Арена вся в песке.
На белом - пятна крови.
И солнце жжёт глаза,
склонив ко мне лицо.
Я, как седой аскет,
один на этом поле.
И нет пути назад.
Я заточён в кольцо.

Прохладой полон день.
Но мне до хрипа душно.
Проклятый Колизей.
Ты скольких схоронил!
Кидая скупо тень,
взираешь равнодушно
на кровь моих друзей,
которых я убил.

Я поднимаю взгляд,
не замечая неба.
И тело жаждет жить -
из горла рвётся пульс.
Да, Рим сегодня рад.
Теперь он хочет хлеба,
чтоб хлебом заглушить
солёной крови вкус.

Я проклинаю вас.
Но больше проклинаю
невольного раба
дурного ремесла.
Терял себя не раз.
Не раз ходил по краю
я в этом мире зла,
я в этом Риме зла.

Вы, дети палачей,
творящие забавы
под грохот колесниц
средь выжженных пустынь.
Мужчины без мечей
в бреду военной славы,
И женщины без лиц
с замашками богинь.

Одна, лицо прикрыв,
поспешно шепчет в ухо
вельможе рядом с ней -
он здесь богаче всех.
Я вижу, он ленив,
но поднимает руку
в браслете из камней,
и палец смотрит вверх.

И рукоплещет ад.
И слышен гул в народе:
"Он дарит жизнь ему!
Чего ещё хотеть!"
Для них я снова раб.
Но я ещё свободен.
Я выбирать могу.
И выбираю смерть.

Разлётом сильных плеч
восстав над пепелищем,
свою стальную грудь
с размаху раскрою.
Мой неподъёмный меч,
забравший жизней тыщи,
пошлёт в последний путь
последнюю, мою.

Пусть римляне глядят.
Безлюдная арена.
И солнце также жжёт,
и продолжает жить.
Как часто нам твердят,
что выбор будто сделан.
Но свой последний ход
мы в силах совершить.

И поздний рёв толпы
раскатится нелепо.
Прощай, убогий Рим.
Твой тоже близок час.
Правители глупы.
А боги наши - слепы.
А значит даже им
не всё решать за нас.