В прошлой жизни бомж был выдумщиком и эстетом. Он сидел на асфальте, имея под собой нарисованный мелом восточный коврик, перед собой -- картонную коробку с изображением циферблата и неопределенных метафизических загогулин, а за спиной -- сетчатый заборчик вялотекущей стройки. Строили то ли гараж, то ли торговый центр -- серая стопка плоскостей, нанизанных на бетонные сваи, мрачно щетинилась во все стороны балками и арматурой, и во что эта тюремно-кристаллическая решетка намеревалась развиться в дальнейшем, мерзко было даже представить. На площадке рычал и лязгал бульдозер, атакуя оплывшую кучу песка, у ворот приткнулась покосившаяся пыльная "Волга", пузатый дядечка в костюме и оранжевой каске задумчиво курил, поглядывая то на спущенное колесо, то на троицу чернявых рабочих, неспешно поедающую китайскую имитацию пищи из пластиковых контейнеров. Перед воротами оглушительно маневрировал здоровенный самосвал, безуспешно пытаясь прорваться на территорию мимо некстати занедужившей легковушки.
Я подумала, что, если целью мирового терроризма считать подрыв морального духа граждан, то ему, терроризму, следует напрочь отказаться от малопродуктивных в этом смысле взрывов. Что нам взрыв? Пять минут паники, сутки траура и разбор полетов в прессе. То ли дело стройка... Меня, во всяком случае, деморализовало существенно. Еще, конечно, сыграло свою роль одно такое обстоятельство: на собеседование по поводу трудоустройства просили подойти к часу, времени без четверти, а я, вместо того, чтобы лететь с попутным ветром, абстрактно мыслю и скоро начну конкретно материться. Просто потому, что брутально ревущий КАМАЗ глухо перекрыл единственно возможную в моих обстоятельствах дорогу. Обстоятельства заключались в новеньких туфлях (кроме обстоятельств, в них заключались зверски натертые ноги!) и полосе газона, где кроме полужидкой грязи не заключалось ничего. Газон располагался справа, отсекая меня от проезжей части последние минут десять, стройка слева. Варианты же были следующие: терпеливо ждать, пока восточные люди дожуют лапшу, откатят "Волгу" и освободят путь грузовику, либо двинуть в обход стройки, благо вдоль забора перпендикулярно трассе тянется асфальтированная тропка. Я выбрала последнее.
Оригинальный бомж, с любопытством за мной наблюдавший, приветствовал мое возвращение редкозубой улыбкой и возгласом:
--Эй, девочка! Купи полчасика времени!
Он подмигнул и, на случай, если я чего не уловила, ткнул пальцем в свою коробку.
--С удовольствием,--прошипела я,--Только потом.
--А потом не будет,--радостно сообщил дед.-- Ты ж уже не вернешься.
Мне стало немного стыдно, да и дорогу уточнить не мешало бы. Я остановилась.
--Ладно. Мне тут адрес нужен,--я назвала адрес,--Как бы побыстрей, а то я опаздываю.
--Так тебе не сюда...--со странной интонацией протянул попрошайка.
Похоже, он был пьян. Я вздохнула и как-то сразу перестала нервничать и спешить. Все равно, считай, опоздала.
--Тебе вон, через дорогу надо, видишь -- дом?
--Не может такого быть, там четная сторона.
Дед пожал плечами.
--Он, конечно, должен бы тут стоять, но тут, гляди, проход... Поняла, что ль? На ту сторону тебе, точно говорю. На много опоздала-то?
--Пока не опоздала... Только мне все равно туда никак, пока эта дура не проедет, туфли испоганю.
--У-у! Ладно, давай червонец! Давай-давай, у меня тут доска припрятана. Ты, думаешь, первая такая?
Десятка с прощальным шелестом канула в дурацкую расписную коробку. Десятки было жаль, как погибшего друга, в кармане справляли скромную тризну неликвидные монетки, и домой теперь предстояло долго и трудно тащиться наземным транспортом.
Предприимчивый торговец временем нашарил в бурьяне обрезок широкой доски и отработанным броском шмякнул ее поперек условного обозначения газона.
--От'так! Шуруй... Или перевести?-- выцыганив мзду, хитрый дедушка просто излучал бескорыстную готовность придти на помощь ближнему.
--Спасибо, сама. И вообще, спасибо.
--А ты заходи, заходи еще. Вот на обед как отпустят, так и заходи. Покажу дорогу... А то проводить могу, слышь? Если надо тебе, ясно?
Я представила себе, как захожу в кафешку под ручку с благоухающим спелой бомжатиной кавалером, и рефлекторно хмыкнула.
--Нет уж, благодарю, на обед меня провожать не надо!
Бомж нагло прижмурил раздутые воспаленные веки.
--Чего на обед-то провожать? Сама, небось, не заблудишься, иль кто еще другой отведет... А мне-то зачем?
--Дед, ты гонишь,--с усталым остервенением выдала я свою прощальную резолюцию и осторожно побрела по чавкающей в жирной глине доске, проклиная уродские приличные туфли, сожравшие последние деньги, в особенности же -- люмпенов и мизираблей, не ждущих милостей от природы, а забирающих их чуть не силой.
03.10.
--Мариш! Погоди, не раздевайся. На тебе сразу обеденные, дуй на Савеловский, там экспресс из Дубны. Экспресс, белый такой. Возьми у машиниста коробку с визитками и отвези в "Актэросс", вот адрес...
--Куда отвезти?!
--Не спи! Вот адрес. Отдашь Дрочкиной Свете... Возьмешь у этой Суходрочкиной по приходнику деньги. Отвезешь их вот по этому адресу в "Пиар-мастер", это в Останкино, и сразу сюда. Пусть сразу все бумаги отдадут, чтоб потом не гонять. Поняла?
--Да, Сергей Андреевич.
--Ну, давай. Не задерживайся... На проезд дать? А чего молчишь! На тебе еще полтинник... Нет, давай полтинник, держи сто, машинисту дай там рублей тридцать на всякий случай. Ну, все.
Неудачный день. Вот вчера меня просто задвинули в уголок, и до самого вечера я боролась с больной клавиатурой, забивая список товаров и услуг, выданный мне в виде сумбурного вороха офисной бумаги, исписанной корявым начальственным почерком. Задача, безусловно, далекая от креатива, но уж лучше в сухом и теплом офисе тупо печатать прайс-лист, чем таскаться под дождем по городу. Не говоря уже о том, что устраивалась я, собственно, не машинисткой и, уж тем более, не курьером. Ладно, в общем-то, какая разница... Надо -- буду фирменный стиль разрабатывать, надо--слоганы сочинять, а не надо--так и на Савеловский вокзал за визитками сгоняю, делов-то, платите только.
Я вышла на улицу и, в минутном порыве, пересекла дорогу, призывно помахивая зажатой в пальцах купюрой. До светофора и "зебры" идти было всего ничего, да и подъездной дорожкой сегодня ничто не мешало воспользоваться, но вот зашла в голову блажь, не гнать же ее теперь.
Реакции дедульки долго ждать не пришлось, доска смачно шлепнулась в грязь, и я по ней переправилась.
--А ты что-то быстро!-- загадочно приветствовал старую знакомую обитатель дна.
Всклокоченную седую голову он спас от дождя пакетом с эмблемой супермаркета "Перекресток" и утеплился чудовищно грязным банным халатом.
--Почему быстро? Меня по адресам погнали... А ты, дед, просто Ходжа Насреддин какой-то! И чалма у тебя, и халат... Жалко, коврик размыло.
--Да нет, я русский. Иван, Ванька-лодочник. Раньше в парке культуры лодки выдавал.
--Ясно. А я Марина. Теперь буду тут работать, у рекламщиков.
Отставной лодочник запустил пальцы под пакет и с хрустом поскребся.
--Жрут, падлы... В баньку схожу вечерком, как досижу,--он приласкал взглядом принятый от меня червонец и заначил его куда-то глубоко под халат.
--Значит, не собираешься пока? Это правильно, поработай. Я и думаю -- рано пришла...
--Ты пьяный, что ли, дядя Ваня?
--Так холодно! Греться чем? Ты приходи, как надо будет...
--Ладно, зайду еще. Давай, пока. Не перегрейся тут.
--Конечно, зайдешь, все вы тут заходите... А где ж еще? Ждать, что ли? Ну-ну...
Он приступил к сложному процессу раскуривания подмокшей "примы" подмокшими спичками, а я понеслась к автобусной остановке, невзначай сообразив, что рабочая точка Ваньки-лодочника отлично просматривается из окон конторы, и шеф, скорее всего, не обрадуется, застукав новую сотрудницу за дружеской беседой с бомжем.
Возвращалась поздно, день, потраченный на мелкие расходы, кончался на западном краю неба; оживали фонари. Я нарочно пошла от метро пешком, чтобы добить время наверняка и заявиться в офис где-нибудь за полчаса до закрытия.
Дядя Ваня на месте отсутствовал, ушел, надо думать, шестиногих зверушек купать...
Подъехавший автобус разродился порцией пассажиров. Толпа тетушек с сумками, подростков с рюкзаками и мужиков с дипломатами тесно сомкнув ряды, повалила навстречу. Не рискнув в отсутствие законного владельца нашаривать в темноте доску, я сочла за благо переждать поток, для чего сошла на перпендикулярный отросток тротуара, и встала на размытый меловой след дедова коврика. Ощущение пришло странное, какое-то пограничное. Будто бы вышла из "откуда-то" и стою на пороге "куда-то". Передо мной проходят люди, едут машины, горят огни, а за мной расстилаются темные просторы, и ничего нет. Забавное ощущение. Если не знать, что в этой сумрачной пропасти при свете дня вырастают совершенно прозаические блочные девятиэтажки, иллюзия была бы полной. За домами начинается, по-моему, какой-то лесопарк, оттуда, наверное, и поддувает холодным ветерком одиночества.
Плотная баба, увешанная пакетами, притормозила рядом. Плоское лицо, заштукатуренное до полной потери индивидуальности, с различимым скрежетом отобразило удивление.
--А где ж тут дедушка стоял?-- на рыночном диалекте русского осведомилась дочь широкой украинской степи.
--Вот примерно тут и стоял,--любезно просветила ее я.
Похоже было на то, что она приняла меня за вторую смену.
--Ой... А завтра-то будет?
--Очень на это надеюсь. Если же вы имеете в виду завтрашнее присутствие дедушки, то, к сожалению, ничего определенного на этот счет сообщить не могу. Не в курсе.
Недоумение на лице тетки сменилось удивительно ей идущим раздражением.
--Толком сказать, что ль не можешь? А еще молодая! Где дед-то, мне с ним надо!
--Да не знаю я, где твой дед! Чего привязалась? Я тебе не справочное бюро!
--Шпана! Ты как еще разговариваешь!
--Сама удивляюсь, мадам, очень это с вами непросто получается, вы специально учились, или от природы дано?
--Когда вас пересажают-то всех! Наркоманка!
Выпустив эту последнюю пулю, она подобрала свои многочисленные пакеты и удалилась, печатая шаг, с гордо поднятой головой.
Боже мой, мама, ответь, зачем я тратила лучшие годы своей жизни в институте? Зачем?
05.10.
--Девственность ценна тем, что впоследствии, когда начинаются проблемы, ты точно знаешь, что причиной являются твои собственные ошибки, а не грубость неведомого придурка, бывшего первым у твоей жены!
Я опоздала примерно на полчаса и была принципиально готова выслушать любое заявление, поэтому никак особо не отреагировала, только машинально заметила:
--Два "что" в предложении. "Что впоследствии" и "что причиной".
Дизайнер Миша задумчиво прищурился, пробежал глазами текст и кивнул.
--В самом деле... Исправим. А вообще?
--Спроси у шефа. Насчет девственности и проблем с ней связанных... У меня, понимаешь ли, жены-девственницы ни разу не было.
--В этом вся фишка! Проверка на всеобщий универсал понятия...
Миша второй год посещал вечернее отделение какого-то карликового университета, писал роман, подрывая все известные ему основы, и рассматривал окружающий мир как иллюзию, персонально для него кем-то сочиненную.
--Миша, а тебе не кажется, что от всеобщего надо только отталкиваться?-- вступил в разговор Макс.
Он сидел за столом у окна и кромсал маникюрными ножницами рулон самоклейки. На подоконнике стояла початая бутылка пива.
--Дискрет? Отстой,--сумрачно буркнул Миша и демонстративно затрещал клавишами.
--Господа, а где начальство?-- спросила я.
--Начальство задерживается,--сказал Макс, отхлебывая из бутылки,--Ему можно. Пиво будешь?
--Нет, спасибо. А когда начальство будет?
--Всегда!-- торжественно сообщил Макс и пощелкал ножницами.-- Между прочим, я твою работу уже час делаю, и уже полчаса лишних... Мишка, хорош фигней страдать, начинай резать! Серый злой приедет, давай уж хоть видимость бурной деятельности создадим. Маринка, за стол, вырезай кружочки аккуратно, осталось тебе каких-то двести штук.
Я устроилась за столом и, припомнив школьные годы, принялась вырезать напечатанные на белой пленке этикетки со штрих кодом. Быстрее и лучше это можно было сделать на плоттере, но я уже освоилась в конторе достаточно для того, чтобы оставить свои соображения при себе.
Макс, прихватив пиво, ушел в соседнюю комнату, где размещалось производство, Мишка раскатал по полу рулон бордового "оракала" и пополз по нему с метровой линейкой, лихо отхватывая кривобокие куски.
За окнами колыхалась густая морось, в домах горело электричество. Стройка казалась давно и безнадежно заброшенной, и вспыхивающий в темной глубине бетонного остова призрачный огонек сварки только усиливал это ощущение. Не то, чтобы пейзаж завораживал, но создаваемая видимость бурной деятельности завораживала еще меньше, поэтому я закурила и стала высматривать своего верного друга Ваньку.
Дедок был на месте, и даже коврик, возрожденный набитой рукой мастера во всей своей варварской красе, ярко белел на мокром асфальте.
Знакомая грузная фигура, обвешанная пакетами, двигалась от невидимой мне остановки. Около Ваньки-лодочника тетка остановилась. Интересно, какие такие общие дела могут быть у этих двух равно ярких, но чертовски разных фигур постсоветского пространства? Разве что, косящий под дервиша Ванька подрабатывает оккультными услугами... А по вечерам лимузин со сверкающим телом породистой таксы увозит Ваньку в коттедж на Рублевском шоссе. И так бывает.
Разговор продолжался недолго, я едва успела докурить сигарету до половины. Тетка аккуратно выстроила свои многочисленные пакеты у забора. Дед продолжал что-то втолковывать, активно жестикулируя, она размеренно кивала. Ванька указующе взмахнул рукой, его собеседница изобразила что-то вроде поклона и пошла по узкой черной тропе.
Я наблюдала за ней, пока ее внушительный тыл оставался в поле зрения.
Сигарета догорела, я затолкала фильтр в баночку из-под кока-колы и продолжила стричь пленку.
Надсадно завизжал плоттер. Звук вывел меня из задумчивости, я обернулась к Мишке с целью сказать что-либо для поддержания теплой дружеской атмосферы в рабочем коллективе, но Мишка с головой ушел в свой роман, доверительно предоставив технике право творческой обработки задания. Впрочем, плоттер в конторе старенький, японский, стало быть -- опытный и дисциплинированный. Мишка шевелил губами в такт рождению великих мыслей, скрипуче трудился пожилой японец, из цеха доносилось ритмичное шарканье напильника...
--От всеобщего надлежит лишь отталкиваться!-- громко возвестил Миша и торжественно припечатал точку.-- Хорошая мысль, верно?
Я не успела ответить, случилось явление начальства в полном составе. Генеральный и оба менеджера, Сергей Андреевич и его сестры -- Таня и Наташа. Выражения их лиц ничего доброго не сулили, как Макс и предсказывал. Впрочем, цена такого рода пророчествам -- пятачок за пучок, да и то в базарный день. Начальник всегда либо злой, либо нервный, он для того только и существует, чтобы справляться с проблемами, а если проблем нет, то приходится их создавать самостоятельно.
--Так, фиг ли сидим?-- с ходу приступил к исполнению служебных обязанностей генеральный.
--Здравствуйте, Сергей Андреевич! Я наклейки вырезаю, уже заканчиваю,--бодро доложила я.
--Они вчера должны были готовы, за ними, блин, в одиннадцать сейчас люди едут!-- рыкнул шеф, страшно двигая бровями.
--Не волнуйтесь, Сергей Андреевич, к одиннадцати все будет готово.
--А кто волнуется? Хорош мне тут по ушам ездить... Полноцвет клеить умеешь? Давай, заканчивай, заскочишь в "Арт-Принт" и оттуда в Зюзино, там витрина небольшая, попросишь у них стремянку или табуретку. Вопросы есть? Вопросов нет.
На стол спланировал файл с макетом, густо исчерканным пояснениями и уточнениями, а шеф, не растративший еще утренние запасы пороха, переключился на Мишку, которому вместо просиживания штанов предписывалось немедленно отправиться в цех и помочь Максу с установкой электрики. В цех они ушли вместе, так что досталось и Максу. Вопли, несколько, правда, смягченные расстоянием, мешали сосредоточиться, поэтому я внимательно осмотрела макет дважды, прежде чем рискнула подойти и отвлечь Татьяну от подрисовки лица.
--В чем дело?-- холодно осведомилась бизнес леди.
Она меня не слишком жаловала, и с этим я ничего не могла поделать, просто потому, что выглядеть страшнее нее не представлялось физически возможным.
--По-моему, здесь ошибка,--робко улыбаясь, сказала я.
Просмотрев макет и явно ничего криминального в нем не обнаружив, она раздраженно потребовала объяснений.
--Ну, вот же, видите, написано: "метисы".
Для верности я ткнула в бумагу пальцем, однако недоумения начальства не разрешила.
Из цеха к нам подтянулся шеф
--Чего тут у вас?
--Вот, говорит, ошибка. А я по компьютеру проверяла, нет там никакой ошибки,--обвиняющим тоном сообщила Таня.
--И чего?
В подобной ситуации -- а их в моей жизни случалось не мало -- начинаешь особенно остро понимать, что выбиться в начальники определенно не светит. Нет, хоть убейся, некоторых необходимых качеств...
--Я так поняла, что они крепежными элементами торгуют. Вот тут дальше написано: "болты", "саморезы"... Верно? Это метизы, через "зэ". А если бы они людьми торговали, тогда, конечно, могли бы быть и метисы, и мулаты и даже негры.
Сергей Андреевич выдернул из рук сестры злосчастный макет. Мы с Таней замерли в предвкушении...
Брови шефа ползли все выше и выше. Их движение, безусловно, как-то совпадало с процессом мышления, поэтому в тот момент, когда из начальственных бровей получилось что-то вроде маленькой челочки, Сергей Андреевич громко фыркнул, обозначая постигшее его осознание.
--Ладно,--сказал шеф.-- Перепечатывать поздно. На месте заклеишь белой пленкой, а сверху вставишь "зэ". Сейчас Мишка вырежет. Все, фиг ли стоять! Собирайся, Мариш, давай. А вообще внимательней надо!
Через два часа я уже остервенело отдраивала грязнущую витрину, стоя под окрепшим дождем на хлипкой стремянке, которую мне с большим скрипом выделил владелец крошечного магазинчика. Проезжающие мимо машины делали мои старания заведомо бессмысленными, но свежая грязь была мокрой, и я надеялась, что наклеенная пленка отвалится, по крайней мере, не сразу. И то хорошо, что, убоявшись непогоды, заказчик не стоял над душой.
Осенняя хмарь привнесла в мою жизнь и еще один положительный момент: в сумерках заплатка на "метисах" совершенно не бросалась в глаза, заказчик на какое-то время остался в блаженном неведении и даже милостиво поощрил за скорость и качество работы влажным полтинником.
Я купила смесь мазута, сиропа и ракетного топлива, кратко именуемую в обиходе коктейлем, и совершила серьезный должностной проступок, употребив раствор внутрь. Все равно предстояло гулять не менее часа, профсоюзная этика требует по возможности не ставить начальство в известность о том, сколько на самом деле требуется времени на оформление витрин.
Погода к прогулкам не располагала, но час я честно вытерпела и, как оказалось, совершенно напрасно. Контора встретила меня полным затишьем. Макс с Мишкой резались в карты, Наташа читала глянцевый журнал, неодобрительно косясь на игроков, а больше никого в конторе не было.
Я сдала полученные от заказчика деньги и спросила дальнейших ценных указаний. Замещающая шефа Наташа велела сидеть на стуле ровно до шести часов, а в шесть придет Сергей Андреевич и принесет недельную получку.
За отсутствием других возможностей, стала смотреть в окно. Это занятие у меня уже приобретало системный характер, я даже стала узнавать в потоке пешеходов знакомые фигуры. Вот мужик с дипломатом, мы с ним пару раз утром сталкивались у метро... А вот пожилой джентльмен с маленьким песиком, значит, сейчас точно пять часов, очень пунктуальный этот пожилой джентльмен, Макс про него говорил, они вроде бы в одном доме живут... Бабульки с пестрыми колобками закутанной до глаз малышни, малышня тянется к дяде Ване, бабульки эту тягу не поощряют. Лодочник приоделся -- накинул поверх халата зеленый женский пуховик и выглядит импозантно. Бедные детишки, они, наверное, плачут... А вот еще знакомая личность, лохматая девчонка лет семнадцати, я не далее, как сегодня днем ехала с ней в автобусе, она чуть не опоздала выйти на своей остановке, панически толкаясь, рвалась к дверям и превентивно обозвала меня овцой. Было забавно. Девчонка остановилась рядом с Ванькой, но тут же замигал и ослеп ближайший фонарь, так что мои наблюдения вынужденно прервались. Да, несомненно, что-то в этом дедушке есть, вон, как женщины к нему тянутся... Я бы и сама подошла, просто замерзла и хотела скорей под крышу... А вот и фонарь заработал. Стало видно, как дядя Ваня рассовывает по карманам наличные, доставаемые из коробки, а лохматая соплячка стремительным шагом наяривает куда-то в сторону метро. Надо будет в понедельник встать пораньше, дабы постараться ненавязчиво выяснить, о чем разговор с дедушкой бомжем у бабищи из подвида сумчатых и соплячки, гасящей фонари (кстати, еще парочка светильников по дороге к метро агонизирует, что характерно!). Должно быть, во всем городе им просто больше не с кем поговорить. Как мне...
Между прочим, ни разу не видела, чтобы по черной тропинке кто-нибудь шел оттуда, с той стороны, где бесполые девятиэтажки, вроде бы лесопарк, и куда ушла рыночная тетка. Хотя, в общем-то, и в ту сторону плотный поток не наблюдается... А обратно вообще никого.
08.10.
--Маринка-субмаринка, купи туфли, будешь как картинка!
Прийти пораньше натурально не получилось, со мной всегда так--с неделю работаешь на износ, (или месяц, или пару дней, в зависимости), а потом опоздания и, возможно, даже прогулы.
К тому же, еще и не выспалась толком, по случаю торжественного вечернего явления неработающей подруги и циничного поругания здорового образа жизни.
Лодочник, надо полагать, назло, по сговору с высшими силами, был свеж, бодр и ничуть не похмелен, а приятно, со вкусом, пьян. Подходя к его рабочей точке, я отыскивала в тесном джинсовом кармане традиционный червонец, и не особо вслушивалась. Впрочем, Ваньку ничуть не затруднило повторить рекламную паузу:
--Маринка-субмаринка, купи куртку, будешь как картинка!
--Так туфли или куртку, я не поняла? Здорово, дед. Швыряй понтон, опаздываю!
--Приходи в обед, у меня тебе и туфли, и куртка, и мазюкалки разные-всякие... Ты приходи.
--Приду. Если доживу, конечно.
Дедушка посмотрел на меня с сочувствием и больше ничего говорить не стал.
А дожить до обеда оказалось задачей еще более сложной, чем мне представлялось. Это я поняла сразу, как вошла в контору. Взъерошенный шеф бродил кругами и жестоко пинал разные маленькие предметы, которые имеют обыкновение накапливаться в производственных помещениях, где долгое время бережно хранятся, до тех пор, пока кто-нибудь в краткой вспышке здравомыслия их, наконец, не признает мусором и не выкинет.
Я тихо присоединилась к молчаливо жмущимся по углам коллегам и стала ждать своей корпоративной порции. Ситуация, знакомая до одури: ужасно недовольное начальство, ужасные, просто ужасные проблемы на почве возмутительного разгильдяйства сотрудников, вплоть до глобальной катастрофы в сфере производства вывесок и табличек. Впрочем, жизненный опыт призывает не впадать в панику, поскольку своевременно принятые репрессивные меры спасут Родину и не дадут ей, бедной, пропасть в хаосе. Сейчас нам все подробно объяснят, и мы уж не подведем, уж мы постараемся, чтобы сограждане наши не остались в неведении относительно того, где не курить, где производить разрешенную парковку, и где приобретать метизы... Ну же, шеф, давай, хватит уже топтать кусочки пластика, ори уже, время-то идет, а мы еще работать сегодня собирались...
Сергей Андреевич бродил и пинал еще минут пять, потом его прорвало, и ему полегчало. Великий ор продолжался около часа, был лексически однообразен, но, зато, виртуозен фразеологически. Я старалась фиксировать в памяти некоторые обороты ("доигрался х... на скрипке"--потрясающий образ!), не забывая при этом виновато моргать, кивать и вздыхать в нужных местах.
Излив скопившийся за два дня яд, шеф притих и немного подобрел. Мы с Максом прибрались и удалились в цех, где в производстве находился большой световой короб, из-за которого, собственно, гроза и прогремела.
--Хорек скрипучий...--тихо и безнадежно сказал Макс.-- Ну как же он понять-то все не может, что невозможно это -- и сварка, и сборка, и покраска, и поклейка, и все в один день. Я ему чего, болван индийский с двадцатью руками? Да еще Мишка, блин, профессор Криворучко... Видела нарезку? Черт ногу сломит. Масштаб не соблюден, все в каких-то зубчиках, как, блин, по факсу...
--Это он в кривые не перевел,--заметила я.
--Да? Один черт... Я в этом ни фига не шарю, сварщик я, сварщик, и устраивался как сварщик!
--Тихо ты, услышит... Я, знаешь, тоже не курьер. Короче, ты, давай, боками займись, а я морду поклею. Переделать бы, конечно, но шефа, пожалуй, Кондратий стукнет, тут пленки рублей на пятьсот. Ладно, ножом подрежу. Висеть этой дуре высоко?
--Метров пять будет.
--Отлично. Зуб даю, никто ничего не заметит.
--Ты раньше клеила, что ли?
--Господи, чего я только не делала! Тоже, устроишься слоганы сочинять, креатив там всякий... А тут аврал, все к помпам, затыкать пробоины жопами... Честно говоря, здесь я с пленкой работать не собиралась, ну да уж куда деваться.
Мы приступили к процессу и не отступали до тех пор, пока рожденный вдохновенным порывом заказчика макет не обрел вещественную форму. В готовом виде изделие смотрелось ничуть не лучше, чем на бумаге, но нашей с Максом вины в этом не было.
--Отстойное зрелище,--констатировал мой напарник, когда мы включили подсветку.
--Да, пожалуй... Но так заказчик хотел--буквы оранжевые, фон зеленый. Нам-то, по сути, какая разница?
--Вообще-то, ничего, ярко. В глаза бросается.
--С недобрыми намерениями. Зови кормильцев, пусть тоже порадуются.
Прискакавший на зов Андреич изучал короб долго и придирчиво. Я уже хотела потихоньку слинять в офис, но шеф, краем глаза уловив мое осторожное движение, неопределенным тоном спросил:
--Кто клеил?
--Я клеила. Что не так?
--Ладно, все. Раньше могла сказать? На фига Мишка по новой все нарезал?
Полненький анфас Сергея Андреевича наливался предупредительной краснотой, но я это предупреждение игнорировала и ответила:
--Не знаю, на фига Мишка по новой все нарезал, а я следовала вашим, Сергей Андреевич, распоряжениям. Вы же, насколько я помню, велели выкручиваться как угодно с тем, что мы уже натворили, но короб чтоб был готов сегодня. И он таки готов.
...Логика, она как русский бунт -- беспощадна и бессмысленна...
Из конторы я выскочила в состоянии, близком к цепной реакции. Впрочем, рассуждая объективно, шефу пришлось куда хуже. Его, бедного, должно быть, чуть удар не хватил, когда стало ясно, что штрафовать за перерасход материала, кроме самого шефа, некого. Но как же долго мы шли к этой ясности! Нет, ребята, увольняться, пожалуй, надо. Ну не создана я для работы в коллективе, не создана, и все тут, хоть тресни. Лучше уж рядом с Ванькой-лодочником присесть. А что? Не надо никому ничего доказывать, можно прямо сказать дураку, что дурак, мол... Или молча вошек из волос вылавливать и давить. Очень, должно быть, успокаивает.
С утра Ванька успел догнаться и приблизиться к нирване. Он сидел, привалясь спиной к забору, и единственным признаком жизни в его облике был прилипший к нижней губе окурок, которым Лодочник изредка затягивался. Пахло рядом с ним довольно остро -- дешевым табаком, дешевой водкой и дешевой человеческой жизнью, -- но не противно, а как-то даже извращенно-уютно. Я закурила и присела рядом на корточки, вошек у меня не водилось, но успокоилась я практически моментально. Потому что весь мир и все люди вдруг оказались внутри некого гигантского, но по сути конечного объема, и нас с Ванькой-лодочником это уже совершенно не касалось, как и немногочисленных других, вовремя оставшихся снаружи...
--Уже пришла? -- спросил дед.
--Ну да, на обед отпустили. Думала, ты спишь.
--Отпустили, говоришь? Это кто же это такой добрый? -- Ванька приоткрыл один больной кроличий глаз и замысловато подвигал губами. Лохматый комок пепла упал и запутался в желтой щетине на подбородке.
--Смотри, бороду обсыпал... Что значит "кто"? Трудовое законодательство, надо полагать. Обеденный перерыв, ферштейн?
Лодочник сплюнул окурок и утерся рукавом.
--А говоришь "отпустили". Купила бы лучше время, я бы тебя и отпустил.
--Не пудри мозги, дядя Ваня. Твой клиент -- это домохозяйки, студентки и юноши бледные. А я девушка трудящаяся.
Дядя Ваня с пьяным артистизмом пожал плечами.
--Я, Маринка, людей не тороплю. Кому пора -- тот сам знает. А ты и без меня можешь... Один тут на мотоцикле въехал! Ка-ак дал! Вжих мимо! Менты приезжали, спрашивали.
--Разбился, что ли? Или сбил кого?
--Бог его знает. Может, и разбился.
--А менты-то чего хотели?
--Бог их знает, чего они хотят... Давай я тебе товар покажу, раз пока не уходишь.
Дедулька бодро вскочил и выволок из кустов угловато набитый пакет.
--Мазюкалки тут у меня. Ну, рожу рисовать. Смотри, выбирай. Духи еще французские.
Я из вежливости заглянула в пакет. Там действительно оказалась косметика вполне французского вида, вернее, коробочки и флакончики, а содержимое было либо сухим, либо напрочь отсутствовало. На глаза попался крошечный пузырек Диоровской "Дюны", почти полный, его я, понюхав, одобрила.
--Сколько просишь?
--Да чего там за эту мелюзгу просить-то! Бери вон большой, за полтинник, а этот так, в нагрузку. Краски бери!
Дед выудил из пакета плоскую коробочку и, с видом заправского коммивояжера, принялся цокать языком в припадке фальшивого восхищения.
--Хорош, хорош паясничать, дядя Ваня! Тут же нет ничего, пусто, сам, что ль не видишь?
--Как пусто? Сама ты пустая! Это такие краски специальные-астральные... для третьего глаза, поняла?
--Третьего глаза не бывает,--сурово сказала я, сообразив, что дед намерен продать всю свою помойку оптом.
--Это как же не бывает? -- возмутился Лодочник и даже перестал тыкать в меня коробкой.
--Как же не бывает, если я им пиво открываю? Не веришь? Купи "Жигули", я тебе покажу.
Мы дошли до ларька, я купила себе бутерброд, а деду пиво. Полученной бутылкой Лодочник ткнул себя в лоб, исковеркал лицо невероятной гримасой и через секунду продемонстрировал диким способом снятую пробку. Над переносицей у деда закраснел круглый отпечаток. Как пустая глазница.
Он взял пивную пробку двумя пальцами и медленно сложил ее пополам.
--Гляди-ка, она тебе улыбается! И ты улыбнись, ты ж не хуже пробки!
Я улыбнулась и пошла обратно в контору -- перерыв уже заканчивался.
09. 10.
Синоптики нашаманили дождь, но шаманы они, как известно, слабые, поэтому дождь больше напоминал снег. Начальство, по причине сложной обстановки на дорогах, добиралось общественным транспортом и ожидалось примерно к середине дня. Мишка с Максом уехали монтировать наше оранжево-зеленое детище. Я сидела в конторе одна, угрызаемая тоской и бездельем. Всевозможные полезные занятия исчерпались часам к двенадцати: все мелкие заказы изготовлены и упакованы, в цеху прибрано, чаю выпито более литра и сигарет выкурено полпачки. Книгу бы мне хоть какую-нибудь, забыла я, растяпа, чтива из дому взять, всю контору обыскала, нашла у Тани дамский роман, а книги не нашла ни одной... Позвонила на мобильник шефу, оказался недоступен. Тоска, одно слово, тоска. Пробовала, было, глядеть в окно, но кто-то злонамеренно выдернул антенну, и ничего кроме серой шуршащей каши за окном не происходило. Смутно различимый сгусток стройки спорадически испускал бенгальские искры, и я некоторое время развлекала себя, воображая, как сварщика, уличенного в ереси и пьянке, казнят у раскисшей песчаной кучи, а тело его, вывешенное в проеме окна для устрашения и в назидание прочим, день за днем раскачивается на ржавых цепях под октябрьским ветром, бессмысленно терзая стальную балку электродом, зажатым в окостеневшей руке. По ночам к нему заезжает лихой байкер, тот, что, уходя от погони, прорвался за грань бытия, а, может, и толстая торговка, освобожденная от своих сумок, захаживает; вместе они сидят в темноте пустых бетонных ячеек и слушают рассказы Лодочника о времени и свободе... Я бы тоже, пожалуй, зашла, да вот только весь небольшой запас отпущенной мне веры уже израсходовала в детстве на идеалы коммунизма...
--Так, фиг ли сидим?
Голос шефа выдернул меня из предзимнего оцепенения.
--Все готово, никто не звонил, новых заказов не поступало, вы были недоступны,--отрапортовала я.
--Ну да, зарядка села. Парни не звонили?
--Нет, никто не звонил.
--Ладно. Ты тогда вот чего. Сейчас дуй пока домой, а вечером придется выйти, к нам грузовики придут, надо будет поклеить. Там не много, по три наклейки на машину, ерунда. На воду шлепнешь, полчаса работы, шесть машин.
--Холодно уже на воду-то,--спросонья ляпнула я, хотя и знала, что с начальником обсуждать свои методы работы дело пустое и нездоровое.
--Мы в минус пятнадцать клеили,--неприязненно заметила Таня.-- Все отлично получалось.
--Ничуть не сомневаюсь.
--Все, хорош мне тут,--на корню зарубил назревающую светскую беседу шеф.
--Ребята приехали,--удивленно сказала Наташа, глядя в окно.
--Фигня какая-нибудь вылезла,--каркнул Сергей Андреевич.
И оказался прав. Макс с Мишкой заехали заменить окончательно сдохший старый перфоратор на недавно купленный, а заодно сообщить, что кабель придется тянуть через торговый зал, заказчик просил перенести процесс на после двадцати трех, в связи с чем они завтра, пожалуй, приедут на пару часиков попозже. Шеф дал добро. Еще он дал несколько ценных указаний парням и запасные ключи от конторы мне. Засим и распрощались.
Дядя Ваня на точке отсутствовал, я перешла дорогу на светофоре и потихоньку побрела к метро. На крылечко бытовки вышел восточный человек и приветливо помахал мне рукой.
--Девушка! Почему ты так без шапки идешь? Совсем замерзла, промокла! Заходи, погрейся немножко!
--Спасибо, я тороплюсь.
--Нет? Почему нет? Никто не обидит!
--Я, дяденька, мертвых ужасно боюсь. А у вас там сварщик уже неделю висит. Вы б его сняли, все-таки, хоть и алкоголик, а все ж человек был!
Мой собеседник повернулся к объекту. Несколько секунд он, бледнея, наблюдал за рваными электрическими вспышками, а потом, не говоря ни слова худого, ни слова доброго, соскочил с крылечка в стылую грязь, в три чавкающих прыжка пересек площадку и скрылся во тьме первого этажа. Удачная вышла шутка, кто б сомневался... Я робко хихикнула и продолжила движение к метро.
Навстречу стремительно неслась знакомая лохматая девчонка. За ней подпрыгивал и взрывал водно-снежную кашу небольшой рюкзачок, увлекаемый за лямку, а под курткой на груди шевелилось и топорщилось какое-то небольшое животное. Лицо девчонки было зареванным и выражало чистую ярость. Семенящая впереди меня старушка инстинктивно шарахнулась, но не утерпела промолчать:
--Смотри, вся сумка промокла! Небось, книжки-тетрадки! Подбери, что ж ты ее по грязище-то волочешь?
--Спросить забыла! -- рыкнула девчонка.-- Нет там никаких книжек-тетрадок, если это вас так волнует. Дышите глубже кислородом, типа помогает.
--А что ж там у тебя? -- не отставала настырная бабка.
Я была готова узреть деяние Раскольникова, но девчонка неожиданно спокойно улыбнулась.
--У меня там, бабушка, все свое.
--Да и бог с тобой, дурочка какая-то... куда бежишь-то?
--Откуда я знаю!-- снова окрысилась девчонка, подхватила рюкзак, и только чудом я успела увернуться от ее спринтерского рывка "вперед не глядя".
Мне показалось, что соплячка сквозь зубы помянула овцу, я развернулась с целью развеять, наконец, заблуждение на мой счет, но ничего не сказала, завороженная ее странными действиями. Рюкзак полетел в сторону, громко врезался в ограждение стройки и шлепнулся в жухлый бурьян. А девчонка, бросив его, раскинула руки, запрокинула голову к остывающему небу и побежала по узкой черной тропке.
--Дурочка и есть,--с удовольствием констатировала бабка и, косо на меня глянув, вороньим скоком пошла смотреть девчонкин рюкзак.
Из-за спины у меня пахнуло перегаром и табаком.
--Здорово, Маринка!
--Здорово, дядя Ваня!
--Не видела, девка тут не проходила, растрепанная такая?
--Только что туда убежала.
Дядя Ваня с досадой сплюнул.
--Шалашовка! Обещалась ведь дождаться... И не оставила ничего...
--Она рюкзачок бросила, вон, бабулька ковыряет,--наябедничала я.
--Ага! Погодь, Маринка, буду меры принимать,--сказал дед.
Последовавшая короткая стычка завершилась уверенной победой Лодочника. Бабка бежала с поля боя, призывая милицию и кары небесные, а дядя Ваня подобрал отбитый трофей и затолкал его поглубже в кусты. Некоторое время мы молча курили.
--А, ладно. Сама дойдет,--неожиданно изрек Лодочник, неопределенно махнув рукой.
--Куда? -- вяло спросила я.
--Куда-нибудь точно дойдет. Якорь бросила. -- дед кивнул на кусты.
--Не маловат "якорь"? Та баба тебе, помнится, чуть не тонну барахла притащила.
--Светка-то? Внушительная женщина...
Дед хмыкнул и закашлялся.
--У ней водоизмещение больше... Тут не в размерах дело, а хорошо ли держит, поняла? Как говорится, символически. А выходит всем поровну, потому что на ноль умножается, хоть ты спичку брось, хоть "Волгу" подгони... Эх, купил бы "Волгу", да много долгу! Я стихи в молодости писал, хочешь послушать? Как тещу от мигрени лечил!
--С удовольствием, только не сейчас. Мне сегодня в ночь выходить, отдохнуть надо.
--Мне сего-о-дня в но-о-чь выходи-и-ть!-- козлиным голосом запел дядя Ваня.-- Ну, иди, спи, Маринка, отдыхай. А я тут подежурю маленько. Скоро сезон закрывать, надо дорабатывать.
--На зиму-то тебе есть куда деться?
--А как же! Вот все уйдут, а там и я следом. Зиму надо в тепле проводить, я так считаю... Слышь, будь другом, дай червонец, а? Эта прошманда мне там четвертинку сунула, а про закусить и забыла.
--Я тебе лучше бутербродов дам, все равно они мне сегодня не пригодились. С колбасой и сыром, годится?