Роща жила обычной летней жизнью. Шумели, качаясь на ветру, стройные березы и кряжистые сосны, в их ветвях перекликались синицы и другие мелкие птички. Засмеялся зеленый дятел и умолк, словно устыдившись собственного легкомыслия. Трудолюбивые муравьи укрепляли свой внушительных размеров дом, из-за неравномерно освещавших его лучей солнца казавшийся полосатым. Толстый шмель, забравшись в сиреневый цветок колокольчика, пил сладкий нектар. Никому из обитателей рощи не было дела до мрачной процессии, медленно двигавшейся по тропинке к поляне, посреди которой рос одинокий развесистый дуб. Двое дюжих детин в кожаных куртках грубо толкали вперед юношу лет двадцати со связанными за спиной руками. Еще один, с перехваченными красной лентой волосами, нес деревянный ящик и моток крепкой пеньковой веревки. За ними следовали еще несколько человек, один из которых был одет в длинную черную мантию, то и дело цеплявшуюся за траву, и держал в руках свиток.
Добравшись до дуба, процессия остановилась. Двое мужчин, выбрав самую толстую ветку, установили под ней ящик и подняли на него связанного юношу. Третий, в красной повязке, укрепив на дереве веревку, накинул на шею несчастного петлю. Судья в черной мантии развернул свиток и начал читать приговор. Он читал добрых полчаса, и все это время в роще стояла гробовая тишина. Не было слышно ни пересвистов птиц, ни гудения шмелей, ни комариного писка, как будто все живое почувствовало приближение страшной развязки и сочло свои разговоры неподходящими для такого момента. Ветер, еще совсем недавно шумно раскачивавший верхушки деревьев, затих, забыв о проказах. Даже солнце перестало улыбаться, спрятав лицо под серой вуалью внезапно набежавших туч. Наконец, судья закончил читать и перевел взгляд на юношу с петлей на шее.
- Может быть, ты хочешь что-нибудь сказать перед тем, как приговор приведут в исполнение? - спросил он.
Юноша молчал. Он понимал, что его казнят несправедливо, просто потому, что он случайно оказался не в то время не в том месте. Потому что нужно непременно избавить от петли сынка богатых родителей, давших взятку судьям, и лучше повесить невиновного, чем оставить преступление без наказания, ведь это может возмутить простой народ. Но что было делать несчастному? Оправдываться, зная, что никто не станет его слушать? Или молить о пощаде, признавая тем самым вину в том, чего он не совершал? Или проклинать палачей, призывая высший гнев на свою и без того бесталанную голову? И он промолчал, решив отдать свою судьбу в руки богов.
Судья подал знак, и один из крепких парней сильным ударом выбил ящик из-под ног приговоренного...
Сын плотника Оливино Фолиа за девятнадцать лет жизни успел с лихвой хлебнуть горя. Мальчику едва исполнилось десять, когда в его доме вспыхнул пожар. Подоспевший на помощь сосед успел вытащить из огня только ребенка, а оба родителя погибли. Шесть лет Оливино жил у своего спасителя, воспитывавшего мальчика, как родного. Но потом приемный отец неожиданно заболел и вскоре умер. Ходили слухи, что его опоил какой-то травой собственный племянник, которому не нравилось, что дядюшка привязан к чужому ребенку больше, чем к нему. Новые хозяева дома без зазрения совести выгнали Оливино на улицу. Отцовским ремеслом он овладеть не успел, но все же работал, где мог, чтобы не умереть с голоду, хотя шестнадцатилетнего подростка брали далеко не везде. Увы, ни на одном месте Оливино не удавалось выдержать больше месяца и вовсе не из-за недостатка трудолюбия или недовольства жалованием. Просто всюду, куда бы ни устроился, юноша становился объектом постоянных издевательств только потому, что, в отличие от других, работал добросовестно и честно, не пытаясь ловчить и хитрить. Три года Оливино терпел, в надежде, что однажды его жизнь изменится к лучшему, но все оставалось по-прежнему, и, в конце концов, доведенный до отчаяния юноша вошел под своды мрачной рощи на окраине города, твердо решив прекратить свое невыносимое существование.
Не сделав и пары десятков шагов, Оливино застыл, как вкопанный. На толстом суку березы, росшей прямо возле тропинки, висел человек в офицерской форме. Его пустые, безжизненные глаза были открыты и казались совершенно белыми на фоне посиневшего лица.
- Чего ты уставился на меня?! - от неожиданности обругал мертвеца Оливино.
Ответа, разумеется, не последовало. Переборов страх, юноша поднял голову и снова взглянул на повешенного, мерно покачивавшегося перед ним. Может быть, это и есть тот молодой офицер, о котором так много рассказывали в его родном городе? Генерал, под началом которого служил этот парень, решил жениться на его матери, к тому времени уже год, как оставшейся без мужа. Вдова отказала военачальнику, а тот в отместку устроил ей и ее сыну самую настоящую травлю. В результате несчастная женщина тяжело заболела и умерла. Молодой человек не простил генералу смерти своей матери, и когда тот однажды проезжал в коляске мимо их дома, застрелил его из охотничьего карабина, а вскоре после этого покончил с собой. То ли не выдержал мук пробудившейся совести, то ли, понимая, что его рано или поздно все равно арестуют, решил, что лучше самому уйти из этого мира в каком-нибудь безлюдном месте, чем быть повешенным на городской площади, где над последними минутами его жизни будет глумиться и улюлюкать недалекая толпа.
Погруженный в раздумье, Оливино двинулся дальше по тропинке и обнаружил еще одну повешенную, на этот раз юную девушку, судя по бедной одежде, сохранившейся, как ни странно, почти полностью, служанку или крестьянку. Возможно, при жизни она была красавицей, но теперь на ее лицо, изуродованное смертью, невозможно было смотреть без ужаса. Что заставило бедняжку совершить отчаянный шаг? Несчастная любовь или что-то иное? От этих мыслей настроение Оливино сделалось еще более мрачным. Он продолжал идти вглубь рощи, чуть ли не через каждые два или три шага натыкаясь на тела, висящие на сучьях деревьев. Лишь некоторые из них появились здесь недавно, так что тление еще не успело коснуться их, большинство же пробыло в таком состоянии несколько месяцев, а то и лет, сделавшись добычей времени и местных четвероногих и пернатых обитателей - любителей полакомиться тем, что остается от человека после смерти. На иных деревьях и вовсе висели скелеты, едва прикрытые лохмотьями, когда-то бывшими одеждой. Время от времени налетавший ветер раскачивал их, заставляя кости греметь, и от этого звука кровь застывала в жилах. Тяжелый запах разложения, разносившийся по роще, едва не валил с ног, но Оливино упрямо продолжал свой путь. Возвращаться назад, в мир, где он никому не был нужен, юноша решительно не желал.
Наконец, Оливино добрался до уединенной поляны, посреди которой рос высокий, развесистый дуб. Казалось, что этого могучего зеленого великана защищает от тлетворной атмосферы, царящей в роще, невидимый щит. Без единой засохшей веточки, без единого поблекшего листика он стоял, словно торжествуя над самой смертью. И только очередной скелет, лежавший в густой траве у его подножия, напоминал о том, что творилось вокруг поляны. Вынув из кармана заранее припасенный моток веревки, и глядя на склоненную над его головой ветку дуба, Оливино размышлял, как осуществить последний в недолгой жизни шаг, как вдруг непонятно откуда раздался строгий голос:
- Ты пришел в эту рощу, чтобы пополнить собой ряды повешенных?! А ведь мог бы сделать так, чтобы люди здесь снова гуляли и любовались красотой, а не оставляли свои тела на пищу воронам!
Юношу прошиб холодный пот. Кто мог произнести эти слова здесь, где кроме него нет ни одного живого человека? Неужели дух старого дуба решил заговорить с ним? А голос между тем все также строго повторил:
- В твоих силах избавить эти места от страшного проклятия! Подумай об этом!
Мысли о самоубийстве мгновенно выветрились из головы Оливино. Нет, он не имеет права покидать этот мир, пока не выяснит, что все это значит. Если есть шанс исправить зло, не важно, свое или чужое, он должен это сделать, а там...
Отец Лазуриус служил в храме Семи Богов уже сорок третий год. Жители города и соседних деревень частенько обращались к нему за советом, причем не только в случаях, требовавших вмешательства высших сил. В тот вечер он уже собирался закрывать храм, когда порог переступил усталый, измученный Оливино Фолиа.
- Тебе что-нибудь нужно, сын мой? - ласково спросил его старый священник.
- Отец мой, я грешен, - словно на исповеди начал юноша. - Я не смог выдержать испытаний, посланных богами, и решил покинуть этот мир раньше назначенного срока.
- Не делай этого, сын мой, - тоном мудрого наставника проговорил отец Лазуриус, - Это самый страшный из всех грехов. Человек должен жить столько, сколько отмерили ему боги. Нарушив их волю, ты погубишь свою душу.
- Отец мой, я был в роще на окраине города, - продолжал рассказывать Оливино. - И видел множество мертвых людей. Сначала они пугали меня, но постепенно я привык к их виду. В глубине рощи, на поляне, растет высокий дуб. Именно там я хотел прервать свой жизненный путь. Но внезапно услышал голос, который сказал, что в моих силах избавить рощу от страшного проклятия. И мои ноги как будто сами понесли меня прочь.
- Да, - покачал головой старый священник. - Видно, всемогущие боги вмешались и спасли тебя от гибели. Ведь всякий, кто войдет в эту рощу, остается там навсегда.
- Отец мой, скажите, о каком проклятии говорил тот голос? Если, конечно, он и в самом деле исходил от богов, и меня не морочили темные силы.
- Сорок лет тому назад, когда я только начал служить в этом храме, в месте, которое теперь называют не иначе, как рощей Повешенных, свершилось неправедное дело. Сын одних богатых людей в порыве гнева забил до смерти старика-крестьянина, но родители убийцы заплатили судьям, и те отправили на виселицу совсем другого парня, случайно оказавшегося на месте преступления. Беднягу повесили на том самом дубе, возле которого ты слышал голос.
- Неужели юноша перед смертью проклял рощу?
- Нет, он встретил свой последний час мужественно и не произнес ни одного худого слова. Но боги со своего небесного престола видели все и разгневались на людей за это несправедливое деяние. С тех пор роща стала местом казней и сведения счетов с жизнью, причем именно посредством веревки.
- Есть ли какой-нибудь способ вернуть рощу к обычной жизни?
- Да, хотя это довольно тяжелая задача. Нужно предать земле останки несчастных и в первую очередь, того несправедливо казненного юноши. А после три дня и три ночи молиться богам, чтобы их души обрели покой. Только тогда проклятие будет снято.
- Я хотел бы положить конец злу, творящемуся в роще, но не уверен, что справлюсь в одиночку, - тихо произнес Оливино.
- Ну что ж, если ты всерьез решил сделать доброе дело, я помогу тебе, - улыбнулся отец Лазуриус. - Переночуй у меня, а завтра утром мы примемся за работу.
Отец Лазуриус разбудил Оливино с первым лучом солнца. После утренней молитвы и трапезы старик велел двум мальчикам-служкам из числа городских сирот, жившим в его доме, запрячь лошадь в небольшую тележку, погрузив туда лопаты и другие необходимые инструменты, после чего все четверо отправились в рощу Повешенных. Перед тем, как войти под ее мрачные своды, они еще раз обратились к высшим силам, дабы те оградили их от пагубных мыслей и благословили праведное дело.
Дорога вглубь рощи оказалась нелегкой. Тележка с трудом ехала по узкой тропинке, то и дело подпрыгивая на выступавших из земли корнях деревьев, а пару раз и вовсе едва не застряла в густых зарослях кустарника. И если для Оливино вид мертвецов, висящих на сучьях, был привычным, то перепуганных мальчиков-служек удерживало от панического бегства только присутствие отца Лазуриуса. Наконец, тележка въехала на поляну, посреди которой рос могучий дуб. Здесь старый священник велел Оливино остановить лошадь.
- Вот тот несчастный, чья смерть положила начало проклятию, - печально произнес старик, когда они подошли к дереву, и указал на скелет, лежащий в траве. - Его нужно предать земле первым.
Вооружившись лопатами, трое молодых людей принялись рыть могилы. На это ушел почти весь день, ямы должны были быть достаточно глубокими, ведь неизвестно, сколько мертвецов скопилось в роще за прошедшие сорок лет. Солнце клонилось к закату, глядя на поляну сквозь деревья своим огненным оком, когда работа была закончена.
Теперь молодым людям предстояло снять с деревьев и перевезти на поляну тела и скелеты повешенных. Мальчикам-служкам пришлось забираться на толстые ветки берез и сосен и заранее припасенными ножами обрезать веревки, а потом спускаться на землю и вместе с Оливино укладывать мертвецов в тележку. При этом нужно было действовать очень аккуратно, ведь от любого неосторожного движения останки могли рассыпаться в прах, сведя усилия молодых людей к нулю. Повешенных оказалось тридцать с лишним человек, так что Оливино с подручными были вынуждены ходить в рощу и возвращаться на поляну более десяти раз. Даже с наступлением ночи они продолжали нелегкую работу, светя себе масляными фонарями. На рассвете последние останки были опущены в могилу, молодые люди засыпали ямы землей, обложили холмики зеленой травой, принесенной из рощи, и установили на них дощечки со знаком Семи Богов. Старый священник осенил могилы святым знамением, и все четверо, опустившись на колени, воззвали к богам.
Прошло два дня, но небесные силы по-прежнему хранили молчание, не посылая ни доброго, ни дурного знака. Надежда, что люди будут услышаны, и их труды не пропадут даром, стремительно таяла. Но отец Лазуриус и Оливино не падали духом, искренне веря в милосердие богов. Забыв про еду и сон, старый священник и сын плотника молились так горячо, как никогда раньше. Их настроение постепенно передалось мальчикам-служкам, и юные голоса, начавшие, было, слабеть, зазвучали уверенней и громче.
На исходе третьего дня небо заволокло тучами, и разразилась страшная гроза. Ветер завывая, словно призрак, явившийся с того света, гнул деревья почти до земли. Вспышки молний то и дело озаряли рощу зловещим голубоватым светом. Удары грома, подобные грохоту пушек на поле битвы, заглушали голоса. Дождь лил как из ведра весь вечер и всю ночь. Старик и трое молодых людей промокли до нитки, но даже не пытались укрыться от льющихся на них с неба потоков воды, а все также усердно продолжали молиться. Наутро, когда непогода, наконец, утихла, и на восточной стороне появилось солнце, они увидели чудо: на фоне отступающих облачных громад сияла яркая двойная радуга.
- Боги простили нас, - благоговейно глядя на небо, прошептал отец Лазуриус. Веки старого священника были влажными, то ли от дождя, то ли от слез.
Оливино и служки помогли старику подняться. Все четверо едва держались на ногах от голода и усталости, их мокрая одежда была перепачкана травой и землей, но они были счастливы, что выдержали это нелегкое испытание и довели дело до конца.
- Теперь это место будет называться поляной Поминовения, - отец Лазуриус обвел взглядом три свежих могильных холмика, частично скрытых ветвями дуба. - Люди будут приходить сюда молиться за упокой души тех, кто покинул этот мир. А в роще, как сорок лет тому назад, будут петь птицы, зеленеть свежая трава и радовать глаз скромные лесные цветы.
Оливино очень хотел спросить, почему именно ему суждено было снять проклятие с рощи, но промолчал, ибо понимал, что никто никогда не ответит ему на этот вопрос.