядом.
"Ты слышишь ангелов"? Конечно, теперь я слышала их сладкие напевы. Я верила, что Фани теперь лучше. Там на небесах она, возможно стала счастливой. Возможно, она обрела маму там в загадочной дымке. Ее синие глаза. Теперь я стала так похожа на нее. Такие же белокурые волосы и эти синие глаза. Я, наверное, осталась жить вместо нее. Я знала о чем она мечтала. Я должна была исполнить ее мечту и помочь обрести нашей семье свое маленькое земное счастье. Фани стала ангелом и иногда мне казалось, что она плачет вместе со мной, точно так же обнимая маленькие облака. Обрести свою мечту было сейчас уже не так сложно. У меня появились силы. Я открыла все окна на втором этаже. Я впустила тепло в наш охладевший дом. Сладкие мелодии птиц. Я не могла спать, я должна была сказать маме "Спокойной ночи" и в ответ получить поцелуй. Теперь мы уже слишком взрослые. Но Саре это все еще нужно. Значит мне есть для кого стараться. Мужчины иногда бывают слабее женщин. И нам надо было простить папу. Дать ему понять, что он ничего не потерял. Я все верну. Я смогу. В это с трудом верилось. Но у меня появилась цель. И у меня оставалось не так много времени до тех пор, пока заботы большого города поглотили бы нас. Тогда я поняла, что у нас есть кого любить. Спустившись вниз я наполнила свежим воздухом все комнаты и кухню. Мама все еще сидела около огня. Я взяла кувшин с водой и залила догорающие угли. Прямо на ее глазах. Механический свет нужно было прогнать. Сара играла одна в своей комнате. У нее было много игрушек, но она слишком рано начала привыкать к одиночеству. Тонкие звуки пианино звучали у меня в голове.
В этом доме было слишком много духов прошлого. За окном сад расцветал масляными яркими красками. Чем меньше за ним следить, тем сильнее он становиться. Остаются жить только самые крепкие растения. Таков закон жизни. Выживает только сильнейший. Слабые погибают. Так и мы - люди. Чтобы жить мы находим в себе силы быть сильными. Жить в одиночество. За нами некому ухаживать. В доме было тихо. Крыши ближайших домов с трудом можно было разглядеть в отдалении. Но нам здесь дали один маленький шанс. Чтобы мы смогли начать все сначала. Такое озарение, наверное, приходит лишь раз в жизни. Его просто нужно дождаться. И те крыши домов из труб которых струились ниточки дыма. Они должны были быть наполнены детьми. Там Сара обретет настоящее детство. То, о котором мечтают все дети... Я пообещала себе.
Дома Арлена не было видно из наших окон. Я не знала, чем он тогда был занят. Но я отчетливо понимала, что он тоже думает обо мне. Та странная ночь под дождем вдохнула в нас обоих что - то волшебное. И я не переставала думать о музыке. Звуки музыки наполнили бы наш небольшой дом. Наша жизнь и есть музыка. Порой без слов она становиться более многогранной. Мы играем свои роли, но лишь музыка помогает нам прочувствовать все моменты. Какими бы они не были. Печальными или веселыми, светлыми или темными. И пусть наша жизнь - украденные спектакли, мы люди - нам свойственно ошибаться, главное научиться прощать себя. Если научиться этому, то все, что будет в нашей жизни покажется проще. Ведь люди не хотят становиться счастливее, они просто хотят, чтобы их жизнь была хоть немного проще. Я знала, что тем прекрасным ясным днем я начала новую жизнь. Пускай я начала с себя, но я сделала первые шаги.
Выбежав на улицу, я вдохнула свежий воздух. Он все еще был немного сырым. Пропитанный озоном. Такой нежный. Приятный. Хотелось раствориться в этом воздухе. И ни о чем не вспоминать. Забыть все, что было и не думать о том, что еще предстоит пережить. Мне было по - настоящему хорошо. Я подняла руки к небу и кружилась в солнечных лучах. Я сняла повязку, чтобы это фантастическое небо залечило мои раны. Физические, а самое главное душевные. Я знала, что оно сумеет. Мне хотелось смеяться. Я видела пролетающих вблизи птиц, которые точно так же как и я подставляли свои крылья ласковому дневному свету. Сколько мы просидели в доме? В темноте.
Через поле я бросилась бежать к дому Арлена. Я непременно хотела поделиться с ним своим восторгом. И сказать ему обыкновенное "спасибо". Он не будет знать за что, а я вряд ли смогу объяснить. Но самое главное, что теперь все тучи рассеялись. Я бежала, дотрагиваясь пальцами до каждого колоска ржи, по скользкой дороге. И, наконец, я увидела его дом в сосновых ветвях. Дом стоял прямо около леса. Он был прекрасен. А я мечтала о море. Я никогда не была у моря. Хотелось услышать его прибой и увидеть его красоту. Крошечные бабочки летали вокруг меня. Глаза привыкли к свету. Арлена нигде не было видно. Подойдя к двери, я услышала звуки пианино. Я приоткрыла дверь и тихо вошла, боясь спугнуть эти звуки. Тихие, словно растворяющиеся в дневном свете ... На первом этаже никого не было и я поднялась выше. Но звук доносился с высоты. Это были звуки с чердака. Они лились, просачиваясь сквозь стены. Мои растрепавшиеся на ветру волосы дождем падали мне на лицо. Я убрала пряди за уши. И продвинулась к едва заметной лестнице. Маленькой винтовой лестнице, ведущей в рай... Я не чувствовала пола под собой, в голове загудело и в ушах была только эта музыка. Она казалась мне до боли знакомой... И я поняла, что это мелодия из шкатулки Фани. Неужели это она сидела там за пианино и наигрывала свою любимую мелодию. Она любила музыку... Она любила только ее, а еще она любила маму. Но молчала, но не плакала по ночам как я. Она была сильной. А теперь она плачет там на небесах. Наверняка... Наигрывает свои любимые мелодии и представляет какой бы жизнь у нас была, если бы она продолжала жить...Я не знаю. Сверху, прямо надо мной, был люк. Он был закрыт, но от толчка открывался. Я приподняла его и посмотрела в щелку. Светлый просторный чердак с красивым, шоколадного цвета пианино. А вокруг были голуби, влетающие в огромное круглое окно... За пианино сидел Арлен. Вовсе не Фани. А человек из плоти и крови. Скрип от люка он, наверное, не услышал, и все продолжал играть. Пианино играло то громче, то тише. Я присела на полу рядом с люком и просто слушала, не говоря ни слова. Пожалуй, это было самое красивое место, которое я когда - либо видела. Здесь было тепло и уютно, ворковали белоснежные голуби и пианино цвета шоколада... Я не знала как передать это словами. Арлен доиграл и обернулся. Все же, все это время он знал, что я была рядом.
-Ты улыбаешься. - Он тоже мне улыбнулся. Между бровей появилась эта морщинка. Я молча смотрела на него и восхищалась им. Я была влюблена, я знала это точно. Хотя, никогда никого не любила. Но я молчала. И просто подошла к нему. Села рядом с ним на кушетку и дотронулась до клавиш. Старые ощущения наполнили меня. Давно позабытые, они вновь были во мне. Я тогда играла самозабвенно, забыв, что я не одна. А потом Арлен достал листок со словами и ноты и попросил меня напеть. Он объяснил мне, какой должна быть мелодия и каким должен быть ритм. Я смотрела в его голубые, цвета воды глаза и тонула в них. Я дотрагивалась до прохладных клавиш и читала слова песни.
Солнечный свет струился сквозь стены, просачиваясь сквозь них, он мягко согревал. Песня Арлена была обо всем на свете. Она поглощала любовь и забирала одиночество. В ней была та нужда в человеке, который был бы всегда рядом. Согревал бы холодными ночами. И смотрел бы синими глазами, превращая одиночество в тепло... Свадьба в светлых тонах, а кольца были бы из тоненькой веточки ивы. Глазами музыки можно было видеть звезды, даже когда на небе были тучи. Прекрасное одиночество, когда ждешь писем от того о ком волнуешься. Столько ночей в слезах, чтобы увидеть настоящее полное чудес и радости... И все это - его мысли. Я доиграла последний аккорд и песня была окончена.
-Арлен, ангелы плачут с нами, разделяя нашу слабость?
-Нет. Ангелы не плачут. Они счастливы. За них плачут земные создания. Их горестей больше не существует.
Эти слова успокоили меня. Я посмотрела на синее небо через открытое окно. Пожалуй, это был самый лучший летний день. Мама тоже смотрела на небо, держа малышку Сару на руках. Она поцеловала ее впервые за долгое время и та обвила маленькими ручонками ее тонкую шею. Это было самым прекрасным и дорогим, что могло бы быть у мамы. А я обняла Арлена и сказала ему "спасибо".
-Все мы одиноки, Алиса. Но для каждого в жизни существует своя ячейка счастья. Я думаю мы с тобой нашли свою. - Мне не казалось, что мы слишком рано доверились друг другу, рассказали все тайны. Я доверяла ему уже тогда, стоя под ледяным дождем. Я хотела выговориться. Казалось, это желание томило меня уже тысячу лет. И там на чердаке я рассказала ему про Фани, про себя и свою семью, про то, как я впервые увидела в зеркале себя настоящую и про то, как сегодня днем распахивала поочередно окно за окном. По щекам струились слезы. Но теперь они не были растаявшими льдинками, теперь они были горячими. Такими, словно я сама оттаяла после долгой зимы. Арлен внимательно меня слушал, не перебивая и не упрекая меня. А потом он встал и спустился с чердака, оставив меня одну. Я могла понять его. Я - убийца... Я осталась сидеть на кушетке обшитой зеленым бархатом рядом с шоколадным пианино. Возможно, я лишилась единственного друга. Но мне стало легче. Спустя несколько минут я вновь услышала его шаги. Он поднимался на чердак. Когда он поднялся, я увидела, что в руках он что - то держит. Это были песочные часы...
-Посмотри на них, - сказал он, - что ты видишь?
-Песок и стекло...
-Ты не смотришь глубже. Это время. Каждой минуте отмерен свой срок. И когда он кончается мы собственноручно переворачиваем часы и начинает течь уже совсем иная - следующая минута. Для часов это тот же песок и те же манипуляции, но для нас людей, это новое начало. Сегодня ты начала для себя, наконец - то, новую минуту. И только от тебя зависит, как часто ты будешь переворачивать свои песочные часы.
И тогда я все поняла. Каждую минуту мы вершим сами. Главное не забывать об этом. Всегда есть новое начало.
-И ты уже совсем другая. Иная. Ты отпустила сегодня свое прошлое. Впрочем, как и я. - Он протянул мне часы. Я взяла эту хрупкую конструкцию. Дождалась пока песчинки скатятся вниз и снова перевернула. Прошла еще одна минута моей жизни. Арлен снова сел за пианино и стал играть. А я тихо спустилась по лестнице и вышла из дома... Я шла домой. Чтобы начать свою новую минуту жизни.
Войдя в дом я почувствовала запах теста. Приятный запах, напоминавший мне детство. Я вдыхала его всей грудью, сжимая в ладони свое новое время. Запах сладкого теста напоминал мне запах маминых волос. Запах сладких крендельков. Я вошла в кухню. Мама включала свет в духовке, проверяя готовность детских сладостей... Я улыбнулась. Как давно мама не пекла ничего. Глаза вновь защипало от слез, но я сдержала себя. -Здравствуй, мам...
Она в легком испуге от неожиданности обернулась. Как давно я не видела его в белом фартуке и в косынке на голове, с руками испачканными в муке. Она будто похорошела. Бывают такие дни, когда все меняется... И это был такой день.
Мама смотрела на меня все еще слегка потемневшими серыми глазами, а потом распростерла руки и я кинулась в ее объятия. Мы долго стояли, обняв друга - друга. Я знала, она плачет там у меня за спиной. По моим щекам тоже текли слезы, но это были слезы радости... Мама сжимала меня так крепко, как никогда в жизни. Казалось, тогда она обнимала всех нас. Всех пятерых своих детей. В ней было столько искренности. А потом она резко разжала объятия... Утерев слезы, испачканной в муке ладонью, она заглянула в духовку.
-Что же это я, сейчас подгорят все наши крендельки.- Она рассмеялась. И я тоже... Я не помню точно. Все было как в прекрасном сне. Я не верила, такого не могло быть. Но это происходило. В один день наша жизнь перевернулась. Будто кто - то расколдовал нас. Выключив духовку, мама подошла ко мне и снова обняла... Она обнимала меня за все семнадцать лет, которые мне ее так не хватало. Макс спускался в ту самую минуту по лестнице и увидел нас. А мама увидела его. Она подняла одну руку, впуская его в наш семейный круг. Он подошел к нам и не мог поверить своим глазам. Ему, как и мне, казалось, что все это волшебный сон. Он, наверное, решил, что это лучший сон в его жизни. И, чтобы не проснуться, он тоже обнял нас. Мы стояли и впитывали энергию друг друга. Мы были абсолютно счастливы. И я знала, что мама все знает о смерти Фани, обо мне и моей печали. Она знала обо всех нас. Но нам надо было простить ее. Не умея быть матерью, она не забывала, что мы ее дети и все равно все это время любила нас больше жизни. А теперь пришло ее время. Время, когда она наконец смогла выразить эту любовь. Любовь может прощать, она может выносить любую стужу и переходить через все преграды. И наша семья пришла к той черте, которую она смогла переступить. В тот вечер мы ужинали за одним столом. Мы смотрели друг на друга. У нас у каждого было столько, чем бы мы хотели бы поделиться. И почти в полночь, сидя у камина с наполненными горячим чаем чашками, мы разговаривали обо всем, что нас тревожило и поделились всем, что нам было дорого. Наша память стала общей. Мама, Макс и Алиса... Сара в эту ночь спала так, как не спала никогда. Она заснула с улыбкой на лице. Она чувствовала, что и для нее начнется новая жизнь. И я была рада, что ей никогда не придется плакать ночами, сжимая в объятиях подушку, представляя, что это ее единственная мама. Вскоре мы познакомили ее с детьми из соседних домов и я впервые услышала как Сара смеется. Я за долгое время увидела мамину улыбку, вспоминая какой эта улыбка была много лет назад. Мама примеряла на себе новую жизнь. Макс сжал мои ладони своими руками и сказал:
-Там наверху нас простили. Нам дали новый шанс.
Мне казалось, что это Арлен дал мне новую жизнь. Я поверила всем сердцем, что он был моим ангелом, который приобрел плоть. Я часто с ним виделась. Оказалось в свободное время, он был для себя музыкантом. И мы стали пропадать часами на его чердаке... Я писала стихи, которые превращались в песни... Я иногда боялась, что это все сон и если я дотронусь до его краев, то все это исчезнет. Но все было реально. И в конце августа я сказала Арлену, что люблю его... Он улыбнулся мне своей мягкой и доброй улыбкой. Я увидела морщинку меж его бровей. Дотронулась до нее мизинцем...
-Теперь на мне твои отпечатки пальцев. Наверное, теперь мы одно единое. - Он крепко обнял и поцеловал меня. Сладкий обман, а может быть я и в самом деле не спала? Я чувствовала прикосновение его губ на своих губах. Он почти незаметно дотронулся до моего подбородка. Я прижалась к его мягкой футболке голубого цвета, такой же как и его глаза. Самые прекрасные глаза... С ним мы словно говорили стихами, моими песнями, мы болтали с ним обо всем на свете, сочиняя музыку.
Мне стало легко жить. Я не летала. Мне было просто спокойно, просто хорошо. Наши тайны общие. Кто я? Теперь я знала. Я живая, я сияние.... И я видела, что мама все же слегка одинока. Да, можно быть слегка одинокой. У тебя все есть, но чего - то все же не хватает. Этим "что - то" был папа. Но я не знала как вернуть его. Без него картина была незаконченной. Я видела как мама вечерами в своей комнате рассматривает их совместные фотографии. Она вспоминала, как он предлагал ей стать для него светом и быть с ним всю ее жизнь. "Ты выйдешь за меня"? Но я не могла дать маме утонуть вновь. Только не сейчас. Как - то я вошла к ней и поставила на ее туалетный столик песочные часы.
-Теперь это твое время и ты отмеряешь свои минуты сама. - Она поняла, что я имела в виду. Я донесла до нее смысл новой жизни. У нас был шанс. Это все равно, что вернуть к жизни потухающий огонь. Свечу изобрел человек и он вправе тушить ее и зажигать вновь.
Вскоре начались рабочие будни. Нас с Арленом разделяло время. Но каждый вечер мы проводили вместе. Моя семья ожила благодаря моему ангелу - Арлену. Каждый вечер мы отводили время на игру на пианино. Мы играли в четыре руки и лучше таких моментов не было ничего. Я не могла отвести взгляда от его голубых глаз. А после игры мы спускались вниз, разжигали костер и до утра сидели, болтая о всяких глупостях. В один из выходных я решила познакомить его со своей, пусть неполной, но семьей. Он пришел. В маминых глазах я прочла теплоту и что - то вроде одобрения. Ее глаза превратились в две маленькие щелки, она слегка наклонила голову и улыбнулась ему. Ее нисколько не удивило его имя. Она приготовила замечательный обед. Макс пожал руку Арлена и искренне улыбнулся, посмотрев на меня. Мы сидели в светлой столовой и обедали, занимая себя беседами. Мама расспрашивала Арлена о его работе, о музыке. За окном уже наступил октябрь. На деревьях почти не осталось этих красивых желто - красных листьев. С неба срывались первые снежинки. Все смеялись. Я сидела и смотрела на всех них и не могла насмотреться.
Скоро должен был наступить Новый Год... Все ждали этого праздника, как будто он мог принести что - то большее, чем новую минуту.
Он принес нам папу... Истекали последние дни декабря. У нас по - прежнему не было наряженной елки. Мама говорила, что обязательно разыщет самую красивую, просто такой еще нет. Мама пригласила Арлена к нам. В его доме уже стояла наряженная нами елка. Наступило утро тридцать первого декабря. А мама все еще не нашла ту единственную елку, которая была создана именно для нас. В тот день такую елку нашел нам папа. Он приехал с большим прицепом. Он был готов увидеть разруху и пустоту... Он приехал, чтобы извиниться, хотя и не надеялся, что получит прощение. А еще он боялся смотреть маме в глаза. Выйдя из машины, он увидел Сару, которая бежала к нему с распростертыми объятиями. Он обнял ее крепко - крепко. Из окна второго этажа на эту картину смотрели мы с мамой. Макс с Арленом играли в шахматы внизу.
-Девочка моя! - папа подбросил Сару в воздух и с громким "Ох"! подхватил ее и спросил:
-Как тебе елка?
-Эта та единственная елка, которая создана специально для нас. - Сара захлопала в ладоши, ее маленькие кудряшки подпрыгивали на плечах. Папа улыбнулся и повернувшись в машине утер слезу. Я была просто уверена в этом. Темнело. Мама вышла к нему навстречу. Они обнялись. Долго простояли на морозном воздухе. А потом мы вшестером украсили елку красивыми хрустальными фигурками и хрупкими исписанными узорами шарами. Эта елка действительно была создана только для нас. Тот новый год мы провели все вместе, вспоминая Фани и Ли. Нам их не хватало, но они всегда были рядом с нами... Мы тогда больше ни в ком не нуждались.
А через два месяца мама рассказала, что больна раком. Мы не знали, что делать, что говорить. Мы теряли и ее. Я все это время не понимала, почему же она выглядит не как обычно. Я знала этот взгляд, который предшествовал смерти. Такие глаза были у всех, кто умер в нашей семье. Душа, которая неизбежно погибала. Мама пыталась лечиться. Но было уже слишком поздно. Когда можно было спасти себя она жила в другом мире. В том мире в котором, как она думала, она была никому не нужна. Но не теперь. Она как утопающий старалась спастись. Но она не была одна. Мы были рядом.
Умирая, она нам передала песочные часы. И сказала, чтобы бы как можно чаще переворачивали их, не забывая, что наше время бежит и останавливаться на одном месте нельзя. Она улыбалась. Серые глаза стали почти голубыми. Мы запомнили ее именно такой. Красивой и любящей матерью. Ее смерть принесла природе весну. Снег постепенно начинал оттаивать. Звонкие капели радовались приходу тепла. Нам было горько, но мы пообещали, что будем жить дальше. Папа очень нас всех поддерживал. Обнимал нас и пел Саре колыбельные на ночь. Она вырастет и вряд ли будет помнить маму. Но мы навсегда запомним ее. Запомним ее той, которой она всю жизнь мечтала быть и в конце концов стала.
Из папы вышел отличный семьянин. Он простил себя. А значит научился жить в согласии с миром. Смерть окончила свои набеги на нашу семью. На небесах мы тоже никогда не будем одни.
Через пять лет Макс стал врачом. А я стала жить вдвоем с Арленом. Мы построили свое, пока маленькое, но семейное счастье.