Аннотация: Отец Симплиций первым почувствовал беду...
Отец Симплиций первым почувствовал беду. Заметив, что его факел догорает, он попросил ещё один, но у находящихся рядом пятерых братьев факелов не оказалось. Больше никто на его просьбы не отзывался. Ни спереди, ни сзади, как оказалось, никого не было, и даже на громкие окрики ответы не слышались.
- Неужели мы отстали? - дрогнувшим голосом произнес он.
- Это невозможно. Мы шли не последними. В любом случае за нами должны были находиться ещё братья, а здесь никого нет, - смущённо произнёс один из монахов.
- Какая оказия! - недоумённо вставил другой.
- Успокойтесь, друзья мои. В любом случае, прежде всего нам нужно соблюдать спокойствие духа.
Произнеся такие слова, Геласий, однако и сам немало встревожился. Пытаясь подбодрить себя и остальных, он принялся рассуждать о случившемся.
- Допустим, мы потерялись. Что из этого следует? Только одно - нас непременно будут искать. Возможно, придётся немного подождать здесь, ведь обнаружить наше исчезновение могут не сразу. Для этого им нужно прийти в библиотеку. Но добравшись туда, все, вне сомнений, кинуться нас искать. Трудно заметить пропажу одного, или даже двух человек, но не шестерых. Это, извольте, просто невозможно. Так что, нам нужно лишь немного подождать.
Эти доводы значительно улучшили настроение монахов и склонили к мысли, что такое происшествие всего лишь небольшое приключение, случившееся по их же невнимательности. Присев вдоль стены лабиринта, они принялись ожидать освобождения из каменного плена, тихонько переговариваясь друг с другом. Вскоре факел Симплиция догорел, и кругом наступила кромешная тьма. Узкий проход лабиринта окончательно потерял свои очертания, растворившись во мраке.
Между темнотой ночи и вечной темнотой есть известная разница. Прежде всего, ночь - явление проходящее. Её сила ограничена временем и неизменно тает с первым робким рассветом. Она появляется откуда-то снизу, и туда же уходит, дожидаясь в неведомых глубинах земли своего очередного торжества. Ночь способствует отдыху тела и предоставляет некую свободу душе.
Ночь мистична, но вместе с тем и справедлива. С одной стороны она часто заключает в себе возмездие за дневные дела людей, с другой, ведает миром, покоем и мечтами. Она обнажает человека, заставляя снимать не только одежды с тела, но и маски с лиц.
Вечная темнота несёт в себе совсем иной смысл. Она постоянна и не разбавлена никаким небесным светилом. Поднявшись снизу единожды, она никуда не уходит, насквозь пропитывая преисподними силами всё окружающее и вызывая этим липкий страх. Такая темнота, а вернее мрак, не стремится свершить быстро свои дела. Он готов терпеливо ждать, ибо в его распоряжении вечность, и никогда добровольно не согласится расстаться с тем, что ему уже принадлежит.
Мрак не бывает милосердным. Он неизменно жесток и обладает лишь разрушительной силой. При нём теряются границы, и открывается бездна. И если жизнь в ночи лишь затихает, во мраке её ожидает верная смерть.
Окажись шестеро монахов в тёмном лесу, с множеством диких зверей и смутным представлением куда нужно держать путь, чтобы выйти из него, им не было бы так страшно, как после некоторого пребывания в этом непроглядном подземелье. По их расчётам прошло уже более чем достаточно времени, однако помощи всё не было. Мрак постепенно разрушал то небольшое спокойствие, которое смог вселить в их умы Геласий.
- Может нам следует самим попробовать найти выход? - робко предложил один из монахов.
- Но мы даже не видим друг друга.
- Допустим, можно взяться за руки, но никто из нас не знает, в какую сторону двигаться. Лично я даже не могу понять, откуда мы пришли.
- Мы не должны идти наугад. Насколько всем нам известно, в лабиринте полно смертельных ловушек. Не видя предупреждающих знаков можно легко попасть туда.
Голоса братьев становились всё более громкими, что говорило о возрастающей тревоге, и Геласий вновь решил вмешаться.
- Что слышу я? - изумлённым голосом произнёс он, - уже, не кучка ли жалких грешников упражняется здесь в исследовании своего ума? Или темнота лишила вас мудрости, и вместе с последними отблесками огня вас покинул рассудок? Тогда кричите, бейтесь лбами о стены, радуя духов тьмы. Тяжело вам сейчас, а дальше станет ещё хуже.
- А что предлагаешь ты, брат Геласий? - послышалось в наступившей тишине.
- Как всегда, положиться на Бога.
- А не покинул ли Он нас в этом мраке?
- Главное, чтоб мы не покинули Его.
В подземелье нависло долгое молчание.
- Так что будем делать? - значительно спокойней послышалось затем.
- Следовать Его знакам, - просто ответил Геласий.
- И ты их видишь?
- Нет. Я их не вижу, но верю, что Он не оставит нас. Нужно только понять в чём Его воля. Это происходит в тишине и всем нам прежде нужно успокоиться.
Такое предложение возымело действие, и спор прекратился. В наступившем молчании даже перестала ощущаться тяжёлая напряжённость, словно упоминание Бога лишило лабиринт его тёмной силы.
- Я понял! - вдруг радостно воскликнул Геласий, - хвала Господу и всем Его ангелам. У нас есть надёжный проводник, которому нипочём эта адская темень. Он укажет верный путь и выведет из этого подземелья.
Объявив такое известие, он вдруг умолк, будто и не собирался далее ничего говорить.
- Не томи, расскажи, в чём наше спасение? - не выдержал, наконец, Симплиций.
- В движении воздуха, друзья мои, - торжественно заверил Геласий, - его не удержишь в каменных извилинах. Он всегда знает выход на волю и не откажется указать нам дорогу. В нём я вижу знак божий. Так давайте следовать ему.
Определить направление пути не составило большого труда. Движение воздуха, хоть и едва ощутимое, всё-таки было, и монахи, взявшись за руки, последовали за ним.
Довольно скоро, сами не зная того, они прошли совсем рядом с хранилищем золотого запаса ордена, которое содержало в себе огромное количество золотых слитков и ящиков с прочими драгоценностями. Собранные в эпоху процветания ордена, они являлись неприкосновенным запасом и пролежали там уже не одно столетие. Текущие доходы собирались в другом месте и были не так велики, как в былые времена.
Далее, ведомые ветром, братья прошли совсем недалеко от библиотеки. Возможно, будь у них хоть какой-нибудь факел, они узнали бы лабиринт, скрывающий её, но этого не случилось. Следуя за знаком Бога, как сказал Геласий, они прошли мимо и этого хранилища, заключавшего в себе ценности иного характера.
Так, словно слепые, они медленно продвигались по лабиринту, который ещё препятствуя, всё же уступал этим людям. Время от времени Геласий прерывал гнетущую тишину отдельными репликами. Имея привычку не удерживать плоды своих мыслей, он, как истинный философ, был всегда готов поделиться ими, не обращая внимания, слушают его или нет.
- Слепому бывает порой легче, нежели зрячему. Ничто не мешает ему видеть Бога, - воскликнул как-то он.
- Жизнь, что тёмный лабиринт - никогда не знаешь что впереди, но всегда надеешься, что там будет свет, - послышалось затем.
Один раз он и вовсе остановился, после чего все услышали:
- О, Свет! Как горько, что познать Твою истинную ценность можно лишь в окружении Тьмы!
Как известно, слова, сказанные даже ненароком, никогда не исчезают бесследно. Рождённые в умах людей и выпущенные ими на волю, они имеют определённую силу и содержат в себе не только различные настроения, но и способны сами порождать их. Как камушек, брошенный в воду, распространяет во все стороны волны, так и слова произнесённые человеком распространяют импульсы в пространстве. Будучи невидимыми, они воспринимаются другими людьми, и чем искреннее слова бывают сказаны, тем сильнее импульсы. По-видимому, такое свойство слов наделено определёнными качествами души, ибо, не имея видимой оболочки, имеют место.
Слова, произнесённые Геласием, были, вероятно, достаточно искренние, потому как братья очень вдохновлялись ими.
Возможно, такому восприятию способствовала и окружающая обстановка, где любое упоминание о свете могло вызвать лишь горячее одобрение. Так или иначе, Геласий стал их проводником в светлый мир, и они послушно следовали за ним.
Так же возможно, что импульсы обладают и куда большим могуществом и вопреки всем здравым смыслам могут преодолевать границы пространства и времени.
Взяв во внимание такое предположение, можно легко понять, почему в далёкой Франции, у известного нам трактирщика Жана, примерно в тот же час возникло необъяснимое желание взять в руки перо, и уединиться в маленькой комнатке на верхнем этаже своей таверны. Следуя ему, он выпроводил последних посетителей и, закрыв входную дверь, быстро поднялся по лестнице.
Бумага и перо с чернильницей, были всегда наготове в той комнате, ожидая часа вдохновения своего хозяина. Задумавшись на миг, Жан преобразился в лице, и принялся выводить следующие строки:
![солнце [неизв.]](/img/k/kulik_w_w/glawa9-83/solnce.jpg)