Кудрявцева Светлана Николаевна : другие произведения.

Клара

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В городскую больницу поступает известная всему культурному городу человек страсти, чувствительности, высокого мастерства в профессии, её жертва, актриса Драматического театра. В больницу она, Клара, поступает как неизвестная в тяжёлом состоянии и кажется, что её судьба предрешена, в ней еле теплится жизнь и лишь для того, чтобы вновь, мысленно пройти её. И она проходит её, погружаясь в дебри своей памяти.
  
  
  К Л А Р А
   За окном городской больницы, начинался новый день, октября 1995 года. По холодному небу тяжело ползли свинцовые тучи, изредка открывая просвет, в который проникали солнечные лучи. Полуобнажённые верхушки берёз и тополей покачивались от ветра. Стайки синиц мелодично переговаривались в ветвях рябины, осыпанных ярко - пунцовыми гроздьями.
   В одной из палат терапевтического отделения, казённо обставленной, у окна, лежала пожилая женщина, значившаяся как неизвестная. Её впалые тусклые, оправленные синими кругами потускневшие голубые глаза глядели неподвижно на белый потолок, по которому блуждали серые вытянувшиеся тени ветвей деревьев. Маленькое сухое с множественными, мелкими морщинами лицо под цвет серого шерстяного одеяла, которым она была укрыта, так же было неподвижно. Жизнь в ней выдавали чуть припухлые губы, верней полоска между ними. Она то, смыкалась в тонкую нить, то расширялась, оголяя края передних верхних желтоватых ровных зубов. А между тем, в палате было суетно. Приближалось время утреннего врачебного обхода и соседки по палате, готовились к обходу.
   Анна Петровна - полная, рыхлая, в бордовом атласном халате, сидела на кровати, перед маленьким зеркалом что стояло тумбочке и не спеша расчёсывала каштановые короткие волосы, вглядываясь в небольшие, но глубокие морщины, избороздившие выпуклый лоб, в глаза, над которыми свисали небольшие складки надбровных дуг. Шестидесятилетняя, она казалась человеком важным и холодным. Особенно её холодность подчёркивали серые глаза.
   Её соседка Людмила Васильевна, кровать которой стояла рядом, лет пятидесяти, миниатюрная, небольшого роста с рыжими куделями на голове. С желчным лицом, грустная, сама в себе, в халате цвета болотной травы спринтом крупных цветов голубого цвета, умывалась и чистила зубы над раковиной, что находилась в палате, в правом углу от входной двери.
   Две других, Галина Захаровна и Елена Владимировна, женщины лет шестидесяти с хвостиком, среднего телосложения лежали на кроватях, друг перед другом и тихо жаловались каждая на своё подпорченное здоровье. Эти две женщины внешне были не схожи между собой. Елена Владимировна, седеющая крашенная блондинка. Галина Захаровна смуглая с каштановыми волосами, забранными в бублик на затылке, с красной помадой на губах. Разных внешностью, их обеих объединяли добрые приветливые лица.
   Дверь открылась, в палату бодро вошла худощавая несколько мужиковатая, среднего роста, в белом халате, лет сорока пяти санитарка, а следом за ней вошла медсестра, лет двадцати, привлекательная лицом, в белом отутюженном брючном костюме, который выгодно подчёркивал её хорошую фигуру, в белом крахмальном колпаке, по краям которого не торчало ни одной волосинки. Несколько возбуждённая, санитарка, ястребиным взором окинула палату и её обитателей, громко поздоровалась и спешно прошла к одному из двух окон, туда, где лежала неизвестная. Открыла форточку и развернувшись лицом к обитателям палаты, подбоченясь в угловатые бока, как будто готовилась к очередному действию.
   -Здравствуйте! - в полголоса, сдержанно, сказала медсестра.
   Людмила Васильевна, продолжая старательно чистить зубы, оглянулась, кивая головой. Анна Петровна, сидевшая лицом к окну, искоса взглянув на одну и другую, молча, не спеша, стала прятать в верхний ящик тумбочки расчёску и зеркальце. Две другие обитательницы палаты, спешно приняли положение сидя спустив ноги с кровати, кивая ответили на приветствие.
   - Девочки проветриваем палату, убираем всё лишнее с тумбочек! - скомандовала санитарка, обратив свой взгляд на неизвестную, и следом обратилась к медсестре: - Люда, что нам с этой старушкой делать?! Девятый день лежит, а мы о ней ничего не знаем, выписывать куда её? Она же у нас всю жизнь не пролежит! - следом обратилась к обитателям палаты: - Девочки никто не приходил к старушке?
   -Нет миленькая, никто не приходил к бабушке, - прищурив карие глаза, на слегка вытянутом лице и поправляя бублик на затылке, тонким, сладковатым голосом сказала Галина Захаровна.
   -После обхода решат, что с ней делать, а ты давай заканчивай здесь и меня догоняй. Нам ещё пять палат обойти надо! - Твёрдо, повысив голос, скомандовала медсестра и поспешила выйти из палаты.
   -Хорошо! - отозвалась санитарка и подошла к кровати неизвестной. Наклонившись над ней, она просунула руку под одеяло и, ощупав нижнюю простынь на предмет сухости, так же громко спросила, остановив свой взгляд на лице неизвестной, глаза которой несколько оживились. - Бабуль, ты по-маленькому хочешь? Если да, то моргни!
   Неизвестная моргнула.
   -А пить?
   Неизвестная вновь опустила веки и следом их подняла.
   -Хорошо, сейчас мы попьём, а потом я тебе судно подставлю.
   На пересохших губах неизвестной мелькнула лёгкая тень улыбки.
   Почерпнув из гранёного стакана большой ложкой небольшое количество воды, и приподняв голову, санитарка напоила неизвестную, протянула руку под кровать, за судном. В это время дверь приоткрылась, и из коридора раздался, раздражённый голос медсестры:
   -Шура, сколько тебя ждать?!
   -Чёрт, не может без меня, форточки открыть! - Под нос буркнула санитарка, доставая судно. - Иду! - Бросила она в пустоту и спешно подставила судно под неизвестную обратившись к обитателям палаты: - Девочки, уберите судно, а я позже зайду и вынесу.
   -Иди, иди, миленькая, не волнуйся, уберём и вынесем! - Поспешила ответить Галина Захаровна, переводя взгляд на Елену Владимировну, и ища у неё поддержки.
   -Всё сделаем! - С готовностью подтвердила та, кивая головой.
   -Санитарка взяла судно, приподняв край одеяла, ловко подставила под неизвестную и, развернувшись, направилась к выходу, а уже в дверях заметила:
   -Хорошо, когда есть понимающие люди...
   Анна Петровна бросила ей в след укоризненный взгляд и уже когда дверь закрылась за санитаркой, в полголоса заметила:
   -А вы этим и пользуетесь...
   -Она же одна, не успевает! - Возразила Галина Захаровна.
   Людмила Васильевна, вернувшаяся к своей кровати и разбирая завалы из продуктов, лекарств, газет и журналов на тумбочки, поспешила вставить своё слово:
   -Пусть набирают полный штат, чтобы не привлекать больных.
   -Да нам не трудно! - робко возразила Елена Владимировна. - А потом, на такую маленькую зарплату, желающих, наверное, не много.
   С удивлением и некоторой иронией взглянули на неё Анна Петровна и Людмила Васильевна, переглянулись между собой и продолжили заниматься каждая своим делом.
   Спустя несколько минут, Елена Владимировна встала с кровати и подошла к неизвестной, веки которой были опущены, из наружных уголков глаз скатывались вниз слезинки, превращаясь в тонкую прозрачную нить.
   -Бабушка, вы сходили? - наклонившись к ней, тихо сказала Елена Владимировна.
   Неизвестная приоткрыла веки, влажными глазами взглянула на неё, и вновь прикрыла.
   -Галя помоги!
   С другой стороны, кровати подошла Галина Захаровна, она отбросила край одеяла в сторону, подсунула обе руки под усохшее туловище, подтянула его на себя, а когда Елена Владимировна убрала судно, она вернула неизвестную в исходное положение, накрыла одеялом. Елена Владимировна с судном в руках вышла из палаты. Анна Петровна и Людмила Васильевна, лежали на кроватях, молча, наблюдая за происходящим.
  
   Прошло полчаса часа. Ровно в десять утра порог палаты переступили врачи, один из которых коренастый, среднего роста, седовласый, в очках, лет шестидесяти пяти, приятной внешности мужчина. Он вошёл первым и, по всему было видно, что он заведующий отделением; держа руки в карманах белого накрахмаленного, отутюженного халата, он оценивающим взглядом окинул палату и её обитателей. За ним вошла средних лет, небольшого роста, интересная собой, ухоженная врач - куратор палаты, держа в руках кипу историй болезни. Чувствовалось её волнение. Следом, друг за другом в палату вошли ещё трое, двое из которых были умудрённые опытом врачи - женского пола, державшие в руках как их коллега кипу историй болезни и, молоденькая - рыжеволосая, небольшого роста интерн.
   -Александра Семёновна! - Низким, бархатным голосом сказал мужчина.
   -Да Евгений Викторович! - Отозвалась стоявшая за ним врач и поспешила подойти к кровати Анны Петровны. За ней подошёл Евгений Викторович и другие врачи.
   Анна Петровна сидела на краю своей кровати и не спеша переводила спокойный, несколько высокомерный взгляд с одного на другого подошедших к ней врачей. Александра Семёновна зачитала паспортную часть истории болезни, перевернув лист - зачитала данные лабораторного обследования, рассказала о проводимом лечении. Евгений Викторович, заслушивал доклад участливо глядя на Анну Петровну. Когда доклад был окончен, он обратился к самой Анне Петровне:
   -Как вы себя чувствуете Анна Петровна?
   -Не очень хорошо, - тихо, жалобно, с некой укоризной начала Анна Петровна. - С самого утра меня кружит, и пульс кокой то учащённый, наверно это от недостатка кислорода и плохого сна. Мне хотелось бы уже перейти в одноместную палату Евгений Викторович!
   -Одноместной палаты свободной пака нет, - робко поспешила сказать Александра Семёновна. -Завтра будет свободное место в двухместной палате, если вы не против, вас завтра переведут!?
   -Ну, хотя бы так, а то совсем сна нет, - и Анна Петровна подкатила глаза в потолок.
   -Хорошо, так и поступим, а что касаемо головокружений, вам на свежий воздух выходить можно Анна Петровна. Ваше состояние это позволяет. - Приветливо, осторожно говорил Евгений Викторович.
   -Я и сама уже думала.
   -В таком случае, с сегодняшнего дня выходите на улицу! - И Евгений Викторович откланялся, перешёл к кровати другой больной, за ним, поспешила Александра Семёновна и другие врачи.
   Людмила Васильевна лежала на кровати, прикрыв ноги домашним цветастым плюшевым пледом. Её лицо выражало волнение, а карие слегка выпуклые глаза, казалось, смотрели сквозь подошедших к ней врачей. Александра Семёновна вновь зачитала нужные строки в истории болезни, рассказала о проводимом лечении. Евгений Викторович, смотря в окно, одобрительно кивал головой, а когда доклад был закончен, он не спеша перешёл на противоположную сторону, за ним поспешили другие врачи, а Александра Семёновна, задержавшись на секунду, тихо сообщила Людмиле Васильевне, что ту завтра выписывают и следом перешла на другую сторону палаты.
   -Но как же Александра Семёновна!? - отчаянно возразила Людмила Васильевна, и будто плётка, скользнул её взгляд по спине, отошедшей от неё врача, раздражённым остановился на фигуре Галины Захаровны, которая, лежала на кровати, с волнением переводила взгляд с заведующего на врачей по поочерёдно и обратно.
   Александра Семёновна вновь зачитала историю болезни, рассказала о лечении. Евгений Викторович внимательно выслушал, одобрительно кивнул головой и перешёл к кровати Елены Владимировны, где всё повторилось. И следом во главе заведующего, все врачи подошли к кровати неизвестной, которая мельком перевела взгляд на них и, вновь устремила свой взгляд на потолок. Александра Семёновна начала свой доклад:
   -Неизвестная поступила в больницу девять дней назад без сознания с обширным кровоизлиянием в головной мозг. Восемь суток она провела в палате интенсивной терапии, там пришла в сознание, но речь у неё не восстановилась, движения в конечностях так же отсутствуют, со всем этим она была переведена в наше отделение и вот уже сутки лежит, без изменения.
   -Родственники объявились? - в полголоса сказал Евгений Викторович, не отрывая взгляд от прикроватной тумбочки неизвестной, которая была образцово чистой и пустой, не считая стакана с водой.
   Александра Семёновна растерянно взглянула на заведующего, следом повернула голову на право, и вопросительно взглянула на Галину Захаровну.
   -Нет, не приходили. - Тихо сказала та.
   -Нет, не приходили. - В полголоса повторила она.
   -Я услышал, - не поворачивая головы, тихо заметил Евгений Викторович и, наклонившись над кроватью, взглянув в лицо неизвестной, обратился к ней. - Вы меня слышите?
   -Неизвестная на миг прикрыла веки.
   -Хорошо! - Из кармана халата он достал молоточек и, попросил её глазами следить за движением молоточка. Он водил молоточком то влево, то вправо, то вверх, то вниз, пристально следя за движением глазных яблок больной. - Ясно, - тихо, почти шёпотом сказал он и, спрятав молоточек в карман халата, приподнял край одеяла. Александра Семёновна, спешно положила кипу историй болезни на подоконник и, обойдя кровать с другой стороны, перехватив край одеяла, откинула его в сторону.
   В больничной, застиранной, короткой рубашке, на пелёнке с разводами, худое, немощное тело лежало перед ними. Заведующий попросил неизвестную пошевелить пальцами ног, но, как и ноги, её пальцы были неподвижны. Следом он попросил пошевелить пальцами рук, но пальцы рук, как и сами руки, лежавшие вдоль туловища плетьми, были тоже неподвижны. Он взглянул в глаза больной, в них читалось сожаление и неловкость перед присутствующими врачами.
   -Укройте её! - Тихо сказал Евгений Викторович и, развернувшись, направился к выходу.
   -Укройте её! - В полголоса сказала Александра Семёновна интерну и, схватив истории болезни, спешно семеня красивыми ногами последовала за заведующим, за ней другие врачи.
   Интерн, сморщив напудренный носик, взяла кончиками пальцев край одеяла и прикрыв им неизвестную поспешила за коллегами. Неизвестная, облегчённо вздохнула и, прикрыв глаза, ушла в себя.
  
   Вот уже сутки, как только неизвестная засыпала, видела сновидение: - "Весеннее утро, тёплое утро, когда раскрылись почки на деревьях и зазеленели улицы, дворы, скверы. Она молодая, с распущенными каштановыми ниже плеч волосами идёт по аллее, в белом лёгком, воздушном платье, полы которого будто крылья бабочки трепещут в полёте. Ночью прошёл тёплый, весенний дождик, воздух чист, наполнен ароматом свежей зелени. Всё в округе залито потоком солнечного света. Она прошла, полпути и вдруг остановилась, огляделась вокруг, блаженно билось её сердце. Стояло марево. Сквозь голубоватую дымку проступали зелёные ветви деревьев. Дорога самой аллеи уходило в марево, в какое - то мгновенье, сказку. Блаженная улыбка нарисовалась на лице у неё. Она легко вздыхает и идёт дальше. Идёт легко уверенно".
   Это сновидение, было приятным, ласкало душу и в то же время вызывало грусть, возможно по прошлому, которое нельзя вернуть. Ей казалось, что картинка, что всплывала во сне, когда-то была эпизодом в её жизни, где жизнь только начиналась, где было много ярких красок, стремлений, надежд и казалось, не будет ей конца. Она, чувствовала это. Вот уже сутки, каждый раз просыпаясь, она пыталась вспомнить события, связанные со сновидением, но не могла, - её мысли путались, хаотично выдёргивая разные куски из своей жизни: "Нет, надобно постепенно, по крупинкам..." Силой воли она начала всё по крупинкам воскресать в памяти, всё погребённое десятилетиям назад.
   Прошедшей ночью она вспомнила село на Кубани, окруженное обширными полями, смешанным густым лесом, по краю которого, протекала небольшая река. Вспомнила избу - мазанку с соломенной крышей, земляным полом, мать - батрачку, двух близняшек трёх леток сестёр, годовалого брата и раскидистую яблоню с ярко - красными плодами во дворе дома. Она старалась вспомнить отца, который ещё молодым ушёл под полынью, ей тогда было четыре, сестрам двойняшкам по два года, а брат был младенцем. Лица отца не помнила, но помнила его присутствие в своём раннем детстве. Мозг её уставал, она засыпала. Спала полчаса, час, а когда просыпалась, вновь погружалась в воспоминания. Утренняя суета её отвлекла, но она не сетовала, наоборот, была благодарна, всем кто обращал внимание на её нужды, кто сострадал её беспомощности.
   Она вновь начала извлекать по крупинкам, своё прошлое. Ей семь лет. Мать батрачила с раннего утра и до позднего вечера в сезон полевых работ, она сама управлялась по дому, приглядывала за младшими. Жизнь их семьи была тяжёлой, голодной. В летние месяцы было ещё терпимо, выручал лес, луга, две сотки земли, на которой они выращивали картошку, немного лука. В лесу можно было собирать ягоды, грибы, травы для отваров, на лугу конский щавель, лебеду для похлёбки. В сезон уборки урожая, матери удавалось приносить в фартуке овощи, ячмень, пшеницу, просо, за что не редко терпела физические наказания если ловил управляющий. Нагоняя на молодом жеребце он хлыстом рвал на спине матери рубаху оставляя кровоточащие подтёки, заставлял бросать краденное и гнал прочь. Мать уходила пряталась за кустами выжидая, когда управляющий покинет то место и возвращалась чтобы взять брошенное. Она вдруг чётко ощутила вкус каш, сдобренных льняным маслом: "Да, она любила её."
   С наступлением холодов приходилось худо. Скудные припасы съедались ещё до рождества. Как только заканчивались полевые работы, мать шла в барский дом прачкой, чтобы дотянуть до весны. В избе было всегда холодно. Мать топила один раз в день хворостом, который удавалось собрать им вместе в зимнем лесу, и всегда под вечер. Тогда всей гурьбой они забирались на печь и в тепле засыпали под мелодичные песни или сказки матери, часто придуманные ей самой.
  
   Дверь в палату широко открылась. На пороге появилась тележка с кастрюлей, чайником, подносом белого хлеба. Рядом стояла небольшого роста, лет сорока пяти в меру упитанная раздатчица в белом халате, поверх которого был повязан, белый, чистый фартук, русые волосы были прикрыты белой косынкой.
   -Девочки завтрак! - чистым звонким голосом сказала она, заглядывая в палату.
   На небольшом столе, стоявшем у стены между двух окон, в литровой банке, кипятильником грелась вода. За столом сидела Анна Петровна, она друг за другом вытаскивала из полиэтиленового пакета два небольших пластиковых контейнера, котелку краковской колбасы, свежий помидор, огурец. Сидя на кровати перед тумбочкой, на которой стояла кружка с горячим чаем, тарелка с зефиром и тонким кусочком твёрдого сыра, Людмила Васильевна старательно небольшим ножом размазывала сливочное масло по поверхности ломтика белого хлеба.
  Галина Захаровна и Елена Владимировна сидели на кроватях друг перед другом, тихо переговаривались.
   Услышав призыв к завтраку, Галина Захаровна и Елена Владимировна спешно взяли с тумбочки приготовленные тарелки, и подойдя к тележке в один голос сказали:
   -Милая, какая каша? - протягивая тарелки и добродушно улыбаясь.
   -Ячневая, - бодро сказала раздатчица, снимая крышку с пятилитровой кастрюли. Она ловко положила небольшой половник каши в тарелку Галины Захаровны, следом в тарелку Елены Владимировны, приговаривая, - каша свежая, вкусная. - И следом на край тарелки каждой положила по кусочку булки. И как только обе женщины отошли, она вновь заглянула в палату и спросила: - Кто будет ещё кашу? А эта больная, ну что лежачая? - И не дожидаясь ответа, она вошла в палату, прошла к кровати неизвестной. - Больная, вы кашу будете?
   -Она, может быть, и поела бы, только она недвижима, - вмешалась Анна Петровна. - Она сказала, как начальник, властным голосом, не терпевшим чужое вмешательство.
   Неизвестная прикрыла веки.
   -Ну, вот и хорошо, была бы каша, а покормить найдётся кому, - и раздатчица, взяв с тумбочки стакан с водой, прошла к раковине, вылила воду, а следом вернулась к тележке, где с тарелкой ожидала Людмила Васильевна. Она положила ей в тарелку кашу, кусочек булки и когда та отошла, нагнувшись, взяла с нижней полки тележки тарелку, положила в неё половник каши, открыла кастрюлю поменьше, половником почерпнула чай и, вылив его в стакан, прошла к кровати неизвестной, где поставила тарелку и стакан на тумбочку. - Приятного аппетита! - Сказала, уходя она, всем обитателям палаты и, спустя минуту, закрыв крышкой кастрюли, повезла тележку дальше, оставив открытой дверь.
   Оставленная открытой дверь раздражала Анну Петровну, но закрывать она её не торопилась. Маленьким ножом она резала колбасу и, укладывая кусочки на ломтик хлеба, оглядывалась по сторонам, мельком всматриваясь в лица соседок. Все были сосредоточены на завтраке. Негодуя, она громко положила нож на стол, так что все обратили на неё внимание, тяжёлым шагом прошла к двери, громко её закрыла и вернулась к столу. Удивлённый взгляд соседок проводил её до двери, обратно к столу, и вновь вернулся к завтраку.
   Когда с завтраком было покончено и, все обитатели палаты лежали на своих кроватях, ожидая капельницы, в палату вошла всё та же санитарка Шура. Она подошла к кровати неизвестной, взглянула на её прикрытые веки и громко сказала:
   -Бабуля, я пришла тебя покормить!
   Неизвестная открыла глаза.
   Настроенная решительно, санитарка приподняла головной край кровати, отвернула вниз одеяло, которое прикрывало шею неизвестной и села рядом на край той же кровати. Неизвестная взглянула на санитарку, медленно, не поворачивая головы, насколько было возможно, окинула взглядом палату, присутствующих в ней. За девять дней, она впервые смогла приподнять голову, пусть даже таким способом. На её лице читалась лёгкая тень улыбки. Она глубоко вздохнула, задержав на секунду воздух, а когда выдохнула, взглянула на санитарку, взглядом говоря, что она готова к приёму пищи. Санитарка с тумбочки взяла тарелку, ложку, почерпнула краем ложки кашу и поднесла корту неизвестной. С трудом, та проглотила кашу, а когда санитарка поднесла корту вторую ложку, неизвестная рот не открыла. Санитарка поняла нежелание неизвестной, но всё же спросила:
   -Больше не хочешь? - Ну как знаешь, - сказала санитарка. Она взяла тарелку с ложкой, вышла из палаты, а спустя несколько минут вернулась со стаканом в руке наполненным холодным чаем.
   Обитательницы палаты, всё это время, молча, наблюдали за происходящим, и, казалось, их лица были безучастны, а Анна Петровна и вовсе лежа на кровати крутила в руках, разглядывала новый сотовый телефон. Но когда, поставив стакан на тумбочку, санитарка предложила неизвестной чай, Анна Петровна, не отвлекаясь от своего занятия, язвительно заметила:
   -Ей хватило холодной каши!
   Скулы у санитарки слегка дёрнулись, её задело сказанное, но, не подавая вида, она вновь, несколько раздражённо, повысив низкий голос обратилась к неизвестной:
   -Бабуль, пить будешь?
   Неизвестная на миг прикрыла веки. Санитарка взяла стакан, ложкой почерпнула чай и в ту минуту, когда она ложку поднесла корту неизвестной, Елена Владимировна тихо участливо заметила:
   -А может ей чай свежий заварить?
  У санитарки дрогнули не только скулы, но и рука, державшая ложку. Несколько капель жидкости упало на подбородок неизвестной и, скатившись вниз, упали ей на грудь. Молча, она поднесла ложку корту неизвестной, влила в рот немного жидкости, и, убедившись, что та проглотила, зачерпнула ещё немного и вновь поднеся, влила в рот неизвестной.
   -Всё бабуль?
   Неизвестная на миг прикрыла веки, а когда вновь открыла, её взгляд был полон благодарности.
   -Ну и ладненько! - нехотя улыбнувшись, тихо сказала Шура не столько неизвестной, сколько себе, а следом встав с кровати и повернувшись лицом к Елене Владимировне, с раздражением ей сказала. - А что же вы раньше её не покормили, и чай не заварили? А? - Глаза её сверкали гневом.
   Лицо Елены Владимировны изменилось. Участливое оно тотчас стало растерянным и несколько бледным. Приоткрыв рот, она не знала, что сказать.
   -Миленькая, мы думали, что бабушку скоро покормят. Так, во всяком случае, сказала раздатчица, - вступилась Галина Захаровна.
   -Я не знаю, кто и что вам сказал, но я одна на семь палат и скоро у меня не получится к каждому больному подойти! Мне полы мыть надо и многое другое! - Голос Шуры стал громким, янтарные глаза, на одном из которых было маленькое пигментное пятно, стали более выпуклыми и зловещими.
   Галина Захаровна, хотела было возразить, но Анна Петровна её опередила:
   -По-вашему, мы должны кормить больных? А может нам и полы за вас помыть? - И Анна Петровна, приподнявшись, нахмурила брови и пристально, властно взглянула на Шуру.
   -А вас женщина не спрашивают! - бросила Шура, не поворачивая головы. Она взглянула на неизвестную, взгляд которой стал растерянным и испуганным.
   -Я вот скажу кому надо о вашем поведении, тогда посмотрим... - Негодуя, бросила Анна Петровна и её взгляд стал неимоверно жёстким.
   --------
   Шура минуту стояла перед неизвестной, будто, что - то хотела спросить, но не спросила, развернулась и молча, вышла из палаты.
   Неизвестная, затаив дыхание, прикрыла глаза, а спустя секунду тяжело вздохнула. Она стала причиной конфликта, пусть не умышленно, но причиной. Ей было неловко, а ещё мочевой пузырь давил вниз и ей казалось, что вот, вот, она окажется в луже.
   -Наверное, мы зря так с ней, - тихо сказала Галина Захаровна. - Она и правда одна за нами не поспеет, - и, вздохнув, добавила, - жалко её.
   -Ну, она прямо, разошлась! Так тоже нельзя. Сказала бы, нам что трудно... - Возразила Елена Владимировна и присев на кровати вопросительно взглянула на Галину Захаровну. - Давай судно бабушке подставим, а то чай, то пила, да и подставляли уже давно.
   Галина Захаровна одобрительно кивнула головой. Анна Петровна, с насмешкой поглядывала на соседок.
   Спустя полчаса, неизвестная лежала с прикрытыми глазами, с чувством облегчения и глубокой благодарности к своим соседкам. В это время, в палату вошла молоденькая медсестра со стойкой в руке, которую поднесла к кровати неизвестной. Два стеклянных флакона перевёрнутые вверх дном стояли уже на стойке, готовые к применению. Склонившись, медсестра в свои руки взяла руку неизвестной. Неизвестная открыла глаза. Спустя секунду другую, найдя на запястье нужную вену, медсестра под кисть подложила полотенце - сложенное валиком, слегка перетянула предплечье жгутом, спиртом обработала место укола и приступила к манипуляции. Первую минуту всё шло как надо, но как только она подключила капельницу, кожа под иглой начала набухать. Медсестре пришлось выйти из вены и вновь искать место для укола. Проходило время, но ничего не получалось. Вены лопались, как только касалась их игла. Лоб медсестры покрылся испариной. В палате воцарилась напряженная тишина. Елена Владимировна с Галиной Захаровной лежа на спине, повернули головы и пристально глядели то на неизвестную, лицо которой было спокойным, то на медсестру. На противоположной стороне, повернувшись лицом к окну, лежала Людмила Васильевна, её взгляд был устремлен, куда - то далеко, намного дальше, чем могли видеть её глаза. Анна Петровна, сидя на кровати и спустив ноги на пол, листала журнал "Лиза". Она листала страницы; взгляд её пробегал по ним, но она не вникала в смысл напечатанных текстов и время от времени она бросала раздражённый взгляд на медсестру.
   Тишину нарушил мелодичный, приглушённый телефонный звонок. Анна Петровна, сунув руку под подушку, извлекла телефон и поднесла его к уху: - Ало! - в полголоса ответила она. - Нет, Вася ещё не ставили, - продолжила говорить она с явным раздражением в голосе. - Не знаю Вася, я не могу тебе ни чего сказать. Мне и самой интересно, когда до меня очередь дойдёт. - Минуту, другую она сохранила паузу, слушая собеседника на другом конце связи, а потом вновь продолжила говорить. - Ну, позвони, может процесс ускорится, а то мне ещё на массаж идти, да и гулять Евгений Викторович посоветовал. Хорошо! "Хорошо!" -сказала она и отключила связь.
   Елена Владимировна с Галиной Захаровной переглянулись. Медсестра, молча, продолжала выполнять манипуляцию, но было заметно, как лицо её покраснело, а скулы нервно задёргались. Анна Петровна, вздохнув, положила на тумбочку журнал с телефоном, поправила подушку и приняла положение лёжа устремив свой взгляд на потолок.
   Прошло ещё минут пять, наконец, медсестре удалось поставить капельницу. С её губ вырвалось тихое, - фу - у - у! Рукавом она вытерла испарину на лбу и, встав с края кровати, направилась к двери. Она подошла к двери и в это самое время дверь открылась и в палату вошла другая медсестра, несколько полноватая, лет на десять постарше, держа в руке стойку, на верху, которой вверх дном стоял флакон с раствором.
   -Ну что поставила? - Тихо поинтересовалась она.
   -Да!
   -Может тогда, поставишь сама.
   -Нет, поставь ты.
   -Ладно, иди, - и одобрительно кивнув головой, она громко спросила. - Кто Баринова?
   -Я! - Отозвалась Анна Петровна, скосив глаза на медсестру.
   Спустя минуту, другую, Анна Петровна, прикрыв глаза, лежала под капельницей, а спустя ещё четверть часа, под капельницей, лежали остальные обитательницы палаты. Галина Захаровна, Елена Владимировна, прикрыв глаза, умиротворённо впускали в себя капля за каплей оздоровительный раствор, чего было нельзя сказать о Людмиле Васильевне, глаза которой живо блуждали по поверхности потолка, а края губ то и дело прикусывались зубами, пальцы стоп подёргивались. На лице неизвестной читалось спокойное благоговение. Последний час утомил её и как только лекарственный раствор побежал по её венам, она, прикрыв глаза, расслабилась и вскоре заснула.
  
   Она проспала больше часа. Открыв глаза, она прислушалась. В палате кроме неё никого не было, как не было возле неё стойки с флаконами. Ей хотелось глотка воды. Она перевела взгляд вправо, на тумбочку, где стоял стакан с чаем, сглотнула слюну. Её взгляд привлекли галки, облепившие словно гирлянды, ствол молодого дерева. Некоторые, растопырив в стороны крылья, жадно ловили, последние, тёплые лучи солнца. Улыбка скользнула по её губам. Она медленно перевела взгляд на потолок, прикрыла глаза и погрузилась в воспоминания. Вспомнила мать, добрую, всем сердцем любящую своих детей, её натруженные распухшие шершавые руки, обветренное, но вместе с тем красивое лицо казачки. Она видела, как тяжело было матери, как приходя домой, та падала на лавку и чуть слышно шептала семилетней дочери: - Клара, я немного отдохну, - и несколько минут лежала неподвижно.
   К ней подбегали малые, прижимались к ней, тыкались своими носиками в лицо, руки, грудь.
  Клара отводила их в сторону, давая матери передохнуть. Когда та приходила в себя, Клара доставала из печи чугунок с не хитрой похлёбкой, ставила на стол и вся семья садилась ужинать.
   В один из зимних вечеров, у маленького брата начался жар. Всю ночь, мать провела с ним, прикладывая компрессы к его лбу. Клара, спавшая с сестрами на печи, утром увидела мать, склонившуюся над безжизненным тельцем брата, что лежал на лежанке и горько плакала, проклиная судьбу.
   Время шло. Кларе девять. Она бежит по дороге между полей вперемежку с берёзовыми рощами, мимо столетних могучих лип, от которых ветер нёс медовый аромат; мать брала её на работу в поле и, когда солнце стояло высоко, отпускала её к реке под раскидистые ветви ив; здесь она любила проводить время, любуясь собою в прозрачных водах реки. Сюда она прибегала частенько вечерами, после тяжёлого дня, в хорошую, тёплую погоду. Любила уединяться, глядеть на реку, где рассыпались серебряные блёстки, разбросанные луной. Ей нравилось глядеть на луну. Она её завораживала своим добрым загадочным лицом, где блуждала тень улыбки.
   В один из таких дней, в полдень, подбежав к реке, она вдруг остановилась. В пяти шагах, на том самом месте, где она любила проводить время, сидела молодая барышня, поджав под себя ноги, прикрытые длинным полом платья. Утончённая, в кисейном платье кремового цвета и широкополой шляпе в цвет платья, она медленно водила прутиком по травянистому берегу, вырисовывая кольца цепочки. Клара хотела незаметно уйти и уже повернулась, но сухой прутик хрустнул у неё под ногой, барышня повернула голову и несколько удивлённо взглянула на неё.
   -Простите барыня!
   Барышня знаком руки подозвала её к себе, а когда та подошла, пристально с любопытством задержала взгляд на загорелом миловидном лице Клары, обрамлённым застиранной косынкой, что покрывала голову. Клара, подойдя ближе, так же задержала свой взгляд на лице барышни; Нежное лицо барышни, обращённое к Кларе, обрамляли тонкие пряди - русых волос; живые глаза, блистали под бровями, словно нарисованные иконописцем; шея, плечи, руки были безупречны.
   -Как тебя зовут?
   -Клара!
   Барышня предложила сесть рядом. Клара, очарованная красотой, не сразу услышала предложение, сделанное тихим, нежным голосом, но, когда предложение поступило вновь, она, не задумываясь, согласилась. Больше часа они провели вместе. Барышня задавала житейские вопросы; - Кто такая? Где живёшь и с кем? Учишься ли? Клара не принужденно рассказа о своей семье, о том, что она не ходит в церковноприходскую школу, потому как за учёбу нечем платить.
  После, они сидели, молча, устремив свой взгляд вдаль, на поросшие зеленью луга. Когда пришло время, Клара убежала в поле и весь оставшийся день вспоминала красивое лицо барышни.
  На другой день, в полдень, как только мать позволила Кларе уйти с поля, она поспешила к реке, в надежде вновь увидеть новую знакомую. Барышня сидела на том же месте, с книгой в руке, как потом Клара узнала, этой книгой была "Азбука", которую она преподнесла в дар Кларе.
  
   Все последующие две три недели они встречались почти каждый день, на этом месте; разговаривали, изучали буквы, читали. Мать Клары не препятствовала встречам, а наоборот, поощряла их. Ещё после второй встречи, когда Клара рассказала о барышне, которая взялась её обучить грамоте, она разрешила ей не спешить на работы в поле, чему Клара была очень рада, а когда минули три недели Клара уже знала алфавит, немного читала, знала счёт до пятидесяти, знала, как выглядит земля...
   Пришло время расставаться. Последний раз Клара с барышней встретились у реки, под ивой, дававшей им тень и прохладу. Барышня с первой минуты завела разговор, который удивил Клару, и уж тем более она не думала, о последствии этого разговора, о том, что её жизнь сильно поменяет свой вектор.
   -Клара, - сказала барышня, несколько колеблясь, - я хотела бы просить тебя об одной милости, ответить на мой вопрос. - Ты хотела бы учиться дальше?
   -Так вы же уезжаете! - Возразила Клара, взглянув растерянно и удивлённо на барышню, глаза которой ждали ответа.
   -Да уезжаю, и предлагаю тебе поехать со мной...
   -А куда ехать- то?
   -В мой город конечно! Но в начале мы поедим на море.
   Клара непроизвольно пожала плечами. - А как же мама, сестрёнки?
   Барышня глядела в лицо девочки, на котором удивление, уступило место минутной задумчивости и грусти. - Если ты согласна, я поговорю с твоей мамой.
   -Я - бы хотела, - тихо робко протянула Клара. А внутри неё уже всё ликовала. Желание увидеть, познать больше, быть рядом с барышней, к которой она успела привязаться побеждало жалкое существование в лачуге с родными, хоть и любимыми, никогда не уверенными будет ли у них завтра сто есть
   Вечером, того же дня, когда уходившее за горизонт солнце ложилось багрянцем на село, вся семья сидела за столом перед чугунком с похлёбкой. Младшие - подросшие сёстры активно черпали деревянными ложками похлёбку, чего было нельзя сказать о Кларе. Она ела неохотно; подчерпнув похлёбку, она медленно подносила ложку корту, держала её у рта, словно забывая о ней, ловила на себе пристальный взгляд матери и только тогда, отправляла ложку в рот. Так продолжалось, до того момента, пока за окном не послышался скрежет колёс. Мать встала, и подойдя к маленькому окошку, заглянула в него. Напротив, дома стояла добротная коляска, запряжённая гнедой кобылой, а из коляски выходила молодая женщина в нежно - розовом платье, хотя багрянец, падавший на платье, предавал ему более насыщенный цвет, а уложенные русые волосы имели оттенок меди. Мать отпрянула от окна, растерянно взглянула на Клару, двойняшек, спешно поправила сбившуюся на бок серую косынку на голове и поспешила к двери, но не успела она сделать трёх шагов, как дверь в избу открылась и порог переступила барышня с бумажным кульком в руках, который прижимала к себе. Мать поклонилась вошедшей, растерянные двойняшки отложили ложки в сторону, а Клара, приподнимаясь, бросала тревожный взгляд то на мать, то на барышню.
   Барышня, "неся" себя достойно, но без высокомерия и чопорности, поздоровалась с хозяйкой, представилась, спросила разрешения войти и получив одобрение, прошла к столу, положила на стол кулёк, откуда выпало два медовых пряника.
   -Я принесла, к чаю, - сказала она, присаживаясь на край лавки и добродушно расплываясь в улыбке.
   Двойняшки бросили живой взгляд на кулёк, выпавшие пряники, вопрошающе взглянули на мать, которая одобрительно кивнула головой и следом перевела вопрошающий взгляд на барышню.
   -Премного благодарны вам барышня! - Чуть дрожащим голосом начала говорить мать, подходя к столу и присаживаясь, напротив. - Вы уж не гневайтесь, за мой интерес. Чего привело вас?
   -Я хочу поговорить с вами о Кларе.
   Мать бросила вопросительный взгляд на Клару, которая продолжала стоять на месте потупив глаза в пол. Сердечко её трепыхалось, словно крылья мотылька.
   -Да нет, ничего не случилось! - поспешила успокоить барышня. Я пришла поговорить с вами о Кларе... Верней, о её будущем.
   На миг, мать Клары затаила дыхание. Глаза её расширились и стали круглыми, в то время как в нутрии её всё сжалось в комок. Она попросила дочерей выйти во двор.
   Выйдя, Клара села на покосившуюся лавку возле дома, подперев костлявыми кулачками скулы, в то время как двойняшки, с пряниками в руке, беззаботно начали бегать друг за другом по кругу. В дом девочки зашли, когда солнце скрылось за горизонт, оставляя вдоль горизонта, на небе полосы, всех оттенков розового. Было решено ехать. В эту ночь Клара долго не могла уснуть, вся была в своих мыслях, что одна за другой навязчиво лезли в голову. А именно вопрос выбора между тем чтобы остаться и дальше помогать матери или ехать с барышней и учиться... Далеко за полночь сон одолел Клару, не дав ей сделать выбор.
   На другой день, рано утром, когда солнце только показалось, попрощавшись с матерью, Клара села в коляску с барышней, возничий дёрнул за поводья, и гнедая рысцой покатила коляску. Пыль поднятая, клубилась над озарённой солнцем дорогой. Мать глядела в след, крестилась, плакала, отдавала поклоны невидимому святому, пока коляска не исчезла из виду, и пыль вскоре рассеялись.
   Прошло пять дней, и вот уже Клара вместе с барышней, плыла на белоснежном катере. В лёгком бирюзовом платье, с атласной бирюзовой лентой, вплетённой в цвета спелой ржи, ниже плеч косу, в белых башмачках, она плыла по чёрному морю, под навесом, часто вдыхая тёплый, морской воздух, чувствуя на губах вкус моря, наслаждаясь упоительной музыкой, искусно создаваемая симфоническим квартетом. Окружавшие её дамы и господа в дорогих одеждах, красивых туфлях и хорошо уложенными волосами, ходили величаво, как того требовал этикет и вместе с тем лёгкой поступью.
  
   Время приближалось к обеду. Обитатели палаты, вот уже как полчаса, вновь, собрались вместе. Галина Захаровна, Елена Владимировна, не спеша доставали из тумбочки, тарелки, ложки, кружки, так же Галина Захаровна достала полиэтиленовый пакет, из него два красных больших помидора, один из которых протянула Елене Владимировне. Та с благодарностью приняла и в свою очередь посулила Галине Захаровне кусок "Шарлотки" на полдник. Анна Петровна сидела за столом, в добром расположении духа после прогулки, чуть слышно напивая, куплет из кинофильма, "Жестокий романс." Выкладывала из контейнера добрый кусок свинины на тарелку, где уже лежали две половинки запечённого баклажана с морковью и кусок хлеба. Людмила Васильевна с закрытыми глазами лежала на боку лицом к окну, подложив руки под подушку.
   За дверью послышался стук колёс.
   -Везут! - Довольно сказала Елена Владимировна.
   Первую секунду звук был далёким, но с каждой секундой стук колёс усиливался, было слышно дребезжание и вот, наконец, всё затихло, дверь в палату распахнулась. В проёме появилась тележка, за которой стояла, всё та - же раздатчица.
   -Девочки, обед! - громко огласила она.
   -Идём, идём! - бодро отозвалась Галина Захаровна. Она взяла тарелки и направилась к тележке, следом за ней к тележке направилась Елена Владимировна.
   Когда раздатчица сняла одну, следом вторую крышку, из кастрюль вырвался запах свежих щей, овощного рагу, отварной курятины.
   -Ой, аж засосало! - Заметила Елена Владимировна, сглатывая слюну.
   -Да вкусно! - Вторила ей Галина Захаровна.
   Анна Петровна глубоко вдохнула, заполнивший палату запах, взяла со стола пустую тарелку и, поднявшись со стула, не спеша направилась к тележке. Людмила Васильевна, минуту назад лежавшая, не показывая никакого участия, вдруг приподняла голову, оглянулась, окинула косящим взглядом палату, соседок, стоявших у той самой тележки, откуда доносились манящие запахи и, вновь уткнулась в подушку, но спустя минуту, поднялась и полезла в тумбочку за посудой. У неизвестной появилась тошнота, которая стремительно подкатывала к горлу, ей хотелось есть.
   Обслужив первых двух обитательниц палаты, раздатчица вопросительно взглянула на Анну Петровну.
   -Мне курятники, - сказала Анна Петровна.
   Кивнув, раздатчица взяла из рук Анны Петровны тарелку и с минуту, вилкой капалась в небольшой алюминиевой кастрюле, выискивая подходящий кусок курятины. Найдя кусочек грудки, она положила её на тарелку и протянула тарелку Анне Петровне.
   -Да - а - а, кусок курятины! - скорчив гримасу, протянула Анна Петровна.
   Раздатчица, молча, пожала плечами и перевела взгляд на Людмилу Васильевну, которая уже стояла в ожидании с тарелкой и кружкой в руках. Анна Петровна, ещё раз испытующе взглянула на раздатчицу, развернулась и не спеша, тяжёлым шагом, направилась к столу.
  Обслужив Людмилу Васильевну, раздатчица прошла к кровати неизвестной, мельком взглянув на неё, она взяла с тумбочки стакан и, вернувшись к тележке, налила в компот, в тарелку половник щей и вновь прошла к кровати неизвестной. На неё, ник то, уже не обращал внимания, все были поглощены поеданием обеда, так что, вернувшись к тележке, закрыв крышками кастрюли, она повезла тележку к другой палате прикрыв дверь этой палаты.
   Галина Захаровна, быстро справившись со своим обедом, подошла к кровати неизвестной, села на край кровати и в полголоса спросила:
   -Бабушка, бабушка - а - а!
   Неизвестная открыла глаза.
   -Миленькая, кушать будешь?
   Услышав вопрос, она тотчас на миг прикрыла веки по её губам пробежала лёгкая тень улыбки. Подняв головной конец кровати, Галина Захаровна не спеша покормила неизвестную тёплыми щами, напоила компотом, а после обеда, с Еленой Владимировной она помогла неизвестной справить нужду, вместе они поправили простынь под неизвестной, укрыли одеялом и, когда всё было сделано, они с лёгким сердцем легли каждая на свою кровать. Вскоре, вся палата погрузилась в послеобеденный сон.
   Довольная, неизвестная лежала с открытыми глазами, её взгляд медленно скользил по потолку. - "Оказывается, как мало человеку надо, чтобы чувствовать себя довольным, не в первый раз убеждалась она. Добрые люди накормили, поухаживали и, на душе стало теплей. А какие вкусные щи, давно такие не ела!" - Вскоре, не заметно для себя, глаза у неё закрылись и, она уснула на полчаса безмятежным сном, а проснувшись, погрузилась в воспоминания.
  
   Счастливые дни, проведённые на берегу чёрного моря, вновь предстали пред ней. Она с зонтиком в руке, идущая рядом с барышней, которая так же, как и другие барышни скрывали свои безукоризненные белые лица под зонтиками от знойных лучей солнца, лившегося на них потоком, гуляла по мощёным дорожкам аллеи парка, что лежал в пределах гостиницы, в которой они проживали. Кругом пылали розы - Жёлто - красные, оранжево - розовые, пурпурные, белые, розовые окутывая своим ароматом всё в округе. Они гордо тянулись вверх на ухоженных кустах, свисали над арками, взбегали на балконы и окна, а гортензии, гортензии, - своими яркими шарами напоминали, что - то не земное... Прогуливаясь, она безмятежно окидывала взглядом пейзаж: едва, шелестящие деревья каштанов, орешника, великолепие роз, сказочность гортензий. Глаза на всё глядели с любопытством, не редко останавливаясь на нарядах богатых девиц и женщин, их руках, кольцах, драгоценные каменья которых играли в лучах солнца, на мужчин и женщин, сидящих под тенью деревьев, читающих газету или просто держащих её перед собой, не обращая никакого внимания на проходящих мимо; другие, зрелые мужи, стоя в кругу, курили трубки, пуская кольца, живо рассуждали на различные темы. Густые облака дыма, извивались и клубились над их головами.
   Проезжая с барышней в добротной коляске по чистым мощённым улочкам курортного города, она весело поглядывала по сторонам, наслаждаясь видами города, а когда коляска останавливалась против дверей одного из магазинов, и барышня заходила в него, Клара следовала за ней, дивилась разнообразию красивых вещей, продаваемых в магазине. Барышня, выбирая наряды, шляпки, прочие "безделушки", не забывала и о ней, а Клара, примеряя атласную ленту или заколку перед большим зеркалом, незаметно разглядывала себя и находила, что не дурна. Но больше всего она любовалась барышней. Её облик, поведение, было для неё совершенством, и к которому она всю жизнь неизменно будет стремиться.
   По вечерам, когда барышня собиралась на вечерний выезд, Клара не сводила глаз с неё, с её струящегося шёлкового платья цвета чайной розы, чулок, туфлей обшитых кружевами, следила как та чуть касаясь наносила пудру на своё лицо имевшее аристократическую бледность, глаза подчёркивала небольшим количеством чёрного карандаша, наносила бледную розовую помаду на губы. Ничего не ускользала от взгляда Клары. Собравшись, барышня подходила к ней, пальцами правой руки приподнимала подбородок, слегка касалась розовыми влажными губами её лба, подходила к большому зеркалу поправляла шляпку в цвет платья, посылала в зеркало поцелуй и уходила. Клара бежала на балкон. В свете уличных газовых ламп, было хорошо видно, как барышня садится в коляску, опираясь на руку хорошо одетого не старого мужчины, истекающего галантностью. Она взглядом провожала её, коляску, садилась в кресло что парой стояло на широком балконе и, глядя в бездонное звёздное небо, предавалась мечтам о жизни которой жила барышня. Думала об утре следующего дня, о том, как они с барышней на этом балконе будут завтракать, свежими булочками, клубникой с взбитыми сливками, пить чай. С балкона глядела вниз, с которого открывался вид на вечерний сад, где виднелись дорожки, по которым не спеша, прогуливались мужчины и женщины - парами и по одиночке, мимо фонтанчиков, бьющих из каменных ваз. Она с улыбкой на губах покидала балкон, не спеша обходила номер гостиницы, состоявший из трёх небольших, но уютных, со вкусом меблированных комнат, взглядом проходила по стенам, которые были украшены картинами современных художников, полочками с живыми цветами, перенося своим убранством в сказку. Шла в свою комнату, переодевалась в белую, шёлковую ночную сорочку и ложилась в кровать, застланную чистым, ароматным постельным бельём и вскоре засыпала глубоким безмятежным сном.
   С тех пор, как она покинула свой дом, ей казалось, что она попала в сказку, что она всегда жила такой жизнью, что она всегда принадлежала к обществу, куда совсем недавно ей приоткрыли дверь. Пролетело несколько дней, которым было суждено остаться в памяти на всю жизнь. Пришёл день отъезда. Клара вслед за барышней, не спеша прошла по коридору полному простора и света, спустилась по мраморной лестнице, устланной красным сукном, в холе взглянула на потолок, где гирляндами хрусталя свисала большая люстра. Когда сели в открытый экипаж, и лошадь цокая копытами пошла по мощёной брусчаткой дороге, Клара обернулась, невольно запоминая фасад с колонами.
   Они доехали до железнодорожного вокзала, пересели, в вагон, где удобно, с комфортом устроились в 2 - х местном купе и проехали ещё более восемьсот километров, отделявших курортный город от провинциального городка, где барышня имела в собственности четырёх комнатную квартиру в центре города.
   Когда вагон тронулся, и стальные колёса начали набирать ход, Барышня с любопытством взглянув на Клару сказала:
   -Каково тебе море?
   Клара не поняла вопроса и от этого её глаза стали шире обычного, а хорошо отчерченные узкие, тёмные брови приподнялись. - "Как можно спрашивать такое"?
   Барышня повторила вопрос:
   -Клара, тебе понравилось море, дом в котором мы жили, сад в котором гуляли?
   Клара потянулась вверх, приподнялась, потянулась вперёд через стол, вытянула губы и впервые осторожно коснулась щеки барышни, а когда отпрянула, барышня увидела, что Клара глядела на неё влажными глазами, готовыми вот - вот, пустить слезу. Барышня встала присела рядом с Кларой, обхватила её правой рукой и привлекла к себе:
   -Ну что ты Клара, девочка!? Не надо, не плачь. Нам с тобой предстоит ещё много таких замечательных поездок. И что - же, ты после каждой будешь лить слёзы? Она освободила свою правую руку и из маленькой белой кожаной сумочки достала белый носовой платок, промокнула уголки глаз у Клары, а та тот час, обхватив ручонками барышню, прижалась к ней всем телом.
   Двое суток в пути прошли легко для Клары; она то глядела в окно, где пробегали мимо поля, леса, реки, сёла, города, то читала новую купленную ей детскую энциклопедию о строении земли, то увлечённо слушала барышню, которая рассказывала ей о городе, в котором предстояло жить и учиться Кларе.
  ----------------
   Одиночество, в котором она часто прибывала, развило в ней мечтательность и теперь, слушая барышню, она хорошо представляла город с широкими улицами, высокие дома, скверы, парки, в которых они с барышней будут гулять, гимназию и себя в син6ем струящемся платье в новеньких чёрных туфлях на невысоком каблуке, крутящуюся перед большим зеркалом.
   Когда их паровоз привёз к месту, были уже сумерки. Разбавленное молоко было разлито по всему небу и туман, прятавший в даль всё на расстоянии десяти шагов. Только, они вышли из вагона, как к ним подошёл носильщик, волоча за собой тележку для багажа. Барышня отдала ему распоряжения, и он тот час, ловко поспешил их выполнять. А спустя малое время, экипаж вёз их и багаж, состоявший из трёх больших чемоданов, по улицам города, а ещё спустя четверть часа, они перешагнули порог квартиры.
   Молоденькая, приятной внешности горничная, одетая на столичный манер, радостно всплеснула руками завидев барышню. Оставив живописный уголок с фикусами, гиацинтами и пальмой у большого окна в гостиной, где она с салфеткой протирала листья, она выбежала в прихожую, подбежала к барышне, взяла у неё из рук сумочку, зонтик. Беря у барышни вещи, горничная с удивлением оглядела с ног до головы Клару. Немедля, барышня представила ей Клару и место, что будет занимать она в этом доме; а именно воспитанница. Сверкнув дерзко небольшими несколько выпуклыми карими глазами на Клару, девушка сгримасничала, выдавливая из себя тонкими губами улыбку. Клара приветливо кивнула головой и отвела взгляд в сторону.
   На другой день, с утра, над городом было чистое голубое небо, по которому изредка проплывали белые воздушные облака - лебеди. Клара проснулась ближе к девяти утра. Открыв глаза, она сладко потянулась, окидывая взглядом белый потолок, лепнину, что обрамляла края, приподнялась опираясь локти, медленно окинула взглядом комнату. Небольшая, светлая, комната была похожа на шкатулку, искусно инкрустированную в английском стиле. Откинув в сторону одеяло, она встала и прошлась по комнате, проводя кистью правой руки по поверхностям, комода, письменного стола, стоявшего у окна, небольшого шкафа, вновь подошла к комоду и поглядела на себя в зеркало, улыбнулась себе и вышла из комнаты.
   В просторной гостиной было светло. Большие чистые два окна открывали богатый зеленью вид. В самой гостиной в центре стоял овальный изящный стол, покрытый выбеленной льняной скатертью, по краям которой полоской проходил ажур. На самом столе, стояла фарфоровая посуда для завтрака, цвета ультрамарин, под цвет мягкой обивки стульев, кушетки - что располагалась в правом углу от окна в близи живописного, цветочного уголка, на другой стороне большой белый рояль, на котором стояла хрустальная ваза с букетом свежих белых роз.
   Клара прошла к столу, окинула взглядом широкое блюдо, на котором лежали тонкие ломтики белого хлеба, сыра, небольшую вазу с сезонными фруктами, маслёнку, две чайные пары, мельхиоровые чайные ложечки на белой салфетке. Легко повернув голову, Клара огляделась. Тёмно-серые крашенные стены, мебель белого цвета, обивка ультрамарин, бледно голубые лёгкие шторы, скатерть, крашенный светлый пол, всё это придавало торжественность и вместе с тем воздушность гостиной. Протянув руку, она взяла из вазы жёлтую грушу и вонзила в неё свои острые зубки. Рот Клары то час наполнился сладким утоляющим жажду соком. С грушей в руках она прошла по комнате, подошла к окну и остановилась. Подаваясь в перёд, она взглянула за стекло. День только начинался, а дворники уже дометали двор, который был небольшим, но уютным, обрамленным хорошо выстриженным кустарником, а перед домом были разбиты несколько горок цветочных газонов. Отпрянув от окна, Клара неожиданно, повернулась лицом к широкому проёму распахнутых белых с стеклом на всё полотно дверей. Из прихожей, сидя на маленькой табуретке, начищая хозяйскую обувь, на неё испытующе глядела горничная. Клара, как и на кануне смутилась, отвела взгляд и уже хотела вернуться в комнату от куда вышла, но тук открылась настежь дверь, находившаяся рядом с комнатой, где провела ночь Клара. В дверях, в изумрудном пеньюаре, с распущенными до плеч волосами стояла барышня. Ласково улыбаясь, она спросила у Клары:
   -Как спалось тебе подружка?
   Клара, ничего не говоря, подбежала к барышне и обняла её. Прижимаясь всем тельцем к барышне, Клара блаженно улыбалась. А барышня, поспешила дать распоряжение горничной:
   -Поля, пожалуйста, подавай чай.
   Завтракали не спеша, в ночном убранстве. Клара, уже хорошо владевшая приборами, походила на прирождённую маленькую барышню. Барышня искоса бросала на Клару ласковый взгляд, примечая достижения и испытывала некую гордость за себя и свою воспитанницу.
   За завтраком, было решено, что сразу после завтрака они отпишут письмо матери Клары, а
  Поля отправит. Они же ближе к вечеру пойдут в городской театр, где барышня служила актрисой.
  Глаза Клары светились радостью, одаривая барышню широкой улыбкой. Она слышала от барышни, каким ремеслом та владеет, но теперь ей предстояло увидеть место, где происходят театральные действия.
   Прошёл день. Наконец, после обеденного отдыха, в пять часов после полудня они вышли из дома. Барышня, в прилегающем к бёдрам платье цвета болотной травы, длинной по щиколотку, отороченной по краям не глубокой горловины чёрной тесьмой, в цвет платья маленькой шляпки со свисающими вниз полями, закрывающими немного лицо. Клара в летящем платье цвета бирюзы ниже колен, в замшевых светлых туфельках на небольшом каблучке с вплетённой в косу атласной лентой в цвет платья. Свободно вздохнув, они пошли по чудесной липовой аллеи, что обегала вокруг всей улицы Московская. Тень каштанов, лип, клёна была густа, солнце с трудом пробивалось сквозь ветви и дрожало на покрытой тенью дороге. Жара спала и на улицах города стало многолюдно. По аллеи, степенные мужи важно передвигались, держа под руку своих супруг. Гувернантки, бегали за подвижными барчуками. Пожилые горожанки, в старомодных юбках и чепцах, прохаживались, гордо неся себя, держа головы кверху на негнущихся шеях. Свободолюбивые студенты, щёголи, модницы, жеманницы, вальяжно прохаживались парами, небольшими группами.
   Барышня с Кларой шли не спеша, наслаждаясь прохладой. Барышне, степенные мужи уважительно кланялись, некоторые, украдкой бросали искромётные взгляды, их супруги, пожилые горожанки, сдержанно улыбались, чуть заметным наклоном головы приводили свои шеи в движение. Студенты, щеголи, модницы, жеманницы, все они кланялись любезно ей, изображая возвышенные улыбки на утончённых лицах, полных восторга.
  
   Клара с барышней прошли метров пятьсот и дошли до того места, где аллея плавно перетекала в три пешеходные дорожки, центральная из которых, протяжённостью около десяти метров подводила к памятнику Кольцова - (сидевшему на постаменте в глубокой задумчивости). Две других расходились по сторонам полукругом, огибая театральную площадь, на которой располагался Городской Зимний театр, с теремками, башенками, балконами в русском стиле. Они повернули на лево, прошли мимо четырёхэтажного городского кинотеатра, подошли к пересечению улиц Старомосковская и Большая Дворянская, - что была главной улицей города. На ней на Большой Дворянской стояло современное украшение города, гостиница "Бристоль", внутри которой между этажами ходил лифт, на ней же располагались; - гост. Франция, гост. Центральная, городской Универмаг и другие украшавшие город здания. Размер площади, простор улицы, сам театр, который походил на сказочный дворец, на Клару производили впечатление. Раскрыв широко глаза, она вертела головой в разные стороны, тем самым несколько отставая от барышни. У перехода, через Большую Дворянскую, барышня задержалась, дожидаясь Клару, а когда та подошла, сделала шаг в перёд, но Клара, неожиданно схватив за руку барышню дёрнула за неё и, остановилась как вкопанная. По улице, стуча колёсами по рельсам, на большой скорости мчался трамвай с пассажирами. Взглянув в испуганное лицо Клары, барышня прижала её к себе, а когда трамвай проехал, оставляя за собой облако пыли, она, не оставляя руки Клары перевела её через дорогу и продолжая путь, рассказала о "чуде машине" и её предназначении.
   Театральная площадь, Зимний театр, были центром культурной и общественной жизни города. Зимний театр круглый год притягивал к себе горожан, особенно с сентября и по Великий пост, - время театрального сезона, когда в театре давали представления гастролёры из Москвы, Петербурга. Восемьсот мест, что имел театр, заполнялись почти полностью. Особенно пользовалась большим успехом украинская труппа. За простоту и доступность к пониманию текстов, за песни, танцы в каждом представлении, даже с окраин, горожане несли свои гроши.
   В этот вечер, играли водевиль. До начала представления оставалось чуть больше часа. Не малое количество зрителей, уже ожидавших представление, толпились возле парадной, другие медленно прохаживались по тротуару вдоль здания театра. Завидев барышню, те, что у парадной, спешно расступились, создавая подобие открытого тоннеля, улыбались, заигрывали, выпячивали вперёд открытки с изображением барышни. Пропуская вперёд Клару, барышня, великодушно откликалась улыбкой, поклонами. Когда переступили порог театра, в фойе, барышня взяла Клару за руку и вместе с ней поднявшись по боковым ступенькам, прошла в свою гримёрную, попутно откликаясь на приветствие коллег по цеху и других работников театра, которые с нескрываемым интересом бросали взгляды на Клару. В гримёрной, барышня усадила Клару на маленький диванчик, рядом с которым стоял кофейный столик с кувшином воды и чистым стаканом. Барышня из кувшина налила в стакан воды и подала Кларе, сказав при этом:
   -Клара, ты передохни, выпей воды, а потом прогуляйся по театру, пака я буду готовиться. - И она на минуту присела рядом. Подкатив глаза, она приставила сложенные вместе кисти рук к губам, которые тихо восклицали:
   -Водевиль Клара, это праздник! А театр, моя жизнь! - И лицо барышни засияло улыбкой.
   Сделав глоток, Клара начала предвкушать зрелище, а барышня встала с дивана и зайдя за ширму в китайском стиле, принялась переодеваться.
   -Ладно, пойду погуляю, - и Клара, вставая с дивана. Она поставила стакан с водой на рядом кофейный столик и вышла.
   В фае, собирались зрители. Им раздавали программки, пахнувшие ещё свежей типографской краской. Многие раскрывали их, читая действующих лиц:
   -Лев Гурыч Синичкин, провинциальный актёр.
   -Лизочка Синичкина, его дочь.
   -Раиса Сурмилова, местная примадонна.
   -Князь Серж Ветринский.
   -Фёдор Семёныч Борзиков, драматург.
   -Граф Зефиров.
   -Пётр Петрович Пустославцев.
   -Артисты, слуги, гусары, работники и зрители театра.
   А в лицах других зрителей, было заметно томление в ожидании представления.
   А за занавесом, на сцене, шли последние приготовления. Художник с всклоченными рыжими волосами, на вид рассеянный, нервно обходил свои декорации; переставляли мебель, другие предметы с одного места на другое, одёргивал, тряс, теребил текстиль, предавая ему нужные художнику формы, исправлял другие шероховатости.
  Режиссёр, раздавал последние указания актёрам делая необычайные движения, а те, впивались своими глазами, запоминая эти движения. В двух шагах от основной группы актёров, стоял высокий красавец брюнет лет тридцати. Он высокомерно смотрел в низ, придерживая шляпу, поигрывая тростью. При каждом его движении тончайшего кружева жабо трепетали, как крылья больших бабочек.
   Выглядывая из-за кулис, обходя театр, Клара жадно впитывала всё что видела и от увиденного, от атмосферы, царившей в театре, она испытывала сильные душевные чувства. Её никто не останавливал, никто не замечал её, все были заняты предстоявшим представлением. В момент, когда, горожане начали заполнять зрительный зал, Клара уже сидела в партере в четвёртом ряду, на подставленном стуле с края. Медленно, по слогам, она мысленно читала в программке краткое содержание; "Лиза Синичкина мечтает стать актрисой, как и её отец. Лев Гурыч старается помочь талантливой дочери, но творческая карьера дочери зависит не только от её таланта. Интриги, своенравный директор, примадонна Раиса Сурмилова, поклонники прилипалы, всё это становится на пути юной Лизочки. И ей приходится через всё проходить, не без помощи батюшки."
   Наконец, вспыхнули светильники, представление началось. Все пять действий, для Клары прошли как одно. Она сидела неподвижно, затаив дыхание; ноги её были не в силах оторваться от пола, также как взгляд от сцены. Даже в антракт, когда большая часть зрителей покинула свои места, чтобы размять косточки, наведаться в буфет, Клара продолжала сидеть на своём месте. Она вновь и вновь переживала увиденное, переживала за Лизочку, роль которой играла барышня: -"Как играла!" - думала Клара. И тотчас образ барышни вставал у неё перед глазами. То барышня вспыхивала, будто поглощённая сама собой, приобретая естественность в игре, простоту, натуральность как у юной девицы, которую она изображала, то она внимательно смотрела куда - то в даль. Блеск Клариных глаз говорил, что она ею любовалась.
   Представление окончилось. Раздались аплодисменты. Актёры опустились в глубокий, придворный реверанс. Зрительный зал постепенно опустел. Клара продолжала сидеть, находясь в мечтах о сцене, ещё не зная своих сил, дарований, полной мыслей и благородства. И теперь спустя десятилетия, вытаскивая воспоминания, будто старые вещи из пыли в чулане, Клара понимала, встреча и дружба с барышней для неё стало внутренним ориентиром, компасом для всей её жизни.
  
   Неожиданно, неизвестная открыла глаза. Рядом с её кроватью, слегка наклонившись над ней стояла Александра Семёновна. Лицо неизвестной улыбнулось, но не Александре Семёновне, а собственным воспоминаниям и тут же улыбка с её лица сошла на нет, а тихие печальные глаза, минуту глядели в умные глаза Александры Семёновны. Одна знала, что не в силах что-либо изменить, другая безропотно принимала своё положение. Александра Семёновна, положив свою руку на плечо неизвестной, тихо проникновенным голосом сказала:
   -Я постараюсь, всё что от меня зависит...
   Лёгкая тень ироничной улыбки скользнуло по лицу неизвестной, а по вискам вниз скатились слезинки.
   Было четверть четвёртого после полудня, когда Александра Семёновна посетила палату. Её обитатели уже не спали. Галина Захаровна и Елена Владимировна, сидя на кроватях друг перед другом распивали чай с Шарлоткой, при этом тихо беседуя. Анна Петровна сидела за столом делая маленькие глотки горячего чая, а в перерыве между глотками, кусок за куском откусывала от сдобной булки. Опустив глаза, она сидела в задумчивости, изредка бросая взгляд на Людмилу Васильевну, которая ещё лежала на кровати с озадаченным лицом. Иногда, как бы спохватываясь, она бросала тревожный взгляд на Анну Петровну, но следом вновь уходила в себя.
   Когда дверь открылась и порог палаты переступила Александра Семёновна, все кто чаёвничал, оставили это занятие, а Людмила Васильевна приняла положение сидя, сунув свешенные ноги в тапки.
   Вошедшая острым взглядом окинула обитателей, заметила в Людмиле Васильевне волнение, но не показывая это, она мягким, но твёрдым голосом пожелала приятного аппетита, и поспешила подойти к кровати неизвестной.
   Все продолжили чаёвничать, а Людмила Васильевна осталась сидеть в решимости заговорить. Она глядела в окно, где за стеклом, сидя на ветках без тополя, где уже мало оставалось листвы переговаривалась стайка синиц.
   Отойдя от кровати неизвестной, Александра Семёновна подошла к Анне Петровне, поинтересовалась, её самочувствием, как она погуляла на свежем воздухе, каково вообще её настроение. Она говорила с ней искательно, как с ребёнком, известным своими капризами.
  Та, прервав трапезу, неохотно улыбнувшись миролюбиво сказала:
   -Не дождусь завтрашнего дня...
   -Завтра перейдёте, - подтвердила Александра Семёновна и подошла к кровати Людмилы Васильевны. Она уже видимо торопилась, и разговор, допросы ей были некстати. Не скрывая утомления, она неохотно сказала:
   -О чём вы хотели у меня спросить?
   Лицо Людмилы Васильевны вспыхнуло, дрогнули губы. Тихим голосом, несколько неуверенно она начала говорить:
   -Александра Семёновна, почему меня так рано выписывают и с измененным диагнозом? У меня через месяц ВТЭК. Что мне делать?
   -Так бывает. Первый диагноз ошибочный...
   -Для меня ваше ошибка превратилась в кошмар! - И голос Людмилы Васильевны стал на пол тона громче и раздражительней. - Мне ошибочно поставили диагноз, и я потеряла работу получив мизерную пенсию, а теперь мне и вовсе её платить не будут... - Левая часть лица у неё начала подёргиваться, подёргиваться начал левый глаз. Людмила Васильевна приложила ладонь.
   -Ваше состояние нам и вправду было долго непонятным, от сюда и изменения в диагнозе. Так бывает и с этим ничего не поделаешь... А что до количества дней в больнице, вы хроник, можете лечиться амбулаторно, - несколько раздраженно, бросила Александра Семёновна.
   Минуту они глядели друг на друга, зрачки в зрачки, будто давние враги, но потом у Александры Семеновны взгляд смягчился и вкрадчиво с мягкостью она сказала:
   -В вашем случае, я не вижу никаких проблем. - И она, развернувшись, не оборачивая головы, гордой походкой, откинув назад голову, вышла из палаты.
   Лицо Людмилы Васильевны пылало от досады. Она взглянула на сидевшую за столом Анну Петровну. На неё глядели хитрые, с прищуром глаза.
  
   Галина Захаровна подошла к кровати неизвестной, и присела на край. Глаза неизвестной, не моргая, глядели в потолок.
   -Бабуля, водицы попьёшь? А может горячего чайку с пирогом?
   Неизвестная перевела взгляд на неё. Он был отсутствующим.
   -Чайку с пирогом будете?
   -Взгляд на глазах поменялся. Было видно, что она пыталась совладать с непослушным языком, и наконец, чуть слышно протянула:
   -Воды - ы - ы!
   Галины Захаровна расплылась в улыбке. Повернув голову, она взглянула на Елену Владимировну, которая молча следила за происходящим.
   -Ленок, ты слышала? - в полголоса сказала она, и взяв с тумбочки стакан, протянула его приятельнице. - Налей водицы тёпленькой? - И уже спустя две, три минуты, Галина Захаровна небольшие порции теплой воды вливала в рот неизвестной, головной край которой был приподнят так, что та могла видеть всех вокруг.
   - Ничего бабуля, вы ещё выкарабкаетесь! Вот бы еще вашу родню найти. А то выпишут, и куда везти? Ну ничего, даст бог, найдутся...
   Анна Петровна, которая едва ли внимательно слушала речь Галины Захаровны, повернувшись всем своим грузным телом и раскрасневшимся лицом от горячего чая, присоединилась к разговору:
   -А может этой родни у неё и нет, а если есть, то искать не хотят! - И не спеша встав из-за стола направилась к своей кровати.
   Женщины переглянулись. Во взгляде Елены Владимировны читалось желание возразить, но Галина Захаровна, сжав и без того узкие губы, слегка покрутила головой, тем самым давая понять, что, не стоит связываться. Неизвестная, едва услышала, и слёзы безмолвно полились из глаз.
   -Не слушайте, - тихо, сказала Галина Захаровна, сжимая стакан, как бы держась за него.
   Минут пять прошло. Слёзы отступили. Вздохнув глубоко, скорбным взглядом она обвела присутствующих; чуть заметная ирония прошла по губам, когда она встретилась с глазами Галины Захаровны, взгляд которой излучал сострадание. Галина Захаровна встала, опустила головной конец, помогла справить нужду, и вернулась к своей кровати, где продолжила пить свой уже остывший чай. Тем временем, в нетерпении Людмила Васильевна, то вставала с кровати, семеня по дощатому полу до двери и обратно, сунув руки в карманы халата, то подходила к окну, глядела за стекло, барабаня изящными пальцами по подоконнику, то вновь ложилась на кровать, бегая глазами по потолку. Раздался телефонный звонок. Галина Захаровна полуобернулась, на неё посмотрела Анна Петровна, отрывисто и прямо, как смотрят, кидая слово "дура", сама засовывая руку под подушку, чтобы достать телефон. Как только она поднесла к уху телефон, лицо её приобрело доброжелательный вид и слушая голос на другом конце провода, она, не спеша, переваливаясь, будто гусыня, покинула палату.
   Ясный погожий день к вечеру сменился непогодой. Резкий ветер порывами срывал с веток последнюю листву кружил её, нёс в даль, бросал на землю к листве другой уже потерявшей всю привлекательность ещё недавно ярких цветов... Неожиданно стихал, давая волю потоком дождя. Когда ливень стихал, вновь начинал дуть ветер, гоня тяжёлые низкие тучи над землёй. Потолок, стал темным. "Ещё два часа назад он был белым, и по нём весело бегали солнечные лучи, трепетали тени листвы". Неизвестная опустила глаза. Она почувствовала, что устала. Но спать не хотелось. Прикрыв глаза, она вернулась в прошлое.
  
   В сентябре 1916 года, Клара, определена в женскую гимназию, где полюбившиеся ей наряды пришлось сменить на неуклюжее одеяние из серой ткани, белые пелерины и фартуки. Классные дамы гимназии отличались старо девической чопорностью и одеты в тёмно-синие форменные платья, в окружении таких же классных дам, которые важным кивком отвечали на почтительность поклонов. Дни в гимназии для Клары проходили тяжело и душно, хотя училась прилежно и легко, была приветлива и послушна как с классными дамами, так и с одноклассницами. Клара ждала конца занятий и с радостью покидала стены гимназии с вновь обретённой подружкой Леной, дочерью уважаемого горожанина, имевшего успешную текстильную мануфактуру. Семья, состоявшая из отца, матери, и старшего на пять лет брата, прожевала в своём двухэтажном доме, по ул. Московская, недалеко от ул. Садовой, где проживала Клара первый этаж которого занимала лавка. Семья жила спокойно, соблюдая дедовские законы, с нечастыми невинными разнообразными выездами в дни церковных праздников. С блондинкой, испещрёнными веснушками на лице, не высокого роста, пухленькой Леной, Клара вот уже месяц сидела за партой, а после занятий они вместе выходили из гимназии, садились в полюбившейся Кларе трамвай и ехали три остановки, выходили и не спеша шли по Большой дворянской. Они держались за руки, оборачиваясь друг к другу лицом и доброжелательно с лаской глядели друг на друга. Заходили в магазины женской одежды, шляпные магазины, в галантерею, внимательно изучая витрины. Клара много рассказывала Лене о барышне о театре и даже один раз, в воскресный день, они ходили в театр на дневное представление, в котором играла барышня.
   Сама же Клара не пропускала ни одного представления с участием барышни, а когда, редкими вечерами представлений не было, они вдвоём сидели в гостиной своей квартиры, Клара сидя на мягком диване читала в слух Есенина, Крылова, и других поэтов, и поэтесс, а барышня внимательно слушала, утопая в мягком большом кресле, с высокими подлокотниками с бокалом вина приподнятом вверх, так, что прищуренным левым глазом, она могла любоваться сквозь гранат вина на яркий отблеск канделябра, висевшей люстры. Были дни, когда в их доме собирались гости из пяти, семи, а иногда и из десяти человек. И по большей части, это были молодые мужчины, приятной внешности и не очень, высокие и низкие ростом, журналисты, художники и писатели местного разлива, пользовавшиеся успехом в городе. Клара любила такие дни. В доме было много смеха, звучал граммофон, пели песни, читали стихи и, конечно, к их чтению не редко привлекали Клару, и она охотно соглашалась, выбирая место у рояля, выпрямляя спину, приподнимая подбородок устремляя свой взгляд в окно. Барышня начинала тихо перебирать клавиши. Клара начинала читать:
   Сыплет черёмуха снегом,
   Зелень в цвету и росе.
   В поле, склоняясь к побегам,
   Ходят грачи в полосе.
  
   Никнут шелковые травы,
   Пахнет смолистой сосной.
   Ой вы, луга и дубравы, -
   Я одурманен весной.
  
   Кларе аплодировали. Она чувствовала успех. Но были дни, когда за барышней приезжал автомобиль и она уезжала на весь вечер, а иногда домой барышня возвращалась на другой день к обеду. Эти вечера и дни, Клара не любила.
  
   Без барышни дом пустел. А ещё эта Полина... Девушке было двадцать, ростом выше среднего, хорошо сложенная; служба в доме барышни, приучила её к чистоплотности. Её чёрные, густые промытые волосы были всегда в длинной по пояс косе, за белым чистым лицом, она старательно ухаживала при помощи настоек, кремов, что украдкой брала у хозяйки, с туалетного столика; выразительные карие глаза, тонкие хорошо отчерченные розовые влажные губы, безупречные зубы, за которыми она тоже следила и гордилась. Всё в ней было не от крестьянки с окрестности, а от девицы с именем... Хороша собой внешне, и зная об этом, она мечтала о молодых людях, стоявших выше её в социальном ранге. Умея читать и зная начальные азы арифметики, коими её обучила барышня, она тоже гордилась, но дальше не развивалась, только когда надо было показать себя перед гостями мужского пола, она умело бросалась заученными цитатами из газет, журналов. Преданная хозяйке, не дававшая повода для неудовольствия и упрёков, весёлая и угодливая, с тех пор как в доме появилась Клара, она стала невыносима. Приступы раздражения не оставляли её, от которых порою сдавливало в груди. Каждый раз, когда Клара оставалась одна, Поля, чем бы не занималась; убирала, гладила, или на кухне чистила хлебной гущей медную посуду, которая и без того блестела, она с презрением бросала взгляд по сторонам, не отличая Клару от предметов. Если та находилась рядом. Переносила взгляд с предметов на Клару, не задерживаясь, как на маловажном, при всём при этом не упускала возможности завести разговор:
   -Ты барышню из себя не корчь. Ты в этом доме из милости. Вот произойдёт что либо, и выпрут тебя отсюда. Поняла!?
   Первое время, Клара непонимающе, с волнением глядела в её сторону, а последующие разы, она молча уходила в свою комнату, где валилась на кровать, и уткнувшись лицом в подушку тихонько плакала. Её расстраивали речи Поли, она слабо понимала причину такого отношения к себе, и барышни она не спешила об этом всём рассказывать. Но как-то раз, после просьбы Клары к Поле, разбудить её утром следующего дня на занятие, Поля бросила в спину уходившей в свою комнату Клары:
   -Я тебе не прислуга, сама справляйся! Приживалка!
   В этот миг дверь в квартиру открылась и на пороге выросла из неоткуда барышня. Недоумевающе, она поглядела на Полю. А та, сильно побледнела, лицо её обрело выражение, человека, который внезапно одумался и хочет вернуть -то, что вырвалось.
   -Как тебе не стыдно! Кого ты вздумала отчитывать, она же ребёнок! - С порога, в длинном, цвета болотной травы - плаще, чёрных кожаных ботиках на невысоком каблучке, вспыхнула барышня, и тот - час тихим холодным голосом сказала, как отрезала. - Переночуешь, а завтра утром, чтобы я тебя в своём доме не видела! Моему терпению пришёл конец...
   -Наталья Прокопьевна! Простите меня! Взмолилась Поля. - Сама не знаю, как вырвалось!
   -Ты меня разочаровала Пелагея... Кто и какое место в моём доме будет занимать, решать мне... Уходи! - Всегда приветливые добрые глаза казались какими-то стеклянными и излучали холод. Но девушка, казалось, не слышала, она была угнетена, тем концом к которому она пришла, и к чему так долго стремилась.
   -Клара же, стояла у своей двери, опустив глаза. Казалось, она не дышит, казалось, её вовсе не было в комнате: - "Провалиться бы сквозь пол! Всё это из - за меня," - думала она: - "Надо вступиться!" - И Клара, сделав шаг вперёд, приоткрыла рот. Но барышня опередила. Она жестом ладони, вытянутой леву руку вперёд, остановила её.
   Оставшейся вечер был окончательно испорчен. Клара ушла в свою комнату, и не слышала, как Поля не один раз подходила к сидевшей в гостиной, в кресле барышни. Просила её простить, но та была непреклонна. Она молча, отрицательно вертела головой, разглядывая люстру, тени от которой, будто прутья клетки ниспадали кружевами на стены. Лицо её изменилось. Взамен обычной пленяющей привлекательности, на чертах её проступила печать озлобления. Поля было повалилась в ноги, но она жестом, всё той же левой руки удержала:
   -Я тебе не икона... - И встав с кресла, она ушла в свою комнату.
   На другой день, рано утром, когда ещё все спали, в модном, сером шерстяном пальто чуть выше щиколотки, повязанном вокруг шеи красных оттенков платке, войлочных ботинках, с двумя узлами через плечо и одним в руке, с багровым лицом, не скрывая своей досады, Поля покинула квартиру, хлопнув дверью.
  
   Спустя сутки, в доме появилась другая горничная. Женщина лет сорока, субтильная, бедно, но опрятно одетая, приходила в дом утром, справлялась по хозяйству и уходила. Такое положение всех устраивало. И всё было вроде бы хорошо в доме, спокойно, но Клара стала замечать изменения. По не известной ей причине, в театре реже стали играть представления, а когда играли, зрителей набиралось меньше половина. Барышня всё чаще вечерами оставалась дома в подавленном настроении. Они, как и прежде, сидели в гостиной, каждая на своём месте, только, когда Клара читала, барышня, поглощённая своими думками, сидела не двигаясь, в кресле. Клара замечала, что её не слушают, но всё равно читала, боясь потревожить барышню. Как - то раз, возвратившись после занятий, Клара нашла барышню сидевшей в кресле со слезами на глазах. Бросив портфель у порога, не разуваясь, она подбежала к ней, упала на колени, обхватив руками ноги барышни и вглядываясь детскими бирюзовыми глазами в заплаканное лицо барышни, расплакалась сама. Барышня взяла её маленькую голову в свои руки, коснулась губами её лба и тихо, проникновенно сказала:
   -Я жду письма от человека, который мне очень дорог. Он вот уже как месяц покинул меня. Обещал писать, но не пишет.
   -А где он, ваш человек?
   -На фронте, - и немного помолчав, устремив свой взгляд куда- то очень далеко, она продолжила. - Он недавно приезжал в отпуск после ранения. Мы с ним познакомились в театре, он на представление приходил. Играли "На дне". О - о -о, сколько разговоров ходило, после каждого представления, - и барышня вновь, на минуту, другую, ушла в себя. Следом очнувшись, продолжила говорить, - мы с ним много обсуждали пьесу, спорили, потому как по-разному, смотрим на проблемы, представленные в этой пьесе. Но знаешь Клара, в одном мы едины, трудно живёт простой человек. И он за перемены, но не путём забастовок, а путём договорённостей монархии с простолюдинами, путём нужных законов. Ох, Клара, какая у него светлая голова... - И взгляд барышни вновь устремился куда - то далеко...
   -Идёт война? - тихо спросила Клара.
   -Да, и он как "Сын отечества", должен быть там, где больше всего нужен Отечеству.
   Раздался звонок колокольчика. Горничная, находившаяся на кухни, поспешила открыть входную дверь. На пороге стоял посыльный с протянутой рукой, в которой держал почтовый конверт, на котором размашистым мужским подчерком был написан адрес и инициалы барышни.
  Завидев конверт, барышня спешно встала, подошла к открытой двери, протянула посыльному монету и когда дверь за посыльным закрылась, она буквально вырвала конверт из рук горничной. Прильнула к нему губами, глубоко вдыхая его запах.
   -Я пойду к себе, - сказала она и ушла.
   -Письмо от него? - Вслед взглянув, Клара поднялась с колен, прошла в прихожую, где наконец смогла разуться и снять пальто, прошла в свою комнату. В комнате, переодеваясь в домашнее, она в мыслях вернулась на полчаса назад, к сказанному барышней о бедном, простом человеке, о его тяжелой жизни и неожиданно она вспомнила мать. Молнией пронзила мысль о ней: - "Батрачка, она весь свой трудовой день отдавала помещику! Все дни она проводила в изнурительной работе, не имея своей собственной жизни, а итогом была нищета." Она вспомнила, желуди, лебеду, что служили им съестным, хлеб из мякины и горстки непросеянной муки. Её маленькое сердечко сжалось от тоски по матери, сестрам. Она взяла портфель с пола, поставила на стул возле письменного стола, открыла его и достала из него тетрадь, деревянную коробочку с карандашами. Поставив портфель на пол, она достала из ящика стола лист почтовой бумаги, которую положила на тетрадь, из коробки достала карандаш и принялась писать ровным детским подчерком письмо матери, где описала свою жизнь за последний месяц, поинтересовалась о здоровье её, сестёр и когда письмо было написано, она свернула лист в четверо, вложила его в конверт, что достала из ящика стола. Она было хотела конверт запечатать, но задумавшись на секунду остановилась. Подняла портфель с пола, открыв достала из него маленький кожаный мешочек, развязав узелок высыпала содержимое на стол. Медные, серебряные монеты застучали по столу. Клара, держа за край дна, потрясла мешочек и оттуда выпали ещё две банкноты по одному рублю, которые Клара, следом за письмом вложила в конверт. Дверь нешумно открылась, и в комнату вошла барышня. От волнения барышня не могла говорить, лишь блаженно улыбаясь, она прижимала к груди чуть дрожащие тонкие листки почтовой бумаги.
   -Маме письмо написала, - тихо сказала Клара.
   -Правильно сделала. Надо деньги послать.
   -Положила, - сказала Клара, расплываясь в улыбке.
   -Сколько?
   -Два рубля.
   -Мало! - И барышня ушла, а когда спустя несколько минут она вернулась, то в руке она держала пятьдесят рублей банкнотой. Барышня положила на край стола деньги заметив:
   -Другой раз больше пошлём. А теперь заканчивай и приходи пить чай, - Барышня поцеловала Кларин лоб и ушла, а Клара, сев за письменный стол начала запечатывать конверт.
   Часы, что стояли на комоде в комнате у Клары, показывали восемь вечера. Горничная уже ушла, поэтому барышня сама поставила самовар, вернувшись в гостиную, села в своё кресло и вновь поднесла к глазам письмо от возлюбленного, принялась перечитывать, бережно, не спеша, наслаждаясь каждым словом. Прочитав, она откинулась назад, прикрыла глаза, и так просидела четверть часа пока Клара не вышла из своей комнаты и начала собирать на стол к чаю. Когда чайная пара, вазочка с шоколадными пряниками стояла на столе Клара подошла к барышне и положила свою маленькую, детскую ладонь с тонкими длинными пальцами. Та открыла глаза. Лёгкая улыбка пробежала по её красивому, но несколько уставшему лицу.
   -Я задумалась, - тихо сказала барышня и выпрямив спину встала, оставив письмо на кресле.
   Больше часа они сидели за столом, пили чай, разговаривали о пережитом за прошедший день, о скором дне рождения Клары, который барышня решила отметить. А тем временем, за окном снег покрывал скованную морозом землю матушки России, а горевшие газовые фонари придавали двору некую сказочность.
  
   27 декабря, 1916 года, Кларе исполнилось десять лет. Это был первый раз, когда праздновался её день рождения. Ждали гостей. В новой белой шёлковой блузке с короткими рукавами фонариками и тонким воротничком, который плавно переходил в бант, закрывая верхнюю часть декольте, в чёрной плиссированной юбки, скрывающей голень и новеньких чёрных лаковых туфельках, Клара очень ждала прихода гостей. Она не отрывала глаз от немецких часов, висевших в гостиной, и, казалось, не могла дождаться появления их. Когда же, к обеду, на пороге появились первые гости, Лена и Валя одноклассницы, на губах Клары появилась улыбка, которая не сходила с её лица весь последующий вечер.
   Переступив порог квартиры, девчонки, громко огласили составленное, заученное им поздравление:
  
   Пусть этот день наполнится улыбками!
   Весельем, радостью и множеством друзей!
   Пусть чувство счастья не покидает целый день!
   Ведь, День рождение, приходит не каждый день...
  
   Лена от двоих, вручила имениннице небольшого коричневого плюшевого медвежонка с красным бантом на шеи. Клара с радостью взяла подарок, и предложила девочкам пройти в гостиную, где уже стоял накрытым стол. А сама, разглядывая подарок прошла в свою комнату, обняла медведя, коснулась губами его лба, посадила на кровать возле подушки, присела на край кровати сама и задумалась. Она вспомнила, тряпичную куклу в ситцевом сарафане и светлыми из грубой нити волосами, сшитую ей матерью на восемь лет. Клара очнулась, когда в дверь постучали, а следом она приоткрылась и в проёме показалась голова горничной.
   -Там ещё гости пришли, - сказала она и спешно закрыла за собой дверь.
   -Иду! - И Клара поспешила к гостям.
   В прихожей, стояло трое пригожих, статных, как на подбор молодых мужчин. Один из которых, кого Клара в первые увидела, удерживал в руках букет из белых в бутоне роз. Высокий, несколько длинноватыми уложенными русыми волосами, лет двадцати с небольшим, мужественным утончённым лицом, умными, пронзительными светлыми глазами, что были отчерчены тёмной каймой, манерами и обхождением благородного происхождения в тёмном строгом костюме из-под ворота которого красовалась белоснежная рубашка. Двое других, Кларе были знакомы; Дмитрий и Павел, актёры театра, где служила барышня и завсегдатаи этого дома. Оба держали в руке по букету белых хризантем. Дмитрий - блондин с короткими волосами, спешно окинул всех присутствующих своими карими с хитрецой глазами и остановил взгляд на Кларе, которая легко, будто порхая шла на встречу.
   -Клара, душа моя! - расплываясь в улыбке, тенором пропел Дмитрий, разводя руки в стороны будто хотел обнять Клару. - Позволь поздравить тебя и припасть к твоей нежнейшей ручке!
   Клара подошла к Дмитрию. Её лицо озаряла улыбка, глаза блестели радостью, щеки покрывал лёгкий румянец. Она взяла протянутый ей букет и следом, робко протянула свою правую руку. Дмитрий, припал губами, а спустя секунду, из кармана модного чёрного пальто достал вытянутую, бархатную коробочку, перевязанную розовой лентой и продолжая расплываться в улыбке, протянул её Кларе. Клара взяла подарок и в миг на месте Дмитрия, вырос Павел, с волнистыми до плеч, каштановыми волосами на худощавом скуластом лице. Сдержанный, он преподнёс букет, красную квадратную картонную коробочку, перевязанную розовым атласным бантом. Клара поблагодарила его, принимая поздравления и оглядываясь по сторонам. Горничная, стоявшая рядом спешно приняла букет и подарок Дмитрия. Поздравив именинницу, сослуживцы, обратили своё внимание на хозяйку дома. Перед Кларой предстал незнакомец со взглядом романтика на серые глаза которого спадала тёмно русая прядь волос. Его глаза смело глядели на Клару, а худощавые, изящные, мускулистые руки протягивали цветы.
   -Владимир! - бархатным баритоном представился незнакомец.
   Клара, смутилась, опустила глаза в пол, её щеки зардели. Владимир прочёл четверостишье:
  
   У каждого в жизни своя река.
   Пусть ваша будет полноводна и чиста!
   Пусть плавно огибает берега!
   И не приносит слёз, вам никогда!
  
   -Клара, - тихо сказала она, поднимая глаза на Владимира, который терпеливо держал букет сопровождая его сдержанной улыбкой чувствительных пухлых губ. Горничная освободила руки Клары от предыдущего букета и подарка. Клара, нерешительно протянула руки к букету, будто боялась уколоться шипами. Внутри, она испытывала неведомую до сей поры тревогу. И как только букет оказался у неё в руках, Владимир откланялся и поспешил присоединиться к барышне, которая вела разговор с Дмитрием и Павлом, вела в полголоса, но весьма оживлённо.
   Клара проводила его взглядом, скользнула взглядом по собравшимся, на миг задержав взгляд на барышне, переключилась на цветы. Она вдохнула слабый - сладковатый аромат роз передала цветы горничной и поспешила присоединиться к своим подружкам, которые молча ждали её, сидя на кушетке. Как только они увидели идущую к ним Клару, спешно встали и сделали шаг на встречу, а когда та подошла, принялись расспрашивать её о молодцах. Как звать? кто такие? Клара стояла с горделивой осанкой отвечая на вопросы, наблюдая за восторженной реакцией подруг.
   Прошло ещё несколько минут, и барышня пригласила всех к столу. Поскольку время было обеденным, все гости поспешили сесть на стулья вокруг стола, который был сервирован фарфоровой посудой, венецианским стеклом и серебром, стояли три бутылки с шампанским, по два блюда с каждой стороны с мясной нарезкой из говяжьего языка, постного свиного рулета, копчёных колбас трёх сортов, нарезки из свежих помидоров и огурцом эстетично уложенных, двух небольших салатников с квашенной капустой. К кульминации, горничная поставила в центр стола блюдо с запечённой индейкой вокруг которой будто хоровод, лежали небольшие, ровные, румяные картофелины.
   Все в удовольствие провели более трёх часов; поздравляли Клару, поднимали в её честь бокалы, закусывали, танцевали, Клара читала стихи, барышня пела. После, Клара задула свечи на торте, пили чай, кофе. Покидая дом, каждый из гостей благодарил хозяев за гостеприимство.
  
   Другой раз, барышня приняла гостей на второй день наступившего 1917года. Пришедшие после полудня Дмитрий, Павел, и Владимир просидели до позднего вечера за несколькими чашками чая с вишнёвым вареньем, хранившимся с лета пятнадцатого года, за разговорами о матушке России, который временами становился жарким. Брат Дмитрия в письмах с фронта сообщал тревожные новости, будто солдат заели вши, они голодные плохо одеты, и к тому же терпят поражение. На фоне этого, между горожан ходили слухи, что нищие разорённые земли выступали в ещё большем убожестве и разорении. Что на дорогах то и дело встречались бегуны с войны, от войны. И ужасен был вид измождённых, голодных людей; женщин, детей, стариков со сморщенными лицами. Слухи подхватывал город. Шептались всё громче, что звезда "Царя", скоро к закату придёт.
   -Опора для царей русских, в лице народа уже давно слаба, - утверждал Владимир. - Потому как, народ судил их за то, что они видели в нём лишь "чернь, чёрный люд." И хоть крепостное право отменили давно, а жить простому народу легче не стало. Как он был для помещиков "подлым людом", таким он и оставался, с непомерными налогами, непомерными правами помещиков, фабрикантов над ним "подлым людом." - Во взгляде его читалось решимость, твёрдость, и в то же время он оставался спокойным.
   -Да, общественное мнение разделилось, - начал в полголоса говорить Павел. - Я тут, на днях на почту заходил, за переводом от родителей, там нечаянно стал свидетелем разговора, кучки добропорядочных мужей, и знаете, меж них согласия нет. Один ругает царя за недостаток силы монархической, а другой жалует его.
   -Друзья, у меня тоже есть на этот счёт своё мнение, - возразил Дмитрий. - Я согласен в части того, что к простому народу следует относиться уважительней, защищать их права, но, ставить его на одну доску с уважаемыми людьми я бы не стал, потому как в простом народе много дикого, необузданного. Да и отказываться от монархии, это значит повергнуть всю империю в хаос! Кто управлять будет? Кто будет ответственным за то или иное решение?
   -Я за обновления, преобразования! - Эмоционально, громко сказал Павел. - Буржуазии следует поделиться тем, что оно имеет с простым народом, нести в народ просветительную деятельность. Но я с Дмитрием согласен в том, что монархия - это столп, на котором зиждется империя.
   -Безумие! - громче обычного бросил Владимир. - Надеяться на обновления, преобразования деспотизма и власть добродетелей его. Те, кому с рождения дарована власть милости божии, добровольно не откажутся от неё, от своих преимуществ и делиться с народом не будет.
   Клара, сидя в кресле с учебником грамматики, слушала разговор затаив дыхание, не обнаруживая своего присутствия, Она не то, чтобы боялась помешать разговору, нет, она глядела на Владимира, который как довод своему протесту привёл рукопись Радищева, "Путешествие из Петербурга в Москву", где он писал о боли простого народа. О том, что униженный и оскорблённый народ, когда ни будь вырастет в великую силу, которую если она двинется, остановить уж больше будет нельзя. Что необузданности, разврата, хватает и у людей высшего сословия. Что если простому народу дать возможность учиться наукам, дикость уйдёт. Клара видела греческий профиль Владимира и от него не могла отвести глаз, да и вопрос что поднимал он Кларе в её десять лет был близок, и она хорошо понимала о чём говорил он, потому как её мать, сестра, да и она сама были тем самым народом...
   -Что ты хочешь? - перебил Дмитрий, нервно теребя край скатерти. - Нет, можешь не говорить, я знаю. Ты хочешь переворота!?
   -Да, Революции! - Ещё громче бросил Владимир, и все его черты лица бросили вызов. - И время для Революции настало! Сколько лет народ шёл к переменам, к равенству, братству. А сколько дворян вставало на защиту простого человека, битого помещиком, солдатчиной, засуженных бесправным судом. Я рад, что время перемен вскоре настанет! Что простые люди вздохнут выпрямят плечи, смогут заглянуть в будущее!
   Его слушали в тишине. И как стрелы, вонзались его слова в сердце Клары, Павел отрицательно покачивал головой, барышня с взглядом далёких мыслей глядела сквозь Владимира, глаза же Дмитрия, горели нескрываемой насмешкой, но желание выслушать до конца не давало перебить, и высказать свою мысль. Но как только Виктор умолк, промокая платком испарину на лбу, Дмитрий вновь ему громко возразил:
   -Такие как вы, способны только разрушать! Но запомни мои слова, разрушая, ты сам попадёшь под колёса созданной тобой машиной, имя которой Революция!
   В какой-то момент барышня будто очнулась ото сна, взглянула на часы стрелки которых показывали начало половина десятого и тотчас немедля заявила:
   -Послушайте господа, уже поздно, нам с Кларой пора отдыхать. И вот что ещё. Теперешнее время конечно не простое, но даст бог наша родина пройдёт и этот путь, извлекая уроки, - в словах её чувствовалась горечь, и голос её звучал резковато. Она встала из-за стола, следом встали остальные и поспешили к входной двери, где оделись, откланялись, подошедшей хозяйки и ушли.
   В тоже самое время, оставив учебник на кресле, Клара подошла к столу, где принялась собирать посуду на серебряный с восточными мотивами поднос и когда посуда была собрана, она отнесла его на кухню, поставила его на дубовый кухонный стол, зажгла горелку примуса, поставила греться чайник с водой. А когда, она поставила алюминиевый таз на табуретку, на кухню вошла барышня и сняв с огня чайник с тёплой водой стала поливать над тазом, над которым Клара начал мыть посуду.
   Мыли молча. Бросая взгляд на барышню, Клара видела её задумчивость и не решалась заговорить. Когда, Клара домывала последнюю чашку, Барышня тихо сказала:
   -Клара, уже поздно, иди ложись, я сама вытру посуду, - и подавшись в перёд она нежно коснулась губами лба Клары.
   -Но как же, - попыталась возразить Клара.
   -Нет, нет! Завтра на занятия...
   -Хорошо! Но можно узнать, кто такой этот Владимир? - И Клара робко поднял серо-зелёные глаза на барышню.
   -Владимир преподаёт в мужской гимназии, он кузен моему Аркадию. Он попросил Владимира навещать меня и помогать если возникнет такая необходимость. Владимир очень порядочный, но беспокойный сын для своего отца известного в городе адвоката, дворянина Чернышева, - и когда барышня умолкла, она вопросительно взглянула на Клару, а следом сказала:
   -Владимир тебе понравился?
   -Да нет, просто хотела узнать, - и Клара поспешила уйти в свою комнату.
  Она легла в постель, но сон к ней не шёл. Пред ней вставал образ Владимира; его выразительные умные глаза, красивые кисти рук не лишённые мужества, элегантный костюм, сидевший на нём как на манекене. Она вспомнила его речь, касавшаяся простого люда. Она вспоминала, а глаза медленно закрывались и когда сон окончательно взял верх, она прошептала: - "Как много хорошего собралось в одном человеке." - после чего крепко уснула.
  
   Морозы сковывали землю, под сильным ветром, снег становился колючим, забивал глаза, липнул к лицу. Передвигающиеся по городу горожане прятали свои лица под шубы, полушубки, шинели, выставляя из - подворотника прищуренные глаза ресницы, что покрывались инеем будто крылья бабочки. Обмотанная пуховым платком так что были видны только глаза, Клара вместе с Леной, больше не прогуливались по Большой дворянской. Проезжая на трамвае пять остановок, они сходили и попрощавшись, спешили каждая к своему дому. Изредка, проходя мимо кинотеатра, Клара в десяти шагах останавливалась перед взобравшемся на большой деревянный ящик, мужчиной, реже женщиной с суровыми, обветренными лицами, напускавшими на себя торжественность и говорившие о несостоятельности монархии, о ненужности войны -приводившей к ещё более обнищанию и без того бедного простого народа. Она видела, как вокруг выступавших собирались горожане, студенты, рабочие, инвалиды войны, дезертиры и прочие зеваки. Проходило несколько минут, и Клара покидала сборища, которое с каждой минутой увеличивалось. Ближе к вечеру - как будто из глубины ада, разверзалась буря. Выступающий, начинал петь и вскоре его пение покрывал многоголосый "Интернационал". Толпа приходила в движение. Их гул нарастал. Один голос поддерживал другой, голос предыдущего сливался с голосом последующего превращаясь в гул, а сквозь него были слышны голоса, - "копья", что то и дело вонзали в этот гул подзадоривающий боевой клич: - "Смерть буржуям!"
   Засыпавшая в своей кровати Клара, вскакивала и сев на край кровати потирала по-детски кулачками глаза, вставала подходила к письменному столу подавалась вперёд и глядела в окно, за которым собравшиеся жгли факелы, махали руками и палками... Клара шла в комнату барышни, подходила на цыпочках к ней, и пригнувшись к уху, шептала:
   -Я боюсь...
   Барышня, укладывала Клару рядом и та, находя успокоение и покой засыпала вновь. В то время как саму барышню терзали душевные муки, близкие к отчаянию и порой ей хотелось, как можно быстрей выбраться из города, из несчастной терзаемой страны. Она чувствовала свою беспомощность перед обстоятельствами. Засыпала в тревожном сне, а на другой день ходила в театр на репетиции, но представления игрались редко, уже не говоря о премьерах, гастролирующих актёров, те просто не приезжали. Сборов от представлений хватало на минимальные выплаты актёрам и другим работникам театра. Чуть позже, пришлось рассчитать горничную и разделить с Кларой обязанности по дому, где барышня производила необходимые покупки, носила бельё в прачечную, готовила не хитрую и скромную еду в виде каш и по большей части постных супов, а Клара следила за чистотой в доме, продолжая учиться в гимназии.
   Как-то раз за завтраком, барышня, виновато отводя глаза в сторону начала извиняться перед Кларой за скудность завтрака, за изрядно поношенную цигейковую шубку, валенки вместо кожаных сапожек, за то, что после занятий Кларе приходится наводить чистоту в доме вместо того, чтобы отдыхать или заниматься. Клара отставила ложку, пронзительно взглянула на барышню, встала подбежала к ней и присев на цепочки, начала целовать её руки, а между поцелуями бросая детский любящий взгляд на неё, волнующе сказала: -"Даже если нам придётся есть один чёрствый хлеб, я буду любить Вас!"
   Барышня взяла в свои руки лицо Клары, и тихо виновато продолжила:
   -Мне хочется верить, что это безумие скоро пройдёт, а вместе с ним и наши трудности... Наконец наши войны победят этих вероломных фрицев отменят революцию и заживём как раньше и даже лучше. Бог нам поможет! - И в этот момент глаза барышни устремились в морозное окно и намного дальше окна...
   Так, барышня думала и говорила в феврале 1917года. А в конце марта 1917 года, к нечастым стихийным митингам присоединились антивоенные митинги рабочих, перерастающие в многочисленные демонстрации, разгоняемые солдатами и казаками. Русская армия терпела поражения по всем фонтам; калеки на костылях, возвращались домой в ранах как телесных, так и душевных. Униженные, голодные, обездоленные в них, кипела кровь будто огненное содержимое земли и имея огромное желание выплеснуться, заливая всё в округе. И выплёскивали. А следом по улицам и площадям городов матушки России тянулись затылок к затылку каторжники, звеня на руках и ногах цепями, гонимые нагайками казаков и служивыми МВД.
   Третьего марта 1917 года, из газет все горожане узнали, что второго март 1917 года в Петрограде, Николай второй отрёкся от престола: - "Крах династии Романовых!" - Тихо протянула с ужасом в глазах барышня, откладывая газету в сторону.
   И уже в середине марта, случилось то, что оставило глубокий, незабываемый след в душе Клары. Подруга Лена и её семья потеряла на поле брани сына и брата, по этой причине первая не пришла в гимназию, почитаемая ей классная дама словесности слегла с тифом. Отнятый страшной болезнью урок не заменили другим и, в связи с этим класс Клары в полдень отпустили домой. Клара пошла пешком. Пройдя метров сто, она свернула на право, чтобы пройти тихими закоулками, и тем самым сократить путь. Эта часть города теперь была безлюдной, здесь на ночь в старых домах закрывались ставнями, высокие ворота заборов обегали вокруг владения, за которыми день и ночь лаяли собаки. Клара проходила вдоль заборов и не замечала порой истошный лай собак. Она думала о Лене, об её утрате брата, что был для неё не только родным по крови, но и близким по духу. Думала о классной даме, про которую в гимназии ходили слухи, что она очень плоха и дни её сочтены. Вспомнила её уроки, на которых царила добродетель. - "Завтра навещу Лену", - мысленно сказала себе Клара, подходя к своему дому.
  
   Мартовское, негреющее, но уже ласковое солнце осветило комнату, а вместе с ней и лицо барышни, сидевшей за столом сложа руки на коленях и имея взгляд далеко находящейся, в тот момент, когда Клара переступила порог квартиры. Клара, последнее время часто заставала барышню в таком душевном состоянии и поэтому, не привлекая к себе внимания она осторожно поставила на пол ранец, повесила снявшую с плеч шубку, на крючок кованной вешалки, разувшись, Клара взяла в руки ботинки чтобы поставить их на обувную полку под вешалкой. И вот не задача. Один ботинок выскользнул из её рук и с шумом упал на пол. Клара растерянно - виновато взглянула на барышню. Та вздрогнула, повернула голову. Увидев Клару, барышня встала и поспешила в прихожую. Пылающее лицо её было вдохновенно, прекрасно внутренней красотой, как человек идущий на сжигающий его подвиг. Подойдя к Кларе, она протянула обе руки. Клара, вдруг сильно побледнела, а глаза барышни блеснули влагой. Барышня молча взяла Клару за руки, повела в зал, где усадила её на диван и присела рядом, будто птица, желающая вот, вот, вспорхнуть. Для понимания она, не отпуская рук Клары, крепко их сжала, и глядя в её растерянные и несколько испуганные глаза. Медленно выбирая слова, начала говорить:
   -Клара, душа моя! Я хочу твоего понимания и по этой причине буду говорить с тобой как со взрослой. Я дочь своей родины, истинная дочь. Россия страдает. Понимаешь? Она больна и поэтому нуждается в помощи. Я обязана помочь ей... Быть ей полезной... - Барышня на минуту умолкла повернула голову и устремила взгляд в окно, покрытое морозными узорами. Минуту другую она молчала, вводя Клару в ещё больший непонятный для неё самой страх, а потом выдавила из себя. - Ты знаешь, у меня есть Аркадий, жених мой. Так вот, он серьёзно ранен и лежит в госпитале пака в Белоруссии, но как только представится возможность его перевезут в Россию. Я нужна ему...! Клара, я уезжаю к нему! Глаза Клары округлились. В них читалось удивление.
   -А я - я - я? - чуть слышно протянула она. - Я поеду с вами? - И то час Клара прокричала детским тоненьким голоском. - Да что я спрашиваю. Барышня, я поеду туда куда поедете вы! - Глаза её наполнились решимостью.
   -Ты Клара вернёшься домой к родным, - повысила голос барышня. - Там куда я поеду не безопасно... Я уже отписала своим знакомым письмо, они тебя встретят на станции и довезут до дома. Дорогу я оплачу и на первое время дам денег, - барышня понизила голос и в них прозвучали нотки вины, - так получилось Клара...
   Решимость в глазах Клары сменилось недоумением, а затем отчаянием. Она густо покраснела и склонила голову на грудь барышни, будто хотела укрыться в её сердце. Барышня прижала тоненькое тельце Клары к себе, из глаз обеих закапали слёзы.
   -Клара, душа моя! Как только весь этот ужас закончится, я вновь заберу тебя. Мы будем жить вместе, ты закончишь гимназию, продолжишь учебу... Кем ты хочешь стать?
   Клара подняла голову и пристально взглянув в глаза барышни, а следом тихо сказала:
   -Артисткой!
   -Актрисой?
   -Актрисой, - исправилась Клара.
   Достав из рукава, белый платочек, барышня нежно начала осушать полные слёз глаза Клары, промокать от них её щеки, нос.
   В одно из первых чисел мая барышня до полудня провела в сборах вещей для Клары, которая сидела в гостиной на диване с Леной разговаривая о разных пустяках, обменялись адресами, когда сборы были закончены, все трое сели за стол пить чай с чёрными ломтиками хлеба, смазанными тонким слоем топлёного масла, посыпанного сахаром, а уже ближе к обеду Лена с Кларой обнявшись попрощались.
   Когда же на город опустилась ночь, Клара пришла в комнату барышни. Они, лежа на кровати молча наслаждаясь присутствием друг друга, и вскоре Клара не заметила, как крепко уснула, а за ней и барышня.
   На другой день, когда в окне показалось очень раннее утро, больше похожее тусклой желтизной на закат, барышня с распущенными волосами сидела возле трюмо, перед большим зеркалом и изящным тонким подчерком на белом листе бумаги писала письмо. Она писала, медленно обдумывая каждое слово, комкала и выбрасывала в урну неудачные, по её мнению, письма. И вот, после скомканных пяти листов бумаги, она наконец написала. - "Здравствуйте, уважаемая Анастасия Николаевна! Волею судьбы мне пришлось нарушить данное мною вам слово. За что приношу Вам свои глубокие извинения. Кто же знал, что так всё изменится... Простите меня!"
   Когда тусклая желтизна ушла и небо стало рассветным, барышня сложила письмо, вложила его в конверт, в него же вложила две банкноты по сто рублей. Повернув голову, она взглянула на Клару, которая уже лежала с открытыми глазами наблюдая за ней.
   -Доброе утро! - тихо сказала Клара, потягиваясь в кровати.
   -Доброе утро душа моя! - тихо сказала барышня, поднимаясь со стула с конвертом в руке, она подошла к кровати и наклонившись изгибая тело будто кошка, коснулась влажными губами лба Клары. - Это письмо твоей маме. Ты его передашь?
   -Передам.
   -И прости меня! - Проникновенно добавила барышня.
   Клара кивнула головой, хотя не понимала за что у неё просят прощения.
   Вскоре, барышня позвала Клару завтракать. Клара, садясь за стол, сделала над собой усилие, съесть несколько ложек овсянки, но тщетно. Ей казалось, будто горло её сковало льдом, в голове бродили мысли: - "Они последний раз завтракают вместе и в последний раз Клара ловит добрый и вместе с тем волнующий взгляд барышни." Никогда ещё Кларе не было так плохо, как теперь.
   В полдень Клара в демисезонном, болотного цвета пальто, в коричневых ботинках и белом шерстяном берете, с авоськой в руке, и барышня с небольшим кожаным чемоданом спустились на первый этаж, вышли из дома, сели в экипаж, что ждал их у парадной. Молча доехали до вокзала, где барышня проводила в вагон Клару, посадила её на место, указанное в билете, и обратилась к рядом стоявшему не молодому проводнику с некрасивым вытянутым лицом, нижняя часть которой была прикрыта ухоженной седой бородой. Она попросила высадить Клару на нужной станции, при этом протянула ему банкноту в пять рублей которую тотчас поглотила рука проводника в белой перчатке, а чуть приоткрытый рот неподвижного лица ворчливо сказал:
   -В такое неспокойное время барышня, детей надо бы сопровождать...
   Барышня не возразила ему, а лишь пожала плечами, опустив глаза в пол.
   Когда вагон тронулся, Клара глядела чрез окно на барышню, стоявшую у окна, умным пылким взглядом, понимая, что возможно больше её не увидит. Барышня же, глядела запоминая полюбившейся ей образ Клары.
  
   Вот уже три часа, колёса вагона монотонно отстукивали, - тух - тух, тух - тух, тух -тух, по бесконечным рельсам, гудел пронзительный гудок оповещая промежуточные станции о своём прибытии. Клара печально глядела в просторы бесконечных полей, где сквозь желтизну прошлогоднего жнивья пробивали себе дорогу весёлые новые зеленя. Напротив, сидела молодая женщина с грудничком на руках, тихо напевая ему... Клара редко бросала на неё пустой взгляд и вновь отворачивалась к окну, где пробегали деревни с покосившимися избами из труб которых струился дымок, леса, где ещё местами лежал снег, окруженные деревьями поля, пересекаемые многими ручейками талых вод, которые то соединялись, то разъединялись, образуя острова.
   Сутки стучали колёса вагона по рельсам и почти сутки Клара в мыслях возвращалась к событиям годичной давности. - "Её так же вёз вагон, только вёз в новую жизнь, жизнь больших возможностей. А берег моря, где она впервые увидела само море, гладкие дороги, - вокруг зажиточные деревни, сады, увешанные плодами - груш, абрикос, персиков, грецких орехов, растущих вдоль дорог по обеим сторонам." Она вспомнила прогулку на катере. Хороший день; солнце, легкий морской ветерок напускал прохладу и ласкал, играя волосами; волны пенились под катером и звуками своими успокаивали... Слезинки, одна за другой скатывались по щекам, она вытирала их, размазывая по лицу маленькими кулачками, ложилась на подушку своего спального места и на время засыпая забывалась. Когда просыпалась, вновь устремляла свой взгляд в окно, вытаскивая из памяти приятные воспоминания о барышне и её жизни с ней, о театре, что запал ей в душу.
   С грустью подъезжала она к станции; не радуясь смотрела на приятные глазу, знакомые места, на ясное небо, на знакомую речку куда будто тропинки сбегали десяток мелких ручейков. Ближе к вечеру, когда солнце готовилось скрыться за горизонт, проводник высадил Клару на нужной станции, где её уже ждал небольшого роста, субтильный, лет тридцати пяти мужчина с лицом похожим на лиса, с умными быстрыми глазами, которые в миг всё увидят. Вагон остановился напротив входа в небольшое ветхое, с ободранными колонами по сторонам входа в здание станции, вокруг которого, важно прогуливались цесарки, кульдикали индюки. Мужчина стоял один. Когда же Клада вышла с узелком из вагона, а проводник следом вынес её увесистый чемодан, мужчина, сделав несколько небольших, быстрых шагов оказался, рядом и сдержанно улыбаясь представился:
   -Здравствуйте Клара! Я Евгений Евгеньевич мне поручено встретить вас и препроводить к вашей матушке.
   - Здравствуйте! - Сухо сказала Клара, не силясь показать даже тень благожелательности.
   Прозвучал тонкий пронзительный гудок, отчего Клара вздрогнула. А когда состав тронулся с места и колёса набирая ход начали своё движение, Клара на миг оглянулась, проводив его взглядом.
   -Клара, нам надо спешить, - в полголоса сказал Евгений Евгеньевич, поднимая с земли чемодан,
  - скоро стемнеет
   Взглянув на мужчину скорбным взглядом, Клара одобрительно кивнула, и они молча пошли к коляске, стоявшей на углу здания, запряжённой молодой пятнистой кобылой, которая, не переставая рыла копытом землю. Когда подошли, мужчина помог взойти Кларе в коляску, сзади пристроил чемодан и заняв место возничего, слегка щёлкнул кнутом по крупу кобылы. Коляска тронулась.
   Кобыла бежала резво. По обеим сторонам дороги, у края, уже вспаханного, созревающего к посеву поля. Мимо пробегали луга, тропинки, то теряясь в оврагах, то растекаясь мелкими речушками. Тонкие облака тумана неслись мимо по закатному небу. Влажность воздуха пронизывала чрез одежду. Клара ежилась, пряча кончик носа под ворот пальто. Дорога заняла больше получаса часа. Но вот показалась деревня с её колокольнями старой церкви. Клара выпрямила спину и стала вглядываться в приближающиеся закопчённые окошки чёрных изб с соломенными крышами - дымящиеся лачуги, "жилища бедности". Настроение её ещё больше ухудшилось. Вскоре коляска остановилась напротив покосившегося сруба. Солнце уже закатилось, оставляя желтовато - оранжевый след на горизонте.
  
   Письмо от барышни Евгений Евгеньевич получил накануне, ближе к полудню. Не успел предупредить мать Клары. И по этой причине, когда мужчина помогал сойти Кларе с коляски, мать Клары, растерянная, в не новом домашнем чистом, с белой косынкой на плечах, выбежала из дома. Минуту она стояла в проёме распахнутой двери нервно поправляя уложенные на затылке слегка покрытые серебром волосы, проводя натруженной, худой кистью по измождённому лицу, глаза на котором силились узнать дочь. А когда Клара уже стояла на земле с авоськой в руках, узнала её и поторопилась к коляске, а приблизившись крепко её обняла, тихо нашёптывая: - Доню, родное моё дитятко, дитятко, дитятко. А я и не признала. Ох дура, дура. - Мать нашёптывала, приговаривала, а у Клары не сдерживаемые слёзы закапали из глубоких печальных глаз.
   Тем временем, Евгений Евгеньевич поднёс чемодан ближе к избе, молча вернувшись, сел за поводья и перед тем, как стегнуть кобылу, обернувшись, в полголоса доброжелательно сказал:
   -Добрых дней, вашей семье! А вы Клара обращайтесь если что будет надо...
   Клара отпрянула от матери и повернувшись к Евгению Евгеньевичу, не по-детски, с невольным укором сказала:
   -Не надо больше мне вашей помощи...
   Евгений Евгеньевич острым взглядом окинул её, и голосом, не допускавшим сомнений, возразил:
   -И всё-таки обращайтесь. - Он дёрнул за поводья, прикрикнул на кобылу. -Но - о - о! - Коляска пришла в движение и вскоре скрылась в опустившейся на село ночи. А мать Клары взяв из рук дочери узелок в одну руку, другой крепко держа за плечи повела её в избу.
   Перешагнув порог избы, поделённой на две части, одну из которой занимала коза, лежа на земле устланной сухой травой. Клара осмотрелась; бледная, освещённая тусклым светом лучины, неуютно и душно встретил родной дом Клару. Она тяжело вздохнула, но следом преодолев себя, прошла в более светлый, красный угол другой части дома, села на лавку под иконой, где коптили три лучины, предварительно стряхнув с неё видимую только ей пыль.
   -Надо бы чемодан занести, там гостинцы сёстрам и вам мама, - несколько небрежно бросила Клара.
   -Я сейчас! - и мать вышла из избы, а уже вскоре вернулась с чемоданом в руке что заметно перекашивал её худое измождённое тело, поставила под окно, освещённое взошедшей на небо луной. Отчего угол, в котором сидела Клара стал более светлым. Клара оглядывала комнату; придирчивый взгляд её пробежал по бревенчатым стенам, мазанной жёлтой глиной печи, потолку, не вникая в увиденное. Она даже не заметила сестёр, которые лёжа на печи, осторожно выглядывали из-за цветной занавески.
   Мать присела в тёмном углу напротив и чрез разделявший их стол всматривалась и в лицо дочь. Она видела изменения. И не то, что бы одежда была другой. Нет, изменения виделись в горделивой осанке, в небрежных движениях, другой, совсем другой манере говорить. Они молча просидели, смотря друг на друга ещё четверть часа, а потом мать Клары, будто опомнилась:
   -Что же это я сижу! - всплеснула руками мать. - ты же голодная! - Мать встала с лавки, готовая выйти в погреб, что находился на улице, сделав шаг остановилась, услышав негромкий, уважительный, но вместе с тем казённый голос Клары:
   -Мама я бы чаю горячего выпила.
   -Чаю, давай чаю, - и мать подошла к печи...
   Прошло немного времени и вот уж на столе стоял новый на три литра медный чайник с кипятком, глубокая глиняная тарелка с ореховым печением и фруктовым мармеладом, и новенькая керосиновая лампа в центре стола, а за столом сидели помимо Клары, мать с сёстрами. "Сестрички подросли," - заметила Клара, не спеша делая глоток за глотком горячего настоящего чёрного чая. Сестрички же налегали на сладости, а мать сидела, подперев кулаком подбородок и с умилением глядела на дочерей.
   Выпив пол кружки чая, Клара почувствовала, тепло во всём теле. Ей захотелось спать. Добродушная мать взглянув в её глаза поняла и тотчас приказала сестричкам лезть на печь, а Кларе с улыбкой пожелала спокойного сна, отведя ей место рядом с собой на кровати.
  
   За окном стемнело. Спустившаяся на город ночь, поглотила всё то, что радовало глаз при свете солнца. В палате готовились ко сну; Людмила Васильевна расстилала постель, Анна Петровна, сидя на кровати протирала лицо кусочком ваты, смоченным в минеральной воде, и пристально разглядывала своё лицо в небольшом круглом зеркале, стоявшем на тумбочке, Елена Владимировна и Галина Захаровна уже лежали в кроватях друг перед другом тихо разговаривая. Закончив расстилать постель, Людмила Васильевна взглянула на миниатюрные часы, что были на её запястье. Тоненькие светящиеся стрелки показывали 21 час.
   В это время, в палату вошёл дежурный врач, в сопровождении медицинской сестры. Медсестра была знакома по дневной смене, а вот врача они видели впервые. Небольшого роста, коренастый, лет двадцати восьми, переступив порог палаты, он низким голосом доброжелательно поздоровался, поинтересовался нет ли жалоб. Как по наитию, одновременно ответили обитатели палаты: - Добрый вечер! Жалоб нет.
   Врач улыбнулся и прошёл к кровати неизвестной. Неизвестная лежала с закрытыми глазами, лицо её имело отпечаток грусти. Пристально вглядываясь в лицо, он, наклонившись протянул руку к ней и осторожно коснулся её плеча пальцами кисти. Неизвестная нехотя приоткрыла глаза, и удивлённо - вопрошающе взглянула на склонившегося над ней мужчины.
   -Как ваше самочувствие? - в полголоса спросил врач.
   Секунду другую неизвестная будто приходила в себя, а следом кратковременно прикрыла веки.
   -Хорошо! - Отметил врач и взяв пальцами угол одеяла, осторожно открыл туловище неизвестной, в глазах которой уже читалось смущение. - Я посмотрю живот и накрою вас... - Предостерёг врач неизвестную от излишнего волнения. Неизвестная прикрыла глаза, а врач присел на край кровати и пальцами левой кисти принялся осторожно ощупывать живот, одновременно следя за выражением лица неизвестной. Ощупав живот, он прикрыл её тело одеялом и попросил у медсестры тонометр, который та держала в своих руках прижимая его к груди. Когда давление было измерено, врач, пожелав всем спокойной ночи вышел из палаты, следом вышла медсестра, попросив свет в палате пака не выключать. Прошло несколько минут, и она вновь пришла в палату с лоточком в руках, где лежал шприц с раствором. Прошла к постели неизвестной, ввела в/м лекарство и ушла, за ней пришла санитарка дневной смены и молча подойдя к кровати неизвестной, подставила под неё судно, когда та справила нужду, санитарка убрала судно, вышла с ним в коридор и спустя минут пять вернулась с чистым судном. Приподняв голову неизвестной, напоила её, влив в рот две ложки тёплой воды, после чего санитарка в палате выключила свет и вышла. За всё проведённое в палате время, она не обронила не единого слова, а лицо её было несколько утомленным и обиженным. Обитатели палаты, лёжа в своих кроватях тоже молча следили за происходящим, а когда свет был выключен и дверь закрылась за санитаркой, Анна Петровна тихо заметила:
   -Наверное врач их всполошил, а сами бы и не додумались...
   -Точно так, - буркнула Людмила Васильевна, и в палате наступила полная тишина.
   В поместье князя Котова, зов горна призывающего к свержению самодержавия также был услышан, как и по всей империи. Вести, приносили мужики, что возвращались с фронта изувеченными, бежавшие с фронта дезертиры, заглядывали в село и большевицкие агитаторы. Всё чаще в избах по вечерам шептались о скорых переменах, о том, что придёт конец рабству, о скорой лучшей жизни. Шептались мужики, собиравшиеся стихийными кучками за околицей, когда ночь опускалась на село и дальше вытянутой руки ничего не было видно. На другой день вставало солнце. Селяне вновь шли батрачить, хотя появилось одно, но; работа в поле проходила с частыми передышками и заметно удлинившимся перерывом на обед. Всегда готовый применить финансовые, а порой и телесные взыскания, управляющий "скрепя зубами" молчал, справляя свою злобу на несчастной кобыле, которую он поколачивал, всякий раз садясь в повозку.
   В барском доме, стоявшем на возвышенном месте, откуда открывались живописные виды с окрестными строениями, так же происходили перемены: прекрасный белый дом с колонами, окружённый садом, где ветви деревьев гнулись под ещё не зрелыми, но набирающимися соком плодами, пустел. Уже как три месяца мать, жена и две дочери барина, покинули свой дом перебравшись в Польшу к родственникам жены по настоянию всё того же барина, который сам вместе с младшим братом, тем самым что встречал на станции Клару оставался в поместье для завершения дел, чтобы потом уехать самому и соединиться с семьёй. Котов видел перемены в поведении своих работников, но закрывал глаза, желая без шума взять то последнее, что можно было взять от поместья. К терпению призывал он и своего управляющего.
   Изредка, по просьбе матери, принося в корзине чистое бельё в белый дом с колонами через вход со двора, Клара, передав бельё экономке, с её разрешения прогуливалась по дому: со вкусом убранные комнаты стояли пустые, лишь чувствовалось дуновение лёгкого ветерка, который выносил из дома последние запахи дорогих женских духов, которыми любила пользоваться хозяйки дома. Прогуливаясь, Клара испытывала нескрываемое удовольствие. Её лицо сияло вдохновенной улыбкой. И она искренне не понимала, как можно было бросить такой дом, оставить на поругание, разграбление.
  
   Неделю Клара молчала, держа в сердце обиду на барышню и на мать: на первую, потому что та лишила Клару своей опеки, на вторую, потому что пришлось вернуться и ещё с большей силой нагружать себя работой, которой в доме было не мало... Но время шло, шёл четвёртый месяц и мало по малу она начала разговаривать. Сначала с сёстрами рассказывая им вечерами на печи рассказы, сказки, потом и с матерью, рассказывая по её просьбе о своей жизни в городе с барышней, о науках, которыми была обучена. Разговаривая с матерью, Клара видела, как уставшее от тяжёлой жизни лицо матери преображалось, глаза искрились гордостью за дочь. А ещё матери Клары нравилось, как дочь, изыскивая время обучала сестёр грамоте, счёту.
   -Глядишь и сестра за тобой подтянутся Доню, - всякий раз, любила приговаривать мать.
   Времени свободного было немного, так как Кларе приходилось работать на ровне со взрослыми женщинами. До посевной, целый день с матерью стирала барское бельё, гладила, а когда начались полевые работы, уходила вместе с другими женщинами в поле, оставляя мать одну. Обе возвращались домой, когда солнце готовилось скрыться за горизонт, где их ждал нехитрый горячий суп, сваренный сёстрами и каравай хлеба выпеченный ранее матерью Клары. На улице, вымыв руки и умывшись струёй прохладной воды, поливаемой из ковша одной из сестёр, Клара с матерью заходили в дом, и вся семья собиралась к столу, Мать читала молитву, крестилась, крестились и девчонки, после чего все брались за деревянные ложки. После ужина, мать сама мыла посуду и управлялась по дому, освобождала от всякого труда своих дочерей, давая возможность Кларе отдохнуть и она, немного посидев бралась заниматься с сёстрами, которым очень нравилось заниматься, и они с нетерпением ждали. А когда опускалась ночь Клара, лёжа в постели чувствовала сильную тягость и скуку. Её душа томилась: мысли, роившиеся в её маленькой голове, давили её. В рабочий полдень, когда солнце становилось в зените и все работники разбредались для перекуса и отдыха, Клара, часто свободное время использовала для уединения: она убегала на реку, туда, где год назад они с барышней познакомились, ложилась на траву, цветы, источавшие вокруг аромат, свой взгляд устремляла в небо, где в чистом синем небе, тёмным облаком кружили жаворонки, заливаясь песнопением и тогда какое-то время тягость отпускала, и закрыв глаза она погружалась в сон, а тем временем аромат зелени освежал и восстанавливал силы, снимал усталость. Реже, на реку, она приходила и вечером. Садилась на мягкую траву и глядела, как свет ясной луны, взошедшей разливался по долине, реке, покрывая серебром ту самую долину и воды реки. Тёплый, лёгкий ветерок обдувал её лицо, играя её выбившимися из косы волосами. Здесь, забывая о настоящем, она наслаждалась уединением и тихими вечерами здесь она погружалась в воспоминания о той жизни, в которой она чувствовала себя счастливой, вспоминала барышню несколько имея на неё обиду и всё же искренно любя её. Лену, их совместные прогулки по городу, посещение театра, после чего её душа отдыхала, прибывая в сладостной дремоте. Не спеша шла домой и ложилась в приготовленную матерью постель, в которой крепко засыпала.
   В минуты и часы, когда Клара становилась задумчивой, печальной, молчаливой. Мать старалась её разговорить, сестра ввести в свой разговор: ответы были коротки, улыбки принуждёнными.
   -Что с тобой? Ты здорова? - Спрашивала мать с проникновением присущим только матери.
   -Здорова мама. Не обращайте внимание мама.
  
   Шесть лет душа Клары маялась в родном доме. За это время она стала свидетелем сожжения барского дома вместе с убиенными барином, братом и управляющим. Лозунг был прост: - "Смерть буржуям!" - После чего загнав всех троих на конюшню, забили до смерти. Это случилось в сентябре семнадцатого года. Клара в это время с сёстрами сидела за столом переплетали сухие перья золотистого лука в косы, когда мать с увесистыми узлами на зад и на перёд перешагнула порог дома несколько испуганной и растерянной.
   -Что с вами мама? - поднимаясь с лавки, поинтересовалась Клара. - И откуда эти узлы? - Она подошла к матери и помогла снять два узла с плеча, которая под тяжестью кренилась в низ.
   Мать, переводя дух взглянула на Клару, сестёр и очень тихо, боясь, что кто - то услышит, окая на первый слог первого слова протянула:
   -Конец барину!
   -Что вы такое говорите?
   -Да Доню, и братцу его конец и злыдню управляющему, - и секунду помолчав, выпрямив плечи, вознеся руки в верх не громко крикнула. - Больше некому нашу то кровушку пить! А это добро, - и она описала полукруг в воздухе над узлами, - а это, за все годы, за мужа мово и батьку вашего...
   Клара выбежала из дома, и спешно пошла по селу, переходя временами в бег. Она спешила к барскому дому. Зачем? Не знала сама. Её несли туда ноги. А в голове раз за разом повторялось воззвание: - "Зачем? Не надо? Остановитесь!" Солнце, вот, вот, готовилось скрыться за горизонт. Клара прошла уже пол пути, когда впереди себя увидела множественные языки пламени, охватившие барский дом. Клара остановилась. В её глазах читались отчаяние и ужас. Из домов начали выбегать сельчане. Не все приняли участие в убийстве, грабеже и поджоге. Многие смотрели на это всё со стороны, судили, спорили, плакали, и смеялись, хлопали или разводили ладони как в театре. Спустя полчаса, языки пламени, объединились, образовав столб всепожирающего пламени. Клара не могла на это всё смотреть, она убежала на реку, чтобы уединиться. У реки она подбежала к трёхметровой плакучей иве, обхватила её тоненькими руками на сколько было возможно прижимаясь всем телом, лицом к нему, а спустя несколько минут сползла на землю, свернувшись клубком. Домой вернулась за полночь, когда тёмные медленно тянущиеся друг к другу тучи вскоре сомкнулись, скрыв звёзды и новорождённый месяц, а когда Клара легла в постель, за окном загрохотало, молния пускала свои огненные копья, начался дождь. Лёжа на боку, Клара ещё какое-то время лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к музыке дождя, которая успокаивала её, постепенно погружая в сон.
   На другой день, рано утром, Клара проснулась, с решимостью пойти к барскому дому. Она спешно оделась, собрала волосы в косу взглянула на спящую на лавке под окнами мать, и накинув пальто тихо вышла. Выйдя из дома, она окунулась в туман, закрывавший видимость на расстоянии вытянутой руки, будто занавес. не спеша Клара шла по селу и постепенно, минута за минутой, туман рассеивался, открывая позднего сентября красоты природы. Когда же она подошла к барскому дому, занавес тумана спал и пред её глазами предстало злое деяние человека. Кругом было пусто, и стоял слащавый запах гари. На месте, где ещё накануне стоял красивый дом с колонами, надворные постройки, лежало пепелище с тлеющими остатками поленьев ... - "Не ужели чтобы создать новое, надобно обязательно превратить старое в пепелище." - Думала Клара, с ужасом вглядываясь в то, что ещё вчера было предметом гордости... И тотчас она вспомнила урок истории в гимназии, где классная дама рассказывала, что когда - то на пепелище старой религии воцарилась новая религия, и развалины языческих храмов послужили основанием христианской церкви ... - "Не уж то всё повторяется?" - Спрашивала себя Клара. А уже спустя месяц, на свой вопрос, Клара получила ответ из газеты, что привёз из города односельчанин и занёс им в дом.
  
   В ночь на 25 октября 1917 г. По старому стилю в Петрограде началось вооружённое восстание, в ходе которого было свергнуто действующее правительство и власть перешла Советам рабочих и солдатских депутатов. К власти пришли большевики. А с их приходом, начавшаяся гражданская война заставила определиться жителей рухнувшей империи, то есть примкнуть к "белым" или "красным". "Одни всё отнимали как звери, которые могли всего лишиться, а другие как могли спасали то - что у них было."
   Судьба снизошла к Кларе. В силу её малолетства, её не спрашивали - "За кого она?". Но в душе, она пыталась выбрать и не могла... А меж - тем, ещё до октябрьских событий, не только произошло разграбление усадьбы убийство его хозяина, брата хозяина и управляющего, произошёл самовольный передел земли. Под лозунгом "Вся власть - крестьянам!"
   Десятки семей из нищих превратились в зажиточных селян, с земляными наделами, скотом, с пополнившим амбары новым урожаем. В доме Клары тоже произошли изменения. Прежде всего земля, прилегающая к дому, увеличилась до шести соток. В самой избе появились два больших увесистых сундука, доверху наполненные домашней утварью. В одном, стопками лежал текстиль;
  пододеяльники, простыни, наволочки, полотенца, скатерти, тюль. Прикрывало всё это добро бархатное бордовое покрывало. В другом сундуке лежало новое и не очень, но чистое нательное бельё, кринолиновые юбки, платки, и сверху две кроличьи шубки и каракулевой душегрейкой. По верх сундуков на стене весели две полки, на которых так же стояла новая фаянсовая посуда, стаканы и чашки, глиняный кувшинчик из которого торчали края столовых приборов, новый чугунок с половником и прочая кухонная утварь. На столе лежала овальная кружевная салфетка по верх которой стояли хрустальный графинчик с водой и два стакана. Окна, от постороннего глаза прикрывали новые тюлевые занавески. В красном углу, по краям иконы свисал новый вышитый крестом рушник, под иконой на полу стояли два мешка с ржаной мукой, два мешка зерна, в стойле стояла вторая коза, во дворе возле большого стога сена бегало с десяток курей и кульдикали пара индюков. Ближе к октябрю рядом с домом уже стоял бревенчатый небольшой новый хлев, куда тотчас перевели всю живность, а старый хлев стал сенцами, где нашли своё место мешки с мукой, зерном, лук, фасоль прочая снедь, вёдра, лопаты, грабли, вилы, кадка с водой и деревянная вешалка с обувной полкой.
   Мать Клары, смотря на всё богатство, подымала руки к небу, - громкими восклицаниями изъявляла восторг свой, - говорила, что это им за муки прожитые, за веру, что подпитывала смирение и добродетель. Падала на колени, усердно молясь перед иконой. Время от времени слёзы показывались в её глазах. Она вспоминала покойного мужа и сетовала, что тот не дожил до посланную им благодать. Клара же испытывала смятение. С одной стороны, она испытывала удовольствие за мать, сестёр, за то, что они вдоволь едят хлеб. С другой стороны, Клара испытывала досаду за жестокость с которой расправились односельчане с барином, его братом и управляющим, за лёгкость с которой было сожжено и разграблено поместье. Она вспоминала барышню, с которой они прожили бок обок вместе год, вспоминала сам прожитый год. В этот момент на её лице появлялась улыбка, а несколько позже улыбка сменялась покусыванием губ и нахмуриванием бровей. Обида брала верх.
   Проходили дни, Клара уединялась на берегу реки, где травы стремительно теряли свою привлекательность, что нельзя было сказать о деревьях. Будто кисть художника, природа, окрашивала в яркие краски их кроны, и там, под ивой, любуясь осенней природой, она вновь погружалась в приятные воспоминания.
  
   1923 год. Шёл месяц май, неся за собой яркие весенние краски, звонкое пение птиц, аромат цветов, зелени. После снежных и холодных зимних месяцев, Клара впервые не спеша шла по посёлку в сторону реки. Был ранний вечер. Тёплый ветерок, обдувал её свежее, как нежный распустившейся цветок фиалки, лицо, без прошлого, на коем жизнь ещё не успела оставить никаких следов. В кирзовых сапогах, в каракулевой душегрейке, из-под которой ниспадал подол льняного платья, прикрывая голени красивых ног, каштанового цвета косой, прикрывавшей упругую девичью грудь, шла, бросая умный, пытливый и ясный взгляд на окрестности: многие дворы сельчан изменились, стали шире с новыми надворными постройками, некоторые дома крыши которых были покрыты железом, а сами дворы были спрятаны за двухметровым частоколом. А больше всего всё же стояло изб, покрытых в аккурат свежей соломой. За заборами, редкими и частыми, низкими и высокими кипела жизнь: куры квохтали, индюки кульдикали, гуси гоготали, утки крякали, собаки побрёхивали. По самой улице две молодые женщины, в простой и чистой одежде гнали с пастбища каждая свою корову.
   -Доброго вам вечера! - крикнула Клара.
   -И тебе красавица, жениха пригожего! - смеялись во весь рот женщины.
   Клара вышла за околицу и пошла через поле, что было разделено дорогой. На поле, с самого утра шла посевная. По широкому вспаханному полю тяжело ехали два новеньких трактора, а следом шли женщины с холщовыми котомками на плечах от куда женщины доставали горстями семена и разбрасывали по полю, следом шли замыкающие и также разбрасывали семена, где-то сеяли сеялки. Из газет, что приходили в село, Клара знала, что окончилась гражданская война, унёсшая миллионы человеческих жизней, приведшая к разрухе, но желание большевиков совершенно уничтожить самодержавие исполнилось. Родилась новая Страна Советов, которая начала строительство нового общества, равного для всех. Начинался период продналогов. Страна переходила к мирному строительству государственности, вводя Новую Экономическую Политику - НЭП. Закончился период продразвёрстки, не миновавшая и село Клары. - Вроде бы только вздохнули, - продразвёрстка началась. Крестьяне шипели: "Нету хлеба! Хоть кишки выворачивай. Нема!" А Ревкомовцы шли по надворьям. Сначала просили. "Посеяли столько, на семена столько, себе на еду столько. Излишки отдай городу, в нём дети старики мрут от голода, рабочие падают бес сил у станков." Крестьяне отбивались, схватывались за грудки, трясли бородами, бабы исходили слезами и криком, старики махали костылями, старухи - проклинали. Не помогло... В доме Клары не было излишков, они продолжали батрачить на одну из семей крестьян что годами раньше расправились с помещиком Котовым и его имением, за несколько мешков ржи которых с трудом хватало до следующего урожая. За трудодни мать с Кларой работали на вновь образованной колхозной ферме, где в стойле стояло всего с десяток голов крупного рогатого скота, десяток свиней. Прошло несколько лет и в стойлах фермы уже стояло пятьдесят голов крупного рогатого скота, сотня свиней, и несколько десятка индюков.
   Клара подошла к любимому месту у реки, куда она всякий раз приходила, чтобы побыть одной, подумать. Вот и теперь ей была нужна тишина, чтобы в этой самой тишине посоветоваться с самой собой и принять решение. Все эти годы она не оставляла мысли уехать в город и там выучиться на актрису, участвовать в представлениях. Склонившиеся зелёные ветви ивы пригласили Клару под свою крону, на мягкую зелень молодой травы. Клара наслаждалась! Дуновение тёплого влажного ветра, возбуждало в ней чувство радости: - "Я хочу играть, как играла барышня!" Клара легла на цветущую травами землю, вдыхая её аромат. Её изящный стан напоминал античную скульптуру, так он был хорош и привлекателен, его обдувал ветерок, словно ласкал. Она не умела описать всех приятных ощущений своих, но испытывала она блаженство... Душа её наполнялась воспоминаниями! Сколько приятных дней и вечеров провела она рядом с барышней, с людьми её круга ... Сколько раз она смотрела представления с участием барышни и с участием других актёров и актрис ...
   Клара сидела на траве, лежала, гуляла по дорожкам, лужайкам, где бушевали весенними красками цветы. Рвала их в букет. И всё это время, она сражалась сама с собою в задумчивости. Наконец, решение было принято.
   Вечером, при свете керосиновой лампы, за ужином, Клара объявила о своём решении:
   -Мама я хочу уехать! С того дня как приехала, я хотела уехать! Я хочу учиться! - Клара говорила решительно, глядя в уставшие глаза матери, которые не выражали удивление, они выражали скорбь и печаль. Чего было нельзя сказать о сёстрах подростках, оставивших свои ложки в тарелках с кашей и удивлённо глядевших на свою сестру.
   С минуту другую в доме воцарилась тишина. Нарушила тишину мать. Она отставила тарелку, взяла за руку Клару и сказала ей голосом спокойного сердца:
   -Я разумела Доню, что ты терзаешься, что не по нраву тебе такая жизнь... Маленькой, ты уже была отличной от нас... Что же, держать тебя не стану езжай! Хотя скрывать не стану, нам тебя не будет хватать.
   Лицо Клары засветилось, она взяла в обе руки руку матери и благодарственно прильнула к ней губами.
   -И что же, мы больше не увидимся? - Тихо протянула одна из сестёр.
   Клара отпустила руку матери, встала, подошла к сёстрам на противоположную сторону стола, обняла их нежно и чувственно заговорила:
   -Я вернусь, я обязательно вернусь! Вы же пойдёте наконец в школу. Посмотрите, как председатель, колхозные мужики стараются... Я также выучусь и приеду к вам известной актрисой! - Клара выпрямилась и вновь подошла к матери. Стоя за спиной, она обняла её, прильнув губами к изрядно посидевшим волосам, собранным на затылке в пучок.
   Сёстры, продолжили ужин, а Клара принялась собирать в дорогу чемодан. Этим же вечером началась гроза. Около двух часов пурпурно - золотые стрелы молний разметались по сторонам при сопровождении канонады неба! Лил дождь! В конце концов силы небес устали канонада умолкла, и звёзды гирляндами вспыхнули в небе.
   Прошла ночь. Наступило утро раннее. Вечерняя гроза освежила воздух, он стал прозрачен. Клара поднялась вместе с матерью, отвела с ней на луг коз. Пока мать вбивала и укрепляла колышки, Клара походила босая по траве, огляделась вокруг, улыбнулась невидимому образу, птичкам, что, шустро летая щебетали на разные голоса. Возвращаясь домой и проходя мимо одного добротного дубового сруба с обшитой железом крышей, женщины остановились. Мать осторожно постучала в стекло и тот - час окно распахнулось, а перед женщинами предстало лицо худощавой, не молодой женщины с белой косынкой на голове с вопрошающим взглядом.
   - Доброго здоровья Дуня! - в полголоса виновато улыбаясь, сказала мать Клары.
   -Доброго дня! - В след несколько тише сказала Клара, стоя позади матери.
   -Добро кума, добро! Тольки ешо до дня не час... - чуть слышно, нехотя ответила женщина.
   -Мне бы с Петро поговорить? Клара моя уезжает, её бы до станции отвезть?
   Женщина молча удалилась от окна, и вскоре в окно выглянул сам Петро пыхтя папироской. Лет пятидесяти, коренастый, с ухоженной седой бородкой и коротко стриженными тёмными волосами.
   -Доброго здоровья Петро!
   -Доброго и тебе здравия кума! - Низким уверенным голосом сказал мужчина, переводя взгляд на Клару, которая тихо вслед за матерью поприветствовала его.
   -Уважь Петро по-родственному, отвези Доню на станцию. - робко протянула мать Клары. К полудню надо быть на станцию... А Петро?
   Мужчина причмокнул, будто что то, высасывая из зуба, сплюнул в окно, так что в сантиметре пролетело от матери, секунду, другую подумал и одобрительно кивнул головой:
   -Через два часа буду, - сказал он и ткнув в пепельницу окурок отошёл от окна.
   Мать Клары облегчённо выдохнув, взяла дочь за руку, и они спешно пошли домой. Дома, так же спешно они собрали на стол завтрак. Всей семьёй утолили утренний голод стаканом чая в серебряном подстаканнике с пирогом начинённым щавелем. Несмотря на относительное спокойствие, в доме всё же витала напряжённость, ожидание потери...
   Спустя два часа, Клара с чемоданом в одной руке и узелком съестного в другой вышла из дома. За оградой, как и было условлено её ждала повозка. Мать, опередив дочь сунула Петру рубль, после чего взяла чемодан из рук дочери и закинула в повозку. Слёзы не удержались в глазах Клары, когда надлежало проститься с сёстрами и матерью. Она по очереди обняла сестёр, которые так же не могли сдержать слёз своих. Села в повозку, которая тотчас тронулась. Сёстры вернулись в дом, а мать долго смотрела ей вслед, шевеля губами. Сама же Клара, вглядываясь в уходящую в даль фигуру матери думала, - "Три года она скучала от однообразия, её душа хотела перемен. Однако, расставшись с тем, к чему душа привыкла, она чувствовала горесть и сожаление".
  -----------------------------
  
   Прошедший накануне вечером дождь расквасил дороги, местами превратив их в грязную жижу, отчего молодой, сильный жеребец передвигался, медленно таща за собой повозку. После полудня, Клара наконец слезла с повозки, стащила с неё свой чемодан и взяла узелок. Пётр же, отчего то засмеялся неприятным отрывистым смехом, бросив через плечо пустой взгляд на Клару, развернул жеребца и поехал назад.
   Прождав, сидя на скамейке у здания станции три часа, Клара поднялась в вагон опоздавшего на два часа паровоза, общий вагон которого был наполнен мужчинами и женщинами, так что яблоку негде было упасть. Были и те, кто стоял в тамбуре потягивая махорку. Пройдя не без труда к первому плацкартному купе, Клара, опустив чемодан под ноги остановилась. Стояла не долго. Мужчина средних лет, одетый в солдатскую гимнастёрку бес погон, с мужественным, интеллигентным лицом, предложил Кларе сесть у окна. Она тотчас согласилась, и мужчина встал. Клара расслабилась, облокотилась о перегородку, прикрыла веки и вновь вспомнила мать, сестёр, дом. Ей стало грустно. Прошёл час и вот она уже сидела с мыслями о городе, - в который она возвращается... - "Она видела золочёные купола церквей, здание театра, гимназию, улицы по которым они с Леной любили гулять и не спеша идущих по ним хорошо одетых людей, видела свой дом, квартиру в которой она прожила самый счастливый год в своей жизни. Пред ней предстала барышня на краю сцены, вся в белом, она вымаливала у скупой волшебницы судьбы лучшую долю для Клары."
   Клара почувствовала прикосновение. Она открыла глаза и увидела на своём правом плече руку всё того же мужчины. Продолжая стоять, он глазами показывал на стол, где стояло шесть железных кружек, наполненных кипятком, лежали три нарезанные дольками луковицы и горсть сухарей на куске газеты.
   -Отведай дочка, что бог послал! - отрывисто, с хрипотцой, сказал седовласый, с глубоким шрамом через всё лицо мужчина лет шестидесяти в старом потёртом когда-то зелёном кафтане.
   Клара несколько растерянно взглянула на рядом сидящего молодого мужчину, взглянула на седовласого, на рядом с ним сидящего не здоровой худобы, рыжего юнца лет пятнадцати, на сидящего рядом с ним чернявого мужчину средних лет. Подняла взгляд на верхнюю полку, где лицом к перегородке лежал ещё один мужчина, прикрывшись шинелью.
   -Да, я сейчас! - выпалила Клара и тотчас достала узел, что лежал на чемодане в ногах.
   Молодой, тот, что сидел по правую руку спешно принялся раздвигать кружки освобождая место в центре стола. Развернув узел на коленях, Клара поочерёдно выложила на стол кусок варёной козлятины, пять яиц, несколько гороховых лепёшек и каравай ржаного хлеба, замешанного пополам с мякиной. От изобилия еды на столе, у мужчин заходили кадыки сглатывая слюну, а юнец обмяк, лишившись сознания. Началась суета; один хлопал юнца по щекам, мужчина благородной внешности открыл шире окно, тот, что в кафтане достал из рюкзака флягу, набрал воды в рот и фонтаном окатил лицо, после чего веки юнца открылись и он с жадностью устремил свой взгляд на съестное.
   -Надо всё разделить, чтобы хватило всем! - Сказала Клара, которой от увиденного стало не по себе. Клару услышали. Мужчина в кафтане, всё из того же рюкзака достал тесак, юнец из внутреннего кармана парусиновой курточки перочинный ножик, молодой, тот, что сидел рядом с Кларой достал финку и протянул Кларе.
   Спустя четверть часа, руки мужчин, сидевших на скамье, лежавших на верху потянулись к столу. Бутербродики с козлятиной, дольки яиц, ломтики картошки и другую снедь брали осторожно, будто хрусталь. Также ели, кусая маленькими кусочками, долго пережёвывая, рассасывая, смакуя вкус... Чего было нельзя сказать о юнце, который буквально проглотил ему отмеренный бутерброд, дольку яйца, половинку луковицы, гороховую лепёшку и жадно посматривал на других.
   Клара, съев дольку яйца, другое есть не смогла. Бутерброд с мясом, картошку, она подвинула юнцу: - "Я, больше не хочу!" Смущаясь, юнец улыбнулся и уже протянул руку, чтобы взять ему предложенное, но неожиданно его руку остановила рука мужчины в кафтане.
   -Нет! - Низким голосом выпалил он. - Не бачишь чишо! Здохнишь!
   Клара округлила глаза вопрошающе.
   -Кишки завернутся! Луче кипяток...
   Юнец кивнул головой и молча потянулся за кружкой, за ним Клара. Когда закончили трапезу, за окном уже было темно. Не сговариваясь, Кларе предложили верхнюю полку, куда она немедля забралась и вскоре повернувшись лицом к стене и подложив ладони под голову, она крепко уснула.
  
   Дорога Кларе показалась бесконечной. Вместо привычных суток ехали больше двух, часами простаивая на промежуточных станциях. После ночного сна, Клара спускалась вниз, давая тем самым возможность вытянуть ноги и поспать другим. Мужчины уступали ей место у окна, и она с кружкой кипятка часами глядела в окно, а за окном, по дорогам шли люди, согнувшись под тяжёлыми ношами, тощие лошади опустив головы тащили за собой повозки гружёные скарбом, измождённых голодом и болезнями женщин, детей, стариков, бескрайние поля, заросшие дикой травой и всё те же избы с соломенными крышами вколоченные в землю и дорога...
   На третьи сутки, когда темнота ночи мало - помалу отступала, минуту от минуты всё яснее открывались очертания за окном, Клара, всё ещё лежавшая на второй полке подложив под подбородок руки глядя в окно, приметила в дали открывавшиеся знакомые очертания города: крыши высоких домов, церкви, многие из которых стояли без куполов, окрестности города, терявшиеся в молодой яркой зелени деревьев. Сердце её часто забилось. "Вот он, - думала она, - мой город !.. Я вернулась!.." Минуты, переживаемые ей, были одними из приятнейших минут в её жизни. Прошёл час, и вот она уже сидит на краю скамьи, ожидает прибытие к городу с живым чувством, с нетерпением. В семь утра, состав прибыл на вокзал. Клара распрощалась с попутчиками пошла на выход. За ней, неся чемодан шёл юнец. И вот уже она стоит на перроне, взяв свой чемодан у юнца, который добродушно и несколько заискивающе прощался с ней:
   -Всего доброго Вам! Буду век вас помнить, за ваше доброе сердце.
   Клара поблагодарила его и пошла по многолюдному перрону в здание вокзала затем через вокзал; и что увидела она? Нечистый, грязный перрон, худых, в рубище нищих, плохо одетых людей, мужчин в видавших время гимнастёрках без погон и знаков отличия на костылях с перевязанными головами, руками, ногами. Выйдя из здания вокзала в город, Клара увидела похожую картину. Много людей, трамваи, проезжавшие через площадь вокзала, были набиты людьми, - все спешили, волновались. Клара была удивлена и несколько встревожена - Ей казалось, что она будто песчинка, попавшая в водоворот. "И это мой город!?"
   -Куда прикажите барышня? - раз дался осипший голос за спиной.
   Клара повернулась. Перед ней стоял пожилой, в грязном зипуне, в кепке, с морщинистым лицом возничий, чьи живые, хитрые небольшие глазки сверлили Клару.
   -На Большую Дворянскую.
   -Хе! Иде она Большая Дворянская? Таперича Революции Проспект! - Возничий взял из рук Клары чемодан и не спеша пошёл в сторону от вокзала. За ним пошла Клара. Сделав шагов пятьдесят, Клара села в очень старую, скрипучую коляску. Объезжая круг привокзальной площади Клара обратила внимание, на флаг, висевший покорно на шпиле здания вокзала, и это был не флаг Российской Империи, а Красное Знамя Рабочих и Крестьян. Спустя четверть часа, она ступила на тротуар, близ знакомого ей кинотеатра. Клара дошла до угла кинотеатра, оглядываясь по сторонам, видя, как по улицам спешил рабочий класс, женщины, тянувшие за руку своих малолетних детей, интеллигенцию... Её взгляд задержался на противоположной улице, а точней на здании театра, а следом она свернула за угол в переулок, где было не многолюдно, где царствовала тишина, и многие окна, особенно нижних этажей двух, трёхэтажных домов были заколочены досками. Клара прошла метров пятьдесят и остановилась у знакомого ей двухэтажного дома. "Можно ли было пройти мимо него? Нет!" Ноги, сами шли к дому. Зайдя во двор, она остановилась у подъезда и взгляд её устремился на окна второго этажа. "За этими окнами когда-то кипела жизнь, и в этой жизни ей было место, ей нравилось..." Клара несколько минут не могла оторвать взгляд от окон грязных и пустых, было видно, что за ними не было жизни. Постояв недолго и оставив мысли прошлого, она вышла в переулок, прошла метров двести и повернув на лево вышла на улицу Московская к каменному двухэтажному дому с мезонином, первый этаж которого занимала бакалейная лавка, мимо которой спешили коляски, телеги, люди. Сам дом укрывался под ветвистыми кронами могучей липы, что давало дому преимущество от посылаемых природных невзгод, а в период цветения ещё и окутывала медовым ароматом всю округу. Клара знала, что эту липу посадил дед отца Лены, в день, когда был построен им этот дом.
   Не останавливаясь, Клара повернула во двор, где с торца был вход в дом. Она только подошла к массивной дубовой двери, как та открылась и на улицу вышла молоденькая, белокурая, коротко стриженная, с красной помадой на губах, модно одетая девушка с небольшим кожаным чёрным портфелем через плечо. Клара тотчас узнала в ней свою подругу:
   -Ленка!!! - Воскликнула Клара, бросив на землю чемодан и раскинув широко руки.
   Девушка остановилась. Секунду, пристально взглянув в лицо Клары, она расплылась в широкой красивой улыбке. -Подруга, Клара!!!
   Девушки бросились обнимать друг друга. Улыбка не сходила с их лица, по щекам скользили слёзы радости.
   -Ленка! Ленка! - Тянула Клара.
   -Клара! Клара! - В унисон повторяла Лена.
   Прошло несколько минут, прежде чем девушки освободились от объятий, и Лена спросила:
   -Ты надолго?
   -Навсегда! - отрезала Клара. Учиться приехала!
   -Я всё понимаю подружка. Однажды искупавшись в море, больше не хочется барахтаться в пруду... Остановишься пака у меня, а там посмотрим. Пойдём! - И Лена взяв под руку Клару повернула назад. Лена открыла всё ту же дубовую дверь пропуская Клару вперёд в плохо освещённую широкую переднюю и вновь опередив её, сделав несколько шагов позвонила в дверь.
   -Иду, иду! - послышался за дверью мягкий женский голос.
   -Мама это я!
   Дверь открылась и девушки вошли внутрь.
  
   В просторной, несколько вытянутой прихожей их встретила мать девушки. С последней их встречи, сорока шести летняя женщина заметно сдала, множественная седина на коротко стриженных уложенных русых волос и сколотым черепаховым гребнем с камнями, мелкие морщинки вокруг утомлённых карих глаз прибавляли ей года, но и в то же время прибавляли ей и без того имевшее природное благородство. Удивлённый взгляд же её показывал глубокомыслие и человеколюбие. В строгом тёмно синем платье женщина сначала удивлённо взглянула на дочь, а следом, прищурясь, перевела взгляд на Клару силясь узнать...
   -Кларита это ты? Я узнала?
   -Да, Инна Всеволодовна, это я Клара!
   -Проходи пожалуйста! - И женщина сделала шаг назад, тем самым открывая и без того просторный проход.
   -Спасибо большое! - Расплылась в улыбке Клара. Она не могла поверить своей удаче. Клара сделала два шага вперёд, и та нежно обняла Клару, похлопывая её по спине.
   -Я искренно рада тебе девочка!
   -Мама, - Кларе негде остановиться, можно она...
   -Конечно, конечно, живи! - выпуская из объятий Клару, продолжала радоваться Инна Всеволодовна. - Сколько понадобится. - И секунду другую помолчав добавила, - правда у нас стало несколько тесновато, - грустно обводя взглядом прихожую уставленную старыми тяжёлыми шкафом для одежды, полупустым шкафом для посуды, куда проникал утренний свет из проёмов четырёх дверей.
   -В тесноте да не в обиде! - выпалила Елена и взяв Клару за руку повела её в свою комнату.
   Это была уже не та просторная метров восемнадцать комната, что видела Клара прежде, эта комната была узкой и вытянутой чулком, где с трудом помещалась односпальная панцирная кровать, небольшой шкаф, бюро из красного дерева перед окном, узкий диван, и комод, на котором стояло зеркало, диван с кроватью разделяло два шага. Стоя в дверях, Клара обвела взглядом комнату, стены которой украшали десяток небольших полотен Серова, Васнецова, неизвестных итальянских и русских художников, многие из которых в прошлом висели по всему двухэтажному дому, состоявшему из десятка комнат. И в котором был порядок и вкус как в домах Москвы с некоторым налётом купеческого крика.
   -Ну вот, - весело заметила Елена, - теперь это и твоя комната. Выбирай, кровать или диван?
   Клара обняла Елену и крепко её прижала к себе.
   -Ну хватит тебе!
   -Чтобы я без тебя делала!?
   -Но мы же встретились... И давай ты располагайся, прими душ, отдохни, а вечером попьём чай у камина как раньше. Помнишь?
   Отпрянув от Елены, Клара кивнула головой.
   Давай располагайся, а я в лавку, отцу помогать, - и она ушла, оставив Клару.
   Вечером перед камином, за круглым столом в гостиной метров тридцати пяти, а до революции и все сто, в настоящее время поделённой на три комнаты и кухню совмещённой с ванной, за круглым столом от хозяина, т. е. отца Елены, Клара узнала, что почти весь дом, когда - то принадлежавший семье, конфисковали, оставив бакалейную лавку, гостиную и хозяйственную комнату на первом этаже, в то время как часть первого и весь второй этаж занимали семьи чинов компартии. Когда хозяин дома Пётр Петрович, мужчина лет шестидесяти, крепкой наружности, ухоженной бородкой, крахмальным воротом, говорил о случившемся, то его серые, твёрдые глаза наполнялись влагой. А его хорошее изъяснение, живость слов, движения рук, не меньше, трогали душу Клары. Она помнила весь дом, он был невелик, но построен удобно. В нём всё было прекрасно, и вместе с тем удобно и ловко для пользования им.
   Ужинать сели в девять вечера. Из съестного на столе было овощное рагу, омлет, посыпанный мелконарезанным зелёным луком, и хлеб из не сеянной муки, нарезанный тонкими ломтиками, что было роскошью, в довершении пили настоящий горячий чай с фруктовым мармеладом. В этот вечер ужинали долго, много говорили. Клара рассказала о себе, о прожитых годах. Вспомнили сына, других несчастных, кости которых на век остались лежать в лесах, полях, убитых в страшном побоище, когда брат вставал на брата, гражданин на гражданина за несогласие мнения... Пётр Петрович сетовал на новых жильцов, и многих других, которым представилась великая возможность мастерски ловить рыбку в мутной воде, помимо тех, кто действительно преследовал благородные цели в переустройстве общества.
   -Меня больше всего возмущает то, - несколько повышая мягкий баритон, говорил Пётр Петрович, - те, кто так жестоко расправлялись с помещиками, князьями, на деле сами стали походить на тех, кого свергли!
   -Папа, простой народ долго гнул спину на таких как мы, был бесправным униженным! За всё это, те кто считал себя...
   -Да, да, я во многом с тобой согласен... Но прости, роскошь квартир наших теперь соседей напоминают городские музеи, и прислугу они себе тоже позволяют? - и Пётр Петрович развёл руками. - И я спрашиваю, к чему столько жертв? Чтобы стать одними из нас?! Но для этого захватить власть мало... - Лицо Пётр Петровича покрылось пунцовыми пятнами, он приоткрыл рот прижал правую руку к левой груди и стал тяжело дышать.
   Елена почувствовала себя виноватой и взглянув карими глазами на взволнованную мать умолкла.
   -Петя не надо, успокойся, - принялась успокаивать Инна Всеволодовна, поглаживая ладонью предплечье мужа.
   -Хорошо, хорошо Инночка, - и Пётр Петрович тотчас встал, откланялся и ушёл в спальню, совмещённую с кабинетом. Следом за ним поспешила и Инна Всеволодовна.
   -Он всегда так расстраивается... - тихо заметила Елена принимаясь собирать со стола посуду.
   -Я понимаю его гнев, такие как он потеряли всё, - начала тихо робко говорить Клара. - Знаю, что богачи не все были кровопийцами. К примеру, барышня и многие другие с кем мне довелось встречаться.
   -Знаешь подруга! Таких как мой отец и твоя барышня были единицы... Перемены нужны! - И минуту другую помолчав, Елена продолжила, прервав собирать посуду и устремив свой пылкий взгляд на Клару, - а знаешь, сколько много простых детей, рабочей молодёжи учиться пошло?! Они со мной за одной партой сидят! А разве могло такое быть ещё пять лет назад?
   -Нет конечно!
   -То-то, не могло!
   Согласившись друг с другом, они молча собрали посуду, молча на кухне помыли её, прибрали стол в гостиной и ушли в свою комнату, где ещё долго вели разговоры о новой устройстве страны.
   Не смотря на полночь в палате было светло. Причиной было полнолуние. Ярко оранжевый, необычно большой диск глядел в окна палаты, освещая не только саму палату, но и её мирно спавших обитателей, в том числе и лицо неизвестную, придавая ему несколько желтоватый оттенок. Неизвестная приоткрыла веки и взглянула на диск, в котором она с детства видела не просто луну, а свою собеседницу. Мысленно она поздоровалась и на миг ей показалось, что та ей подмигнула. - "Здравствуй! Ты сегодня необычно красивая, яркая! Мне же такой уже не быть... - Она прикрыла веки и мысли её умолкли, как бы собираясь с силами, и где-то там на вершине, внутри сидела её меланхолия, окутанная паутиной мантии, и безмолвно на развалинах прошлого, неподвижными глазами глядела она на течение времени - которое уходило в вечность, оставляя едва заметную тень на земле. Клара вновь взглянула на свою собеседницу. - Я знаю, комедия подходит к концу и занавес вот - вот опустится." Клара прикрыла веки, по щекам скатились слезинки.
  
   Реки рвали на себе ледяные оковы волнующе выливаясь из берегов и даже самый маленький ручеёк, в это время года казался величественным. Пробуждаясь от зимнего сна, весна являлась во всём блеске красоты своей. Клара была под впечатлением от виденного ей, стоя на высоком правом берегу реки по обеим сторонам которой простирались ещё покрытые снегом равнины; кое где возвышались пригорки, холмы; по левому берегу стояли дубовые срубы, огороженные частоколом да плетнём обрабатываемые наделы земли, вдали темнели леса. На правом берегу, внизу невдалеке речная пристань, где на четырёхметровом шпиле развивался красный стяг, а под ним женщины полоскали бельё.
   В чёрной кроличьей не новой, но хорошо сохранившейся дошке, из-под которой ниспадал до щиколотки подол серой шерстяной юбки, в фетровых потёртых ботиках, Клара, поправив белую паутинку на голове, вздохнула, подняла глаза к небу "Барышня услышьте меня и возрадуйтесь! Пришёл мой час!" - И образ барышни оживился в душе её. Она опустила глаза и смотря на полоскавших бельё женщин задумалась. - "Шёл 1930 год. Позади остались школа рабочей молодёжи, которую она успешно окончила, учёба в театральной школе и поступление на службу в театр. Позади остался НЭП - который позволил частично восстановить народное хозяйство, разрушенное Первой и Гражданской войнами, конфискация бакалейной лавки, чего не смог пережить Пётр Петрович и слёг, а спустя неделю умер".
   Елена окончившая педагогические курсы и принятая в школу рабочей молодёжи учителем словесности, сама Клара, старались окружить безутешную Инну Всеволодовну наибольшим вниманием и брали большую часть домашней работы на себя; уборка, приготовление пищи, стирка всё это легло на их плечи, в то время как сама Инна Всеволодовна целыми днями либо молча сидела в большом кресле у камина смотря в одну из выбранных ей точек, либо медленно ходила по квартире выискивая глазами неизвестное. Знакомый врач семьи, уповал на время. Само же время, в жизнь молодой Новой Страны неумолимо вносило значимые перемены по всем "фронтам". И одним из таких "фронтов" был театр. Октябрьская революция открыла новый этап в развитии театрального искусства, создаваемый в противовес театру натуралистическому, театру реалистическому, где неразрывного назначения театра, единство художника и народа, острое чувство современности, отвечающие содержанию драматического произведения, его художественным особенностям, определяющее неповторимую сценическую форму. Новый театр привлекал к себе сильные творческие личности. Новую творческую личность ждали и в театре, в котором служила Клара. Ждали режиссёра - новую штатную единицу.
   Театральная труппа, состоявшая по большей части из актёров не молодых, профессионалов в своём деле, игравшая репертуар: -"Дон Жуан" Мольера, "Маскарад" Лермонтова и прочие похожие пьесы были взволнованы и напуганы. Они читали газеты, были наслышаны от людей своей профессии, что многих старых актёров увольняют за несоответствие духу времени. Собираясь по несколько человек в гримёрных, они вели разговоры, пересказывая прочитанное или услышанное, одновременно мучаясь в догадках о своих судьбах. А однажды, когда в гримёрную зашёл директор театра, мужчина шестидесяти с небольшим лет, небольшого роста, тучный и с залысиной на макушке, актёры его обступили с расспросами:
   -Когда же прибудет режиссёр? - Спрашивала худощавая, не молодая, но с хорошей осанкой крашенная брюнетка.
   -Что с нами будет Лев Николаевич? - Выкрикивал чопорный пожилой актёр, то и дело вглядываясь в своё отражение в зеркале.
   Лев Николаевич в задумчивости глядел на актёров, что искали ответа у него. Казалось, он и сам искал ответ, но промокнув мятым белым платком испарину на лбу начал говорить тоненьким голоском будто простонал: - "Пришло время, когда муз и Аполлонов мы вынуждены будем наряжать в кожанки и красные косынки!" - Присутствующие переглянулись. В их глазах по-прежнему стоял страх и вопросы. Только не у Клары. Она стояла в стороне и глаза её излучали ожидание чего - то нового, интересного. Вот уже полгода как она была принята на службу и ещё не разу ей не представилась возможность показать себя серьёзно в профессии. Ей доставались незначительные, проходные выходы, в которых порой даже не было слов.
   Простояв более часа на берегу, Клара достала из маленькой кожаной сумочки, что была отдана ей в дар Инной Всеволодовной также отданные в дар часы в виде кулона на цепочке и открыв крышку взглянула на циферблат. Стрелки часов показывали три часа дня. - "Пара!" - мысленно сказала она и спрятав часы в сумочку поспешила на трамвайную остановку, что находилась в ста
  метрах от пристани. В полупустом вагоне она проехала пять остановок и вышла на Проспекте Революции, а спустя четверть часа Клара переступила порог театра, где в гардеробной сняла шубку, накинула паутинку на плечи и прошла в зрительный зал, где в первых рядах уже сидела вся актёрская труппа театра. Клара прошла и села в первый ряд на пустовавшее место с правой стороны.
   Прошло ещё несколько минут, прежде чем на сцену вышло трое мужчин, один из которых был Лев Николаевич. В зале стало тихо. Все трое подошли к столу и Лев Николаевич грустным, сухим тоном, повторяющим само его выражение лица, представил двух других.
   - Вдовин Алексей Владимирович, начальник отдела народного комиссариата просвещения, - и он тактично указал рукой на стоявшего с права, лет двадцати пяти, приятной наружности, выше среднего роста, в кожанки поверх гимнастёрки, сделавшего шаг вперёд в перёд. Он улыбнулся не естественно, не глядел на актёров, но представляя всем видеть себя. - Франк Григорий Альбертович новый режиссёр нашего театра, - Лев Николаевич указал рукой в лево. Среднего роста, коренастый, с проницательным взором светлых глаз, с тонкою усмешкою на окружающих. Ему лет сорок, прямая осанка, все движения скоры и живы, но лицо уже покрыто мелкими морщинами страстей бурной жизни. Одет был со вкусом...
   На лицах многих появилась насмешливая улыбка.
   -Замечательно! - сказал Франк, глядя вопросительно на сидящих в зале.
   Вдовин, взяв инициативу в свои руки, предложил Лев Николаевичу и Франк присесть. Франк тотчас присел в центре стола, Лев Николаевич же, наклонил голову в знак признательности и молча сел на край стола с лева, значительно глядя в зал. Вдовин начал говорить громко, уверенно вырывая из себя пламя:
   -Товарищи, наступило время перемен! Наступило удивительное время! Время, когда всякий человек нашей Страны хочет думать, читать, учиться... Сильный порыв, ставит огромные задачи... Задачи ставятся и перед искусством, перед театром. - На смену театру буржуазному, празднично - зрелищному, бездуховному, с внешней парадностью должен прийти театр -новатора, творческих поисков и экспериментов. Театр, где обличают тёмное царство купцов - самодуров, продажность лицемерие бюрократической машины царского самодержавия. В театр должны прийти новые зрители; рабочие, крестьяне, красноармейцы, передовая интеллигенция, студенты и другие жители нашей необъятной Страны.
   -А старые театральные традиции куда? Вон?! - Выкрикнул мужской голос из зала.
   -Нет не вон! - Спешно встав с места, громко возразил Франк, и следом голос приглушил, взглядом дав понять Вдовину, что настала его очередь. И тот сел, а по лицу его скользнула некая злоба. Лев Николаевич с внешним хладнокровием следил за происходящим, молчаливо кивая головой.
   -Нет не вон! - Повторил Франк. - Мы не будем отказываться от старых традиций, но вместе с тем будем искать новое. Для меня как для режиссёра, актуальна идея неразрывного единства этического и эстетического назначения театра, единство художника и народа, острое чувство современности, отвечающее содержанию драматического произведения, его художественным особенностям, определяющее неповторимую сценическую форму. - Живость его слов, игра глаз, скорая перемена лица, выразительные движения рук, всё это говорило о его профессионализме. А уверенный тон, постепенно обезоруживал всех, не была исключением и Клара. Она глядела на него как заворожённая. - Острота и отточенность сценической формы, - продолжил он, - должна неизменно возникать в результате глубокого проникновения актёра в душевную жизнь персонажа. Вот чего я хочу видеть в вашей работе, уважаемые господа. - И он тотчас исправился, - товарищи! - Франк умолк, обводя открытым и смелым взглядом сидящих в зале.
  
   Этим же вечером, за ужином, состоявшим из перловой каши с тушёными бобами и моркови, Клара рассказала Елене и Инне Всеволодовне о собрании. Она говорила быстро, будто боялась не успеть, в глазах её сверкали огоньки восторга, надежды:
   -Лена, Вдовин и Франк правы! Наступило замечательно время, заманчивое! Открылись огромные возможности для талантливых, способных людей: публицистов, литераторов, учёных, художников, музыкантов, для актёров".
   -Да, всё это хорошо Кларита, - неожиданно тихо, медленно, вступила в разговор Инна Всеволодовна, которая, казалось, в мыслях была далеко, - но считаю нужным напомнить, что искусство и театр должны возвышаться до храма, так как религия и чисто искусство очищают душу человечества...
   -Мама! Это невозможно! - В храме Иисус, которому поклоняются, как, впрочем, и сотни лет поклонялись и царям, в нашей многострадальной стране. Нет, в театре нет места богу! Театр, должен служить людям независимо верующий он или нет, в театре должно быть место любому, и он должен нести просвещение, и сидя в зрительном зале, смотря пьесу, человек наконец смог бы обратиться к самому себе...
   Лицо Инны Всеволодовны не приятно удивилось, голос её понизился:
   -Елена, слышал бы тебя папа!.. И потом, бедность разума человека низшего не истребима, - продолжила она с грустью и ещё сильней понизила голос.
   Лицо Клары, тотчас приняло оскорбительное выражение, но возражать она не посмела.
   -Ты ошибаешься мама! - смело бросила Елена, прямо глядя в глаза матери. - Бедность ума от неграмотности! А где простому человеку было дозволено учиться, а? Где он мог созерцать прекрасное? Низший человек как ты говоришь, мог только и сходить в церковь, да и то не часто и не каждый, потому как свечку не за что было купить, а о том, чтобы сходить в театр... Вот тебе и бедность разума. Ну ни чего, скоро всё изменится, всё уже меняется к лучшему. Простой народ тянется к знаниям, а если театр откроет широко двери, то их души наполнятся светом! - Елена умолкла, но взгляд говорил, что она готова ещё рассуждать...
   -Уж мы постараемся! - Вырвалось у Клары, и она несколько разочарованно взглянула на Инну Всеволодовну.
   -Ты заблуждаешься дочка! - громче чем обычно возразила Инна Всеволодовна и встав из-за стола спешно ушла в свою комнату.
   -В ней говорит обида, - тихо сказала Елена, провожая взглядом победителя, мать.
   -Но её тоже можно понять. Из - за всех этих событий она потеряла всё, в том числе и мужа. Я подруга с тобой согласна, но ты бы...- и Клара пристально, многозначительно взглянула на Елену.
   -Клара, это моё мнение, и я вправе его высказывать, а маме пора понять, что возврата к прошлому нет... Знаешь сколько рабочих приходит по вечерам после работы в школу? Знаешь?
   -Много?
   -Много, очень много. Я уверенна, пройдёт не много времени и этот "низший человек", построит новую счастливую страну.
   -Я вдруг вспомнила своих сестёр. Может и они постигнут грамоту и что-то для себя интересное найдут. Вот будет радость маме!
   -Найдут, обязательно найдут подруга! - И Елена широко улыбнулась, показывая свои ровные белые зубы. Она встала из-за стола, - Пойду поговорю с мамой, - и она ушла. Клара же, ещё с полчаса сидела за столом молча блуждая взглядом по тарелкам, в которых лежала недоеденная каша. Она вспомнила мать и сестёр, вспомнила, что месяца два как уже не писала и ей стало стыдно, загорелись щёки. Она встала и принялась убирать посуду, мыть её. Когда всё было вымыто и убран стол, Клара сходила в их с Еленой комнату взяла из письменного стола чистый серый лист бумаги, чернильницу, ручку с пером и вернулась в гостиную, где, сев за столом принялась писать письмо родным, в котором описала все прошедшие события.
   Елена, больше часа провела в комнате с Инной Всеволодовной и всё это время Клара писала, а когда письмо было написано, она свернула лист в четверо, поместила в конверт, следом взяла в руки чернильницу с ручкой в одну руку, конверт в другую и прошла в их с Еленой комнату, где в тёмной комнате при свете падавшим проём двери из гостиной, чернильницу с ручкой поставила на стол, а конверт положила в свою чёрную сумочку, что стояла на тяжёлом дубовом стуле и следом переодевшись в ситцевую с длинным рукавом ночную сорочку легла в кровать под пуховое одеяло. Клара пролежала ещё с полчаса в ожидании Елены, но не дождавшись незаметно для себя крепко уснула.
  
   Заканчивался второй месяц весны 1932года. Дыхание весны пробуждало жизнь в природе. За окном на деревьях под ясным небосводом, порхали мелкие птички, махая крылышками, заливая радостные песни на ветвях, после долгого зимнего молчания, ещё не одетых листьями. Открыв фрамугу, Клара вдохнула свежего воздуха, подошла к трюмо, в зеркало которого тотчас взглянула. Зеркало отражало молодое стройное тело, где грудь значительно выступала вперёд, а узкая талия только подчёркивала её, овальное лицо, серо - зелёные глаза, с любовью глядели на себя в зеркало. Кларе шёл двадцать третий год. Она легко откинула рукой прядь скрывавших грудь волос назад, на затылке завязала волосы узлом, повернулась вправо, влево, разглядывая на себе новый чёрный с вкраплениями зеленого костюм, приталенный жакет, прикрывавший бедра и открывая английским воротником значительную часть декольте, прикрытую белой шёлковой блузкой. Оглядела на себе узкую юбку, прикрывавшую часть голени, новые чёрные кожаные ботиночки на небольшом каблуке. - "Хороша!" - Подумала Клара и улыбнулась. Подведённые в меру глаза, припудренный носик, хорошо отчерченный природой небольшой розовый рот, - всё ей в себе нравилось. Нечаянно её взгляд остановился на часах в глыбе малахита стоявших на комоде, стрелки которых показывали два часа дня. Клара заметила, что задерживается. С растерянным видом она спешно вышла в гостиную, где, сидя за обеденным столом её ждали Инна Всеволодовна и Елена. Инна Всеволодовна сидела, скрестив руки на груди блуждая взглядом то на пустой стул во главе стола, который с момента ухода из жизни хозяина пустовал, то блуждала по столу, на котором по центу стояла фарфоровая супница, блюдо с тонкими ломтиками хлеба, колясками нарезанной конской колбасы, а по краям фарфоровые тарелки под первое с правой стороны которых на белой выглаженной салфетки лежали серебряные приборы. Елена, яркая блондинка, стриженная по краю нижней части уха, с несколько выпуклыми крашенными чёрной тушью карими глазами, прямым носиком, с красной помадой на полноватых губах, в коричневом строгом платье с широким кружевным воротником, подпирая голову кулачками изящных рук глядела на мать.
   Обе, мать и дочь заметили выход Клары. Их добрый взгляд был прикован к Кларе. Помимо растерянности, Елена заметила в лице подруги, в её жесте (частой касание кончика левого уха кончиками пальцев левой руки), волнение, которое внешне она хорошо скрывала.
   -Подруга, ты прекрасна! - поднимая плечи и разведя руки в сторону, пропела Елена.
   -Я соглашусь с Еленой, - следом сказала Инна Всеволодовна. - Сегодня твой день!
   -Повернись? - Попросила Елена.
   И Клара сделала оборот вокруг себя поставив руки на талию, выражая взглядом, мимикой неловкость и смущение:
   -На мне хорошо сидит костюм? - спросила Клара, хотя по глазам было видно, что она уже знала ответ.
   -Не просто идёт, он твой! Даже не сомневайся! - И Елена встала, но тотчас села.
   Кларины губы расплылись в красивой улыбке, несколько оголяя белые ровные зубы.
   -Кларита, Елена, давайте уже обедать! - Призвала Инна Всеволодовна, - тебе Кларита нельзя опаздывать, да и нам нужно время собраться. - И женщина продолжая прижимать руки к сердцу, набожно подняла глаза к верху.
   Клара села за стол рядом с Еленой напротив Инны Всеволодовны. Обед растянулся на час. Первые минуты все наслаждались свежим горячим картофельным супом на бульоне из куриных потрошков. Елена и Клара хвалили Инну Всеволодовну, а та застенчиво улыбалась, кивала головой принимая похвалу. А спустя четверть часа, с подачи Инны Всеволодовны тема разговора сменилась и разговор зашёл о театре, верней о премьере "Чайка" Чехова, что должна состояться в этот день, в 18.00, и где учувствовала Клара.
   -Кларита, я рада твоим успехам и от души тебе желаю хорошего старта. Ты мне нравишься, в тебе есть стержень, который необходим человеку в достижении целей, в добавок ты добра. И я, надеюсь приобретая профессионализм, беря новое в свою копилку ты не станешь отказываться от старых театральных традиций, как это в настоящее время модно, - она говорила и значительно глядела в глаза Клары, будто угадывая её мысли, а умолкнув опустила глаза в свою тарелку с недоеденным супом.
   Елена улыбалась, слушая и удерживаясь от возражения. Клара, так же слушала, оставив ложку в пустой тарелке. Она понимала о чём говорит Инна Всеволодовна: "Из центральных газет, из разговоров с коллегами, было известно, как часто исключали старых актёров из постановок, а как следствие и из театров, ставя им в вину отсутствия прогрессивного понимания пьес, в неприятии всего нового, да и классику считали устаревшей."
   -Нет, Франк не такой. Он продвигает новые идеи, но при этом ценит и держится за старые театральные традиции и этому будет свидетельствовать премьера "Чайка". Я с первых минут была очарована им!
   -Ты влюбилась? - Выразила удивление Елена.
   -Нет! - И Клара смутилась. - Он мне интересен как личность. Ты бы видела, Елена как он проводит репетиции! - Клара оживилась.
   -Я верю, верю тебе подруга, - и взглянув на часы с маятником, висевшие над камином, сказала:
   -Нам пара!
   На часы взглянули и остальные, соглашаясь, что пара. После чего все вместе встали из-за стола. Инна Всеволодовна прошла в свою комнату и уединилась там на полчаса, а когда она вышла в гостиную в строгом вишнёвом платье с накладным ажурным воротником и небольшим галстучком впереди, припудренном лице, подкрашенными розовым карандашом тонкими губами, с маленьким клад чем в цвет платья в правой руке, стол был пуст, а девушки в новеньких туфлях, в прихожей одевали плащи. Когда Инна Всеволодовна вышла в прихожую, девушки замерли, особенно впечатлилась Клара: ещё полчаса назад уставшее от жизни стремительно стареющее лицо преобразилось, став если не моложе, то точно свежее. Девушки не стали смущать её, отстранившись в сторону они дали возможность ей обуть устаревшей модели кожаные чёрные ботики, одеть чёрное шерстяное пальто, шляпку, повязать на шею тонкий шёлковый шарфик. Когда же Инна Всеволодовна быта обута и одета, девушки пропуская её вперёд вышли из квартиры. До театра, две остановки шли пешком, так как об этом попросила Инна Всеволодовна, взяв под руку дочь, а Клара, опустив одну руку в карман плаща другой держа сумочку шла на шаг сзади, мысленно настраиваясь на премьеру.
   Как и обещал, Франк, на смену "модным буржуазным пьесам, празднично - зрелищным спектаклям, он предложил провинциальному зрителю пьесу "Мещане" М. Горького, в которой поднималась проблема, драма, человека, живущего пустой и никчёмной жизнью, человека, который уже не может жить жизнью отцов и дедов, но ещё не обладая достаточной волей для иного пути. В пьесе автор обличает мещанство, называет поколение мещан бесполезными, и консервативными, людьми ненужными для нового общества. Так как их заботят только деньги в то время, как молодые трудящиеся люди, не покладая рук, трудятся, ищут призвание своё. В центре произведения семья Василия Бессемёнова, их не простые взаимоотношения. Бессемёнов - хозяин семейства представитель мещанского сословия, занимающий должность старшины в молярном цехе. Человек степенный и основательный, желает стать депутатом от цеховых. Вместе с ним в доме живёт его семья: жена, дочь Татьяна, которой 28 лет, и она не замужем, Пётр сын, студент, который был отчислен за то, что принял участие в волнениях. В доме живут и другие: Нил - воспитанник Бессемёнова и в которого безответно влюблена Татьяна, Поля - швея, пьяница - Тетерев. Родственники, нахлебники..., которые наблюдают за скандалами в семье.
   В пьесе, Кларе отвели роль Поли, швее, дочери дальнего родственника Бессемёнова. Возлюбленной Нила, человека "прогрессивного", человека борьбы и труда, но который при всём положительном что в его характере есть, есть и обратная сторона: он безжалостен к влюблённой в него Татьяне и воспитавшему его Бессемёнову. Любовь Нила к Поли взаимна. Она разделяет взгляды Нила, они вместе мечтают о светлом будущем.
   После ролей мелких, минутных и порой даже бес слов, роль хоть и не главная, но заметная, стала для Клары "Подарком судьбы". Она не один раз внимательно прочитала всю пьесу, выучила роль Поли стараясь прочувствовать характер своей героини. На репетициях, ловя каждое слово, каждый взгляд Франк. А говорил он красиво, выдерживая интонации, заставляя не вольно всех актёров вслушиваться в каждое слово. - "И вот наконец пришёл мой час. Премьера!" - чуть не вскрикнула она, но вовремя спохватилась, оглядываясь по сторонам.
   На улицах города было многолюдно, много молодёжи. Воскресный тёплый день пригласил выйти жителей из своих жилишь и прогуляться по улицам города, в скверах и Клару это не смущало. Напротив, ей нравился большой город, многолюдность, в котором человек может затеряться. Она глядела на незнакомые лица, которые будто тени мелькали перед ней, оставляя лёгкие едва уловимые впечатления. Шли медленно и пака шли, солнце уходило за горизонт, а когда до театра осталось менее двухсот шагов солнце скрылось и все фонари на улицах зажглись; их были десятки, сотни, один невдалеке от другого, и куда не взгляни везде огни. Фасад театра также горел огнями. У парадной толпились люди, в самом театре зрителей также было много: в вестибюле, в ложах, в партере. До начала оставалось менее часа.
  
   Подходя к театру, Клара не без гордости оглядела толпившихся у парадной зрителей, одетых очень скромно без излишеств, многие, из которых мужчины и женщины были одет ы в кожанки, видавшие время из-под которых виднелись гимнастёрки, а у женщин красные косынки. Зритель был разный; интеллигенция, рабочая молодёжь, студенты, служивые люди, простые горожане и все они были зрители новой страны. Сдавая плащ в гардеробную, Клара оглядела фае и неожиданно вспомнила зрителей Империи, канувшей в лета. - "Как давно это было; смокинги, кружева, поклоны, выход на показ..."
   Попрощавшись с Еленой и Инной Всеволодовной, Клара прошла в гримёрную. Волей судьбы или случая, Кларе отвели место в гримёрной, которое когда-то занимала барышня. Клара была этому очень рада, потому как каждый раз садясь перед зеркалом, она чувствовала незримое присутствие барышни, что ей, конечно, помогало... С той лишь разницей, что гримёрную она занимала не одна, а делила её с двумя другими актрисами, одной из которых предстояло играть Татьяну, а другой Акулину Ивановну - жену Бессонова. Они уже сидели, каждая перед своим зеркалом, когда Клара вошла.
   -Добрый вечер! - сказала Клара и подошла к давней знакомой деревянной стойке - вешалке, которая будто часовой стояла в пяти шагах, в левой стороне от двери, рядом с местом Клары.
   Виолетта, актриса которой предстояло играть роль Татьяны, не поворачивая головы и пристально разглядывая янтарными глазами своё красивое с греческим профилем лицо лениво протянула:
   -О - о - о - о, если бы это было так.
   Маргарита Львовна, она же Акулина Ивановна, шатенка с мягкими чертами лица, которой было далеко за сорок, но которая не утратила свою привлекательность, повернувшись будто ручей, бегущий по камушкам, сказала:
   -Добрый вечер, - взгляд её светлых глаз был добрым и ласковым, но всё - таки с сознанием превосходства. Клара хорошо знала Маргариту Львовну, по тем временам, когда в театре служила барышня и видела её в постановках получая искреннее удовольствие от её игры. - Нынче твой дебют. Пусть он будет удачным...
   -Благодарю вас Маргарита Львовна, я постараюсь, - несколько волнительно сказала Клара, снимая жакет и вешая его на вешалку. Повесив, Клара подошла к своему столику и села перед зеркалом. Она сидела, не подвижно глядя в зеркало, её лицо выражало беспокойство и страх, как у студентки перед экзаменом. - "соберись, соберись, у тебя всё получится", - мысленно повторяла она себе. Может от того, что она долго и пристально смотрела в зеркало, а может от того, что желала, но в зеркале сквозь лёгкую дымку Клара увидела лицо барышни, доброе, родное, молчаливо говорящее, что всё у Клары получится как нельзя лучше. Клара вглядывалась в зеркало, пытаясь более чётко разглядеть лицо барышни, но всё было тщетно, спустя минуту лицо барышни исчезло, оставив Клару одну удивлённую.
   Виолетта, столик которой находился рядом по левую сторону, укладывая тёмно русые по плечи локоны, повернула голову в право и взгляд её заметил беспокойный взгляд Клары.
   -За пять лет игры на сцене, я в первый раз представляю на сцене неудачницу и мне приходится не легко. Но я справлюсь!
   -"Я тоже справлюсь!" - мысленно сказала Клара и принялась готовиться.
   Спустя полчаса, прозвенел первый звонок, а потом второй и все три актрисы готовые выйти на сцену вышли из гримёрной.
   Зрители заняли своё место в зрительном зале, вкушая предстоящее, перешёптываясь. Занавесь поднялся - началась пьеса и зрительном зале воцарилась тишина. Несмотря на занятость в пьесе значительного количества актёров, каждый знал своё место, свой текст. Играли свободно, как бы для себя в своём доме, профессионально, без надрыва. В минуты, когда Клара покидала сцену, она через щель между углом сцены и занавеси выглядывала в зрительный зал и все, кого только она видела, слушали и смотрели с большим вниманием, делала шаг назад и с нетерпением ждала своего выхода, а когда выходила, удерживала дыхание и с сильным биением сердца ждала знака, чтобы сказать свой текст. Четыре акта пьесы отыграли на одном дыхании, а зритель с живым удовольствием внимал пьесу. И вот пьеса кончилась - занавесь опустился. Все актёры - утомлённые игрой и режиссёр в безмолвии за опустившимися занавесями ждали суда зрительского. Спустя минуту, зал загремел! Паркет, ложи, партер - все в один голос закричали: "Браво! Браво! Браво!" Занавесь подняли, актёры, режиссёр все увидели взгляд восхищённой публики. Довольные улыбки не задержали появиться на лицах актёров и режиссёра, они поклонились зрителю, который аплодировал стоя, подбрасывая в верх кепки, махая белыми и красными косынками, на сцену летели гвоздики, фиалки, красная герань. Внутри Клары всё ликовало. Она впервые чувствовала прямую причастность к успеху пьесы. Будет много сыгранных ей ролей, второстепенных и главных, будет успех, но послевкусие останется с ней на всю жизнь именно от премьеры "Мещане" М. Горького.
   Зрители ещё долго не расходились, вызывая и раз и два и три, и четыре актёров аплодисментами и актёры выходили, кланяясь благодарному зрителю. А когда наконец зрительный зал опустел, Франк всех пригласил к себе в кабинет, где распечатали три бутылки шампанского как в честь самой пьесы, так и в честь первой постановки Франк - режиссёра. Все друг друга поздравляли, чокались хрусталём, отдельно отметили и работу Клары. Маргарита Львовна, актёр, игравший Нила, Бессемёнова, Виолетта, все они тянули к Кларе свой хрусталь с поздравлением. Кларе льстило, и она ждала что следом к ней подойдёт Франк, который щедро рассыпал похвалы всем актёрам, не выделяя никого и только когда пришло время уходить, Франк легко преподнёс Кларе букет из семи белых роз сопроводив словами:
   -Признание поклонника!
   Домой Клара вернулась за полночь, с букетом белых роз.
   В квартире было тихо и темно. В прихожей Клара включила свет, у порога скинула туфли, прижимая к груди свой первый букет от зрителя, как признание за актёрское мастерство. Прошла на кухню, где оставила букет на рабочем столе, прошла к дубовому массивному буфету, от куда достала высокую - узкую хрустальную вазу, из крана налила в вазу воды и вернувшись к столу поставила в неё букет, а следом отнесла вазу в тёмную гостиную, где поставила её на обеденный стол в центре. Несмотря на тёмное помещение, всё же свет от неполной луны попадал в гостиную и белые розы будто фарфоровые радовали глаз Клары, которая ещё немного полюбовалась ими, а потом тихо на цыпочках прошла в маленькую комнату, где на кровати молодым крепким сном спала Елена. Клара взглянула на Елену взглядом любящей сестры и прошла к дивану, на котором уже была расстелена постель. Она переоделась, прошла в ванную комнату умыла лицо и вернувшись в комнату легла под пуховое чистое одеяло. Она лежала с открытыми глазами, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего желаемого. Перед глазами вставала пьеса, её игра в которой находя промахи она морщила нос, а в ушах стояли аплодисменты. Вспомнила мать с сёстрами и посетовала на невозможность их пака видеть. Ещё перед ней неожиданно встал образ Франка, передавшего ей букет. "Первое признание моей работы" - подумала она и вскоре уснула с детской улыбкой на лице.
  --------------------------
   На другой день в понедельник, Клара проснулась поздно, ближе к десяти утра и взглянув на пустую кровать Елены поняла, что она одна. Потянувший, она вновь вспомнила впечатления прошедшего дня, заметив, что под рукой на подушке небольшой лист бумаги, свёрнутый в двое. Не поднимая головы, она взяла лист и развернув прочитала: "Нынче понедельник и я спешу в школу, но не могу уйти, не написав тебе. Ты мне понравилась! Поздравляю! Твоя..." Клара откинула одеяло, в сторону отложила записку, села на диван откинувшись на высокую спинку дивана и вытянув длинные стройные открывшиеся выше колен ноги, остановила взгляд на небольшой хрустальной люстре: "Спасибо моя дорогая подружка!" - Лицо Клары было расслабленным, глаза светились загадочным светом. В дверь тихо, робко постучали.
   -Я уже не сплю Инна Всеволодовна! - Расслабленно сказала Клара.
   И дверь открылась. В комнату вошла с осанкой светской дамы Инна Всеволодовна. Она была спокойна с улыбкой человека, знавшей больше, чем другие.
   -Как спалось будущей приме театральных подмостков?
   -Мне бы так хотелось, - смущаясь сказала Клара и опустила глаза, прикрывая ладонями покрасневшие щеки.
   Инна Всеволодовна подошла к дивану и села рядом, с готовностью говорить и слушать:
   -Я знаю, что говорю Кларита. Я тебя раньше не видела в игре, но то, что я увидела прошедшим вечером мне очень понравилось. Да, текста было не много, прочим, как и сама роль, но ты была естественна и свободна, как знаток своего дела.
   Клара, скользя пальцами по щекам медленно опустила руки крест на крест на грудь и села прямо. Для неё оценка сидевшей рядом женщины была одной из самых важных и то, что она слышала в данную минуту привело в некое замешательство. Клара, замечала, что Инна Всеволодовна хоть и по-доброму относилась к ней, но всё же считала её глубокой простушкой с большими амбициями.
   -Вам понравилось?
   -Понравилось! И я больше тебе скажу, у тебя большое будущее!
   -Спасибо! Большое спасибо! - радостно выплеснула из себя Клара, накрыв своими ладонями лежавшие на коленях кисти Инны Всеволодовны и тотчас продолжила говорить. - Я прочитала записку Елены, а ещё я бы многое отдала за оценку барышни. Это благодаря ей, я служу в театре, она привила мне любовь к театру, - и Клара умолкла, прикрыв ладонями лицо.
   -Мне посчастливилось видеть игру твоей барышни - Натальи Форш. Она, кажется, из французских дворян? Мне нравилась её игра, а мой муж её боготворил, - и Инна Всеволодовна, на миг ушла мыслями далеко. А спохватившись, приобняла левой рукой Клару коснулась губами её щеки и быстро, повысив свой мягкий добрый голос сказала: -"Пора завтракать, скоро полдень..." - и она не без труда встала, направляясь к двери.
   Прошло не много времени. Клара переложила свою постель на кровать Елены, заправила её, накрыла покрывалом, уложила друг против друга подушки и уже одевала лёгкий цвета карала халат, как из приоткрытой двери послышалась музыка. "Смычок скользил по струнам скрипки, жалостно". Клара, крадучись, вышла в гостиную. У камина в большом, мягком, обшитом бордовым бархатом кресле, сидела Инна Всеволодовна, а рядом на кофейном столике стоял патефон издавая жалобные звуки скрипки. Из глаз Инны Всеволодовны капали одна за другой слезы. При виде Клары она промокнула слёзы белым шёлковым платком и по её лицу пробежала тень смущения. Клара подошла к ней и присев перед ней на корточки, вопрошающе взглянула в её глаза.
   -Я люблю слушать скрипку, она как тень плача не рождённого младенца, а в моём случае тень прожитого. Один великий музыкант, француз, изрёк: "Музыку сочиняют тогда, когда нельзя передать словами чувства глубинные, не поддающиеся выражению словесному". Клара глядела на Инну Всеволодовну уже не вопрошающе, а с сожалением и сочувствием.
   -Хотите я с Вами останусь, и мы вместе послушаем музыку, поговорим?
   -Не надо Кларита. Свою старость я буду переживать сама.
   Прошёл час, Клара вышла из дома и пошла по ул. Фридриха Энгельса, бывшей ул. Московской. Не многолюдная в воскресные дни, в будни она была почти безлюдной, тихой, где по одну сторону стояли двух, трёхэтажные каменные и кирпичные дома, а по другую тянулся частный сектор дворов на десять.
  ------------------------------
   Погода стояла тёплая, пасмурная и казалось, что вот, вот пойдёт дождь. Клара, одетая в костюм, неся в одной руке сумочку в другой зонтик, не спешила, поглядывала на небо, боясь пропустить капли дождя, мысленно прокручивая недавнюю сцену, свидетелем которой она стала. "Как ужасно находиться в таком возрасте. Будущего нет, всё в прошлом; удачи, неудачи, приобретения, потери. Остаток жизни проходит в думках о прожитом... Как это всё ужасно!". Клару будто слегка ударило током. "Нет, нет, мне рано об этом думать!!!" Она, стараясь избавится от грустных мыслей, рассматривала то, что привлекало её взгляд.
   Свернув, она вышла на Проспект революции, где было многолюдно, и много транспорта; трамваи с пассажирами, легковые и грузовые машины, малочисленные телеги, запряжённые лошадьми, так, что ей пришлось минут пять стоять, чтобы перейти проезжую часть. Перейдя, она пошла по тротуару, вдоль которого росли многолетние тополя, клены, липы, набухшие почки которых были готовы взорваться, выпустив на свет молодые зеленя. Проходя мимо бывшей гостиницы "Бристоль", а ныне "Москва" Клара на минуту остановилась, поднимая взгляд с первого этажа на третий и вновь вниз. "Всё те же огромные окна, ресторан на первом этаже, официантки, сменившие официантов, а вот швейцар у парадного стоял тот же, - лет шестидесяти, седовласый с ухоженной бородкой и гренадёрской выправкой", - мысленно заключила Клара и тотчас вспомнила, как они с Еленой детьми частенько останавливались у гостиницы разглядывая хорошо одетых посетителей и посетительниц, мысленно примеряя наряды и украшения барышень на себя. Клара улыбнулась и продолжила путь, разглядывая витрины магазинов, переводя взгляд на прохожих мужчин и женщин, всё больше одетых в простую чистую, не новую одежду, в потёртой и смятой обуви. Она взглянула на свои ноги, обутые в не новые, но хорошо сохранившиеся кожаные чёрные туфли, отданные ей Инной Всеволодовной у которой были запасы хороших вещей и обуви с прошлых времён и которые она любезно предложила девочкам. Клара подумала о том, что, когда ни будь она сможет покупать себе новую, красивую одежду, обувь, украшения. "Это будет, когда я стану известной актрисой. И я уж расстараюсь!" - пообещала себе Клара.
   День за днём, неделю за неделей, месяц за месяцем, Клара ходила в театр одной и той же дорогой, на подмостках играла Полю в "Мещане" и каждый последующий выход её становился уверенней. Так чувствовала она, так говорил её партнёр, игравший Нила. Примечал её уверенность Франк, с которым отношения складывались добрые. Её плавность движений, мягкий голос, и гибкость всего тела, не оставляли равнодушным никого из зрителей, и Маргариту Львовну, и Виолетту, которая отдавала должное её игре, хвалила её - хотя похвала её была холодна, как и она сама. Поклонником Клары был и Вдовин. Всякий день (три, четыре раза в месяц), когда он посещал театр он сидел в первом ряду по центру с букетом белых роз, смотрел на Клару, восхищался, а после представления подходил к сцене и протягивая букет взглядом предуведомлял её о своём хорошем расположении. Это Клару смущало, щеки покрывались румянцем и она, беря букет отводила взгляд в сторону. Когда же она выходила из театра, то встречала Вдовина у парадной. Он подходил и улыбаясь улыбкой, не терпящей возражения, предлагал довести до дома. Кларе льстило отношение Вдовина к ней, но вместе с тем несколько настораживало и пугало. Всякий поздний вечер, когда Клара заставала Елену ещё не спавшей, они много разговаривали, Елена говорила о своих великовозрастных учениках, Клара о том, что происходило в театре, всякий раз хотела сказать о Вдовине, но умалчивала, будто неведомая сила её останавливала. А когда в первых числах июня Вдовин пригласил Клару на ужин в "Москву", Клара твёрдо решилась рассказать Елене и этим же вечером, перед сном лежа в тёплой, чистой, мягкой постели рассказала Елене о произошедшем. Первую секунду, после услышанного, Елена присела на кровать, не спуская ног и повернув голову, пристально и недоумевая взглянула на лежавшую и глядевшую в потолок подругу.
   -И ты всё это время молчала?! - Протянула она обиженно.
   -Я хотела, правда, я хотела... - повернув лицо к Елене, но не отрывая голову от подушки, тихо оправдывалась Клара. - Не держи обиду. Лучше подскажи, как мне быть? Завтра он спросит ответ.
   -А ты сама что думаешь? - Ещё держа в голосе нотку обиды, сказала Елена.
   -Я думаю, что я Вдовину нравлюсь, - начала говорить Клара, разглядывая тёмный полоток, по которому время от времени пробегали то тени, то светлые пятна. - С начало мне казалось, что ему просто нравится моя игра, но потом я стала замечать его взгляд... Взгляд его похож на тот, что описан во многих романах. - Что же мне делать подруга?
   -Как бы заключила моя мама "Хорошая партия".
   -Партия? - Удивилась Клара, приподнимаясь и опираясь на локоть.
   -А что? Молод, симпатичный, обещающий пойти далеко по партийной линии, так как он, наверное, начал служить лет с семнадцати, скорей всего коммунист...
   -Да, Франк рассказывал, что он сам из дворян, был тюрьмах, в ссылках... И что он из тех коммунистов, которые верят в правое дело, любит и умеет работать.
   -Ну вот видишь, "кладезь", а не мужчина. - Елена на минуту умолкла, а следом мягко, вкрадчиво спросила. - Ну а что ты сама о нём думаешь? Как он тебе?
   -Я не знаю, - и Клара, смущённая и озадаченная вопросом, вновь легла, укрываясь одеялом. Елена вскоре уснула. Клара же, повернувшись к спинке дивана, ещё с час лежала с открытыми глазами, озадаченная вопросом подруги и с тем уснула.
   На другой день, вечером, когда Вдовин заехал за Кларой и сидя за рулём, пристально взглянув на неё спросил, она дала положительный ответ глядя вперёд на проезжую часть, но с тем условием, что с ней пойдёт её подруга. - "Я, не против." - сказал Вдовин, хитро улыбнувшись, чего Клара не видела. И уже спустя сутки, в пятницу вечером Вдовин, Клара и Елена сидели за столиком в ресторане "Москва", где за другими столами так же сидели гости заведения.
   Клару будоражил внутренний восторг: "Они с Еленой в Бристоле! И пусть они одеты скромно отлично от многих других девиц и женщин, с плеч которых ниспадали модные платья, костюмы, а на пальцах и в ушах блестели камни колец и серёжек и от которых исходил аромат духов и не всегда хороших. Пусть. Но всё же она вновь приблизилась к той жизни, которая её всегда влекла!" Она взглянула на Елену, лицо которой выглядело спокойно, не выказывая эмоций. Перевела взгляд на Вдовина, глаза которого глядели на Клару с любовью и вопросительно, будто спрашивая: - "Ну как тебе, нравится?" Клара по-детски улыбнулась и тем самым ответила на вопрос...
   Они сидели в ресторане около двух часов: пили шампанское, ели куриное филе с рисом политым грибным соусом, нарезку свежих томатом - чему Клара была несколько удивлена, а под занавесь съели по кусочку пражского пирожного запивая кофе. Девушки наслаждались едой, слушая рассказы Вдовина о перспективах развития искусства и образования в Советском обществе. Бросали взгляды по сторонам... А, вернувшись домой, лежа в постели, они ещё долго делились впечатлениями о прошедшем вечере. Когда у обеих начали слипаться веки, они пожелали друг другу, "Хорошего сна!" и повернулись каждая лицом к стене. Клара уже засыпала, когда услышала голос подруги:
   -Ты за него держись. Он тебе многое сможет дать! - И вздохнув умолкла.
   -"Держись, держись, держись." - Звучало в ушах у Клары ещё несколько минут переходя от ясного голоса в далёкий и глухой, пака она не уснула.
  
   На сцене театра продолжали успешно выступать корифеи - актёры дореволюционного поколения, (так звал их Франк) и вместе с тем появлялось молодое поколение талантливых актёров. Франк это нравилось и у него с молодёжью складывались отношения наставника и воспитанников. Отношения, основанные на доверии, не подавляя волю, но доносил до них главное в профессии актёра и все включая Клару это особенно ценили. Всё что не делал Франк, всё казалось обворожительным и интересным. Поэтому, когда спустя полтора месяца после премьеры "Мещане", Франк решил ставить "Дни Турбиных" Булгакова и объявил на актёрском совете проходившим в зрительном зале высказываться никто не стал, но было видно, что идея всем понравилась, особенно молодым актёрам, на лице которых было выражение презрительной почтительности к старцам; - "Ваше, время прошло, наступает наше время и просим посторониться." "Старики" - тихо сетовали, - "в этой пьесе нам места нет."
   -Да вроде бы "Турбиных" более не ставят? - Возразил Лев Николаевич, сидя на первом ряду по центру Франк, который с стоял у подножия сцены перед ним. - А что же мы, супротив всех пойдём!? - и Лев Николаевич промокнул платком испарину на лбу.
   Франк не мешкал с ответом. Казалось, что он предугадывал подобный вопрос и потому сделав два шага вперёд, он громко и чётка заявил:
   -Михаил Афанасьевич Булгаков, сочиняя имел цель только показать, как революция меняет людей, показать судьбу людей, принявших и не принявших революцию, новую культуру, людей носителей духовности. Пьесу не запретили, от неё многие отказались, - и Франк многозначительно взглянул в растерянные глаза Лев Николаевича, распустил красивую улыбку показывая крупные белые зубы, от удовольствия за свою задумку и тотчас вернулся к подножью сцены взял папку со сцены, открыл её и достал серый лист бумаги. - Ну что ж, тогда представлю действующих лиц, - звучный негромкий голос его, актёров привлек ещё сильней. В зале настала тишина, актёры мужчины затаились в ожидании: - Турбиным А. В. будет Лесных Пётр Петрович, Николкой будет Сергей Полянский, Мышлаевским В. В. - будет Волков Сергей Васильевич. - Последовало представление ещё нескольких действующих лиц мужского пола, после чего Франк умолк на минуту другую, как бы обдумывая своё решение.
   Мужчины выдохнули, так как действующих лиц хватило на всех. Предстояло представить ещё три действующих лица и этим действующими лицами были женщины. Клара, Виолетта, и Ольга миловидной внешности актриса, поступившая на службу совсем недавно, по возрасту претендовавшие все трое на роль, сидели разделённые друг от друга креслом в первом ряду и внешне двое других никак не выдавали волнений. А внутреннее состояние Клары было напряжено и напряжение отражалось на её лице. Она повернула голову на право и несколько наклонив её, взглянула на Виолетту и Ольгу и мысленно заключила: - "Какие они выдержанные и уверенные в себе". Несколько минут ожидания, для Клары стали вечностью, и когда Франк назвал её фамилию и имя - Клара Князева примерит на себя роль Тальберг Елены Васильевны, она в первую секунду не осознала этого, лишь когда Франк повторил её имя, отражая на своём лице вопрос и удивление, Клара осознала, что её выбрали.
   -Поздравляю! - звонко сказала Ольга, выглядывая из - за головы Виолетты, лицо которой имело всё тоже невозмутимое выражение, но все же глаза выдавали её разочарование. Лёгким поворотом головы в лево, она взглянула на Клару и по глазам было видно, что внутри её велась работа над собой известная только ей.
   Благодарю - несколько рассеянно сказала Клара, улыбаясь детской счастливой улыбкой. Она взглянула на Виолетту, но не увидела её лица, в эти минуты её мысли счастья были глубоко в ней и видела она только их.
   Две другие женские роли разделили между собой Виолетта и Ольга, после чего Франк раздал всем актёрам текст пьесы и рекомендации о быстром его прочтении.
   В пять после полудня, Клара вышла из театра. Солнце стояло высоко, лёгкий тёплый ветерок освежал. Клара, обойдя полукруг вышла на Пр. Революции, села в трамвай и поехала к пристани, где, пройдя от остановки метров сто подошла к своему, как она считала месту под вековую раскидистую липу, которая в летний период давала тень на два с половиной метра по кругу. Сев на траву и облокотившись спиной о дерево, она глядела и взор её терялся в бесчисленных красотах видимой ей деревни, освещаемой солнцем. Река под ногами, озера дальние, как зеркала, представлялись глазам её - вокруг которых деревни, свежие деревенские домики, луга, поля, лесочки, дороги, пересекаемые одно с другой. Клару охватила приятная слабость, та которая бывает у человека, долго плутавшего по лабиринту и вот, увидел выход, и он, уже зная, что выберется, присел отдохнуть. - "Сбылось! Сбылось! Я актриса!", - мысленно говорила она себе глядя с пригорка в низ, где рассекали водную гладь лодки с пассажирами, слышался смех мужчин и женщин. Она закрыла глаза, - повсюду слышались весёлые птичьи голоса. Клара открыла глаза и приподняв голову обратила свой взгляд к небу: - "Это всё благодаря вам барышня... Где бы вы сейчас не были, знайте я вас буду помнить и любить всегда."
   Клара наслаждалась приятным вечером. Когда же солнце приблизилось к горизонту, ей захотелось остановить, удержать солнце, сам уходящий день, но солнце неумолимо клонилось к горизонту и когда начало смеркаться, она пошла домой. Шла тихо, останавливаясь, смотря по сторонам, впитывая звуки, запахи, ставшим ей родным города.
  
   В конце сентября 1930 года, состоялась премьера пьесы "Дни Турбинных". Зрительный зал был полон; зритель средний, интеллигенция, чиновники, партийные деятели и их родственники, знакомые занимали первые ряды. У многих в руках были брошюрки с действующими лицами и исполнителями, а также разъяснение товарища Сталина: Эти "Дни Турбиных" есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма, ибо даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, при знав своё дело окончательно проигранным".
  
  
   Занавесь поднялся все умолкли и сидели молча все три действия внутренне переживая происходившее на сцене. Елена, Инна Всеволодовна и Вдовин сидели во втором ряду по центру. Елена, пристально вглядываясь в происходящее нервно покусывала ноготь на большом пальце руки, улыбка умиления скользила по лицу Инны Всеволодовны, а лицо Вдовина имело выражение влюблённого мужчины, который любовался предметом своей любви. За кулисами, актёры волновались, так что бледнели под гримом, а глаза замученные, настороженными, выспрашивающие... Клара не была исключением и волнения её были направлены на саму роль, а не на что другое.
   Пьеса открылась величественным образом 1918года. "Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции Второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская вечерняя Венера и красный дрожащий Марс". Семья Турбиных, типичная интеллигентная семья военных, где старший брат полковник, младший юнкер, сестра замужем за полковником Тальбергом. Большая уютная, тёплая, с кремовыми шторами на окнах квартиры, где есть библиотека, бронзовая лампа под абажуром, где за ужином пьют вино, где играют на рояле, и подвыпив, нестройно поют российский гимн, хотя уж год как царя нет, а в Бога никто не верит, кроме Елены. В это доме всем рады. Здесь накормят, вымоют, уложат в чистую постель. Это дружная семья, все любят друг друга, без сантиментов. И эта семья оказывается в центре революционных событий на фоне развала белой гвардии, бегства Гетмана на Украине, проходит через многие испытания, будто кто - то проверяет на прочность их семью в такие страшные времена, как 1918 год и становится трагической безысходностью. В пьесе белогвардейские офицеры пили водку и пели "Боже, Царя храни!" - Голоса актёров крепли. Клара выглянула в зал и в недоумении приоткрыла рот, многие из зрителей включая интеллигенцию, чиновников и даже партийных работников встали. Инна Всеволодовна встала, не обращая внимание на сидящих Елену и Вдовина.
   Клара блистала! Она настолько прониклась, вжилась в характер своего персонажа, что была в точь похожа на Тальберг Елену Васильевну, - "Тихая, спокойная, "домашняя" женщина, наделённая обаянием, она проста и доступна. Женщина, способная быть верной мужчине до конца жизни". Несмотря на то, что смерть витает вокруг их семьи, она остаётся почти равнодушна к событиям и занимается лишь личной жизнью.
   Спустя три действия, пьеса приблизилась к концу: "Раздались далёкие пушечные удары, но, это не бой, это салют. На улице играют "Интернационал" - идут красные. Все подходят к окну, "Господа" - говорит Николка, - "Сегодняшний вечер великий пролог к новой исторической пьесе" - "Кому - пролог", - отвечает ему Студзинский, - "а кому - эпилог".
   Минуту в зале воцарилась мертвая тишина, казалось, что каждый сидящий в зале перестал дышать, и только стук сердца своего слышала сама Клара, стоявшая, как и её коллеги актёры, в ожидании вердикта от зрителей. И вот он вердикт, зал наполнился аплодисментами и овациями - "Браво!". Занавес дали и актёры, выстроившись в шеренгу, в центре которой стояла Клара, Виолетта и Ольга сделали несколько шагов вперёд для поклона. На сцену полетели букеты; астр, георгин, гвоздик, буйство красок которых было похоже на салют. Среди оваций, Клара слышала овации в свой адрес, - "Клара браво!". К сцене подходили зрители и протягивали букеты цветов, жали руки. Клара чувствовала, что она центр всего происходящего вокруг неё и это кружило её голову. Ей казалось, что она парит над присутствующими, так было ей легко и свободно.
   Занавес давали пятнадцать раз. Клара и её коллеги то покидали сцену, то возвращались вновь и вот зрители начали покидать зрительный зал, Клара с охапками цветов покинула сцену и вскоре переступила порог гримёрной, где, закрыв дверь оказалась в полной тишине. Она положила охапку цветов на диванчик и присела рядом, откинувшись на спинку дивана, прикрыла веки и попыталась расслабиться, перед глазами стояла картина аплодирующего зрительного зала, салют из живых цветов, а в ушах слышались аплодисменты, - "Клара браво!". - "Вот оно счастье..." - мысленно заключила Клара.
   В дверь решительно постучали, а следом она открылась, в проёме стояли Франк и Вдовин с охапками цветов и с выражением полного удовольствия на лице. Клара поспешила встать и сделала несколько шагов на встречу имея обворожительную улыбку на лице, на котором красивые серо зелёные глаза тотчас источили слезинки радости. Франк бросил к ногам Клары цветы и поспешил заключить её в объятия, приговаривая:
   -Молодец! Это твой триумф! - Он прижал её к себе крепко по-отечески, нежно похлопывая по спине. - Я в тебе не ошибся... - Спустя минуту отпустив Клару из своих объятий, он взглянул ей в глаза и увидев слезинки, катившиеся по щекам, достал платок из внутреннего кармана клетчатого жакета и осторожно промокнув слезинки добавил. - Но тебе красота моя, не следует расслабляться, у нас ещё много работы... Клара словно маленькая девочка стояла с опущенными руками и продолжая улыбаться слегка кивала головой - соглашаясь с тем, что сказал Франк. - Ну ладно, отдаю тебя твоему обожателю, - и Франк отступил назад, уступая дорогу Вдовину, который, -тотчас предстал перед Кларой с внушительным букетом из белых роз. Взгляд его наполнен был любовью и нетерпением:
   -Клара, я Вас поздравляю, вы были прекрасны! Эти строки из молитвы, "все мы в крови повинны, но ты не карай, не карай", ваше лицо полное вдохновения. - И он передал цветы Кларе, держа в своём взгляде её несколько смущённый взгляд. - Елена и Инна Всеволодовна поехали домой и просили нас не задерживаться и Франк тоже, - и Вдовин оглянулся, но Франк уже не было. Вдовин робко обнял Клару, поцеловал в щеку, отпустил, вновь обнял и вновь отпустил, близко, пристально взглянул в смущённые - растерянные глаза Клары, будто на что - то решаясь, приоткрывая и закрывая как рыба рот.
   -Алексей вы хотите мне что - то сказать? - Не выдержала Клара, сильней прижимая к себе цветы.
   -Выходи за меня за муж! - вырвалось из глубины приглушённо и дрожа.
   Клара удивлённо, не спуская глаз глядела на Вдовина, лицо которого покрылось красными пятнами от волнения. Клара ничего не говорила. Казалось, прошла вечность, а не несколько минут.
   -Ты молчишь? - тихо, несколько испуганно сказал Вдовин.
   -Ваше предложение неожиданно...
   -Я не буду тебя торопить. Два, три дня тебе хватит? - Сказал Вдовин и ласково улыбнулся, прищуриваясь светящимися ястребиным умным взглядом. - А теперь пойдём, нас ждут.
   -Я не успела переодеться, - в полголоса сказала Клара, сотворив на лице виноватую гримасу. Дверь распахнулась и в гримёрку влетела Виолетта с охапкой цветов.
   -Извини. Я нахал. Подожду за дверью как страж, чтобы никто не побеспокоил мою принцессу. И Вдовин вышел, прикрыв дверь.
  
   Клара выдохнула, положила розы рядом с другими цветами и принялась переодеваться. Виолетта молча прошла к своему столику и бросив цветы на него опустилась в кресло имея недвусмысленное выражение лица сказала:
   -А ты не теряешь время... Завидный жених!
   Клара не ответила, продолжая переодеваться. И пока переодевалась, тревожные и вместе с тем манящие мысли потеснили мысли радостные, восторженные. Клара привыкла к присутствию в её жизни Вдовина испытывала к нему неподдельную симпатию и даже привязанность, но, чтобы замуж за него... "С другой стороны, а почему бы нет. Хороший друг, приятный внешности, любит её, опять же с положением... Надо посоветоваться с Еленой?" - Заключила Клара, стоя перед большим зеркалом, что служило ещё барышне. В новом сером плаще из-под ворота которого выглядывала шёлковая сиреневого цвета косынка, в новых кожаных чёрных ботиках, Клара оглядела себя с ног до головы, пристально взглянула на тёмно - розовые не яркие губы несколько выставляя их вперёд вернулась к диванчику, подняла розы и прошла к двери. И уже выйдя из гримёрной, она попросила ждавшего её Вдовина забрать остальные цветы.
   В фойе, Клару обступили газетчики с блокнотами и карандашами в руках, последними покидавшие театр зрители, восторгаясь её работе и задавая вопросы: - "Откуда она родом? Когда появилось желание стань актрисой? Кто её учителя? Какие планы на будущее? - Прижимая к себе сильней розы, Клара отвечала, кому словами, кому улыбкой, кому движением свободной руки, и все были довольны. Клара забыла про ещё недавно беспокоивший её вопрос и с головой окунулась в общение с людьми.
   -Я из семьи крестьян. Любовь к театру мне привила Наталья Форш - актриса, служившая в это самом театре. Может помните? Наталья Форш была блистательная актриса и я стараюсь приблизиться к её мастерству.
   -Где теперь Наталья Форш? - сказала пожелаю дама, поправляя бежевую косынку у горловины коричневого плюшевого пальто.
   -А планы, - Клара на секунду задумалась, но следом решительно сказала. - Играть! Играть! Играть!
   Вдовин, стоявший в стороне, не выдержал подошёл, взял Клару под руку и вывел из круга, от куда в след выкрикнул мужской голос: - "Что вы чувствуете?"
   -Я радуюсь! Слыша и видя, что игра моя приносит удовольствие зрителям.
   Вдовин вывел Клару из театра. Время было позднее, тёмное, в десяти метрах от парадной искусственный свет хорошо освещал мелкие ступени, тротуар и край проезжей части, где стояла служебная иномарка Вдовина. Сойдя со ступенек Вдовин остановился и остановил Клару, приблизил своё лицо к её лицу и неожиданно сказал тихо, хрипло: - Я люблю тебя так, что не могу и не хочу оставлять тебя на долго, даже с твоими почитателями, - он говорил с учтивой твёрдостью, продолжая держать её под руку, которую она, краснея не отнимала у него. Его слова вызывали у Клары смятение, которое можно было сравнить с страхом и удовольствием одновременно.
   -Алексей, отпустите машину, мне хочется прогуляться, - по-детски сказала Клара, вытягивая губы в улыбку, которой нельзя было отказать. - До дома, через сквер.
   Немногие газетчики вышли следом и образовав круг не громко обсуждали прошедшую премьеру, время от времени озираясь по сторонам бросая косые взгляды на выходивших из театра актёров.
   -Пойдём, - сдержанно улыбнулся, отпустив Клару и предоставляя возможность ей самой взять его под руку. Что Клара не замедлила сделать, благодарно улыбнувшись. И они спокойным шагом пошли по большой, хорошо освещенной улице Московской, ведущей к скверу, и тянущимися вверх ветвистыми липами; сквер, служивший местом прогулок степенных жителей города, а также детской площадкой, где в дневные часы дети от трёх до десяти лет играли в различные игры; в песочнице лепили из песка куличи при помощи совков и вёдер, прыгали в классики, крутились на вертушках, играли в мяч. По вечерам сквер служил местом встреч влюблённых пар, сбором молодых компаний, где играли на гитарах и пели современные с патриотическим уклоном песни.
   Пройдя сквер, они повернули на ул. Карла Маркса, небольшую и не так хорошо освещённую, где по одной стороне тянулся дощатый забор, за которым скрывались частные дома, а по другой кирпичные, деревянные, двух и трёхэтажные дома. Они шли вдоль частного сектора, молча, Клара мысленно переживала прошедшую премьеру, получая очередную порцию удовольствия, возвращалась к признанию Вдовина, о котором она старалась не думать, и которое навязчиво лезло в голову. "Ей ещё рано замуж. Театр, театр и ещё раз театр, вот что должно занимать её. И потом она совсем не любит Алексея, а нравится, ну что же..." Вдовин молча шёл рядом, наслаждаясь присутствием Клары.
   Порог квартиры они перешагнули, когда стрелки часов показывали половина одиннадцатого вечера. В прихожую, вышли Елена с Инной Всеволодовной, лица которых были несколько уставшими от ожидания, но державшие добродетельную улыбку.
   -Мы уже заждались. Больше двух часов прошло, на столе скоро всё заветреется, - заметила Елена.
   -Простите мои родные! - протянула Клара, и небрежно передав цветы Вдовину, поспешила подойти к Елене, обнять её, поцеловать несколько раз в открытые места на лице, затем она обняла Инну Всеволодовну и поцеловала её в щеку.
   -Ты прощена! - озорно вырвалось у Елены, - а теперь раздеваться, мыть руки и к столу. Алексей Владимирович давайте цветы, - и Елена, решительно сделав три шага вперёд, подошла к Вдовину, что стоял у двери и с выражением неловкости на лице, обнимал охапку цветов что оставляли открытыми только его лоб и карие глаза, не без труда взяла охапку, из которой на пол упало несколько цветов и понесла на кухню, Вдовин поднял цветы и передал поспешившей подойти Инне Всеволодовне, которая ушла за дочерью.
   Прошло ещё полчаса, после которых все сели за стол, в окружении цветов, заботливо и со вкусом расставленных в вазах по всей гостиной, Еленой. Стол так же был сервирован со вкусом, и эта заслуга принадлежала Инне Всеволодовне, а ещё Кларе бросались в глаза яства; тут и мясная нарезка из двух видов колбасы, буженины, нарезка сельди без костей, украшенная дольками лимона, овощная нарезка, бутылка столового вина из запасов хозяйки, кувшин с водой и кульминацией служило глубокое блюдо, доверху наполненное горячим тушёным картофелем. Ещё, когда Клара переступила порог квартиры, её привлекли запахи еды, а теперь видя всё изобилие она осознала, насколько она голодна. Ей хотелось начать есть всё и сразу. Не вставая с места, Инна Всеволодовна подняла наполненный бокал вина Вдовиным и начала говорить:
   -Дорогая Кларита! Четыре года назад мы приняли тебя в свою семью и надо сказать ни разу не пожалели об этом решении, ты стала нам близким человеком, с которым нам довелось пережить горести и лишения, где показала себя с достойной стороны, но самое главное, я стала свидетелем твоего превращения... Скажу честно, я не очень верила, в твою решимость стать актрисой, но ты своим упорством, трудом, достигла своей мечты. Я тебя поздравляю!
   -Я присоединяюсь к словам мамы. Поздравляю подруга! - Следом сказала Елена, держа в руке бокал, глядя на Клару лучистым взглядом и широко улыбаясь.
   Из глаз Клары покатились слезинки, как у ребёнка. Она забыла про то, что ещё минуту назад очень хотела есть. Её переполняли эмоции. Она хотела поблагодарить за сказанное в её адрес, но не могла, слёзы радости не давали возможности, что-либо сказать. Она только теперь поняла, что дом, в котором она жила, люди с которыми она делила кров были для неё дороги не меньше, чем мать и сёстры. Она встала из-за стола, извинилась и вышла на кухню, куда следом за ней пришла Елена. Клара лицом уткнулась Елене в плечо. Елена обняла её, нежно поглаживая по спине.
   -Подруга ты что? Всё же хорошо, даже очень. Перестань лить слёзы, лучше пойдём, а то уже скоро полночь, а у нас у всех с обеда не было ни крошки, и, между прочим, это твой Вдовин постарался. - Клара, удивлённо взглянула на подругу. - А ты думаешь откуда такая роскошь? Мы с тобой ещё поговорим об этом, а теперь утри слёзы, даже если эти слёзы радости и пойдём. Клара подошла к раковине, над которой висело овальное в бронзе зеркало, взглянула на свои несколько припухшие глаза, вздохнула, достала из - за пазухи белый платочек, промокнула слёзы на щеках, дунула на глаза и повернувшись к Елене спросила:
   -Ну как?
   -Пойдём. - И девушки вернулись в зал.
  
   За столом вёлся не принуждённый разговор между Инной Всеволодовной и Вдовиным. Когда в гостиную вошли девушки разговор не прервался: Вдовин говорил о новых решениях партии в развитии как театрального искусства, так и искусства в целом в Советском обществе и что сегодняшняя пьеса "Дни Турбиных", явное тому доказательство.
   -Товарищ Сталин, верно говорит, "демонстрация всесокрушающей силы большевиков, ибо даже такие люди как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа".
   -Алексей Владимирович, а я вижу в этой пьесе обратное: погибель будет той силе, которая убивает душу, культуру людей, носителей духовности, - тихо вкрадчиво сказала Инна Всеволодовна, иронично поглядывая на Вдовина и при помощи ножа, вилки продолжила красиво поедать у себя на тарелке кусочек селёдки с хлебом, но заметив Елену с Кларой она вновь прервала свой ужин. - Девочки, решительно советую попробовать сельдь, иначе рискуете не успеть... Хи, хи.
   -Мы тотчас начнём пробовать. - Сказала Елена, занимая своё место глядя на Клару, которая занимала своё, молча поглядывая на Вдовина и нежно улыбалась, в то время как сам Вдовин, не без волнения глядел на Елену.
   -На чём мы остановились, Алексей Владимирович.
   -А, что? - спохватился Вдовин. - Не важно... Я хочу поднять бокал за нашу Клару! - И он встал, держа обеими руками бокал, как будто боялся его уронить. - И вот ещё что. Прошу у вас, у тебя Елена и у вас Инна Всеволодовна, руки Клары? - И вопрошающий взгляд упал с начало на Инну Всеволодовну, затем Елену.
   -Вопрос деликатный, - заметила Инна Всеволодовна, - и решать его следует вам двоим, но от себя скажу, вы мне симпатичны, не смотря на наши с вами расхождения в мироустройстве...
   -Решать моей подруге, - несколько нервно вырвалось у Елены. И следом продолжила говорить, - выйдя за вас Алексей Владимирович, Клара навсегда покинет наш дом, и мне не с кем будет вечерами болтать по душам. Может вы нас обеих возьмёте за муж? - И её лицо приняло саркастическую улыбку. Вдовин смутился, на его лице выступил румянец.
   -Елена... - порицающе взглянула Инна Всеволодовна на дочь.
   -Я пошутила мама!
   -Я и сама не желаю покидать вас мои дорогие, - серьёзно сказала Клара.
   Вдовин напрягся. Заметив это, Елена поторопилась исправить создавшееся положение:
   -Мне хоть и жаль отдавать вам любимую подругу, но я всё же даю добро, а поболтать, я буду приходить к вам домой или вы будете отпускать Клару в наш дом. Обещаете? - И Елена протянула бокал на встречу бокалу Вдовина, у которого тотчас спало с лица напряжение, и он с бокалом в левой руке поспешил на встречу...
   С бокалом в руке сидела и Клара, впившись глазами на действо, что происходило и в ту самую минуту, когда бокалы Вдовина и Елены звякнули, звякнуло не хорошим звоном и в её душе. Ей было незнакомо это неприятное чувство, что объединяло в себе и злость и обиду, и смущение одновременно. Оно Кларе не понравилось, и она поспешила от него избавиться. Она не подала вида и протянула бокал на встречу бокалу Инны Всеволодовны, после чего она увидела рядом с своим бокалом бокалы Елены и Вдовина. - "Ерунда какая", мысленно заключила Клара и улыбаясь по-детски протянула свой бокал на встречу.
   Ужин закончился после полуночи. Все довольные вышли из-за стола. Проводив Вдовина домой, а Инну Всеволодовну в свою комнату, подруги принялись убирать посуду со стола, мыть и вытирать её на кухни и при этом много говорили о Вдовине и говорили хорошо. Особенно хорошо говорила о нём Елена. - "Тебе не сказано повезло подруга. Высокий, симпатичный, не глупый, да ты за ним будешь как за каменной стеной. А какие у него глаза!?- Всё внутри переворачивают. Он хорошая партия для тебя, как сказала бы моя матушка" - заключила Елена, моя над раковиной тарелки.
   -Он тебе нравится? - Неожиданно сказала Клара, которая последние четверть часа стояла молча, вытирая полотенцем посуду, что передавала Елена.
   -Что? - Елену передёрнуло.
   -Ну, Вдовин тебе нравится? - Клара вопрошающе заглянула в глаза подруги, в которых читалось смущение и некая неловкость.
   Елена с минуту, обмывая мокрой тряпкой тарелку мысленно работала над собой, а потом не без раздражения в голосе сказала:
   -Не важно, главное ему нравишься ты! Он без ума от тебя и отбрось все свои сомнения. Поняла? - И она передала вымытую тарелку Кларе, которой было уже не ловко за свой вопрос отчего взгляд её ушёл в сторону. В воздухе повисла напряжённость, для Клары не понятное, да и для Елены тоже.
   Девушки молча домыли посуду, молча пошли в свою комнату, молча легли в постель уткнувшись носом Елена в стену, Клара в спинку дивана и не скоро уснула, мысленно возвращаясь и переживая ушедший день и не заметно для себя крепко уснула.
   На другой день, а это был воскресный день, Клара проснулась половина одиннадцатого до полудня и открыв глаза повернула голову в лево. Напротив, отбросив в сторону одеяло, не открывая глаз, обнажив свои длинные красивые ноги, потягивалась Елена.
   -Доброе утро! - Тихо сказала Клара.
   -Доброе утро! - В полголоса протянула Елена и поспешила накинуть на себя одеяло. - Брр -р -р, свежо, долго раскрытой уже не полежишь, - поворачиваясь к Кларе лицом.
   Лучи осеннего солнца то выглядывали из-за белых облаков заглядывая в комнату девушек, то прятались, тем самым погружая комнату в мягкий утренний свет.
   -Хороший день обещает нам утро, - продолжила говорить Елена, всматриваясь в ещё заспанное, но не менее привлекательное лицо Клары, которое было безмятежным с лёгкой улыбкой.
   -Да, погулять бы у пристани? - продолжила тихо говорить Клара. - Вместе с Инной Всеволодовной?
   -Я с удовольствием!
   И понежившись в постели ещё минут пять девушки встали, а когда в шёлковых нежно розовых сорочках, прикрывавших щиколотки, девушки вышли в гостиную, стол уже был сервирован для завтрака, а из кухни распространялся по всей квартире аромат свежо сваренного кофе. Елена потянула в себя носом аромат и в этот же миг, она почувствовала нежные объятия Клары, которая, обнимая её, прижималась всем существом к спине. И Елена, принимая объятие положила свои кисти рук на кисти рук Клары слегка прижимая их к себе принимала их за нежность испытываемые Кларой. В то время как сама Клара, этим жестом не только выказывала нежность и любовь подруге, но и извинялась, за то, что на миг усомнилась в Елене, позволила злость и обиду. Елена же, поднесла руки Клары к губам своим и коснулась губами поочерёдно одной и другой тыльной стороны кисти, отпустила руки и повернувшись лицом, сама заключила в объятия Клару.
   -Ближе тебя и мамы у меня никого нет, - тихо сказала Елена Кларе на ухо, и сказанное Клара услышала, как ответ на своё сомнение, которое позже поняла и испугалась, от чего долго не могла заснуть, пытаясь избавится и вернуть веру. Клара легко выдохнула.
   В гостиную вошла Инна Всеволодовна, держа в руках мелкую тарелку с тонкой нарезкой белого хлеба. Увидев девушек, она улыбнулась и тотчас обозначила своё присутствие:
   -Доброе утро!
   Девушки повернулись и с радостными лицами в один голос ответили:
   -Доброе утро!
   -Давайте завтракать, - сказала Инна Всеволодовна, подходя к столу и ставя тарелку на стол, где уже стояли дежурные синие чашки, блюдца, сахарница Китайского сервиза, тарелка с нарезкой сыра и копчёной колбасой, лежали серебряные чайные ложечки. - Только чайник принесу и можно садиться...
   -Я принесу! - Вызвалась Клара и легко будто несли её крылья пошла на кухню, а когда вскоре вернулась Инна Всеволодовна и Елена уже сидели за столом и говорили о предстоящей прогулки. Но как только Клара села за стол и взяла маленькую ложечку, чтобы ей остудить чай, Инна Всеволодовна прервала разговор с дочерью переключив своё внимание на Клару.
   -Кларита, а скажи каково твоё мнение о вчерашнем госте?
   Клара приостановила помешивание, смущенно взглянула на Инну Всеволодовну и опустила глаза. Секунду другую она сидела молча, вновь помешивая ложечкой чай, вспомнила черты лица Вдовина, твёрдый взгляд карих ястребиных глаз, что приводят её в смятение и заставляют лицо покрываться румянцем. - "Да, пожалуй, он мне нравится," - мысленно заключила Клара и следом сказала в слух:
   -Пожалуй, я выйду за Алексея! - Хорошее настроение придали уверенность сказанному, так что ни у кого за столом сомнений не осталось.
   -Хорошо! "Вдовин хорошая партия для тебя", - несколько громче обычного сказала Инна Всеволодовна, ставя акцент на последние три слова. И Клара услышала, но тот - час забыла. Ей это было не важно.
  
   Весь последующий день Клара прибывала в хорошем настроении. Все три женщины совершили прекрасную прогулку на пристань, полюбовались природой сидя под ветвистым деревом на широком покрывале, где кроме них сидело ещё две пары и семейство из двух взрослых и мальчишек двойняшек лет пяти. Инна Всеволодовна вслух вспомнила прогулки на пристань с мужем, катание на лодке, когда муж ещё ходил в женихах рассекая вёслами водную гладь. За матерью, вспомнила и Елена, как их семья приходила сюда летом долгие годы, расстилала скатерть на траве раскладывала яства. Елена вспомнила брата, и тотчас умолкла, увидев влажные глаза матери.
   -Мама я не хотела!
   -Нечего, - сглатывая будто что то, тихо сказала Инна Всеволодовна. - Хорошо, что ты не забыла своих отца и брата, - и мгновенье помолчав продолжила. - Ты меня на несколько минут вернула в прошлое, доброе уверенное, где я была счастлива. А слёзы, что слёзы, пустяки.
   -Мама у нас ещё всё будет! - Возразила было Елена, но увидев ироничный взгляд матери, поняла, что сказала глупость.
   Клара глядела в низ, где по воде ходил теплоход с пассажирами. Ходил последний день, закрывая сезон. - "Как жаль мать Елены," - мысленно сказала она себе и неожиданно для себя вспомнила барышню, её образ предстал пред ней красивый, умный и добрый. Где она теперь? Как хотелось бы чтобы барышня узнала о моих успехах. Вечером напишу маме и сёстрам, пошлю деньги. Клара улыбнулась.
   Возвращаясь, Клара ожидала увидеть у порога Вдовина, чтобы сообщить ему о своём решении, но он не пришёл, как не пришёл и на другой день. Возвращаясь вечером из театра, она шла медленно оглядывалась, будто боялась не заметить его. Клара чувствовала душевное беспокойство, о чём за ужином она поделилась с Еленой.
   -Он же работает Клара! - несколько нервно вырвалось у Елены, следом взяв себя в руки она продолжила, - и не всегда может встречать тебя. Кроме вашего театра у него сколько ещё; дом культуры, музеи, школы, училища и везде надо донести программу, позицию партии о развитии искусства и культуры в нашей стране.
   -А я думаю Кларита, молодой человек даёт тебе время на принятие решения, - участливо сказала Инна Всеволодовна, поднося ложку с рыбным супом ко рту.
   Внешне соглашаясь и с одной, и с другой, Клара чувствовала, что в сердце вновь закралось сомнение, которое часто терзает влюблённых, как бы они не знали, что горячо любимы. И Клара не избежала эту горечь. Ночью, она долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, а проснувшись в десять двадцать до полудня и обнаружив, что в квартире она одна, с полчаса безучастно в одной сорочке бродила по квартире, вернулась в их с Еленой комнату и подошла к окну. А за окном, сырое тусклое небо на расстоянии двадцати метров сливалось с тусклым и влажным покровом тумана. Мелкая микроскопическая мгла покрывала стёкла окна образовывая прозрачные капли, следом стекавшие на подоконник. Нервное состояние, выбивало почву из-под ног Клары, забирало силы, забирало желание что-либо делать. Клара накинула халат и пошла на кухню чтобы нагреть себе чай и чего ни будь съесть. На кухни, она включила керогаз и на огонь поставила небольшой медный чайник, достала с полки чашку, блюдце, подняла салфетку накрывавшую мелкую тарелочку, на которой лежал свежий рулетик с маком, (любимое лакомство Клары). Она сняла салфетку, желая взять рулетик в руку, но в этот момент она услышала скрежет ключа в замочной скважине, Клара вышла из кухни и застыла на месте. В передней стояли Инна Всеволодовна и Вдовин с букетом белых роз. Он глядел в упор в глаза Клары, своим ястребиным взглядом. Он любовался её красивым лицом и вопрошал... Лицо Клары озарилось радостью. Неожиданно для себя она в миг оказалась рядом и взяв протянутые ей цветы склонилась к нему, так близко, что волосы её касались его лица и он ощущал её дыхание; Клара подняла голову и ласково взглянула в глаза Вдовина протянув: -Да - а! - Вдовин горячо обнял Клару, оставшись наедине с собой и только глаза говорили о счастье.
   Инна Всеволодовна, проникшись происходящим, молча стояла у открытой двери и смущаясь отворачивала лицо в сторону.
   В пятницу 15 октября 1930 года, Клара и Вдовин расписались, после чего вместе с Инной Всеволодовной, Еленой, Франк отобедали в ресторане "Москва". И этим же вечером Клара переехала к мужу, где на двуспальной старинной дубовой кровати они провели первую брачную ночь, в которой Клара познала всю любовь и нежность своего мужа. В субботу вечером она от играла пьесу "Дни Турбиных", а уже на другой день, дорога с автомобилем, убегавшая в осеннее хрустальное небо, уносила супругов Вдовиных за город в бывшее княжеское поместье, а ныне дом отдыха для трудящихся "Коммунар". Они счастливы сидели, сидели на заднем сидении предвкушая медовые два дня.
   Проехав более двадцати километров, машина супругов Вдовиных въехала на территорию дома отдыха и проехав ещё триста метров остановилась у парадной с колонами. Первым из машины вышел Вдовин, поспешил обойти машину и открыть переднюю дверь Кларе, подал ей руку и Когда Клара вышла, он прошёл вперёд, где его уже ожидал управляющий лет шестидесяти, сухопарый, приземистый мужичок в военном мундире без знаков отличия, который с лакейским подобострастным выражением, покрасневшего лица что - то начал говорить Вдовину.
   Клара, прикрыв веки, глубоко вдохнула чистый морозный воздух, открыла глаза и огляделась вокруг. Залитое солнцем и осенней листвой поместье было наполнено отдыхающими. Всюду слышались весёлые речи, музыка. Вскоре вернулся довольный Вдовин и не говоря ни слова взял Клару за руку и повёл в здание.
   -А вещи? - спросила Клара.
   -Вещи наши принесут в номер, - легко и твёрдо сказал Вдовин продолжая держать Клару за руку, будто боялся её потерять.
   Переступив порог, супруги подошли к столу администратора, чтобы зарегистрироваться. Вдовин достал из внутреннего кармана чёрного кожаного плаща два паспорта и подал администратору - молодой приятной внешности женщине, скромно одетой, с зачёсанными на затылок и собранными в корзинку светлыми волосами. Несколько минут они простояли у стола администратора и всё это время Клара ловила на себе любопытные взгляды мужчин и женщин, проходивших мимо, и чувствовала, что под этими взглядами краснеет и бледнеет. И только когда все формальности были соблюдены и они, поднявшись на второй этаж прошли к своему номеру, а следом закрыли за собой дверь, оказавшись внутри, Клара вздохнула с облегчением.
   -Что с тобой? - сказал Вдовин, заметив напряжение на лице жены.
   -Эти взгляды, они...
   -Вдовин прервал её, обхватив её руками со спины и приблизив свой рот к её уху, на котором висела вытянутой капелькой подаренная им золотая серёжка с жемчугом, низким, вкрадчиво начал говорить. - Привыкай! Ты актриса, тебя многие знают, ты красивая женщина и наконец ты моя жена, - и Вдовин, развернув к себе лицом Клару впился своими губами в губы Клары все цело поглощая их. Клара не противилась, а напротив охотно ответила на поцелуй мужа. Она была счастлива: - "Признание её как актрисы, почести, которые поощрялись ещё материально, любовь мужа, свой дом, отдых в бывшем поместье, всё о чём она так долго мечтала сбылось."
  
   Два дня супруги Вдовины пробыли в "Коммунаре". В их распоряжении был двух комнатный номер перестроенный из когда-то спальни с хозяйской добротной мебелью в том числе широкой дубовой кроватью. Два дня гуляли, по вымощенным камнем дорожкам, любуясь роскошными осенними видами, что дарила природа, и в первый день, одна из которых вывела их на рукотворную террасу из камня и кругляка высотой выше пяти метров, поднимавшаяся над рекой, что с шумом падала с высокой плотины метрах в двухстах и долго стояли, дожидаясь, когда солнце катилось по чистому лазурному небу, катилось уже к закату, освящая воду золотыми лучами. Клара любовалась величием действа, картиной человеческого трудолюбия и природы. В второй день они свернули на дикую тропинку и шли вдоль края леса по окончанию которого открылся вид на реку. Здесь царствовала тишина, последний луч вечернего света угасал на медных макушках деревьев и только редкий крик совы раздавался и вновь всё умолкало. Супруги присели на лавочку, сделанную из спилов дерева без единого гвоздя, и сидели до темна, провожая день. Вдовин бережно обнял Клару, коснулся губами её губ и начал "рисовать" их совместную жизнь:
   -Мы будем жить долго. Я знаю, что ты меня пока не любишь, хоть я тебе и симпатичен, но ты полюбишь меня, я сделаю для этого всё... Ты станешь известной артисткой, такой известной, что тебя будет знать вся наша страна, а может и дальше, - и Вдовин умолк на секунду, будто обдумывал сказанное, - а почему нет! Тебя будут знать по всему миру! У нас родится сын и дочь. Я стану министром культуры и сделаю так, чтобы люди наши стали всесторонне просвещёнными, чтобы им интересна была музыка, театр, кино. Чтобы каждый ребёнок, мог выбирать себе интерес, и не боясь, что у его родителей не хватит денег за него заплатить. - Вдовин всем корпусом повернулся к Кларе, взгляд которой был далеко, в том времени что описывал муж. - Как тебе?
   -Да я согласна с тобой. Каждый человек в нашей стране должен иметь возможность культурно просвещаться, - и Клара взглянула на мужа, глаза которого она уже не могла разглядеть в сумерках. -Я хочу съездить к своим? Я их столько лет не видела.
   -Давай весной съездим!?
   -Весной? - Загрустила Клара.
   -Любимая, скоро зима, мы к твоим просто не доберёмся... А весной накупим гостинцев и поедем знакомиться.
   -Тогда я им напишу, что весной обязательно приедем! - И Клара крепче прильнула к мужу, который источал любовь, нежность, тепло.
  
   На третий день, за завтраком, к столу подошла женщина лет тридцати с хвостиком приятная внешностью и как потом оказалась до крайности говорливая. Спросив разрешения, но не дождавшись ответа, на то, чтобы присесть на свободный стул она присела на край будто птица, которая была готова в любой момент взлететь и тотчас высоким голосом, готовым перейти на фальцет начала говорить, обращаясь к Кларе:
   -Мы с мужем, очень уважаем как вы играете, - женщина глядела на Клару не естественно улыбаясь при этом нервно теребя пояс тёмно синего с белым кружевным воротником платья, которое ниспадало с колен. - И тут многие вас знают, - при этих словах, женщина повернула голову в одну следом в другую сторону окидывая взглядом сидевших за столом мужчин в мундирах и в костюмах, женщин, многие из которых были одеты по-домашнему, все они молодых и не очень, с детьми от трёх и до семи лет, которые поглощая завтрак, украдкой поглядывали в сторону Клары и её мужа. - Устремив свой уже вопрошающий взгляд вновь на Клару, женщина продолжила. - Мы Вас просим сегодня вечером выступить? - И женщина перевела вопросительный взгляд на Вдовина, - который, будто не слыша о чём разговор поглощал овсяную кашу, сдобренную сливочным маслом и изюмом.
   Клара, сидевшая с горделивой осанкой, несколько смутившись глядела на женщину, не зная, что ей ответить. Но когда она взглянула на мужа ища в его взгляде ответ и не увидела, то хотела отказать, но тотчас неожиданно для себя положительно кивнула головой и с сдержанной улыбкой на губах сказала:
   -Я буду рада выступить перед вами, но что я могу вам предложить? - И тотчас сама же и ответила. - Ну если только стихи.
   Выражение лица женщины обрело радость. Она поблагодарила Клару и уже встала со стула, но будто вспомнив что - то вновь присела на край:
   -Меня Галей зовут! - И встав она ушла. А когда шла к своему столу через столовую, то кивая головой говорила окружающим о положительном исходе разговора.
   -Ты хорошо поступила, - тихо сказал Вдовин, прервав завтрак. Нельзя пренебрегать просьбами таких людей.
   -Мне как-то неловко, - тихо почти шёпотом, смутилась Клара.
   -Почитай им стихи. Маяковского или Есе..., а впрочем, хватит Маяковского. Этот Есенин пьяница и выскочка, возомнивший о себе...
   Клара любила Есенина и знала много его стихов. Ей стало немного досадно об услышанном от мужа, но вида она не подала.
   -Маяковский часто бывает груб в своих стихах, и эта грубость может не понравиться, - кротко, вкрадчиво сказала Клара, вопрошающе глядя на мужа. Лучше я почитаю что ни будь из Елизаветы Дмитриевой?
   -Да, а мне нравится творчество Маяковского! - Возразил Вдовин. - А кто такая Дмитриева? - Ну если хочешь читай как её там... - И Вдовин продолжил завтрак, переключившись на бутерброд с маслом и чай.
   -Елизавета Дмитриева! - Подхватила Клара.
   -Читай! - Бросил неряшливо Вдовин и откусив кусок от бутерброда пережёвывая, поспешил перевести тему. - Сегодня последний денёчек, хочу провести его вместе с тобой в номере! - И Вдовин, прищурив глаза, пылко, пристально взглянул на Клару, глаза которой глядели на мужа смущённо и с некоторой стыдливостью, а уже спустя полчаса супруги поднялись в номер.
   В семь часов после полудня, в просторной со вкусом украшенной, бывшей господской гостиной, под ярким светом двух больших бронзовых люстр с множественными хрустальными подвесками собрались отдыхающие "нового формата", кто прохаживаясь по светлому мраморному полу бросал свой взгляд на стены, где висела славная картинная галерея, на искусные бронзовые изваяния в миниатюре расставленные вдоль стены, великолепие едва уступавшее крупному музею города, стояли группами мужчины и женщины, молодые и зрелые, красивые и не красивые, все они оживлённо о чём то говорили. Клара, держа мужа под руку, проходя мимо большого зеркала, обрамлённого оправой из морёного дуба, стоявшего в холе, окинула взглядом себя и мужа; новое тёмно - синее крепдешиновое в мелкий цветочек прикрывавшее колени, с пояском платье, рукава- "фонарик" которого слегка прикрывали красивые плечи, новые чёрные кожаные туфли лодочки на невысоком тоненьком каблуке, сидели на фигуре и стопах с тонкой щиколоткой идеально. Вдовин в свободных чёрных брюках в новых чёрных кожаных ботинках, вязанном светлом свитере выглядел достойно. И когда они вошли в зал, все с жадным любопытством обратили своё внимание на них.
   Не останавливаясь, Вдовин провёл жену в середину зала, куда тотчас поспешили подойти и присутствующие женщины успев взять под руку своих мужей.
   -Товарищи, хочу вас познакомить с моей красавицей женой и талантливой актрисой, Клара Вдовина и Вдовин наклоном головы указал на Клару, по лицу которой было видно сильное волнение, не смотря на улыбку. Присутствующие женщины тоже улыбались, но несколько наигранно, и только мужчины держали своё лицо невозмутимо - оценивающе.
   Немедля, сделав шаг вперёд к Кларе приблизились не высокий, тучный, с красным лицом и бегающими маленькими светлыми глазками мужчина лет сорока и его жена, та самая женщина, что подсела к ним за завтраком. Одетый в тёмно серый бесформенный, но добротный костюм, за которым была видна белая из тонкой ткани рубашка, мужчина, не изменив серьёзного выражения лица, Кларе пожал руку:
   -Иванов Иван Иванович, директор "Торгсина", а это моя жена, вы уже с ней знакомы. Нам нравится ваша игра! - И Иван Иванович, не поворачивая головы, развернувшись тучным телом отошёл в сторону уводя жену, которая, добродушно улыбаясь, руками нервно теребила жемчужную нить, украшавшую чёрное элегантное платье на хорошей фигуре.
   Следом, знакомиться потянулись другие, среди которых были; второй секретарь обкома - статный, интересный среднего роста с миндалевидными глазами в френче и галифе, под руку с красивой молодой женой, на которой как влитой сидел коверкотовый грязно - розовый костюм, ворот которого открывал её шею на которой красовалось золотое колье усыпанное мелким гранатом; заместитель секретаря комсомольской организации - не большой, коренастый, с рыжей копной на голове и с ясным лицом усеянным веснушками в строгом костюме, державший под руку мать лет пятидесяти в бордовом плотном костюме, схожесть с которой было на лицо. За ним ответственный редактор газеты "Ударник" щеголеватой внешности выше среднего роста, подтянутый, в элегантном чёрном костюме иностранного производства с сестрой что старше его была лет на десять - худа и несколько угрюма в тёмно сером платье, которое освежала лиловая шёлковая косынка на шее. Подошли ещё три пары, после чего, все присутствующие заняли свои места в креслах, расставленных вблизи сцены, где в центре каждой пары стоял кофейный столик с бутылкой вина "Бордо", бутылкой итальянского шампанского, двумя бокалами и вазой по краям которых красиво свисали гроздья винограда.
  
   Вдовин провёл Клару по четырём не высоким ступенькам на небольшую сцену, подвёл к чёрному роялю, стоявшему в центре, и спустившись со сцены, сел в одно из двух кресел в стороне рядом и от куда хорошо просматривался весь зал.
   Клара предстала перед зрителями. Она сдержанно улыбалась, стараясь не показывать волнения, перебирая и вновь вспоминая, то, что решила читать. Зрители не громко зааплодировали. Клара начала читать, в полголоса, расставляя все акценты в произведении, местами усиливая голос:
   "Вывод" - Маяковский
   Не смоют любовь
   Ни ссоры,
   Ни вёрсты,
   Продумана,
   Выверена,
   Проверена.
   Клара прочитала последнюю строчку и следом раздались громкие аплодисменты. В знак признательности Клара склонила голову, а когда подняла голову, взглянула на довольного мужа, который, как и другие присутствующие мужчины пил вино, с той лишь разницей, что он чаще других ртом припадал к бокалу и пил большими глотками и сидел в кресле несколько развязно. Клара продолжила читать:
   "Послушайте" - Маяковский
   Послушайте!
   Ведь, если звёзды зажигают-
   Значит - это кому - ни будь нужно?
   Значит - кто - то хочет, чтобы они были?
   Значит - кто - то называет пливочки жемчужиной?
   Клара дочитала и вновь раздались аплодисменты, в которых больше старались мужчины, а некоторые из женщин, держа бокал полный вина сидели в глубокой задумчивости. Клара продолжила:
   "Я ветви яблонь поняла" - Елизавета Дмитриева
   Я ветви яблонь поняла,
   Их жест, дающий и смиренный,
   Почти к земле прикосновенный
   Изгиб крыла.
  
   Как будто солнечная сила
   На миг свой огненный полёт
   В земных корнях остановила,
   Застыв как плод.
  
   Сорви его, и он расскажет,
   Упав на смуглую ладонь,
   Какой в нём солнечный огонь,
   Какая в нём земная тяжесть.
   И вновь аплодисменты, среди которых больше других хлопал Вдовин. Будучи жадным к вниманию, боясь показаться слабым разумом по отношению к другим, не спеша и вразумительно говоря, теперь, изрядно выпив он себя слабо контролировал в действиях и в выражениях:
   -Прочь, бабские сопли! Давай ещё Маяковского! - выкрикнул он, широко махнув вверх и в сторону правой рукой, держа в другой руке бокал.
   Лицо Клары загорелось и покрылось ярким румянцем.
   -А сами знаете Маяковского? - раздался звонкий окрик Иван Ивановича, сидевшего через один столик вместе с женой, лицо которой застыло в раздражении.
   Вдовин, не поворачивая головы, молча встал и слегка покачиваясь прошёл на сцену, где, обняв жену и коснувшись своими губами её губ, проводил её вниз, а сам вернувшись и слегка подперев рояль и сунув руки в карманы брюк, громко начал читать Маяковского:
  
   Хожу
   Гляжу в окно ли я
   Цветы
   Да небо синее,
   То в нос тебе магнолия,
   То в глаз тебе глициния.
   Вдовин читал, а Клара, слушая его, глядела на него и открывала для себя нового человека. Не лучше, не хуже, а другого.
  
   Глубины вод гноят
   По выброшенных
   Из дворцов
   Тритонов и наяд.
   А во дворцах:
   Насытясь водной блажью,
   Иди, рабочий,
   И ложись
   В кровать
   Велико княжью.
   Вдовин дочитал и умолк, а следом с наивным лицом тихо спросив зал:
   -Ну как?
   Зал молчал. Женщины с напряжёнными лицами озирались на своих мужей, братьев, сыновей, - будто спрашивая, - "Что им делать?", - сами мужчины, держали паузу, озираясь на второго секретаря обкома, лицо которого выражало как удивление, так и иронию. Первой прервала тишину Клара, она тихо, но уверенно начала аплодировать, постепенно увеличивая силу аплодисментов, спустя минуту, послышались громкие уверенные аплодисменты второго секретаря парткома и тотчас весь зал наполнился аплодисментами. Довольный собой, Вдовин небрежно поклонился присутствующим и уже более неустойчиво пройдя по сцене вернулся к Кларе прильнув губами к её руке, и которая по- новому увидела мужа; человека, мыслящего не ординарно и пьяного. Она не дала ему сесть в кресло, она встала взяла его под руку и виновато улыбнувшись присутствующим в зале вывила мужа из зала, а следом повела в номер, слушая искренние извинения:
   -Прости меня! Сам не знаю, как напился. Я-то не пьющий! Ты мне веришь?
   -Алексей, тебе надо поспать. Всякое бывает! - И Клара продолжала вести мужа по пустому коридору.
  
   Вернувшись домой и поглощённые общими интересами, как умственного, так и рабочего порядка они стали более близки, между ними возникла сильная, честная дружба.
   Для Клары началось счастливое, благополучное время. Любящий муж, любимый театр, где она играла первые роли как в старых постановках, так и в постановках новаторских, ей восторгались как зрители, так и коллеги, причём последних не оставляло равнодушным добрый, не заносчивый характер Клары. Клара, радуясь своим успехам сама, искренне любя всех людей, окружавших её, считала, что и её любят. Иначе быть не могло. Каждое утро, "солнечный свет" озарял её день, отчего она не ходила, она летала. Вместе с почитанием таланта и красоты, перед Кларой открылись новые двери. Двери дома Иванова И. И. куда они с мужем часто ходили играть в преферанс, и его "Торгсина"; двери элитной ведомственной мастерской по пошиву одежды где работали мастерицы, дореволюционной "школы" делающие отличную продукцию и куда попасть можно было только по знакомству; двери Обкома, в стенах которого можно было достать путёвку в любую здравницу страны. И Клара в первый раз робко, а в последующие разы всё уверенней и уверенней, входила в открывшиеся для неё двери. Она достала путёвку для Инны Всеволодовны на неделю в "Ударник". Её просторная двухкомнатная квартира, располагавшаяся через два проулка от театра на ул. Карла Маркса, наполнилась красивой старинной мебелью, стены украшали картины из дома Инны Всеволодовны, на окнах висели под стать кремовые шторы. В спальне, большой дубовый шкаф был заполнен новой элегантной одеждой и импортного производства в том числе, в шкатулке - черепаха из янтаря с изумрудными глазками что стояла на прикроватном туалетном столике радовали глаз ювелирные украшения.
   Один, два раза в неделю, в обеденное время, когда Вдовин был на работе, к Кларе приходила Елена и подруги после обеда, состоявшего из бутербродов с ветчиной или хорошим сыром, овощами и чашкой зелёного чая с пирожным или шоколадом, после разговоров о личном, в которых всякий раз Клара восклицала:
   -Подруга, я счастлива! Я люблю всех и меня все любят, мной восхищаются, со мной хотят завести знакомство!
   Елена, чувствительная и тактичная часто огибала острые углы и не всё что думала говорила, как и в этот раз, она лишь покачивала головой, как бы удивляясь наивности Клары
   -Правда, правда! - заключала Клара и счастливая обнимала Елену, целовала её в щеки, лоб. Следом Клара одаривала подругу то новыми чулками, косынкой, французскими духами, в авоську собирала хороший чай, кофе, что-нибудь из мясного деликатеса, фрукты в зависимости от времени года, шоколад и др. мелочи. Проходило ещё какое-то время, и подруги довольные жизнью выходили из дома, и каждая шла по своим делам; Елена к себе домой, а Клара в театр.
   Вечером из театра Клару часто забирал Вдовин, часто с букетом белых роз и они вместе ехали ужинать в ресторан, а когда Вдовин не мог встретить Клару, то всегда присылал за ней машину, которая подвозила Клару к подъезду. И уже дома, Клара ждала мужа, жарила его любимую жареную картошку или готовила лёгкий супчик. Выходные у Клары выдавались очень редко. Театр забирал у Клары много времени, сил физических и эмоциональных, поэтому, когда выпадал выходной день супруги старались выезжать на день другой в "Коммунар", где все цело были посвящены друг другу.
   Всё в жизни Клары складывалось как нельзя лучше, огорчало лишь одно, она не могла выбрать время поехать на родину к матери и сёстрам. Чувствуя за собой вину, Клара каждый месяц посылала матери по две банкноты достоинством пять червонцев, сопровождая их письмом, где раскаивалась и обещала выбрать время, посылала пару фотографий, где они с Вдовиным счастливые и довольные. Но прошло два года, и Клара не надеясь выбрать время в последнем письме пригласила к себе мать и сестёр, на что спустя два месяца получила положительный ответ от одной из сестёр, но с оговоркой; "приедем в сентябре 1933 года, после уборочной". В атласном, цвета морской волны халате Клара сидела на диване с чашкой кофе, когда читала последнее письмо от сестёр и прочитав, легко вздохнула, представляя их приезд, её с мужем встречу...
  
  
  -------------------
   В дверь позвонили. Нехотя Клара встала поставила на кофейный столик чашку с недопитым кофе и прошла в прихожую, где, подходя к входной двери спросила:
   -Кто там?
   -Я! - Послышался голос Елены.
   Клара открыла дверь и увидела стоявшую всю в снегу подругу.
   -О - о - о, Снегурочка! - Вырвалось у Клары. Дай я тебя отряхну, - и Клара, выйдя за порог с удовольствием начала обеими руками отряхивать снег с новой коричневой цигейковой шубки Елены, которая сама начала топать по полу стряхивая снег с войлочных сапог. Стряхнув снег, Клара, взяв под руку подругу завила её в дом и закрыв входную дверь тотчас не без гордости сообщила:
   -Мы с Алёшей на двадцать седьмое декабря уже получили приглашение в Обком, на торжество, - и Клара, подойдя к буфету, открыла стекло, достала из бокала два пригласительных билета, - вот взгляни, - несколько заносчиво сказала Клара, протягивая билеты Елене и тотчас добавила. - А хочешь, Вдовин и тебе достанет билетик!
   -А твоё день рождение? - Удивилась Елена, снимая с плеч шубку.
   -Алёша сказал это лучше, чем сидеть дома с бокалом шампанского. Да и пропустить банкет нельзя. Там будет сам...
   -Да, - задумалась Елена, но тут же спросила. -А так можно?
   -Всё, заказ принят! - Клара, вернув билеты на место, легко подбежала к столу, к тому месту, где сидела Елена, со спины обхватила подругу за плечи и несколько раз поцеловала её в темечко. Елена прижала руки Клары к своей груди, довольная, взирая на высокий белый потолок и небольшую хрустальную с подвесками люстру. А чуть позже подруги принялись примерять наряды и расхаживать в них по просторной гостиной разглядывая себя перед большим в пол зеркалом, после чего Елена ушла домой с обновками, которые Клара специально подбирала по вкусу и по размеру подруги.
  
   Обком Партии занимал старое трёхэтажное здание в центре города, в бытность звавшимся "Домом общественного собрания, где в царские времена заседали городские чиновники, купечество, торговцы и промышленники". Фасад горел огнями, освещая округу и частично близлежащий сад срытый под толщей белого снега, который блестел серебром. Подъезжали автомобили, сигналили, из них выходили мужчины в шинелях, дорогих пальто с каракулевым воротником или цигейковым в меховых шапках-пирожках, женщины в пальто с большими лисьими воротниками или в шубах из натурального меха, подхватывали мужчин под руку и за ними семенили в ботиках или в туфлях по снегу, скрипевшему у них под ногами. К зданию подъехала и машина, где сидели Вдовин справа от водителя и Клара с Еленой сзади.
   Первым из машины вышел Вдовин, не спеша он открыл заднюю дверь и помог выйти с начало Кларе, а за ней и Елене, подставил им локти и когда те ухватились вальяжно пошёл к парадной увлекая их следом. Крала в новой цигейковой чёрной шубке, прикрывавшей на два пальца колени из-под полы, которой ниспадало прикрывавшее голени цвета ультрамарин платье шла вровень с мужем вдыхая чистый морозный воздух и поправляя свободной рукой локоны. Елена шла чуть позади в новеньких кожаных чёрных ботиках с меховой опушкой, ежась и пряча лицо под капюшоном шубки. Вдовин открыл дверь, залитое светом фойе, было полно комиссаров, политработников, командиров, был ответственный редактор газеты "Ударник", комсомольская верхушка, было много хорошо одетых женщин сопровождавших своих мужчин и просто приглашённые. Те что сдали в гардероб верхнюю одежду останавливались перед большим в пол и ширеной в пол стены зеркалом, женщины любуясь собой, а любоваться было чем и это было не только лицо, фигура, а и дорогая иностранного производства или сшитая на заказ одежда; удлинённый силуэт женского костюма, струящееся платье скроенное по косой с чуть завышенной талией, рукавами - фонариками, маленькими отложными воротничками, миниатюрные шляпки, сумочки, строгий силуэт костюма, красные губы и волосы волнами, мужчины в френчах, галифе, бесформенных широких мужских костюмах, элегантных мужских костюмах, поправляли, причёсывали, приглаживали волосы или то что от них осталось.
   С порога Клара услышала знакомый голос:
   -Клара! Товарищ Вдовин! Идите к нам, мы заняли два места!
   Клара взглянула туда, откуда слышала окрик и увидела у гардеробной сдающей пальто Галю с бледными губами, убранными на затылок волосами, в струящемся скроенным по косой чёрном платье с лисьей чёрной горжеткой на плечах, махавшую ей рукой, и Иван Ивановича, который косясь показывал на человек десять стоявших следом. Вдовин, тоже увидев Галю и Иван Ивановича, слегка подтолкнул своих спутниц вперёд и следом последовал сам, а подойдя к гардеробной Клара с Галиной обменялись любезностями, Вдовин с Ивановым обменялись рукопожатием, мило улыбалась Елена. Спустя несколько минут женщины стояли перед зеркалом; Елена в костюме с удлинённым силуэтом, батистовой белой блузе и узкой юбке с разрезом, красной помадой на губах и Клара в длинном ниспадающем шёлковом платье, отделанном - "вафлями" на плечах и слега открытым декольте, поправляя волосы разглядывала массивные серьги из белого золота в форме клинового листа, Галя, поправляя горжетку. Лицо Елены было спокойно, лицо Клары сияло от радости, а лицо Гали лукаво и глаза поглядывали за мужем, что стоял вместе с Вдовиным сзади и о чём-то лениво переговаривались, смотря оба в пол.
   Тем временем приглашённые не спеша, степенно, поднимались по большой белой мраморной лестнице на второй этаж, входили в большой зал заседаний, где занимали свои гостевые места с номером стола и номером места за столом, указанные в приглашении. Столов было десятка три и все они располагались вдоль стен перпендикулярно главному столу, располагавшемуся параллельно сцене и был он предназначен для самого и его приближённых. Все столы были уставлены разносолами; сёмга, балык, заливное из осетра, рябчики, расстегайчики, оливье, блюда грузинской кухни, овощи, фрукты, пирожные и шоколад, алкогольные напитки самых высоких марок на любой вкус.
   Вдовин впереди, следом Клара с Еленой под руку вошли в убранный по-Новогоднему, светлый, с занавешенными окнами зал. У Клары перехватило дух:
   -Подруга, какая роскошь! - Чуть слышно сказала Клара.
   -Я Такое видела, - также тихо возразила Елена.
   -Где? - Удивилась Клара. - Ты была где-то без меня?
   -Тихо дамы! - Не громко бросил Вдовин, но подруги его не слышали.
   -Ты забыла кто я...
   -А, да, - вспомнила Клара. - А я из грязи в Князи!
   -А я не жалею! - в полголоса сказала Елена. - Мне нравится это время!
   Клара удивилась, но ничего не сказала, "слишком приторно ты жила подруга..."
   Пройдя несколько метров, Вдовин, достал из кармана пиджака приглашения остановился у стола, на котором в центре стояла табличка с номером семь. Он взглянул на приглашения и сказал:
   -Ну вот пришли, - и он принялся выдвигать стулья, тем самым помогая женщинам сесть. Когда же все троя сели, к столу подошли Галина с Иван Ивановичем и тоже заняли свои места за столом с табличкой номер семь.
   -Ещё одно свободное, - заметила Галя.
   - Это ненадолго, - переводя дыхание и усаживая своё тучное тело, возразил Иван Иванович.
   -Да, - согласился Вдовин и переключил своё внимание на Клару, которая, не поворачивая головы оглядывала зал и в нём присутствующих.
  
   Прошёл час, и рассадка гостей окончилась, все ожидали появление "самого" и его "ближайшего круга".
   -Ваня, а стул то пуст, - вновь заметила Галя.
   И тот час, к столу подошёл опоздавший гость, среднего роста мужчина тридцати пяти лет, с греческим профилем, умными серыми глазами, выразительным чувствительным ртом, уложенными тёмно русыми волосами с проседью на висках.
   -Добрый вечер! Только с поезда. - Как бы извиняясь за опоздание сказал он мягким баритоном и тотчас занял своё место.
   Клара с улыбкой на лице, слушавшая комплименты от мужа, который нашёптывал ей н на ухо, невольно вздрогнула, и всё своё внимание устремила на противоположную часть стола. - "Володя!" - Чуть не вырвалось у неё с губ. - "Да перед ней сидел Володя. По-прежнему хорош собой, с взглядом романтика, несколько выдающимся с горбинкой носом, в чёрном элегантном костюме, белой рубашке верхняя пуговица которой была расстёгнута, виски с проседью придавали некий шарм его красивому лицу." Клара чувствовала, как кровь чаще начинала приливать к её сердцу.
   Давайте знакомиться? - Поспешила обратиться к нему Галя, лукаво заглядывая ему в глаза. - Я Галина Ивановна, а это мой муж Иванов Иван Иванович директор "Торгсина"! - и Галя рукой и кивком головы указала на сидящего по другую руку мужа, гневно - вопрошающе глядевшего на жену. Но Галя этого не видела, она любовалась новым гостем. - И когда начнётся уже торжество? Долго нам уже ждать?
   -Чернышев Владимир Михайлович, партийный работник из Москвы.
   Иван Иванович напрягся, подтянул всё своё тучное тело к центру стула, а выражение его лица приняло доброжелательный характер, свои маленькие улыбающиеся глазки, но устремил на гостя. Вдовин, заметив пристальный взгляд жены на гостя, также напрягся, только выражение его лица приобрело характер сдерживаемого недовольства.
   -А что касаемо начала торжества, - продолжал говорить гость, - не ведаю, и сам с нетерпением жду, потому как очень голоден. - Говоря, он пытался показаться весельчаком, но в его улыбке на умном, красивом лице была видна горечь.
   Наконец в зале появился Сам в сопровождении двух секретарей. Сам был во френче, человеком среднего роста, коренастый, с коротко стриженными тёмными волосами и пронзительными чёрными угольками глаз, казалось, от которых невозможно было скрыться, и он затмевал двух своих "похожих друг на друга" секретарей, с одним из которых, Клара и Вдовин были знакомы. Приглашённые захлопали с восторженными улыбками на лице, раздались крики: - "Ура! Ура! Ура!"
  В это самое время дверь вновь приоткрылась и в зал прошёл служащий НКВД, крепкий молодой парнишка в костюме, он подошёл к Вдовину и наклонившись что - то сказал, после чего с бледным лицом Вдовин вышел из зала в след за парнишкой.
   Сам и его спутники заняли свои места. Началась часть приёма, которая сопровождалась тостами: вступительными, пригласительными, благодарственными и т. п. Но первый тост, произнесённый секретарём, "знакомым", дал старт общему застолью: -"Товарищи! Товарищи, я предлагаю выпить за того, кто объединил великую трудовую страну, под руководством кого идут миллионы трудящихся земли, кто, как мудрый кормчий, стоит во главе всемирно - исторического дела социализма. За товарища Сталина, Ура!"
   -Ура! Ура! Ура! - раздались крики.
   Гости принялись откупоривать бутылки с шампанским и разливать по бокалам. Худощавые, изящные мускулистые руки Владимира без шумно откупорили бутылку, не пролив ни капли, разлил по стоявшим на столе бокалам, а следом каждой из сидящих женщин подал бокал в руки и подал бокал Иван Ивановичу, от чего тот состроив добродетельную гримасу поблагодарил его, Галя была заворожена галантностью гостя, оттенённый длинными ресницами серо - зелёный взгляд Клары говорил: - "Не ужели вы меня не узнаёте?" А Елена молча наблюдала за происходящим.
   Вернулся Вдовин. Лицо его выражало желание переключиться на застолье, чего он и сделал. Сев на своё место, он первым делом поцеловал в щёку Клару и взял в руки новую бутылку с шампанским, открыл, разлил по опустевшим бокалам сидящих и тотчас взяв в руки бокал встал, с желанием произнести тост: - "Товарищи! Прошу наполнить свои бокалы и выпить за Председателя Обкома Партии, за преданного соратника товарища Сталина и всего трудового народа нашей необъятной страны! Ура товарищи!"
   -И вновь в зале послышались крики "Ура! Ура! Ура!". Зазвенел хрусталь!
   Атмосфера на приёме царила напряжённая, не смотря на кажущуюся на первый взгляд всеобщую весёлость собравшихся. Были и такие, на лицах которых было выражение презрительной почтительности к собравшимся как Иван Иван Иванович, чьё лицо временами не выражало никакого настроения в то время как его жена восторгалась организацией приёма, указывала на заслугу мужа по части съестного, напитков, живо аплодировала Ансамблю народного танца, что мастерски отплясывал под звуки народных инструментов, не забывая бросать лукавый взгляд на Владимира, который вскоре откланялся после чего умолкла и взгрустнула Галя, Клара поглядела ему в след, тихо усмехнулась: - "Не узнал." - и тотчас мысль её умолкла, будто боялась, что её услышат. Силой воли, она успокоилась и на её лице вновь появилась обворожительная улыбка, обращённая к мужу и Елене.
  
  -------------------------------
   На другой день по утру, Клара лежала в мягкой тёплой постели, глядела в окно на прекрасные белые облака, которые плыли будто лебеди по лазурным водам бескрайнего океана под названием небеса. Глаза её тихо чего - то искали, было грустно, но грусть эта была сладостной, а сердце билось в непонятном для Клары ожидании. Пред Глазами появился образ Владимира 27 декабря 1917 года, в день её рождения: -"Кто бы мог подумать спустя столько лет, он вновь предстал предо мной." Клара ещё долго лежала, вспоминая нежданную встречу и ей совсем не хотелось вставать, но взглянув на часы, стоявшие на прикроватной тумбе, где стрелки показывали начало полудня, она встала и подошла к окну, потянулась, подняв руки к верху и скрестив пальцы в замок. Солнечные лучи, наполнявшие всю спальню, отчётливо прорисовывали изгибы красивого, молодого тела, чрез шёлковую лиловую длинную ночную сорочку. За окном белый чистый снег покрывал весь двор, с лавочками, столами, качелями и вертушками для детей. Клара, подбросила вверх ниспадающие локоны и прошла в гостиную.
   В гостиной на большом круглом столе стояла вытянутая к верху хрустальная ваза, в которой красовался свежий букет белых роз. Глядя на цветы, Клара вспомнила, про свой День Рождения. Ей двадцать пять! Она легко подбежала к столу и нагнувшись втянула в себя аромат цветов и в этот миг зазвонил телефон, висевший на стене у выхода из гостиной. Клара подошла к телефону и сняла трубку.
   -Ало!
   -Любимая, я тебя не разбудил? - Говорил Вдовин.
   -Нет, я уже встала.
   -С Днём Рождения любимая!
   -Спасибо! Но оно было вчера, - и тонкие брови Клары удивлённо поднялись вверх.
   -Я люблю тебя! Ты об этом знаешь?
   -Знаю, - томно протянула Клара.
   -Не могу долго говорить. Я заеду за тобой в театр, и мы поедем к Елене, там нас будут ждать.
   -Хорошо, - сказала Клара и услышала гудки. Она ещё минуту другую стояла с телефонной трубкой в руке наслаждаясь вниманием и любовью к ней мужа: -"Случайная встреча, она будет ещё не одна, а мой муж - это надёжа..." - мысленно заключила Клара и прошла на кухню, где принялась собирать себе завтрак и заваривать чай.
   Ближе к двум часам после полудня перед парадной театра остановилась машина из неё вышла Клара и спешно прошла в театр, где в зрительном зале собралась вся трупа, главный режиссёр и директор. В гардеробной, услужливый пожилой, старожил гардеробщик приняла из рук Клары шубку, и Клара поспешила подняться в зрительный зал. Когда Клара горделиво вошла в зал, топая каблучками кожаных с мехом чёрных ботиков, все молча обернулись, а она прошла вперёд, к крайнему зрительскому креслу по соседству с Виолеттой.
   -Добрый день! "Извините за опоздание", -вполголоса сказала Клара и села.
   -Хорошо устроилась! - заметила Виолетта, и иронично усмехнулась.
   Клара промолчала, устремив свой взгляд на сцену, где за столом сидел Лев Николаевич, мысленно блуждающий где - то далеко и Франк, облокотившись локтями о стол и кулаками придерживая подбородок, молча глядел в зал с готовностью объявить всем о чём-то важном. И как только Клара села в кресло, он объявил:
   -Господа, товарищи! - начал Франк, встав из-за стола и пройдя к краю сцены, - пора нам придумать что - то новенькое и представить на суд зрительский.
   -Да хотелось бы свеженького узреть на подмостках, - крякнул директор, вернувшись из мыслей своих, выстраивая на лице детскую и вместе хитрую улыбку.
   -Есть у меня одна задумка, - с серьёзным выражением лица продолжил Франк, - вывести на подмостки сатиру. Эта тема востребована и актуальна. Как вы думаете, господа, товарищи?
   -Можно! Здорово! Согласны! - Послышалось из зала.
   -А что ставить изволите? - Крякнул Лев Николаевич, продолжая улыбаться.
   -"Мандат", - громко бросил в зал Франк. - Читали "Мандат" Эрдмана, а?
   -Да! Нет! Нет! Да! - Вновь послышалось из зала.
   -Кто не читал, придётся почитать, потому как многие будут задействованы.
   -Мандат? - протянул Лев Николаевич, что - то соображая и меняя улыбку на озабоченность.
   -Да, "Мандат" и даю всем два дня на прочтение, после чего начнём репетировать. - Франк легко, спустился по ступенькам в низ, подошёл к Кларе, - у нас есть более важное предприятие... Тотчас за Франк подтянулась вся труппа, возглавлял которую переводя дыхание Лев Николаевич с букетом красных гвоздик. Клара поняла намерение коллег, но всё равно смутилась. И когда она встала, то скрестила руки на груди в ожидании, прикусив нижнюю губу.
   -Уважаемая Клара! - Начал Франк, но на миг умолк, ожидая пока Лев Николаевич вручит цветы Кларе.
   -Букет пролетариата! - Иронично бросил Лев Николаевич и протянул цветы Кларе, которая, взяв цветы, поблагодарила коллег кланяясь во все стороны.
   -Ну вот, - продолжил Франк. Уважаемая Клара, поздравляем Вас с Днём Рождения! Вы наш распустившийся цветок, наше украшение, - и Франк вновь умолк, по причине того, что вмешался Лев Николаевич.
   -И дорогая Клара, оставайтесь токовой всегда! - Сказал Лев Николаевич, расплываясь в улыбке. Следом запели дифирамбы коллеги, кто-то искренне, кто-то, лицемеря, а Виолетта нехотя цедила сквозь зубы.
   -Спасибо! Спасибо! Спасибо! - Благодарила Клара, роняя на щеки слезинки радости и прижимая к себе гвоздики. - Я бы хотела вас угостить шампанским, но его у меня нет. И в это время за спиной она услышала знакомый голос, от чего её сердце стало замерло.
   -Не страшно, шампанское можно купить!
   Клара обернулась и все находящиеся в зале обернулись лицом к выходу, откуда приближался к ним Владимир в чёрном кожаном длинном распахнутом пальто, под которым был виден серо - жёлтый вязанный свитер с чёрной кожаной кепкой в руке и как только подошёл протянул руку Франк, рука которого потянулась на встречу.
  
   -Знакомьтесь господа -товарищи! - Громко, с удовольствием сказал Франк. - Чернышев Владимир Михайлович! Мой давний товарищ, - и Франк похлопал по плечу Владимира.
   Мужчины спокойно, а некоторые даже холодно отнеслись к появлению Владимира, чего нельзя было сказать о женской части актрис, особенно молодой её части - Виолетты, Ольги, Натальи и наконец самой Клары. Аккуратно уложенные головки, слегка наклонялись то в лево то в право разглядывая его и лукаво улыбаясь показывали себя. Клара равнодушием, стараясь скрыть трепет и нервозность всей своей сущности, не веря самой себе что так может, в полголоса заявила:
   - Будьте так добры Владимир Михайлович купите нам шампанского!
   -Да купите нам шампанского! - Выкрикнула Виолетта, державшаяся горделиво, вызывающе, с прищуром лукавых глаз, на тонких губах играла усмешка.
   Франк ревниво погрозил пальцем Виолетте, но она будто не замечала.
   Клара полезла в сумочку за кошельком, но тотчас встретила сопротивление со стороны Владимира, который накрыл своей рукой руку, потянувшуюся в сумочку, и Клара почувствовала, как тепло от руки его перешло в сердце и лицо Клары зарделось. Она испуганно дёрнулась назад, наступив на ногу Виолетте.
   -О - о - й! - притворно отреагировала Виолетта.
   -Извини! - Виновато сказала Клара и опустила глаза в пол, а когда спустя минуту она подняла глаза, то заметила, как многие из труппы провожали взглядом Владимира и Франк, решившего составить ему компанию.
   Было четыре часа после полудня, когда двери зрительного зала закрылись за Володей и Франк, а уже в четверть пятого двери зрительного зала распахнулись и в зрительный зал решительно зашёл Вдовин, чтобы забрать свою жену. Он не угрызённый совестью извинился перед удивлёнными и несколько оскорблёнными актёрами, которые окружив Клару желали ей, вели разговор о пьесе "Мандат", терпеливо ожидая обещанного шампанского и обхватив за талию жену увлёк её к выходу. Уже в машине, сидя с мужем на заднем сидении, который будто щупальцами - руками прижимал к себе Клару, пытавшуюся возражать о бесцеремонности мужа, в душе испытывала облегчение:
   -Алёша, как ты мог?
   -Они могут выпить за твоё здоровье и без тебя, а деньги я верну. Не люблю быть должным! - Отрезал Вдовин и крепче прижал к себе Клару, которая хотела вновь возразить, но промолчала, взглянув на мужа как на "спасательный круг".
   Клара первая переступила порог квартиры и тотчас попала в объятия Елены. Вдовин, пропуская жену зашёл, закрыл дверь и принялся снимать пальто, как только он его снял он подошёл к Инне Всеволодовне и коснулся губами её руки, которую она не без удовольствия протянула ему. Так было всегда, когда он посещал этот дом. Поцеловав подругу, Елена отпустила её, и Клара подошла к Инне Всеволодовне, и сама заключила женщину в объятия.
   -С Днём рождения, Кларита дорогая наша! - вытягивала каждое слово Инна Всеволодовна. Женщина взглянула своим добродетельным взглядом в довольное и несколько взволнованное лицо Клары. - Я всё думала, что тебе пожелать и обнаружила что у тебя всё есть. Кларита, детишек тебе!
   Глаза Клары стали влажными, а следом из глаз выкатились слезинки, одна из которых вместе с частичкой туши попала в газ, отчего Клара, заойкав, полезла в сумочку за носовым платком. В то же самое время, Елена с Вдовиным приветствовали друг друга рукопожатием. Елена ласково заглядывала в глаза Вдовина ища в них хотя бы малую искорку, в то время как сам Вдовин, как только услышал жалобный голос жены, тотчас подпрыгнул к ней, небрежно выдернув руку у Елены.
   -Что с тобой?
   -Фу, прошло! - Выдохнув, быстро сказала Клара.
   -У тебя глаз красный, - заглядывая жене в лицо, волновался Вдовин.
   -Всё пройдёт, всё, всё пройдёт, - заключила Клара, отстраняясь от мужа, который прямо-таки дышал в лицо.
   -Кларита, промой водой, - выглядывая из-за спины Вдовина советовала взволнованная Инна Всеволодовна.
   -Пойдём промоем, - участливо вторила Елена и взяв подругу под руку повела её на кухню к рукомойнику, где перед зеркалом Клара начала убирать с глаз причину всеобщей суеты.
   -У вас всё хорошо? - тихо сказала Елена, стоя по левую руку и всматриваясь в отражение лица Клары в зеркале.
   Скрученным в жгутик краем белого платочка Клара скользила по краю нижнего века, тем самым собирая мельчайшие частички туши, оставляя сам глаз накрашенным она секунду другую думала сказать подруги или промолчать о случившемся... -"Нет незачем".
   -Представляешь, Вдовин бесцеремонно меня похитил из театра, и в тот момент, когда коллеги меня поздравляли, - и Клара повернулась к Елене. Её был несколько красноват. - Разве так можно!?
   -У него есть смягчающее обстоятельство... - Елена сказала с нежностью, и Клара это заметила, задержав свой взгляд на подруге.
   -Ладно пойдём, у меня уже всё прошло. - И Клара взяла Елену подругу.
  
   Сидели за столом долго и хорошо. Трижды поднимали бокалы, наполненные красным итальянским вином. Все делали два три глотка и принимались за тушёную говядину под соусом из красной смородины, который уваривала Инна Всеволодовна с приправами известными только ей. После двух кусков Вдовина расслабило, и он сел в кресло лениво и несколько распущенно. Женщины снисходительно переглянулись, продолжая наслаждаться мягкостью и сочностью мяса. Елена вдруг вспомнила торжественный приём; тягостную обстановку, хорошую кухню, болтливую Галю и её мужа, рыхлого с толстым лицом:
   -И как он только передвигается? - усмехнулась Елена. - А опоздавший гость как тебе Клара? Ну этот Владимир. Хорош правда?
   Клара вспыхнула, чуть не выронив вилку из рук, встревожившись взглянула на мужа, который пребывал во власти лёгкого сна, пристально поглядела в большие карие глаза подруги, которая несколько удивилась реакции подруги:
   -Что с тобой? - Тихо сказала Елена.
   -Удивилась, твоему интересу к этому... Ну как его?
   -Владимир его зовут.
   -Ну да кажется... - и Клара опустила глаза в свою тарелку, на которой оставался небольшой кусочек говядины. Ей хотелось сменить тему, но она не знала как... И в эту самую минуту, Инна Всеволодовна, летавшая мыслями где-то далеко, вдруг заговорила, имея взгляд ещё отстранённый:
   -Я тут вспомнила, как мы с покойным мужем, удостоились чести посетить торжественный приём у Губернатора, по случаю Нового пятнадцатого года. Какой это был блеск! Ты помнишь Елена? Мы были приглашены всей семьёй. И вот теперь не прошло и полстолетья, а как всё изменилось господа. - Уголки рта её опустились, а потускневший взгляд вновь улетел куда - то. Елена, сидевшая рядом, и глядев на неё с нежным трепетом, накрыла своей кистью, кисть матери.
   -Мама не надо! У тебя пойдёт кровь носом.
   -Никогда не приму эту власть! - Вырвалось у Инны Всеволодовны, и взгляд её стал гневным
   -Тише, тише, - шептала Елена, взволнованно оглядываясь на Вдовина, который открыл глаза взглянул на женщин, улыбнулся и поднимаясь с кресла сказал:
   -Я чего-то пропустил? - И подойдя к Кларе положил руки ей на плечи.
   -Мама вспомнила молодость, - пытаясь скрыть страх, неловко улыбалась Елена.
   Клара хорошо понимала эту престарелую женщину: - "Тяжело осознавать ушедшее, которое нельзя вернуть; мужа, сына, ту жизнь в которой для тебя были открыты все двери." И она тотчас вспомнила свою мать, жизнь которой была испытанием; -"смерь мужа, нищета, голод, смерть малыша, рабский труд на помещика". Клара, относящаяся с теплотой и уважением к Инне Всеволодовне, не любила, когда начинались её воспоминания о прошлом, а следом упрёки большевиков, и тех низких слоев общества - (простолюдинов) повинных в гибели сына, смерти мужа, в утрате той жизни где она имела всё. Не вольно её упрёки и обвинения касались и самой Клары. Клара коснулась пухлыми влажными губами руки мужа и встала из-за стола.
   -Ты куда? - Очнувшись всплеснула руками Инна Всеволодовна.
   -Пара, сдержанно улыбнулась Клара, бросая снисходительный взгляд на престарелые, но по-прежнему изящные кисти рук Инны Всеволодовны. - Поздно Инна Всеволодовна, сдержанно улыбнулась Клара. Ей захотелось немедленно увидеть мать, броситься ей в ноги, расцеловать её огрубевшие, распухшие, шершавые руки. Она не поглядела на подругу, лицо которой было разочарованно и грустно, на мужа, который не понимая ничего, вежливо откланивался, пропуская жену в перёд.
   За окном хозяйничал господин "Мороз Иванович", искусно разрисовывая замысловатыми узорами стекла на окнах домов, закрывая обитателей домов от посторонних глаз. В квартире у Клары и Вдовина тепло и темно, так что не видно вытянутой в перёд руки. Первый час ночи. Вдовин крепко спал, уткнувшись носом в плечо жены, прикрыв своей широкой ладонью упругую хорошо ощутимую грудь Клары, лежавшей под ватным одеялом не подвижно, прикрыв глаза. Ей не спалось. Мысли особенной силой овладевали ей, как бы она не пыталась отвлечься на что-то другое, мучительные мысли возвращались. Она чувствовала перемены в себе и боялась признаться. Ей казалось, что до этой поры, она вовсе и не жила, не видела света, который только теперь осветил перед ней, то, что было ранее во тьме. И этим светом ей представлялся Владимир: - "Где он был? Где он был ещё два года назад? Где?" Только далеко за полночь Кларе удалось уснуть. Спала беспокойно. "Снилась птица, бившаяся в стекло квартиры, от чего Клара вздрагивала и просыпалась, испуганно озиралась на окно и вновь засыпала, после чего пред ней появлялся кабель овчарки, вилявший хвостом и заигрывавший с ней. Кларе было приятно это внимание и в то же время пугало её".
   Ночь прошла и когда сквозь занавесь морозных узоров на окнах проступавший бледный утренний свет сумрачно осветил спальню, Клара открыла глаза. Она взглянула на висевшие на против круглые часы - немецкого производства, стрелки которых показывали четверть восьмого. Проспавшая всю ночь на спине, Клара повернула голову на право и взглянула на спину мужа, который продолжал крепко спать. Потянувшись, Клара бесшумно вылезла из-под тёплого одеяла, одела утеплённый вишнёвого цвета халат и вышла из спальни. На кухни она включила свет изящной небольшой хрустальной люстры и принялась за приготовление завтрака для мужа и уже спустя четверть часа на одном керогазе в чугунной сковородке шквар чала яичница, а на другой грелся чайник, Клара резала тонкие ломтики белого хлеба и укладывая их на плоскую небольшую тарелку. Когда хлеб был нарезан, она его спрятала в короб из бересты и следом достала из холодного хранилища в стене под окном маслёнку с сливочным маслом. На кухне было уже светло от естественного света, когда вошёл Вдовин, имея лицо выспавшееся, довольное, он прямым заострённым носом втянул аромат свежесваренного кофе в турке прикрытое маленькой керамической крышкой. Клара стояла у окна, разглядывая замысловатое творение "Мороза Ивановича", когда услышала щелчок выключателя и тотчас повернулась, обворожительной улыбкой выказывая мужу своё удовольствие видеть его.
   -Любимая, уже светло! - приближался, не меняя довольного выражение лица Вдовин. А когда подошёл заключил Клару в объятия и касаясь губами открытых частей её декольте низким голосом спросил: - Что заставило тебя, мою любовь встать в такую рань?
   Клара прикрыла глаза, и давая возможность целовать себя с одной и другой стороны шеи, в полголоса протянула:
   -Франк хочет ставить свежую постановку, где мне отведена роль. На прочтение дал два дня. Надо ознакомиться с материалом, да и тебя я давно не баловала завтраками, - и Клара вскинула свои лебединые руки на шею мужу, который тотчас принялся целовать левое плечо жены.
   -Какую постановку? Почему со мной не согласовали? - продолжал осыпать поцелуями жену Вдовин.
   -Наверное не успел.
   -Не успел? - Неприятно удивился Вдовин, прервав ласки и пристально взглянул на Клару, так как будто пред ним стоял сам Франк.
   Клара взяла лицо мужа в ладони и прильнула губами к его губам. Вдовин Клару отстранил и вновь глядя в глаза сказал:
   -Что за постановка?
   -Какой-то "Мандат" Н. Р. Эрдмана. Да что ты завёлся? - недоумевая глядела на мужа Клара.
   Взгляд Вдовина несколько смягчился, как и тон. - Пойми, Франк должен меня ставить в известность о своих планах. Иначе какого рожна я сижу в своём кабинете... Ладно давай завтракать, да я пойду.
  
   Не прошло и часа как Вдовин ушёл. Смущенная неожиданным поведением мужа, Клара убрала со стола, помыла посуду, вернулась в спальню, где застелила постель. Часы показывали четверть девятого. В дверь позвонили. Клара поспешила открыть дверь.
   -Здравствуйте Душечка! - улыбаясь, прогремела басом домработница, женщина тридцати пяти лет, выше среднего роста, жилистая с несколько грубоватыми чертами лица и светлыми, ясными, добрыми глазами, не дожидаясь приглашения перешагнула порог квартиры стряхивая снег с шубы крытой тёмно вишнёвым плюшем и оббивая друг об друга фетровые сапоги стряхивала снег.
   -Здравствуйте Прасковья Фёдоровна! - спокойно отреагировала Клара, закрывая за вошедшей дверь.
   -Как вьюжит! Думала не доберуся, - убрав громкость, басила женщина. - Ваш то благоверный припозднился кажись? Видала, видала его...
   -Да - а - а, - протянула Клара и не дожидаясь, когда разденется домработница, прошла в ванную комнату, где перед большим зеркалом стояла минут пять. Не спеша кончиками пальцев Клара провела по лицу погружаясь в мысли о Владимире. Она видела его светло серые глаза, в которых отражался утренний рассвет, выразительные чувственные губы что, расплываясь в красивой улыбке оголяли ровные белые зубы. Клара кончиком указательного пальца провела по своим пухлым чётко отчерченным губам и почувствовала за плечами мороз, что пробрал до костей, до рёбер. Ей овладело желание и ужас от этого самого желания. Нагая, она встала под тёплый душ, увеличивая градус воды на плюс до того момента, когда ванная комната заполнилась паром. - "Согрелась наконец, и надо же себя довести". - Мысленно упрекнула себя, выключила воду, вышла из ванны и сняв с крючка банный халат завернулась в него. Поглядев в зеркало: - "Грешно это! Не по-христиански!", - в пол голоса упрекнула себя и вышла из ванны.
   Дом работница домывала пол в гостиной. Клара прошла в спальню и в ней пробыла около часа, приводя себя в порядок и когда она в шерстяном лиловом платье свободный подол которого прикрывал голени с длинными облегающими рукавами, под поясок, вышла в гостиную, дом работница уже одевалась. Клара, поспешила пройти в прихожую.
   -Прасковья Фёдоровна не спешите, я сейчас, - и Клара вновь вернулась в гостиную.
   -Что вы Душечка, я обожду - у - у! - Уже в шубке и шале натягивая второй сапожек на ногу, задирая покрасневшее лицо, басила женщина.
   Клара, вернулась в гостиную, где подошла к буфету из ореха, инкрустированному несколькими видами ценной древесины уставленный серебром и хрусталём, открыла боковую створку серванта и взяв с полки пачку сторублёвых банкнот, отсчитала две и вернувшись в прихожую протянула банкноты женщине, которая стояла уже одетая. Взяв в руки банкноты, она, удивлённо взглянув на Клару пробасила:
   -Душечка, одна лишняя!? -Удивилась женщина.
   -Купите дочки гостинцы к празднику. Порадуй её, да и себя не забудьте...
   -Ой Душечка! - Расплылась в улыбке женщина, показывая щербатый рот.
   -Клара погладила её по плечу и поспешила открыть дверь, куда так же поспешила выйти довольная женщина.
   ""Мандат" Н. Н. Эрдмана - Сатирическая комедия, в которой автор показывает обстоятельства советской действительности, которой человек без "бумаги" не был человеком. И складывающиеся обстоятельства вынуждают героев на невероятные поступки: например: - Герой Клячкин выписал сам себе "Мандат". Кухарка Настя примерила платье императрицы перед героями комедии, после чего все были готовы признать в ней великую княжну Анастасию. Семья Гулячкина пытается приспособиться к новой жизни, вовремя подстроиться под ситуацию".
   Кларе была интересна комедия, прежде всего тем, что она сама видела в своём окружении похожих людей, и что комедия была есть и будет актуальна во все времена. Клара сидела в большом чёрном кожаном кресле поджав под себя ноги и увлечённо читала комедию, периодически давая себе небольшие перерывы на осознание темы. Её взгляд устремлялся в окно, за талыми стёклами, которого тихо падали хлопья снега. Клара вспомнила Иван Ивановича, родители которого были яркими представителями мещан, имевшие в собственности скобяную лавку приносившую неплохой доход и где Иван Иванович будучи единственным сыном помогал отцу, "истинному христианину", ловко обсчитывавшему покупателей, отрубил себе указательный палец на правой руке, чтобы не идти на войну четырнадцатого года, - как сам хитро посмеиваясь рассказывал Иван Иванович в узком кругу супругов Вдовиных. После чего не трудно было догадаться, как сам Иван Иванович - рыхлый лис, как называл его Вдовин оказался на гребне революционных сливок.
   В этот же день, вечером, после ужина, Вдовин и Клара сидели в гостиной, на диване; положив ногу на ногу, Вдовин читал комедию, а Клара в углу листала зарубежный журнал моды искоса поглядывая на мужа, скулы которого нервно подёргивались, а тонкие губы сжимались в длинную щель. Когда же он прочитал комедию и поднял глаза в сторону Клары, она увидела жёсткий, давящий взгляд мужа.
   -Что с тобой Алёша? - Удивилась Клара.
   -Не нравиться мне всё это... И где этот Франк выискивает всё это!? - процедил Вдовин.
   -Алёша! Что это? Это как ты изволишь говорить есть искусство!
   -Фельетон, вот что это! - И Вдовин затряс перед собой брошюрой, а следом перед глазами Клары.
   -А я считаю эту комедию актуальной! - Нервно возражала Клара, закручивая тонкими длинными пальцами журнал в трубу.
   -Может быть, но это искусство не следует ставить! И я не дам своего согласия! - Громом разразился Вдовин, вскакивая с дивана, чем напугал Клару, которая испуганно, недоумевая непроизвольно прижалась в угол дивана. А Вдовин, перекрутившись вокруг себя на одной ноге и глубоко вздохнув, вновь сел рядом с Кларой обращаясь к ней уже в полголоса и более мягким тоном, но по-прежнему, имея жёсткий взгляд. - Как ты думаешь, как на эту постановку отреагирует Иван Иванович и ему подобные? А -а - а?
   -Но это же просто комедия! - Двигаясь будто лиса, ближе к мужу, тихо вкрадчиво протянула Клара. Мне она нравиться Алёша и я думаю она будет иметь успех у большинства, а победителей не судят.
   -А кто сказал про победителей?
   -Успех это и есть победа! Ну прошу тебя, позволь поставить комедию? - Клара глядела на мужа глазами ягнёнка, боясь противоречием взволновать его ещё больше; она подсела к нему и взяла его под руку. Он же несколько минут глядел на жену и с каждой минутой его взгляд становился мягче, пока не стал вновь любящим.
   -Ладно, ладно, - выдавил из себя Вдовин, - но только ради тебя Клара, - и он, порывисто обняв жену тревожно прошептал, бут то их кто-то мог услышать. - Сложное время подступает Клара, каждый вздох будет под прицелом...
   Клара, прижатая лицом к груди Вдовина, не понимала шёпота, она думала, как хорошо, что ей удалось уговорить мужа.
  
   До Нового года оставалось два дня и все два дня Клара посветила покупкам подарков для родных и близких. Она не ходила в театр, по той причине, что в нём проходили утренники для детей и в которых она участия не принимала. В одиннадцать часов утра за ней подъезжала машина и она часа три, четыре, целиком отдавалась этому занятию. Возвращаясь домой, Клара разбирала покупки, сама упаковывала и обвязывала атласными лентами и настолько её это увлекало, что она забывала обедать, а когда заканчивала, принималась готовить ужин, чем очень радовала Вдовина, который любил стряпню Клары. Тридцатого декабря после ужина, Вдовин и Клара принялись наряжать новогоднюю ёлку, что была установлена Вдовиным накануне у окна. Наряжали долго не торопясь, держа в руках и разглядывая каждую игрушку, купленную Кларой, а часть подаренные Еленой. Клара испытывала неподдельное удовольствие, осознавая себя в их доме хозяйкой, это зелёное деревце, символизирующее семейный очаг. Она поглядывала на мужа в домашнем костюме, который увлечённый как мальчишка стараясь дотянуться до верхней ветки чтобы повесить очередную игрушку приоткрывая рот высовывал язык и когда игрушка была повешена, он восторженно улыбался, победоносно поглядывая на Клару, - "Мол видела, как я её!" Когда на макушке появилась красная звезда, Клара улыбнулась и взгляд мужа изменился. Это не был взгляд озорного мальчишки, это был страстный взгляд мужчины, взгляд твёрдый, такой что Клара с трудом выдерживала его. Мгновенье и вот уже Вдовин возле Клары, подхватил её на руки и понёс в спальню. Открытые коробки, мишура, штук пять игрушек, остались лежать на диване до утра.
   Утром тридцать первого декабря, Клара проводила мужа на работу поручив ему отослать ящик с посылкой для матери и сестёр, которая состояла из трёх пуховых шалей - серой плотной для матери и двух белых, которые можно было протянуть через обручальное кольцо, два флакончика духов "Красная Москва" для сестёр, конверт с письмом. Проводив мужа, Клара сама занялась уборкой квартиры, а когда закончила убирать принялась готовить праздничный ужин на четверых. И когда в девять вечера порог квартиры переступили Вдовин, Инна Всеволодовна и Елена, Клара их встретила в вечернем чёрном платье до пят, с ясной улыбкой на красивом скромно подчёркнутом лице с распущенными по плечи каштановыми локонами, тряхнув которыми Клара открыла мочки ушей, с которых свисали две жемчужные капли обрамлённые белым золотом.
   -Я вас заждалась! - Воскликнула Клара, раскрывая свои объятия для Елены, которую она не видела вот уже три дня.
   Елена хотела, что - то сказать, но Вдовин опередил, помогая снять кроличью шубу Инне Всеволодовне:
   -Любимая, меня задержали на работе, дамы тут не причём. Казни меня! - И Вдовин наклонил голову оголив шею. - Руби! Ха - ха - ха!
   -Виновного помиловать? - Задорно рассмеялась Клара.
   -Не только помиловать, но и наградить! - Расплылась в обаятельной улыбке Елена, - твой муж так галантен, и внимателен в наше время - это непозволительная редкость.
   -Мы тебя милуем, мой дорогой! - И Клара легко порхнула к Инне Всеволодовне, которая в бордовом бархатном платье с небольшим кружевным воротником под горло, в несколько трясущихся руках держала маленькую кожаную чёрную сумочку терпеливо ожидая, когда обратят на неё внимание. - Инна Всеволодовна, наконец я вижу Вас в своём доме! Проходите и чувствуйте себя как дома. - Клара взяла под локоть женщину и повела.
   Проходя в гостиную, Инна Всеволодовна оценила просторную прихожую, а когда вошла в гостиную, где на большом круглом столе под сверкающей хрустальной люстрой на скатерти уже стояла холодная закуска; консервированные огурчики с мизинец, мясная нарезка из вяленой конины, лосятины, утятины, консервированные крабы, ломтики лимона, искусно выложенные на маленькой тарелке. Две бутылки игристого вина из хранилищ Крыма. На лице Инны Всеволодовны появилось немалое удивление:
   -Такого я не ожидала увидеть!
   -Алексей, муж мой постарался, - развела руками Клара.
   -Когда я заселился, всё это уже было, - подхватил Вдовин не вино глядя женщине в глаза.
   -Можно? - Сказала Инна Всеволодовна, показывая рукой на дверь, ведущую в спальню.
   -Разумеется! - Отрезал Вдовин и тотчас сделав несколько шагов вперёд открыл дверь в спальню пригласив рукой войти в неё.
   Клара смущённо глядела на Елену, которая растерянно пожимала плечами. А Инна Всеволодовна, перешагнув порог спальни обошла взглядом комнату и её содержимое прошла к большому окну глянула в окно и выйдя из комнаты заметила:
   -Хороший вид из окна. - И следом спросила. - Это тот самый дом?..
   -Да, в этом доме я жила с барышней, только в другом подъезде, на втором этаже в трёхкомнатной квартире.
   -Теперь там живёт инженер с семьёй, - вмешался Вдовин.
   -На лице Инны Всеволодовны появилась лёгкая ироничная с чертами досады улыбка, которую поспешила исправить, но было уже поздно.
   -Давайте садиться, - сказала Клара и левой рукой на безымянном пальце которого красовалось обручальное кольцо с алмазными гранями указала на стол. Елена только сейчас заметила кольцо и взяв руку Клары, пальцем коснулась его, взглядом вопрошая. - Да муж преподнёс, - и Клара с удовольствием сама взглянула на кольцо.
  
   Прежнее намерение встретить Новый год вместе, внезапно изменилось. Уже спустя час, Инна Всеволодовна засобиралась домой и изменить её решение никто не смог. С ней вместе уйти вынуждена была и Елена. Вдовин вызвался довести их до дома. Клара смущенная и несколько обиженная этим фактом проводив гостей и мужа, вернулась гостиную и села за стол. Стоявшие в углу будто столб часы с маятником показывали четверть одиннадцатого, раздался телефонный звонок. Клара нехотя подошла к телефону и сняла трубку:
   -Ало! - Грустно отозвалась она.
   -С наступающим! - Выкрикнул приятный мужской баритон.
   Клара узнала голос. Её сердце забилось чаще. Она выдержала паузу, а следом удивлённо спросила:
   -Кто это?
   -Владимир! Владимир вам звонит! Поздравляю вас с наступающим тридцать третьим годом! - в трубке голос усилился, стал веселей. - Счастья вам! Хотя у вас оно есть, пусть будет больше и больше новых ролей. Чтобы звезда ваша блистала ещё ярче!
   -Спасибо! - Как можно спокойней сказала Клара. - Я Вас также поздравляю с наступающим Новым Годом! - У Клары спёрло дыхание. Она чувствовала, как нарастает волнение внутри неё.
   -Я приходил в театр два дня, чтобы поздравить вас, но вас там не было, поэтому решился побеспокоить звонком. Думаю, это не неприлично?
   -Нет, что вы. Мне, напротив, очень приятен Ваш звонок, - после чего воцарилась тишина, сквозь которую было слышно биение сердца Клары и волнующее дыхание на другом конце провода. Неизвестно, сколько бы продолжалось молчание, но вернувшийся Вдовин прервал его. - Ещё раз спасибо и до свидания! - поспешно сказала Клара и повесила трубку.
   -С кем ты разговариваешь, любимая? - снимая верхнюю одежду спросил Вдовин.
   -Владимир поздравил нас! - С волнением в голосе сказала Клара, выходя в прихожую.
   Вдовин решил, что волнение жены вызвано уходом гостей и не придал значения... Раздевшись, он подошёл к Кларе и обнял её так крепко, что Клара возразила:
   -Мне больно!
   -Я бы тебя съел. Так я люблю тебя! - Ослабив объятия, но не выпуская из них, страстно процедил Вдовин. - А ещё я очень голоден. Чёртова завистливая старуха! Я из - за неё так и ничего не съел из того, что ты наготовила.
   -Её можно понять, - прожужжала в плечо мужа Клара. - А горячее я подогрею.
   -Ладно бог с ней, - отпустил Вдовин Клару. - Давай за стол, без горячего, скоро полночь. - Вдовин сел за стол, а Клара пошла на кухню разогревать жаркое из свинины и вскоре с двумя наполненными тарелками Клара вернулась в гостиную, сев на против мужем.
   Дожидаясь бой курантов по громкоговорителю, Вдовин, накинулся на еду, а Клара, ковыряя вилкой жаркое и не беря ни куска в рот ушла в себя. Звонок взволновал её и заставил задуматься: - "Она уже не девица, знает ласку, внимание, любовь и заботу мужа, но сама не испытывала того ... И вот сердце её будто омылось ключевой водой, душа трепещет, в сердце зарождается любовь, и глаза её не утратили выражение удивления, робости, смущения и загадочности". - Клара взглянула на Вдовина и встретила любящий взгляд; - "Ей он был близок, для неё он был другом и братом. Как же ей быть?"
   Вдовин отставил тарелку, на которой оставалось немного жаркого и встав, подошёл к Кларе, подставляя себе ближний стул.
   -Давай проводим второй год нашей совместной жизни! - Сказал Вдовин, пристально вглядываясь в лицо Клары и одновременно беря со стола начатую бутылку шампанского. Клара, улыбаясь молча кивнула головой в знак согласия. - Ты какая-то таинственная и далёкая, хоть и сидишь рядом. Что-то стряслось? Это из - за старухи?
   Клара протянула руку к лицу Вдовина и чуть касаясь, ладонью провела по нему, по губам, задержав ладонь на щеке:
   -Мне грустно что так всё вышло. В первые минуты обида пришла, но я её отпустила. Инне Всеволодовне тяжело принять действительность. "Успех других тяжело принять, и она в этом не одинока". По лицу Клары скользнула обольстительная улыбка, она приблизила своё лицо к лицу мужа и прильнула своими губами к губам мужа.
   Два праздничных дня Вдовин и Клара провели вместе, не выходя из дома. Они спали, любили друг друга, просто лежали, сидели, ели, пили, принимали по телефону поздравления. Вдовин и Клара наслаждались выходными. Но внутренний голос Клары хотел в театр, погрузиться в его атмосферу, узнать выпавшую ей роль в комедии и наконец увидеть Владимира. В ночи, когда Вдовин спал, прижавшись к ней, она признавалась себе в влечении этим зрелым мужчиной с лицом романтика, тёмно русый с ранней отметиной седины на висках и таким чувствительным ртом. - "Разве так можно? Я, при молодом муже?" - она вскидывала глаза к потолку, будто спрашивала, но никто не шептал ей на ухо ответ.
  
   И вот наконец праздники окончились. Из дома Клара вышла раньше обычного. Она шла легко по хрустящему снегу, вдыхая морозный, чистый воздух, проходя мимо не многолюдных прохожих пожилых женщин и мужчин, а также мамочек с малыми детьми. Перешла на зелёный свет пустую несколько сузившуюся за счёт сугробов проезжую часть, одну и вторую, прошла ещё метров двадцать и вот она уже переступила порог театра. Глубоко вдохнула, - "Какой знакомый, какой особый воздух в театре, присущ только театру", - она улыбнулась, той, что глядела на неё из зеркала, ясным, пытливым взглядом, не боявшаяся задавать себе вопросы.
   В гардеробной откликнулся на улыбку старожил гардеробщик. Кларе показалось что он врос в это место своими корнями и что после него здесь будут стоять его дети и внуки. Клара помнила первый день прихода на службу, помнила колючий и несколько высокомерный взгляд. А теперь, он ловит её взгляд заискивающе улыбается: - "Как стремительно всё меняется". Клара взглянула на пустующие вешалки и снисходительно взглянув на гардеробщика подала ему шубку, а следом поднялась по мраморной лестнице в зрительный зал, который был пуст. Клара прошла к первому ряду и оглянувшись вокруг села на кресло по центру. В её душе было тихо и спокойно. Она наслаждалась тишиной, блуждая глазами по бордовым бархатным занавесям, закрывавшим саму сцену, скользнули по столу и двум стульям, стоявшим у самого края, а приоткрытый рот слегка улыбался: - "Вот что главное в моей жизни! И этому я буду верна!"
   Вскоре в зрительный зал начали приходить коллеги Клары. Все друг с другом обменивались любезностями, приветствиями, поздравляли друг друга с наступившим "Новым Годом". Прошло не и первые два ряда по центру были заполнены собравшимися актёрами, а за столом сидели Лев Николаевич и Франк. Франк напомнил о решении поставить пьесу Н. Эрдмана - "Мандат". Напомнил, что пьеса актуальна, а значит будет востребована зрителем. На что Лев Николаевич, прищуриваясь многозначительно ухмыльнулся в зал, где сидели как сторонники, так и противники постановки пьесы. И Клара видела это, слегка поворачивая голову то в право, то в лево, бросая мимолётный взгляд на коллег. Она видела скепсис на лицах актёров возрастных двух мужчин Маргариты Львовны. И когда Франк, начал зачитывать персонажей и фамилии актёров, которым играть роль, то эти актёры играть отказались, не объясняя причины. Франк не стал настаивать: - Это выбор, и я его уважаю!
   В течении последующего часа роли были розданы; - Гулячкин Павел Сергеевич, Надежда Петровна - его мать, Варвара Сергеевна - его сестра, доставшаяся Кларе, Шпронкин Иван Иванович - их жилец, Настя - кухарка Гулячкиных, Вишнивецкая Тамара Леопольдовна и ещё тринадцать персонажей. Франк отпустил директора и актёров, не задействованных в пьесе, остальных попросил задержаться. Взяв чёрный портфель со стола, он прошёл к краю сцены чтобы спуститься в низ и в этот самый момент в зал вошёл Владимир в распахнутом пальто, за которым был виден свитер. Держа в руке чёрную кожаную кепку, Владимир широко улыбаясь, шёл лёгкой размашистой походкой на встречу Франк.
   Все оглянулись, оглянулась и Клара. И тотчас она почувствовала, как щеки её краснеют, а сердце стало биться чаще: - "Так вот он, разрушитель моего спокойствия!" - Шептало в душе, робко, крадучись. Встрепенувшись, Клара огляделась, не видит ли кто её волнения. Но нет до неё не было никому дела. Все встали с кресел и подошли к сцене образовав круг дожидаясь Франк, который обменявшись рукопожатием с Владимиром поспешил с ожидавшим его актёрам. Вслед за ним подошёл и Владимир, бросая пристальный взгляд в сторону Клары. Клара испугалась похолодело сердце и руки, она замерла, скрестив руки в замок под грудью, глаза опустила в пол, не смея их поднять, будто девица.
   -Клара, ты что? - Окликнула удивлённая Виолетта.
   Клара не слышала вопроса. В её голове всё бурлило и хотело вырваться наружу.
   -Клара! - Шипела Виолетта, тем самым привлекая внимание других.
   -Иду! - Буркнула Клара, вставая с кресла и плотнее прижимая к плечам, груди белую паутинку.
   -Что с Вами? - Озаботился Франк, доставая из портфеля кипу листов с сценарием пьесы. - Вы заболели?
   -Я здорова! - И Клара встала в общий круг пытаясь сосредоточиться.
   Раздав каждому актёру образец сценария, Франк стал рассказывать краткое содержание и объяснять, что он ждёт от актёров. Он говорил не спеша, сопровождая свою речь жестикуляцией. Все внимательно слушали. Слушала и Клара, но взгляд её был направлен на Владимира, который также не спускал с неё глаз. Словно молния блестели они, исчезали и вновь блестели, заставляя задерживать дыхание, наперекор тому, как сильно билось сердце. Симпатия, нет это было нечто иное, соединение двух половин, которые в разлуке томились. И вот их взоры объединились, рождая страсть, в которой предстояло гореть всему.
  
   День за днём проходили репетиции, а в вечернее время в конце недели играли старый репертуар, и Клара была полностью вовлечена в этот процесс под названием - "Театральное искусство". Репетиции проходили интересно в театре, продолжались дома перед зеркалом. Пять дней репетиций Клара ждала появление в зрительном зале Владимира, набиралась смелости спросить о нём у Франк, но не спросила. Решила, что так, наверное, будет лучше... Но душа маялась в ожидании. И вот в процессе репетиции Владимир занял место по центру возле Франк и пытливые глаза его неотступно следили за каждым движением молодого красивого тела Клары, которая хотела скрыть радость свою, но не смогла и как бы невзначай сверкала игривыми глазами: - "Приметная стать, разлёт тёмных бровей, тёмные с проседью прикрывающие на половину шею волосы. Ты не тот, как десять лет назад. Ты лучше! Мне кажется, что я тебя знаю давно и буду знать вечно. А ты так и не признал той девчонки...". Репетиция закончилась. Клара спешно покинула сцену, спустилась в гардеробную, оделась, покрыла голову белой паутинкой и выбежала на улицу. Там её уже ждала машина с водителем. Вдовин её уже как неделю не встречает, а Кларе очень хотелось, чтобы за рулём сидел он как раньше. Ведь он ей так нужен. Но у Вдовина много работы. Он бы рад, как говорил не раз Кларе, но дела требуют много времени. Клара села в машину, а уже спустя десять минут была у дома. Пошёл густой январский хлопьями снег, подул ветерок и закружило. Машина уехала, а Клара стояла у подъезда запрокинув голову. Паутинка сползла, а снег падал на разгорячённое лицо Клары, охлаждая его: - "Где ты Алёша?!"
   До полуночи, она сидела за столом на кухни перед чашкой травяного чая: - "О - о - о! Если бы она знала, что ей делать. Сколько книг прочитано, разных, а ответа на вопросы свои не вычитала." - Она вспыхивала, глаза её меркли, лицо покрывалось пятнами. А спустя минуту в глазах появлялись слёзы, маленький красивый подбородок дрожал, и Клара извергалась рыданием. Она страдала. Дошла до кровати и в бессилии упала на неё, зарыдала громко, следом тихо плакала, а спустя ещё несколько минут молча лежала и думала: - "Господи, как мне справиться с своим сердцем, с мыслями порочными!? Кто-то сказал, - в любви радость, а нет любви нету радости. Любовь птица, летает, а в руки не всем даётся, поймать не всякий может". Не заметила, как уснула в одежде. Клара проснулась от того, что кто-то теребил её плечо. Клара открыла глаза, над ней свисало лицо озадаченного Вдовина:
   -Так много нельзя работать, любовь моя, - и он прильнул губами к её щеке.
   -Который час? Я, тебя ждала, - и Клара обхватила руками шею Вдовина отвечая на его поцелуй.
   -Чернышев, мотается к нам из столицы каждую неделю, продыху не даёт. Инспектировать дескать надо все дошкольные, школьные и прочие...
   -А кто таков? - Сказала Клара, выпуская из объятий Вдовина.
   -Кто, кто, дружок твоего Франк. - Резко сказал Вдовин, вставая с кровати и одёргивая пижаму. Клара догадалось и в подтверждение этого нехотя кивнула головой. - Партийный контроль, чёрт бы его побрал! Зачастил он к нам и мне это не по нутру, - и на лице Вдовина появилась недовольная гримаса. За окном светало и Кларе было заметна эта гримаса неприязни. Клара не видела раньше её и потому глядела на мужа с интересом. -Что ты так впилась?
   -Тебя таким ещё не видела, - и чтобы не смущать мужа, повернулась спиной к нему.
   Вдовин наклонился и слегка дунул на волосы жены, после чего выпрямился и вышел из спальни, а уже спустя несколько минут появился в спальне побритый, причёсанный и в костюме с предложением выпить с ним кофе. Клара перевернулась на спину потянулась, отбросила в сторону одеяло и встала, укутываясь в халат.
   На кухни за чашкой кофе и ломтиком белого хлеба с маслом, Клара начала рассказывать о проходивших репетициях, но выслушав несколько слов, Вдовин прервал Клару:
   -Я точно знаю, что эта затея с "Мандатом", у нас не всем придёт по душе, - и Вдовин закатил глаза, давая понять кому не понравится. - И мне не нравится, что ты замешана в этом балагане... А знаешь, кто одобрил всё это?
   -Ты - ы -ы.
   Нет любовь моя, я не взял на себя ответственность не запрещать не разрешать. Нет, это выскочка Чернышев. Он думает, что, если из Москвы, так... - И Вдовин умолк, засунув остаток бутерброда в рот.
   -Алёша? Постановка хорошая, и партии ни как, не вредна.
   -Партии может быть и нет! - Бросил Вдовин и встав ушёл в гостиную.
   Вскоре он ушёл, а Клара, проводив его вернулась в кровать: - "Чернышев, а я и не знала, что ты Чернышев".
   С понедельника по четверг Владимир приходил в театр на репетиции, наблюдая пытливым взглядом за Кларой, которая, в свою очередь играя сцены, бросала взгляды в зал и когда их глаза встречались то пламя глаз опаляло Клару. Он приоткрывал рот: - Клара! - беззвучно, но Клара слышала голос призывный и ласковый, зов таинственный и пробуждающий, его полуоткрытый рот звал... Глаза Клары говорили тоже самое только громче, почти кричали. А когда репетиция заканчивалась Клара спешно исчезала в гримёрную, одевалась и буквально убегала из театра.
   В пятницу, вовремя репетиции Клара не увидела Владимира в зале, чему неприятно удивилась и по окончанию репетиции уходить не спешила, стояла в общем кругу, где Франк разбирал ход репетиции, ошибки, не доработки. Клара вопрошающим взглядом ловила взгляд Франк, но тщетно. Когда же разбор темы закончился и все поспешили уйти домой, Клара не спешила она в задумчивости побрела в гримёрку, села перед зеркалом обращая внимания на Виолетту, которая сверлила её несколько презрительным взглядом. Когда Клара вышла из театра и села в машину, то была удивлена, увидев за рулём Вдовина, от которого тотчас узнала, что выскочка Чернышев был вызван в Москву и что он, Вдовин надеяться не скоро его увидеть. Клара не смогла скрыть досаду от услышанного. Её красивый рот скривился, а глаза наполнились влагой и были готовы извергнуться слезами.
   В машине темно, слабое освящение на улицах города, Вдовин пристально глядел на дорогу, это Клару и спасло от ненужных ей расспросов и на которые ей вовсе не хотелось отвечать.
  
   Прошло два месяца. Разгар апреля, весна неумолимо наступала, но кое где, в тени всё же ещё оставляя грязный наст и по утрам замерзал ледок. Клара стояла на пригорке, в близи пристани и блаженно улыбаясь глядела в даль. Кругом царившие красоты и тишина завораживали её. Владимира она больше не видела и считала, что к лучшему. Бури в душе её утихли, и она вновь обрела некий покой, хотя нет-нет, да образ Владимира врывался в её сознание и тогда она гнала его, переключаясь на что-то другое, что приходило в этот момент ей в голову. И часто этим другим был Вдовин, который в отъезд Владимира действительно все вечера проводил дома с Кларой. Они ходили в ресторан часто беря с собой Елену, ходили в кино, много гуляли выезжая в выходные за город, вечерами Клара читала свои монологи ему. "В дом к Елене Клара с Вдовиным не ходили, боясь на влечь на себя гнев со стороны Инны Всеволодовны, которую всё раздражало в новой стране, и она всё чаще отдавалась воспоминаниям сидя в большом кресле у камина, высказывая своё негодование Елене:
   -Нету мужа моего, нету моего любимого сыночка, многих наших знакомых уже нет, а всё что имели мы, всем этим пользуются такие как Кларита и её Вдовин, - и Инна Всеволодовна морщила и без того морщинистый лоб корча недовольную гримасу, а следом продолжала. - А мы вынуждены ютиться в этом "клоповнике". Разве это справедливо дочка? - И она пристально глядела на Елену ища в ней поддержку всему тому, что она говорила.
   -Мама оставь, не надо, - присаживалась на корточки Елена перед матерью. А во взгляде скорбь
   -Молчи, молчи! Ты меня считаешь сумасшедшей! Ты? Ты моя дочь, господи? Моя кровь и плоть?
  Ты за одно с ними, с теми, кто у нас всё отнял и присвоил себе, - Инна Всеволодовна крестилась малым крестом, закатывала глаза в потолок и откидывалась в кресле.
   Елена молча пожимала плечами. Она скорбела по брату, отцу, так безвременно покинувших этот мир, но её устраивала настоящая жизнь. В свои двадцать шесть лет она уже как месяц директор школы, она не обделена вниманием со стороны молодых и не очень мужчин: - Как я могу сетовать на жизнь, на страну, которая мне всё даёт! - говорила она Кларе, всякий раз, когда заходила к ней -домой на обеденный перерыв и разговор заходил о Инне Всеволодовне. - Мне кажется мама стареет.
   -Оставь её! - Успокаивала Клара. - Я её не осуждаю, нет. Я помню то добро, которое вы дали мне, заботу, любовь. Это для меня главное подружка моя, - и Клара, сидя рядом с Еленой на диване обнимала её, прижимая к себе. - Барышня, Инна Всеволодовна, твой папа, ты моя подруга дорогая, вы столько для меня хорошего сделали? Не будь вас... - Клара поцеловала в щёку Елену".
   Вспоминая, Клара снисходительно улыбалась, подставляя лицо лёгкому влажному весеннему ветерку. Вскоре Клара напустила на себя строгость: - "Скоро премьера! Готова ли ты Кларита? Готова!".
   В последних числах апреля, в субботу состоялась премьера пьесы "Мандант". Зрительный зал, как всегда, был полон зрителей; ученики старших классов, учащиеся училищ, студенты, рабочие, парни и девушки во внешности и одежде которых можно было увидеть новомодные веянья, основной геометрической фигурой которой в стиле 30 - х годов становится треугольник - широкие плечи и узкие бёдра: - Удлинённые силуэты женского и мужского костюма, короткие жакеты с накладными карманами, женские жакеты с баской где преобладали более крупные отложные воротники, юбки с высокой талией, вертикальными складками, слегка расширяющиеся к низу до колен, платья струящиеся скроенные по косой с несколько завышенной талией, рукавами - фонарик, маленькими отложными воротничками, небольшие сумочки, красные губы и волосы волнами. Места по большей части они занимали дальние, а ближе к сцене сидели служащие, рабочие среднего и старшего возраста в причёсках и одежде которых чувствовалось влияние 20 - х годов, а именно преобладал аскетизм. У женщин, что занимали места в первом и втором ряду, ко всему перечисленному, плечи украшали меховые горжетки, а руки и мочки ушей - недешёвые ювелирные украшения.
   Уже при просмотре первого действия выражения лиц у зрителей менялись противоположно друг другу, кто-то иронично улыбался, кто-то просто улыбался, кто-то сосредоточенно и серьёзно следил за происходящим на сцене, кто-то раздражённо гримасничал. Равнодушных не было. Франк стоя за кулисами подглядывая в зал и довольно потирал руки. В антракт, многие из молодёжи остались на своих местах не громко, но энергично обсуждая увиденное, другие шли в буфет выпить воды, лимонада, перекусить, некоторые из представительных зрителей прохаживались по просторным коридорам театра будто дефилируя по подиуму, были и те, зрители первых двух рядов в антракт и вовсе покинул театр с раздражёнными лицами. Когда же представление закончилось, зрители осыпали актёров аплодисментами и криками - "Браво! Молодцы! Ура!". Занавесь поднимали пять раз и на пятый раз Клара, выйдя с другими актёрами на поклон пристально поглядела в зал, - третья часть первого и второго ряда были пусты. В третьем ряду по центру Клара увидела Вдовина с букетом белых роз, Елену и Инну Всеволодовну, их лица выражали разное настроение; - удовлетворённо - ироничное у Инны Всеволодовны, восторг у Елены и сдержанность с нотками встревоженности у Вдовина. С боку в первом ряду сидел Лев Николаевич, но тень от занавесей, падавшая на него, делала его фигуру и лицо незаметным. Клара отвела взгляд продолжая наслаждаться аплодисментами и кланяться зрителям, которые вскоре начали покидать зрительный зал и вскоре в зале кроме Вдовина, Инны Всеволодовны и Елены никого не осталось, и актёры отдались на похвалу и поздравления друг другу. Франк довольный самим собой и потирая руки будто юнец спрыгнул со сцены в зал и тотчас предстал перед Вдовиным с вопросом:
   -Ну как вам пьеса Алексей Владимирович?
   -А как сами думаете?
   -Ну судя по реакции зрителей в первых рядах, отличная!
   Вдовин хотел что-то сказать и на лице уже появилась злобная ирония, но к ним подошла Клара довольная и радостная, Вдовин переключил всё внимание на неё, протягивая ей букет цветов, но не успевший изменить выражение лица.
   -Тебе не понравилось Алёша? - Иронично сказала Клара.
   -Клара, ты же знаешь моё отношение к этой постановке? Но играли вы интересно, а ты в одеянии императрицы была просто великолепна! - Вдовин прильнул губами к щеке Клары.
  
   Франк многозначительно взглянул на пару и поспешил вернуться на сцену, но только теперь по ступенькам. Елена и Инна Всеволодовна терпеливо ждали своей очереди. Поцеловав, Вдовин приблизил губы к уху Клары и тихо сказал:
   -Мне надо уехать, буду через три дня.
   -Как уехать! - смутилась Клара и пристально взглянула в любящие и вместе встревоженные глаза Вдовина. - Куда? Зачем?
   -В Москву, отчёты повезу. Мне пара! - Вдовин спешно коснулся губами губ Клары и ушёл, а Клара растерянная и расстроенная глядела ему в след пака не закрылась за ним дверь зрительного зала. Елена обняла подругу.
   -Он скоро вернётся, - успокаивала она. Хочешь я завтра к тебе приду, и мы проведём вместе весь день, могу остаться на ночь. Хочешь?
   -Да хочу. А можешь сегодня остаться? "Как это всё не кстати", -дважды протянула Клара.
   -Сегодня маме обещала, а вот завтра...
   -Хорошо, хорошо, - и Клара коснулась губами щеки Елены.
   -Жизнь состоит не только из радостей Кларита, - подоспела Инна Всеволодовна. - И с Алёшей я не соглашусь, тебе не идёт наряд императрицы. А пьеса мне понравилась. - И на лице Инны Всеволодовны появилась саркастическая улыбка.
   -Не обращай внимание. Маме скоро шестьдесят пять, и она становится несносна. Ты была хороша, в прочем как всегда! - Шептала на ухо Елена, одновременно бросая укоризненный взгляд на мать, которая уже развернулась и нетвёрдой походкой побрела к выходу. Елена выпустила из объятий Клару и ещё раз поздравив поспешила вслед за матерью. А Клара, расстроенная поднялась на сцену, где уже за столом что ещё полчаса назад служил реквизитом, сидели актёры, а на столе стояли бокалы, четыре бутылки шампанского, коробка шоколадных конфет и несколько мандаринов. Ждали Клару. Когда она подошла и села между Виолеттой и Ольгой, Франк и ещё один молодой смазливый и чопорный актёр Василь, открыли по бутылке, а сидевшие вокруг актёры вытянули вперёд бокалы. Кларе настроение было испорчено и потому она не спешила подставлять бокал, а молча созерцала.
  
   Обстановка витала не принуждённая, располагающая к приятному времяпровождению. Говорили о прошедшей премьере. Захмелевший Василь отметил отсутствие за столом Льва Николаевича и тотчас обозначил причину:
   -Боится потерять насиженное место. Все они старики такие... - Ха - ха - ха! - прозвучал его баритон.
   -Ха - ха - ха! - Зазвучали будто трубы два мужских баса.
   -Хи - хи - хи! - несколько тоненьких женских.
   -Не то время! - Заметил Франк вальяжно развалившись на стуле. Это при царях была строгая цензура, теперь пришло время новаторов, время, когда критика не только не запрещена, а наоборот поощряется. А как иначе строить правовое государство, где нет критики, где люди не могут громко задавать волнующие их вопросы, как? Нет люди, человеки, должны не бояться задавать вопросы, - и довольный сам собой Франк поднял бокал, предлагая выпить. И все его поддержали. Спустя некоторое время, сидящие за столом разделились на небольшие группы, где темы развивались отличные от театральной.
   Виолетта, Ольга, Маргарита Львовна и две других молоденьких актрис, говорили о моде на предстоящий весенний летний сезон. Вовремя разговора, Виолетта поворачивала голову то в право, то в лево, ненавязчиво демонстрируя свои новые золотые серьги в виде значительного цветка с рубинами, которые ей очень шли. И Клара, будучи не втянутая в разговор, всё же отметила этот факт:
   -Виолетта, вам очень к лицу серёжки.
   -Подарок! - И Виолетта бросила мимолётный взгляд на Франк, который что-то говоря мужской группе жестикулировал руками. - Хотите померить? - И Виолетта потянулась к уху, чтобы снять серёжку.
   -Нет не надо, - сдержанно улыбалась Клара.
   -Ну как хотите! - Несколько раздражённо бросила Виолетта и тотчас взяла себя в руки.
   Маргарита Львовна же поспешила вспомнить прошлые времена в жизни театра и как широко отмечали удачные премьеры.
   Волнение постепенно Клару отпустило, она с удовольствием придавалась общему времяпровождению. А когда ближе к одиннадцати посиделки окончились то все попрощавшись друг с другом, разошлись если не друзьями, то хорошими приятелями.
   Ночь... Тихая апрельская, спокойная, а душа вновь не на месте. Над прикроватной тумбочкой горела лампа хрустальная с подвесками. Клара полулёжа листала журнал "Театральная жизнь", взгляд скользил по рядам с печатным текстом, а голова Клары в суть не вникала. Её мысли о муже, который так некстати оставил её одну: - "За полгода их супружеской жизни он не разу не оставлял её". - И Клара пальцами потёрла висок. Следом в мыслях появилась Инна Всеволодовна с её недоброжелательностью и невыносимыми намёками, упрёками. - "Что ей надо? Почему она стала так не терпима к Кларе? Что она знает о Кларе, о её жизни, о жизни её матери, о жизни простого человека. Такие как она не работали в кузне, на пашне с серпом, прачкой, где стиралась кожа кистей до крови, в поте лица не добывали себе хлеб насущный. Почему именно такие как Инна Всеволодовна должны есть вкусную еду и учиться в школах, институтах, хорошо одеваться, получать от жизни все благо? Почему?"
   Клара положила на тумбочку журнал, выключила свет и укутавшись в одеяло будто в кокон повернулась на левый бок, устремив взгляд в тёмное окно. Она ещё долго лежала, задавая себе вопросы и пыталась сама на них отвечать, пака желание спать не взяло верх.
  
   "В входную дверь кто - то скребся. Клара, не спеша встала с кровати и прошла в прихожую. Скрежет продолжался, настойчиво и просяще. Клара открыла дверь и тотчас в квартиру вошёл кобель породы немецкая овчарка. Статный, он прошёлся по прихожей и подойдя к Кларе сел перед ней устремив умные пытливые глаза на неё. Клара присела на корточки перед ним и протянула руку к морде чтобы погладить, кабель подставил морду и когда Клара погладила, он лизнул её руку и стал кружить вокруг неё, виляя хвостом. Клара встала, подошла к двери открыла её. За дверью никого не было. Клара закрыла дверь и когда оглянулась кабеля не было: - Где ты!? Эй!? - Клара обошла все комнаты и ни найдя никого легла в кровать". Вскоре вновь раздался звонок в дверь: один, два, три, четыре, пять звонка. Клара, не открывая глаз, приподняла голову и прислушалась, это звонили в дверь. Она встала наспех одела халат, простоволосая, заспавшаяся подошла к двери: - Кто там? - И не дожидаясь ответа открыла дверь. На площадке никого не было, а в низу хлопнула дверь парадной. Клара поспешила в зал к окну. Приподнявшись на цыпочки, она прильнула лицом к стеклу, за угол дома завернул Владимир в лёгкой светлой куртке. Клару так и опалило: - "Вот почему Алексей уехал..." Она замирала от любви и от страха. Раздался звонок. Клара вздрогнула, хотела пойти к входной двери, но раздался ещё звонок, и Клара поняла, что это телефон. Один, два, три, а Клара боялась сойти с места. Позвонили в входную дверь, преодолевая страх Клара подошла к двери и открыла её. На пороге стояла Елена в новом светлом плаще с несколько широкими плечами, на шее красная газовая косынка в цвет крашенных губ, в новых парусиновых ботиночках. Лицо её было весёлым и вместе с тем озадаченным, но увидев Клару, весёлость с лица сошла и Елена тревожным, беспокойным голосом сказала:
   -Что с тобой? На тебе лица нет! - Перешагнула порог Елена.
   -За Алексея переживаю. Всё это так внезапно. - И Клара перевела дух.
   А Елена, сняв плащ повесила его на вешалку, сняла ботики и аккуратно поставила на обувную полку, и когда выпрямилась, имея на лице удивление сказала:
   -Я тут на углу в телефонной будке Чернышева видела.
   -Да? - Наигранно удивилась Клара. - Странно? - И Клара прошла на кухню увлекая за собой подругу.
   -Отъезд твоего Вдовина может быть связан с Чернышевым.
   -Может быть. Чай или кофе? У меня есть твои любимые галеты.
   -Давай чай! Очень пить хочется.
   Елена села за стол, Клара подала ей свежий журнал мод и села напротив подперев ладонями подбородок. - "Я догадываюсь подруга обо всём. И мне страшно!" Елена перелистывала страницу за страницей, Клара встала подошла к буфету, достала с полки пакет с чаем. Раздался телефонный звонок. Клара вздрогнула, чай из коробки просыпался на стол. Она оставила в сторону коробку из-под чая и принялась пальцами рук собирать чаинки в другую ладонь. Звонки продолжались, Клара, растерянная стояла на месте, а Елена молча сверлила глазами спину подруги. Наконец, после седьмого звонка пришла тишина. Высыпав собранное в пачку, Клара повернулась, держа сверлящий вопрошающий взгляд Елены.
   -Почему ты не подошла?
   -Там всё время молчат, - держала взгляд Елены Клара, но не долго. Уже спустя минуту она отвернулась. Сняла с горелки медный двухлитровый чайник и наклонила его над керамическим литровым расписанным хохломской росписью заварник, как в прочем и весь чайный сервиз, стоявший на кухне, достала жестяную коробку и развернувшись с коробкой в руках сделала шаг к обеденному столу.
   -Ты мне странной кажешься? Это Чернышев?
   Крала споткнулась на ровном месте и едва не упала с трудом удержав коробку в руках. Кровь подступила ей в лицо, и она, запинаясь попыталась возразить:
   -Что ты такое говоришь?
   Елена тонко усмехнулась. Последующие пол часа прошли не уютно для обеих подруг. В воздухе летало молчаливое напряжение. Лицо Елены продолжало выражать немой вопрос, на который Клара ответить не могла, да и не хотела, потому что зама не знала ответа. Не дождавшись ответа, не допив чай, Елена, сухо попрощалась и ушла, оставив Клару одну.
  
   В этот вечер вновь играли "Мандат". Зрительный зал был полон, и первые ряды занимали простые горожане. Актёры играли, а в зрительном зале хихикали и посмеивались. Клара была возбуждена, её глаза озорно блестели от чего её Настя вызывала у зрителей не поддельный интерес и симпатию. Когда представление закончилось, зрители зааплодировали.
   -Клара! - тихо прозвучал мягкий мужской баритон. Клара, стоявшая с краю, повернула голову в лево и увидела за кулисами среди Льва Николаевича, Франк и Василя, Владимира в свободных тёмно - серых брюках, чёрном свитере, державшем в руках букет из пяти белых роз. Испугалась Клара, холодом налились её ноги и руки
  но взглянув в его лицо, успокоилась; - "Какие чистые глаза - купайся не утонишь", - она глядела на него, как бы говоря: - "Откуда тебе это известно, про розы?" - Я про тебя знаю всё, - ответил на этот немой вопрос его взгляд. Клара показала радость свою, которую она скрыть хотела: щёки её пылали. Вместе с другими актёрами Клара сделала три шага вперёд, поклонилась и сделала три шага назад.
   -Ха, ха! - Прошипела стоявшая рядом Виолетта. Муж за порог...
   Клара взглянула на Виолетту пустым взглядом и вновь повернулась в сторону закулисья, но Владимира там уже не было. Растерянная она поглядела в зал, на Виолетту и выбежала со сцены. Она спешно шла, почти бежала по коридору, а за спиной слышался призывный голос Владимира: - "Жду тебя, жду тебя, жду тебя." В пяти шагах, внезапно открылась дверь. Это был кабинет Франк, откуда вышел Владимир, одетый в чёрную кожаную куртку, с кожаным портфелем в руке. Закрывая дверь, он оглянулся, Клара в четырёх шагах от него.
   -Клара! - Низко, почти прохрипел Владимир и сделав два шага на встречу, крепко обнял Клару прижимая острые колючки роз к её груди.
   На мгновение рассудок её помешался. Опомнившись от жарких, обжигающих губ Владимира, что припадали к шее, щекам, лбу и наконец к приоткрытому рту.
   -Ой, - простонала Клара.
   -Что? - отпустил объятия Владимир и недоумевая глядел на Клару.
   -Иголки, - Клара взглядом указала на розы.
   -Медведь, какой я медведь! - Извинялся Владимир и тотчас взяв все цветы из рук Клары занёс их кабинет Франк увлекая за собой Клару. В углу у окна, на письменном столе горела лампа в виде гриба с зелёной крышкой что тускло освещала весь довольно просторный кабинет, где место было для большого дубового шкафа под одежду, шкафа для книг, стульев, выстроенных вдоль двух стен обрамлявшие вытянутый массивный стол и коричневого видавшего время кожаного дивана с двумя креслами. Владимир бросил цветы, портфель на угол стола и обнял Клару. Он будто мантру повторял имя Клары, говорил слова ласковые желанные, руки, пальцы его, ладони, приятно касались плеч, шеи, лица. Губы его прильнули к губам Клары нежно и даже несколько робко. "Клара взлетела в небо, под облака" подставляя себя под ласки, поцелуи. А он пьянел от её податливого тела и не мог насытиться: -"Какое счастье, какое счастье!" - Шептал он ей на ухо, касаясь губами её мочки уха.
   Кто-то вставил ключ в скважину, пытался повернуть, но не получалось. Раздались два размеренных не громких удара в дверь. Клара вздрогнула.
   -Не бойся, это Франк. Он сейчас уйдёт, - шептал на ухо Владимир и крепче прижимал к себе Клару. И в правду в дверь больше никто не постучал. - Мы одни. - Владимир поглядел в испуганные глаза Клары и улыбнулся широкой, красивой улыбкой.
   Клара облегчённо выдохнула и опустила голову ему на грудь. Близость Клары, пряди волос, выбившиеся из копны на затылке, ещё сильней взволновали Владимира, а глаза бездонные и вовсе взбудоражили его. Он взял Клару на руки и понёс. Она была невесомая, пахнущая степными травами, тёплая. Владимир, положив её на диван сам опустился на колени.
   -Ты останешься? - целуя руки Клары спросил Владимир.
   -Да! - тотчас прошептала Клара.
   Ночь не была ночью, а время радости, наслаждения и любви, забыв обязательства, дни похожие друг на друга от чего сердце сохнет, угасает блеск радости в глазах и нет никому дела до чужой печали. Не ночь была, а лето - знойное, горячее и была любовь к жизни, знойная как солнце перед дождём. А потом они много говорили, целовались, смеялись, любили. Они были счастливы.
   -Как я счастлив, что мы встретились! - вновь и вновь повторял Владимир.
   -А я в тебя влюбилась ещё тогда, на мой день рожденья.
   -На твоём дне рождения? - Удивился Владимир приподнимаясь на локоть, будто хотел в темноте разглядеть лицо Клары.
   -У Натальи Форш, моей барышни.
   -Ты? Ты, та девочка Клара? Боже! - И Владимир лёжа на боку уткнулся лицом в плечо Клары.
   -Да, ты мне тогда медальон подарил. Он утерян, - и лицо Клары приобрело виноватое детское выражение.
   Владимир приподнялся на локоть, обнял Клару и тихим, волнующим баритоном начал говорить:
   -Ты с первой нашей встречи меня взволновала. С первой минуты...
   -А где сейчас интересно барышня?
   -Она живёт в пригороде Парижа с мужем, дочерью и счастлива. Пять лет назад я получил от неё одно единственное письмо, в котором она рассказала о себе. В нём она спрашивала и о тебе. Но разве я мог знать, что ты совсем рядом! Если бы она видела тебя сейчас, она была бы горда за тебя. - Владимир коснулся губами к шее, щекам, губам Клары, касался пальцами открытых плеч её. "Клара взлетела в небо."
  
   В мёртвой тишине послышался скрежет и скрип заржавелого железа. Вдруг отчётливо послышался мужской несколько звонкий голос для мужчины, переходящий на визг:
   -Встать!
   Клара открыла глаза, не понимая, где она, приподнялась потёрла кулаками заспанные глаза: - "Камера."
   -Встать!
   Клара встала. Каменные стены, каменный пол, железная дверь и маленькое окошко под потолок, закрытое решёткой, через которые тянулись серые рваные октябрьские тучи. Клару обдало морозной сыростью. Она, ежась, натянула на плечи свою белую шаль, которая потеряла свой прежний вид и стала серой, но которая по-прежнему грела её осунувшиеся плечи. Клара, измученная взглянула на охранника, рыжебородого мужика, жилистого, скуластого, взглядом безучастным, ограниченным и счастливым от несчастья других взглядов. Клара молча прошла к двери. Её повели по тёмному, длинному коридору у одной из решёток остановились:
   -Лицом к стене! - Прозвонил охранник и открыл дверь.
   Клару провели ещё несколько метров и вновь звонок:
   -Лицом к стене!
   Клара повернулась. А спустя секунду другую вновь звонок:
   -Заходи! - И Клару буквально впихнул в тёмную комнату, которая была настолько широка, что в темноте незаметны были её углы. За спиной захлопнулась дверь. Кларе показалось, что комната была пустой, тишину нарушали часы, монотонно раскачивая маятники нарушая тяжелую тишину, повисшую в воздухе, "Тик так, тик так, тик так, тикали часы, унося секунды и саму жизнь". Клара несколько минут стояла, боясь пошевелиться, ноги затекали и было тяжело стоять. И вдруг вспыхнул свет настольной лампы.
   Сидевший за большим столом, первую минуту не обращал внимание на Клару. Его седая голова с лысиной на макушки склонилась над бумагами, освещаемые настольной лампой, слюнявя карандаш что-то чертил, рисовал. А когда он поднял голову и пристально поглядел на Клару, её острые плечи передёрнуло. Близорукие голубые глаза от напряжения посветлели и следом в момент стали белёсыми, а лицо красным.
   -Фамилия Имя Отчество! - Крякнул сидящий, крутя ус и всматриваясь в испуганное и вместе с тем ясное лицо Клары.
   -Вдовина Клара Андреевна, - тихо протянула Клара.
   -Громче! - в пол голоса, будто крадучись повторил сидящий.
   У Клары сжалось всё внутри. Не в силах выдержать устремлённый на неё взгляд, она округлые испуганные глаза опустила в пол и в полголоса повторила:
   -Вдовина Клара Андреевна.
   -Подойдите ближе.
   Клара подошла и превозмогая страх подняла глаза, - белёсые глаза буравили её исхудавшее, но сохранившее красоту тело и лицо, от чего приводил не только в страх, но и в смущение.
   -За что задержаны? - Зевнул он, прикрывая рот широкой костлявой рукой.
   -Я не знаю.
   -А я знаю! "Кто бы ни стоял у руля, а у всех одно и тоже: как бы диктовать свою волю как непреложную истину." - Ваши слова?
   -Что? - Клара недоумевала.
   -По-вашему я их придумал? - И глаза его презрительно прищурились. - Сказывай! - Крикнул допрашивающий, стукнув кулаком по столу, - али память отшибло!
   -Я не знаю о чём вы?
   -Ещо. - "Когда же кончится на Руси, тирания? Или так на веки вечные: - холоп - под барином, барин - под царём, царь под богом? И деться от этой неволи некуды!"
   -Некуда, - чуть слышно поправила Клара.
   -Знать помните? Я следователь Мурашкин знаю таких как вы. Наговорите в три короба навеселе, а опосля не помните... - И следователь скривил рот в улыбку.
   -Я не понимаю в чём моя вина, - как можно спокойней сказала Клара, хотя лицо её заметно побледнело. - Вот уже несколько дней меня держат здесь. А за что?
   -Вы Клара Андреевна заблудились, - смягчился следователь. Вам надобно это признать, а пока посидите, подумайте. Да, хочу вас предупредить, для тех, кто порочит Страну у нас есть места далёкие, - и следователь умолк, нажав на кнопку под столешницей, а когда вошёл охранник он особо учтиво наклонился, оскалив крупные зубы с выделяющимися вперёд клыками:
   -Ну тогда кто?
   И вновь Клару повели по длинному коридору. Железная дверь хлопнула звук странно раздался в пустых стенах - и всё утихло. Клара села на доски, застеленные мешком, набитым полусгнившей соломой, - смотрела на мрачную кирпичную стену, освещенную сквозь окошко слабым лучом месяца, - думая о том, что с ней будет: "Как же так получилось. Почему я? У меня и мыслей таких не было! А как же мама, я так и не увидела её, сестёр? Как же Володя?" Неожиданно мысли перенесли её в месяц июль, когда она с театром гастролировала по районам, представляя небольшие пьески в дворцах культуры для колхозников, рабочих, студентов, насыщая тем самым их культурную жизнь в дни сельхозработ. Она вспомнила один из вечеров, когда на сцене в одном из дворцов культуры за ужином, что приготовили им местные женщины, она, слыша ту самую критику из уст Василя, и в этот момент по спине пробежали мурашки и перед её взором нарисовался её мучитель с рыбьими глазами улыбка которого больше напоминала оскал хищника. Клара почувствовала себя беспомощной и потерянной в пустыни и как будто что - то сломалось у неё внутри и умерло. Она не знала, что умерло, но что - то умерло.
   От бессилия она легла сжалась в комочек как дитя в утробе матери и уснула. Но сон её не был спокоен. Ей, казалось, что прутья, переплетавшие маленькое оконце, перевоплотились в маленьких рыбок с открытыми зубастыми ртами и что они ползли по стенам шипели, приближаясь к ней: - "Блудница, блудница, блудница!" - Зубы угрожающе заскрежетали над ней, и одна рыбка ударила ей в грудь, - и всё исчезло. Сновидение исчезло. Клара открыла глаза, сердце её сжималось, причиняя ей боль. Она положила ладонь на грудь чуть слышно приговаривая, - "тихо, тихо, успокойся, успокойся", постепенно боль утихла, но заснуть Клара больше не смогла. Пред ней вставало лицо человека - рыбы, так она его назвала, он вновь и вновь зачитывал обвиняющие её высказывания и она задыхалась от бессилия: - "Но это же не я!" - Если бы могла закричала бы сейчас во всё горло, но ни стона, ни вопля Клара издать не могла.
  
   Была глубокая ночь. Дверь камеры заскрежетала. Клара села, не дожидаясь ужасных криков - "Встать!" Дверь камеры открылась и в проёме пред Кларой предстал молоденький с лицом, сочувствующим охранник. За трое суток, лицо Клары до того побледнело, что выделялось белым пятном на фоне стен. Он спешно подошёл к Кларе и вытащив из кармана гимнастёрки сложенный в четыре небольшой серый лист бумаги протянул Кларе, сопровождая быстрым, мягким, тихим голосом:
   -Вам просили передать ещё, - и он из кармана галифе достал шоколадный батончик.
   Клара взяла записку, батончик вопрошающе смотря на охранника, который, больше не говоря ни слово, поспешил уйти.
   Клара отложила батончик в сторону и развернула записку, в которой следующие строки попались ей на глаза: "Милая, родная, любимая, это чудовищное недоразумение, и я считаю, что скоро мы опять будем с тобой вместе! Целую твои руки, плечи, шею, мочку уха и наконец губы такие сладкие что без них мне будет просто невозможно жить дальше... Твой В..." - Клара читала и не подозревала, что строки эти станут памятными на долгие годы, что помогут пережить ей суровые годы, а пока она сидела перечитывала строки, глядела на противоположную стену и ничего не видела. Слёзы катились по щекам, и она их слизывала с пересохших губ: - "Как же ей быть? Кто мог сотворить с ней такое? Рассказать всё как было?" - Она задавала себе вопросы пытаясь ответить на них, но ответа не находила: - "Володя поможет, он разберётся, но не оставит меня в этом каменном мешке и с этим страшным человеком в тёмной комнате." - И Клара легла, устремив свой взгляд через решётку оконца - где ясное звёздное небо. Стоял хороший весенний день, когда всё живое готовилось взорваться яркими красками выбрасывая в воздух ароматы любви волнующие, полные эмоций и чувств. Клара лежала в ванной наполненной тёплой с воздушной пеной водой. Она лежала, прикрыв глаза, предаваясь воспоминаниям прошедшей ночи и это произошедшее для неё было нечто божественным и сокровенным. Они с Владимиром договорились погулять предстоящим вечером, чего она уже давно не делала ни с Вдовиным, ни с Еленой и она, предвкушая, придавалась мечтам. Когда подошёл час, она нарядилась в прямое бордовое платье, собрала в большой узел свои пышные каштановые волосы, и всё это она дополнила массивными золотыми серёжками в виде гроздьев винограда, где виноградом выступали россыпь мелких рубинов. Стоя перед зеркалом, она красила нежно розовой помадой губы, любовалась своей внешностью, и она настолько увлеклась, что не заметила, как в квартиру вошёл Вдовин с букетом белых роз. Зазвонил телефон. Поскольку трюмо - с зеркалом стояло в шаге от телефона, Клара, протянув руку сняла трубку:
   -Ало! Да Володя выхожу. - Она хотела сказать целую, но не успела договорить, как пред ней вырос Вдовин с цветами. Он презрительно щурился, разглядывая Клару, раздувая крылья соколиного носа. Клара ощутила в груди щемящий холодок, а лицо её выражало ужас и страх.
   -"Кларита!" - Был слышен мужской голос в трубке.
   Клара повесила трубку и скрестила руки на груди будто готовилась защищаться.
   Лицо у Вдовина стало злобным и вместе страдальческим. Смотря на Клару, он отбросил в сторону цветы, так что те разлетелись по всей комнате: на пол, диван, стол, и сжал кулаки так, что след оставался на ладонях:
   -Это, Чернышев? - скрипел зубами Вдовин.
   -Алёша, я должна тебе ... - робко начала говорить Клара.
   Но Вдовин нахмурился, скулы задёргались:
   -Чернышев?! - Закричал он, всё быстрей проговаривая слова: - Вы с ним! Потаскуха! - Он замахнулся, чтобы ударить по косяку, Клара дёрнулась назад, оступилась, упала на пол ничком закрыв руками лицо. Вдовин сделал шаг в перёд к Кларе, но тут же пнул ботинком стул, тот ударился о стол и развалился на куски, один из которых ударил по голове Клару, после чего она лишилась сознания, а Вдовин выбежал из квартиры сорвав с крючка куртку.
   Очнулась Клара, лёжа на диване укрытой пледом, а из кухни шёл аромат кофе. Она замерла. Бледное испуганное лицо излучало и жизнь и преддверье самой смерти. И каково же было её удивление, когда в гостиную с подносом в руках, на котором стояли чашка с травяным чаем и чашка с кофе, зашёл Владимир. Его ласкающий взгляд, смелая улыбка кричали о любви и нежности в его сердце. Сама же Клара глядела и не могла наглядеться на него. Владимир поставил поднос на журнальный столик и сел на край дивана, рядом с Кларой.
   -Ну как ты? - в полголоса сказал он.
   -Что со мной?
   -Мы с твоим мужем встретились на улице. Он как коршун, подлетел вцепился руками в мой ворот куртки обеими руками и попытался тряхнуть, но я его скинул, и он убежал. А я сразу к тебе, дверь была открыта, ты на полу... Вот. И возбуждённый он обнял Клару крепко прижимая её к груди. Щёки у Клары горели, горело тело, сердце плавилось, как лёд под весенним солнцем. Она забыла обо всём на свете.
   -Люблю! Люблю! - шептал Владимир.
   -Мне страшно! - Шептала Клара.
   Настал вечер, пролетела ночь, в любви и усладах. Встало солнце полукругом, и тени деревьев, домов, фонари вытянулись, стали длинными, птицы, своим пением призывали к жизни. Когда Владимир ушёл, Клара на кухни открыла половину окна и выглянула. Светало. Внутри у Клары было тихо и молчаливо. На ветке, вытягивая шею, стараясь, каркала серая ворона, будто чем подавилась: -" Кх - хар, кх - хар!" Клара больше не легла в постель. Она выпила чашку чая с кусочком шоколада и принялась собирать вещи в чемодан, а ближе к полудню за ней заехал Владимир перевёз с вещами в гостиницу, где ей предстояло прожить несколько месяцев до отъезда в Москву.
  
   Прошла ещё одна ночь и ещё одна. Клару обдало промозглой сыростью. Снаружи стояла середина октября и по ночам особенно по утрам случались заморозки - утренник. И открывая глаза Клара видела, что стены покрыты изморозью. Она села, встала и принялась ходить по камере перебирая в мыслях, есть ли выход из создавшегося положения и кокой. - "Володя поможет, он поможет", - повторяла она чуть слышно. Вызвали на допрос. И вновь ужасный человек с рыбьими глазами. Она - Клара всё отрицала...
   Следователь грозился:
   -Ты сгниёшь с Сибири, жалкая кривляка! Ты думаешь тебе помогут? Как бы ни так! А пройдет месяц и тебя все забудут, жалкая кривляка! Говори!!! - шипел он, раздувая нос курносый. Встал, упираясь кулаками в стол и презрительно процедил сквозь зубы, - я таких как ты ненавижу... - Сел, зажёг списку, поглядел на крошечное пламя, которого достаточно чтобы полыхнуть... - Ни с такого ли пламени начинает гореть всё? А?
   Клара больше часа стояла перед столом, молчала пожимая плечами. Она действительно не понимала о чём он говорит, этот ужасный человек, который прикурил папиросу, она потухла. Он ещё раз прикурил. Прищуриваясь, наслаждаясь курением, время от времени сплёвывая сквозь зубы на пол, выпускал колечки дыма прямо в лицо Клары и расстреливал её щупающим своим взглядом.
   Вновь ночь. В окошко глядела круглая луна, Клара лежала и думала думу. Заскрежетал замок, дверь открылась и в камеру вошёл бравый молодец с фуражкой на боку и рыжим кудрявым чубом. Клара его раньше не видела. Встала, ежась, тесней прижимая к своему телу паутинку. Молодец минуту другую, не отрывая глаз глядел на Клару: грудь, ноги, бёдра раздевая её глазами, а следом сверкнув дерзко карими глазами приблизился и ударив её в грудь повалил на лежанку. Клара вздрогнула, запрокинула голову и умоляюще глядела в лицо своего будущего обидчика, безмолвная. Молодец раз, другой наотмашь ударил Клару по лицу, после чего она лишилась сознания, а когда пришла в себя, молодца уже в камере не было. Голова болела, болело тело, кровью обливалась душа - растерзанная, в крови лицо бледное, сама спокойная, отрешённая. Ей бы плакать надо, стенать, а глаза сухие, безжизненные - горящие холодным огнём.
   Пришло утро. Осеннее солнце заглянуло сквозь прутьев окошка в камеру. Острая боль с новой силой потрясла Клару, она не знала, что делать, как дальше жить, была надежда Владимира: - "Любимый поможет, он вызволит", дверь в камеру открылась. Клара вздрогнула. Вошёл молоденький тот самый охранник с сочувствующим лицом с куском хлеба в руках и кружкой воды, подошёл к Кларе протянул еду:
   -Вот, зъишти, - шмыгнул носом.
   Клара брала еду, а сама вопрошающе глядела в чистые не порочные глаза юноши.
   -Нема нечёго, - втянул жилистую шею в костлявые плечи охранник и как только Клара взяла еду он поспешил уйти.
   Клара поднесла сто граммовый кусок хлеба ко рту, но откусить не захотела, поднесла железную кружку воды, сделала один глоток и не приподнявшись поставила на стоявший напротив дощатый стол. Спустя час в камеру вновь вошёл молоденький охранник и повёл Клару на допрос, где она вновь всё отрицала.
   -Сгниёшь! - Шипел следователь. - И костей не останется, а перед этим, будишь развлекать охранников, ха - ха -ха... - издал сиплый низкий голос.
   Всегда сдержанная Клара, вдруг потеряла всякую власть над собой, её обличающий голос загремел:
   -Вы негодяй, ничтожество!!! Как вы могли?! Да вас надо самого судить! Негодяй, ничтожество! - Бледная, неподвижная, тяжело дыша, она опустилась на стул, стоявший рядом, виновато опустив голову, силы покидали её. А следователь, сидел на против и укоризненно качал головой:
   -Вы гражданка ещё и клевещите на комиссара НКВД, вам это так с рук не сойдёт, - и он нажал на кнопку вызова, после чего вошёл охранник. - Увидите! - Рявкнул он.
   Клара вновь в камере. Вокруг безжизненно. Клара подошла к лежанке легла как в гроб, безжизненно и молчаливо. Проходили дни. Она пала духом. Ожидание спасения улетучивалось, а чувство своей беспомощности ужасало её. И чем больше она думала, тем быстрей вера в людей таяла как снег на печи, оставляя накипь на сердце, которое истекало скупыми слезами: - "Погубили, меня мамочка, погубили!" Она сжала вески, своими худыми руками, повернулась на бок поджав ноги и дала волю слезам, расплакалась, будто ребёнок. После пролитых слёз Клара уснула. Ей снились родные места, её дом, мать, сестрёнки. И это было так ясно, что, когда раздался скрежет двери, она не сразу поняла, где она: - "Мама надо бы петли смазать". - пробормотала она вслух.
   -Ща смажу! Ха - ха - ха! - раздался молодецкий хохот.
   Клара спешно встала, натягивая на плечи паутинку и с ужасом глядела на подступающего вальяжно не спеша к ней её обидчика. Она глядела в его ухмыляющиеся злобное лицо и у неё от ужаса затрясся подбородок. Она хотела закричать, но язык прирос к нёбу. Подойдя к Кларе, он вновь ударил её в лицо наотмашь, после чего Клара упала, лишившись сознания. А когда пришла в себя, всю оставшуюся ночь Клара со слезами горя на глазах смотрела в потолок, покрытый чёрной плесенью: - "Это конец" - подумала она и холодный пот выступил у неё на лбу. А между тем, в маленьком окошке зачиналась заря. Прошла ещё одна ночь.
  
   Молоденький охранник, Кларе принёс старую, потёртую, а местами рваную телогрейку, попросил одеть и вывел из одиночки, провел по коридору, вывел во дворик тюрьмы передал другому охраннику, а тот усадил в грузовик, крытый брезентом, бок о бок с другими осуждёнными женщинами и повезли. Куда? Зачем? Клара не знала, да ей было всё равно. Ей посчастливилось сидеть с краю от куда она могла видеть знакомые ей места в том числе и её родной театр, наблюдать за багряно - жёлтыми листьями клёна, что кружились в воздухе устилая землю. Клара потеряла счёт дням. Она приоткрыла рот, чтобы спросить у древней старушки с волосами как снег заплетёнными в тонкую косичку и уложенную на затылке, маленькую, худенькую, но не потерявшую привлекательность, сидевшую с боку рядом.
   -Чи - и - и, - приложила та к тонким губам указательный палец.
   Клара поняла, разговаривать было нельзя. Она болезненно усмехнулась и устремила взгляд на пробегавшие улицы, которые были ещё пусты. Печаль легла на сердце, нужда на тело: на пухлых губах, затаилась тоскующая усмешка, а в глазах тлеющие угольки. Ехали не долго. Грузовик подъехал к ЖД Вокзалу, сдал задом, въехав на перрон и остановился. Паренёк из охранников спрыгнул, опустил задний борт и скомандовал звучным голосом:
   -Выходи по одной!
   Клара спрыгнула первой, помогла старушки, за ними последовала вереница женщин. А вокруг выстроенные в шеренгу стояли поджарые, молодые в шинелях и фуражках с синими околышами, в защитные цвета штанах, заправленных в кирзовые сапоги с винтовками в руках, с собаками, злобно рычащими... "Сыновья законопослушных простолюдинов, которые с презрением и ненавистью глядели на опозоривших имя Советского человека, разношерстный "сброд". Клара помогла старушки взобраться в вагон, больше похожий на загон для скота с запахом навоза, взобралась сама и они обе сели на пару ящиков, сколоченных друг с другом у стены напротив входа. Клара сидела, наблюдая за женщинами что заполняли вагон, оставляя правый дальний угол с дыркой в полу свободным под отхожее место, а старушка чуть слышно, но понятно бормотала как молитву: - "Секунды прядут нити, минуты ткут суровый холст из пряжи секунд, часы отмеряют холст аршином суток". Клара оглянулась и вопросительно взглянула на старушку, которая, прищурив светлые ясные глаза расплылась в улыбке:
   -Лицо у тебя поверженной, а зазря девица. Тебе предстоят суровые испытания, но мы на этот свет пришли ни удовольствие получать, а страдать. Твёрдой будь и выстоишь!
   Виденное резало ножом сердце, наигранно улыбавшейся Клары. Она едва удерживала слёзы, наблюдая за женщинами, заполнявшими вагон: заключённые по большей части важные воровки, аферистки, фальшивомонетчицы, проститутки - гнусные лица, порок и злодейство чьё исказили их лица. Среди гнусности были оговорённые, политически несогласные. Глаза их были светлыми, приятными, а порой и ласковыми, хотя зачастую угрюмыми и задумчивыми. Больше часа продолжалось заполнение трёх вагонов, а следом гудок, паровоз тронулся и на всех парах пустился в путь. В битком набитом вагоне женщины толкали друг друга, каждая старалась пробраться и отыскать наиболее удобное место, в чём преуспели воровки - проститутки, прибрав к рукам почти все ящики. И вот всё устроились: кто сидел на ящиках, кто лежал на сбитых ящиках, кто сидел на полу плечо в плечо, тесные стены, низкий потолок, покрытый сажей и копотью, издавали запах гари, присоединялся пот, и всё это сдабривалось кислятиной, вонью, немытых тел. А дорога тянулась и не было ей конца - края. Одни сидели в задумчивости, другие с группировавшись над ящиком играли в карты, кто - то зевал. Клара испытывала некое облегчение, она первый раз за всё время, проведённое в заточении, почувствовала голод. Из кармана старой затёртой фуфайки она достала шоколадный батончик, что передал Владимир развернула разломила и половину положила в руки старушки, которая, сложившись в двое сидела с опущенной на острые коленки головой обнимая руками плечи.
   -Бабушка поешьте, - в полголоса сказала Клара.
   Старушка подняла несколько припухшее лицо и с благодарностью взглянув на Клару и откусила кусочек.
   Клара глядела на старушку, седенькую, худенькую, на костлявые руки с набухшими венами, язык, старательно слизывающий остатки шоколада с подтянутых вовнутрь губ. Клара вспомнила мать и её тело подёрнулось. Из глубины души поднялось и потрясло её раскаяние - такое жгучее, что она впилась зубами и ногтями в паутинку, которую не заметила как скомкала: - "Она так и не нашла времени проведать свою мать. А ведь та, наверное, нуждается в ней. Что письма, деньги, переводимые им, мать хотела видеть свою дочку... Она так и не нашла время за все эти годы." Клара обняла старушку и поцеловала её в щёку, так, как если бы это была её мать. А следом принялась кусочек за кусочком откусывать от половинки шоколадного батончика и с наслаждением как можно дольше удерживать его во рту, вспоминая дни, когда она была счастлива с Владимиром.
  
   Гостиница "Москва", бывшая "Бристоль", в номере из двух больших комнат меблированных в духе двадцатых годов, где стены были покрыты картинами современных художников и переносили из века двадцатого в космическое пространство будущего, были прожиты пять дней самых счастливых в жизни Клары, и которые всякий раз всплывали в памяти. Владимир не на минуту не оставлял Клару. Жаркие ночи любви плавно перетекали в романтические завтраки, после которых неожиданно для себя, они вновь оказывались на любовном ложе и проводили там время до обеда, после чего вместе принимали душ в ванной комнате, где на стене висел большой алюминиевый титан для подогрева воды и который одаривал их тёплой водой. Одевались и шли пешком три остановки до театра, вдыхая весеннюю свежесть молодой зелени, переглядывались влюблёнными взглядами. На них оборачивались прохожие, узнававшие в Кларе то Настю из "Мандата", то Елену из "Дни Турбиных. Кларе было приятно настолько, что ей казалось за спиной у неё, выросли крылья и она вот, вот поднимется в небо над бурлящим жизнью городом. Она бросала любящий взгляд на Владимира, что шёл, держа её руку в своей, довольный и уверенный, и мысленно говорила ему: - "Конечно же я возьму тебя с собой любимый." Переступая порог театра, Клара ловила на себе взгляды осуждения некоторых коллег мужского пола, со стороны женщин взгляды завистливые. Виолетта, старавшаяся привлечь внимание и Владимира, ужимками, жестами, соблазнительным взглядом янтарных глаз, презрением сверлила Клару. Клару этот факт не задевал, она видела любящие глаза любимого мужчины и была спокойна. Когда же заканчивались репетиции, Владимир и Клара, не спеша шли по маленьким улочкам, держась за руки мимо высоких чёрных тополей вдоль дороги и где по бокам висели оранжевые квартиры окон двух и трёхэтажных домов. Они шли, молча наслаждаясь присутствием друг друга, время от времени останавливались целовались и вновь продолжали путь.
   -"Как я счастлива любимый!" - мысленно восклицала Клара, - "Я не на одну минуту не пожалею о том, что случилось. Я не виновата, что встретила тебя, свою любовь!" И будто читая мысли Клары, Владимир останавливался, брал лицо Клары в свои руки и глядя ей в глаза, тихо шептал:
   -Это судьба! Наша с тобой судьба любимая! - Нежно касался губ Клары, брал её за руку, и они продолжали путь. - Так вместе, мы будем идти всю нашу жизнь!
   -Нет большего счастья! - вторила ему Клара.
   В пятницу, ближе к вечеру, когда солнце готовилось уйти за горизонт, Клара отвела Владимира на пристань, познакомила его со своим любимым и знаковым местом. В этот вечер, после трудовой недели на пристани было особенно многолюдно: кто-то сидел на скамейках, как Клара с Владимиром другие прогуливались вдоль пристани по мощёной дорожке, кто-то расположился под ветвистым деревом. Из громкоговорителей звучал духовой оркестр. Клара в Владимиром сидели, держа друг друга за руку, а когда стемнело и на синем звёздном небе взошёл молодой месяц, Клара оглянулась - кругом никого. Владимир крепче сжал её руку, и она притихла, покорно склонив голову ему на грудь широкую и такую родную. Весенний поток воды шумел, искрились под лунным светом капли воды, что выбрасывали резвившиеся в воде рыбы.
   -Выходи за меня замуж? - Сказал Владимир.
   -Я согласна! - Не поднимая головы тихо сказала Клара.
   -Я заберу тебя в Москву, ты будешь играть и блистать в столичном театре, мы родим сына и дочку, и наше счастье будет полным.
   -Клара приподняла голову и взглянув любящими глазами в такие родные глаза любимого одобрительно покачала головой. - Я разведусь и выйду за тебя.
   Владимир прижал к Себе Клару и прильнул губами к зовущим губам Клары. Они сидели долго, то целовались, то предавались мечтам о совместной жизни, вновь целовались и только когда тёплый вечер грозил перейти в ночь, они покинули пристань. Шли пешком по слабо освещённым улицам, мимо домов окна которых одно за другим гасло и только из тени одного двора, доносились тихие, сладостные звуки нежной музыки; прохладный ветерок шевелил молодые листочки на деревьях. В гостиницу они пришли далеко за полночь. Добравшись до кровати Владимир, тотчас уснул, а Кларе не спалось. Она воображала, что идёт она, спешит в глубь неизведанной счастливой жизни, где примут её с распростёртыми объятиями. Она представляла их совместный дом, успех в столичном театре, видела светловолосых милый сына и дочку.
  
   Прошли, пролетели пять дней и ночей как один миг. Владимир должен был ехать в Москву, а Клара заниматься разводом. В субботу после спектакля, Владимир пригласил Франк в ресторан гостиницы, где они втроём поужинали, а после поднялись в номер, где продолжили общение за чаепитием с крыжовничным вареньем. Мужчины разговаривали, перемывая косточки матушке России. Владимир и Франк революционеры - пионеры были противниками насаждающей диктатуры и оба соглашались с тем, что такое правление приведёт рано или поздно к новым волнениям и как следствие к новой революции.
   -За что сражались? За свободу мыслить! - Выплёскивал эмоции и живо жестикулировал Франк, округляя глаза. - А что получили? Тотальный контроль везде, в науки, в искусстве и даже в личную жизнь пытается в лесть партия. Ну скажи amigo, разве мы этого хотели? Скажи? - И Франк устремил свой взгляд на Владимира, который не спеша помешивая мельхиоровой ложечкой чай, глядел в чашку
   -Я также, как и ты против диктатуры, - оторвал взгляд от чашки Владимир и с любовью взглянув на Клару, которая не сводила глаз с любимого, перевел взгляд на Франк. Диктатура исключает свободу личности, - соглашался Владимир. Но как иначе удержать власть, которую с таким трудом завоевали? Наша страна ещё очень молода, а значить слаба, а слабого как известно легче обидеть.
   -Неужели для того, чтобы защищать молодую не окрепшую страну, необходимо выворачивать народу этой самой страны руки... Завоевания необходимо защищать, но другими способами!
   -Скажи какими? Вовсе времена был только один способ защиты, диктатура! Цари, короли и прочие власть придержавшие, как они защищали своё? Помнишь? Ты гонимый на чужбину за поддержку в искусстве простого измученного помещиками народа, я отсидевший пять лет в тюрьме за революционные прокламации, тысячами были гонимы на каторги нашей необъятной страны, а сколько расстрелянных, повешенных. Это разве не диктатура? Не все не согласные с новым режимом покинули страну, многие остались, и они ни будут сидеть сложа руки в желании вернуть утраченное. Да и те, кто покинул, будут вредить из вне... Что делать? Слишком много поставлено на карту... Да и потом. Что ты волнуешься? "Ну посадят десяток вредителей", -и Владимир протянув руку, слегка похлопал по плечу Франк, который пожимал плечами.
   -А кто знает, десяток или сотни, - буркнул Франк.
   -Не ворчи дружище. Не думаю, что найдётся большое количество противников, как ни как, а прогресс нового строя на лицо; строятся новые заводы, фабрики, школы куда ходят все дети страны, а сколько простых девушек и юношей учится в институтах. Разве можно было об этом мечтать раньше? Скажи? А будет ещё лучше!!!
   -И всё-таки это опасный путь, - заключил Франк, на что Владимир снисходительно улыбнулся.
   Клара, продолжала тихо сидеть на стуле, изящно поддерживая пальцами кисти подбородок и вглядываться в красивое лицо Владимира, будто пытаясь запомнить дорогие ей черты. Она примеряла всё сказанное им к себе и полностью соглашалась с выводами любимого мужчины, не ставя под сомнение ни одно слово. Ближе к полуночи Франк покинул номер гостиницы оставив Клару и Владимира наедине.
   На другой день, ранний час окрасил восток зарёю, из - под земли, из дебрей земли матушки поднимался нежный струящийся свет, что пробудил спящую Клару в объятиях любимого. Открыв глаза, она тотчас встретилась с нежным любящим взглядом Владимира, который приподнявшись на локоть глядел на безмятежно спящую Клару.
   -Ты давно проснулся? - Тихо сказала Клара, проводя кончиками пальцев по лицу Владимира.
   -Уже час любуюсь тобой! Так бы всю жизнь пролежал рядом.
   -Я люблю тебя!
   -Я люблю тебя!
   -Нет, это я люблю тебя!
   -Нет, это я люблю тебя! И в подтверждении своих слов, закажу нам завтрак, - и коснувшись губами кончика носа Клары, ещё заспанной, но такой желанной, Владимир поднялся, накинул на голое стройное тело халат и вышел в гостиную.
   С утра хороший день, к полудню помрачнело, загремела гроза с невероятным треском, точно само небо лопнуло будто воздушный шар. Пошёл дождь да такой силой, гремело всё небо. Клара уже стояла перед зеркалом одетая и готовая проводить Владимира, но погода спутала карты и было решено попрощаться в номере. Они простились и Владимир уехал. Клара, оставшись одна в номере никак не могла избавиться от тягостной пустоты одиночества, а ещё спустя три часа после отъезда Владимира, горькая тоска охватила её, что только работой смогла бы она заглушить такую тоску. Она в нетерпении ходила из одной комнаты в другую, выглядывала в окно, а за окном лаяли собаки и по улице обходили, перепрыгивали лужи люди, проезжали машины, из-под колёс которых в разные стороны разлетались брызги. Клара дождалась четырёх часов после полудня и пошла в театр, где как она и предполагала несколько забылась, погрузившись в работу.
  
   Клара вспомнила как сокрушалась и плакала первые несколько дней сидя поздними вечерами одна в номере о разлуке с любимым, представляла их скорое воссоединение и тогда её глаза светились от радости. Кларе было хорошо в своих воспоминаниях, пусть на время, но её отпускала сердечная боль, она не задыхалась от вони. Её воспоминания прервал жалобный стон старушки, которая, сжавшись в комочек и держа руки на животе, раскачивалась в зад и в перёд.
   -Что с вами? - Встрепенулась Клара, комкая и засовывая обёртку от шоколада в карман телогрейки.
   -Худо мне, - стонала старушка, - нутро скрутило, мочи нет терпеть, - и старушка скривила страдальческую гримасу.
   -Врача надо! - Сказала Клара. - Врач есть в вагоне?! Женщины - ы -ы?!
   -Можно фершала! - Крикнула рядом сидевшая на полу с одутловатым лицом и растрёпанными волосами не молодая женщина.
   -Врач али фершал есть тута? - Прозвучал другой тонкий голосок.
   -А чо надо? - отозвался низкий несколько хрипловатый голос.
   -Живот сильно болит! - Крикнула Клара, уступая старушке второй ящик, чтобы та прилегла. И Старушка тотчас повалилась на бок будто неваляшка, не разгибая ног. - Так есть врач или фельдшер?! - умоляюще крикнула Клара. Никто не откликнулся и минуту в воздухе повисла тишина.
   -Водки надо, полегчает, - предложил низкий хрипловатый голос, и фляжка из рук в руки направилась к Кларе.
   -Две крышки, и хватит, - посоветовал всё тот же низкий хрипловатый голос.
   Приподняв голову старушке, Клара влила две крышки с водкой ей в рот, которая с трудом всё это зелье проглотила и пуще скривила гримасу, потопу как в горле и в желудке всё зажглось. Клара сняла фуфайку свернула её и подложила под голову старушке, которая имея туманный взгляд чуть слышно издавала стонущие звуки. Клара поблагодарила хозяйку фляжки вернув её тем же способом. Прошло минут десять и старушке несколько полегчало, а по вагону распространилось зловоние. Клара задыхалась, а по вагону послышалось разноголосое раздражение: - "Фу зараза! -Мы тут все подохнем! -Выбросить её из вагона! -Гадость какая!
   Женщина с одутловатым лицо, тихо посоветовала Кларе обтереть старушку и вынув из-за пазухи кусок серой простыни протянула Кларе:
   -А то и вправду швырнут, - добавила она.
   Кто - то передал чистые рейтузы, кто - то литровую бутылку с водой. Клара, подавляя рвотный рефлекс, обтёрла, как могла обмыла и переодела старушку, которая, как только её Клара переодела, виновато улыбнулась уголками тонких губ, перевернулась на спину сложив на груди руки крестом, тихо начала говорить:
   -В миру много доброго люда, - и поманила указательным пальцем Клару, стоявшую на коленях возле неё. Клара, потянулась вперёд приблизившись к губам старушки. - Силы меня покидают, а потому до дому я не доеду. Я сама с Енисея, куда нас нынче и везут, из старообрядцев я, отец и мать ими были. А я свернула на другую дорогу, да и сколько у меня их было... - и старушка на секунду другую задумалась, а следом продолжила тихо, будто уставший ручеёк говорить. - Сыми с шеи бечёвку, сама уж не могу и головы поднять.
   -Что вы, вы поправитесь! - Возразила Клара, и в то же время приподняв голову сняв бечёвку с шеи, Клара вытащила из - за пазухи чёрного рубища медное распятие и маленький холщовый мешочек, туго затянутый, с одной стороны. Вопрошающе поглядела на старушку.
   -Распятие оставь себе. Беречь тебя будет.
   -Но я не верующая, - возразила Клара.
   Глаза старушки блеснули негодованием, и она с укоризной сказала:
   -Как же ты живёшь без бога? У кого просишь милости и кому грехи свои отдаёшь? Убери туман с глаз, очнись... Я по моложе, было тоже отреклась от бога, а он терпеливо ждал...
   -Я не верю священникам!
   -Ты верь в бога! Он наш спаситель!
   -"Богу молись, а за ум берись", - со скрытой усмешкой кольнула соседка с одутловатым лицом.
   -Утихни дура! - Несколько повысила голос старушка. - Без веры нельзя, пропадёшь. Я благодарю бога за веру, она служила мне утешением в моей вечно ищущей справедливости жизни и питала душу мою любовью, мудростью и добродетели, - мутные блуждающие глаза её на миг посветлели и оживились. - Распятье одень, помнить меня будешь, а вот мешочек с землёй родной верни на родную землю. Ах Енисей вечная каторжанская Сибирь, над всей Россией матушкой как пронеслась в 905 году, так и до сей поры остановиться не может... Молись дочка...
   Весь вагон внимательно слушал, что говорила старушка и многие качали головой в несогласии, а когда та умолкла, знакомый хрипловатый голос возразила:
   -Перебираешь старуха заслуги бога, как дохлых мух пересчитываешь. Когда - то давно человек сам создал бога, дьявола и наделил их своими собственными понятиями добра и зла, отдал им частицу самого себя и уверовал потом, что всё это - Бог и Чёрт.
   Колючим взглядом, как два буравчика одарила Клара соседку с одутловатым лицом, сидевшую у головы старушки и вновь всё её внимание, было приковано к старушке взгляд которой был мутным и блуждающим. Два дня и две ночи, старушка лежала неподвижно, а на третий, рано утром она облегчённо вздохнула и тотчас мысль её угасла, а сама потянулась. Клара дремала, склонив голову у лица старушки. Ей снились родные места; поля, луга, берег реки под ветвистой ивой, колесо, что по-хозяйски было приделано к их хате, на длинной ноге, поджав другую под крыло, стоял аист, издавая локающие звуки глядя в лазурное небо.
  
   Их уже долго везли в вагоне душном, вонючем. И вот остановка. С противным скрипом открылся вагон и Клара сонная, вдохнув, чуть не захлебнулась свежим морозным воздухом. Она открыла глаза и пред ней открылась красота, что прозрачный воздух рисовал отчётливо и ясно: издали было видно, как горят под полуденным солнцем гроздья рябины и боярышника. Осторожно, она потормошила старушку, хотела обрадовать, но та уже остыла.
   -Господи! - Вдруг вырвалось из её груди и глаза удивлённо - испуганные, наполнились влагой, а следом капли потекли по щекам падая на руки, лежавшие крестом на груди покойной. Переведя взгляд на представших пред осуждёнными двух безликих охранников в серых шинелях и шапках ушанках, Клара неожиданно для себя и других крикнула. - Она умерла! Она умерла!
   -Кто помер? - Спросил один из охранников, державший в руках пять буханок хлеба, внешне похожих на прессованную солому.
   -Оглох! Старуха у нас окочурилась! - Послышалось из правого угла вагона, где располагались воровки и аферистки.
   -Тьфу, - сплюнул другой. - Возиться с ней... Оставь им и пошли за носилками. И охранники оставили хлеб на краю вагона и закрыв его ушли, выговаривая друг другу недовольства. И по мере того, как они удалялись от вагона, их недовольство растворялось в воздухе:
   -Холера её задери! - Плевался один.
   -Разрази её гром! - Крякнул другой.
   Склонив голову над покойной, Клара тихо плакала, не обращая внимания на делёж хлеба в каждом из которых было три части мякины и лишь часть не сеянной муки. Буханки передавались по вагону из рук в руки, где каждый старался вырвать ломоть по больше, после чего с жадностью запихивали себе в рот. Но были и те, кто, откусив небольшой кусочек, остальное завернув в тряпицу или газету прятал в карман телогрейки.
   Вскоре меньше четверть буханки дошло до соседки с одутловатым лицом. Она разломила её по полам одну из которых протянула Кларе.
   -Возьми, это тебе.
   -Я не хочу, - тяжело вздохнула Клара, неподвижно держа скорбящий взгляд на лице покойной.
   Соседка не была чувствительной, и не была слишком тактичной, поэтому говорила, что думала, а своими замашками и высокомерием, она прямо - таки была порой непереносима.
   -Ты старуху не вернёшь, а если не будешь есть и сопли распускать отправишься в след за ней. На бери! Спрячь, больше не дадут до самого лагеря.
   Клара отрицательно покачала головой.
   -Ну и дура! - И соседка, завернув один и другой ломоть в газету по отдельности спрятала их за пазуху.
   Прошло не много времени и вагон вновь открыли, после чего раздался голос одного из охранников:
   -Подавай покойницу!
   Женщины переглянулись.
   -Оглохли поди дуры. Подавай покойницу! - Гаркнул другой.
   Клара поняла, что обращаются к ней. Она подняла руку, как ученица за партой и открыла рот, обращаясь к охранникам:
   -Куда её?
   -А ты хошь с ней?! - И тотчас раздался грубый хохот обоих охранников, вперемежку с несколькими другими женскими голосами.
   -Подавай покойницу! - Вновь раздался окрик.
   Клара, вопросительно взглянула на соседку и та, положительно кивнув головой встала, как и сама Клара. Ноги у женщин затекли, и они с трудом могли их сдвинуть с места, а когда встали Клара трясущимися руками взялась за голеностопы покойной, соседка - женщина более крепкая телосложением и выше на голову чем Клара, взяла покойную за плечи. Сидевшие на пути женщины встали, пропуская их. У края вагона они передали покойную охранникам, которые опустили её на брезентовые носилки, закрыли на засов вагон и ушли. Вскоре вагон тронулся и медленно начал набирать скорость, Клара же стояла, прижавшись лицом к маленькому решётчатому окошку, взглядом провожая покойную, которую несли вдоль шпал, и которая по мере удаления вагона становилась всё меньше и меньше, пока не превратилась в точку, а потом и вовсе пропала. Клара вернулась на своё место и села на ящик, рядом с соседкой, которая поспешила занять освободившееся место, потому как сидя на ящике не так поддувало.
   Спустя час, удушливый, кислый, гнилой воздух вновь ударил в нос и стал душить Клару. Клара повернулась лицом к дощатой стене и уткнувшись носом в щель, что приметила ранее, начала жадно вдыхать чистый воздух, а руками плотнее прижимать к плечам паутинку, сползшую с головы и оголив грязные, ниспадающие сосульками волосы. Ей было холодно от осознания скоротечности жизни, и как в мгновенье она может оборваться. А ещё Клара только сейчас осознала страх перед покойной и этот страх перебивал сожаление и скорбь... Лицо её побледнело. Неожиданно Клара оторвала нос от щели и в глубокой задумчивости взглянула на соседку с одутловатым лицом. Полумрак вагона не помешал увидеть открытый, добрый взгляд, взывавший к общению:
   -Давай знакомиться! Авдотья!
   -Клара!
   -Клара?
   Клара одобрительно кивнула головой. Громче говорить она не могла, а стук колёс, гул голосов из тёмного угла бессмысленно растворяли голос Клары. Клара хотела пить, поискала глазами бутылку, где оставалось ещё немного воды, но не увидела её.
   -Воровки забрали, в зачёт спирта. "Конфисковали!" -не громко сказала Авдотья, а следом добавила. - Ты слюни глотай, так будет легче.
   И Клара воспользовалась советом, который позволил несколько утолить жажду, а спустя час, когда Клара немного успокоилась, Авдотья отдала Кларе её часть хлеба, позволившего утолить пробудившееся чувство голода. Клара поправила на шеи бечёвку с распятием и мешочком прижала их к телу ладонями, сложенными крестом, откинулась назад, прикрыла глаза и вскоре заснула.
  
   Девять суток стучали по рельсам колёса, везя Клару в неизвестном ей направлении. И вот наконец конечная станция, на краю света, окружённая Енисеем и скалами с одной стороны, а непроходимым таёжным лесом с другой. Было три часа пополудни, когда затворы вагонов с треском открылись и холодный степной воздух ввалился в открывшиеся вагоны.
   -На выход! - Прогремел приказ.
   Женщины встревоженные, сонные, больные, начали покидать вагон. Помоложе спрыгивали часто неудачно, постарше - буквально сползали с вагонов прося стоявших в низу подстраховать, а были и те, которых спускали вниз на носилках и тотчас их подхватывали охранники, унося в сторону станции.
   Клара сползла с вагона прям в руки Авдотьи, которая успела шепнуть на ухо:
   -Держись меня!
   -Хорошо! - В полголоса ответила Клара и схватила Авдотью за руку.
   Авдотья взглянула в глаза Клары, где виделась мука, что смотреть было больно. Оглянулась вокруг: впереди и сзади из вагонов прыгали и выкатывались такие же в рубище осуждённые женщины. И потянулись осуждённые. Вереницы осуждённых, гонимых охранной со злыми собаками, будто река чёрная тянулись по дороге таёжной. Тайга была холодная, неприветливая. Клару пробирал озноб, едва она ступила с повисшими ветвями осенний лес. Изо рта валил пар, руки зябли, а под ногами с треском ломался молодой ледок. Клара прятала руки в карманы фуфайки, но это не помогало. Шли по узкой просеке, не останавливаясь сквозь треск валежника, ломавшегося под ногами, а в верху деревья трещали под порывами северного ветра. Измученная, повисшая на руке у Авдотьи, Клара резко взглянула на поторапливавшего охранника с ружьём, что поравнялся с ней, будто хлыстом стегнула по сытому, самодовольному, в тулупе и сапожищах молодцу.
   Шли долго. Погода менялась. То дождь моросил, то ложился туман, то становилось темнее ночи и начинался сильный ветер, который что есть силы трепал макушки елей, кедра, лиственницы, с трудом выдерживая натиск, издавали стон. На территорию, огороженную тёсом с колючей проволокой, где стояли бараки, сколоченные из досок, шесть предназначенные для осуждённых, вышка, и четыре с краю. Осужденные вступили, когда было уже темно, а на глубоком синем ясном небе взошла луна, освещая макушки деревьев, которых на время оставил в покое ветер. Все остановились. Держась за рукав стоявшей более твёрдо на ногах Авдотьи, остановилась и Клара. Она не могла говорить, сердце стучало, было тяжело дышать, она прикрыла глаза.
   -Я больше не могу... - протянула Клара.
   -Уже доплелись, - тихо бросила Авдотья.
   На ровной, широкой открытой площадки, под светом уличных керосиновых ламп в метрах шести в ряд стояло шесть человек из них трое крепких телом, выше среднего женщин. Они презрительно - оценивающе оглядывали прибывших осуждённых. Когда всех осуждённых выстроили в шеренги, на три шага в перёд выступил не высокий, хорошо сложенный, приятный лицом лет сорока майор, начальник лагеря. В шинели и фуражке с красным околышем, держа в руках папку со списками осуждённых, он начал говорить, спешно пробегая умным взглядом по лицам женщин, измученных и голодных:
   -Здравствуйте гражданки осуждённые! Вы все знаете свою вину перед нашей Страной и знаете, что за содеянное надо держать ответ!.. - Говорил майор минут пять и закончил словами. - Чтобы смыть позорное пятно с себя и заслужить освобождение, работать придётся много и хорошо. - Следом майор вернулся на исходное место и раскрыв папку извлёк несколько листов белой бумаги, разделил их по два и вручил каждой из трёх женщин, которые отдав честь поспешили выполнять поручение, что заключалось в формировании по спискам трёх отрядов. Ещё час прошёл прежде, чем отряды из тридцати человек были сформированы и отправлены по баракам, длинным и холодным, где под потолком в центре горела керосиновая лампа одна на весь барак.
   Клара, обхватив обеими руками руку Авдотьи с трудом передвигала ноги и когда они одни из последних вошли во внутрь барака то смогли занять две лежанки у выхода с набитыми сеном матрасом и подушкой, с верху которых лежало суконное одеяло. Клара, камнем упала на лежанку и тотчас крепко уснула. На другой день, когда край неба озарилось слабым молочным цветом, в дверях барака раздался громкий голос, в котором слышалась злоба, как треск гремучей змеи:
   -Подъём! Робыть! Робыть!
   Клара проснулась и не могла понять, где она. Было темно, душно и холодно несмотря на то, что она была одета и под одеялом. Повсюду слышался храп, стоны отчаяния. А сон ещё не кончился, Клара пребывала в нём, - "глаза любимого смотрели на неё с нежностью и полуоткрытый рот влечёт к себе".
   -Подъём! А то без кипятка останетесь.
   Женщины спешно начали вставать, Авдотья растолкала Клару. Выстроились на построение. Прошла перекличка, на таганке в котелке вскипятили кипяток, разделили пять килограммовых буханки хлеба, состоявшего из мякины, дубовой кары и сушёного мха на тридцать человек. А между тем, утро вступило в свои права. Луна исчезла в солнечных лучах. Выйдя из барака, Клара огляделась и вздохнула. Кругом густым белым ковром лежал белый чистый холодный снег, над головами клубился холодный туман и медленно уплывал в неизвестном направлении. Белые мохнатые лапники были в инее. Клара чуть не захлебнулась свежим морозным воздухом. Она не видела, такого леса и она глядела с благоговением, но спустя минуту, когда раздалась команда: - "Надо робыть!", - Нежное чувство сменилось болью и обидой, на лице появилась печаль, безысходность.
  
   Потянулось время. Один день менял другой; жизнь тянулась тяжелая унылая, без просвета. Каждое утро, в пору, когда брезжил рассвет построение в бараке, перекличка, кусок хлеба с взваром из еловых и сосновых шишек, уход на работу... А кругом дремучая тайга; высокие ели, сосны, лиственница, просветы, вверху прикрытые мохнатыми латниками, что удерживали белые шапки снега. Вереницей, в рубище осуждённые шли по просеке чуть меньше километра, утопая в снегах не проходимого спящего таёжного леса. Друг за другом по тропе, в валенках женщины пробирались сквозь валежник, ступая в сугроб по колено и выше. К концу пути, Клару и многих других женщин валила с ног усталость она падала на четвереньки.
   -Ой мамочки! - подымалась, вновь падала, подымалась Клара.
   -Давай подсоблю! - Протягивала руку Авдотья.
   -Сделай милость, - умоляюще поднимала глаза Клара на Авдотью.
   Коченели руки, мороз насквозь пробирал тело, кисти рук зябли, распухали от холода, а когда отогревались у огня - болезненно ныли. Придя к месту работы, целый день стучали топоры. Валили столетние кедры, лиственницу, сосны, ели, дубы. Волоком свозили к намеченному месту. Отработав час другой на вырубке, Клару с Авдотьей меняли. И тогда вновь взмахивая руками, в которых был топор, женщины сшибали сучья с поваленного хвойника. Руки уставали, по лицу тёк пот, не смотря на мороз и следом застывал, покрывая лицо ледяной коркой. Мозоли вздувались пузырились, а следом лопались, истекая кровью. В промежутках между работой, поочерёдно давали получасовой перерыв. Притоптывая, Клара вслед за Авдотьей подходила к костру, разложенному на краю делянки и по обе стороны от костра, где на таганке висело законченное ведро с водой и бурлила, поднимая со дна капусту с перловой крупой, на брёвнах сидели женщины жадно, спешно черпая из железных мисок и поднося корту железные, деревянные ложки с похлёбкой. У каждого отряда была своя делянка и свой костёр, своя похлёбка. Там же на делянках стояли начальницы отряда, в тулупах, меховых заячьих шапках и рукавицах, в валенках с колошами, погоняли обедавших. Кобра -так окрестили начальницу женщины отряда, где была Клара, она выказывала особую нетерпимость к осуждённым. - "Порочных алимент! - так называла она осуждённых, и каждый раз брезгливо сплёвывала, прохаживаясь за спинами женщин. - Шлюхи! Потаскухи!"
   Как-то в один день, Клара с Авдотьей присели на освободившиеся два места, сняли с плеча рюкзак из мешковины, больше похожий на мешок, запустив вовнутрь руку извлекли миску с ложкой и друг за другом подошли к ведру с похлёбкой, а следом вернулись на место и принялись есть. Клара по не многу брала холодными потрескавшимися губами горячую похлёбку, а та, медленно проходя пищевод, желудок проходя по кишкам согревала нутро Клары. Смертельная тоска, читавшаяся в глазах Клары на короткое время, рождалась заметная надежда, желание жить. Авдотья отхлёбывала звучно, обжигая губы, спешила.
   -Ты хрюшка! - Прозвучал окрик Кобры и тотчас последовал удар палкой по плечу.
   От неожиданности и тупой боли, миска из рук Авдотьи выскочила, и горячая похлёбка вылилась на снег, и тотчас на этом месте образовалась проталина.
   -Набила брюхо, ступай робыть
   -Авдотья подняла миску и оглянувшись на Кобру гневно взглянула на неё.
   -Я больше не хочу! - Громко, как могла сказала Клара и забрав из рук Авдотьи миску, вложила той свою, где оставалось половина.
   -А ты? - сжимала в руках миску Авдотья.
   -Я же сказала. Я наелась!
   -Тогда ступай робыть! Ха - ха! - скалилась Кобра. - Артистка - потаскушка. Ха - ха!
   Клара встала и молча ушла. Слёзы застилали глаза. Она прижала руки крестом к груди и ощутила крест с мешочком на суконной вереницы, крепче прижала к груди и отойдя метров на пятнадцать, начала молиться, маленьким крестом вспоминая молитву, что мать повторяла изо дня в день: - "Отче наши еже си на не беси..." Молилась, вспоминая молитву и в какой-то момент за спиной послышался знакомый голос: - "Клара, Клара", - будто звал Володя. Клара оглянулась. Вокруг женщины и треск стонущих деревьев, стук топоров, охранницы, Кобра и тайга... - "Володя, где же ты? Мне плохо Володя!.."
   День короткий, вечер наступал сразу после заката, и торопливый сумрак охватывал собою всё в округе: возвращаться было тяжелей чем идти на работу. Измученная, с трудом ковыляла до бараков Клара, едва держась на ногах. Она не чувствовала голода, донимавшего других женщин. Уставшая, Клара падала на лежанку, но всё равно ночью спала плохо, вскакивала ото сна, тяжко вздыхала или плакала. Кругом храп, стоны, душащий кашель. И всякий раз в её воображении вставал образ Володи, а в душе вновь и вновь оживало чувство обиды на Володю: - "Ему же ведомо как я страдаю. Нет не поможет, мне на этой каторге помирать. Ты забыл меня любимый!"
  
   Прошло два года. Ближе к рождеству, всю ночь, всё утро, весь следующий день шёл снег покрывая всё в округе метровым сплошным слоем снега. Работы отменили. Барак оживился. В центре на печи растопырке что на кирпичах топится и подвывает, в ведре кипела вода. Женщины стирали, над тазами мыли головы, тело, расчёсывали гребнями русые, каштановые, всякие разные волосы, вычёсывая вши и гниды. А на улице холодно, ветер завывал в трубе, стёкла от кипящей воды в ведре запотевали, от ветра дребезжали стёкла, попискивали. Клара с Авдотьей также помыли головы, тело, поливая друг друга из железных кружек. И теперь сидели на Авдотьиной крайней лавке сушили серыми вафельными полотенцами и расчёсывали костяными гребнями волосы. У Авдотьи короткие, у Клары длинные прикрывали открытую несколько осунувшуюся небольшую грудь. Авдотья отложила в сторону гребень и обхватила руками поникшие, исхудавшие некогда пышные округлые груди, принялась громко сетовать:
   -Во гляди, обвисли как у осла уши! Кокой мужик позариться?..
   -Клара за последние несколько месяцев впервые широко по-детски улыбнулась.
   -Это сколько же сил надобно, чтоб вернуть это богатство? - продолжила Авдотья. - Совсем отощала, - заключила Авдотья, печально осматривая свои груди.
   -Ха - ха, ха - ха! - Захохотали вокруг женщины.
   Напротив, лежавшая, закинув руки за голову молодая длинная и худая с вытянутым лицом, возразила Авдотьи:
   -Пошто жалишься! У табе ешо ого!
   -Ха - ха, ха - ха! - Вновь раздался хохот.
   -Тебе не понять, - нервно оскалившись бросила Авдотья. - Не имевшей добра невдомёк, как тяжко его терять!
   И вновь раздался хохот.
   -Мужичка бы запустить, уж мы бы его!.. - Раздался звонкий молодой голос из дальнего угла.
   -Это точно! - подхватило разноголосые.
   Пальцы Клары скользнули по лицу, по губам и спустились на уже закрытую заштопанной кофтой и фуфайкой грудь. В её воображении проносилась картина одна за другой - и так явственно точно всё происходило наяву сей час; "любимый Володя влечёт её к себе, лаская своим взглядом, а она тянется к нему вся", - Володя любимый шепчет Клара.
   -Подруга тебя разморило?.. - Слегка толкнула локтем её в бок Авдотья.
   -Что? - Встрепенулась Клара и вопрошающе взглянула на Авдотью.
   -Тебе тут ещё шесть годков выживать, а он там молодой сокол...
   -Володя поможет мне! - Тихо, почти шёпотом возразила Клара.
   -Ага - а - а, - иронично растянула пухлые губы Авдотья, на своём порозовевшем исхудалом лице и ближе придвинувшись к Кларе, заботливо сняв с плеч паутинку с проложенной в центре косынкой, отданная Авдотьей, покрыла голову Клары и пристально взглянув в по-детски растерянные глаза тихо сказала:
   -Я тебе про себя расскажу, если не дура вразумишь, - и Авдотья начала свой рассказ. - Я дочь попа и попадьи, третья дочь в семействе, поскрёбыш. Батюшка мой имел приход в местечке, вокруг которого жили справные богачи. Приход процветал, хозяйство нам было без надобности, потому как нам всё несли; яйца, молоко, картошку, курей, сало и другую всячину. А несли за всё; помер, родился, венчался, и другие службы, без которых православный не может. Ты сама то городская будешь?
   -Из деревни.
   -Ну тогда разжёвывать не буду, сама всё знаешь.
   -Да, матушка как-то раз относила десять яиц за поминальную об отце, а больше не поминала, самим есть было нечего.
   -Вот, вот! Я разумела религию так, ежели вера истинная, за неё платить незачем. Ей надо служить и помогать, помогать всем без разбору! Сомнения у меня закрались ещё лет в десять, когда лицезрела бесполезность причитаний молитвенных у постели больного потому как богатый к лекарю всё одно обращался, а голодранцу эти причитания только последние копейки из кармана вытягивали. - "По что так? Зачем отымать последнее, ежели всё одно не помочь?" - А батюшка с матушкой меня на горох, подпол: - "Не богохульствуй!" С годами я перестала задавать вопросы родителям, а веру в бога потеряла. А как - то раз, нас всей семьёй к помещику одному пригласили на крестины младенца и среди человек пятнадцати приглаженных соседей был там и молодой, но уже не юнец, крепкий, чернявый с лохматой гривой с глазами будто угольки. Поглядит - сердце плавится. И всё глазищами на меня стрелял, а опосля стал он мимо нашего прихода похаживать, да высматривать. А мне семнадцать и сосватанная я была за попа молодого в соседнем приходе. - Авдотья умолкла, переживая вновь то, что давно пережито.
   Клара глядела на Авдотью с интересом, отодвинув в сторону свою боль печаль.
   -Авдотья, что умолкла? - Дёрнула за край рукава фуфайки Клара.
   -Да вроде бы притупилась боль, а я её взбудоражила. Ну да ладно раз начала, да и тебе будет полезно. Ну так вот, ходил он два летних месяца к ряду, а когда август наступил я с ним и сбежала в город. Поселил он меня в свою квартиру о трёх комнатах, выделив одну мне. Он инженером служил на железной дороге, умный бы - ы - л, страшно. Всё мне книжки умные подсовывал, сам про всяку невидаль рассказывал, опять же у нас друзья и подруги его собирались, говорили о несправедливости жизни, о том, что жизнь надо менять. Чтобы простой народ хозяином своей жизни был. И в это время я в революцию поверила, в то, что можно жизнь всех людей к лучшему повернуть. Год мы с ним прожили, жаной своей называл, учил наукам всяким; арифметика, география, история, а, всяким. Через год я ребёночка понесла от него, радовались. Два месяца я уж тяжёлой ходила, как взялась помочь Славику своему книжки запретные передать активистам из кружка. Хотела быть полезной нужному делу, да не удалось. Как только я подошла к назначенному дому меня арестовали. Холодная - сырая камера, допросы, каторга. Ребёночка, нашего я потеряла, а когда через три года вернулась, мой Славик уж с другой полюбовницей жил и жаной называл. Ткнулась к отцу с матерью, а они меня не простили. И более нет у меня веры ни в Бога не в Чёрта! Верю только в себя!
   -А за что ты тут?
   -Двинула в морду подлецу одному из новых... Обкрадывал рабочих на заводе. А я в профсоюзе была. Заступилась значить, дура...
  ------------------------
   Клара задумалась, задумалась и Авдотья. Взволнованные каждый по своей причине, они сидели, не подвижно скрестив руки на впавших животах, а в бараке продолжалась жизнь; разговоры, храп, стоны преходящие в рык. В семь вечера дверь широко раскрылась, два охранника ввезли тележку с перловой кашей, после чего тотчас удалились. Авдотья, встав подошла к закрытой двери рукой дотронулась до ведра, открыла крышку и с недовольной гримасой покатила тележку к плите. Каша, верней даже не каша, а густая похлёбка была чуть тёплой. На помощь Авдотьи подоспела ещё одна женщина, вместе они подняли и поставили ведро на плиту, другая подкинула дровишек, а уже спустя четверть часа, горячая каша разошлась по железным мискам.
   Клара с Авдотьей сидели рядом и с немалым удовольствием ели кашу, что проходившая по пищеводу и падая в желудок согревала всё внутри, но сердце Клары защемило.
   -Хочешь я почитаю тебе? - Подавшись вперёд и заглянув в задумчивые глаза Авдотьи чуть слышно сказала Клара.
   -Почитай! - Облизывая ложку и отставляя миску с недоеденной кашей на утро, в полголоса сказала Авдотья.
   И Клара начала читать. Первые слова говорила тихо, робко, будто вспоминая слово за словом, и с каждым последующем словом её голос становился сильней и уверенней:
  
   Не смоют любовь
   Ни ссоры,
   Ни вёрсты,
   Продумана,
   Выверена,
   Проверена.
   Подъемля торжественно
   Стих стокоперстый,
   Клянусь -
   Люблю
   Неизменно и верно!
  
   К моменту, когда Клара дочитывала, вокруг собрались с десяток женщин, а те, кто оставался на местах прислушивались, отставив в сторону миски с кашей. Воровки, мошенницы, проститутки и политические, каждая внимала слову...
   -Кто написал? - Поинтересовалась Авдотья.
   -Да кто? - Прозвучал голос сзади.
   -Маяковский "Вывод" называется.
   -Слыхали! Матершинник! - Крикнул знакомый с хрипотцой голос. - Давно ты нам не читала артистка!
   -Почитай ещё! - Зазвучало со всех сторон.
   И Клара продолжила читать: - "Вчера ещё в глаза глядел..." - Мария Цветаева.
  
   Вчера ещё в глаза глядел,
   А нынче - всё косится в сторону!
   Вчера ещё до птиц сидел, -
   Всё жаворонки нынче - вороны!
  
   Я глупая, а ты умён,
   Живой, а я остолбенелая.
   О, вопль женщин всех времён:
   "Мой милый, что тебе я сделала?!"
  
   -Мужики - это зло! Все горести наши от этих сволочей! - заключил женский голос, как только закончила читать Клара. И многие женщины соглашались с обвинением.
   -А как без них иродов?! - Возражали другие.
   -Чего ни будь душевное, - протянул голос из дальнего угла.
   И Клара продолжила читать; Елизавету Дмитриеву, Марину Цветаеву, Есенина, Маргариту Волошину. А женщины слушали, вздыхали, роняли слезы. А за окошками тишина, мороз. Луна серебрила блестками девственно белый снег. Макушки елей, были насквозь пропитаны лунным светом, как в сказке с рассыпанными по синему небу звёздами. Под несколько низкий мягкий голос Клары, те кто уже лежал постепенно засыпали, а те, кто рядом сидел, стоял, расходились по своим местам и также поддавались силе сна. Было одиннадцать вечера, когда Клара и Авдотья пожелали друг другу спокойного сна. Украдкой Клара достала из-за пазухи крестик с мешочком, мысленно прочитала, "Очи наши..." Перекрестилась, вспомнила, Володю, мать, сестёр как это делала всякий раз и уснула. Сон встревожил её, "Родные места, Любимая ива у берега реки и на верху в ветвях пела печальную песнь иволга." Клара открыла глаза и вздохнула: - Мама! "Мамочка!" -прошептала Клара. Она положила руку на область сердца, которое сжалось и несколько минут не отпускало, а следом сознание Клары вновь провалилось, и она уснула.
   Не одну тревожную ночь провела, не одну ночь что пролетала будто миг, а были и те, что наполняли душу теплом, а тело сладострастием, так что лицо горело от стыда и счастья.
  
   Трижды сковывали тайгу морозы и засыпало снегом. Завывали метели оголяя мохнатые лапники и вновь покрывая их серебром. Приходил март и под мартовским солнцем горел снег, плавился оставаясь лишь в глубоких оврагах. Текли ручьи, скованные льдом могучего Енисея. Шумела большая вода, покрывая все обозримые просторы тут и там оставляя торчать макушки затопленного леса, обозначая границы. Кое где плыли одинокие глыбы льда, маленькие и большие будто острова. Проходило ещё немного времени, и большая вода уходила, тянулись с юга крылатые птицы, белки весело прыгали по веткам и сучкам деревьев. Солнце прогревало кору сосняка и от неё шёл смолистый дух. В оврагах уходил в землю последний снег. Приходила весна, принося надежду...
   Ранним утром выходя на перекличку, Клара поднимала взгляд к солнцу и губы её шептали: - Солнце! Солнце! - А солнце лучами обдавало её молодую, измученную душу, холод - отпускал. Солнце медленно всплывало в бледном небе, лучи его блуждали по шапкам леса, покрывавшим склоны и вершины гор. Всё пробуждалось. Весна распускала почки деревьев, распускала цветы, покрывала травами тайгу, насыщала тайгу любовью, а через любовь и новой жизнью. В эти минуты, сердце Клары замирало сладостью, душа купалась в любви, а тело получало дополнительную подкормку от подножного корма. Не зная трав, они с Авдотьей всё-таки пробуя на вкус каждую, обнаружили дикий чеснок, заваривали молодые хвойные побеги, собирали прошлогодние упавшие кедровые шишки, и другую снедь что дарила им тайга. Дважды за весной приходило лето. Жаркое, удушливое, и женщины тяжело дыша, напрягаясь превращаясь в лошадей тянули за собой брёвна сгибаясь под впивавшимися лямками в тощие спины, подтаскивая их к телегам, а те запряжённые парой лошадей катились к пологому берегу Енисея, что находился в двух километрах от делянки. Как могли, укрывали, заматывали бледные лица, белые вспухшие от комариных укусов руки, к которым плохо приставал загар.
   Дважды подходило к концу северное лето. Уже в августе холодные воды Енисея отливали сталью. На лиственных деревьях загоралась и вскоре бледнела листва, она трепетала на ветру будто крылья бабочек. Завывал густой, осенний ветер, с севера затягивало, лохматыми серыми тучами. Начинались холодные дожди, а по утру затягивало наледью, а вскоре и вовсе деревья оставались без листьев. Холодный ветер нёс снег, нанося сугробы, погружая тайгу в долгий сон.
   Душа Клары так же погрузилась в глубокий сон, лишь где-то в потаённом уголке души она оставляла слабую надежду дожить до освобождения, надежду увидеть в живых мать, сестёр и Володю. В течении двух с половиной лет сердце Клары взрывалось любовью и обидой к любимому, но живя в лагере, среди многих таких как она, слыша разговоры, она поняла, что шансов вызволить её у Володи практически нет и поэтому обиду что в первое время терзала её душу, прогнала прочь оставив одну любовь к нему. Она украдкой каждый вечер перед сном читала молитву, крестилась, взывала к богу, чтобы услышал... И он услышал!
   В конце мая 1934 года, уставшая, после работы, Клара лежала на лежанке с закрытыми глазами, а перед глазами столпы валежника рядами пробегали, оставляя давящую боль в глазах. На соседней лавке лежала Авдотья, исхудавшая и часто кашлявшая в холостую. Кашель раздавался по всему бараку в унисон со стонами других женщин. Широко раскрылась дверь и в барак вошла "Кобра". Она прошла к лежанке Клары и ткнув её палкой в голень приказала:
   -Встать!
   Клара поспешила встать. Она глядела на "кобру" вопросительно и одновременно с мольбой. У неё болели ноги, руки, всё тело.
   -К начальнику лагеря!
   Клара округлила глаза. Вопросительно взглянула на Авдотью, которая привстала от удивления.
   -Иди артистка! - Злобно оскалилась "Кобра".
   Было уже темно, когда Клару вывели из барака и в сопровождении "Кобры" и охранника мужчины препроводили к начальнику лагеря.
   Начальник лагеря сидел за небольшим дощатым столом, к которому по центру примыкал ещё один образовывая букву - "т" окружённые табуретками, перебирал бумаги что были разложены по всему столу. Увидев Клару, он взмахом руки отпустил провожавших, а Кларе предложил присесть за соседним столом:
   -Присаживайтесь товарищ Вдовина.
   "Товарищ", - удивилась Клара и твёрдой поступью прошла к месту что указал ей майор продолжая иметь выражение лица удивлённое. Присела на табуретку, с руками на коленях, теребивших края паутинки. Майор сунул в карман руку за кисетом, прикурил и затянулся два раза порывисто, жадно глотая дым и вдыхая его клубы, широкой рукой припечатал папиросу о дно миски служившей пепельницей и взглянув пристально серыми, добрыми несколько виноватыми глазами на Клару заговорил медленно, обдумывая каждое слово:
   -Товарищ Вдовина!
   Клара приподняла брови. Она несколько лет была гражданка, осуждённая или потаскушка.
   -Да! Вы не ослышались, - продолжил майор. - Судебные органы нашей страны разобрались в вашем деле и все обвинения с вас сняли. Я подготовлю ваши документы по освобождению, и вы завтра в полдень можете быть свободны, - майор на секунду умолк, а следом добавил. Вы свободны товарищ Вдовина!
   Выслушав первое предложение майора, Клара больше его не слышала. Её уши заложило, а голова перестала соображать. Радость, обида, боль, нужда всё смешалось и превратилось в снежный ком, который сжимал грудь, вески и не давал прейти в себя и осознать происходящее... Майор видел состояние Клары и поспешил налить в стакан воды, поднести ей. Клара, дрожащими руками взяла стакан из рук майора, поднесла к пересохшим губам, сделала маленький глоток и поставила на стол пролив несколько капель. Клара ещё четверть часа сидела, осознавая происходящее и лишь потом смогла покинуть кабинет начальника лагеря в сопровождении "Кобры", которая, косясь на Клару продолжала злобно скалиться.
   -Не верю я таким как ты! Тихоня! - Бросила в след Кларе, когда они подошли к бараку.
   Клара, молча взглянула сквозь "Кобру" и открыв дверь вошла в барак.
  
   Время приближалось к полуночи и весь барак уже спал, издавая храп, кашель и стоны. В темноте Клара прошла к своей лежанке и села, безвольно опустив руки на ноги, а глаза глядели на Авдотью, глаза которой вопрошающе блестели в лунном свете, что пробивал себе дорогу сквозь оконце.
   -Что ты молчишь!? - С нетерпением прошептала Авдотья. - Ну скажи, что ни будь? Он тебя?..
   -Меня оправдали. Я свободна! Я свободна! - Шептала Клара. - Я свободна! Я не виновна!
   Продолжала шептать Клара, постепенно осознавая своё положение, но всё ещё не до конца уверовав.
   -Что - о - о? - Села Авдотья и подалась в перёд к Кларе.
   -Я не виновна, - прошептала Клара.
   -Как?
   Клара молча пожала плечами, вытягивая уголки рта в улыбку. Авдотья пересела на лежанку к Кларе, рядом, бок в бок, прижимаясь обняла её, склонив голову на плечо Клары и молча подруги просидели до рассвета. А когда забрезжил рассвет и барак проснулся зевая, потягиваясь, одеваясь, Клара в последний раз со всеми вышла на перекличку, выпила кипятку вместе с Авдотьей, которая сунула ей в карман стёганки обрывок газеты с адресом если негде будет приклонить голову, и женские золотые часы с браслетом, простилась с женщинами своего отряда смотревшие на неё с скорбной завистью, и проводив всех взглядом на работу начала собирать миску, ложку, кружку, паутинку в рюкзак. Когда рюкзак был собран и завязан узлом, в барак вошла "Кобра" с справкой в руке и не спеша подойдя протянула справку Кларе:
   -Иды и крути хвостом дальше. Потаскуха!
   Беря справку, Клара поймала себя на мысли, что больше оскорбления на неё не действуют, что она к ним безразлична, безразлична и к человеку, который их произносит.
   -Спасибо! - Иронично улыбаясь, сказала Клара и свернув справку в трое засунула её за пазуху во внутренний карман стёганки что была одета поверх ситцевого тёмно синего платья с коротким рукавом данное ей в дар на кануне одной из женщин, повязала новую белую в мелкий цветочек косынку, так же переданною в дар ей Авдотьей, взяла рюкзак и направилась к выходу вслед за "Коброй".
   Выйдя за калитку, Клара оглянулась, окинула взглядом высокий дощатый забор, обнесённый колючей проволокой, перекрестилась не скрываясь, глубоко вдохнула свежего с запахом свободы воздуха и пошла по просеке что пролегла параллельно другой дороге, ведущей к делянкам. Шла не торопливо, оглядываясь по сторонам перешагивая кирзовыми сапогами через сучки, валежник, покрывавший тайгу. Кругом тайга дремучая, ветки деревьев, кустарников, руки не просунешь, насекомых, птиц, зверья - полна тайга, а Клара шла вперёд не страшась, упиваясь свободой, которую уже не ждала.
   К полудню Клара вышла на скалистый берег Енисея. - "Весна - красна! Ранняя!" - В прошлом году снег кое где до мая оставался, а в этом уже грозы гремят, жарко, того и гляди тайга за полыхает. Большая вода отошла. Клара присела на край берега под лохматую сосну что, жарясь на солнце источала аромат и опустила глаза вымеряя высоту берега: - "Метра три будет", - а на мелководье под навесом веток виднелись камушки, рыба, резвившаяся между ними, порхали над рекою птицы и река говорила о чём - то, далеко неся свои прохладные воды... - "В Москву поеду к Володе, с ним домой к маме и сёстрам. Обниму всех расцелую" - планировала Клара и тотчас, живо представила свою встречу с любимым Володей, матерью, сёстрами, - в эти минуты её лицо выражало блаженство. Она сидела умиротворённая, счастливая и не торопилась. Ей казалось, что она могла так просидеть до самой ночи и саму ночь, но она вспомнила зачем пришла на это место и поднявшись отсчитала пять шагов от края, встала на колени, из рюкзака достала ложку и ей начала выкапывать узкую, сантиметров пятнадцать в глубь ямку. Как выкопала, из - за пазухи достала бечёвку, распутала узелок, на котором висел мешочек с землёй и держа мешочек в ладонях подняла глаза в небо: - "Вот бабушка, я возвращаю частичку вашу в родную Вам землю, близ реки, как просили". - Клара опустила мешочек в ямку, руками присыпала его землёй, огляделась вокруг, приметила небольшой с ладонь камень с переливами нескольких оттенков цветов и привалила им холмик. Клара вспомнила дни, проведённые с старушкой, её ясный и добрый взгляд, вспомнила дни, проведённые в камере, вспомнила лагерь и всё это пролетало перед глазами наполненными слезами, стекавшими по щекам, орошая собой камень, лежавший на месте захоронения. Кларе было жалко старушку, Авдотью, женщин, ей было жалко себя...
   Солнце припекало, было время обеда. Наплакавшись, Клара утёрла лицо подолом платья, положила ложку в рюкзак, поправила косынку на голове и поднявшись с колен зашагала вдоль скалистого берега, то спускаясь, то поднимаясь, то идя по пологому берегу любуясь молодым зеленям на лиственных деревьях и предвкушая желанные встречи. Где-то спустя час, полтора, Клара вышла к пристани, где лежали наваленные друг на друга брёвна по всему берегу. Она присела на одно из них близ воды и стала ждать пароход.
   Приближался вечерний час, когда к пристани пришвартовалась баржа. На зелёные склоны берега ложился закат. Белая баржа розовела, золотом искрились воды Енисея. Со скрежетом сползла в воду цепь стальная, отдавая якорь. По одному, с перевязанными затёкшими руками, потными лицами, одна за другой женщин стали спускаться сквозь охрану с собаки оскал которых не оставлял шансов остаться в живых если что... И как только последняя из двадцати женщин спустилась на берег их в шеренги по двоя погнали по знакомой Кларе дороге. Стало на душе холодно и смутно. Клара взглядом печальных глаз проводила женщин и поспешила на баржу, но ей с лицом тунгуса не молодой, коренастый с окладистой чёрной бородкой, подрезанными усами капитан велел подождать, пока не погрузят часть брёвен. И на палубу Клара ступила, когда огненный диск скрылся, оставляя за собой на небе яркие полосы. Кларе сказали, что ей можно и нельзя делать и наконец позволили сесть на железный ящик внутри баржи у открытого окна. Тёплый ласковый ветерок обдувал уставшее, счастливое лицо Клары. "Енисей был величественным и огромным, с нависшими скалами над рекой, бурные воды которой плескались и шумели за кормой баржи, подтачивая глинистые берега не зная усталости. Баржа шла без запинки. Лицо Клары ясное, глаза горели несокрушимой верой в себя, ей виделась уже радостная встреча с Володей. Когда луна взошла на небосклон оттеняя блеск рассыпанных в ультрамарине звезд, Клара свернулась калачиком на ящике и крепко уснула, не обращая внимание на гул мотора.
   На другой день, утром, Клара стояла у окна с железной кружкой горячего травяного чая, глаза, не мигая пристально вглядывались в будущее и видели в нём счастье с Володей, возвращение в профессию, мать с сёстрами: -"Клара видела, как приклонила колени перед сидящей на лавке матерью, как склонила голову на колени ей, а та гладит её голову, плачет, глаза её полны нежности, сожаления." А солнце поднималось, обогревая теплом землю. Ночной туман рассеялся, озаряя красоты матушки Сибири. Мимо прошёл капитан, подмигнул Кларе узким глазом.
   -Спасибо за чай и хлеб! - Улыбнулась Клара и поднесла кружку к губам.
   Пробежало время, как река быстротечная, прошли и тяжёлые годы в лагере. Кларе предстояло ступить на землю, землю не твёрдую, зыбкую как песок в пустыне. И вот уже Баржа причалила к берегу, два матросика выкинули трап на баржу дебаркадер. Клара попрощалась с капитаном, который в ответ хитро улыбнулся, сузив глаза, стараясь казаться глупей, чем он был на самом деле и ступив на берег поспешила на железнодорожный вокзал, где, продав браслет от часов (так велела Авдотья), на вырученные деньги купила билет до Москвы, а сами часы спрятала во внутренний карман стёганки.
  
   Колёса вагона весело бежали по бесконечным рельсам, оставляя скалистые берега рек, сами реки, леса, деревни в которых избы, наполовину вросшие в землю с маленькими окошками, новые срубы схожие с теремом. В плацкартном вагоне в центре, на нижней полке у окна Клара сидела и испытывала удовольствие, а как только вагон тронулся, она легла на чистую постель и уснула непробудным сном. Спустя сутки Клару разбудил запах еды. У неё засосало под ложечкой, и стало тошнить. Она открыла глаза, и присела, опустив ноги вниз. Перед ней сидела средних лет супружеская пара, чисто одетая, приятной наружности. Женщина в теле с забранными длинными волосами на затылке, короткими пухлыми пальцами доставала из небольшой банки, что держала другой рукой на коленях солёный огурец, а муж в бархатном синем картузе, в зелёном сюртуке, с недельной округлой щетиной, с любопытством оглядывал Клару. Клара поглядела на стол, где на холщовой салфетке, сверх которой лежала серая бумага, аппетитно красовались четыре картошки, два сваренных в крутую яйца и хвост розовой рыбы, оставлявшей на газете жирный след, порезанный на куски три ломтя ржаного хлеба. Клару тошнило, у неё кружилась голова. Пара, взглянув на свою соседку, переглянулась, после чего, мужчина низким голосом сказал Кларе:
   -Девка, ишь знами, а то хворь нападёт... Шо есть, - и мужчина указал на стол натруженной рукой. Женщина улыбнулась, оголяя полный рот светлых зубов глазами приглашая Клару к столу.
   Клара не ела уже двое суток и когда она приняла приглашение отобедать, смогла лишь откусить маленький кусочек картошки и с трудом проглотить, после чего она откинулась назад и прикрыла глаза; слабость во всём теле, и тошнота на катили на неё. Она не могла пошевелить даже пальцем руки.
   -Скилько ты не ишь? - Встревожилась женщина и локтем двинув мужа к стенке, пересела к Кларе на другую сторону.
   -Степан дай - ки квасу! - Скомандовала женщина мужу.
   -Да Ниночка, - угодливо сказал мужчина и полез в походный рюкзак.
   Клара молчала. Она всё слышала, понимала, но говорить не могла.
   -Дохтура ей того... - робко басил муж, держа в руке железную кружку с квасом. - От болести мучится, дохтура ей.
   -Каторжная ты? - Вглядывалась в лицо Клары женщина, поднося ей корту кружку.
   Клара приоткрыла глаза, увидела перед собой кружку и сделала глоток прохладного, кисло-сладкого кваса. Прислушалась к организму и ещё сделала глоток. - Да, но освобождённая за недоказанность... - И Клара, взяв из рук женщины кружку выпила всё до капли. Вновь откинулась назад минуту другую посидела, следом облегчённо вздохнула и чуть улыбнувшись сказала. - Спасибо!
   -Окаянные девку в перестарку обратили, - отрезала женщина, и взглянув на мужа, взяла из рук Клары кружку поставила на стол, а ей в одну руку положила начатую картошку, а в другую кусок рыбы. - Ишь, - скомандовала она и взглядом давая понять мужу чтобы дал дорогу, пересела на своё место к окну, где, не спеша прочитала молитву: -"Очи всех на тя, хосподи, уповаю, и ты даёшь нам пищу во благо, отверзаешь щедрую руку свою, исполняеши всяко животное благоволение", - перекрестилась, за ней сняв картуз перекрестился муж и оба принялись за еду.
   Клара съела картошку, кусок рыбы и вновь откинулась назад, искоса поглядывая в окно. Ей было хорошо и спокойно. Пара же собрала в бумагу недоеденное и спрятала вновь в корзину, вытерли друг за другом о холщовую салфетку руки, рты и прилегли отдохнуть, женщина в низу, мужчина ловко забрался на верх и вскоре оба уснули, мирно посапывая. Клара прикрыла глаза и тоже задремала легко, безмятежно под стук колёс, равномерно отстукивавших будто сердце, тук - тук, тук - тук, тук -тук.
   Спустя два часа паровоз замедлил свой ход, медленно подкрадываясь к большой станции, где по одну и другую сторону стояло по составу, а в промежутках толпился народ. Вагон, дёрнулся, следом остановился. Клара села ровно и пристально поглядела в окно, а на перроне кто - то сидя на узлах спокойно ожидал своего паровоза, кто - то суетился, бегая по перрону. Клара обратила внимание на стоявшие напротив два вагона с решётками на окнах откуда выглядывали лица мужчин - арестантов. Её взгляд остановился на одном из окон, и Клара пришла в изумление. За решёткой она увидела Володю, бледного и измученного, отстранённо глядевшего через решётку.
   В первую секунду, сердце у Клары как будто остановилось, затем застучало, в голове тупой болью отзывалось тук - тук, тук - тук. Рот пересох. Глаза забегали и лицо Володи запрыгало. Клара вскочила с места и словно во сне, пошатываясь, задыхаясь, наталкиваясь на проходивших по вагону пассажиров, она ринулась к выходу оттолкнула старого деда и когда оказалась у выхода, пронзительно закричала, так что вокруг всех ошеломила;
   -Володя - я - я - я - я!
   Испуганно прижался к стене вагона старый дед, тряся бородёнкой, назад попятилась проводник, округлив глаза.
   -Володя - я - я! - не выпуская из вида, Клара искала его внимание, его взгляд.
   Володя увидел Клару. Приподнятые брови, нос несколько заострённый, открытый тронутый морщинами лоб, щеки впалые, заросшие темней чем волосы на голове щетиной, напряжённой горести и вместе удивлённо любящие глаза глядели на Клару. А между тем, сизо - багровая туча затягивало небо. Электрическая напряжённость витала в воздухе и вот огненные стрелы осветили в дали небосклон, ослепив зловещим заревом округу, всё стало маленьким и беззащитным. Несколько мгновений Владимир и Клара глядели в глаза в глаза, взглядом любви, страданий и печали. Вагон на против дёрнулся и начал ход в противоположном направлении, Володя что - то прокричал, утёр лицо рукавом испачканной кровью рубахи, вновь прокричал. Сердце, казалось, на секунду умолкло, уши Клары жадно глотали слова, но голос его заглушил раскатистый гром из стремительно приближавшейся сизо - багровой тучи, что покрывало собой уже весь небосклон, грозовых молний. Раздался гудок и вагон с осуждёнными мужчинами медленно покатился. Клара еле стояла на ногах, кружилась голова.
   -Тише, тише! - Подхватила под руки падающую Клару проводник. - Пойдём на место, потихонечку, потихонечку... - и Проводник медленно проводила Клару на место.
   Клара припала лбом к холодному стеклу, куда в испуге бились мухи, глаза её, не мигая пристально вглядывались в будущее, и ничего не видели в нём, сама она ничего не понимала. Всё померкло, всё превратилось в прах. Ударила гроза, следом ливень, смывая пыль, мух и омывая стекло.
  
   Паровоз давно оторвался от темноты, бросавшей на землю грозу, молнии и ливень, заканчивался день, а Клара всё сидела, припав лбом к стеклу, до ночи так просидела, просидела так и ночь, глухую, тёмную. Для неё теперь что ночь, что день, всё равно... Супружеская пара ещё накануне вечером покинула вагон, а Клара и не заметила. Понимая, молчавшую и уткнувшуюся в стекло соседку, которую то и дело передёргивало будто в ознобе, пара не трогала, только тяжело вздыхала, потому как крик Клары был на столько пронзительным, что в испуге они в страхе пробудились от дневного сна.
   -Господи Суси! - Крестилась женщина.
   -Господи Христе! - Вторил ей муж.
   До Москвы, к Кларе подсаживались соседи, выходили и вновь подсаживались, но Клара их не видела. После бессонных ночей, в последнюю её свалила усталость, и она ночь проспала в тяжёлом забытьи, а ранним утром села у окна и разные мысли стали одолевать ею: - "Что делать? Как быть? Куда ехать? Куда не идти?" Многое передумала Клара и остановилась на том, что поедет на родину, к матери и сёстрам.
   Проехав четверо суток, после обеда Клара наконец оказалась на вокзале г. Москва. На оставшиеся деньги от проданного ей золотого браслета, Клара купила билет на поезд "Москва - Ростов", не выходя из вокзала поменяла у одной стареющей цыганки с пыхающей трубкой в меж поджатых губ, сапоги на сильно потёртые, но кожаные туфли, в буфете выпила стакан чаю с куском рыбного пирога и села в паровоз. А спустя ещё сутки, в полдень Клара ступила на родную землю, не доехав до Ростова двести километров.
   Сняв стёганку, сложив и спрятав её в рюкзак, а рюкзак повесив на плечо, Клара огляделась: - "Прошло десять лет, а станция, всё в округе виделось таким же, когда Клара покидала родную сторону." Вокруг не было не души. Вдохнув чистый, прогретый воздух Клара медленно пошла по дороге, что вела к селу приглядываясь к каждой мелочи; молодые зеленя, бабочки, стрекозы, стайки мелких птиц умело нагонявшие полчища насекомых, роящихся над лугами покрытых цветами. Полуденное солнце припекало. Сняв с плеч косынку, Клара покрыла ей голову спрятав забранные на затылок по плечи волосы. Она прошла пол пути, когда её нагнала пара гнедых рысаков, везя за собой двухколёсный шарабан. Взмыленные кони остановились, фыркая и пуская пену по всей морде. Правила ими молодая женщина, в облегающей стан с короткими рукавами белой в мелкий голубой цветочек простой блузке, заправленной в широкую закрывая голени чёрную юбку, светлые волосы которой были туго скручены на затылке в кукиш.
   -Стой! - Звонко, нетерпеливо окликнула она и кони в раз остановились, переводя дух. Крепко держа в руках вожжи, поводя большими, раскосыми, серыми удивленными глазами, женщина крикнула. - Сеструха ты што ли?!
   Клара остановилась, оглянулась и в раскосых глазах вмиг узнала свою сестру Нюру.
   -Нюра! - радостно всплеснула она. - Нюра!
   -Ну да, - удивилась девушка.
   -Похожа ты с мамкой! А ты меня не узнала? Я Клара, сестра твоя!
   Нюра пристальней взглянула на Клару, будто сравнивая...
   -Признала! - Вскинула руками Нюра. Муж твой на карточки больно хорош... Залазь! - И Нюра подвинулась.
   Клара влезла в шарабан и тотчас припала к сестре заключая ту в свои объятия.
   -Ладно, ладно! Дома будем обниматься сеструха, - несколько холодно возразила Нюра и скомандовала сесть, от чего садясь на сидение Клара, недоумевая взглянула на сестру. - Окаянные, боюсь не удержу, поспешила оправдаться Нюра и скомандовала рысакам опоясав их сытые зады плёткой. И кони помчались, унося шарабан.
   Клара успела заметить, как интересна собой стала сестра. Серые выразительные глаза, тонкий прямой вздернутый на конце носик, тонкие отчерченные губы. Весь облик её походил на мать и всё же Клару смущала холодность общего выражения лица. - "Мы столько не виделись?" - Шептал ей внутренний голос. - "Да нет, наверное, она с работы, устала, а тут я..." И Клара переключилась взгляд на обширные поля, луга, пролески, реку, бежавшую синей атласной лентой вокруг села, приметила само село, где новенькие красные, зелёные, коричневые железные крыши, будто шляпки грибов вперемешку с соломенными были разбросаны по всему селу. Клара улыбнулась: - "Да чего хороши родные места!"
  
   Гремя колёсами шарабан проехав километра три подкатил к дубовому срубу с пятью крашенными белыми окнами и резными наличниками, с парадной дверью, выходившей на улицу с невысоким забором что расходился по сторонам от дома метров на пять.
   -Приехали! - Оповестила Нюра, бросая вожжи на сидение.
   -Это, наш дом!? - Довольная, сказала Клара.
   -Моя хата! - С напускным высокомерием возразила Нюра, спрыгивая с шарабана.
   -Твой? - оставаясь ещё на подножке шарабана удивилась Клара.
   -В нашей нынче живёт скотина, он как раз за моим во дворе, - и Нюра протянула Кларе руку.
   Клара, держа сестру за руку спустилась, вглядываясь в округу. Когда только подъезжали, Клара заметила сидевшую у дома на скамейке пожилую, сухенькую, в белой косынке, старушку, от чего её сердце радостно забилось: - "Мама!" - Тихо вырвалось с её губ. И вот теперь она совсем близко, в трёх шагах. Клара шагнула в перёд к сидевшей и крючком вывязавшей узелки кручинного коврика старушки. Вдруг старушка подняла глаза на Клару и спокойное задумчивое лицо, тотчас сменилось и стало вопросительно - удивлённым. Она опустила на колени работу, уголки ввалившегося рта приподнялись, оставляя на миловидном морщинистом лице вопрос. Клара узнала родные сердцу черты, она в миг оказалась рядом и припала к ногам матери, целуя маленькие, сухие кисти рук, пальцы.
   -Мама, мамочка! - В полголоса повторяла она вновь и вновь. - Прости свою дочь, за всё прости! - И Клара, прижимая ладони матери к своему лицу, приподняла глаза вглядываясь в лицо, глаза матери, что были будто в тумане и продолжали смотреть на неё вопрошающе и как-то по чужому... - Мамочка это я твоя Клара!? - Взмолилась Клара. Повернув голову, она вопрошающе взглянула на сестру, которая стояла сзади с иронией наблюдая за происходящим. - Нюра?!
   -Что Нюра! Явилася через столько лет и хочешь?.. Она меня не признаёт, а я с ней кажный денёк провожу! Кажный день знакомится со мной, мужем моим, учится держать ложку, одно постоянно, вот эти узелки. - А - а! - И Нюра, махнув рукой подошла к матери присела рядом, а та перевела удивлённый по-детски, взгляд на Нюру.
   -Как же так Нюра?
   Глаза Нюры покраснели, наполнились влагой, и выдавливая из себя она необычно низким сиплым голосом сказала:
   -Как схоронили Ольгу, - и веки Нюры прикрылись, а из наружных уголков глаз скатились слезинки.
   -Ах! - Только и смогла вскрикнуть Клара, её голова как подкошенная упала на колени матери.
   -От тебя полгода весточки не было, а когда пришло письмо от Елены подруги твоей, и мы прознали шо ты там наделала, мамка долго плакала, а через три месяца Ольга, как и папка когда-то под лёд ушла, когда сократить дорогу решила, так и не нашли. Вот тогда мамка заговариваться стала, забывать, а год назад и вовсе...
   Клара сидела в ногах матери склонив голову и все эти пять минут она ощущала руки матери на своей голове, что гладили её. Клара не плакала, ей было нечем плакать, её мысли, сердце, замерли в бездействии.
   -Пишли в хату! Шо тут маиться?
   Клара послушно встала с колен и взяла мать под руку, та поднялась со скамьи, поднялась Нюра и все трое пошли в дом. Первыми вошли Клара с матерью.
   Новый дом был просторным, состоял из двух спален и просторной горницы, служившей как столовой, так и прихожей и которую отделяло от спален два проёма, завешанных бордовыми плюшевыми с бахромой полотнами. Клара узнала их, они висели в барском доме, узнала и абажур, висевший теперь над вытянутым столом, а раньше над круглым в старом доме, а ещё раньше в кухни барского дома. Узнала буфет для посуды, где стояли знакомые тарелки, чашки, кружки, и прочая утварь. В доме было чисто, уютно и по-мещански. Нюра взяла мать под руку и проводила её к столу, посадила на скамью, а Клара, стоя в дверях не решаясь пройти. Она коснулась рукой белой печи, та была тёплой, взглянула на мать, сидевшую на длинной широкой скамье у одного из четырёх окон, завешанных тюлью, где на подоконниках стояли горшки с красной и белой геранью. Спина под рюкзаком вспотела и передёрнувшись Клара сняла рюкзак бросив его в угол между печкой и стеной. Спине стало приятно, и Клара улыбнулась.
   -Что? - В полголоса сказала Нюра, улыбаясь улыбкой холодной отчуждённой.
   -Да так, - махнула рукой Клара и скинув с ног туфли прошла и села рядом с матерью, которая принялась вязать узелки.
   -Я обед соберу, а то скоро муж придёт, да и ты с дороги, пади голодная, - Желание Клары помочь, Нюра отклонила, давая сестре передохнуть и посидеть рядом с матерью. Нюра слазила подпол откуда достала тарелку с солёными огурцами и помидорами, миску солёных груздей. Клара всё же не утерпела и подскочив к западне, взяла из рук сестры две глиняные тарелки, поставила их на стол, после чего вновь села рядом с матерью, невольно обратив внимание на сестру, которая закрыв
  западню, выпрямилась проведя обеими ладонями по животу, он был заметным и округлым. Нюра взглянула на Клару и опередила её вопрос, - мы с Андреем ждём ребёночка, - и глаза Нюры заискрились радостью. Она подошла в угол, где стояло трюмо с зеркалом и минуту крутясь перед ним и поглаживая живот, принимая горделивую осанку смотрела в зеркало. Клара с интересом и некоторой горечью глядела на сестру, а когда та отошла от зеркала поинтересовалась:
   -Мальчика или девочку ждёшь?
   -Андрей, парня ждёт, а мне всё равно...
   В этот момент дверь открылась и в дом вошёл не высокий, коренастый, весь в пыли молодой мужчина, лицо которого так же было в пыли, что не разобрать. Живыми янтарными глазами он взглянул на Клару, приятным тембром голоса поздоровался, извинился что не снял фуражку поскольку, и она была вся в пыли и обратился к Нюре: - Нюра полей мне на улице.
  
   Нюра подскочила к мужу и вместе с ним вышла во двор, а уже вскоре вся семья сидела за столом. Во главе стола сидел Андрей, по правую руку сидела Нюра за ней мать, по левую руку села Клара. В тарелках были налиты щи из квашенной капусты, на столе тарелка с солёными огурцами, помидорами, грузди, ломтики ржаного хлеба и графинчик с самогонкой. Андрей разлил самогонку по стопкам из тонкого стекла, взял в руку стопку за ним каждая свою стопку взяли Нюра и Клара.
   -С приездом невестка! - Приподнял стопку Андрей и потянулся стопкой к Кларе, стёкла стопок дзынькнули, следом стопка Андрея потянулась в Нюре и вновь дзынькнуло.
   Нюра сделала глоток и поставила стопку на стол, морща нос. Взяла деревянную ложку и звучно отхлебнув немного положила её в тарелку, взяла ложку что лежала рядом с тарелкой матери и принялась её кормить. Клара выпила половинку и также сморщила нос после чего взяла свою ложку и принялась за щи, свежие, горячие, но не обжигающие всё внутри, ела хлеб с салом и ей казалось наесться не могла. Клара старалась подольше держать еду во рту, не глотать, чтобы не есть много. Так её учила женщина с поезда. Андрей, жадно проглотив огненное зелье, взял с тарелки ломоть хлеба утренней выпечки вдохнул, следом сверху на ломоть хлеба водрузил три куска сала и принялся за щи. Он ел жадно, почвакивая, устремив взгляд в свою тарелку как будто он там что искал кроме того, что уже там находилось. Покормив мать несколькими ложками, Нюра наконец сама начала есть уже поостывшие щи, поглядывая то на мужа, то на Клару от чего ту несколько смущала, поглядывала на мать, которая, подперев подбородок кулачком глядела куда-то далеко сквозь стены дома. Когда Андрей съел больше пол тарелки он отложил ложку, вытер тыльной поверхностью кисти рот устремив прозорливый нагловатый взгляд на Клару и положив руки на стол наклонившись несколько вперёд, спросил:
   -Как вы?
   -Сейчас уже лучше, чем час назад, - оставляя ложку в пустой тарелке сказала Клара и улыбнулась. Но когда она подняла глаза и их глаза встретились, а следом разошлись, Клара успела заметить, как лицо Андрея раскололось пополам, - губы ещё улыбались, а глаза стали злобными.
   -Как вы собираетесь дальше жить?
   -Не знаю, - равнодушно и холодно протянула она и взглянув на Нюру, которая продолжала есть щи, вернее бульон отодвигая в сторону капусту с картошкой, опустила глаза в тарелку свою.
   -Мне Нюра сказывала что вы освободились, - сдержанно продолжил Андрей.
   -Меня оправдали! - Подняла глаза Клара и всё та же озлобленная улыбка сверлила её. - Я могу остаться здесь с вами, буду помогать ухаживать за мамой, работать буду.
   -Всё одно! Из вашей биографии это не вытравить, а вот погубить других вы можете очень даже запросто. А я Партийный, агроном, на моём иждивении ваша сестра и ваша мать. Вы меня понимаете? - И Андрей прищурил глаза.
   Недоумевая, Клара опустила глаза в тарелку. Уголки губ её дрогнули. Следом подняла глаза, вопрошающие с мольбой, и поглядела на сестру, выглядевшую озабоченно, но увидев глаза Клары запинаясь поспешила ответить:
   -Понимаешь сестра. У нас село не город новости быстро разносятся, тут Ольга сболтнула ну что ты ушла от мужа свого и то разговору было, матери проходу не давали, говорили шлюху концертную вырастила. А если дознаются что ты лагерная? Ели всё успокоилось, особливо опосля как я за Андрюшу замуж пошла.
   -У меня нет ни от кого тайн! Меня оправдали! - Бросила Клара, наморщив брови, прикусила нижнюю губу. Ей было обидно слышать всё что слышала она. Она встала выпрямилась. - А моя личная жизнь никого не касается!
   Черты лица Нюры утратили свою наигранную простоту, живость - они стали надменны, тон речи стал приказным:
   -Ты дубишь подолом мотать, а мы расхлёбывай! Завтра утром ты должна уехать! Я тебя отвезу на станцию.
   -Знаете что! - Воскликнула Клара, со всей настойчивостью и внушительностью голоса. - Я сейчас уйду, чтобы не пало на вас тёмное пятно, - и взглянув зло на Андрея, презрительно на Нюру с выражением холодного достоинства она вышла из-за стола, спешно подошла к печи, подняла с пола рюкзак в спешке сунув одну и другую ногу в туфли вышла, хлопнув дверью.
  
   Клара шла, быстро глотая воздух от волнения, за околицей, по лугу обходя овраги, заросшие кустарниками, лопухами и крапивой, пришла на своё любимое место бросила на траву рюкзак, скинула туфли и растянулась под пятиметровой ивой закрыв ладонями лицо, - "Тьма, жестокое одиночество и неприкаянность живой среди живых". Внутри всё кипело искало выход и вскоре накопленное разочарование, обида, отчаяние нашли выход в виде слёз, что ручьём бежали из глаз по щекам на землю матушку. Клара не помнила сколько она тогда слёз выплакала, но, когда слёзы закончились ей стало легче и она на четверть часа задремала, а потом перевернувшись на спину и подложив под голову рюкзак лежа под тенью ивы, слушая пение птичек, томное журчание реки и шелест ветвей, видела ведение триумфальное возвращение на сцену, за кулисами которой стоял Володя и с любовью глядел на неё. Кларе хотелось подбежать обнять его, поцеловать в его чувственные влажные губы шептавшие запретные слова, но очень желанные и возбуждающие плоть, но не могла, зал не отпускал её... Клара раз за разом мысленно возвращалась к увиденному испытывая при этом сладостное чувство, пака не почувствовала озноб в теле.
   Открыв глаза, Клара присела. Кругом было темно и тихо, лишь где-то вдалеке слышался единичный лай собак. Днём залитое солнцем река, ночью менялась. Тысячами огоньками небо отражалось в воде, подмигивая друг другу, чуть позже на небо ультрамарин вышла луна, протянув лунную дорогу будто мост через реку. Звёзды уважительно отступили, давая луне в до воль налюбоваться собой в чистых водах реки. Клара ладонями потёрла остывшие плечи, достала из рюкзака стёганку, паутинку, шерстяные штопанные носки, утеплилась и обратила свой взор на луну, что молча, умиротворённо глядела на Клару. - "Посоветуй, как жить дальше?" - чуть слышно сказала Клара. Ответа не услышала, но спустя какое-то время, обида, боль, гнев, отступили уступив место рассудку и душевному успокоению. Ближе к двум часам ночи, Клара легла на бок подложив по удобней под голову рюкзак и крепко уснула.
   Проснулась Клара под коровье му - у - у, длинное, будто зов труб, в несколько десятков голов. Клара открыла глаза, спешно встала, отряхивая и разглаживая подол платья, сделала несколько шагов на пригорок вглядываясь в даль и видела, как стекались ручейками в одну широкую реку к водопою коровы. Красные, бурые, пёстрые, чёрные, комолые, рогатые всякие, но по всем было видно, что живётся им хорошо. Напившись, одни отходили и шли друг за другом на пойменные луга, где по изумрудной траве были раскинуты капельки росы будто хрусталь, переливающиеся под лучами утреннего солнца. Клара спустилась к иве, сняла и спрятала в рюкзак стёганку, паутинку, носками, сам рюкзак закинула за плечи, у реки умылась, улыбнулась солнышку, после чего не спеша пошла на станцию. Шла, а мысли крутились в голове, восстанавливая события вчерашнего дня, от чего настроение портилось. И она своей волей остановила воспоминания, переключившись на созерцание окрестностей и мыслей о возвращении в город, в театр, в другую жизнь.
   Прошло двое суток как Клара покинула своё родное гнездо решив для себя навсегда похоронить всё что с ним связано. Она из общего вагона ступила на перрон и некоторое время стояла у вагона. - "Знакомый вокзал - ничего не изменилось". Так же многолюдно, прибывшие и пассажиры, встречающие и провожающие, ожидающие, мужчины и женщины, старики и дети, только почти все они были гражданскими, и хлопоты их были повседневными. Особенно Кларе бросились в глаза группа мальчишек и девчонок из тридцати человек с красными пионерскими галстуками на шеи с рюкзаками и картонными чемоданчиками, - "в пионерский лагерь едут" - мысленно заключила Клара и пошла по перрону на угол здания Вокзала, где чрез кованные ворота можно было выйти в сам город. Клара шла, медленно размышляя: - "Что делать? Куда идти? Где искать жильё? А может с разу в театр к Франк". Мысли крутились одна за другой сбивая друг друга. Выйдя из ворот, Клара остановилась и оглянулась назад. Она вспомнила как два года назад её и других осуждённых женщин загоняли собаками в вагоны и от этих воспоминаний её передёрнуло, она вспомнила об Авдотье. - "Как она там?" И в этот миг она услышала знакомый басок, несколько удивлённый:
   -Клара Андреевна душечка!
   Клара повернула голову. Перед ней стояла Прасковья Фёдоровна, которая всплескивала руками на одной, из которых на локте висела корзина, прикрытая чистой холщовой салфеткой. Она всё такая же жилистая, щербатая, с добрым приятным лицом русской женщины. И одета она была так же чисто по-простому. Радостно, во всё лицо заулыбалась женщина:
   -Душечка моя! Как я рада...!
   -Прасковья Фёдоровна! - И брови Клары приподнялись.
   -Знаю, знаю! Всё про Вас знаю! - Приблизилась Прасковья Фёдоровна почти в плотную и будучи на полголовы выше наклонила голову так чтобы говорить получилось на ухо Кларе, - мне муж Ваш Алексей Владимирович сказывал, когда горевал один в вашей квартирке с пол литровкой в обнимку. Да, да душечка Клара Андреевна, попивал горькую... - И в глазах Прасковьи Фёдоровны появился укор в адрес Клары.
   -Мне очень жаль, что так вышло. "Но Вы бы мне не помогли найти жильё?" -Осторожно сказала Клара, искоса поглядывая на собеседницу.
   А чего его искать то, у меня и остановитесь, - и Прасковья Фёдоровна подхватила под руку Клару, которая удивлённая и довольная, одобрительно кивнула головой.
  
   Жила Прасковья Фёдоровна в Сосновке, пригороде, куда в полупустом вагоне дизеля женщины доехали минут за сорок. Жителей в посёлке человек сто пятьдесят, две улицы буквой растянулись с деревянными домами по обеим сторонам железнодорожных путей, а за домами пионерские лагеря, дачи для детей дошкольного возраста и всё это располагалось в заповеднике, где росли сосны, дубы, берёзы, осины, кустарники боярышника, орешника, малинники. Воздух опьянял. Клара шла рядом с Прасковьей Фёдоровной по правой стороне от железнодорожных путей и наслаждалась сухим пропитанным смолой сосняков воздухом. Женщины прошли метров двести, после чего Прасковья Фёдоровна повернула на право к не высокому забору с калиткой и воротами. Клара приметила, что многие дома в посёлке были обнесены высоким забором из плах, заострённых сверху и дубовые ворота закрыты на засов. Подойдя к калитке, Прасковья Фёдоровна из-за пазухи достала связку из двух длинных ключей что умещались в лифчике третьего размера и сунув один в замочную скважину, повернув два раза и калитка открылась. Прасковья Фёдоровна пропустила Клару в перёд.
   Перед взором Клары предстал сруб пятистенок в три окна с высоким несколько покосившимся крыльцом, и небольшим участком земли, где росли две яблони, слива и одна вишня и на коих висело много наметившихся плодов, а также вдоль мощёной дорожки к крыльцу росли два кустарника с крыжовником и между всем этим по траве не спеша расхаживали с десяток курей и важный, яркий петух. Прасковья Фёдоровна поднялась по пяти высоким ступенькам и открыв дверь пригласила в дом Клару:
   -Ну вот мы и пришли, - и Прасковья Фёдоровна взглядом пригласила Клару войти.
   Дом состоял из просторной горницы, где стояла свежо побелённая печь, занимавшая весь правый угол, небольшой прямоугольный деревянный стол коего окружали табуретки, дубовый комод из пяти полок с тремя фотографиями, стоявший между двух белых окон занавешенных белой тюлью. Клара заметила маленькую хрустальную люстру с подвесками над столом, эта люстра висела у них с Вдовиным на кухни, возле перегородки стоял большой из ореха инкрустированный буфет что служил украшением в доме и наконец проём с тяжёлой тёмно зелёной занавесью, которая отделяла вход в другую комнату.
   -Алексей Владимирович отдал, - поспешила оправдаться Прасковья Фёдоровна, указывая на люстру и посуду в буфете.
   -Знаете Прасковья Фёдоровна, мне даже приятно видеть эту люстру здесь, потому как я её сама выбирала, - и Клара расплылась в улыбке.
   Прасковья Фёдоровна подошла к комоду и с нежностью провела пальцами по фотографии, где запечатлена была девочка лет шести на деревянной лошадки. Клара заметила и две других, на одной из которых Прасковья Фёдоровна сидела с годовалой дочкой, а рядом стоял статный ухоженный муж её, и свадебную фотографию. Прасковья Фёдоровна прикрыла рот ладонью. Было заметно, что её мысли в эту минуту были, где - то далеко, и скорбь отразилась на её лице.
   -А что Лиза? - Поинтересовалась Клара. - Она в школе? Где?
   Прасковья Фёдоровна будто очнувшись вопросительно взглянула на Клару, следом на фотографию девочки, вновь взглянула на Клару глазами полными слёз. Сглотнула слюну и тихо начала говорить:
   -Прошлой осенью на наши места тиф напал, многих не пожалел он тогда и Лизоньку мою забрал как не старались доктора. Восемь годков исполнилось горлице моей, - и Прасковья Фёдоровна мысленно вновь ушла куда-то далеко... а когда вернулась сказала Кларе. - Одна я теперь как перст одна, муж, дочка, все меня покинули. Сказав, она обратила своё взгляд в красный угол, который был пустым, перекрестилась.
   -Если позволите Прасковья Фёдоровна мы будем вдвоём! Я тоже осталась одна, только при живых близких, - и подойдя ближе Клара прильнула к Прасковьи Фёдоровны положив голову на грудь женщины.
   Та в ответ обняв Клару тихо, хрипловато протянула:
   -Как я рада что встретила Вас душечка, Клара Андреевна! - И обе женщины, минуту другую стояли обнявшись, всхлипывали, каждая о своём...
   А уже спустя два часа, Клара, искупанная в баньке, с распущенными ещё влажными волосами сидела вместе с Прасковьей Фёдоровной за столом и ела щи из кислой капусты, в прикуску с ржаным хлебом после выпитой в честь встречи рюмки наливки, потом пила чай с вареньем из крыжовника. Женщины долго сидели за столом. Прасковья Фёдоровна рассказывала про житьё города, а Клара слушала и ловила себя на том, что ей было хорошо и спокойно. Прасковья Фёдоровна рассказала не только про жизнь в городе, она рассказала о Вдовине и Елене, которые вот уже год как были женаты и у них рос сын, которому на настоящий момент было полгода. Клара не удивилась. Она помнила отношение Елены к Вдовину, что удивило её, так это то, что молодые жили в квартире Елены и пожалела ушедшую в мир иной Инну Всеволодовну.
   -Бывший супруг Ваш, сказывал, что в той квартире всё напоминает о Вас, а он хочет забыть Вас. Вот как. Как я Вами обоими любовалась! - Покачивала головой Прасковья Фёдоровна.
   -Мне искренне жаль, что так всё вышло, - помешивая мельхиоровой ложечкой чай в чашке, в полголоса сказала Клара, - но и я сама пострадала, а тут еще и Володю арестовали. И Клара рассказала всё то, что ей пришлось пережить.
   -Да, велика подлость людская! - Заключила Прасковья Фёдоровна с состраданием вглядываясь в уставшее, осунувшееся, но по-прежнему красивое лицо Клары.
  
   Этим же вечером Прасковья Фёдоровна уехала до утра в соседнее село в больницу, где она работала санитаркой, оставив Клару у открытого окна сидя на табуретке. Ветерок слегка колыхал занавеску, обдувая лицо. Светили золотые лучи, уходящего дня. Они искрились и сверкали. После жаркого дня, в траве стрекотали кузнечики, летали стрекозы сверкая прозрачными крылышками в ярких лучах солнца. Клара переводила взгляд с яблони на вишню, с вишни на куст крыжовника, на калитку, следом она поднесла к лицу кисти рук и начала разглядывать мозолистые, с выпученными венами, с неухоженными ногтями свои ещё молодые руки. Вот уже часа два, а может и три на душе её был покой, покой был и в её голове, но незаметно минута за минутой разрушая покой, мысли начали одолевать Клару возвращая её к недавнему разговору, верней сказанному Прасковьей Федоровной о воссоединении Елены и Вдовина. Клара признала тот факт, что Елена заслужила своё простое женское счастье и была даже рада за бывшую подругу, и в то же время какие-то непонятные для Клары сомнения затаились в её душе и которым объяснения она не находила. Она вспомнила вечер после отъезда в Москву Владимира.
  
   После репетиции Клару встретила Елена. Она не прошла в зал, не прошла в гримёрную, как это было всегда, а ждала на улице перед театром. Елена ходила медленно мелкими шагами, по несколько шагов в зад и вперёд помахивая кожаной чёрной сумкой схожей с портфелем, а когда подруги встретились Клара заметила нервозность на лице Елены, а глаза блуждали от лица Клары к прохожим что проходили мимо и к Кларе. Клара слишком хорошо знала свою подругу что бы не заметить происходящего. Она спешно прильнула губами к щеке Елены, улыбнулась и предложила пройти в сквер что располагался в трехстах метрах. Весенний, тёплый ещё не поздний вечер располагал к прогулке и не дожидаясь ответа Клара подхватила Елену под руку. Они шли медленно, Клара рассказывала о том, как популярна постановка "Мандат", как с каждой игрой Клара всё больше вживается в роль, и что Франк уже задумал новую постановку. А Елена молчала, но Клара чувствовала, что молчание Елене давалось трудно. Она хотела говорить, но не решалась. А когда они пришли в сквер и сели на скамейку, Елена, оставив на коленях свою сумку и взяв руки Клары, что лежали на маленькой, цвета беж французской сумочке, не отрывая их от неё, начала говорить:
   -Мне звонил Алексей! Он мне всё рассказал! Он разбит и подавлен! Как ты могла Клара?! Как ты могла?! - В этот миг лицо Елены было исполнено решимостью.
   -Елена! Елена! Я люблю Володю! Я хочу быть с ним! Пойми! Он моя судьба! - Взгляд Клары умолял, а слова звучали жалобно отчаянно. - Первый раз я Володю увидела девчонкой, на своём дне рождения и уже тогда влюбилась... Разве я могла знать, что вновь увижу его.
   -А Алексей, как же он? Он тебя любит! Ты его жена! А эта твоя любовь блаж.
   -Но я не люблю Алексея!
   -Но ты же вышла за него. Зачем?
   Клара не знала, что сказать, а только и смогла пожать плечами.
   -Как близкий друг, я обязана тебя Клара предостеречь. Эта связь может быть не продолжительной, а брак будет уже разрушен. Ты знаешь, Алексей готов простить тебе твоё увлечение. Я с ним говорила. Он тебя очень любит. Подумай... Ты родишь ребёнка, и он крепче свяжет вас с Алексеем. А что твой Володя? Он уехал, а расстояние частенько разводит влюблённых.
  Клара отрицательно покачала головой:
   -Знаешь Елена, кто - то из древних сказал: - "чтобы зачать ребёнка, надо быть до зачатья матерью, а не ветром в поле". - Я и раньше не была готова, а теперь и вовсе, тем более от Алексея. - И Клара умолкла, продолжая отрицательно покачивать головой, а спустя минуту, с задором сказала: - А почему бы тебе не сблизиться с Алексеем, я тебе больше не помеха. Ты же увлечена им!?
   Лицо, глаза, губы исказились, по щекам потекли слёзы нанесённой обиды, Елена нервно замотала головой резко будто обожглась, оторвала руки от рук Клары схватившись за ручки сумки и прошипела:
   -Поэтому меня и волнует счастье Алексея! Мне жалко Алексея и чем больше я испытываю к нему любовь и сострадание к нему с большим презрением я думаю о тебе Клара. Я больше не хочу тебя знать! - Елена вскочила и спешно пошла прочь. Клара же виноватым взглядом провожала подругу, думая, что обязательно извинится перед неё и всё образуется.
   Но они больше не встречались. На звонки Клары, Инна Всеволодовна сухо, вежливо отвечала: -"Леночки нет дома". Позвонив несколько раз, Клара перестала, и сама звонить. Всё свободное время проводила одна в номере и как это не тягостно сознавать, но этому она была рада. Сидя в кресле вблизи телефона, стоявшего на журнальном столике, с чашкой травяного чая Клара прибывала с мыслями о Володи, мечтала о их будущем и когда звонил телефон она спешно снимала трубку и получала огромное человеческое удовольствие от того что слышала голос Володи, который с первой секунды начинал признаваться в любви к Кларе, вселял надежду в их скорое воссоединение. С Вдовиным Клара встретилась ещё один раз в Загсе, где после расторжения брака, она с трудом держала на себе ястребиные глаза презрительно глядевшие и имея в движениях размеренность, когда брал ключи от квартиры из рук Клары, сказав своим звучным твёрдым не спешащим голосом:
   -Я заберу у тебя всё!
   -Нет, ты не сможешь забрать у меня всё! - А спустя две недели она вновь стала Князевой Кларой Андреевной.
   Прошли дни, недели, летние месяцы в разъездах по колхозам, где труппа выступала с короткими агит сценками на злобу дня, чтением стихов, для колхозников. В эти месяцы Клара редко слышала голос Володи и тем желанней было слышать его время от времени. В сентябре начались репетиции к постановке "Снегурочка", где Кларе была отведена роль Купавы. Вечерами в номере Клара вновь просиживала одна в ожидании звонка... И почти каждый вечер она дожидалась желанного звонка. В один из вечеров первых чисел октября, в понедельник, Клара услышала долгожданные слова, - "Любимая, к концу недели я приеду за тобой". Клара светилась от счастья и этого счастья не скрывала, не стыдилась. В среду с позволения Франк, Клара собрала стол в кабинете Франк для всей труппы. Шампанское, бутерброды с копчёными колбасами, копчёным осётром, икрой, овощи, фрукты, всё было в изобилии. В изобилии было и пожеланий счастья, успешной артистической карьеры, напутствия... Виолетта слёзно просила взять её в Москву, лукаво поглядывая на развалившегося в ушастом кожаном кресле охмелевшего Франк, который безнадёжно уговаривал Клару остаться ходьбы до премьеры. Находясь в окружении коллег, она мыслями была уже в Москве. Когда возвращалась в машине в гостиницу мысленно была в Москве, поднималась номер гостиницы и с этими мыслями, скинув у порога туфли в плаще упала на кровать представляя свою встречу с Володей и так и уснув. А уже в два ночи Клару арестовали двое малодушно скалившихся, в форме молодцев с синими околышами на фуражках.
  
   С неба ультрамарин на Клару глядел новорождённый месяц. Кукушка, выскочив из настенных часов сообщила о полуночи. Клара захотела спать. Перекрестившись, Клара глянула в окно на месяц закрыла его, прошла в спальню, где была уже постлана для неё постель на против кровати, где в прошлом спала дочка хозяйки. Клара открыла окно и легла, наслаждаясь чистой, сухой, мягкой постелью, мягкость которой придавала перина из лебяжьего пуха и такая же подушка. Не прошло минуты, как Клара погрузилась в крепкий безмятежный сон. Она спала так крепко что не слышала, как ночью пошёл дождь дробно отбивая музыку известную только небесам по железной красной крыше дома. К утру дождь стих, небо посветлело, показав солнечные лучи, голубые лоскуты небосвода. В воздухе было свежо, травы будто нити, унизанные каплями алмазов, а земля источала свой аромат, не похожий не на что, и от которого закладывает уши и кружится голова. День обещал быть жарким.
   В шесть утра Клару разбудил крик хозяйского петуха, вслед за которым по цепочке закричали соседские петухи в округе. До семи утра Клара лежала в кровати нежилась, устремив глаза на белый потолок, чувствуя себя отдохнувшей и готовой идти по жизни дальше. И когда ближе к девяти утра Прасковья Фёдоровна с плетёной сумкой в руке переступила порог своего дома то увидела накрытый к завтраку стол из двух сваренных в крутую яиц на тарелке по соседству с ломтиками чёрного хлеба, две чашки с блюдцами, хрустальная пиала с вареньем и пыхтевшим пузатым медным самоваром в центре. И всю эту "картину", замыкала сидевшая за столом спиной к окну Клара в хозяйском чистом выглаженном платье, уложенными волосами так что локоны слегка касались острых плеч, а большие манящие, глубокие скрытые глаза глядели на Прасковью Фёдоровну так что той хотелось опустить голову перед Кларой.
   -Душечка, Вы сама непреклонная, неподкупная гордость. Статная, моложавая, будто всё что вы пережили, вы пробежали без оглядки, босиком, не переводя дыхание. Вы меня окончательно покорили!
   -Прасковья Фёдоровна! - Приподняла брови Клара, - это вы для меня пример... Я Ваша ученица! А теперь давай те завтракать, да я поеду в город, зайду в театр.
   -Ладушки! Но я Вам дам другую одёжу, уж очень это платье домашнее. - Прасковья Фёдоровна, имея на лице тень печали, расплылась в улыбке.
   Женщины позавтракали. Клара переоделась в платье, что годами раньше отдала Прасковье Фёдоровне, бордовое приталенное, с прямой скрывающей голень юбкой и длинными узкими рукавами. -"Пар костей не ломит", -заключила она, ещё раз взглянула на себя в зеркало, висевшее на комод оценивая себя, подкрасила лиловым губы, спрятала карандаш в чёрную маленькую сумочку что предложила ей Прасковья Фёдоровна простилась с ней и вышла из дома. За калиткой бегали ребятишки, чавкая босыми ногами по несколько размытой дороге, а чтобы было веселей с ходу прыгали в лужи раскидывая вокруг себя брызги. Увидев Клару, ребятишки остановились, но как только Клара прошла, они вновь начали игру.
   В городе Клара не спеша провела в ходьбе час, осматривая, здороваясь с знакомыми ей окрестностями. Побывала на пристани, где посидела на вновь установленной скамейке под раскидистым деревом, подошла к дому, где она жила с Натальей Форш, Вдовиным, но заходить во двор она не стала, прошла мимо через не многолюдный сквер, мимо кинотеатра, прошла перекрёсток. И вот Клара остановилась у парадной театра. Она слышала стук своего сердца. Всё существо её рвалось в дорогое её сердцу здание, а ноги будто вросли в землю. С трудом преодолевая сопротивление, Клара подошла к парадной, открыла "тяжёлую" дверь и вошла в внутрь. Необъяснимый знакомый запах тотчас проник Кларе в мозг, возбуждая её и придавая ей уверенность. Окинув глазом пустовавшее фойе театра, Клара остановила свой взгляд на гардеробе, за стой кой которого стоял всё тот же сторожил, приподнявший брови и плечи, раскрыв не большие удивлённые глазки и с напускной заносчивостью, скрипуче протянул:
   -Вас освободили?..
   Клара почувствовала, как по спине пробежали мурашки, в лицо ударила кровь, глаза Клары заискрились гневом. - Да меня оправдали! - небрежно подчёркнуто бросила она и молча прошла к боковой лестнице, легко поднялась на второй этаж, прошла по узкому коридору и остановилась у двери главного режиссёра. Не громко, но достаточно уверенно постучала в дверь, после чего она тотчас услышала за дверью знакомый мягкий баритон.
   -Войдите!
   Клара открыла дверь и вошла в кабинет. Франк сидел с папиросой в руке в ушастом кресле под каткой с двухметровой пальмой, и откинувшись назад, выжидательно щурился. Всего два года прошло, а в волосах появилась явная проседь, серебристая щетина, хорошо отличимые бороздки в уголках глаз, несомненно, старившие его. Увидев Клару, Франк не удивился, его лицо выражало радость с налётом грусти. Она встал с кресла, не туша бросил окурок в кадку и поспешил на встречу, а когда подошёл прильнул губами к руке, что протянула ему Клара и не выпуская её руку из своей, заглянул в глаза, будто ища ответ на свой известный только ему.
   -Чай, кофе? - Сказал Франк.
   -Воды.
   -Хорошо, проходи Клара присаживайся. Мне есть что тебе рассказать, да и о будущем твоём не лишне будет поговорить, и Франк предложил Кларе занять своё кресло, в то время как сам налив полный стакан воды из графина поставив на свой стол перед Кларой, сев на стул он из ящика стола достал конверт и сев напротив в кресло протянул конверт Кларе. - Володя просил передать тебе.
   Растерянная Клара робко протянула правую руку, крепко сжимая другой ручку сумочки, что находилась на коленях.
   -Я выйду?
   -Вы мне не мешаете.
   -Пойду в буфет, - и Франк вышел.
   -Клара положила сумочку на стол, не спеша распечатала конверт, достала сложенный в двое лист белой бумаги, развернула и начала медленно читать, вникая в каждое написанное слово, часто перечитывая... - "Здравствуй любимая, родная моя Клара! Если ты читаешь моё письмо к тебе, значит ты уже свободна. Чему я безмерно рад! К сожалению, нам придётся ещё какое-то время быть вдалеке друг от друга, так складываются обстоятельства, но мы обязательно с тобой моя любимая, родная будем вместе и проживём долго и счастливо. Я постараюсь чтобы это время наступило как можно раньше. Пока меня нет с тобой рядом, тебе будет помогать Франк и, если будут трудности смело обращайся к нему. Я не прощаюсь с тобой любимая... Нежно тебя целую. Всегда твой Володя."
  
   Клара в четвёртый раз перечитывала письмо, когда вернулся Франк держа в одной руке чашку с кофе, а в другой тлеющую папиросу и сел на свой стул устремив умный прозорливый взгляд на Клару. Клара сидела, неподвижно сжимая в руках письмо мокрое от слёз и продолжала плакать. без истерик, молча с чувством большого самообладания, губы её шептали молитву. Заметив присутствие Франк, Клара подняла красные, припухшие глаза на Франк и чуть слышно сказала:
   -За что его?
   -За тебя!
   -За что меня?
   -Милая, уважаемая Клара! - Стряхнув пепел в кадку, а чашку с недопитым кофе поставив на стол, наклонившись несколько вперёд, медленно, подбирая слова, начал говорить Франк. - То, что произошло с Вами это чистой воды обида, месть, возможно зависть, а может всё сразу. Мне доподлинно известно, кто донёс в НКВД информацию о недовольстве нашего коллеги, и перевернув обвинил тебя. Но перед тем, как назвать этого человека, я бы хотел, чтобы бы вспомнила то день. Вернее, вечер. - Помнишь вечер?.. - И Франк не успел напомнить.
   -Помню! Я, ещё сидя в тюрьме вспомнила этот вечер. Скажите кто? Кто? - И голос Клары стал настойчивей, громче. - Кто - о - о! - Неожиданно разразилась она на крик.
   -Ваша подруга.
   -Кто? - И лицо Клары вытянулось от удивления.
   -Ваша подруга Елена. Владимир, когда хлопотал по твоему делу, узнал этот факт от достоверного источника.
   Сердце Клары вздрогнуло, заныло. В похолодевших её глазах читалось нервное напряжение; Клара не могла поверить, взвешивала все за и против.
   -А что касаемо дела Володи, то другого способа вызволить тебя, как признать свою вину не было. И даже это было сделать не легко...
   -Сколько? - Клара сглотнула слюну в пересохшем рту.
   -Восемь лет!
   Клара прикрыла веки. На её лице появилась гримаса полная боли и безнадёжности. Франк выдвинул верхний ящик стола, сунув руку в дальний угол достал пухлый почтовый конверт, задвинул ящик, а конверт положив на край стола сказал:
   -Владимир просил передать. Здесь деньги, их на первое время хватит. Пака не начнёшь служить в театре. Ты собираешься возвращаться в театр? - И Франк обаятельно улыбаясь, вопросительно заглянул в глаза Клары. Неожиданно, Клара перехватила улыбку оценив её спрятала в сердце. Сердцу стало приятно.
   -А это возможно?
   -Ваш бывший муж. Простите!? Товарищ Вдовин теперь курирует образовательный и научный отдел. Место в отделе культуры пака пустует и все решения принимают в Москве. Этим и воспользуемся! Тем паче, вы оправданы...
   Клара не ловкой улыбкой выразила благодарность Франк за участие в разрешении её вопроса, хотела казаться воспрянувшей духом, но ей это плохо удавалось: скорбные тени скользили по её измученному лицу. Клара спрятала конверт с деньгами в сумочку, встала с кресла. В этот момент Франк оторвал от газеты "Советская культура" угол и на обрывке написал номер своего домашнего телефона, после чего молча вложил его в руку Клары.
   -Когда можно узнать результат?
   -Думаю недели через две уже можно...
   -Я позвоню, - и Клара направилась к выходу. Она уже подошла к двери, как Франк вновь обратился:
   -Вам есть где остановиться?
   -Меня приютила моя домработница, - и Клара, иронично улыбнувшись вышла. Не оглядываясь по сторонам, она прошла по коридору, свернула на право начав спускаться по узкой боковой лестнице. Прошла две ступеньки и остановилась. Ей захотелось заглянуть в гримёрку. Она знала, что время сейчас то, когда коллег ещё нельзя встретить и ей это было на руку. Поднявшись, Клара прошла вперёд метров пять и упёрлась костяшками пальцев в дверь, слегка толкнула её, и та со скрипом будто плачем распахнулась. Пред Кларой предстала всё та же комната с тремя креслами, консолями, коробочками из-под пудры, гримом, париками и прочими мелочами, три зеркала и четвёртое во весь рост, вешалка, диванчик. Клара с порога взглянула на своё место, которое было кем-то занято... Она подошла к нему и осторожно взяла в руку флакончик с духами, поднесла к носу, вдохнула. Цветочный сладковатый аромат проник Кларе в нос, а следом в голову, она прикрыла глаза, - "Нет, это не мой аромат". Ком обиды подкатил к горлу. Кровь вдарила в вески, обжигая лицо. Клара развернулась чтобы выйти из душившей её комнаты несмотря на то, что фрамуга была открыта настежь. Пред ней стоял Франк сунув руки в широкие серые брюки.
   -Твоё место останется твоим! - Сказал Франк.
   Клара сделала вид, будто он её убедил и держа лицо вышла, бросив:
   -Прощайте!
   -До свидания! - Ухмыльнулся Франк.
   Выйдя из тетра, Клара достала из сумочки круглые маленькие золотые часы на верёвочке, те самые что отдала Авдотья. Они показывали начало шестого. Улицы города оживали: рабочие, служащие, женщины и мужчины, молодые и старше покидая свои рабочие места шли по улицам. Спешил домой, в детский сад за детьми, в магазин. Клара решила доехать до пристани, а уже спустя полчаса она сидела на скамейке в тени раскидистого дерева, что год от года становился всё крупней и ветвистей. После душного помещения и запылённых улиц города, здесь благоухало скошенное сено, дымком прозрачным тянулось синюшное марево, от земли к небу, прохладой тянуло от реки. Из сумочки Клара достала письмо Володи и вновь начала читать, а когда прочитала поднесла письмо к лицу и стала вдыхать, пытаясь уловить малейший запах Володи, прильнула губами к листу бумаги. Вокруг становилось всё оживлённее, по большей части молодёжь - пары окружали Клару присаживаясь на траву. Послышался гудок отходящего от берега катера, отбрасывавший от себя вал воды. Клара спрятала письмо в сумочку и ещё некоторое время посидела, размышляя о сказанном Франк... - "А что, если и в правду у меня получится вернуться в театр?!" Клара просидела около часа, мысленно вспоминая прожитое за день, перескакивая с одного на другое, а когда к ней подошла молодая пара и присела рядом, Клара встала и покинула пристань.
  
   Ближе к девяти вечера Клара ступила на перрон станции Сосновка. Время приближалось к закату. По меркам небольшого села на улицах по одну и по другую стороны железнодорожного полотна было многолюдно. Кривоногие ребятишки и девчонки бегали, прыгали, кричали и смеялись, те, что постарше помогали родителям, укладывать поленья вдоль забора, вдоль стен сарая или хлева, свозили к домам сено с лесных делянок и вороша его укладывали в гурты накрывая сверху брезентом. Все жители друг друга знали и поэтому, когда приметили спешно идущую по улице Клару обращали внимание, провожая её взглядом; кто любопытным, кто вопрошающим, а кто и недоверчивым. Метров за пятьдесят Клара заприметила Прасковью Фёдоровну. Та сидела на скамейке, что стояла вдоль забора, рядом с калиткой и глядела вперёд себя. Когда Кларе оставалось до дома метров пятнадцать, Прасковья Фёдоровна повернула голову в сторону тотчас заприметив Клару, встала, подошла к калитке и стала ожидать, когда та подойдёт, переминаясь с ноги на ногу, то и дело поправляя белую косынку на голове. А когда Клара подошла, молча начала сверлить её вопрошающим взглядом, пропуская первую в дом.
   Сбросив у порога туфли и повесив на гвоздь вешалки сумочку, Клара села за стол, где ждал её не хитрый, но свежий ужин; чугунок с рассольником, ломтики хлеба и два очищенных отварных яйца. Глядя на еду, Клара только сейчас поняла, как она голодна, - у неё сосало под ложечкой, слюну приходилось то и дело сглатывать, её подташнивало. Она потянулась за ломтиком хлеба, взглянула на руку. - Надо помыть! - И встав, подошла к железному тазу, над которым висел умывальник.
   -Душечка, но нельзя же так томить?! - Не выдержала Прасковья Фёдоровна, протягивая полотенце.
   -Я так голодна! Вы не поверите Прасковья Фёдоровна! - спешно моя руки, с некоторым детским весельем бросила Клара. На самом деле она не знала с чего начать и как рассказать о том, чему до сей поры не верится, или точней не хочется верить.
   -Почему - же не поверить, по верю! Почитай цельный день дома не были.
   Кларе стало приятно от услышанного слова "дома", взяв из рук Прасковьи Фёдоровны полотенце, она прильнула губами к щеке женщины, а следом прошептала ей на ухо:
   -Как я рада прейти домой...
   -А как я рада, что мне есть кого ждать, - Взволнованно протянула Прасковья Фёдоровна, на миг заключив в объятия Клару, а следом подошла к столу, где начала разливать суп по тарелкам. В это время Клара подошла к вешалке и достала из сумочки конверт с деньгами и с ним села за стол.
   -Что это? - Закрывая крышкой чугунок сказала Прасковья Фёдоровна.
   -Этот конверт Вам на хозяйство, от Володи, - и Клара подвинула пухлый конверт ближе к женщине. Следом взяла ложку, хлеб и начала ложку за ложкой спешно подносить корту.
   Прасковья Фёдоровна взяла конверт, заглянула, и её ровные густые брови приподнялись, изогнувшись дугой.
   -Так тут же?.. Мы сможем и крышу новую?..
   -Можно и крышу, - улыбнулась Клара, задержав ложку у рта, - а не возьмут в театр, устроюсь куда ни будь ещё. Не пропадём.
   -Да тут на полгода безработной жизни хватит Клара Андреевна!
   Клара засмеялась звонко, открыто, впервые за несколько лет, и удивилась себе. Ей было хорошо этим вечером. Она чувствовала уют и тепло дома, которому предстояло стать Кларе родным. Кларе нравилась простота, открытость и вместе ум и прозорливость Прасковьи Фёдоровной, ставшей на многие годы Кларе самым близким человеком.
   После ужина, тёплый июньский вечер заставил женщин покинуть помещение, приглашая глазами попутешествовать по звёздному небу. Каждая, держа в руках чашку тёплого травяного чая, сидели на ступеньке крыльца друг подле друга, какое-то время молча подняв глаза в небо. Потом, прервав молчание и не отводя взгляда от небосклона, Прасковья Фёдоровна в полголоса, несколько волнующе начала говорить:
   -Где-то там душа моей Лизоньки, мужа, папаки, мамаки. Интересно, вместе они там или кажный сам по себе? Лизонька такая ещё маленькая, жизни не знает. Волнуюсь я за неё. Штобы если муж её нашёл.
   Клара удивлённо взглянула на Прасковью Фёдоровну. Сама она не веровала в загробную жизнь, перед сном молилась больше ради успокоения. Удивлялась что верует Прасковья Фёдоровна, не видя ни одной иконы в доме, но возражать и переубеждать не стала, считая, что каждый в праве сам выбирать во что и как веровать. Прасковья Фёдоровна взглянула рассеивающим взглядом на Клару и тихо будто кто - то мог услышать, сказала:
   -Я ведь верю в Бога - то, хоть и икон в доме не держу на виду, потому как нельзя. Они у меня под половицей спрятаны, до поры до времени. Муж мой, дюже обижен был на Бога, потому и в красную армию подалси, а после гражданской в чекисты. Опосля там и голову сложил с верой в Революцию.
  А я ему на перекор не шла. Молилась тихонько, просила нашего заступничка... - взгляд её рассеянный стал ясным и твёрдым, а следом вопрошающим. - А Вы Клара Андреевна верите? В Бога - то?
   Клара отвела взгляд в сторону и перед ней зашевелились страницы прошлого - в дни возникшей большой любви и цену, что заплатила она и предстояло заплатить Володи. Получасом раньше её мысли были заняты Еленой и совершившим её поступком, которого она никак не могла принять и поверить в него. Как Бог мог допустить такое? Нет!
   -Клара Андреевна?!
   -Прасковья Фёдоровна, - встрепенулась Клара. - Вера моя в поиске истины, как тёмная ночь в звёздах, когда небо чистое без туч. Я в лагере слышала, - "Не стоит искать истину, она сама найдётся". А по мне можно и не дождаться... Вот я сегодня узнала, что лживый донос был от Елены, моей лучшей подруги, близкого мне человека. С которой мы много пережили. Моё нутро отказывается в это верить. А сведения эти узнал Володя. Что мне делать? Уповать на Бога? Ждать истины? Нет Прасковья Фёдоровна я истину сама найду и поставлю точку в этом вопросе!
   -Тяжко Вам будет жить! - И Прасковья Фёдоровна накрыла своей натруженной широкой ладонью, по-прежнему изящную с несколько припухлыми венками кисть Клары. Женщины
  переглянулись. - Оставьте это! Бог сам рассудит!
   Клара, сделала два последних глотка остывшего чая, молча встала и пошла в дом. Чуть позже, сидя в ночнушке на разобранной кровати, Клара из - за пазухи достала крестик, прикрыв веки прочитала молитву: - "Господи! Не сокрой лица твоего от мя! В день и час бедствия да преклони ко мне ухо твоё; в день, когда призывают мя, господи!". Перекрестилась и спрятав крестик за пазуху, легла в кровать. Она лежала на боку с открытыми глазами, глядела на противоположную стену, на фотографии дочери и мужа Прасковьи Фёдоровны, что хорошо были различимы благодаря лунному свету, на пустовавшую кровать, мысленно возвращаясь к счастливым дням и ночам, прожитым с Володей, что не были ночами и днями, это было время радости, наслаждения и любви, забыв обязательства, дни похожие одни на другие от чего сердце бьётся реже, а в глазах угасает блеск радости к жизни. Вскоре глаза начали слипаться. Перед тем как заснуть, Клара чуть слышно сказала: - "Володя, я тебя дождусь!" - И так все последующие годы, перед сном, шептала она будто мантру.
  
  ----- ---
   Проходили дни, неделя другая в ожидании известия. Днём, Клара помогала по хозяйству; в доме каждый день вытирала пыль, мыла пол, стирала и гладила бельё. После обеда читала свежую "Правду", "Мать" - М. Горького единственную книгу в доме Прасковьи Фёдоровны. - "Её мой муж уважал", - похвалялась Прасковья Фёдоровна, каждый раз как видела книгу в руках Клары. Клара читала с десяток страниц, а следом незаметно для себя закрывала глаза и засыпала на час, другой. Когда в доме была Прасковья Фёдоровна, то та ложилась на против и так же засыпала.
   Ближе к вечеру Клара выходила на крыльцо, садилась на ступеньки перед открытой калиткой и ждала почтальоншу, которая каждый день ближе к вечеру обходила посёлок с брезентовой сумкой на плече. В свободное от дежурств время к вечерним посиделкам присоединялась Прасковья Фёдоровна и тогда за частую они молча сидели друг возле друга, слушая позывные горна на вечернее построение в пионерских лагерях, что размещались на противоположной стороне, слушали смех и весёлые крики пионеров. Прасковья Фёдоровна видела на лице Клары грусть и потому не лезла с разговорами... Вздыхала.
   Жили женщины замкнуто. И жизнь шла мимо них, но всё же слухи быстро разнеслись, - "Что дескать поселилась у Прасковьи каторжанка освободившаяся". В головах людей брожение, тихое несмелое. Известия об арестах страшило и будоражило всех. Дом Прасковьи Фёдоровны обходили стороной, ребятишки, пробегая мимо дома косились. Только местный участковый каждый день наведывался, чтобы проверить документы "опальной артистки", - как он сам высказывался и удостовериться, что она на месте. Подёнкин, лет двадцати пяти, низкорослый, темноволосый коротко стриженный с узкими колючими как иголки глазами. Поправляя фуражку на голове, он пинком башмака распахивал калитку имея выражение лица масленое. Устрашая сипловатым баритоном, спрашивал документы, спрашивал почему Клара не работает?
   -Жду место в театре, - робко говорила Клара, не смея поднять глаза. Скоро должны пригласить на работу.
   -Да разве это работа!? - Злобно ухмылялся Подёнкин. - Поспеши артистка, иначе я тебе настоящую работёнку подсуроплю... - И он уходил в вразвалочку, а Клара опускалась на нижнюю ступеньку, читала молитву обратясь к небу будто к образу, крестилась.
   -Лиходей! - Бросала вдогонку Прасковья Фёдоровна, и спешила утешить Клару. -Молчи! Время тяжкое в ладонях перетерпи! И Клара терпела, надеялась и ждала.
  
   Заканчивалась третья неделя ожиданий. В четверг, поздним вечером из распахнутого окна в горницу потянуло свежей сыростью, ароматом сосновой смолы, цветущих трав. Клара в ночной сорочке с лёгкой цветастой шалью на коленях сидела за столом перечитывала письмо Володи. Иногда она отрывалась от письма, прислушивалась, как за окном стрекочут кузнечики. Под потолком, во круг лампы суетились мошки, комары, мотыльки, обжигая о лампу крылья падали в низ оставляя на столе опалённый след с крыльев. На смену им летели другие, будто на солнце, кружились в танце, обжигались, гибли... - "Вот так и я..." - Размышляла Клара, глядя на обгорелые тельца насекомых. Она услышала за окном чьи - то тяжёлые шаги, и чем ближе они приближались, тем отчётливей они были слышны. Она смахнула со стола мошкару и вновь начала перечитывать строчки, а между тем сердце её замерло в ожидании. И не зря. Спустя минуту, другую, на стол упала сосновая шишка. - "Кто это?" - мысленно сказала Клара и оставив письмо на столе поспешила к открытому окну, спешно прикрывая голые плечи шалью.
   -Открой! - Раздался тихий сиплый голос Подёнкина.
   -Уже поздно! - В полголоса бросила Клара. - Прасковья Фёдоровна на дежурстве.
   -Я знаю. Открой! Надо поговорить...
   -Приходите завтра! - И несколько раздражённая Клара закрыла окно, выключила свет и ушла в спальню, где, помолившись перекрестилась легла в кровать, недоумевая о причине визита Подёнкина.
   На другой день, ближе к полудню Клара в лиловом лёгком, приталенном, удлинённом платье вышла на крыльцо встречать Прасковью Фёдоровну с грустным выражением глаз. И в это же время к калитке подошёл Подёнкин, в милицейском мундире, фуражке и вдарив по калитке ботинком крикнул:
   -Гражданка Князева!
   -Чтобы это значило, - буркнула под нос Клара, спускаясь с крыльца и подходя к калитке. И как только засов был отодвинут, и Клара вышла за калитку, Подёнкин с папкой в правой руке двинулся грудью на неё, проворчав ругательство неизвестное. Встревоженная, смущенная она предстала пред уверенным в себе участковым, который бросал на Клару колкий желчный взгляд. Клара держалась за калитку, глядела на участкового и видела, как спешно вокруг собралось с полтора десятка человек; мужчин, женщин, стариков, впереди ребятишки, поодаль бегали собаки тихо побрёхивая на собравшихся. Мужики, кто курил вытаскивали кисеты, пачки папирос, начинали закуривать пускать из ноздрей дым. Женщины шептались, бросая любопытные, с прищуром взгляды на происходящее. Клара не видела, чтобы они все так разом собирались, если и негодовали по каким, то вопросам, то единолично... А тут в раз и четверть посёлка собралось.
   -Подёнкин! Ваш участковый! - И участковый спешно вздёрнул широкую кисть под козырёк. - Покажьте Ваши документы? - Уверенно сказал участковый, ставив ударение на гласную "у" в слове документы.
   -Но я Вам их уже представляла на днях! - Уверенно возразила Клара.
   -Я Ваш участковый дамочка, потому хочу видеть документы. - И в его голосе прозвучали нотки раздражения.
   -Хорошо! - Повиновалась Клара и спешно поднялась в дом, в верхнем ящике комода достала конверт для писем, в котором хранились документы и оставив верхний ящик открытым вернулась к калитке, по дороге достав паспорт и справку об освобождении. - Вот пожалуйста, - протянула документы Клара.
   Подёнкин, не спеша начал изучать документы, периодически бросая мимолётный взгляд то на Клару, то на собравшихся. Глаза его выражали удовлетворение... Минуты три прошло, после чего возвращая документы, Подёнкин прищурясь сказал:
   -На работу когда соберётесь? В нашенской стране все работают! А хто не желаеть, заставим! Вон в лесхозе хотя бы. Ха - ха! - и это ха - ха прозвучало как издёвка, насмешка. - Даю три дня срока, а тогда в лесхоз... - Последнее слово он сказал членораздельно, с удовольствием, прикусывая тонкие губы и победоносно взглянув на Клару, в глазах которой появился испуг, развернулся и пошёл прочь.
   -Я Актриса! - Бросила Клара, и нервно сглотнула.
   Подёнкин, как начальник, имеющий власть и право, приостановился, оглянулся и осадил её строгим тоном:
   - Три дня! - И ушёл.
   Собравшиеся спешно разошлись, оставив стоять Клару одну ещё несколько минут, глядеть вслед участковому, который пройдя метров сто свернул на право и скрылся в зелени деревьев и кустарников. Солнечные зайчики прыгали в вершинах сосен, дубов, берёзок, комары начинали донимать, из леса показались коровы, обмахивались хвостами, подёргивали кончиками ушей от укусов комаров следом шёл пожилой с седеньким клинышком бородкой пастух с кнутом и котомкой за спиной. Проходя мимо, положив руку на сердце, очень учтиво поклонился Кларе. Клара приветливо улыбнулась и пошла в дом.
   Прасковья Фёдоровна не пришла. Одной в доме было плохо. Мрачные мысли одолевали Клару, одна страшней другой. Клара ходила по дому, сидела на ступеньках крыльца, вновь ходила. Легла спать поздно и уснуть не могла. Заснула только под утро. Спала три часа, полудрём, отрывки мыслей мелькали в голове: - "Не хочу в Лесхоз, я актриса, должна играть. Володя любимый, где ты? Ты нужен мне!" Пред глазами явственно предстал насильник тёмная сырая в плесени камера. Провал в бездну.
  
   Проснулась: сердце стучало, стучали в калитку. Прасковья Фёдоровна костяшками пальцев отстукивала дробь следом стукнула носком туфли и вновь костяшками. Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени, прыгало солнечными зайчиками по белому потолку.
   -Иду! - сонно отозвалась Клара. Спешно вскочила с кровати и накинув на плечи ситцевый халат поспешила к калитке. Открыв калитку, Клара поспешила задать вопрос:
   -Почему вы не пришли прошедшим днём? Я волновалась!
   -Смена не пришла Душечка, - виновато, устало сказала Прасковья Фёдоровна. Был бы телефон. -
  И женщина огорчённо поджала губы.
   Ближе к десяти утра, за завтраком, Клара со слезами в уставших глазах, рассказывала о том, что случилось на кануне...
   -Ах ты печенег проклятый! В Лес хоз. захотел! - Громко басила Прасковья Фёдоровна, отодвигая от себя уже пустой стакан в серебренном подстаканнике. - Ах ты печенег проклятый! - И Прасковья Фёдоровна посунулась в перёд, сжав в кулак лежавшие на столе кисти рук. Клара вздохнула глубоко и тяжко в ответ. - У нас в больничке курсы сестринские открываются. Вот туда и пойдёте! Завтра же заявление пойдём подавать! - И Прасковья Фёдоровна расплылась в довольной улыбке. Так она была довольна собой.
   -Пойду на курсы! - Твёрдо заявила Клара. И обе женщины друг другу показали кистью знак отлично.
   После завтрака они стирали пропалывали огород в две сотки, где росло всего по не многу; лук, чеснок, огурцы, морковь, клубника, свекла. Ближе к трём дня женщины пообедали и прилегли отдохнуть, да и уснули на два с лишним часа. После не спокойной ночи Клара спала крепко и безмятежно. Проснувшись, она сладко потянулась встала с кровати и укладывая несколько всклокоченные волосы вышла в горницу, которую обе женщины называли ни как иначе как гостиная. Клара взглянула на ходики, висевшие над комодом - полпятого после полудня показывали золочёные стрелки. С верху с печи слышалось не громкое похрапывание. Стараясь не разбудить Прасковью Фёдоровну, Клара вышла на крыльцо. Дневная жара спала, с запала на восток широким поясом подул влажный чистый прохладный ветерок. Клара вздохнула, глубоко набирая в лёгкие как можно больше воздуха потом ещё и ещё и с каждым вдохом она освобождалась от чувства ожидания тяготившее её все эти дни: - "Пойду на курсы. Выучусь буду помогать людям. Когда Володя вернётся то будет мной гордиться!" - Раз за разом говорила она себе мысленно. Клара уже хотела вернуться в дом чтобы поставить чайник на плиту, но глаза её приметили в метрах десяти почтальоншу на миг она задержала свой взгляд на ней и следом отмахнувшись вошла в дом, а уже спустя минуты три четыре в калитку постучали. Клара насторожилась. Постучали вновь с окриком:
   - Хозяева! Почта!
   Клара в миг оказалась у калитки открыла и в нетерпении протянула руку. Когда же конверт оказался в её руках, она, поблагодарив женщину спешно скрылась за калиткой, поднялась на верхнюю ступень крыльца села на неё держа в руках белый конверт и не решаясь его открыть.
  Время было начало шестого, когда на крыльцо вышла заспанная с растрёпанными волосами Прасковья Фёдоровна и негромко пробасила:
   -Душенька кто приходил?
   Клара, не поднимая головы протянула вверх конверт она хотела сказать, что приходила почтальон, но взволнованно сказала другое:
   -Прочтите пожалуйста! Самой что - то страшновато.
   Прасковья Фёдоровна была не мало удивлена, беря из рук Клары конверт и будто рыба, сглотнув ртом раза два воздух сказала:
   -Почтальонша принесла?
   -Да от Франк, - и Клара указательным пальцем ткнула в воздух, - обратный адрес театр и почерк его.
   -Тьфу на Вас! - Прасковья Фёдоровна перекрестилась и плюнув три раза через левое плечо, оторвала тонкую полоску от конверта. - Я уж подумала от... - И она умолкла, достав из конверта казённый сложенный в двое белый лист бумаги. Развернула. В правом углу стояла печать отдела культуры города несколько ниже печатным шрифтом расположился короткий текст: - "Рассмотрев вопрос о Вашем ходатайстве по поводу принятия в труппу гражданки Князевой К. А. Отдел культуры решил вопрос положительно, так как все обвинения с неё сняты. Начальник отдела культуры Соколов П. С." Прасковья Фёдоровна, пробежав глазами по тексту облегчённо вздохнула, а следом медленно растягивая каждое слово прочитала текст вслух.
   После того как текст был прочитан, Клара подняла голову и пристально вопрошающе взглянула на женщину, которая набожно вздыхала и чему - то про себя улыбалась. Клара нерешительно протянула руку взяла лист с конвертом и положив на колени начала читать текст медленно как будто вовсе не умела читать. Ещё и ещё прочитала, прочитала обратный адрес на конверте, где стоял адрес театра и подпись Франк.
   В ночном небе светили звёзды подмигивая двум парам безмятежных женских глаз, сидевших до глубокой ночи на ступеньках крыльца. На другой день ближе к полудню, свежие в хорошем настроении обе женщины пришли в местный милицейский участок к Подёнкину в кабинет. Прасковья Фёдоровна уверенно костяшками пальцев стукнула в дверь и не дожидаясь ответа открыла дверь и вошла, подтолкнув вперёд несколько оробевшую Клару. Неподвижное застывшее лицо, сделало пригласительный жест в кабинет, с издёвкой неспешно сказав:
   -Привела жиличку в лесхоз устраиваться?
   Не говоря не слово, подойдя к столу Клара с достоинством передним положила на стол конверт с раскрытым письмом. Мрачный с изумлённым лицом Подёнкин неподвижно сидел за столом. Его глаза временами на миг закрывались.
   -Что это? - Бросил Поденкин, взглядом раздражённым указывая на конверт.
   -Разрешение, вернуться в театр - не громко сказала Клара.
   Прасковья Фёдоровна с трудом сдерживала себя, чтобы не сказать, чего лишнего и во вред... Подёнкин начал читать. Его почти чёрные глаза медленно скользили по тексту, а лоб покрывался испариной что вытирал он рукавом гимнастёрки. Подёнкин читал текст медленно и когда наконец он прочитал то поднял глаза и женщины увидели из уверенного наглеца он вдруг превратился в мешок: стал глупым, жалким, злым; в глазах отчаянье, редкие выцветшие брови сдвинуты.
   -В лесхоз захотел току женщину поизмываться Печенег проклятый! - Обрушилась с коварным блеском в глазах Прасковья Фёдоровна. Она, вскинув руку и сжав её в кулак погрозила Подёнкину следом спешно взяла письмо и конверт со стола и вручив Кларе торжественно сказала: - Вы Клара Андреевна артистка и должны блистать на сцене! - Женщина улыбнулась Кларе взяла под руку и вывела её из участка. Возвращались домой не спеша довольные собой, вокруг шептал лес травы, тихо шептали: - "Ура! Ура! Ура!".
  
   Ч А С Т Ь 2
  
   Начало четвёртого. Ещё не утро, но уже и не ночь. Клара открыла глаза, прислушалась; с боку сопела Елена Владимировна в другой стороне палаты выдыхала ртом воздух будто в трубочку Анна Петровна. По трубе, что проходила в углу палаты время от времени стекала вода, за дверью палаты тихо... Неизвестная прикрыла глаза попыталась ещё раз пережить тот желанный приятный миг возвращения в театр, но жизнь её побежала обрывками: "То яркие представления в театре, аплодисменты, цветы, поклонники, которые ухаживая старались заглянуть в самое сердце что давно было закрыто и не просило любви сказки оно терпеливо ждало... То скрипучая визгливая дверь и сумрак в длинном узком пропахшем плесенью коридоре психиатрической больницы палаты которой, давно не видели ремонта с протертым до цемента линолеумом с шестью кроватями продавленными панцирными сетками и вонючими матрасами застеленные серым застиранным бельём, лежащие безумные женщины разных возрастов руки некоторых крепко привязаны к кроватям. В её памяти всплывали все восходы, закаты, запах луговых трав, запах моря и солнце, погрузившееся в воды, и алая заря ещё некоторое время озарявшая розовым светом всё в округе... Блеск звёзд в ночном небе, дни и ночи любви с любимым Володей и тотчас нет Володи, исчез между куполами белых деревьев будто похоронный саван". Кларе стало холодно, руки и ноги, скованные недугом, замёрзли. Клара многое передумала, перечувствовала, перевидала, и теперь неожиданно для себя освободила себя от переживаний смотря на всё прошлое отчуждённо". Она не понимала, что с нею. Она делала над собой усилие очнуться, но всё каменело в ней. Сознание покинуло её.
   Прошло четверть часа неизвестная пришла в себя, но глаз не открывала. Пред ней предстало всё тоже крыльцо время после обеденное. После июньского дождя в атласном, изумрудного цвета длинном халате, распущенными до плеч золотистыми волосами сидела на крыльце Клара и с улыбкой на лице глядела на радугу во всё небо и было это прекрасным великолепным зрелищем.
   -Прасковья Фёдоровна! - Достаточно громко сказала Клара, после чего на крыльце появилась Прасковья Фёдоровна забранные на затылке волосы которой обрели благородную седину, которая заметно округлилась всем телом с узорной шалью на плечах из тончайшей шерсти.
   -Поглядите, какая красота!
   Женщина с минуту поглазела на природную красоту, а следом спустившись по новым ступенькам на свежевымощенную камнем дорожку выражая на лице удовольствие оглядела выкрашенные белой краской ставни, напоминавшие кружева, новую черепичную крышу что придавала дому изящность и некую пряничность. Оглядев дом, она довольно протянула:
   -Ни дать не взять хоромы!
   -Мне наш дом напоминает пряник, - сказала Клара. Её глаза светились, а душа была полна ожидания. На днях Франк сообщил Кларе что за Володю хлопочут и что его могут освободить, оставив его жить на поселении в Поволжье. - Прасковья Фёдоровна может вместе поедем?
   -А на кого же пряник оставим? Не - е - е, я Вас с Владимиром, - и она запнулась. - Как его по батюшке?
   -Александрович.
   -Вот-вот Владимиром Алексанычем тут обожду. Да и как я могилки оставлю... Вы уже вдвоём езжайте, а ко мне в гости приезжать будете или я к Вам заглядывать буду. - И Прасковья Фёдоровна благодушно расплылась в улыбке.
   -Да. - Согласилась Клара, сделав лицо задумчивым. - Не на всегда же это поселение... а в прочим я за Володей на край света и на вечное поселение... Прасковья Фёдоровна я так по нём скучаю! - И её губы по-детски скривились из глаз капля за каплей побежали слёзы по щекам зрелой красивой ухоженной женщины в наружных уголках глаз которой поселились гусиные лапки.
   -Господи помилуй! - Пробормотала Прасковья Фёдоровна и с этими словами поспешила поднятья на крыльцо. Принялась утирать Кларины слёзы платочком, проговаривая. - Душечка ну ни надо, уже же скоро всё сладится, ну не надо. - Ласковой материнской улыбкой глядела она в лицо Клары.
   -Что бы я без Вас делала?! - Всхлипывала Клара. Вы для меня, вы, - и Клара на минуту другую, уткнулась в мягкое надёжное плечо Прасковьи Фёдоровны сидевшей с ней бок о бок. Слёзы высохли и так ей было тепло и надёжно у этого плеча что она так бы и сидела, но Прасковья Фёдоровна обратила её внимание в небо:
   -Клара Андреевна гляньте! - И Прасковья Фёдоровна ткнула пальцем в небо.
   Заходившее за горизонт солнце зловеще бросало красно - жёлтые языки. Тёмно серые рваные тучи будто крылья дракона ползя с запада закрывали собой огненное солнце, вокруг странная тишина... Клара провела по щеке ладонью, серо - зелёные глаза широко открылись и неодобрительно окинули взглядом происходящее. А уже на другой день после полудня у сельсовета на площади собрались мужчины, женщины, старики, дети, все подняв головы пристально глядели на тарелку громкоговорителя что оповестила о начале войны... В доме женщин также был громкоговоритель... В этот миг женщины заканчивали завтракать Прасковья Фёдоровна, потянувшись смахивала крошки ладонью со стола в пустую тарелку из-под манной каши Клара допивала чай. У обеих по спине бежал мороз несколько секунд сидели в застывших позах, а следом Клара вскинула ладони к лицу закрыв глаза полные ужаса понимая, что Володю она теперь ни скоро увидит. Прасковья Фёдоровна перепуганная неистово начала креститься, обратившись взором в правый угол, где висела богородица, заголосила:
   -За грехи господь бог наказывает всех нас! Господи, прости все прегрешения наши!
   Обе хорошо помнили ужас прошлых войн и их последствия...
  
   Где-то уже горизонта не было видно, а всё видимое становилось узким и тесным. Дым застилал солнце, а местами, где солнце кое как можно было разглядеть оно, казалось, красно - жёлтым расплавленным железом. Набегающий ветер разносил по округе гарь дерева, железа, резины и всё это было перемешано с привкусом сожжённой плоти. Не было видно птиц они не летали, а те, кто всё же решался подняться в небо были растеряны и в полёте их был излом. Казалось, что жизнь существовала лишь в нескольких десятков метрах: улицы дома испуганные старики дети бродяги собаки кошки. Стоны матерей жён сестёр были слышны по всюду резали ножом живые души других. А вдали всё покрывала неизвестность - (дымовая завеса) всё небо клубилось серо - чёрным дымом затягивая ещё недавно ясное не чем не омрачённое небо.
   До города доносилось эхо войны; вражеские самолёты что посыпали минами другие города деревни поля леса реки будто семечками стирая с земли дома улицы города калеча и убивая людей животных всё живое во круге, ещё не топтали землю вражеские сапоги... Советские войска отступали, панические настроения множились и расползались будто блохи. Город притих, провожал мужчин парней и юнцов на фронт. Скорбел и оплакивал... В избах горели лампадки перед иконами что вновь заняли своё место, старики и старухи молились за помин души, об отпущении грехов, клали земные поклоны. Оставшиеся взрослые мужчины, женщины, подростки работали в три смены пополняя армию военной техникой, снарядами, продовольствием и всем прочим что требовалось фронту. Мальчишки и девчонки более ответственно подходили к учёбе, помогали взрослым... И всё равно в людях не умерла тяга к жизни, к искусству, к прекрасному. Горожане по-прежнему посещали театр, музеи, библиотеки.
   Работал и Драматический театр, в котором служила Клара. Только работа театра несколько изменилась. Клара с коллегами реже стали давать представления в самом театре, а чаще выезжали в воинские части, госпитали, которые развернулись в трёх городских больницах перед раненными которых сотнями везли с фронтов, выступали на призывных пунктах, вокзалах, на заводах. Театр стал фронтовым. Клара с коллегами фронтовой бригадой, для которой военно - шефская работа стала основой жизни театра. Фронтовых бригад составлено было три по три четыре человека.
   Клара вошла в бригаду из трёх; Виолетта такая же яркая красивая с уложенной копной рыжеватых волос, Кузьма вновь принятый музыкант самоучка лет пятидесяти, невзрачный худой лишившейся левой ноги по колено ещё в гражданскую, и сама Клара. Обе женщины читали; Лермонтова, Пушкина, Маяковского, Берггольц, Виктора Некрасова, Суркова, Исаковского, Симонова. В особенности часто просили читать в госпиталях "Жди меня" Константина Симонова и Клара читала:
  
   Жди меня, и я вернусь.
   Только очень жди,
   Жди, когда наводят грусть
   Жёлтые дожди,
   Жди, когда снега метут,
   Жди, когда жара,
   Жди, когда других не ждут,
   Позабыв вчера.
  
   Клара читала, а "тальянка", мастерски играя в руках Кузьмы, который сидел в центре круга поджав под настоящую ногу деревяшку пряча за сапог. Сильный бархатный голос Клары звучал от самого сердца, а музыка "тальянки" плыла, разливаясь над полями, лесами, лугами, землёй русской насыщая воздух чувством, проникая в самые потаённые уголки человеческой души. Зрители слушали, сидели, лежали в палатах с открытыми настежь дверями опустив грузные мысли головы, у кого - то текли слёзы и их не утирали. Лицо самой Клары то сдержанно улыбалось, то становилось серьёзным, потому, как и её мысли уносили далеко... Но вот Клара заканчивала читать и Виолетта, неожиданно вскидывая головой громко вскрикивала:
   -А ну ка Кузьма сыпь плясовую! - И выходила в круг широко улыбалась, оголяя белые ровные зубы лёгким движением руки поправляя причёску водила плечами. - Сыпь Кузьма! И Кузьма выжимал из "тальянки". В круг частенько выходили одна две нянечки те, что по смелей дробно начиная постукивать по полу и с: - Эх, ух. Зрители хлопали иногда посвистывали, раздувая ноздри и шумно дыша.
   Клара видела, их работа находила отклик у людей в силу обстоятельств оказавшихся оторванными от семьи, своей работы, и вынужденные взяться за оружие. По мере выступления, ещё недавно безжизненные, измученные лица оживали, глаза загорались, и больше начинали улыбаться. Клара, Виолетта, Кузьма старались. Втроём они уже вот как полгода с утра до вечера объезжали больницы, вокзалы откуда сотнями отправлялись на фронт новобранцы, пополняя ряды заметно радевших отрядов, дивизий и т. д. Многие из которых не были похожие на солдат и возникало ощущение что их всех людей, - "сгребли в охапку не глядя". Уставшие, но окрылённые они возвращались в театр поздно от чего частенько выпив горячего чая с сухарями, поделившись впечатлениями оставались тремя бригадами в одной, из которых состоял сам Франк, на ночь в театре, устраиваясь на стульях в зрительном зале. Диванчик в Гримёрке оставляли Маргарите Львовне, по сколько ей было уже далеко за пятьдесят и она, страдая от артрита, входила в фронтовую бригаду. Уставала, испытывала боли при ходьбе, но не отказывалась ни от одной поездки. И когда видела одухотворённые лица солдат испытывала душевное удовольствие, что было сильней её недуга.
   Клара с Виолеттой сблизились. Между ними не стало конкуренции, они были обе в одной команде. Когда фронт приблизился вместе начали выезжать на передовые позиции, порой проходя пешком по несколько вёрст без перерыва, когда ломалась или глохла в грязи машина. Выступали под проливным дождём, подсвистом пуль, взрывом гранат и мин.
  
   Как-то в 1942 - м., последних числах мая, когда рядом с открытым кузовом грузовика в новенькой гимнастёрке и армейской юбки, Клара читала Исаковского "Осеннее":
  
   Жито убрано, скошено сено,
   Отошли и страда и жара,
   Утопая в листве по колено,
   Снова осень стоит у двора.
  
   Кузьма растягивал "тальянку", а Виолетта в такой же военной форме присев на подножку кабины бросала лукавый взгляд на солдатиков, обступивших грузовик, закуривая и пуская из не бритых, бородатых ртов табачный дымок вслушивались в каждое слово стихотворения. Было тихо и безоблачно луга островками сочной молодой травы радовали глаз, в кусках боярышника хлопотали семейки мелких птиц весело озвучивая своё пребывание в них другим птицам. Клара вскинула глаза к небу: - "Мирное небо". И вскоре, дымом заволокло небо, сквозь дым, доносились приближавшиеся раскаты грома разрывавшихся мин и бомб, свист пуль, стон страдающей земли. Густые чёрные клубы дыма взмывали над пожарищами.
   -Немчура прорвалась! - Кричал подбежавший средних лет высокий старшина. - Горлов, Иванов, Петросян к орудиям! - скомандовал старшина и тотчас обратился к водителю что в миг сел за руль грузовика, в котором приехала фронтовая бригада. - Гони, увози артистов!!!
   В глазах Клары, Виолетты читался трепет перед ужасом невиданной ими ещё картины. Концерт прервался, солдаты разбежались в окопы, блиндажи за орудия.
   -Клара! - Шептала Виолетта.
   -Виолетта! - Шептала Клара.
   -Дамочки в машину живо! - Гаркнул старшина и подбежав к Кузьме будто пушинку подхватил его вместе с "тальянкой" на руки и спустя секунду посадил в кабину. Следом помог взобраться в кузов Кларе и Виолетте, закрыл борт и вновь гаркнул: - Гони!!! И уже отъезжавшей машине в след: - Не останавливайся!!! - Свист, разрыв мин совсем близко заглушили крик старшины. Его осыпало землёй, ветками, песком, наступила тишина...
   Передёрнуло Клару она закусила нижнюю губу, Виолетта, зажмурив глаза, схватилась за сердце. Спустя минуту они уже сидели, прижавшись друг к другу на полу по верх брезента. Грузовик гнал змейкой по грунтовке, то объезжал кочки то их перепрыгивал верст пятнадцать по мосту через Дон батюшку вновь по грунтовке вёрст десять и только когда заехал в лес сбавил обороты, и то не меньше сорока км. И так ещё вёрст двадцать по лесу пака к железнодорожному переезду не выехал, а когда подъехал к железнодорожным путям остановился перед опущенным шлагбаумом. Где - то за спиной слышны были далёкие отзвуки разорвавшихся мин, гул самолётов, а над головой ясное закатное небо, белые ватные облака причудливых форм, птичьих голосов в округе.
   Клара встала, огляделась. - "Знакомые места. Вдоль железнодорожного полотна лентой бежала грунтовка мимо её дома: - "Дом совсем близко!" И Клара забарабанила по крыше кабины крича:
   -Стой! Стой! Открой дверь!
   -Что ты! - Встревоженная вскочила Виолетта.
   -Рядом мой дом Виолетта! Дом! Моя Прасковья Фёдоровна! Стой!
   Дверь кабины открылась и показалась голова водителя потное лицо которого было в красных пятнах, а глаза животного, который чудом не попался убийцам на двух ногах. Он встал на ступеньку вытянувшись во весь рост и упёрся грудью в борт кузова, приоткрыл рот и раздражённо спросил:
   -Что надо?
   -Не далеко мой дом, метров триста, за углом, - и Клара кивком головы указала дорогу. - Поедимте там и все и переночуем.
   -Я не могу, - буркнул водитель. - Мне в часть надо.
   -Ну тогда мы здесь сойдём. Виолетта вы пойдёте?
   -Пожалуй пойду! - Не раздумывая сказала Виолетта и тотчас поднялась с пола поправляя подол армейской юбки, а затем и саму гимнастёрку.
   -И я не откажусь, - выглянул из кабины Кузьма.
   -Ну пожалуйста два дня как дома не была... - И Клара умоляюще взглянула на водителя.
   -Хорошо! Но только завезу и в часть.
   -В театр заскочи дружок, - вытянувшись вперёд корпусом и уперевшись локтями на крышу кабины сказала Виолетта. "- Франк скажи, что мы живы и что завтра утром прибудем в театр", - сказав последние слова Виолетта бросила соблазнительный взгляд на водителя, приводя его в смущение.
   -Заеду, - буркнул водитель, кося в сторону взгляд. И тотчас скрылся в кабине, а уже спустя четверть часа грузовик остановился у дома Клары и когда пассажиры покинули грузовик, водитель сдал назад до поворота, где развернулся и умчался, оставляя за собой клуб дыма, перемешанный с песком.
  
   Клара по-хозяйски открыла Калитку.
   -Прасковья Фёдоровна, я дома! - Окликнула Клара и облегчённо выдохнув, вошла в калитку ведя за собой гостей. У всех троих лица были уставшими и как-то по-особенному благодушными.
   -Прасковья Фё...! - Хотела вновь окликнуть Клара, но осеклась, увидев выходившую из-за угла дома со двора Прасковью Фёдоровну державшую перед собой железную не большую миску полную куриных яиц.
   -Я тут Клара Андреевна, тут! - Переваливаясь с ноги на ногу, медленно шла Прасковья Фёдоровна. - Урожай то почитай дня три не собирали, во сколь набралось... - Радовалась Прасковья Фёдоровна приходу Клары и одновременно бросая пытливый взгляд на гостей.
   -А не одна. Моя фронтовая бригада! - И Клара поворотом головы и левой рукой указала на Виолетту, переминавшуюся с ноги на ногу держа в руках чёрную дамскую сумочку и рядом стоявшего Кузьму с "тальянкой" за плечом и масляным как у кота взглядом. - Представьте, мы прямо-таки с фронта. Еле вырвались! И Клара, сделав шаг к Прасковьи Фёдоровне коснулась влажными губами её щеки.
   - Да уж вижу. Как же это так?! - Возмутилась Прасковья Фёдоровна приобнимая Клару одной рукой.
   -Да - а - а, - протянул Кузьма, - похоже скоро и к нам придёть немчура проклятая. Не устоим ... - И Кузьма сглотнул слюну мучаясь жаждой.
   -Пойдёмте в дом! Там и поговорим за столом, а то, наверное, проголодались, - и Прасковья Фёдоровна рукой показала на крыльцо пропуская всех троих в перёд.
   Когда же Кузьма поравнялся с Прасковьей Фёдоровной то бросил на неё искромётный взгляд и мягким баритоном сказал:
   -Может чем подсобить? А то я могу!
   Прасковья Фёдоровна молча взглянула на деревянную ногу и сдвинув брови вопросительно взглянула на Кузьму.
   -Не сумневайся хозяйка! - Прищурив правый глаз возразил Кузьма. Только бы воды попить?
   -Воды, да пожалуйста! А затем баньку затопи, она вам ой как нужна опосля дороги, - решительно заявила Прасковья Фёдоровна, твёрдо держа на себе взгляд Кузьмы.
   Зайдя в дом, на крыльце вновь появилась Виолетта с нескрываемым на лице беспокойством. А из дома послышался голос Клары:
   -Прасковья Фёдоровна, покажите Виолетте уборную!
   -Пойдёмте, - и Прасковья Фёдоровна по-свойски сунула в руки Кузьмы миску, который приняв её уступил дорогу Виолетте, а когда та спустилась и пошла следом за Прасковьей Фёдоровной, Кузьма, кондыляя по ступенькам, по-хозяйски, бережно прижимал к себе миску.
   Спустя часа два, после баньки и ужина, состоявшего из макаронов, смешанных с маленькими ломтиками литовской колбасы, прошлогодних солёных огурцов и помидоров, женщины сидели за столом откинувшись на спинки стульев, расслабленные и довольные в ожидании травяного чая что заваривался в пузатом, литра на полтора белом керамическом чайнике, слушали разливающийся по всему дому и за его пределами мелодичные звуки "тальянки". Над столом под люстрой роились кучка мух и мелких мошек издавая только им присущие звуки, а в приоткрытое окно крадучись проникал свежий лесной воздух обволакивая лёгким дурманом всех присутствующих. Лицо Клары было спокойным и улыбающимся, мысли уносили её к любимому Володи в будущее; - "Лесная тропинка, они муж и жена, а впереди в припрыжку сынок и дочка лет пяти. Володя крепко держит Клару за руку, а сама глядит на мужа и не может глас отвести. Боится...". Взгляд Прасковьи Фёдоровны направлен на Кузьму, довольный, задумчивый с нотками любовного интереса. Скрестив на груди натруженные крепкие руки, казалось, что она принимала решение для себя очень важное... - "Ей пятьдесят и старухой она не была, румянец на щеках, блеск в глазах, седины немного, да и Кузьма показал себя с хорошей стороны, а потом как играет..." Кузьма глубоким, пристальным взглядом вдруг перехватил взгляд Прасковьи Фёдоровны, и у той в сердце ёкнуло. Решение пришло само собой. Виолетта, внешне казалась расслабленной, но беспокойный взгляд выразительных с тенью прожитого глаз выдавал её. Глядя в пространство только ей самой ведомое, она нет, да и останавливала виноватый взгляд на лице Клары, а спустя миг он становился умоляющим.
   После приятно проведённого вечера, ближе к полуночи все легли спать; Кузьме постелили в бане, Виолетте на против Клары. Ночь тёплая, в звёздном небе ультрамарин народившейся месяц, непрерывающийся разговор кузнечиков, аромат сосен, Клару тянуло на сон. Она уже прильнула губами к крестику, мысленно пожелала спокойной ночи Володи, прикрыла глаза и приоткрыла рот чтобы пожелать спокойной ночи Виолетте, которая, подложив ладошки под щёки глядела на Клару, как вдруг зевнула и в этот миг услышала тихий вкрадчивый голос Виолетты:
   -Клара, пака ты не спишь хочу тебе...
   -Ой Виолетта давай завтра поговорим, я уже засыпаю.
   -Это не займёт много времени! - Настойчиво возразила Виолетта, оторвав голову от подушки. - Знаешь я давно собиралась поговорить, знала, что это будет очень сложно. Но сейчас то самое время, когда я должна рассказать тебе...
   Это было последним, что Клара слышала. Желание спать взяло верх. На другой день за завтраком все сидели отдохнувшими и в хорошем расположении духа. Прасковья Фёдоровна, улыбаясь подливала добавочного чаю Кузьме с лицом довольного кота, выбритому, в чистой выглаженной одежде сидевшему рядом. По другую сторону стола, рядом сидели, Клара с Виолеттой лицо которой выражало спокойствие и добродетель. Размазывая коровье масло по ломтику чёрного хлеба, Виолетта, повернув голову тихо сказала Кларе:
   -Клара, мне очень стыдно за себя, и я прошу простить меня?!
   -В наших кругах чего не бывает. Я уже всё забыла Виолетта! - Сдержанно улыбнувшись, поставив чашку с чаем на стол, правую руку она положила на кисть Виолетты в знак примирения.
   -У меня такой камень с души свалился! - Протянула Виолетта и восхищённо взглянула в удивлённые глаза Клары, поскольку она не понимала, что вдруг Виолетта решила просить прощение.
   -Я тоже очень рада! - Сказала Клара, а мысленно спросила себя: - "Что я вчера пропустила? Спросить. Нет, неудобно. Какая-нибудь ерунда."
   И Обе продолжили завтракать.
  
   В середине июля немцы прорвали оборону и стремительно двинулись к реке Дон, войска Советской армии в жесточайших схватках теряли как личный состав, так и свои позиции. Они отступали. По городу поползли панические настроения, страх, всё это множилось и расползалось будто блохи. Страх пронзал атмосферу жизни. О страхе не говорили, скрывали от чужих и своих, пытались скрыть от самих себя, но получалось скверно. Взгляд людской выдавал тот самый животный страх за близких, родных, за самих себя: в городе закрывались магазины, а в тех, что ещё продолжали работать полки были пустыми, не хватало хлеба. Возвращаясь из театра, Клара становилась невольным свидетелем, как толпа, решив, что опоздала за хлебом кидалась бежать, испуг и алчность искажали лица. Женщины, не умолкая кричали: некоторые из них падали в обморок и тогда другие с трудом могли привести их в чувство.
   Были те, кто терялся, ожидая трагедии, были те, кто в спешке поковал чемоданы готовясь к эвакуации, с заводами, фабриками и другими государственными учреждениями. К эвакуации готовился и Драматический театр, в котором служила Клара. В июле пятнадцатого, в полдень Франк собрав труппу у себя в кабинете прочитал постановление: - "16 июля 1942 года в 9.00 всем пребыть на железнодорожный вокзал. Из вещей взять только самое необходимое". Все переглянулись, выспрашивая друг у друга ответ на немой вопрос... И следом свои вопрошающие взгляды устремили на Франк.
   -В ближайшее время в город войдут немцы! - Раздражённо бросил Франк.
   Десятки глаз устремились в пол, с минуту другую все стояли в оцепенении. В головах у каждого роились мысли, одна другой страшней, но никто не решался их озвучить. Клара, подошла ближе к Франк и умоляюще - взволнованно сказала:
   -А в какую сторону мы поедем? - В её глазах вспыхнул лучик надежды. - Может...
   -На Урал, - чуть слышно протянул Франк, пристально взглянув в глаза Клары и добавил. - Да!
   Клара еле сдержала улыбку. Опустив голову, чтобы никто не видел её довольного лица, поспешила выйти из кабинета и бегом побежала с начало по узкому коридору, следом по узкой лестнице в фойе и выбежала на улицу, по которой мчались гружёные и прикрытые брезентом военные машины, телеги с взмыленными лошадьми гружённые людским скарбом, Автобусы и машины где женщины с малышами сбившись в кучу, с опаской поглядывали друг на друга, шептались, крестились, ехали танки, и прочая военная техника.
   Спустя полтора часа Клара была уже дома, где на улице встретил её Кузьма, который колол дрова в метрах десяти от забора. Кузьма приметил спешившую Клару ещё вдалеке и как та приблизилась оставил работу и ковыляя поспешил к калитке, где они и встретились. Раскрасневшаяся, быстро и отрывисто дыша, Клара, не останавливаясь, радостно выкрикнула:
   -Кузьма уезжаем с театром на Урал! - И Клара взбежала по ступенькам на крыльцо, а следом скрылась в доме.
   -Жарко, однако? - Вопросительно подняв брови, тем самым расширив небольшие серые глаза, Кузьма взмахнул согнутыми в локте руками будто крыльями и затем рукавом левой руки отмаши сто вытер пот с низкого лба. Следом поднялся в дом, и подойдя к столу присел на стул, бросая любопытствующий взгляд на бордовую плюшевую занавеску что отгораживала спальню Клары, где сама Клара спешно собирала всё самое необходимое в чемодан, лежавший открытым на кровати.
   -Чо торопиться - то? Вечером и соберётесь, да и Прасковья возвернётся.
   -Завтра в восемь утра надо быть на вокзале! Соберусь и поеду. "Переночую в театре или у Виолетты", -не отвлекаясь от сборов громко отрывисто говорила Клара, будто чего - то хотела доказать. Да и за мной машину обещали прислать.
   -Да, вон как пруть гады! - И Кузьма широко зевнул. - Да - а - а, Прасковья расстроится, - и Кузьма поскрёб пальцами бороду, согнутый кулак прижал ко рту, а глаза кротко с грустью глядели на занавеску, которую в тот самый миг отбросила Клара и предстала пред ним с чемоданом в правой руке и в левой с кожаной, серой, дамской сумочкой. Тёмно синее в мелкий розовый цветочек шифоновое платье очень шло её загадочно взволнованным по-хорошему глазам. - Присядьте на дорожку, сказал Кузьма и тотчас добавил, - Клара Андреевна вам бы на танцы, а не... - И голова его склонилась, глаза в пол.
   Клара поставила чемодан у печи, прошла к столу и села напротив Кузьмы, с благодарностью и нежностью взглянув на него, она сказала:
   -Вы Кузьма Кузьмич обнимите Прасковью Фёдоровну, крепко. А я как устроюсь, то Вам обязательно напишу.
   За окном раздался сигнал автомобиля. Клара встала, встал и Кузьма, подошёл и взяв чемодан поковылял вперёд, а Клара с минуту другую задержалась оглядывая родное и дорогое её сердцу жилище, после чего медленно вышла из дома, спустилась по ступенькам с крыльца и вышла за калитку, где её ждала машина. Она обняла взволнованного до слёз Кузьму и села в кабину. Автомобиль поехал, спешно набирая скорость. Сердце Клары щемило: - "Не скоро она увидит Прасковью Фёдоровну. В углах души страх, холодный, пугающий, страх перед неизвестностью. Господи помилуй! Господи помилуй!" - Жалко зашептала она, привлекая внимание молоденького шофёра.
   -На бога надейся, а сам не плошай! - Сказал паренёк быстро, тихо с холодным блеском в глазах и на лице его задёргались мускулы.
   Клара умолкла. Ей стало стыдно, и она всю дорогу старалась справиться с нахлынувшим на неё малодушием, и нет, нет, да испуганно поглядывала на парнишку на лице которого образовалась глубокая вертикальная складка. По спине бежал холод, ей стало зябко.
   Паренёк, резко повернув голову неожиданно сказал, так же холодно, коков был и его взгляд:
   -На этом свете мы все проездом, - "из нуля во всё и обратно в ноль".
   Клара горестно улыбнулась, а мысленно заключила: - "Сколько силы духа! Надо взять себя в руки, немедля, а то ишь раскисла".
  
   Время близилось к полудню. Ясно, безоблачно, не малейшего дуновения ветерка. Воздух медленно и верно накалялся, заставляя всё живое искать тень, чтобы пережить подступающий зной середины июля. В доме по улице Сосновая, открыта дверь настежь, но сам проём закрывает с потолка до пола тюль, заграждая дорогу назойливым мухам. Внутри, прохладно и тихо. За столом вот уже три часа друг против друга сидят муж и жена, Кузьма поддерживает кулаками подбородок и нежно с состраданием глядит на Прасковью Фёдоровну, которая, поддерживая кулаками свой подбородок глядит куда-то далеко сквозь закрытое окно, а во взгляде припухших глазах от слёз грусть и тоска. Скрипнула калитка.
   -Кто там ешо? - Нехотя прикрикнул Кузьма.
   Тишина. А спустя секунду знакомый стук каблучков и вот в сторону отлетела тюль и в дом вошла спокойная Клара с вещами, в след шумно влетело несколько мух, устремившихся к окну, где и затихли. От удивления и радости у Прасковьи Фёдоровны приоткрылся рот, она встала, всплеснув руками и неуверенно сделала на встречу шаг потом другой.
   -Шо? - Вопросительно глядел Кузьма на Клару, склоняя голову то к левому, то к правому плечу.
   -Не смогла без Вас! - И Клара, выронив чемодан, сумочку на пол раскинула руки, крепко обняла Прасковью Фёдоровну. - Все бегут, бегут! Не могу так! Не могу! - Вырывалось изнутри взволнованной Клары. А кто же останется, кому защищать город? А как же я Вас оставлю мои родные? - И у Клары задрожал подбородок, по щекам потекли слёзы. Из опухших от слёз глаз Прасковьи Фёдоровны вновь потекли слёзы, и она в объятиях принялась утирать платком глаза.
   -Переживём! Где наша не пропадала! - Не вставая из-з стола продекларировал Кузьма, подняв сжатый кулак вверх. - Прежде гнали поскудников и нынче прогоним!
   -Я так проголодалась! - жалобно протянула Клара, продолжая держать в объятиях Прасковью Фёдоровну.
   -Да и то правда, пора перекусить, а то я почитай со вчерашнего вечера крошечки в рот не брал, - поддержал Кузьма. - Пойду ка я дров принесу, а ты жана достань-ко графинчик, мы за возвращение по пятнадцать капель, да и за победу! - И Кузьма встал из-за стола, а когда проходил мимо женщин облегчённо выдохнул.
   Клара отпустила объятия, взяла с пола чемодан с сумочкой и пошла в свою комнату, Прасковья Фёдоровна, шмыгая носом подошла к печке, между углом и стеной дома за занавеской вытащила с полу плетёную из лозы корзину с прошлогодней картошкой и принялась отбирать покрупней для варки. Потом в ведре принялась мыть семь штук, а когда вымыла и с дровами подоспел Кузьма, то попросила его полить из ковша на руки. Клара раскладывала и развешивала вещи по своим местам, что доставала из чемодана не спеша, мысленно разговаривая с Володей: - "Родной мой! Не смогла я бросить их, Прасковью, Кузьму. Как они будут без меня... Я больше жизни хочу найти тебя, обнять, но возможно ли это... Да и где я тебя буду искать? А на месте я тебя быстрей дождусь родной! Франк обещал если узнает о тебе, то обязательно даст знать, он знает где меня искать. Ты знаешь немец близко, людей эвакуируют, но всех, по-видимому, не успеют, уж очень он внезапно прорвался. Солдатам нужна помощь, вот и буду с оставшимися горожанами копать траншеи... Хочу, чтобы ты мной гордился мой любимый, мой родной". Клара закрыла пустой чемодан и сунула его под кровать. Подошла к комоду, встала перед зеркалом и покрутив головой с собранными на затылке волосами, в одну и другую сторону, улыбнулась, подмигнула себе и резко развернувшись вышла в горницу, где Прасковья Фёдоровна расставляла посуду на столе, а Кузьма сидел на стуле у окна с любовью наблюдая за женой.
   -Прасковья Фёдоровна, знаете кого я сегодня видела на вокзале? - Сказала Клара, подходя к столу.
   -Кого? - Не отвлекаясь, басила Прасковья Фёдоровна.
   -Елену с Вдовиным и мальчиком лет четырёх. Сын, наверное, уж очень на него похож. - И Клара задумалась, мысленно возвращаясь на три часа назад: - "Клара с труппой стояли у вагона, отведённого им под посадку. Франк в клетчатых чёрно серых брюках и белой тенниске с рюкзаком на спине, представлял список эвакуировавшихся военному комиссару, Клара с Виолеттой стояли молча друг подле друга наблюдая за суетой происходившей на платформе; все люди и каждый в отдельности человек старался как можно быстрей войти в вагон чтобы покинуть опасный город, царила паника, которую не могли пресечь не военные, не милиционеры, потому как они были отцами, братьями, мужьями тех самых людей и сами сознавали всю сложность положения. Виолетта, неожиданно, легонько локтем толкнула в бок Клару и когда Клара взглянула на неё, Виолетта глазами показала в перёд. Среди многих других, им на встречу сквозь толпу людей пробиралась пара с ребёнком. Это была Елена в коричневом шифонов платье, прижимавшая к себе мальчика, и Вдовин в светлом льняном костюме, нёсшим два больших кожаных чёрных чемодана. Они шли молча, стараясь как можно быстрей дойти до нужного им вагона. У Клары по щекам, а следом по всему лицу пробежал румянец, она последний раз их видела в тот год, что принёс ей большую любовь и боль разочарований. Елена, и Вдовин выглядели хорошо, степенно, сыто. Волна обиды накатила на Клару, и она поспешила отвести взгляд, направив его на Виолетту, которая продолжала глядеть в сторону Елены и Вдовина.
   -Здравствуйте Виолетта! - Раздался голос Елены.
   Клара повернула голову. Перед ней стояли Елена с мальчиком и Вдовин, которые увидев Клару, смутились, переглянулись, а следом поспешили одеть на свои лица добродетельные маски, а бледное лицо Виолетты испуганно исказилось.
   -Здравствуйте! - Взволнованно бросила Виолетта и тотчас отвернулась, взяв под руку Франк, который продолжал зачитывать список труппы.
   -Здравствуй Клара! - Уверенно сказала Елена.
   -Здравствуй! - Покраснев лицом, растерянно протянул Вдовин.
   -Как ты? - Сказала Елена желчно, на лице появилась не скрываемая насмешливая улыбка. - Наслышаны о твоих успехах, правда времени сходить в театр не было. Как Владимир? Вы женаты?
   Кларе стало неприятно, и эта волна пошла к сердцу. Она сдвинула брови, смутилась и не знала, как ей быть дальше, сказать грубость, колкость, но ей на помощь пришёл Франк, который обернувшись искоса бросил взгляд на Елену, Вдовина и дёрнув за рукав Клару спешно бросил:
   -Всё дамы, по вагонам! - И следом ещё громче. - Товарищи актёры прошу всех в вагон! - Подхватил с пола чемодан Клары, свой саквояж в одну руку, чемодан Виолетты в другую и кивком головы в сторону открытого вагона указал Виолетте и Кларе.
   Теперь уже не смущенный, а злобный взгляд бросила Клара на стоявших перед ней чужих людей, следом за Виолеттой вошла в вагон, за ней вошёл Франк и потянулась цепочка актёров из двадцати человек. Клара, Виолетта, Франк остановились в первом купе, другие заняли последующие места, а оставшиеся несколько свободных мест заняли работники горисполкома с семьями среди которых были Елена, Вдовин и их сын. Кларе была мучительна сама мысль о то что ей придётся ехать вместе с этими людьми, но она, смотря в окно, где суетились люди будто муравьи, успокаивала себя тем что это всё не надолго, что как только они приедут на место, она их больше не увидит, так как не видела все эти годы. Но в это время, сидевшая напротив Виолетта, склонив голову на плечо Франк, прикрыв глаза тихо уставшим голосом сказала:
   -Все бегут, бегут, бегут...
   И от этих слов Кларе стало невыносимо: - "Её город, перед опасностью быть взятым врагом остаётся почти пустой... Одни остались Прасковья и Кузьма... Клара взглянула на Виолетту и Франк, которые облокотившись спинами о мягкую спинку и склонив друг к другу головы дремали. Клара резко встала, взяла из-под стола чемодан, лежавшую рядом сумочку и молча ушла.
   -А чего, они тоже бегут? - Про между прочим сказала Прасковья Фёдоровна, ставя на стол чугунок с отварной картошкой, где уже стояла открытой банка тушёнки, порезанные два свежих огурчика, ломтики чёрного хлеба.
   -Эвакуируются, - небрежно бросила Клара.
   -Всё одно бегут! - Усмехнулась Прасковья Фёдоровна и повернувшись к Кларе всем исхудавшим телом, позвала Клару к столу, которая жадно глядела на стол. - Ну Душечка, всё готово...
   -Правда! - Широко улыбнулась Клара, оголяя белые, ровные зубы и в миг оказалась за столом.
  -----------------
   Не все успевали покинуть город, а были и те, кто не хотел уезжать. И таких было не мало. Уже на другой день Прасковья Фёдоровна ушла на двое суток в госпиталь, а Кузьма с Кларой записались рыть рвы, траншеи в пригороде и на его рубежах. Горожане терялись, ожидая трагедии, но в сердцах многих всё же теплилась надежда и эту надежду горожане подпитывали трудом, копая траншеи, на подступах к городу. На сотни метров в длину в каменистую сухую землю, вонзались лопаты, тяпки, лом. Раскалённый воздух дрожал от крика песен, ругательства на все лады в сторону фашистов, треска земли. Минута за минутой, час за часом траншеи становились глубже, а земляные валы выше. Возрастные мужики, старики, женщины, подростки, возбудившись остервенели и каждый работал за двоих, вступая в схватку с ещё не видимой силой, но уже наслышанной угрозой. Лица утомлённые, потные, в глазах трепет перед ужасом невиданной ещё картины. Шёпот, переходящий в гул, и более усердная работа. А уже не далеко от разрывающихся мин рвалась в клочья земля, поднимая вверх комья родной земли, свистели пули, чёрная занавесь едкого дыма сплошняком неслась на город, от чего день в миг превратился в поздний вечер.
   У Клары на ладонях, чрез холщовые рукавицы проступали пятна крови от лопавшихся мозолей, по вискам тёк пот оставляя грязные подтёки. Кларе хотелось остановится, платочком вытереть пыльное лицо, передохнуть наконец, но искоса взглянув на рядом работавшего ломом Кузьмича, рыжеволосого юнца с лопатой, других товарищей, ей стало стыдно за своё желание, и она продолжила работу, до позднего вечера. А после работы, в кузове трясясь ехали до дома. Кровь запеклась, прилипнув к ранам. Кузьма, посоветовал не снимать рукавицы до дома, так Клара и ехала до вокзала, а следом в вагоне до станции. От станции до дома, в темноте, оба еле шли. На середине пути, набежавшая тучка, не жалея взбодрила их прохладным дождём и когда они подошли к калитке, мокрые рукавицы сами отстали от ран, от чего они вновь за кровоточили. Клара почувствовала щипучую боль, от чего её лицо исказилось, она закусила губу и застонала.
   -Што Андревна? - Взволновался Кузьма, пропуская Клару первой в калитку.
   -Руки, мозоли, - продолжала стонать Клара.
   -Потерпи Андревна, уж пришли..., - и пропустив Клару вперёд, он, ковыляя спешил обойти Клару, поднимаясь по ступенькам, шарил верху откоса, находил ключ и им спешно открывал дверь в дом, включал свет и вновь пропускал первой Клару.
   Клара садилась у стола на стул держа к верху кисти и морщилась, держа стон в себе и так сидела около получаса, пака Кузьма хлопотал с баней. Когда всё было готово, он провожал Клару в баню, неся её изумрудный атласный халат. Проходил ещё час и оба, сидели за столом друг против друга, чистые, уставшие и довольные. Держа обеими руками, ладони которых, были смазаны йодом, чашку с чаем, Клара глядела на ходики. Стрелки показывали час, два ночи. Клара делала последний глоток горячего чая, платочком вытерла испарены на лбу. Июльский вечер был тёплым и даже немного удушливым, но внутри у Клары всё дрожало, а выпив горячего травяного чая, дрожь уходила и Кларе хотелось спать.
   -Я пойду спать Кузьма, - и Клара вставала, хотела уходить, но остановилась и развернувшись всем телом, тихо, проникновенно проговаривала. - Большое спасибо Вам!
   -Чего там... - И уставшие глаза Кузьмы довольно искрились.
   Клара ложилась в постель. Раны ныли, щипали, но усталость брала своё. Она только и успевала помолиться да прильнуть губами к крестику во имя здоровья Владимира, а следом крепко засыпала. Так повторялось несколько дней. Но как то, когда Клара открыла глаза, лучи полуденного солнца уже нагрели комнату, и Кларе под плюшевым пледом было жарко. Протерев кулаками несколько отёкшие глаза, отбросив в сторону плед она встала, накинула халат и с возмущенным выражением лица вышла в горницу.
   За пустым столом, рядом, спиной к окнам с угрюмыми лицами сидели Прасковья Фёдоровна и Кузьма. Оба, склонив головы глядели в стол.
   -Кузьма, почему ты меня не разбудил? Мы же опоздали! - Возмутилась Клара.
   -Не к чему уже, - протянул Кузьма, не поднимая головы и следом упреждая следующий вопрос сказал, взглянув в вопрошающие, раздражённые глаза Клары. - Не уберегли город!
   -Как? - Рот Клара непроизвольно открылся.
   -Ночью печенеги проклятые схватили город, - не поднимая глаз, тихо сказала Прасковья Фёдоровна. - А ещё поезд!.. Он только отъехал от города... - И Прасковья Фёдоровна подняла воспалённые глаза и проникновенно взглянула на Клару, лицо которой выражало непонимание услышанного и в целом происходившего.
   Ватными ногами ступая по половице, она медленно подошла к столу и опустилась на стул.
   -Как же так!? - Чуть слышно сказала Клара, вопрошающе бросая взгляд то на Кузьму, то на Прасковью Фёдоровну.
   -Что будет? Что будет? - заголосила Прасковья Фёдоровна, склонив голову на плечо Кузьмы, который тотчас принялся успокаивать жену, поглаживая рукой её по голове и приговаривая:
   -Не чо, не чо, мы немчуру эту разобьём! Не в первой!
   Последующие два дня, все трое ходили мрачными, за столом кусок в горло не лез. Прасковья Фёдоровна, Клара то и дело утирали слёзы, Прасковья Фёдоровна рукавами, Клара платком. Кузьма же за калиткой усердно колол дрова. В округе, дни, ночи наступили тёмные, лютые, страшные. Тревожно кричали петухи, куры скопом кудахтали и мгновенно смолкали, слыша вдалеке взрывы, вой сирен, коровы жалобно мычали, просили, чтобы их покормили, выпустили в поле, собаки притихли, хозяйские спрятавшись в котухах, а бродяги завывали волчьим воем, одна с другой перебрёхивались.
  
   Но вот прошли два дня, Прасковья Фёдоровна пошла на смену, а когда вернулась спустя двое суток позвала Клару работать в госпиталь:
   -Рук не хватает Клара Андреевна, - сетовала Прасковья Фёдоровна, стоя у печки, куда ставила три хлеба для выпечки. - Может вместе в госпиталь, а то раненных в трое прибавилось, да многие тяжёлые.
   -Ну я же не умею... - Сидя с томиком Есенина у открытого окна возразила Клара, взглянув виновато в спину Прасковьи Фёдоровны.
   -Недельку походите, всему научитесь! - твёрдо сказала Прасковья Фёдоровна и закрыла жерло печи засовом. Повернулась и подойдя к Кларе, взглянула ей в глаза по-отечески, - Вам Душечка там самое место нынче. Где повязку смените, где утку подставите, а и где, словом, утешите, стихи почитаете, а Кузьма вам подыграет. А уже и с зав отделением поговорила, завтра ждёт.
   На другой день Прасковья Фёдоровна и Клара пошли вместе, оставив Кузьму приглядывать за домом, да колоть поленья для престарелых женщин и стариков в посёлке, оставшихся без поддержки.
   С начала войны, госпиталь развернули в сельской больнице, здание которой когда - то служило домом купца Звягинцева. Двухэтажный дом вмещал в себя пять не больших комнат, шесть просторных и два танцзала, был цокольный этаж что служил хозяйству. Помимо, дом окружали пять хозяйственных построек, а так - же небольшой приход в метрах пятидесяти, выстроенный самим купцом Звягинцевым, теперь служившим распределительным эвакуационным пунктом, куда свозили раненных, контуженных и просто больных с ближайших фронтов. Солдат распределяли по их основному ранению, или заболеванию и потом отправляли в сам госпиталь, где на первом этаже размещались три операционные в каждой из которых, стояло по два операционных стола, палаты для тяжело раненных в брюшную полость, осколочные попадания в голову, грудь, отрыв конечностей. На втором размещалось отделение терапевтическое и палаты с лёгкими ранениями. Отдельно стоящие хозпостройки были отданы под гнойное отделение и инфекционное. Подвал, как и при купце служил кухней, где рябом находилась котельная.
   Прасковья Фёдоровна часто говорила о том, что с фронтов поступает много раненных, но то, что Клара увидела своими глазами её взбудоражило так сильно, что первое впечатление осталось в её памяти на всю жизнь. Кругом раненные; в машинах, телегах, на носилках, на земле, стоны, переходящие в крики. Одних раненых привозили, других умерших увозили чтобы похоронить в безымянных могилах так как у многих не было при себе документов, а сказать свои данные по состоянию своего здоровья они попросту не могли. Всё это перемешивалось с гулом моторов, ржанием лошадей, людскими криками и крови - "лившейся рекой". Клара крепко держала за руку Прасковью Фёдоровну, которая на всё это смотрела как на рабочий процесс и лишь сетовала что рук не хватает.
   -Как страшно! - Только и смогла проговорить Клара.
   -Обвыкнитесь, - басила Прасковья Фёдоровна, обходя машины, носилки, выискивая глазами заведующего.
   Женщины, обходя повозки, машины, санитаров с носилками подошли к зданию, вошли в него и пройдя полукруглый просторный холл повернули в левое крыло, где размещались операционные.
  Остановившись у ближней операционной, Прасковья Фёдоровна, приоткрыв дверь на мгновенье заглянула вовнутрь, а спустя четверть часа к ним из операционной вышел небольшого роста, щупленький, лет тридцати хирург в халате и прорезиненном фартуке, больше напоминавшего спецовку мясника. Фартук и рукава халата были все в крови. Ком к горлу подступил у Клары, а перед глазами всё поплыло. Она схватила за руку Прасковью Фёдоровну, то и дело пытаясь сглотнуть слюну опуская глаза то в пол, то кося в сторону, только чтобы не смотреть на фартук. Заметив это, хирург приоткрыл дверь операционной и низким баритоном, не громко попросил нашатырь, после чего спустя минуту другую в проёме открытой двери показалась молоденькая лет восемнадцати медсестра с пузырьком нашатыря. Сестричка открыла пузырёк, смочила ватку жидкостью и подала Кларе сказав:
   -Поводите перед носом, только поодаль, и виски потрите. Полегчает! - После чего скрылась за дверью.
   -Что, Вам плохо?! - спохватилась Прасковья Фёдоровна. - Как же так, как же так!
   А Клара, слегка вдохнув едкую жидкость, тотчас почувствовала себя лучше.
   -Господи! и усадить Вас негде! - Басила Прасковья Фёдоровна, обхватив на сколько это возможно фигуру Клары правой рукой сзади. - И к чему же я Вас привела сюды?! Дура, дурой!
   Клара только теперь смогла хорошо разглядеть врача, который знал её имя. И что не мало удивило. Ведь она уже, и сама подзабыла, когда выходила на сцену... Лет двадцати семи, не высокий, худосочный с лицом интеллигента - ботаника и изящными не по-мужски руками стоял перед Кларой человек, который спасал десятки, а в будущем и сотни человеческих жизней. Клара удивлённо глядела на него "с низу вверх", на столько он вызывал к себе уважение.
   -Не удивляйтесь, - опережая вопрос сказал хирург, - я был на ваших спектаклях и не один раз. И даже имел честь преподнести Вам цветы.
   Кларе стало приятно, и она сдержанно улыбнулась, продолжая отводить взгляд от фартука.
   -Придётся привыкать, если вы решили здесь работать, а пока, я Клара Андреевна почитайте нашим солдатам стихи. "Я думаю они хорошо воспримут их", -заметил Врач и переключил своё внимание на Прасковью Фёдоровну. - Проводите Клару Андреевну на второй этаж, пожалуйста.
   Прасковья Фёдоровна одобрительно кивнула головой, после чего хирург повернулся и открыл дверь в операционную.
   -Я привыкну! - Уверенно бросила Клара. - Я смогу!
   -Я верю Вам Клара Андреевна! Поднимайтесь на второй этаж к выздоравливающим бойцам, - и врач скрылся в операционную.
   Прасковья Фёдоровна повела Клару на второй этаж, где представила её лет двадцати пяти, небольшого роста, с привлекательными округлыми формами и миловидным личиком старшей медсестре, голос которой был тих, но услышав его не хотелось возражать. Анна Константиновна, стояла в конце коридора у окна в задумчивости, когда Прасковья Фёдоровна подвела Клару.
   -Анна Константиновна! Это Клара Андреевна! Курочкин Иван Иванович её прислал к вам на работу, - и тотчас добавила, - пака читать стихи солдатам и обвыкнуться.
   -Хорошо, - чуть слышно сказала Анна Константиновна и указав изящной рукой на приоткрытую дверь в трёх шагах прошла с Кларой в свой кабинет, по обеим сторонам которого стояли деревянные стеллажи в потолок. Прасковья Фёдоровна же спустилась на первый этаж, где, переодевшись поспешила в послеоперационные палаты.
  
   Отделение для выздоравливающих состояло из широкого, прошлом танцевального зала метров семьдесят квадратных где стояло в три ряда пятьдесят панцирных кроватей, двух маленьких комнат с шестью кроватями, столовой комнаты, ординаторской и длинного широкого коридора вдоль стен которого по обеим сторонам стояли пака пустыми панцирными кроватями. Каждый день одних выписывали, другие занимали освободившие места выздоравливающие и легко раненные бойцы, но всё же первых было гораздо больше, раны на теле которых заживали, затягивались, боль телесная уходила, оставляя боль душевную. Молодые, взрослые мужчины, покалеченные войной отчаявшись плакали в подушку, отказываясь пить, есть, многие оставшиеся без рук, ног, глаз, отказывались жить. С первого и до последнего дня работы в госпитале, каждый раз входя в палату, Клара сдерживая слёзы, улыбалась и находила каждому раненному бойцу ласковое слово, научилась перевязывать и обрабатывать раны, кормила солдат, поила, писала письма с обратным адресом полевой почты, убирала палаты, выносила утки, когда не хватало рук.
   Через день, в госпиталь приходил Кузьма с "тальянкой" и тогда в холе на первом этаже, на втором они с Кларой давали представление. Клара читала, а Кузьма наигрывал нежные мелодии, Прасковья Фёдоровна, пела частушки на злобу дня под аккомпанемент Кузьмы вызывая улыбки на лицах солдат и смех. На представления приглашали местных пионеров, которые с радостью танцевали и пели для солдат.
   Рабочих рук было много и в то же время случалось так, что рук не хватало. Не хватало и времени на то, чтобы отвлечься и поесть. Порой за сутки в рот не попадало ни крошки... Они с Прасковьей Фёдоровной дежурили по двое суток и от изнеможения Клара валилась с ног, забывала об усталости и вновь шла к солдатам. Прасковья Фёдоровна работавшая и на прачке, где вместе с пятью местными женщинами стирали постель, бинты, халаты, маски, гладили всё что стирали, забегала проведать Клару и видя её уставшие глаза забирала на полчаса, час к себе в прачечную, где укладывала её в кладовку на мешки с новым бельём. Клара засыпала и ей снился театр, она чувствовала присутствие зрителей, слышала аплодисменты, запах цветов. Ощущала присутствие в зале Володи, ловила его любящий взгляд на себе, чувствовала прикосновение его губ на своих губах. Кларе было так хорошо, что она не желала просыпаться, но просыпалась и вновь шла к солдатам, где познавала ужас войны через боль и смерть солдат, местных жителей, попадавших в госпиталь после усиленным артиллерийских обстрелов, жестоких бомбёжек с воздуха левого берега города и даже порой самого госпиталя, хотя его охраняли артиллеристы не давая прорываться в воздушное пространство фашистам.
   Прошло лето, наступила осень. Под окном, горели тёмно - красные листья боярышника. Кусты тянулись вдоль железной дороги, по которой друг за другом тянулись военные эшелоны; маленькие листочки, мотало из стороны в сторону на ветру, срывались и летели в разные стороны. Начались заморозки. Потянулись к югу запоздалые утки. Ближе к декабрю реку сковало льдом. Снегом заметало дорогу от дома к госпиталю. Курились дымки от печек в избушках, редко где по вечерам мелькали огоньки; керосин, сало берегли, - зима длинная.
   Запасов съестных и дров в доме оставалось мало. Кузьма, устроившись в госпиталь, на казённой лошади, которую держал исправно, почти все запасы, а это и картошка, собранная по осени, яблоки, солёные огурцы, квашенная капуста, сушёные, маринованные грибы, десяток банок тушёнки, сахара килограмм десять, запасы дров, возил в госпиталь, по всеобщему семейному решению. И настало время, когда сами, раз в три дня возвращаясь домой, не снимая ушанок, платков, полушубков, только на короткое время, в свой дом. Свет не зажигали. В центре стола керосиновая лампа, и они - семья, за столом держа чашки с травяным горячим чаем пережёвывая, высасывая все соки из сухарей, молча каждый сам с собой переживали прошедшие рабочие дни, согревались и шли одетыми спать, а утром следующего дня, чуть свет вставали, пили травяной чай с кусочками чёрных сухарей и ехали в госпиталь под удалённые и вместе с тем оглушающие канонады орудий, огненные зарева. Никто уже не вздрагивал, а только молча Клара с Прасковьей Фёдоровной переглядывались.
   -Тихо, не боись! - Подбадривал Кузьма вздрагивавшую лошадь. Пожимал плечами, втягивая шею, куда попадал холод, тянул самокрутку и внимательно прислушиваясь изредка поглядывал по сторонам, бросая молчаливый взгляд в небо, озарённое молочным отблеском нового дня, продолжая крепко удерживать вожжи.
  
   "Рубежом для захвата фашистами города стала река, - она же и стала рубежом отсчёта в освобождении города. 24 января 1943 года начались освободительные бои, а уже 25 января 1943 года в городе появился победный Советский красный флаг, тем самым укрепив дух горожан, измученных голодом, холодом, жестокостью фашистов их союзников - венгров, итальянцев, румынов, и вояк. Советские войска с доблестью освободили город 2 февраля 1943года, общие потери которых при боях за город составило в 400 тысяч человек. Убитыми со стороны фашистов, а к ним относятся и 2-я венгерская и 8-я итальянская армии и 26 дивизия вермахта. Десятками тысяч пленных фашистов вели по снегу обагрённого кровью Советских солдат, городу практически стёртого с лица земли." - Клара читала газету Известие, громко, чётко, так чтобы каждый боец из пятидесяти занятых коек в палате мог слышать долгожданную весть. И бойцы вслушивались в каждое слово, порой затаив дыхание, срывая с губ Клары каждое слово, имея во взгляде одновременно и радость, и боль, и ненависть, и надежду...
   Сотни раненных, контуженных солдат, тянулись в госпиталь. Раненные занимали каждый свободный уголок в здании госпиталя, в церкви, в инфекционном корпусе. Госпиталь начал испытывать нужду в персонале, медикаментах, вате, бинтах, мыле. Врачам в одном халате приходилось два три раза оперировать, после чего халат становился красным полотном. В помощь медицинским работникам вновь потянулись местные женщины, подростки, старики. В повозках, в руках, на спине несли в госпиталь кто что мог; съестное, простыни, пододеяльники, вату, бинты, новое нательное бельё, носки и прочее, что могло хоть как-то помочь.
   Стояла середина февраля, Клара перестилала постель молодому солдатику, чья голова была вся перебинтована так что торчал только кончин носа чтобы дышать, подошла Анна Константиновна и попросила Клару зайти как она освободится.
   -Да конечно! - Сказала Клара, окинув озабоченный взгляд старшей медсестры, чьё лицо казалось беспомощным. И Анна Константиновна ушла, а Клара перестелила постель, помогла поменять нательное бельё, напоила солдатика водой и поспешила в кабинет, дверь которого была приоткрыта, но Клара постучала.
   -Проходите! - Не громко отозвалась Анна Константиновна.
   Клара вошла, прикрывая за собой дверь и остановилась, вопрошающе глядя на Анну Константиновну. Яркие солнечные лучи освещали всю просторную вытянутую комнату так что слепили Клару и ей трудно было разглядеть лицо Анны Константиновны, обрамлённое белой косынкой и Кларе, показалось, что перед ней не лик живого человека, а не чёткий лик неведомой ей святой.
   -Пройдите Клара Андреевна. Мне с Вами надо поговорить.
   -Я Вас плохо вижу. Солнце...
   -Я задёрну штору, - и Анна Константиновна встала, взяла край зелёного полотна и лёгким движением дёрнула так что половина окна было тот - час прикрыто. В кабинете воцарился полумрак, глаза Клары теперь хорошо видели севшую за стол Анну Константиновну. Клара прошла и села по другую сторону стола оставляя свой взгляд вопрошающим. -Понимаете Клара Андреевна, я хочу вас попросить поработать несколько дней в женской палате, так как санитарка сильно простыла, а у нас ведь больные слабые здоровьем, и поэтому мы её на время отстранили. Клара Андреевна дней пять, не больше?!
   -Но разве здесь есть?.. - И Клара продолжала глядеть вопрошающе, но более пристально в просящий взгляд Анны Константиновны.
   -Есть, рядом с инфекционным корпусом, - запиналась Анна Константиновна, - в палате пять женщин, которым требуется помощь как хирургическая, так и душевного характера, но мы стараемся о них никому не говорить. Понимаете...
   -Нет, не понимаю?
   -Когда вы всё увидите, то поймёте. Ну как Клара Андреевна?
   -Но как же мои солдатики?
   -Всего на пять дней!
   -Хорошо. Когда начинать?
   -Да прям сейчас и пойдёмте!
   Переобувшись в разбухшие подшитые валенки и набросив на плечи фуфайку и суконную старушечью шаль, Клара спешно прошла по узкой расчищенной от снега тропинки в след за Анной Константиновной на задний двор госпиталя к небольшому одноэтажному зданию, что стояло по от дали в метрах пятидесяти от инфекционного корпуса, и самого госпиталя. Мимо прачечной, двор которой был увешан больничным бельём, халатами, бинтами, подштанниками, рубахами широкого двора. День был ясным, солнце слепило глаза, отражаясь в снегу, под ногами хрустел снег. Сильные заморозки. Пробираясь под юбку, мороз щипал Кларины коленки, щипал нос, щеки. И когда женщины перешагнули порог женского отделения, состоявшего из сенцев, горницы которая служила ординаторской, кухней, раздевалкой и кладовой, одной палаты с восемью койками, пять из которых были заняты, Анна Константиновна тотчас приложила ладони к белой стенке печи что занимала третью часть горницы.
   -Фу, как холодно! - приоткрыв слегка рот, сказала Анна Константиновна.
   -Да разве это морозы, - возразила Клара и сдержанно улыбнулась сама себе.
   Анна Константиновна искоса удивлённо взглянула на Клару, приподняв узкие брови.
   -Не удивляйтесь Анна Константиновна, - начала говорить Клара, имея выражение лица, знающее о чём говорит. - Ну сколько за окном, ну минус пятнадцать, двадцать и всё, а я знавала и тридцать, и тридцать пять. - И мысли её перенесли на семь лет назад, представила замерзающего в бараке Володю и по её спине пробежал холодок, Клара нахмурила брови, от чего Анна Константиновна смутилась.
   -Что с Вами Клара Андреевна? - Обернулась Анна Константиновка.
   -Да так, вспомнилось... - и Клара, раздеваясь, окинула взглядом просторную метров двадцать комнату с деревянным вытянутым столом, двумя лавками по разные стороны с большим медным самоваром по середине, широким под потолок деревянным шкафом где хранились истории болезни, бельё, ночные сорочки, халаты для больных, кухонная утварь, рядом на стене висела деревянная вешалка с полками где висели овчинный тулуп и фуфайка, а на полке лежали пуховый платок и цигейковая ушанка. Сняв свою фуфайку, Клара повесила рядом с тулупом повернулась и увидела женщину лет двадцати восьми, выше среднего роста, стройная, привлекательная внешностью с горящими жизнью карими глазами, в белом халате по фигуре и белой косынке на голове что прикрывала белокурые волосы.
   -Вот Клава тебе в помощь Клара Андреевна! - Проходя к столу и присев за него, сказала Анна Константиновна.
   -Я очень рада! - И Клава, подойдя к Кларе протянула изящную с длинными пальцами руку.
   Клара, пожимая протянутую ей руку, мысленно заключила, - "руки пианистки".
   -Клава!
   -Клара!
   -Чай приготовить? - Приветливо сказала Клава.
   -Приготовь и заодно познакомишь Клару Андреевну с больными, - сказала Анна Константиновна, сидя спиной к женщинам, устремив свой взгляд в небольшое из трёх окон.
  
   Клара подошла к столу сев за стол напротив старшей. Клава подошла к печи, с пола в углу подняла горсть берёзовых щепок подошла к столу аккуратно уложила вовнутрь самовара и подожгла их. Не прошло и пяти минут, как всю комнату окутал аромат сгорающих щепок. Клара любила этот аромат и теперь, когда она уже вторые сутки в не дома, аромат отчётливо напомнил ей о нём. Клара скучала... Вскоре перед женщинами стояли стаканы в оловянных подстаканниках с настоящим горячим грузинским чёрным чаем, маленькая стеклянная вазочка с колотым желтоватым сахаром. Совмещая удовольствие от питья чая с сахаром в прикуску, Анна Константиновна не забывала о работе. Она записала список медицинских принадлежностей; вата, бинты, марля, антибиотики, физраствор, йод, всё что не доставало женскому отделению и вскоре допив чай распрощалась, пожелав оставшимся хорошего дежурства.
   -Спасибочки! "Оно нам пригодиться", -сказала в след Клава, и подмигнув Кларе, которая крепко сжимала стакан в руках, сказала: - что не понравился? - Взглядом показывая на стакан с чаем.
   -Нет, что Вы! Я греюсь, а чай хорош!
   Не успела выйти старшая, как в дом ввалился клубок пара, а следом вошли небольшой, жилистый старик с двумя вёдрами и лет сорока пяти, кухарка аппетитных форм, держа пальцами, напоминавшими сосиски кастрюльку литра на два.
   -Доброго дня вам хозяйки! - Проскрипел, переводя дыхание старик и следом добавил. - Морозец то пробирает!
   -Обед! - сухо бросила кухарка, имея лицо красное, а взгляд усталый.
   -Обед! - С задором сказала Клава и тотчас поднялась на встречу.
   На встречу поднялась и Клара, оставив на столе не допитый в стакане чай. У порога старик и кухарка остановились, а подошедшие к ним Клава взяла ведро и кастрюлю, а Клара другое ведро и поспешили подойти к столу поставив вёдра на лавку, а кастрюлю на стол.
   -За вёдрами позже зайду, - сказала кухарка и поспешила уйти, следом за ней и старик.
   -Ладно! -Прикрикнула Клава и подошла к шкафу. - Клара Андреевна идите сюда! Сама же раскрыла одну из четырёх створок шкафа, где на трёх верхних полках хранились тарелки, стаканы с подстаканниками, в глиняном небольшом чугунке ложки, ножи, рядом с чугунком на железном подносе лежал железный половник. Клара встала, рядом изучая содержимое шкафа, где кроме тарелок и ложек, стоял бумажный пакет с колотым сахаром, в пачке соль, керамический белый в синий горошек заварник.
   -Вот, Клара Андреевна, - сказала Клава, - здесь всё для завтраков, обедов и ужинов, всё необходимое, а сейчас мы отсчитаем пять тарелок, пять ложек и возьмём половник. - И Клава пальчиком отсчитав рёбра глубоких цвета ультрамарин тарелок взяла их и перенесла на стол. Клара отсчитала рёбра пяти мелких белых с синий горошек тарелок и следом поднесла к столу, после чего женщины вернулись к шкафу и переглянулись. - Клара Андреевна возьмите ложки, половник и на кройте на стол, а я за девочками.
   Клара отсчитала ложки, взяла половник и закрыв створку шкафа вернулась к столу. Расставив тарелки, разложив рядом ложки, Клара открыла вёдра с бледными, пустыми щами, ячневой кашей с тушёнкой, открыла кастрюлю, где лежало с десяток тоненьких кусочков ржаного хлеба. Хоть и выглядели щи и каша скажем не очень аппетитно, зато чувствовалось что вся еда свежая "с пылу с жару". Не теряя времени, Клара разлила по тарелкам щи, разложила кашу, на край мелких тарелок разложила по кусочку хлеба и прикрыв крышками вёдра отнесла их к печи на плиту. Клара вернулась к столу и в это время из палаты вышла Клава, а за ней три молоденькие лет по двадцать девушки, которые бросив любопытный взгляд на Клару, направились к столу.
   -Двум надо отнести в палату, - сказала Клава.
   -А - а - а? - И Клара повернулась чтобы подойти к шкафу за подносом.
   -Постойте! Женщины спят, потом... Лучше посидим вместе с девочками, познакомитесь. - И Клара согласилась, присев за стол, приветливо улыбаясь.
   Клава и Клара сели рядом в торце стола. Клава, подперев кулачком подбородок глядела в морозное окно, а Клара, скрестив руки на коленях бросала любопытный взгляд на девушек, двое из которых были славянской внешности с русыми прикрывавшими шею волнистыми волосами, а третья имела выразительные миндалевидные карие глаза и чёрные длинные волосы, забранные на затылке шпильками. "Кармен", - мысленно заключила Клара. Та самая "Кармен" держала ложку левой рукой, потому как, на правую был наложен гипс от плеча до кончиков пальцев кисти. Клара обратила внимание, на двух других девушек, одна из которых имела на голове повязку в виде шапочки, а на другой внешних признаков ранения не было - кудрявая, хорошенькая она с грустью в глазах нехотя возила ложкой в тарелке и когда отчерпывала щи то в рот попадала лишь половина ложки, а остальное возвращалось в тарелку. - "Бедные, Бедные девчонки!" - Кричал внутренний голос.
   Клава, сидевшая несколько минут отстранённо, взглядом окинула сидевших за столом, повернув голову в лево взглянула на круглые часы, висевшие над притолокой, резко встала, и выйдя из-за стола, молча пошла в палату. Клара последовала за ней. Палатой была просторная, белённая, светлая в три окна комната с белыми занавесками, где спокойно вмещались восемь кроватей, по пять в ряду у окон и трёх напротив, между ними вручную сбитые из досок сантиметров тридцать крашенные зелёным открытые тумбочки у двери с лева стоял стол для медсестры и небольшой железный белый шкаф с медикаментами, шприцами и перевязочным материалом в стерилизаторах. Ряд кроватей у окна был занят, тумбочки обжиты... Клара вошла в палату, когда Клава уже прошла в дальний угол. Клара робко последовала за ней и остановилась в ногах между двух кроватей, стоявших друг перед другом разделённые тумбочкой.
  
   На кровати у стены, лежала с открытыми янтарными глазами и разбросанными по подушке золотистыми короткими волосами девушка лет девятнадцати. Её руки были закинуты за голову, а заспанные глаза пристально глядели на Клару. На другой кровати лежала девушка с повязкой на голове, закрывавшая половину лица с глазами лишь острый кончик носа да пухлые пересохшие губы, говорили о молодости её. Клава оглянулась и Кларе тихо сказала:
   -Попоите Олю, а я Жени поесть принесу. - И она обратилась к лежавшей у стены:
   -Ну что пойду за щами? Они нынче вкусные!
   -А что ещё есть? - Перевела свой взгляд рыжеволосая с Клары на Клаву.
   -Ячка с тушёнкой.
   -Ладно, давай щи, а кашу не надо, - нехотя проговорила рыжеволосая, и вновь перевела свой взгляд на Клару. - А я Вас знаю! Вы артистка! Угадала? - И девушка расплылась в непосредственной улыбке, - вы к нам на фронт с концертом приезжали. С вами ещё яркая такая дамочка была.
   -Правда, что ли? - Удивилась Клава.
   -Да ездили, - смутилась Клара и щёки её покрылись румянцем.
   -Мне Ваши стихи нравились, задушевные!
   -Если захотите я почитаю после обеда. - И Клара прошла к тумбочке, присела на край кровати рядом с лежавшей другой девушки, а Клава пошла за щами.
   -Ха - ха - ха! - Язвительно рассмеялась Ольга, оголяя десна, где не доставало верхних передних трёх зубов, от чего речь девушки была шепелявой как у старухи.
   -Мне в удовольствие! - Отозвалась Клара, взяв в руки стакан с водой соломинку сухой травы, и опустив один конец в стакан поднесла стакан к Ольге, которая с жадностью прильнула губами к другому краю соломки. Клара предложила девушке поесть, на что та отрицательно покачала головой, а спустя минуту выпустив из губ соломинку решительно сказала:
   -Если всё есть что тут дают, то можно поросёнком выйти, а мне нельзя в танк не помещусь! - И тотчас добавила, - Это у вас артисточек сцена большая...
   -Вы танкистка? - Удивилась Клара. Пропуская издёвку. - Я думала...
   -Одни мужики! - Опередила Ольга и усмехнулась. - Есть и женские бригады, правда их мало, но они есть.
   -Нет, не это! Там тяжело!
   -Согласна, ногами дрыгать, да стишки читать легче!
   -Брось Олька, она под пулями для нас !..
   -Я согласна. Вам Ольга в сто крат тяжелей, ну а две ложки супа фигуру не испортят!
   Клара уже поставила стакан на тумбочку, и повернулась чтобы выйти, как в палату вошла Клава с подносом, на котором стояла тарелка со щами и лежал кусочек хлеба. Женя, лежавшая на спине, упёршись локтями подтянулась вверх и села в кровати. Клара хотела ей помочь спустить ноги, и когда она потянулась чтобы взяться за край одеяла, Женя сама откинула его в сторону. Вдоль кровати лежали по колено две культи перевязанные бинтами. - "О Господи!" - Вскрикнула душа, пробежал холодок по спине, отведя взгляд в сторону Клара поспешила выйти из палаты.
   Девушки заканчивали обед и одна за другой выходили из- за стола, направляясь в палату. Клара налила в тарелку немного щей, взяла кусочек хлеба, положила ложку в тарелку и вернулась в палату к Ольге. Женя оставалась сидеть в кровати вдоль вытянутыми остатками ног, по верх была расстелена клеёнка, а на ней стоял поднос с едой, которую охотно ела Женя, на посту сидела Клава и что-то писала в журнале. Клара прошла к кровати Ольги продолжавшей сидеть, упираясь спиной в горедушку, поставила тарелку на тумбочку, а кусочек хлеба положила на стакан с остатками воды.
   -Оля, я принесла еду, - и Клара протянула вперёд свои руки к рукам, стиснутым в кулаки на груди девушки.
   -Я сама! - Сказала, как отрезала Ольга, разжав кулаки, закинула руки назад сжала углы подушки и мгновенно вырвала её из-под головы придвинув её плотней к горедушке, а следом подтянулась к ней сама плотней облокотившись спиной. - Хорошо пахнет! - И Ольга глубже вдохнула носом. Клара присела на край кровати рядом и вставив хлеб в руки девушки поднесла неполную ложку к губам её.
   -Я сама! Дайте мне ложку и держите тарелку передо мной.
   Клара, не сказав ни слова вылила содержимое ложки в тарелку, а пустую вставила в руку девушки, которая не без осторожности, но уверенно начала черпать ложкой щи и подносить её к губам. Клара не отрывала от девушки взгляда, пропитанного уважением. С четверть часа Клара наблюдала за Ольгой, временами кося взгляд по сторонам, на Женю, которая, отдав поднос с пустой тарелкой Кларе, принялась разглядывать себя в маленькое овальное зеркальце в серебряной оправе, на "Кармен", лежавшую на спине в кровати с открытыми глазами в потолок, на двух других девушек.
   -Клара Андреевна, вы нам не почитаете? - Не отрываясь от зеркала, сказала Женя.
   Клара не удивилась просьбе и поэтому тотчас согласилась, но после обеда, когда помоет посуду.
   -Нам предстоит концерт!? - Бросила с задором "Кармен" и с потолка на мгновенье перевела любопытный взгляд на Клару.
   -Да Кармен, - задержав наполненную ложку в тарелке начала говорить Ольга, нервно ухмыляясь, - нам очень повезло, сама артистка будет мыть за нами горшки и давать концерт.
   Обидный комок к горлу подкатил. Клара неожиданно закашлялась. - Извините! - не складно сказала Клара, поставила тарелку на тумбочку и прикрыв рот руками поспешила выйти из палаты. Следом за ней вышла встревоженная Клава, поспешила успокоить:
   -Не обращайте внимание, она со всеми такая...
   Клара ещё раз, другой кашлянула, а потом улыбаясь переведя на другую тему, сказала:
   -Я всё понимаю, но почему Кармен?
   -Что почему Кармен!?
   -Откуда такое имя?
   -А - а - а, так она цыганка!
   -Цыганка?
   -Да! А там все имена чудные; Ласточка, Синичка, Ляля и прочие.
   -Красивое имя! - Заключила Клара. - Я, пожалуй, пойду снега наберу, чтобы посуду помыть, - и Клара, сунув ноги в валенки, одев телогрейку, с двумя вёдрами вышла из избы.
  
   Клара помыла, вытерла полотенцем и поставила в шкаф посуду, вымыла пол в доме, подбросила в печку дрова. Клара почувствовала усталость и села за стол лицом к окну положила руки на стол, на руки голову. Она не заметила, как заснула, а когда открыла глаза, за окном было темно, а над головой горела лампа. Клара повернула голову и увидела рядом сидевшую Клаву с тетрадкой в руках в которой записи чередовались с таблицами и рисунками костей руки человека.
   -Сколько я спала? - Тихо сказала Клара.
   -Чуть больше часа, - прервав чтение сказала Клава и поспешила успокоить, - в Вашем возрасте уже нужно больше отдыхать. Тем более если время позволяет.
   Клару удивили слова, касающиеся возраста и даже, несколько оскорбили.
   -Мне всего тридцать семь! - Возразила Клара.
   На что Клава ухмыльнулась закрыла тетрадь и взглянув на Клару с улыбкой нескрываемой иронии сказала:
   -Клара Андреевна, девочки просят почитать им стихи.
   -Я почитаю, - и Клара сглотнула обиду. Она встала из-за стола и прошла в палату, где каждая занималась своим; Женя и Люба читали книги, Кармен сидя на кровати лицом к окну, глядела в темноту, а Наташа и Ольга лежали на спине.
   Клара вошла и девушки кроме Ольги обратили своё внимание на неё.
   -Мы ждём! - Сказала Женя и закрыла книгу.
   Кармен, Женя и Люба устроились на кроватях так как было удобно каждой и всё своё внимание устремили на Клару, присевшую на противоположную кровать, скрестив руки на коленях. - Что вы хотите услышать?
   -Как что, разумеется, про любовь! - Громко бросила Женя.
   Уголки рта, у Клары приподнялись, она скользнула глазами по лицам девушек, глаза которых были в ожидании, кроме Наташи, которая лежала напротив Клары свернувшись калачиком отвернувшись лицом к стене и Ольги. Клара начала читать, несколько низковатым голосом, не громко: - Елизавета Дмитриева.
  
   Иерихонская роза цветёт только раз,
   Но не все её видят цветенье:
   Её чудо открыто для набожных глаз,
   Для сердец, перешедших сомненье.
  
   Клара уже заканчивала читать стихотворение, как в полной тишине раздался плач, переходящий в рыдание. Плакала Наташа, её плечи дрожали, а пальцы рук сжимали края подушки.
   -Надоела уже! - В полголоса раздражённо бросила Женя.
   -Ну хватит тебе! - Возразила Жене Кармен, - её можно понять...
   -А меня? - Приподнялась в кровати Женя, бросая раздражённый взгляд на Кармен.
   -Ты сильная, а она, она ещё девчонка.
   В первые секунды, Клара растерялась, слушая перебранку девушек и ничего не понимала, но затем она встала и подойдя к Наташи села на край её кровати положив руку на спину девушке и слегка похлопывая сказала первое что пришло на ум:
   -Тебе не понравились стихи? - После чего Наташа разрыдалась ещё сильней и надрывней. Клара смутилась и вопрошающе взглянула то на Кармен, то на Любу с перебинтованной головой, кровать которой стояла рядом у стены.
   -Санинструктор она, - с состраданием в голосе начала Люба, - парня своего раненного волокла, а тут мина и осколки на них. Парня прошило насмерть, а её в живот, а в животе маленький зародился. Вот так, - и Кармен тяжело вдохнула, задержала воздух, а следом выдохнула.
   -А у меня ног нет! И что теперь? - Вновь раздражённо бросила Женя. И голос её дрогнул. - Это война!
   -Брось Женька! - Прикрикнула Кармен и впилась грозно в озлобленные глаза Жени.
   Клара сидела растерянная. Она не знала, что говорить, как успокоить девушку. - "Наверное, она должна сама своё горе пережить иначе никак", - подсказывал ей внутренний голос. Клара сидела возле девушки и теперь уже поглаживала её по спине. - "Я буду читать!" - Решила Клара и начала читать: - Анна Ахматова, "Я научилась просто мудро жить...".
  
   Я научилась просто, мудро жить,
   Смотреть на небо и молиться Богу,
   И долго перед вечером бродить,
   Чтоб утолить ненужную тревогу.
  
   Клара читала и замечала, как плечи девушки вздрагивали меньше, а потом и вовсе успокоились, а когда Клара закончила читать и хотела встать, Наташа попросила её почитать ещё. Душа Клары улыбнулась, и она продолжила читать другое, следом ещё другое стихотворение. А когда закончила читать, к ней повернулась Наташа, заплаканная с припухшим носиком с глазами полными печали, взяла руку Клары и тихо проговорила:
   -У меня ведь от Васьки ничего не осталось... У меня больше не будет детей! - И глаза девушки вновь наполнились влагой.
   -Вот уже как восемь лет я не видела своего Володю и не знаю увижу ли, - неожиданно для самой себя сказала Клара, и тотчас продолжила, - А моя Прасковья Фёдоровна потеряла в гражданскую мужа, дочь и живёт, живёт для меня, для Кузьмы, для раненных. У каждого свой жизненный путь... - Клара встала, пристально взглянула на Наташу и прикусив нижнюю губу вышла из палаты.
   Наступила полночь. Все девушки уснули. Клава, прокипятив шприцы, собрав перевязочный материал для стирки, заполнив всю необходимую документацию так же прилегла на свободную кровать в палате, договорившись заранее с Кларой что сменит её в три часа. Заварив кипяток из сушёной морквы, Клара сидела за столом уставшими глазами блуждая по горнице, вспоминая прошедший день и её взгляд привлекла внимания стопка историй болезни, оставленная на краю стола. Клара придвинула стопку к себе, начала читать верхнюю историю; - "Иванова Евгения Ивановна год рождения 1920, 12 сентября, г. Смоленск. Связистка артиллерийского полка. DS: перелом обеих костей ног с последующим отморожением обеих стоп. Сидорова Ольга Васильевна год рождения 1923, 5 марта г. Воронеж. Помощник механика пятой танковой дивизии. DS: Осколочное ранение головы с повреждением хрусталиков обоих глаз. Кармен Руслановна Барон год рождения 1920 приблизительно. Г. Сочи. Санинструктор. DS: Вколоченный перелом кости с отрывом большого бугорка. Соколова Наталья Петровна год рождения 1922, 31 декабря. Г. Сталинград. Санинструктор. DS: Осколочное ранение полости живота. Гладких Любовь Ивановна 1924, 12 октября. Г. Москва, партизан. DS: Осколочное ранение головы, контузия". - "Нет, этих девчонок жалеть нельзя, их надо уважать, гордиться ими! В них столько силы и мужества не у каждого мужчины найдётся столько. Нет, и Оля и Наташа все они справятся и у них всё будет хорошо!"
  
   Мысли Клару перенесли в прошлое. В тюремное, лагерное прошлое; - "Лютый мороз, пробирающий до кости, лицо твёрдое, губы не шевелятся, ресницы обметал мороз, от чего они были похожи на крылья бабочки, и она с топором в руках". От тяжести воспоминаний Клара зажмурила глаза прикрыв исхудавшими руками осунувшееся, но не утерявшее привлекательности лицо. - "Нет, девчонкам было в сто крат страшней!". - Клара не заметила прошедших часов и когда из палаты вышла заспанная Клава, она хотела предложить ещё посидеть часок другой, но передумала, так как вспомнила что она уже вторые сутки не спит. В палате было темно и тихо. Клара легла в ещё не остывшую постель, где спала Клава, закрыла глаза и тотчас оказалась в водовороте событий прошедшего дня, а уже спустя минуту другую её окутал глубокий сон, где она будто вновь увидела дни счастья и любви с Володей умное, доброе, красивое лицо улыбалось Кларе.
   Было четверть пятого, когда в палате раздался пронзительный крик:
   -Сестра! Сестра Люба, Люба!
   Клара открыла глаза, но не понимала происходящего. В палату вбежала Клава и щёлкнула выключатель. Вспыхнул свет и молнией ударил Кларе в глаза, она зажмурилась, но тотчас открыла глаза и вскочила с кровати. Кричала Наташа, склонившись над кроватью, где вытянутая с пеной у синего рта лежала Люба. Наташа трясла безжизненные плечи девушки продолжая кричать:
   -Люба! Любаша! Люба! Открой глаза, открой!
   -Отойди! - Крикнула Клава и одним махом усадила Наташу на её кровать, а сама склонилась над Любой, взялась пальцами за запястье, приоткрыла веки девушки, зрачки были безжизненны.
   -Чёрт! Чёрт! - В полголоса ругалась Клава. Она прильнула ухом к груди девушки в надежде услышать сердцебиение, но не услышав она выпрямилась и нервно обратилась к рыдающей Наташи: - Как, когда это случилось? Но Наташа ничего не могла говорить, слёзы душили её.
   По другую сторону кровати покойной, стояла заспанная, растерянная Кармен, из-за спины выглядывала также заспанная и растерянная Женя, а Оля лежала оцепеневшая, не понимая происходящего.
   -Ну почему, почему? - Шептала Клара. Она действительно не понимала почему... За время работы в госпитале, Клара не раз сталкивалась со смертью тяжело раненных бойцов, ей было жалко всех покинувших этот мир, но каждый раз, когда умирали молодые, она поднимала глаза и спрашивала: - Почему? А внезапная, непонятная смерть Любы, Кларе казалось вообще не правильной...
   Клава позвонила в главный корпус. Спешно пришёл врач и два санитара, а спустя четверть часа Любу унесли. Наташа, Кармен, Женя сидели в оцепенении, каждая, уйдя глубоко в свои потаённые мысли. После обеда, Клара, Наташа, Кармен, вызвались проводить в последний путь Любу.
   Умерших хоронили в братских могилах, устанавливая деревянную табличку с именем умершего, но было что имён не успевали узнать, а документов при себе боец не имел, и тогда умерший боец становился безымянным, без вести пропавшим солдатом.
   Все трое ехали в кузове сидя на скамье спиной к кабине, а лицом к дощатым не обшитым, заколоченным двум гробам, и где к крышке одного была прибита красная атласная лента, там лежало тело Любы. Кругом лежал белый, будто присыпанный серебром снег, на горизонте сливавшийся с ясным в солнечных лучах небом. Ехали не долго с полчаса, а когда машина остановилась, из кабины вышел пожилой из местных шофёр и молоденький боец из выздоравливающих. Мужчины открыли боковые борта машины, помогли спрыгнуть женщинам, а следом спустили гробы. Клара в первые увидела место захоронения умерших бойцов. Это был луг близ смешанного леса, большая часть которого была покрыта глубоким снегом и лишь макушки табличек коих торчало десятка три указывали на места захоронения, ещё десяток холмиков, слегка запорошенных снегом, и было несколько свежих чёрных холмиков с табличками и несколько приготовленных могил. Клара взглянула на Наташу и Кармен взгляд которых выражал ужас и скорбь от увиденного. Клара молча взяла их под руки и провела к крайней выкопанной яме, куда вскоре опустили гроб с телом Любы и все трое бросили по горсти мёрзлой земли в яму, также они бросили землю в яму с неизвестным бойцом и подождали пака над каждой из могил не появится холмик. Клара всё это время стояла и не могла отвести глаз от захоронений, и чем больше она глядела, тем сильней эта картина печатью ложилась на её сердце. Когда вся работа была сделана, Клара достала из-за пазухи красную атласную ленту и повязала под табличкой, обозначив место захоронения Любы.
  
   Шёл 1953 год. Май месяц, девятое число, день пасмурный и прохладный. В доме по ул. Сосновая тихо. Десять с четвертью отсчитали ходики. Клара в маленькой комнате стоит перед зеркалом в просторном коричневом костюме, поправляет глубокого синего цвета шёлковую косынку по верх тонкой шеи и глядит в зеркало видя медленное, подступающее поражение жизни. Кларе сорок семь лет. Блеск, некогда её глаз мерк, щёки становились дряблыми, серебряные нити уложенных на затылке волос, всё говорило о безвозвратной ушедшей молодости. Клара прикрыла веки, вспомнила Володю и душа её заулыбалась, радостно обмякло сердце. Настоящей весной многие осуждённые возвращались из тюрем, лагерей по амнистии, ждала Клара и своего Володю. - "Володя тоже немолодой и возраст над ним также властен. Он старше меня на четырнадцать лет." - Мысленно успокаивала себя Клара. -"Какой он, мой Володя?" Клара пыталась представить его, но не могла, туман закрывал его лицо, оставляя лишь его очертание. Клара открыла глаза, в зеркале за спиной увидела Прасковью Фёдоровну в чёрном плаще, лицом и телом справную, но не безобразную с добрыми заботливыми грустными глазами и седыми как снег волосами, забранными на затылке в пучок. Годом раньше женщины схоронили Кузьму, и улыбка исчезла навсегда с лица женщины.
   -Ну что пойдёмте? - Тихо сказала Прасковья Фёдоровна.
   -Да я готова! - Клара и повернулась лицом к своему дорогому, любимому другу. - Плащ одену и пойдём моя дорогая любимая Прасковья Фёдоровна.
   В этот день настроение было у всего посёлка приподнятым, каким-то светлым, непередаваемым настроением. "Страна, - народ победил фашизм, похоронки лежали перед фотографиями убиенных, пропавших." - На праздник не похоже, но выше праздника! У всех светлые, одухотворённые лица на которых печали след, во многих домах горят лампадки, старики читаю, - "За помин души". А кто-то в голос, громко радовался, что вернулись с фронта, и нечего что солдаты молчаливые, угрюмые и ожесточённые, кто без руки, кто без ноги, кто тяжело откашливался от полученных ран и радость эта прерывалась тихими стонами и выкриками в ночи полными горечи. Седые бороды мужиков, стариков дрожали...
   Женщины вышли из калитки. Прасковья Фёдоровна запрокинула руку на калитку и изнутри задвинула засов. Клара, поправляя борта серого плаща ждала, а когда калитка была закрыта, женщины не спеша пошли по улице, мимо домов, прятавшихся за кустами цветущей сирени, из окон из которых доносились голоса радостные и скорбные, смех и завывание вдовушек, утиравших вдовьи слёзы и не кому их было высушить, голосили солдатки в подушки. Из окна крайнего дома, где дорога поворачивала на лево к лесу, выглянула охмелевшая не молодая несколько растрёпанная женщина и громко позвала обеих женщин зайти в дом.
   -Не могу на кладбище идём! - Приостановившись отозвалась Клара.
   -Вечером приходите!
   -Придём! - Приостанавливаясь басила Прасковья Фёдоровна.
   -Не берите ничаго, всё шо надо исть!
   -Хорошо! - Отозвалась Прасковья Фёдоровна и расплылась в улыбке, глядя на улыбающуюся Клару.
   Женщины успели пройти несколько метров, как из-за угла им на встречу вышел Подёнкин, коротко стриженный, узкими колючими как угольки глазами, несколько располневший, возмужавший при парадном милицейском мундире где красовались орден Красной звезды и две медали, при погонах майора, под руку с молодой, лепт двадцати женой в бирюзовом костюме немецкого производства, небольшого роста, худощавой заурядной внешности, важно поглядывавшая по сторонам представляя себя и свою шестимесячную завивку окружающим, белую лакированную кожаную сумочку. Поравнявшись, Клара и Прасковья Фёдоровна сдержанно поздоровались в то время, как сам Подёнкин приостановившись, с неподвижным застывшим лицом злобно и насмешливо бросил в адрес женщин:
   -Ещё живы, тыловые крысы!? День Победы не для вас!
   Лицо Клары изменилось. Оно стало серьёзным, спокойным, задумчивым. Прасковья Фёдоровна, достав из кармана плаща платочек вытерла покрасневшее, вспотевшее лицо. Они прошли не остановившись, так же, как и шли до встречи, молча, а когда прошли ещё метров триста и вступи на лесную тропу, Прасковья Фёдоровна вспылила:
   -Печенег! Что он себе думает! Если начальник милиции, так и можно оскорблять безнаказанно! Да чем мы хуже его? Кокой год он нас оскорбляет, а мы всё молчим, а Клара Андреевна!? - И Прасковья Фёдоровна остановилась подбоченившись. Клара, пройдя шагов пять остановилась, развернулась, хорошо владея собой она глядела на подругу, густые серебряные волосы которой красиво отсвечивали, попадая под лучи солнечного света, пробивавшиеся сквозь стволы, ветви и молодую листву берёз, осин, хвою сосен.
   -Он не стоит наших переживаний. Мы то знаем правду..., - неспешно сказала Клара и сделав пригласительный жест пошла дальше. Вслед за ней кряхтя поспешила Прасковья Фёдоровна мимикой показывая, что она с Кларой не согласна.
   Пройдя чуть меньше километра, женщины вышли из лесу на луг, поросший порослью берёзы, сосны, кустов тёрна, шиповника, среди которых были заметны не один десяток могильных холмиков, поросших молодым разнотравьем. Друг за другом женщины прошли ещё метров пятьдесят по проложенной тропинки до трёх ухоженных могил с дубовыми крестами на одном из которых была фотография Кузьмы, на другом табличка с нарисованной красной звездой, а на третьем на табличке были вписаны инициалы Любы с повязанной алой атласной лентой. Могила Кузьмы была крайней и там стояла скамейка, садясь на которую были видны не только могилы Любы и безымянного бойца, но и десятки других могил, терявшихся во времени. Женщины ходили сюда часто, по долгу сидели молча на скамейке взглядом окидывая видимые и не видимые глазу свидетельства произошедшей трагедии. В этот день они сидели не долго. Клара должна была ехать в театр, на выступление перед фронтовиками. Поклонившись в пояс всем трём могилам женщины, повернули обратно. Прасковья Фёдоровна проводила Клару на станцию, где последняя, зайдя в вагон дизеля помахала первой рукой и послала воздушный поцелуй.
   -Я Вас встречу! - Не громко сказала Прасковья Фёдоровна, провожая любящим взглядом Клару.
  
   Город после военной разрухи активно восстанавливался и одним из первых восстановили разрушенный фашистами театр драмы. Большой зал наибольше пострадавший строители постарались восстановить как прежний и как только театр был восстановлен, открылись его двери для зрителей. В театре по-новому прозвучала комедия А. Н. Островского "На всякого мудреца довольно простоты", а комедия "Хозяйка гостиницы" - где главную роль представляла Клара вызывала смех, порой до слёз, представляли прежние постановки такие как "Снегурочка" и где роль Купавы также представляла Клара, изголодавшаяся по игре она стремилась наверстать упущенное за время войны. Сам состав труппы полностью обновился молодыми дарованиями, только Франк, чудом уцелевший в живых после бомбёжки поезда, и Клара, ставшая не только ведущей актрисой, но и верным во всём ему помощником, оставались старожилами. Франк было пятьдесят, но пережитое, густая серебряная щетина, седая коротко стриженая голова прибавляли ему возраст на несколько лет. Франк стремился к обновлению репертуара театра, по рекомендации Клары привёл к жизни воскресные вечера чтения стихов уже известных и молодых поэтов, старался понять нужды молодых актёров... Подключил свои каналы к вопросу Володи. А после того, как умер Иосиф Виссарионович Сталин и несколько позже объявили амнистию для многих осуждённых, Франк послал официальный запрос в министерство внутренних дел, и Франк вот уже месяц с нетерпением ждал ответа, умалчивая об этом факте от Клары.
   Клара переступила порог театра в четверть пятого после полудня. В запасе оставалось ещё сорок пять минут. Она привычно окинула взглядом родные стены фойе театра, вдохнула присущий только театру воздух, взглянула в сторону гардеробной, где за стойкой стоял сторожил театра, заметно состарившийся Гордей Иванович с неизменной раболепской, льстивой улыбкой, что каждый раз Клару раздражало. Спустя два года его арестуют за пособничество фашистам. Клара нехотя ему кивнула головой и поспешила пройти к боковой лестнице, поднялась по ступенькам и повернув на лево прошла к кабинету художественного руководителя театра "Франк Григорий Адольфович", не громко постучала в дверь, а когда тотчас услышала приглашение войти открыла дверь и вошла. Три стола стоявшие в композиции те - образно обрамлённые тяжёлыми стульями с кожаными сиденьями и высокими спинками были сервированы; краковская колбаса, буженина, твёрдый сыр, солёные огурчики, селёдка, чёрный и белый хлеб всё это красиво было разложено на тарелках в виде бутербродов, и завершали всю эту композицию три бутылки водки, бумажные салфетки, тринадцать гранёных стопок. Сам Франк сидел в своём старом потёртом чёрном кожаном чудом уцелевшем кресле закинув ногу на ногу. Как только Клара вошла, он спешно встал сделал несколько шагов на встречу, а когда они приблизились он поспешил взял её кисть в свои руки и прильнул к ним губами. Он так делал каждый раз, после чего приветствовал словом:
   -Приветствую тебя Клара Андреевна!
   -Здравствуйте Гриша! Что это? - Глазами показывая на столы.
   -Ты знаешь кокой нынче день?
   -Да! Но прежние года...
   -Да, да! Но этот год особенный, повеяло свободой и это надо отметить! - Улыбаясь, Франк взял Клару под руку и подвёл к столу что примыкал к его рабочему столу.
   -В пять начнётся концерт? - Возразила Клара.
   -Перенесли на пять тридцать, - и Франк подмигнул Кларе.
   В дверь постучали.
   -Проходите! - Громко сказал Франк и выдвинул стул вперёд, - Прошу Клара Андреевна, присаживайся.
   Дверь раскрылась и в кабинет весело вошли актёры, с приветствиями. Клара поднялась со стула здороваясь и кивая в ответ, с лицом светлым и улыбающимся.
   -Проходите, проходите! Рассаживайтесь, у Клары Андреевны пол часа на рюмку водки и бутерброд! - Восклицал Франк поглаживая щетину бороды широкой мужской ухоженной рукой. - Клара Андреевна присаживайся, присаживайся! - И все десять человек, шесть молодых женщин и мужчин повинуясь спешно заняли места за столом, сам же Франк прошёл за свой стул и не присаживаясь потянулся за бутылкой. Взяв её, он ножом поддел крышку и когда та упала на стол первой налил горючую жидкость Кларе, сидевшей на вытянутую руку, себе и передал бутылку сидевшему напротив Клары молодому актёру с яркой аристократической внешностью. - Вячеслав Алексеевич продолжите? - Сказал Франк и вновь обратил своё внимание на Клару.
   С другого края, актёр лет тридцати с глубокой залысиной и прямым выдающимся носом горящими к жизни карими глазами с двумя орденами Ленина и медалями на кителе, разливал в стопки, дело спорилось и уже спустя минуту другую все держали стопки в руках устремив взгляды на Франк.
   -Товарищи актёры! - Продолжал стоять Франк держа в руке стопку. - Восемь лет минуло, с того дня как окончилась война. Страшная, беспощадная, жестокая, унёсшая миллионы жизни наших матерей, отцов, братьев и сестёр, жен и мужей, детей и внуков! Погибли в бомбёжке наши с Кларой Андреевной товарищи по актёрскому мастерству, и многие другие жители нашего города, ехавшие в этом эшелоне, - говоря последние слова Франк многозначительно взглянул в глаза Клары.
   Клара поняла посыл. Франк говорил о Елене, Вдовине их сыне и она испытывала смешанное, чувство больше неприятное, сжимавшее её сердце, что - то не понятное, запутанное, и чего она себе объяснить не могла, но мысленно заключила: - "Вот она справедливая кара!" Поспешив переключиться на другие более приятные мысли, о скором возвращении Володи... С годами, она научилась переключать свои мысли, предотвращая боль в голове.
   -И не смыть этот грех ни в жизнь тем, кто убивал, истязал наш народ. - Франк говорил красноречиво и горячо, время от времени перхая. - Так почтим же память всех убиенных и замученных!.. - Франк поднёс стопку к губам своим и только начав пить поперхнулся, закашлялся.
   Все сидевшие за столом включая Клару выпили до дна и потянулись за бутербродами, не заостряя внимание, так как знали причину этого кашля и знали, что скоро пройдёт. Откашлявшись, Франк допил стопку и взял вновь бутылку водки, разлил себе и Кларе. За ним подхватил Вячеслав. И вновь Франк поднял стопку со словами:
   -За Победу!!!
   -За Победу! Ура! - Вторили ему актёры, а следом выпивали стопки, закусывали бутербродами.
   Клара пригубила, но пить не стала. Она глядела на молодых, которые откусив от бутерброда не спешили глотать, а смаковали откусанное вотру, кусали и вновь смаковали, жадно поглядывая на оставшиеся по одному бутерброду на тарелках. Клара отвела взгляд чтобы не заплакать, устремила взгляд полный благодарности на Франк, который закуривал папирусу, но приметив взгляд Клары вопросительно взглянул на неё прервав процесс.
   -Спасибо тебе! - И Клара встала из-за стола, - мне надо на сцену, зрители, наверное, уже собрались.
   -Иди, а когда выступишь зайди.
   Клара вышла и направилась в свою грим - уборную, где размещались три консоли над двумя, из которых висели таблички с надписью - "Здесь готовилась к выступлениям актриса театра Бергман Элеонора Вадимовна", и "Здесь готовилась к выступлениям актриса театра Некрасова Маргарита Львовна" с зеркалами над каждой бра в виде поникшего бутона цветка. Клара сняла плащ, перед зеркалом поправила волосы, припудрила носик, розовым подкрасила губы и поспешила на малую сцену.
  
   Занавесь была опущена, на сцене стоял чёрный рояль немецкой марки August Forster, за которым уже сидел пожилой, худосочный в смокинге, аккомпаниатор и когда Клара показалась на сцене он, улыбаясь, поприветствовал её кивком головы.
   -Здравствуйте Самуил Варламович! - Тихо сказала Клара и подошла к занавеси осторожно поглядела в зал сквозь щелку. Зал был полон зрителей. Мужчины, в костюмах, в гимнастёрках, в парадных кителях с погонами, с орденами и медалями. Несколько меньше было женщин в нарядных лёгких платьях, в свободного кроя костюмах, с уложенными волосами всё больше на манер Любовь Орловой подведёнными бровями, подкрашенными губами и что самое примечательное было для Клары, единицы имели ордена и медали - "Ну как же так!?"
   -Пора начинать!
   Клара обернулась. За спиной стоял актёр с глубокой залысиной и горящими к жизни глазами.
   -Василий Иванович, - обратилась Клара. - У нас что, только мужчин награждают за храбрость и отвагу?
   -Почему? - Иронично улыбнулся актёр.
   -Ну Вы поглядите сами! - И Клара отошла, уступив место.
   Василий Иванович, слегка пригнувшись поглядел в щелку, выпрямился, обернулся к Кларе тихо как-то равнодушно сказал:
   -Наверное стесняются...
   -Как!? - Глаза Клары округлились, брови поднялись.
   -Ды так! Лишних разговоров не хотят. Кто дал! За что дали? Может за красивые глаза... - И Василий Иванович несколько лукаво улыбнулся, от чего у Клары вызвал неприязнь. - Ладно, я открываю занавесь, - и он ушёл, а спустя минуту занавесь начала раздвигаться по сторонам, да так быстро, что Клара ошеломлённая услышанным в последний миг успела скрыться. В зале зааплодировали, вызывая на сцену актёров. К Кларе вновь подошёл Василий Иванович и рукой показал ей на сцену. Клара, не глядя на него вышла на сцену и не спеша, с свойственной ей статью подошла к роялю. Зал на миг умолкший, вновь зааплодировал.
   Клара должна была читать М. Исаковский, "Враги сожгли родную хату", но не стала. Она взглянула на аккомпаниатора и тихо сказала: -Исаковский, "Русская женщина". Тихо зазвучала мелодичная музыка, постепенно заполняя зал. Клара начала читать:
  
   ... Да разве ж об этом расскажешь -
   В какие ты годы жила!
   Какая безмерная тяжесть
   На женские плечи легла!..
  
   В то утро простился с тобою
   Твой муж, или брат, или сын,
   И ты со своею судьбою
   Осталась один на один.
  
   Зал замер, слушая стихотворение, а когда Клара закончила читать, то не сразу зааплодировал, а постепенно по нарастающей. Послышалось: - Ещё!!! Клара продолжила читать.
   -Константин Симонов, "Жди меня, и я вернусь..."
  
   Жди меня, и я вернусь,
   Только очень жди,
   Жди, когда наводят грусть
   Жёлтые дожди,
   Жди, когда снега метут,
   Жди, когда жара,
   Жди, когда других не ждут,
   Позабыв вчера.
  
   Клара читала, а перед глазами стояли молодые девчонки из госпиталя, Люба, которая не дожила, не до любила, её мать которой по - видимому оплакивать её будет до конца дней своих дней, Женя, Оля, Наташа, Кармен, Клава, Александра Константиновна, Виолетта, Маргарита Львовна. Она глядела на женщин с первых рядов и не понимала, как можно стесняться наград? Закончив читать, она поклонилась и уже хотела уйти, сквозь аплодисментов послышалось: - Ещё! Ещё! - И Клара продолжила читать "Враги сожгли родную хату".
  
   Враги сожгли родную хату,
   Сгубили всю его семью.
   Куда ж теперь идти солдату,
   Кому нести печаль свою?
  
   В заключении Клара, вновь обратилась к женщинам, сидящим в зале с серьёзными, задумчивыми лицами. - Анна Ахматова, "Я научилась просто мудро жить".
  
   Я научилась просто мудро жить
   Смотреть на небо и молиться Богу,
   И долго перед вечером бродить,
   Чтоб утолить ненужную тревогу.
  
   Раздались аплодисменты. Клара поклонилась зрителям и спешно покинула сцену не внимая тому, что что выкрикивали из зала: - Браво! Молодец! Ещё!
  
   Клара прошла мимо других актёров, терпеливо ожидавших своего выхода, прямиком в кабинет Франк, который сидел в своём кресле с папиросой в руке и затягиваясь пускал кольца в верх. Он всегда так делал, когда думал о чём-то важном. Взгляд Клары был возбуждённым, растерянным, ей хотелось кричать.
   -Что произошло! - Спешно встал с кресла Франк, ломая не докуренную папиросу в пепельнице.
   -Я! Я! Я! - Разводила руками Клара.
   -Да что произошло!?
   -Я такое узнала! - Клара, опустилась на стул и начала рассказывать.
   Франк присел на стул на против. Клара рассказывала, глядя Франк в глаза и видела в них посторонние мысли. Не до говорив, Клара спросила:
   -Ты меня слушаешь?
   -Я тебя внимательно слушаю! И вот что скажу. Я сочувствую этим женщинам, но понимаешь Клара люди часто бывают жестоки по отношению к другим людям. Я сам был свидетелем, как сидящие на скамейке женщины тыкали пальцами в спину проходившей женщины, дескать не известно, за что она орден Красной звезды получила.
   -И что, ты прошёл мимо?
   -Всем на рты не набросишь платки. Заставишь молчать, а что делать с головой, куда не заглянешь и не цыкнешь. Но Клара дай время, страсти поутихнут и женщины что стесняются, наденут свои ордена и медали.
   -О каких страстях ты говоришь? Время уходит, уходят и люди! Навсегда уходят! Кому носить?
   -Многие из тех, кто говорит и шепчет в след фронтовичкам, стали жертвами тех самых фронтовичек, которые забирали их мужей, подчас оставляя одну с детьми... - Франк прищурил глаза пристально вглядываясь в глаза Клары в которых читалось смятение. Клара Андреевна оставь, всё само собой выпрямится, давай лучше о другом поговорим. И Франк встал, прошёл к своему столу достал из верхнего ящика конверт развернулся и вернувшись присел на стул глядя на конверт.
   -Что это? - Сердце Клары вздрогнуло.
   -Месяц назад я послал запрос и вот пришёл ответ. Возьми прочти!
   Клара не стала спрашивать куда запрашивал Франк и от куда ответ. Она всё поняла. Она глядела на конверт будто заворожённая боялась протянуть к нему руку. - "Сколько лет прошло? Шестнадцать. Шестнадцать лет. Шестнадцать лет она надеялась и ждала..."
   -Хочешь я сам прочту.
   -А ты уже читал? - И Клара пристально взглянула в полные грусти и сострадания глаза Франк, державший на весу конверт. - Его не амнистировали? - Глаза Клары наполнялись влагой.
   -Клара, его больше нет! - Хрипловатым голосом тихо протянул Франк, после чего в кабинете воцарилась тишина, мухи что кружили по кабинету и те затихли. Глаза Клары, что минуту назад были возбуждёнными, пытливыми, стали холодными и глядели сквозь Франк, который глядя ей в глаза подвинул вперёд стул, протянул свои руки к рукам Клары, но та отдёрнула их.
   -Зачем ты мне его показал?
   -Я хотел, чтобы ты знала правду!
   -Не надо было, - подавленным шёпотом простонала Клара и горестно улыбнулась. Пустошь в душе, и глаза словно выцвели и спрятались внутри. Услышанное разбило её, как будто молния прошла сквозь позвоночник, сердце всё тело. Обессиленная она низко опустила голову, обвила изящными, белыми руками колени, слабыми пальцами локти.
   Франк приподнялся в решимости поднять Клару и проводить её к креслу, но Клара была так тяжела и неподвижна, что он только и смог принести ей стакан воды поставить его на стол и вновь сесть рядом с ней. Клара сидела не двигаясь, не дыша. Прошло больше получаса, Клара встала, вытянулась, тяжело повернула голову. Следом встал Франк. Глаза Клары большие пустые испытывающее глядели в его лицо.
   -Клара Андреевна надо жить дальше!
   -Как это произошло?
   -В сорок четвёртом его привалило елью на лесосеке. "Возьми почитай", -и Франк протянул конверт. Клара нехотя взяла конверт и медленно побрела к двери.
   В Сосновку она приехала в начале одиннадцатого. На перроне светящимся фонарём её встречала Прасковья Фёдоровна и как только Клара сошла на перрон, она тотчас заподозрила не ладное. Она встревоженная пошла Кларе на встречу, а когда они сблизились, то приобняв спросила, заглядывая ей в лицо:
   -Душечка, шо стряслось?
   -Дома, всё дома, - сказала Клара и сказанное ещё повторила несколько раз как мантру. Глаза тусклые, безмерно утомлённые часто моргали покрасневшими веками. До самого дома шла молча, а на шаг сзади ошеломлённая шла Прасковья Фёдоровна. Во многих домах в окнах было уже темно, но были и те, где горел свет, там пили самогонку, курили табак, пели песни, плакали на взрыт, громко радовались, матерились.
   Придя домой, не включая свет, у порога Клара сбросила туфли, бросила на пол сумочку и пройдя в спальню, как подкошенная, повалилась на кровать. Она не хотела думать, не хотела жить. Прасковья Фёдоровна, войдя следом включила свет, разувшись она прошла за Кларой в их спальню и опустившись перед кроватью на колени слёзно взмолилась:
   -Душечка, я ведь так свихнусь! Шо стряслось!
   -В сумочке конверт, прочти... - И Клара отвернулась лицом к стене. Она долго лежала, роняя горькие слёзы что обжигали щеки её, образуя большое мокрое пятно на подушки и слышала, как за стеной в красном углу долго причитала Прасковья Фёдоровна: "Господи! Дай ей силы господи!" Уснула Клара, только под утро тяжёлым сном.
  
   И вот уже 1985 год. С годами боль утраты не притупилась. Часто тяжёлые воспоминания накатывали на Клару, наводя ужас в её душе заставляя переживать всё то, что ей пришлось пережить. Так проходили дни, недели, месяцы, годы. Нитями к жизни оставалась Прасковья Фёдоровна, с которой они по-прежнему жили душа в душу и театр, всю заботу она отдавала им, не оставляя для себя ничего. Участвовала в постановка всё реже и реже, компенсируя общением с молодыми дарованиями, в разговорах с которыми по театральному делу она ненавязчиво, медленно, давала тему глубоко, много и молодёжь отвечала ей взаимностью. Когда на театральных подмостках играли очередной спектакль молодые актёры считали счастьем быть партнёрами Клары, хотя по окончанию игры она частенько выговаривала им: - "Надо быть естественней, чтобы зритель Вам верил." А после премьер к Кларе в гримёрку приходили молодые актёры чтобы разобрать сыгранное и она спокойная и плавная вступала в непринуждённый диалог.
  Плавно, непринуждённо Клара вступала в диалог и с Франк другом и соратником. Дряблое лицо, желтоватого цвета; под газами мешки, морщины. Он не редко в разговоре за гранёным стаканом чёрного грузинского чая в серебряном подстаканнике скрипучим, прокуренным голосом недовольство брюзжал: - "Что дескать молодёжь стала слабей как физически, так и духом. Что в общем люди современные считают дни свои и предел их есть предел всех их желаний и намерений, и дальше глядеть не хотят и дерева не посадят без надежды отдыхать под тенью."
   -Вовсе времена были те, кто нещадно рубил деревья и те, кто сажал, думая о будущем... - тихо, плавно говорила Клара. - Хорошо, чтобы во всём было равновесие, тогда и потомкам нашим достанутся красоты земные, а уж их не мало и всякий раз, когда видишь удивляешься по-новому.
   Франк соглашался, прикуривал папиросу и попыхивал в удовольствие.
   В летние месяцы перед театром не раз приходила на пристань и подолгу сидела под раскидистой липой, израненной пулями ствол которой с трудом можно было обхватить. Клара любила приходить под вечер, когда багровое небо, постепенно бледнея темнело в зените, темнели в закате макушки деревьев, на другом берегу, труб построенных заводов, где когда-то простирались луга, вросшие в землю избы. Чёрный дым густо валил из труб заслоняя собой блеск неба. И вот солнце скрывалось по всему горизонту, бескрайней полоской огненной пролегая лентой, река отражала пожарище неба. Проходили мимо женщины, мужчины, молодые и не очень пары, часто с детьми и в ней не сразу признавали некогда известную всему городу актрису. - "Ну что делать, время идёт." Клара тяжело вставала и медленной походкой шла на остановку. Приезжая в Сосновку, сходила на перрон в тёмной его части и тотчас видела стоявшую под фонарём у небольшого здания кассы знакомую фигуру. Заметно постаревшая, несколько полноватая с забранными на затылке крашенными басмой волосами Прасковья Фёдоровна вертела головой в право, в лево, вглядываясь в темноту и когда Клара выходила на свет она с облегчением выдыхала. Когда Клара подходила, Прасковья Фёдоровна начинала ворчать:
   -Душечка, ну почему так поздно!? Время четверть двенадцатого, - и она показывала на золотые часики с золотым браслетом, те, что когда - то Кларе подарила Авдотья.
   -Виновата! Виновата! - обнимала Клара женщину, чмокала в щёку и взяв под руку вела ту домой.
  По дороге, Клара успевала рассказать театральные новости, беспокоилась о здоровье Франк, и не без оснований. В первых числах сентября, 1981 года, в своём кабинете в кресле нашли мёртвым Франк. На похоронах было много народу; простые люди, актёры театра, представители обкома партии. Гроб с телом Франк стоял в фойе, обрамлённый множеством венков из живых цветов. Из близких стояла у гроба только Клара в траурном, чёрная вуаль шляпки прикрывало припухшие от слёз глаза поддерживаемая под руку Прасковьей Фёдоровной. А уже в конце октября того же года тихо ночью ушла из жизни Прасковья Фёдоровна.
  
   Похоронив Прасковью Фёдоровну, Клара как - то вся душевно сникла, потеряла стержень в жизни. Спустя два года она ушла из театра, где уже играла с приходом нового руководителя. Большое количество времени проводила в доме с тремя кошками и рыжей дворней по кличке Рыжая ходившая за Кларой по пятам, в местный магазин, на "Братское" - как они с Прасковьей Фёдоровной называли захоронения умерших от ран солдат, где была захоронена и Прасковья Фёдоровна и где другие могильные холмики сравнялись с землёй, поросли трёхметровыми и выше деревьями. По долгу сидела Клара на скамейке у ухоженных четырёх могил слушая как шепчутся берёзы, липы, орешник, обращая взгляд свой на прошедшую жизнь свою, полагаясь на благость проведения, спокойно ожидавшая смерти. Она не роптала, она благодарила судьбу, что вера в людей всегда жили в её сердце. Искренне считая, что она творила для вечности, не зависимо от веянья моды сегодняшней, поскольку мода проходит, а общие, основные человечеством на природе вещей, сохраняет силу свою как "Шекспир, Пушкин, Л. Толстой, А. Толстой, Чехов, Достоевский, Есенин, Булгаков, Ахматова и другие гении ума и таланта, своим магическим гением они будут всегда притягивать людей с чувством... Возвращаясь домой медленной шаткой походкой, иногда бросавшей в бок, Клара всегда проходила мимо дома Подёнкина ставший похожим на барский, за двухметровым кирпичным забором с большим гаражом. Привлекала к себе внимание табличка на калитке с красной звездой и надписью - "Здесь проживает участник ВОВ, герой Красной звезды, полковник в отставке Подёнкин А. С." служебное место которого занял сын Подёнкин С. А. Она старалась спешно пройти эти пятьдесят метров, чтобы не встречаться с Подёнкиным, который всякий раз тыкал её тем что воевал, проливал кровь за таких как она, оскорблял крысой, но подлая старость, незаметно подобравшаяся, подкравшаяся тормозила Клару, частенько сталкивая её лицом к лицу с ним. Обрюзглый с обвисшими по краям губами, Подёнкин каждый раз победоносно глядел на Клару и прищурясь оскорблял её. В ответ Клара снисходительно бросала на него свой взгляд, а в голове: - "Жалкий, ничтожный человек", - и шла дальше, в отличие от Рыжей, всякий раз которая, злобно скалилась и даже несколько раз пыталась схватить Подёнкина за штанину.
   -Сумашедшая! - Брызгая слюной верещал Подёнкин с след. - Развела собачатник! Крыса! Дождёшься у меня! Я за неё ещё кровь проливал! - Махал бадиком пытаясь ударить собаку. Клара шла не оборачиваясь, а сердце щемило от безысходности...
   Вечерами Клара включала старый телевизор, от куда узнавала новости. Назревали серьёзные перемены. Обиженные, обманутые, служили хорошим орудием для надвигающейся смуты. Правящая компартия старела, дряхлела физически, морально и интеллектуально. Им в спину дышали молодые коммунисты, талантливые, успешные, решительные, а кто - то тихо, терпеливо стоял за спинами своих партийных боссов, отцов, дедов, выжидая своё время. С телеэкранов в печатных изданиях, заводах, шла смелая агитация и большие деньги не жалелись и будто паука сети пропаганды обволакивали всю страну, а где сам паук никто не знал. Фильмы, прославлявшие честность, порядочность, сострадание, целомудрие больше не показывали, на их место приходила жестокость, алчность, распутство. Клара выписывала "Комсомольский вестник" который десятки лет прославлял Власть Советов, а теперь мёртвой хваткой газетчики декларировали большой поток мерзости... Обвиняя большевиков в пытках в подвалах ЧК, кровавых злодеяниях и прочих мерзостях. Мало того - Ленин - оказался шпионом и предателем России. Дзержинский, Ворошилов, Сталин - кровавыми диктаторами, доставая из небытия и прославляя Романовых, на руках которых было не меньше крови, бесследно сгинувшего народа в каторгах, тюрьмах, умерших от болезней и голода, тысячами погибавших на поле брани солдат за чуждые интересы других стран.
   Справедливые причины недовольства советского человека стали спусковым крючком для лжи по своей сути и цепью трагических событий. - "Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Л. Н. Толстой".
   Советский народ всё чаще смотрел на "Запад", сквозь стремительно рушившийся "железный занавесь". "Импортные обувь, мебель, бытовая техника, музыка, фильмы по час с явным порнографическим сюжетом", -всё это будоражило сознание простых людей, которые в скором времени стали бессознательным орудием для достижения исторических общечеловеческих целей.
   Люди радовались каждой приобретённой новой кофточке, трусам, носкам, пуховику, стенке, духам и прочим благам вещизма, не задумываясь, что платой за всё это барахло станут заводы, фабрики, колхозы, сама страна Светский Союз и что положено начало "Пиру во время чумы", на десятилетия.
  
   Для Клары, человека, когда-то уже пережившего революцию, человека с незатемнённым здравым смыслом были понятны последствия происходившего. И вот уже толпа разъярённых сносит памятники, требует переименовать улицы, парки, города и саму страну. И это не слова, а вопль - "к братьям и сёстрам".
   Будто камни, падали в голову Клары новые веянья.
   -Как же, так? - Говорила себе с паузами Клара.
   -Ты боишься? - Спрашивал её внутренний голос.
   -Мне жалко Страну! Сколько жизней, труда положено... А бояться, чего мне бояться!? Моя жизнь прожита. Страну погубят, люди вновь застрянут в болоте. Жалко людей! Жалко Страну!
   -А разве твоя Страна не в болоте. И разве не эта Страна исковеркала твою жизнь, сгубила жизнь Володи?
   -Сгубила не Страна, сгубили люди! - Резко, вслух проговорила Клара, бросая газету в топку. И всё реже, и реже Клара брала в руки газеты, журналы, почти не включала телевизор, полностью переключив своё внимание на книги что с удовольствием перечитывала, а ещё перечитывала единственное к ней письмо Володи.
   Перед сном, лежа в постели, мысленно всё чаще Клара входила в холл театра довоенного, поднималась по широкой лестнице, проходила по фойе через коридор жизни своей, со стен которого на неё глядели образы людей, встречавшихся ей по жизни прошлого через тьму вечную и выходила в сквер, окутанный густым туманом, где часто гуляла с Еленой, Вдовиным, Володей, Франк. Сердце томилось в ожидании чего - то долгожданного и с этим чувством Клара засыпала.
  -----------------------
   В мае 1995 года, Клара была приглашена в театр, где отмечалось пятидесятилетие победы в Великой Отечественной Войне. К полудню, за Кларой приехал чёрный мерседес, а когда Клара в своём сером костюме что стал великоват ей на два размера в стоптанных туфельках с сумочкой на локтевом сгибе села на заднее сидение машина с ветерком подвезла её к парадной Академического театра. Молодой, статный, с улыбающимся лицом, водитель открыл дверь и помог Кларе выйти из машины. Восемь лет не ступала её нога в театре, не звучал её голос со сцены, не слышали её уши аплодисментов. Клара стояла перед парадной и улыбалась сквозь слёзы, покачиваясь, смазывала слёзы по щекам платочком. Закрыв дверь машины, водитель, подставив локоть Кларе Андреевне, чтобы препроводить в здание театра, но она отстранила локоть и взглянув на водителя заплаканными глазами в полголоса сказала:
   -Как Ваше имя?
   -Владимир!
   -Володя! - С улыбкой сказав в пространство, Клара обратилась к водителю. - Я сама! - И Она, насколько было возможно выпрямив осанку, развернув плечи пошла к двери, которую поспешил открыть Владимир и стоял глядел с глубоким уважением к ней. Клара сдержанно улыбнулась, в благодарность кивнула головой и вошла в здание театра. Стены театра помнили Клару. Старые, ветшавшие проигрывая битву со временем, они продолжали помнить то, что забвением - для живых. Они помнили Клару актрису, красивую женщину, её успех, неудачи, всё что прожитое за десятки лет.
   Клара взглядом пробежала по холлу, лёгким поворотом головы, скосив глаза, Клара взглянула на гардеробную за стойкой которой стояла средних лет в спец одежде женщина, приветливо улыбаясь стоявшей по другую сторону и подававшей плащи не молодой паре. Клара сделала несколько шагов по направлению к главной широкой мраморной лестнице как вновь остановилась, ей на встречу с букетом бордовых роз спустился новый руководитель театра - худощавый, высокий, ухоженный, твёрдым карим взглядом пятидесятилетний Петров Пётр Петрович в сопровождении Василия Ивановича, заметно постаревшего голова которого была похожа на бильярдный шар, потускневшим взглядом, который разведя широко руки готовился обнять Клару. Внутри у Клары запорхали бабочки она широко улыбнулась красивой своей улыбкой оголив несколько пожелтевшие, но по-прежнему целые, ровные зубы. Как будто и не было этих восьми лет.
   -Клара Андреевна! - Баритонил Пётр Петрович.
   -Наконец то мы Вас лицезреем! - Басил Василий Иванович, обнимая Клару. - От чего Вы нас забыли? - Тотчас уступая Пётр Петровичу, который протягивал букет.
   -Моё дело покой, - дрожащим голосом тихо сказала Клара, беря в руки букет.
   -Мы Вами дорожим и всегда рады видеть! - Продолжал баритонить Пётр Петрович и предложил взять его под руку. Клара не без удовольствия взяла его под руку, и они начали подниматься по лестнице. Следом довольный поднимался Василий Иванович.
   Пётр Петрович провёл Клару через заполненный приглашёнными ветеранами войны зрительный зал к первому ряду к свободным, ждавшим их двум местам. И как только они заняли свои места начался концерт, посвящённый Пятидесятилетию Победы в ВОВ. Клара на всё представление, а это и поздравление, чтение стихов, песни, танцы, глядела с широко раскрытыми глазами, затаив дыхание прижимая к груди цветы. У неё текли слёзы, когда, поздравляя ветеранов, Василий Иванович отдельно остановился на беззаветном служении театру и самому искусству Клары Андреевны.
   По окончанию концерта в сопровождении Владимира на набережной, Кларе представилась возможность увидеть праздничный салют. Один за другим потрясли ночь пушечные залпы орудий. Небо над городом осветилось салютом, безмерная радость охватила народ. Ошеломлённый, он охал, визжал, хлопал в ладоши, махал руками, кричал "Ура". Ближе к полуночи в сопровождении всё того же Володи, уставшая, но в хорошем расположении духа, Клара перешагнула порог своего дома. Откланявшись, Володя уехал, а Клара, тяжело опустившись на стул продолжая держать в руках сумочку и заметно увядший букет роз, в полной темноте ещё долго сидела, переживая прошедший вечер. За окном перебрёхивались собаки, ухали совы, полумесяц застенчиво заглядывал в одно окно бросая бледный свет на довольное лицо Клары. - "Её помнили в театре!" Володя пообещал дрова к зиме, Пётр Петрович пообещал провести воду в дом. Всё это грело душу... Среди ночи, загорланил петух соседский. Клара встрепенулась и пошла ложиться спать.
  
   На другой день, Клара проснулась позже обычного и не сразу встала. Нежилась, поглядывая в окно, за которым набухшие почки были готовы вот-вот взорваться молодыми зеленями и белыми соцветиями яблонь и груш, вслушивалась в разноголосье птиц. Спустя полчаса Клара сладко потянулась, как в молодости и встала, накинув на плечи старую шерстяную шаль, пошатываясь прошла в горницу, почистила зубы и умылась над рукомойником, на электрическую плиту поставила чайник после чего открыла входную дверь в дом, и куда, тотчас вбежала Рыжая за ней одна за другой по-хозяйски вошли кошки с призывами дать им поесть.
   -Забыла я про Вас! Ну простите мои хорошие, мои добрые друзья!? - И с этими словами она прошла к старому холодильнику достала кастрюлю каши с мясными обрезами, литровую банку молока, пластиковую коробку "Рама". Кошки ходили возле ног Клары, тёрлись спинами, Рыжая сидела у своей железной миски, что стояла у печи, терпеливо ожидая еду. Вскоре на электрической плите Клара подогрела кашу, молоко и разложив, разлив в миски каждому расставила вдоль печи, а после поставила чайник для себя. Когда спустя четверть часа Клара сидела за столом и ела бутерброд с "Рама", запивая горячим травяным чаем, сытая и довольная собака лежала возле её ног, кошки разбрелись по дому издавая довольное мурлыканье. Клара наслаждалась присутствием в доме животных, потому как они были единственные связь с которыми не прерывалась вот уже много лет.
   После завтрака Клара убрала в доме, оделась, уложила седые потерявшие блеск волосы прихватив их шпильками на затылке, в палисаднике нарезала восемь красных тюльпанов обернула газетой, закрыла дверь оставив в доме кошек и пошла на безымянное кладбище в сопровождении Рыжей в сопровождении, которая озираясь на Клару шла на два шага впереди. День близился к полудню, народ из посёлка был на огородах, за заборами слышались детские голоса и окрики, больше старух да дедов. Сама улица была пуста. Клара завернула за угол прошла один дом следом второй и уже ускорив шаг, проходила дом Подёнкина, как вдруг заскрипели, заскрежетали железные ворота открывая внутренний двор, уложенный тротуарной плиткой по краям которой росли под линейку стриженные распустившиеся кустарники. На улицу выехал цвета мокрого асфальта "Мерседес", перегородив дорогу Кларе. Рыжая взъерошилась, хвост стал трубой, и она нервно начала бегать вокруг машины из давая рык. В машине сидел сын Подёнкина в форме майора внутренних дел - хорошо откормленный, на коротких ногах мужчина нажал на тормоз, и машина как вкопанная остановилась за метр у ног Клары. Собака забрехала, бегая вокруг машины дверь которой открылась и из машины вышел майор. Он сердито с притворной улыбкой и злобным взглядом крикнул:
   -Батя, пускай Ральфа!
   Клара передёрнула плечами, начала обходить машину призвав к себе Рыжую, но только она обошла капот, как увидела бежавшего ей на встречу разъярённого добермана, а за ней медленно шёл сам Подёнкин с криками:
   -Фас! Фас! Фас! - Узкие глаза его светились угрозой. - Рви шавку! - Рыкнул Подёнкин.
   Клара попыталась встать между собаками, но майор оттолкнул Клару, и она упала, растеряв тюльпаны. Между собаками завязалась свара, сопровождаемые мужскими окриками: -Рви! Фас! Рви!
   Клара долго не могла подняться, а когда поднялась, услышала выстрел и визг Рыжей. Сердце дрогнуло, бледная она испуганно взглянула в спину майора, в нерешительности выглянула из - за его спины. На земле, в пяти метрах лежало безжизненное тело Рыжей, а вокруг с окровавленной пеной у пасти бегал доберман. Заметив Клару, майор развернулся к ней лицом и как человек знающий себе цену высокомерно насмешливо властно взглянув на неё, прошипел:
   -Всё поняла артистка? - После чего сел в машину и уехал.
   Из окрестных домов высыпали с дюжину возрастных мужчин и женщин заталкивая своих малых детей за калитку, по другую сторону улицы из окон домов выглядывали любопытные и испуганные лица. Увидев произошедшее, вскоре все разошлись, шепча что-то себе под нос, а те, кто выглядывал в окна скрылись. Сам Подёнкин позвал собаку, а когда та подбежала взял её за ошейник и повёл в глубь двора. Вскоре он вернулся нажал на кнопку и пока железное полотно ворот двигалось вперёд, закрывая двор, он с довольной ухмылкой на лице смотрел на Клару, стоявшую над телом собаки, плечи которой судорожно вздрагивали. А когда Клара осталась одна, то опустилась на колени у тела собаки и вознеся руки к небу странно, блестевшими зелёными глазами удивлённо глядела сквозь небо. Рот её, по-детски сложенный огорчённо, что - то бормотал, слабо улыбаясь. В голове у неё всё путалось, трудно было думать и чувствовать.
   Прошёл час, а может быть и два, к Кларе подъехала машина скорой помощи, от куда вышла умудрённая опытом врач и два санитара с суровыми лицами. Врач подошла к Кларе и пронзительно уставилась ей в глаза. С тяжёлым взором в них была не человеческая борьба, но с каждой минутой сила их потухала. Врач обратилась к санитарам и те взяв Клару под руки подняли её с земли, а следом подвели к машине куда и посадили. Клара не знала, что происходит и зачем, покорно молчала, нервно ощупывая костлявой рукой своё высохшее лицо.
  
   Один день менял другой; жизнь тянулась тяжкая унылая, без просвета. Горькие порошки, микстуры, окна с решётками, железная дверь, привинченная к полу преграждавшая путь из женского отделения, и длинный, длинный коридор в протёртым линолеумом до бетона, облупленными жёлтыми стенами и открытыми без дверей проёмами в палаты. Было нечто таинственное и страшное в этой вечно полуночной тайной преисподней - палате, коридоре, где сумрачно мерцали лампы под потолком, бросая тень тонких нитей паутины; угрюмо и неподвижно взирали на ночные передвижения больных облезлые стены, сонные мухи, а за стенами тёплая весенняя ночь, дающая свежесть, аромат цветущих кустарников, трав, деревьев, а Клара Андреевна Князева - натянула одеяло шерстяное колючее так, что лицо скрылось - только глаза виднелись. Временами, в дневные часы старушка - Клара, сутулая, ходила по палате, засовывая руки в рукава больничного халата, ёжилась будто зябла. Взгляд, ушедший в себя, как в единственный источник утешения, а глаза влажные, готовые каждую секунде пустить слезу, от чего на душе становилось ещё невыносимее.
   Проходили недели, месяц, другой, третий и так далее. Клара уже ничего не ждала не перемен не лучшей жизни, её память мертвела, роняя в забвение годы своей жизни. Она почти не вставала с постели, подходили врачи о чём-то шептались и уходили, а вскоре приходила медсестра с санитаркой привязывали ноги руки к горедушке, медсестра ставила капельницу и обе уходили. А вокруг пациенты, чья душевная организация была подвластна болезненному миру галлюцинации, оставляя руины всех их жизненных устоев, лишая сознания действительной жизни. Кричать они боялись, они издавали звуки: кто шипел, кто гоготал, будто гусь, кто языком выбивал морзянку. К кровати Клары подходила молодая с распущенными по плечи рыжими волосами, наклонялась, обнимала Клару, жаловалась на Чернокнижника, заставлявшего её совершать непристойности с ним прилюдно, и теряя связь с действительностью, начинала напряжённо прислушиваться к таинственным звукам (звону колокольчиков). Другая худая и длинная сидела с крючковатым носом на кровати своей, казалось, она кого-то слушала, очень внимательно, кивала головой, быстрей и быстрей барабанила в горедушке кровати пальцами, постепенно сдвигая брови, взгляд её становился страшным. Она косилась и подозрительно глядела на Клару, которая пугалась, закрывая лицо руками. Когда было очень страшно, Клара тяжело вставала и шаркая ногами по протёртому полу спешила выйти из палаты, слабым тихим голосом взымала о помощи у медсестры, сидевшей на посту за стеклом:
   -Там, там, - и Клара показывала дрожащей рукой в сторону женщины с крючковатым носом.
   -Что тебе бабуля? - Не вставая с места говорила медсестра.
   -Там, там, - повторяла Клара.
   Медсестра вставала выходила из-за стекла, разделявшего их, и подходила к Кларе заглядывая в палату.
   -Ну и что? - Раздражённо бросала медсестра. - Бабуль ты ничем не лучше.
   -Я её боюсь, - шептала Клара.
   -Иди не дури. - И взгляд медсестры становился ироничным. Она уходила за стекло, Клара возвращалась на свою кровать, ложилась и отворачивалась к стене, тихо роняя слезы.
   В десять вечера всем пациентам отделения делали снотворные уколы, после чего они успокаивались и засыпали, казалось, на всю ночь. Но за полночь, отделение вновь оживало, шуршали пакеты, бумага, по коридору будто тараканы сновали женщины молодые и старые, полные и худые, из туалетной комнаты по всему отделению разносился запах жжёной бумаги - (за неимением сигарет, женщины курили газеты). Палата Клары находилась напротив туалета, а кровать у выхода из палаты и каждую ночь она задыхалась от удушья, а глаза резала гарь.
  
   Как-то вечером перед инъекциями и раздачей лекарств, Клара стояла в очереди десятой, а первая отказывалась пить лекарство, пака через окно в стекле разделявшее их, не кинулась с кулаками на медсестру, которая начала кричать. Подбежали санитары чтобы унять больную. Клара испугалась. Не помня себя, Клара в рубашке прошла по коридору в чудом открытую железную дверь, прошла коридор и ещё коридор, выйдя на улицу пошла вдоль здания больницы, потом через яблоневый сад, вдоль кирпичного забора пока не увидела в заборе дыру. Прошла через неё и выйдя на трассу, пошла вдоль посадки высоких деревьев.
   Было холодно и темно. Без луны, без звёзд, с густым туманом, окутавшим округу. В одной рубашке Клара не чувствовала холодный пронзительный сыростью воздух, медленной, не твёрдой поступью она шла, не зная куда. Шла, зябко прижимая исхудавшие руки к нательному крестику. Ни слова, ни вздоха, - покорность и смиренность. Тени от деревьев до середины пустой трассы, корявые и пугающие, а она всё шла, шла, как люди, которым некуда спешить, а уж под ноги падал первый белый снег, как саван, покрывающий всё вокруг. Клара ощутила тепло весеннего утра, тёплого утра, когда раскрывались почки на деревьях и зазеленели улицы, дворы скверы. Клара молодая, в цвету, с распущенными каштановыми по пояс волосами идёт по аллее в белом платье полы, которого будто крылья бабочки трепещут в полёте. Ночью прошёл теплый, летний дождик, воздух чист, наполнен ароматом свежей зелени. Всё в округе залито потоком солнечного света. Клара прошла полпути и вдруг остановилась, огляделась вокруг, блаженно билось её сердце. Стояло марево. Сквозь голубоватую дымку проступали зелёные ветви деревьев, к ней на встречу вышел Володя, тот которого она полюбила, блаженная улыбка нарисовалась на лице Клары. Володя взял Клару за руку, и они вместе пошли дальше, постепенно скрываясь в дымке тумана. Шли легко и уверенно.
  
   ПОСТСКРИПТУМ
   В городской больнице: известная всему культурному городу, человек страсти, чувственности, высокого мастерства в профессии, её жертва, закончила последний день жизни тихим, ранним осенним утром. Захоронена она была в безымянной могиле с табличкой под номером Љ 81.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"