Аннотация: Прибытие нового палача в город не осталось незамеченным...
Прибытие нового палача в город не осталось незамеченным. Всюду поползли мрачные слухи о его невыносимой жестокости. Понимая, что появление этого мучителя не принесёт ничего хорошего, жители выжидающе притихли. По вечерам на улицах стало совсем пустынно. Моряки торопливо начали собираться опять в плавание, стараясь наняться хоть на какое судно, а остальные обыватели предпочитали не высовываться без особой нужды из дома, опасаясь даже быть на виду.
В тюрьме и вовсе всё стихло. Казалось, даже смотрители стали относиться к своим подопечным с некоторой обходительностью, зная, что их скоро ожидает. Такое затишье напоминало покой уже занесённого ножа гильотины, который должен был вот-вот сорваться вниз.
Паоло решил ещё раз побеседовать с каждым из заключённых, желая тем самым, окончательно убедиться в необходимости пыток. Не надеясь на чистосердечные признания, он пытался развеять свои последние сомнения.
Личности, в которых отец Паоло обнаружил неисправимых злодеев, в самом деле, выделялись среди остальных обвинённых по делу капитана Блюма. В основном это были довольно угрюмые создания мужского и женского рода, для которых всё происходящее представлялось очередным ударом и без того немилосердной судьбы. И лишь один старик, с изборожденным морщинами лицом, взирал на всё происходящее с мягкой улыбкой. Обвинения, выдвинутые против него, были столь очевидные, что подобное поведение казалось, по меньшей мере, удивительным.
Отец Паоло давно выделил этого старика из списка подозреваемых. "Ловкий обманщик, неучтивый прихожанин, вольнодумщик, возможно колдун. Упрашивал дьяволопоклонника Блюма взять его с собой, на что даже от такого получил отказ. Ни друзей, ни родных в городе не имеет. Скрытный. Во всём свидетельствую лично", - было написано напротив его имени рукой приходского священника.
Столь яркого показания виновности не было ни у кого из перечисленных в роковом списке. Сведения, указанные священником, были проверены и все они подтвердились разными людьми, превратившись в факты. И, тем не менее, старик ни в чём не признавался на допросах, и лишь мягко улыбался, глядя в глаза следователя.
Отца Паоло такое поведение крайне раздражало, и он искренне изумлялся изощрённости преступника.
Звали старика Герт Бернардоне и именно с него начал последнее дознание перед пытками отец Паоло.
- Как давно вы стали заниматься колдовством? - задал первый вопрос он.
Старик прямо посмотрел на монаха и тихо произнёс:
- Всякий раз, когда вы задаёте этот вопрос, я оглядываю всю свою жизнь и не вижу ничего схожего с тем, о чём вы спрашиваете. Я простой человек и делая мало хорошего, делал ещё меньше плохого. Для тайн я ничтожен, а для тайного слишком слаб. Мне ничего не нужно от жизни и незачем откупаться от смерти. И если колдовство заключается в этом, я готов признаться что занимаюсь им уже пятьдесят с лишним лет.
- Вы зря упорствуете. Признание облегчает вину.
- Тогда я рад, что это свершилось.
Лицо Паоло потемнело, и он сквозь стиснутые зубы процедил:
- Все эти годы вы проявляли себя обманщиком. Никто из опрошенных нами не назвал вас честным человеком. И мне трудно поверить, что вы специально скрывали от всех это.
Бернардоне сокрушённо пожал плечами.
- Я, право, не знаю, что вам ответить. Мне неизвестно, почему думают обо мне таким образом. Я мало общался с соседями и выходил в город лишь в церковь или на рынок, продать сделанные мной безобидные вещицы для детей и нужд хозяек. Там же я на вырученные деньги покупал всё необходимое для себя. При этом я никогда никого не обманывал, - с горечью в голосе поведал он.
- При этом возможно и нет. Однако у нас немало других примеров из вашей жизни, в которых вы проявили себя весьма наглядным образом. Кстати, церковь, как выяснилось, вы посещали тоже явно не из-за благонравия. Многие в этом свидетельствуют, не исключая настоятеля. Вы не слушали проповедей, открыто выражали своё презрительное отношение и приходили туда, как видно, лишь с одной целью - смущать прихожан.
Подобное заявление привело Бернардоне в полное замешательство, и он, казалось, даже потерял способность понимать, где находится.
Паоло внутренне торжествовал, глядя каким ударом явилось для заключённого подобное обвинение. "Не ожидал, что мы до этого докопаемся. Молчит. Вот как потерялся! Воистину, правда связывает и великую ложь", - думал он.
- Говорят, вы достаточно богаты, - продолжил допрос Паоло, считая, что после столь явного изобличения преступник станет сговорчивее.
- Да, у меня есть небольшой домик, - согласился всё ещё не пришедший в себя Герт.
- Надеюсь, вы не собираетесь утверждать, что это единственное чем вы владеете?
- Но это так, - прозвучало в ответ.
Глаза Паоло сузились и взгляд, словно впился в Бернардоне.
- А что вы скажете о драгоценностях, которые находились на потерпевшем крушение корабле? - как козырь выдвинул следующее обвинение он.
- О драгоценностях? На потерпевшем крушение корабле? Я не понимаю, о чём вы говорите, - недоумённо произнёс Герт, глядя на Паоло широко раскрытыми глазами.
- К чему?! К чему эти бесконечные уловки! - не выдержал монах. - То вы утверждаете что не собираетесь откупаться от смерти, ничего не нужно от жизни, а сами, тем временем, вцепились в сокровища, украденные вами под покровом ночи с того самого судна, которое оказалось роковым образом рядом с вашим домом. Ваше коварство переходит все границы. Неужели вы думаете, что подброшенный в божий храм кошелёк уменьшит вашу вину перед Господом? Несчастные жертвы стихии будут свидетельствовать против вас на Справедливом Суде и вам не будет пощады! - вскинув руки, громогласно закончил он.
Бедный Бернардоне сидел, ни жив, ни мёртв.
- Я не знаю за собой вины. Поверьте мне! Всё что я делал в ту ночь, было движимо желанием помочь кому-либо с того корабля, и я понятия не имею ни о каких сокровищах! - горячо проговорил он, приложив руки к груди.
Столь безоговорочный ответ несколько охладил пыл отца Паоло.
- Вы опять призываете меня верить вам, а не десяткам людей, чьё мнение относительно вас совпадает. Почему я должен делать это? Неужели вы настолько безразличны к окружающим, что готовы себя противопоставлять им всем, и ставить выше?
Более спокойный тон, которым эти слова были сказаны, подействовал успокаивающе и на Герта. Немного собравшись с мыслями, он ответил:
- Вы правы. Я не стою тех, о которых вы говорите. Вероятно, их мнение на чем-то основано, но я ничего не знаю об этом. Также их мнение не повлияло на мой достаток. Он вовсе невелик, и мой дом среди всего прочего, самая большая драгоценность. Вы можете верить мне, а можете не верить. Это ничего не изменит. Последние слова я отношу на счёт Справедливого Суда, о котором вы говорили.
Паоло встал из-за стола и прошёлся по камере, где проводился допрос. Такой ответ опять вселил в него сомнения, и он в некотором волнении вновь сел за стол.
- Допустим. Но чем вы поясните своё горячее желание отправиться на поиски новой земли с этим Блюмом? - продолжил он.
- Тем же, что говорил и ранее. Как звали того капитана, чьи речи мне довелось случайно услышать на пирсе, я узнал только здесь, в тюрьме, и отправиться с ним куда-либо даже не помышлял.
- Но вас видели. Видели, как вы держали его за руку, умоляя взять с собой!
- За руку я его действительно держал. Но совсем по другой причине, - спокойно ответил Бернардоне, - я разговаривал с ним о звёздах, а не о земле, на которую он собирался плыть.
- Вы занимаетесь астрономией?
- Нет, что вы! Я ничего не смыслю в этом, - смутился Герт.
Отец Паоло с ещё большей подозрительностью посмотрел на него.
- А что вы скажете об Истине?
- Истина одна, - смущаясь ещё больше, ответил Бернардоне.
- И звёзды вторят Ей, - торжествуя, завершил Паоло.
Сказанные вместе, эти слова являлись одной из доктрин древней астрономии, хорошо известной посвящённым, и абсолютно непонятной подследственному. Для Герта Истина, на протяжении многих лет, заключалась лишь в уверенности, что когда-нибудь, он непременно встретится со своей любимой женой.
Отец Паоло истолковал услышанное совсем по-иному. "Наконец-то открыто себя проявил. Интересно, через какой источник он мог узнать это? Вот она, дерзость невежды - погряз в ничтожестве, а берётся рассуждать о Небесах!" - подумал он.
- И что же вы думаете о небесных светилах?
- Лишь то, что они на небесах, - прозвучал откровенный ответ.
Для посвященного Малого Круга подобное изречение показалось не менее откровенным издевательством, и к отцу Паоло вернулась вся его прежняя ожесточённость.
Совершенно иные чувства возникли у Бернардоне. Едва было упомянуто о небесном, спокойствие овладело всем его существом, и образ жены вновь предстал перед ним.
- Завтра мы продолжим нашу беседу, но мне, как видно, придётся быть более убедительным, - бросил на прощание Паоло, и дал указание увести старика.
Далее в камеру допросов была приглашена Маргарет Ханзен, жена булочника, который как ни в чём не бывало, продолжал свою торговлю, призывно оповещая жителей о свежеиспечённом хлебе.
Это была довольно своенравная женщина, красота которой сильно поубавилась за время пребывания в тюрьме. Растрёпанная и бледная предстала она перед отцом Паоло в тот день. Обвинения против неё были более скудными, но не менее тяжёлыми. "Ведьма. Влиянием на погоду помогла дьяволопочитателю Блюму исчезнуть из порта", - значилось в сообщении священника.
Ранее, эта женщина была предметом страстных воздыханий многих мужчин. Огненно-рыжие волосы, статная фигура и очаровательное личико являлось довольно привлекательной оболочкой, заключившей в себе невероятно строптивый характер. Рано выйдя замуж за скромного, добродетельного труженика, она затем, открыто проявила свою истинную натуру. Взбалмошная и порой, жестокая, Маргарет сумела так поставить свою семейную жизнь, что муж во всём шёл ей на уступки, боясь даже слово сказать против. Детей они не имели, хоть и прожили вместе достаточно для того лет. Зато доходы булочной, благодаря постоянным понуканиям неугомонной женщины, неизменно росли.
Попавшими под её влияние мужчинами Маргарет крутила нещадно и, заставляя тратиться на себя, редко что давала взамен. Такое поведение немало прибавляло к семейному бюджету, и отчасти направляло воинствующий пыл супруги в иное направление, что оказалось вполне достаточно для мужа, который закрыл глаза на всё происходящее.
Из сильной части населения городка многие испытали на себе чары Маргарет, но ещё больше их было среди вечных странников - моряков. Неудивительно, что среди них оказался и капитан Блюм, который, впрочем, вопреки ожиданиям этой прекрасной особы, быстро поставил всё на свои места, и, попользовавшись сам, напрочь забыл о её существовании.
Их кратковременную связь быстро припомнили в нужное время, и когда Маргарет вели под руки в тюрьму, многие женщины открыто радовались увиденному. Её муж, также особо не огорчился, а когда угроза конфискации миновала, как ему показалось, так и вовсе обрадовался, считая себя полностью отомщённым.
В тюрьме этой женщине было не сладко. Оказавшись вне закона, она стала лакомой добычей надзирателей, которые не преминули воспользоваться своим положением.
- Каким образом вы вершили своё колдовство? - начал допрос отец Паоло.
Маргарет истерически рассмеялась ему в лицо.
- Скажите, святой отец, если я, в самом деле, ведьма, позволила бы я схватить себя и привести сюда? - вопросом ответила она.
- Власть Сатаны не всесильна.
- Но и не так ничтожна, чтоб допустить это.
- Однако вы здесь.
- Это доказывает что я не ведьма.
- Ошибаетесь. Это доказывает что мы сильнее вас. Множество свидетелей утверждают, что вы ведьма, и у меня нет причин им не верить. Дьявол не желает быть узнанным, а потому быстро отказывается от своих слуг, признанных людьми, бросая их на справедливое возмездие. Поэтому вы здесь.
- Брось свои домыслы, монах! - разъярённо прокричала Маргарет. - Я никогда не принадлежала Дьяволу. Я сильная женщина и единственная моя слабость - мужчины. Но теперь я и их ненавижу!
- Однако весь твой вид говорит об обратном, - спокойно продолжил Паоло, - рыжие волосы, соблазнительная внешность, дурной нрав - всё это несомненные отметки Дьявола.
Женщина опять истерично рассмеялась.
- Так может, я по нраву тебе? Тогда возьми меня, монах! Я сделаю всё, чтоб нам хорошо было вместе!
Обескураженный таким поворотом, и втайне злясь на себя, отец Паоло дал знак увести обвиняемую, истеричный хохот которой ещё долго раздавался в застенках темницы.
Остальные заключённые также не вызвали никаких сомнений, и назначив допросы с пристрастием на следующий день, отец Паоло прошёл в свою келью. Обнажившись перед распятием, он достал плётку, которой мог позавидовать любой палач, и, прошептав символ веры, вразмах ударил себя по спине. Тринадцать раз, просвистев в воздухе, обрушивалась плётка на его тело, превращая в сплошную кровоточащую рану. Ни единого крика или стона не издал он за время самоистязания. Количество ударов было не случайным. Именно такое число обвиняемых в ереси остались в темнице, ожидая дальнейшего суда. С последним ударом он лишился сознания и упал на залитый собственной кровью пол.
В это время, довольно далеко от портового городка, одиноко сидел в своей таверне Жан. Последние посетители уже разошлись, и пыл трактирщика быстро покинул его, уступая место Жану-Философу, в котором дух поэта, менестреля и мечтателя парил в недосягаемой мелочной суетой высоте. Настойчиво требуя своего выражения, он заставил Жана взять листок с пером и сочинить следующие строки:
О, хлеб насущный, как ты тяжек,
Порой бываешь, без оглядок.
Крути жернов, качай меха,
Но знай, что рядом Сатана.
Тебя Он вечно поджидает,
И сразу за руку хватает,
Едва ты взор свой притупил,
И слишком близко допустил.
Тебе помочь Он пожелает,
С тобою все дела свершает,
И крутит жизни жернова,
Получше крепкого вола.
Он знает всё, о чём ни спросишь,
Твои желанья, что под сердцем носишь,
Известны, станут наперёд,
Ты им забудешь скоро счёт.
С тобою будет Он послушно,
И обходительно наружно,
Считаться вроде как во всём,
Однако, будешь ты уже при нём.
Затем, как будто ненароком,
Когда Он станет для тебя пророком,
Захочет и твоей услуги,
И краем тонкого пера, расплатишься душой сполна...
Как только это совершится,
Его забота растворится.
В своих трудах оставит Он тебя,
Наедине с бездушной жаждой бытия.
Тогда она тебя совсем закружит,
И разум с глупостью подружит,
Искать укрытья станешь ты,
Найдёшь лишь призрак суеты.
Насущный хлеб твой тяжестью покроет,
И радость жизни от тебя закроет,
Забудешь про любовь и сон,
Страшнее смерти станет он.
Но где же выход, спросишь ты,
Смущенный планом Сатаны,
Ответом служит тишина.
Так может, в происшедшем виноват не Сатана?
Размышляя над этим вопросом, Жан ещё некоторое время провёл, то склонившись над листом бумаги, то сосредоточенно уставившись в окошко. Затем, решительно распрощался с сидящим в нём философом и направился к стойке пересчитывать уже вчерашнюю выручку.
![сила [неизв.]](/img/k/kulik_w_w/glawa9-3/sila.jpg)