Комета Свифта-Туттля возвращается
109P/Swift-Tuttle - комета с периодом 135 лет.
Её открыли два астронома - Льюис Свифт и Хорас Туттль в 1862 году.
Она также пролетала мимо нас в декабре 1992 года.
Это её последний полёт, ведь траектория проходит через ядро планеты Земля.
Земляне имеют возможность утилизировать опасное небесное тело благодаря новейшим технологиям.
Но этого не произойдёт, так как у НАСА появился новый план:
ЗАХВАТИТЬ КОМЕТУ И УСТАНОВИТЬ ЕЁ НА ОРБИТУ ПЛАНЕТЫ ЗЕМЛЯ
Это позволит добывать с нового спутника полезные ресурсы.
Не пропустите главное историческое событие двадцать второго века!
Одним движением руки - приобретите билет в первый ряд:
2. Снимите номер в космическом отеле.
3. Посетите станцию-ресторан с VIP-номерами.
4. Совершите турне на космическом шаттле.
Подробности смотрите в Виртуале на любом сайте НАСА.
Когда ваши дети и внуки спросят вас
"А где ты был, когда комете меняли траекторию?"
Вам найдётся, что рассказать?
1.
Верн отмахнулся от назойливой рекламной таблички. Шурша миниатюрными турбинами, она упорхнула дальше вдоль плотной толпы прохожих, растянувшейся по Гранд Авеню. Кто-то из людей поманил её и, когда она подлетела, переключил с рекламы на сводку погоды: мало кого интересовали дорогостоящие корабли и вид на комету из открытого космоса. Верн улыбнулся, задрав голову и уставившись в небо. Никто из толпы больше не глядел вверх на тяжёлый смог и почерневшие от копоти небоскрёбы, исчезающие в зловещем облаке. Но сегодня у лётчика было слишком хорошее настроение, он не замечал ничего плохого, лишь всматривался в дома и людей, запоминая всё, за что может зацепиться взгляд. Ведь ему предстояло в ближайшее время покинуть планету на долгие годы.
Мобильная платформа тротуара медленно несла людей, клонов и киборгов к центру города. За бронированным стеклом мимо проносились автомобили - с такой скоростью, что невозможно было разобрать марки. Над головами с гудением проплывали воздушные авто на водородном топливе. Чуть выше, наполовину прячась в пелене смога, ползли гигантские дирижабли, распылители кислорода и рекламные щиты. Дальше - только самолёты и космические корабли.
Большинство горожан беспрерывно говорили по коммуникаторам, встроенным в уши и губы, многие надевали нет-очки, погружаясь в терабайты видео, фотографий и текстовой информации. Почти все люди носили респираторы или маски-противогазы, часто стилизованные под стиль одежды: их тоже затрагивал последний писк моды. Иногда среди прохожих можно было увидеть роботов, которые понемногу внедрялись в жизнь людей: в основном, они работали курьерами - доставляли что-нибудь из одного места в другое; здесь, в столице, они встречались особенно часто. Разносчики пиццы и других товаров, переносчики цифровых данных, дипломатические послы - многие с настоящими человеческими лицами. На самом деле отличить их от остальных было очень просто: они не тараторили без умолку по коммуникаторам.
Вернер не сильно выделялся из толпы. Он носил тёмный плащ, скрывавший парадно-выходную военную форму, и скромный респиратор, без изысков. Только фуражка со значком младшего лейтенанта выдавала его принадлежность к армии.
Мочка уха мягко завибрировала, Верн надавил на неё, принимая звонок. Искусственный женский тембр донёс: "Мама".
- Привет, я уже в Лондоне, долетел нормально.
- Ну привет, всё хорошо? - Волнения в её голосе, как обычно, не ощущалось. Только сухость и апатия. Верн давно бросил попытки отговорить мать от различных обезболивающих и антидепрессантов, слезть с которых для неё было уже смертельно опасно. - Друзей своих встретил?
- Нет ещё, иду к ним. Как там папа?
- Напиться решил, нашёл повод, - сказала она с едва уловимой эмоцией, которую Верн расценил за усмешку. - Отправил тебя и сразу прямиком в бар. Потом откачивай его целый день.
Будто она за ним ухаживала. Все проблемы ложились на нержавеющие плечи Хайви - домашнего робота, которого Верн купил родителям на годовщину их свадьбы.
- Ты за ним присматривай. Я ещё позвоню перед отлётом.
- Ну добро. - Перед тем, как она положила трубку, Верну показалось, что её голос сорвался на последнем слоге. Всё-таки тяжело мать воспринимала разлуку с единственным сыном, теперь это было заметнее, чем в день, когда он впервые поставил её перед фактом. Ни печали, ни радости он тогда не добился: она лишь вяло кивнула, продолжая покачиваться в кресле на веранде, глядя на прохладный апрельский лес.
Верн сильно любил мать и отца, но больше всего они нравились ему при жизни Пита - его старшего брата. Теперь они изменились; "все люди меняются", как часто доводилось слышать молодому лётчику, хотя у него имелась своя теория на этот счёт. Ему казалось, что меняются под давлением обстоятельств только слабые и ломкие, нетерпеливые личности, неполноценные. Верн стойко пережил смерть родного брата, которого с детства считал идеалом, пока не узнал обстоятельства смерти. Мать с отцом прогнулись, но он нет, шок быстро прошёл, а Верн лишь укрепил свою веру в себя и поставил перед собой чёткую цель: восстановить честь семьи, вернуть к нормальной жизни родителей. Они стали мебелью - мать прилипла к кровати и таблеткам, отец к пульту от телевизора и бутылке - а младший член семьи намеревался исправить весь этот бардак.
Он стоял в одном маленьком шаге от своей мечты. Что там будет и как там будет - Верн ещё слабо представлял, но мечта сбывалась, а это главное.
Он позвонил отцу и впервые за многие годы, со смерти Пита, услышал радость в его басе:
- А вот и сын мой! - воскликнул Андорес старший. - Как долетел?
- Всё хорошо, уже в центре Лондона, ищу товарищей. А ты там как?
- Как погодка в Лондоне? Дождливо, как всегда?
Чувствовалось, что он уже немного принял, но до последней рюмки ещё было очень далеко. Несмотря на фильтр шумов в коммуникаторе, Верн улавливал музыку и пьяные голоса в баре.
- Нет, довольно погожий денёк, - улыбнулся Верн, вновь посмотрев на низкое и чёрное, как ночь, облако, в котором утопали небоскрёбы. - А ты всё пьёшь?
- Всё пью, сегодня же повод есть! - весело воскликнул отец, явно работая на публику. - Сын улетает с Земли, как тут не напиться?
Сын. Верна переполняла гордость: все радости, которые он принёс родителям за последние месяцы, должны были перекрыть семейное горе, связанное с его старшим братом. И видит бог, всё получалось согласно намеченному плану.
- Ты помнишь, что тебе сказала врач? Тебе нельзя так налегать на алкоголь.
- Вернер, тебя мать послала мне лекции читать? Угомонись.
- Нет, папа. Я просто волнуюсь за тебя. И за маму волнуюсь. Она сейчас одна в доме с таблетками, ты ведь знаешь её. Не надо было её оставлять...
- Ничего с ней не будет, - пробурчал старший Андорес. - За ней Хайви присмотрит.
- Хайви - робот. Он глупый.
Вспомнилось, как при поломке робот-уборщик зациклился на выполнении задания и "вымыл" окна на кухне до такой степени, что не осталось стёкол. А что если он снова так "заглючит", когда будет давать лекарства хозяйке?
Видимо, отец подумал о том же, поэтому сказал более строго и почти шёпотом:
- Не волнуйся. Нам ведь сказали, что это был единичный случай. А я допоздна засиживаться не буду.
- Обещаешь?
- Обещаю.
- Хорошо.
- Набери меня перед отлётом. И мать набери, она волнуется.
- Ладно.
Разноцветная толпа продолжала движение. Здесь и там над головами виднелись раскрытые зонты: при вечно пасмурной Лондонской погоде люди их даже не удосуживались закрывать, ведь в любую минуту мог полить холодный дурно пахнущий дождь.
С одной стороны тротуара пролегала автомобильная дорога, с другой - протянулись яркие витрины магазинов и тёмные арки, ведущие внутрь жилых дворов. Под стенами зданий на низких парапетах, скамейках и раскладных креслах сидели попрошайки. "Подайте на пропитание", "Помогите инвалиду", "Я не ел три дня", "Неужели монету жалко?" - гласили электронные планшеты в их руках. Некоторые вымогатели даже не удосуживались прикидываться бедняками - одеты были достойно и разговаривали по встроенным в уши коммуникаторам. Перед каждым нуждающимся высилось простенькое приёмное устройство для карточек. За день возле них проходило столько народа, что имелся очень большой шанс получить "монетку" из жалости. При нынешней экономике и перенаселении планеты на подаяниях можно было неплохо зарабатывать.
Несмотря на то, что Верн считал попрошаек ленивцами и слабаками, сегодня он остановился у нескольких аппаратов, чтобы отчислить довольно солидное количество кредитов с карточки. Всё равно деньги ему были уже не нужны. Неудивительно, что некоторые "бедняки" не благодарили его, не обращали даже внимания на экраны аппаратов, поглощённые разговорами или чем-то более интересным. Вымогатели в конец обнаглели.
Но лишняя карма суеверному лётчику не помешает.
Когда карточка практически опустела, парень вернулся к потоку людей. Волна подхватила его и понесла вперёд, к многоэтажным тоннелям с подвижными дорожками-эскалаторами, которые разделяли толпу на ручейки - одних несло в деловой центр, других дальше в Старый Город.
Закрапал дождь, Верн поднял воротник. Над толпой распустились разноцветные бутоны зонтов. Казалось, серые улицы Лондона радовались дождю.
2.
- Так ты у нас, мать твою, предсказатель?
Монорельсовый поезд со сверхзвуковой скоростью пересекал марсианские равнины. Иногда за окнами проносились горы и каньоны, холмы и овраги, но большую часть времени пейзаж навевал уныние: в лучшем случае - бесконечные пустынные поля сливались в скучную однородную кляксу, размазанную по стеклу. В худшем - песчаные бури и пыльная атмосфера не давали ничего разглядеть.
В вагоне никого кроме них не было; количество приезжих в этот будний день не перевалило за десяток. Звуконепроницаемые стены с трудом сдерживали наружный вой. Иногда раздавался компьютерный голос, оповещающий пассажиров о количестве пройденных и оставшихся миль, о температуре за окнами, о том, что можно и что нельзя делать в поездах НАСА, и почему стоит подписываться на информационные порталы компании. Несмотря на мнимую идеальную чистоту и порядок в светлом комфортном вагоне, в воздухе витали пылинки, растерявшиеся от перепадов гравитации и ускорения, а также пахло чем-то завалявшимся и гниющим. Быть может, какой-нибудь экзотический фрукт, который по случайности уронили при предыдущей поездке гости с Земли, а роботы-уборщики, несмотря на искусственные органы обоняния, не различили запах из-за отсутствия такового в базе памяти.
- Да брось, - сказал Генри, делая тягу. Лампы в вагоне не работали, чтобы приезжим лучше было видно поверхность Марса, обволакиваемую скупым светом восходящего Солнца. Он с братом смотрел на проносящиеся мимо с огромной скоростью камни и пески, каждый думал о своём. Это был последний вагон поезда, все остальные скамейки пустовали.
Он вернул брату самокрутку. Полминуты они молчали, затем раскрасневшийся Генри со смехом выпустил воздух и закашлялся.
- Чёрт, - выдавил он севшим голосом.
- Разучился? - с улыбкой спросил Рэйво.
- Угу. И накрывает так быстро.
- Не хватает практики?
- Угу. Наши биологи тоже выращивали травку, но их накрыли. Тут с этим строго.
Рэйво с усмешкой покачал головой. Он рассматривал Генри - такого аккуратного, делового мужчинку, в комбинезоне учёного с бесчисленным множеством кнопок, датчиков, даже собственным именем на груди - и не переставал удивляться. Когда-то они были одинаковыми: дворовой шпаной в шортах и с прожжёнными бычками дырками в майках. Они держали район в узде до того, как Генри пошёл в колледж. Они были королями. Чёрные называли их Братьями Браунами, и обходили за много километров. Все знали, как жестоки эти ребята по отношению к другим расам.
"У нас ведь всё было хорошо, - думал Рэйво, натужно улыбаясь. - Мы ни в чём не нуждались, Генри. Но тебе потребовалась эта молекулярная биология и ботаника, и ты бросил всё. Теперь черномазые заполонили весь район. О, я видел, я всё видел. Я ведь там остался и жил, никуда не уехал. Каких-то проклятых шесть лет - и всё стало по-другому. Я из квартиры теперь не выхожу - отмороженные ниггеры на каждом углу со своими самонаводящимися стволами - а ты сюда, подумать только, дальше хреновой Луны забрался. Вы посмотрите на это личико: чистое, гладкое, как попка младенца. Загорелый, любитель долбанных соляриев. Бритый, стриженный, ряженный. На бабу похож стал, ей-богу! Наверное, волосы в носу стрижёт. Как пить дать стрижёт!"
Рэйво сделал тягу. Лицо, скрываемое копнами тёмных волос, озарилось багровым светом: чересчур густые брови и слишком посеревшая иссохшая кожа для его лет, покрытая мелкими едва заметными шрамами и неровностями. Мутные больные глаза часто смотрели в одну точку: пациент скорее мёртв, чем жив. На самом деле, парень целую неделю приводил себя в порядок, собираясь в далёкую поездку, к человеку, которого не видел уже несколько лет. Но за пять дней полёта щетина отросла, а волосы при отсутствии гравитации Рэйво не смог помыть, как следует, и всё равно удивился, услышав от брата вместо приветствия: "Ну и страшилище!"
- Ты ничуть не изменился, - сказал Генри. Из-за курева зрачки его расширились, белки раскраснелись. - Ну, не считая бороды.
- Зато ты, я смотрю, уже совсем другой человек.
- Угу.
- Так что там насчёт сна?
- Да забудь ты. - Генри рассматривал свою руку, крутил её перед глазами. - Слышишь, Рэй?
- Что?
- Я слышу свою кожу.
Рэйво со свистом затянулся, и сдавленно произнёс, не выпуская дыма:
- Ещё пару тяг и не такое услышишь.
Генри поднёс ладоши к ушам, с улыбкой прислушиваясь. Брат сонно наблюдал за ним. Несмотря на пониженную силу притяжения планеты, лёгкий прогулочный комбинезон едва удерживал объёмные мускулы Генри. Всему виной занятия в тренажёрном зале по три раза в день, это являлось обязательной процедурой для всех обитателей Марса. Только так можно было удерживать форму при пониженной гравитации.
В этом плане Рэйво заметно уступал брату. Наркотики и отшельничество сделали его тощим, почти оголив скелет, питался он на деньги, которые высылал брат и на пособие безработным. Точнее на всё, что оставалось после дури, выпивки и самых дешёвых шлюх. Но качаться Рэйво никогда не прекращал, даже обессиленный, под действием сильных веществ, не понимая, что делает и кто он вообще такой, он часто отжимался, качал пресс и бицепсы, подтягивался и избивал грушу. Генри никогда не сомневался, что старший брат победит его в драке, в любом состоянии. Так уж устроен этот мир: Рэйво всегда был заводилой, шёл напролом, а Генри чуть поспевал за ним на подхвате, добивая раненных. Но они росли, отец гнил в тюрьме, мать их бросила, тётушка свихнулась и совсем за ними не следила, и в один день Браун младший понял, что так жить нельзя и пошёл сдавать вступительные экзамены. Подумать только, вживлённый чип и прочие хитрости позволили ему долгое время быть лучшим в группе.... Пока он действительно не заинтересовался специальностью, чтобы в какой-то момент извлечь чип, найдя в его подсказках некоторые неточности. Возможно, ему следовало благодарить судьбу или божий дар: он быстро превратился в передового специалиста и получил из НАСА предложение, от которого нельзя было отказаться. Старший брат даже понять ничего не успел: нашёл прощальную записку среди пивных бутылок, пачек презервативов, шприцов и прочего мусора, когда Генри уже зарывался носками ботинок в красный песок.
- Так что там со сном?
- Не важно, Рэй, - отмахнулся Генри. - Всего лишь ещё один стимул увидеться с тобой.
- Почему не важно, Генри? Ты ведь веришь этому сну, не так ли?
- Не важно. - Парень водил ладонью по стеклу, явственно ощущая его микроскопические шероховатости и неровности. - Главное, что мы, наконец, встретились, давно пора было.
- Ты слишком долго вдали от дома проводишь, Генри, - покачал головой Рэйво, глядя в окно и затягиваясь снова. - Вот уже с ума сходишь, что дальше? Начнёшь на людей бросаться? Слишком много времени и так далеко от Земли. Неудивительно, что эта проклятая комета уже снится. Подумаешь, комета. Глыба грязного льда, космический мусор. Какого чёрта ты о ней вообще думаешь?
- Она прилетает раз в сто тридцать пять лет, - нахмурился Генри. - И она действительно много значит для таких как я. Для тех, кому не безразличен космос. Это, блин, историческое событие! Тебе, деревня, не понять этого.
- Лучше бы тебе голые девки снились. Тебе сложно достать генератор снов?
- Ай, не люблю, когда у меня в голове колупаются.
- Нет, ну ты правда веришь, что это вещий сон?
- Какая разница, во что я верю! - вспылил брат, продолжая улыбаться, солидная доля веселья ещё долго будет плескаться в его крови. - Главное, что ты здесь со мной, погостишь, Рэдтаун посмотришь. У нас тут есть хорошенькие девочки. Да-да, ты ещё удивишься.
Поезд с рёвом протаранил массивный смерч. Вихрь пересекал монорельсы, а за ним по параллельной дороге неслась машина метеорологов и несколько утяжелённых квадроциклов - перехватчики торнадо. На Марсе погоня за ураганами уже превращалась в спортивную игру с довольно серьёзными ставками.
- Слушай, ты меня реально пугаешь.
- Вот дурак. Зря ляпнул про этот чёртов сон.
- Естественно, ты в него поверил, ведь он уже повторяется не первый раз. Сколько, ты говорил? Пять?
Генри снова затянулся, пытаясь отвлечься и не слушать брата.
- Пять раз, значит. Проблема не в комете, парень. Проблема в тебе. Ты обращался к доктору?
- К невропатологу? Или надо идти к шаману? - попытался не выдыхая сказать Генри, но не выдержал и закашлялся.
Рэйво скрестил руки на груди, хмуро глядя в окно, в котором появились кислородные купола - футуристические холмы на горизонте. Динамики в вагонах предупредили о скором прибытии в Рэдтаун.
- Ты невыносим, - вздохнул Генри, прокашлявшись. - Я просто пригласил тебя к себе на работу, на другую планету. Начальство разрешает, раз в год, сам понимаешь.
- Не могу поверить, что ты испугался за меня из-за дурацкого сна! - воскликнул Рэйво, от негодования хлопнув себя по коленям. - Шестьдесят миллионов километров! И всё потому что тебе привиделось, будто Землю таранит метеорит! Знаешь, когда мы были мелкими - ты мне казался взрослее! И такой хренотенью не страдал!
Фыркая от сдерживаемого смеха, Генри рассматривал братца. Как же давно он его не видел - похудел, осунулся, стал более пессимистичным и ворчливым. Лицо, ранее живое, весёлое, охмурело, потеряло загар и блеск в глазах. Неудивительно, что Рэйво продолжал курить травку, оживляя в памяти бурную молодость и забываясь в ней. Характер остался прежним.
- Чего, бляха, уставился? - крикнул тот на весь вагон.
Генри хищно зашипел, прикидываясь велоцераптором, как в старые добрые времена, и бросился на старшего брата, принявшись душить его. Рэйво засмеялся, борясь с железной хваткой. Вскоре они вспотевшие и обессиленные повалились в проход и долго хохотали.
А за окном мелькали столбы, образующие каркасы будущих кислородных куполов, они очерчивали новые области для терраформирования марсианской недружелюбной земли. Скорость монорельсового поезда заметно снизилась.
Генри и Рэйво въезжали в Рэдтаун. Единственный существующий город на Марсе, выросший из обширной исследовательской колонии, когда ещё не было кислородного купола вокруг. Теперь население Рэдтауна насчитывало более двух сотен человек - почти все были задействованы в изучении, освоении и терраформировании близлежащих земель.
Под куполами раскинулись зелёные поля с богатой растительностью, немного отличной от земной из-за гравитации и других факторов.
Рэдтаун встретил их светлыми блестящими домами, чистыми улочками с редкими прохожими, а также оповещением, что можно и что нельзя делать в городе.
Рэйво заранее предупредил брата, что на всё перечисленное положит болт.
3.
У бара было на удивление спокойно. Любитель клубной жизни и чего-нибудь крепкого Ян Треско знал все пивнушки в радиусе мили от себя, поэтому оставалось удивляться, как он находил баланс между битком набитыми популярными заведениями и пустыми обанкротившимися забегаловками. "Ночной прибой" притаился под Вестминстерским мостом, поэтому место было тихим и незаметным, хотя обслуживали тут хорошо, иначе и не могло быть в центре города.
Ян поджидал Верна под пронизанной неоновыми прутьями вывеской, курил, и пытался заигрывать с трущимися возле входа девчонками. Рослый, крепкий, да ещё со смазливым личиком, несмываемой улыбкой и обаятельным характером. У девчонок просто не было шансов, особенно если он подавался в описание своей профессии. Но заприметив товарища, Ян выбросил сигарету и мысли о прекрасном поле, распростёр дружеские объятья и поспешил навстречу.
- Наш герой! - восклицал он, вцепившись в друга и хлопая его по спине.
- Да ладно тебе, - улыбнулся Верн, пытаясь отстранить его, поморщился. - Ну и перегарище! Я смотрю, ты уже принял без меня?
- Наш космонавт! - продолжал свою песню Ян, горланя на всю улицу по-английски. - Вы посмотрите на него! Эй, пипетки, этот парень в космос намылился, представляете? Вы будете и дальше по этой помойке топтаться, а он будет порхать среди звёзд!
Девушки - обе чёрненькие, обе в чёрном, одна губастая и чуть полная, другая острая, как ястреб - оценивающе уставились на Верна. Если они охотились за толстым кошельком и известностью, то забросить невод в это море они припозднились. Нет, у Вернера не было постоянной девушки, но сегодня он покидал Землю и никого забрать с собой не мог.
- Вау, - протянули они.
- Прямо уж порхать! - скривился парень. - В кресле сидеть на орбите, только и всего!
Последнее он уже бормотал себе под нос, так как Ян затянул его в "Ночной прибой" и утопил в рёве музыки. Всё вокруг сверкало и искрилось, лазерные лучи слепили, преломляли время, среди этого хаоса всплывали извивающиеся в безумной агонии голограммы стриптизёрш, столики, рекламные перегородки, роботы-официанты, снующие туда-сюда, хотя посетителей было немного. Наконец лётчики добрались до своего зала, где музыка звучала приглушённо. Зато теперь прибавилось шума людского.
- О-о-о-о! - взорвалась компания за столом, увидев Верна. Каждый разворачивался, чтобы посмотреть, ближайшие вставали, тянули руки или бежали обниматься.
- Запомните его таким! - покрикивал Ян, хлопая товарища кулаком в накачанную грудь. - Вот она - наша гордость!
- Привет, привет, спасибо, спасибо, - рассыпался Вернер в объятьях и рукопожатиях.
- Чувак, ну ты реально крут! - Грузный лётчик Алексей намертво прилип к его кисти двумя потными руками. - Я тебе реально завидую! Лучше просто не бывает, реально!
- Вернер, Вернер, - протянула Катя, подкравшись сзади. Томно чмокнула его в щёку, вот теперь он действительно покраснел от внимания. - А я ведь помню время, когда ты только присоединился к нам, всё из рук валилось, ничего не получалось у бедняжки!
- Спасибо, Катюша. И вам спасибо, ребята. Сами знаете, без вас я бы ничего не добился.
Когда основная масса отступила от главного героя вечера, из-за дальнего конца стола поднялся мужчина средних лет - морщинистый, седоватый, но крепко сложенный - командир группы Трой Прохоров. Вернер и его коллеги редко удостаивались честью увидеть его радость, он предпочитал строгую, даже суровую маску, это был его главный рабочий инструмент. Но теперь губы, хоть и криво, но очень заразительно, расползлись в улыбке; Трой поднял стакан и кивнул парню.
- По-другому и быть не могло, - сказал командир. - Не зря я выбрал тебя на должность нашего координатора ещё пацанёнком, уже тогда талант за версту было видно.
Верн усмехнулся, кивая, хотя не верил ни единому слову. Трой всегда плохо относился к нему, как и ко всем остальным. И мучил он на тренировках - мама не горюй! Просто Вернер оказался более упёртым, чем другие на его месте, на то были личные причины. Кто-то не выдерживал нагрузок уходил мирно или с конфликтами - но легендарный лётчик Трой Прохоров, о котором нередко вспоминали СМИ, в любой ситуации оставался победителем.
- Угощайся. - Командир протянул Верну сигару, другую сам закурил. - Кубинская. Такую едва ли раздобудешь, особенно в космосе.
- Это точно, спасибо, - сказал Верн, схватив её в зубы и прикурив от зажигалки Троя. - Хотя курить там можно, поставки сигарет на орбиту не запрещены.
- Зато там будет напряжёнка с этим! - воскликнул Ян, ненароком обнимая за талию Катю. Отчего получил резкий удар локтём в солнечное сплетение, согнулся, принялся хватать ртом воздух. Лётчица продолжала лучезарно улыбаться Верну.
- Да, на "барьере" одни солдаты, строгая дисциплина, - заметил Макс, отхлёбывая пива. - Одни и те же люди вокруг, никакой свободы.
- А тут какая свобода? - усмехнулся Денис с другого конца стола. Другие солдаты одобрительно прогудели. - Работа, жена, дети, дом. Такие вечеринки - большая редкость!
- Небо! - торжественно объявил Макс, оттопырив указательный палец в потолок. - Разве это не свобода?
- Ну а там космос, звёзды, - парировал Денис.
- Ой, да брось! Вернер будет сидеть в своей операторской. Максимальный путь проходить: от своей каюты и обратно. И так ежедневно.
- Пожалуй, я выпью! - рассмеялся Верн, подбирая чью-то кружку пива с осевшей пеной и осушая её примерно на треть.
- Всё равно, - продолжал Денис. - Пускай его перемещение и взаимодействие с миром будет ограниченно, но мы в небе проводим считанные часы в сутки, а он будет даже выше этого, причём всё время. Один тот факт, что он блуждает в коробке на орбите, когда мы точками мечемся где-то там далеко внизу - уже даёт повод гордиться своим положением!
- Хороший тост! - Ян ловко чокнулся с кружкой Кати. - Тяпнем!
Девушка пригубила пива, Ян будто бы случайно уронил руку на её спинку стула, ей пришлось отодвинуться. Вернер поймал её взгляд и улыбнулся.
- И сколько тебе платить будут? - не унимался Макс. Короткостриженный верзила всегда раздувал конфликты на пустом месте.
- Вот давай только не об этом сейчас. - Верн покосился на бывшего начальника. Трой делал вид, что салат полностью поглотил его внимание.
- А больше и возможности не будет!
- Да реально, не трогай его, - бросился на защиту Лёха с набитым ртом.
- Я точно не уверен насчёт зарплаты...
- Но больше, чем тут, - Макс придвинулся ближе, оскалившись в улыбке. - Иначе ты бы не согласился. Так на сколько больше? Скажи друзьям. Нам ведь интересно.
Он обвёл рукой всех сидящих за столом. Шестнадцать человек, примерно одного возраста, мускулистые парни и спортивные девушки - военные лётчики. И командир Трой, который годился всем в отцы, и отчасти эту функцию даже выполнял. Шестнадцать лиц понимающе поглядывали на Вернера. Понимающе, но с неприкрытым любопытством.
- Речь шла о пятидесяти. - Верн вздохнул и пригубил пива.
- С ума сойти! - Макс откинулся в кресле. Кто-то присвистнул. - Столько стоит недельный тур в космос на туристическом корабле! А ты мало того, что будешь там, сколько вздумается, так ещё и получать за это такие деньги будешь.... Мама, роди меня обратно! Теперь нам придётся тебя убить, Вернер.
Они расхохотались и снова чокнулись. Гвоздь программы разглядывал друзей пьянеющими глазами, готовыми наполниться слезами. Он перебирал самые значимые моменты их жизни, самые напряжённые ситуации в небе. Господи, через сколько же они прошли вместе, плечом к плечу!
Вскоре большинство товарищей выбрались из-за стола, танцуя и подпевая в пьяном угаре, цепляя девушек у бара. Макс без причин наехал на двух огромных охранников, а Лёха пытался его успокоить. Те, кто продолжал пить, забывали повод, по которому собрались, и вновь звучали знакомые тосты: "От винта!", "За тех, кто взлетел навсегда!"...
- Нам будет тебя не хватать. - Катя погладила руку Верна.
Он взглянул на девушку, на аккуратное личико, красоты которого были подчёркнуты мягким макияжем, вспомнил все попытки клеить её, все дешёвые разводы на секс после вечеринок и не только. Воспоминания нагнали печали, но он искренне улыбнулся. И она улыбнулась в ответ, чуть крепче сжала его руку, потом поднялась из-за стола и пошла в сторону туалета. Верн опустил взгляд на рюмку водки, которая быстро начала выдавливать мысли о Кате: он поймал себя на том, что упустил момент, когда они перешли с пива на более крепкие напитки.
- Удача повернулась к тебе хвостом, - пробасил на ухо заплетающимся языком Ян Треско, сев рядом с Верном. - Хватай её и не упусти.
- Думаешь?
- Иди, она ждёт тебя. Я знаю эти игры.
- А как же ты?
- У меня, в отличие от некоторых, ещё всё впереди.
Верн кивнул, опрокинул в себя рюмку и пошёл вслед за Катей.
4.
Голографическое изображение Моники из-за высокой детализации делало женщину ещё непригляднее, чем она обычно выглядела при дневном свете. Капитану практически никогда не нравился её макияж: чёрным карандашом старуха подчёркивала воспалённые глаза, красной помадой выделяла уродливые губы, неуклюжим румянцем пыталась отвлечь внимание от глубоких впадин и морщин. Когда-нибудь он мечтал набраться смелости и сказать жене о её внешности, но что-то его останавливало. Возможно, причина заключалась в незнании, какой дать бедняжке совет. Даже чёртова помада ставила мужчину в тупик - более бледные цвета не спрятали бы сухие потрескавшиеся губы, более тёмные превратили бы её рот в грязное пятно - а она ведь любила этот ярко-алый оттенок, одну из последних соломинок, с помощью которых цеплялась за давно ускользнувшую молодость. Возможно, капитан просто боялся самого себя, способного вынести неприятный вердикт в лицо супруге, горячо любимой им в былые годы.
Но чего он точно не страшился, так это обидеть жену до слёз.
Бристл понимал, что молодость не вернуть, что от женщин ему больше ничего не нужно. Осознавал, что жизнь в привычном понимании людей - всего лишь существование себе во благо, и во благо близким. И Бристл этой позиции с общественностью не разделял. У него были свои приоритеты, он ценил свой статус, своё положение, и ни за что бы не променял свой пост, пока способен служить высшим органам власти. Ибо никто иной не отдавался работе так, как капитан военного звёздного крейсера "Арес 16". У каждого своя губная помада, у каждого свои тараканы в голове.
- Давно не виделись, - сказала она, глядя куда-то в сторону.
Бристл издал неразборчивый звук, что-то между "кхе" и "ме" - между кашлем и выражением отвращения. Дурная привычка пришла к нему со времён российско-китайского конфликта. Тогда он как раз бросил курить: мужик сказал - мужик сделал. Но работать приходилось в полевых условиях, на пыльной равнине, Бристл часто плевался где ни попадя, одновременно с этим кашляя. А когда его повысили, вручили собственное судно с тонной медалей и отправили в космос, странный звук прицепился к старику, будто неизвестный науке паразит. Кривя и без того кривым лицом, капитан издавал этот полукашель ежеминутно.
- Мхе... Ты снова звонишь без толку. Чего тебе?
- Старый дуралей, никто уже тысячу лет не говорит "звонишь". Мы встречаемся! Это просто встреча. Ты здесь, я здесь, мы друг перед другом.
- Мхе... - промямлил Бристл, но в этот раз ничего не сказал, уперев кулаки в бока. На реальную встречу это никак не тянуло, ведь их разделяли сотни тысяч километров, а голограмма нередко подрагивала из-за помех связи.
- Я решила проведать тебя. От тебя ничего не слышно, я даже новости теперь поглядываю, не случилось ли чего в космосе.
Бристл продолжал хмуриться. Моника улыбнулась, отчего морщин заметно прибавилось. Её в последнее время забавляло, как бывший муж бесконечно менялся в лице, словно набухающая дождевая туча. Неправду говорили журналисты, отзываясь о небезызвестном капитане, словно о каменной неуклонной глыбе. Они не могли различать его эмоции, так как не знали Бристла так хорошо, как бывшая жена, с которой он провёл тридцать шесть лет.
- И вправду, что тут может случиться? - рассмеялась она. - В последнее время всё тихо, ты уже, считай, на пенсии. Спокойно варишься в своём котелке.
- Мхе... Всё сказала?
- Ты, как обычно, спешишь? - Моника разглядывала свои ногти. На ней был розовый халат, на ногах - такого же цвета пушистые тапочки. Крашенные рыжие волосы закручивались спиралью в конусовидную причёску. Капитан прекрасно знал, какая она модница; небось, до сих пор посещала ночные клубы, цепляя пацанят - любителей леди за пятьдесят. На секунду он даже задумался, какое она носит бельё, но быстро протёр глаза, прогоняя тошнотворные мысли.
- Работа в самом разгаре, - оскалился Бристл, нетерпеливо вышагивая по просторной каюте. На самом деле, он только вернулся с дежурства и намеревался вздремнуть, отбив у ночной бессонницы немного времени, но призрак жены сидел на краю кровати и не собирался уходить.
- Ты неважно выглядишь, - заметила она. - Можно мне поговорить с твоим бортовым доктором?
Он действительно и выглядел, и чувствовал себя паршиво. Старость - не радость, даже для закалённого военного. Лицо его походило на сморщенную сгнившую кожуру какого-то фрукта, а под глазами набухли огромные тяжёлые мешки из-за недосыпания. Утром, глядя на себя в зеркало и покачиваясь от усталости, Бристл решил, что у него растут вторые яйца, теперь на лице. Это бы многое объяснило.
- Я же не прошу познакомить меня с твоими любовничками! - громыхнул он басом, привычно задрав подбородок и гордо выпятив грудь. - Мхе... Вот и не суй свой нос туда, куда не положено.
Моника сдержала удар, давно привыкнув к такому отношению.
- Я волнуюсь за тебя, только и всего. Мне не за кого больше волноваться.
- Найди себе более приземлённые проблемы. Будет больше толку.
- Как я могу оставаться на земле, если по каждому каналу крутят эту комету в космосе? Когда вижу звёзды, сразу думаю о тебе. Что мне с этим делать, дорогой?
- Мхе... Купи себе вибратор.
- А ты всё такой же остряк, ничуть не изменился, - снова улыбнулась она. Бристл заметил, как её зубы при этом окрасились липкой помадой, словно паутиной. Он с отвращением наклонил голову, хрустнув шеей. Набрал в грудь воздуха и выпалил:
- Зато твой кусок хлеба покрылся плесенью, почерствел и, надеюсь, скоро превратится в пыль.
Он обрубил связь, поколдовав над панелью управления каютой, затем опустился на кровать, мечтая о покое. Единственным источником света оставалось широкое окно, полное космической темноты и тысяч далёких-далёких звёзд.
5.
Космодром "Кент" у юго-западного побережья Англии являлся одним из немногих морских космодромов. Верн уже много месяцев представлял себе момент, когда он впервые подойдёт так близко к космическому кораблю, будет смотреть на него снизу вверх, задержав дыхание, осматривать его и воображать себя путешественником в неизведанные миры. Но всё происходило не совсем так, как он представлял.
Штормовой гвалт едва не заглушал рёв вертолёта, в котором Вернер подлетал к "Кенту". Океан разбушевался не на шутку, и хотя мёртвые тучи заволокли весь небосвод, внизу во тьме среди расплывчатых клякс посадочных огней можно было разобрать белую пену, взметавшуюся ввысь. Так разбивались гигантские волны, накатывающие на комплекс.
Кутаясь в непромокаемое пальто от грозного ветра, Верн согревал себя воспоминаниями о друзьях. Полчаса назад они распрощались в порту, тогда же он принял отрезвляющую таблетку. Теперь в слегка гудящей и сонливой голове прорисовывался образ Кати, бой-бабы, одного из основных пилотов отряда самолётов под командованием Троя Прохорова. Раз за разом её лицо утрачивало черты, таяло, ускользало, как вода сквозь пальцы. Тогда Верн закрывал глаза и оживлял картинку, представляя её в движении: вспоминал красавицу в профиль, как наблюдал за губами девушки во время разговора, вспоминал её смех, или хитрую улыбку, когда они остались наедине, и как потом сливались в поцелуях.... Верн ни о чём не жалел, и даже прощание с девушкой прошло очень гладко, чего он и возжелать никогда бы не осмелился. Картинка навсегда врезалась в память: как они скромно поцеловались у всех на глазах и он, уже направляясь к приземлившемуся вертолёту, последний раз оборачивается, и её белое пальтишко ярко выделяется на фоне тёмных одежд друзей; все ему машут руками, а она, чуть склонив голову, робко поднимает ладошку в красной перчатке и хлопает пальцами - "пока, пока".
- Ты теперь космонавт, да? Космонавт, да? - дышала в шею жаром Катя, ещё тогда, в туалете ночного клуба.
Её спина билась о сенсорную панель над унитазом. Компьютер анализировал пот и прочие жидкости.
Пол: женский. Возраст: двадцать восемь лет. Артериальное давление в норме. Систолическое давление: 130 миллиметров ртутного столба. Диастолическое давление: 77 миллиметров ртутного столба. Содержание белка, глюкозы, уробилиногена, эритроцитов и лейкоцитов в норме. Билирубин, гемоглобин, нитриты, кетоновые тела не выявлены.
- Ну как всё прошло? - полюбопытствовал потом Ян Треско, подливая ещё водки.
Верн усмехнулся, смакуя воспоминания. Он хотел похвастаться и промолчать одновременно, поэтому не нашёл ничего лучше, чем ответить вопросом:
- А ты как думаешь?
- Катька - девка ничего. Ты, пожалуй, ещё не до конца осознал, насколько тебе повезло с ней. Запомни мои слова, хорошенько запомни, вряд ли тебе ещё когда-нибудь перепадёт с красоткой такого калибра.
- Это из-за того, что в космосе выбор будет небогатый? - скривился Верн, понимая, куда опять клонит его друг.
- Ну да, представляешь, холодные такие, деловитые дамы, которые, как и ты, всю жизнь вкалывали умственным трудом, чтобы добраться до таких высот.
- Ты утрируешь, - рассмеялся Вернер. - Мир намного проще. И сложнее.
Ян похлопал товарища по плечу, с улыбкой промолчав. Эта черта его характера сильно раздражала Верна: некрасиво считать себя всезнайкой, словно опыта у него уже накоплено, как от двух жизней.
Но расставались они, как настоящие друзья, как братья. После обнимания у Яна Треско даже проступили слёзы, но он не прекращал отшучиваться, отчего растрогал всех остальных. Командиру отряда Верн крепко пожал жилистую руку, тот ему добродушно кивнул, и парень даже на какое-то время поверил, что Трой не всегда считал всех вокруг себя никчемным беспомощным говном, и даже в этом человеке имелся огонёк души.
- Да пребудет с тобой сила! - процитировал известную киносагу Алекс. Толстыми руками он чуть было не раздавил Вернера.
- Смотри в оба! Не подведи землян! - строго говорил Максимус.
Космический челнок тоже оказался не совсем таким, каким ожидал его увидеть Вернер. Конечно, он не был осведомлён, какой именно модуль выпадет ему, ведь полёты в космос совершались ежедневно, а при низком приоритете его миссии, неудивительно, что всё решалось в последний момент. Возможно, он и был под впечатлением от фантастических и документальных фильмов, где частенько показывали крейсеры размером с небольшие планеты, но к такому он не подготовился. В реальности за пеленой ливня и ошмётков волн укрывалась небольшая полукруглая ракета с огромными турбинами. Молния осветила её целиком, и Верн невольно покосился вверх, представив, как она будет нестись в это недружелюбное небо, чтобы потом прорваться сквозь грозовые тучи и поймать в иллюминатор последние лучи заката...
- Ты космонавт, да? Космонавт? - шумно выдыхала Катя.
- Я привезу тебе звезду! - усмехался он.
Пол: мужской. Возраст: двадцать семь лет. Артериальное давление в норме. Систолическое давление: 138 миллиметров ртутного столба. Диастолическое давление: 89 миллиметров ртутного столба. Содержание белка, глюкозы, уробилиногена, эритроцитов и лейкоцитов в норме. Билирубин, гемоглобин, нитриты, кетоновые тела не выявлены.
- Я готов! - выдохнул Вернер и двинулся к лестнице.
Дождевые капли барабанили по металлу, морские волны и ветер норовили перебросить россиянина через поручни в пучину непроглядной бездны. Он направлялся к стартовому подъёмнику, где проведут краткий инструктаж по технике безопасности. Дорога к мечте подходила к концу, но каждый шаг Вернера Андореса был твёрдым и уверенным, как и в её начале.
"За тех, кто взлетел навсегда!"
6.
Солнечные лучи с изрядной долей радиации ласково касались его кольчуги двадцать второго века. Поблёскивая светоотражающей фольгой и вкраплениями из нержавеющих сплавов, издалека он напоминал маленькую яркую звезду, слепящую, но не способную согреть.
Особенно при минус ста пяти градусах по Цельсию.
"Бывало теплее, - подумал Торн, проверяя показания скафандра на специальном дисплее, встроенном в рукав. - Можно было даже шлем снять, попробовать марсианский воздух на вкус."
Человек не мог дышать на четвёртой планете от Солнца, но Торн никогда не считал себя простым человеком. И уж точно не землянином. Он родился на Марсе, и являлся первым официальным марсианином в мире. Были и другие, рождённые здесь на поверхности у земных космонавтов, первый "марсианский ребёнок" увидел свет ещё в восьмидесятые, а вообще люди рождались в открытом космосе на космических кораблях уже в середине двадцать первого века. Но Торну посчастливилось появиться первым от двух "марсианских детей", и его по праву можно было считать "чистокровным" марсианином. Он вместе с последующими новорождёнными открывал новую нацию, новую человеческую расу. С первой секунды своего существования он стал исторической личностью, заведомо попал в школьные учебники, и ни одно средство массовой информации не позабыло упомянуть о нём. НАСА и прочие организации пиарили ребёнка со времён, когда он впервые самостоятельно садился на горшок, попутно ковыряясь в носу. Весь путь его был предрешён. Ему ни разу не предлагали слетать на Землю, поддерживая таинственность вокруг марсианина, словно вокруг идола или экзотического божества.
Торн и сам не горел желанием посетить голубую планету. Он ненавидел землян, ненавидел давать интервью, ненавидел слушать чужие новости и радоваться чужому счастью.
Ему было уже под тридцать, и его уже тошнило от людей.
Делая тщётные попытки научиться дышать углекислым газом и борясь с кипением крови, он намеревался жить отшельником, на своей родной планете, не под кислородными куполами в окружении учёных, а на воле. Но против природы не попрёшь. Психологи назвали бы его безумным. Если бы хоть чуть-чуть знали о нём. Он предпочитал вести отшельнический образ жизни, скрываться от людей в своих хоромах или марсианских пустынях. Родители его умерли - мать при родах, а отец гораздо позже, при неудаче на стройке второго кислородного купола.
- Оливия, - говорил иногда Торн Марсу, между попытками сделать вдох. - Оливия. - Он пробовал красивое имя на вкус, смаковал его, разжёвывал, произносил разными интонациями. - Оливия.
Она появилась в колонии недавно, полгода назад. Работала на две организации сразу, изучала марсианские ветра и атмосферу для НАСА, а также собирала информацию о марсианах для своей собственной начинающей компании с не совсем понятными целями. Стройная красивая женщина, и, что больше всего нравилось в ней Торну, сильная и крепкая, как прут, не страшащаяся непогоды и прочих неприятностей. При всей ненависти к остальной человеческой расе, Торн не мог не восхищаться девушкой. Попади она в его поле зрения, он с трудом отрывал от неё заинтересованный взгляд. Будь она в одном помещении с ним, сердце его билось чаще, а сам он слегка замирал, слова давались с трудом, и даже дышать одним воздухом с ней было сложнее. Земные фильмы пропагандировали любовь, но в фильмах она чаще всего выглядела так отвратно и наигранно, что Торн не мог поверить, что сам по уши влюбился.
Оливия дружила с ним, но так же, как и со всеми остальными. Приветливо улыбалась, никогда не конфликтовала, заразительно смеялась над глупыми шутками, и даже подмигивала Торну без повода, просто поймав его чуткий взгляд. Но подмигивала не только ему, поэтому он никак не мог разобраться в её чувствах.
Он боялся. Боялся того, что он не нравится ей и никому никогда не понравится. В условиях низкой гравитации, его тело напоминало гигантскую тыкву, костюмы и скафандры делали ему на заказ. Большая часть землян в городке каждый день занималась на спортивных тренажёрах, борясь с ожирением и поддерживая форму. Торн это дело забросил уже давно, слишком давно, чтобы как-то изменить ситуацию. Глядя на свой гигантский живот в зеркале, настолько гигантский, что казалось, будто тот уже не спереди, а опоясывает его торс со всех сторон, Торн лишний раз убеждался, что при всех канонах земной красоты, у него нет ни малейшего шанса понравиться девушкам.
Он не спивался, как другие иноземцы, в случае неудач, кризиса или печали. У него не было друзей, чтобы услышать слова поддержки. Ему не на что было отвлечься кроме Виртуала, он жил в своём дворце - так его называли в народе, специальное здание для чистокровных марсиан, с максимальным комфортом и удобствами - как в тюрьме, и много жалел себя, скорбно размышлял о будущем, о своих мечтах.
Марсианин сидел на камне, на краю утёса. Высота - около тысячи метров, сильные ветра, но никакой пыли, т.к. она вся внизу, у подножия горы, а здесь лишь полированный вихрями узорчатый камень. Торн с детства любил приезжать сюда и любоваться разрастающейся колонией внизу. Ещё когда он впервые нацепил на себя детский скафандр и взобрался на гору с отцом, поселение учёных внизу в долине представляло собой несколько крохотных лабораторий, построенных ещё на Земле и собранных здесь после высадки. Вскоре начали появляться гигантские кислородные купола - теперь их было уже три, охватывающих по несколько квадратных километров и занимающих практически всю долину. Внутри биологи выращивали поля водорослей и пшеницы, рощицы деревьев, разводили живность. Колония превратилась в маленький городок, который СМИ окрестили Рэдтауном - "красным городом". И вот в этот день Торн снова смотрел на строящиеся купола, а сам думал, как построить отношения с Оливией.
Наконец, он решился.
- Здравствуй, Оливия.
- Привет, Торн.
Её голос моментально растопил его бетонную решимость, и когда она обернулась, выжидающе улыбаясь и заморгав, у парня стал комок в горле, и ему пришлось отвести взгляд и прокашляться, чтобы сосредоточиться и выпалить:
- Не хочешь со мной прокатиться в горы? - Слова звучали так инородно и странно, будто это был не стандартный английский, а совершенно незнакомый язык. - Я знаю отличное место для твоих... измерений... силы ветра.
С каждым словом лицо Торна становилось всё кривее и кривее, глаза сужались, а некрасивые впавшие зубы оголялись в уродливой улыбке. Он будто заранее соглашался с Оливией, что несёт полный бред.
- В горы? - переспросила она, задумчиво округлив глаза. - Это интересная мысль, Торн. Знаешь, эта красная пыль ужасно мешает приборам, она везде!
- Я покажу тебе место, где... - начал Торн, и запнулся окончательно, перебирая все неадекватные варианты, приходящие на ум - "девственно чисто", "не ступала нога человека", "ни одной пылинки не найдёшь", в итоге вздохнул и просто развёл руками.
- Ой, спасибо, спасибо, - Оливия схватила его пухлую руку и дружески пожала её. Торна прошиб пот, он молча ругался на себя, что не способен это контролировать. - Я только захвачу аппаратуру. Поедем на квадроциклах?
Они мчались через долину на максимальных скоростях, вздымая столбы пыли. Подлетая высоко в воздух на холмах и медленно опускаясь, они хохотали и передразнивали друг друга.
Добравшись до горы, они оставили квадроциклы и принялись взбираться по искусственным ступенькам, давным-давно сделанных лазером-бурителем в твёрдой породе по решению отца Торна. Обыкновенные земные родители помогали своим детям строить шалаши на деревьях, а на Марсе можно было подарить ребёнку гору или каньон.
- Как тут красиво! - возрадовалась Оливия, осторожно подступая к краю утёса и глядя вниз, на долину.
- Ага, ты, наверное, и не представляла, какой здесь вид, - похвастался Торн.
- Ну, я видела это ещё тогда, при посадке, в иллюминаторе, - улыбнулась она. - Но всё равно красиво, спасибо тебе. А теперь... за работу. Тут действительно не так много пыли, показания приборов будут более точными.