Кудрова Татьяна Валерьевна : другие произведения.

Рынок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  
  
   Она появилась внезапно, словно вынырнула из городского, склизкого тумана. В необъемном, с чужого плеча мужском плаще, ботинках на босу ногу, и с маленьким чемоданчиком-кейсом. Длинные, не скрытые шапкой волосы, текли по бесформенным плечам, свободно изливаясь, вниз белоснежным водопадом. Она миновала уличных торговок, бочком протиснулась в толпу, и стыдливо прижимая к груди, раскрыла чемодан, тем самым, неосознанно привлекла всеобщее внимание.
  - Новенькая, - торговки, побросав места, на меланхоличного дядю Андрея, испокон веков торговавшего здесь апельсинами, двинулись в разведку. Уперев твердые кулачки, в засаленные фартуки, они подобно хищным орлам, стаей налетели на незнакомку. Рокот их голосов, поначалу набравший необычную по мощи силу, вдруг захлебнулся, отступив, и оставив после себя только тихое хихиканье. На гладкой кожаной спине маленького прилавка , сиротливо лежало с десяток пакетиков, из обычной, серой бумаги, в которую раньше заворачивали колбасу. Склеенные в кустарных условиях, они были немного кривоваты, с подтеками клея, и написанными от руки, словами - понимание, доброта, счастье.
  - Вроде семена, какие, - разглядев, констатировала факт опознания Люсинда, торгующая на выходе шелковыми кофточками . Странная девушка, молчала и улыбалась какой то удивительно, лучащейся улыбкой.
  - Да погоди ты, - наконец пробилась вперед, её давняя соперница, Елена Михайловна, - чего пристала, видишь девка не в себе. Дурью она торгует.
  - Нет, счастьем, - наконец, вставила слово новенькая,
  - Ну вот, - Михайловна победоносно обвела взглядом общество, - и кто прав!
   Все сразу согласились, ведь председательствующая на заре перестройки заведовала филологической кафедрой, и ничего что теперь она ловко торгует мороженой рыбой, вворачивая изредка такие словечки, что покупатели безропотно хватают вместо окуневого филе ;подкрашенный кровью лед. Поняв что конкуренцией здесь и не пахнет все разбрелась обратно.
  - На, - я протянула ей пластиковый стаканчик, с чаем, что разносила кривая Галька, в огромных, китайских сумках. Ходили слухи, что она моет использованные одноразовые стаканчики, что бы продать их еще раз, а может и не раз. Впрочем, не отвлекаясь на такие мелочи, я решила поделиться своим утренним завтраком со странной торговкой. Глупенькая девица, уже порядком замерла, губы посинев, покрылись мелкими точечками снежинок.
  - Это чай, ты что? Не понимаешь? Да пей, наконец! Ведь замерзла!
  Она подняла глаза , их блеск отразившись от зимнего солнца, упал зайчиками на меня.
  - На дворе марток, одевай сто порток, - я, неожиданно для себя громко расхохоталась, стремясь грубой шуткой скрыть неловкость. Именно в тот момент, мою душу, почему то резанули, жалостью её голые лодыжки, утопленные в разбитые, грязные ботинки. И скрывая истинные чувства, я пустилась в обсуждение, правил торговли. А она смотрела на меня, и улыбалась, улыбалась, улыбалась. Идиотка. Определенно, Михайловна права, неожиданно пришло на ум, после пространной беседы, в которую она и не вслушивалась, а я зазря сотрясала морозный воздух, поэтому слегка обидевшись, и уже собравшись уходить, как непонятно для чего произнесла.
  - Ты ну, - немного запнулась не зная как начать, но собравшись с духом выпалила - того, говорят , торгуешь счастьем!
  - Да, а еще надеждой, радостью...
  - А богатство? - Неожиданно для себя, я вдруг включилась в её странную игру.
  - Богатство кончилось, всем, почему-то надо только оно.
  И было смешно, и было жалко, она похоже не осознавала, что это только простые семечки, несомненно выловленные из компота сухофруктов, завернутые кое как в подобранную где то бумагу. Я задумчиво покрутила в пальцах зернышки изюма, засохшие финиковые орешки.
  - Тогда может это, - она вдруг выхватила из сложенных горкой пакетов один, на нем кривая , надпись шариковой ручки гласила - любовь.
  - И почем?
  - Одна улыбка.
  
  Торговля в тот день, была совсем на нуле, почти насильно навязав двум старушкам войлочные шлепанцы, я уже собиралась, как меня окликнула Люсинда.
  - Гляди, кажется, санитары из психушки явились.
  На площадь выскочила машина, с затонированными, дымчатыми стеклами. Ослепив нас фарами, она лихо развернулась, взвизгнув тормозами, и замерла как вкопанная. Двое дюжих мужиков, без халатов, но зато в новых, темно-синих телогрейках, почти насильно затолкали бедняжку в нутро перевозки. Без криков, в полном молчании. Оставив только пенек, что сразу стал, как то особо сиротливо, выделятся на грязном истоптанном снегу.
  - Не беспокойтесь, - один из санитаров подошел к нам, - ситуация под контролем. Всех благодарим за понимание. Он зашагал прочь. От яркого заходящего солнца, на мгновение показалось, что его ноги не касаются земли, я крепко зажмурилась, а когда открыла , странного господина уже не было.
  Да совсем забыла, упомянуть маленькое обстоятельство. Уже уходя, домой, мне довелось еще раз пройтись мимо того места, где торговала незнакомка, - мое внимание привлек маленький пушистый комочек. Что, зацепившись за кору, пня трепыхался на ветру. Присев я сняла маленькое белое перышко, невесомое и удивительно теплое, и уже хотела крикнуть товарок поглядеть на него, как устыдившись собственной глупости, сбросила его с ладони. Оно рассыпалось радужными брызгами и исчезло, словно и не было, оставив мне чувство невозвратной потери.
  - Светка, - орала в отдалении Люсинда, - давай двигай к нам!
  И я бежала, не зная, что любовь уже ищет меня.
  
   Принц с тапочками.
  
  Январь - темнота и холод. Скользкая тропинка, обледеневшая за ночь и конечно, я, в растоптанных сапогах - дутиках, что носили еще в прошлом веке, спешу на рынок. На работу. Зима, не лучшее время, летом - легче, не так тоскливо, да и люди другие, отдохнувшие, загорелые, иногда и перебросимся парой шуток с покупателем. Не то, что теперь, замороженные, в меховых воротниках, прячущие красные носы, вечно спешащие. Они бегут мимо, не обращая внимания на нас.
  - По области, до минут тридцати, - старенький телек вещает прогноз погоды. Девушка, в коротеньком платьице, водит холеной ручкой по экрану, где нарисованы тучки, солнышки, снежинки. Ей что, минус тридцать, что двадцать пять, у нее централизованное отопление, и шуба, в гардеробе, а вечером ужин в роскошном ресторане, одним словом - жизнь. Но, здесь, мои рассуждения прерывает жалобный скрип железных петель, это открывается дверь контейнера. Заунывно, по привычке, стонет замок, намертво замерший в ночной стуже, и Рамиль выбрасывает на снег пару коробок.
  - Забирай товар.
  Он зевает, широко раскрывая рот, с темными, потрескавшимися губами, словно хочет ухватить, кусок утреннего, снежащегося тумана. И, побольше. От резкого удара, контейнер трясется, осыпая нас пушистыми комочками снежков, они лезут за шиворот, тоненькой китайской курточки, и стекают вниз прохладными струйками по спине. Перехватив неуклюжий груз, я иду на точку, потому что, вот уже год торгую здесь на рынке тапочками. Войлочными и шерстяными, с острыми и тупыми носиками, смешными в виде собачек, и совсем маленькими, детскими. На всех стоит гордая надпись - "Сделано в Китае", но ничего, наш народ, не брезгует. Цены подходящие, и ничего что подошва отлетает, уже через неделю, на то есть клей, что продает неподалеку толстая Зинка, а кто победнее тот и просто нитками пришьет. Дотащив коробки до места, я извлекаю из незаметной щели, между стеной здания и заиндевелым деревом, раскладушку. Её брезентовая спина давно потеряла свою ярко- оранжевую тропическую окраску, пальмы засохли, моря обмелели. И если не быть уж таким ярым материалистом, то подтеки пролитого чая, можно вполне принять за набегающие на утесы волны. Я с почтение отношусь к ней, как к некой коллеге, по работе, что, леденея на пронизывающем ветре, помогает мне зарабатывать. Как впрочем, и другим,- кто на ящике, кто просто на клеенке, раскладывает, развешивает немудреный товар, зазывая покупателя, громко и настойчиво. Странно. Но за год из застенчивой девочки, я превратилась в эдакую разбитную бабу, не гнушающуюся и матерным словом, если подопрет ситуация. В другой жизни остались мечты, здесь есть только рынок, вороватые бомжи и жадные хозяева, так и стремящиеся лишний раз к тебе прижаться. В таких ситуациях, я обычно громко смеюсь, шутливо отпихивая разыгравшегося Рамиля, по другому нельзя, выгонит. И значит, прощайте, триста ре в день. В детстве мама часто читала мне сказки, и напитанная наивными сказаниями, я часто представляла себя Красной шапочкой когда торопилась из школы домой, а танцуя на дискотеке - исподволь стремилась походить на Золушку, но жизнь вломившись в нашу тоненькую дверь, смертью отца, перечеркнув робкое ожидание счастья и я предала сказки. Зимнее солнце, еще лениво полеживая в прохладной пелене облаков, скупо бросает мне отдельные пучки лучей, нехотя освещая пестроту товара, не слышно треньканья синиц, или лая собак, что сейчас попрятавшись по теплым подвалам, спят спрятав лапы под теплый живот, сберегая каждую крошечку тепла. Соседка, толстая Люська, перевязала необъемный живот старой, вытертой везёнкой, её шапка блином, сползая на уши, едва прикрывает шею, и пол лица, а свекольно красные щеки, так и пышут огнем, словно вот-вот сгорят. Люсинда, так она себя называет, уже с утра приняла, немного, для сугрева, и выдыхая клубы белого пара, неловко вертится развешивая по плечикам, кружевные кофточки. С крючком на конце, её палка, сноровисто снует, на привязанных предусмотрительно веревочках. Издали торговку можно принять за располневшую Жанну де Арк, упрямо идущую навстречу ветрам с алым полотнищем, на длинном древке. По правую руку, баба Валя, её и не видать из-за огромного мешка с семечками. Только граненый стаканчик, заботливо, по старинке обрезанный, неведомым мастером, зазывно блестит. Мы подобно трем богатырям стоим, в самом начале базара, там, где толпа, пробегая узким проходам, разбивается на насколько рукавов, скрываясь в городке полосатых палаток. Вот парень, молодой, не более шестнадцати, на минуту затормозив, шепчется с бабой Валей. Секреты. Но все тайны на рынке, известны, да кому какое дело, что быстренько высыпав из стаканчика семечки, старушка, наливает в него, пахучий домашний самогон. Бутыль, предусмотрительно стоит у нее, под сидением, деревянной скамейки, и закрыта самотканым ковриком. Парень быстро пьет, не морщась, видать привык. Люсинда громко вздыхает, провожая взглядом его неуверенную походку. У нее самой, сын алкоголик, стеклянное горлышко, дороже жизни. Он, частенько, забегает сюда, выпрашивать у матери деньги, та предусмотрительно прячет выручку, в самодельный, кошель, что пришит под юбкой и выставив ему навстречу, сложенную из озябших пальцев фигу, твердо пресекает попытки, перекинутся парой стаканчиков. Сын, уходит не с чем, сливаясь с толпой, осторожно шарит по сумкам прохожих. Его иногда бьют, а Люська плачет, развозя замерзающие слезинки, грязными, в варежках с обрезанными пальчиками, руками. Я даю ей свой платок. Под ноги, предусмотрительно подстелена картоночка, что бы стоять не прямо на снегу, а на родной, серенькой бумажке, это помогает согреется, но сегодня и она не спасает. Я зябко, стучу коченеющими ногами, и пару раз смешно попрыгиваю.
  -Гляди твой, - меня с обеих сторон пихают в бока - явился.
  Я кусаю с досады губы, вот уже с осени, этот странный парень, делает меня посмешищем всего рынка, подолгу перебирая тапочки, он словно не может оторваться от импровизированного прилавка. Причем появляется здесь, в любую погоду, не оставляя мне выбора. Люсинда прошивает его, острыми иглами черных глаз.
  - Давненько не виделись, - она шипит, подозрительно косясь на его фигуру. Легкий свитерок и спортивные брюки, он как из иного мира, где все иначе. Длинные русые волосы зачесаны назад, и перехвачены резиночной в длинный хвост. Без шапки, он кажется ни сколечко не мерзнет, а только, только
  ......Ну вот я уже не слышу гомона базарного дня, и не чувствую боли в промерзающих ногах - море, теплый, мурлыкающий океан, качает на своей изумрудной спине, спящих чаек, а у самого горизонта, где волны ласково трутся о небеса, двое влюбленных, держась кончиками пальцев, бредут вдаль, в пламенеющие солнечные ворота. Живительное тепло, разливается неудержимой силой.........
  - Разява, ворона испанская, он же у тебя тапочки стащил!
  Увы, но реальность наступает очень быстро.
   И действительно. Там где только пару минут стояли маленькие, женские шлепанцы, с сиреневыми цветочками, на носике, теперь зияет пустое место.
  - Да что же это делается, лепечу я, - загипнотизировал он меня что ли!
  Соседки сочувственно молчат, а затем баба Валя протягивает мне горсть семечек
  - На погрызи, сними стресс. Интересуется, - дорогие шлепанцы?
  - Сто пятьдесят, - половина дневного заработка, - давясь бесплатным угощением, я глотаю слезы пополам с черненькими зернышками, они горчат, и одуряющее пахнут самогонкой.
  - У нюня, - пробегающий ребенок, тычет в меня пальцем
  - Проходите, проходите граждане, не задерживайтесь, - Люсинда загораживает меня широкой спиной, - чего не видели, без паузы добавляет она - выбираем кофточки. К лету дороже будут. Эй, женщина, не хватайте товар жирными пальцами,.
  Было заинтересовавшаяся клиентка, спешно, бросается в толпу.
  Люська сплевывает
  - Вот упустила, из-за тебя, - и сразу жалеет, - не реви, еще наторгуешь.
  - Увижу- зарежу, - шутит Рамиль, отсчитывая мне положенные триста, - в следующий раз кричи мне. Я неподалеку, в кафе, чебуреки кушаю.
  Я в благодарность улыбаюсь ему, и он тоже расплывается,
  - Хороша ты Светка, в самый раз в ресторан сводить.
  Не поведет. И ладно, не очень то и хотелось.
  Вечерняя темнота, уже потихоньку властвует над притихшей улицей, когда, зажав в руке, мятые купюры, я бегу домой. Вот и наш двор, пролом в заборе. Ловко проскользнув в дырку, спешу укрыться в сумраке подъезда, как вдруг различаю торопливые, догоняющие меня шаги.
  Маньяк. Вот еще, сразу одергиваю, было, заколотившееся сердце, - кто в такую холодрыгу, добровольно выйдет на улицу, но все же ускоряю шаг и не выдержав оглядываюсь.
  ....и стадо пенных барашков, набежав колеблющейся белоснежной массой, вдруг исчезает, в горячем шершавым песке, пустынного пляжа. Закат, бросает багряное золото солнечного света, в бездонные глубины океана и там в дали...
  - Простите, я кажется, забыл отдать вам деньги, - его голос, звучит подобно рокоту невидимых волн, я вся подаюсь вперед, говоря, что реальности - НЕТ. Нет, и сейчас, я стою на теплом пляже, и нет никого в этом мире, только я и он.
  Он смущается, неловко протягивая мне шлепанцы, в другой руке, кажется деньги, но что мне до этих разноцветных бумажек, когда в душе играют серебристые рыбки, звонко взмахивая хрустальными хвостиками.
  - Простите еще раз, - он тоже не может найти слов, - но во всем виноваты ваши глаза, когда я гляжу в них, то вижу ...
  -Море, - я облизнула враз пересохшие губы.
  - И закат.
  - Двое влюбленных на горизонте
  - А песок, так смешно щекочет босые ступни.
  Мы стояли среди жестокой, темной стужи. И ЭТО БЫЛА НЕПРАВДА. ПОТОМУ ЧТО
  ....Едва касаясь пальцами, мы брели куда то по пустынному берегу, а закатное солнце обнимая нас теплыми лучами нежило предчувствием счастливой любви.
  Войдя в квартиру, я сразу наткнулась на встревоженный взгляд поджидавшей меня, матери. Прижимая к груди тапочку, - вторую кажется, потеряла где то в подъезде, я только счастливо улыбнулась , и на немой вопрос, прошептала.
  - Это был принц, и добавила - с тапочками.
  Так счастливо началась моя история, но на рынке бывает все и по другому.
  
   Рыночное воровство.
  
  Все знают с детства, что воровать не хорошо, и даже очень плохо. Плохо когда урчит в животе со вчерашнего дня не евшим, плохо когда ломает кости от непринятой накануне дозы, плохо даже тогда когда твой сосед живет хорошо, да что сосед последняя торговка что трясет своим жалким товаром пытаясь заработать на таком же нищем покупателе.
  Но есть и те кто воруют наглую, не от беды , те чаще работают в паре, пока один подельник отвлекает продавца, заставляя раз за разом вытаскивать самый ненужный товар, другой тырит все что близко лежит, - выручку, телефон, или что-то из выставленного на витрине. Эти ходят ближе к вечеру, в последнем часу, когда усталые торговцы, ослабят бдительность и немного дают себе слабинку, тут их и поджидают.
   Другие воруют стыдливо, осторожно засовывая руку в коробку со стороны не видной продавцу, при этом немного суетятся и отворачивается, эти много не берут сколько в карман влезет. Девчонки прогонят подобных одним взглядом.
  Воруют всё - конфеты, носки, елки - на днях у Лариски верхушку искусственной елки оторвали и унесли, она даже за край куртки схватила вора но поостереглась, увидев его искаженное ненавистью лицо. Крадут постельное белье, зонтики, незаметно стягивают рыбу с прилавка, у Мариночки на днях раздели манекен, правда джинсы оставили а куртку унесли, так и показывала пластиковая девчонка стриптиз до вечера.
   Воруют все - продавцы, покупатели и сами хозяева.
  Недавно Шурочка, владелица палатки с джинсами, плакала, да так что весь рынок утешать сбежался. Пропала у нее крупная сумма денег что под прилавком хранилась, сберегаемая на черный день, а может на новые закупки, вот только хранилась,она хранилась, и исчезла. Продавщица в туалет бегала, по обычаю бросив прилавок на соседок, а те толи не досмотрели, толи проглядели. Да только обнаружила Шурочка пропажу, вой подняла, что святых выноси. Плачет, бьется. Муж прибежал тоже переживает, что же теперь делать спрашивает, на что торговать? Хотели с девчонки стребовать недостачу, да что с нее возьмешь, не от хорошей жизни идут торговать к хозяину. Покричали, поплакали и смолкло все, глядим и товар в концу недели завезли и вроде все успокоилось. Позже выяснилось и ничего у них не пропадало, а все было спланировано умненькой Шурочкой что бы утаить от подсевшего на игровые автоматы мужа некую сумму, да пустить оную в дело.
  Пошушукали , и замолчали,- каждый грешен.
  Приписывают и списывают, если не угоден продавец, подставят в два счета, что сам уйдешь да еще должен останешься, потому молчат девчонки, по мелочи из своего кармана в кассу докладывают, да молятся каждый раз - пронеси Господи.
  
  - Эй женщина вам духи не нужны, подешевле отдам, - из заплечной сумки , потрепанный мужик достает пару ярких флакончиков. Настоящие, французские.
  - Ворованные?
  - Понятное дело!
  Женщина оглядывается,
  -Если за стольник то возьму, а если ....
  - Давай деньги!
  И он, уже бежит к другому прилавку.
  Воровать не хорошо, и даже очень плохо, но всем хочется настоящую Францию по сто рублей.
  
  А Люсинда мечтала не о Франции.
  
   Люсинда.
  
  "Люсинда", впервые услышав это странное слово, мокроносая Люська, из пятого подъезда, вдруг замерла на месте, невольно вслушавшись в его чарующее звучание. Имя неожиданно найдя укромный уголочек, в простом детском сердце, забилось в его глубины , прикинувшись ненужным, и заснуло, в ожидании своего назначенного часа. Школа. Техникум. Производство. Вся жизнь, уместилась, в трех словах. Люсинда, эхом вздыхало имя, лаская сладкие мечты о далекой, сказочной стране, где залиты горячем солнечном светом плавятнся в чаду пряных ароматов улицы и вместо лип растут апельсины. давно минуло лихое время перемен, побывав и миллионершей и нищей, Люська зачерствела, покрылась панцирем, цинизма и грубости. Подрастеряв, к сорока годам двоих мужей, родных и подруг осталась одна, с сыном. Тот был не хуже, не лучше других, немного выпивал, немного куролесил, работать не любил, да и работа отвечала ему взаимной антипатией. Потому, чаше всего его можно был встретить дома, за телевизором. Или надев огромные , наушники, блаженно растянувшегося на диване, в состоянии полной нирваны. Люська тогда громко хлопала дверью, включая в ванной воду, долго мыла закоченелые руки, и на его вопрос , что сегодня на обед, неизменно отвечала
  - Чай!
  На этом их общение и заканчивалось.Под вечер, сын уходил. Возвращался пропахший дешевой водкой. Тих и предсказуем был её маленький мирок, что баюкая забытые мечты берег душу усталой женщины, но снежный буран, случившийся у нас в среду , все сдул ...
  Поначалу маленький ветерок, резвясь, только поднимал с дороги снежную пыль, но расшалившись, вдруг забыл о приличиях - превратившись во вьюгу.
  - Ой. Гляди. Люська, - кричала ректорша, перекрывая смех раздразненной стихии, - сейчас унесет твой товар.
  Завивая вихри снежинок, ветер, сеял по сугробам мелкие зерна ледяной пороши. Те продавцы, что посноровистее, заранее накрывали товар прозрачными кусками полиэтиленовой пленки, другие укрепляли края палаток, камням. Все в немой солидарности готовились противостоять удару зимней стихии. Но...
  -Будет, - только отмахнулась Люсинда, - сейчас кончится.
  А зима решила поиграть в серьез, придумав новую забаву. Задувая в рукава , и срывая шапки, она рванула разноцветные паруса кофточек, увлекая их в плаванье средь туманных волн-облаков. За ними , вдруг решив, что она птица, полетела картонная коробка, падая на снег и вновь неуклюже взмывая ввысь. Ей следовали пустые пивные банки, пакеты с ближайшего мусорного контейнера. Все барахталось, выплясывая кружащийся, бесконечный танец поднятого снега, стало почти ничего не видно. Крики тонули , в белом мареве липких снежинок, кто то поспешно пихал в необъемные баулы куртки, и кто то детские игрушки, отчаявшись сдирали рвущиеся точно живые тенты палаток,. Кое как запихав тапочки, я, прикрывшись рукой от слепящего снега, бросилась помогать остальным.
  Но, была внезапно остановлена, - по небу, немного колышась от сквозняка, медленно летели кофточки, легкие, кружевные, тонкого китайского трикотажа. Они, то взмывая в темнеющею синеву, но круто пикируя вниз, трепыхались, радуясь неожиданной свободе. Люська только руками всплескивала, дивясь на чудное зрелище,
  -Видать домой, рванули. - Задумчиво протянул Сашка - развозчик,- ты тетка, теперь типа - банкрот, улетели значит, твои денежки.
  Эти слова словно вырвали из нирваны, притихшую женщину. Смешно увязая в сугробах, Люська бросилась вперед, побежала, падая и поднимаясь вновь, пока совсем не скрылась в разыгравшейся метели, и еще долго слышался её срывающийся на морозе голос.
  Люська пришла через три дня. Притихшая и задумчивая, не глядя на насмешливо ухмыляющуюся ректоршу, поздоровалась, присела на коробку.
  - Слышь, Люсь. Ты это, чего?
  Баба Валя, взяла ей обмякшую руку, в свои скрытые толстыми вязаными варежками ладони. Смазанная косметика, едва держалась на неровной, вдруг сразу постаревшем лице, глаза провалились в морщинистые скулы, она была сейчас похожа, на костер, что ярко пылал, да беспечно сжег все поленья, оставив только теплую пушинку золы. Люсинда обвела взглядом, притихших торговок.
  - Я пришла простится.
  Мы насторожились, а ректорша даже карпа уронила, и он с отвратительным булькающее- склизким шлепком упал к её ногам.
  - Уезжаю, навсегда. Вот квартиру оставляю сыну, немного деньжат, на первое время.
  Вы уж приглядите за непутевым, а то совсем сгинет.
   Мы переглянулись,
  - А ну-ка посторонись.
  Ректорша вмиг оттерла меня, с тапочками в сторону, - не детское дело, слушать подобное. - Иди, вона купи пирожков.
  Он сунула в руку смятую десятку, и я удивилась не столько её щедрости, сколько тому как она осторожно обняла поникшие плечи, недавней соперницы, прижав её голову к груди.
  - Будет, - её голос звучал, тихо, но решительно, - будет тебе чудить.
  Неслышно подтянулись другие, обступив плотной стеной, Люську, окончательно скрыли обоих от моих глаз. Я постояла, покрутила, бумажку, и отправилась за пирожками.
  - Испания, матушка, да куда ты на старости лет,- ворчала баба Валя, от смущения пересыпая семечки из стакана в мешок и обратно. - Чем здесь плохо?
  Но в глазах Люськи уже прыгали отблески далекой, жаркой страны, известной только по красочным сериалам.
  - И место потеряешь, и заработок, а как твой Васька жить будет без поддержки. Нет, матушка, раз родила, так веди по жизни. Не брыкайся.
  На мгновение, мне показалось, что после этих слов голова Люськи как то странно вытянулась, тело покрыла серная, блестящая шерсть, и там, где только что она утирала выступившие на морозе слезы, появилась огромная сивая кобыла, запряженная в сложную, узорчатую сбрую. Я зажмурившись. Сосчитала до десяти. Нет. Конечно, нет. Это моя подруга, моя Люська, и если она хочет вырваться из нашего круга, так почему мы так боимся её успеха, готовые поддержать в горе, ревниво, оттираем её от счастья, может она всю жизнь копила эти слова, эти мечты, да что же мы за люди такие, кажется последние слова я произнесла вслух. Люська вскочила,
  - Приглашаю всех, на сиесту, - для непонятливых, - она постаралась что бы ректорша слышала, - для непонятливых это типа тихого часа у испанцев.
  Баба Валя, подалась вперед.
  - На ночлег что ли приглашает?
  - На сиесту, - я громко, крикнула ей в ухо, - приходи, увидишь.
  - Посиделки? Неожиданно согласилась она, и немного стесняясь спросила - горючие с собой приносить?
  - Темнота, - вздохнула Люсинда, - просто приходите завтра после работы и все.
  Все! - я закинула последнюю коробку в контейнер, - меня сегодня провожать не надо. Я сегодня иду на сиесту. Сергей улыбнулся,
  -Тогда позвольте сеньорита, вас проводить, до дверей, гасиенды, достопочтимой сеньоры Люсинды.
   Он любил подтрунивать над моей неученостью, но всегда делал это так деликатно и, при этом так смешно морщил нос, что я не обижалась, а только старалась подыгрывать ему. Потому подав манерно руку, тот час резко выдернула её, и бросилась бежать , смеясь и крича.
  - А мужчинам туда нельзя, это только для девушек. Сзади решительно плелась баба Валя,
  - Ну, почти.
  
  На звонок никто не отвечал, в квартире был слышен шум воды, и громкое пение Васькиного магнитофона. Проведя на лестничной площадке , минут десять, мы не отчаявшись оставили звонок в покое, заколотив в дверь, по старинке кулаками.
  - Сиеста, выдумала Люська, - ворчала старушка, не переставая энергично дергать ручку - видать действительно у неё родственники того. И только она приготовилась рассказать страшную тайну, нашего двора как дверь распахнулась.
  Затянутая в длинную юбку, с высоко зачесанными волосами, хозяйка встретила нас на пороге, извинившись за задержку, пригласила к накрытому столу.
  - Другое дело.
  Валентина сразу подобрела, вручив расфуфыренной подруге пару бутылок купленного, по дороге вина, - самогон она не решилась взять.
  - Ну чем бог послал, давайте приступать.
  Посреди белоснежной скатерти стояла только огромная ваза фруктов, лунные серпики бананов, ежик ананас, апельсины, с черными крапинками заграничных этикеток, яблоки.
  Мы озадаченно переглянулись, есть хотелось зверски, с утра считай, маковой росинки во рту не было. Но Люська медлила, она провела ладонью по глянцевитым, уложенным в заграничную прическу черным волосам, сверкнул высокий гребень. Мы ахнули, видать много времени она потратила на прическу и конечно ждала похвалы, и мы не в силах оторваться от кружевного покрывала только глазели на враз изменившуюся, товарку и ни у кого не повернулся язык, назвать её Люськой, именно сейчас мы понимали что она - Люсинда. Был притушен свет, а на столе, комоде , даже на полу везде появились толстые свечи, с пляшущими огоньками. В руках , сама собой гитара, и испанка запела нам что то низким, приятным голосом, и ничего что на чисто русском, пела она о любви, о страданиях, о жажде славы и позоре поражения, вслушиваясь в такие знакомые и одновременно странные слова, я вступив в её мир, видела изумрудные заросли Гранады, с узкими, двориками, стены прожаренных на солнце домов, слышала смех воды в уличных фонтанчиках, даже пококетничала с черноглазым, смуглым юношей, что вел словно плюшевого, маленького ослика.
  - А обедать когда будем?
  Кажется баба Валя, оставалась ярой приверженкой собственных традиций.
  - Тише, - я пихнула её в бок, - тише , вслушайся как красиво, звучит гитара.
  - Что мне твоя гитара, у меня живот поет громче.
  С досады, надкусив апельсин вместе с кожурой, она окончательно погрустнела, положив недоеденный плод на стол, подперла рукой щеку,- скука.
  Все остальные, так же бродили взглядами по грязным обоям, развалившемуся дивану, со следами сытной тараканьей жизни, и тоже украдкой вздыхали. Но песня кончилась. И в наступившей тишине - хлопнула дверь. Это первой не выдержала ректорша, отыскав в темноте свою сумку, она не прощаясь сбежала домой, за ней потянулись остальные. расходились в каком то странном полусне, полуявье, уходили из непонятного и ненужного им мира, что бы успеть на сериал, к тарелке наваристого борща, отыскивая на полу сброшенные сапоги, молча пихали друг друга локтями.
  
  Наутро нам всем было немного не по себе, стараясь не встречаться взглядами, мы молча расставляли товар, как прибежавший Сашка, крикнул
  - Эй народ, Люська того, исчезла
  - Уехала, - по куриному, закрутилась на месте Валентина Егоровна,
  - Наверно, - я мечтательно посмотрела вдаль, - она теперь в поезде, едет в далекую страну, где не бывает зимы, и совсем не надо мерзнуть. Мне казалось что я вижу её, с двумя огромными чемоданами наперевес , как она идет по пустынному золотому пляжу, увязая по колено в песке, и ...
  - Странно, - пробормотала я. Я действительно видела Люсинду, и её баулы. Песок начал белеть и вдруг превратился в снег, где в самом начале дороги, плелась Люська, успев до обеда побывать на столичном рынке и закупив новую партию кофточек, сноровисто спешила обратно.
  -А как же Испания, - вопрос вертелся у меня на кончике языка.
  - Подождет. Надо сначала Ваську на ноги поставить, - представляете бабы, что он мне на утро учудил,
  И она опять стала центром нашего общества, я невольно залюбовалась её порывом нахлынувшего вдохновения.
  -Будит меня наутро и заявляет что суп у меня не соленый, а я суп то и не готовила!! Гляжу я милые мои, глазам не верю!!! Он, с похмелюги, в потемках не разобрав, все вчерашние объедки стрескал, даже кожурой бананов не побрезговал, видать рано мне его бросать, а Испания, ну что Испания, она в душе, и никуда от туда не денется.
  Иное дело дядя Андрей!
   Дядя Андрей.
  
  Верите или не верите, но и у нас на рынке иногда происходят чудеса. Поговаривали, что завелся у нас торговый, что-то вроде духа, как домовой или леший. Только последние дома сидят да хозяевам помогают, а нас какой то неустроенный, а потому больше разбойничает. Пройдет словно тень по рядам, несчастия разнесет, - то выручки не досчитаешься, то на продажной кофточке пятно само собой появится. Зашушукали девчонки, начали присматриваться. А тут еще проверяющие подоспели, они не духи конечно, а только вреда от них, еще и поболее. У кого в фартуку придерутся, у кого санитарную книжку затребуют, глядишь- то одному штраф, то другому предписание выдадут. Все равны перед ними. Кроме дяди Андрея.
  И все у него в порядке и документы и разрешения, и товар.
  -Видать обходит торговый его, - предположил Сашка, недолюбливающий "правильного" продавца.
  И действительно яблоки и апельсины были у дяди Андрея самые лучшие, краснобокие, без единой помарачки. Хоть выставку устраивай, а хочешь натюрморт пиши.
  Когда он появился на нашем рынке не помнил никто, кажется он всю жизнь просидел на своей скамеечке, за крашенным синей краской прилавком. Привычно протирая крутобокие яблоки, мягкой тряпочкой, он был как сам рынок, нетороплив и постоянен. Его уважали, ему доверяли, ходили за советом. Был выходцем из более теплых краев, может армянин, а может дагестанец, никто сейчас точно не может вспомнить. Никто и не знал его настоящего имени, все величали простым, нашим русским - дядя Андрей. Но одно было непонятно , - на всяком фруктовом ряду случаются казусы, подмерзнет хурма, или груши сморщатся. Новые торговцы, не задумываясь сгрузят брак, Сашке - дескать, тащи на свалку. Да цену накинут, что бы в проигрыше не остаться. А у дяди Андрея, гнилья нет, точно по волшебству, не портятся его фрукты.
  - С нечистым знается, - шел слух, по рядам, стали замечать то одна старушка, то сразу двое, к концу дня вертятся неподалеку, вроде и не покупать пришли, а все же ждут чего то. Многие их замечали.
  Этих парней знали, они были чьими то сыновьями, или братьями, а может просто знакомыми. - Наглые, в темных куртках, и ботинках, со свинцовыми мысами. Хозяева жизни, говорят про таких, и появление их компании на рынке, всегда производило напряжение, девчонки спешно смахивали самый дорогой товар с прилавков и заискивающе улыбались, непроницаемым бритым затылкам. Но в тот самый день, их заинтересовали фрукты, а может не столько фрукты, а может смуглое лицо дяди Андрея. С моего места было плохо видно, как свалив торговца в снег они начали пинать его, во всеобщей озадаченной тишине. И мне казалось, что закричи сейчас, кто-нибудь, выступи в защиту первым, и я тоже присоединись, но первых не было. Воздух уплотнился, что стало тяжко дышать,
   - Помогите! - силилась я произнести сухими губами, но только морозная изморозь кружилась.
  Неожиданно раздался крик, еще один, и на защиту дяди Андрея встали не мы , и не милиция. Даже не смотрящий рынка. - Старушки размахивая сумками, а кто-то и сорванными с голов платками, бросились на наглеющих, в собственной безнаказанности парней. Те, опешив от столь ярых защитниц , бросили избитого торговца, на мгновение заколебавшись. А тут и мы подоспели с криками. Затем была милиция, скорая. Дядя Андрей прикладывал к разбитому лицу снег, и он окрашивался в ярко-алый. Он что-то силился произнести посинелыми губами и махал рукой в сторону прилавка.
  - За товар переживает - предположил Сашка, - ишь жадюга боится свои яблоки оставить.
  Он был зол, потому что Андрей никогда не нанимал его таскать ящики, всегда сам утром и вечером, переносил он тяжелейшую тару, с склада и обратно, принципиально не пользовался услугами рыночного грузчика. Сашка простить этого не мог.
  - Там, наконец дядя Андрей , с трудом произнес,- там под одеялом как всегда, -вам. И он качнул головой в сторону застывших в молчании старушек. Его подхватили под мышки и затолкали в карету скорой помощи, мелькнула спина, дверь хлопнула. Словно отрезав всю прошлую жизнь. Люсинда откинула одеяло, вытащив из-под прилавка ящик доверху набитый фруктами, немного помятые яблоки, немного размягченные апельсины, бананы с потемневшей кожурой. Старушки подходили в молчании. Оказывается только Люсинда знала тайну дяди Андрея, который в конце смены таясь от своих же коллег тайно совал в матерчатые, тощие сумочки бедняков, пару апельсинов, и просил никому не говорить об этом.
  Вечером его друг а может родственник, нагрузив на Сашку ящики потащил все в контейнер, и сморщившись велел раздавить несколько подгнивших персиков.
  - Что бы и следа не осталось, - серьезно проинструктировал последнего. - Нечего разводить попрошаек.
   А дядя андрейц так и не вернулся, он умер в больнице, говорят от переноски тяжестей у него была грыжа, а другие думали, что слишком сильно зашибли его скинхеды, а может и то и другое. Прилавок вскоре снесли, поставили новую витрину. Пришел новый продавец, горластый и наглый, тот тоже не любил выбрасывать товар, а потому вскоре многие находили в купленных яблоках, гнилые бока, в хурме вмятины, ругались, и вспоминали прежние времена. Но как- то вскользь, снова покупали.
  Да, звали его конечно не Андрей, а может Магомед, или Зелимхан, но в городском храме, на серебряном блюде куда кладут записочки , сухие тонкие старушечьи пальчики, слишком часто можно видеть
  - за упокой - убиенного Андрея
   У ректорши тоже брака не было.
  
   Ректорша.
  
   День ректорши начался со скандала, выгружая мороженую рыбу. Сашка грузчик нечаянно уронил ледяную глыбу мойвы на её ногу. Ректорша взвыла от боли, запрыгав на месте, и расцветила немного сонное зимнее утро, сочными букетами ругательств. Меланхоличный водитель только плечами пожал, скрывшись в кабине, дал по газам, спеша скрыться, в облаке взбаламученного снега. Женщина, от невысказанного чувства, поперхнулась колючей порошей, и смолкла, закусив губы. С размаху бросила пласт рыбы на острый обломок бордюра, - он распался , разодрав маленькие тельца кильки на куски. Рыночная шавка Богема, виляя хвостом, бочком протиснулась, к разлетевшимся остаткам
  - Пшла, - только прикрикнула на неё ректорша и отвернулась, делая вид что не видит, как та тычась носом в землю, подбирает осколки, пахнущего рыбой льда. Натянув на враз закоченевшие ладони, обрезанные китайские митенки, она сноровисто принялась сортировать товар, гремя пластами , уснувших рыбин. Холодно с утра, приплясывая на месте, почти добралась до низа, и наткнувшись на сваленные тушки живой рыбы , неожиданно отдернула руку, среди мертвых собратьев на их осклизших телах, бился живой сом, он раскрывая пасть хватал воздух, вяло шевеля хвостом, не сдаваясь спасительной магии смерти. Ректорша нащупала на прилавке полуторакилограммовую гирю, сжав в руке её чугунное брюхо, высоко подняла руку, и вдруг остановилась, осторожно поставив её на место.
  - Глядите, - громко хохотала её давняя подруга-соперница Люсинда, - ректорша чудит, рыбку пожалела.
  Торговки улыбались, провожая взглядами немного сутулую спину, с завязанными на толстом свитере клеенчатыми завязками фартука, - отдуваясь ректорша тащила к своей палатке ведро воды.
  - Ты, тетка того, - вот и Сашка, приживалка рыночный, треская вчерашний пирожок, он с интересом принялся разглядывать, как шумно ворочается в тесном ведре огромная рыбина, - он же все равно сдохнет.
  -Тебя забыли спросить, - ректорша, вытащила бритый Сашкин затылок, из-под прилавка. - Иди куда шел, тебя вот Рамиль, с утра ищет.
  Она жалела паренька, оставшегося при живых родителях сиротой, частенько подкармливала. Ректорша была еще та баба, её уважали здешние товарки, и даже немного побаивались, поговаривали что она однажды проломила башку, одному парню, что грабил, новеньких, и каждый раз глядя как она разрубает смерзнувшеюся рыбу, многие верили. Вечно с обмороженным лицом, и грязными ногтями, вечно крикливая и настырная в собственной правоте, она тем не менее была справедлива, в своем, только ей понятном смысле - старушек не обманывать, а других, как бог пошлет. Впрочем, в бога она тоже не верила.
  Сом пыхтел и отдувался, несколько раз перевернувшись в мутной воде, бил хвостом, окатывая ей каждый раз, пока она шла вечером домой. Не замечая насмешек, как всегда с высоко поднятым носом, она перла напролом, сквозь сугробы, пробивая широкую дорожку. Уже, в ванной, налив воды, вдруг подумала, что ничего не знает о жизни рыб, о сортах, особенностях продажи сколько угодно, но о жизни. О жизни у неё были лишь смутные предположения,
  - Смотри, - грозила пальчиком мать, - сама расхлебывать будешь. Но что предостережения, восемнадцатилетней первокурснице, когда за кафедрой, такой удивительно симпатичный ,уверенный в собственном совершенстве лектор. Леночка сидела на первом ряду, не отрывая глаз, всматривалась в его лицо, губы и ей казалось, Что сейчас он произнесет, что то сугубо личное, сокровенное, только для неё. Они поженилась на третьем курсе, тайно, спешно расписавшись в вынесенной с черного хода книге регистраций браков. Не было белоснежной фаты, и праздничного застолья, но зато рядом был он и Леночка была счастлива, счастлива целых два года, пока не вскрылась эта омерзительная история с аспиранткой, с параллельного курса, принесшая в семью молчаливое недоверие, но все же Леночка пережила, простила , но что то в ней умерло, может любовь, а может просто страсть прошла и остался - немолодой, лысеющий мужчина. Каждый день глядя на его вываливающийся из застиранных тренников , волосатый живот, она мысленно закрывала глаза, отворачиваясь к стене, долго смотрела на нехитрый узор обоев, без мыслей , без надежд. Когда ей предложила подруга место на рынке, она не раздумывала , сменила белый халат на серую телогрейку, кабинет на полотняную палатку, тихие затаенные смешки и откровенное сочувствие коллег на крикливую, грубую толпу товарок. Необдуманно похвалившись что муж работает в институте, худенькая, идеалистка Леночка стала ректоршой.
  
  - Милый, не сиди так долго у компьютера, - словно сняв толстую шкуру цинизма, Елена походя чмокнула макушку мужа, направляясь на кухню. - Ужин через полчаса, потерпи немного.
  Тот недовольно стукнул по клавишам, спешно закрыв сайт с обнаженными девушками, Леночка сделала вид что не заметила , и принялась греметь посудой.
  - В ванной мурена, - на испуганный вопль мужа, она увлекшись супом, не сразу обратила внимания, но когда он подбежал к ней, пояснила
  -Это Сеня, пусть поживет немного у нас.
  В тот вечер они легли спать порознь, посчитавший себя оскорбленным, Станислав Евгеньевич, демонстративно ушел на диван, закрывшись с головой клетчатым пледом. Леночка проплакала до полуночи. Но наутро, наказав мужу приглядывать за жильцом, отправилась на рынок. День пробежал незаметно, занятая мыслями о рыбке, ректорша впервые была тиха и задумчива, перебирая товар она несколько раз, словно вспоминая что-то вдруг застывала на месте с куском в руке, путалась в расчетах, каждый раз сбиваясь не в свою пользу. Но более всего она насмешила нашу Нинку, что торгует вискасом, прямо на входе.
  -Дай мне корма для рыбок, - та сразу и не признала горластую ректоршу, и только разглядев сбитые в кровь, грязные руки, кивнула.
  - У тебя кто - гуппи?
  -Чего, - не поняла та, - у меня сом!
  - Какой
  - Метровый
   Нинка, сняла с полки старую пачку собачьего корма,
  -Дарю, только на уху пригласи, буду ждать.
  Ректорша развернувшись молча отошла в сторонку. Так они и зажили, втроем, с молчаливой политики невмешательства мужа и её затаенного, чувства материнства. Но через неделю, все перевернулось.....
  Дома было подозрительно тихо, еще не успев раздеться, Леночка как была в запорошенных сапогах, бросилась в ванну. Сеня лежал на дне, и был сегодня странно неподвижен. Она бросилась к телефону
  -Алле, - ответили на другом конце провода, - какой породы ваша собачка.
  - У меня сом, вы слышите сом, речной обыкновенный, он ........
  Но незримый собеседник повесил трубку.
  
  В приемной ветеринара было людно, накурено и мокро. По стене стояли непонятно для чего старые канцелярские столы залитые чернилами, к их ножкам были привязаны несколько собак, породистых и откровенно плебейских кровей, старушка прятала на груди кота с гноящимися глазами, чихающий хомячок в коробочке, задумчивой девочки - все смиренно дожидались своей очереди в приемной ветеринара. Ректорша осторожно поставила ведро с Сеней на стул, отогнув кусочек для дыхания. Хотела сверится с прейскурантом услуг что красовался на видном месте. Нигде не было написано что здесь лечат сомов, но все же она упорно продолжала сидеть в холодной прихожей, глядя в окно в надвигающеюся ночную мглу.
  -Следующий, - она вздрогнула поняв что осталась одна, - голос из кабинета был немного уставший.
  -Вот, - она поставила ведро на белый, операционный стол,
  - Что?- не понял врач, - что вы мне мамаша принесли?
  - Рыбку, - впервые голос отказался служить ректорше, - он совсем ручной, не бойтесь.
  - Пиранья что ли?- недовольно, все же заинтересованно ветеринар глянул в ведро, - теперь мода пираний заводить.
  - Он совсем не ест, и хвостом не машет.
  - А раньше махал?
  - Да, да еще как, вы не представляете какой он веселый.
  Леночка наконец справилась с головным платком, размотав его отбросила в сторону, врач улыбнулся
  -Я все понял, вы сумасшедшая? Пожалуйста покиньте кабинет, прием окончен.
  - Вы врач, вы обязаны осмотреть пациента, - я..я заплачу, - вот, - она порывшись, достала из кармана смятые купюры, - вот возьмите.
  Ветеринар потыкал палочкой в брюхо рыбки,
  - Кажется все в порядке, может у него просто плохое настроение, может на него обстановка дома влияет.
  -Спасибо доктор, - Леночка быстро заматала головой стремясь проглотить комок невысказанных обид, вы очень, очень помогли. Она бросилась наружу.
  - Я же специалист, черт возьми. Донеслось из закрывающейся двери.
  
  - Не смей так выражаться при Сене, и вообще посмотри на кого ты похож, -Леночка с порога, принялась за создание благоприятной обстановки, - подтянись, тебе и сорока нет. А выглядишь как старик. Муж фыркнул,
  -Ты выпила?
  - Нет, и тебе запрещаю, даже после работы, какой пример ты подаешь Сене.
  -Сене
  -Да, Сене, и не кричи он у нас очень чувствительный.
  Ближе к весне ректоршу было не узнать, помолодевшая в новенькой курточке, модной шапочке, она кокетливо заигрывала с меланхоличным дядей Андреем, тот только добродушно принимал её внимание. Стали поговаривать, будто хочет она рассчитаться, в институт, на кафедру возвращается, но все это были только слухи, пока она однажды не обошла все прилавки с раскрытой коробкой конфет. Девчонки, удивлялись, но брали, съедая сразу сладкое лакомство, интересовались по какому случаю праздник.
  - День рождения, - смеялась Леночка, - у нашей семьи представляете завтра, будет день рождения.
  - Вот чумная, - Люсинда съела даже две шоколадных конфетки, - свадьба у тебя что ли, так ты матушка замужем.
  Только потом мы узнали что накануне, вечером, взяв за обе ручки ведро, Леночка с мужем, осторожно опустили его в воду весенней вскрывшейся от льда реки, отпустив сома на свободу, и еще долго сидели рядышком на поваленном дереве, ветер гнал малютки волны, выбрасывая на берег остатки морозной корки.
  - Мне кажется, что нам давно пора завести ребенка,- как ты считаешь любимая, Вячеслав обнимал задумчивую Леночку, и она доверчиво терла нос о его плечо.
  А у Сашки не было и дома.
   Сашка.
   Сашка надорвался - весть подобно огоньку на пороховом шнуре обежала рынок. Торговки, вытягивая шеи из за прилавков, оживленно повторяли новость, брошенную походя Рамилем из овощного ряда. Жалости в разговорах не было, уж слишком остер был на язык, с ним не поболтаешь, в ожидании покупателя, разве только послать куда подальше и то не всякая решится. Лет ему от силы пятнадцать, но ширина плеч и не по годам развитая грудь, делали из Сашки приземистого мужика, на коротких твердо стоящих ногах. Появился он у нас давно, угрюмым бесенком пробрался на площадь, да так и остался, кормясь, чем подадут. Ел много, не жуя, заглатывал большие куски, и торопливо, засовывая в карманы недоеденное, ласки не выносил, - бабы наши но началу, охали жалея. Но вскоре привыкли. Глядя как по утрам он, почти согнувшись пополам, волочет по утреннему снегу, черные лоснящиеся сани с картошкой, отворачивались, - уж очень маленьким он тогда казался. Жил Сашка здесь же, за контейнерами, где проходят трубы отопления, там где еще в прошлом году охотники за металлом растащили листы обивки, а собаки довершили сделанное,- разодрав стекловату изоляции. Трубы парили, в холодные ночи от них поднимался пляшущий на холоде прозрачный теплый воздух. Здесь паренек и обосновался, соорудив лежбище их досок и коробок. Несколько раз его ловила милиция, но он всегда возвращался, и еще злее принимался за работу.
  Рамиль нашел его, сидящим на снегу, возле одной из палаток. Вязаная шапка, лежала тут же, словно отброшенная впопыхах. Он потряс парня за плечо. Вопросительно взглянув. Сашка кивнул, и попытался подняться, но опоясывающая волна боли, прокатилась по животу.
  - Не могу, мне бы отлежатся.
  - Скорую скорее, его надо отвезти в больницу, - на все лады тот час начали предлагать наши девчонки, но тот лишь отмахивался - мне бы до дома, на теплом полежать.
  Кое- как, с остановками, мы довели Сашку, уложили. Я была здесь впервой, и мне бросилась в глаза, строгая аккуратность, этого нестандартного жилища, крепко сколоченные, пусть старыми, но еще крепкими гвоздями доски ящиков, утепленные толстым картоном, - одеяло, несомненно, выброшенное за негодностью, прежними хозяевами, - тщательно заштопано. Во всех углах малюсенькой хатки, чувствовался дух строгого порядка.
  - Сейчас будет скорая, запыхавшаяся Люсинда присела на ящик, - потерпи немного.
  Но Сашка отрицательно мотнул головой.
  - Нет!
  - Не глупи, тебе надо в больницу,
  - Нет!
  - Ты еще ребенок, тебе еще жить и жить.
  
  Врач отказался заходить в самодельное жилье, устало попросил документы, но какие у Сашки документы, у него даже паспорта нет, словно и не существует парень на свете.
  - Да положеньице,- скривившись, медсестра, сделала обезболивающий укол.
  Немного потоптавшись, они уехали.
  И мы вскоре оставили парня, разойдясь по своим рабочим местам, разговор начался вполне невинно.
  Обсудили местные порядки, немного потрепали хозяев, и незаметно свернули на Сашку. Кто- то припомнил что тот, сам никогда не проявлял жалости. Всплыла недавняя безобразная сцена, когда он, разогнавшись, придавил тяжелыми санями собаку, не успевшую увернутся.
  - А у нее, между прочим, щенки были!
  Наступило осуждающее молчание, все неожиданно подумали - и поделом ему. Жестокий до крайности, он дрался с конкурентами до крови, быстренько отвадив от рыночной площади попрошаек, но не воровал, почти, если уж совсем не прижимала судьба. И не дружил, ни с кем, мне порой казалось, что он специально держал на замке свои мысли и планы. Но деньжата у него водились, куда- то он складывал заработанное, питаясь просроченными пирожными, или на халяву, делая глоток другой, домашнего самогона, памяти не терял, а лишь более рьяно принимался за работу.
   К вечеру Сашка совсем стал плох, бледность разлилась по лицу, скорчившись, он поскуливал, но на предложения опять позвонить в больницу отвечал, твердо.
  - Нет.
  
  Первой не выдержала ректорша, она у нас женщина решительная, не гляди что метр с кепкой в миниатюре, а как начнет мороженую рыбу кидать - залюбуешься. Наряд милиции прибыл быстро, не спрашивая, запихали того в свой газик, рванув с места только мигнули нам фарами.
  - Не случилось бы беды, - Нинка- толстуха с кошачьих кормов, задумчиво почесалась, у неё была вечная аллергия на кошек, но выбирать не приходилось. Нинка ожесточенно пила таблетки и снова выходила в свою смену. Мы потерянно стояли в опустевшем жилище. Как неожиданно наше внимание привлекли шуршащие звуки и тихое повизгивание, в углу ворочалось одеяло. Приподняв его, мы обнаружили целый выводок, толстолапых кутят, что обрадовавшись людям, потянулись за угощением.
  - Мамоньки родимые, да он же подобрал выводок той собаки, - кажется, Люсинда даже прослезилась, - вот почему он не хотел в больницу, боялся, погибнут малыши. Вы как хотите девочки, а этого с рыжими ушами я забираю, к себе!
  Мне достался щенок неопределенной масти, с лохматой мордой и большими, карими глазами. Самостоятельный, как и Сашка, тотчас обследовал нашу малюсенькую квартирку, залег у порога - охранять.
  Апельсины, пару сладких булочек, и пожалуй бутылку минералки,- закупившись у подруг, - подешевле, спустя пару дней я решила навестить больного. Сашке даже палаты не досталось, - он лежал в коридоре, недалеко от поста. Я его сначала не узнала, - лицо отрешенное, чистое, волосы прилизанные, сейчас он казался совсем мальчиком, нечаянно попавшим в переделку. Он равнодушно смотрел, как я достаю их кошелки фрукты, молча, надкусил булку.
  - Сань если ты насчет щенков беспокоишься, то все в порядке, девчонки разобрали. Когда вернешься, отдадут. Ты главное, лечись здесь. И скажу по секрету, ректорша хочет тебя в институт устроить на полставки дворника плюс лаборант, представляешь, тебе комнату дадут в общежитии.
  -Нет.
  Сашка не отличался оригинальностью ответов. Я обиделась,
  - Фу, бирюк. Чего тебе еще надо?
  - Цветочный киоск.
  Он махнул головой, и отвернулся к окну.
  - Зачем глупый, зачем нам на рынке цветы?!
  Он молчал, морща лоб, видно боль ещё не совсем отпустила. Затем заговорил, тихо, отстранено.
  - Помнишь вокзальные палатки, те, что потом разгромили рэкетиры, пять лет назад.
  Я кивнула, не в силах сказать слово.
  - Они торговали с раннего утра. А я бомжевал совсем недавно, глупый был, мерз отчаянно, думал окачурись где-нибудь. Но когда становилось совсем худо, я приходил смотреть на диковинные цветы, что стояли, за стеклом, и согревался.
  За окном начался снегопад, похожие на клочки больничной ваты падали на подоконник снежные комочки слипшихся снежинок. Цветы, - думала я, - зимой? И вдруг поняла, что больше все на свете мне сейчас тоже хотелось бы постоять возле маленького кусочка райского сада, и неожиданно для себя чмокнула Сашку в лоб.
  - Ладно, - он отмахнулся, - вы там только малышей не перекармливайте.
  Мы немного пошумели, обсуждая Сашкину мечту, но разошлись во мнениях, реально подсчитав начальный капитал, сильно засомневались, сочтя планы не реальными. Списали все на пустое бахвальство. А через год Сашка поставил свой первый цветочный киоск.
  Только пришлось ему выдержать не шуточную борьбу с администрацией, но и здесь все обернулось неожиданной стороной.
  
  
  
   Тяжкая доля администратора.
  
  
   -Если и есть в мире несчастливые люди, то я, несомненно, чемпион.
  Уже с утра подобные мысли оккупировали больную с похмелья голову Василия Михайловича, администратора нашего рынка, да что оккупировали - можно сказать обложили со всех сторон. Прикрыв глаза, в воображении, он загибал пальцы: жена - мегера, начальник - вор, соседка - нахалка, погода - сырая, небо низкое, а ступеньки подъезда скользкие... Тоска! Тоска грызет администратора - окно в кабинете разбито, дует. Ходил к местному плотнику Ермолаичу, ругался, стыдил, только на грубость нарвался. И что же это такое происходит Господи, за что ты отвернулся от меня. Блин! Кот пропал, а заначку нашли,... Растравляя истерзанную страданиями душу, без устали сокрушался он. Небо, сочувственно, заливалось каплями февральской оттепели. Собственная жизнь вдруг показалась пустой тратой времени, всплыли рассказы о самоубийцах. Василий, отодвинув отчеты, упер подбородок в ладони. И зачем все это, скоро шестой десяток существует на свете, а ничего не нажил, ни с кем даже не поругался в серьез, и не помирился тоже. Серенько, буднично, жизнь прошмыгнула. А ведь мог, - мог бы сообщить бы в налоговую инспекцию о делишках начальства, - да боязно, вдруг отомстит, жене указать место, - вдруг бросит, с соседом поговорить, - вдруг обидеться. Он живо представил свои похороны - темный полированного дерева гроб, с бумажно-гофрированной оторочкой, точно из-под шоколадных конфет, скорбные лица, свечи...
  - Поплачут еще, поймут, что были не правы.
  В носу защипало от сладости возмездия, он спешно потер пальцем, почему то губы и продолжил - ничего поплачут, и Гришка сосед.
  Проступили из дымки фантазии фигуры, вздохи, тихий разговор и стол, уставленный поминальным обедом, Гришка конечно первый стопку храпнет втихаря, ему, что свадьба что похороны, лишь бы напиться.
  -Водки пропадет тьма, - он начал уже подсчитывать примерный расход, как в дверь кабинета постучали, и Ермолаич с засаленным деревянным ящиком полным инструментов, ввалился прямо на чистую ковровую дорожку. Василий стянул с вешалки мокрую ушанку и отправился собирать ежемесячную арендную плату с торговцев.
  
  На рынке его не уважали. Совали деньги точно нож в руку, суетно, с оглядкой, стремясь побыстрее отделаться. От сборов с рыбных рядов всегда несло сыростью, от фруктовых плесенью, те, кто одеждой промышлял, подсовывали мятые купюры, со стертым рисунком. Иногда были и фальшивки. Василий не скандалил, молча пересчитывая наличность, возвращал явные подделки, словно вчерашнюю сметану, и лишь немного кривился.
  - Разжирел Васька, - шипели вслед, бывшие друзья, - спину наел, в два обхвата не смеряешь. Гляди, тулуп лопнет.
  Он только натягивал поплотнее шапку и брел к следующему, уныло таща обрюзгшее тело по мокрому снегу.
  - Повесится что ли, а то таблеток напиться, - он фыркнул от этих экзальтированных дамских штучек, - нет, лучше всего с пятого этажа да головой вниз. Не разбирая дороги, направился в дальний угол рынка, за контейнеры, где стояли любители не платить за место, почитай - халявщики. Например, Рыжая Зинка, - давнишняя его соперница, борьба с которой уже сидела у администратора в печенках. Места постоянного не имеет, от уплаты бегает, только завидит его, фартуки в сумку и за ворота, - дескать, знать ничего не знаю, не торговала, а пришла только словом перекинуться. Но сегодня, Василию повезло, Зинка так увлеклась своей нехитрой коммерцией, что не заметила строгого сборщика дани. Стоя на пронизывающем холодном ветру, в толстенном синим пуховике, и, держа в обеих руках связки дешевых пакетов, самодельно сшитые сумки, она взмахивала ими точно пестрыми крылами, предлагая каждому встречному приобрести шуршащий товар. Через голову у нее были перекинуто с десяток разноцветных фартуков, к поясу привязаны мочалки из синтетического шнура, ослепительно диких расцветок. Вся она сейчас походила на растрепанного, старого, но еще очень яркого попугая, неизвестно как залетевшего в нашу одноцветно серую зиму.
  - Ишь курица, - мысленно обозвал её Василий, но вслух поостерегся, - вдруг ответит. Он собрался уже окликнуть её, как краем глаза заметил еще одного нелегального торговца. Тот, поняв, что пришла беда, спешно отходил к контейнерам, таща за собой объемистый баул.
  - Погодь,
  Незнакомец прибавил шагу, пытаясь затеряться среди стылых железных углов. Но администратор не отставал и откуда прыть появилась! Задыхаясь от бега, Василий почти схватил нахала за локоть,
  - Предъявите документы на право торговли.
  Он успел сказать только эту фразу. И боль в левом подреберье опрокинула его навзничь, ежом покатилась сбитая с головы шапка. Парень, неожиданно, от бегства перешел к нападению, да и чего ему было бояться, если из темноты, на помощь вынырнули еще трое подельников.
  - Конец, - пронеслось в мозгу у Василия, - вот жизнь и кончалась. Обставили, как последнего дурака, облапошили.
  Василий судорожно глотнул вечернего воздуха, и, пытаясь спрятать голову, повернулся к нападающим спиной. Сразу несколько рук свалили его в талый снег, и начали грубо ощупывать. Сумку ищут, понял Васька, как найдут, и меня порешат, что бы ни оставлять свидетелей. И вдруг все невзгоды показались ему такими далекими, а страхи такими ничтожными, что неожиданно для себя, он, сам, вцепился в горло одному из нападавших. Парень захрипел, пытаясь разжать скрюченные Васькины пальцы, сверху, с боков, на него посыпались удары. Но тот уже ничего не замечал, продолжая все крепче стискивать трепещущие горло. Затем наступила темнота, липкая кровь медленно ползла по щеке, заливаясь в ноздри, мешала дышать. Он перевернулся на спину, бандитов уже не было, как и сумки с месячной оплатой всех торговцев рынка.
  
  Василий бездумно смотрел в небо, и оно не казалось ему уже таким серым, да и низким оно тоже не было. От рынка к нему летела, в развевающихся перьях рыжая Зинка, на бегу крича
  - Убили, мамоньки родные, убили!!
  Он сел, с трудом ощупал разбитый затылок, вдохнул побольше воздуха. В голове звенело, ныли отбитые легкие. Он с отвращение сплюнул темный сгусток в грязь.
  - С тебя триста рублей, за месяц торговли. Курица!
  Зинка так и обомлела.
  
  Что произошло потом? К весне Василий Михайлович развелся с женой, подрался с соседом даже дважды, потом трижды помирился, и из администраторов ушел. Теперь он наш директор.
  
  
  Но, и прежнюю работу не забывает, в день раза три пробежится по рядам, и остановится обязательно возле конфет.
  
  
   Война конфетная.
  
  Ох и сладкая у тебя работа,- завидуют многие Томке конфетнице, - весь день среди шоколада, небось к вечеру муж нанюхаться не может как помадкой от тебя тянет.
  Та только фыркает
  - Очень нужно ему меня обнюхивать, он у меня по другой части.
  - Знаем, знаем, - хором припевают соседки,- передавай привет уважаемому Сергею Степановичу. Томка молчит, переставляя коробки.
  
  Налоговая, санэпидемстанция, торговая инспекция, - от всех этих слов становится не по себе даже бывалому торгашу, ведь каждый чем-то грешит. Кто просрочку спихнет, кто без документов работает, а кто сан книжку только во сне видел, много условий у хмурых проверяющих, и то хорошо если штраф выпишут, да попеняют немного точно школьника, хуже, если конфискуют товар. Потому и ценится выше всех благ на рынке, наше особое братство, - к кому бы не придрались, вмиг известие о мытарях облетит палатки. Со стороны покажется, что началась массовая эвакуация одних и спешная оборона других. Шуршат приготавливаемые заранее сертификаты, право на торговлю, отчеты об уплате налогов, что не учтено, прячется под прилавок, а еще лучше, если успеешь в контейнер. И пока разбираются с одним, все остальные уже стоят с документами в одной руке и взяткой в другой.
  
  Томка как бастион, высится в самом начале рынка и принимает на себя первый удар. Она закаленный боец, смотрит на проверяющего не заискивающе, руками комкая кулек дорогих конфет, не пытается всунуть их в сумку инспектора. Достав толстый том свидетельств о качестве, твердо кладет его на прилавок. Ведет разговор спокойно и обстоятельно. Со стороны можно подумать что двое играют в картишки, и на каждый запрос у торговки находится две а то и пять бумажек, с печатями и подписями. Не любят проверяющие Томку, а её как бес разбирает первая подчас под удар лезет.
  
  - Бедовая баба, - качают головами остальные, - на рожон лезет.
  
  Один особо докапывается, даже конфеты на зуб пробует, так сказать экспертиза. Томка презрительно изжаливает его невидимым пламенем глаз.
  - Суховаты,- ворчит он, - покажите сертификат на коровку молочную с маком.
  Появляется новая карта, сан. инспектор морщится,
  - Дата стерта, вы когда получали товар? В понедельник - тот или в прошлом месяце?
  - В прошлом году, - ворчит Томка, роясь в накладных.
  И действительно вскоре выясняется, что конфеты просрочены, и подлежат утилизации, она тоскливо провожает глазами коробку снятого с торговли товара.
  - Допрыгалась,- шушукаются соседки и слегка приседают перед подошедшим инспектором.
  
  
  Дома Томка швыряет сапоги мимо полки. В кухне горит свет, прыгает электронная стрелка часов, усталый муж пьет чай. Взяв двумя пальцами, осторожно разворачивает пестрый фантик.
  - Суховаты, - вздыхает он.
  - А ты не ешь, они просрочены!
   Вечерняя серость красит сумраком окна, на маленькой кухоньке сидят обнявшись торговка и инспектор,
  - Когда ты уйдешь с рынка? - грустно спрашивает мужчина.
  - Скоро, - эхом отвечает жена,
   И они оба знают, что это неправда.
  
   А Ниночка торгует мясом.....
  
   Ниночка
   Ниночку привела на рынок мамаша, маленькая, нездорово располневшая женщина с вылинявшими блекло-голубыми глазами. Суетно, сжав ручки, она нерешительно подтолкнула дочь вперед, и оглянулась, словно прося одобрения своих действий. Рыночное сообщество сдержанно усмехнулось, на угловатую неуклюжесть новенькой. Запинаясь, девица спросила у стоящей крайней торговки, не требуется ли кому продавец. В последнее время, много было желающих подработать, с незапоминающимися лицами они бесконечной чередой возникали однажды утром и так же тихо уходили, не справившись с холодом и грязью торгашеской жизни. Может, поэтому, появление Ниночки прошло буднично, и без интереса. Никто не обратил внимания, на её удивительные глаза испуганно-доверчивые, никто не прислушался к нежному льющемуся из души голосу, да и кто же за прилавком смотрит тебе в глаза, все следят за весами. И то как она нерешительно переминалась, словно боясь сделать лишний шаг, и вся её тщедушная фигурка, выражавшая слабую нерешительность, не вызвали ни каких чувств, кроме досады.
  - Шамилю, на мясо требовался продавец, - кто-то подал голос, и тот час усомнился - да вряд ли её возьмут, - маломерка!
  Мамаша бросилась к мясному ряду, быстренько переговорив со смуглым парнем, устроила судьбу Ниночки.
  Клеенчатый фартук был ей ниже колен, замершие руки тот час покрылись красноватыми корочками цыпок, голос и так еле слышный, теперь снизошел до шепота.
  - Не продержится, и трех дней не продержится,- категорично ворчали рыночные старожилы, - Вот уж Дашка на что была бой- баба и то ушла.
  Шамиль меж тем приступил к обучению.
  - Гляди сюда, - это грудинка, это филе, а это кости, будешь торговать, не перепутай. Туша должна выйти на ..., и он назвал сумму, от которой Ниночка зажмурилась и быстро- быстро закивала головой.
  - Рубить позовешь Ермолаича, только платить будешь сама, кстати, топор под прилавком. Удачи.
  - Сейчас уйдет, - соседки замерли в ожидании. И просчитались.
  
  В первый день у Ниночки не хватило рублей триста, во второй уже пятьсот. Хозяин не орал, но и зарплату выдавать отказался - торгуй лучше, загадочно фыркнул и ушел к гаражам, где было временное хранилище товара, тщательно спрятанное от санитарных инспекторов.
  - Завтра точно не выйдет, - шептались, жалея девчонку более терпеливые доброхоты.
  Но и завтра и послезавтра мельтешила перед нашими глазами, сутулая Ниночкина фигурка в неуклюжем гремящем на морозе, точно жесть, фартуке. Постепенно исчезли сапожки, на тонком каблучке уступив место разбитым валенкам. Курточка превратилась в засаленный тулуп. Маникюр облупился, и теперь она скрывала коченеющие пальцы в неуклюже связанных, перчатках, из домашней шерсти.
  - Ничего девка не горюй, - еже ли присмотреться и здесь жить можно,- ободряли досужие соседки, глядим и действительно, она - то водички в фарш добавит, то даму в шубке обсчитает. Привыкает, значит.
   Но не тут, то было. Первой, неладное, заметила рыжая Зинка, когда однажды, не скрываясь, доложила.
  - Рассеянный - сумку купил - сдачу не взял, я через весь рынок за ним бежала...
  Мы навострили уши, - знамо дело, что бы Зинка так расщедрилась, на то должна быть веская причина. А она продолжала:
  - Он мамоньки, шасть по рядам, а как нашу Нинку увидал так и обмер.
  - Влюбился?
  - Не милые, разозлился. То-то руки даже затряслись. Ну, думаю, сейчас скандалить начнет.
  Люсинда зевнула
  - Обычное дело - гуляша не довесила.
  - Нет милая, не в ту сторону смотришь. Он схватил Нинку за пальцы, да давай что - говорить, а сам волнуется, аж приплясывает. Я значит, бочком пододвигаюсь, только хочу сдачу вернуть, как слышу, упрекает её в чем то. А Нинка наша неживая стоит, а у самой уже и слезки у глаз. Головой кивает, - приду, а сама оглядывается, точно боится. Он горячится, говорит, с её талантом надо в Москве учиться, а не прилавки на рынке обтирать.
  Вот здесь мы все обиделись,
  - Подумаешь,- перебила словесный водопад Зинки, Люсинда - у нас ректорша вообще кандидат наук, Райка толстуха - детский врач, Галюшка - эколог, Маринка - поэт, как начнет частушки сочинять все в тему, только жаль мата много.
  Мы заулыбались, и действительно все мы талантливы, и способны тоже на многое, почему только Нинка стяжала себе право быть особенной. С тех пор, толи в отместку, толи просто из зависти, а прикрепилось к Ниночке прозвище - певица, не злобливое, но и не ласковое, - это как произнести.
  - Ишь точно ноты выводит, - сплетничали, девчонки, - поет свою арию, а сама глянь,- пальчиком на весы жмет, давай певица не робей.
  И все мы видели только эту её рыночную натуру, упорно не замечая , как по вечерам прижав к груди мешочек с туфлями, бежала она в клуб, оставляя на порогом грязные валенки, стучала каблучками по дощатому полу сцены. Сквозь приоткрытые форточки, слышался её голос, удивительно чистый и безмятежный, словно и не было тяжелого дня, скандальных покупателей, страха быть пойманной на обсчете, все это оставалось с валенками за порогом, а здесь была уже иная Ниночка - певица. Особенно ей удавался один романс, аж за душу брал
   Белой акации гроздья душистые
   Ночь напролет нас сводили с ума.
   И надо же было, такому случится, приехали в наше захолустье сборщики талантов, для новомодной фабрики звезд. Афиши флагами запестрили на некрашеных заборах.
  - Это шанс, - кричали девчонки, - Нинка не пасуй, давай покажи на что способна наша периферия.
  Напряжение на рынке все возрастало, мы разделились на две партии, одна считала, что Нинка обязательно понравится этим лощеным столичным ценителям, другая возглавляемая Маринкой, так же крикливо доказывала что лучше ей не позорится, потому как таланту в ней нет ни крошечки!
  Хотя сами в клуб не ходили.
   Надо ли говорить, что я яростнее всего защищала нашу певицу, и не потому что мы были ровесницы, и не потому что она тайно совала мне отличнейший кусочек, по цене костей, просто я пыталась через нее почувствовать торжество над нашими серыми днями. И уж совсем не к месту, накануне, сцепилась с Маринкой, поспорив на килограмм самый дорогих конфет.
  
  В самый день прослушивания, у Шамиля внезапно заболела Нинкина сменщица, тот чуть не лопнул от страха потерять торговый день.
  - Плачу вдвойне, - подступил он к ней, - и премию дам, только выручи. Между нами говоря, деньги нужны были Нинке позарез, она давно собирала на пальто, - хорошее с пушистым воротником, да все не хватало малости, а здесь такая возможность. Я почувствовала на себе победный Маринкин взгляд, но тот час успокоилась - глупости, Нинка девка гордая, и без пальто люди живут, зато пройдет экзамен и прощай рынок как страшный сон. Все забудется, может у нее этих пальто тысяча будет!
   Так я рассуждала, рассуждала и проиграла.
  Наутро наша певица деловито фасовала фарш по маленьким пакетикам и громко, словно ничего не случилось зазывала первых покупателей.
  - Плохо ты Светик в людях разбираешься, - Маринка загребла выигранный килограмм шоколада, - струсила она. Победительница положила в рот конфету и начала причмокивая обсасывать её, я смотрела в этот ярко намалеванный дешевой помадой многоопытный рот, и не жалела, никого, ни себя, ни Нинку, даже конфет не было жалко. Я думала, о том что вот так рынок и нас пережевывает. В тот же день певица купила пальто, красивое, с пушистым воротником, она энергично встряхивала мех любуясь как он переливается на заходящем вечернем солнце. Рядом стояла её мать, охая и восхищаясь покупкой.
  -Променяла, - думала я, и не успев присовокупить обидное прозвище, уже повернулась к ним спиной. Как неожиданно Нинка, протянула пальто так быстро состарившейся женщине, набросив его на маленькие плечи. И та заплакала. Они шли домой, в начинающейся вьюге, что кружа хлопьями слипшихся снежинок, заносила следы неуклюжих валенок, я смотрела им вслед и мне казалось что:
  Белой акации гроздья душистые
   Ночь напролет нас сводили с ума.
  
  Странно , но именно Нинка открыла нам нехитрую арифметику рынка.
  
   Десятичные дроби рынка.
  
  Поговаривают, что в Америке отменили десятичные дроби, будто бы не подходят они для заморских мозгов. Это у нас каждый школьник корпит над листочком в клеточку, складывая десятые доли, проценты, извлекает корень или еще чего похуже - вычисляет интеграл. А у них все просто, не понимают афро-жители математики и не надо, живи себе дальше, пособия там всякие получай, да по барам шатайся. Красота, - вот примерно так рассуждая затронула я совершенно далекую для торговок тему, и желая показаться осведомленной немного выпятила нижнюю губу, - нет, девочки, у нас все гораздо сложнее.
  - Глупости, - фыркнула Валюшка, - тебе Светка, надо было еще в третьем классе прекратить обучение, потому как с твоим бизнесом, только четыре действия нужны, а остальное блажь!
  - Но,.. - и тут я поняла, что не знаю как ответить, и мне стало страшно, - вдруг права эта старушка, зачем я так прилежно переходила из класса в класс. Участвовала в конкурсах, даже олимпиаду однажды выиграла - по истории. По историям у меня вообще всегда было не плохо. И пока я мысленно пыталась найти оправдание своим десяти годам, проведенным в школе, как мне пришла на помощь Нинка - певица.
  -Это как посмотреть, - загадочно улыбнулась она, - может кому- то дроби как козе баян, да только заметь, почему ректорша каждый день тащит домой две сумки продуктов, а ты Светик как ходила с полупустым пакетиком, так и домой возвращаешься? Не знаешь? А дело все в десятичных дробях!
  
  И как же?
  Даже такая непробиваемая стена как баба Валя и то распахнула ворота на милость опытного победителя. Ниночка взяла в руку кусок мяса, коим торговала,
  - Все просто, - сколько стоит этот отруб?
  - На ценнике написано!
   Нам показалось, что Нинка решила немного покуражится. Но та покачала головой,
  - Нет дорогие, цена может варьировать в довольно широких пределах, здесь нам и пригодятся десятичные дроби. Давайте, как в школе возьмем цену за икс и перенесем её в правую сторону уравнения. Что остается в левой?
  - Ничего, ничего не остается, - баба Валя начала терять терпение, - вешают нам с тобой Светка лапшу на уши а мы слушаем.
  - Погоди, интересно, и что остается?
  Холод.....
  - Извини,
  - Холод, разрубка за мой счет, мелкое воровство, плохое настроение хозяина.
  - А при чем дроби?
  - Не поняла! Смотри, - она быстро вырвала из немногочисленных посетителей рынка одну богато одетую даму, - смотри и слушай , как будут работать наши дроби. Клиент идет с маленькой сумочкой - значит приехал в машине, - торопится - погода плохая - снег! На ценник глянет мельком и не запомнит. Плюс ноль пять десятых процента, от цены. Долго выбирает к кому подойти, - значит придирчивый - минус один процент. С ней муж, - и он нетерпеливый - клади на плюс не менее одной второй. Отправила благоверного за сигаретами, и сама отсчитала деньги, скинь еще ноль три. При ближайшем рассмотрении шуба искусственная опять тебе минус в десятую часть, но кажется немного замерзла, постукивает ножкой о каблучок, тут наш союзник морозец прибавляет единичку в начале уравнения.
  - Так ведь побьют, - с твоими расчетами, милая, - критик нервно прошуршала в мешке замерзшими семечками.
  Ниночка засмеялась,
  - Как видишь жива, потому как на другую чашку весов, или как в вашем случае уравнении я прибавлю двадцать процентов улыбки, пяток разговора о жизни, парочку сожаления о дороговизне.
   И получается?
   И получается что и клиент доволен, и ты не в накладе.
  - Да как же ты так высчитываешь, компьютер у тебя что ли под прилавком?
  - Почему под, над ним!
   Ниночка коснулась пальчиком лба, у каждого торговца такой механизм, можно сказать врожденный. Запрограммированный с детства. Теперь поняли милые, что значат для нас дроби, от них хорошие мои напрямую зависит не только икс - цена, но гораздо важнее игрек - он прячется в вашем кармане.
   Мы стояли оглушенные импровизированной лекцией, нет, внутри мы понимали, что Нинка не права, совсем не права, но вон она уже кушает пирожок, а у нас с утра еще, ни маковой росинки.
  
  - Извините , сколько стоят эти шлепанцы
   Парень был высокий, а глаза, какие у него глаза
  - Двести,- прошептала я, и получила толчок в бок,
  -Подорожала милок обувка, ты Светку не слушай, все двести пятьдесят рубликов стоит!
   Баба Валя начала приводить в действие десятичные дроби
  - Беру, - он, почти не глядя, небрежно запихал шлепки в сумку и протянул деньги.
  - Как же вы бабушка так точно рассчитали, - немного опомнившись, удивилась я,
  - Сложила ваши взгляды, да возвела в третью степень, тут Пифагором быть не надо что бы понять он бы и тысячу отдал, да совесть перевесила, её милая тоже иногда надо включать в уравнение.
  Совесть вещь неплохая, у некоторых она точно в чемодане спрятана.
  
   Рыночные приживалки.
  
  - Программка, программка, - писклявый бабий голос, верещит с утра . И не сразу поймешь, что он принадлежит этому дородному, пузатому парню, что плаксиво жмуря глаза, потрясает сейчас ворохом газет. Оставляя широкую колею, неуклюжих следов, он лезет через сугроб, не разбирая дороги.
  - Программка на следующую неделю, тетенька будьте добренькой купите газетку.
  Тетенька вдвое младше его, нерешительно лезет в карман.
  - Десяточку дайте, вы сегодня такая красивая.
  Психология срабатывает, и девчонка сама до конца не осознавая покупки, расстается с деньгами. Особенно если новенькая, да глаза добрые, не уйдет она от Толькиного плача, душу вымотает, а не отойдет. Переминаясь с ноги на ногу, заведет он заунывную песню, о тяжкой доле, глаза закатит, но десяточку сунет ровненько в сокрытую тулупом барсеточку, словно и не было.
  - Инвалид, - вздыхают наши торговки, - пенсия мизерная.
   Кто печенюшку сунет, кто варежки подарит. А что газеты трехнедельной давности, где кроме объявлений и читать нечего, так что? У каждого свой бизнес. Продаст Толик товар, к обеду глядишь, уже пустой бежит, в интернат торопится, а там не термос со сладким чаем и бутерброд, там как положено первое, второе, третье, и на десерт немного сладенького. Скормит он знакомой шавке дареное печенье, на сучек варежки бросит, да в знакомую дырку под забором протиснется. Санитар промолчит, за что получит свою долю, буфетчица улыбнется и пронесет под фартуком пузырек с самогонкой, - гуляет Толик весь вечер. Веселись душа, завтра пенсия, послезавтра гуманитарная помощь, к концу недели правоведы в проверкой приедут, подарки привезут. Ох, не вмещаются в пузо, алые яблоки оставшиеся от полдника, и Толик приоткрыв окно, выбрасывает их в снег. Катятся по насту точно капли крови круглые шары, проваливаются и снова все белым бело.
  
  Бабушке Кате не повезло, для нее никто не приготовит вкусного обеда, в пустой квартире, только тараканы и да внук- наркоман. Толку от обоих никакого, поэтому собирается она рано, плотно сворачивает в кулек сумки, на голову теплый платок натягивает, по самые брови, шерстяные ретузы. Кряхтя пропихивает она ногу с тремя носками в серый валенок. Фабрика давно закрытая, провожает заколоченной дверью свою бывшую ткачиху, на рынок. Нет, более говорливых станков, пушистых пылинок пряжи, вместо них пробирающий до костей утренний холод, , но смена началась...
  - Внучек, - выбрав прилично одетого парня, начинает свою работу, - купи бабушке пару пирожков, замерзла совсем. И взгляд, о этот взгляд, бывает далеко не у каждого, ему учатся, отрабатывая сотни раз. От взгляда зависит выручка - немного слезы, немного мольбы и парень спекся, - несет дымящийся на морозе сверток, а если особо чувствительный то и деньжат подкинет. С одного пирожок, с другого кусочек колбаски, третий заварочки купит, а если заглянут на рынок влюбленные, тут у бабы Кати карт-бланш верный, кто же не расщедрится на глазах любимой девушки.
  И пухнут потихонечку матерчатые мешочки спрятанные под картонную коробку, все сложнее делать товарный вид, но она профессионал, и умело скрывая довольную улыбку, снова шепелявит
  - Внучек, а внучек.....
  Обитатели рынка переглядываются, но торговать жалостью не мешают, тем более что за воротами , баба Катя так кроет матом недовольного оплатой таксиста, что ветки соседних берез дрожат.
  - Подайте заслуженному алкоголику России!
  Сергей Иванович, не прячется, не хлюпает носом, залихватски сдвинув ушанку на затылок, весело поглядывает на суетно бегущих прохожих. Руки не тянет, но глазом подмаргивает
  - Эх и выпью я сегодня, беленькой, если вы не возражаете господа, - смеется он, обращаясь скорее к себе. Серега философ, ищет истину как классик - в вине, если повезет то в дорогой водочке, не подфартит и портвейн сойдет. Хохочет, на морозе, ничто его ни берет, ни какая ангина, проспиртованный организм не атакует, то плясать начнет, да девчонок смешить, глядишь и покупатели оттают, улыбнутся лишний раз. День летит незаметно, только успевай товар расхваливать, да деньги считать. Любят у нас на рынке Серегу, удачу говорят, приносит, а я думаю дело в другом, он единственный среди нас говорит правду. И неплохо зарабатывает.
  
  Ему по стать Гулька, только .....
   Гулькино горе.
  
  
  Всем хороша Гулька, вышла всеми статями, - высокая, стройная, черноволосая, в плечах косая сажень, голос на другом конце рынка слышно, а как хохотать начнет,- не хочешь, присоединишься. Всем хороша Гулька, только одна беда не замужем. Скоро сорок лет стукнет, неумолимо усмехнется зеркало, обнажив первые морщинки. Рассыплется красота, точно зерна по полю, глядишь, а в руках уже ничего и нет. Другой поостережется, кулак сожмет, а наша Гулька только улыбнется, да подмигнет проходящему симпатичному парню.
   - Мужчина купите перчатки, отдам подешевле, - смеется она.
  Тот торгуется, вертит товар, на изнанку выворачивает, проверяет крепость швов. Слово за слово, вертится пустой разговор, вдруг взгляды встречаются, незначащие фразы приобретают тайный смысл. Сходятся на половине стоимости. Девчонки пихают друг- друга локтями - гляди, что будет дальше! Шарф уходит за бесценок, за согласие на вечер в привокзальном кафе. Не пасуй Гулька, мы сжимаем кулаки на удачу, загадывая продолжение еще не начавшегося романа.
  
   К вечеру, она суетливо подводит глаза густой щеточкой с тушью, от чего те сразу увеличиваются в размере и приобретают загадочный вид. Немного зелени на веки, что так удачно гармонирует с припрятанной под тулупом шелковой кофточкой, и конечно пунцовая, до черноты помада, в вечернем полумраке зала, она будет выглядеть просто потрясающе. Кто- то сплетничает за спиной, припоминая прошлый провал, кто- то тихо посмеиваются.
  - Толстуха!
  Но Гулькино лицо светятся радостью ожидания. Быстренько скинув в сумку шерстяные носки, она лихо катит свою тачанку, в промерзший бокс, по дороге успевая лишний раз взглянуть в мертвые глазницы опустевших витрин.
  - Красавица!
  
  Утром она молчит, упрямо не поднимая взгляда, долго возится с варежками, раскладывая их на картонном прилавке. Нас всех переполняет чувство невыразимого сочувствия, но первый шаг должна сделать она, должна подать знак - можно утешать!
  - Козел!
   И труба играет подъем .
  - Да ладно Гуль все мужики одинаковы.
  - Не стоит,
  - Брось
  - Хочешь конфетку?
  Гулька выкидывает на всеобщее обозрение свою боль, выплескивает на товарок мучительную обиду.
  - Поесть решил на халяву, после десерта смылся, только его и видели. Мне пришлось даже паспорт заложить, что бы отпустили домой. Вечером отнесу деньги.
   . Она разражается долгими пожеланиями всяческих бед коварному ухажеру, от крепких слов лицо её краснеет, разливается румянцем до ушей, и мы начинаем невольно улыбаться - возвращается наша Гулька на круги своя. Выходит горлом страдание, а значит и сердцу легче.
  
  - Мужчина купите перчатки, - уже через час, звенит над рынком веселый призыв, - мужчина не проходите у меня есть еще шарфы!
  
   Хохочет Гулька на морозе, только глаза слезятся от холода.
  
  
  
  
  А весной у нас появляются иные торговцы.....
  
  
   Бабулька.
  
   Я познакомилась с ней прошлой весной и сразу почувствовала необъяснимое притяжение, что возникает между совершенно незнакомыми людьми, сразу, захватывая без остатка. Таких торговок ласково именуют бабушками, или совсем интимно бабульками. Они обязательно имеют ласковые круглые глазки, небольшой носик, деловито выглядывающий из немного дряблых щек, и пухлые пальчики- сосиски. Ловко вворачиваясь в толпу, они деловито тянут за собой саночки с домашними солениями, летом самодельные тележки с зеленью, или первыми яблоками. Торгуют где придется , лишь бы строгий Васька не шуганул, а если и приключится такая оказия, то беспрекословно отодвигаются на метр в сторону и продолжают свою нехитрую коммерцию как ни в чем не бывало.
  Наша бабулька ничем не отличалась от когорты своих подруг, вот только товар был иной. Синие стрелы ирисов, кровавые шары пионов, а осенью россыпь хризантем- звездочек, в отдельном мешочке корешки, луковки, старенькие картинки из журнала " Приусадебное хозяйство" заботливо свернутые и приложенные к пухлым шишкам георгин, все в её товаре было красиво и загадочно. Дачники обожали её, и разве так важно кинуть пару стольников за роскошный букет или пяток клубничных кустиков. Торговля было замирающая в зимние месяца, к весне расцветала всем красками, многие дивились трудолюбию старушки, её беззаветной преданность делу. Дивились обилию и разнообразию, завидовали выручке, а за спиной втихомолку сплетничали. Болтали много гадостей, тех что от скуки любят сочинять милые подружки, вспоминались хитрые взгляды кои ми она обменивалась своим великовозрастным внуком, что к обеду подтаскивал новые артефакты, судачили что никто не видел её сада, и возможно что его вообще не существует, кто то уверял что цветы с ближайшего совхоза, а кто то что из соседней области. Женщины не любят соперничества, даже в торговле.
  Но истинное лицо бабульки раскрылось совершенно случайно.
  Он был прекрасен, своим неповторимым пунцовым отблеском заката горел дивный цветок. Еще не зная его имени, я влюбилась безоглядно, в лепестки, листья, во весь облик этого чуда. Хотя просили за чудо тоже фантастическую цену, но казалось это вполне справедливо, таким богатством должны обладать только короли. Цветок стоял отдельно, заботливо завернутый в целлофан, корень казалось только и жаждал коснутся земли и отдать всю свою красоту счастливому приобретателю. И хотя многие не разделяли моего восторга , но большинство сошлось на том, что вещь стоящая, и с удовольствием наблюдали как он наконец обрел хозяина. Обидно, но покупателем оказался отнюдь не король, и на богатея он тоже был не похож. Серенькое неприметное пальтишко, неприкрытая шапкой седая голова, грустный рассеянный взгляд, он долго рылся в кошельке, складывая свернутые кое-как бумажки, кажется, у него не хватало самой малости. Но все же покупка состоялась, отгорел костер цветочного пламени, унес его в простенькой сумочке, обычный старичок, и хотя остались пестрые акварели флоксов, колокола наперстянок, отныне они были лишь нагромождением красок, лишившись алого остова.
  - Брось, - Люсинда заметив мою печаль, только фыркнула, - отцветет и нет его, а на деньги можно например колбасы купить.
  Она принялась нарочито непринужденно сворачивать кофточки, громко пыхтя засовывая их в полосатый баул.
  - Жене купил, она у него большая любительница цветов.
   Это подала голос Машка - кошатница, прозванная так за свою страсть к бездомным бродягам. О ней я как-нибудь расскажу после, а сейчас она только обрадовавшись всеобщему вниманию, и рассказала что это её сосед, что по осени схоронил жену.
  - Знатная была баба, добрая. А цветы любила до умопомрачения, бывало я горшок грохну да на помойку герань брошу, так она - лапонька обратно тащит, в кастрюльку посадит и глядишь цветет мой кустик, да так что завидно. Сколько народу к ним ходило, тому череночек, этому отросток, почитай половина цветов у нас в городе её родственники. Да, а как заболела, лежит бывало да на цветочки свои смотрит, - мне говорит легче когда они рядом. По мне так котенок милее, а ей знать, иное
   И я представила себе как сейчас согревает пламенеющий цветок, скромную могилку, этой совершенно незнакомой мне женщины, и в душе моей тоже стало тепло и немного мокро от непролитой слезы. Я улыбнулась Люсинде,
  - Давай помогу.
  Она озадачено бросила взгляд исподлобья,
  -Зачем?
  - Просто так!
  Но история на этом не кончилась. Спустя неделю у бабульки появился брат близнец нашего цветка, немного потрепленный, и уже не такой яркий, но все же очень похожий, и цена на удивление подскочила вдвое. Теперь уже и мне было накладно купить его, поэтому я только вздохнула и отвлеклась на молодую мамашу с хорошеньким бутузом, что заинтересовались тапочками.
  - Позор, - это громкое восклицание вырвало меня из оживленной дискуссии с покупательницей на тему дороговизны нынешней жизни и сожалений об очереди в детский сад,
  - Это же надо до такого дойти, - не говоря ничего конкретного, громко возмущалась Люсинда. В первую очередь я решила что сперли кофточку, или проезжавшая машина обрызгала грязью выставленный товар, но возмущение относилось не к прилавку, Люсинда глядела куда то вдаль, и уперев кулаки в бока, горланила на весь рынок.
  - Совести нет, у тебя, человек может последние отдал, а ты?
   Побежал слушок, встрепенулись торговки, передавая по рядам разговор, чаша негодования колыхнулась, изливаясь потоком нескончаемых восклицаний. И в этом плеске разбушевавшихся чувств я только смогла понять , что близнеца не существовало, это был все тот же самый цветок, незаметно вечером выкопанный и принесенный на рынок что бы быть проданным во второй, или уже в третий раз. Да мы все грешны, иной раз обсчитаешь, иной раз брак всучишь, а уж соврать, тут совсем не замечаем сколько раз в день придется, но что бы так!
  Этого рынок не понимал и не принял.
  Ни кто не купил у бабульки цветок, ни на следующий день, ни через неделю. Слишком далеко разбежалась весть о нем. Каждая торговка на ушко, а кто и в открытую, обсуждали с покупателями этот отвратительный случай. Не потянула бабулька против рыночного братства, пришлось ей прикрыть лавочку и перебазироваться с внуком к вокзалу, где приезжего народа поболее будет. Да и не внук, он ей был вообще.
   А цветок, цветок выкинули, засохший он провалялся несколько дней возле мусорных контейнеров, а потом исчез. Говорили что его подобрал кто-то.
  Над Машкой - кошатницей смеются многие, считают немного сумасшедшей....
   Машка - кошатница.
  
  Мяу-мяу, мяу-мяу, - это начинается день Машки кошатницы, обычная музыка, столь приятная её слуху. Мяу- мяу, и она уже роется в холодильнике, вытаскивая с нижний полки размякшую за ночь рыбу. Рыжие, черные, полосатые, - копошится у нее в ногах турецкий ковер пестрых кошачьих спин, только усы дергаются. Машка счастливо улыбается,
   - Ешьте, только побыстрее , мне на смену.
  Машка работает на корейских салатах. Натянув фартук на необъемный живот, она важно раскладывает ложками из привезенных контейнеров пряно пахнущую морковку или ленточки маринованных баклажанов. От нее всегда пахнет экзотикой. Хотя на вид самая обыкновенная баба, с круглым, даже немного вдавленным лицом, размазанными пухлыми губами, точно нарисованными неопытным художником расплывчатыми чертами. Отложив вилку, она отчаянно чешет спину. Затем бока, руки и удовлетворенно крякнув снова принимается за дело. На морозе пластиковые коробочки становятся хрупкими как тонкие стаканы , немного запотевают и она торопится побыстрее распродать свой товар и юркнуть в тепло квартиры. Хозяин недоволен, - мало выручки, - хозяин всегда недоволен, иначе он не был бы хозяином, но Машке и горя мало. Получив зарплату за день, она покупает банку сметаны, кило рыбы, немного фарша, молоко, и пачку ролтона для себя. Детдомовское детство научило не доверять людям, всегда сама, всегда одна, впрочем....
  Мяу-мяу! А ты откуда взялся? Незнакомый серый котенок плачет под забором рынка, Машка заботливо вытягивает его наружу, прячет на груди.
  -Глупая, - ругаются на рынке, - брось, он больной.
   Но она уже распечатывает банку сметаны и намазав указательный палец белым угощение сует его в рот котенку. Тот, жмурясь, принимается слизывать даровой корм. Хозяин орет, грозится уволить, да только кто будет у него работать за тот мизер что он отсчитывает Машке и покидав молнии в её спину, он удаляется. На рынке хихикают, а кто то и в глаза смеется, называя ненормальной, но она не унывает. Лишай вылечим, паразиты вытравим, а если потомство приключится - вырастим. Так и живет наша кошатница, без семьи, без детей, нет у нее ничего кроме армии пушистых клубков, а ей только это и надо.
  - Чем больше я узнаю людей, - порой кидает она, - тем я больше люблю кошек.
  
  Живет рынок, - плачет и смеется, считает прибыли, а кто и убытки, бывает всякое, даже смерть.
  
  
   Смерть на рынке.
  
  Рождение и смерть, как два конца одной дороги, прямой или извилистой с множеством тупиков, с ямами и ухабами, или с ровными краями, разные - каждому своя. И хочется, что бы все было правильно, даже немного торжественно, в столь значимые моменты, но .........
  Сегодня умерла уборщица Анна, опершись на метлу, она вдруг согнулась почти до земли, охнула и умерла, кулем повалившись на грязный снег. Лицо стало застыло - неподвижным, упавший платок бесстыдно обнажил седые, растрепанные волосы. Нелепо подвернув ноги, в стареньких сапожках, она заснула в сугробе, как в пуховой перине, уже не интересуясь гневом начальства и праздным любопытством проходящих. Рынок отнёсся спокойно к этому известию, тем более что у входа, на бакалее, торговала её наследница.
  
  Квартира двухкомнатная, целых тридцать шесть квадратных метров, с окнами на центральный проспект! Вожделенная жилплощадь где все есть для счастья, досталась толстой Райке. Точно именинница, та принимала поздравления, девчонки суетились, притворно ахая, хотя все знали сколько ждала она этих заветных метров, сколько журналов пересмотрела, сколько советов выслушала. Уже и не верила своему счастью, а вот и привалило.
  - Ты первым делом все старушечье барахло на помойку снеси, что бы и духу не было. А что подороже припрячь, в гараж, весной дачникам сплавишь, - сразу нашлись знатоки жизни.
  - Кредит возьми на евроремонт, да закати себе натяжные потолки и двери железные.- Советовали другие.
  - А лоджия застеклена? Если нет, то я тебе посоветую фирму, у меня там брат работает.
  Тот час наводили мосты третьи.
  Даже к вечеру не ослабевали чужие заботы о Райкином счастье, среди них как то незаметно убрали мертвую Анну, в милицейский уазик с узким прицепом именуемым в народе труповозкой. Бомжи в войлочных тапочках кинули застывшее тело лицом вниз как попало и закрыв брезентом, полезли в заднюю часть машины, где даже окошки к водителю были забраны решеткой.
  - Не по христиански как то - вздохнула было Люсинда, и тот час забыла о своей жалости. Потому как Райка уже обносила подруг пластиковыми стаканчиками с красным терпким вином, пили, не морщась, некоторые даже с наслаждением. Многие завидовали, но вино сглаживало уколы недовольства, и всем было хорошо и тепло.
  
  Васька наш администратор, уже договаривался с Сашкой насчет подработки, тот побежал осматривать закуток с метлами и совками. В глазах парня светилась радость. Тот давно мечтал о должности рыночного дворника с собственной кладовкой и вот свершилось. Девчонки улыбались ему в ответ, немного хмельные от вина. Рынок торжествовал продолжающейся жизнью и только Нинка, не та что с мясных рядов а та что кошачьими кормами торгует, плакала. Вытирая, распухший нос варежкой, она громко сморкалась в нечистый платок, всем своим видом не желая участвовать в нашем гомоне. И от этой её печали всем становилось как то неуютно, и муторно на душе.
  - Ты Нинок, перестань. Она свое уж отжила, - баба Валя как самая опытная в вопросах жизни, погладила её по руке. - Почитай на девятый десяток уже перевалила наша Анна, да все ей мало. Жадна была покойница, лишний раз пирожка не купит, все лопатой скребет по асфальту, точно дыру побить хочет. Райке ни копеечки не давала, а могла бы пенсия у нее была неплохая.
  - Тогда зачем она у меня вчера сотню заняла, мне же теперь из своего кармана придется в кассу докладывать. Обиженная торговка с яростью швырнула совок в мешок с сухим вискасом. - Райке вон квартира досталась, а мне убыток! Дай сюда!
  
  Нинка пила красное вино, пополам со слезами, нервно ломая тонкие краешки одноразового стаканчика.
  
  Был человек и нет, только квартира осталась.
  
  А душа, разве она измеряется квартирами, но по части души у нас Маринка - святоша.
   Маринка - святоша.
  
  Маринка- святоша, - странное прозвище, никто не знает откуда оно появилось, когда впервые слетело с губ, а может само зародилось в гомоне рынка и пошло гулять. Крестики, лампадки, иконки, горки свечей. От Маринки всегда веяло чем то сладостно неземным, и глядя на её высохшие желтые пальцы коими она шустро отпускала товар я мысленно переносилась в божий храм где среди негромкого пения велась совсем иная, не понятная мне жизнь.
  - Куда прешь, не видишь - глаза разуй, здесь мое место.
  При всем благолепии такой торговли, Маринка оставалась увы рыночной косточкой. Сейчас она кричит на Гульнару, что попыталась пристроится со своими пуховыми платками, на хорошее место. Но не тут то было, платки закрывают обзор горящего фальшивым золотом прилавка. Святоша быстренько разъясняет непонятливой, правила рынка, и та спешно схватив свой немудреный товар состоящий из носков и шалей, катит скрипучую сумку вглубь рядов.
  - Ты с ней не заводись, - советуют девчонки, - Маринка баба вредная, - настучит, вмиг вылетишь. Гулька послушно встает рядом со мной, развешивая на заборе серые пуховые вязанки, и принимается начесывать маленькие словно кукольные варежки на продажу.
  - Не мешаю?
  - Вместе веселей.
  И мы на пару зазываем покупателей.
  
  Возле Маринки толпа, выбирают крестики, кто- то листает книжечки с божественным содержанием, старушка сунула в сумку бутыль лампадного масла и торгуется за десяток свечей.
  - Глядите, - злословит ректорша,- быстренько наш народ кинулся от одной веры в другую, вон как спешат, точно на поезд опаздывают, иные норовят аж на подножку вскочить.
  - О душе надо подумать, - горланит продавец, лихо отсчитывая сдачу.
  
   Надо, ох как надо. Я поеживаюсь, толи от холода, толи от накатившей тоски, вот продам пару другую тапочек и подумаю, обязательно подумаю, может даже куплю у Маринки образок. Гулька пляшет, на снегу не скрываясь.
  - Наверно на небесах кто то морозильник не закрыл, - смеется она посиневшими губами, и ей не до вопросов нашей веры - она мусульманка.
  Неожиданно на рынке наступает тишина, такая - что бывает в самые морозные дни когда воздух подобно хрустальному бокалу накрывает нас, даря предчувствие чего то необычного. И оно появляется, - та девушка, о которой я рассказывала вначале, странно, но сейчас по пришествию нескольких дней я не могу вспомнить её лица. Одежда явно чужая, из-под пальто рубашка белая выглядывает, голые ноги в ботинках, именно эти ноги и притягивают мой взгляд. Я застываю с открытым ртом. Все озадачены, даже Маринка, что к удивлению молча разрешает незнакомке пристроится под её боком и разложить свой немудреный товар. Многие издали наблюдают за необычайным явлением. Гулька приходит в себя первой.
  - Гляди, - она тычет в новенькую пальцем, - сейчас враз околеет.
  - Тебе какое дело, - Маринка заинтересованно приглядывается к соседке, впрочем, не выпуская из виду жестяной ящичек с прорезью для пожертвований в местный храм. И резюмирует - психованная.
  Она отходит к своему месту, спешно перекладывая наиболее ценные вещи подальше. Гулька снимает с веревки платок и протягивает мне.
  - Снеси, только не насовсем, пусть в конце смены отдаст.
  По дороге я покупаю стаканчик чая, а дальше, дальше вы уже знаете.
  Кстати это Маринка её сдала, нашептав смотрящему о нелегальной торговке, и даже не отвернулась бессовестная когда ту запихивали в газик.
  - Это бизнес и ничего более, - бросила она тогда казенную фразу, -пусть не пугает клиентов.
  
  И действительно жизнь опять закипела, побежала своим чередом, рассыпалась сотней голосов , но в её громком гомоне я почему то явственно слышала только Маринкой речитатив.
  - Крестики, цепочки, ладан. Нет, бабуля на свечки скидок нет, и не будет, товар у меня - особенный.
  Много нас таких, продающих и покупающих, не только пресловутый товар, а сочувствие и радость, понимание и просто улыбку, и никто, не остается в накладе. Но время меняет и это, потому я себя вдруг спросила....
  
  
  - Светка, Светочка, Светик. Зачем, ты подобно восточной Шахризаде, плетешь свои истории? Воспеваешь героев? - нет, читаешь мораль? - даже и не собиралась, обличаешь порок? - вряд ли. Тогда к чему знать об уходящем мире уличных торговок, может потому что в начале весны, кто-то повесил объявление.
  "Реконструкция рынка."
  Четко написанные буквы, семимильными шагами врывались в наш затхлый мирок.
  "Всем торгующим будут предоставлены комфортабельные павильоны с отоплением и кондиционером."
  
  От одного этого слова - отопление у многих навернулись слезы, и встал ком в горле - отопление. И не будет больше красных носов, скрытого , подприлавочного алкоголизма, картоночки, валенки, тулупы, можно будет забыть даже как они выглядят.
  Буфет, туалет, кран с водой, электророзетка!
  Можно не вытирать грязные руки снегом, не бегать потаясь с чайником за кипятком. И это все нам, для нас! И кончатся истории, потому как отгородимся мы друг от друга стеклянными стенами, и каждый поведет свою линию.
  А пока мы стояли под первым весенним дождем, что стекал по макушкам будущих менеджеров, по их грязным шапкам, и грязным лицам. Сашка, Люсинда, Нинка-певица, и я Светик с тапочками.
  
  И мы не знали что на другом конце города, в пустынном скверике, возле церкви, сейчас тоже, сидели двое. В предрассветной дымке, они так же мочили свои головы дождем. Темные плащи скрывали белые одежды. В шуме падающих капель велся неспешный разговор.
  - Как торговля?
  - Средне!
  - Поменяй место.
  - Не могу.
  - Опять побьют
  - Но пару пакетиков счастья я успею реализовать, а после пусть побьют.
  
  Ангел сунул босые ноги в разбитые ботинки, взял наперевес свой чемоданчик и скрылся в направлении следующего рынка.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"