Уважаемый читатель, если ты взял в руки сей бред - лучше положи обратно. Этот "труд" - совершенно бездарное произведение, написанное рукой поэта. Да-да, поэта, а не писателя. Но если ты всё же твёрдо решил прочитать его, то дерзай. Я надеюсь, что это не испортит тебе настроения, а если понравится, я буду только рад. Мне же лично нравится не так, как хотелось бы. Просто обстоятельства сложились так, что его необходимо было написать, а, начав, надо было закончить. Первоначально же "История трёх К." задумывалась как маленький рассказик о подлостях любви, а получилась тягомотина в трёх частях, которую после написания я окрестил "романом для девочек". Хотя, благодаря ей началась новая эпоха в моей жизни, эпоха писателя- романиста.
Этот, так сказать, роман писался долго, и по мере моего взросления менялся его слог и форма (что, я думаю, его не улучшило) и лишь этим я могу объяснить некую разношёрстность его трёх (К?) частей. Когда-то мне казалось, что первые две части намного лучше последней, потому что она, несмотря на название "Я люблю тебя" - есть не что иное, как взгляд на чувство с высоты моих штанов. Сейчас же я воздержусь от подобных заявлений, но всё также уверен в том, что эта история никогда не будет претендовать на шедевр, но, как не странно, не дотянет и до бульварного чтива, в ней очень много личного.
Читатель, если ты и после этого жутко скучного вступления желаешь прочесть эти "любовно-половые страдания", а, прочитав, найдёшь в них что-то стоящее, то ты такой же дурак, как и я, правда, в хорошем смысле слова.
Итак....
Вместо пролога
-- Привет, Женька. Я вернулся!
Часть 1
УТРО ИХ ПЕРВОЙ ВЕСНЫ
ГЛАВА 1
Вот и наступила весна. Припекло долгожданное солнышко, и по улицам города Эйск потекла ручьями вода, словно слёзы уходящей зимы.
Виктор Казанкин любил весну, так как весна - это время приподнятого настроения, пива на улице и, конечно же, любви. Ещё потому, что весной у него День Рождения, а именно этой весной ему исполнится восемнадцать, через неделю. И, несмотря на то, что по новым правилам совершеннолетие наступит в 21, это не помешает ему основательно выпить.
Но это только через неделю, а сегодняшний день не сулил ничего хорошего, так же, как и ничего плохого. Виктор стоял у окна, курил и любовался раскрывающимся перед ним пейзажем: горевшим в очередной раз элеватором. Он ждал звонка. Хотя, можно сказать, что ждал.
Обладая привлекательной внешностью, высоким ростом и незаурядной формой мышления, он слыл в среде подростков этаким Дон Жуаном, местным Казанова, и Казанкин вовсю старался поддерживать этот имидж. Он никогда не задумывался о будущем, жил одним днём и старался жить так, как ему нравится. Единственными людьми на свете, которые были ему дороги, являлись его мать и друзья, на остальных же ему было плевать с высокой колокольни. Вот и в данный момент, не поступив в институт, проводил свои дни и вечера в своём родном городе Эйск, совершенно не задумываясь о том, что будет дальше.
Чем же он занимался? Да, в сущности, ничем. Проспав до обеда, вставал и, проделав обычный утренний моцион в ванной, шёл завтракать (в обеденное-то время), потом, покурив, заваливался на большую двуспальную кровать с очередным детективом или ужастиком в руках. Так он ожидал своего единственного друга, который всегда заходил к нему после школы. Остальные же друзья, поступив в ВУЗы, разъехались, и приезжали изредка, только на выходные или праздники. Когда Чак (прозвище друга) приходил, они обсуждали планы на вечер, слушали музыку и занимались всякой ерундой (лёгкие наркотики - редко, пиво - часто, карты - почти всегда). Потом Чак уходил, и через некоторое время с работы приходила мать Виктора, которая готовила ужин. Наскоро поужинав, Казанкин норовил побыстрее смыться на улицу, дабы не получить никакой работы по дому и не выслушивать разнообразные мамины упрёки, как то - ты невнимательный сын и всё такое. Вот так и приходил вечер. А вечером - дискотека, альтернатива - алкогольные посиделки в каком-нибудь кафе или, что самое лучшее, у кого-нибудь на квартире, а там, конечно, девчонки, девчонки, девчонки...
Вот и сейчас, стоя у окна, Виктор Казанкин ждал звонка своей очередной "жертвы", с которой познакомился днём раньше на дискотеке при довольно-таки странных обстоятельствах. Пуская дым в открытую форточку, он уже обдумывал ходы своей новой интриги.
ГЛАВА 2
"Жертвой" этой была Женька Котеева, учащаяся педагогического училища города Эйск, девчонка с большими выразительными глазами, шальной причёской, тронутой перекисью водорода и, что самое главное, девчонка, обладающая практическим мышлением.
На данный час она, как и Виктор, отрешённо пялилась в окно. Преподаватель читал занудную лекцию по папье-маше, которую ни слушать, ни тем более писать почему-то не хотелось. Вот Женька и смотрела в окно на весеннее солнце и бездонно-голубое небо, о чём-то размышляя и щурясь от удовольствия. Она скучала.
Дабы дополнить её образ к ранее известному, придётся описать её поподробнее.
Котеева была девушкой среднего роста, даже чуть выше; миловидные черты её лица содержали (в меру) в себе наивность и простоту; также к её плюсам можно отнести неплохую фигуру, к которой всё, само собой, прилагалось, и было развито на уровне её шестнадцати лет, даже, может быть, больше чем на уровне.
Женька не любила одиночества, она его просто не выносила. Она предпочитала шумные компании подруг и друзей и, конечно же, чтобы рядом был тот, на кого бы она могла положиться в любую минуту. Чтобы рядом был её парень. Но, в настоящее время, парня не было, не было того, кто приласкал бы и приголубил славную девочку Женю. Хотя, после вчерашнего, кое-что могло и нарисоваться.
Вчера же произошло следующее.
В центральной дискотеке при местном ДК было, как всегда, шумно, темно и многолюдно. Кто-то танцевал, а кто-то смотрел на тех, кто танцует. Женька Котеева относилась к первым, а Виктор Казанкин, понятное дело, ко вторым. Так получилось, что Виктор со своим другом стоял как раз напротив того круга, где выкоблучивалась Евгения, и взгляды их иногда невольно пересекались. Казанкин тогда ещё и сказал Чаку: "Ничё подружка, да?!", на что друг ему ничего не ответил, так как знал его не первый день. А через несколько мгновений случилось нечто странное для этого заведения. DJ объявил медленную композицию, что само по себе неудивительно, но также добавил, что это "белый танец", а это случалось не часто. Просто DJ был весёлым парнем и, как говориться, решил "приколоться".
- Ну вот, приплыли, пошли, покурим что ли? - предложил Казанкин своему товарищу.
Вдруг, где-то сбоку он услышал голос:
- Разрешите Вас пригласить?
- ?!!!
- Тебя, тебя...- и это была Женька.
Они, закружившись в танце, лицеприятно друг другу улыбались и очень мило беседовали. Смысл этой беседы был предречён, поэтому итогом их разговора стал договор. Договор таковой, что завтра, придя из своего педагогического "чушка", Женька, если у неё возникнет такое желание, позвонит Виктору, и они договорятся о встрече, а если подобного желания не возникнет, то... разошлись как в море корабли.
Вот что произошло вчера, а сегодня ...
ГЛАВА 3
Чтобы перейти к описанию дальнейших событий, надо заглянуть в душу наших героев, для того, чтобы понять, как грубо они ошибаются сейчас, и как поплатятся за это потом. Ох, лучше бы они не встречались.
Котеева любила новые знакомства, но не для знакомства ради. Ей доставляло огромное удовольствие задавать разнообразные каверзные вопросы собеседнику и, тем самым, узнавать по каким принципам, догмам и канонам живёт данный человек. Многие предпочитали с ней не связываться, некоторые обходили стороной, потому что её вопросы заводили их в тупик, и это Женьку особенно забавляло. Отчуждённость этих людей не смущала любопытную девочку, так как знакомствами она не дорожила вовсе. Людей-то много, и больше всего ей нравились те, которые мыслят по-иному, обособленно от "толпы". Казанкин был как раз таким человеком. Но, когда она приглашала его на танец, она этого ещё не знала.
Действительно, о нём она знала не много, точнее сказать, лишь одно, то, что он - ужасный бабник. Это её совсем не испугало, а, наоборот, очень даже заинтересовало. Она, шутки ради, решила дать ему понять, что он ей нравится, влезть к нему в душу, растравить её и, когда он втрескается в неё по уши, а то и глубже, прекратить всяческие с ним отношения. Тем самым она хотела доказать, что слабый пол не такой уж слабый, и что на всякого Дон Жуана есть свой Командор. Женька была заранее уверена, что она никогда не попадёт под влияние Виктора, чтобы там не случилось.
Казанкин ещё больше, чем Евгения, любил новые знакомства, особенно с девчонками. Ему же доставляло огромное удовольствие "вешать лапшу" на их глупые ушки, смотреть в их глупые глазки, целовать их в глупые губки, а в финале лицезреть их глупые слёзы - обманутых и покинутых. Да, для него все девчонки были глупыми, а глупость людская им не принималась, она была ему чужда и каралась в пределах допустимого при любом удобном случае, правда, в основном, лишь с особями женского пола.
Когда к нему подошла Котеева, он был, конечно, удивлён, но тут же смекнул, что "загрузить эту клюху" ему будет также легко, как отнять конфету у младенца и даже легче, потому что отнимать сладкое у маленьких Виктор не был приучен. По её же словам и поведению стало отчётливо ясно, что он ей очень нравится, а значит быть ей скоро под любовным колпаком.
Выдав запас своих дежурных фраз о том, что она тоже давно привлекла его внимание и даже успела понравиться, решил передать инициативу в её руки.
"Сама подошла, так пусть сама и развивает сюжет, но... "командовать парадом буду я" - так решил Казанкин, кружась с ней под аккорды слащаво-тягучей музыки. Именно поэтому у них (у него? у неё?) созрел договор, чтобы Котеева позвонила первой, хотя Виктор заранее был уверен в успехе. "Сверх-дура" - заключил он о Женьке и в этом состоял его главный просчёт. Как раз Женька и не была глупой девчонкой.
И довольно-таки не глупой.
ГЛАВА 4
"Вернёмся к нашим баранам", то есть туда, где мы оставили наших героев.
Евгения ждала окончания урока, благо тот был последним, чтобы побыстрее добраться домой, набрать номер "Казановы" и поизображать из себя пай-девочку, а самой улыбаться от своей изобретательности, ему-то всё равно не видно. Пусть думает, что всё "на мази". " На мази, на мази" - не остался бы в грязи!
Виктор же, покурив, завалился на свою любимую большую кровать с томиком Стивена Кинга в руках. Он читал "Армагеддон", и до того увлёкся миром мистики, что сразу и не понял, что зазвонил телефон. Сообразив же, быстро спохватился, подошёл к аппарату и поднял трубку.
- Да...
- Привет, - прозвучал Женькин голос.
- Привет, а я уже и потерял всякую надежду на твой звонок, - соврал, как всегда Казанкин. - Ну что чудненького расскажешь?
- Да я вообще-то тебя слушать собиралась.
- Ну, тогда я, как старый солдат, который не знает слов любви, буду брать быка за рога. Я думаю, нам надо встретиться, если ты, конечно, пожелаешь, - ещё раз перестраховался Виктор.
- А ты как думаешь? - поддержала игру Котеева.
- Думаю, что ты не против.
- Поразительная логика!!!
- Ты во сколько вечером будешь свободна? - Казанкин задал свой любимый вопрос, так как им всегда всё и начинается.
- Я сегодня совершенно свободна, - и через паузу двусмысленно добавила, - для тебя.
Свой бестолковый разговор они вели довольно долго, заискивая, и осыпая друг друга комплиментами. В конце концов, сошлись на том, что встретятся в назначенный час на автобусной остановке близ мемориала славным защитникам Отечества. Казанкина и Котееву разделяло несколько кварталов, и эта остановка была примерно серединой того расстояния, которое лежало между ними. Настаивать на том, чтобы Виктор зашёл за ней, Евгения не стала, а если бы и стала - Казанкин все равно бы не пошёл, придумал бы какую-нибудь "отмазку" и вывел бы на то, чтобы встретиться посередине. Бить сильно ноги было не в его правилах, тем более что девушки всегда соглашались на предложенный им вариант. Здесь же разница состояла в том, что место выбрала Женя, и место это вечером было практически безлюдно. На том и порешили.
Разговор закончен, "лапша" с ушей снята, теперь можно заняться своими любимыми делами, хотя, вернее будет, своим любимым бездельем. Виктор с книжкой на кровати, да Женька у себя дома на диване перед телевизором. Чем не пара?
Но уже сейчас, невольно и подсознательно, каждый из них ждал этой встречи и прихода времени Х, которое станет началом того, что можно назвать Чувство. Хотя, забегать вперёд в таких вопросах не имеет смысла.
До вечера.
ГЛАВА 5
Вечер подкрался незаметно. Незаметно и бесповоротно.
Для Казанкина этот вечер был как множество других таких же вечеров, впрочем, как и день перед ним. Он также дождался Чака (пришедшего минут через восемь после звонка Евгении), вместе они выпили по бутылочке "Балтики N 3", поиграли в нарды и, поболтав о том о сём, Виктор сообщил, что гуляет сегодня сам по себе. На что друг ему совершенно верно заметил: "Догуляешься когда-нибудь, защемишь хвост в заборе. Не всё коту - масленица". Потом же, как всегда, пришла мама и сготовила ужин. Поев и, конечно же, покурив после этого, Виктор, взглянул на часы и понял, что ему пора.
К своему гардеробу и "прикиду" Казанкин относился особенно щепетильно. Нельзя сказать, что у него было много вещей, но он умел их так удачно скомпоновать, что к ярлыку "ловелас" иногда приклеивалось совершенно неуместное слово "стиляга".
После всех приготовлений герой-любовник вышел на улицу. Перед Женькой он решил предстать так: на ногах шнурованные ботинки солдатского образца, так как на улицах вовсю разыгралась мартовская жижа; дальше - джинсы в обтяжку (О-О-О!), потёртые до безобразия; свой торс он облачил в кожаную куртку-косуху поверх белой футболки размера на два меньше; на шее пёстрая бандана треугольником вперёд; на голове же нет ничего, так как, всё-таки, весна началась.
Через некоторое время он был на месте. До назначенного часа оставалось минут десять. Достав из полупустой пачки "West" сигарету, Казанкин в ожидании закурил.
Чуть-чуть запоздав, объявилась и Котеева.
- Привет ещё раз, извини за опоздание, - проворковала она.
- Удел женщины - опаздывать, удел же мужчины - ждать, - не замедлил показать свою образованность Виктор. - Добрый вечер, Евгения. Прекрасно выглядишь.
- Мерси, ты тоже молод и крут.
- Да только Женьки одни и клюют, - подхватил и переделал на свой лад известную когда-то песню Казанкин.
Котеева обворожительно улыбнулась, смело взяла его под руку и спросила:
- Куда пойдём?!
- Да чё мы грязь месить будем, пошли в кафе. За чашкой кофе приходят такие прекрасные мысли.
Но вдруг, что особенно поразило Казанкина, она сжала его руку и чуть изменившимся голосом произнесла:
- Не хочу в кафе, там душно. Ну его, пошли лучше в парк, найдём какую-нибудь беседочку, там спокойно посидим, поговорим.
- Желание дамы - закон, - среагировал Виктор, хотя про себя удивился: "Первый раз вижу девчонку, отказывающуюся от халявы".
В городском парке было темно, сыро и пустынно, но им всё же удалось отыскать беседку более или менее сухую. В ней-то они и не замедлили расположиться.
Виктор втайне надеялся воспользоваться этой безлюдностью и тишиной. Но будучи от природы обычным парнем начал с разговоров. Он рассказывал всевозможные "приколы" из своей жизни, конечно, маленько привирая (кто не грешен?), не забывая отсыпать при каждом удобном случае любезности девушке. Честно говоря, последний раз он так гулял в восьмом классе и эти "пионерские" посиделки его очень раззадоривали.
Женька слушала очень внимательно, где надо - улыбалась, где надо - поддакивала, короче, поддерживала беседу.
Казанкин любил, чтобы его слушали, хотя его речевой поток для неподготовленных мог показаться очень громоздким. Это был набор из философских фраз, не затасканных общим пользованием, цитат из разнообразных изданий и телепередач, собственных наблюдений и выдержки из "пьяных базаров". В общей сложности, это была сплошная ахинея, из которой лишь немногие могли выделить суть, притом, что её там практически не было, лишь сплошной словесный ... мусор. Но Виктор привык "работать" на глупые девичьи ушки, в общем - "шла загрузка".
Котеева слушала-слушала, и ей это порядком поднадоело. Когда Виктор выдал свой очередной маразм о сотворении Мира и Вселенной, Женька вдруг прервала его и высказала свою точку зрения на этот вопрос, хотя умничать на первом свидании не входило в её планы. Но тут её понесло. Являясь любознательной словоохотливой девушкой, она начала задавать своему собеседнику вопросы по услышанному, втайне надеясь загнать его в тупик.
Для него же это было громом среди ясного неба. Привыкший к полному "послушанию", он никак не ожидал такого поворота событий. Казанкин сам даже редко задумывался над тем, что он городил, и это поставило его на грань полного фиаско. Выпустив пар, он кое-как отвертелся от Женькиных вопросов, но, взглянув в её большие наблюдательные глаза, заметил в них неудовлетворение.
Разговор принял совершенно иной оборот. Из бестолкового словоблудия подростков он приобрёл характер беседы двух молодых неглупых людей. Молодых, но уже не глупых.
О чём же они говорили? Это не так уж и важно и это не самое главное в этой истории. Намного главнее то, что они нашли общий язык, а также то, что их взгляды на жизнь были чем-то довольно схожи, хотя по некоторым положениям возникали почти диаметральные мнения. А если в разговоре возникает спор, здоровый дружеский спор, то это уже первый шаг на пути к взаимопониманию.
Пробил час прощания.
Проводив Котееву до дома, Виктор спросил:
- Завтра увидимся?
- Хотелось бы... - с улыбкой ответила девушка.
- Я тебе позвоню.
- Нет, уж лучше я, - зачем-то настояла она.
- Тогда, пока.
- До завтра.
Женька чмокнула Казанкина в гладковыбритую щёку, и они разошлись. Вдруг, как-то разом обернулись, и Виктор произнёс:
- Жень, а с тобой интересно!
- Правда?! - хмыкнула она и поспешно удалилась в подъезд.
Все планы рухнули, как у него, так и у неё. Интриги не получилось, но это вовсе не разочаровало, а дало какой-то небывалый подъём и хороший стимул ко сну.
Засыпая, или уже во сне, Женька подумала: "Ему со мной интересно. Ха. А мне ведь тоже".
Виктор же, когда шёл домой, беспрестанно курил и до мельчайших подробностей вспоминал встречу с Евгенией. Это было нечто!!! Нечто сногсшибательное. То, что он "облажался" вначале, никак не рассердило его. Настроение было - "ВО!". "Я сегодня по душамговорил с девчонкой. С бабой!" - вот что его удивляло и забавляло одновременно.
Перед сном его посетила мысль: "А она ведь не глупа". И тут же уснул.
Утро вечера мудренее.
ГЛАВА 6
Будильник своим настанастырным звоном сообщил о том, что уже семь часов утра и пора собираться в "школу".
Женька нехотя открыла глаза, и первой её мыслью было: а не "забить" ли на всё? Ещё бы, ведь ей снились такие забавные сны о любви, но самым забавным в них являлось то, что главным действующим лицом (помимо самой Котеевой) был Казанкин. Но, включив в работу свою силу воли, она всё же поднялась, лишь тогда образ знойного мачо в куртке-косухе исчез окончательно. К чему бы это?!
Отдав дань личной гигиене, позавтракав и собрав сумку, конечно же, к зеркалу - за макияж. За этим занятием её и застала Юлька, являющаяся одновременно лучшей подругой и внештатным психологом, зашедшая как всегда к ней перед занятиями.
Девчонки, хоть и говорят, что ненадёжный на язык народ, но Женька разочаровала даже свою лучшую подругу. На её вопрос: "Как там вчера?", Котеева ответила: "Ничего особенного". И всё. После этого Юлькина жизнь в этот день была испорчена напрочь. Что она только не предпринимала, чтобы выведать у подруги подробности вчерашнего рандеву, но Женька оставалась непреступна как русский партизан в застенках гитлеровцев. Почуяв неладное, Юлька решилась на воспитательный разговор:
--
Жень, зачем тебе это?! Брось, нехорошая это игра. Злая.
Дальше были предостережения и нравоучения, а также просьба о том, чтобы она так неразумно не играла с чувствами близких ей людей. И т. д. и т. п.
- Несерьёзно всё. Пустое... - заключительно отрезала Котеева, уводя глаза от пристального взгляда подруги.
Что было несерьёзно, та не поняла, как не поймёт и в будущем, точнее, не поймет никогда.
Чак, придя к Казанкину из школы, тоже был не мало удивлён тем, что тот не "распрягается", как всегда, о своём новом увлечении, но промолчал. В отличие от Юльки, ему было не особо интересно слушать о Витькиных похождениях, так как это его давно не удивляло, а, тем более, не увлекало. Поразило только то, как описано выше, что друг его об этом молчал.
Отчего же молчал Казанкин?
Он понимал, что вчера произошло что-то новое и необычное в его жизни, и это "что-то" не совсем укладывается в сознании. В нём как будто сломалась какая-то деталька, вывив из строя весь механизм. Сегодня он ждал (именно ждал) звонка и как-то особенно желал встречи с Женькой. Вот почему он не стал разглагольствовать на эту тему со своим другом, он наивно полагал, что этим сокроет перемены в своём поведении. Но друзья на то и друзья, чтобы всё замечать, тем более что чем больше он хотел что-то скрыть, тем больше это было заметно. И в довершении Виктор совершил просто дикую для него ошибку, что не ускользнуло от внимания Чака.
Когда позвонила Евгения, Казанкин разговаривал с ней по параллельному телефону в другой комнате, и Чак не мог слышать, о чём они ворковали, а такого не случалось никогда. Поднять же трубку в комнате, где он находился, посчитал ниже своего достоинства, так как был занят просмотром журнала сомнительного содержания, отобранного им у учеников третьего класса своей гимназии.
Поговорив, Виктор с улыбкой на лице возвернулся в свою комнату.
Чак его сразу же спросил:
- Кто звонил?
- Она, - ответил Казанкин и мечтательно добавил, - Женя.
- А чё это ты с ней не здесь трепался? - всё же поинтересовался Чак.
- Да ты здесь накурил, яки паровоз какой, а у меня чё-то башка разболелась, - шил белыми нитками "отмазку" Казанкин.
От внимания друга не ускользнули вороватые глаза Витька и то, что перед звонком тот сам курил чрезмерно много, а о голове даже не заикался, но промолчал и об этом. Кто его знает, что у "Казановы" на уме.
ГЛАВА 7
Они договорились встретиться в то же время, в том же месте.
Женька, как ни странно, не опоздала. Она опять отказалась от кафе, и они пошли в "свою" беседку.
Ничем примечательным эта встреча не отличалась от предыдущей, лишь только тем, что влечение друг к другу усиливалось, и это иногда проскакивало в разговоре.
"А ты мне снился", - сама не зная зачем, сказала Женька и поведала ему о своих сновидениях. Виктора это порадовало, но совершенно искренне, а не так как раньше (радость победы). "Мне холодно", - также намекнула Котеева, будто перед ней стоял не местный Дон Жуан, а робкий школьник, впервые услышавший, что людям свойственно любить и ужасно комплексующий по этому поводу.
А Казанкин действительно оробел. Куда делась та бравада, присущая ему, та нагловатая улыбка и тот напор, с которым он брал все свои предыдущие "крепости"?! Догадайтесь сами.
Они стояли, нежно обнявшись, смотрели друг дружке в глаза и говорили, говорили, говорили. Иногда их речь переходила на шепот, будто бы они боялись спугнуть нечто призрачное и необыкновенное. И это необыкновенное просто витало в свежем весеннем воздухе, так приятно дурманя разум. Казанкин, даже без малейшего намёка на лесть, говорил о том, что никогда не встречал таких девчонок, как Женька, на что Женька отвечала ему тем же самым, только касательно парней.
Вот, пожалуй, и всё, чем отличалась предыдущая встреча от этой. Хотя, это и достаточно много на дороге к Чувству, но мизерно мало для "бывшего" Казанкина. В основном уже на второй день, а то и на первый, он узнавал все формы своих "собеседниц" на ощупь и целовался вовсю, но тут всё было не так, не так, но как никогда раньше - хорошо.
Прощаясь, Котеева легонько коснулась своими губами его губ, и ... они разошлись.
- До встречи, - шепнула Женька на прощание.
- До завтра! - с уверенностью произнёс Виктор.
Но эта уверенность на этот раз его подвела.
Стояла уже глубокая ночь, но Женьке не спалось. Её мучили дурные предчувствия. Также она думала о будущем и никак не могла найти ответов на многие вопросы.
"Неужели я так быстро попала на удочку красивых слов? Неужели и я?! Ну и пусть! Пусть всё будет так, как будет. Мне пока хорошо и спокойно, а это самое главное. Плевать, что будет дальше, что-то да будет. Поживем - увидим, а пока надо забыть обо всём и жить так, как хочешь сама, а не так, как положено кем-то. Я хозяйка своей судьбы и если я вверяю эту судьбу тому, кто мне дорог (дорог ли?), то пусть будет так. Но как?........"
Вот о чём думала Котеева, тревожно сопя и ворочаясь в своей постели. Так как она обладала практическим мышлением, ей ещё не до конца верилось во взаимность Виктора, а, вспомнив разговор с подругой, призадумалась ещё глубже. За мрачными, а также светлыми мыслями её сморил сон, оставив в голове только одну, казавшуюся ей, самую удачную мысль: "Надо что-то решать. Раз и навсегда. Рубить канаты..."
Казанкин ложился поздно, видимо, поэтому и спал до обеда. Вернувшись домой, он, не включая света, негромко включил магнитофон, сел на стул перед окном и, глядя на полную Луну и звёзды, тоже крепко задумался.
"ЧТО СО МНОЙ?!!! Неужели я влюбился? Или это просто весна и вскоре всё пройдёт? Ну что ж, влюбился, так влюбился. Всё в этой жизни надо испытать на собственной шкуре".
Сердце сжимала сладострастная боль, но от этой боли было так хорошо - хотелось петь и радоваться жизни. Той жизни, в которой есть ОНА - Женька Котеева, ОНА - киска, рыбка, золотце, ОНА...
Как это не смешно, но они влюбились. Влюбились так быстро, что даже не вериться. Но это было именно так. Хотя, как это не печально, это всё ещё не Любовь, а всего лишь обыкновенная влюблённость, пусть уже более глубокая, чем подростковая, но всё же влюблённость, которая толкает на непродуманные поступки и затуманивает разум. Успокаивает лишь одно, что из этой точки есть дорога к Великому и Всепоглощающему, но ещё в ней таится и дорога к Разочарованию.
По какой же из двух дорог пойдут наши влюблённые?
Будем надеяться на лучшее.
ГЛАВА 8
В то время, когда влюблённые обдумывали то положение, в которое они вляпались по самые уши, на вокзал города Ямогорск, находящегося приблизительно в 40-ка км. от Эйска, прибыл состав с солдатами. Он должен был простоять там около суток, дабы пополнить ряды военнослужащих, следующих прямиком на новую войну в Закавказье.
Находился в нём и пока ещё младший сержант Михаил Козлов.
ГЛАВА 9
Первая половина следующего дня прошла без каких-либо интересных событий. Женька в "чушке", Витя спал.
Разбудил Казанкина звонок Евгении, который его в некоторой степени расстроил. Котеева сообщила ему, что сегодня увидеться они не смогут, так как она уходит к одной из своих подруг на день рождения.
- Во, бля! - вырвалось у Виктора в трубку.
- Кто?! - услышал он обиженный голос на том конце, принявший сказанное на свой счёт.
- Извини Жень. Ты понимаешь, я ведь совсем забыл, что на эти выходные у меня тоже бёздник. А виновата в этом только ты.
- Почему это я?!!
- Запудрила мне мозги, с тобой всё на фиг забудешь... - шутливым, но, тем не менее, правдивым тоном сказал Казанкин.
- Правда?!! - воскликнула Евгения, так, будто бы знала и уже приготовила подарок.
- Я Вас приглашаю на моё восемнадцатилетие. Как Вы отнесётесь к данному предложению? - проигнорировав её восклицание, заключил он почти галантно.
- Положительно, - и через паузу, - хотя, давай об этом завтра поговорим.
- Так значит, мы сегодня не увидимся? Очень, очень жаль, - не скрывая тоски, промямлил Казанкин.
- Ну-у... может только на дискотеке. Ты придёшь?
- Да должен, - через секунду, - приду обязательно.
- Я к тебе, возможно, подойду.
Слово "возможно" прозвучало робко и неуверенно, что не ускользнуло от внимания Виктора, но тут же забылось.
- До скорого свидания, - произнёс он и тяжко выдохнул в трубку, - целую.
- Взаимно.
Трубки легли на свои места.
Пришёл Чак. Включив "Болезнь Дауна", друзья принялись за обсуждение будущего праздника, то есть Дня Рождения Казанкина. Выпадал он на субботу, и это было немаловажно, потому что теперь в этом празднестве могли поучаствовать Воланд, Чёрт и Галимый, друзья-студенты. Окромя их на этом шоу должны быть девчонки. Вот вопросом о присутствии последних друзья как раз и занялись.
- Ну ты, Казан, с кем будешь? - спросил Чак.
- Как с кем? - удивился тот. - С Женькой, конечно!
Это было сказано так категорично, что Чак больше не стал разглашаться на эту тему, хотя, в очередной раз удивился. Дело в том, что слово "конечно", звучавшее из Витькиных уст было огромной редкостью.
- А я даже не знаю, кого и захватить, - продолжил нагловатый школьник. - Слышь, а у Женьки подруги есть какие-нибудь, а то со своим Крокодилом я поссорился, а Чудо приглашать в падлу.
- Правда, ну её. Я спрошу, но ты на новое тело губёнки то сильно не раскатывай.
- Ладно, уболтал, я вместо губёнок шланг пожарный раскатаю, ага?
--
Наглец. Ну, наглец!
На чём порешили, то и будет.
Справка:
Чудо - девчонка, любящая "на халяву" выпить, покурить и незаметно смыться, что, правда, не всегда удавалось. Частая гостья на вечеринках наших друзей. Кстати, бывшая хорошая подруга Котеевой, да и сейчас хорошая, только знакомая.
Крокодил - подруга Чака, совершенно глупая девчонка 14-ти лет. Кстати, родная сестра одной из подруг той же Котеевой.
Вот так то.
Наступил вечер.
Казанкин с почти дьявольским остервенением уговаривал Чака идти на дискотеку, хотя тот туда не собирался, не хотел и вообще...
- Чё там сёдня делать? - сопротивлялся он. - На лохов смотреть, да на девочек-припевочек-давалочек-нецелочек. Тоска! Надоело. Я лучше дома посижу, видак посмотрю. Казан, оставайся, не фиг там ловить. Мне вон как раз кассеты новые принесли, фильмы - полный отпад.
- Да не, как-нибудь потом. Пошли, а. Гляди, погода хорошая, грех не пойти.
- Погода, как погода, вчера даже лучше была. Слышь, чё с тобой последние два дня твориться, я тебя не узнаю? - задал прямо в лоб вопрос Чак.
- Да ни чё... просто я... весна на улице, гормоны.
- Ах да!!! - Чак сделал вид, что всё понял.
На дискотеке Виктора постигло разочарование. Котеева, вместо того, чтобы подойти, вовсе там не появилась. Домой он шёл убитый грустью, что тоже не ускользнуло от внимания друга, которому были обещаны многочисленные "приколы", а финале было лишь постное лицо Казанкина, и что навело его на некоторые мысли насчёт более приятного досуга в ближайшие дни.
На следующий день разочарование усилилось тысячекратно. Мало того, что они также не увиделись, Женька даже не позвонила. А на многочисленные звонки Виктора, телефон отвечал преступным безмолвием.
Что же произошло?!!!
ГЛАВА 10
Чак из школы пришёл рано (он "забил" на последних пять уроков), и разбудил Виктора.
Казанкин быстро схватился на звонок, спросонья подумав, что звонит телефон, но, встав, сообразил, что к чему, надел трико и открыл дверь.
На лице Чака сверкала искромётная улыбка голливудского стандарта, с той лишь разницей, что её владелец был артистом другого плана. Пройдя в комнату, он открыл школьную сумку и извлёк из неё бутылку шампанского.
- Чё это? - спросил, ещё не окончательно проснувшись, Виктор.
- А это то, что мы сегодня идём на генеральную репетицию, - ехидно ответил друг.
- Куда-а?!
- Да я сегодня к двум чиксам в гости напросился. С тебя цветы и бутылка водки, а за мной ещё торт.
- Во класс!!! - бесповоротно проснувшись, воскликнул Казанкин, но вдруг как-то осёкся и добавил уже не так резво: - Повеселимся.
Он вспомнил о Женьке, и грусть окатила словно холодной водой, наводя трезвость на весеннюю радость. Вчера он много думал о том, что же случилось, и пришёл к выводу, что его провели как ребёнка, а проще - "кинули как последнего лоха". Чувства и мысли менялись в его голове с поразительной скоростью. То злость, уныние, ревность, досада и ущерблённая гордость терзали его беспокойный разум, то любовь или "ничего особенного не произошло" перечёркивали всё, то полная апатия одолевала кашлем в лёгких от частого курения. Ночь, короче, была полным кошмаром, но предложение друга, как бы там ни было, он воспринял адекватно.
- Гулять, так гулять! - наигранно взбодрившись и достав оставшиеся "бабки", выпалил Виктор и хлопнул Чака по плечу.
- Клё-ёво! - поддержал его действия товарищ.
- Да уж, клёво, - согласился Казанкин, хотя на душе было гадко до безобразия.
Не долго думая, друзья отправились по магазинам. Купив всё, что надо и даже свыше этого (банку кильки, лимон и шоколадку), они разошлись по домам, решив поспать, так как ночь обещала быть сумасшедшей и надо, само собой, быть в форме.
Ещё около входной двери, не открыв её, Казанкин услышал, как пространство его квартиры сотрясает телефонный перезвон. Он ворвался в дом как вихрь, не разуваясь, подбежал к аппарату, снял трубку и был обрадован. Это была ОНА.
- А что, что случилось? - волнуясь, спросил Виктор. - Ты меня так напугала.
- Можно я тебе при встрече объясню?
- Ну, хорошо, только дай мне одно обещание. Никогда, ты слышишь, никогда больше так не поступай. Я тебя умоляю.
- Хорошо, милый, теперь никогда, - её голос дрожал. - Мы сегодня увидимся?
- Обязательно! - почти прокричал Казанкин, совершенно забыв о том, что вечер у него был запрограммирован.
Потом они поболтали о том, как они друг по другу соскучились и всё такоё. На вопрос о дне рождения подруги, Женька вскользь ответила - "нормально" - и опять рассыпалась в описаниях тоски по его объятиям, которых "серьёзных" ещё и не было.
Котеева, действительно, так соскучилась по Виктору, что еле-еле дождалась окончания занятий. Она чувствовала себя перед ним виноватой и хотела извиниться за всё. По-другому она тоже не могла. Просто так сложились обстоятельства, как всегда, все и в одну кучу. Ей надо было что-то решать, а как это трудно, когда тебе всего шестнадцать лет. Но самым страшным на этом этапе её жизни было то, что она боялась услышать от Казанкина пожелания дальней дороги. Но всё, как мы знаем, разрешилось лучшим образом. Быть добру.
Чак был просто взбешён оттого, что сообщил ему по телефону его верный друг. Мало того, что Казанкин, ясно, отказался, так он ещё посоветовал ему взять кого-нибудь и сходить с ним, на что Чак ему совершенно правильно заметил:
- Но друг то мне ты! С кем я пойду?!
- Ну, скажем, с кем-нибудь из одноклассников.
- Ты чё, ващще больной?! Да у этих букварей одна учёба на уме. Ну, молодец! Кончай, а, хорош дурить, на фиг она тебе нужна, там две такие соски, а ты тут такое выкидываешь. Мы же потратились.
- Деньги - бумага, а бумага, как известно, горит.
- Но это ещё не значит, что эту бумагу нужно кидать на ветер. Допустим, пойду я с Павлухой, так у него и намёка на лаве нету.
- Пусть погуляет за моё здоровье, - ухмыльнулся друг-"кидала".
- Чё ты сказал? - последняя фраза сильно озадачила Чака.
Нет, Казанкин не был жадён до денег, но чтобы он пожертвовал их кому-то "левому", для этого "в лесу должно было сдохнуть нечто внушительное".
- Что слышал, - представив "фейс" оппонента и всё также улыбаясь, ответил Казанкин.
- Витёк, - друг снизошёл даже к обращению по имени, - что с тобой всё-таки творится, а?
- Ну, если вдруг, то ладно, до завтра. Но завтра, чтобы никаких "но". Погудим на славу.
- О` кей.
ГЛАВА 11
Новая встреча была договорена на вечернее время в той самой беседке, которая сблизила два сердца и две души во что-то одно. Или одну. Одну большую радость на двоих.
Виктор никак не мог дождаться этого часа. Дома ему было тесно и неуютно. Как загнанный зверь бродил он по комнате, часто курил и смотрел на часы. Он жил предвкушением этой встречи, а она почему-то приближалась так медленно, секунды переползали в минуты со скоростью мухи, проснувшейся от зимней спячки, а минуты были подобны часам. В беседку, поэтому, он пришёл на полчаса раньше и стал пошагово мерить уже её пространство.
Как ни странно, но Женька пришла уже через пятнадцать минут. Ещё издали увидев фигуру возлюбленного, она побежала ему на встречу и, подбежав, бросилась на шею, а через несколько секунд их губы слились в сладостном затяжном поцелуе. Когда её ноги коснулись земли, Котеева отдышалась и выдохнула:
- Я так по тебе соскучилась.
- Я не меньше, но что же, всё-таки, случилось? - тоже отдышавшись, не замедлил спросить Казанкин.
Женькино лицо приобрело грустный оттенок, а изо рта полились откровения:
- Знаешь, Вить, мне, если честно, не хочется об этом говорить, хотя я тебе и обещала всё рассказать. Понимаешь, я полюбила тебя, и как это произошло до сих пор не пойму. Я пытаюсь разобраться в себе и не хочу быть обманутой в своих чувствах. Дело в том, что у меня есть одна тайна, о которой я не могу тебе пока поведать. Но это только пока. Да и так ли это важно, если мы вместе? Будем вместе. Прости меня и пойми, и, если можешь, не задавай на эту тему вопросов. Пожалуйста. Пусть всё будет так, как должно быть, а придёт время - ты всё узнаешь. Ладно?
- Хорошо, - ответил Виктор, хотя в душе поселилась тревога. - Знаешь, Жень, я тоже тебя полюбил и постараюсь быть тебе хорошим другом, чтобы со мной ты никогда не познала разочарований. И если ты считаешь, что будет лучше мне о чём-то не знать, то пусть так и будет. Я верю тебе, и думаю, что, чтобы ты не делала, ты делаешь это во имя нашей любви.
- Спасибо тебе, большое спасибо, я в тебе не ошиблась. Ты самый лучший на этом свете, - поблагодарила она и робко прижалась к его широкой груди.
После серии очередных поцелуев, Казанкин завёл разговор о намечающемся празднике:
- А мне ведь завтра восемнадцать!
- Такой большой, что даже чуть хлебнёшь винца, да? - съязвила Евгения.
- Конечно же, совсем чуть-чуть, но раз пятьсот, - подхватил шутку Виктор.
Котеева очень тщательно расспрашивала "жониха" о том, кто же будет на этом сабантуе. Когда разговор зашёл о завтрашней подруге Чака и что ей может быть Крокодил или Чудо, Женьку как-то странно передёрнуло и она с уверенностью в голосе, дабы не выдать в нём дрожи, произнесла:
- Я поговорю с Юлькой, она пойдёт!
Виктор не стал вникать в то, кто это такая, подумав про себя: "Какая ему разница, один хрен напьётся, что с утра и помнить то ничего не будет". Это он о Чаке
На небо взгромоздилась Луна, рассыпав за собой мириады звёзд. Вокруг было темно и тихо, лишь странно-страстные вздохи и шорох телодвижений были слышны из беседки.
Двое влюблённых, охваченных страстью, неистово целовались. Целовались так, что со стороны могло показаться будто бы это у них в последний раз и завтра расставанье навсегда. Под Женькиной блузкой с уверенностью расположилась тёплая мужская рука, волновавшая грудь и будившая желание. Ширинка Витькиных брюк оттопырилась от нахлынувшей эрекции и когда, расстегнувшая её, нежная рука обхватила пальцами всю его мощь, Казанкин чуть не разразился "праздничным салютом". Ему жутко этого хотелось, но, сдержав себя, он отстранился от разгорячённого тела подруги и охрипшим голосом произнёс:
- Завтра. Это будет завтра.
Почему так? Может, Казанкину показалось, что кто-то движется по парку в их сторону, а может, просто не хотелось, чтобы его первая близость с первой настоящей любовью прошла в столь будничных условиях. По крайней мере, Котеевой он объяснил последнее и она, вроде бы, это оценила. Взявшись за руки, они побрели по направлению к её дому, говоря на какие-то отвлечённые темы и думая о том, что же будет завтра.
Эх, молодежь.
ГЛАВА 12
Утро Витькиного восемнадцатилетия выдалось не по-мартовски солнечным и тёплым. Солнце стучалось в окно и звало на свежий воздух. Ещё эту утреннюю красу дополняло то, что была суббота, а суббота, как известно, лучший день бездельников и алкоголиков. Наверное поэтому Казанкин проснулся чуть раньше обычного с довольной улыбкой на лице.
На кухне гремела посуда и вовсю бежала вода, на плите что-то булькало и тарахтело крышками. Это мать Виктора готовила еду и закуску, что в принципе одно и тоже, для намечающегося в этом доме "Содома". Она наивно полагала, что её кулинарные изыски станут главным украшением стола, хотя для сына и его сотоварищей это был продукт совершенно иного рода.
Виктор потянулся и одним резким движением спрыгнул с кровати. Такие упражнения он производил крайне редко, но сегодня не грех, сегодня можно, сегодня ведь такой день. Времени всего-ничего, только пол двенадцатого и до семи ещё так долго ждать. Чем же занять себя бездельнику, а сегодня бездельнику вдвойне? Надо бы наведаться, все ли прибыли, чтобы отметить праздник совершеннолетия.
Воланда Казанкин застал за очень ответственным занятием - наполнением собственного желудка. Попив с ним чаю, поговорив о делах житейских-питейских-студенческих, они вдвоём направились к Черту, но того не оказалось дома. А оказалось, что он и Галимый пошли в школу к Чаку, и первые двое направились туда же.
Школа являла собой трёхэтажное здание старой постройки, но её архитектура никак не могла повлиять на тот фактор, ради которого возле неё собрались четверо друзей. Чака в ней сегодня не ощущалось. Суббота, так суббота.
Галимый и Чёрт, стоя на крыльце, курили, нервничали и выясняли у всех, где может находиться их пятнадцатилетний капитан.
Ясность в решение этого вопроса внёс именинник. Подойдя и пожав руки своим верным архаровцам, он, улыбаясь во весь рот, произнёс:
- Он, наверное, ещё с бодуна хрен проснулся. Всю ночь, небось, бухал да трахался, теперь дрыхнет с мыслями о пиве.
- Так в чём же дело?!! - воскликнул Воланд. - Пошли похмелим братка!
Взяв пива, и выпив сами, конечно, приятели пошли к самому молодому, но, тем не менее, самому равноправному товарищу.
Всё оказалось так, как и предполагал Казанкин.
Чак, выйдя к ребятам в старом отцовском халате, выглядел не лучшим образом. Под глазами его красовались мешки, а всё лицо в целом приобрело мертвецки-бледный оттенок. Увидев банку с пивом в пакете у Черта, его первым и пока единственным словом было слово "ДАЙ!".
Маленько оживившись, точнее, захмелев снова, он стал рассказывать о своих вчерашних похождениях. А погудел он на славу. Количество выпитого он, само собой, не помнил, но отлично помнил страсть своей вчерашней подруги - малолетки. Показывая свою расцарапанную спину и засосы на шее, Чак удивлялся и возмущался одновременно:
- Ты гля бля!
- Ты чё в клетке тигрицы побывал? - "подколол" его Воланд.
- В письке девицы! - огрызнулся Чак и жадно отхлебнул из банки. - Ну, гля в натуре дура. Четырнадцать лет бабе, а она фигнёй подростковой занимается.
- Ничё, ничё, - успокоили его.
"О времена, о нравы!"
Поговорив ещё немного, друзья разошлись. Чак продолжил спать, Казан ушёл домой, а все остальные подались по знакомым девчонкам, дабы не провести этот вечер без ласки, в том числе и половой.
О, праздничный вечер - Всеобщая пьянка,
Вино и свечи, Упавшая планка,
Красивые речи Потом перебранка
И общество дам. И заветное - "Дам!".
ГЛАВА 13
19.00. Виктор Казанкин, он же Казан, весь из себя отутюженный и пахнущий одеколоном "Арамис", ждал гостей. На его костюме не было ни единой пылинки, шёлковый галстук, радужно переливающийся в свете ламп, был безупречно подобран к новой рубашке в мелкую серую полоску. Но сколько продержится весь этот лоск?
Первым пришел Чак. Отошедший полностью он был готов на новые подвиги, и эти новые подвиги он надеялся найти именно здесь.
Буквально ещё через две минуты объявились Воланд и Чёрт, которые привели подвиги с собой, это были три девицы, известные своей сговорчивостью, слывшие огромными любительницами повеселиться на полную.
Водка, секс и рок-н-ролл - вот они три "святые" заповеди. И иначе нельзя.
Пришёл Галимый. Тяжело сопя и отдуваясь, будто убежал от стада бешеных слонов, он уточнил: "Бабы здесь?" - и получив утвердительный ответ, радостно пожал имениннику руку.
Были подарки, были поздравления и, в довершении всего, была ОНА. Хотя, если бы она не пришла, праздника бы не получилось. Но она пришла, и случилось всё то, что должно было случиться, покатилось, как состав со склона, не остановить.
ОНА и её подруга пришли позже всех, но Виктор не обиделся. Шепнув ей на ухо: "Я тебя люблю", он повёл девчонок к столу.
Когда Женька вошла, только дурак мог не заметить того волнения и радости на лице виновника торжества, которые были вызваны её приходом. Это ещё не раз, потом, станет притчей во языцах. Влюблённый Витька, ха-ха.
Перезнакомив всех со всеми, Казанкин, весь из себя лучезарный и блестящий "як нова копийка", сел во главе стола, и началась церемония поглощения спиртного. Началась безобидно - с шампанского.
Мама, приподняв первый тост за здравие сына, тихонько удалилась. Она ушла к своей коллеге по работе, чтобы с ней плотным порядком обсудить непорядочность нынешних мужчин, как проблему в жизни разведённых женщин. Ушла, правда, на всю ночь, дав, напоследок, наказ не напиваться и вести себя прилично. Куда там!!!
Только дверь за мамой закрылась, ребята, не сговариваясь, дружно встали из-за стола, к удивлению подруг, и пошли в комнату Виктора. Оттуда они несли пиво, вино, водку, водку и водку ещё. "Не напивайтесь", - сказала мать, когда, по её понятиям, у присутствующих было три бутылки "Советского", да две водки. Странно, но её было больше. Море.
Яркий свет люстры вскорости сменился на приглушённый свет ночника. Разнообразие закуски и выпивки вводило в восторг всех собравшихся. После четвёртой рюмки пиджак Казанкина нашёл своё пристанище на спинке стула, а узел галстука спустился на одну пуговицу ниже. Жарко от своих то 36-ти и 6-ти плюс 40-к "левых".
Все веселились, как могли, а ведь могли же. Дым стоял коромыслом, хотя курить в маминой комнате тоже воспрещалось. Официально. А неофициально молодой хозяин разрешал многое, как-то, "дуть" на балконе и мочиться в ванной, если туалет занят кем-то блюющим. В перерывах между тостами "за лося", звучала музыка, и лились разговоры разгорячённых и повзрослевших не по годам подростков.
Описание всего этого бедлама можно продолжать довольно долго, но зачем, ведь такие мероприятия проходят по одинаковому сценарию даже в самых отдалённых уголках нашей многострадальной Родины, и это не самое главное в этой истории.
Далеко заполночь все были пьяны, кто-то спал, а кто-то спал с кем-то в другой комнате. И лишь два человека в этой пьяно-сырой суете как-то странно смотрели друг на друга и чего-то ждали. Казалось, что им не до кого нет дела, что, в сущности, было правдой.
Картинки калейдоскопически менялись. Быстрая мелодия сменилась медленной, и они закружились в танце, как будто в вечер знакомства. Алкоголь в крови и мозгу разогревал всё тело и усиливал и без того огромное влечение. В отличие от всех остальных, они были пьяны настолько, чтобы закончить эту ночь совершеннолетия совместной радостью любви.
Мало-помалу, но пришло время расходиться.
В 1.47-мь Воланд, Чёрт и Галимый напрочь отказались провожать использованных "шалашовок", и те, наигранно надутые и обиженные, удалились, разбрасываясь необидными словами об их половой конституции. Необидными потому, что это было неправдой, и это знали те и другие. Первые трое отправились к Воланду, воспользовавшись командировкой его папы, чтобы пить его (папин) самогон. Да там, потом и "отрубились".
Чуть позже двух, после проведённого в спальне времени, Чак с Юлькой, нашедшие общий язык и что-то ещё, ушли к ней домой, очевидно, для того, чтобы продолжить начатый разговор.
Все ушли, и наши герои остались абсолютно одни. Одни в пустой квартире, наполненной смрадным запахом спиртного и сигаретной промышленности.
И что же?...
ГЛАВА 14
Ещё полностью не осознавая своего одиночества вдвоём, закрыв дверь за последним гостем, он держал её за руку и очень глупо улыбался. Когда они прошли в комнату и сели на продавленный диван, он, мешая слова с языком, бравурно произнёс:
- Давай на брудершафт.
- Давай! - ещё более живо ответила она.
Разлив по бокалам вино, они приняли эту кровавую влагу и, как положено, поцеловались. Но поцелуй этот оказался очень продолжительным. Игра губ дополнилась игрой рук, и это было начало.
Во рту к запаху спиртного добавился вкус Женькиной помады, остатки которой были причудливо размазаны вокруг губ влюблённых. Языки переплетались словно две змеи в брачный сезон, они завязались в сладостной борьбе, и затуманенный разум вызывал из недр плоти самые дикие желания.
А потом, успокоившись, они курили, и веселились словно дети, получившие то, о чём так давно мечтали. И в эту ночь они были одними из самых счастливейших людей на свете.
Кама-Сутра гласит, что вершины блаженства доступны только взрослым, а упоения юности лишь мимолётные облегчения семенных пузырьков. Призрев все законы, нормы морали и всё прочее, они любили друг друга этой ночью ещё два раза, и также испытывали блаженство падений и взлётов от ощущения соприкосновений тел.
Проснулся Виктор первым.
Евгения лежала на его груди, тихонько посапывала и улыбалась во сне. Её обнажённое тело было прекрасно в лучах рассвета.
Было ещё совсем рано, но спать почему-то не хотелось, глядя на это милое создание, лежащее рядом. Осторожно освободив свою грудь и руку, дабы ненароком не разбудить, он уложил её на подушку, и встал. Достав предпоследнюю сигарету из помятой пачки, Казанкин закурил и, выпуская дым в окно, всё смотрел, смотрел на неё, ставшую в эту ночь ему ещё ближе и дороже.
Одевшись, пройдя на кухню и согрев на плите чайник, он достал из ящика маленький декоративный поднос. Поставив на него чашечку кофе, на манер заправского официанта, понёс его в комнату, в которой, кроме бардака на диване, царил полный хаос. Но всё же праздник удался на славу, и доказательство этому лежало, свернувшись калачиком, как котёнок, на мятой простыне.
Разбудив её поцелуем, он подал ей кофе прямо в постель.
Женька, ещё окончательно не проснувшись, ответила на поцелуй, сладко потянулась и открыла глаза. Голосом сонным, но всё же таким ласковым и безмятежным, она произнесла: "Спасибо тебе...", - и, поставив поднос на пол, обвила руками его шею. По её поведению Виктор понял, что кофе может и подождать.
Так начиналось утро их первой весны.
Часть 2
ДУРА ЛИ ПУЛЯ?
ГЛАВА 1
Утро их первой весны. Прекрасное весеннее утро.
Сколько же чудесного, предельно простого и, в то же время, максимально необъяснимого дарит людям любовь. Когда вроде бы такие обычные слова, как "я люблю тебя", обретают свой истинный смысл и кажутся самыми желанными и самыми нужными в этот момент. В момент пробуждения. Действительно, всё только пробуждалось и начиналось. Весна всё увереннее вступала в свои права, с присущей ей наглостью она вырывала тёплые деньки из холодного плена зимы, доставляя огромное удовольствие тем, кто, устав от вечных соплей и тёплой одежды, жаждал этого чудного времени. Времени, когда влюблённые находят друг друга и смотрят в этот обновлённый проснувшийся мир широкими глазами приобретённого счастья. О них, кстати. Они тоже совсем недавно проснулись.
Женька, не накрашенная и не причёсанная, в одной лишь мятой рубашке Виктора, помогала ему убирать последствия вчерашнего мероприятия. Вид у неё был очень забавный. Нет, совсем не отталкивающий, а даже наоборот, очень естественный и притягательный. Она была самой собой и совершенно не стеснялась этого обстоятельства.
Виктор же, по пояс голый, бегал как угорелый по квартире, не зная за что взяться. Он бы с превеликим удовольствием забросил всё "на фиг" и попил бы пивка, но дал обещание: за то, что мать уйдёт на ночь, он здесь приведёт всё в порядок. Смешно было его видеть, то с веником в руках, то на кухне, моющим посуду. Неумелые руки горели желанием всё сделать правильно, хотя разум отлично понимал, что ему с этим не справиться. Вот тут-то на помощь и приходила Евгения. Она, юркая и проворливая, совсем не измученная похмельем, успевала везде, где только было нужно, да ещё успевала вырвать время для поцелуя, что Казанкину особенно нравилось. У неё и самой не очень то всё получалось, но это она удачно скрывала от глаз возлюбленного, который, напротив, слегка страдал утренней болезнью, и абсолютно не смыслил в ведении домашнего хозяйства, поэтому был ей очень благодарен за помощь.
Когда всё более или менее встало на свои места, они, уставшие, но довольные своими успехами, уселись на кухне и решили чуть-чуть перекусить. Завтракали, запивая еду припрятанным со вчерашнего шампанским.
Шампанские вина штука очень непредсказуемая, наверное поэтому банальное употребление пищи перевоплотилось в дурачество с этой пищей. Нет, это ничем не напоминало сцену из фильма "9 Ґ недель", но всё же чем-то сильно раззадорило и возбудило. Да так, что прямо на кухне переросло в игры Эроса, а закончилось оргазмической разрядкой.
Кухонный стол чуть не развалился от массы двух тел, обрушившихся на него, мало того, начавших двигаться в бешеных ритмах румба пасадорес.
Так как на Женьке, кроме рубашки, ничего не было, а на Викторе были одни спортивные штаны, то прелюдия заняла совсем немного времени, а страсть, захлестнувшая их, быстро подвела дело к концу.
Любовные соки в её лоно смешались и, в завершении, тонкой струйкой стекали на гладкую поверхность стола.
Всё закончилось так же быстро, как и началось. Уже через тринадцать с половиной минут Котеева, довольная как дикая кошка, ушла в ванную, а Виктор, сидя на этом же столе, удовлетворённо курил. Неземное блаженство растекалось по его организму, голова приятно кружилась, и в этой голове возникали мысли, которые раньше только смешили удачливого ловеласа.
Примерно через час Женька ушла, а Виктор, выпив рюмочку вина и бутылку пива, сморённый, снова уснул. Пришла мать, но он этого уже не видел и не слышал. Он спал, счастливый до безумия и безумный от радости, и небо в его снах было безоблачным и чистым. Хотя в действительности всё было не так, и на горизонте уже сгущались тучи. Тучи проблем и жизненных нюансов. Но Виктор пока безмятежно спал.
ГЛАВА 2
Не приходит радость одна, не может счастье длиться вечно. В этом мире, придуманном Незримым Сценаристом, сюжет построен так, что человек находится в постоянной борьбе за свои чувства. Наверное, это и правильно, а иначе бы приелось всё. Но как не хочется, обретя всеобъемлющую любовь, класть её на алтарь жизненных обстоятельств.
Увлечённый своими чувствами и новыми эмоциями, Казанкин совершенно забыл, что восемнадцать - это тот возраст, которым всегда интересуется местный военкомат. И никуда от этого не спрятаться, не скрыться. Можно, конечно, попробовать "косить", но без определённых навыков и тугого кошелька, это вряд ли удастся. У Казанкина не было ни того, ни другого.
Повестка не заставила себя долго ждать. Уже через три с половиной недели после дня рождения она лежала в почтовом ящике и словно мина замедленного действия ждала своего часа. Так и бывает, спускаешься на площадку, в надежде достать из навесной "железяки" либо увлекательный журнал, либо письмо от друга или, на худой конец, газету, а там... она. Ба-бах! И всё перевернулось.
Мать, увидев клочок этой серой казённой бумажки, чуть не упала в обморок, для Виктора же это был настоящий удар. Все, конечно же, знали, что это неминуемо случится, но не кто не подозревал, что так скоро. Ещё не так давно Казанкин хорохорился и бодрился, мол, пойду в армию, попробую свои силы. Не я первый, не я последний. А что?! Один чёрт, ни хрена не держит. Не держало!!! Наедине с самим собой, ему и тогда-то туда не очень хотелось, а теперь это событие было подобно шаровой молнии в тесном деревенском сортире.
А время после дня рождения текло бурной рекой, просто Ниагарой новых ощущений и неизведанных тайн, которые дарило крылатое бремя влюблённого. В её волнах забывалось всё плохое и ненужное, была только явь соприкосновений и сон экстаза, улёт сознания, предел возможностей разумных в рутинной суете сует.
Сколько же девушек было в жизни Виктора? Как подруг довольно-таки много, а вот насчёт подруг по постели показатель был явно завышен, что Казанкиным усиленно скрывалось и не афишировалось. Ещё бы, ведь имидж всё, а правда ничто, она принижает. Но даже те, немногие, не смогли разгадать его самые сокровенные желания, отыскать в нём те потаённые нити, дёргая за которые, с человеком твориться необъяснимое, он становится подобен марионетке и, ведомый властной рукой Любви, готов на самые необдуманные поступки и необъяснимые глупости.
Но это никак не касалось Котеевой. Она за этот короткий срок выжимала из Виктора всё, что только можно. Он рождался и умирал, воскресал и умирал снова, её руки и губы, а ещё язык, делали, казалось, невозможное, но это было реальным и осязаемым, если это так можно назвать.
Всё совпало так, что родители Евгении были в отъезде, а младший брат на попечительстве у бабушки, поэтому полновластной хозяйкой квартиры была. Что же они там только не вытворяли!!! Тень греха была везде, во всех, даже труднодоступных местах: на диване, кровати, кровати родителей, на пианино и холодильнике, на двери и подоконнике, на всех столах, не исключая журнального, в ванной и даже в туалете.
А как же любил Виктор этот старенький дом и эту квартирку на втором этаже, где при свете старого допотопного светильника они проводили самое лучшее время со дня их знакомства. Казанкин даже дома бывал реже, чем у Женьки, ночевал он дома тоже редко.
Они, можно сказать, жили вместе, как взрослые. Вместе ели, вместе смотрели телевизор, лёжа на любимом папином диване, спали в одной кровати. В общем, всё делили на двоих, кроме её утренней учёбы и его утреннего сна. Иногда, вечерами, она наигрывала ему на пианино незатейливые мелодии, а он, по-царски развалившись в кресле, курил "West" и в такт дрыгал ногой, с которой постоянно слетал тапочек, опять же, её папы.
У друзей на носу была сессия, а Чак, взахлёб увлёкшийся подружкой Котеевой, появлялся редко, поэтому жизнь влюблённых была максимально обделена обществом посторонних, что их нисколько не расстраивало.
Жизнь текла размеренно, плавно и удивительно хорошо. Именно хорошо, а не нормально. Дошло до того, что Казанкин иногда помогал ей делать уроки или, в её отсутствие, проводил поверхностную уборку ЕЁ квартиры. И, в конце концов, он разучил на пианино великое произведение всех времён и народов "Собачий вальс", чем сильно доставал Женькиных соседей.
Но вот, пришла повестка, и кораблик их "семейного" уюта дал крен. В ней говорилось, что призывник Казанкин В. Е. должен посетить местный военкомат для прохождения призывной комиссии. Явка, ясное дело, обязательна.
Местная медкомиссия в здоровье призывника не нашла никаких изъянов, а областная дала тому подтверждение. Оставалось ждать только извещение о сроке отправки в ряды Вооружённых Сил. Ать-два, ать-два...
ГЛАВА 3
Было много слёз, но водки было ещё больше. Пьяные друзья и товарищи пытались взбодрить будущего солдата, успокоить, но все успокоения сводились к тому, что надо непременно выпить. Но не пилось ему, не лезло в глотку пойло, смотря на слёзные глаза матери и такие же Женьки. Щемило сердце в невиданной тоске, билось внутри как ненормальное, и у самого наворачивались слёзы. Но крепился он, дабы не показать свою слабость, дабы не выдать в себе человека сентиментального, можно сказать, ранимого.
До чего же за полтора месяца может измениться судьба человека. Ещё недавно он был беспечным мальчишкой, а на рассвете его увезут туда, где назовут солдатом.
Весенний призыв развернулся во всю свою мощь и загребал с собой почти всех, кому вышел срок. Не касалось это либо действительно очень больных, либо тех, чьи родители подсуетились и набрали достаточную сумму для откупа от всеобщей воинской обязанности. А в остальном, призывная комиссия действовала вполне оперативно и, не успевшие опомниться от гражданской, ещё почти детской жизни, ребята заполняли собой автобусы и эшелоны, которые отправляли их в расположения частей.
Было около трёх, большинство гостей в пьяном упадке дремало за столами, хотя самые стойкие и лучшие продолжали вливать в себя этот нектар.
Казанкин, улучив момент, уединился с Евгенией на пыльной площадке первого этажа, там, где почтовые ящики, чтобы напоследок поговорить. Этот разговор он постоянно откладывал, но, в конце концов, решился. Закурив очередную сигарету, он нерешительно, полушёпотом, произнёс:
- Женечка, я, наверное, очень спешу, и, наверное, не имею права ещё требовать это от тебя, но мне очень бы хотелось, чтобы ты меня ждала. Я, конечно, понимаю, что это очень не просто, и решать здесь я никак не волен, но то, что дала мне ты, будет со мною, где бы я ни был. У меня на данном этапе нет ничего, что я мог бы тебе дать, нет ничего такого, чем бы я мог заслужить твоё терпение. Но, если ты всё же дождешься меня, то я постараюсь стать тем, кто в будущем станет для тебя кем-то большим, чем просто друг.
На этом он осёкся и с жадностью затянулся.
Пока Виктор говорил, Женька, притаившаяся у него на плече, очень внимательно слушала и не перебивала этот монолог, который так трудно ему давался, а, выслушав, ответила:
- Пусть у тебя ничего нет. Но у тебя - есть ты, ты сам, а ещё знай - теперь у тебя есть я. И будь добр, сбереги это богатство там, далеко. И пиши мне почаще, пока здесь я тебя буду ждать. А о будущем, правда, говорить ещё очень рано. Отдадим его на попечительство времени.
До чего же была права эта юная леди эйского масштаба.
Потом они долго целовались, рьяно, неистово. И, наконец, не сдержав себя, слились воедино прямо в этом пыльном подъезде. Было жутко неудобно, но всё же так романтично и весело. Эта сцена прощания накрепко запечатлелась в мозгу Виктора, и ещё много раз, потом, приходила ему в его тревожных солдатских снах, пробуждая неудержимое желание.
А на рассвете он уехал, чтобы вернуться другим.
ГЛАВА 4
Прошло несколько месяцев. И кое-что изменилось.
ГЛАВА 5
Утомлённое сентябрьское солнце устало поднималось над Эйском. Его первые лучи ласкали стены домов, заглядывали в окна, к неудовольствию спящих граждан, стелились по улицам и осыпали светом деревья, уже седеющие жёлтой проседью ранней осени. Люди, в большинстве своём, пока ещё спали, и покой их был безмятежен и тих. Но это было там, в Эйске.
О доблестных воинах спецназа, находившихся в паре тысячей километров от вышеуказанного места, этого сказать было нельзя, им то уж точно в этот день было не до сна. Приказа такого не поступало, да и не мудрено. Ведь армия - это не полигон ночных иллюзий, не марш сновидений и даже не парад томных нег. Армия - есть армия, и как это не банально звучит, но это именно так.
Виктор Казанкин стоял по стойке "смирно" среди таких же, как и он, бравых парней в чёрных беретах. Камуфлированные по полной боевой готовности, ребята слушали суть своего задания, которую им объяснял резко, но вполне доступно, их командир. Его скрипучий хриплый голос доходил до всех, и все понимали, что сегодня в их жизни что-то изменится ещё более круто. Понимал это и Виктор, но, как ему казалось, он был готов уже ко всему.
Здесь, вдалеке от его маленькой родины, не было "поздно" или "рано", здесь не было слов "нет", "не надо", "не хочу", здесь были лишь приказы и их беспрекословное выполнение. И хотя с первых дней службы прошло не так уж и много времени, но те, кто стояли рядом с Казанкиным и он сам, были уже не просто беспечными юнцами, это были мужчины, обученные и вымуштрованные на все случаи жизни. Боевой жизни. Муштра эта продолжалась каждый день, оттачивая до совершенства навыки войны и ещё больше повышая их стратегический потенциал. Почему же он был здесь? А где ещё?! Обладатель мощной фигуры и крепкого здоровья просто не мог гнить в стройбате или пехоте, не мог быть артиллеристом или связистом, не должен был бороздить моря или охранять уголовников. Таким людям дорога одна - войска специального назначения. Спецназ. Уже осталась позади присяга, осталась позади острая боль тоски по дому, лишь приглушённо давала знать о себе в те дни, когда оттуда приходили письма. Да и грустить особо было некогда. Постоянные занятия и нагрузки выматывали до такой степени, что только давали "отбой", организм автоматически отключался и отдыхал. А потом... подъём и всё сначала. Но теперь всё же было легче, втянулся.
Суть задания была такова. В одной закавказской республике произошёл военный переворот. Войска оппозиции захватили дворец президента вместе с правительством, не исключая Верховного. Такая постановка вопроса не устраивала Правительство России, и оно стягивало туда войска, чтобы путём военного вмешательства повлиять на ситуацию. На спецназ возлагалась особая исполнительная роль - взять дворец и освободить заложников. Хотя пока было приказано лишь прибыть на место и ждать. Вот отряд и стоял в полной боевой готовности, ожидая вертолёт, который должен был доставить их в место дислокации.
Это была первая серьёзная операция, на которую отправлялся Виктор. До этого их пару раз кидали на разгон демонстраций, да раз на охрану аэропорта, когда туда прилетала одна важная персона из Кремля. Всё это было сплошной ерундой, по сравнению с тем, что предстояло ему сейчас. Он отправлялся туда, где свистят пули, рвутся снаряды и гибнут люди. Он отправлялся на войну. Нервы были напряжены и в мозгу лихорадочно проносились образы родных и близких. Мать, друзья и, конечно же, ОНА, та, что спала сейчас, не разбуженная первыми лучами кроваво-красного солнца.
Она была дома.
ГЛАВА 6
Шапки горного снега замелькали в иллюминаторах внизу, но спокойствие вековых гор было обманчивым, так же, как и снег на них.
Земля встретила солдат, дохнув в лица невыносимой духотой. Было очень жарко. Пот крупными каплями стекал по щекам и подбородкам, тело под одеждой ныло и зудело, а в паху было мокро до невозможности. Но никто, даже морщинкой у солёного рта не выказывал недовольства. Угрюмые и собранные спецназовцы совершали высадку из вертолёта на пыльную площадку гражданского аэродрома за городом.
А в городе шла война, и влиять на эту чужую войну предстояло им, этим молодым парням в беретах.
Прибыв в этот уже полуразрушенный и частично пылающий город, подразделение, в котором служил Виктор, расположилось в практически разваленном здании школы, невдалеке от президентского дворца. Кроме него здесь расположилось ещё одно спецназовское формирование, пригнанное для той же цели. Подразделение "Ликвидатор". Вот на совместные усилия этих двух подразделений делало основную ставку Верховное Командование.
Вообще-то всё было чётко продумано и разработано. Танкисты проводили широкомасштабную операцию по очищению города от мелких групп повстанцев, выбивая их из их огневых укрытий. Внутренние же войска служили чем-то вроде пушечного мяса, и были отвлекающим маневром для захватчиков здания. От их штурма толку было практически никакого, а единственной пользой было лишь то, что, падая пол пулями, они истощали оружейный запас противника. Что поделаешь, тактика. Спецназ же пока ждал своей минуты и приказа к действию, чтобы внезапно свергнуть власть оппозиции.
Пока же оба формирования были свободны и отдыхали перед намечающимся штурмом. Кто-то чистил автомат, кто-то писал домой письма, кто-то молился, а кто-то просто дремал, опёршись на стены школьной столовой. Столовая осталась единственным местом школы более или менее напоминающее комнату, в которой можно укрыться.
Виктор сидел в раздумьях о доме. Он многое отдал бы за то, чтобы здесь, в этом чужом, враждебном ему городе хоть что-нибудь бы напомнило знакомые места, но искренне желал, чтобы его знакомые места никогда не превратились бы в подобный ад. Размышления его прервал размеренный властный голос выше его головы:
- Привет, землячок. Чего скучаем?
Подняв глаза, Виктор лицезрел перед собой спецназовца в краповом берете, с лычками старшего сержанта.
- Здравия желаю! - вскочил Казанкин по стойке "смирно".
- Оставь эти условности, - прервал его сержант. - Из Эйска?
- Да..., - недоумевающе ответил Виктор.
- Михаил. Улица Степана Разина, - представился стоящий перед Виктором и совсем неофициально протянул руку.
- Виктор. Привокзальная, - улыбнулся Казанкин и хлопнул по крепкой руке земляка. Он был немного ошеломлён тем, что то, о чём он подумал, в некоторой степени сбылось.
Они по-мужски обнялись, как будто были старыми друзьями, потом же уселись поговорить.
Михаил Козлов был уроженцем города Эйск. Обыкновенный крепкий парень, небольшого роста, что не мешало быть ему безумно отважным. До "дембеля" ему оставались считанные дни, и эта операция была последней в его послужном списке. В отличие от Виктора, этот парень уже видел смерть и нюхал порох, поэтому держался более раскованно, чем многие другие. Он до того преуспел на этих этнических войнах, что под его командованием имелось небольшое отделение таких же, как он, смелых парней, которые были лучшими бойцами в данном подразделении краповых беретов. (Именно на "краповых" должен был держаться этот штурм, а "Одинокие волки" (подразделение Виктора) должны были обеспечивать надёжный тыл.) Характер у Михаила был грубоватый, взгляды на жизнь по-обывательски примитивны и по-солдатски прямолинейны. Основным, что он чтил в этой жизни, была Сила, конкретная физическая сила, орудие подавления любого разумного вмешательства.
Раньше, на "гражданке", Виктор не уважал таких, считая Культ Силы варварским наследием пращуров, но здесь ему было даже очень приятно пообщаться с кем-то из того далёкого мира с названием Эйск.
Двое мужчин вели неторопливую беседу, иногда закуривая из любезно предоставленной Михаилом пачки "Pall Mall". Говорили в основном о службе, точнее же, лишь Козлов, рассказывая различные байки из своей боевой жизни. Но Виктор всё же смог плавно перевести этот разговор в иное руло, в воспоминания о доме.
- Чем дома собираешься заняться? - поинтересовался Виктор.
- Да пока ничем, пить, гулять буду! - как будто и альтернативы-то никакой не было, молодцевато ответил Михаил.
- А чё, дома никто не ждёт что ли, девушка в смысле?
- Да вроде ждёт. Пишет, по крайней мере, что ждёт, а там, кто её знает. Хотя, я если шо узнаю, голову отверну, шоб не повадно было. И поверь мне, я это умею. Ну, а тебя?
- Ждёт, - унесясь мечтами к ней, отвечал Казанкин, - верю, что ждёт, не могу я в ней сомневаться... Люблю.
- Да прекрати ты! Какая любовь?!!! Всё это выдумки писателей, а так - всё это лишь ебли с плясками. По мне, любовь должна быть у них, баб, а мы должны их хорошо трахать, а если они начнут забывать своё место - кидать их, находить других, и всё сначала. Хотя, можно и одновременно парочку-тройку завести. Ну, а если уж сильно зарвётся, то можно и в глазяку насадить.
- Ты так взаправду думаешь? - по-детски прозвучало из уст Виктора.
- Реально всё, закон жизни таков. Мы - глина божья, они - всего лишь ребро Адама.
Чтобы больше не теребить любовную тему, потому что изречения земляка никак не радовали Виктора, а спорить со старшим по званию, ему было запрещено, Казанкин задал другой вопрос:
- Слушай, если всё нормально будет, зайдёшь в Эйске к моим, скажешь, что всё у меня о'кей, что, мол, видел меня живым и здоровым? А если вдруг...
- Перестань, всё будет хорошо. Живы будем - не помрём, - с нахальной улыбкой произнёс Козлов. - Валяй адрес.
- Запомнишь?
- Без базара.
Пересказав свой домашний адрес, Казанкин всё же, хоть и нерешительно, боясь, что его оборвут, заговорил вновь о том, что его волновало больше всего:
- А к девчонке моей не зайдёшь, не в падлу?! А то письма - это всё равно не то. Волнуется она там.
- Что ты как кисейная барышня?!! Ты - воин-спецназовец, запомни. Этих сук у наших ног будет не сосчитать, - в своём репертуаре отрапортовался Миха, но, заметив как скисает его собеседник, ретировался: - Ладно, не обижайся, зайду конечно. Мне бы только теперь адреса не перепутать.
Казанкин не успел заговорить вновь, как на улице грянул мощный взрыв. Пыль, камни, доски и ещё много чего под напором влетели в здание, сбивая стоящих на ногах солдат. Казанкин и Козлов легли на пол. Потолок просел от удара взрывной волны и грозился упасть. Появились и первые жертвы, среди которых был и командир "волков", неудачно стоявший у окна, вглядываясь в сумерки зловещего города.
Весь план операции полетел в тартарары. Каким-то образом всё раскрылось, и вражеское командование отдало приказ уничтожить расположение частей войск специального назначения.
Нежданный миномётный удар застал врасплох ничего не подозревающих солдат. Но, опомнившись сразу же после первого взрыва, они начали хотя и хаотическую, но вполне уверенную эвакуацию из этого, чересчур смертельно опасного места. Командование же взял на себя командир "Ликвидатора", и лишь благодаря его мастерству и военной сноровке удалось избежать максимальных потерь.
А миномёт всё кромсал и кромсал здание школы, не оставляя камня на камне, преподавая новый урок вновь прибывшим и закрепляя пройденный материал за уже изучившими это. Страшный урок поражений. Или предательства?
Выведя солдат из адского пекла, капитан, взваливший на себя все полномочия, вызвал к себе старшего сержанта Козлова, для отдачи тому и его бойцам нового приказа. Если отбросить крепкие выражения в адрес "духов", всей этой войны и даже Главного Командования, приказ состоял в том, чтобы выбить миномётчика со стадиона, из которого тот вёл прицельный огонь по школе и близлежащим окрестностям. Помимо отделения Козлова, в выполнении этой задачи были задействованы несколько "чёрных беретов". Был среди них и Виктор Казанкин.
В городе совсем стемнело. К стадиону пробирались медленно и осторожно, проверяя чуть ли не каждый дюйм земли, опасаясь наступить на мину или "растяжку", исследуя каждый угол и всё, что могло бы послужить укрытием для повстанцев.
Первое столкновение произошло на аллеях при подходе к стадиону. Три автоматчика, выскочив из-за деревьев, начали палить очередями по спецназовцам, но, не причинив особого вреда, сами пали от целеустремлённых пуль Козлова и его подчинённых.
Вторая стычка была уже посерьёзней. Прицельным выстрелом из снайперской винтовки был убит солдат, который передвигался рядом с Михаилом. Грузным мешком осел он в уже пожухшую траву, и тут застрекотал ручной пулемёт. Стреляли из кассы стадиона. Укрывшись где только возможно, бойцы отвечали редкими выстрелами на эту горячую песню смерти. Но это был лишь отвлекающий маневр. Пока пулемётчик отвлекался на стрельбу по основной массе, никого даже не зацепив, двое проворных парней решили этот вопрос тремя лимонками. Вход на стадион был теперь свободен.
Миномётчик тоже очень усиленно охранялся. Эти парни кавказкой национальности дрались как одержимые. Им было плевать на смерть, они фанатично считали своим главным долгом умереть за священную цель их свободы и независимости.
Разбившись на группы, "береты" подкрадывались к тому, кто нещадно бил из миномёта туда, где должны были быть они, и кто желал смерти русских отчаянно и жестоко. В группе Козлова было четыре человека, включая Виктора, которые ползком пробирались между скамейками в надежде, что их не заметят.
Но вдруг одна из групп спецназовцев, пробиравшаяся по противоположной трибуне, потерпела неудачу. Обнаруженные врагом, они были поражены осколками разорвавшейся гранаты.
Козлов, увидев, как гибнут его товарищи, просто озверел, сорвался с места и побежал.
Повстанцы, вдохновлённые удачным попаданием, упустили из виду, как прямо откуда-то сверху, с трибуны, на них рухнул Михаил. Эти четверо в миномётном расчёте уже никогда не смогут рассказать своим внукам о своих победах. Резким ударом ноги Козлова голова одного слетела с шейных позвонков, и тот отвоевался насовсем. Второй, выхватив зачем-то нож, бросился на Михаила в надежде вспороть ему глотку, но тот, успев ретироваться, схватил третьего и подставил его под удар соотечественника. Бурым фонтаном хлынула кровь, оросив форму Козлова, что ещё больше раззадорило бесстрашного бойца. Тот же, который зарезал своего товарища, не успел опомниться, как его грудь разорвала очередь из автомата спецназовца. Четвёртому всё-таки удалось скрыться, но всё равно, расчёт был уничтожен, а значит - задание выполнено.
Виктор наблюдал эту сцену с содроганием и восхищением. В общем-то, он был ещё довольно "зелёным" и неопытным бойцом. Послали его на это задание лишь потому, что из своего потока он был одним из лучших, хотя подготовка была далеко не универсальной. Да и задача его подразделению отводилась не такая уж и сложная, не то, что подразделению "Ликвидатор". Просто пошло всё не по плану.
Потери в живой боевой силе были шесть человек, двое из которых были лишь тяжело ранены. Это было несоизмеримо большой ценой для операции такого плана, но война не давала скорбеть слишком долго по этому поводу. Осмысление всего приходит потом.
Козлов в грязи, поту и крови направился к своей группе, туда же стягивались и остальные, таща на себе то, что осталось от подорвавшихся сослуживцев.
Хоть и горькую, но всё же радость победы пришлось ощущать недолго. Откуда не возьмись, опять застрекотали выстрелы, и парень, стоявший рядом с Виктором, харкнув кровью, упал на спину. Ещё бы мгновение и Казанкин составил бы ему компанию. Растерявшийся, он успел лишь вскинуть автомат, как одна из пуль сбила с его головы берет. Но тут на него навалилось что-то грузное, повалило его, тем самым, спасая ему его молодую жизнь. Очередь прошила скамейки в том самом месте, где Виктор только что стоял. На нём лежал Михаил, и скупо, по-мужски, стонал. Приподнявшись и освободив своё тело от ещё более грузного тела товарища по битве, Казанкин заметил, как по спине того расплывается пятно чего-то вязкого и тёплого на ощупь.
Виктор чуть ли не обезумел от происходящего, так оно было нереально, почти кинематографично и в то же время глупо. Следующее же событие вызвало в нём не виданный шквал ярости, которая пряталась в его недрах. Он заметил, как бежал через стадион тот, кто только что лишил жизни ещё одного спецназовца. Не раздумывая, Казанкин бросился за ним. У стрелявшего кончились патроны и, бросив автомат, он пытался скрыться, но, почувствовав за собой погоню, понял тщетность своих усилий, остановился. Виктор тоже застыл на месте, как будто ему предстояла дуэль. Между ними оставалось не более трёх метров. "Дух" уставился на Казанкина в упор, будто в его глазах было по пулемёту, так он был яростен и горд. С ярко выраженным кавказским акцентом он прошипел: "Сучье отродье!". Вдалеке что-то пылало, но и этого огня хватило на то, чтобы разглядеть, сколько злобы и ненависти горело в глазах четвёртого из миномётного расчёта.
"Сучье отродье!!!" - повторил он, и автомат Казанкина послал в него смертельную дозу свинца, а уже оседавшее тело, мстя за своего командира, рвали на куски пули остальных солдат.
Но эти глаза остались с Виктором навсегда, приходя в самых жутких снах, глаза первого, убитого им, человека.
ГЛАВА 7
Ранение оказалось не тяжёлым. Пуля прошила лопатку и вышла из плеча, не оставив хлопот по её извлечению. Чуть-чуть бы ниже, и Михаил уже никогда бы не радовался белому свету, а так состояние его здоровья было удовлетворительным, и он, назло своему состоянию, пытался ещё и философствовать на свой манер.
- Пуля - дура! - сказал он пред отправкой в госпиталь на прощание Виктору.
- А ты ещё дурнее, - благодарно отвечал ему Казанкин, - лезешь под этих дур, вот вавку и подцепил. А если серьёзно, огромное тебе спасибо.
- Фигня. Мы же земляки. Уверен, ты бы сделал для меня то же самое. В этом и есть наша главная военная тайна.
Виктору казалось, что этот человек за последние сутки стал для него самым дорогим и родным. Ему казалось, что Мишка стал ему кровным братом, который, рискуя своей жизнью, спас его не задумываясь. Если честно, представляя себя в данной ситуации, Казанкин не мог дать утвердительного ответа. Поступил бы он так? И оправдывал себя лишь тем, что анализировать подобные ситуации бессмысленно, это лишь порывы загадочной души. Синдром Матросова, так сказать. Или всего лишь происки безрассудного героизма. Как знать. Хотя Михаил подобными умозаключениями не терзался вовсе, считая эти все рассуждения о жизни бесполезным сюсюканьем, смакованием ненужных подробностей. Он был человеком действия, стремительным и импульсивным.
- Дома встретимся, - произнёс также Казанкин, - мы должны встретиться. Погудим вместе, а в будущем будем дружить семьями. Лады?
- Насчёт того, чтобы встретиться, куда ты теперь от меня денешься, мы ещё покажем всем эйским засранцам, этим сопливым "казанова", где раки зимуют. А вот насчёт - дружить семьями, не скоро это будет, я тебе вроде бы ничего плохого не сделал, шобы ты меня в женатики записывал. Манал я это всё. Шо мне, в Эйске шлюх мало. Правильно - не мало, а та, которая моя, будет моей и без штампа в паспорте. Ясно?!
- Так точно! - шутливо козырнул Виктор, уже не обращая внимания на его грубости.
- Спасибо ещё раз.
Так они и распрощались, надеясь на новую встречу дома.
Оппозиция капитулировала. Хотя это было лишь официально, и большее количество боевиков скрылось в горах, Российское Правительство сделало вид, что поверило в искренность данной капитуляции. Оставив наблюдателей, основную массу войск из Республики всё же решили вывести.
Прошло около месяца, и Виктор Казанкин за проявленные мужество и доблесть в местах военных действий был премирован от командования отпуском. Если бы в то время его представили к награде, он наверное обрадовался бы меньше. Это же поощрение было прямо в "десяточку".
Дорога домой была мучительно долгой, а с другой стороны даже очень быстрой. Виктор ехал, мечтал, размышлял и строил планы относительно проведения своего отпуска. Он хотел так много успеть, что всё даже в голове не умещалось, и приходилось строить планы изнова. В последнем письме Евгения сообщала, что строительство дома, который строился её семьёй за городом, закончилось полностью, и родители вместе с младшим братом переехали жить туда. Она же туда не захотела, мотивируя тем, что оттуда далеко добираться до училища, а по осенней грязи к тому же почти безнадёжно. Это обстоятельство просто в свинячий восторг приводило Казанкина. Он целых пол года не знал женской ласки.
ГЛАВА 8
Осенняя утренняя грязь города Эйск неприветливо встречала воина-отпускника, наровясь прыгнуть на штаны, либо ещё куда выше. Соскочив на мокрый перрон, Виктор огляделся и вдохнул полной грудью воздух, пусть не кристально чистый, но всё же родной. "Как-никак, но всёже дома", - подумал он, и лёгким пружинистым шагом направился к дому, благо тот был недалеко от вокзала. Если раньше, перед армией, ему очень, даже очень многое не нравилось в устройстве Эйска, то сейчас Виктор шёл и город казался самым лучшим из всех тех мест, где он когда-то побывал.
О своём отпуске Казанкин не сообщил никому, боясь сглазить, поэтому приезд его был сюрпризом для многих, а в первую очередь - для матери. Она не знала, куда себя деть от радости, ведь по натуре своей была непрошибаемым пессимистом и настраивалась всегда на самое худшее, считая лучшее - даром Господним, таким редким почему-то. Сказалась трудная жизнь матери-одиночки. А сын её вот взял и пришёл, пришёл живой и невредимый оттуда, откуда не все возвращаются. И он, в отличие от неё, был настроен всегда оптимистично, считая жизнь Великим Подарком, испоганить который люди пытаются с мазохистской настойчивостью. Наверное, благодаря этому, он будет теперь здесь, дома, рядом со своей мамой, как считала она. Пусть потом, может, снова "в бой", но хотя бы за эти, почти три недели, она за него будет спокойна.
Искупавшись, плотно поев и отдохнув с дороги, Виктор сразу же стал строить планы на вечер. Обзвонив всех друзей, он с сожалением для себя отметил, что все на учёбе, и даже Чак, ещё вчерашний школьник, поступив в ВУЗ, оставил эти края. Но Казанкин точно знал, кто дома и кто ждал его эти полгода, кто писал письма, полные любви и страсти, кто хотел его и кого хотел он. Она - его девушка и любовница, она - его любовь и грех, она - его Женька. Самый дорогой человек на свете, дороже матери, как ни странно. Но только лишь на данном этапе жизни.
Набирая Женькин номер, слушая эти ухающие, почему-то такие долгие гудки и ожидая ответа, сердце Виктора было готово вырваться наружу, в мозгу стучало тысячью молоточков и даже в горле пересохло, так он волновался. Также там прокручивалось, сколько слов он скажет ей, сколько нежных выражений он обрушит на эту трубку, дабы на том конце ему ответили тем же.
Но вот, номер набран, пересилено ожидание, и через несколько секунд на том конце раздалось чуть заспанное, но всё же нежное: "Алло...". От волнения и переполнявших его чувств, Казанкин напрочь забыл обо всём, что хотел сказать, лишь выговорил: "Привет, Женька... я... пришёл..."
Он даже не успел договорить "в отпуск", как заспанный голос сменился на испуганный, успевший произнести только: "Ой!" - и трубка, нервно дрожа у неё в руках (Виктор, конечно, этого не видел), упала на рычажок сброса, к огромному изумлению и разочарованию её возлюбленного.
Он, уже тоже порядком взвинченный, положил свою трубку, но буквально через мгновение телефон разразился радостным треском. Молниеносно опять схватив трубку, Виктор услышал из неё "монолог на выдохе", тем голосом, который был ему ближе и роднее всех голосов на этой огромной земле:
- Витенька, милый, прости, прости меня дуру, я просто растерялась!! Где ты, я так скучала без тебя, что же ты не написал, где ты, дома?!! Приди, приходи ко мне, скорее, твой котёнок жил ожиданием этой встречи, этого звонка, а теперь я растеряна и убита этой радостной вестью - ты здесь, ты дома, ты жив, я люблю тебя!...
Взбудораженный ещё больше этим потоком неведомых полгода фраз, он, тоже на выдохе, чуть ли не кричал в трубку:
- Я, я здесь, я дома, я скоро буду, жди меня, жди!...
- Жду, очень жду...
Возбуждённый до предела, забыв обо всём и всех, кроме неё, Казанкин стал поспешно одеваться. Одеваясь, он даже не заметил вошедшую мать, которая смотрела на него удивлённо и чуть испуганно. Потом, одевшись и заметив её, он, с искромётной улыбкой на лице, поднял её чуть ли не до потолка, а, опустив, чмокнул в лоб и ласково произнёс:
- Извини, мама, но я пойду.
- Счастливо, - огорчённо выдохнула мать, а сама подумала: "Как же мальчик вырос, да храни его Бог".
ГЛАВА 9
Все, кто замечал в сумеречной серости этого высокого статного парня в сером плаще, не сомневались в том, что он идёт на свидание. Походка его была быстра и уверена, в глазах мерцала живая искра, а рот распирала блуждающая улыбка. Но больше всего привлекал внимание букет алых роз, дорогих в это время и так резко контрастирующих с этой серостью осеннего предвечерья.
На улице смеркалось, и Виктор внимательно вглядывался в дорогу, дабы не испачкаться, но боевой опыт помогал ему преодолевать все трудности, хотя большей степенью здесь было замешано нечто иное. Купив к розам бутылку шампанского и пачку неизменного "West 'a", он шёл, почти бежал, волнуясь и куря одну сигарету за другой.
А вот он и конечный пункт назначения, цель его мирного марш-броска - старенький двухэтажный дом и окно на втором этаже, а в нём всё тот же допотопный светильник, бросающий свои лучи сквозь муть стекла на тротуар. Он снова здесь, как будто и не было крови, нервов и смерти под боком. Голубь мира вновь посетил обиталище его души, да только живёт он не в гнезде и даже не на крыше, как наглые голуби Эйска, а здесь, в этом доме, на втором этаже.
Позвонив в дверь, Виктор замер в ожидании. Бухало в груди молотом сердца о наковальню грудной клетки, но это был радостный стук, стук свершившегося того, о чём так давно мечтал.
Дверь же, будто возле неё дежурили, отворилась, и Евгения, всё такая же молодая и красивая, предстала перед его взором во всём своём великолепии. Её глаза были чуть красноватыми, видимо оттого, что она плакала, но скорее всего это были слёзы радости и её никак не портили. Она стояла в проёме, и, потупив зачем-то взгляд, рассматривала его новые стильные туфли. От растерянности она не могла вымолвить не слова, и даже забыла сказать элементарное "входи", но Виктора это не остановило.
Тоже не совсем решительно, как-то робко и застенчиво, Казанкин вошёл в прихожую. Она отошла от проёма, и он прикрыл дверь. Протянув цветы, он, непроизвольно улыбнувшись, всё-таки выговорил:
- Тебе.
- Спасибо, - как бы в первый раз, почти прошептала она, подняла голову и взглянула на него глазами, в которых вновь наворачивались слёзы.
Так они стояли минут семь, заворожённо глазея друг на друга и пытаясь осмыслить суть происходящего. И, когда не сдержавшаяся слеза всё же покатилась по её пунцовой щеке, он уронил пакет с шампанским на пол, розы из её дрожащих рук упали туда же, влюблённые бросились в объятия друг друга, и всё встало на свои места.
Женька, рыдая, спонтанно произносила слова, фразы и выражения, которые накопились в её душе за долгую разлуку. Виктор стоял, поглаживая её голову и спину, тем самым успокаивая плачущую подругу, попеременно вытирая слёзы с мокрых и чёрных от туши щёк, повторяя:
- Ладно, будет тебе, мы вместе, мы снова вместе, теперь вместе, всё хорошо, всё будет теперь хорошо, - а в огрубевшей мужской душе вновь проснулись юность и меланхолия беспечных лет.
То ли от переизбытка чувств, то ли от волнения, но Виктора начало захлёстывать возбуждение.
Шампанское искрилось в свете ночника, мелкие пузырьки отрывались от стенок и дна фужеров и с еле слышным звуком лопались, всплывая, на поверхности. Иногда же газ из этих пузырьков попадал в нос и забавно его щекотал, в целом же, этот благородный напиток приятно-колким вкусом растекался по горлу, а проникая в желудок, плавно оседал, чтобы впоследствии разогнать по крови некое хорошее веселье, доставляя мозгу несомненно приятные мгновения.
Виктор и Женька сидели на диване, и пили сей чудный нектар, рождённый некогда в провинции Шампань. Вокруг было почти тихо и спокойно. Лишь из магнитофона, стоявшего на полу чуть поодаль, приглушённо звучала заунывная мелодия со словами на английском языке, да мерно тикали часы на батарейке, висящие на одной из стен. Котеева, завернувшись в одеяло, с высунутыми из него руками, сидела задом на подушке, поджав под себя одну ногу. Казанкин, в её махровом голубом халате с белыми ромашками, сидел напротив. Иногда в его правой руке дымилась сигарета, а иногда она покоилась на её колене, левой же он опирался на поверхность дивана. Они сидели и почему-то очень тихо разговаривали. Она рассказывала ему о том, как она жила здесь без него, он же в основном молчал, как он жил там без неё, отделываясь лишь общими фразами о сидении в штабе и писарской работе. Ни словом он не обмолвился о тех кровавых событиях, в которых ему пришлось поучаствовать. Не хотел расстраивать свою любимую, да и сам не очень-то хотел об них вспоминать.
Когда допили бутылку, их опять потянуло друг к другу, и снова шквал наслаждений накрыл этих двоих, растворяя их без остатка во взаимных ласках. Ночь, спустившаяся на город, была полна сексом, и лишь около пяти утра они, чувственно прижавшись друг к другу, плавно погрузились в сон.
Следующие два дня ничем примечательным и существенным не отличались, они были похожи как близнецы-братья или сёстры. Одно и то же. Утром, после бурной ночки, Виктор уходил из Женькиного дома, а вечером приходил снова, чтобы уйти на следующее утро. Дома же он спал, ел, слушал старые пластинки, пил пиво и общался с мамой. Но всей душой ждал вечера, потому что лишь вечером его душа успокаивалась, для того, чтобы ночью взлететь до новых высот наслаждения.
Женька, после того как Виктор уходил, собиралась в "школу" и шла на занятия. После занятий она ходила к родителям, и, дабы те случайно не нагрянули с "ревизией", заливала им о том, как же она ОДНА прекрасно живёт в старой квартире, говорила, что не в чём не нуждается, хотя это абсолютно не мешало ей брать готовые мамины обеды. А как по-другому, готовить-то было некогда, а то, что она брала не так мало, как брала раньше, родителей не настораживало, им было радостно от того, что у их дочки хороший аппетит. Они ей просто безоговорочно верили. Умница девочка, золотце.
Утро четвёртого дня выдалось особенно пасмурным и дождливым. Это утро как будто чувствовало, что именно оно являет собой начало событий, которые послужат концом этой истории. Истории трёх К.
Было около 6-ти. Виктор спал, на его могучем плече мерно посапывала Женька. Вдруг тишину квартиры разорвал телефонный звонок. Котеева проснулась и как-то с ленцой потянулась к аппарату, благо он стоял под диваном. Лишь на третью трель она подняла трубку, и заспанно, но всё же мило сказала: "Алло". Но тут же этот голос сменился испуганным "ой", и палец её нажал на клавишу сброса.
В полудрёме Казанкин спросил:
- Кто звонил?
- Ошиблись номером, - пытаясь совладать с собой, ответила Евгения.
Но Виктор, вымотанный очередной безумной ночью, уже опять спал и ничего не замечал. Не видел он, как она тихо встала и выдернула шнур телефона из розетки. Как потом, достав из его пачки сигаретку "West", она на кухне нервно закурила. А курила она редко, лишь в тех случаях, когда сильно нервничала или сильно радовалась. Но в этом случае был задействован первый вариант. Досматривать радужные сны она так больше и не легла.
Через шестнадцать минут, разработав дальнейший план действий, Женька разбудила Виктора нежным поцелуем. Когда тот проснулся, она быстро затараторила ему о том, что позвонили родители и сказали, что с минуты на минуту приедут, мол, ему пора собираться. Не задавая лишних вопросов, всё-таки он был солдатом, и всё понимал с полуслова, он оделся и уже через 5 и Ў минуты после нежного поцелуя был в дороге к своему дому.
Был в этот день ещё один важный телефонный звонок, правда, уже в квартире Казанкина. Днём. На подходе были выходные, и Женька, позвонив, сказала, что, приехав, родители заставили её ехать с ними к бабушке на День Рождения и отказаться никак нельзя, и что пятницу, субботу и воскресенье они увидятся вряд ли.
Виктор, конечно, расстроился, подумав ещё, что дни рождения постоянно являются разлучниками между ними, вспомнив (хотя Женька о том и забыла) их тот, не так уж и далёкий март. Расстроился, но не настолько, чтобы впасть в уныние, хандру и бесконечную грусть. Ведь выходные значили ещё и то, что приедут его друзья, с которыми ему вряд ли придётся скучать. По ним он тоже порядком соскучился, а они ведь и не знают о том, что он дома. Вот удивятся.
- Тогда до понедельника, - вкрадчиво прошептал в трубку Казанкин.
- Да, до понедельника. Я люблю тебя, Витенька. Через эти три долгих, долгих дня в разлуке мы будем снова вместе, - и через паузу, вздохнув, она двусмысленно добавила, - всегда.
Они оба глубоко заблуждались.
ГЛАВА 11
Вечер пятницы и вся суббота прошли в пьяном угаре, пьяном задоре и пьяной радости. Друзья, очень сильно обрадованные приездом Казанкина, были щедры настолько, насколько им позволяло содержимое их карманов, да и сам он не скупился, вертелся и крутился в той жизни, от которой уже и отвык. Их лёгкие приняли столько смолы и никотина, а желудки перекачали на мочу столько спиртного, что какой-нибудь респектабельный гражданин с Запада в это вряд ли бы поверил.
Увеселительных заведений в городе Эйск тогда было не так уж и много (сейчас штуки на два больше), но юные алкоголики за два вечера успели посетить почти все, исключение составила "бичёвская" пивнуха "Цистерна". Туда они не пошли из принципа, считая студенческую касту более высшей ступенью эволюции.
Мужские разговоры за рюмкой - великое дело. Сколько в них правды, не скрытой трезвой реальностью, сколько в них дури, не скованной моральными устоями, сколько в них национального колорита. Послушаешь со стороны кого-нибудь, кажется, что полный бред, сам же в подобной ситуации, со своими, думаешь, как же хорошо, что тебя окружают такие замечательные люди. Нет, разговоры за рюмкой - это всё-таки нечто, особенно, если это разговоры друзей.
Была водка, была закуска, но не была бы картина полной, если умолчать об одной немаловажной детали во времяпровождении старых товарищей. Куда же без девчонок? А девчонки были, причём в пятницу одни, а в субботу совершенно другие, что, правда, мало поменяло установленный распорядок увеселительных мероприятий. Эти юные леди рабочих кварталов были так похожи друг на друга, как будто сошли с одного конвейера, молодые и глупые, весьма симпатичные, они так хотели казаться взрослее. Они жеманно улыбались, смазливо надували губки, рисовано курили и также рисовано пили, а потом, не рассчитав сил юного организма, втихаря блевали, сказав, что просто ушли в туалет попудрить носик(?). Виктор поймал себя на мысли, что их раньше и не видел-то никогда, они словно грибы после дождя повылезали за это лето. Какие-то размалёванные, безликие и в то же время... "крутые". Хотя, "крутость" эта - всего лишь бравада, за которой спряталось детство. Малолетки. Казанкина намного больше интересовало общество друзей, у него даже мысли не возникло, чтобы с кем-то из них "замутить". Друзьям же, хотя они и хотели получить от этих дам определённые дивиденды, общество армейского дружка было тоже намного ценнее. Девчонки были лишь фоном, они служили тем, что превращает пьянку в мероприятие.
Воскресенье принесло с собой головную боль и ужасную сухость во рту. Похмелье. Чтобы не дать ему завладеть собой полностью, друзья, поправляясь кто пивом, кто минералкой, гуляли по городу. "Ходунами" по "бодунам". А в 15.07 студенты сели в электричку и отбыли по месту учёбы, в город В, оставив Виктора одного.
Проводив товарищей, Казанкин загрустил, так бывает, когда веселье быстро обрывается. Не зная, чем себя занять, он побрёл в центр. В надежде расслабиться, он посетил киносеанс и там решил, что, погуляв ещё немного, пойдёт домой и весь вечер проведёт с матерью.
"Прости меня, мама, - подумал Виктор, - сегодня я буду с тобой, как в давние времена. Пусть уже не будет сказок на ночь, не будет сбивчивых детских рассказов, но всё же у нас найдётся о чём поговорить. Случается так, что, взрослея, дети теряют то былое взаимопонимание, которым бывают полны детские годы. Остаётся лишь уважение к их многолетнему опыту, да и то не всегда, и благодарность за своё появление. Остальное же пытаешься узнать сам, идёшь, ошибаясь, расшибая лоб о проблемы, но всё же движешься, развиваешься. Но для родителей ты всегда ребёнок, и иногда так хочется восстановить ту былую связь, поделиться с мамой самым сокровенным. Нельзя. Родители и дети живут в разных измерениях, и их интересы лишь изредка схлёстываются, а если бы всем делиться, родителям было бы от этого только хуже. Ведь всё, что знают нынешние дети, не знали, и даже иногда до сих пор не знают их родители, да и не понимают они этого частенько, боятся".
Казанкин шёл, занятый своими умозаключениями и различными мыслями, и даже не предполагал, что может прервать его одиночества. Не знал он, что не суждено ему спокойно отдохнуть в этот воскресный вечер, не суждено быть и ему спокойным.
- Привет, землячок! Вот и свиделись, - услышал Виктор позади себя стоя на автобусной остановке.
Этот голос нельзя было спутать с чьим-либо другим. Обернувшись, Виктор воскликнул:
- Мишка, здравствуй! - и было, кинулся обнять друга, но тот его остановил.
- Осторожнее, ещё не зажило.
Лишь тогда Виктор заметил белеющую под расстегнутой курткой повязку. С радостью пожав здоровую руку, Казанкин начал с расспросов:
- Ну, как ты, давно дома?
- Позавчера приехал, всё, дембель. Вот здесь только подлечусь и буду как новенький. А ты шо, в отпуске?
- Ага!
- Небось, за ту операцию дали?
- Логично, а как вычислил?
- Да мне когда-то тоже за первый бой перепало. Ох, и положил я там гадов.
На миг Михаил унёсся мыслями в те далёкие дни. Потом, очнувшись, снова произнёс:
- Сегодня вечером у меня, и шобы никаких отговорок. Отставить рядовой Казанкин.
- Есть, - отрапортовал Виктор и улыбнулся. - Для вас, товарищ старший сержант, я совершенно свободен.
- Ещё бы ты свободен не был, а был бы занят, я тебе лихо бы освобождение выписал, як доктор.
- Можно поинтересоваться, что за мероприятие? - продолжал паясничать Казанкин.
- Хорош прогонять. Поводов, хоть отбавляй.
- А например?
- Например, встреча с родным городом - это раз! Дождалась меня моя сучка - это два! А третья причина - ты сам. Мало тебе?
- Да не, Миш, всё нормально, - но с Виктора просто лезло веселье, поэтому он продолжил: - а ты чё, в конуре живёшь?
- Не понял, - не понял Михаил.
- Ну, как, если тебя сучка дождалась, то, следовательно - ты кобель, а кобели в конуре живут.
- А-а, ты об этом. Ладно, зёма, хватит прикалываться. А насчёт бабы моей - познакомлю, не бжи. Я думаю, вы подружитесь. Только, чур, не отбивать, а то застрэлю.
- Как можно.
- На этом всё. Чтобы вечером был у меня, и без понтов. Яссно?!!!
- Так точно! - ухмылкой козырнул Казанкин. - Прошу доложить время и место операции.
Козлов куда-то спешил, поэтому дальше их разговор не затянулся. Они были уверены в том, что ещё наговорятся. Назвав свой адрес, Михаил скрылся в неизвестном направлении, а Виктор пошёл домой. Уходя, Козлов ещё сказал, чтобы Казанкин прихватил "свою", познакомить, а заодно помочь "его" подавать закуски и выпивку к столу. То, что её нет, Виктор сказать не успел, но от того, что о ней ему напомнили, образ её всплыл в памяти так отчётливо и ясно, что как-то приятно защемило в груди и совсем неприятно взгрустнулось.
ГЛАВА 12
Вечер спустился тёмным покрывалом, накрывая город. Темнота эта сливалась с грязью, да так, что ходить по неосвещённым местам становилось небезопасно, можно было так вымараться, что потом куда-то идти в таком виде было бы не совсем приглядно. Сливалась темнота не только с грязью, но и с одеждой Виктора. Он был в чёрном. Оделся он так в тон своему настроению, которое по сравнению с утренним заметно подпортилось. Ком непонятно чего стоял в груди и почему-то совсем никуда не хотелось идти. Всё говорило в пользу того, чтобы он остался дома, но он, усилием воли откинув предрассудки, собрался и пошёл. Последней каплей стал упрёк матери, пред которой ему стало жутко неудобно.
- Хоть бы дома побыл, сынок. Не разу дома не ночевал, разве можно так? Всё где-то носишься, а я волнуюсь.
- Прости, мама. Не бери дурного в голову, со мной всё в порядке. Я уже взрослый мальчик, - и зачем-то пообещал: - я сегодня скоро.
Но ведь знал, что не скоро, знал, что расстраивает её, но всё же пошёл. Надо так. Неудобно не пойти. Матери ведь не будешь объяснять, что идёт он к тому, благодаря кому она может его видеть хоть так. Зачем ещё сильнее волновать одинокое женское сердце.
Район девятиэтажек, где жил Михаил, был шумным в это вечернее время. Сказывалось скомпрессованность населения на квадратный метр. По заасфальтированным дорожкам, более или менее высохшим, бегали дети; у подъездов, как часовые на посту, неизменные бабки вели постылые разговоры, собирая и множа сплетни про обитателей своего "муравейника"; в беседках собиралась местная шпана. Всё как всегда и везде.
Квартиру своего спасителя Казанкин нашёл сразу. Постояв секунд восемь в нерешительности, Казанкин уверенно нажал на кнопку звонка. За эти восемь секунд он понял, что ему сюда не надо, сегодня не надо, но...
Распахнув дверь, Михаил чуть ли не затащил Виктора в прихожую. Он был уже изрядно пьян, от него пахло потом, водкой и чем-то жареным. Глупо улыбаясь и пританцовывая, он повёл Казанкина в комнату, из которой доносились голоса и смех, а также музыка. Юра Хой вещал из динамика о пользе спиртного, а сидящие за столом, видно, ему уверенно внимали.
Через мгновение они были на месте. Не долго думая, Козлов стал знакомить Виктора со своими друзьями. Но для Казанкина его голос стал таким далёким и чужим, казалось он идёт не от Михаила, а из собственного подсознания. А когда он стал знакомить его со своей (сучкой?) подружкой, крепкие ноги были готовы подкоситься, а в голове набатно зазвенело.
Жека?! За столом, в роли девушки Михаила сидела она - ЕГО Женька.
Маленькое отступление от автора
Это вступление (ну, в смысле не это, а то, что будет чуть ниже) было написано ещё тогда, в первой, так сказать, редакции. От него можно бы было вполне отказаться, но рука не поднялась выкинуть. Если было написано, то я думаю, пусть будет написано.
Сама по себе "История трёх К..." (Казанкин, Котеева, Козлов) закончилась. Но не закончилась история её героев. Кто не хочет, может и не читать, я на это не сильно обижусь, но именно третья часть приоткрывает завесу тайн и многих неясностей. Кроме того, она не меньше, а даже больше будет насыщена событиями и самыми неожиданными раскладами. Новые интриги, новые герои, и конечно (бьют барабаны) главный герой - Виктор Казанкин.
"История трёх К." закончилась. Да здравствует "История трёх К. и её продолжение"!!!