Кулак Петрович, Ада : другие произведения.

Брод в огне, ч.2 (Глава 4 + Эпилог)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Глава 4
  
  1
  
  - Магрит, ты это видишь?
  Магрит с готовностью уставилась в окно, предположительно на ту точку, где остановился взгляд Наклза. Что бы там ни находилось, она очень хотела это видеть. К сожалению, снаружи была только ощерившаяся черными провалами выбитых окон набережная, вывороченные деревья, мусор и собачьи трупы, уже затянувшаяся ледком Моэрэн, да над всем этим безобразием - по-калладски чистые небеса. В них-то Наклз и смотрел. Магрит тоже вглядывалась туда до рези в глазах, но без малейшего успеха.
  - Я не всегда Мглу вижу, - расстроено признала она.
  Маг дернул щекой.
  - Это не Мгла. Я имел в виду то облако.
  Магрит осталось лишь вздохнуть: небо было ясное. Холодное, аж смотреть зябко, особенно когда по дому гуляли такие сквозняки, но совершенно безоблачное. Правда его голубизна казалась чуть мутнее, чем обычно, и напоминала заиндевевшую сталь.
  - Облако?
  - Туча на горизонте.
  На горизонте темнели только крыши и шпили, выглядящие как литография на леденяще светлой лазури.
  - Да, наверное, погода поменяется, - тихо сказала Магрит. Ей казалось нечестным бросать Наклза наедине с его видениями. В конце концов, он и так - к большому удивлению Магрит - повел себя прямо по-рыцарски, поделившись своими "лекарствами" с заходившими день назад магом из зеркального лабиринта и человеком, в котором девушка с удивлением узнала своего вокзального защитника. Не удивительно, что Наклзу пришлось сократить дозировку, и он иногда видел что-то совсем не то. Куда больше ее удивило, что Эрвин, вроде бы показавшийся ей при первой встрече человеком, безусловно, мрачноватым, но очень добрым и порядочным, настоящим рыцарем, выйдя на крыльцо полупрезрительно сообщил Каю: "Бог шельму метит". Он говорил очень тихо, вряд ли понимая, что Магрит его слышит, и как будто обрадовался, застав Наклза едва способным ходить от слабости и почти без голоса.
  С другой стороны, в кесарии произошли перемены и похуже.
  Впрочем, Магрит не уставала благодарить Создателя за то, что они трое вообще остались живы. В сложившейся ситуации это было более чем значимое свидетельство его милости к компании, состоящей из явно небезгрешных людей.
  Наклз пожал плечами:
  - Да, наверное, поменяется, - и снова принялся конопатить щели. Магрит стояла рядом и осознавала свою бесполезность. Не то чтобы она не пыталась помочь магу - еще как пыталась. Это как раз закончилось треснувшим стеклом и отбитым пальцем, который распух как огурец и не переставал ныть уже второй час. Наклзу бы, по-хорошему, следовало отлежаться еще пару дней, но очень уж сквозило, а Эйрани подходить к окнам он запретил строго-настрого. Они и так утепляли дом как могли: закрыли ставнями и заколотили окна в пустующих комнатах, оставили только кухню, гостиную, да две на втором этаже. В первой спали они с Эйрани, на одной постели, для тепла, во вторую из своего кабинета перебрался маг, поближе к каминной трубе. Вот эту комнату он как раз и приводил в порядок сейчас, прибивая к раме какие-то тряпки.
  Молоток в руках Наклза снова замер.
  - Так, а этих-то ты видишь?
  В отличие от облака, "эти" были вполне себе материальны и ничуть не загадочны. В сторону их дома вдоль реки шагала компания из четырех человек, один из которых тащил за собою что-то большое и, похоже, тяжелое. А шедший последним оказался очень высок, почти великан.
  Но домов на этой стороне Моэрэн хватало, и гости вовсе не обязательно направлялись к ним. Магрит, приглядевшись, заметила у троих фиолетовые ленты. Впрочем, долго приглядываться ей не дали.
  - Спрячь Эйрани. И сама сиди тихо, не спускайся, пока не позову.
  - Да ты еле ходишь, давай, если они к нам, я откро...
  - Быстро помоги Эйрани спрятаться на чердаке! И чтоб я тебя не видел! - голос к Наклзу еще не вернулся, выразительной мимикой маг и вовсе никогда не отличался, но Магрит как-то сообразила, что слышит приказ, а не любезнейшую просьбу. И уже только под руку волоча растерянную Эйрани на чердак вспомнила, что вовсе не обязана выполнять распоряжения мага с такой собачьей поспешностью. И непременно побеседует с ним на предмет построения конструктивного диалога. Только позже.
  Эйрани к окнам разумно не подходила. А вот Магрит успела метнуть быстрый взгляд из чердачного окна и увидеть, как компания действительно заворачивает к их дверям.
  В золотых глазах красавицы мелькнул страх. Та бросилась к окну, выходящему на задний двор, и аккуратно выглянула. Потом вздохнула и толкнула створки наружу. По крыше проклацали сбитые льдинки.
  - Магрит, потом закрой окно, - Эйрани сбросила шаль и принялась расстегивать пуговицы пальто. - Обязательно закрой его, девочка.
  - Создатель, ты там замерзнешь, и там высоко, просто посиди в уголке тихо... - Магрит просто не понимала, зачем такие ужасы. Ну не пошли бы ее на чердак искать. А если и пошли бы - залезла бы в старый комод, роста красавица была невысокого, поместилась бы. А Магрит бы сверху простыней прикрыла.
  Эйрани, не слушая, карабкалась на подоконник. Она осталась только в широкой юбке и двух теплых кофтах.
  От крыши до земли было метров двенадцать. И почва промерзла насквозь, а черепицу сковал ледяной панцирь. Магрит даже думать не хотелось, что будет, если кошачья грация красавицы окажется не совсем уж кошачьей.
  Эйрани выбиралась на крышу с полминуты. За это время Магрит успела услышать, как Наклз неторопливо спускается по лестнице под громкий стук в дверь. Подхватила пальто и шаль, захлопнула створки окна, как по наитию занесла одежду в спальню и уже приготовилась выполнять распоряжение Наклза, то есть сидеть и не привлекать внимания, как снизу раздались громкие голоса. Вроде бы веселые.
  Рэдка еще успела порадоваться, что, возможно, компания зашла за спичками, или у них перепись и выясняют, есть ли кто живой, но на этом оптимистичном варианте остановилась. Потому что в коридоре послышалась какая-то возня, а за ней - четкий звук ударов.
  
  - Ну что, от государственной службы бегаем? - жизнерадостно поинтересовался детина с повязкой на рукаве.
  - Я как-то не очень сейчас бегаю, - отозвался Наклз. Его мутило от головной боли, которая с момента, как он заставил себя вылезти из постели, сделалась совершенно невыносимой, так что лица перед глазами слегка плыли. Но они точно выглядели молодыми и интеллектом не обезображенными.
  - Нехорошо! Непатриотично!
  "Нашли, мать вашу, патриота", - Наклз старательно держал равновесие. А также пытался убедить себя, что сейчас очень неподходящий момент, чтоб расстаться с завтраком. Бесы знали этих отморозков, могли и счесть оскорблением революции.
  - Уверяю вас, я нахожусь по месту регистрации и не скрываюсь.
  - Что-то радости не слышим...
  "Да я весьма счастлив и каждую секунду готов отдать жизнь за вашу ублюдочную отчизну, как бы она теперь ни называлась..."
  - Это простуда, господа.
  - Все господа знаешь где?
  Где бы упомянутые господа ни находились, этих ребяток к ним явно на выстрел не подпустили бы. Мыслей своих Наклз озвучивать, конечно, не стал. Его сильно нервировало, что двое фактически зажали его у стенки, третий протащил в дом какой-то объемный чемодан, а четвертый - высокий тип, никак не ниже его самого - маячил где-то на периферии зрения, но на глаза очень профессионально не попадался.
  - Не имею удовольствия знать.
  - А по твоему буржуйскому виду - не скажешь...
  Учитывая, что Наклз стоял перед ними встрепанным, плохо выбритым и в домашнем халате поверх двух свитеров не первой свежести, у парней явно были какие-то альтернативные представления о классе буржуазии.
  - Я мещанин. Вам показать метрику?
  - Мещанин - это в таких хоромах-то?
  Наклз бы с радостью притащил им купчую на дом и поменял бы упомянутые хоромы на любую отапливаемую комнатушку в эту самую секунду. Но колоритные парни вряд ли прилетели сюда затем, чтобы решать его жилищные проблемы.
  - Господа, я пока не понял цели вашего визита...
  - Ладно, - высокий, наконец, показался. Наклз еще успел удивиться, что волосы у мужчины почти белые, но не седые, а потом понеслась: - Мне кажется, у нашего друга проблемы с гостеприимством. И общим мировосприятием.
  Упомянутые проблемы тут же принялись решать. Первый удар пришелся в грудь и впечатал Наклза в стенку, второй - более профессиональный, по лицу - повалил на пол. Третий, в район солнечного сплетения, навесили уже без особенного энтузиазма и почти лениво. А дальше двое быстренько вздернули его на ноги и почти за шкирку отволокли в гостиную. С завтраком маг расстался уже там. Гостей это ничуть не смутило. Ему еще разок съездили по морде - видимо, для привлечения внимания - и швырнули в кресло. То бы, конечно, опрокинулось от такого удара, но третий тип как раз встал за ним, так что маг врезался в спинку, но дальше не пролетел.
  Мир вращался вокруг Наклза какими-то цветными осколками. В ушах шумело. Но маг постарался максимально сосредоточиться на том, что ему говорят молодчики: те явно пришли по делу и вряд ли изменили бы своей привычке налаживать контакт методами простыми и безыскусными только потому, что хозяину дурно.
  - Не трогайте его! Мы и так все отдадим!
  Магрит, как обычно, пропустила его просьбу мимо ушей. Пора было приковывать эту дуреху к батарее, не понимала она слов.
  - А че, у вас есть че?
  - Ну, что у всех баб есть, то и у этой найдется...
  - Ты рожу свою конопатую видала?
  - Да там не в роже толк...
  - Всем молчать. Барышня, раз уж пришли, присаживайтесь.
  Наклз, наконец, осознал, что в коридоре показалось ему странным. Избиение как раз в такой ситуации странным не выглядело. Странным был акцент высокого - жесткий, гортанный, с раскатистым "р". Маг кое-как сфокусировал взгляд на лице незнакомца. Почти бесцветные глаза гостя выдавали его национальность лучше трех метрик. Каким-то ветром в этот дом занесло вроде как чистокровного нордэна. Счастье лицезреть богоравных давалось не каждому, и, по мнению Наклза, являлось очень сомнительным подарком судьбы. Он так предпочел бы этих северных бестий век не видать. А в идеале - еще и выбить снежно-белую дурь из голов некоторых их континентальных сестричек.
  Впрочем, все гипотетические предпочтения мага меркли рядом с тем фактом, что бестия уже находилась здесь, вполне себе хозяйски расхаживая по гостиной. Магрит с опаской устроилась напротив мага, и за спиной ее тут же встал один из молодчиков. Сам Наклз сидел, почти растекшись по креслу, чувствовал, как из носа льется кровь и прекрасно понимал, что их тут можно избить до смерти, а Мгла все равно не откроется. Буря и весь сказ.
  Судя по тому, что кулаками парни начали махать еще в коридоре, кое-какую информацию по происходящему они имели. Или просто нордэн умел нечто эдакое. Дэмонра о северной магии говорила редко и с большой неохотой, но по ее рассказам у Наклза сложилось впечатление, что та больше смахивает на ведовство и Мгла ей не то чтобы очень нужна. Крови и дури вроде как для нордэнских чудес хватало.
  - Уточню для проформы. Найджел Наклз?
  - Да.
  - Магический класс?
  А вот это был уже плохой вопрос. Он исключал приятную возможность, что их пришли просто ограбить. Наклз, конечно, не имел столько оптимизма, чтобы всерьез на это рассчитывать, но все же надеялся именно на такое развитие событий.
  - Второй. Я восемь лет на пенсии.
  Нордэн стоял напротив Наклза, метрах в двух, чуть сбоку от Магрит. А вот два молодчика - точно у мага за спиной. И по кивку нордэна один из них крепко взял мага за волосы на затылке, отклонил голову назад и отвесил что-то среднее между затрещиной и зуботычиной.
  - Сейчас по губам получил ты. В следующий раз получит барышня. Так что рекомендую отвечать на поставленные вопросы четко и без комментариев от себя. Это понятно?
  Все было предельно понятно. Наклз кивнул, насколько позволяла оттянутая назад голова. Молодчик и не подумал его отпустить.
  - Итак, вернемся к вопросу. Магический класс?
  - Второй.
  - А Рэссэ в камере орал, что первый.
  Наклз от души понадеялся, что Рэссэ в той камере и сдох. И желательно - в очень больших мучениях.
  Хватка на затылке ослабла, и он кое-как вернул голову в нормальное положение. В шее что-то неприятно хрустнуло.
  - Ну?
  Он, конечно, мог сказать, что он не услышал вопроса, но, глядя на бледную Магрит, застывшую как кукла, и улыбающегося типа у нее за спиной, упражняться в риторике Наклзу совершенно расхотелось. К тому же ему было больно и почти что страшно. Вряд ли люди, задающие подобные вопросы, пришли их убивать, но заставить сотрудничать можно по-разному. И это явно не выглядело как тот случай, когда потенциальный работодатель стал бы уговаривать его добром, предлагая оклад, премии и социальные гарантии. Хотя как раз социальные гарантии предложить и могли, как альтернативу веревке или пуле, разумеется.
  - Канцлер, насколько я могу судить, не был ни профессиональным некромедиком, ни профессиональным вероятностником, - осторожно начал маг, пытаясь разобраться в мимике нордэна и готовясь замолчать при первом тревожном сигнале. Но тот пока милостиво слушал. Скорее всего, он приходился Наклзу ровесником, разве что выглядел не в пример лучше. - Я не знаю, на основании каких критериев он сделал вывод о моей квалификации...
  - Красиво поешь, продолжай.
  За продолжение рассказа в хорошие времена он мог получить высшую меру, а что случилось бы сейчас - бесы знали. Поэтому Наклз попробовал зайти с другого угла: в конце концов, подробности дел минувших дней они могли выбить и из канцлера. А к нему, наверняка, пришли с более практическими задачами.
  - Вас интересуют услуги, которые я оказывал канцлеру? Это... это происходило довольно давно, и я недостаточно компетентен в вопросах политики, чтобы что-то объяснить. Могу только рассказать, что конкретно делал.
  - Канцлер рассказал. Так почему твой класс ниже, чем должен быть?
  "Наверное потому, что Рэссэ хотел ручного мага первого класса на побегушках. Ну раз так хотел, мог бы приплатить комиссии, которая меня аттестовала", - подумал Наклз. Вариантов ответа, при которых никто не получит по лицу, ему в голову не приходило.
  - Ладно, говори, не бойся, - смилостивился нордэн. - Я вижу, что ты способен анализировать ошибки и делать выводы, это похвально. Итак, почему же?
  - Потому что мой класс действительно второй. Я завалил последнюю часть теста.
  - Завалил? - недоверчиво поинтересовался нордэн.
  - Не успел решить, - быстро добавил Наклз.
  - Допустим. Специализация?
  - Разрушение текущих вероятностей.
  - Делать, я так понимаю, умеешь все?
  Таким тоном могли разве что проститутку в подворотне о профессиональных умениях спросить, но Наклз просто кивнул. Не в его интересах было начинать объяснять, чего он не умеет. Вряд ли в его дом пришли за специалистом по оптимизации розы ветров.
  - Ну, в таком случае тебе повезло. Осталась одна небольшая формальность. Ганс!
  Один из парней, судя по топоту, вышел в коридор, а вернулся уже с большим чемоданом. Извлек оттуда фотоаппарат. Наклз, без каких-либо рациональных причин вспомнивший о зале суда и гудящем ящике, стоившем ему пары лет жизни, не меньше, испытал некоторое облегчение. И еще удивление. Его фотографии у этих господ должны была иметься, если, конечно, с архивами ничего не случилось.
  Сначала объектив направили на Магрит. Та все еще дрожала, но не плакала.
  - Барышня, можете улыбнуться. И руки на стол перед собой, пожалуйста.
  Магрит, видимо, хорошо поняла, за кем сила в данной ситуации, потому что метнула на Наклза быстрый взгляд и сложила губы в дрожащую улыбку.
  Пока молодчик возился с фотоаппаратом, нордэн извлек из рукава стилет. Сдул с длинного лезвия из какого-то очень светлого металла несуществующую пылинку, беззастенчиво протер его о подлокотник кресла. Встал за спиной Магрит. И вот здесь Наклзу сделалось по-настоящему страшно.
  - Послушайте, я буду сотрудничать.
  - Разумеется, будешь.
  - Без крайних мер. Я и так вас прекрасно понял.
  Нордэн улыбнулся, лениво, как будто услышал шутку в меру забавную, но слишком часто повторяемую:
  - Рэссэ дал тебе плохие рекомендации. Он употребил что-то вроде "неуправляемый сукин сын" и "психопат". Но насчет второго мы проверили досье, там все хорошо. - Мужчина говорил очень спокойно и даже отчасти благожелательно, не переставая при этом поигрывать стилетом. Умом Наклз понимал, что видит обыкновенную демонстрацию, причем не самую грамотную, но эта демонстрация рядом с шеей Магрит работала на "ура". У него по спине прошел озноб. - А когда нанимаешь людей с плохими рекомендациями, лучше перестраховаться. Ганс, ты долго копаться будешь?
  - Все готово.
  - Барышня, распустите волосы. Не хотелось бы без нужды попортить вам экстерьер.
  Наклз, наконец, понял, что его так пугает. Нордэн не то чтобы испытывал к ним какую-то неприязнь, отнюдь. Он просто не держал их за людей, как некоторые особенно истинные калладцы не держали за людей неграждан. Они не были "второго сорта", они для него просто "не были", не существовали. "Экстерьер" - это он не шутил. Для него правда происходило что-то вроде собачьей выставки.
  Магрит быстро распустила пучок. Видимо, и она в этот момент что-то осознала про богоравного, потому что больше не всхлипывала и даже не смотрела в его сторону. На диких зверей смотреть опасно.
  Нордэн поднес к щеке девушки стилет. Та тихо вздохнула, но тут же сжала губы. Наклз рванулся вперед, прекрасно понимая бесполезность этого действия: его все еще крепко держали.
  - Вот это как раз на случай необдуманных поступков, - пожал плечами нордэн и довольно аккуратно срезал с виска Магрит длинную прядь. Потом отошел в сторону. Раздался щелчок - это сработал фотоаппарат.
  - Давай еще пару раз, чтобы наверняка. И потом его тоже. Руки на стол перед собой, барышня, давайте я больше не буду повторять.
  С Наклзом нордэн церемонился еще меньше, и чуть не отхватил ему кусок уха вместе с волосами. Осмотрев добычу, хмыкнул и неожиданно потрепал мага по голове, как собаку.
  - Ну ты, я думаю, понял, что договор найма считается подписанным. Или хочешь демонстрацию?
  - Не хочу.
  - Удивительно, как общение с Дэмонрой Ингрейной могло дать хоть какие-то положительные результаты, но, видимо, это они. Условия простые: когда ты завалишь операцию в первый раз, ей сильно обварит руки. На второй раз - придется вырезать у нее на лбу что-нибудь такое, что напоминало бы, как плохо быть неудачником. А на третий раз я вас просто убью. Все необходимое для этого у меня есть, так что чары на дом хоть ставь, хоть не ставь. С переносом дверей не мучайся, от души говорю. Попытку сбежать из города я сразу засчитаю за "третий раз", также как и любую самодеятельность. Вопросы?
  - Нет вопросов. Вы, должно быть, сами знаете, что во Мгле буря.
  - Она закончится в ближайшие дни. И все-таки ты не профессионал. Иначе спросил бы об окладе.
  - Ситуация не очень располагает.
  - И очень зря, бескорыстный труд на благо новой власти от сторонников власти старой всегда выглядит подозрительно. Ну да ладно. Паек на двоих плюс дрова. Уверяю тебя, скоро здесь будет такой холод, что ты благословишь нашу встречу. И ту медичку, которая проверяла тебя в сентябре. Вот она как раз очень тебя рекомендовала. Не знаю, что вы с ней не поделили, но не забудь при случае сказать ей "спасибо". Послезавтра явишься во дворец, к одиннадцати вечера, и попросишь, чтобы тебя проводили к северному равелину, кабинет Эвеле. Надеюсь, возражений нет?
  - Никаких возражений.
  - Отлично. У тебя полтора дня, чтобы вернуть голос. Ночные смены все же не предполагают, что ты должен шептать как влюбленный гимназист. Да, еще одно. Ребята пройдутся по дому - ты же наверняка собирался денежно поспособствовать делу революции? Если они найдут меньше, чем ищут, неустойку придется взимать натурой с барышни, что было бы не совсем хорошо.
  - У меня есть десять тысяч марок, этого хватит?
  - Пожалуй, Рэссэ все же был пристрастен. Вроде бы реальность ты осознаешь. Да, этого хватит. Неси сюда, и мы пойдем. Ну, и, естественно, оружие сдай, я не верю, что ты живешь тут без револьвера. Ганс и Пауль тебя проводят. Барышня останется со мной, так что давай без глупостей. И да, поздравляю. Ты еще жив - можешь считать, собеседование пройдено успешно. Если так же пройдешь испытательный срок, к Красной ночке получишь карточку члена ССТ. Новый справедливый миропорядок и все такое прочее, потом брошюрку прочитаешь... - зевнул нордэн напоследок. - Выполнять.
  
  Магрит наверху отчаянно рыдала, аж задыхалась. Эйрани как могла утешала ее, но сама тряслась как осиновый лист. Возможно, от страха, и точно - от того, что промерзла. Обычно яркие безо всякой помады губы женщины сделались почти белого цвета.
  Наклз, чтобы этого не слышать и не видеть, спустился вниз и теперь сидел, прижимая к носу кулек со льдом - этого богатства вокруг хватало - и отчаянно искал выход. А выхода не было. Вернее, выход был раньше, но теперь закрылся. Им следовало покинуть столицу, не дожидаясь второго переворота. Не дожидаясь социалистов, нордэнов, нового миропорядка, вербовок, вестей от Дэмонры. Может, в его жизни эти вести что-то бы и поменяли, но Магрит уж точно не стоило рисковать ради них головой. Он с сентября знал, что ничем хорошим это не кончится, но ждал неизбежности, а теперь почему-то удивился, что неизбежность - надо же! - пришла и она, оказывается, мало похожа на клеверное поле под солнышком. По морде бьет, сотрудничать заставляет, и вообще всем им шеи посворачивает по первой же прихоти. Дурак он, что сидел тут и ждал воплощения в реальность социальной сказки, когда с самого начала было понятно, что у нее будет крайне паршивый конец. Следовало развернуть Магрит еще с вокзала, оскорбить ее, обидеть, в общем, сделать все необходимое, чтобы она разозлилась и уехала в Виарэ, к этому своему гусару. Эйрани тоже следовало дать денег и подсказать пути отхода из города. И уж потом ждать вестей от Дэмонры, раз уж без них мир почему-то переставал существовать. А он повесил себе два камня на шею, а теперь сидит с ледяным компрессом, залечивая столкновение с реальностью на полном ходу, и диву дается, почему же его тянет ко дну.
  Отдельных аплодисментов заслуживало его желание огрызнуться на эту бесову медичку. Вот уж сдал тест так сдал, если среди всех вероятностников на пенсии, к которым могли заявиться вербовщики, она вспомнила его. Наверное, стоило с ходу сказать ей, что монографию ей запорют и замуж она не выйдет. Тогда, вероятно, его бы усыпили еще в сентябре, и они не оказались бы заложниками просто предельно неприятной ситуации.
  Омерзительно паршивой, страшной и совершенно безвыходной на данном этапе ситуации. Чтобы из нее выйти, пришлось бы переиграть и людей, и время.
  С людьми он еще мог как-то справиться - договориться, солгать, притвориться, сделать то, что они скажут, в конце концов. Это был разрешимый конфликт.
  Конфликты со временем были неразрешимы в принципе. И его личный конфликт начался бы эдак недели через две, когда уменьшение дозировки лекарств, добытых Сольвейг, стало бы критичным. Кратковременные галлюцинации - вроде мелькнувшей тени или звучащего из ниоткуда шума - с ним случались уже сейчас, и к ним он сумел бы привыкнуть. В конце концов, привык же он игнорировать иногда открывающийся в самых неожиданных местах деревянный люк, в котором плескалась темнота и тихонько стучали о дерево десятки крошечных рук. Проблема заключалась в том, что дальше лучше бы точно не стало. А получить нужные лекарства легально сделалось невозможным - экспериментальные дэм-вельдские разработки не продавались в аптеках. Заикнись он о таком рецепте - и любой мало-мальски приличный некромедик срочно бы отправил его на повторное тестирование, только добрая фея по имени Кейси теперь ответы бы не принесла. И дальнейшая судьба Магрит и Эйрани выглядела бы совсем печально.
  Нужно было раздобыть нейролептики, выкрасть фотографии и волосы - а лучше убить колдуна - и дотянуть до весны, когда закончатся морозы. Ни один из трех пунктов пока достижимым не выглядел.
  Эйрани ступала тихо, но не совсем бесшумно. Подошла, положила на плечо ладонь. Наклз скосил взгляд и увидел покрасневшую руку с обломанными ногтями. Может, Эйрани и оказалась бы под забором со сломанной шеей, спусти он ее в свое время с лестницы. Но нигде не дали бы гарантии, что ее теперешняя ситуация много лучше. Мглу заметала метель, но в голову Наклзу и без просмотра вероятностей приходило достаточное количество возможных финалов, один паршивее другого.
  - Наклз, покажите лицо. Дайте я посмотрю.
  - Все нормально. Уже не больно.
  - Врете.
  - Вру.
  Эйрани вздохнула, потом тихо-тихо сказала:
  - Вы все-таки очень хороший человек.
  - Меня это как-то в сложившейся ситуации должно утешить?
  - Не знаю. А вам что, часто это говорили?
  "Хорошим" его считали, пожалуй, Элейна, Дэмонра, Магрит да Кейси, причем последняя - скорее хорошей вещью, чем хорошим человеком. Учитывая судьбу всех перечисленных особ и его личную роль в ней, утешение хуже еще следовало еще поискать.
  - Нечасто, но достаточно, чтобы начать видеть паршивейшие параллели.
  - Чтобы случилось что-то паршивое, не обязательно сделать что-то плохо. Можно отвернуться, пройти мимо и вообще ничего не сделать. Я, правда, не думаю, что это гарантирует чистую совесть.
  - Если вы знаете место, где можно успешно обменять чистую совесть на безопасность близких - покажите мне его. Я туда, конечно, уже давно опоздал, но посмотреть на этот кусочек рая не отказался бы.
  Эйрани покачала головой.
  - Наклз, нельзя одновременно злиться и бояться. Выберите какую-нибудь линию поведения уже, а то мне тяжело с вами разговаривать, вы ведете себя как пятилетний бука. И я не знаю, то ли вас шлепнуть, то ли конфетку предложить.
  Наклз фыркнул. Не то чтобы она была права. Не то чтобы она была умна - скорее уж как-то нечеловечески наблюдательна. Не то чтобы она ему сильно нравилась или вообще нравилась - для этого она слишком хорошо им вертела. Но определение "великолепная" к ней все же подходило как нельзя лучше. В нем заключалась степень, а не моральная сторона.
  - Ладно, меня вроде как сегодня уже отшлепали. Какая будет конфетка?
  - Конфетка будет такая, что я облазила весь коридор и кое-что там нашла.
  - Надеюсь, дозу убойных нейролептиков?
  - Белый волос. Слишком короткий, чтобы быть вашим.
  - Я так полагаю, новость, что богоравные тоже линяют, должна поднять мне настроение?
  - Настроение вам должен поднять тот факт, что я выросла в деревне.
  Наклз едва не фыркнул.
  - Обещаю эту тайну унести с собой в могилу. Ладно, и что вы сделаете? Приворожите его? Порчу наведете? Закроете денежный поток и венец безбрачия навесите для пущей радости?
  Эйрани пожала плечами. Делала она это тоже как-то не так, как все люди. Скорее повела ими, будто в танце.
  - Еще не знаю, но могу обещать, что вам понравится.
  - Понравится он, если он сдохнет. Желательно прямо сегодня.
  - Наклз, хватит вести себя как ребенок. И не играйте в обиженного сумасшедшего, я прагматичнее вас видела всего одного человека на земле...
  - И того в зеркале?
  - Именно. Вы вполне в себе. Перестаньте бурчать, успокойтесь и дайте я вам йодную сетку хоть нарисую.
  - Вы мне предлагаете явиться к этим богоравным с мордой в клеточку?
  - Я вам ее припудрю, если вас так беспокоят подобные вещи.
  - Знаете, между карьерой профессионального мага и профессиональной проститутки действительно много общего, но пудра - это уже слишком.
  - О, улыбка кислая, но хоть какая-то, так и сидите. Я принесу йод.
  Улыбаться в сложившейся ситуации, конечно, было нечему, но Эйрани дело говорила: от слез и посыпания головы пеплом тоже толку вышло бы немного. Наклз вздохнул и подошел к окну.
  Туча, затянувшая половину неба на севере, никуда не делась. Пожалуй, даже разрослась и подошла ближе. Наверное, где-то за пределами города сейчас здорово мело. Не завидовал маг тем людям, которых эта метель застала бы в поле.
  - Наклз, идея спрятаться от меня у окна, безусловно, хороша, но я могу попросить Магрит, она вас отловит и приведет. Привяжем к колышку в центре комнаты, если будете так делать.
  - Эйрани, вы ничего не видите на горизонте?
  - Вижу хитрого мага, который прикидывается сумасшедшим, но он стоит существенно ближе. А горизонт вроде бы ясный. В чем проблема?
  - Проблема в том, что меня или хорошо приложили затылком, или я вижу идущую на город метель, которой на самом деле нет, - сообщил Наклз, поворачиваясь к собеседнице спиной. Сказать такое кому-то в глаза ему было бы совсем тяжело. Теперь он видел только холодное небо и собственное мутное отражение.
  - Так это не проблема. Это нордэнское Время Вьюги. Приходит каждые пять сотен лет или около того.
  - И, надо думать, убивает все живое?
  - Да нет. Не все умрут. Но все изменится.
  - Не все умрут. Но все изменится, - ошарашено повторил Наклз, оборачиваясь на Эйрани. А потом понял, что говорит не с Эйрани, потому что та как раз возвращается из кухни с йодом. И смотрит на него подозрительно.
  - Все в порядке?
  Наклз бросил взгляд за окно.
  Порядка пока еще не было, но он вроде как быстро приближался.
  
  
  2
  
  
  Чай отдавал болотной гнилью. Эрвин буквально чувствовал привкус тины на языке. Пить это безобразие получалось только в обжигающе-горячем состоянии: во всяком случае, это дарило иллюзию, что хотя бы часть гадости в местной воде умерла во время кипячения.
  А стоило это удовольствие втрое дороже, чем год назад. Сказать, что цены на еду в столице взлетели, значило бы существенно приукрасить ситуацию. По правде говоря, из столицы скорее исчезла еда. А рост цен на оставшуюся так, довершал картину.
  Догадайся они убраться отсюда в день приезда, все могло бы сложиться куда лучше, но Эрвина понесло в штаб и по местам былых печалей и радостей, а Кая - разыскивать свою семью. Оба, разумеется, провалились по всем пунктам, но потом Нордэнвейдэ сглупил и вовсе чудовищно: вместо того, чтобы на правах старшего сказать "убираемся немедленно", он послушал Кая. Кай попросил дать ему еще сутки, и он согласился, хотя прекрасно видел, в каком состоянии находилась Зондэр Мондум и, если бы дал себе труд хоть немножко подумать, непременно сообразил бы, чем все это кончится.
  Оно и кончилось: у северных ворот прошлым вечером приключилась натуральная бойня. Если верить газетам, пехотный полк реакционного толку, чуть ли не прямой наследник рэдских вешателей позапрошлого десятилетия, буквально вламывался в дома, стрелял, жег и разносил все кругом, массово вырезая гражданское население. А героическая рота лейб-гвардии и храбрецы из Союза Трудящихся делали все, что в человеческих силах, лишь бы зверства остановить. Такая трактовка событий вызывала у Эрвина определенные сомнения, но факт оставался фактом: погибших во время выхода полка из города хватало. Сколько человек потеряла Зондэр, он не знал - в газетах называли цифру в семь сотен, но Эрвин сам в Звезде состоял и прекрасно понимал, что семи сотен там в принципе никогда не набиралось - а число жертв среди мирного населения вообще пугало.
  Зондэр, конечно, не была приятным человеком и, похоже, на почве потрясений тронулась рассудком, но вряд ли она стала бы вытаскивать из кроваток младенцев и швырять их в окна на штыки. Газеты скорее неуловимо напоминали зарисовки о зверствах горцев в последнюю виарскую кампанию. И, в отличие от всего остального, стоили они сущие гроши.
  - На сколько делить потери? - хмуро поинтересовался Эрвин у Кая. Тот без малейшего аппетита хлебал такой же отдающий болотом чай. После получения лекарств маг несколько посвежел, но вид все равно имел загнанный и несчастный.
  - Мирных или военных?
  - Военных точно на три. Там всего сотен шесть было, а останься их совсем мало, догнали бы.
  - А мирные можете не делить. Если вы еще не заметили, новая власть объявила очень своевременную амнистию. Я уверен, грабежи в домах случились после того, как полк вышел.
  - Это довольно серьезное обвинение...
  - Эрвин, извините, я не разделяю ваших социальных восторгов. Ну допустим, чисто из желания наладить хорошие отношения: полк очень испугался роты лейбов, пошел в обход и случайно перепутал мирных обывателей с потенциальным противником. В Каллад очень непрофессиональная армия. И очень благородные осужденные убийцы, воры и насильники.
  - У тебя, Кай, скверные представления о том, как налаживать отношения с людьми.
  - Да я людей не то чтобы много знаю. Дворяне, конечно, были те еще сволочи, но лучше б я читал гневные памфлеты на любителей ванн из игристого, чем все это. Считайте меня безнравственным, оно так, в принципе, и есть.
  - Все наладится.
  - Так посидим и подождем? - маг обвел рукой каморку на чердаке, которую они сняли на ночь. В прежние времена она, похоже, служила кладовкой для каких-то хозяйственных принадлежностей. Во всяком случае, хлоркой сильно пахло до сих пор. Но хотя бы льда на стенах не было, а труба сбоку могла прогреть крошечное помещение до степени, когда можно ложиться спать, не боясь, что утром проснуться не получится. - Правда, мы быстрее от дизентерии сдохнем. Я вам это без Мглы могу гарантировать.
  "Вот и шел бы в отель "Корона Севера"!"
  - Кай, с метрикой у тебя проблемы, не у меня.
  Маг шмыгнул красным носом:
  - Вот именно. Даже представить не могу, из каких соображений вы все еще здесь. Если вы верите, что тут все наладится, то уж в Рэде и подавно молочные реки должны пролиться на кисельные берега в самом ближайшем будущем.
  Эрвин вздохнул. Сам он был дурак, что начал разговор, который можно перевести на политику. Следовало сходить к Наклзу тем же вечером, когда он вообще согласился на эту авантюру, а не ждать утра, пока про бойню у ворот станет известно и выходы из города перекроют постами. А Кай настаивал, что надо соблюсти политес и дождаться утра. Соблюли, ничего не скажешь.
  Маг выглядел до такой степени паршиво, что даже у Эрвина пропало желание сказать ему пару ласковых на предмет пустых обещаний. Был Создатель на небе, и Нордэнвейдэ, как обычно, оставил вопрос мести суду последней инстанции. Разве что мимоходом пожалел эту девчушку, Магрит.
  А вот ее почти тезку Мариту никто не пожалел: она умерла от лихорадки еще до наводнения. Эрвин как раз успел навести справки, пока Кай искал своих. Пожалуй, в другой ситуации он бы и разбил Наклзу спокойную всезнающую морду, но, поглядев на то, что сделала с магом сама жизнь, решил лишний раз не пачкать руки. Все равно все уже кончилось.
  - Ладно, Кай. Попробуем пробраться вдоль реки перед рассветом. Будет темно, может, на лед никто и не полезет...
  Маг тяжело вздохнул.
  - Я плохо бегаю. И вряд ли проскочу галопом на лошади. Буду обузой в путешествии. Наверное, вам лучше одному уезжать. Потому что... в общем, пока Мгла закрыта, я вообще не знаю, куда мне ехать. Я ничего не нашел. Вообще ни следа. Они как в воду канули. С одной стороны, я рад. А с другой..., - Кай передернул плечами и замолчал.
  - Ладно, Кай. Мы сидим на чердаке, пьем какой-то ил и, если нас арестуют, то, думаю, моя метрика мне мало поможет. Ты на кого работал-то?
  - Вам зачем?
  - Может, мне что-то полезное в голову придет.
  - Ну хорошо. Сперва я работал в Вету. Пока был жив Герхард Винтергольд, подчинялся непосредственно ему. Потом его убили, а нас тем же днем списали в ад, но мы с Матильдой успели удрать. Я добрался до его сына.
  - Эдельвейса Винтергольда?!
  - Судя по тому, как у вас скривилось лицо, вы, похоже, лично с ним знакомы.
  - Он же...
  Эрвин, подумав, решил воздержаться от определений. Вероятно, сынок второго человека в государстве и являлся законченным моральным садистом, но не то чтобы вел себя совсем уж как негодяй. В конце концов, в день суда над Дэмонрой Эдельвейс сделал вещь, на которую бы не каждый решился.
  - Жандармская сволочь, понимаю.
  - Не важно. Я недостаточно хорошо его знал. Он иногда гонялся за мной из спортивного, полагаю, интереса, но никаких обвинений так и не выдвинул. Может, ему просто нравилось так развлекаться. Поскольку спиртом он мне в лицо в итоге не плеснул, я не в обиде.
  Ту немаловажную деталь, что почти шесть лет назад Эрвин не дал Эдельвейсу прыгнуть с моста, он решил из деликатности опустить. В такое трудно было поверить. Он и сам не поверил бы, если бы лично не участвовал в событиях. Сложно совсем уж ненавидеть человека, которого видел замерзшим, накачанным какой-то дрянью и стоящим за перилами моста зимней ночью. Нордэнвейдэ, сам только недавно эвакуированный из Рэды с доброй порцией чьей-то зараженной крови в венах, хорошо понимал, что такое отчаяние, поэтому глупостей со стороны потенциального самоубийцы решил не дожидаться и буквально втащил его обратно на мост без долгих уговоров. Через пару минут тот отчаянно кашлял, расставаясь с какой-то дрянью в ближайшем сугробе, плакал и потом - не очень уверенно благодарил. А меньше чем через неделю Эрвина разыскали - бесы знали, как это сделали, он же не представлялся той ночью - и какие-то люди в штатском, но с военной выправкой попытались вручить такую сумму, что у Нордэнвейдэ волосы дыбом встали. Он отказался. Когда же его новый знакомый пришел лично и отрекомендовался Эдельвейсом Винтергольдом, повторить отказ Эрвин просто не рискнул. Что такое "превосходящая сила" он к тому моменту тоже уже отлично понимал.
  - Ну, я сильно плохого от него не видел. Хотя мы работали очень недолго, кое-что хорошее он сделал... - Кай осекся. Несколько секунд напряженно хмурился. А потом вдруг просиял как именинник и торжественно выдал: "Ингрейна Ингихильд".
  Эрвин покопался в памяти. Так звали убитую полковницу, о которой говорила Магда. Ту, из-за которой ему пришлось уволиться прошлой весной.
  - Чем тебе поможет мертвая женщина?
  - Если их северные боги есть, то она еще живая. Он спрятал ее в госпитале имени Гертруды Бирне до того, как началась вся эта свистопляска. Я сам лично говорил с главврачом и передавал деньги. Она может быть там. И может что-то знать.
  - По-моему, Кай, это очень тонкая нить.
  - Самая тонкая нить лучше оборванной. Я утром пойду туда. Вы со мной?
  Эрвин вздохнул и прихлебнул почти остывшую тину, в которой плавали чаинки.
  - Нет уж, мы пойдем туда через пару часов. Поговорим с дежурной сестрой и, если повезет, с этой дамой. А потом - немедленно уберемся из города. Я свою семью шесть лет не видел и хотел бы добраться до них раньше, чем случатся еще какие-то непредвиденные обстоятельства.
  Кай криво улыбнулся:
  - В рамках сохранения добрых отношений я, пожалуй, промолчу.
  - Кай, мы же вместе были в Рэде. Там сейчас лучше.
  - Уточню. Две недели назад там было лучше. Но в любом случае, спасибо.
  
  * * *
  
  От первых недель после ранения у Ингрейны Ингихильд не осталось никаких раздельных воспоминаний, только мутные обрывки разговора с кем-то и бесконечная клубящаяся вата, тяжелая как свинец. Вата лежала у нее на лице, плечах, груди, мешала дышать, не позволяла и пальцем пошевелить. В редкие моменты просветления Ингрейна пугалась, что уже умерла, а колокола не прозвонили и это давящее молочно-белое безмолвие и есть то, что теперь будет всегда. Но потом в сгиб локтя впивалось холодное и острое, и облака ваты чуть рассеивались. Порой ей казалось, будто где-то в ее окружении все же есть голоса и предметы. То очень близко, то чудовищно далеко.
  Придя в себя окончательно, она узнала, что ей просто кололи морфин.
  Вначале Ингрейна чувствовала себя даже не то чтобы плохо, а скорее странно. Как будто она была не человек, а игрушка на шарнирах, которую сперва переехали телегой, а потом попытались собрать, да как-то не так. Вроде руки-ноги на месте, а все равно будто не ее. Врач - немолодой плотный мужчина с интеллигентным лицом и певучим виарским акцентом - успокаивал ее тем, что "до свадьбы заживет", если не лезть больше под пули и не есть что попало. И даже подшучивал, мол, вот поправишься, красавица, отправим тебя к морю, на юга, там ценят интересную бледность и светлые волосы. Волосы, правда, пришлось по большей части обрезать, ну так отрастут, главное, что рана затягивается, все чистенько и вообще через пару месяцев уже на балах плясать можно будет.
  Все бы неплохо, но на балах Ингрейна и до этого в основном подпирала стенки. Однако врачу, конечно, улыбалась. Она не знала, ни какой добрый волшебник ее сюда пристроил, ни как далеко простирается и во сколько ей обойдется эта доброта. Чистая и светлая одноместная палата в явно приличном госпитале чего-то да стоила.
  В конце концов, ей удалось выяснить, что анонимный благодетель - сам Эдельвейс Винтергольд, а ее лечение полностью оплачено на три месяца вперед и ей не нужно беспокоиться о таких мелочах. Правда, имелась одна малюсенькая деталь: формально ее похоронили почти месяц назад. Так что ни метрики, ни прошлого у нее больше не имелось.
  Вряд ли там нашлись бы вещи, по которым следовало скучать, но Ингрейна все равно ощутила легкий холодок, услышав эту новость. Впрочем, все ее внутренние силы уходили на борьбу с желанием попросить укол морфина, о будущем она много не размышляла - через настоящее бы продраться и выйти за ворота, желательно самостоятельно и не законченной наркоманкой. Чем заканчиваются шашни с тяжелыми наркотиками она отлично знала на примере пары знакомых с Архипелага и вовсе не рвалась повторять их судьбу. Поэтому, сцепив зубы и игнорируя усиливающуюся ломоту во всем теле, старательно молчала, глядя в светлый прямоугольник окна.
  Где-то через месяц она начала осторожно ходить на костылях, каждый раз невольно удивляясь, что не рассыпается на части при контакте с твердыми поверхностями. Выяснила, что пользуется гостеприимством заведения имени Гертруды Бирне, расположенном на живописном холмике неподалеку от северных ворот, километрах в трех от городских стен. Этот живописный холмик их и спас, когда Моэрэн, разметав все на своем пути, покинула берега. Ингрейна почти сутки смотрела, как ветер гонит мутные воды, казалось, в паре шагов от здания, но обошлось. Разве что все обитатели госпиталя основательно промерзли.
  Когда вода схлынула и ударили холода, в госпиталь потянулась вереница беженцев. Грязные, оборванные, с обмороженными носами и руками, эти люди напоминали Ингрейне фигуры из "пляски смерти". Конечно, она не отказалась разделить свою уютную палату с другими нуждающимися, а заодно послушала новости. И от них волосы встали бы дыбом даже у убежденных демократов, не говоря о такой ретроградке, как она. Два переворота за два неполных месяца - это было как-то слишком для отдельно взятой страны. И если лисиц из дворян и по сути тоже вполне великосветских и тесно с дворянством связанных финансовых воротил она еще худо-бедно представить у руля могла, то о солидарных трудящихся не слыхала ничего, кроме того факта, что эти молодчики могут ограбить где-нибудь в провинции казенную карету да не дураки лозунги поорать после третьей кружки эля.
  Сильнее всего, как ни удивительно, ее пугали не перспективы проигранной войны, голод и возможное вторжение Аэрдис по весне, предугадать которое было несложно, а исчезновение кесарских детей. Слухи ходили какие-то мутные, жуткие. То ли наследники в Виарэ, то ли в Эйнальде, то ли в сырой земле. Не то чтобы Ингрейна ощущала небывалый подъем монархических или патриотических чувств, но при мысли о последнем ей делалось неуютно. В мире существовало великое множество грехов - без некоторых жизнь даже стала бы существенно более пресной - но все же детоубийство являлось вещью, оправданий для которой между небом и землей найтись не могло. Если дворец будущего счастья начинали закладывать из таких кирпичей, то лучше уж взорвать все прямо сейчас.
  Новость о том, что один из полков взбунтовался и с боем вышел из города, оставив за спиной раненых и убитых, прогремела как гром среди ясного неба. Было часов около семи вечера, когда в палату к Ингрейне буквально вбежала молоденькая медсестра, красная как кумач, и скороговоркой объявила, что по приказу главного врача той следует пойти с ней. Не требовалось иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: скоро случиться что-то паскудное. Медсестра едва ли не тащила ее под руку, быстро семеня к западному крылу. Там нордэна еще не бывала: пациенты в эту часть госпиталя не допускались. Вроде как там располагался склад с лекарствами и... покойницкая.
  - Главврач сейчас говорит с... с гостями. У нас обыск.
  - Обыск?
  - Ищут людей с огнестрельными ранениями. Ну, и вообще всех подозрительных. Думают, полк, уходя, мог у нас оставить раненых. Быстрее, леди Инга, - "Ингой" персоналу госпиталя ее, надо полагать, представил Эдельвейс Винтергольд. Что ж, она не имела ни малейшего намерения спорить.
  - Что вы собираетесь сделать?
  - Мы хотели переодеть вас медсестрой, но...
  "Но у меня даже в таком истрепанном состоянии сильно нордэснкая морда".
  - Лицо. Я понимаю.
  - А замотать бинтами и сказать, мол, обморожение - бесы знают, вдруг у них хватит злости сорвать повязки? Что тогда?
  Очевидно, тогда плохо пришлось бы всему достойному заведению, а не только ей. Рана ее была, очевидно, старая, но кто бы стал в такой ситуации разбираться? Явная нордэна и без документов. Что тут выяснять? Определенно, на роковую любовь главврача, тщательно скрываемую от мира, она в настоящий момент по внешним данным не тянула.
  - Что вы хотите сделать?
  Дверь покойницкой распахнулась. В нос Ингрейне ударил сильнейший запах то ли формалина, то ли еще какой дряни, настолько едкий, что ее аж замутило.
  - Грегор, помоги!
  Грегор - молодой парень в неопрятном, но изначально вроде как белом халате - поджал побледневшие губы.
  - Барышня, извините. У вас же нет клаустрофобии?
  Ингрейна никогда не считала себя трусливой, но при последних словах по ее спине явственно пробежала волна холода. В конце концов, это был не лучший вопрос, который человек мог услышать в морге, если в морге вообще можно услышать что-то приятное.
  - Н-нет.
  - Вот, быстрее, завернитесь в мое пальто, там будет холодно.
  - Где - там?
  Парень и медсестра переглянулись. Отвечать никто явно не рвался. Ингрейна, стараясь не трястись, стала засовывать руки в рукава протянутого ей пальто. Бесы дери, это был морг, а не кладбище, не в могилу бы ее запихнули, в самом деле.
  - Может быть, дать вам снотворного?
  - Может, сразу цианида? - прорычала она. Ей сделалось страшно, и она не могла ничего предпринять - ни драться, ни бежать. Сочетание хуже трудно найти.
  - Да не кричите вы. Честное слово, у меня здесь еще никто не пострадал, - парень попробовал изобразить улыбку. Ингрейне только и осталось, что нервно хохотнуть. Забавно, но да: в морге обычно не умирают. - Не поймите меня неправильно, но как насчет кляпа?
  - Вы что, любитель всякого разного, а не просто покойников?!
  - Ладно, но тогда не орите. Вряд ли кто в здравом уме туда полезет, ну а вдруг.
  Ингрейна, наконец, поняла. Ее вполне бережно завели в дальний конец помещения. К огромной печи из красного кирпича, с тяжеленными чугунными створками, уже любезно распахнутыми. Внутри стояла чернота. И не просто чернота, а такая, какая бывает, наверное, только очень-очень глубоко под водой самой беззвездной ночью. У Ингрейны ноги подкосились. Не держи ее под руки с двух сторон, она, вероятно, упала бы. Парень быстро выдвинул из черноты что-то вроде металлических носилок.
  - Ложитесь. Головой сюда. И не вздумайте кричать. Воздуха хватит, все хорошо.
  Посмотрела бы Ингрейна, как все было бы хорошо, если бы лечь в эту пасть предстояло не ей, а ему. Наверное, ситуация мигом представилась бы парню существенно менее прекрасной.
  - Там давно никого не жгли. Это просто кремационная печь. Достижение технического прогресса, между прочим. Все хорошо.
  Ингрейна, стараясь не клацать зубами, легла спиной на металлическую поверхность. Зажмурилась. Ее еще даже внутрь не запихнули, а трясло уже как в лихорадке.
  - Это ненадолго. Только не кричите. И старайтесь дышать размеренно.
  Ингрейна медленно погрузилась в чернильную темноту. Света оставалось совсем немного - где-то за головой - а потом и он исчез с металлическим лязгом.
  И наступила оглушительная тишина.
  Нордэна даже дышать перестала, каждую секунду почему-то ожидая гула пламени. Мысль, конечно, глубоко ошибочная: сейчас ни у кого не нашлось бы лишних дров, чтобы расходовать их на убийство какой-то бабы без метрики и будущего.
  "Воздух. Здесь нет воздуха?!"
  Ингрейна зажмурилась так, что аж слезы на глазах выступили. Конечно же, здесь был воздух, вполне достаточно кислорода, чтобы пролежать... сколько? Пять минут? Десять? Час?
  Нордэна с усилием втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Во всяком случае, чувство, что она не может дышать, постепенно отпускало. Сведенные судорогой мышцы успокаивались.
  "Это паника. Просто паника. Нормальная реакция организма на стресс. Не ори, только не ори. Там тебя все равно не слышно. Живые мертвых не разумеют. Спокойно. Дыши. Как на марше. Вдох-выдох, вдох-выдох..."
  Темнота пахла прахом. Он тонкой пеленой оседал у нее на веках, щеках, губах. Ингрейна обняла себя за плечи в темноте и заплакала беззвучно, как в детстве, когда пряталась под одеялом от невидимого чудовища. Самострел против чудовищ папа ей смастерил несколько позже.
  Она уже много лет не помнила, что такое страшное гнездилось за сундуком в ее комнате. И, конечно, понимала, что всего лишь лежит в кремационной печи, отгороженная от всякой реальной опасности кирпичной кладкой и толстенными чугунными створками. Но все равно старалась не издать ни звука: бесы ведали, что могло погладить ее по лицу в этой темноте. Или взять за руку. Позвать по имени, утащить куда-то в черные недра, пахнущие безымянной, много дней назад отгоревшей смертью.
  "Лучше бы в бою. В широком поле, под ясным небом. Герберт, Герберт, почему ты меня оставил? Мама..."
  Свет ударил по сомкнутым векам резко, как будто совсем рядом вспыхнула зарница. Койку выдвинули. Брызнули в лицо холодной водой. Ингрейна с трудом разлепила сведенные судорогой губы и принялась жадно глотать ледяную жидкость.
  - Вы храбрая барышня. Спирта?
  - Спирт мне до конца жизни заказан, - с трудом пробормотала Ингрейна, переворачиваясь на бок. Может, пить и не стоило. Ее немедленно начало тошнить. - Все?
  - Все. Вы молодец. Ну там и шороху навели. А вы ни звука. Даже сюда заходили, я сам страху натерпелся, но вы как мышка лежали. Говорил же, без веских причин никто бы внутрь не полез.
  "Я лежала где угодно, но только не здесь". Ингрейна предпочитала не думать, откуда только что вылезла. Что-то там трогало ее за лицо, она не могла этого выдумать.
  "Вытащите меня отсюда. Мне плохо", - собиралась сказать она, но вместо этого спустила грязное ругательство с привлечением чисто армейских обертонов, грубое и злое. А потом разрыдалась в голос.
  - Все прошло нормально? - участливо поинтересовалась медсестра уже в палате. - Мне так жаль...
  - Если вам меня жаль, в следующий раз просто вколите мне летальную дозу чего-нибудь, - сообщила Ингрейна и отвернулась к стене.
  
   Нордэна лежала так сутки, не имея ни малейшего желания есть и - тем более - спать, а на следующую ночь за ней пришли.
  И она вспомнила.
  На пороге комнаты стоял тот самый парень, который был смерть, да не ее. Только на этот раз без яблока и с одинаковыми темными глазами.
  - А теперь-то ты меня забрать?
  Тот неуверенно улыбнулся, переступил порог и закрыл за собою дверь.
  - Меня б самого кто забрал отсюда, - почти пожаловался он. - Вообще, я снова пришел задавать вопросы.
  - Плохо. Ну задавай.
  - Вы не знаете, куда отправился милорд? Может быть, от него заходила девушка? Похожая на меня, только симпатичная.
  - Оба раза "нет". Еще что-то?
  Лицо парня окаменело.
  - Один раз "нет". Все.
  Ну все так все. Ингрейна с трудом подавила детское желание отвернуться к стенке.
  Он уже поворотился к двери, а потом вдруг вернулся. Встал рядом с кроватью. Коснулся ее волос и сильно нахмурился.
  - Почему вы в пепле?
  - Потому что я из печки.
  - Своей привычке не просить помощи вы не изменяете. Идти сможете?
  Ингрейна сдержала смех, потому что прекрасно понимала, как близка к истерике:
  - Если вы меня отсюда вытащите, я хоть летать готова.
  - Мне тут недавно сказали, что по общему правилу валькирии не летают, - серьезно сообщил парень. - Но вы, по-видимому, частность. И я вам верю. Только лететь придется далеко.
  
  3
  
  Родители Магды перед тем, как уйти в свой последний поход, повесили ей и сестре на шеи по традиционному нордэнскому колокольчику, но верить все-таки научили в другое. "Время Вьюги" не очень объясняло, почему, имея обеспеченную жизнь и не имея проблем ни с законом, ни с сильными мира сего, все же стоило рискнуть головами не ради "блага земли", а ради собственных друзей, вроде как поставивших это "благо" под угрозу. Но Ганс Лэйтен и Карвэн Асбьерн не оставили своим детям никаких глубоких философских обоснований, они просто поехали на Архипелаг, сопровождая Дезмонда Кадияра и Рагнеду Скульден, а потом случился шторм, и больше шхуну "Блуждающий огонек" никто и никогда не видел. На этом "солнечная" половина детства для Магды, которой тогда исполнилось пять, закончилась. Годовалая малютка Эйрани так вообще родителей не помнила, может, потому и осталась в понимании Магды обиженной на всю жизнь. За какие-то вещи Эйрани следовало простить уже потому, что ее детство не освещала улыбка папы, а мама не читала ей сказки.
  Дальше сказки им читал дед, правда, с большим трудом - Ганс происходил из простой крестьянской семьи, отец выучил его премудростям грамоты и математики на последние гроши, а сам читал по слогам и очень медленно. Зато почти торжественно, хмуря густые брови, как будто проводил какой-то священный ритуал. Бабка не умела и этого, но умела собирать полезные травы, печь вкуснейшие пироги из ничего и всех прощать. Даже народ, из-за которого их старший сын - весельчак и умница, безо всяких протекций пробившийся в престижную артиллерию - погиб, не встретив двадцать восьмой весны.
  Магда ни тогда, ни теперь не знала, чем же ее родители сумели щелкнуть "Зимнее Безмолвие" по носу настолько крепко, что после их смерти пристав арестовал городское имущество Лэйтен-Карвэн, а деду и бабке пришлось обить все инстанции, только бы девочек не отправили в приют. Можно сказать, что дальше в деревне они жили худо-бедно, но вот как раз "худо" они не жили никогда, хотя бедно - пожалуй. Потом пришел новый кесарь, и не то чтобы родители Магды были посмертно оправданы, просто в один прекрасный день к их деревенскому дому прискакал нарочный и объявил, что, если сестры Лэйтен-Карвэн желают учиться, государство возьмет на себя труд оплатить престижную гимназию.
  Дед, выслушав это, задумчиво прижмурился, отвел семилетнюю Магду за угол и сообщил:
  - Ежели едешь выучиться и в люди выйти - тотчас тарантас раздобуду. А ежели мстить там кому удумала - ты еще разок крепко подумай, а я пока за вожжами схожу.
  Он, в общем-то, зря беспокоился. Мстить Магда не рвалась, хотя бы потому, что мстить было некому. Ну и еще потому, что уже тогда видела перед собой куда более насущные жизненные задачи. Только сформулировать их пока не могла.
  Пожалуй, с этим ей помогла бабка, в жизни своей ни единой книги, кроме святого писания рэдцев, в руках не державшая. (Дед - принципиальный калладский атеист - бранился, но терпел, а как заболевала в детстве слабая здоровьем Эйрани - так и на пару с супругой земные поклоны на восток бил.) Как-то на каникулах - Магде исполнилось лет двенадцать - они с бабкой шли через сладко пахнущее скошенной травой поле, и уже клонившееся к закату солнце бросало им под ноги длинные черные тени. Чуточку холодало, над рекой вдалеке поднимался белый пар. Стрекотали кузнечики. Синели васильки. Дождик уже откапал, и счастье было неизбежно. "Такая, пташка, жизнь человеческая", - просто сказал ей бабка голосом, в котором до сих пор жила какая-то молодая певучесть. "Как через поле идешь, от утренней зорьки и до вечерней. А чем то поле засеять - тебе, голуба, решать". Магда тогда какие-то детским чутьем просто поняла, что бабушка права и - запомнила. А годами шестью после, когда сама стала выше бабки и могла шутя пронести ту на руках, поняла. И выполола на своем "поле" всякую дрянь, вроде зависти, злости или желания кому-то что-то доказать. Утренняя и вечерняя зорьки всем людям светили одинаково.
  Пожалуй, отношение к своей жизни как к полю, которое следует вдумчиво засеять, сослужило Магде добрую службу. Она жила весело и просто, радовалась тому, что жизнь дает, не слишком плакала над тем, что она отнимает. Кому хотелось, те могли высадить розы и царапаться об их колючки, скрывающиеся под внешней красотой - так, видимо, решила Эйрани - другие могли злиться и продираться через чертополох, а можно переть себе вперед и вообще ни о чем таком не думать, по пути топча ромашки. Магда все-таки думала, никуда не торопилась и, пожевывая травинку, брела среди полезной ржи и красивых васильков навстречу вечерней зорьке. Она знала, что где-то тут все-таки растет одинокий куст с огромными цветами - уж лучше пионы, они без колючек - и это ее любовь, которую она непременно встретит. Так что не металась в ее поисках и не боялась пропустить. Понятно же было, что при встрече - узнает.
  Пожалуй, самым поразительным вышло то, что на тридцать втором году жизни встреча с "роковой любовью" у нее и вправду состоялась, причем как на заказ - незабываемая.
  Романтическое описание "весна, ночь, луна, звезды" этой встрече формально соответствовало, но оно ничего не говорило о выстрелах, панике, брани и утечке хлора, катившегося в низину зеленоватыми клубами. Ну и еще о том, что "принц" ее до той ночи вкалывал на лесоповале, откуда его и выдернули рыть траншею после аварии.
  Если начать копаться в вопросе, какие ветры вообще занесли Магду в этот медвежий угол, можно было уйти в такие дали, что проще казалось сразу признать данное событие судьбой. Когда Дэмонре пришлось срочно уволиться и залечь на дно, Магде по их давнему плану следовало предупредить управляющего на заводе в Вильдо, а любое письмо выглядело бы подозрительным. В конце концов, глупо надеяться переиграть охранку. К тому же, деревня, где жили дед и бабка Магды, крайне удачно лежала пятьюдесятью километрами восточнее Вильдо, и ничто не мешало ей проехать через этот тихий городок, направляясь в отпуск. Благо, подписанный приказ у нее уже имелся, оставалось только дату подставить. И Магда поехала. Без приключений добралась до Вильдо, конфиденциально встретилась с управляющим, на словах передала ему печальные новости и наказ сворачивать производство и забиваться в щели, пока не поздно. А потом выпила местной кедровки, видимо, не блестящего качества, несколько часов промаялась желудком и - по этому прозаическому обстоятельству - осталась в городке на ночь, страдая на вполне чистой перине гостиницы "Яблоневый сад". Какой шутник назвал так заведение в городке, где яблоки вряд ли вообще вызревали, осталось загадкой.
  Для городка, в котором никогда ничего не происходило, новостью делались даже гастроли бродячего цирка, не говоря уже о грохнувшем совсем рядом взрыве. Гам поднялся невообразимый. Несмотря на зловредную кедровую настойку, Магда сумела оторвать голову от перины и выглянуть в окно, чтобы выяснить причины переполоха. А, когда выяснила, поняла, что плохо дело, кое-как впрыгнула в сапоги, накинула шинель - холодный апрель никто не отменял - проверила оба пистолета, сунула их в кобуры и бросилась наружу.
  Управляющий не был до такой степени идиотом, чтобы свернуть сверхсекретное производство при помощи взрыва, о котором, наверняка, написали бы все местные и даже, вероятно, столичные газеты. Видимо, что-то совсем плохое там приключилось. Магда, смешавшись с толпой - что оказалось несложно, потому что на улицы, возбужденно переговариваясь, высыпала едва ли не половина жителей - стала пробираться в сторону леса. Завод находился в трех километрах, требовалось только выйти из города, пересечь недостроенную железнодорожную ветку и свернуть на север у лесоповала. Здание завода стояло на пригорке. И горело как чучело Госпожи Стужи в последнюю зимнюю ночь. В темном небе весело полыхали красные отблески. На глубине еще несколько раз что-то глухо пророкотало, но новых огненных цветов не распускалось.
  По дороге Магда видела, как работники лесоповала довольно споро копают траншею, видимо, чтобы помешать хлору докатиться до города, если поменяется ветер. Тяжелое зеленоватое облако зловеще плескалось невдалеке. Из-за огня светло было почти как днем, и нордэна отчетливо видела встревоженные и растерянные лица. Бесы знали, имело ли вообще смысл в такой ситуации что-то копать, но лесоповал трудился, гудя как растревоженный улей. Магда, теперь стараясь лишний раз не попадаться никому на глаза, пошла на север, чуть в стороне от железнодорожной ветки, по подлеску. Это-то ее и спасло.
  По местным меркам на дворе стояло что-то вроде оттепели, и в низине под заводом плескался туман, достаточно густой, чтобы скрадывать силуэты и глушить голоса, но все же не совсем как молоко. Земли видно почти не было, но на высоте метра что-то уже проглядывалось. И в этом тумане Магда, пробиравшаяся между стволов с двумя пистолетами наготове - не требовалось диплома по химии, чтобы понимать, что так красочно все взлетело на воздух не без посторонней помощи - скорее чутьем, чем зрением или слухом уловила присутствие кого-то, кроме нее самой. Почти нырнула в белесую мглу, надеясь, что ветер не сменится, а, если сменится, ей хватит ума отличить белые облака от желтоватых даже при луне - и стала прислушиваться. В ее сторону шли люди, четверо. Она видела мутные силуэты, выступающие из светлого марева. И даже сразу безошибочно определила у всех четверых отменную армейскую выправку, что само по себе выглядело странно в такой час и в таком месте, а потом в дело вмешалась судьба.
  Один из силуэтов попытался выстрелить в своего соседа. Тот отскочил и ударил нападавшего прикладом ружья в лицо. Третий потянулся за оружием: нижней части его тела Магда почти не видела, но поняла, что тот замешкался. Четвертому оказалось неудобно стрелять, так как он стоял от человека с ружьем дальше всех, и он начал целиться. А вот обладатель ружья, вместо того, чтобы палить в ответ, очень бодро дал деру в сторону Магды, шага через три буквально с головой нырнув в туман.
  Раненый орал. Двое его товарищей матерились на морхэнн и даже сделали несколько выстрелов вслепую, но едва ли попали. Скорее всего, человек с ружьем скрылся между корней. Найти его можно было, разве что на него наступив.
  Магда привыкла верить своему чутью, а чутье вопило, что не пойдут вот так запросто трое душек военных гулять рядом с только что взорвавшимся заводом Дэмонры глухой ночью. И вовсе не душки они, раз попутно пытаются пристрелить то ли лесника, то ли кто там был мужик с ружьем. Скорее всего, его взяли как провожатого, узнали, что хотели, попытались пустить в расход - да не вышло.
  Странным казалось только то, что мужчина не пытался стрелять в них из тумана. И не пытался скрыться - Магда бы слышала хруст веток. Тот просто залег и, как было модно выражаться в гимназии, "не отсвечивал".
  Нордэна бы голову свою поставила против дохлой кошки, что ружье просто не заряжено. Ничем другим подобное поведение она бы не объяснила.
  Двое тащили раненого товарища, почти припав к слою тумана. Их головы проплыли шагах в десяти от притаившейся Магды. Даже если на самом деле это оказались бы хорошие парни из контрразведки, которые по каким-то причинам плохо себя повели, они могли что-то разнюхать. И, если бы они рассказали о разнюханном, погибло бы существенно больше хороших парней. Воистину, Дэмонра на своем поле высаживала кактусы, шла по ним сама и других тащила.
  А все-таки была права.
  Магда навела оба пистолета на цели, выждала еще несколько секунд - один из двоих здоровых как что-то почуял и начал оглядываться - и одновременно выпустила две очереди по три патрона. Первому она, судя по всему, продырявила грудь, второму попала в шею. Третий и так был не боец и просто осел в туман, когда упали тащившие его люди. Магда на всякий случай всадила еще пару пуль туда, где они должны лежать. И сама нырнула в туман. Возможно, стоило расспросить бы человека с разбитой головой, но одно дело - стрелять за правое дело, и другое - кого-то за него же допрашивать. Так далеко в своем стремлении навести на земле мир и порядок Магда никогда не заходила.
  Оставалось найти владельца не стрелявшего ружья раньше, чем он, например, добрался бы до лесоповала и поднял тревогу. Хотя оттуда их в таком тумане точно не слышали.
  И ветер вроде как дул в нужную сторону. Во всяком случае, судя по тому, что легкие она не выкашливала, запах хлора ей скорее со страху мерещился.
  Магда припала к земле и прислушалась. Птицы по понятным причинам молчали, все зверье разбежалось, мертвые тоже не шумели, поэтому треснувшую неподалеку ветку она расслышала. И медленно, очень медленно пошла на звук. Конечно, существовал вариант крикнуть что-то вроде: "Мужик, не тушуйся, нужно поговорить!", но, если мужик был не дурак, после этих слов он бы под землю закопался. Магда бы на его месте точно так и сделала бы.
  
  Далее последовала сцена, описывая которую, Гюнтер всегда довольно жмурился и поглаживал усы, становясь похожим на дорвавшегося до сметаны кота, хотя кроме усов ничего кошачьего в его облике не нашлось бы. Если верить драгуну - тогда еще отбывавшему наказание на лесоповале за принципиальный отказ понимать разницу между провиантом и фуражом, когда перед ним стояла двуногая свинья - он был покорен сразу и навеки. Гюнтер, прижав к себе незаряженное и только для солидности данное ему начальником ружье, лежал и думал, какие же бесы втянули его в эту историю и как бы поскорее выбираться. И не сбежать ли ему от греха с лесоповала дальше на восток - конечно, хорошего выходило бы мало, от срока ему оставалось мыкаться всего два месяца, но в том, чтобы объяснять, откуда в лесу появились три трупа, хорошего было еще меньше. Конечно, удостоверениями те трясли под носом у начальника, а не лично у него, но Гюнтер ни в какую инспекцию сразу не поверил. Правда, что в него станут палить - тоже не думал. Начальник лесоповала - мужик неплохой, но не блаженный - в рассказ о внезапно материализовавшемся в ночной тиши стрелке, убившем троих, явно бы не поверил. Гюнтер бы тоже не поверил, не знай он, что этот самый стрелок бродит где-то совсем близко. Может, его ищет.
  А дальше, собственно, состоялось явление Магды. Гюнтер, свернувшись под елкой, был готов ко многому, но только не к тому, что шагах в пяти от него из тумана выплывет женщина его мечты, правда, с двумя здоровенными пистолетами. Женщина мечты уставилась на Гюнтера. Гюнтер поднялся, для солидности оправил тулуп - хотя какая к бесам солидность получилась бы в тулупе работника лесоповала - и демонстративно отодвинул от себя ружье. И тоже, не будь дурак, уставился на женщину мечты во все глаза.
  - Мил человек, ты кто будешь? - неожиданно приятным голосом поинтересовалась она после непродолжительной немой сцены.
  - Я... это... я лесник местный. Вон, у меня даже ружье есть, - Гюнтер с трудом удержался от того, чтобы не подмигнуть ей. Несмотря на откровенно паршивую ситуацию, у незнакомки было на редкость располагающее лицо.
  - А чего не стрелял? - а вот мечта подмигнула.
  - Потому что отстрелом хмырей временно не занимаюсь, - усмехнулся Гюнтер. Армейскую выправку женщины он прекрасно видел, а она, вероятно, видела его.
  - Понятно. А я тут как раз временно занимаюсь отстрелом хмырей. Знаешь, что это за субчики были?
  - Начальника лесоповала лучше спросить.
  - Да нет, мне с ним лучше не встречаться. Ладно, ты меня не видел, я тебя не видела.
  - А если я на такой расклад несогласный? - с широкой улыбкой поинтересовался Гюнтер.
  И тут случилось чудо. Мечта тоже улыбнулась, так что на ее щеках заиграли ямочки:
  - В смысле ты меня тут не видел и я тебя тут не видела. А вот в кабаке мы могли бы друг друга и заметить, знаешь ли. Буду ждать тебя завтра днем в "Шпоре". Только кедровка у них - сивуха.
  - Боюсь, в кабаке меня два месяца ждать придется. Гюнтер Штольц к вашим услугам, кстати. Вообще драгун, но временно, гм, исполняю трудовую повинность в пользу кесарии. По причине пробелов в зоологии, - сразу уточнил Гюнтер, пока небесное видение с пистолетами не сочло его вором или убийцей.
  - Магда Карвэн. Пехота, проблемы с химией. Приятно познакомиться. Ну, тогда про зоологию завтра поговорим. Жди гостей, Гюнтер Штольц. И пойдем отсюда. Как-то обстановка не располагает.
  - Да ладно, луна вполне себе хороша.
  Магда прыснула:
  - Надо ж. Значит, стоит верить песням, что, мол, тюрьмы и лесоповалы - прекрасные места? Люди очень романтичны?
  - Ага. И сильно любят маму.
  Самым потрясающим было то, что на следующий день Магда действительно пришла и попросила о свидании. На свету и без веток в волосах она выглядела еще красивее, чем показалась ему в лесу, так что Гюнтер прилагал все усилия, чтобы произвести впечатление, пройдя по тонкой грани между фанфароном и букой. И чувствовал, что проваливается в нелегком искусстве светской беседы. Магда слушала-слушала, а потом вдруг поинтересовалась:
  - Женат?
  - Нет.
  - Пироги любишь?
  - Люблю.
  - А поэзию?
  - Если честно, терпеть эту муть не могу.
  - Танцуешь?
  - Только если выпить.
  - А выпиваешь?
  - Умеренно и в хорошей компании.
  - Я покорена.
  
  В тот апрельский день Магда сказала правду. Привычки искать лучшее, найдя хорошее, за ней не водилось, улучшать найденное самостоятельно - тем более, так что жили они душа в душу, прямо как в сказке. На седьмой месяц сыграли свадьбу.
  Свадьба, к крайнему удивлению Магды, несмотря на состав приглашенных, обошлась без драки. Подрались они с Гюнтером на следующее утро. С точки зрения количества синяков, наставленных противнику, вела, безусловно, она - Гюнтер только уклонялся да стоически принимал удары судьбы - но по общему счету победа, безусловно, осталась за драгуном. Выражалось это в том, что он все-таки погрузил ревущую, злую, пихающуюся и на всю жизнь разобиженную Магду в карету, да и наказал извозчику гнать на восток.
  Магда молчала долго. Она не то чтобы не знала, что сказать. Скорее нечего тут было говорить.
  - Воды хочешь? - через пару часов поинтересовался Гюнтер.
  - Ничего не хочу.
  - Ты же понимаешь, что так будет лучше.
  - Я понимаю, куда ведут дороги, вымощенные благими намерениями.
  - Может, туда все дороги теперь ведут.
  - Те, которые на восток - точно.
  - А те, которые на запад, стало быть, к неземному счастью?! В обход всех опасностей, бед и скорбей?
  - Я много слыхала о тех, кто искал такие дороги в обход. Да вот ни разу не слыхала, чтобы находили...
  У Гюнтера уж усы встопорщились:
  - Слушай, Магда. Чихать я на всю эту философию хотел. Пусть в ней дворяне копаются. Мне надо, чтобы моя семья была в безопасности. Кесаря нет, стало быть, присяги нет. Можешь высказать мне, что это неблагородная точка зрения. Чихал я. Как они там разберутся, кому в столице кланяться - поклонюсь. А пока пусть хоть дерутся, хоть целуются, хоть жрут друг друга, что с медом, что с шоколадом. Придут белокрылые - возьмусь за палаш. Не придут - да класть мне три раза, какого цвета над дворцом знамена будут! Все одно... все одно - тряпки, Магда. Не были б тряпки - не докатились бы мы до такой мерзости.
  - Гюнтер, вот лично мы с тобой еще ни до какой мерзости не докатились.
  - Хотя катимся в ее сторону, так тебя понимать?
  - Нет. У тебя очень милая мама. Мы же едем недельку пожить у нее?
  Гюнтер фыркнул в усы:
  - Вот я теперь почти верю, что ты сестрица своей сестры. Ну, допустим, так. Живем у нее недельку, а потом? Шашку в зубы и обратно?
  - А потом заедем к моей подруге. Я обещала ей ящик даггермара.
  - Подвох-то в чем?
  - Подруга в Рэде.
  - Для твоего неожиданно ставшего мирным поведения, подвох в полтысячи километров - недостаточно большой. Два часа назад ты била меня по морде и орала, что мы разводимся.
  - Я погорячилась. А подругу ты видел. Ее с поезда снимали.
  - Ладно, понял. Подвох достаточно большой. Ну а смысл-то в чем?
  Магда пожала плечами:
  - Я тебе чего, министр, чтоб про смысл красиво петь? Просто так надо. Ты меня в лесу в апреле не сильно больно про смысл спрашивал. Чего так непоправимо изменилось в мире?
  Гюнтер мрачно помолчал какое-то время, потом выдал:
  - Могу назвать десяток вещей на выбор. Но по сути, так, конечно, ничего. Всегда мечтал сложить голову за ящик даггермара.
  - Люди, знаешь, складывали головы и за гораздо более бесполезные вещи. И вообще, откуда в тебе этот пессимизм? Мы вроде как едем к твоей маме, а не к моим бабке и деду картошку копать.
  - До картошки еще дожить надо.
  - Ой, Гюнтер, я послушаю, как ты запоешь, когда те грядки увидишь. Тоже мне герой палаша и лопаты выискался.
  
  4
  
  Вильгельм был выходцем из третьего сословия. Принадлежность к мещанству большую часть времени хорошо пряталась под звездами на его груди, но в критические моменты расцветала пышным цветом. Ни один дворянин просто физически не мог так ругаться. Речь главнокомандующего лилась широкой рекой. Красноречие бурлило, пенилось, выходило из берегов. Досталось всему миру от самого сотворения и до нынешнего трижды проклятого дня, разве что Создателю влетело крепко, а государя Вильгельм трогать все же не стал. У Зондэр, и без того с трудом держащейся прямо, уши буквально вяли. И горели. Она понимала хорошо, если половину сказанного, а прочие идиомы - хоть записывай и потом у адъютанта справляйся, что именно сиятельный Вортигрен имел в виду.
  - ... в бога душу мать! - наконец, устало выдохнул Вильгельм и сел - скорее даже упал - на походный раскладной стул.
  - Так точно, господин генерал, - на всякий случай согласилась Зондэр. В той части речи, которую она поняла, Вильгельм утверждал, что дела их - полная дрянь, и надо было иметь очень много оптимизма, чтобы найти контраргументы.
  - Что "господин генерал"?! - снова завелся Вильгельм. - Чем я вас кормить буду, это ты подумала?! Вы здесь где-то видите яблоневые сады?! Картофельные грядки?! Молочные реки, ..., кисельные берега?! Где, где, покажите мне их!
  - Господин генерал, разрешите доложить. Несмотря на крайне ограниченную во времени подготовку к выходу из столицы, полк собрал достаточно провианта, чтобы...
  - Чтобы куковать тут до весны?!
  - На месяц хватит.
  - Месяц! Месяц! Ноябрь кончается, а у нее - месяц! А что, в декабре тут ромашки зацветут?!
  - Не имею чести знать, как тут обстоит с флорой...
  - И очень плохо! Чему вас только в академии учили?! Плохо, плохо притащиться с полком к бесам на рога и не знать местной флоры! Для безопасного нахождения на территории надо знать и флору, и фауну, и вкусы местных девок!
  Вот уж вкусы местных девок Зондэр бы сейчас никак не помогли. Но она благоразумно прикусила язык. А Вильгельм все метал громы и молнии.
  Не то чтобы она совсем уж не могла его понять.
  После трех недель на марше ад с котлами на радостях показался бы раем. Дороги по территории Каллад Зондэр практически не помнила - помнила запах псины, скрип колес и живое тепло под щекой - а вот по прибытию в Рэду она уже находилась в полном сознании и ясном рассудке. И прекрасно осознавала, что за проявленную отвагу ее можно не просто показательно расстрелять, а даже повесить. Число погибших, включая тех, кто не выдержал перехода в добрые восемь сотен километров и отправился к праотцам, приближалось к двум с половиной сотням. И это не считая больных и обмороженных.
  Вильгельм, который, будучи далеко и от столицы, и от политики, внезапно узнал, что он, оказывается, уже не калладский офицер на службе кесаря, стоящий во главе армии, а обыкновенный оккупант, да еще и кровавый палач режима, мягко говоря, был сильно удивлен. Однако вместо того, чтобы послать Каллад с его новым миролюбивым правительством к собачьей матери, а самому инкогнито отправиться в глубинку Виарэ, лечить у моря битые годами и войнами косточки, он почему-то взял, да и приказал вешать каждого, кто начнет громко обсуждать "текущий момент". После нескольких показательных казней и парочки отловленных дезертиров пацифистские - а тем паче революционные - настроения увяли, не успев распуститься.
  Это, конечно, было хорошо, но не отменяло реальности: армия осталась сама по себе. На подножном, так сказать, корму. Вильгельм, конечно, пайку урезал, ну так эфэлцам, периодически предпринимающим вылазки в Западную Рэду, никто пайков не урезал. И бесы с ней, с едой, но уж патроны на грядках по весне точно не взошли бы.
  А тут еще притащился знатно битый жизнью и зимой стрелковый полк, боеспособный, в лучшем случае, наполовину. Прямиком из столицы и с вестями - гаже не придумаешь.
  - Итак, - Вильгельм, наконец, взял себя в руки и кивнул Зондэр на другой походный стул. В просторной избе, временно оборудованной под "штаб", было прохладно, несмотря на три жаровни, в которых тлели уголья. - Итак, майор Мондум. В настоящий момент мы имеем такую диспозицию. Столица в руках вооруженных бандитов... Сукиных детей! Перед носом у нас - вражеская армия, которая только и ждет, пока мы тут с голоду передохнем. Ну или местных грабить начнем, чтоб они нам тут для пущей радости партизанскую войну развели, как будто в Восточной Рэде этого дерьма мало! С лета, мать их разэдак, нам пятки гложут! Кэлдир вроде как что-то обещает, ну и проку с обещаний, я что, обещаниями буду солдат кормить? Или пушки заряжать? Эйнальд ведет себя как последняя шалава! И вашим, и нашим, и ой! - "у меня голова болит, дай денег, дай!" Зато Эфэл и Эсса - ну прям интимные подружки, вроде как и любят друг дружку, а вроде как без маменьки по нам вдарить и боязно. А маман их - ... белокрылые - сюда раньше весны не заявятся, чтоб ничего себе в штанах не застудить! Ну и чем мы весной этих ... встретим? И, главное, в столицу не вернешься и мразь эту помелом не выметешь - мы как только покажем спины, тут же получим по первое число. Эти гниды привязали нас к границе чуть ли не по всей ее длине, да еще и в Виарэ та же брюква, Бризенгем там чудеса дипломатии являет! Генерал, мать его, должен противника бить, а не купцов успокаивать!
  "Это еще хвала Создателю, что Базиль Бризенгем в Виарскую кампанию знатно горцам перцу задал. Может, запала благодарности и на весну хватит..."
  - Я понимаю, господин генерал, что нельзя оставлять за спиной вражеские армии.
  - А коль понимаешь, чего вы приперлись?!
  - Оставаться в столице долее не представлялось невозможным.
  - Да как вообще такое можно было допустить?!
  - Не располагаю сведениями, господин генерал. Могу только сказать, что лейб-гвардия перешла на сторону восставших.
  - Лейбы?! Эти болонки завитые?! Сведения достоверны?
  - К сожалению, да, господин генерал. Мы имели бой с ними на выходе из города.
  - У вас половина полка после стычки с лейбами полегла?
  - У них нашлись пушки, господин генерал. Также имею сообщить, что выход полка из города был осуществлен неоптимальным образом по причине моей личной тактической ошибки. Я действовала на эмоциях и не оценила последствий. Я расстреляла эмиссара, заявившего права на полк, и сопровождавшего его нордэна.
  - Нордэна?
  - Да. Его статус мне не известен. Я признаю свою ошибку, понимаю ее последствия и готова понести наказание по всей строгости.
  Вильгельм пристально поглядел на Зондэр. Глаза у него были до такой степени синие, что при определенном освещении казались почти фиолетовыми. И, в отличие от выдубленного ветрами лица, довольно молодыми.
  - Вы не ошибаетесь, это точно был нордэн?
  - Точнее некуда. Чистокровный.
  - Ну, как минимум, это значит, что Дэм-Вельда, будь она трижды неладна, приложила к этому руку. Хотя это следовало понять еще в октябре, когда стали срываться поставки боеприпасов. Ладно, майор Мондум, поговорим серьезно. Я вам не рад, но я сейчас вообще никому, кроме интенданта с парочкой продовольственных обозов, рад не буду. По сути вы действовали верно, покидая враждебную территорию и уводя оттуда солдат. Разбираться с тем, насколько вы действовали верно по форме - не до того сейчас. Я просто объяснил вам диспозицию. Мы здесь продержимся ровно столько, сколько нас будет любить местное население - ну или пока оно будет бояться нас меньше, чем своего любезного князя, стоящего на границе и только и ждущего возможности вернуться домой на крылах чужой армии. Это первый раз в моей жизни, когда мы воюем фактически за молоко и яйца, которые дают нам местные. Докатились, в общем. Поэтому предупреждаю, и людям своим это крепко вбейте в головы: первый же случай грабежа или насилия - кратчайшая дорога на виселицу.
  - Так точно, господин генерал.
  - Остальное обсудим позже. Вы можете быть свободны. Отоспитесь как следует, и, пожалуйста, выпейте сейчас горячего чаю. Клаус, ты там что встал как бревно?! Чаю майору. Последний вопрос для проформы: вы знаете, где кесарские дети? Эти фиолетовые ублюдки что-то говорили?
  - Никак нет, господин генерал.
  Углы губ Вильгельма поползли вниз:
  - Ясно.
  - Господин генерал, я уверена, будь у них возможность...
  - Она у них, по-видимому, была.
  - Трупов пока никто не видел.
  Взгляд Вильгельма сделался совсем уж тяжелым и мрачным:
  - Трупы еще четверть века можно не найти. А живые наследники нужны нам самое позднее к весне, когда Аэрдис начнет наступление. И никак не меньше, чем провиант и патроны. Потому что на вопрос "за что воюем, ведь пора пахать?" лучше предъявить живых кесаревичей, чем лозунги. У наших врагов в столице лозунги, я так понимаю, покрасивше будут. И уху поприятнее. Они, мрази, лет пятьдесят тренировались...
  
  Теперь, когда самое срочное закончилось, следовало как-то собрать остатки мужества и поговорить с Витольдом. Не то чтобы она этот разговор откладывала или, наоборот, планировала. Скорее он воспринимался ей почти как прямая неизбежность, к добру или к худу. Даже еще не вполне придя в себя, Зондэр уже каким-то образом понимала, что Маэрлинг рядом. Она ни секунды не списывала свои чувства на галлюцинации. Витольд находился рядом - все три недели их ледяного похода. Недостаточно близко, чтобы его увидеть или с ним заговорить, но вполне достаточно, чтобы заставить думать о себе. Только мысли о нем и отвлекали от сто первого разбора по косточкам собственного поведения в штабе, которое теперь не выглядело ни умным, ни храбрым. Типичный истерический выверт библиотекарши в погонах. Настоящий профессионал на ее месте согласился бы на все условия, пообещал любые гарантии, да и вышел бы из города тихим сапом, не дожидаясь, пока ошалевшие от собственной власти новые "хозяева" о них вспомнят. Может, совсем тихо и не получилось бы, но уж точно обошлось бы без пушек. В общем, в другие времена за такие подвиги светил если не расстрел, то разжалование уж точно, а тут - ну надо же - пронесло. С одной стороны, это, безусловно, являлось большой удачей. С другой, Зондэр даже как-то подспудно надеялась, что Вильгельм отправит ее прямиком на расстрел и объясняться с Маэрлингом по этой причине ей не придется вовсе.
  А теперь предстояло как-то объясниться. Не то чтобы это было совсем уж обязательно, как все элементы композиции в классическом романе. В конце концов, по словам Крессильды, Маэрлинг не отходил от ее повозки только то время, которое она лежала в беспамятстве после операции, а дальше своим обществом уже не баловал. И, следовательно, оставлял ей полную свободу сделать вид, что она о его возвращении узнала только от Глира или Виро. Но Зондэр в своей жизни уже совершила достаточно поступков, проходящих по самой границе глупости, подлости и трусости, чтобы добавлять к ним новые. Так что она, поеживаясь от холода, норовящего залезть под шинель, пошла между палаток, искать лейтенанта Виро.
  Не то чтобы мысль сделать эту чрезмерно жизнелюбивую даму поверенной в своих сердечных делах казалась хорошей, но даже это выходило лучше, чем официальным порядком вызвать Маэрлинга для объяснений к себе. Глупее было только самолично заявиться в расположение его взвода и попросить о встрече.
  Крессильда, надо отдать ей должное, поняла все с полуслова и пообещала выманить Маэрлинга на площадку за полевой кухней к девяти вечера. Народу там в этот момент много быть не должно было, так что при желании поговорить конфиденциально они могли это сделать. Если в военном лагере вообще шла речь о какой-то конфиденциальности. Нордэна своей роли конфидентки особенно не обрадовалась, и на удивление вежливо для себя, но твердо сообщила, что, если Маэрлинг что-то заподозрит, она будет молчать, но врать не станет. Как не станет его уговаривать, если он откажется. Зондэр было вполне довольно и этого.
  К семи вечера у нее от волнения подскочила температура, а мутило так, что она едва сознание не теряла. Ныла раненая ключица, Зондэр баюкала руку как в детстве, когда сбивала локти, играя, а потом пришел Витольд, сухой, подтянутый, с презрительно-отстраненным и в то же время деловым выражением лица, точно у присяжного поверенного. Развалился в кресле напротив, закинув ногу на ногу и, поблескивая идеально вычищенными лакированными туфлями, начал что-то говорить. Слова его долетали как через плотный слой ваты, обрывками. Зондэр даже не очень понимала, о чем он толкует, только понимала, что разговор у них мутный, неприятный и что Витольд ее куда-то гонит. Вернее, всячески намекает, что ей более чем пора, она и так засиделась. А она очень надеялась, что он предложит ей остаться. В конце концов, вежливые намеки ей надоели, Зондэр поднялась, оправила юбку и вышла в коридор, где стояло трюмо. Остановилась перед ним, слыша, как следом выходит Маэрлинг. Поправила прическу, бессильно пытаясь понять, что так непоправимо изменилось в ней за последнее время, если человек, недавно просивший ее руки, теперь гонит ее куда-то в ночь без малейших колебаний. Вроде бы ничего. То же лицо, те же волосы, то же платье.
  - Посмотри на себя, - приказал Витольд.
  Зондэр посмотрела. Все как обычно. Даже синяки под глазами пудрой замазаны, и глаза аккуратно подведены, нейтральная помада, волосы в порядке. Может, не красавица, но вполне ухоженная женщина неопределенного возраста, не знаешь, что ей тридцать три - так, наверное, и не дашь...
  - А теперь на меня посмотри.
  Зондэр обернулась. И тут же ей в глаза ударила яркая вспышка. Она отшатнулась, прижалась спиной к зеркалу, попыталась сморгнуть навернувшиеся слезы. Еще несколько секунд перед глазами у нее плясали какие-то белесые круги и черные точки, а потом зрение вернулось. Маэрлинг вылез из-под черной ткани и все с той же сухой миной уставшего от чужой глупости воспитанного человека протягивал ей фотографию.
  Зондэр дрожащими руками взяла ее. Ей очень не хотелось смотреть, но она все же посмотрела.
  На переднем плане стояла она, такая, какая была в момент, когда сверкнула вспышка. Испуганная, потерянная, отшатывающаяся назад.
  А на заднем плане тоже стояла она, лицом к зрителю. Похудевшая так, что кости скул торчали как у черепа. Без макияжа, с жалкой улыбкой и закрытыми глазами. В подвенечном платье и фате. На фоне белого атласа.
  В гробу.
  - Так в нашем роду хоронили невест, которым не досталось женихов. Кто-то не выходит замуж тут, потому что их ждут там...
  Зондэр поняла, что не может дышать. Зажмурилась. А потом по ее ушам ударил злой женский голос:
  - Вы его вызвали, чтобы уморить на холоде? Я все понимаю, доля кокетства и прочее, но это уже явно излишество!
  Зондэр едва не вцепилась в руки трясущей ее Крессильды. Она проснулась с колотящимся сердцем и катящимся по вискам потом, несмотря на то, что в помещении было отнюдь не жарко. И еще с минуту ничего не соображала и пыталась понять, сон ли это или они с Витольдом и вправду уже успели говорить. В конце концов, ее успокоила мысль, что они вроде как говорили в ее комнате и коридоре, а до них отсюда - километров восемьсот. И еще то, что Крессильда уверяет, что Маэрлинг вроде как ждет за полевой кухней.
  Маэрлинг и вправду ждал, нервно расхаживая туда-сюда. Хотя, возможно, дело было в холоде. В любом случае, увидев ее, он остановился. Но навстречу не пошел. Зондэр, загребая сапогами снег, приблизилась и остановилась метрах в трех от Витольда.
  Между ними висело молчание и легкая снежная крупа. Прямо как в романах, только Зондэр не помнила ни одного романа, героиня которого оказалась бы такой же дурой, как она сама. Перед принцем стояла только что очнувшаяся от кошмара, трясущаяся и трех слов связать не способная идиотка.
  У Витольда хватило жалости промолчать секунд десять, прежде чем вполне любезным тоном сообщить, что он рад видеть ее в добром здравии. И хватило великодушия не спрашивать, за какими бесами она его сюда вытащила. Он сформулировал свою мысль изящнее:
  - Если вы хотели меня видеть, почему не вызвали к себе? - спасибо хоть не стал добавлять "майор Мондум". - Нет нужды в таких сложностях.
  Зондэр буквально заставила себя посмотреть в черные глаза. Разобрать их выражение при таком слабом освещении было решительно невозможно.
  - Я хотела, чтобы у вас была полная воля отказаться. Если бы я вас вызвала к себе, это стало бы вопросом субординации.
  - А не так?
  - Нет, это личный вопрос.
  Витольд как будто несколько удивился:
  - Хорошо. В таком случае могу вас уверить, что я пришел сюда по собственной доброй воле. И теперь, если вы того желаете, мы можем говорить здесь или пойти в более отапливаемое место.
  - А... а вы что предпочитаете?
  - А я предпочитаю вас не компрометировать частными разговорами и личными вопросами.
  Это можно было расценить и как предложение пойти к бесам, и как проявление заботы. Зондэр поджала губы:
  - Боюсь, в сложившейся ситуации компроматы и светские сплетни надолго отойдут на второй план. Тогда, пожалуйста, пойдемте ко мне, Вильгельм выделил мне комнату. Я вас надолго не задержу, а тут действительно очень холодно.
  Зондэр почему-то преследовала глупая мысль, что, если бы Витольд хотел послать ее к бесам красиво, послал бы прямо здесь, под звездами. А раз не послал - значит, оказался готов хоть что-то выслушать и сказать. И, если принять эту очень жизнеутверждающую гипотезу, ее ждала прогулка по самому тонкому льду на свете. А, значит, ей просто необходимо было видеть выражение его глаз. В комнате хоть лампу можно зажечь.
  
  - Я бы предложила вам чай или кофе, но у меня так трясутся руки, что я непременно что-нибудь разолью или разобью.
  - Благодарю вас, не стоит.
  "Осталось посулить ему шоколадку, и я буду точно как дурочка Кейси, обхаживающая Наклза, прими Создатель ее душу".
  Пора было заканчивать ходить вокруг да около.
  Зондэр обернулась к Витольду - тот как раз устроился на втором складном стуле и теперь смотрел на огонь жаровни, как будто там происходило что-то интересное. За время марша он успел несколько похудеть, но не сказать, чтобы подурнеть. Золото и в грязи оставалось золотом. Видимо, это и называлось "породой".
  - Я полагаю, вы меня простить не можете! - отчеканила Зондэр куда громче, чем собиралась. Витольд аж вздрогнул и поднял на нее глаза. Бесова жаровня ситуацию ничуть не проясняла - они были глубокие и непроницаемые, и несли столько же информации о душевном состоянии их обладателя как, например, кусок черного бархата. - Я полагаю, такое вообще прощать нельзя, - скороговоркой продолжила Зондэр. Если бы остановилась и перевела дух - точно бы не смогла договорить. - Тем не менее, я приношу свои извинения и прошу их принять, - на этом стоило бы остановиться, но глупая надежда требовала свой "последний шанс" и Зондэр не остановилась, только понизила голос до едва различимого шепота, - если ... если не из ... не из былого, то хотя бы из...
  "Благородства? Жалости? Да с чего ему..."
  Лицо Витольда по-прежнему оставалось бледным и не выражало абсолютно ничего. Волшебная жаровня тоже не сработала. Пожалуй, единственное, что она могла сказать в такой ситуации с уверенностью: человек замерз.
  Пауза висела секунды три, прежде чем Витольд, видимо, пытавшийся вычленить из ее полуистерической речи разумное зерно, ответил:
  - Если вам нужно мое прощение, то извинения приняты. Я вас простил. И также приношу свои, мне стоило бы выполнить вашу просьбу тогда.
  Вот, собственно, и все. В высшей мере вежливо и благородно. Так, что хотелось упасть и взвыть от отчаянья.
  Зондэр запоздало выругала себя, что не сняла кольца с ленты на шее. Если бы она бросилась делать это сейчас, происходящее отдавало бы опереточными страстями и ядом в вино в последнем акте. А они вроде как были два взрослых человека, один из которых весьма успешно загубил свою и попортил чужую жизнь.
  Зондэр повернулась к Витольду спиной, расстегнула несколько пуговиц и стянула ленту через голову. Протянула Маэрлингу вместе с кольцом.
  Тот даже не шелохнулся.
  - Возьмите назад.
  - Нет.
  - Почему?
  - Признаю, это был неудачный подарок. Но простившие друг друга люди даже неудачные подарки не возвращают.
  Зондэр почувствовала, как у нее на глазах закипают слезы. Да что там, уже, похоже, льются.
  - Витольд, хотите я на колени встану?
  - Что за дикость? Конечно, нет. Я же сказал, я вас простил, если вы об этом.
  - А если я не об этом, тогда что?!
  - Тогда мне тем более непонятно, почему вы плачете. Я вас люблю так же, как любил, - просто сказал Витольд, пожав плечами. - Мне только кажется, что уже поздно изливать душу в романтических ариях и изображать коленопреклоненного рыцаря.
  - Это... это понимать...
  - Это понимать только как то, что мы уже наговорили друг другу достаточно лишнего, чтобы вдруг начинать в чем-то там красиво клясться. Я вам сказал, я вас люблю. Воля ваша, что с этим хотите, то и делайте.
  "Что с этим хотите, то и делайте".
  Зондэр, пожалуй, хотела, чтобы наступила прошлая весна. Чтобы она поднялась к художникам с букетом синих роз в руках, вытащила бы Витольда из-под кровати или юбки любой музы, села с ним в коляску и уехала бы навсегда. В никуда. К бесам. И чтобы у Витольда не было складок у губ, которые появились за этот год.
  На колени она все-таки упала, не для пущего эффекта, а просто потому, что не держали ноги. Разрыдалась так, что едва не задыхалась. Кое-как вытолкнула в плечо кинувшемуся ее поднимать Витольду:
  - Я хочу не сделать вещей, которые сделала...
  - Так не бывает, Зондэр.
  - Тогда я хочу любить тебя столько, сколько мне осталось жить...
  - А вот так редко, но бывает.
  Витольд, видимо, сообразил, что стоять она не может или не хочет, и оставил попытки удержать ее вертикально, вместо этого без изысков подхватив на руки, словно невесту. И сгружать на стул не торопился.
  Зондэр уже не знала, плакать ей, смеяться, падать в обморок или прямо отсюда отправляться на небеса. Ближе к ним она не оказалась бы, даже поднимись она на модный дирижабль.
  - Витольд... если я тебе такое еще раз скажу или сделаю... ты меня пристрели, хорошо?
  - Вот сразу так по-нордэнски? - лица его Зондэр не видела, потому что он подбородком касался ее затылка, но была уверена, что Маэрлинг улыбается. - А я-то полагал, что передо мной благовоспитанная леди...
  - Да, так... Только в сердце сразу стреляй, чтоб наверняка!
  - Если ты нордэна - лучше, пожалуй, в голову, говорят, сердец у вас нет. Или это досужие сплетни?
  - В головах точно пусто. В общем, стреляй так, чтоб наверняка... Хорошо?
  - Нет.
  - И часто я буду слышать это плохое слово?
  - Если я согласен любить тебя всю жизнь, это еще не значит, что я согласен и на любое другое сумасбродство.
  - Какое изысканное признание. Я сделаю вид, что не поняла второй его части. И не откажусь еще раз услышать первую. Ты ведь мне будешь это иногда говорить?
  - Да. Вот видишь, я и хорошие слова знаю.
  
  5
  
  Выражение "рада как родной" не отражало ту меру счастья, которую Дэмонра испытала при виде Магды. Она гарантированно не обрадовалась бы сильнее, даже если бы с иконы кухарки Марты выпорхнул белокрылый Заступник и предложил немедленно исполнить любое ее желание. Магда приехала с мужем - Дэмонра очень смутно помнила его лицо, вероятно, по первым дням в заимке, когда еще не совсем осознавала реальность - и до укрытия Кассиана они добрались самостоятельно. У Магды, как у второго человека "Зимней розы", адреса, пароли и явки имелись.
  Кассиан сперва обрадовался, увидев "свежую кровь", потом, когда Дэмонра доходчиво объяснила хитрому лису, что "свежая кровь" "политически не ангажирована" несколько опечалился, но в целом отнесся к незваным гостям куда более спокойно, чем можно было ожидать в такое время. Возможно отчасти потому, что половину ящика даггермара Магда поставила лично ему. За спасение "подруги юности". Или потому, что она, так и быть, согласилась помочь Дэмонре погонять его молодцов, раз уж все равно здесь.
  За время, которое Дэмонра муштровала Кассиановых ребят - у нее самой бы язык не повернулся сказать, что она их чему-то "учила" - проблемы с дисциплиной пропали. Зато вырисовались другие проблемы, на взгляд нордэны - куда более серьезные.
  Армия Вортигрена, как Дэмонра уже знала, стояла в Западной Рэде. А новое столичное правительство кесарии объявило мир и вовсе не стремилось гонять туда-сюда обозы с оружием и деньгами. Это немного не вписывалось в партизанскую концепцию добычи полезных трофеев. Не говоря уже о том, что вовсе не все рэдские патриоты дружно взялись за руки и на радостях объявили общие цели и задачи. Как раз наоборот - кесария вроде как временно перестала быть угрозой в Восточной Рэде. Всем следовало по этому поводу напиться и помириться, но, как поняла Дэмонра по злющему лицу Кассиана, вернувшегося с каких-то то ли переговоров, то ли пострелушек, трое главных подпольщиков перегрызлись. Эгмонт Грэссэ взял да и заявил, что легитимная власть - это ныне ожидающий на территории Эфэла князь. Уж на что Грэссэ был продажный ублюдок, но такого фортеля не ожидал никто. Виктор Фрассэ от всех альянсов решительно отказался, заявив, что на территории городков Эдны, Виссы и Таяны они создают коммуну, а если другие в упор не видят, что время пришло, так это их проблемы. И честно сказал, что всякий, кто сунется в упомянутую местность с оружием, будет нещадно бит.
  В общем, Кассиан остался при своем отряде, идее свободной Рэды и глубоком разочаровании. И да, что характерно, особенно без жратвы. Злые калладцы выгрести почти весь урожай успели. Это, пожалуй, был редчайший случай, когда Дэмонра гордилась бесчеловечной политикой своей страны. Не то чтобы она желала рэдцам зла, но приятно оказалось увидеть справедливость в действии. Вот уж она точно политической окраски не имела и на увертки Кассиана не покупалась.
  
  Кассиан расхаживал по комнате с видом Заступника, которого злые силы обманом спихнули на грешную землю, попутно оторвав крылья. Дэмонра, помнящая недавнюю головомойку, и сама была не прочь поощипать перья этому красавцу. Красавец же страдал мучительно и истово, в конце концов, в опасности оказались две его любимых женщины - революция и партийная касса. Есть от чего впасть в уныние.
  Ни на кого он не мог положиться. Дураки-информаторы находили ему не те кареты, а дураки-люди как-то не стремились перевозить килограммы золота и бриллиантов по переполненной бандитами - ах, извините, борцами за свободу - стране. Форменный ужас, не иначе.
  - Ну и чем я, по-твоему, буду кормить людей зимой? Конец ноября на дворе.
  - Сделай ему глазки, - буркнула Дэмонра.
  - Что? - не расслышал - или сделал вид - Кассиан. - Ты что-то сказала?
  Нордэна только вздохнула. Крэссэ точно были личным роком Дэмонры: мужчин, как она знала от мамы, следовало немного любить и много понимать, она всю жизнь так и делала, но вот на этом доблестном семействе схема почему-то ломалась и все происходило с точностью наоборот. Кассиану следовало разбить красивый тонкий нос минимум трижды, а она почему-то до сих пор его слушала, как гимназистка наивная, словно пятнадцати лет не прошло.
  - Я сказала, а что, сказки твои о равенстве и братстве они уже радостно жрать перестали? - пробурчала она, отворачиваясь к окну. Смотреть в необыкновенно честные и грустные глаза этой хитрющей сволочи ей не хотелось. За окном стыло холодное утро, туманное и чужое. В Каллад, наверное, уже сугробы по колено намело, а здесь так - легкая наледь. Даже морозянки еще цвели - куски бездонной синевы на фоне серого дня.
  - Наверное, зимой мои сказки не такие вкусные, - безо всякой агрессии согласился Кассиан. - Неплохо бы добавить в них хотя бы крупы и масла. И винтовочных патронов.
  Дэмонру так и тянуло спросить, а не угнать ли ему пяток пушек. И десяток пулеметов для верности. Ну и дворец князя, ныне находящийся в руках внезапно обнаружившего в себе монархические идеалы Грэссэ, удачно взять штурмом, в качестве подарка к новому году. Нордэну душила злость.
  - И чем же я - старуха и алкоголичка - тебе помогу? Мне пойти и прирезать первого встречного торговца на большой дороге? Очнись, Кассиан, коммерсанты в такие временя без солидного конвоя не ездят. Вернее, здесь они вообще не ездят - что и кому тут продавать? Менять товары на ваши социальные сказочки?
  - Что же ты так прицепилась к моим сказочкам?
  - А что у тебя есть, кроме них, да этой шайки олухов, Касс?!
  - Мои мозги и твои пистолеты - этого мало?
  - Глядишь, до января хватит, - ядовито ответила Дэмонра. Потом пожалела. Кассиан не то чтобы шел на попятную, скорее давал понять, что не хочет ссориться, а она все на него набрасывалась. Хотя, в конце концов, висела камнем у него на шее и ела его хлеб. Может, без особенного желания, зато каждый проклятый день. - Ладно, бес с ним. Я действительно не знаю, как тут добыть денег, если не сунуться в Градэ, к этим ублюдкам, которые князя вроде как ждут. Но нас оттуда в два счета вышвырнут. У нас ни людей, ни артиллерии - ни хрена. А скоро и жратвы не будет.
  - Спасибо, а то я не знал, что бросаться на городские стены в лоб - не верх тактического гения.
  - Теперь знаешь, раз раньше не знал. Что ты от меня хочешь? Расстели карту и тыкни пальцем в точку, где мне, по-твоему, следует пойти и угробить остатки твоих олухов. Ну или пойди и попроси своего Создателя, чтобы в почтовых каретах начали перевозить не только письма, но и фамильные драгоценности! Мы за последний месяц ограбили пять штук - и что? Будем жрать почтовые марки?
  Кассиан вздохнул и поглядел на Дэмонру, чуть склонив голову набок. Такая привычка водилась за его братом, не за ним. Нордэна не в первый раз замечала, что, когда Кассиан хотел вить из нее веревки даже с большим успехом, чем обычно - а в ее личном понимании у него это и так превосходно получалось - он копировал повадку брата. Видимо, понимал, сволочь, кому она всю жизнь отказать не могла.
  - Дэм, если бы я знал, где выход, я бы тебе сказал, - суховатым и усталым тоном Наклза начал он. - Я так же растерян, как и ты. Так же зол. Так же напуган. И...
  - Заткнись ты уже, мать твою, психолог! - взвилась Дэмонра. Она не понимала, зачем лишний раз пользоваться тяжелой артиллерией там, где и без нее можно отлично обойтись. - Просто скажи, куда мне пойти и что сделать, раз уж ты у нас тут главный и ты тут решаешь! Это, правда, не человека мордой в дерьмо окунуть, но...
  Дверь резко распахнулась. На пороге появился сорванец лет двенадцати, без шапки и тулупа, весь взмокший и взъерошенный, как воробей.
  - Милсдарь! - парнишка задыхался, но тараторил со скоростью пулемета. - Там того, карета едет. Номера странные. Приказали доложить!
  Кассиан и Дэмонра разом уставились на мальчишку:
  - Дипломатические? - уточнила Дэмонра.
  - Фиолетовые? - оказался умнее Кассиан. На его вопрос парень быстро закивал.
  - Дипломатическая карета. Эйнальдская, - пробормотал Кассиан.
  - Да хоть чья, - Дэмонра уже вставляла в пистолет новую обойму. - Я тебе ее достану, естественно, в обмен на право прочитать диппочту. Дальше продавай секреты кому хочешь.
  Кассиан поджал губы, но кивнул:
  - По рукам. Мишель, объясни, где видели карету.
  - Так мимо Сонного луга по опушке ехала, свернули в лес, прямо по той дороге, что мимо ручья, под Брунне. Я как увидел, так и почесал напрямик...
  - Молодец! Герой. Дэмонра...
  Дэмонра не была ни молодцом, ни героем, но карты читать умела, а потому помнила, что дорога, по которой якобы поехала дипломатическая карета, через пять километров заканчивалась развилкой и, как бы они ни гнали, к моменту, когда они до этой развилки бы добрались, карета уже проехала бы дальше. Требовалась Магда и вторая группа. Поэтому все пожелания и предложения Кассиана выслушала захлопнувшаяся за ее спиной дверь.
  
  Времени оставалось в обрез, Дэмонра только и успела поставить оторопевшую Магду перед фактом, что нужно немедленно скакать и перекрыть обе дороги. Проделывала она это уже взлетая в седло, так что никаких возражений Магда выдать не сумела, и только крикнула Гюнтеру:
  - Держи вторую дорогу, я с этой!
  Никаких уточнений касательно "этой" Магда не дала, но Дэмонра и так все поняла по вытянувшемуся лицу Гюнтера, ну и еще по боли, вспыхнувшей под ребрами, когда она приземлялась на седло. Но тут уж было не до сантиментов.
  - Грегор! Франс! Освальд! Освальд, твою мать! Топор в зубы и за мной, быстро!
  - А помимо "за мной!" план у тебя есть? - поинтересовалась Магда, тоже взлетая в седло и на ходу проверяя пистолеты.
  Мужики затрусили к лошадям, таща в руках кто старенькую винтовку, кто видавший виды пистолет. Один сжимал в ладонях какой-то сверток, размером с крупную грушу. Дэмонра уже рванула с места.
  - Конечно! Бей - а там видно будет, - сообщила она Магде, оборачиваясь.
  - Самый нордэнский план на свете, - пробурчала та. - Еще б тебе ребра целые...
  Дэмонра, сцепив зубы, гнала к просеке. Целые ребра - целыми ребрами, а Кассиан был прав в том, что скоро им стало бы нечего жрать. Дипломатические секреты можно выгодно инвестировать в крупы, масло и прочие вещи, которые, как нордэна раньше полагала, росли на деревьях. Во всяком случае, Кассиан и не такие чудеса проворачивать умел. А еще не помешали бы человеческие винтовки младше двадцати лет, патроны и хотя бы пара нормальных пушек. Ну и если совсем мечтать - дэм-вельдский пулемет, хотя достать это чудо техники практически невозможно.
  Мерзлая земля летела под копытами. В боку неприятно покалывало.
  "На том свете отлежусь!"
  Дерево у дороги Олаф и Франц рубили очень споро - чувствовалось некое непропиваемое мастерство. Дэмонра, стоя в отдалении, проклинала уже почти голый лес, в котором каждый звук ей казался громким, как выстрел. Магда, каким-то чудом взгромоздившаяся почти на самую верхушку ели, наблюдала за дорогой. Судя по всему, они успевали и карета еще не показалась. Либо и не собиралась показываться, а проявлять чудеса импровизации предстояло Гюнтеру.
  Наконец, дерево - молоденькую осинку - подрубили так, что упасть оно должно было прямо на дорогу. Все, как Дэмонра в юности читала в приключенческих романах о благородных разбойниках. Сказал бы ей кто тогда, как мало в бандитской - ну или партизанской, в зависимости от политических предпочтений говорившего - жизни романтики, она бы удивилась.
  Магда махнула рукой и быстро полезла вниз.
  - Всем залечь, - зашипела Дэмонра, забиваясь в довольно удобный распадок между корнями. С дороги бы ее не увидели, пока она не высунулась бы и не сняла кучера.
  Кони стояли в низине метрах в пятистах дальше по дороге, но чуть в лесу, на тропинке. Их сторожил Грегор, раненый при прошлом налете. Что бы Дэмонра ни думала об этих людях, а тащить под пули прихрамывающего отца пятерых детей ей не хотелось. Это Кассиану революция списала бы все грехи, а Дэмонра, как она подозревала, стала бы отчитываться перед куда менее лояльными небесными или земными структурами.
  Да и вряд ли дипломаты бы оказали ожесточенное сопротивления, но бесы знали, что они везут.
  - Товарищ Дэмонра, - тихонько протянул Олаф. От "товарища" Дэмонру, как всегда, перекосило. Но был несколько не тот момент, чтобы объяснять этим сивушным недоумкам, кто именно является их товарищем и почему. Хорошие раньше были времена - раз, и в морду за такое обращение, без лишних пояснений. Увы, хитрый Кассиан, пока это казалось ему выгодным, отлично имитировал всеобщее равенство. Вот с ним бы они хоть ручкались, хоть целовались, она при чем...
  - Заткнись, - зашипела Дэмонра.
  - Но...
  - Сию секунду пасть закрой.
  Олаф обиженно засопел, но действительно больше ничего говорить не стал.
  Дипломатическая карета, сверкая чисто вымытыми гербами, показалась из-за поворота.
  "Мое небо любит меня. Мое небо любит меня", - монотонно повторяла Дэмонра нордэнское присловье. Это не была молитва - на Архипелаге вообще не сочиняли молитв - скорее помогало отсчитывать время. Кровь сильнее забилась в висках, а все еще не до конца зажившая рука заныла в запястье, очень не вовремя. Зато тяжесть двух пистолетов приятно успокаивала.
  "Мое небо любит меня".
  До кареты оставалось метров двадцать.
  - Вперед! - рявкнула Дэмонра, высовываясь из-за ствола и вскидывая пистолеты.
  Олаф и Франц подскочили и буквально в два удара - красиво и грамотно, как напоказ - дорубили дерево. Оно, как это и должно было случиться, упало на дорогу прямо перед каретой. Осинка, правда, оказалась молоденькая - рубить гиганта у них не нашлось времени - и легла не то чтобы совсем удачно, но пока все шло примерно по плану. Карета затормозила и практически остановилась.
  А потом план внезапно закончился, столкнувшись с равенством и братством в боевых частях. Дэмонра, открыв рот, смотрела, как Олаф с по-детски радостной улыбкой швыряет под карету какой-то уже дымящийся предмет. Разумеется, гранату. Конечно же, самодельную.
  - Легай, братцы!
  Видимо, сегодня ее небо любило их как-то не так.
  Дэмонра знала о самодельных гранатах достаточно, чтобы молча упасть лицом в землю раньше, чем Олаф закончил говорить.
  Мелькнули свернувшиеся серые листья в белых точках снежинок, потом отчаянно прогрохотало. Свистнула разлетающаяся шрапнель. На секунду повисла совсем уж оглушительная, пропахшая дымом тишина, затем истошно захрапели и заржали кони. Дэмонра подняла чугунную после взрыва голову над листьями, и увидела, как сквозь серые клубы карета на бешеной скорости несется вперед.
  Не очень хорошо легла осинка на дорогу. А Олафа со всеми его инициативами следовало бы вздернуть тут же, на любой соседней. Гренадер хренов, промазал с десяти шагов. Бомба упала позади кареты и, видимо, до смерти напугала лошадей, уже порядком напуганных падением дерева.
  Нордэна фиксировала детали очень точно и отстраненно. Карета лихо объехала осинку по самой кромке леса и помчалась дальше.
  Две черные лошади уносили и крупу, и масло, и патроны, и, мать их, государственные секреты, способные пролить свет на то, как обстоят дела в Каллад и какая мразь все это финансировала. Дэмонра рывком поднялась на ноги и бросилась через лес туда, где привязала коня.
  - Лучше удавись сам, - прорычала она в сторону Олафа. Ох не за шею она собиралась его вешать, когда вернется. Олаф, видимо, все очень правильно понял, потому что жалобно заголосил вслед:
  - Да нехай ее, я что, знал, что так рванет? А золотишку-то от бомбы ничаво бы не было, ничаво!
  Дэмонра неслась через лес на всей доступной скорости, чувствуя, что задыхается.
  - Стой, дура, да стой же! - надсаживалась позади Магда. Потом, видимо, сообразила, что словами никого не остановишь, и кинулась следом, треща ветками и ругаясь на чем свет стоит. Мужики припустили за ней. Дэмонра, наконец, разглядела сквозь серые стволы рыжие и черные бока лошадей. Домчалась она до них как на крыльях, с ходу влетела в седло и рванула с места. В боку что-то кольнуло, как холодной иглой. Мир перед ее глазами уже слегка плыл и двоился.
  Буквально через несколько секунд рядом застучала копытами еще одна лошадь. Магда нагоняла.
  - Дура, Дэм, ты дура, понимаешь?!
  - Заткнись. Там наша жратва.
  - Как бы не пуля твоя, дура! - огрызнулась Магда, но преследование кареты не прекратила. Они буквально вылетели на дорогу - лошади храпели, выбрасывали из ноздрей клубы пара и норовили встать на дыбы - и помчались следом за каретой. Та все еще неслась на бешеной скорости и, скорее всего, неуправляемо, но все же была тяжелее, чем всадник на коне, так что они верно нагоняли.
  Позади стучали копыта. Оглядываться времени не было, и так ясно, что еще двое вроде как мчатся на подмогу, но отстают.
  Дэмонра чувствовала, что сердце как-то нехорошо колотится в груди, а в боку колет все ощутимее. Бесы бы подрали тот поезд, хирургические таланты Эрвина и рэдцев, которым жрать нечего. Но особенно - Олафа и Кассиана, первого - как косорукого бомбометателя, а второго - как идейного вдохновителя классового равенства.
  "Буду жива - одному морду набью, а другого повешу!"
  Карета приближалась. До нее оставалось метров двадцать.
  Магда выстрелила. Дэмонра тоже пальнула наугад, больше для острастки, чем надеясь в кого-то попасть. Странно, конечно, выглядело, что карета с дипломатическими номерами ехала без охраны, но не с биографией Дэмонры было бояться международного скандала. Все отношения с иностранными державами, которые она могла бы осложнить, она в меру своих сил осложнила раньше.
  А вот дальше произошло неприятное: сбоку из кареты высунулся мужчина - нордэна разглядела только волевое квадратное лицо, без деталей - и вполне так профессионально выстрелил в ее лошадь. Пуля свистнула достаточно близко, чтобы Дэмонра поняла: судьба свела их с неплохим стрелком, раз он почти попал, несмотря на дикую тряску и неудобное положение. В этот же момент с другой стороны кареты кто-то обстрелял Магду - Дэмонра снова услышала свист и забористую ругань подруги. Мужчина в окне пропал. Нордэна пальнула в дверцу, но пуля, взвизгнув, срикошетила от ручки. А вот встречная пуля, которой огрызнулись из кареты, сбила с вырвавшейся вперед Магды меховую шапку. Наверное, попади стрелок чуть ниже, и в рядах досрочно отправившихся ждать колоколов случилось бы пополнение.
  - Не лезь первая! - задыхаясь, выкрикнула Дэмонра. У нее имелись некоторые планы, касающиеся кареты, но Магда для них нужна была живой, здоровой и, по возможности, стреляющей.
  - Дура! - задорно отозвалась Магда и выпустила еще три пули, прошившие заднюю стенку кареты.
  Обмен любезностями завершился тем, что Дэмонра снова обошла Магду и изо всех сил нахлестывала лошадь, чтобы догнать карету, оказавшись точно за ней, в слепой зоне стрелков. А Магда, напротив, отъехала чуть в сторону и прикрывала Дэмонру слева, производя как можно больше шума и выстрелов.
  Олаф, видимо, очень не хотел кончить свою жизнь в петле, потому что как-то умудрился их нагнать и теперь помогал Магде чем мог, паля из ружья громко, грозно и, к сожалению, мимо.
  В какой-то момент Дэмонре показалось, что она различила впереди вскрик, но за стуком копыт, шумом в ушах и бешеным биением сердца можно было и не такое услышать. Карета все приближалась. Пять метров. Три. Два.
  Дэмонра, сунув пистолет за пояс, и кое-как балансируя левой рукой - в правой она все еще сжимала второй пистолет, уже почти разряженный - забралась на седло с ногами, привстала и поняла, что сейчас окажется под копытами не своей лошади, так Магдиной. Мир дергался резкими скачками и норовил упасть то в одну сторону, то в другую. Дэмонра круто послала лошадь вправо, на обгон кареты, каким-то чудом удержалась на ней еще с секунду, пока не оказалась максимально близко к своей цели, а потом прыгнула.
  После раскачивающегося под ногами седла трясущаяся крыша могла бы сойти за небесный рай. Нордэна потянулась вперед, забрасывая наверх ноги, и почти сразу встала на полусогнутых, чтобы легче балансировать. Идея это оказалась не самая удачная: стрелки наверняка сообразили, что у них образовался безбилетный пассажир на крыше, но других вариантов не имелось. Впереди нордэна разглядела затылок кучера - тот, видимо, уронил поводья, потом завозился, пытаясь их подобрать, а сейчас услышал подозрительный шум за спиной и решил обернуться, прихватив обрез для встречи гостей.
  Дэмонра, вооружившись двумя пистолетами, выпустила в кучера три пули прежде, чем он завершил движение. Управляемость кареты представлялась ей меньшей проблемой, чем заряд дроби где-нибудь в животе. Лошади снова неслись, предоставленные сами себе. Нордэна отскочила ближе к краю кареты, и очень вовремя - в крыше появилось черное отверстие. Буквально в ладони от носка сапога.
  Дэмонра выпрямилась и развернулась, надеясь узнать, как там обстоят дела у Магды. Магда все еще скакала следом и палила, уже не в левое окно, а в правое. Оттуда высунулся человек - Дэмонра было взяла его на мушку, как вдруг что-то хрустнуло, так громко и отчетливо, что нордэна расслышала этот звук даже за топотом копыт и биением крови в висках.
  И даже успела разглядеть ставшие огромными и практически круглыми глаза Магды.
  В сторону нордэны и ее лошади летело нечто большое, в чем Дэмонра скорее логикой, нежели как-то еще, опознала заднюю ось кареты. Через мгновение это перестало быть ее проблемой, потому что крыша под ногами сначала сильно подлетела вверх, а потом исчезла вовсе. Дэмонра, хоть ее всю жизнь и звали валькирией, летать не хотела и не умела. Она рефлекторно выпустила оба пистолета, поднялась в воздух на полметра и снова приземлилась на крышу, уже на другой ее край, ближе к задней стенке.
  Вот только конструкция кареты явно не была рассчитана на то, чтобы залетные нордэны совершали на ней чудеса воздушной эквилибристики. Жалобно хрустнув, крыша проломилась. Дэмонра же, собрав все щепки и занозы, в полном соответствии с законами физики грохнулась внутрь.
  Видимо, в этот день никаких исключений для неудавшихся валькирий природой не предусматривалось.
  
  Каниан давно знал, что действительный размер проблем человека определяется не тем, что он о них думает, а тем, чему может обрадоваться в сложившейся ситуации. И когда поводом для радости становится нападение на большой дороге с использованием взрывчатки - дело на самом деле плохо.
  До того, как все началось, он сидел в полудреме, с пустым желудком и практически пустой головой. Спать было приятнее, чем думать о приближающемся с каждым оборотом колес будущем. Поэтому резкая остановка кареты едва не заставила Каниана улететь в стенку впереди: его удержал только "особые поручения", сидящий справа. Второй, вольготно раскинувшийся на противоположном сидении, приложился затылком о стену и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, как вдруг совсем рядом прогремел взрыв. Лошади, заржавшие несколькими секундами ранее, как будто совсем лишились ума и понесли. Карета прыгала по кочкам с такой амплитудой, будто их тащило напрямую через лес. Едва ли такой вариант событий был возможен, но Каниан все равно летал по салону, как мешок. Связанные спереди руки не оставляли ему никаких шансов ухватиться за что-нибудь и перестать набивать синяки. "Особые поручения", увы, и не думали растеряться и дать разбойникам перестрелять их всех как куропаток.
  Тот, что сидел напротив Каниана - он мысленно звал его "Квадратом" за прямо-таки выдающуюся во всех смыслах челюсть, практически идеальную с точки зрения геометрии - приоткрыл шторку и выглянул в окно. Потом извлек пистолет и, чуть высунувшись, начал целиться.
  Иргендвинд уже и сам понял, что слышит свист пуль. И даже визг, когда они врезаются в карету. Будь в его интересах выжить, лучше было бы упасть на пол, но места между сидениями имелось не так много. Второй конвойный, тоже доставший оружие, решил проблему Каниана менее деликатно и свободной рукой так наклонил его вперед, что тот стукнулся носом о колени.
  К моменту, когда Каниан сморгнул слезы и сумел приподнять голову, чтобы оценить обстановку, "Круг" - как диалектическая противоположность "Квадрата" - как раз поймал пулю и, заорав, нырнул обратно в карету. Судя по тому, как он баюкал кисть, царапиной не отделался. В бешеной тряске Иргендвинд, то и дело стукавшийся то о стенку, то о "Квадрата", подробности разглядеть не мог, но, видимо, раздробило знатно, потому что кровью забрызгало даже его. "Квадрат" продолжал браво отстреливаться. Конский топот за стуком колес Каниан не расслышал, но вот приземление тела на крышу кареты не заметить оказалось невозможно.
  Их грабили, цинично, нагло и, как Иргендвинд от души надеялся, успешно.
  Чего бы налетчики ни искали в карете, этим точно не был он, несостоявшийся граф враждебного государства. Друзей между небом и землей у Каниана не имелось уже лет десять, но в Рэде, на его счастье, не могло быть и врагов. Скорее всего, нападавшие рассчитывали разжиться чем-то более тривиальным, чем двуногое содержимое кареты. Его бы либо пристрелили на месте, либо избили и отпустили на все четыре стороны, но точно не стали бы допрашивать, тем более - со скополамином.
  В интересах Каниана было оказать неизвестным всю возможную поддержку, поэтому он, едва заметив, как "Квадрат" переводит оружие на крышу, без долгих раздумий боднул его лбом в лицо. Выстрел все равно грохнул, но не туда, куда тот целился изначально.
  Редко когда хруст ломаемого носа вызывал у Каниана столько радости. В конце концов, обычно он во врагов просто стрелял, а чтобы драться - с гимназических лет не дрался. Как выяснилось, некоторые навыки с годами не терялись.
  "Квадрат" развернулся к Каниану, явно намереваясь ударить его рукоятью пистолета - Иргендвинд только успел прикрыть лицо руками, все равно в прыгающей карете, связанным и без оружия защищаться иначе он не мог - но тут что-то снова хрустнуло, на этот раз куда более звучно, чем нос противника, и начались настоящие чудеса.
  Карету буквально подбросило в воздух, а потом швырнуло обратно о землю, да так, что днище заскрежетало. Каниан только отстраненно удивился, как не вписался головой в потолок и не сломал себе шею на этом жизненном кульбите. Замахнувшийся "Квадрат" тоже не удержал равновесия, а его раненый приятель и вовсе улетел мордой в спинку сидения, совсем рядом с Канианом, оказавшись в довольно униженной позе. Все бы ничего, но в тот же момент, как карета вернулась на грешную землю, с небес вместе с обломками крыши упало что-то лишнее.
  Вряд ли это был белокрылый Заступник, потому что субъект, приземлившийся точнехонько на колени Каниана, тут же очень активно воспротивился злу насилием. А именно - без колебаний двинул "Квадрату" кулаком в челюсть. Симметричный шедевр матушки-природы хрустнул еще раз.
  Карету волокло все медленнее, но швыряло ее от этого не меньше. Каниан, сообразивший, что кроме него налетчику сейчас никто не поможет - самое странное, что тот, похоже, оказался женщиной, хоть и очень тощей - мертвой хваткой вцепился в ухо уже начавшему подниматься "Кругу". У "Круга", в конце концов, где-то здесь валялся пистолет, вряд ли он не сумел бы при надобности выстрелить с левой.
  "Круг" взвыл. "Квадрат" весело хрустел, но что именно там происходило, Каниан не видел. Женщина даже не подумала с него слезть. Однако, судя по энергичным телодвижениям, она била "особые поручения", от души и с душой.
  Иргендвинд намертво стиснул челюсти на ухе "Круга", тут карету еще раз сильно швырнуло. Кусок уха остался Каниану в качестве трофея, а сам конвойный все же вырвался, нашарил пистолет и с левой руки прицелился ему в лоб.
  Грохнул выстрел. Иргендвинд рефлекторно зажмурился и сидел так несколько секунд, не понимая, почему ему залило кровью все лицо, если стреляли в упор, и почему ему больно, но не так, чтобы прямо ложиться и умирать. Вроде бы после такого не выживали.
  Карета в последний раз дернулась и замерла. Каниан медленно открыл глаза. Сквозь налипшую на ресницы кровь он увидел, что "Круг" с дырой в затылке лежит на полу, а "Квадрат", страшновато хлюпая, отдыхает на сидении. Женщина, наконец, слезла с него и устроилась напротив. В ее руке хищно поблескивал пистолет, правда, дуло вроде бы на него не смотрело. А вот женщина смотрела, но ее лицо вдруг как будто поплыло и исчезло в красной пелене.
  
  Соотнести остриженного практически наголо и тощего как жердь оборванца с Канианом Иргендвиндом оказалось непросто. Дэмонра сначала даже допустила мысль, что просто видит похожего человека. Но потом решила, что такие уникальные глаза и уши еще могли бы существовать у кого-то другого по отдельности, но в комбинации точно могли принадлежать только Иргендвинду. Потенциальный Каниан ее предположения не подтверждал и не опровергал - он просто свалился в обморок почти сразу после завершения драки, оставив нордэну наедине с ее сомнениями.
  Дэмонра, стараясь отдышаться, еще раз смерила его взглядом. Хоть плачь, хоть смейся - Каниан. Язвительный, веселый и злой мальчишка из ее прошлого, теперь такого далекого, как будто это была сказка. Невероятно, но она действительно когда-то жила в Виарэ, видела море, собиралась замуж за Рейнгольда, обвиняла зеленоглазого эфэлца в колдовстве. Как в другой жизни.
  Глядя на свои заляпанные кровью руки, Дэмонра расхохоталась. Каких только жизненных кульбитов не совершалось на кривых и запутанных рэдских дорогах. Надо же, Каниан Иргендвинд. Некормленный, остриженный и связанный. Только мешка на голове и не хватало для полного антуража.
  Видел бы это Наклз - со смеху бы умер. Дэмонра сама едва не задыхалась от душившего ее хохота.
  - Дэм?
  - Я живая, - сквозь смех пробормотала она. - Все.
  Дверца кареты резко распахнулась. Магда, неловко привалившись к ней, заглянула внутрь.
  - Дура ты законченная, подруга, - глубокомысленно подвела Магда итог своего осмотра. Картина - здесь Дэмонра не спорила - и вправду выглядела паскудно. Все-таки не каждый день она насмерть забивала человека практически голыми руками. Второму-то просто в затылок стреляла, да еще, как выяснилось, очень вовремя.
  Каниан лежал на сидении, привалившись к трупу, и как будто не дышал.
  Магда нахмурилась:
  - Что за бесовщина?
  - Что видишь. Нет здесь дипломатической почты. Вернее, этот парень - дипломатическая почта. Ценная, мать его, бандероль.
  - А если серьезно?
  - А если серьезно, это, кажется, Каниан Иргендвинд. Эфэлская птица очень высокого полета.
  - Он больше похож на ощипанную птицу, чем на птицу высокого полета, - с сомнением в голосе заметила Магда. - Но, я так понимаю, его жизнь стоит хороших денег?
  - Раньше точно стоила.
  Дэмонра с трудом поднялась с сидения. Покалывание в боку отпустило ее в тот момент, когда она запрыгнула на крышу. Кажется, все было нормально.
  - Но раньше мы жили в другом мире, - добавила она.
  Магда поджала губы:
  - Вряд ли это то, чего Кассиан ждал.
  Нордэна лихо спрыгнула на землю и вдруг поняла, что небо и трава меняются местами. Мерзлая земля оказалась под щекой. Магда, ругнувшись сквозь зубы, перевернула ее и побелела.
  - Что там? - с трудом пробормотала Дэмонра. У нее зуб на зуб не попадал, как будто от холода.
  - Д-дура, - нервно выдохнула Магда. - Швы. Ох и дура. Сдалась тебе эта карета...
  У Дэмонры зашумело в ушах, как при погружении на большую глубину.
  - Не говори Кассиану.
  - Что?
  - Не говори Кассиану, кто это, - торопливо продолжила Дэмонра, не уверенная, что у нее хватит сил договорить: становилось совсем холодно. - Кассиан торгует всем, что продается. Развяжи его. Придумай что-нибудь. Он бесов полиглот, пусть не треплется на эфли, слышишь?
  - Дэмонра, если ты вообразила, что я сейчас внимательно слушаю твою последнюю волю и ты героически спасаешь почти принца - пошла к бесам! Мы доволочем тебя до санитаров. Там тебя заштопают еще разок. Я подожду недельку, пока заживет, а потом лично всыплю тебе по первое число, поняла меня? И вообще, Дэм, ну мы уже не в том возрасте, чтобы с такими трудностями за мужиками бегать! Когда тебе в следующий раз захочется головокружительных приключений и романтики, давай я просто расскажу тебе, где тут сеновал? Нормальный такой сеновал, в сарае, тепло, сама проверяла... И да - если ты ради этой встречи покрасила волосы, подруга, со вкусом у тебя даже большая беда, чем мне всегда казалось, слышишь?
  
  - Это просто невероятно, - прокомментировала Дэмонра, глядя на соседа по больничной койке, если можно назвать закуток за шторкой, где их разместили, больницей. Впрочем, в настоящей рэдской больнице пахло не йодом, а спиртом, и в этом плане комнатушка соответствовала. Картина, которую нордэна видела перед собой, намекала на масштабную пьянку с вечера. В конце концов, ее взору предстал тощий, обритый практически наголо и перевязанный то ли граф, то ли герцог, но определенно какой-то фон-барон с длиннющей родословной, лежащий на кровати через проход, так близко, что при желании она могла бы коснуться его одеяла. Но после пьянок Дэмонре так плохо не приходилось ни разу. Дело явно было в швах.
  Каниан, не отрывая головы от подушки, обернулся в ее сторону - оттопыренное ухо скорбно белело на фоне деревянной стены - и ответил на виари:
  - Я по-прежнему старательно не понимаю морхэнн. Должно же быть что-то постоянное в нашем переменчивом мире.
  Пока Дэмонра соображала, считать это шуткой или издевкой, эфэлец все так же без эмоционально добавил:
  - Знаете, я много раз читал про чугунную тяжесть Предназначения, но это было как-то излишне сильно. Чтобы заставить меня уверовать в подобные ужасы, хватило бы зацветшего в ноябре миндаля, серьезно.
  - Это, я так понимаю, благодарность за эвакуацию? - Дэмонра перешла на рэдди. Им она владела существенно лучше.
  - К благодарностям я еще не приступал, но в целом да. К сожалению, должен вам сказать, с нашей прошлой встречи обстоятельства немного изменились..., - Каниану же на рэдди при посторонних точно разговаривать не следовало. Он строил предложения грамотно и быстро, но путался в ударениях и произносил окончания слов очень четко и жестко, чего рэдцы никогда не делали. Выходило даже забавно, что на рэдди эфэлский герцог - или кто он там - говорил как плохой калладский шпион. Зато на морхэнн, наверное, при желании болтал бы очень недурно.
  - Оно и видно, что изменились. И по мне, и по вам, - уточнила Дэмонра. Вроде бы они пили на брудершафт и, следовательно, могли обращаться на "ты", но что-то в манере речи Каниана не располагало к дружескому тону.
  Без эффектно оттенявшего их темно-изумрудного мундира глаза эфэлца по цвету скорее напоминали бутылку игристого. Но это была, пожалуй, единственная приятная ассоциация, которую порождал его теперешний внешний вид.
  Как выглядела она сама, Дэмонра предпочитала не задумываться. Спасибо хоть Кассиан перманент подогнал, так что благородные седины ее вроде как больше не украшали.
  Не то чтобы ей было свойственно кокетство - уж во всяком случае в существенно меньшей степени, чем обычно случается у женщин - но в глазах Каниана она вроде как представляла Каллад, так что выглядеть следовало бы поприличнее.
  - Да, - протянул эфэлец. - Даже не уверен, что хочу спрашивать.
  - Вот и правильно. Я же ничего не спрашиваю.
  Каниан, видимо, тоже вспомнивший, что на их "встрече на высшем уровне" вроде как представляет Эфэл, откинулся на подушку. В профиль он выглядел чуть лучше.
  - Я еще с прошлого раза понял, что, несмотря на некоторые чисто калладские особенности поведения, вы мудрая женщина, - лениво сообщил Каниан в потолок. Или не лениво. Вроде бы у него просто имелась такая неприятная манера - тянуть слова.
  - Вам часто бьют морду за комплименты? - полюбопытствовала Дэмонра. Если каждая встреча с Магдой знаменовала собой пьянку, то встречи с Канианом почему-то ощутимо пахли потенциальной дракой.
  - Бывало пару раз, но я вообще их нечасто говорю. Не знаю, как у вас теперь с чувством юмора, но, если зубодер здесь такой же квалифицированный, как коновал из-за стенки, я, пожалуй, придержу язык. Так или иначе, никакой материальной компенсации за мое спасение не предвидится. Извините.
  - Да мне-то что. Это Касс расстроится. Господарь наш местный, светило революции. При нем эфли вообще советую забыть, - Дэмонра снова перешла на виари, поскольку совершенно не хотела делиться информацией с упомянутым коновалом, если он сидел за стенкой.
  Каниан помолчал секунд десять, потом уже менее лениво поинтересовался:
  - Я могу спросить из каких соображений вы готовы меня покрывать?
  - А что, Каллад и Эфэл уже воюют? - поддела Дэмонра, вспомнив их увлекательную беседу на ночном пляже, где они вроде как дали зарок не воевать.
  - А что, Рэда - еще Каллад? - немедленно контратаковал эфэлец.
  Заодно Дэмонра вспомнила и то, что в словесной дуэли против Каниана у нее не было ни единого шанса. Если только быстро не перевести разговор в несколько более материальную плоскость. Но не потасовку же им в таком виде начинать, право слово.
  - Кошкин сын!
  - Это такая идиома виари?
  - Нет, это когда видишь сукиного сына, а оскорблять его не хочется.
  - А, понятно. У нас в таких случаях обычно говорят "ваше превосходительство" или "господин банкир". Ладно, а теперь серьезно. Вы говорили здесь кому-то, что мы знакомы?
  - Я говорила, что у нас, гм, "калладское знакомство". То есть вроде где-то как-то на курорте, подробностей не помню. Вы уж извините, никак не могла представить вас "ошибкой юности". Когда я в юности ошибалась, вы, наверное, еще в гимназию не пошли.
  Каниан хмыкнул.
  - Если вы так деликатно выясняете мой возраст, мне двадцать три года. Но я вас понял. Побуду эйнальдцем, они вроде как нейтральны.
  - По крайней мере, до поры до времени.
  - Это же Эйнальд. К моменту, когда они окончательно определяют свой блоковый статус, войны имеют обыкновение успеть закончиться.
  - Вы хорошо разбираетесь в истории?
  - Скорее в архитектуре. Эйнальд - единственная страна на континенте, сохранившая исторический центр столицы практически в первозданном виде. Это - да еще отсутствие громких побед в прошлом - о чем-то да говорит.
  Дэмонра прыснула и тут же скривилась: ребра дружно заныли.
  - Забавно, как длинно и красиво можно сказать "трусливые продажные ублюдки".
  - Продажные ублюдки - это Эфэл. Да и вообще не к лицу мне высказываться на тему ублюдков, вы же понимаете. Давайте просто признаем, что в Эйнальде хорошие дипломаты, а у всех предков короля Нэйгована во все времена хватало симпатичных дочек.
  Поспорить было сложно. Даже ужас с Каллад как-то потускнел и откатился назад. Сдлвно они все еще сидели на ночном пляже и могли вот так спокойно шутить над сходящим с рельсов миром.
  - Каниан, не сочтите за издевательство, но я действительно рада вас видеть.
  Эфэлец снова обернулся к ней, криво улыбнулся и даже стал немного похож на себя прежнего:
  - Учитывая те отвратительные декорации, которые неизменно сопутствуют нашим встречам, полагаю, некоторое время нам лучше не расставаться. Дальше только бесы со сковородками. Или снега и колокола, если по-вашему. Но, в общем, ничего такого, что мне хотелось бы увидеть своими глазами.
  
  6
  
  - И ты, конечно, решительно забыл, где спрятал фамильные бриллианты? Удивительно избирательная у него... как это? Амнезия! Но ничего. Клаус! Клаус, где, бесы дери, носит нашу милосердную сестрицу?
  Шутка, наверное, была уморительная, раз три человека ржали над ней как кони уже битых семь дней. А, может, их было и не трое или они менялись - блеклые рожи с провалами глаз и ртов слипались в сознании Наклза в какой-то комок вроде куска пластилина. Он видел этих людей каждый день уже неделю - и не смог бы назвать отличительных примет ни одного из них, даже если б к стенке поставили Магрит. Своих "коллег" Наклз осознавал скорее как некое присутствие, чем как-то еще. Под лошадиной дозой наркотиков он и себя-то не вполне осознавал. Так, ползает потерянный шмоток мяса с гнильцой среди суетящегося фарша.
  - Ты там что, Создателю молишься? Объясни господину, что амнезию теперь лечат! Быстро!
  Создателю Наклз, насколько он помнил, молился один раз, очень давно и как раз прекрасно осознавая, что, молись или не молись, а для чуда уже поздновато. Как ни забавно, тоже в камере, правда, не такой просторной как эта. И тогда допрашивали его, а теперь - некоего господина с пухлыми белыми ручками. В лицо ему Наклз не смотрел, потому что не хотел однажды обнаружить в своих воспоминаниях еще и это.
  Хотя его память вроде как давно потеряла последние сцепки с реальностью, и здесь уже можно не беспокоиться. Наклз вообще не рискнул бы поклясться, что он жив и ходит по земле. Ад не ад, но какая-нибудь серая свалка, куда после смерти заносит атеистов, могла примерно так и выглядеть. Тут даже время как будто было закольцовано само на себя.
  Голоса и гогот звучали словно из слоя ваты. Наклз привалился спиной к холодной стене, прислушиваясь к глухой боли в груди. Если он все-таки еще жил, это был самый неподходящий момент, чтобы умирать от инфаркта. Всеми правдами и неправдами требовалось протянуть хотя бы до весны.
  - Эй, он там откинулся что ли?
  Наклза что-то схватило за запястье, так, что аж кости хрустнули.
  - Да вроде живой. Эй, эй ты, гадина? Слышь?
  - Зрачки смотри какие...
  - Эй... а ну спроси господина по-хорошему!
  - Слушай, а может ну к хренам? По старинке спросим?
  - А потом трупу пальцы пришивать?! Совсем сдурел? Старший сказал - чтоб без следов, усек? Эй, гадина, давай! Это сегодня последний...
  Камера, едва-едва начавшая приобретать цвета, снова посерела и будто вывернулась наизнанку, превращаясь во Мглу. Пространство искривилось, расползлось неаккуратными кляксами, как жирный слой краски потек. Наклз быстро уставился в пол.
  Они не уходили. Все, кого он "спрашивал" последнюю неделю, остались здесь. Никуда не ушли. Боковым зрением он видел белое лицо, подбородок которого почти лежал на его плече. Лицо пыталось повернуться к нему. Не дернись Наклз в сторону, наверное, коснулось бы его щеки.
  "Она была невысокая. Она не может так стоять".
  Наклз, впрочем, не собирался разбираться, как дочь фабриканта после смерти так вытянулась. Пропорции людей за его спиной были столь же неправильными, как и все остальное здесь. Ему не требовалось оборачиваться и смотреть, чтобы это понимать. Маг уткнулся взглядом в руки связанного мужчины. Они дергались, как придавленные пауки, и все-таки представлялись единственный островком безопасности, на котором Наклз мог остановить взгляд.
  Пухленькие, белые, аккуратные, словно кроличьи лапки на поздравительной открытке.
  Наклза никогда не готовили пытать людей. Поэтому он просто представил себе эту открытку. А потом надорвал с угла.
  
  ***
  
  Если ноябрь Эйрани вроде как жила в доме Наклза на нелегальном положении, то все, что происходило в декабре, вообще было сложно назвать жизнью. Последовательно расставшись с рысаками и бриллиантами, статусом, домом, газовым освещением, теплом, водой и, наконец, возможностью есть досыта и спать ночами, она только удивилась, до какой же степени человек может игнорировать очевидное и надеяться на чудо. Завербованный Наклз после своего первого "рабочего дня" - хотя маг скорее отсутствовал ночами - позвал Эйрани к себе в комнату, чтобы не слышала Магрит, и почти прямым текстом сказал, что все. Вообще все. Что он - сколько сможет - обеспечит им продуктовые карточки и керосин, но из этой кромешной свободы никакого выхода нет.
  - Я... не уверен, что, случись что, смогу... избавить вас от дальнейших неудобств. Поэтому я хочу, чтобы вы, Эйрани, сами представляли себе положение вещей, - сообщил он стенке рядом с ее головой.
  - Вам правда станет спокойнее, если я пообещаю в критической ситуации повесить Магрит и повеситься сама?
  Наклза, бедного, от этого вопроса аж передернуло, и тем не менее он ответил "да", правда, несколько дребезжащим голосом.
  - Ну да так да, - почла за лучшее согласиться Эйрани. Это действительно звучало разумно. - Ну все, не думайте об этом.
  Эйрани легонько обняла мага, готовая к тому, что он как обычно отстранится - заметить, что Наклз вообще не любит, когда его лишний касаются, было несложно - но он вдруг крепко стиснул ее в ответ и даже не то чтобы заплакал, а скорее судорожно вздохнул. У Эйрани, когда она еще в деревне жила, так вздыхал старый пес. Подходил, когда она сидела по вечерам у плетня, клал кудлатую голову на колени, смотрел в глаза и иногда вздыхал. Она умудрялась таскать ему всякие вкусности из кухни, несмотря на бдительный надзор бабки, а он благодарно вилял хвостом, но никогда не ел. Маленькая Эйрани с трудом могла представить, что существуют проблемы, которые не решил бы сахарный петушок или украденный из кухни с риском получить хворостиной кусок мяса, поэтому она строго отчитывала пса, не забывая гладить по голове и чесать за ушами. Тот, наверное, чем-то болел, а одним утром Эйрани нашла его в зарослях лопухов, уже совсем холодного. Даже два десятка лет спустя она все еще считала это одной из самых больших трагедий на ее памяти.
  У пса глаза были темно-карие и почти человеческие, у мага - светло-серые и почти нечеловеческие, но беда, о которой нельзя рассказать, придавала им какое-то грустное и страшноватое сходство. Эйрани гладила полуседую голову и едва не плакала сама, прекрасно понимая, что, как только рыдать начнет она, Наклз тут же уйдет. А раз уж маг в кои-то веки пришел за поддержкой, могла бы и изобразить цветущий оптимизм. Он верил в ее прекрасную выживаемость, вот и она сделала бы вид, что верит.
  Маг неловко отстранился через минуту, не меньше. Покраснеть, конечно, не покраснел, но явно чувствовал себя не в своей тарелке.
  - Не говорите, что я вам сказал, Магрит. Она... еще маленькая, она не поймет.
  - А я ее на три года старше, но уже большая и все пойму. Что мне нужно знать, чтобы сделать вашу жизнь хоть чуточку легче?
  Наклз вымученно улыбнулся:
  - При такой постановке вопроса, ответ - "ничего". Жизнь тут вообще не при чем.
  - Глупости, Наклз. Жизнь как раз всегда при чем. Так что мне сделать?
  - Оттаскивать от меня Магрит, - безапелляционно заявил маг.
  - Жестоко. Но разумно. Еще что-то?
  - Да. Вы меня тоже без большой необходимости не трогайте.
  - Наклз, если вы думаете, что с благородным желанием пообниматься я пойду к Магрит, то у вас слишком широкие взгляды, даже с учетом моей профессии.
  - Эйрани, я серьезно. Меня пичкают наркотиками и дают не те лекарства. "Те" почти закончились. Я пока еще способен считать углы и тени, и тем хоть как-то соотносить, на каком свете нахожусь, но...
  Что-то в тоне мага было такое, что Эйрани даже передумала ему рассказывать о своем необычайно редком женском таланте - умении молчать и слушать.
  - А что делать в самом крайнем случае?
  Наклз дернул щекой:
  - Спрятать все ножи, отвертки, кочерги, в общем, на что фантазии хватит. Закрасить отражающие поверхности. Найти в подвале замки, повесить на все двери - даже на мою комнату снаружи - забрать себе ключи и никому не отдавать, особенно Магрит. Прикрепить в коридоре колокольчик, чтобы всегда знать, открывается входная дверь или нет... Или вы о самом крайнем случае спрашиваете?
  - О самом крайнем.
  - Для начала сделать все, чтобы он не наступил.
  - А потом?
  - А потом уже разницы не будет. Но можете спрятаться в подвал. Если я буду еще я, то туда не полезу. Там... другой обитатель завелся.
  - Наклз, вы же не о крысах.
  Маг нервно усмехнулся:
  - Ну крысы так крысы. Это хорошо объясняет скрежет... Просто всегда запирайте его, пока я дома, и все. А если она вас позовет - не откликайтесь. Просто не откликайтесь, и ничего не будет.
  Наклз кивнул, как бы давая понять, что аудиенция окончено и никаких дополнительных вопросов не предусмотрено.
  Эйрани же спустилась в кухню, холодную как склеп. Поглядела на толстенный засов, который маг давеча приколотил к двери подвала. Зачем-то почти прижалась к деревянной поверхности ухом, слушая тишину и темноту.
  Ничего. Ни единого звука.
  Минуты через три спустилась Магрит, закутанная в шаль по самые уши, рассерженная и обиженная.
  - Вы не целовались! - с порога гневно заявила она.
  - Что? - опешила Эйрани.
  - Если бы вы целовались, я бы не подслушивала, но вы о чем-то шептались. Я слишком глупа для семейного совета, да?
  - Магрит, не было никакого семейного совета.
  - Ну, конечно. Наверное, вы там анекдотами обменивались? Да, Наклз?! - громко поинтересовалась она у запертой двери.
  Эйрани нахмурилась:
  - Во-первых, не кричи. Во-вторых, Наклз наверху, спит, я думаю.
  - А мешки там за дверью кто тогда тягает? - прищурилась девушка.
  Никто никаких мешков за дверью, конечно, не тягал. Наверное, стоило потребовать, чтобы Магрит успокоилась, собственноручно отперла подвал и убедилась, что там пусто. Не считая деревянной лестницы, полок до потолка и черной жижи по колено, конечно.
  Все, что успели из полезного, они вытащили оттуда еще во время наводнения. По правде говоря, Эйрани не испытывала ни малейшего любопытства касательно того, что происходило по ту сторону двери дальше. Скорее всего, ничего не происходило. Даже крысам надо было что-то жрать, а там остались только размокшие мешки с мукой, потонувшие в грязи картофелины, столетние банки с соленьями да удушающий запах гнили.
  - Магрит, Наклз спит наверху. Он очень устал.
  - А, семейный совет не закончен, я поняла. Хорошо, я ухожу и не буду мешать. Ну вы хоть поцелуйтесь-то, для приличия! Говорят, это здорово бодрит! Да, Наклз?!
  Ответная резкость застряла у Эйрани в горле, потому что кто-то из-за двери тихим голосом поинтересовался:
  - Да?
  Эйрани отлетела к Магрит и ладонью зажала ей рот, сама изо всех сил сдерживая визг. Они буквально вломились в гостиную, снеся по пути табуретку. А за их спинами голос, не мужской и не женский, не молодой и не старый, продолжал вопрошать из-за двери:
  - Да, да, да?
  
  ***
  
  - Товарищ Наклз, тебе вроде как благодарность выносят. Может, уже хватит спать?
  Голос нордэна маг узнал сразу, но глаз не открыл. Он не открыл бы их, даже позови его Дэмонра. Потому что Дэмонры тут быть не могло. Нордэна - могло не быть. А вот исковерканная как отражение в разбитом зеркале толпа точно была.
  - А может по морде? Вмиг проснется.
  По морде от Клауса и его не менее обходительных товарищей Наклз получал уже достаточное количество раз, чтобы привыкнуть. К тому же, сильно его никогда не били, особенно на фоне того, что происходило с остальными обитателями равелина с его "секретным домом". Разве что так - для привлечения внимания.
  - Заткнуться. Велено было таскать мага на важные допросы, а не на все подряд. Вы разжились какими-то полезными сведениями, о которых я не знаю?
  - Нет, но...
  - Вот и пасть закрой. Не до того сейчас, чтобы разбираться с вашим служебным соответствием, поэтому еще одна глупость - и прогуляетесь по Длинному коридору. Или вы тут думаете, я вам буду нотации читать?
  - Н-никак нет. Может, магику этой... этой... "безразлички" вколоть? - робко предложил Клаус.
  - А он что, буйный?
  - Нет, но...
  Треснул сухой выстрел. Что-то шлепнулось. Видимо, нордэн ликвидировал проблемы в образовании Клауса самым простым и эффективным способом - вместе с Клаусом. Повисла тишина, за которой пряталось много мертвых, готовых заголосить, как только он откроет глаза.
  - Вынести это. Вернусь через три дня - будете сдавать краткий курс некромедика. Названия можете не зубрить, но чтоб знали, что какого цвета, с чем не мешать и когда колоть. Все вон, и двоечника не забудьте.
  Запястья коснулось что-то холодное.
  - Я благодарности не жду, но вежливость будет уместна. Ты в сознании, пульс обмануть тяжело.
  Наклз вот не испытывал уверенности, в сознании он или где-то еще. Вернее, не очень понимал, насколько близко кончается реальность - если она тут вообще начиналась. Два десятка тихих голосов уж очень дружно уговаривали его открыть глаза, нисколько не стесняясь присутствия вроде как начальственного нордэна.
  - Я вас слышу, - постарался как можно более нейтрально обозначить свое состояние Наклз. И для нордэна, и для других.
  - Тогда какого беса ты тут развалился, как томная балерина перед гвардии полковником? А ну встать!
  Требование явно было завышенным, но Наклз все-таки встал, стараясь лишний раз не хвататься за стенку. Потому что стенка очень пыталась схватиться за него. Ручкой мягкой, как кроличья лапка. От общей слабости мага болтало так, что он вообще удивлялся, как сохраняет вертикальное положение уже, наверное, секунд пять.
  - Открой глаза.
  - Не буду.
  Нордэн несколько мгновений молчал - видимо, на Архипелаге его не учили словесным конструкциям, выражающим хоть какое-то неподчинение - а потом весело расхохотался.
  - Самый нелепый бунт, который я видел. Сейчас мне смешно, но в следующий раз я за такой ответ тебя все-таки пристрелю.
  Наклз с опаской открыл глаза. Нордэн буравил его пронзительным взглядом.
  - Чего трясешься?
  - Здесь много... посторонних.
  - В самом деле? Ладно, я сделаю вид, что считаю это твое наблюдение следствием крайнего непрофессионализма Клауса, а не лично твоего. В первый и последний раз. И то только потому, что не знаю, под чем ты там. Ты, надеюсь, в курсе, что для мага видеть бесовщину - очень скверная профессиональная примета?
  Наклз кивнул. Правда бесовщина, которая видит мага, выглядела еще более скверной профессиональной приметой.
  Свет в надземных помещениях "секретного дома" буквально бил по глазам. Для Наклза, абсолютно потерявшего представление о том, полдень вокруг или полночь, это было как-то слишком. Получив разрешение сесть, выраженное царственным кивком, он буквально упал на табуретку и попытался сделаться как можно менее заметным. Оставалась крохотная вероятность что существа, чей неровный шаг - эдакое тихое пошлепывание по полу, стенам, потолку - он слышал в коридоре, все-таки плелись не за ним. Или его не видели. Видели бы - вряд ли щупали бы каждую щель и выступ на своем пути.
  - Ладно, я вижу, нервы твои плохи. Но деятельность вы развели бурную. Хвалю. Вот!
  На колени Наклзу упало несколько карточек. Он тупо смотрел на бумагу, пытаясь сообразить, что же это такое.
  - На продукты. И на керосин. Улучшенный паек на двоих до конца декабря. Между прочим, кесарский подарок. Будешь и дальше так стараться - к Красной ночке даже выделю пару апельсинов. Ну, в общем, поздравляю с прохождением испытательного срока. Иди отлежись дня три, возвращайся пятнадцатого.
  - Пятнадцатого?
  - Ты совсем из реальности выпал? Двенадцатое декабря на дворе. В общем, иди проспись. Вернешься...
  Наклз вздрогнул так, что карточки попадали на пол. Неловко наклонился, поднимая. У него сильно тряслись руки, и бумага никак не желала отрываться от пола, только мялась.
  Нордэн, к большому удивлению мага, отнесся к его трудностям с пониманием. То есть дождался, пока он соберет карточки, не сопровождая это никакими комментариями. И уже после поинтересовался:
  - Лекарства получаешь исправно?
  - Да.
  - Самочувствие?
  - Терпимое.
  - Жалобы?
  - Нет.
  - Хорошо. Вернешься - займешься подработкой лично на меня. А скажешь кому об особых поручениях - тотчас отправишься обратно в равелин, там дел хватает. Думаешь, я не слышу, как они за стеной бродят?
  - Что? А... да.
  - Та сторона переполнена, дружок, и мертвым больше некуда уходить. А ведь мы только начали. Забавно же?
  Наклз, наконец, сумел сложить карточки ровно и сунул их в карман.
  - З-забавно.
  
  Наклз не помнил, как давно отсутствовал - видимо, дня три, если не больше - но при его появлении носом шмыгнула даже Эйрани. Магрит так и вовсе заплакала, но на шею не кинулась, так, подалась вперед и отпрянула, словно остановленная какой-то внезапной мыслью. Маг вовсе не собирался обниматься, особенно учитывая, что его одежда и волосы насквозь пропахли страхом и нашатырным спиртом. Омерзительная смесь.
  Видимо, Магрит тоже почуяла этот запах, потому что лицо девушки вытянулось, а губы явственно побелели.
  - Что...? - начала было она, но Эйрани чуть ли не зашипела:
  - Магрит! Мы просто пойдем и вскипятим воду. Наклз, вы ведь хотите чаю. Чай есть, сахар еще есть. Вы голодны?
  Наклз, наконец, вспомнил про продуктовые карточки в своем кармане. Извлек их, расправил, положил на тумбу в прихожей и - обомлел.
  Он лично еще летом снял со старинного трюмо зеркало, оставив только широкую тумбу под ним, на которой удобно хранить перчатки и прочие мелочи, а внутрь убирать лишнюю обувь.
  Бесово зеркало было в каких-то двадцати сантиметрах от его лица.
  И это после того, как он буквально умолял Эйрани закрасить все, что может давать отражение.
  Маг сперва отлетел в сторону, выходя из зоны, видимой зеркалом, и только потом прорычал:
  - Да какого же беса?!
  Эйрани и Магрит молчали, словно святые, разве что смотрели еще более испуганно, чем минуту назад. Особенно Магрит. Она, кажется, снова собиралась плакать.
  - Я же просил! - Наклза колотило. Он снял плащ и, почти вжавшись в стену, набросил его на зеркало сбоку. Выдохнул сквозь стиснутые зубы. Провел рукой по холодной черной шерсти, разглаживая ее. Зеркало под ней издавало едва слышный гул, похожий на далекую-далекую песню Гремящих морей.
  Наклз с разворота ударил локтем по плащу. Послышался треск и звон, но осколков вроде как не падало. Снимать с зеркала покров и проверять, в какой мере оно повреждено, магу, конечно, не хотелось. Он еще пару раз от души саданул локтем, пока не почувствовал, что у него самого немеет рука, и поплелся к лестнице на второй этаж, мимо остолбеневших Магрит и Эйрани.
  Рэдке он молча сунул в руки карточки. А вот с красавицей пришлось немного поговорить:
  - Я же все вам объяснил! Мне обязательно было самому это делать?
  Эйрани поджала побледневшие губы и слегка отпихнула Магрит за себя, не давая той и слова сказать.
  - Нет. Нет, Наклз, я все сделаю. Просто давайте пройдемся по дому. Вы покажете мне, где они висят. Я могла что-то пропустить, когда... решала проблему, я не очень внимательна. Магрит... Магрит нашла сегодня гвозди на чердаке. Мы не будем их разбивать, чтобы не ходить по осколкам, хорошо? Я просто приколочу к стенам ткань, очень крепко, там, где они висят. У нас много лишних штор, они плотные, получится даже красиво, вроде гобеленов. Магрит, да вскипяти же ты воду, наконец!
  
  ***
  
  - Ты это видела? - страдальческим шепотом спросила Магрит, высовывая из-под двух одеял свой неугомонный любопытный нос.
  - А, по-твоему, это можно было не видеть? - перевалило уже далеко за полночь, у Эйрани ныли руки и спина - она буквально протащила мага по всем комнатам, включая чердак, но исключая подвал, и приколотила гвоздями к стенам куски штор в местах, которые он указал как "зеркала" - мерзли ноги и болела голова. В общем, ситуация и без того выходила хуже не придумать, а тут еще Магрит лезла с расспросами. Как будто можно вот так случайно взять, да и пропустить, как человек колотит локтем в каменную стену, свято уверенный, будто там что-то висит.
  - Нет, - голос Магрит упал до едва различимого шепота. - У него на шее...
  В лучшие времена шею Наклза украшал отличнейший синяк, который Эйрани поставила чисто из мелкой мстительности. Ну и вроде как на память. Однако, судя по испуганному лицу Магрит, вспоминала она явно не ту давнюю историю.
  - Что? Шарф у него на шее.
  - Рука женская была, когда вошел. Знаешь, как обнимает. А... а женщины нет.
  - Магрит, ты его склянки не трогай. Без этого проблем хватает. Шарф у него на шее был. Может, тебе в потемках привиделось.
  - Да нет же, шарф черный, а рука - ну, белая, вроде, как сахар....
  - Ну и куда она делась? Если сахар, то я не откажусь пойти и поискать.
  Магрит аж передернуло:
  - Да Создатель с тобой, такое говорить! Я ее сама видела...
  Магрит много чего сама видела. И сама слышала. Только у Наклза это получалось из-за галлюциногенов и не по его воле, а у рэдки, по твердому убеждению Эйрани, только из-за слишком бурной фантазии.
  Хотя страшный человек после молитвы в исполнении Магрит от нее отстал, и этого Эйрани отрицать не могла. Если только не списать всю историю на нервный срыв и сопутствующие ему галлюцинации, как это, скорее всего, на деле и было.
  - Если ты еще сейчас затянешь волынку про подвал, я точно встану и уйду спать к Наклзу, - гневно прошипела Эйрани. Конечно, она бы так в жизни не сделала, но толку лежать и слушать страшные сказки, когда реальность вокруг хуже любого кошмара. К тому же, она устала, хотела спать и решительно не могла заснуть.
  - Говорю тебе, там кто-то мешки передвигает...
  Эйрани сделала вид, что начинает вылезать из-под одеял. Магрит испуганно вскрикнула - тоненько и тихо - и вцепилась ей в локоть.
  - Молчу, молчу, молчу совсем.
  И даже вроде как засопела, словно уже спит. Эйрани на примитивную уловку, конечно, не попалась, но молчащая Магрит была не самым худшим соседом по постели, особенно зимой. Теплая, как грелка. Готовила прилично. Нрав имела уживчивый. И, в общем, довольно миловидную мордашку. Когда закончился бы весь этот ужас, следовало срочно пристраивать малышку замуж. Малышке, как Эйрани к своему немалому удивлению выяснила, сравнялось двадцать пять лет.
  Мысли о том, какие героические подвиги ей предстояло совершить, чтобы обтесать эту милую заготовку под женщину и удачно сплавить ее хотя бы за барона, отвлекали от творящегося вокруг кошмара. Эйрани уже в подробностях представила, как мажет рыжевато-русую копну лимонным соком и отправляет ее обладательницу на длительный моцион по солнышку, чтобы безо всякой химии рекомендовать гипотетическому графу "прелестную блондинку", как вдруг услышала шаги в коридоре. Шел Наклз и шел очень медленно. Не крадучись, а скорее неуверенно, будто вслепую. Эйрани даже различала моменты, когда маг почему-то задевал стены. Это казалось странным. При всех своих причудах лунатизмом маг вроде бы не страдал. Наверное, стоило бежать и остановить его у лестницы, но рука Магрит вдруг вцепилась в предплечье Эйрани с такой силой, что та едва не вскрикнула.
  Рэдка буквально утянула ее под одеяло. Эйрани лежала, обратившись вслух, и только одним глазком косилась на дверь.
  Говорил ей Наклз вешать замок, но замки лежали в подвале. А подвал они с Магрит по негласной договоренности обходили десятой дорогой. Что там - когда Наклз отсутствовал, они даже в кухню по одной старались не заходить. Эйрани вполне хватило истории, когда Магрит возилась наверху, а она вышла в гостиную, за какой-то мелочью и там задержалась, подкидывая дрова в камин. Со стороны кухни что-то прошуршало, а потом грохнуло.
  - Эйрани? - окликнула Магрит сверху.
  - Эйрани? Эйрани? - негромко повторили с кухни.
  Проверять, почему там упала разделочная доска, они с Магрит отправились вдвоем, вооружившись каминной кочергой. Ответ яснее не сделался, но ходить по одиночке эта история их отучила.
  Дверь медленно приоткрылась. Наклз вошел, зацепив косяк плечом. Он как будто спал наяву и не видел окружающих предметов, хотя глаза у него были открыты. Двигался маг дергано и неуверенно, словно оказался в каком-то совершенно незнакомом месте. Не дожидаясь, пока они встретятся взглядами, Эйрани юркнула под одеяло.
  
  ***
  
  Наклзу снился сон, мутный и вязкий, точно ватное одеяло. Это даже сложно было назвать кошмаром - он всего лишь шел по совершенно пустым столичным улицам, а над половиной города стояла взметнувшаяся до небес снежная волна, уже клубившаяся на гребне белыми тучами вихрей. И над ней виднелись силуэты гигантских всадников в шлемах с занесенными копьями. Наклз просто шел и понимал, что там, где ледяные острия вонзятся в землю, больше никогда не будет ничего живого. То есть весь город из-за мороза вымер и так - он почему-то остался один, последний свидетель времени - а теперь белая волна, стершая настоящее, готовилась стереть и будущее тоже. Никакого страха или печали он не испытывал, просто наблюдая последний день земли, за которым только снежное безмолвие.
  Волна дрожала над городом еще несколько секунд, как бы борясь с собственной тяжестью, а потом рухнула вниз. Совершенно беззвучно, словно не чудовищная масса снега сметала все на своем пути, а кто-то аккуратно стелил мягкое одеяло. Белые всадники неслись по городу, и из-под копыт лошадей во все стороны летели острые льдинки, обращавшие в себя все, чего они касались: камни мостовой, стены домов, фонари, мертвых птиц, лежавших на земле комочками перьев. Наклз, выставив руки вперед, встретил мягкий удар - ему даже больно не было - и сон закончился. Белая мгла перед глазами перестала быть ослепительной и холодной, а сделалась черной и душной.
  Еще не хватало звать Эйрани, чтобы она подоткнула ему одеяло, как сестра в детстве. Наклз, ругнувшись сквозь зубы - дышать под плотной тканью оказалось почти нечем - попытался из-под нее вылезти. Не получалось. Магу потребовалось секунд пять, чтобы осознать, что он фактически придавлен к кровати чем-то мягким и черным, пахнущим сыростью подземелья и, как ни странно, больницей. Нашатырным спиртом. И даже не к кровати придавлен, а как будто в кокон завернут: ни просвета, ни щели, только плотная черная ткань со всех сторон.
  Паника, подступившая к горлу, была самой настоящей: это не могло оказаться еще одним страшным сном просто потому, что во сне Наклз никогда не стал бы задыхаться. Обычно он не чувствовал там температуры окружающих предметов, а боль если и ощущал, то очень слабо. Но уж нехватку воздуха в легких его разум точно так красочно сымитировать не мог.
  Наклз несколько раз сильно рванулся, вцепившись в ткань зубами. Это точно была плотная шерсть, добротная такая, как на... пальто. Маг понятия не имел, за каким бесом кто-то его замотал в собственное пальто так, что он едва дышать мог, но с удовольствием бы объяснил неизвестному умнику, что идея очень паршивая. Совершив еще пару рывков, Наклз, наконец, понял, что ткань поддается и ползет в сторону. И тут мир как-то неожиданно дернулся вперед, и маг упал боком на пол, хорошенько стукнувшись.
  Он жадно вдыхал холодный воздух, шаря руками по выстывшему полу в поисках края кровати. Как-то он слишком больно ударился для падения с такой маленькой высоты. Вокруг стояла темнота, и маг не сразу сообразил, что не так. Потом понял. Под пальцами оказался не пушистый ковер спальни, а вытертая дорожка, лежавшая в прихожей. И сквозило так, словно рядом была входная дверь.
  Наклз еще несколько секунд пытался уверить себя, что просто ходил во сне, а потом все-таки огляделся. Перед ним стояла тумба, на которой в беспорядке валялись перчатки и шляпки. На тумбе высилось зеркало - старинное, целое. Сбоку от зеркала, где следовало находиться входной двери с витражом - не было просто ничего. Зона бесконечной, уходящей в никуда черноты.
  То, что не отражалось в зеркале ни с какого ракурса, просто не существовало.
  Маг затравленно оглянулся. За его спиной лежала полутемная гостиная, словно исполосованная гигантской бритвой. Перспектива выглядела неправильной. Углы неправильные. Тени неправильные. Там вообще ничего правильного не было, словно пространство в нескольких точках пошло трещинами, выворотив паркет, изогнув стены и расщепив стол и кресла на хаотически зависшие в воздухе фрагменты, к тому же повторяющие друг друга. Наклз видел одну и ту же лестницу в пяти разных ракурсах, расходящихся веером от черного излома у ее подножья.
  Все это безумие освещал неяркий свет, льющийся из зеркальной поверхности за его спиной. По эту сторону ничего не горело. Маг крепко зажмурился, как можно медленнее досчитал до тридцати, и снова осторожно открыл глаза. Картина не изменилось: покореженное пространство, кляксы непроглядной тьмы и рассеянный тусклый свет остались на прежних местах. Наклз просидел на полу еще, наверное, минут десять, прежде чем все-таки заставил себя заглянуть в зеркало, стараясь держаться как можно дальше от его поверхности. По ту сторону располагалась совершенно обычная их прихожая и кусок гостиной, освещенный огнем камина и одинокой масляной лампой. Отражения мага там, где положено, не было. Зато оно вполне по-домашнему поворошило кочергой дрова в камине, отложило кочергу и неторопливо пошло к лестнице. У ее подножия обернулось и весело подмигнуло Наклзу, как будто знало, что за ним наблюдают.
  - Ну и зачем было портить мне интерьер? Нравится?
  "Не нравится
  Наклзу происходящее, как минимум, сильно не нравилось, но вступать в переговоры с доппельгангером или отвечать на его вопросы казалось глупым даже для настолько безумной ситуации. Вместо этого он как следует саданул кулаком по гладкой поверхности. Костяшки сбил, а вот на поверхности не осталось ни царапинки. Наклз, уже ни на что особенно не надеясь, поднял с пола зонт и с размаху ударил по стеклу его рукояткой, довольно тяжелой. Никакого эффекта.
  - Ты что, понабрался манер у друзей с бантиками? Дальше, я так понимаю, начнешь на стенах карябать: "Реальность - для людей! Твари, убирайтесь во Мглу!", да? Или сразу "Каллад - для калладцев!", чтоб уж совсем в лучших традициях? Может, мне сгонять тогда за водкой? Ах, да, забыл, у ваших ксенофобских настроений тут малость срок годности поистек...
  - Я так понимаю, моих извинений за испорченный интерьер для урегулирования конфликта будет недостаточно?
  Доппельгангер вернулся к зеркалу. В отличие от Наклза, он не поседел и выглядел вполне довольным жизнью, насколько вообще мог выглядеть довольным человек, чей правый висок украшала аккуратная дырочка. Поднял плащ, по-видимому, до этого момента валявшийся на полу - точную копию того, из которого с таким трудом вывернулся Наклз. Любовно погладил ткань.
  - Вы забавные создания. Как думаешь, если бы дворянчики принесли солидарным глубочайшие извинения, и даже ножкой шаркнули, это бы сильно помогло?
  - А у тебя что, на меня давняя обида? Ссылка, каторга, тюрьма? Ты вдруг стал социально активной особью?
  - Ну, давай уж без таких серьезных оскорблений. Я просто имел в виду, фигурально говоря, что кто успел, тот и съел. Тут дело в стремлениях, а не в извинениях или правде. Поверь, кесарскую родню вырезали бы даже в том случае, если бы факт, что они триста лет только то и делали, что конфетки сиротам раздавали, был неопровержимо доказан.
  - В общем, ты занял мой дом просто потому, что имеешь такую возможность, верно я понял?
  - Отрадно, что ты сходишь с ума, а не тупеешь. Верно. Ну и еще за то, что ты вечно портишь мой.
  - Это ты прицепился ко мне, не я к тебе.
  - С чего, любопытно, такая уверенность?
  - Ну, если из нас двоих мертвая тварь, ходящая через зеркала - я...
  - То что же тогда?
  - Тогда мне отказывает фантазия.
  - Прискорбно, потому что ты и вправду мертвая тварь, которая просто этого не понимает. Как и, к слову, твоя подружка-мельница. Только по-другому.
  - Дэмонра не мельница и не имеет никакого отношения к нашим с тобой... разногласиям.
  - И тут ты ошибся даже трижды. Третья ошибка - что у нас с тобой есть разногласия.
  Доппельгангер расправил пальто, несколько секунд хитро смотрел на мага, а потом хмыкнул:
  - Ну вот ты пока побудь в моей шкуре, а я наведу порядок. У тебя тут вечно какой-то зоосад, кроме шуток. Этот двуногий конопатый котеночек - еще куда ни шло, но остальные? Нордэны, шлюхи, нордэны-шлюхи, божьи мельницы... Честное слово, смотрел бы я на это со стороны, предположил бы, что ты живешь очень интересной и насыщенной жизнью. Ладно, я пойду приберусь, ты же мне потом первый спасибо скажешь.
  Прежде чем Наклз успел что-то ответить, доппельгангер занавесил зеркало. Темнота сделалась кромешной. Маг только слышал удаляющиеся шаги.
  Тварь вроде как шла к лестнице, стало быть, собиралась подняться на второй этаж. И, весьма вероятно, конечным пунктом ее назначения была комната, где спали Магрит и Эйрани. Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, как именно доппельгангер собирался навести порядок.
  "Спокойно. Если предмета не видно, это не значит, что его нет. Мир не исчезает, когда я закрываю глаза".
  Наклз не верил в свою способность прогуляться по искромсанному пространству гостиной, да еще в кромешной тьме, и при этом не свернуть себе шею. О том, куда могут вести трещины, если в них провалиться, вообще приятнее было не думать. Поэтому маг самым просто опустился на четвереньки и пополз в том направлении, где, предположительно находилась лестница. Не имелось никакой гарантии, что она действительно была там - или где-либо вообще - но сидеть у занавешенного изнутри зеркала и просто ждать пробуждения выглядело бы слишком разумным поступком для человека, только что говорившего со своим собственным доппельгангером. Руки пару раз натыкались на какие-то острые щепки, один раз буквально перед носом Наклза кто-то - или что-то - неспешно прошло. Он не видел предмета, но слышал шорох, по-видимому, от женского шелкового платья. И еще едва ощутимо запахло жасмином с легкой ноткой ванили.
  Эту, на взгляд Наклза, отвратительную парфюмерную дрянь любила Кейси. Абигайл вроде бы предпочитала розы и амбру. Но, в любом случае, ползти он после этого стал вдвое осторожнее, отчаянно вслушиваясь в окружающую темноту. Еще несколько раз шелестела одежда, а один раз он различил, как кто-то барабанит пальцами по столу, но у подножья лестницы, к счастью, никого не оказалось. Или он просто удачно прополз, буквально вжавшись в перила. Что происходило с перспективой теперь, Наклз не видел, но путь наверх вроде как был один.
  Когда маг миновал поворот лестницы, он разглядел наверху в коридоре слабый свет. Кажется, там раньше висело небольшое овальное зеркальце, еще хозяйское, в причудливой раме с ракушками. Наклз снял этот виарский шик сразу, как въехал. А спустя почти двенадцать лет шик решил вернуться и даже поработать чем-то вроде путеводной звезды. Во всяком случае, худо-бедно осветить метра три его хватило. На втором этаже пространство оказалось в относительном порядке, если не считать населенных шорохами и запахами зон тьмы. По счастью, маг прекрасно помнил, где находится нужная ему дверь. Туда он добрел, одной рукой касаясь стены. Где-то впереди - скорее всего, в его кабинете - скрипело кресло-качалка.
  Комнату, где спали Эйрани и Магрит, освещали две масляные лампы. На фоне темноты коридора это выглядело почти как праздничная иллюминация. И зеркало там было большое, правда, висело оно не напротив кровати, а на той же стене, где и дверь, однако обзор все равно давало достаточный. И через это своеобразное окно в реальность Наклз мог прекрасно видеть, как доппельгангер, улыбаясь, проходит мимо зеркала, держа в руках подушку.
  - Эйрани! Магрит!
  Конечно, они его не слышали. Люди в здравом уме вообще вряд ли представляли, что может происходить по ту сторону зеркальной поверхности. Наклз безо всякого успеха ударил по ней кулаками. Конечно же, ничего не произошло. Разве что доппельгангер покосился на него с недовольной миной:
  - Я, в конце концов, мог взять нож или кочергу, а взял подушку, что не так удобно. Просто затем, чтобы тебе меньше замывать. Хватит вести себя как дитя. Ты шизофреник, а не идиот. С двумя камнями на шее из этой передряги ты живым не выйдешь.
  - Стой! Да стой же ты, мразь, да что ты от меня хочешь?!
  Доппельгангер пожал плечами. Его лицо выражало нестерпимую скуку.
  - Вообще ничего больше не хочу. Ты все свои бессмертные подвиги уже отвалял, так что стой и смотри. Ну или отвернись.
  - Не трогай их!
  - Ну и надоели же мне твои вопли. Вечно приходится все делать самому. Тебе пора мне приплачивать за решение твоих, между прочих, жизненных проблем. Завтра проснешься и сам мне спасибо скажешь.
  - Я завтра повешусь, если ты с ними что-то сделаешь.
  - А, ну конечно, пистолет-то у тебя реквизировали. Ну повесься. Только вот ты по зрелом размышлении никогда не повесишься. А на эмоциях - так тем более. В прошлый раз же не повесился, хотя повод-то был серьезнее, чем сейчас.
  Наклз не помнил, чтобы он когда-то вешался. Вот застрелиться - да, пытался, украв у Дэмонры пистолет при первой возможности. Ему тогда совершенно не хотелось, чтобы девочка с глазами оловянного солдатика сдала его в сумасшедший дом на веки вечные.
  - Послушай. Я действительно не понимаю, что ты такое и чего хочешь. Я не помню. Ни тебя, ни себя, почти ничего о тех днях.
  - А что там такого не помнить? Ты, в отличие от Тильвара, самый настоящий выродок: кое-где таких еще называют "мельницами богов". Тильвару-то, может, и простится, он не ведал, что творит. А ты хорошо знал, что следует за такими фокусами, и все равно прекратил их показывать только после второго раза, и то не по своей воле. Думаю, ты бы и на "бис" выйти не отказался, да у тебя сердце не выдержало. Тюрьма, ночной допрос, четыре утра... Вот так просто все и закончилось.
  - Послушай же...
  - Нет, это ты послушай и прими уже тот факт, что очень хочешь жить, а морду воротишь из извращенного кокетства, подарка от маменьки. Она тоже уже лет тридцать как от разочарования умирает и всех вас переживет. И вообще, хватит валить с больной головы на здоровую. Доброй ночи.
  Доппельгангер, не слушая дальнейших возражений, спокойно подошел к зеркалу и снял его, поставив его отражающей поверхностью к стенке. Наклз мутно видел рисунок на обоях. Потом услышал шаги, полузадушенный всхлип, короткие звуки борьбы - и оглушительную тишину.
  
  7
  
  Ингрейна Ингихильд Эрвину сначала инстинктивно не понравилась. Нордэна не то чтобы держалась себя высокомерно или нелюбезно - как раз более бесстрастное и корректное поведение в явно затруднительной жизненной ситуации он встречал нечасто - но что-то в ней настораживало. Как будто там, где за другими дамами тянулся бы легкий шлейф духов, за этой оставался ледяной ветерок. Она явно была "сильная женщина" в сильном смысле этих слов. Эрвин испытывал к таким некоторое уважение, смешанное с недоумением, но симпатию - едва ли. Воспитанный в патриархальной Рэде, он все никак не мог привыкнуть, что прекрасные создания дымят папиросами и тушат свечи револьверными выстрелами с тридцати шагов. Ингрейна с момента их встречи ни разу не закурила и револьвера при себе, кажется, не имела, но угадать ее принадлежность к этой крайне своеобразной породе труда не составляло. Ее даже заношенная клетчатая юбка, наподобие крестьянской, коротенькая кацавейка и узорный платок не скрывали. Хорошо хоть вместо валенок на нордэне были хоть и не самые новые, но все-таки приличные ботинки на меху.
  - С миру по нитке, - одними губами улыбнулась Ингрейна, заметив взгляд Эрвина. Тот отвел глаза. Этот маскарад не обманул бы и ребенка. Из нее вышла бы такая же крестьянка, как из него великий герцог.
  - У вас есть муж, отец или брат? - осуждать Кая за то, что он вытащил ее из явно безвыходной ситуации, Эрвин не мог. Маг как раз поступил единственно правильным образом. Но теперь пришлось бы решать, куда пристроить явно еще слабую после болезни нордэну без метрики, и решать быстро. Вот прямо в этом самом закутке, где они сейчас грелись и пили кипяток вместо чая, пока Кай там делал глазки санитаркам и собирал им пожитки в дорогу.
  Из улыбки Ингрейны выстыло последнее тепло:
  - Нет. Друзей и родственников также не имею.
  Она, пожалуй, и впрямь мало походила на человека, имеющего родственников и друзей. А на обладательницу "благодетелей" походила еще меньше.
  - Не поймите меня превратно, я спрашиваю только из соображений вашей безопасности, - примирительно произнес Эрвин. Последняя беседа с Зондэр окончательно отбила у него охоту водиться с нордэнами, но данная конкретная тут была не при чем. Просто уж как-то так выходило, что при каждом ее слове как будто шашка бряцала. Хотя, наверное, это была скорее ее беда, чем вина. - Так вам все равно, куда ехать?
  - По всей видимости, это так.
  "Вот ломака. Нет бы сказать по-человечески".
  - Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы добираться на перекладных? Поезда на запад и на юг не ходят.
  - Да. В любом случае, вы можете быть уверены, что я не стану вас задерживать в пути.
  "Я молча сдохну, стиснув зубы", - мысленно закончил Эрвин. Пожалуй, даже с кисейной барышней в такой ситуации сладить оказалось бы проще.
  Нордэна сделала движение, словно собиралась завести прядь за ухо, хотя подстрижена она была довольно коротко, чтобы не сказать "обрита", как человек, несколько месяцев назад перенесший тиф. Наверное, жест был рефлекторный. Она нервничала. Руки - маленькие, детские и такие худые, что почти прозрачные - едва заметно подрагивали. Глядя на эти ладошки, Эрвин отчего-то вспомнил Анну. И подумал, что ему пора заканчивать свой дурацкий допрос, все равно не собирались же они с Каем тут никого бросать. В конце концов, может, пока он помогал бы нордэне, где-то кто-то так же бескорыстно помог бы Анне. Мир стоял на добрых делах, его так учили.
  - Вы говорите на рэдди? Хоть немного?
  - У меня ограниченный "калладский набор". На уровне "стой, стрелять буду!" и "руки вверх!"
  Эрвин вздохнул:
  - Тогда, пожалуй, лучше ваши познания не афишируйте.
  Кай вернулся к ним буквально через несколько минут, таща куль из простыни. На вопросительный взгляд Эрвина, маг процедил:
  - Ну там носки, варежки, два литра спирта, банка варенья...
  - И три простыни, - вдруг прыснула Ингрейна.
  - А откуда вы знаете, что три?
  - А чтоб всем накрыться хватило.
  
  Нордэна брела, тяжело опираясь на палку, но все-таки довольно быстро для той глубины снега, через которую продиралась. Если ей и было больно, знала она об этом только сама, потому что лицо, хоть и красное от мороза, оставалось вполне спокойным. Решение не идти по дороге приняли единогласно и теперь двигались до ближайшей деревушки лесами и перелесками. Эрвин мысленно благословлял Маэрлинга, который пару раз все же вытаскивал его на пикники с сослуживцами - если пьянки на свежем воздухе заслуживали такого гордого названия - и немного познакомил с местностью. Деревня Зорянка вроде бы лежала где-то там....
  - Мы хоть километров пять прошли? - сильнее всех страдал маг. Нос у него был уже даже не как помидор, а как натуральная слива.
  - Три, - сквозь зубы ответила Ингрейна. - Мы медленно идем...
  - Полем, лесом да рекой, - маг невнятно выругался. - Чего-то не хватает лихой тройки да красной девицы! Ой, Ингрейна, не поймите превратно...
  - Ничего, я уже синяя. И мне бы за вас лет дали, наверное, больше, чем вам есть...
  - Между прочим, истинный возраст человека определяет не цифра в метрике, а его ум, мировоззрение и жизненный опыт...
  - В трактирах этот аргумент даже в светлые времена моей молодости не работал.
  - Ну хорошо. Шестнадцать мне есть. А метрики нет.
  - И этот, представьте себе, тоже.
  - Вы когда-нибудь унываете?
  - Ага. Но вы этого не заметите.
  - Что, считаете нас с господином Нордэнвейдэ такими уж бесчувственными чурбанами?
  - Отнюдь. Просто, когда я унываю, я пью, плачу и стреляю. От пьянства меня вылечил добрый снайпер, плакать без алкоголя - это как-то не комильфо в моем отнюдь не нежном возрасте, а оружия, я полагаю, мне господин Нордэнвейдэ не даст.
  Маг издал дружелюбное фырканье и от дальнейшего обмена мнениями воздержался.
  - Ну а сейчас-то есть пять километров? - простонал он через час с небольшим.
  - Есть. Еще раз сто восемьдесят по столько, и мы дома, - буркнул Эрвин.
  - Тогда закопайте меня прямо здесь!
  - А что, вместе с простынями мы еще и лопаты тащим? - возмутилась нордэна.
  - Нет.
  - Тогда вперед.
  Во время привала Кай плюхнулся прямо в снег и попытался там заснуть. Никакие аргументы на него не действовали, разбиваясь о "мне тепло!", поэтому Эрвину пришлось применить пинок сапогом. Маг насупился, присел на пенек и стал клевать носом. Ингрейна стояла неподалеку, привалившись спиной к стволу березы, и тяжело дышала.
  - Я думаю, через полчаса выйдем к деревне, - попробовал подбодрить ее Эрвин. Сам он ни малейшей бодрости не чувствовал, но присутствие в их компании дамы налагало определенные обязательства. Не то он бы точно уже съездил Каю по морде разок-другой и на очень народном морхэнн объяснил, что карету подогнать забыли, но за ней всегда можно сходить самому.
  - Вы рэдец? - неожиданно поинтересовалась нордэна в ответ.
  - Да, - не стал отпираться Эрвин, в душе несколько уязвленный: он полагал, что говорит совершенно без акцента. - Так заметно?
  - Разве что тот факт, что вы готовы искать убежище почти за тысячу километров отсюда, когда можно ограничиться сотней. Но я не потому спросила. Не сочтите мой вопрос оскорблением или издевкой, но... Конокрад - вор?
  Эрвин хмыкнул:
  - Если следовать самому распространенному рэдскому поверью, то нет. Конокрад не вор. Он вообще прав, пока скачет быстрее преследователей.
  - Это хорошо.
  - Не так уж хорошо. Может, истинно калладского офицера на такое непотребство и пришлось бы уговаривать дольше, но я тоже в жизни лошадей не уводил.
  - Я тоже, но нас тут три головы, одну клячу как-нибудь уведем. Конечно, стоило бы попробовать нанять сани, у меня есть немного денег, но...
  - Но в такие времена ни один человек в здравом уме нас никуда не повезет. Ладно, в таком случае, сидим еще четверть часа и выдвигаемся. Я войду в деревню и огляжусь, а вы подождете в лесу неподалеку до заката. Посмотрю, где конюшня, как охраняется, есть ли там вообще лошади, и вернусь. А там видно будет.
  - А я пока заточу пару рогатин. На случай, если то, что там будет видно, нам не понравится.
  
  Конюшни в деревне имелись, даже две, но Эрвину особенно приглядеться не дали, потому что чужака местные заметили сразу и, определенно, дружелюбия не демонстрировали. Он для проформы поинтересовался адресом несуществующей девушки и, узнав, что "здесь таких нетути", с грустным видом пошел искать трактир. Однако перекусить и купить еды в дорогу ему не удалось - хозяйка, уперев руки в бока, доступно объяснила, что, покуда политическая ситуация не проясниться, брать марками она отказывается. И вообще не надо ей сувать бумажки, у доброго господина наверняка найдется цепочка от часов, или вот пояс тоже сгодится, пряжка добротная.
  Представив, как он возвращается к даме, поддерживая спадающие штаны, Эрвин от ужина решительно воздержался.
  На дело бравая, хотя и изрядно замерзшая троица двинулась ночью. Наверное, выждать часов до четырех утра было бы разумнее, но тогда они окончательно превратились бы в ледышки, так что преступили к осуществлению плана, едва наступила полночь.
  Планом это, впрочем, называть не следовало. Просто решили, что Эрвин - как самый быстрый и подготовленный - заходит в конюшню и выводит ближайшую лошадь, которая выглядит пригодной для их начинаний. Ингрейна тем временем ворует овес из кормушек, потому что на голом энтузиазме работать могут только люди, а лошадка тварь деликатная и нуждается в подкормке. Ну а Кай, как истинный маг, прячется неподалеку и ведет наблюдение за ситуацией, страхуя их от непредвиденных обстоятельств.
  - Во Мгле буря. Я сейчас для страховки разве что поорать могу, - насупился тот, выслушав, какая роль отводится ему.
  - Вот и ори. Только громко и с чувством. Не испугаются, так пусть хоть позавидуют, - пожала плечами Ингрейна.
  Конюшню выбрали ту, что ближе к выходу из деревни, в первую очередь за ее расположение, и во вторую за то, что Эрвин, проходя мимо, вроде как заметил во дворе веселенького цвета сани. При успехе операции они могли разом решить все свои транспортные проблемы. Мысленно осенив себя знаменем и попросив у Создателя прощения за прошлые, настоящие и будущие прегрешения, Нордэнвейдэ перемахнул через забор, приземлился на мерзлую землю и замер без движения.
  В черном небе нарядно сверкали морозные, яркие звезды. Легкий ветерок сдувал со скатов крыш серебристую пыль. Лошади в конюшне тихонько пофыркивали. Псы, вроде как, спали. Во всяком случае, пока никто не рычал и не рвался порвать незваного гостя в клочья. В доме свет не горел. Выждав для верности еще секунд десять, Эрвин как мог тихо поднял засов и приоткрыл дверь. Ингрейна явно находилась не в той форме, чтобы горной козой через заборы прыгать.
  Нордэна проскользнула внутрь почти бесшумно. Вместо палки она держала в руке увесистую рогатину, с какой на медведя не стыдно пойти.
  Переглянувшись, Эрвин и Ингрейна, едва не припадая к земле, двинулись ко входу в конюшню. Деревянная дверь открылась легко, изнутри пахнуло лошадиным теплом, сеном и навозом. Нордэнвейдэ, крадучись, вошел первым. Темно было хоть глаз выколи. И темнота фыркала, дышала, даже всхрапывала подозрительно.
  Следовало найти упряжь. Без этого их операция провалилась бы, не начавшись. Эрвин по понятным причинам держался в седле очень недурно, но не настолько, чтобы в критической ситуации заскакивать на незнакомую лошадь и мчаться на ней куда-то в темноту без вспомогательных средств, как пьяный кавалергард, побившийся об заклад.
  Начиналось все не так уж и плохо - обострившимся до предела слухом Эрвин различал, как Ингрейна за его спиной тихонько шуршит, пересыпая овес из мешка в простынь - а сам он уже нашарил уздечку и теперь соображал, какая лошадка смирнее. Из романтических соображений решил, что беленькая симпатичнее, а из практических - что в черненькую сложнее попасть, стреляя ночью. Открыл денник, погладил недоверчиво фыркнувшую морду - как-то уж так сложилось, что Эрвин всех бессловесных тварей любил и они его тоже любили - и вроде бы наладил контакт до той степени, когда уже можно надевать уздечку, как вдруг...
  - Тревога! - Кай подошел к вопросу ответственно и заорал так, что, если вдруг в деревне кто спал, проснулись бы даже мертвецки пьяные. И, возможно, мертвые на ближайшем погосте.
  - Сукины дети! - это орал уже не Кай, а кто-то явно постарше. И, что хуже, значительно ближе. Лай собак довершал симфонию их полного провала.
  Лошади пронзительно заржали. Красавица неопределенного полу, контакт с которой был уже практически налажен, взвилась на дыбы и едва не огрела незадачливого конокрада копытом. Эрвин увернулся с ловкостью, которой сам от себя не ожидал, и все-таки накинул узду на оказавшуюся такой непредсказуемой животину. Рванул ее из денника, таща к дверям и на ходу вытаскивая из кармана пистолет.
  Ингрейна, повесив на локоть куль с добычей, вооружилась рогатиной.
  - Выходи! Выходи, ноги повыдерну! Грабят! Караул! - надсаживался мужик снаружи. Судя по лаю, собак было штуки четыре, не меньше. Остальные заливались лаем из других дворов, но не менее ответственно.
  Настала решительная минута.
  - Да... все оно конем! - провозгласила Ингрейна и швырнула что-то за дверь. Раздался выстрел. Судя по всему, пальнули из ружья, но особенно вслушиваться Эрвин не стал, потому что увидел истинную северную храбрость в действии. Сопровождая свой подвиг идиомами, части которых в морхэнн Эрвин даже не подозревал, нордэна рванула вперед, выставив перед собой рогатину.
  Дальше вопил уже хозяин, призывая Создателя и все его белокрылые легионы, причем довольно истово для принципиально атеистически настроенного калладца. Простившись с надеждой угнать сани, Эрвин выволок лошадь наружу и потащил к воротам. Одна из собак бросилась на него, так что пришлось стрелять. Выстрел грохнул, собака взвизгнула, хозяин заорал что-то в духе: "Убивают!" В окнах зажглись огоньки, подмога явно уже натягивала валенки, и Эрвин, недолго думая, отпихнул Ингрейну, азартно атакующую двух собак и одного мужика рогатиной, в сторону ворот.
  - Быстро, быстро!
  - У, ведьма!
  Пистолет в руках Нордэнвейдэ явно охладил пыл защитника частной собственности, потому что палить второй раз мужик не стал. Эрвин вылетел с его двора как на крыльях, волоча за собой лошадь. Мужик явно не стал бы стрелять в него через свою животину. Кай, подоспевший на шум, с рогатиной в руках выглядел уморительно. Маг браво тыкал ей в тени и путался под ногами.
  - Бежим!
  - А сани где? - не понял Кай.
  Эрвин даже к своему удивлению успел объяснить Каю, где именно находятся сани раньше, чем Ингрейна так же экспрессивно объяснила, где именно сейчас окажется рогатина.
  Под собачий лай, истошное ржание и ругань они все же вырвались из деревни, пару раз пальнув по псам больше для острастки. Те исправно рычали и заливались отчаянным лаем, отрабатывая свой хлеб, но нападать не спешили.
  Через несколько сотен метров Эрвин усадил Ингрейну на лошадь, потому что нордэна явственно начала задыхаться, и еще какое-то время они брели молча. Наконец, женщина слабым голосом поинтересовалась:
  - А как ты понял, что он нас заметил, Кай?
  - Ну как-как. Вышел он.
  - Что?
  - Из дому вышел, - раздраженно пояснил Кай, как для непонятливых детей. Он тоже устал и дышал сквозь стиснутые зубы.
  - И что?
  - И пошел к большой будке! Наверное, будить большую собаку.
  - В человеческий рост будка? - уточнила Ингрейна.
  В Эрвине боролись желание расхохотаться в голос и придушить мага. Если б не этот горе-часовой, ехали бы они сейчас с комфортом в расписных саночках.
  - Ну да.
  - ...! Сортир это.
  - На улице? - опешил маг.
  Ингрейна и Эрвин переглянулись.
  - Ты когда-нибудь бывал в деревне, Кай?
  Маг обиженно поджал губы:
  - Я же не знал, что им тоже отключили горячее водоснабжение!
  - И газовое освещение, - фыркнула нордэна. - Храни тебя боги...
  
  Убравшись от деревни подальше, они сумели худо-бедно соорудить волокуши. На них, к сожалению, ушли пояса Эрвина и Кая, так что перед дамой они все же предстали в весьма неимпозантном виде. Зато уровень комфорта путешествия несколько повысился. Во всяком случае, оно перестало напоминать прямое самоубийство. Двое ехали в волокушах, один шел следом, потом менялись. Лошадка делала по целине около тридцати километров в день, овсом хрустела исправно, подыхать вроде не собиралась. Идея выезжать на тракт в таком виде и настолько побитым жизнью составом Эрвину хорошей не казалась, так что они кружили через леса, дожевывая последние больничные бутерброды, и дважды отбивались от волков. Причем, как это ни было ужасно с точки зрения Эрвина, в первую очередь ему приходилось защищать лошадь, и только во вторую - даму, потому что дама, случись что, волокуши бы до следующей деревни не дотянула и все бы замерзли насмерть прямо в лесу.
  Километрах в ста от столицы им все же удалось найти селение, где о революции слыхали, но краем уха, и еще принимали марки. В деревни, на воротах которых висели фиолетовые флаги, Кай и Ингрейна дружно просили не заезжать. Эрвину это умным не казалось, но обижать женщину и ребенка только потому, что ни были неправы, он не стал бы. В селе они закупили еду, нормальные сани, корм и товарку для лошадки, а также ружье для Ингрейны. Достать пистолет вышло бы и сложнее, и подозрительнее. Маг от личного оружия решительно отказался, заявив, что в критической ситуации сможет разве что застрелиться, поэтому смысла не видит.
  Для положения, в которое они попали, все шло даже слишком хорошо - никто не заболел, ничего не отморозил, не был задран волками и не умер с голоду - и Эрвин уже начал думать, что, возможно, за хорошие дела Создатель все-таки вознаграждает еще в этой жизни, а не на том свете угольками, как говорила Марита.
  День на десятый их путешествия Кай обнаружил, что Мгла начала потихоньку открываться. Сначала радости мага не было предела, потом он сделался задумчивым. О чем-то пошушукался с Ингрейной. А потом подошел к Эрвину и, потупив глаза, попросил:
  - Не езди в Рэду.
  Ему-то, конечно, ничего не стоило сказать "не езди в Рэду", его не ждала там престарелая мама, которой он за последние шесть лет написал всего одно письмо, и вечно страдающий проблемами с легкими отец, а ему ведь тоже этой зимой седьмой десяток бы пошел.
  - Я вас могу проводить, куда скажете, пока нам по дороге, но в Рэду я поеду. Хочу навестить родителей.
  "И Анну найти".
  Сыворотки у Эрвина день ото дня больше не становилось. В свете этого расставание с попутчиками выглядело не самой плохой идеей. К тому же, ходили слухи, что по территории Восточной Рэды поезда ходили исправно - правда параллельно курсировало множество других, куда менее приятных слухов - так что, при хорошем раскладе, он мог быть дома к январю.
  А там откружили бы вьюги февраля и мама испекла бы пирог с яблочным вареньем. Они бы сидели на Красную ночку в мягком свете маминой любимой лампы, с абажуром в цветах - да или даже со свечами, если там масло стало дорого - и улыбались бы, строили планы на будущее, наговорились бы за все шесть долгих лет молчания. Эрвин посмотрел бы, может, надо подновить дом - в конце концов, как это ни грустно признавать, его родители еще не старики, но уже и не молоды, они заслужили внимание, ласку и любовь, в которой он отказывал им шесть лет. Не по своей, конечно, воле. А с другой стороны - по чьей же еще?
  Глядя на плывущие назад заснеженные ели и уткнувшись носом в меховой плащ, Эрвин мечтал, как толкнет калитку и войдет на родной двор, как тихо забухтит Храбрец - если корноухий пес еще жив, тот был старым, когда он только уезжал - как откроется выкрашенная красной краской дверь. Нордэнвейдэ почему-то не мог представить себе отца и мать старше, чем видел их в последний раз. Только знал, что в миг, когда увидит их, будет счастлив настолько, насколько вообще может быть счастлив человек. Что чуть не потерял свои корни, свою землю и все свои цели, но вот чудом вспомнил и мчится к ним через военное лихолетье.
  Метель стелила по земле белый ковер. Кай и Ингрейна хмурились, а Эрвин улыбался в воротник. Ему казалось, что в свисте метели, скрипе снега под полозьями, звонком лошадином шаге он почти слышит песню самой жизни. Тихую мелодию, как будто свитую в кольцо, все примиряющую, всех прощающую.
  
  8
  
  - Наклз, не сочтите мое поведение покушением на вашу добродетель. - Эйрани показалась из-за приоткрывшейся двери. - Считайте, я пришла поколотить монстров под вашей кроватью. Не возражаете?
  Маг во все глаза уставился на Эйрани. Она стояла перед ним как живая. Золотистый прищур в свете масляной лампы казался слегка нереальным, но она вообще всегда казалась слегка нереальной. В первые дни ее пребывания в доме Наклз вообще как-то безотчетно удивлялся, что та ходит, касаясь пола, или шуршит платьем.
  - Я, видимо, подурнела со вчерашнего дня? Вы странно на меня смотрите.
  Наклз до сих пор отчетливо слышал возню и придушенный хрип под подушкой. Было, отчего уставиться на Эйрани во все глаза.
  - Нет. Вы как всегда невообразимо красивы.
  - В другой момент я сказала бы вам, что комплимент тусклый, тривиальный и обозначает только желание отделаться от моего общества, но, коль я стою здесь разодетая как купчиха прошлого столетия на склоне лет, так и быть, похвала принята. - Эйрани все-таки прошла в комнату, но замерла метрах в трех от него. Обычно она подходила существенно ближе. - Чаю? Уже полдень.
  - А... да?
  - Да. Магрит даже успела сбегать и обратить карточки в нечто более вещественное. Поэтому в чай я положу вам ложек пять сахара, хотите? Магрит сдала вас, и я теперь знаю, что вы сладкоежка. Не хмурьтесь, всегда приятно обнаружить за таким ледяным совершенством милые человеческие слабости...
  Наклз давно приучился не слишком обращать внимания на слова Эйрани, когда та ворковала. Все равно ее магия заключалась не в том, что именно она говорила - содержание речей красавицы было достаточно салонным, чтобы Наклз его плохо понимал - а в голосе. Мягкое контральто буквально окутывало собою пространство, приглушая ледяную враждебность вечного мира к его временным обитателям, которое маг с юности ощущал как некую неколебимую константу.
  Голос Эйрани не изменился. Но мимика как будто стала слегка другая. Совсем-совсем немножко, но другая. Как одна фальшивая нота в прекрасно сыгранной мелодии проскочила.
  У женщины, которую ночью задушили, утром просто не могло быть такого прекрасного цвета лица и легких ямочек на щеках.
  - Вы неплохо выглядите, к слову. Много лучше, чем вчера. Я принесу воду для умывания - мы ее даже нагрели - и чай, чуть позже. Отдыхайте, хорошо? Завтрак тоже почти готов...
  - Не стоит, Эйрани, ничего нести. Я не голоден. Спасибо.
  Красавица плавно повела плечами, что в ее случае могло означать и "да", и "нет", и все что угодно, лежащее в пропасти между этими понятиями, развернулась и покинула комнату, прикрыв за собою дверь. Наклз еще с минуту смотрел ей вслед, размышляя. Несомненно, это была Эйрани. Ну, или Дальняя Мгла, из которой, как известно, нет возврата.
  Утренний моцион этих вопросов не прояснил. Наклз даже на пару минут вышел из дома и растер лицо снегом, которого, впрочем, лежало на удивление немного для такого лютого холода. Сморгнул выступившие слезы, оценил детальность картинки перед глазами. Лишний раз сказал себе, что просто не мог бы такого выдумать, уж слишком кругом оказалось много вещей, на которых он не заострял внимания - причудливо перекрученные ветки, помятая во время наводнения ограда, пугливо спешащие фигуры по ту сторону реки. И, конечно, белая волна, воздымающаяся едва ли не на четверть неба. Глядя на ее клубящийся белый гребень - на этот раз никаких всадников там не застыло, просто виднелись причудливо меняющиеся завихрения - Наклз понял, что мог бы вообразить что угодно: правдоподобные кусты, битые жизнью решетки, даже людей, но никогда даже близко не смог бы представить себе такую безграничную силу. Она казалась даже не столько сокрушающей - понятно было, что в миг, когда волна ударит, от города не останется камня на камне, и даже тени от этих камней не останется, ничего вообще не успеет испугаться или сокрушиться, так и рухнет в ничто в одну секунду - сколько подавляющей. И застенки "секретного дома", и отсутствие лекарств, и фотографии его и Магрит в руках северного интригана - все это переставало существовать на фоне волны, взметнувшейся между ними и будущим.
  Наклз сказал бы, что, наверное, видит бурю во Мгле, если бы не знал, что та закончилась пару дней назад. Вероятности по-прежнему читались очень смутно, но хотя бы читались.
  Так или иначе, белое безмолвие буквально зачаровывало. Наверное, от нее должен был идти гул, но гула он не слышал. Наклз вспоминал песни Гремящих морей, но прекрасно понимал, что они звучат в его памяти, а не наяву.
  В дом он вернулся даже отчасти успокоенным. Что бы ни ждало его внутри, на самом деле это имело не так уж много значения.
  Магрит и Эйрани, в кои-то веки, приняли его слова к сведению - во всяком случае, ни в кухне, ни в гостиной их не оказалось, зато на столе стоял свежезаваренный чай, в который и вправду щедро насыпали сахара. Сделав обжигающий глоток, Наклз буквально почувствовал, как оживает. Мир не то чтобы наливался красками, но стремительно улучшался, несмотря на холод и совершенно нечеловеческие условия, в которых, как он год назад считал, было просто невозможно жить.
  Наклз закусил сухарем с изюмом - этот шик явно прибыл из довольствия армии, ныне переданном Магрит по карточке, потому что он такой гадости сроду не покупал - допил чай и вышел в кухню, чтобы сполоснуть чашку. Из-за запертой двери подвала - маг и не помнил, когда успел прибить там второй засов, да еще так криво - немедленно раздалось кряхтенье и звук, как будто по полу быстро что-то тащили.
  - Ты уже четверть века оттуда лезешь. Все не получается?
  В подвале зашебуршились сильнее.
  Наклз пожал плечами. Вообще, его история знакомства со Мглой, началась паршиво, хотя было бы странно, начнись она по-другому. Во все, что случилось тогда и после, его втравил собственный любопытный нос, в ту пору еще конопатый, как у Магрит, и ни разу не сломанный. За пару домов от Наклза в его детстве жила разбитная девица по имени Клара. Эта дородная рыжеватая молодка с глуповатым лицом и невообразимо вульгарными бусами - Наклз, конечно, тогда таких слов не знал, скорее ему просто всегда хотелось снять с нее эту красную гадость, каждая бусина которой была величиной чуть ли не с его кулак - отличалась невысокими притязаниями и добрым нравом. К моменту, когда ему сравнялось тринадцать, романтической любовью его жизни Клара, конечно, не стала, но вполне понятный интерес вызывала. В конце концов, она могла дать себя поцеловать за сараем или угостить пирогом. Как ни крути, на фоне его собственной семьи, где никто никого не подкармливал вкусным, не трепал по голове и не любил, она выглядела истинным сокровищем.
  И вот одним далеко не прекрасным летним утром Наклз, ночевавший в сеновале, увидел, как Клара, прикрыв волосы платком и оглядываясь, украдкой уходит в сторону от деревни, в поля, где еще лежал туман. Пожалуй, он узнал ее не столько по внешности, сколько по движениям - она чуть переваливалась, когда шла, словно утка. Как раз настолько, чтобы это выглядело не недостатком, а изюминкой, хотя Наклз и таких слов тогда, конечно, не знал. А знал он в ту пору, что Клара - добрая душа - не ему одному дарит поцелуи за сараем, уже тогда интуитивно чувствовал, что таков порядок вещей и возмущаться нечему, и ему даже в голову не пришло за ней проследить. О чем Наклз потом сильно жалел, потому что из полей Клара больше никогда не вернулась.
  "Гулящую бабенку" искать начали только на третий день. Наклз сразу заявил, что видел ее уходящей в сторону от деревни, но это делу мало помогло: в той стороне стояла только покосившаяся хижина кузнеца - в их деревне кузнеца давно уже не было, а там проживала его вроде как дочь, нелюдимая женщина средних лет - да лежала долгая дорога в крупное село, петлявшая по полям и перелескам. Куда, по словам обитательницы хижины, Клара вроде бы и пошла, попросив у нее напиться по дороге. И уж очень эта дочка кузнеца тогда Наклзу не понравилась. Вроде ничего страшного в ней не было - деревенская баба как деревенская баба - а у него от одного ее вида по спине озноб прокатывался. Прям до костей пробирало.
  Будь Наклз старше и умнее, никогда не сделал бы того, что сделал: вечером он спрятался в поле и стал следить за хижиной. И вовсе не удивился, вдруг увидев Клару у плетня, спиной к нему, лицом к дверям. Куда сильнее он удивился тому, как неподвижно она стоит. Если бы Наклз к тому моменту видел фотографии, решил бы, что перед ним снимок, каким-то образом висящий в пространстве, но фотографии он впервые увидел только несколько месяцев спустя. Наклз даже попробовал ее тихонько позвать, но женщина не шелохнулась, хотя, наверное, могла его слышать. Клара все стояла и стояла у плетня, темнело, а он лежал и думал, что ему делать. Он мог, конечно, со всех ног побежать за старостой, но его и так считали "не от мира сего", вряд ли бы поверили и поколотили бы просто на всякий случай. Что-то подсказывало Наклзу, что предъявить Клару в доказательство своих слов не получится. Решать следовало быстро. Страх и бутерброды с курицей в сознании Наклза сошлись в неравной схватке, и победили, как ни странно, бутерброды. Ну и поцелуи за сараем. Закусив губу, он стал красться к домику.
  Клара оставалась неподвижной не только по отношению к окружающему пространству, но и по отношению к медленно идущему Наклзу, что выглядело совсем уж нехорошо. Он крался к стене дома, куда не выходило окон, и, если бы Клара не двигалась, должен был теперь видеть не спину, а профиль. Но видел он по-прежнему спину, хотя мог бы поклясться, что та стояла не шелохнувшись и уж точно не поворачивалась вокруг своей оси. Он все это время следил за ней боковым зрением и не видел ни малейшего признака движения. В какой-то момент Наклзу сделалось так страшно, что он перестал на нее смотреть.
  Прокравшись вдоль стены и зайдя за дом так, чтобы скрыться от чего-то неподвижного, что могло быть или не быть Кларой, Наклз подполз под ближайшее окно и прислушался. Ветер шумел в высокой траве, но за этими привычными звуками угадывался тихий плеск воды. Сперва он очень удивился, а потом сообразил, что в комнате просто стирают. Добрые люди в Рэде ни на закате, ни на рассвете стирать бы не стали, чтобы случайно не встретить Слепых Прачек, не говоря уже о том, что делать это снаружи было куда разумнее. Едва живой от страха, Наклз все-таки приподнялся и заглянул в окно. Перед ним лежала комнатка, освещенная предельно тускло, и в ее глубине, спиной к Наклзу, сидела женщина и полоскала в большом тазу какие-то тряпки. Цвета воды он не видел, зато запах определил безошибочно. В темной каморке пахло кровью и еще чем-то едким как щелочь. Страшноватая смесь пробивалась через приоткрытую форточку.
  Наклз нырнул обратно в траву и замер, боясь шевельнуться. Он все-таки был слишком взрослым, чтобы верить, будто одна женщина может убить другую и при помощи черной магии выварить какой-то там колдовской декокт для сохранения красы и молодости. Дочь кузнеца явно промышляла не этим. Но в этом доме Клара, очевидно, умерла, а спрятать труп в безлюдных полях ничего не стоило. Вряд ли Наклз мог бы предъявить старосте свои догадки и видения, так что никто не стал бы проверять хижину и искать там вещи пропавшей.
  Полоскание прекратилось. Донесся вздох, тяжелые шаги - не столько старого, сколько смертельно уставшего человека, а потом Наклз услышал непривычный звук. Что-то открывалось с металлическим лязгом.
  Меньше всего на свете он ожидал, что в такой развалюхе будет погреб с тяжелым люком. Тем не менее, кто-то спускался вниз. Скрипело дерево.
  Наклз снова заглянул в окно, на этот раз внимательно осмотрев комнату. Черный зев открывался в дальнем углу. А люк действительно выглядел мощным.
  Проблема заключалась в том, что он видел тяжелый люк там, где такое едва ли могло находиться на самом деле, а еще - неподвижную Клару, а до этого - серую прабабку на печи, почившую в мире лет за семь до того. Иными словами, даже этого для вызова старосты получалось маловато. Быть выдранным вожжами за богатую фантазию Наклзу совсем не хотелось, и он решил попробовать по-другому. То есть с помощью сказок, самогонки и красного шерстяного клубка. В раннем детстве он с деревенскими ребятами уже баловался этим - и, как и они, был нещадно бит матерью за такие шалости - но, в отличие от остальных, вроде как на самом деле видел что-то эдакое. "Эдакое" бабка с печи называла "Серым миром", по ночам скалясь в совершенно нечеловеческое количество белых острых зубищ.
  Тем же вечером, прихватив граммов эдак триста выменянного на рубашку самогона и честно стащенный у сестры клубок, Наклз спрятался неподалеку от одинокого домика. Снял с шеи оберег Создателя - одно дело, когда вздули бы за баловство, другое за оскорбление устоев веры - обвязал запястье красной шерстяной нитью, залпом выпил столько, сколько сумел, упал на спину и буквально куда-то провалился.
  Сказки Наклз в детстве слушал внимательно, и когда рассказывающая их прабабка была жива, и особенно - когда уже была мертва. Так что в первую очередь накрепко привязал нить к плетню, и только после этого, ежась от холода (хотя вокруг падал скорее пепел, чем снег, и температуры серые хлопья не имели) побрел к дому.
  Прабабка говорила, что в Сером мире можно ходить только теми же дорогами, которыми человек ходил в Белом мире, поэтому внутрь Наклз проник через окно задней комнаты. Аккуратно поправил веревку, следя, чтобы она не перекрутилась, не порвалась и ни за что не зацепилась. В доме, как ни странно, тоже падал пепел. Прямо сквозь прокопченный потолок. А еще было куда светлее, чем в реальности - все помещение, и те пятнадцать-двадцать метров за окном, которые он мог разглядеть, заливало неправдоподобно ровное, неживое, серое и неяркое сияние, исходящее отовсюду и как бы неоткуда. Наклз без труда сдвинул потертую дорожку, закрывавшую люк, поднял тяжеленную на вид - и совершенно невесомую здесь - крышку и уставился на ряд серых ступеней, круто уходящих вниз. Ему почему-то запомнилось, что они вели куда-то очень глубоко, хотя едва ли лестница оказалась длиннее двух метров. Может, такой зловещий вид лазу придавали близко стоящие, чуть нависающие стены, которые словно грозились надвинуться на лестницу с двух сторон и задавить ее. Что там творилось внизу в Белом мире - этого Наклз не знал, но теперь мог узнать, не рискуя получить нагоняй от матери или старосты. Он, старательно отматывая веревку, спустился по ступенькам. И замер на последней, не очень понимая, что видит.
  Комната оказалась неожиданно длинной - метров пять в длину, а в ширину всего около двух - и походила скорее не на погреб, а на лечебницу. Наклз как-то видел такое в раннем детстве, когда всех поголовно согнали в соседнее село - прививаться от оспы. У дальней стены, где висели две масляные лампы, впрочем, потушенные, стоял стол, под ним - корыто, а рядом - тумбочка, на которой, хищно и недобро поблескивая, лежали инструменты, похожие на снасть зубодера. Хотя, возможно, Наклз так подумал потому, что зубодеров боялся, а в подвале он испытывал не то что страх, а почти безотчетный ужас. В корыте валялись какие-то перепачканные темными пятнами то ли простыни, то ли длинные рубахи. А вдоль стен по всей длине помещения были с какой-то бесовской аккуратностью расставлены серые тюки, от совсем маленьких у подножия лестницы до почти метровых у стола. Чем-то эти мешки Наклзу с ходу не понравились, но приглядываться он к ним не стал, потому что в дальнем конце комнаты стояла Клара. Уже не спиной, а лицом к нему. И выражение у нее было скорее удивленное, чем какое-то еще.
  - Клара?
  Женщина не отвечала, только почему-то прижимала руки к низу живота. Там по ее юбке растекалось темное пятно, огромное и жуткое, как паук. Глуповатые светлые глаза, наконец, остановились на Наклзе. Клара еще секунду молчала, а потом вдруг надрывно закричала:
  - Беги отсюда, дурачок, беги быстрее!
  Имейся у него тогда хоть немного ума, он сделал бы именно то, что она сказала. Но Наклз впервые зашел во Мгле так далеко, даже не зная, что это Мгла. Ему никто не помешал. Он нашел Клару. И чувствовал себя почти непобедимым и полным решимости спасти если не ее жизнь, то уж посмертную участь - точно. Как и любой тринадцатилетний идиот на его месте.
  - Где мне искать твои кости? - спросил он. Против найденных костей даже староста не нашел бы, что возразить. Не говоря уже о том, что Клара заслуживала отпевания и погребения.
  - Не знаю! Беги!
  Что-то в этом крике прозвучало такое, что Наклз даже отступил на шаг, уперевшись пятками в нижнюю ступеньку. А буквально в следующую секунду через его плечо прошла женщина, зажав в руке свечу. Она настороженно оглядывалась, но, конечно, не могла его видеть. Доски пола прогибались под ее шагами. Она спустилась в подвал в реальном мире.
  - Есть кто? - сипло спросила она. В левой руке та держала склянку с каким-то белым порошком. - Есть кто? Крыски? Кис-кис, мои хорошие...
  Женщина швырнула на пол пригоршню порошка. Но кошмар начался еще раньше.
  Никаких крыс в подвале, конечно, не было. Как и никаких мешков. То, что Наклз из-за освещения и собственной неосторожности принял за тюки, оказалось вовсе не тюками. Вдоль стен, в одинаковых позах, спрятав головы между колен и обняв их руками, сидели люди. Совершенно серые люди. Размером от крупной крысы до, наверное, семилетнего ребенка. Заслышав шаги женщины, все они зашевелились и начали поднимать головы, так медленно и с таким омерзительным звуком, точно те вросли и их требовалось отдирать, как засохший бинт от раны.
  Наклз отчаянно заорал. А потом клубок в его руках дернулся, как живое существо, попытался выскользнуть. Он только и смог, что вцепиться в красную шерсть покрепче да рвануть наверх. На середине лестницы ему попалось под ноги нечто - размером чуть больше кошки - увлеченно глодавшее нитку. Это нечто имело тоненькие ручки и ножки и неправдоподобно большую голову, круглую, как горошина. Ничего, кроме широкой пасти, на ее сером фоне не выделялось, но нить тварь пережевывала очень бодро. Скорее даже не пережевывала, а перетирала, как между жерновов.
  Пролетая мимо, Наклз со всей силы ударил это сапогом, в один присест взлетел по ступенькам и резко выбил подпорку, удерживающую крышку люка. Та грохнулась, отрезая его от скрежета, звука таскаемых по полу мешков и вкрадчивого: "Кис-кис, крыски".
  Наклз стоял на люке, потрясенно глядя на наполовину изжеванную нить в своих руках, и просто не знал, что ему делать. Хотелось, конечно, убежать как можно дальше и проснуться, а потом убежать еще раз. А хозяйка стаи тем временем поднималась наверх. Она бы откинула крышку, вышла бы сама и выпустила то, что зрело в темноте подвала.
  "Лестница, сломайся! Лестница, пожалуйста, сломайся!"
  Наклз не знал, ни что делать, ни кого звать, только прекрасно знал, что в мире, где беззвучно падает серый пепел, нет никакого бога. Если бы бог был, он бы просто не допустил того, что происходило по ту сторону люка.
  И тем, первым, у дальней стены, сейчас, наверное, исполнилось бы лет по семь.
  "Рухни, дрянь, да рухни же ты!"
  Наклз необыкновенно четко представил, как верхние ступеньки проламываются и падают вниз трухлявыми досками, рассыпаются. Как вся эта проклятая лестница гниет и летит вниз.
  И по ту сторону люка что-то действительно упало с негромким треском. Вскрикнула женщина.
  А Наклз, едва не плача от страха, дрожащими руками обводил контуры люка, стирая их.
  "Никогда не откроется. Никогда не откроется. Здесь ровный пол. Здесь ничего нет, и больше ничего никогда не будет!"
  - Кто здесь? - женщина в подвале, наверное, кричала очень громко, раз он ее слышал. - Зачем? Выпусти!
  - Сиди там со своими... крысками!
  Она его, конечно, слышать не могла. Наверное, подняла с пола доску и теперь пыталась приподнять ей люк. Стараться она могла долго, потому что половина люка уже вросла в пол. Наклз это собственными глазами видел.
  "А еще... а еще я хочу, чтоб отрава не сработала, да. Пусть отрава не сработает. Пусть это будет просто мука..."
  - Я никого силком не заманивала! Сами приходили! По своей доброй воле!
  Работай она четырнадцать лет назад, Наклз бы точно сидел в этом самом подвале, у дальней стены, с опущенным лицом, вросшим в тело. Это он знал так ясно, как будто видел себя среди серых существ.
  - Открой люк!
  - Какой люк? Нет здесь, тварь, никакого люка!
  Люка действительно больше не было, только ровный пол, на который Наклз аккуратно положил ковровую дорожку. Припал к ней ухом, прислушался.
  Где-то - очень-очень глубоко, наверное, в несуществующем аду - раздавалось лихорадочное шуршание. Как будто кто-то быстро перетаскивал по деревянному полу тяжелые мешки.
  
  - Пошебурши, - фыркнул Наклз, отворачиваясь от двери в подвал. И почти столкнулся с Магрит, бледной и напуганной.
  - Наклз, что там такое сидит?
  - Шизофрения. У тебя проблемы с памятью?
  Магрит поджала губы и потерла красные ладошки. Что-то и в этом жесте было не то. Вроде бы она и раньше терла руки одну о другую, но несколько иначе.
  Наклз пристально вглядывался в знакомое лицо, милое, глуповатое, покрытое россыпью веснушек даже зимой. Может, она и впрямь приходилась Кассиану дочкой, а ему - родной кровью. Глаза у нее были как у брата - честные такие, ласковые.
  Магрит неловко улыбнулась.
  А Наклз понял, что сейчас или заорет, или потеряет сознание, или ударит по этому милому улыбающемуся лицу.
  Потому что перед ним стояла не Магрит. Магрит, улыбаясь, поднимала левый уголок рта чуть выше правого, поэтому у нее и морщинки у губ были чуточку разные, одна капельку больше, вторая капельку меньше. А теперь все выходило точно наоборот.
  Наклз мысленно отмотал события этого дня назад. Вспомнил Эйрани, выходящую из полутьмы коридора. Мягкие, плавные как вода движения. Легкую полуулыбку, легкий наклон головы. Конечно же. Не в ту сторону. Как зеркальное отражение. Это объясняло все.
  Он видел идеальных двойников.
  Доппельгангер, как и обещал, решил проблему. Твари с той стороны просто надели их лица и вернулись вместо них.
  В конце концов, он не в первый раз видел этот замечательный фокус. Спасибо хоть пол не скребли и про "хороших подданных" не твердили.
  Наклз почувствовал, как его сердце пропустило пару ударов, а потом сильно заколотилось о ребра. С трудом заставил себя отвести взгляд от увядшей улыбки "Магрит".
  - Наклз? Наклз, все в порядке?
  - Магрит! - "Эйрани" влетела в кухню как вихрь и буквально отпихнула девушку за себя. - Я же тебе сказала, не трогай Наклза, он устал...
  - Я просто хотела...
  Наклз, усмехнувшись, вышел из кухни и пошел наверх.
  А "Эйрани" оказалась куда более хитрым доппельгангером. В складках юбки она прятала нож. Он видел кусочек рукояти, когда проходил мимо.
  Только одно выходило странно, зачем им оружие, они могли "прыгнуть" и так. Если, конечно, он правильно представлял себе сторону зеркала, по которую находился. Что вовсе не обязательно было верной гипотезой.
  
  * * *
  
  - Ты мне не мать! И ему не мать!
  - Деточка, Создателя побойся, ты мне почти ровесница! И я тебе сказала, не трогай его!
  - Да кто ты такая?!
  - Шлюха приблудная! Почти как ты! Так что рот закрой! Я сказала именно то, что он мне велел сказать, пока еще был в себе.
  Магрит передернуло:
  - А сейчас он... не в себе?
  - Не знаю, а он часто берет кочергу и уносит ее туда, где нет камина? Пошмыгай носом, давай, чудесный аргумент!
  Магрит вздохнула. Не находилось у нее аргументов, ни чудесных, ни обычных. А был только Наклз, удравший наверх с такой скоростью, точно за ним бесы гнались. Хотя, может, и гнались. Не просто же так он по пути кочергу прихватил.
  - Что делать будем? - мрачно поинтересовалась Магрит, так и не придумав, как осадить красавицу. Да и толку ее осаживать, они в одной лодке находились, как ни погляди. А лодку волокло в водоворот.
  Эйрани нервно потерла руки:
  - Ну, для начала, будем запираться и стараться с ним не пересекаться.
  - Может, ему помощь нужна?
  Лицо красавицы стало злым:
  - Да уж не помешает. А что, тебя на курсах медицинских сестер обучили, как слепить седативное из воздуха?
  - Нет, но...
  - Магрит, не буди лихо, пока спит тихо. Тем более, что не так уж тихо оно и спит...
  Как ни неприятно Магрит было это признавать, а красавица оказалась права: лихо спало не слишком крепко. Они с Эйрани действительно только готовили в кухне, а остальное время старались проводить в своей спаленке за закрытыми дверями, к которым прибили щеколду изнутри. Наклз, в те редкие минуты, когда они все-таки сталкивались - подбрасывая дрова в камин или грея воду для умывания - вовсе не вел себя агрессивно. Скорее это выглядело так, словно маг чем-то до ужаса напуган. Во всяком случае, от Магрит он буквально шарахался, ближе пяти метров к себе не подпускал, в лицо не смотрел, правда, и спиной не поворачивался. Вел себя так, точно находится в клетке рядом с хищным зверем, не иначе. И, что ее особенно огорчало, отказывался есть то, что сперва она, потом Эйрани приносили ему под дверь. Тарелки так и стояли нетронутыми, а ведь, с учетом их скудного пайка - двух порций на троих человек - это явно было расточительство.
  На второй день, сообразив, что ужин мага постигла та же судьба, что и обед с завтраком, красавица решительно запретила Магрит переводить продукты.
  - Он жил без нас почти сорок лет. Так что сам себя накормит.
  Наклз посреди ночи чем-то гремел на кухне сам. Если это, конечно, Наклз гремел. Магрит, забившись под одеяло и обняв Эйрани, предпочитала лишний раз о таких вещах не думать.
  А утром маг, неожиданно спокойный, аккуратно причесанный и даже выбритый в той степени, в какой можно сделать это без зеркала, встретил их в гостиной. Он расположился в кресле у камина и вроде как грелся.
  - Ладно, я устал, - буднично сообщил Наклз, когда они спустились. Эйрани с некоторой опаской косилась по сторонам, а потом зачем-то взяла Магрит за руку. Лицо у мага сделалось холодным и замкнутым, как будто он видел перед собой врагов. С поправкой на бедные эмоции Наклза, можно было даже сказать, что он выглядел злым. Губы, во всяком случае, сжал в нитку. - Давайте раскроем карты. Что вам нужно?
  - Ничего, - мягко отозвалась Эйрани, отступая к вершине лестницы и пытаясь увлечь Магрит за собой. - Совершенно ничего. Мы пойдем...
  - Ложь. Зачем-то же вы надели их лица.
  Магрит, конечно, мало понравилось это утверждение. Но серые тени, вылезшие откуда-то из-за подлокотников и ластившиеся к магу как огромные коты, понравились ей еще меньше. Она почувствовала холодок в груди, как всегда, когда где-то рядом концентрировалась Мгла. Сейчас концентрация была настолько высокой, что она ее даже видела.
  "Коты" еще с несколько секунд плавно кружили рядом с магом, а потом беззвучно прыгнули к лестнице. Магрит сама не поняла, как успела отскочить сама и оттолкнуть Эйрани. Деревянные перила гнулись легко, точно были сделаны из масла. Не отскочи они, наверное, оказались бы пришпилены к полу как бабочки иголкой.
  Эйрани закричала. По реальности снова поплыла рябь, но Магрит не стала дожидаться, пока их накроет, и кубарем скатилась по ступенькам, увлекая красавицу за собой. Острые щепки выглядели относительно безобидными на фоне того, что однажды произошло с Маэрлингом.
  - Магрит, быстро, в подвал! - Эйрани вскочила на ноги ловко, как кошка. - Быстро!
  Рэдка еще хотела возразить, что в подвале сидит непонятная дрянь, а Наклз, хоть и не в себе, но родной и успокоится, однако успела. На этот раз перекорежило доски пола, она едва отскочила, а щепка все равно пропорола щеку. Закапала кровь.
  Эйрани подхватила деревяшку, раньше бывшую столбиком перил, и метнула в мага. Вроде бы даже попала. Только в последнее мгновение серая тень, бросившаяся наперерез снаряду, отвела его в сторону. Наклза едва задело. Маг скривился и схватился за плечо. Поднялся из кресла. Досматривать, что будет дальше, Магрит не стала, вскочила и, едва живая от страха, путаясь в ногах и трех надетых для тепла юбках, понеслась в кухню. Там Эйрани уже гремела засовами.
  Рэдка, влетая в кухню, закрыла за собой дверь. С трудом пододвинула комод и хорошо сделала: буквально через секунду раздался глухой удар. Комод дернулся, но выстоял. Магрит взвизгнула от неожиданности и еще крепче вцепилась в импровизированную баррикаду.
  - Наклз, Наклз, ну пожалуйста, прекрати, мне страшно!
  Эйрани, наконец, справилась с запертой дверью. Магрит услышала скрип, и обернулась. В полутьме - окна были завешены плотными шторами, сдвинутыми с одного краю - девушка разглядела идеально ровный прямоугольник такой же идеальной черноты. Эйрани трясущимися руками пыталась зажечь спичку. Сера чиркала о коробок, но огонь не загорался. Не то чтобы Магрит разглядела Наклза в кухне или что-то в таком духе. Она не видела ни его, ни доппельгангера - вообще никого, кроме белой как полотно Эйрани, безуспешно борющейся со спичкой. И благословляла ее за то, что все ножи остались заперты в ящике наверху, хоть это и выходило не очень удобно в быту. Потому что, хоть мага она и не видела, а не могла бы поклясться, что его здесь нет. Магрит просто ощущала сильный холод концентрированной Мглы. И некое присутствие, которое отчетливо желало им зла, но пока, похоже, не находило возможностей его причинить.
  Она только не понимала, что ему стоило просто остановить им сердца. Наклз, если она верно поняла оговорки Магды и Зондэр, такое по щелчку пальцев делал.
  - Брось спички, спускаемся! - взвизгнула Магрит. Она вдруг сообразила, что Эйрани стоит хоть и у зашторенного, но у окна. А окна взрывать маг был мастак. Куртка Дэмонры после их приключений на Болотной прошлой весной выглядела так, словно ее волки драли. - Бежим!
  Красавица действительно сунула коробок в карман, подхватила сковороду - смысл этого действия Магрит понимала не до конца, вряд ли Эйрани собиралась при помощи посуды глушить странное эхо в подвале - и бросилась вниз по ступенькам. Рэдка поспешила за ней, захлопнув за собой дверь.
  Тьма опустилась кромешная. Тьма, холод и запах застоявшейся воды, хотя никакой воды там, конечно, давным-давно не осталось. Разве что лед и замерзшая грязь.
  Магрит едва не завизжала, когда что-то схватило ее ладонь, но потом сообразила, что это Эйрани. Та стояла на лестнице несколькими ступеньками ниже и дышала так тяжело, точно только что пробежала полквартала.
  - Ты что-нибудь видишь?
  - Нет. Темно же.
  - Темно же? Темно же?
  Магрит все-таки взвизгнула, но с места не двинулась. Потом почувствовала, как Эйрани вкладывает ей в руку рукоять сковородки. Вот уж воистину бесполезное действие. Магрит бы спросила, зачем это, но не хотела услышать в ответ тот же вопрос, да еще непонятно от кого. Странный голос, ни мужской, ни женский, ни молодой, ни старый, похожий на тиканье разладившихся часов.
  Рядом зашуршала ткань. Эйрани снова полезла за спичками, и на этот раз сумела зажечь одну. Крохотный огонек не просто не разгонял тьму, а скорее делал ее еще более кромешной за пределом того метра с небольшим, которые худо-бедно освещал. Но в этом крохотном пространстве ничего лишнего, к счастью, не находилось.
  Эйрани пальцами левой руки показала четверку. Видимо, этим исчерпывался их скромный запас спичек.
  В кухне что-то громко заскрежетало. Видимо, двигали комод. К моменту, когда шаги мага раздались уже у самой двери в подвал, спичек у них оставалось всего две.
  А внизу, из черноты, пахнущей гнилью, доносилось бодрое шуршание, словно что-то по полу волокли. От стены до стены и обратно. Звуки были монотонными, но при этом какими-то дерганными, без определенного ритма.
  Магрит неожиданно для себя обнаружила, что уже вполне спокойна. Во всяком случае, для той безвыходной ситуации, в которой они оказались. В конце концов, она не металась, не орала, не лежала в глубоком обмороке, а просто стояла, вжившись спиной в холодную стену, и прислушивалась.
  Эйрани чиркнула последней спичкой. Серная головка отлетела.
  Тьма ударила по глазам, и Магрит все-таки закричала. Сковорода выпала из ее рук и с грохотом покатилась вниз по лестнице. Эйрани тоже взвизгнула, но быстро зажала рот ладонью.
  Возня снизу вдруг прекратилась. А сковородка приземлилась с неожиданно чавкающим звуком. Как будто упала не на замерзшую грязь, а во вполне себе жидкую.
  Магрит еще не успела сопоставить в голове факт чудовищного холода и неожиданного образования трясины в их промерзшем подвале, как дверь сверху распахнулась. В слабом свете она различила силуэт Наклза, застывшего на пороге. В руке маг держал какой-то предмет, в котором Магрит скорее угадала скалку. Сама идея Наклза со скалкой в руках в других обстоятельствах выглядела бы уморительно смешной, но здесь оказалось совсем не до смеха.
  - Наклз, послушай...
  Ступеньки под ногами Магрит дрогнули. Она, взвизгнув, покатилась вниз, увлекая за собой Эйрани, которая вроде как пыталась спуститься. Падать было не высоко, приземлилась девушка на что-то мягкое, и даже в первую секунду не поняла, отчего красавица кричит так, словно ее режут. Безусловно, вываляться в холодной грязи приятного мало, но не настолько же.
  Магрит попыталась рукой нащупать дно, чтобы встать.
  Ей потребовалось секунды три, не меньше, прежде чем осознать невозможную вещь: дна под ними не было. Она барахталась по пояс в ледяной жиже, чувствуя, что юбки становятся как чугунные, и понимала, что ее затягивает все глубже. Много глубже, чем должен лежать бы ровный каменный пол.
  Тусклого света, падавшего из кухни, хватало только на то, чтобы понять: Эйрани тонет точно так же. Она уже перестала бить руками, разбрызгивая черное месиво, и замерла, глядя в пространство перед собой неподвижным взглядом. Только губы шевелились.
  Вроде как от дальней стены к ним что-то шлепало.
  Похолодало еще сильнее, Магрит казалось, что у нее на ресницах выступает иней. Звук делался все ближе. Наклз стоял на вершине лестницы и, видимо, просто наблюдал.
  Холод прошил Магрит до костей, и тут она, наконец, увидела. Картинка перед ее глазами распалась на два непохожих фрагмента, мелькавших, как вспышки фотоаппарата. Она видела серый завьюженный подвал, с переломанными и покосившимися полками, у которого не было ни каменного пола, ни даже просто земли под ним, а была уходящая глубоко вниз воронка. И видела скудно освещенное помещение, где они просто валялись на полу, как поломанные куклы. Картинки мелькали быстро, одна сменяла другую с лихорадочной поспешностью, словно те не могли договориться, какая из них настоящая. Магрит только поняла, что они не тонут в болоте - болоту здесь неоткуда взяться - а проваливаются во Мглу, которую Наклз умудрился каким-то образом протащить в мир. Или спихнуть туда часть мира.
  В общем-то, механика того, как именно маг затаскивает их в ад, большого значения не имела.
  Магрит, когда была маленькая, представляла, засыпая, что новый день спускается в ее комнатку откуда-то с потолка - может, из-за того, что на цокольном этаже окна находились на самом верху - а старый, наоборот, опускается вниз, куда-то под пол. Наверное, Наклз представлял это похожим образом и теперь пытался загнать их во вчера, или значительно дальше, туда, где за серой метелью мелькало лихорадочное движение.
  Картинки Мглы становились все продолжительнее, а вот темный подвал пропадал. Магрит погружалась, внизу вроде как что-то передвигали - смотреть туда казалось слишком страшно - а потом снова мелькнула чернота. И рэдка поняла, что другого шанса у них нет и уже не будет.
  Магда предупреждала, что, если маг будет сильно буянить, следует бить его по затылку, чтобы он потерял сознание. Магрит на такие подвиги, конечно, способна не была, поэтому решила проблему единственно доступным способом: рэдка дотянулась до сковородки, валявшейся у подножья лестницы, и вцепилась в ее ручку, не отпуская даже тогда, когда помещение снова поменялось. Она не видела сковородки, но чувствовала в руке ее тяжесть. И пыталась представить, где находилась лестница.
  Снова мигнула чернота и серый проем с высокой фигурой посередине. Магрит резко распрямилась и метнула сковородку.
  Посудина оказалась слишком тяжелой, поэтому девушке едва удалось добросить ее до мага. Удивительно было то, что она даже в него попала - куда-то в голень. Вряд ли Наклз ожидал чего-то подобного, потому что равновесия он не удержал. Пошатнулся, сперва завалившись на один бок и вцепившись в дверной проем, а потом тоже скатился по лестнице. Только, в отличие от Магрит и Эйрани, рухнул в им же сделанный пролом. Тело мага стукнулось о пол как неживое.
  Пропали топь, и шлепанье, и серые снежинки, и уходящая в давнее далеко воронка - вообще все. Магрит обнаружила себя на полностью покрытом льдом полу. Эйрани тяжело дышала рядом.
  Рэдка с трудом встала на четвереньки. Руки тряслись, как не ее, локти подгибались.
  А Наклз в паре метров от нее дышал очень тихо, если вообще дышал.
  Магрит, скользя, подползла к магу, цепляясь за обломки ступенек. Тот лежал на боку, неестественно вывернув руку - кисть смутно белела на фоне густого мрака. Запрокинутое к потолку лицо тоже белело, а под ним глянцевито поблескивала чернота темнее тьмы. Теплая на ощупь, остающаяся на пальцах чернота.
  Магрит судорожно зарыдала.
  
  - Малышка-ветеринар. Ну надо же, какая встреча. Ожидаемая и неприятная.
  Сольвейг выглядела совсем не так, как раньше. Вернее, в отличие от всего остального города, одевшегося в тулупы и меховые варежки, она как раз по-прежнему носила изящное пальто, отороченное мехом, ботиночки на каблуке и кожаные перчатки. Единственной новой деталью ее костюма оказалась фиолетовая повязка на рукаве. А вот выражение лица сделалось совершенно другим. И веселые рыжие кудряшки мало гармонировали с этим новым выражением. Холодные голубые глаза из-под тонких стекол очков буквально обдавали Магрит морозом.
  - Мне... мне было больше не к кому обратиться, - пролепетала рэдка, проклиная свою идею разыскать Сольвейг. Она знала, в какой больнице та работает, и оставила записку, в которой умоляла прийти. Сольвейг ее просьбу, конечно, выполнила и Наклза спасать пришла. Да вот не одна, а в компании с тем самым нордэном, который вломился в их дом в конце ноября, и еще двумя молодцами.
  Вряд ли это следовало назвать помощью.
  Магрит хотелось провалиться. Эйрани с самого начала говорила, что идти к практикующему доктору, к тому же нордэне, плохая идея. Та либо будет под надзором, либо сама окажется в числе тех, кто надзирает. Видимо, им выпал второй вариант.
  Спасибо хоть на том, что красавица спряталась на чердаке. Пусть бы кто-то живой остался.
  - Дорогу показывай, - презрительно распорядилась нордэна, даже не подумав снять обувь. Так, швырнула перчатки на тумбочку и по-хозяйски протопала в гостиную. - Чего ждем?
  Бояться стало уже поздно. Магрит, проглотив слезы, повела гостей на второй этаж. Им с Эйрани стоило большого труда поднять Наклза в его спальню, но там было бы теплее. И, как это ни ужасно, там его удалось бы крепко привязать к кровати, что они и проделали.
  Маг приходил в себя как минимум однажды - рэдка видела, как он несколько раз сжал и разжал пальцы рук, прикрученных к столбикам кровати над головой, а потом снова устроился неподвижно. Она тогда попробовала обратиться к магу, но говорить он с ней не стал. Ну а снять с его глаз повязку не рискнула - Наклзу, чтобы начать чудить во Мгле, вроде как требовалось видеть, где он находится. Конечно, всегда оставалась возможность, что маг просто может обрушить во Мглу все, что рядом с ним, но здесь уж они ничего бы не сделали. Вариант добить его, пока он без сознания, не предложила даже насмерть перепуганная Эйрани, за что Магрит была готова целовать ей руки.
  Увидев их импровизированную "клетку" для мага, Сольвейг сперва цокнула языком, а потом рассмеялась.
  - Деточка, ума в тебе ни на грош, но в поэзии не отказать. Ты б ему еще цветочки на одеяло положила. И да, если ты не заметила, у него закрытый перелом запястья.
  Уголок губ Наклза дернулся. Значит, он не спал.
  - Я вколола ему обезболивающее.
  - Ладно, Наклз, как говорится в детских прятках, я вас нашла. Подайте голос.
  - Леди Сольвейг?
  - Госпожа Магденгерд. А также ваш почтенный работодатель, господин Бьорнгард. Принимая во внимание ваше теперешнее положение, отсутствие поклона простительно, но все же не стоит пренебрегать приветствием по форме.
  - Где я?
  - Не там, где следует быть магу с расстройством ментала четвертого уровня, - процедила Сольвейг. - Ладно, здороваться вы не хотите, бес с вами. Давно тесты обманываем?
  - Развяжите меня.
  - А песенку вам не спеть? Когда мы с вами последний раз виделись? Кажется, в сентябре? Я еще тогда велела вам перейти с виссары на зэльму-8, так нет же, печень жалко стало?
  Наклз на секунду задумался, а потом ровно ответил:
  - У меня не было на нее рецепта.
  - А вы б еще до пятой стадии потянули, пока перестали бы реальность от бреда отличать! Глядишь, сами бы себе рецепт нарисовали. Радугой по небу... Ну ничего, вы еще дурака поваляйте, может, сработает...
  Нордэн что-то отрывисто спросил на своем языке. Сольвейг ответила быстро, но как-то преувеличенно четко, словно с выражением прочитала строфу стихотворения. Мужчина недобро нахмурился и покачал головой. Затем вытащил из кобуры пистолет и приставил к виску мага. Наклз дернулся и повернул голову на другой бок. Теперь дуло упиралось ему в затылок.
  - На счет три я выстрелю, - предупредил нордэн.
  - Можете стрелять на счет два, - откликнулся Наклз. - Я вероятностник, а не волшебник. Не вижу ни вас, ни вашего бесового пистолета, и вообще не представляю, где нахожусь.
  - Раз.
  Магрит рванулась к Наклзу, но Сольвейг удержала ее неожиданно крепкой хваткой.
  - Два.
  Наклз лежал не шелохнувшись. Разве что жилка на шее билась быстро.
  - Наклз, ты в своей спальне! Я не двигала ничего!
  Нордэн выждал еще секунду.
  - Три, - процедил он и нажал курок. Тот тихо щелкнул, но ничего не произошло. Гость, фыркнув, убрал пистолет. - Ладно, предположим, он в здравом рассудке. Хотя, возможно, все это спектакль и наш любезный друг вполне представляет, где находится, что происходит и даже успел понять, что мой второй пистолет разряжен. Но первый-то заряжен. Может, проверим еще раз, наставив для чистоты эксперимента на барышню?
  - Хорошо. Я лгал на тестах. Леди Сольвейг говорит правду. У меня начались проблемы... в сентябре. А тест я сдал, потому что у меня были ответы.
  - И откуда же вы их достали?
  - Любовница принесла.
  - Перевожу. Этот человек соблазнил мою кузину. Она, по всей видимости, украла тесты из моего стола, сняла копии и вернула. Безусловно, такое поведение характеризует его как ублюдка, но вполне вменяемого. Впрочем, я ничего не утверждаю. Можно проверить на малышке-ветеринаре.
  - Ладно, хорошо. Выпишите ему эту зэльму-8. Как скоро сможет приступить к работе?
  Сольвейг пожала плечами:
  - Думаю, сходить и наложить гипс он и сам сумеет, от переломов запястий обычно не умирают. - Она приблизилась к Наклзу и принялась разрезать узлы извлеченными из сумки ножничками. Маг стянул с лица повязку, огляделся, поморщившись, прикрыл глаза. - Агнет у меня однажды так дня три проходила, пока рука не опухла, и только потом созналась, что они с Ингрид так в мяч поиграли, - продолжала Сольвейг, мало обращая внимания на то, слушают ее или нет. - Дурацкая континентальная игра, к тому же чреватая травмами. Но, думаю, за месяц на Архипелаге их уже научили сносно метать копье, как полагаете, господин Бьорнгард?
  - Не уверен.
  - Но уж воздух там во всяком случае чище и для детей полезнее, - хмыкнула Сольвейг, закончив. - Ладно, Наклз, я не знаю, что вы там на лестнице делали и знать не хочу, но больше так не делайте. За лекарствами пусть малышка сходит сегодня во второй половине дня, их выдадут в аптеке при госпитале Герхарда Гессэна. О бесы. Есть здесь вечное перо? Напишу лучше рецепт, а то у нас тут, оказывается, любители импровизировать живут...
  Магрит мигом сбегала за ручкой. Сольвейг что-то размашисто написала на листке и бросила на тумбочку.
  - Завтра вечером чтоб были на работе. Так и быть, обварю барышне левую руку, для симметрии. И второй раз предупреждать не буду. - Нордэн развернулся и вышел. Сольвейг, не задерживаясь ни на секунду, повторила его маневр. Разве что фыркнула презрительно в коридоре, что Наклз мог бы своей "племяннице" купить перчатки и поприличнее, чем старье на тумбочке, какое и проститутке с двадцатилетним стажем надеть зазорно.
  - Злобная сука, - прошипела Магрит захлопнутой двери. Девушка буквально кипела изнутри от жгучей обиды. Ну не хотела приходить - ну не приходила бы, зачем сюда врага тащить?
  - Эта злобная сука только что спасла наши жизни, - Наклз спускался с лестницы очень аккуратно, держась здоровой рукой за остатки перил. Вот уж воистину слух у мага был как у кошки. - Ты вообще ради разнообразия слушаешь, что тебе люди говорят?
  - Слушаю, - буркнула Магрит. Жизнь им спасла вовсе не вредная сука, а то, что она, Магрит, в свое время внимательно слушала Магду. И имела какие-то очень альтернативные таланты в области кулинарии. Почти копье метала, как идеальные детки Сольвейг, только сковородку.
  - Тогда, я думаю, ты поняла, что Сольвейг, как и я, завербована и состоит под надзором. Ее дети в заложниках где-то на Архипелаге. А в перчатках, которые я тебе якобы купил, лежит нечто полезное.
  Магрит, приоткрыв рот от удивления, подняла перчатки с тумбочки. Повертела в руках. Под разодранной подкладкой перекатывались какие-то шарики.
  Маг молчал забрал ее добычу и ушел на кухню. Девушка, вздохнув, отправилась предупреждать Эйрани, что опасность вроде как миновала.
  - Три десятка, - подвел итог Наклз, ссыпая одинаковые таблетки светло-зеленого цвета в банку из-под чая.
  - Что это?
  - Полгода относительно спокойной жизни. Экспериментальные дэм-вельдские нейролептики.
  - Наклз, а как ты догадался, что Сольвейг... ну... она же так грубо говорила. Мне показалось, она тебя не любит.
  - Не любит. А своего дорогого товарища по ССД так просто ненавидит. Иначе бы сочла нужным сказать ему, что у меня не начало четвертой, а прогрессирующая пятая. Давать эти нейролептики человеку с легким расстройством - это как по воробьям из пушки палить. Только еще более дорого.
  - Мы, наверное, теперь должны ей помочь...
  - Магрит. У нас сейчас такое время, что никто никому ничего не должен. Лучше попроси Эйрани сделать травяной отвар от ожогов и обезболивающее возьми.
  - Я думаю, он просто хочет тебя напугать.
  - Я тоже думаю, что он просто хочет меня напугать. Поэтому иди и найди обезболивающее. А я пока организую ведро со снегом, раз уж обезболивающее еще действует.
  Было уже около одиннадцати вечера. Магрит по приказу Наклза сидела рядом с этим бесовым ведром, весь снег в котором давно растаял и сделался прохладной водой, и уже почти верила, что пронесет, слушая, как Эйрани вполголоса мурлыкала какие-то истории из жизни высшего света. Не пронесло. В левой руке полыхнула резкая боль, точно рэдка положила ее на раскаленные угли. Магрит рванула рукав вверх и увидела, как кожа буквально на глазах расцветает огромными красными волдырями. Запахло паленым. Рэдка от боли вдохнуть не могла. Эйрани обхватила ее за плечо и вроде как окунула рукой в ведро, прохладная вода показалась ледяной, а дальше мир потух.
  
  - Я перебинтовала. Она спит. Все чисто, заражения не будет.
  Наклз сидел у зашторенного окна и смотрел куда-то в пространство. Пожалуй, ничего отрешенного, кроме позы, в маге не было. Эйрани каким-то шестым чувством ощущала волны ярости, буквально расходящиеся от него по комнате. Хорошо хоть предметы не летали в лучших сказочных традициях.
  - Не уверена, что это прозвучит как комплимент, но я знаю, что подыхать он за это будет долго.
  Наклз усмехнулся:
  - Вы в кои-то веки говорите, как Магрит. Святая месть, храбрость и все такое прочее. Эйрани, эта тварь изувечила Магрит, будучи далеко отсюда. Изувечила в хорошо экранированном от любых визитеров из Мглы доме. Все, что здесь есть опасного - протаскивал я, извне ничего зайти не может. А он как-то зашел. И сделал дело, причем Мгла даже не шелохнулась. Я не знаю, что это за бесовщина. Меня такому не учили.
  - Значит, разберетесь.
  - Пока ей обварят лицо, я буду разбираться?
  - А есть другие варианты?
  - Как ни странно есть. И он один из них довольно простой. Бесам можно противостоять. А еще на них можно работать.
  Эйрани вздохнула. Приблизилась к Наклзу, попробовала взять за руку, но тот отдернул кисть и вжался в спинку кресла:
  - Вот этого не надо. Я не в настроении обниматься и плакать.
  "И очень зря. В нашей ситуации - самое милое дело".
  Эйрани пожала плечами и устроилась напротив. Ей следовало кое-что объяснить магу, пока тот не навалял глупостей:
  - Наклз, я люблю Магрит. Она хорошая девочка, мне ее жалко. Если бы я могла убить этого сукина сына, вы бы до трех не досчитали, как он лежал бы мертвым. Однако я этого пока не могу, и вы пока не можете. Но все-таки есть люди, на которых работать добровольно нельзя никогда. Даже нордэна Сольвейг, как выяснилось, на них не работает.
  - Если бы такие люди действительно существовали, не существовало бы людей, которые будут лояльно благодарны любому аду просто за то, что их вот прямо сейчас не трогают. Потому что до завтра, когда, вероятно, придется расплачиваться за содеянное, можно легко не дожить. Многие, думаете, пошли ломать копья за старую власть? Сидят в нетопленных домах так же, как и мы, и так же, как и мы, трясутся от страха. Думают, чем можно торговаться. У кого бриллианты, у кого секреты, а кто во Мгле работать умеет. Только и всего. К тому же, когда с прилавков исчезает хлеб, его место на них внезапно занимают всякие чудесные вещи: честь, верность, элементарная порядочность. Короче, то, про что в хорошие времена в книжках пишут да в театрах рассказывают. И продается все это по весьма сходной цене, понимаете?
  - Понимаю. А еще понимаю, что честь, верность и элементарную порядочность нельзя заложить в ломбард под проценты, расплатиться ими сегодня, а в светлом завтра выкупить обратно и сделать вид, что ничего не было. Это не в рамках чтения морали. Просто я проверяла.
  - Спасибо за предупреждение, но уже поздновато. Я лет пятнадцать как банкрот, мне даже в ломбард отнести особенно нечего.
  - А что бы сказала Дэмонра? Ей бы ваше сотрудничество с этими понравилось?
  Маг усмехнулся. На его лице, наконец, появилось что-то, похожее на умиротворение. Почти нежность.
  - А ничего. Она никого не осуждает. Я видел, как она дырявила людям лбы, но ни разу не слышал, чтобы она хоть кому-то сказала "ты не прав" и уж тем более "ты не прав, потому что..." У нее есть враги, а не те, которые "не правы". Технически разницы никакой, но по мне так в разы менее паскудно.
  - Почему?
  - Потому что с чего вы взяли, что правы мы, а не этот нордэн и его компания? Того факта, что они - с нашей точки зрения - жестокие ублюдки, для такого всеобъемлющего вывода маловато. Любая власть по самой своей сути насилие. И любое государство стоит на костях. Потому что цветущие ромашки таких конструкций не выдерживают. Кто в данном случае прав - это люди узнают года через два. Или лет через сто, для верности. Может, мы. Может, фиолетовые. Может, потом придут какие-нибудь синие, или красные, или белые в черный горошек. И тоже будут правы.
  - Наклз, я боюсь спросить, но... вы правда так думаете?
  - А вы правда думаете, что создание чудесных опер, роскошного балета и красиво обставленных публичных домов дает государству патент на бессмертие?
  - Нет, но создание пыточных застенков его, надеюсь, тоже не дает.
  - Эйрани, я говорил это вашей сестре, скажу и вам. Я не люблю Каллад. И никогда бы его любить не смог. Даже не потому, что вообще считаю патриотизм формой девиации. Ваша богоданная кесария - это балет на перемолотых костях. Танцульки, не спорю, красивые. Но танцульки рано или поздно заканчиваются. Зрители, обсуждая возвышенное, идут в гардероб, и понимают, что шубы и пальто-то вынесли. Боюсь, этим и исчерпывается природа вашей революции. А не "очистительным огнем", который дворяне же и выкликивали последнюю сотню лет.
  - Для человека, которому решительно все равно на политику, в ваших словах многовато яда.
  - Ничего, те, кто успели удрать, возместят это тоннами патоки. Я всего лишь довольно просто объяснил вам, почему считаю сам вопрос сопоставления вашей и Магрит жизни с чистотой перед Каллад в первую очередь тупым, и во вторую - аморальным.
  - Аморальнее чем пыточные застенки?
  - Аморальнее даже, чем утверждение, будто при прежней власти этих застенков не было.
  
  
  Эпилог
  
  1
  
  Ингрейна обвела заиндевевший лес ненавидящим взглядом. Страшно сказать, она и до этой поездки вовсе не сходила с ума по снежным просторам, как само небо велело дочери Белой Земли. Ей вообще нравился умеренный климат, а также всякие ромашки-кашки-клевер-васильки, что она всю жизнь тщательно скрывала, а лет в тридцать плюнула и скрывать перестала: принц до нее все равно не доехал по каким-то более веским причинам. В общем, заснеженные елки и раньше нагоняли на нордэну казенную печаль, а после почти трех недель шатания по полям, лесам и перелескам так вовсе вызывали желание выть и убивать все живое.
  - Думаю, мы заблудились, - вынуждена была признать она.
  - Вы только сейчас начали это думать? - прищурил заиндевевшие ресницы Кай. Эрвин, как более взрослый и умный, промолчал.
  Что тут сказать: Нордэнвейдэ предлагал объехать провинциальный городок Кальте с юга, а Ингрейна как дура уперлась, что надо огибать с севера. Она сама бы не сказала, какой бес толкал ее в ребро: дорогу они с Эрвином представляли одинаково скверно, благо хоть картой в одной из ближних деревень разжились. Разумеется, от руки рисованной и с каким-то очень загадочным масштабом. Кай в споре не участвовал. Нордэнвейдэ поначалу пытался приводить аргументы, мол, если объехать с юга, там - судя по карте - до границы будет километров тридцать. А начни они объезжать с севера - сделают ненужный крюк. "С юга больше народу ездит. Нас ограбят и прямо тут волкам и скормят", - гнула свою линию Ингрейна. Что мешало волкам сожрать их десятью километрами севернее, она, конечно, уточнять не стала.
  Вообще патронов у них имелось не так чтобы много. Что-то уже успели расстрелять по лесному зверью. Один раз встретили группу дезертиров, но, по счастью, дело происходило в сумерках, поэтому Ингрейна и Эрвин, притаившись в снегу, популярно объяснили ребятам, чем вроде как элитный стрелковый полк отличается от похватавшего винтовки сброда. Когда численный перевес противника оказался ликвидирован, те мгновенно потеряли к их саням всякий интерес и разбежались кто куда. Правда, оружие мертвецов находилось в настолько паршивом состоянии, что его решили бросить на дороге.
  - Ладно. Я была неправа, - сдалась Ингрейна. Найти в лесу, по которому они ехали, следы хотя бы старой дороги становилось все сложнее. - Надо возвращаться.
  - Попробуем срезать, - безэмоционально согласился Эрвин, видимо, с женщинами не скандаливший принципиально. Ингрейна отвлеченно подумала, что, если его побрить и месяцок-другой хорошенько покормить, вышел бы неплохой мужик. Имелось одно только, но веское "но": Нордэнвейдэ и впрямь отличался золотым характером и воистину небесным терпением. Живи она с таким человеком, годик бы, наверное, восхищалась, еще годик искала бы подвох, а потом со скуки бы повесилась на собственной косе. - В город мы случайно не заедем: огни и дым видно будет.
  Сказать, разумеется, оказалось сильно проще, чем сделать. Лошадки устали. День клонился к вечеру, и между деревьев ложилась синяя дымка. Холодало, ветер поднял легкую снежную пыль и гнал ее за санями. Кай, бедняга, спал, прижавшись к плечу Ингрейны, и вздрагивал во сне. Она каждые несколько минут тормошила его, чтобы не замерз. Маг после третьего пробуждения уже даже не ругался, а только почти без голоса отвечал: "Живой", - и снова клевал носом.
  Время приближалось к половине шестого вечера - сумерки перешли бы в темноту через какие-то четверть часа - а ни огней, ни дыма так и не показалось, хотя ехали они, вроде, по тому, что летом назвали бы дорогой. Эрвин, правивший лошадьми, героически молчал, но все и так было понятно. Их, по всей видимости, ждала очередная ночевка под открытым небом. От этого совершенно особенного удовольствия даже купленные по пути меховые полости помогали не сильно. Им вообще сказочно повезло, что никто до сих пор не заболел.
  Ингрейна уже открыла рот, чтобы предложить взять поводья, но тут боковым зрением заметила просвет между соснами слева от себя. И вроде бы даже поворот.
  - Смотрите. Там, слева. Наверное, это поворот на город.
  Эрвин остановил лошадок, спрыгнул с саней, прошелся назад и вернулся. Беспомощно пожал плечами:
  - Не знаю. Там тоже снег да снег.
  - Давайте свернем. Хуже вряд ли будет.
  - Интересная мотивация. Ну хорошо, давайте свернем.
  Когда из черноты выступил силуэт поместья, Ингрейна была готова сплясать. К сожалению, через минуту стало понятно, что это не дом, а его остов - окна без стекол, стены черны, крыша местами провалилась внутрь. Вряд ли там оказалось бы теплее чем снаружи, а вот похоронить их под остатками перекрытий вполне могло.
  - Просто не наш день, - негромко сказал Эрвин, оценив их несостоявшееся укрытие. Если бы он сказал "не ваш", Ингрейна, наверное, разозлилась бы меньше. Она спрыгнула в снег и изо всех сил пнула какую-то обгорелую деревяшку. Желудок сводило от голода, пальцы - от холода, а еще над черным скелетом здания стояла белая луна, круглая как сырная голова. И как будто смеялась, гадина, омывая и без того ледяной лес ледяным светом.
  - Сейчас вернусь, - пробурчала Ингрейна, на всякий случай повесила на плечо ружье и пошла обходить здание кругом. О том, чтобы ночью разобраться в причинах пожара, речи, конечно, не шло. По большей части нордэне просто хотелось проветрить голову и изругать какой-нибудь куст, а не безответного Эрвина.
  Следы она заметила случайно. Все из-за той же гадины-луны, вдруг обозначившей на серебристом снегу слишком геометрически правильный рисунок. В первый момент Ингрейна глазам своим не поверила: двойной цепочке следов, ведущей к остаткам поместья и затем, через несколько метров - от него, делать здесь было решительно нечего. А сильнее всего поразил нордэну их размер. Она приложила к следам руку в варежке и долго не могла оторвать взгляда: следы оказались совсем немного больше, чем ее ладонь.
  Если только здесь не проезжал бродячий цирк, по территории сгоревшего поместья бродили дети. Дети, одни, зимней ночью, за много километров от людей и огня.
  Нордэнские сказки в таких ситуациях говорили, что надо драпать со всех ног, не оборачиваясь, кто бы тебя ни позвал. Уж лучше встретить горного тролля или голодного медведя.
  Ингрейна колебалась недолго. Живые или мертвые, здесь ходили дети. Живые или мертвые, они заслуживали помощи просто потому, что были детьми. Нордэна, почти припав к снегу, покралась по следам. Цепочки иногда расходились, но потом снова сходились, петляли через сад, обходили поломанную беседку, вели куда-то вниз с холма по пологой лесенке, обледеневшей до безобразия, а потом из темноты показался длинный флигель, вроде кухни или летнего домика. Целый, с огоньком в окне и трубой, выбрасывающей дым. Наверное, они не заметили его, потому что дом стоял ниже поместья и дальше в лесу, так что ни дыма, ни света с дороги, по которой они подъехали, видно не было. "Хорошее укрытие", - мысленно оценила Ингрейна панораму.
  К земным делам ее вернул скрип снега за спиной. Кай выглядел злым:
  - Вы куда ушли? Напугали нас до полусмерти. Честное слово, никто бы не стал за вами подглядывать, так что в таких моционах нет нужды.
  Вместо ответа Ингрейна указала рукой на тусклые огоньки. Кай прищурился, потом буркнул:
  - Я за Эрвином, - и исчез.
  Эрвин, как и Кай, созерцал находку Ингрейны без особенного энтузиазма.
  - Я не думаю, что нас съедят местные эльфы или феи, но это правда странное место, - сообщил он. - Я бы дождался утра.
  - Вы же не верите в сказки?
  Кай фыркнул:
  - Я верю в доппельгангеров. В бесов, духов, вурдалаков и санитаров. Так что до утра туда не сунусь.
  Ингрейна пожала плечами:
  - А я верю в сказки. Так что подождите меня здесь. Если через полчаса не вернусь - уезжайте.
  - Я, оказывается, тоже верю в сказки, - пробурчал Кай, след в след ступая за Ингрейной. - В равенство полов верю, в то, что у женщин тоже есть мозги, а в Каллад, страшно сказать, так и избирательные права...
  Эрвин извлек из кобуры пистолет и шел рядом с Ингрейной молча. Но все его отношение к затее хорошо читалось на лице.
  Когда до двери домика осталось пять шагов, никакая тварь на них из темноты не выскочила и в лес не уволокла. Вообще ни одна ветка не пошевелилась. Только луна лила и лила бледный свет на истоптанный снег. Следов сделалось существенно больше, но крупных среди них нордэна не видела.
  Ингрейна постучала в дверь.
  Ответом ей стала гулкая тишина. Только огоньки в окнах погасли спустя полминуты. Нордэна повторила стук.
  - Откройте. Я никого не обижу.
  - Если там сидит доппельгенгер, как бы нас никто не обидел, - буркнул Кай. - Кстати, вы в курсе, что в прошлом веке в Рэде орудовала банда детишек лет от восьми до тринадцати? Эти Заступники Создателевы даже каннибализмом не брезговали...
  - Откройте.
  Ингрейна барабанила в дверь упорно. Минут через десять кто-то внутри сообразил, что так просто она не уйдет, и тяжело пошаркал к двери.
  Эрвин взвел курок. Кай побелел как полотно и отшагнул назад.
  Еще секунду висела тишина, а потом основательно прокуренный голос поинтересовался из-за двери:
  - Кого бесы носят? Не все сожгли? Господский дом вверх по холму, а меня в покое оставьте. Нету ни хрена.
  - Мы ничего не жгли. Путники. Переночевать пустите.
  - Да какие в этих краях путники? - вполне рассудительно возразили изнутри. - Дезертиры, каторжане или бандиты. Не пущу.
  - Если бы мы относились к любой из трех перечисленных категорий, мы бы предварительно не стучали, - Эрвин снова сделался спокоен. - Так что еще раз добром прошу: пустите переночевать. Мы никого не стесним. И не будем еще полночи барабанить у вас под дверью.
  - Ладно, - после некоторых раздумий сообщили изнутри. - Только дайте минутку - приберусь. - И снова раздалось шарканье, на этот раз от дверей.
  - За ружьем пошел? - предположил Кай.
  - Если не дурак, он уже к двери с ружьем подходил, - возразил Эрвин. - Но не пулемет же у него тут прикопан. Ладно, ждем.
  Минут пять спустя дверь действительно открылась. Внутри было темно, а единственным источником света служила лучина в руках хозяина. Тому, по-видимому, перевалило лет за шестьдесят. Чем-то он походил на старого рассерженного филина. Даже глаза под густыми седыми бровями в свете лучины казались золотистыми.
  - Ну чего встали? Проходите. Да не шумите. Всех крыс мне распугаете. А утром укатывайте подобру-поздорову. Красть тута нечего. - Двигался старик тяжело, при ходьбе припадая на левую ногу. - Вон, тама ляжете. Чай не баре.
  Ингрейна вошла в предложенную комнату. И чуть не замурлыкала от удовольствия: теплый воздух обволакивал, как мягкое одеяло.
  - А ты отец нас, что ли ждал, раз у тебя комната натоплена? - поинтересовалась она.
  - Не твоего ума дело, - старик был по-военному лапидарен. - Спите и проваливайте, скатертью дороженька. Вот тебе бог, а вот тебе порог... - Ингрейна услышала еще штук пять народных вариаций пожелания поскорее освободить хозяев от ненужных гостей, но ничего полезного не вычленила. Прошлась по помещению. Комната выглядела жилой. В ней пахло человеческим теплом.
  Кай оглядывался настороженно, но, быстро разомлев от непривычного уюта, вытянулся на перине и пробормотал:
  - Да пусть он меня хоть с кашей жрет, я спать.
  Эрвин задумчиво оглядывался. Лучину им старик оставил, а еще дал кривую свечу, толстым слоем оплавившегося воска буквально впаянную в треснувшее блюдце с тусклой золотой каймой.
  - Мне кажется, жрать он нас не будет. И вряд ли прирежет, с такой-то тихой поступью. Видимо, это все-таки ваш день.
  - Еще не совсем, но я скоро вернусь, - заверила Ингрейна.
  В санях остались кое-какие вещи, в том числе банка варенья, врученная им еще в госпитале сердобольной санитаркой, видимо, окончательно покоренной Каем. Ингрейна сладкое не любила, Эрвин имел аллергию на клубнику, а Кай, отчаявшись намазать замерзшее желе на хлеб, плюнул на это безнадежное занятие и завинтил крышку обратно. В деревнях Эрвин покупал менее капризные продукты, так что этот осколок былой роскоши уцелел. Ингрейна вернулась с банкой, довольная, как кошка, и поскреблась в дверь соседней с ними комнаты. Та тоже соседствовала с печкой, так что старику, по идее, следовало находиться там.
  - Нечем кормить. Спите и проваливайте, - буркнул тот.
  - У меня банка варенья. Клубничного. Я просто оставлю его здесь.
  Из комнаты озадаченно промолчали. Ингрейна опустила банку на пол, так, чтобы ее не задела открывающаяся дверь, и отошла. Вернее, засела в засаду. План ее был прост и безыскусен: если в доме находились дети, банка исчезла бы в ближайшие часы. Нордэну охватил такой азарт, что она почти не чувствовала холода, которым тянуло из-под входной двери. Глаза привыкли к темноте, уши - к руладам, которые спустя полчаса начал выводить старик, а потом по полу действительно прошлепали пятки. Довольно тихо, не прислушивайся Ингрейна - вряд ли бы разобрала. Дверь осторожно приоткрылась. Оттуда показалась едва различимая в темноте светлая макушка. Потом еще одна. Макушки застыли, а потом принялись шарить по полу в поисках сокровища.
  - Справа, - почти беззвучно подсказала из своего укрытия Ингрейна.
  Обе макушки тут же исчезли, но спустя полминуты одна снова показалась. Нащупала банку. И тихонечко спросила:
  - А разве уже Красная ночка? - голосок был тоненький, девчоночий.
  - Нет, до нее два с небольшим месяца.
  - Ты фея что ли?
  Ингрейна едва не прыснула, представив, как выглядит со стороны. Стриженная, грязная, в одежде с чужого плеча, с обветренными губами. Да уж скорее из нее вышла бы злая ведьма.
  - Не совсем. Но есть тебя не буду. Много вас тут живет?
  - Мне деда не велел разговаривать.
  - Молодец твой деда. Я б тоже не велела, но со мной - можно.
  - Свечу зажги, - подумав, потребовала девочка.
  Ингрейна, хмыкнув, вернулась в комнату, где Кай и Эрвин уже спали, реквизировала у них оплывающую свечу и снова вышла в коридор. Желтоватый свет выхватил заинтересованно-настороженную мордашку лет эдак семи. Мордашка уже была самую малость в варенье. Нордэна установила их импровизированный светильник где-то посередине между ними и стала ждать. Любопытство, конечно, победило.
  - А как тебя зовут?
  - Инга. А тебя?
  - Бетти. А почему у тебя волосы короткие, ты же девочка?
  - Болела, вот постригли. А сколько вас тут?
  - Семнадцать, ну, и деда.
  Сердце Ингрейны сперва пропустило удар, а потом ей стало тепло-тепло, несмотря на свистящий по полу сквозняк и завывание ветра за стеной.
  Кай все-таки был бесовски хорошим магом.
  
  "Деда" оказался дворником-истопником, а его семнадцать загадочных деток - семь мальчиков и десять девочек - сиротками. Раньше приют содержала хозяйка особняка - графиня, фамилии которой даже дед не выговорил - но две недели назад приключилась беда. Когда вести о революции в столице только пришли, никто сперва особенно не прислушивался - мало ли чего городят - а потом из Рэды потянулись первые дезертиры, поболтали с жителями Кальте, да и разъяснили "текущий момент". А "текущий момент" был такой, что пришла пора с богачей спросить за их сытые зимы и забитые погреба. Больших богачей в провинциальном городке, правда, не оказалось. Показательно разнесли пару лавок, аптеку и зачем-то библиотеку, а потом вспомнили, что в пятнадцати километрах от города проживает графиня, самая что ни на есть натуральная богачка. И сама живет, и слуг держит, и еще сиротский приют открыла много лет назад. Может, кто-то из пришедших "посчитаться" и сам в том приюте вырос, этого уж "деда" не помнил. Графине давно стукнуло восемьдесят и, конечно, никто на старуху руки не поднял. Просто вежливо попросили поделиться. Та как во сне отдала ключи и в полуобморочном состоянии укатила куда-то прочь на знававшей лучшие времена старомодной коляске, прихватив домоправителя, его жену и горничную. Конюх и повариха решительно перешли на сторону "считающихся", отомкнули все погреба и подвалы, а две молоденькие воспитательницы, получавшие содержание у графини, верно оценив обстановку, сдрапали в лес. "Деда" их не винил, потому что на происходившее дальше девицам, пусть и ученым вертихвосткам, смотреть было не след.
  Собственно, никто ничего плохого и не хотел. Толпа в пятнадцать-двадцать человек сперва ходила по особняку как по музею, лишний раз ничего не касаясь, потом освоилась и стала выносить "барские сокровища", и, как водится, делить. Спрятавший детей сторож смотрел на все это и надеялся, что дальше дело не зайдет, однако зашло. Где дележ - там обида. Где обида - там вино. А вино в погребе графини водилось. Что именно произошло внутри дома, никто доподлинно не узнал, просто ночью тот загорелся - откуда-то с нижних этажей, а потом полыхнул весь. Никаких пожарных команд уже и в помине не было, так к утру и догорел, от подвала до чердака. И пьяные, по-видимому, случайно устроившие поджог, тоже там остались.
  А "деда" остался с семнадцатью сорванцами от семи до тринадцати лет. Пошарил по обугленным остаткам дома, там, где безопасно сходить, собрал еду, которую удалось найти - благо во флигеле имелись свои запасы, а охотники за справедливостью до него так и не дошли, занятые дележкой зеркал и сервизов - да и жил, не очень представляя, что делать со свалившейся на его плечи ответственностью.
  Эту нехитрую историю Ингрейна буквально клещами вытянула из старика следующим же утром. Сообразив, что вооруженные люди, завалившиеся к ним ночью, не бандиты и не охотники до дармовщины, ныне почему-то называемой справедливостью, дед успокоился и стал гораздо разговорчивее. Конечно, ему была нужна хозяйка. Конечно, баланду, которую он готовил, в хорошие времена не каждая свинья стала бы жрать. Конечно, он бы порадовался, если б гостья задержалась до весны - а то и до лета - потому что не с его ногами гоняться за сорванцами, да и вообще вдвоем сподручнее. А что у нее метрики нету - ну так и у него нету, метрики в господском доме лежали, все и погорели. Одно к одному сходится - судьба, видать.
  Дослушав старика, Ингрейна кивнула, а потом вышла во двор, где Эрвин уже закладывал сани, подошла к Каю, прижала к себе и крепко расцеловала в обе щеки.
  - Ну спасибо тебе, судьба ты моя судьбинушка, - смеясь, сказала она. - И вам, Эрвин, спасибо. Судьбу, говорят, на коне не объедешь, а вы меня как раз до нее подкинули.
  - Да мы и коня вместе угнали, если уж на то пошло, - улыбнулся Эрвин. - Счастлив за вас. Это хорошее решение. Наверное, самое лучшее, какое сейчас может быть.
  - А вы до весны задержаться не хотите? Как-нибудь протянем, поохочусь, на крайний случай. Ну а после Красной ночки и дорога будет полегче.
  Эрвин покачал головой:
  - Не могу. Но вам тоже спасибо.
  Вряд ли они еще когда-нибудь увиделись бы, и Ингрейна была слишком счастлива, чтобы думать о светских приличиях и впечатлении, которое может произвести. Она крепко обняла Эрвина на прощание. Тот с некоторым опозданием стиснул ее в объятиях в ответ, правда от поцелуя увернулся, вместо щеки подставив висок.
  Однако, помимо этого маленького прегрешения против вежливости, остался в своем репертуаре:
  - Я надеюсь, это вам не понадобится. Но все-таки возьмите на всякий случай, - он протянул ей кобуру с пистолетом.
  - Эрвин, да вы что. Вдруг там волки...
  - А вдруг тут люди. Разницы никакой. И вы все-таки из него, наверное, лучше, чем из ружья стреляете.
  По большому счету, Нордэнвейдэ был прав. В такие зимы зверели и люди тоже. Ингрейна подарок приняла. Еще раз пожелала им всяческого счастья.
  И нисколько не удивилась, когда полчаса спустя, проваливаясь в снег по колено, вернулся Кай, ведя на поводу одну лошадку. Помялся на пороге и, глядя на широко улыбающуюся Ингрейну, буркнул:
  - Видимо, я плохой маг и насчет семнадцати детей все-таки наврал.
  - Художественно обсчитался на одного. У которого солидный жизненный опыт и все такое прочее, что в трактирах не помогает.
  - Да хоть как. Толку с меня сейчас как с козла молока, но буря во Мгле заканчивается.
  - Это если ты так объясняешь причину, по которой тебя тут должны принять, то иди и пожуй что-нибудь, чтобы не нести чепухи. И отдай мне бедное животное, оно тебя ненавидит.
  - Я его тоже. Забрал только потому, что надеюсь на суп из конины.
  - У тебя очень грустное лицо, Кай.
  - Да я просто думаю, какие же сукины дети эти ваши северные боги.
  - Ну, тогда прежде, чем ты дойдешь до мысли об общности всех мировых религий на этой почве, пойди погрызи морковку. Если, конечно, ты не заготовил еще какого-нибудь удивительного пророчества.
  - Удивительное - без проблем. Мне думается, что дальше будет лучше.
  - Потому что хуже просто некуда?
  - Нет. Потому что броды почти вымощены. Осталось только по ним пройти и не перепутать хорошее с правильным.
  
  2
  
  - Эжен? Мой сыночек, мой миленький?
  Хрупкие как птичьи кости пальцы коснулись волос Эрвина легко, почти невесомо. Он хотел спрятать лицо в этих руках, но они были не такие, как он помнил: совсем прозрачные, с раздувшимися от артрита суставами и голубыми венами, яркими как атласные ленты. Нордэнвейдэ покидал мать уже не молодой, а теперь она стала старой. Эрвин только сейчас до конца осознал, какая это пропасть - шесть лет. Как много упало в черную бездну, как беспощадно, зло и несправедливо время. Впору рыдать и швыряться в священников их ладанками, потому что оно убивало все, и не было здесь никакого утешения.
  Отца время убило два года назад. Мать пока держалась, но - он ясно видел - сделалась как паутинная ниточка на осеннем ветру. Еще порыв - и ничего не останется.
  Боясь лишний раз прикоснуться к этим рукам - Эрвину казалось, матери будет больно, даже если на нее просто бабочка сядет - он уткнулся лицом в клетчатую шерстяную юбку, застиранную, но опрятную. Раньше от мамы пахло клевером и выпечкой, сейчас - мылом и сыростью. Хотя кругом просто стояла сырость.
  Старая служанка по имени Марта застыла за спиной Эрвина, видимо, колеблясь, уходить ей или нет. Раньше, конечно, она бы уже вышла.
  Вот только теперь это был даже не их дом.
  - Эжен?
  - Да, мама, это я. Я пришел. Вернулся.
  Пальцы, до этого ласкавшие волосы Эрвина, замерли. Отдернулись. Мать вздрогнула сильно, всем телом.
  - Марта, Марта, кого ты привела?
  - Сын ваш изволил приехать, госпожа. - Марта говорила с матерью нежно и печально, как с тяжело больным ребенком. - Ваш сын.
  - Нет! - движенье рук матери было слишком слабым, чтобы оттолкнуть, но Эрвин и сам отодвинулся. Он только понял: она напугана, и зря он все-таки явился. Марта предупреждала, что со времени смерти отца мать не в себе. Редко говорила и мало кого узнавала. Только иногда садилась за стол и перебирала пальцами по его поверхности, словно что-то играла. Пианино осталось в старом их доме. - Марта, что ты говоришь? Мой Эжен - он же крошка совсем, едва гимназию окончил, уехал в институт держать экзамены. Как это может быть Эжен?
  - А вы, госпожа, приглядитесь внимательнее, - прошептала Марта.
  Легкие пальцы снова легли на виски Эрвина, приподняли его лицо. Он поворачивал его так и эдак, то к свету, то от света, повинуясь едва ощутимым касаниям, и только взгляда старательно не отводил. Как в детстве, когда хотел, чтобы она поняла: он правду говорит. Он тогда еще верил, что мать может в душе читать, если в глаза смотрит.
  - Мама, это я, Эжен. Я вернулся.
  Глупо это все вышло. Мать, наверное, помнила его глаза зелеными - у нее самой были такие же, светло-зеленые, как слюда - а сейчас он смотрел на нее черными из-за расширенных зрачков, а не закапай он капли - были бы фиолетовые, в общем, ложь на лжи. Ничего общего с тихим мечтательным мальчиком, который вечерами любил слушать, как мать берет тихие аккорды.
  Эрвин уже тогда понимал, что она не играет и уж тем более не музицирует. Робкие, ласковые, какие-то сумеречные звуки были просто отражением того, что происходило в ее душе. Иногда из-под ее пальцев лилась мелодия - такая красивая, какой он в жизни не слышал, но та точно приходила из сна: ни повторить, ни разъять на составные части.
  - Мама?
  - Нет. Марта, накорми его, он голодный. Видишь, какой худой. Лицо хорошее, а все-таки это не мой мальчик. У моего мальчика, помнишь, волосы были как шелк, и такие каштановые, знаешь, в деда. А он - смотри - виски совсем седые, и вот тут тоже, надо лбом...
  - Вы, госпожа, внимательнее посмотрите. Глаза...
  - У моего мальчика были зеленые глаза.
  Ну что ж. Время все-таки проявило хоть какое-то милосердие. Оно стерло из ее памяти воспоминание о том, что у ее мальчика и порфирия была.
  Эрвин встал. Его пошатывало.
  - Поешьте, вы голодны, - повторила мать.
  Беда была даже не в том, что она доживала свои дни в доме служанки, которая, проработав в их семье всю жизнь, взяла никому не нужную тихую сумасшедшую себе. Он мог бы здесь все прибрать. Вымыть окна, чтобы в комнатку падал свет, а не сероватое свечение, как отраженное тусклым зеркалом. Мог бы оставить Марте денег, поискать врача.
  Мать его не узнавала. Он опоздал существенно на больший срок, чем просто шесть лет. За это время мать успела серьезно заболеть, отец - органист - не смел попросить у прихожан денег, стал браться за любую работу, чтобы найти лучшие лекарства, сам застудил легкие и умер позапрошлой зимой. А его жена излечилась от физического недуга, но душевное ее здоровье в норму так и не пришло. Она как будто пребывала в несколько другом времени - там, где еще жил Бернгард, а Эжен только-только отправился поступать в институт. И никакой крови еще не пролилось.
  Может, это даже было к лучшему. Когда три месяца назад новый староста деревни - правда, назывался он теперь не старостой, а "товарищем начальником" - выселил мать и оставшуюся с ней Марту из их дома, та уже очень смутно осознавала реальность. А потому перенесла переезд из чистого дома с мезонином и высокими потолками в хибарку служанки очень спокойно. Только вот иногда садилась играть за несуществующее пианино.
  - Это все Марина, сучка злобная, - шепотом сообщила Эрвину Марта, выводя его из комнаты. Мать не обернулась и не проводила их взглядом. На ее губах снова стыла спокойная улыбка: она мыслями находилась очень далеко отсюда, в чистом прошлом, сияющем в ее глазах ровно, как свеча в безветрие. - Это она поджужила. Маркус-то - товарищ - он мужик головастый, вовсе никого выдворять не хотел, там его в другом доме принять бы за честь почли, хоть и не барин, так нет же. Она настояла. Зуб у нее как будто. А с чего бы? Всем известно про нее, что она порченая. Гулящая. Да и выпивала пару лет назад. Уж ваша маменька бы с ней ни в жизнь говорить не стала.
  Эрвин почувствовал, как его сердце пропускает еще один удар. А маменька с "порченной" Мариной говорить и не стала. С лестницы спустила. Кто знает, как бы все повернулось, поговори они тогда. Или если бы он не струсил, письмо написал бы - вот уж велик подвиг. Может быть, бегал бы сейчас по дому с высокими потолками мальчонка или девчонка лет шести. И маме не пришлось бы прятаться от настоящего в прошлом.
  Но Марину прогнали, а та вернулась спустя почти семь лет и отомстила, как сумела. Зря, конечно, старалась: жизнь оказалась не в пример изобретательнее.
  - Вы ж, Эжен, только осторожны будьте. Она Маркуса-то присушила. Как есть присушила. Как бы беды не вышло...
  Эрвин, уходя, оставил Марте почти все деньги, что у него нашлись. Та, видимо, понимая, что возвращаться он не собирается, утирала слезы рукавом и клялась, что "госпожа" ни в чем отказа знать не будет. Может, и стоило вызвать доктора - года два назад он бы так и поступил - а сейчас, пробираясь через замерзшую грязь по скользким доскам, набросанным как попало и, видимо, имитирующим дорогу, Эрвин подумал: а, собственно, зачем? Взамен ее грез, где все были живы и небо голубое, он мог предложить матери только могилу мужа, крохотную каморку в доме доброй старушки, да себя - порфирика на последнем издыхании. Мало похожего на ее любимого сыночка с волосами как шелк. Очень уж выходил неравноценный обмен.
  Дом его детства изменился мало, разве что лестница и крыльцо выглядели совсем уж новыми, а дверь и ставни оказались покрашены яркой фиолетовой краской, нарядно и старательно. Да мамин цветник стоял заброшенным. И еще появился забор с калиткой - явное нововведение - но невысокий, взрослому человеку по грудь. Даже собачья будка осталась прежней.
  Эрвин постучал в калитку. Та не была заперта, просто ему совершенно не хотелось идти к фиолетовой двери по собственному изуродованному прошлому. А хотелось как можно скорее со всем покончить. Оставалось выяснить только один вопрос.
  Марина с их последней встречи на полустанке чуть округлилась и не то, чтобы похорошела, но стала напоминать не голодную кошку, а ее товарку, вдосталь нализавшуюся сметаны. Она его, конечно, сразу узнала. На секунду застыла на крылечке - Эрвин даже подумал, что сейчас она развернется и уйдет - но потом, усмехнувшись, подошла к забору и встала чуть сбоку от него, положив на доски скрещенные локти. Наклонила голову и почти томно поинтересовалась:
  - А что, на этот раз без дозволения начальства? Та рыжая шалава вроде как запретила видаться-то.
  Эрвин был не то чтобы потрясен. Он как раз вполне ожидал подобного приема. Разве что как-то заторможено осознавал, что много лет назад она как раз ему тем и нравилась, что - русалка. Красивая, загадочная, бессердечная, как из сказки вышедшая.
  Некому было ему тогда по шее дать и сказать, какой он дурак.
  - Ты... ты ведь даже не шалава, Марина. Ты, похоже, просто не человек.
  Марина рассмеялась, запрокинув голову и продемонстрировав все еще белые острые зубки.
  - О да. Я русалка. И еще, кажется, сильфида? Помню, что-то такое, на "сифилис" похожее... Роза, когда читала твои письма, каждый раз со смеху умирала!
  - Я пришел спросить, не приходила ли сюда девушка.
  - А ты всех своих брюхатых б... сюда отправляешь?
  - Что?
  - Эжен, ты что, до сих пор не разобрался, откуда дети берутся? Я б тебе, может, разок по старой памяти это волшебное место показала, да Маркус пристукнет. Тебе до него, конечно...
  - Анна сюда приходила?
  - Ты с неба свалился?! Я что, думаешь, ее имя вызнавала и чаем угощала, а?! Твоя маманя, думаешь, сильно долго со мной разговаривала? Я чем хуже?
  - Ничем. Вас нельзя сравнивать. Расскажи мне, что произошло.
  - А с чего бы мне тебе помогать? - глаза Марины сверкнули. - Да еще задарма.
  - Ты стоишь во дворе моего дома и спрашиваешь?
  - Твой дом - вчерашний день, дурачок. Ну, там где эти, как их, сильфиды. А это мой дом. И Маркуса. И я могу собак на тебя спустить, как на девку твою спустила.
  Эрвин оставил пистолет Ингрейне - той он бы больше пригодился. Поэтому не знал, что делать сейчас. Не душить же было эту тварь в человеческом обличии.
  - Марина. Когда приходила Анна?
  Та широко улыбнулась и прошипела:
  - Пошел отсюда. Пока я кого не кликнула. Для исторической справедливости...
  Эрвин сам не понял, как он это сделал. Более-менее осознавать свои действия он начал уже после того, как Марина, лежащая на земле у него ног, пронзительно закричала, пытаясь отползти в сторону открытой калитки. В своей руке он обнаружил солидный клок темных волос и кровь на костяшках. И в последний момент изменил траекторию удара, так что носок его сапога пришелся Марине не в живот, а вскользь по бедру.
  Наклонился, крепко схватил за волосы и с удивившим его самого спокойствием сообщил:
  - Сломать тебе хребет, гадина, я всегда успею.
  Марина широко распахнула глаза и замолчала. Все губы у нее были в крови.
  - Анна когда приходила?
  - Месяц назад. В середине декабря.
  - Куда пошла потом?
  - Не знаю.
  - Что ты ей сказала?
  - Ничего.
  Эрвин резко дернул Марину за волосы. Та снова вскрикнула.
  - Я сказал, что у тебя тут в каждой второй деревне по бабе с довеском, вот что! И сказала ей проваливать!
  - Она точно была беременна?
  - Я тебе что, повитуха? Пусти! Пусти, Маркус вернется - руки тебе вырвет!
  Эрвин швырнул Марину на землю, спиной в забор. Та рухнула тяжело, как пыльный мешок. А Эрвина резко оставили все силы. Наверное, не будь ему так мерзко просто находиться с ней рядом, упал бы прямо здесь.
  - Куда она побежала?
  Марина утерла кровь, бегущую по подбородку, и усмехнулась.
  - В лес. Как ужаленная. Аж саквояж уронила по пути. Ну что, убьешь меня? Я б тебя убила. Но ты у нас вроде как больше по части красивых сказочек, да?
  Эрвин побрел прочь. Его трясло, мутило и шатало из стороны в сторону, словно пьяного. И голова была тяжелая, как в похмелье. Он-то думал, что давно забыл это ощущение.
  Видимо, от разбитых надежд тоже приключалось похмелье, не только от скверного вина.
  Что бы ни случилось с Анной раньше, беременная девочка без вещей не выжила бы в зимнем лесу. Тем более - в рэдском зимнем лесу. Здесь водились волки, рыси, даже медведи. Это был не чересчур рьяный инспектор по делам неграждан. Никаких шансов.
  
  Эрвин вернулся к постоялому двору, где несколько очень долгих часов назад оставил свою лошадку, потрепал ее по шее, взял вожжи. Гнедая доверчиво ткнулась мордой ему в плечо и вздохнула так понимающе и печально, как может вздыхать только лошадь. Он ссыпал на ладонь последний сахар, еще раз погладил холодную гриву, отошел.
  Прошел метров двадцать, вышел на задворки за постоялым двором, отыскал глазами подходящую колоду и балку, на которой неплохо сошлись оставшиеся жизненные перспективы. Подтащил колоду, убедившись, что никто не смотрит. Затянул на перекладине тугой узел. Несколько раз подергал - вроде держалось крепко. Снял шарф, аккуратно сложил у колоды. Расстегнул пальто, ослабил ворот, накинул петлю на шею. Вожжа была жесткая и холодная.
  Эрвин не очень представлял, как надо завязывать узел, чтобы при прыжке сразу сломать шею и не мучиться, поэтому просто затянул потуже. Отвернулся от постоялого двора, в сторону припорошенной снегом коновязи. Смотреть в стену не хотелось, даже после неудавшихся жизни, любви и революции.
  "Раз, два..."
  Эрвин знал, что на счет "три" просто не прыгнет, поэтому резко вытолкнул из-под ног колоду прежде, чем закончил отсчет.
  Что-то пошло не так. Позвонки вроде бы хрустнули - Эрвин захрипел от боли - но свет не померк. Нордэнвейдэ болтался в петле, чувствуя, как та затягивается под подбородком все сильнее.
  Эрвин впился в жесткую кожу удавки пальцами, понимая, что это совершенно бесполезно. Та уже глубоко впилась в горло.
  Среди всех паршивых идей, которые посетили его в жизни, идея повеситься, толком не умея затягивать узлы, оказалась самой паршивой. И больно было очень.
  Эрвин хрипел и рвался из петли, но не доставал ногами до земли. Его собственный вес вдруг стал восприниматься как что-то отчужденное. Как какая-то тварь, вцепившаяся в колени и тянущая вниз, туда, где уже ничего нет. Даже холодной земли, которая уж вроде должна бы быть везде.
  Мир пошел красными пятнами, и Эрвин зажмурил глаза, чувствуя, как по щекам бегут слезы. А потом давление на горло вдруг ослабло. Он, едва живой, судорожно втянул воздух.
  Кто-то, перекинув его через плечо и не особенно осторожничая, стягивал с шеи Эрвина удавку. И от души матерился на рэдди.
  - До ветру сходить нельзя! Развелось слюнтяев! Сынков маменькиных! Шарфик он сложил, сучий потрох! Ты че, барышня кисейная, барышня, я тебя спрашиваю?!
  Вопросы сопровождались чередой затрещин. Причем не тех салонных затрещин, которые эффектно лепили друг другу люди в белых перчатках, а очень простых, прямо-таки народных, от которых Эрвина мотало, как тряпичную куклу. Он, наверное, потерял бы сознание, не окати его собеседник какими-то холодными помоями из ближайшего ведра. Когда экзекуция прекратилась, Нордэнвейдэ скорчился в застывшей грязи. Его трясло. Он даже слов благодарности выдавить из себя не мог, такой ком стоял в горле. Только смотрел в пол, на мерзлую землю и солидных размеров сапоги, загородившие часть обзора.
  - В карты проигрался? - густым, распевным басом осведомился спаситель.
  - Нет, - прохрипел Эрвин.
  - Девка бросила?
  - Нет.
  - В Совете состоишь?
  - Нет.
  - Ты что ж, буржуй поганый? - вопрос задали скорее с интересом, чем с подозрением.
  Эрвин прикинул свое нынешнее положение в мире. Впору было или разрыдаться, или заржать как конь.
  Нордэнвейдэ стряхнул с плеча картофельные очистки. Принадлежность к классу буржуазии казалась далека как никогда.
  - Нет, точно нет.
  Наконец, поднял глаза на своего нежданного спасителя. Им оказался молодой мужчина - скорее всего, даже младше Эрвина - с широким деревенским лицом, украшенным чем-то средним, между очень давней щетиной и еще не отросшей бородой. Но одет он был не по-крестьянски. Его костюм представлял собою полумещанский, полубандитский шик, фиолетовая повязка наличествовала. Бедра украшали две кобуры на нордэнский манер.
  Как ни странно, при всем этом мужчина производил приятное впечатление. Веяло от него чем-то таким основательным, надежным. Веяло так отчетливо, что даже запах помоев, стекавших за шиворот, перешибало.
  - Остальное поправимо, - белозубо улыбнулся спаситель, протягивая Эрвину широкую ладонь и помогая подняться. - Вставай, развалился тут, как фрейлина Ее Величества. Маркус Виссэ.
  Фрейлин Ее Величества Эрвин не встречал, Маркус, надо полагать, тем более, но никаких уточняющих вопросов Нордэнвейдэ решил не задавать. Вместо этого он неожиданно даже для себя сказал правду:
  - Эжен Нерейд.
  Маркус нахмурился.
  - Не органиста ли Нерейда сын?
  - Его самого.
  - Так я, стало быть, в доме твоем живу. Говорили...
  - Живите, я не возражаю.
  - Если ты не буржуй, так и говори по-человечески. "Живите", тьфу, тоже мне, нашел господаря сиятельного. Живи. И, если ты и впрямь не в претензии, пошли выпьем, Эжен Нерейд.
  - Я порфирик, - спокойно и четко произнес Эрвин. Чтобы гарантированно не пришлось повторять.
  Маркус снова свел густые брови, подумал с минуту и буркнул:
  - Всегда можно сказать, что ты не пьешь, как-то помягчее что ли. С людьми говоришь, не с волками. Ладно, давай вон там умой морду лица, и пойдем побалакаем. Ты вообще каких убеждений будешь?
  - Индифферентных, - брякнул Эрвин. Как-то ему перехотелось после увиденного по дороге представляться социалистом. Да и каким он к бесам был социалистом? Разве что очередным мечтателем о молочных реках и кисельных берегах. Идиоты вроде него не имели политической окраски.
  - Эжен, сдается мне, ты только что сделал сильно много ошибок в слове "сочувствующий", да?
  - Да.
  - Вот и славно, не делай больше. Умывайся и пошли потолкуем. Чего морда кислая такая? Шея болит? Я вообще до ветру выходил, мог бы на пять минут раньше прийти, или позже. Так что везучий ты парень. И можешь смотреть в светлое будущее с этим самым... обоснованным оптимизмом, во! Доступно?
  - Доступно, - с трудом кивнул "везучий парень". Шея болела, но душу вроде как отпускало. - Вполне доступно.
  
  3
  
  - Должен признать, это было довольно чисто сработано. Рисково, но чисто. - Эвеле Бьорнгард редко нисходил до похвалы, и уж тем более - до того, чтобы предложить не богоравному сидеть в его сиятельном присутствии. А тут даже на стул кивнул. Чуть ли не впервые за два месяца совместной работы.
  Наклз опустил глаза - он вообще старался с нордэном взглядом не сталкиваться и в лицо не смотреть, хотя они как назло были одного роста - и отвесил короткий поклон. Потом все-таки сел и принялся изучать собственные руки.
  - На самом деле я мыслей не читаю, глаза можешь не прятать. Если бы на Дэм-Вельде умели читать мысли, не приходилось бы работать так топорно. Ну так ладно. Как ты это сделал? Имлад же параноик. Он, наверное, каждое утро за завтраком заставлял с десяток таких как ты проверять вероятности.
  - Мессир Бьорнгард, насколько я помню, разговор шел о том, что, если я устраню вашего... вашего знакомого и меня не арестуют через три дня, мы с вами можем поговорить о... о перемене моего статуса.
  - Мне не нравится, когда на мои вопросы не отвечают, Наклз, и ты это знаешь. Я хочу услышать технические детали. Как ты обрушил на него эту глыбу льда?
  - Мессир Бьорнгард, если бы я ее обрушил, я бы здесь не сидел. Она упала сама.
  - А Имлад решил под ней покурить по чистой случайности?
  - Нет, Имлад решил под ней покурить потому, что там стояла урна. Известно, что он был большой аккуратист.
  - Да-да. А до этого пьяный товарищ совершенно естественным образом об эту урну зацепился, пнул ее в сторону, а потом дворник поленился оттащить обратно... Чудесная сказочка. А теперь давай правду. Даже такое идеальное убийство, которое ты описал, во Мгле стало бы видно хотя бы за пару часов, с момента, как ты заставил пьянчугу передвинуть урну. Поймали бы лично тебя или нет - еще большой вопрос, но Имлад точно бы заперся в своем кабинете с двумя пистолетами. А он пошел курить. Так что в последний раз спрашиваю: как ты это сделал?
  - Вы мне все равно не поверите, чтобы я ни сказал.
  - А ты рискни, маг.
  - Я вижу внесистемные вероятности. Иначе говоря, случайности. Не все, конечно, и не всегда, но...
  - И ты можешь их подменять?
  - Да. Иногда. На самом деле упасть должна была другая сосулька и убить другого человека. Вот и все. Такую операцию можно отследить только, когда она уже началась. До этого она нигде не фиксируется. Ее как бы не существует. Тот парень просто пнул урну. В момент, когда он это делал, сосулька на крыше и не думала падать. Это никак не влияло ни на чью жизнь.
  Бьернгард даже встал.
  - Забавно. Выходит, ты мог бы опознать Мельницу богов?
  - Человека, вероятности вокруг которого ведут себя хаотично?
  - Предпочитаю формулировку "человека, которого ведет рок". Но в целом - да. Мог бы или нет?
  - Мог бы.
  - А предсказать его действия?
  - Во всяком случае раньше, чем большинство других вероятностников. Наверное.
  - Значит, смог бы и убить?
  - Я не пробовал.
  - Вот и попробуешь. И, если у тебя получится, я обещаю пересмотреть твой статус. Радикально пересмотреть. Последний вопрос: почему ты мне об этом рассказал, а не сбросил сосульку на меня?
  - Потому что на месте вашего преемника любой разумный человек убил бы меня просто на всякий случай.
  Бьернгард усмехнулся:
  - Вообще тебе полагалось сейчас сказать про верность и большую профессиональную симпатию, но такой ответ тоже сойдет. Кстати насчет моей последней воли касательно тебя и девочки ты даже угадал. А убивать ты будешь жрицу. Высокая честь, между прочим. Идеи есть?
  - Есть.
  - И что же ты планируешь сделать?
  - Дождаться сильной метели.
  - Вьюги?
  - Никогда не понимал разницы. Хорошо, вьюги.
  - В другой ситуации я бы сказал, что у тебя есть чувство юмора.
  - Нет, у меня нет чувства юмора. И эта жуть, закрывающая полнеба, совсем не смешная.
  - Дорого бы я дал, чтобы ее видеть. А ты, полагаю, приплатил бы за обратное. Вот такая забавная жизнь. Иди, готовься, я хочу, чтобы твой план лежал у меня на толе завтра же. И тогда однажды на твоем столе могут оказаться... билеты. Нормальные такие билеты первого класса, куда-нибудь в Виарэ. Пляжи, синее море, солнце. Никаких метелей.
  
  Остаток декабря и январь прошли относительно спокойно. Наклз про свою работу не говорил ни слова, но в начале февраля Магрит поняла, что что-то изменилось. Маг больше не выглядел взведенным как пружина, злым или запуганным. Он скорее чего-то ждал и часто смотрел из окна на ту сторону реки, в небо над городом. Улыбку, в этот момент бродившую по его губам, хорошей бы не назвал даже человек, который бы Наклза очень сильно любил.
  Что он там видел, Магрит не спрашивала. Хватало того, что видела она: то в полумраке мелькнет белая рука, приобнимающая Наклза за плечо, без малейшего признака человека, которому бы она принадлежала, то на заднем дворе ночью выстраются белые фигуры без лиц, глядящие в окна их дома. Разок заметив гостей, Магрит после темноты вообще из спальни выходить перестала. А магу все было ни по чем. Как будто он на что-то решился и теперь планомерно приводил свой план в исполнение, методично, как заведенный механизм.
  Днем Магрит ходила на курсы медицинских сестер, вечерами они с Эйрани пытались хоть как-то разнообразить их скудный рацион, изобретая сто первое блюдо из подгнившей картошки и консервов, которые в лучшие времена и кошке бы скормить постеснялись. Двух продуктовых карточек на троих, конечно, выходило мало, и Магрит в свободное время мыкалась по городу, то стоя в огромных очередях, то оббивая пороги пустых магазинов в надежде перехватить банку кофе или упаковку галет. Военные склады с провиантом, по слухам, могли отомкнуть в ближайшие дни и начать раздавать горожанам их содержимое, но вот все как-то не раздавали. К февралю Магрит уже даже перестала удивляться отсутствию на заметенных снегом улицах кошек и собак. А детей, похоже, прятали. Во всяком случае, малышей она не видела с поздней осени.
  Плохое, очень плохое наступило время. Улыбаться перестала даже Эйрани. Если уж она прекратила подтрунивать над магом и оставила шутливые попытки его соблазнить, конец мира явно был не за горами.
  Тем сильнее удивилась Магрит, когда двадцатого февраля Наклз явился домой в расположении духа, которое, со скидкой на его темперамент, можно было назвать приподнятым. Дело шло к шести вечера. Маг, намурлыкивая что-то под нос - песенка то ли оказалась предельно лишена мелодичности от природы, то ли стала таковой в исполнении Наклза - проверял, крепко ли заколочены окна. Подергал затворы, криво прибил еще пару досок, как-то очень по-своему стал прилаживать тяжелые шторы к рамам, тоже при помощи гвоздей. А, закончив, подошел к граммофону и поставил пластинку. После всех событий уцелел почему-то только Марград. Магрит предпочла бы вальсы Кейси, но тут уж было ничего не поделать.
  - У нас праздник? - поинтересовалась Эйрани.
  - Почти. Пусть играет, пока меня не будет. К окнам не подходите, дверей не открывайте, ничего не бойтесь.
  - Вы, Наклз, так говорите, будто на войну собрались.
  - Ну тогда можете благословить меня на бой, если вам так хочется. Хотя я бы скорее назвал это подлой диверсией.
  Магрит подняла руку для знамения. Наклз резко перестал улыбаться.
  - Не надо. Я глупо пошутил. Я просто нервничаю.
  Повисла неловкая тишина, а потом Эйрани почти промурлыкала:
  - Ох уж эта загадочная мужская душа, хуже женской. То ты меня благослови, то ты меня не трогай. Смотри, девочка, и учись, как с этими мерзавцами надо. - Магрит смотрела на практический урок во все глаза: красавица, сбросив с головы платок, плавно приблизилась к Наклзу, встала на цыпочки, наклонила его лицо к себе, обхватив руками, и поцеловала. И не просто поцеловала, а так, что румянцем залилась даже Магрит. В книжках это, кажется, называлось "в полную сласть".
  Потом также мягко отстранилась, переводя дыхания. Наклз, к удивлению Магрит, и не думал покраснеть. Вместо этого он не вполне понятно заметил:
  - Вас надо запретить. Вы - не конвенционное оружие, - голос у мага был несколько севший и почти веселый.
  Эйрани шутливо отмахнулась рукой:
  - Магрит, скажи этому сухарю, что пока он не выучит фразу "я вас люблю, я к вам вернусь", со своими чудовищными комплиментами может не подлизываться. И ты тоже не покупайся и никакого ужина ему не готовь! - развернулась и поплыла вверх по лестнице.
  Наклз, покачав головой, направился в прихожую.
  - Будет сильная метель. Просто никуда не выходите, пока выть не перестанет.
  
  "Сильная метель" - это было слабо сказано. Звук, с которым та атаковала город, оказался чем-то средним между завыванием стаи голодных волков и ревом сирены. Торжествующие аккорды Марграда как-то быстро съежились в рыдающем, кричащем, бьющимся в стены безумии. Каменный дом буквально трясло, от основания и до самой крыши.
  Магрит, прижавшейся к Эйрани, казалось, что она даже слышит, как по улицам мчатся всадники, выбивая из камней набережной какой-то металлический перезвон.
  Будь они в Рэде, решила бы, что за стенами гуляет сама Госпожа Стужа со всей своей свитой. Что там могло гулять по улицам калладской столицы - даже думать не хотелось.
  Что-то запрыгнуло сверху на дом. Чудовищно огромное, воющее, оно пыталось прогрызть проход внутрь. Магрит, всхлипнув, уткнулась лицом в плечо Эйрани. Наверху раздался жуткий скрежет, рэдка уже приготовилась, что сейчас им на головы свалится потолок, но тот остался на месте. Пришедшая из вьюги тварь еще потопталась по крыше, повыла, клацнула зубищами по черепице, а потом вроде как угомонилась. Всадники продолжали мчаться по улицам, но теперь их копыта звенели как-то мягче, и все дальше, дальше...
  А утром Магрит едва смогла открыть входную дверь, потому что сугроб за ней заканчивался где-то на уровне ее талии. В нескольких метрах от дома валялся солидный кусок их крыши, зацепившийся за почти вывороченное дерево. Наверное, нашлись бы и другие разрушения, но Магрит смотрела не на это.
  Вокруг было белым-бело. Ослепительно чисто. Так чисто, как, наверное, было в первый день творения. И потрясающе красиво. Так красиво, как - она это ясно поняла - будет в последний день мира, когда уже не останется ничего лишнего, только лед и небо. Магрит, широко распахнув глаза, стояла на пороге и глядела в ровно сияющую лазурь.
  И просто кожей чувствовала, как мимо нее проходит что-то вечное.
  - Наклз, что это случилось? - только и смогла спросить она, когда маг, сам похожий на ходячий сугроб, доплыл до дома по белым волнам. Тот, смешно фыркая, как вылезший из воды кот, вытряхивал снег из шапки, рукавов, сапог и даже карманов.
  - Уборка.
  - Уборка? Полгорода разнесло, ты на ту сторону реки посмотри!
  - Я оттуда и пришел. Ладно, большая уборка.
  - Но ведь, наверное, очень много людей погибло...
  - Наверное. Тогда очень большая уборка.
  - Мне не нравится, когда ты так говоришь.
  - Хорошо. На самом деле, это красота спасала мир, разделываясь с лишним, то есть с нами. Но можешь подобрать какие-нибудь синонимы, вроде "катаклизм", "катастрофа" и "трагедия". Умоляю тебя, просто вскипяти чайник. Я, честно сказать, очень устал.
  - А что ты делал?
  - Я расскажу тебе эту сказку, когда ты будешь взрослая, Магрит.
  - Я уже взрослая!
  - Если бы ты была взрослая, ты бы не спрашивала.
  
  Эйрани из глубокого кресла следила за Наклзом, буквально отбивавшимся от Магрит. Рэдка чередовала лобовые атаки с тем, что полагала обходными маневрами, а маг, бедняжка, отмалчивался и только иногда кривился как от зубной боли. Карвэн никогда не замечала в себе склонности к садизму, поэтому под благовидным предлогом сослала Магрит наверх, не забыв подмигнуть ей на прощание. Чтобы та точно подумала, будто они здесь затеяли какой-то немыслимый разврат, и не возвращалась хотя бы полчаса.
  - Спасибо, - бледно улыбнулся Наклз.
  - Вы перестали нас сторонится и запираться у себя. Это, определенно, плохой знак.
  - В свое оправдание могу сказать, что в потолке моего кабинета сейчас зияет дыра. А четверть крыши на чердаке просто отсутствует.
  - Наклз, кому вы врете. Вас такая мелочь не остановила бы.
  Маг придвинул кресло поближе к Эйрани и тоже сел. Вздохнул. А потом задал потрясающе глупый вопрос:
  - Если я очень попрошу, вы побережете Магрит?
  - Нет, Наклз, что вы. Я сдам ее в первый же бардак на перевоспитание, - самым серьезным тоном ответила Эйрани, сдвинув брови. - Хотя в данном случае более уместно слово "воспитание". Куда вы собрались?
  - Не я, а вы. У меня два билета до Виарэ. Один, правда, первого класса, а другой третьего, там не так проверяют. И я договорился с проводником, так что воссоединитесь уже в купе, проблем не возникнет. Вы сможете уехать через три дня. Там пока снежные заносы на железной дороге разбирают.
  - А тот нордэн? А вы?
  - Тот нордэн расплатился со мной одним билетом и волосами Магрит. Вам место я раздобыл сам.
  - Если вы раздобыли место мне, могли раздобыть и себе. Почему вы не едете с нами?
  - Ну, во-первых, мне мои волосы и фотографии никто не возвращал, такого уговора не было. Во-вторых, вам выбраться из Каллад будет легче, чем несколько раз вербованному-перевербованному вероятностнику. И вообще, я надеялся, вы обрадуетесь.
  Казалось бы, тяжело сидеть в холодном как гроб городе и не думать о теплом песке Виарэ с радостью. Но как-то получалось.
  - Куда сильнее я обрадовалась бы, если бы мы поехали втроем. По такому случаю я даже готова вашу драгоценную племяшку хоть удочерить.
  Наклз по-доброму усмехнулся:
  - Она на три года вас младше, Эйрани.
  - Ну это по метрике. Так и быть, побуду ей за маменьку. Если вы ну очень хотите.
  - Вроде бы вы говорили, что муж у вас будет богатый, глупый и влюбленный. Раньше я не подходил по двум пунктам.
  - Хотелось бы мне услышать, что и теперь тоже не подходите по двум, но уже другим.
  Маг покачал головой и даже печально улыбнулся, словно обозначая капитуляцию:
  - Вы потрясающая женщина, Эйрани.
  - Ой, вот только не тяните волынку, что я заслуживаю счастья и у меня все будет хорошо, ладно?
  - Но так действительно будет.
  - Чувствую в ваших словах фатализм нордэнских мифов. Он очень красив, но к жизни плохо применим, Наклз.
  - Вы вспомните мои слова, когда наденете белую фату, и все мужчины кругом будут завидовать вашему мужу, а все женщины - вам.
  - В таком случае, я приглашу вас исключительно из удовольствия показать, что вы потеряли, отправив третьим классом в далекие дали.
  Лицо мага сделалось грустным:
  - Мы с вами больше никогда не увидимся.
  Эйрани прищурила глаза. Она не то чтобы любила этого человека или злилась, что он не любил ее. Хотя, в эту самую секунду, пожалуй, даже чуточку любила. Не до гроба, конечно, но и не до первой разбитой чашки. И бесилась она не из-за собственного оскорбленного самолюбия, а из-за его смирения перед судьбой.
  Особенно нелепо оно выглядело в исполнении человека, который, единственный из них всех, имел реальную возможность что-то менять.
  - Говорите за себя, Наклз. Говорите "я не буду искать встречи с вами", а не "мы никогда не встретимся". Я вас еще встречу. Когда закончится вся эта канитель. Отсыплю бриллиантов по своему весу и...
  - Только не плачьте.
  - И не собиралась.
  - Я не хочу, чтобы вы были со мной рядом. Но я буду по вам скучать. Я всегда плохо объясняю такие вещи.
  Эйрани сглотнула слезы и победительно улыбнулась:
  - Да нет, вполне хорошо.
  
  Отправление поезда задержали на четверо суток - по теперешним временам это было обычное дело. Магрит уже выплакала все слезы, высказала все упреки, а потом подумала - да и успокоилась и стала вести себя как взрослая. Наклз обещал, что они еще встретятся. Врал маг, конечно, как сивый мерин, но сейчас, кажется, правду говорил. Последние дни - особенно четыре дополнительных, словно самой судьбой подкинутых - они жили душа в душу. Наклз сказал, что у него отпуск. Сам топил камин, колол дрова, гонял их от любой физической работы, кроме стряпни, а вечерами они болтали о всяких пустяках, не касавшихся будущего. Маг, как обычно, больше молчал, но сидел с ними допоздна, даже если разговор заходил о дамских нарядах и прочих ужасах. Точь-в-точь как пес, чуявший отъезд хозяев и стремившийся провести с ними как можно больше времени прежде, чем те его покинут.
  Крышу к Красной ночке подлатать не успели, зато Магрит удалось раздобыть немного муки и молока - прямо-таки немыслимую роскошь - и налепить пирогов. Без начинки, конечно, но все равно сказочно вкусных.
  Поезд отправлялся в восемь вечера. За импровизированный "праздничный стол" они сели в пять, когда еще стояли сумерки. Наклз задернул шторы и зажег свечи. Золотые блики плясали на тонких стенках бокалов и парадном сервизе, вытащенном по случаю из кухонного шкафа. Имелась даже трофейная бутылка вина, почему-то хранившаяся не в серванте, а в подвале, и из-за этого не изъятая молодчиками за компанию с коньяком и даггермаром. Она-то и украсила праздничный ужин. А уж когда маг притащил два апельсина - сделалось совсем хорошо.
  Только Эйрани, глядя на оранжевые чудеса, слегка помрачнела.
  - Мы же не будем обсуждать мою беспорочную службу? Давайте просто пользоваться ее дарами, - мягко предложил маг.
  Магрит честно поделила два апельсина на троих. Быстро умяла свою порцию. Потом еще половину порции Наклза. Потом ей стало стыдно, но маг так умилительно ее подкармливал, что она и не заметила, как съела еще две дольки. Остальное досталось Эйрани, смеявшейся над ними чуть ли не до слез. Если красавица действительно плакала от смеха. Магрит, пару раз перехватившая совершенно золотой в свете свечей взгляд, не была в этом так уж уверена.
  - Я выпью за то, чтобы мы встретились как можно скорее, - подняла бокал Магрит. - В солнечной Виарэ. Будем жить все вместе в домике у моря.
  - А я - за то, чтобы мы всегда остались друг для друга такими, как сейчас, - Эйрани легонько коснулась ее бокала. - Где бы ни встретились. И как бы ни жили.
  - А я - просто за вас.
  Победный звон проплыл в полумраке и замер где-то под потолком. Наклз несколько секунд смотрел на пустой хрустальный бокал, а потом улыбнулся и швырнул его об пол:
  - На счастье.
  
  Эйрани маг провожал на вокзал какими-то задворками, Магрит добиралась сама, на санях, ждавших ее у крыльца. Видимо, Наклз чем-то им очень помог, если вместо затрещин ему стали перепадать апельсины и такие вот знаки внимания. Но это все уже не имело никакого значения. Просто им нужно было встретиться в Виарэ как можно скорее, вот и все.
  Магрит отыскала мага в вокзальной толчее буквально за пару минут до отправления поезда. Он, видимо, устраивал Эйрани, для которой путь сюда оказался в разы опаснее. Завидев высокую фигуру в толпе, Магрит вскрикнула и помахала шапкой. Наклз, работая правым локтем, а загипсованную левую руку бережно прижимая к груди, кое-как пробился к ней.
  Паровоз уже фырчал вовсю. Раздался первый гудок. Магрит обнимала Наклза и соображала, что бы такого сказать хорошего, чтобы он потом не вспоминал этот день как грустный - маг ведь оставался один, ему все равно пришлось бы грустнее, чем им с Эйрани. В голове мелькали какие-то бессвязные слова - добрые, глупые, жалкие, бесполезные.
  Наклз нашелся раньше. Скорее всего, в отличие от нее, он подумал, что скажет, чуть раньше. Маг говорил в полголоса, а Магрит прислушивалась, зная, что есть вещи, которые просто нельзя кричать.
  И поняла, что Наклз расстается с ней на гораздо более долгий срок, чем обещал.
  - Послушай, Магрит. Я понимаю, в таких ситуациях принято говорить "ты мне как дочь", но ты мне не дочь и отношения к моей дочери не имеешь. Маргери умерла, когда ей было шесть, и я не знаю, какой она стала бы, если бы дожила до двадцати пяти. Честно сказать... честно сказать, я ее почти не знал. Кажется, она была очень смешливой и резвой девочкой, любила куклы и щенков, как все дети. Они ведь все чуточку одинаковые... Я мало ее знал, думал, у меня потом будет много времени, и копался в природе ближней и дальней Мглы, пока она играла в куклы. Только я сам виноват, что времени ее узнать у меня так и не оказалось. Я понятия не имею, какой бы выросла она. Но я бы правда очень радовался, если бы она была похожа на тебя.
  Магрит всхлипнула. Сейчас она любила этого нахохлившегося от холода, усталого и грустного человека больше всего на свете, даже больше независимой Рэды, Создателя и мамы.
  - Наклз, ну давай я останусь? На этот билет можно выменять целую кучу продуктов! Мы протянем весну, а летом...
  - Весной здесь не останется ничего кроме снега и неба. Поезжай.
  - Я тебя люблю.
  - Я тоже тебя очень люблю, Магрит, - с запинкой выдал Наклз. - Иди скорее в вагон.
  - Я тебя найду потом, слышишь?
  - Нет, сиди в Виарэ. Когда все кончится, я тебя найду сам.
  - Обещаешь?
  - Иди в вагон, Магрит! - рявкнул Наклз. Но рявкнул как-то жалко, как совершенно потерянный человек, не уверенный в том, что его приказ станут слушать. Рэдка никогда не слышала у мага такого голоса. У нее на глазах выступили слезы. Магрит быстро чмокнула Наклза в сухую щеку, стараясь не всхлипывать, и забилась в тамбур.
  Пока не клацнула железная дверь, она все смотрела на Наклза, замершего среди шумящей толпы, и старательно улыбалась сквозь слезы.
  - До встречи! Слышишь, до встречи! Я буду тебе писать!
  Перрон качнулся и поплыл назад.
  - До встречи, слышишь?! Даже если это судьба, богом клянусь, это не "прощай"! Даже если есть судьба, это не "прощай", Наклз, понимаешь?!
  
  В дом Наклз вернулся около одиннадцати. Там сделалось необыкновенно тихо и даже более холодно, чем в последнее время. Он растопил камин, с трудом орудуя загипсованной рукой, поднялся в кабинет, отодвинул кусок обоев у самого пола и извлек из тайника колокольчик на длинной ленте. Крохотный кусочек серебра не потемнел, несмотря на холод и сырость, разве что черная лента выглядела вылинявшей. Наклз как наяву увидел прошлый март, метель, вокзальную толчею, сугробы и Дэмонру - такую злую, взъерошенную, не понимающую, какие они оба счастливые - стягивающую через голову свой персональный ключик к нордэнскому раю.
  Это осталось очень далеко. Гораздо дальше, чем просто год назад. Наверное, даже если бы он прожил еще сто лет, глубже в прошлое тот вечер бы не канул. Просто он был на другом отрезке времени, а их каким-то образом снесло на параллельный. Будь у Наклза возможность пойти назад по собственным следам, вероятно, он бы оказался совершенно в другом месте.
   Маг зажал колокольчик в кулаке - тот был холодный, как маленькая льдинка - снова спустился, убрал со стола лишнюю посуду, вытащил из серванта две самые маленькие стопки. Аккуратно поставил на столе. Рядом со второй положил колокольчик. Разлил в обе емкости остатки вина.
  Дэмонра вина не любила, но она бы не обиделась. Наклз от души надеялся, что, где бы та ни находилась, сейчас она пьет даггермар, грозится перевернуть мир и смеется. А лучше - ржет как лошадь. Эта картинка здорово помогла бы устоять его уже начавшему прихрамывать постулату о неизменности мира. Гораздо больше, чем возвращение отопления, уличного освещения, вежливых городовых и черно-белых ромбиков, на которых для Дэмонры бескрайний свет сходился клином. Все это - даже еда на прилавках и всесильный Эвеле Бьорнгард - были просто предметы исторического антуража. Среди них - во времени и пространстве, как в системе координат - он только существовал и мог перестать существовать. А жил, оказывается, в совершенно другой системе, не временной и не пространственной, вроде как несуществующей и при этом единственно реальной. Ее границы определяли люди, чье значение выходило за рамки их функций. Там, где пустоголовая стряпуха превращалась в Магрит, великосветская шлюха - в Эйрани, а черно-белый оловянный солдатик - в Дэмонру, начиналась настоящая жизнь.
  Если бы он рассказал Дэмонре, с какими трудами дошел до этих выводов, она, наверное, смеялась бы. А если бы поняла, то, может, и плакала бы. Вообще он хотел рассказать ей совсем не про то.
  Наклз осторожно коснулся одной стопкой другой. Стекло тонко зазвенело.
  - Извини, валькирия, такой вот у нас несерьезный напиток. Серьезный стащили хулиганы истории. Ну да бесы с ними, она их сама и отшлепает. Не надо пускать под откос ее эшелоны. Даже если они идут не туда. Даже если идут в никуда. Давай просто не будем в это лезть. Я знаю, что для тебя это почти невозможно, но все-таки очень прошу: давай не будем. Пусть они едут мимо. Пусть едут, куда хотят. Это не так уж важно, у станции с каким названием они остановятся. Мир видел чуму, инквизицию, видел Гибель богов на Дэм-Вельде, и увидит еще много такого, от чего у нас с тобой бы волосы дыбом встали. И, смотри-ка, еще не рухнул в бездну. Чем черней ночь, тем ближе рассвет. А рассвет наступает не потому, что поют петухи. Пожалуйста, раз в жизни, поверь мне, и давай мы просто подождем рассвета...
  
  4
  
  Дэмонра впервые за свои уже тридцать три года на земле выполняла то, что можно с некоторой натяжкой назвать "дипломатическим поручением". Строго говоря, ехала с предложением одного бандита другому. Кассиану в роли бандита было если не комфортно, то, во всяком случае, привычно, а вот Вильгельм к своему новому статусу, конечно, относился нервно. Дэмонра, будь она на месте генерала, тоже бы сильно огорчилась, сперва узнав, что, оказывается, территория, на которой она стоит с армией, за пару ночей сменила государственную принадлежность и вместо великого княжества в составе кесарии вдруг стала просто княжеством, без единого выстрела. Что-то там такое подписали в столице - и без малого трехсотлетняя история сложных калладско-рэдских отношений вышла на их начальную точку. В положении интервента Вильгельм удержался недолго: интервенция все же предполагала вторжение армии одного государства в другое. И когда вроде как власть при этом официально объявляет, что кругом вечный мир и армии там никакой нет, а есть группа людей, за действия которых она ответственности нести не может, интервенты мгновенно превращаются в бандитов. Узнав, что он, оказывается, возглавляет крупнейшее бандформирование в мировой истории - как-никак почти сто тысяч человек - Вильгельм, надо думать, был сильно польщен. Во всяком случае, при встрече с Дэмонрой он, закончив материться, отрекомендовался атаманом.
  Дэмонра, учитывая ее более чем спорный статус мертвого военного преступника, очень радовалась, что он вообще с ней разговаривать стал. И даже не повесил на ближайшей елке, выяснив, чьи именно интересы она здесь представляет.
  Кассиан вовсе ее ни к чему не принуждал. Только ласково спросил, все ли друзья ее бурной молодости разъезжают по дорогам со снайперскими винтовками, которые стоят как хороший дом с участком на первой линии виарского побережья. И, прежде чем она успела сообразить, о каких друзьях и каких винтовках идет речь, сообщил, что посадил означенного друга под арест до выяснения обстоятельств.
  - Сукин ты сын, Касс.
  - У него снайперская винтовка.
  - В руках что ли? Мы когда его из кареты вытащили, у него не то что винтовки в руках не было, он вообще связан был!
  - Как мужчина мужчине я ему, конечно, сочувствую. Но как человек, несущий ответственность за доверившихся мне людей, не могу допустить, чтобы тут летали такие подозрительные голуби со снайперскими винтовками. Как я могу знать, что он не подосланный убийца?
  - Ты умом тронулся? Он сам едва живой.
  - Как я уже сказал, сложности друзей твоей юности меня не волнуют. Меня волнует армия твоего генерала на моей земле.
  - О, прости! Сейчас пулей метнусь до него и скажу, мол, уходи, тебя просит сам Кассиан Крэссэ! Да-да, тот самый террорист. В десятку не вошел, но все равно...
  - Нет. Ты метнешься к нему не пулей, а с моими ребятами, чтобы все прошло благополучно. Заодно захватишь Гюнтера и Магду, пока он мне тут всех не перекалечил, а она - не споила к бесовой матери. И передашь генералу бумагу от меня.
  - Вильгельм - человек старой закалки. Он с тобой даже говорить не станет.
  - Ну, если ему не нужны летучие отряды, знание местности, контакты с сочувствующими и, в конечном счете, жратва, а также информация об этом "княжьем" выблядке Грэссэ и ... фанатике Фрассэ с его коммунами - пусть и дальше со мной не разговаривает. Вы, калладцы, все просто до хрена умные.
  - Княжьи выблядки - вроде как ваша проблема.
  - Армия Аэрдис в Рэде - проблема Каллад.
  - Отрадно, что ты это, наконец, признал!
  - А ты что, хочешь поспорить?
  - Пиши свою писульку.
  Что было в "писульке", Дэмонра понятия не имела, но, как только ее раны более-менее затянулись вторично, взяла Магду, Гюнтера, отряд из десяти человек Кассиана, хорошо знавших местность, и поскакала сквозь вьюги и сомнения. Она, формально, являлась мертвой преступницей, Магда с Гюнтером - дезертирами, конвой - бандитами с большой дороги. Долго бы пришлось им объяснять калладским часовым всю чистоту своих намерений, если бы те, конечно, не подстрелили их раньше, безо всяких разговоров. Но тут уж на их сторону явно встала сама судьба, послав навстречу конный разъезд, возглавляемый Маэрлингом. Дальше все вышло совсем просто, не считая серии ударов по печени, в которую вылились встречи после долгих и печальных расставаний с непредсказуемым финалом. Естественно, благодарить за это следовало только и исключительно Вильгельма, который официально сообщил, что во вменяемых ей преступлениях Дэмонру виновной до завершения разбирательств не считает. Учитывая, что столица осталась далеко на востоке и генерал тут работал и за кесаря, и за бога, лишних вопросов вроде бы ни у кого не возникло.
  В звании Вильгельм Дэмонру пока не восстанавливал, потому что не вполне понимал ее дальнейшие планы. Дэмонра, по чести сказать, их и сама не вполне понимала. Послать отряд Кассиана назад и передать ему какой-нибудь нецензурный привет на прощание - чего уж проще? Каниан был ей не сват, не брат, не муж и даже не любовник, несмотря на весьма тесное знакомство на камнях виарского пляжа. Возьми Кассиан в заложники Магду - вот тут Дэмонра бы по всей территории Рэды горной козой скакала бы, выбивая из Вильгельма гарантии. А ради Каниана копья ломать она не подписывалась. Она вообще ничего о нем не знала, сверх того, что мальчик явно не представляет собой винегрет рыцарских добродетелей и заводит врагов с той скоростью, с которой нормальные люди успевают папиросу прикурить. Так себе рекомендации.
  Инициативу Кассиана Вильгельм воспринял не то чтобы плохо. Во всяком случае, бумага, которую Дэмонра передала, не пошла на растопку жаровни сразу. Вильгельм, нахмурившись, пробежал ее глазами, а потом угрюмо поинтересовался:
  - А это что еще за ...? Пишет мне, как расчувствовавшийся гусар в отставке своей ... юных лет! И откуда ты его знаешь?
  Историю своих непростых взаимоотношений с этой частью семейки Крэссэ Дэмонра рассказала честно, опустив только "Зимнюю розу" и мамину благотворительность. Как бы хорошо генерал не относился к Рагнгерд, такого мог бы и не понять.
  - Графский титул и богатая невеста решит проблему с социалистическим мировоззрением этого человека?
  - Номинальный титул, боюсь, нет. Но вообще он умный. Так что, думаю, поменять политическую окраску на несколько тонов способен.
  Вильгелм тяжело вздохнул:
  - Лет тридцать назад в таких можно было просто стрелять, а теперь вот сидим и разбираемся в оттенках фиолетового. То ли стреляли мало, то ли не в тех. Ладно, передай его ребятам, что я приму его, мать их перемать, посольство. И поговорю с этим ...
  Формулировка "поговорю с этим ...", как ни странно, в данном случае считалась дипломатическим успехом.
  - Сама ему бумагу повезешь что ли? Некого сгонять?
  Не то чтобы Дэмонру тянуло снова протрястись в седле почти четыре дня, вздрагивая от каждого подозрительного шороха. Честно сказать, так вообще не тянуло. Тем более, Вильгельм ее принял, через неделю была бы Красная ночка, а весну - известное дело - как встретишь, так и проведешь. Они вот с Рэйнгольдом в прошлом году мыкались по холодной улице и спорили - и доспорились. В том, что он навсегда остался прав, не было ни смысла, ни толку.
  И уж, конечно, лучше казалось встретить новый год в компании друзей и сослуживцев, пусть и в холодной избе или даже палатке, на пороге войны, чем в ставке Кассиана, с этим несносным лисом, вечно вьющим из нее веревки и даже не пытающимся это скрывать. Наклз что ли по врожденной интеллигентности хотя бы шифровался.
  Дэмонра уже собиралась ответить, что останется, а потом призадумалась. Дело, как ни странно, было не в Каниане, а в яблочном сидре, который Касс обещал, если они встретят Красную ночку вместе. Наверное, не стоило начинать год с чужих обманутых ожиданий, даже когда обманувшийся являлся большой сволочью.
  
  Обратная дорога прошла без особенных приключений. Кассиан, увидев ее, приподнял бровь и усмехнулся.
  - Ну что, Вильгельм отказался говорить с нами обоими, или со мной все-таки поговорит?
  - Поговорит. Вот, держи. Тут все написано.
  - Хм. Надеюсь, бутерброды в нее по дороге заворачивала ты, а не Вильгельм. Винтовку своего красавчика получишь под роспись. Я тут узнал ее стоимость и до сих пор думаю, что, наверное, все-таки стоило бы его закопать.
  - Эдвард...
  - Дэмонра, прекрати. В сказку про "Эдварда" я не поверил сразу. Во-первых, он слишком молодой для тебя. В том плане, что ты вроде недостаточно стара, чтобы тебя тянуло на таких молодых. А во-вторых, я вспомнил, где его видел.
  - Видел?
  - Фотография этого парня была в газете, на первой полосе. Еще прошлым летом. Он там - в Эфэле - вроде покрошил маму, папу, пару сестричек и проходивший мимо отряд невинных монашек.
  - Да ну тебя...
  - И тогда я вызвал его поболтать. Надо отдать должное, эйльди у парня безупречен. Он поведал мне довольно складненькую сказочку о своем житье-бытье, а потом Марита опрокинула ему на брюки горячий борщ. Это просто универсальный определитель родины человека, если тот не профессиональный разведчик. Я тебе скажу, выругался он виртуозно. По-эфэлски, конечно.
  - Вы его допрашивали?
  - Нет, только под замок посадили. Я знал, что ты вернешься. Глядя на твою жизнь этого предположить никак нельзя, но по-человечески ты довольно порядочна. Так что давай, принимай своего эфэлского графа с рук на руки. И хоть с кашей ешь, но чтоб его тут не было. Я наводил справки: он преступник в розыске. Учитывая текущую политическую ситуацию, мы с Эфэлом как бы немножко воюем, и я не намерен делать работу их жандармов. Но - чтоб без лишних вопросов - я официально передаю вам военнопленного.
  - О да, твои люди очень сильно помогли мне в его захвате в плен!
  Кассиан и ухом не повел:
  - Если бы мои люди не дотащили тебя до лазарета, ты бы тут сейчас не стояла и не огрызалась. Ладно, на, лови. Последние отдаю. Так сказать, во исполнение пророчества. - Дэмонра вздрогнула, но яблоки поймала. Их было две штуки, лежалые, но еще сохранившие остатки летнего аромата. Она мгновенно вспомнила, как давно обедала вообще и как давно не обедала чем-то вот таким простым и вкусным: яблоками, вишней, - в частности. В желудке заурчало. - Сидр будет вечером. Весну-то со мной встретишь?
  - Ну, если только во исполнение пророчества. Боюсь спросить, откуда ты знал.
  - У меня просто есть глаза и мозги. Это семейное. Олафа найди, он отведет тебя к эфэлцу. И чтоб завтра утром его тут не было. Под "утром" я имею в виду момент, как все проснутся и протрезвеют. Проводника дам. Не хватало мне твоего очередного триумфального возвращения.
  - Дорогу я теперь знаю. Кассиан, у меня, конечно, нет ни твоих глаз, ни твоих мозгов, но одно я тебе скажу. "Ничто так не возвышает монарха над толпой, как хорошо сколоченная плаха" - ваш вроде девиз?
  - Ну, не совсем наш. Ему лет эдак сто и он малость устарел. Впрочем, я вовсе не буду против, если князь возвысится. Даже буду весьма признателен, если вы вернете в Аэрдис их подарок. Хотя компост к весне - самое то, конечно, может, надо бы им и спасибо сказать.
  - Так вот, Касс, паршивые истины не стареют. Береги себя, лис ты проклятый.
  - Ты тоже себя побереги. И будь каким хочешь зверем, только не мельницей богов.
  - То есть ты разрешаешь мне быть даже злобным калладским захватчиком?
  - Разрешаю. Твои дурные качества неплохо смываются в бочке с холодной водой.
  - Расскажешь про это Вильгельму - невесту тебе подберем злобную и страшную.
  - Невесту?
  - Угу. И титул неблагозвучный. А в виде надела - сажень под вербой.
  
  Когда Дэмонра вошла в комнату, где держали Каниана, время приближалось уже к восьми вечера. Эфэлец, вопреки ее опасениям, не сидел, прикрученный к стенке со следами избиения на лице и кляпом во рту. Вполне себе живой и здоровый, он, устроившись на матрасе, тщательно полировал тряпочкой линзу оптики. Сверкающая как на парадном смотре винтовка лежала рядом.
  - Проверка борщом, конечно, была военной хитростью. Я бы ее тоже не прошла, - улыбнулась нордэна, переступая порог.
  Каниан поднял на нее мрачный взгляд:
  - Варварская страна и варварские методы, - процедил он.
  Исполненный презрения голос в комнатенке два на три метра, освещенной огарками свечей в блюдцах, обстановка которой исчерпывалась матрацем, миской какой-то каши и железной кружкой, звучал просто волшебно. Дэмонра, сжав губы, чтобы не рассмеяться, швырнула Каниану одно яблоко.
  Тот даже не дернулся и лакомство, ударившись о матрац, скатилось на пол.
  - Мне зубами было его ловить? - холодно осведомился эфэлец, всем своим видом давая понять, что делом занят.
  - А я думала, вы колючками поймаете, - фыркнула Дэмонра, с трудом сдерживая смех. Неподражаемый апломб Каниана ей что-то живенько так напоминал. Разве что неуловимый национальный колорит был иной. - У вас их вроде хватает.
  Каниан помолчал несколько секунд, а потом уже несколько мягче заметил:
  - Во-первых, я ими ничего, кроме врагов и дуэлей, собирать не умею. Во-вторых, ежи не едят яблоки. - Но оптику все же с величайшей осторожностью отложил в сторону, нагнулся и нашарил яблоко. Обтер о колено. Принюхался.
  - Вы сейчас разбиваете мои представления о мире. Я была уверена, что ежи их обожают.
  - Представления, почерпнутые из букваря, не всегда оказываются верными. Ежи мышей-полевок жрут за милую душу. Уже не такая идиллическая картинка, правда?
  - Пожалуй. На самом деле я вообще не имела никакого намерения вас обидеть.
  - Я и не красна девица, чтоб обижаться. За яблоко спасибо. Но, если это было вроде как последнее желание, то я бы предпочел кофе. Или папиросу.
  - С последним желанием придется повременить. Мы едем к Вильгельму. Если только у вас нет иных планов.
  - Я похож на человека, у которого есть планы?
  - Вы похожи на человека, у которого есть яблоко, а он сидит злой как бес.
  - Учитывая то хорошее, что вы для меня сделали, я воздержусь от пожелания вам однажды лично оценить все прелести моего положения. Хоть с яблоками, хоть без.
  - Я провела в тюрьме почти полгода и, полагаю, что настоящих "прелестей" вы не видели.
  Каниан дернул щекой.
  - Извините.
  - Ничего. Винтовка цела? Она ведь ваша?
  - Да вроде ничего не отвинтили. Разве что лапали, определенно, всей бандой...
  - Это не совсем банда. Они неплохие люди.
  - Не знаю. Мне отсюда не было видно, насколько они хорошие.
  Дэмонра вздохнула. Каниан отвернулся к окну. Следовало тоже разворачиваться и оставлять его со всем его уживчивым характером и добрым расположением духа, но нордэна медлила. Мысленно отмотала время лет на десять назад и спросила себя, что вышло бы, если бы все встреченные в жизни люди обходились с ней по-доброму только тогда, когда она того заслуживала.
  И отправилась к кухарке Марте, менять трофейный даггермар на контрабандный кофе. До Красной ночки оставалось меньше четырех часов, но какое-нибудь маленькое чудо она организовать еще успела бы.
  
  Ночь стояла черная и беззвездная. Небо висело над верхушками елей так низко, словно кто-то шутки ради накинул на мир тяжелое пуховое одеяло, из прорех которого медленно сыпались белые хлопья. Дэмонра, сидя на сложенных бревнах, вертела в руках металлическую кружку и слушала нежное бульканье остатков даггермара, спасенных из цепких когтей Мариты: та отчего-то полагала этот истинно северный напиток лекарством от кашля, и нордэна не торопилась ее разуверять. В конце концов, даггермар лечил от всех скорбей, как, впрочем, и любая жидкость, настоянная на спирту. Марита уговорам поддалась и забрала весь даггермар, за исключением половины кружки, а Дэмонре выдала банку кофе, судя по всему, хорошего, еще старых запасов. Обмененный на новоявленное чудо медицины кофе благоухал на всю округу так, что даже Дэмонра, всю жизнь полагавшая его горькой черной дрянью, задумалась, а не напрасно ли.
  Нордэна бросила взгляд на часы, подаренные Магдой. Было без одной минуты полночь. В длинном доме, где проходило основное празднество, уже, наверное, разливали сидр. Дэмонра свою рюмку выпила заранее, чокнувшись с Кассианом и по рэдскому обычаю троекратно расцеловавшись с ним, а потом выпив и расцеловавшись еще с полудюжиной неплохих людей, под воздействием сидра неожиданно ставших совсем хорошими. Ну и решила, что возлияния пора заканчивать, пока она не обнаружила себя в расхлябанном виде распевающую гимн рэдской свободе. Развела в кипятке кофе - бурда выглядела мало аппетитно, но пахла вроде как надо, перелила во флягу, завернула в платок, чтобы та быстро не остыла - и отправилась к Каниану.
  Каниан, тоже устроившись на заснеженных бревнах, вертел флягу в руках и явно блаженствовал. Все колючки он растерял еще по дороге, когда выяснилось, что расстреливать его не будут ни сейчас, ни на рассвете, с местными говорить не обязательно и винтовку ему отдали ну совсем насовсем. И вот не плевался ядом уже почти пять минут.
  Секундная стрелка описывала последний круг.
  В большом доме метрах в двадцати от них что-то зазвенело, загрохотало, послышался смех.
  - По-моему, надо сказать тост. А то весна придет без нас. - Дэмонра не сомневалась, что Каниан понимает морхэнн, но говорила с ним все равно на рэдди. Раз уж у него была такая аллергия на Каллад и калладцев, не стоило парой слов портить человеку настроение на целый год.
  - Честно сказать, у меня нет никаких идей. Я готов выпить хоть за того рыжего бобика, только не за победу чьего-либо оружия и прочие возвышенные предметы, договорились?
  - Ну, тогда пьем за бобика. И за весну.
  Каниан пожал плечами и улыбнулся. Дэмонра коснулась кружкой протянутой ей навстречу фляги.
  Даггермар пробежал по венам как живой огонь. Нордэна аж прижмурилась от удовольствия.
  Счастья в кружке оставалось всего ничего, но в самую праздничную ночь года следовало, скрепя сердце, поделиться им с ближним.
  - Каниан, вы же не давали никаких жутких обетов?
  - В плане мстить до последней капли крови? Нет.
  - В плане - трезвость там...
  - Ага. Трезвость, добродетель, нестяжательсво - это слова, которые в Эфэле можно встретить только в толковом словаре и исторических романах. Нет, не давал, а что?
  - Даггермар будете?
  - У меня кофе со вкусом даггермара. Хотя, пожалуй, не откажусь, спасибо.
  Дэмонра передала кружку. Каниан смотрел на совершенно черный при таком освещении напиток с изрядным подозрением.
  - Только учтите, тех, кто пьет даггермар без тоста, убивает молния с ясного неба.
  - Молнии же не долетают до земли.
  - В таких подлецов долетают. Хотя, может, это байка Архипелага. Я не проверяла и не намерена.
  Каниан вращал кружку, как будто собирался увидеть на ее дне гущу и что-то там прочитать из области загадочного будущего. Дернул щекой и негромко проговорил:
  - Дэмонра, не сочтите за грубость, у меня выдался поганый год. Настолько поганый, что лучше сочините тост сами. Потому что, если я сейчас начну вспоминать, как встречал прошлую весну в роскошном отеле, курил опиум и думал, что мне, видите ли, скучно, нет остроты ощущений и вообще пора что-то круто менять, то, наверное, закачу истерику. Не хотелось бы.
  Не то чтобы Дэмонра ощутила какое-то мистическое родство душ, но общность их участи сложно было не заметить.
  - Каниан, я тоже тогда сидела и голову ломала, а люблю ли я мужа, а люблю ли я родину, а не махнуть бы мне в далекие дали... Давайте сойдемся на том, что мы получили ответы на все свои вопросы, а единственный здравый вывод - не следовало этих вопросов задавать. Я, оказывается, прекрасно жила со своими сомнениями.
  - Я тоже. Но за безмятежное прошлое, надо думать, даггермар не пьют.
  - Как насчет сияющего будущего?
  Каниан рассмеялся, запрокинув лицо к небу.
  - А оно наступит?
  - А куда оно денется? Белая Вьюга приходит раз в десять тысяч лет.
  - Неужели?
  - Ну хорошо. Тогда я где-то видела календарь на будущий год. Это более утешительно?
  - Более понятно, во всяком случае.
  
  Дорогу Дэмонра теперь примерно представляла. Сонные лошадки брели по снегу медленно, повесив тяжелые головы и тихо фырча. Нордэна сама не смогла бы ответить на вопрос, почему они выехали, не дождавшись утра, а лучше - обеда. Наверное, где-то подспудно ей хотелось запомнить всех такими, какими они были за столом - поющих, краснощеких, счастливых, не имеющих к ней никаких вопросов. Утром, непременно, начались бы вопросы, проводы и советы - вот они и уехали, наскоро собрав вещи и перехватив немного каши перед дорогой.
  Ночная чернота стала совсем густой, как чернила, и Дэмонра, освещая путь факелом, приглядывалась к снегу и прошлогодним листьям, пытаясь разобрать тропу. Вроде бы все было хорошо, но та как будто немного забирала вверх.
  - Здесь разве холмы? - Каниан подал голос через полчаса, не раньше.
  - Нет. Здесь неподалеку Багра течет. У нее берега крутые.
  - Багра?
  - Ну да, приток Седой.
  - Я не знаю такой реки.
  Дэмонра усмехнулась:
  - Весь цивилизованный мир зовет ее Ларной, если вы об этом.
  - Не об этом, но так хоть понятнее. И что, мы едем смотреть на Багру?
  - Нет, видимо, мне далеко до местных лесных эльфов, и мы просто едем не в ту сторону.
  - Давайте не будем искать "ту сторону" в темноте.
  - Погодите. Слушайте.
  Впереди, метрах в ста от них, из темноты раздавались странные звуки. Дэмонра успела перебрать в голове с полдюжины реальных опасностей и детских страшилок, прежде чем поняла: где-то там, в еще не отступившей тьме, ломался лед.
  Звук был просто поразительный. Что-то среднее между скрежетом запушенного механизма и колокольным перезвоном. Под кручей то обсыпалось, то трещало резко, как выстрел, то нежно звенело, словно соприкасались хрустальные бокалы.
  Природа, движимая собственными железными законами, делала очень большую работу.
  Дэмонра, спрыгнув с лошадки в снег, привязала ту к дереву, воткнула факел в землю и пошла наверх, цепляя сапогами корни и прикрывая лицо от сучьев. Каниан следовал за ней, отставая на несколько шагов.
  Утес и вправду был довольно крутым. Под ним - метрах в двадцати - лежала широкая лента реки. Противоположный берег едва намечался во мраке, а дальше вершины елей почти сливались с небом. Не то чтобы распогодилось: Дэмонра по-прежнему не видела в вышине ни звезды, - однако ощущение давящего сверху пухового одеяла исчезло. Тьма еще не ушла ни с небес, ни с земли, но за ней уже чувствовался какой-то простор.
  Дэмонра подошла довольно близко к краю. Ветер ударил в лицо, сбив дыхание.
  Этот запах она ни с чем бы не перепутала. Пахло весной. Водой. Дымом. Почти что домом. Нордэна закрыла глаза и представила, что перед ней не Багра, а серая как тусклое олово Моэрэн. И там сейчас трещит, ломаясь, лед.
  Треск, звон, грохот внизу становился все отчетливее. А потом к этим звукам прибавился новый, сперва совсем тихий. Журчание. Ледяная вода снова искала свою долгую дорогу к морю.
  Дэмонра поглядела вниз. Над лесом вдалеке еще не разгорался рассвет, но мгла уже отступала перед первыми зарницами. Небо даже не светлело, а скорее делалось черным и прозрачным, словно вода лесного озера. По реке, со скрежетом, звоном и треском, смягчаемым веселым журчанием, шли, круша друг друга, огромные льдины. А между ними выступала, пенясь, темная вода, густая как кровь.
  Нордэна не стала бы клясться, что это зрелище можно назвать красивым. Но точно знала, что ради таких моментов стоит жить. В двадцати метрах под ними происходило нечто глубинное, древнее и абсолютное, как будто на секунду обнажавшее сцепки, удерживающие в одном ряду прошлое и будущее, что-то такое, на чем зиждился мир.
  - Каниан!
  Эфэлец замер метрах в четырех за ее спиной. Он тоже смотрел вперед как загипнотизированный, только сильно побледнел.
  - Идите сюда. Поглядите только. Такое нельзя пропускать.
  - Я боюсь высоты. Но я это слышу.
  Дэмонра протянула Каниану руку и сделала шаг навстречу. Эфэлец медлил секунды три, прежде чем очень осторожно, почти крадучись, пойти к ней. На последнем шаге он зажмурился и вцепился в пальцы нордэны так, что она почувствовала даже через две пары плотных варежек. Но все-таки дошел до самого края и там открыл глаза.
  Над лесом вдалеке уже легла блеклая полоска зари. Они явно стояли недостаточно высоко, чтобы видеть такую бескрайнюю и почти страшную даль, но почему-то видели.
  Дэмонра, не удержавшись, тихо замурлыкала себе под нос финал оперы Марграда:
  "Сгорел восход - и стынет пепел. Открылись реки - льется кровь..."
  Каниан вздрогнул и тихо спросил:
  - А что там дальше? Я ее слышал, но слов не помню.
  Дальше там горели небесные чертоги, и исполинские фигуры опускались на колени в медленно тускнеющем свете, а хор все пел и пел о любви, крушащей все преграды, той, которая удержит на месте само всесильное время и позволит сковать новое солнце прежде, чем мир замерзнет.
  В общем, ничего такого, что могло бы произойти на Архипелаге в стародавние дни на самом деле.
  Дэмонре всегда казалось, что последние куплеты следует выбросить. И закончить тем, чем все, наверное, закончилось пять сотен лет назад.
  - "Любовь сияет. Смерть ликует. Нисходят Сумерки богов".
  
  Октябрь 2014 - июнь 2015, Москва.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"