Ханс Асманн фон Абшатц

Уйдя в ночи из дома своего,
Я брел в лесу, желая одного -
Уже не ведать более желаний.
Густел  туман, и высились в тумане
Деревья без имен и очертаний.
Сойдя с тропы, вдруг прямо возле ног
В траве густой увидел я цветок -
Прозрачно-нежный, яркий, словно пламя,
Сравнимый красотою лишь с глазами
Любимой и ночными небесами.
Я, дивной красотой его пленен,
Склонился, чтоб сорвать его, но он
Вдруг вымолвил без голоса и слова:
"Я думал, что для жребия иного
Землей сырою, солнцем и дождем
По воле всемогущей я рожден.
Неужто лишь затем, чтоб в час рожденья,
Раскрыв бутон всего лишь на мгновенье,
Быть сорванным тобой без сожаленья?"
Но я уже расстаться с ним не мог,
И я сорвал диковинный цвееток,
Принес домой, и он передо мною,
В кувшине с родниковою водою,
Светился в полумгле земной звездою.
Но вдруг повеял ветер ледяной,
Мой взор застлало темной пеленой,
И я очнулся вновь в глуши лесной,
И высились вокруг меня в тумане
Деревья без имен и очертаний,
И не было цветка передо мной.
Пускай он был свечи седой светлее,
О нем уже я больше не жалею:
он был, наверно, грезою моею,
а грезам только миг дано цвести.
Но с той минуты все мои пути
гранитной прерываются стеною,
заря подобна тьме, прохлада - зною,
луга - пустыням, пламени - вода,
полуденное солнце - глыбе льда,
проклятию - хвала, цветенье - тленью,
вертепу - храм, погосту - отчий дом,
когда-то озаренный на мгновенье
мной сорванным диковинным цветком.