Я иногда открываю тетрадку старую
и вижу
себя;
нежнее чуть-чуть, лучше;
думаю, что опять хочу понимать то,
что тогда понимала и видела в чужих,
крошечных мирках,
то, что читала по тучным строчкам,
по пустым клеткам,
то, что не знал и не мог знать никто,
кроме меня,
меня - той,
доброй,
чуткой,
отзывчивой,
всепрощающей и
всепонимающей,
чистой,
вечной;
знаю, что так нельзя, но все-таки
снова и снова
перечитываю,
улыбаюсь,
плачу;
и отчего-то хочу быть
злой
и ругаться,
и рычать,
и плеваться
черным, липким, маслянистым куском
гнили,
которая осталась от умирающего
тела
бывшей,
горькой горкой вываливаю протухшие
мечты
и машинально, заторможенно, механически, зомбируя,
коряво-прекоряво вывожу:
"Срок годности истек";
вывожу,
выцарапываю,
пытаясь убить всё,
что еще не убито внутри;
и смотрю на других,
уже не таких,
как я,
своими глазищами,
окруженными стаей колких ресничек,
косточками покрываюсь,
обрастаю.
выгрызаю последнее,
и гордо подняв голову, иду.
Вперед.