Одним весенним субботним утром появился в некоем селе мужик. С виду - мужик как мужик, две руки, две ноги, голова. Постучался в ближайший дом, где бригадир механизаторов жил, Петрович. А тот известно, с утра уже на рогах, лыко ещё вяжет, но разговаривает уже с трудом.
В общем, обращается к нему пришлый с улыбкой ласковой:
- А скажите, любезный, где я могу видеть главного вашего? Побеседовать бы мне надо с ним.
Бригадир, ясно дело, от такого обращения чуть в кому не впал, но нашёл в себе силы поинтересоваться, даже за дрын не схватившись:
- А т-ты хто такой?
- Я издалека, хотелось бы у вас какое-то время пожить и поработать трактористом. Так как я могу увидеться с вашим председателем?
Петрович ткнул пальцем в направлении председательского дома, правда про себя отметил, что таких трактористов не бывает. Ну просто не бывает!
Через какое-то время (и литр для Петровича) у калитки его дома снова возник этот загадочный мужик, но уже в компании с председателем. Последний тоже выглядел слегка ошарашенным.
Петрович вырулил из-за дома, приближаясь к ним по идеальной синусоиде.
- Чего - ик! - орёшь, старш-шой? Хто этА с тобой?
Председатель помахал ладонью, разгоняя сверхконцентрированный выхлоп самогонки:
- Петрович, где трактор, который ты у меня выпросил, чтобы поле своё вспахать?
Тот ткнул пальцем себе за спину, правда, попал только со второго раза: с первого он чуть не выбил себе заскорузлым пальцем глаз.
- Пошли! - сказал председатель.
По дороге он объяснил Петровичу, что лично он не против нового человека, назвавшегося Гаврилой Саввичем, однако надо посмотреть его в деле.
Заранее злорадно потирая руки, Петрович ткнул пальцем в трактор и сказал:
- Вот те конь, вот те поле. Покажь, на что способен. За день управишься?
Называющий себя Гаврилой тонко улыбнулся и неуловимо оказался в кабине. Трактор победно взревел.
В ближайшие пятнадцать минут Петрович то остановившимися глазами смотрел за работающим новичком, то даже слегка протрезвев, тряс председателя за грудки, обдавая его запахом, от которого на лету дохли мухи, и доказывая ему, что Гаврила вовсе никакой не Гаврила, а скорее всего законспирированный Альбертик, потому что таких трактористов не существует!!!
Поле было вспахано за полчаса. Борозды можно было выверять линейкой, точнее, линейку выверять по ним. Трактор выглядел ничуть не запыхавшимся и даже как-то по-особому мурчал и пытался тянуться к новому хозяину, явно напрашиваясь, чтобы его погладили.
- Н-да, - сказал Петрович. - В бригаду берём, конечно, даже не сумлевайся. А вот что ты за человек такой - будем ещё посмотреть.
Не менее ошарашенный председатель кивнул:
- Да, Гаврила, иди в контору, оформляйся.
Светлая, почти детская улыбка новенького была им ответом. Через три дня Петрович окончательно убедился, что Гаврила не Альбертик. Работал он также старательно и с той же скоростью. Но то, что таких трактористов не бывает, Петрович знал твёрдо.
Село не было бы селом, если бы такая новость не разнеслась бы часа через 2 максимум. Новичок, вместе с председателем прошёл к дому, в котором жил недавно преставившийся старый тракторист. За их спинами уже начинались бабьи пересуды:
- Степанида, вишь, какой мужик-то! Виднай, статный.
- Ага, ага, Зинка. А я ишо приметила: кольца-то обручального на пальце и нету!
Гаврила лишь тихонько улыбался, слушая обычные деревенские разговоры.
Председатель меж тем пытался выведать, откуда Гаврилу занесло в их края, и почему у него ничего нет из вещей. Тот отвечал вежливо, но уклончиво:
- Ах, оставьте, любезный Матвей Иванович, вещи - дело наживное. Вот у меня в котомке чашка моя любимая, ложка-вилка, пара тарелок да сбор мой травяной, со смородиновым листом. Кстати, не желаете ли отведать, за знакомство?
Председатель покачал головой и, остановившись на крыльце, сказал:
- Вот, Гаврила, живи здесь. Если что надо будет - обращайся.
Тот кивнул, и став на пороге дома, прошептал несколько слов, после чего председатель наказал себе зайти к фельдшеру, попросить что-нибудь от нервов: ему показалось, что дом на мгновение осветился изнутри.
Через неделю, после того, как уставшие трактористы, поставив ввечеру своих железных коней в "стойло", один из новых коллег Гаврилы подошёл к нему:
- Саввич, пойдём водки треснем! Что ты как нелюдь какой, едри тя коленвалом, всё в работе да в работе?
- Ах, Никифор, оставьте, право, ваши уговоры, - ответил наш тракторист. - Не лежит у меня душа к этанолсодержащим напиткам, вы же знаете. И по отчеству не нужно, Гаврила я от роду. Тем более, что отчество моё вы всё равно неправильно выговариваете.
- Не, Саввич, ты в натуре жжёшь. Кабы я тя не знал, решил бы, что ты из интеллигентов. Может, будешь? Хорошая водка-то, дешёвая!
- Нет и нет, друг мой, не уговаривайте. А вот отвару смородинового с жасминовым цветом не желаете ли пригубить?
- Тьфу на тя, - хмуро бросил ему уважаемый коллега и пошёл пить водку.
Так и повелось с тех пор: аборигены, как и положено добропорядочным трактористам, всё также квасили всё, что горит - антифриз, тормозную жидкость, одеколон, а Гаврила, скромно улыбаясь, потягивал свой настой из невесомой чашечки, которую, впрочем, в руки никому не давал, ссылаясь на то, что это его единственная память о матери.
Однако бабы (ох, уже эти бабы!) решили заполучить Гаврилу в свои руки. Ещё бы: работящий (гляди-ко, Машка, за полгода дом старый как поднял, сияет, как яичко к Христову дню), непьющий (Степанида, ты его хоть раз не то, что пьяным, а выпившим видела?), да и бабы у него нету (Зинка, ты хоть раз видела его с кем?).
В общем, Зинка однажды не выдержала и решила Гаврилу нахрапом взять. Как-то вечером, будто случайно, встретила она Гаврилу и говорит:
- Гаврилушка, у тебя для меня часок-другой найдётся?
Гаврила, мягко улыбнувшись, ответствовал:
- Отчего же, любезная Зинаида Фиофилактовна, не найтись? Стряслось у вас что-то?
Зинаида, подпустив слезу в голос, молвила:
- Известно, стряслось. Мужика-то у меня в доме нету, а моих рук иной раз и не хватает. Зайдешь ко мне в воскресенье, поможешь по-соседски? А я уж тебя отблагодарю.
На том и столковались. Однако коварная Зинка дымоход забила специально, проводок в кухне к холодильнику надрезала, лестницу подпилила, в общем, подготовилась знатно.
Воскресным утром Гаврила, как обычно, в чистой и даже отглаженной одежде (ну какой он тракторист, а? Курам на смех! Чистый, солярой не воняет, а по выходным по дому шебуршит, а не водку глушит или с мужиками из соседней деревни на кулачках бьётся! - каждый субботний вечер доказывал пьяный Петрович не менее пьяным подчинённым) постучался к Зинаиде:
Зинка выскочила на крыльцо, будто бы забывшись, что она в одной ночной сорочке, через которую было всё видно. Гаврила закрыл глаза и отвернулся:
- Зинаида Фиофилактовна, мне, право, неудобно, что я так рано пришёл, вы ещё спите..
Зинка, якобы смущённо пискнув, унеслась в дом, изнутри прокричав:
- Гаврила, заходи, сейчас чайку попьём!
Гаврила вошёл в избу, но запнулся об отстающую половицу и растянулся в сенях.
- Зинаида Фиофилактовна..
- Можно просто Зина! - донёсся из дальней комнаты голос хозяйки.
Гаврила понимающе улыбнулся и продолжил фразу:
- А где у вас инструменты? Я, пока вы одеваетесь, пол бы тут поправил.
- А в сенцах посмотри, милый друг, там всё лежит!
Через несколько минут злополучная деревяшка была накрепко прибита. Зинка с умилением смотрела на поднимающегося Гаврилу:
- Какой ты.. Рукастый, красивый, добрый! Ой! - захлопотала она. - Что ж мы в сенях-то? Проходи, Гаврилушка, мой руки да садись за стол, завтракать будем!
Гаврила, скользнув взглядом по накрытому столу, с неудовольствием заметил бутылку самогонки. Зинка суетливо плясала вокруг стола, предлагая гостю разносолы.
- А то, может, рюмочку, под огурчик-то солёный, Гаврила? - подначивала хозяйка.
- Благодарствую, но нет. Не люблю я таких напитков.
- Так может наливочки, домашней, а?
- Не-не, Зинаида Фиофилактовна, не извольте беспокоиться!
В общем, день прошёл в трудах и заботах. Гаврила и проводку починил, и дымоходы прочистил. А коварная Зинка, ближе к вечеру "вспомнив" про дырку на крыше, сама полезла по подпиленной лестнице, и как того требуют законы жанра, сверзилась со второй ступеньки. Разумеется, балерина, изображающая умирающего лебедя, в сравнении с Зинкой была жалкой любительницей. Гаврила легко подхватил довольно объёмную тушку на руки и понёс в дом. Зинка, якобы незаметно, прижалась своим богатством к груди Гаврилы, закинула руку ему на шею и закатила глаза.
Положив Зинку на кровать, Гаврила взял её лодыжку в свои большие ладони и начал массировать. Та застонала. И не только от якобы боли, сколько от интересного ощущения: в её тело поступала непонятное, но приятное тепло, покалывая кожу изнутри.
- Гаврилушка, иди ко мне! - прошептала Зинка. - Оставайся, переночуешь, мало ли мне поплохеет ночью.
- Что вы, Зинаида Фиофилактовна, мне пора домой. Вам сейчас полегчало, а я завтра загляну к вам, проведаю.
Гаврила, поминутно отнекиваясь, ушёл, а Зинка всю ночь ревела и колотила кулаками по подушкам.
Наутро она уже судачила с кумушками о том, что Гаврила - мужик какой-то неправильный, хоть и очень даже ничего со всех сторон.
Вдруг с другой стороны села донёсся дикий визг:
- Отмороженный с привязи сорвалси-и-и-и!!!!
Бабы прыснули в стороны, как тараканы: все знали суровый нрав, силу и злобу местного быка-производителя: прошлым летом он поднял на рога ни больше, ни меньше, как новенький трактор "Беларусь", с большим трудом выбитый председателем в городе. Ремонтировали его две недели: кузов был распорот как консервная банка и даже в двигателе нашли 4 дырки от рогов обезумевшей твари.
Главная улица села опустела в один момент, и лишь Гаврила, не торопясь, шёл навстречу, как многим казалось, своей неминуемой гибели. Никто так и не понял, что случилось: облако пыли окутало Гаврилу. Однако через несколько минут совершенно обалдевшие селяне увидели картину маслом: новенький тракторист вёл огромного бычару обратно в коровник, а тот, глядя на человека, влюблённо мумукал и пытался лизнуть его в лицо.
Председатель встретил его у конторы, но от пережитого ужаса не смог сказать ничего внятного. Гаврила спокойно улыбнулся:
- Не беспокойтесь, многоуважаемый Матвей Иванович. Я поговорил с этим милым существом, он больше не будет безобразничать.
Тут Гаврила заметил через открытые двери экран единственного на всё село компьютера, который весело мигал белыми буквами на синем фоне:
- А что это у вас там приключилось?
Председатель, все ещё заикаясь, сказал, что когда машинистка услышала про Отмороженного, рванула на второй этаж конторы с такой скоростью, что забыла про провода компьютера. Включить вновь его включили, но он теперь выглядит вот так.
Гаврила, пошоркав ногами на крыльце, присел за стол и ласково обратился к бездушной железяке:
- Что ж это ты, голубчик? Негоже так себя вести, хоть тебе и больно. Дай-ка я тебя посмотрю.
Тут тракторист с умопомрачительной скоростью забегал пальцами по клавиатуре. Через 10 минут компьютер заработал.
Председатель лишь молча проводил уходящего Гаврилу взглядом, даже забыв поблагодарить...
Так прошел ещё год. Местные уже привыкли и к манере Гаврилы изъясняться, и к его доброй улыбке, хотя бабы и не прекращали попыток заманить его на огонёк, которые он мягко, но неизменно отклонял.
Одним осенним днем, когда всё село праздновало свадьбу дочки председателя и сына Зинаиды, тракторист попросил минутку внимания, постучав вилкой по своей чашечке мейсенского фарфора, отчего над полями поплыл негромкий малиновый звон. Сельчане, несмотря на льющийся рекой самогон, притихли и посмотрели на источник звука.
- Я вынужден с вами проститься, друзья мои, - со светлой улыбкой тихонько сказал Гаврила. - Папенька сердятся, велели возвращаться. Хватит, говорит, в отпуску прохлаждаться.
Он сбросил телогрейку. Возникшее вокруг головы сияние стало разрастаться, охватив всё его тело. Через секунду Гаврила стоял в небывалой белизны хламиде, а на поясе его сиял огненный меч.
За спиной его распахнулись громадные крылья. Гаврила поднял руки к небу и метнулся ввысь.
- Я благословляю эту землю! - донеслось с неба.
- Эк, - сказал обалдевший от происходящего Петрович и замолчал. - А я ему ещё выпить предлагал, - тихо добавил он через минуту и пробормотал совсем себе под нос: - Говорил же, что таких трактористов не бывает!
Должен сказать, что урожай в последующие годы был такой, что председатель только хватался за голову и кричал: "Где мы это всё хранить будем?!"