Переломана мебель, разбита посуда,
половицы и стены окованы льдом.
Я всегда увлекался театром абсурда,
я всегда ожидал возвращенья Годо.
Я не встретил его в этом веке ни разу,
да и в веке минувшем едва ли встречал.
Не молись - он сюда не придет по заказу,
даже в виде пронзившего сумрак луча.
Но за городом он появлялся однажды -
мне об этом поведал знакомый маньяк.
Ведь явленье Годо замечает не каждый,
как не каждый во тьме замечает маяк.
Как он выглядит и для чего возвратится?
Это знанье доступно ему одному.
Может, он перелетной прикинется птицей,
опереньем своим освещающей тьму?
Может, зверем прикинется многострадальным,
из породы почти истребленных зверей,
и возникнет внезапно в буфете вокзальном,
из дорожной сумы доставая свирель?
Может, он заиграет на этой свирели,
необычный маршрут предлагая толпе?
И толпа устремится к неведомой цели,
уместившись в одном шестиместном купе?
Да, такие купе существуют на свете -
их придумал когда-то германец скупой.
Только вдруг возвратится Годо не за этим,
вдруг смешается он с торопливой толпой,
и его распознает в толпе многоликой
только тот беспокойный бессонный маньяк?
Только он, очарованный целью великой,
поспешит за Годо в привокзальный кабак,
только он лимонадом запьет кулебяку,
утопая в седом сигаретном дыму,
и потом даже я не поверю маньяку,
что чудесные тайны открылись ему.
И святая вода не наполнит колодцы,
и красавиц пленить не сумеют уродцы,
и лгунам не придется за правду бороться,
и Годо в эту глушь никогда не вернется.
Может, он и не нужен давно никому?