Аннотация: Как представляется автору нижеследующих заметок, "Шоша" - роман об одиночестве человека, мистический по сути, и о поиске пути, чтобы жить человеку в его положении и быть в согласии с внешним миром и в ладу с самим собой.
Шоша как духовный авторитет:
моё видение романа И. Башевиса Зингера
Как представляется автору нижеследующих заметок, "Шоша" - роман об одиночестве человека, мистический по сути, и о поиске пути, чтобы жить человеку в его положении и быть в согласии с внешним миром и в ладу с самим собой.
О "Шоше" довольно часто говорят как о еврейской "Лолите", пытаясь тем самым выделить этот роман, поставив его в особое положене в литературе, подобно тому как стоит "Лолита" Набокова в мировой литературе. Однако это определение не имеет оснований по-существу, поскольку волшебник Набоков в "Лолите" повествует об, условно, сексуальной мужской патологии, а волшебник Зингер в "Шоше" - о целомудренности и цельности человеческой натуры, духовности и верности.
Л.Анненский видит в Шоше "дурочку, посланную как спасение интеллектуалу, хасиду...отпрыску раввина...И потому, изощрённый писатель АаронГрейдингер" - он же Ареле, Цуцик, далее - А. , "которого знают в Америке, отказывается и от спасительной "визы", и от искренней помощи влюблённых в него поклонниц, разумных и практичных, заокеански благополучных, - он женится на блаженной дурочке и остаётся с ней ждать своей судьбы". И далее: "почему женится на "дурочке", "блаженной", на девочке Шоше, место которой в лечебнице? - не знаю, отвечает герой". Это как бы тоже патология, но в духовной сфере.
Такое видение романа напрашивается на первый взгляд, поскольку как иначе понять тягу "интеллектуала, хасида...отпрыска раввина" к блаженной дурочке в обстановке и обстоятельствах приближающегося вторжения нацистов в Польшу, Холокоста, невозможности эмиграции в Америку, бессмысленности бегства в Сталинскую Россию, то есть когда мир впал в безумие, кроме, как спасение в другом, личном, безумии.
Однако это лишает образ Шоши той глубины и тайны, которые непреодолимо притягивают и читателя, и героя, не дают последнему с ней расстаться, вопреки любым доводам рассудка и обстоятельств.
Шоша и реальность
А. рассказывает: "...на Шошу в нашем доме смотрели как на маленькую дурочку. В девять лет её можно было принять за шестилетнюю... она сидела по два года в каждом классе, где так и не научилась читать по-русски, а по-польски читала по складам... она выглядела как 12-летняя девочка, когда выходила замуж, но ни один ювелир не в состоянии был бы подобрать Шоше кольцо - пальцы у были неё тоненькие, как у ребёнка... на медовый месяц она берёт с собой кукол, чтобы играть..." и далее - "мне постоянно не давали покоя вопросы, как нашла Шоша магическое средство остановить время? Что это - тайна любви или следствие замедленного развития?... На свой собственный манер она отвергала смерть. Хотя многие на Крохмальной улице уже умерли, в сознании Шоши Зелда и Эли держали бакалейную лавку, Давид и Миреле торговали маслом, а у Эстер была её цукерня, где продавались шоколадки... она сохранила старые учебники со стихами и картинками, старый блокнот с которого началась моя литературная карьера... мои рисунки, коллекцию пуговиц..."
На первый взгляд, - умственная отсталость, грустная, но нередкая жизненная ситуация. Отметим, однако, что точно так же душа человека на продолжении всей его жизни столь же мало изменяется, сохраняя глубочайшую связь с детством, где нравственные ценности ассоциируются с играми, куклами, сказками... и которые с возрастом глубоко запрятаны в памяти и которыми делятся лишь с самыми близкими. Ведь никому не придёт в голову говорить о "духовной отсталости", если душа взрослого человека нравственно чиста, как у ребёнка и, тем самым, не изменилась на протяжении жизни: "..когда-то вы были маленьким мальчиком и таким останетесь на всю жизнь", -говорит Файтельзон Цуцику.
Ясно, что душе не нужны иностранные языки, математика, это ей неинтересно и не нужно, так же, как и Шоше, она обладает необходимыми ей априорными знаниями в виде притч на языке кукол и сказок, религиозных семейных обрядов и традиций.
Интересно, что Шоша не может родить - "Ареле, я не могу иметь детей...доктор сказал, что я слишком узкая...ты сам знаешь где" -
но ведь и душа человека не создаёт ничего материального, просто не предназначена для этого. Душа несёт и хранит только духовное, априори в неё заложенное и нуждается скорее в духовном наставнике, чем в обучении в светской школе. Это не противоречит известному, что "душа должна трудиться", ибо плоды труда - духовные .
Однако такая ли уж Шоша дурочка? "...никогда я не забывал Шошу. Она снилась мне по ночам. В моих снах она была одновременно и живой, и мёртвой. Я гулял с ней по саду... Шоша была как дома в этом саду, и не я приказывал ей и объяснял, что делать, как когда-то, а она рассказывала мне о чём-то, чего я не знал, шептала какие-то тайны на ухо" и далее - "...я перестал стыдится Шоши..я брал её в гости к Селии. Оба, Селия и Геймл, были очарованы её простотой, искренностью и наивностью. Рассуждала она по-детски, но не глупо".
Можно сказать, что человек обращается к своей душе за разъяснениями и помощью в вопросах нравственных, не "материальных", ибо она хранит нравственные эталоны и в этом отношении Шоша могла быть и была строже и глубже на своём, как бы примитивном уровне, чем умудрённый жизненным опытом и религиозным образованием известный писатель.
И разве не душе доверяют то, что в детстве нельзя рассказать никому другому: "я рассказывал Шоше о дремучих лесах в Сибири, о мексиканских разбойниках, о каннибалах, которые едят даже собственных детей... я хвастался, что уже освоил каббалу и знаю тайные слова, с помощью которых можно добыть вино из стены, сотворить живых голубей, даже улететь на Мадагаскар...я знаю такое имя Бога, которое содержит 72 буквы и если его произнести, небеса окрасятся в красный цвет и луна упадёт на землю.. Глаза Шоши наполнялись ужасом: Ареле, не призноси это слово никогда.."
Добавлю, что душе можно изменять, её можно предавать,но её нельзя забыть совсем, оставить навсегда и рано или поздно она "берёт своё", к ней возвращаются, чтобы не расставаться... "..если всё идёт к тому, что придётся умереть, так умрём вместе, - вдруг проговорил я,сам изумлённый этими словами", - говорит А., а Шоша - "если ты теперь уйдёшь и не вернёшься, я умру тысячу раз подряд".
Мистическое в "Шоше"
Если бы у И.Б.Зингера был художественный замысел представить происходящее в романе метафорически как роман художника (его материального начала, тела) с его собственной душой, Шошей, то многое из описанного перестало бы быть загадочным для читателя и друзей А.. Действительно:
Шоша - душа художника, она неизменна во времени, сохраняя детскость в течении всей жизни, неспособной и не предназначенной создавать ничего материального (... я не могу иметь детей...доктор сказал...);
покинуть Варшаву, уехать в Америку он не видит для себя возможным, так как это значит предать свою душу, расстаться со своей душой, ведь для Шоши невозможно получить туда визу;
жениться на Бетти, уехать в Америку, спастись от нацистов, обеспечить себя -значит убить свою душу, то есть - убить Шошу ( .. я умру тысячу раз подряд...);
но жениться на Шоше значит примириться, понять, соединиться наконец-то со своей душой, многократно предаваемой и бросаемой (...если всё идёт к тому, что придётся умереть, так умрём вместе...).
И Шоша умирает, когда умирает душа художника, уходящего из Варшавы в толпе беженцев, преследуемых нацистами: "..Шоша умерла на следующий день, как мы ушли из Варшавы..как праматерь Рахель...она умерла в точности как мне однажды приснилось. Мы шли по дороге на Белосток. Близился вечер. Люди торопились, и Шоша не поспевала за ними. Она начала останавливаться каждые несколько минут. Вдруг она села прямо на землю. А через минуту уже умерла... Думаю, она просто не захотела больше жить и умерла".
Времена катастроф и духовный авторитет
При том, что "Шоша" роман, как принято говорить, многоплановый, я бы выделил одну из главных его тем - тему одиночества героя, когда он не способен довериться внешнему авторитету, ибо не видит такого для себя.
В Германии уже хозяйничал Гитлер, не скрывая своего намерения покончить с евреями. Америка ввела иммиграционную квоту и консульства почти всех стран отказывали евреям во въездных визах. В России начались массовые чистки и бежавшие из Польши в Россию евреи уничтожались как немецкие шпионы. Евреи в Польше шли к троцкистам, в Польскую социалистиескую партию, иные становились сионистами или обращались в религию. Говорит А.: "приходя в библиотеку, я ощущал проблеск надежды: может быть, в одной из этих книг я найду ответ на свой вопрос - как жить человеку в моём положении и быть в согласии с внешним миром и в ладу с самим собой? Я не нашёл ответа - ни у Толстого, ни у Кропоткина, ни в Писании. Конечно, пророки призывали к строгой жизни, но их обещания обильного урожая, плодородных олив и виноградников, защиты от врагов не привлекали меня. Я знал, что мир всегда был и будет таким, каков он и сейчас. Только моралисты называют злом то, что сплошь и рядом происходит в жизни".
В этом случая А. сам должен был стать для себя духовным авторитетом, ориентируясь на нравственные критерии в его душе.
В статье "Модный экзестенциализм" (Вести, 20.11.04) А.Барац пишет: "одиночество современного человека обусловлено его неспособностью довериться внешнему авторитету, оно вызвано сознанием того, что полюбить, поверить и подумать за него не может никто, как за него никто не может пообедать или подышать воздухом". Философия одиночества и сегодня - философия экзестенциализма, в том чиле, религиозного.
Чтобы стать экзестенциалистом, как пишет А.Барац со ссылкой на Нормана Мейлера, американского писателя, публициста и философа, "надо обрести понимание самого себя, своих желаний, своего гнева и тревоги, своей тоски - чем она рождена, что могло бы её утолить...жизнь, направленная верой в необходимость действия, - жизнь, построенная на признании, что главный побудительный фактор существования есть поиск, чьи цели полны смысла, хотя и таинственного, вести такую жизнь невозможно, если эмоциями, которыми она движется, не руководит глубокое убеждение". Но, как следует из романа, именно вера в необходимость действия у героев как бы отсутствует и ни о каком поиске речи не идёт, хотя за рамками романа, как мы знаем сегодня, остаются поиски и действия в этот период в Варшаве, например, З.Жаботинского, М.Бегина, которые реализовались в конечном итоге в образовании государства Израиль.
Мне кажется, А. не был искренен со своими друзьями, неизменно отвечая "не знаю" на их вопросы - почему он отказывается от визы в Америку, почему он женится на Шоше и пр. Есть вещи, которыми не делятся даже с близкими друзьями, может быть, из суеверного чувства потерять внутреннего собеседника, который, возможно, совершенно не хочет свидетеля или стесняется своих странных, старомодных воззрений, и которые часто совершенно невозможно рационально объяснить и поэтому пропадает желание их объяснять в самом начале разговора. И если Шоша - душа художника - столь не понимаемая никем, даже из близких друзей, то понятно, что у А. не было желания раскрывать свою душу, без малейшего шанса на понимание: он был абсолютно одинок.
В другой статье "Духовный авторитет" (Вести, 1.04.04) А.Барац пишет: "иудаизм именует евреев, воспитанных вне традиции, "украденными детьми", которым не вменяется в вину их религиозное невежество. Однако иудаизм никогда не скажет, что такому "украденному ребёнку" вменяется безразличие к своим близким, жестокость и пр. В этой сфере с него спрашивается наравне с евреем, всосавшим иудаизм с молоком матери". Таким образом, речь идёт, как минимум, о внутренней человечности, "априори записанной", на которую должен ориентироваться человек в его религиозно-экзестенциальном поиске линии поведения,
Носительницей и хранительницей этих исходных и неизменных нравственных норм является Шоша. Она и есть "эго" известного писателя Аарона Грейдингера и его духовный авторитет. Ведь когда судьба позаботилась, чтобы он встретил Шошу после почти 20 лет вынужденной разлуки, на вопрос Бетти, что вы в ней нашли, он отвечает, - "себя".
Критерий оценки
Итак, предполагая, что Шоша - материализовавшаяся душа писателя Аарона Грейдингера, мы неизбежно должны согласиться, что у Шоши он должен был искать ответы на вопросы, что делать и как поступать - в том смысле, что с её нравственными критериями, базирующимися по-существу на притчах, усвоенных в детстве и на религиозном воспитании он должен был сопоставлять последствия того или иного своего решения , и тем самым, искать линию поведения.
После провала пьесы, без денег, без надежд на будущее, "ибо что ждать здесь, на Земле, где существуют нацисты, кроме голодной смерти и концентрационных лагерей", когда оставалось, казалось бы, лишь покончить с жизнью и он всерьёз думает об этом, и всё это при том, что можно принять предложение Сэма жениться на Бетти, уехать в Америку, спастись и, вероятно, спасти Шошу, А. вдруг принимает решение жениться на Шоше и, как он говорит "делая величайшую глупость из всех, что я делал когда-либо". Однако то, что он "не жалел о сделанном", внутренне успокоившись, говорит об ощущении освобождения и полученном Откуда-то ответе. Так известно, что человеку свойственно внелогичное, иррациональное ощущение истинности или ложности умозрительно видимого явления, решения или поступка. К примеру, Авраам, не сомневался в том, что к нему обратился именно Б-г, приказавший взять единственно любимого им сына, чтобы принести его во всеожжение в земле Мориа. Или, как пишет Т.Манн в "Иосифе и его братьях", фараон, услышав толкования его сна Иосифом, сразу решил, что оно верно, внутренне ощущая его правду. Как отмечает А.Васильев (http://zhurnal.lib.ru/ comment/w/wasilxew _aleksandr_walentinowich/), Э.Сведенбор называл эту внутреннюю способность ощущать ложность или истинность как перцепцию.
То же - А.: после принятия решения, казавшегося величайшей глупость из всех, что он делал когда-либо, "дела начали поправляться, без суеты и почти автоматически": ему заказана серия статей и рассказов о Якобе Франке, то есть материальные проблемы получили разрешение, появилась известность, слава нашла его, исчезла всегдашняя стеснительность и мысли о самоубийстве, и это при том, что ситуация в стране и мире не изменилась никак. Именно это - "дела начали поправляться, без суеты и почти автоматически" является, на мой взгляд, критерием оценки правильности принятого решения, словно именно этого решения ждали где-то Те, от которых зависит решение помочь или отказать в помощи.
Заключение
Проблема одиночества актуальна не только для времени действия в романе, предшествуюшего Холокосту, но и для наших дней, к примеру, в период эмиграции, где преодоление духовного одиночества становится важнейшей частью успеха, так что не случайно многие эмигранты стремятся к скорейшей и полной ассимиляции. С этой проблемой человек живёт в старости, где его могут ждать серьёзные испытания и необходимость решать. И если покопаться поглубже, каждый человек может обнаружить в душе свою Шошу. При всей её наивности и простоте именно она, Шоша, мне кажется, тот духовный авторитет, с которым необходимо "согласовывать" судьбоносные для личной жизни решения.
В иудаизме вернувшегося в лоно веры называют "вернувшимся за ответом" (хазар бтшува), а покинувшего - "вернувшимся за вопросом" (хазар бшеела).
В конце романа А. встречается в Тель Авиве с Геймлом, единственным из Варшавских друзей, оставшимся в живых. А. как бы "потух", ведь Шоши нет и душа умерла, так что в повествовании Волшебника сменяют Рассказчик и Учитель, а "гора Синайская, что шла за ними", как определила Бетти, на продолжении всех лет скитаний, привела их к себе. Ощущение, что "их вели" как бы материализуется, но они не получили ответа на "вопросы, к которым вернулись" в период захвата Варшавы нацистами. Что-то очень существенное остаётся для них без ответа, недосказанным, и вот они снова "ждут ответа"... они - как хозрим бтшува, ибо только Оттуда можно ждать ответа, если он вообще может быть получен...