Поймали они меня тривиально. Тогда я думал, что всем последующим, каким бы оно не было, я избегу ада. Я ошибался. Именно в ад я и попал. Сделать шаг с крыши высотки - это не выход. Так как я не один, и от меня зависят люди. Зато я - один из тех, кто точно знает, что ад существует. И существует он на земле. Весник чертовски прав: человек может всё. Особенно, если он делает это добровольно. Но когда в твоей жизни каждая ступень отдаётся болью, ты готов убить того, кто считает, что боль - это всего лишь ступень, и её можно переступить.
28 февраля суббота
То, последнее утро прежней жизни опрокинулось крепким морозцем. Весны не чувствовалось даже близко. Обычно утром часов так до десяти я двигался на автомате. Затем, конечно, появлялась работа, это постепенно заводило меня и давало энергию двигаться дальше. И всё-таки пару раз за день хотелось всё бросить. Вечером хотелось удавиться, а ещё на час позже появлялось чёткое желание кого-нибудь убить. К ночи я просто-напросто вырубался. Сквозь мутный, не дающий дышать кошмар я просыпался и пил неизменный кофе с чёрным хлебом. Я думал, что привык ко всему.
Ребята на зиму сняли квартиру. Так было гораздо проще - каждую неделю кто-то к кому-то приезжал. То товар не успевали сдать, то чувак попадался несговорчивый. Звонить, бегать, выискивать ночлеги по гостиницам мы порядком замучались. Да и раз в пару недель устроить сабантуй стало проще.
С недавних пор в кармане появился крестик. Я упорно отказывал себе в желании купить цепочку и повесить его на грудь. Потому как чётко отдавал себе отчёт в том, что недостоин ЕГО внимания, и с учётом событий последних лет, даже чистилище мне не светит, не говоря про рай.
Допив кофе, я тогда схватил с вешалки куртку, дал себе обещание одеть её до того, как выйду из подъезда на холодный ветер. Нашарил рукой ключи от квартиры в одном кармане, засунул мобильный в другой. Сдёрнул ключи от машины со старой тумбочки в прихожей и захлопнул за собой дверь. Лифт не работал. Перескакивая через две ступеньки, я улыбнулся промелькнувшей мысли о том, что скоро весна, и не надо будет долго разогревать капризничающий опель. И что надо будет купить цветы Ольке, чтобы она тоже не капризничала из-за того, что встречи не становятся частыми. Да никогда они частыми и не станут. Но Оле это знать пока не обязательно. На площадке между вторым и первым курили. Выйдя из подъезда, я наткнулся на невысокого крепкосложенного субъекта, который странно посмотрел сквозь меня. Где-то я его раньше видел? Его взгляд был последним, что я помнил в феврале.
1 марта воскресенье
Тёмно-серой, почти прозрачной леской проскользнула по мозгу боль, опутала спину, связала руки и отдавшись острой иглой в боку, застряла в нём. Ниже ничего не чувствовалось. Я попытался открыть глаза, но почему-то не смог.
- Зря вы так. Перестарались малость. Как он теперь работать будет? Его теперь пристрелить дешевле, чем на ноги поставить.
- Ничего, не бойся, в больнице оклемается. Они его там приведут в норму. А мы потом выпотрошим. То, что останется.
Голоса удалились, забыв забрать с собой боль. От того, что она не проходила, начинало колотить мелкой дрожью.
- О, кажись очухался! - кто-то сказал совсем рядом.
Что-то произошло и принесло с собой лёгкую прохладу, сняв мандраж. Но я не так и смог открыть глаза.
5 марта четверг
Смерть приходит по четвергам. Я не любил поезда и ненавидел первое хирургическое. Там сделали ремонт, и теперь евроокна, жалюзи и духота в палатах. Двери закрыть невозможно, через пять минут можно сойти с ума из-за духоты. И капельницы, и пятна крови на полу, которые санитарка замоет только через полчаса. Соседа увезли на операцию, и до завтра он будет в реанимации. Потом вернётся, если всё хорошо прокатит. Есть ничего нельзя, от одного вида капельниц уже мутит. И от врачей тоже уже мутит.
6 марта пятница
В общем и целом я держался. Смерть приходила по четвергам. Сосед из операционной не вернулся. Зато я этот четверг проскочил. Значит пока можно жить. По четвергам я неумолимо срывался. в штопор. Тоска. Можно сколько угодно обманывать и водить за нос друзей, можно дурить врагов. Но себя не обманешь. Было то, чего я не мог терпеть и срывался. Боль. И молчание. Молчание - к нему приходишь не сразу, а спустя годы. И не оттого, что говорить нечего или нет желания. Это приходит само. И по ощущениям ближе всего к усталости после тяжёлой болезни. На время просто перестаёшь говорить. Бывших не бывает. И те, кто говорят, что они ушли навсегда, просто они ещё не вернулись.
В ту пятницу в больничной палате я впервые увидел Весника. Мент поганый. Он с тяжестью палача швырнул мне на одеяло кучу фото. На них я оказался в тех ракурсах, которые совершенно не нужны для моей спокойной дальнейшей жизни. Они поставили на ней крест.
- Что же ты так прокололся. Зачем с собой таскаешь? Зачем дома держишь? По 228-ой пойдёшь. От восьми до двадцати. На тебя доказательств - мама не горюй. Телефон с нового года на прослушке. И жучки в квартире. Так что попал ты, малый на полный срок.
C каких пор? С нового года? Кто? Он подошёл ко мне, остановился у кровати и постучал мне по лбу костяшками пальцев, как по столу.
- По ходу у нас с тобой три варианта дальнейшего развития событий. Как первый вариант - мы тебя закроем от Сандаловых, выведем из-под удара. Про Ольку свою просто забудь. Выкини, отдай, пошли её. Сделаем из тебя инсайдера. Человеком станешь. Будешь работать непосредственно на меня, будешь бабки хорошие получать.
Платить он мне будет. Вопрос же не в цене. Я смотрел на черноволосого, худощавого человека, который был ниже меня на голову, и не мог понять, откуда у него в голосе такая власть.
- Второй вариант - я уйду сейчас, и они тебя уберут, когда из больнички выходить будешь. Или ещё здесь пришьют, я ж не знаю, насколько у них всё там оперативно. Из ваших, пока ты здесь валяешься, никого уже не осталось за эту неделю, всех убрали. Ты один остался. Расчистили себе, так сказать, территорию. За девку твою я вообще ничего не гарантирую. Процент нераскрытых убийств растёт с каждым годом.
На текущий момент он знал о моей жизни больше, чем я сам.
- Третий исход, если ты выживешь после того, что с вами Сандал сделает, я тебя лично на 20 лет упрячу. И лично следить буду, чтобы не сдох раньше времени. Если ты думаешь, что знаешь, что такое жестокость, ты ошибаешься.
Да, я попал. По лицу Весника я понял, что он не врёт.
- Из двух последних вариантов меня больше вдохновляет последний. Даёт пространство для творчества.
Выбор-то у меня был небольшой. На определённой стадии смерть уже не стоит угрозой. Она является избавлением. Боль становится спутником. Если бы можно было закрыть глаза, и всё закончилось. Надежда умереть кажется несбыточной мечтой идиота.
- У меня есть время подумать?
- Да. Выгляни в окно.
Пересиливая боль, я привстал на кровати, подтянулся к подоконнику и выглянул в окно. Лучше бы я этого не делал.
- Я не смогу. У меня не получится. Я врать не умею.
- Сможешь. Человек может всё. Особенно, если он делает это добровольно. Так как, ты согласен?
- Что мне за это будет?
- Идиот, ты лучше подумай о том, чего с тобой за это не будет. Я гарантирую твою безопасность. Согласен?
- Жизнь в кредит?
- Причём беспроцентный.
Я закрыл глаза.
Пока я лежал, откинувшись на кровати, Весник уже куда-то позвонил:
- Я ухожу. Выставить охрану.
Минуты не прошло, к нам заглянул мент в форме. Высокий, тощий пацан, совсем зелёный.
Весник указал на меня пальцем так, как указывают на рынке кавказцам на арбуз, который выбирают:
- Это - мой человек. Савина тебе выделю на пару. Глаз с него не спускать. Погонами отвечаете за его шкуру. Понял?
- Слушаюсь!
Пацан вытянулся и стал серьёзнее, он понял. Я по ходу развития событий тоже понял, что себе больше не принадлежу. И теперь я не свой, а его - Весника человек. И не жизнь у меня теперь, а шкура. Оставался незакрытым один вопрос, во сколько же шкуру мою оценили. Оценили её достаточно высоко.