На сцене стоят три старинных кресла с высокими изголовьями. Они расположены полукругом. Кресла находятся не далеко и не близко друг от друга. Сидящие в них, если протянут руки, могут дотронуться до ладони соседа. В креслах находятся три фигуры. Они дремлют, свесив головы на грудь. Над ними парит семисвечник. Повсюду - мертвенно-серый свет. Фигуры в креслах очень похожи: длинные белые волосы; бледные, точно маски, лица; руки лежат на подлокотниках, кисти рук, с длинными пальцами, также бледны, как и лица. У всех троих белые кружевные манжеты и такие же воротники. Темные балахоны ниспадают до самого пола. Ног не видно.
Свет понемногу становится ярче. Он все время освещает только эти фигуры в креслах. Кажется, они находятся в куполе света среди кромешной тьмы. Один за другим, сидящие в креслах открывают глаза.
Паганель: (откашливаясь) На чем мы остановились? (поворачивает голову к Лемюэлю)
Лемюэль: (говорит странным голосом, как человек, находящийся в трансе) Пустошь...
Ни вечер, ни ночь, ни рассвет... (как бы очнувшись от наваждения) Какой вечер?
Какая ночь? Какой рассвет?
(Паганель поворачивает голову к Сэмюэлю).
Сэмюэль: Я не желаю участвовать! Не желаю... (Лемюэль и Паганель смотрят друг
на друга) Вы сговорились за моей спиной. (Лемюэль и Паганель глубоко вздыхают.
Сэмюэль пару раз энергично встряхивает головой, затем два-три раза ударяет
себя ладонью по голове.) Кажется, я уже слышал нечто подобное, но где, когда?
(потирает кончиками пальцев место, по которому только что ударял).
Думаете, я не вижу, как вы переглядываетесь, посылаете друг другу знаки?
(Лемюэль и Паганель опускают голову на грудь, в ту же позу, когда они
дремали). Один - верит, другой - не верит, и только мне досталось сомневаться
во всем. Этот: да, да, да и да... Тот: нет, нет, нет и нет... А я должен истекать словами,
сомневаясь докапываться до истины. А что ещё остается в этом жутком месте?
Сомневаться, сомневаться, сомневаться во всем.
Этот верит. Тот - не верит. Мне остается сомневаться. Конечно, на моем фоне
они выглядят эффектно, точно две стороны блестящей медали. А я?.. Металл, из
которого отлита эта медаль, середка, то, что заполняет пространство между
двумя блестящими сторонами... Этот - верит, другой - нет, а я сомневаюсь. Чего,
собственно, мне принимать какую-либо сторону? Все, все может быть. Нет, пока
не удостоверюсь, пока глаза мои не узрят, пока, как говорится, персты не вложу...
Тоже мне! Будто сами никогда не сомневались... Эх, эх, эх... Ладно, ладно. Эй, вы
там, хватит молчать. Слышите, слышите?.. (Делает резкое движение головой, как
бы забрасывая волосы назад. Голова запрокидывается, Сэмюэль замолкает)
Паганель: (поднимает голову, смотрит на Сэмюэля) Кажется, замолчал. Вот ведь падок до
красного словца... Впрочем, чем тут еще заняться? Эй, эй, эй...
Лемюэль: (поднимает голову, смотрит на Паганеля, потом на Сэмюэля) Скажите
пожалуйста, к чему весь этот аффект, эта поза, эта масса слов? Мыслить нужно
коротко, излагать мысли - емко. Эти метания ни к чему хорошему не приведут. Здесь
не должно сомневаться! Сказано: откроются в свое время - значит надо ждать. Все
одно деваться некуда: входы-выходы запечатаны, окна закрыты, а мы тут -
одни-одинешеньки. Ни тебе встать, ни косточки размять, ни уснуть по-людски.
Все не так! Впрочем, нечего хныкать, ибо сказано: раздастся звук серебряной
трубы, и отворятся окна, и отверзнутся входы, и вернется...
Паганель: (ворчит) Сказано, сказано... Кем сказано? Не повторяй эту чушь. Не будет
никакого звука и окна не отворятся, и мы останемся взаперти на веки вечные, и
никто не вернется.
Лемюэль: О, как ты ошибаешься, как ошибаешься! Все непременно сбудется, и тут нет
места сомнениям, а отрицать это глупо, безосновательно. Не будь неверующим,
и манна небесная полетит, и перепела с небес посыпятся, и смоковница будет гореть
не сгорая. Книжица-то где твоя?
(Лемюэль ощупывает за собой и под собой. Там ничего нет.)
Ну вот, даже книжицу свою сохранить не можешь.
Лемюэль: Была... была где-то здесь. Тебе не давал?
Паганель: Да на что она мне, когда я в басни эти не верю?
Лемюэль: А ты посмотри, пощупай, проверь. Может когда брал, да позабыл отдать.
Паганель: Нужна мне твоя книжица! Там одни бредни, да выдумки. Все пустое, все пустое...
Лемюэль: Эх, дурень, дурень ты неверующий. А все же проверь, посмотри, пощупай.
(Паганель делает вид, что ищет у себя в кресле. На самом деле его попытки -
одна видимость)
Паганель: Нет тут ничего. Даже листочка, даже карандаша не завалялось. Говорил же - нет
у меня твоей книжицы. У него спроси (показывает пальцем на Сэмуэля, не отрывая
руки от ручки кресла), может ему давал.
Сэмюэль: (внезапно ставит заломленную голову на место) Врешь. Ничего у меня нет.
Ему и не дотянуться сюда.
Лемюэль: А ведь верно!
Паганель: Вы думаете, я книжицу припрятал? Сплетни, наговоры и... ерунда! На что
мне она, когда я не верю? Да сами глядите...
(Пригибается и поворачивает туловище то вправо, то влево, не вставая с кресла, но толком разглядеть ничего нельзя) Нет ничего! Я же говорил... А вдруг...
(Не вставая с кресла, низко нагибается в сторону Лэмюэля и в таком положении требует, чтобы тот поднял ноги. Лэмюэль высоко поднимает ноги, прикрытые балахоном. Паганель осматривает пространство под креслом. Выпрямляется, скребя подбородок.) Ничего.
(Затем он предпринимает те же действия в сторону Сэмюэля). И здесь пусто. Ну, тогда я не знаю...
(Лемюэль и Сэмюэль смотрят друг на друга. Затем, одновременно повернувшись к Паганелю, в один голос говорят: Подними ноги! Тот высоко поднимает ноги, прикрытые балахоном. Лемюэль и Сэмюэль, синхронно наклоняются, внимательно осматривают пространство под креслом Паганеля. Затем, так же синхронно выпрямляются и говорят, глядя друг на друга: Ничего.)
Паганель: Вот видите, я вам говорил. Не иначе, как чудеса какие-то.
Лемюэль: Вот то-то и оно! А ты: нет никаких чудес, а он: ну, это ещё исследовать надо...
Была книга, да пропала - чего исследовать, когда некуда ей здесь пропадать?! Паганель: Опять о своем! Какое чудо - просто пропала книга. Не растворилась в воздухе на
виду у всех, не исчезла, при таинственных обстоятельствах прямо из рук, не
вознеслась на облаке в небеса...
Лемюэль: Не богохульствуй.
Паганель: Ладно, извини. Она просто пропала. Да, пропала, но не более. Без всяких
чудес. Пропала - да, чудо - нет.
Лемюэль: Ну, конечно, какое чудо? Куда же, по-твоему, она могла пропасть? Окна
затворены, входы - запечатаны. Где тут можно затеряться, если мы сами, сами
едва умещаемся? А ведь её нет, нигде нет. Ты уж тень на плетень не наводи.
Сэмюэль: (опять пару раз встряхивает головой) Что за наваждение?
Лемюэль: Ты о чем?
Паганель: Опять за свое: сомнения, сомнения, сомнения... Я не уверен в вас, я не уверен в
себе, я не верю глазам, я не верю ушам...
Сэмюэль: Вот опять! Как раз ушам я верю... ну ладно - доверяю.
Лемюэль: Что происходит?
Сэмюэль: Как будто бы все, все это когда-то уже было. И эти слова... и все-все это...
Лемюэль: (значительно) Дежавю.
Паганель: Чего?
Сэмюэль: Ты о чем?
Лемюэль: Дежавю - это состояние, при котором ощущаешь, что когда-то уже был в
подобной ситуации, слышал подобное, видел подобное.
Паганель: Откуда ты все знаешь, обо всем осведомлен?
Сэмюэль: Это, наверное, книжица... Мы с тобой болтаем, болтаем, а он все почитывает,
ума-разума набирается. Если б я был не так ленив, возможно, и сомневаться
пришлось бы поменьше.
Паганель: (Сэмюэлю, стараясь, чтобы Лэмуэль не слышал) Теперь ему, похоже, нечего
почитывать. (Обращается к Лемуэлю) Что же ты так рассеян? Как без
книжицы? Вот несчастье-то, а?
Лемюэль: Управимся, как-нибудь.
Сэмюэль: А откуда это теже вю берется?
Лемюэль: Дежавю.
Сэмуэль: Ну да... Пф-ф-ф... Вроде ничего не делал, не ел, не пил, в сомнения глубокие
не вдавался - сидел себе, слушал вас, а это вежа вю, бах... и уже внутри сидит.
Лемюэль: Дежавю.
Сэмюэль: Ну да, ну да... Откуда? Зачем? Не понимаю! Может подвох какой-то? Может
мне кто-то намекнуть о чем-то хочет? А может...
Паганель: Ну-ну, понесло, понесло... Ты ещё о чудесах начни разглагольствовать.
Сэмюэль: А что? Чем тебе не чудо? В голове пусто: ни вечер, ни ночь, ни рассвет. Один
слегка сумасшедший, другой - скептик, циник и, откуда ни возьмись, это... вю.
Лемюэль: Дежавю.
Сэмюэль: Ну да. Сдается мне, что тут попахивает, попахивает чудом, чтобы там кто
ни говорил.
Паганель: Во-первых, я ничего пока не говорю, а во-вторых, утверждаю: нет здесь
никаких чудес. Мало ли что может произойти в голове, тем более, что там
пустота и сумерки. В сумерках этих всегда происходит что-нибудь темное,
неясное... Разве чудеса происходят в пустоте? Чудесам всегда нужен зритель -
поклонник или опровержитель.
Лемюэль: Напомню тебе, что тут трое зрителей: поклонник, опровержитель и
сомневающийся.
Паганель: Да, но чуда нет!
Сэмюэль: А вот я сомневаюсь. Отчего чуда нет?
Паганель: Скажи ему, что такое чудо?
Лемюэль: Событие, противоречащее известным законам природы, и случившееся не под
влиянием естественных человеческих сил, но вследствие влияния чего-то
сверхъестественного.
Паганель: Ай да книжица, ай да книжица... (что-то припомнив) Ах... жаль, очень-очень
жаль. Теперь тебе понятно, отчего чуда нет?
Сэмюэль: По правде сказать: не вполне.
Паганель: Да ты ещё и тугодум. События, происходящие вследствие влияния чего-либо
сверхъестественного... На тебя влияло сверхъестественное? Ну, хоть что-либо?
Ты был подвержен влиянию потусторонних сил?
Сэмюэль: Как будто нет.
Паганель: Значит, и чуда нет.
Сэмюэль: А-а-а... (подумав, в сомнении качает головой)
Лемюэль: (Паганелю) Это же софизм, чистой воды софизм.
Паганель: Софизм - не софизм, об этом поговорим после. Тут человек в себе разобраться не
может, а мы с тобой препираться станем? Вот скажи, может наука объяснить это
дежавю?
Лемюэль: (задумавшись) Нет. Пожалуй нет, но...
Паганель: А раз наука не в силах объяснить, разве можем мы дерзать? Нужно быть
скромнее, скромнее, не выпячивать свое эго, свои знания, быть ближе к
окружающим.
Сэмюэль: К каким ещё окружающим? Тут никого нет.
Паганель: Окружающие - это мы. Просто слушай, сомневаться потом станешь.
Сэмюэль: Но я уже сомневаюсь. Я не могу ждать, у меня нет на это времени.
Паганель: Время, время... Со временем этим вечно происходят какие-то недоразумения,
какая-то путаница, какая-то чехарда: то оно тянется, невыносимо тянется,
так, что не достает никаких сил; то спешит, мчится так, что не уследишь
за ним, и уж тем более не войдешь дважды в один поток. Все течет, все
движется, и ничто не бывает неизменным. (тяжело выдохнув) Охохохохо...
Лемюэль: А как же смерть?
Паганель: Вот вечно ты гармонию разрушишь.
Лемюэль: Какая тут гармония? Пустошь, ни вечер, ни ночь, ни рассвет... И ждем, и ждем,
и ждем...
Сэмюэль: По-твоему мы застряли?
Лемюэль: А сам что думаешь?
Сэмюэль: (вздыхает) Что думаю, что думаю? Сомневаюсь я, вот что думаю...
Паганель: Не умножай его сомнения.
Сэмюэль: Ты думаешь, мы застряли здесь навечно?
Лемюэль: Сказано: наступит время, раздастся звук серебряной трубы, и отворятся окна... Паганель: (ворчит) Сказано, сказано... Кем сказано? Не повторяй эту ерунду. Не будет
никакой трубы, и окна не растворятся, и мы здесь останемся на веки вечные. Лемюэль: О, как ты ошибаешься! Это непременно произойдет, и тут не должно
сомневаться, а отрицать это глупо, глупо и безосновательно.
Паганель: Глупо? Безосновательно? А ну-ка покажи, покажи свое пророчество.
Книжица-то у тебя, или задевал куда-то? (Лемюэль ищет руками за собой, и под
собой в кресле - там ничего нет.) Ну вот, даже книжицу свою сохранить не можешь.
Лемюэль: Тебе не давал?
Паганель: К чему она мне? Я не верю в эти темные пророчества. Может ему давал?
(кивает в сторону Сэмуэля)
Лемюэль: (смотрит на Сэмуэля) Я до него не дотянусь.
Паганель: Тогда не знаю.
Сэмюэль: (всё это время смотрит то на одного, то на второго, точно пытается что-то
припомнить) Вот... вот опять... (Лемюэль и Паганель вместе: Что?)
Сэмюэль: Даже вю это.
Лемюэль: Дежавю.
Сэмюэль: Ну да, да. Вот наваждение! И так пристало, прилепилось - не оторвать. Как
дурацкая песенка с глупыми словами.
Паганель: Какая ещё песенка?
Сэмюэль: Ну, бывает - залезет вдруг в голову пустой мотивчик, с дурацкими словами, и ни
за что, ни за что не выбросить его оттуда.
Паганель: Залезет... (начинает хихикать) в голову... (прекращает смеяться. Сэмюэль и
Лемюэль смотрят на него.) М-да... Смешно.
Сэмюэль: (к Лемюэлю) Как думаешь, там... за этими преградами (делает перед собой
округлое движение руками, как будто поглаживает шар) есть что-нибудь? Может,
похожие на нас, сидят так же взаперти, и у них нет ни вечера, ни ночи, ни рассвета... И
они так же ждут, ждут, ждут...
Паганель: Ты хочешь сказать, что мы (передразнивая) ждем, ждем, ждем? А позволь
спросить: чего? Чего мы ждем? Ты уверен, что мы ждем, а может, мы глупо
и праздно проводим время, истекая бессмысленными словами?
Лемюэль: Если бы слова имели хоть какую-то форму, мы, вероятно, скрылись бы в их
ворохе, утонули в них, как в толще воды. Эти слова погребают нас, заносят, как
снежные сугробы, наваливаются своей невесомой толщей. А мы бессильны, мы
безвольны, мы обречены. Нам бы замолчать навек, остановить поток, но как раз это
превыше наших сил, превыше нас, как будто Тот, Кто повелел плодиться и
размножаться, велел ещё болтать, болтать, умножать потоки, реки, океаны слов...
Сэмюэль: А может дело вовсе не в нас? А может Тот, о Ком ты говоришь, выплеснул на нас
эти невидимые слова, и мы обречены перебирать их языком, как монах перебирает
свои четки?
Паганель: А может Он дал нам это жестокое испытание, как когда-то взгромоздил камень на
плечи хитрого, пронырливого царька?
Лемюэль: Ничего не путаешь?
Паганель: А что?
Лемюэль: По-моему, в определении того наказания участвовали совершенно иные.
Паганель: Это ещё надо доказать!
Лемюэль: Кажется, ты вообще отвергал Его присутствие.
Паганель: (подумав) Ну, может ради красного словца приврал слегка...
Лемюэль: (внимательно смотрит на него) Мне кажется, ты юлишь. Чувствую какую-то
каверзу, вот только не пойму в чем она.
Паганель: (отводит взгляд в сторону) Всё это слова, слова, слова...
Сэмюэль: Когда уйдут слова - не будет слов. В этой безысходности будем ли мы собой?
Возможно, когда исчезнут все слова (ведь когда-то все исчезнет!) и мы исчезнем
вместе с ними, растворимся в пространстве, как затихающий звук.
Лемюэль: Трубы? Ты имел в виду звук серебряной трубы?
Паганель: Какой ещё трубы? Что ты всё заладил: труба, труба?.. Ещё о пророчестве твоем
любимом начни рассуждать.
Лемюэль: Да, пророчество... А что, собственно, ты имеешь против?
Паганель: Не верю я в эти басни. Не верю... Пустые слова, напыщенный трёп,
празднословие и словоблудие, а доказательств нет ни шиша!