Аннотация: Мы постоянно пользуемся подземкой, но никогда не обращаем на внимания на ее тайны... Этот рассказ - заготовка для книги, но мне нужно понять свои ошибки при написании, чтобы писать дальше.
Подземка.
Рассказ.
У многих бывает такое: ты идёшь по станции метро, выходишь из поезда или просто ждёшь своего и как-то случайно замечаешь, что картинка похожа на телевизионную. Словно смотришь какое-то кино. Минут через пять это состояние обычно проходит. И мало кто вообще на такое обращает внимание, ведь в такие моменты мы заняты или спешим куда, в общем, всегда на чём-либо сосредоточены. Да и я не исключение. Залипаю в планшет, читая книгу или играя в очередную игрушку. И вряд ли бы заметил даже целую стаю обезьян, захоти они пробежаться в метро. Всё продолжалось бы так и дальше, если бы в этот раз не закончилась очередная книга. Наслаждаясь послевкусием от очередного произведения литературы, я откинулся на спинку скамейки. Краем глаза, уловив очередной момент "киношной картинки", я пялился в спину монаху. Именно монаху. В рясе из мешковины, подпоясанному пеньковой верёвкой. Ну да, каких только чудиков не бывает в метро. "Очередной косплейщик" навешал я мысленно на него ярлык. И дальше предался воспоминаниям о других видимых мною косплейщиках, а точнее о целой команде стройных, грудастых девах в миниюбках, которые изображали полицаев. По сравнению с ними этот монах явно не дотягивал по зрелищности. Наверно тот ещё у меня видок был, пока я вспоминал и представлял себе аппетитные формы тех красоток, ведь я даже не заметил, когда этот монах успел обернуться и начал разглядывать ближайших людей. Я бы и дальше не замечал его, если бы этот монах не оказался столь колоритен. Из-под капюшона его рясы на мир взирали два ярко-голубых глаза, они были словно сделаны из сапфиров, так неестественно они смотрелись на лице испещрённым морщинами. На довольно высоком лбу виднелся самый край белого ёжика волос, а на месте сбритых висков была выбита столь же голубая, как глаза, татуировка. Светящейся лентой она обрамляла его скулы, теряясь на подбородке в ослепительно белой, невероятно ровной, узкой, но длинной бородке. На груди у этой колоритной личности висел огромный золотой крест с сияющим в унисон с глазами и татуировкой ярко-голубым сапфиром. Наверное, моё внутренне удивление было гораздо большим, чем внешнее, потому что, скользнув по мне своим цепким взглядом, этот монах равнодушно отвернулся и зашёл в белый вагон поезда. И стоило лишь дверям закрыться, как я увидел обычную стену туннеля, отделанного неаккуратной, грязно-серой плиткой и услышал шум уходящего в противоположную сторону поезда. Тут-то я и обратил внимание на эту киношную картинку. Это ощущение нереальности было недолгим. Секунд через тридцать уже всё было в порядке. Остался лишь вопрос: что это за фигня такая была? Да и была ли вообще? Хотя, - рассуждал я, ни наркотой, ни травой, ни алкоголем я не балуюсь, так чему же я только что стал свидетелем?
Вот так дилемма передо мной встала: и узнать, что это хочется, и спросить не у кого. Не будешь же к соседям приставать, они вообще походу ничего не заметили. Те, кто залипал в гаджеты, книги или щиты с рекламами, так и продолжали залипать, а те, кто спешил куда-то, так давно уже убежал по своим делам. Пришедший нужный мне поезд напрочь унёс мои душевные терзания.
Наступили выходные. После того случая прошло три дня. И, почти позабыв про него под ворохом ежедневных проблем, я был сосредоточен на новой игрушке. Что-то вроде карточной игры со сражениями и забавной системой боёв. Она захватила меня с головой. И, как тогда, три дня назад, лишь краем глаза я уловил ту же "киношную картинку". Я сразу же несколько отстранился от игры. И, как в прошлый раз, принял состояние отрешённости. Как окрестил его про себя. На этот раз монах стоял несколько в стороне. И в абсолютно чёрной рясе. На этот раз я уловил момент, когда монах обернулся и начал разглядывать близ стоящих к нему людей, цепляясь за каждого внимательным взглядом.
Я же сидел несколько в стороне от него и косился, стараясь увидеть всё больше боковым зрением. Когда он смотрел в противоположную от меня сторону, я рискнул повнимательней его рассмотреть.
Этот монах не был похож на предыдущего ничем. Единственное, что их роднило - это полоса татуировки, но у него она была огненно-красной, как и его глаза. Но на этот раз что татуировка, что глаза были не просто яркими, они действительно светились изнутри, словно в них был заключён огонь! От этой мысли я чуть не вздрогнул, едва себя сдержав.
Я отвёл глаза, чтобы через мгновение вновь попытаться рассмотреть монаха. Он не был стар, лет под 45 максимум. Возраст выдавали морщины на лбу. Но самое странное, он был абсолютно безволос, а кожа его была смугла, как у моряков. На груди у него висел большой рубин, обрамлённый широким золотым треугольником, стоящим на одной из своих вершин.
Больше я ничего заметить на нём не успел, потому что против моей воли взгляд мой приковал стоящий на путях поезд. Как и в прошлый раз, он был абсолютно белый, но теперь я смог его рассмотреть получше. Он был необычной формы, хоть и длинный, но по сути это был один вагон без стыков и резиновых соединений. Сплошной кусок металла с вытянутой, как у скоростных поездов, кабиной.
Это всё, что удалось мне рассмотреть, потому что вместе со скрывшимся в дверях монахом, исчез и сам поезд, оставив после себя пустой тоннель и шум уходящего в обратном направлении поезда. Весь последующий день это и предыдущее событие не выходило у меня из головы. И, придя домой вечером, я, завалившись в любимое кожаное кресло, не стал включать ни комп, ни музыку. А решил в спокойной домашней обстановке вспомнить всё то, что я успел заметить и подумать. Как мне вести себя дальше: притворится, что ничего такого не существует, ведь другие люди ничего не заметили или попытаться рассказать кому-нибудь всё? И первое, что я вспомнил был крест первого монаха. Сейчас в моих воспоминаниях он уже не был похож на католический, нет, его лучи расходились в стороны от сапфира на одинаковое расстояние. А сам сапфир мне вспомнился гораздо большим, и мало того, вместе с татуировками и глазами того старца, они светились голубым сиянием, словно лазурная река под бликами солнца.
Это были какие-то очень тяжёлые и двоякие воспоминания. И отвлекла от них меня кровь, что пошла у меня носом. Блин! Ни разу, кроме как в драках, кровь из носа у меня не шла, а тут залила всю футболку. Да что же это такое?!
Вернувшись из ванны, где кое-как я привёл себя в порядок и замочил футболку, я глянул на часы и офигел. Было без пятнадцати три ночи. Чертовщина какая-то! Я ведь только зашёл, а приезжаю домой я на шести часовом поезде. Дошел до дома, переоделся, должно было быть часов семь, не больше. Как же так?! Одна мысль меня успокоила: завтра воскресенье и рано вставать мне не нужно. Решив, что утро вечера мудренее, я пошёл спать. Проснулся я только в обед. С трудом связав все мысли в единый пучок, я пришёл к выводу, что одно только воспоминание о старике-монахе чуть не угробило меня. В следующий раз надо будет следить за своим состоянием. В том, что следующий раз будет, я не сомневался ни секунды.
Первая же попытка вспомнить монаха показала, что опасения излишни. В этот раз никакого временного провала не было, кровь носом не шла, и вспомнить обоих монахов получилось без труда. Наверное, это было, как пробка на воспоминаниях и, сняв её, воспоминания открылись.
Ещё раз прокрутив в голове всё, что знал об этих монахах, я для себя решил, что хочу узнать о них всё! Никогда раньше не замечал за собой такую тягу к детективам, но это тайна меня манила и влекла за собой, словно трясина, которая затягивала меня в мистичность всего происходящего.
В погоне за тайной монахов, я решил занимать на станциях метро такую позицию, с которой открывался бы максимальный вид на перрон. Специально для этого утром я вышел на целый час раньше, что в понедельник можно было считать настоящим подвигом. Обойдя всю станцию вдоль и поперёк, я так и не нашёл подходящей точки для наблюдения. Мелькнула мысль о том, что вся станция под видеонаблюдением. Мелькнула и убежала вприпрыжку прочь. Наверняка, если монахов не замечают близстоящие люди, то они хотя бы случайно, но засняли бы их на фото или видео, но нигде и никогда не было даже слухов о странных монахах и невероятном белом поезде. Значить терять на это время не стоило. Каким-то неведомым способом монахи умудрялись избегать съёмки. Остаётся только прямое наблюдение. А самой удачной точкой для этого мною были признаны входы в тоннель.
Две недели я дожидался киношной картинки и уже почти разуверился, что всё это мне не привиделось, но я дождался её. Это было первое разочарование. Ни рассеивание взгляда, ни отрешённость - ничего не помогло увидеть сокрытое.
Последующие два месяца я ловил такую картинку ещё раз девять, но ровным счётом ничего не увидел.
Разочаровавшись в своих наблюдательных, а заодно и дедуктивных способностях, я тупо забил на свои попытки поймать неведомое за хвост. Нашёл очередную книжку и мои будни потянулись с серой постоянностью и ярким миром сказочных героев.
Счастья от нового трёхтомника хватило на неделю. И снова конец книги застал меня в метро. Откинувшись на спинку лавочки, я смотрел в никуда и, как и в первый раз, я вновь увидел спину монаха. Конечно, это был совсем другой человек. Этот носил зелёную рясу. Но отличался он не только цветом рясы. Как только он повернулся, мне сразу бросился в глаза гигантского размера изумруд. Он был размером с мою, не маленькую, ладонь. Обрамляла его семиугольная звезда и золота на внушительной золотой цепи.
Лицо этого человека прямо лучилось силой! Две линии татуировок начинались под шапкой густых ярко-рыжих волос, спускались вниз через глаза такого же зелёного цвета, и терялись в большой, пышной рыжей бороде. Но в отличии от первых двух монахов, татуировка этого не была однородной. Она переливалась несколькими цветами и в зелёном мареве можно было рассмотреть жёлтые, чёрные, серые и даже коричневые прожилки и они двигались, будто под кожей текла река из этих цветов. Но больше всего потряс меня его взгляд, ведь он смотрел именно на меня! И этот взгляд, к моему облегчению, просто лучился добротой, дополняли картину маленькие смешливые морщинки в уголках глаз. Мы встретились глазами буквально на мгновение,... и он подмигнул мне! Вот так просто взял, подмигнул и отвернулся!
Совсем не думая над тем, что я делаю, я подскочил и понёсся в его сторону. Но вот впереди распахнулись двери белого поезда и монах, невозмутимо войдя в них, просто испарился. По инерции я вбежал в поезд и сразу же за мной закрылись двери. Поезд тронулся в путь. Глядя в окно на стоящих на станции людей, я не заметил ни одного взгляда на уходящий поезд. Я огляделся: вагон был весьма необычен для поезда метро. Тут вместо сидений стояли роскошные кожаные диваны и кресла коньячного цвета, журнальные столики, сделанные из хрусталя, казались чем-то небывалым. Стены вагона были обиты деревом насыщенного шоколадного цвета до уровня окон и плотной тканью после. Освещение давали настоящие канделябры и создавалось впечатление, что едешь не на поезде, а находишься в какой-то гостиной. К тому же полностью отсутствовала небольшая качка, столь привычная для обычных поездов, да даже не чувствовались повороты и совсем не был слышен шум от колёс. Не малую странность добавлял тот факт, что в вагоне я был совершенно один. Зашедший впереди меня монах бесследно исчез.
Поезд не остановился на ближайшей станции, да и на последующей тоже. Решив, что в ногах правды нет, я прошествовал до ближайшего кресла и завалился в него. Оно было необычайно мягкое и удобное, особенно мне понравилась подставка для ног, выдвинувшаяся из основания кресла. Поезд двигался без остановок дальше. Я засёк время. Давно перестали мигать огни проходящих мимо станций, я понял, что мы уже давно покинули пределы города, когда поезд начал останавливаться. Я посмотрел на часы - прошло уже почти 4 часа. Спустя несколько десятков секунд поезд остановился окончательно.
Выйдя на станцию, я едва не уронил челюсть. Наверное, более красноречивый рассказчик исписал бы здесь три страницы мелким шрифтом, описывая всю красоту станции, но я не такой. Мне всего лишь запомнилась причудливая лепнина фиолетового и ярко-лилового цвета с золотыми и зелёными вкраплениями. Она не принимала конкретные формы, а извивалась, перекручивалась толстыми жгутами, стараясь принять наиболее нелогичный вид и так по всей станции. Особую пикантность станции придавали высокие, метров под пять, потолки с огромными люстрами, которые не постеснялся бы повесить к себе во дворец какой-нибудь монарх. Выход со станции был всего один и находился он прямо передо мной, метрах в тридцати. Это была деревянная дверь, окованная железом в форме веток дерева. Позади меня закрылись двери поезда и он умчался, мне же оставалось воспользоваться именно этим выходом.
Решительности мне сегодня было не занимать и я двинулся вперёд. Зайдя за дверь, я увидел банальную стойку ресепшена, а за ней молодого парня, лет двадцати пяти. На лбу у него тоненькая синяя полоска татуировки. Он заметил меня. С обрадованным выражением лица, он вышел из- за стойки и пошёл ко мне широкими шагами. Подойдя ко мне, он протянул руку и сказал: "Добро пожаловать домой, Брат!"