Живая Кровь делала своё дело, и Дамиан очень быстро шёл на поправку. Доктор Истор навещал его сперва каждый день, затем реже. Удивлялся, непонимающе покачивал головой, но лишних вопросов, к счастью, не задавал, и слово своё, похоже, сдержал: не стал сообщать Дамиану о том, насколько серьёзными последствиями было чревато его ранение. Догадался ли Истор о том, что за средство исцелило его пациента, или и вправду списал произошедшее на волю богов, мне было неизвестно.
Я тоже навещала Дамиана, но редко. Первые два дня мне и самой надо было прийти в себя, я большей частью отлёживалась у себя в комнате, много спала, поменьше читала (благо нормальных книг в моих покоях теперь было в изобилии) и бесконечно ела. Жадно поглощала супы, мясное рагу, куриные ножки, пудинг, просто свежевыпеченный хлеб. За два дня уничтожила месячный запас горького шоколада. К счастью, я никому не была обязана давать объяснений, а Мэгги списала столь неожиданный приступ обжорства на нервное перенапряжение. Вторая причина, по которой я не слишком часто заходила к Дамиану, заключалась в том, что у него в комнате постоянно просиживала Амандина. Я не боялась экономку, особенно теперь, но всё же не испытывала ни малейшего желания присоединяться к этой компании в качестве третьей лишней. В конце-то концов, как бы я ни относилась к Амандине, Дамиан был полностью в своём праве, когда решил приблизить её к себе - о каком бы виде близости ни шла речь.
Прошло меньше недели, прежде чем Дамиан встал на ноги и вернулся к своему привычному образу жизни. Он снова стал заходить ко мне по вечерам; иногда мы просто болтали, иногда соревновались в метании дротиков, а иногда и читали, каждый своё. Мы также дважды ездили с ним на прогулку, и оба раза он прихватывал с собой всё те же, настоящие, дротики.
А как-то раз, ближе к вечеру, Дамиан уехал по своим делам. Я отобрала себе несколько книг, одну познавательную и пару других более развлекательных, чтобы просто приятно провести время, нежась в постели, зажгла побольше свечей и забралась, прямо как была, в одежде, на кровать, сбросила только туфли. Устроилась с ногами поверх одеяла, опираясь спиной о поставленную вертикально подушку, которую в свою очередь прислонила к спинке кровати. Взяла со столика чашку со своим обычным вечерним чаем, заваренным с листьями земляники. Сделала несколько глотков, отставила чашку и приступила к чтению. Но, видимо, книга оказалась уж очень серьёзной. Во всяком случае, мне с первой же страницы мучительно захотелось спать. Я опустила книгу на колени, откинула голову назад и, даже не успев принять более удобное положение, погрузилась в глубокий сон.
Просыпалась с трудом. В голове что-то гудело, и прошло время, прежде чем я осознала, что это не признак дурного самочувствия и не остатки сна, а шум голосов. В комнате кто-то был, определённо не один человек и не два, а куда больше, и эти люди перешёптывались, а порой и издавали более громкие возгласы. Я начала волноваться, но разлепить глаза не удалось, и я немного пошевелилась, прислушиваясь к собственным ощущениям. С огромным удивлением поняла, что лежу в постели, укрытая своим привычным пуховым одеялом. И это было очень хорошо, что я как следует укрыта, поскольку под одеялом я была абсолютно нагая! Я ведь отчётливо помнила, что заснула, не раздеваясь, но сейчас на мне не было не то что давешнего платья, но и ночной рубашки и какого бы то ни было нижнего белья.
Видимо, помогло удивление, а может быть, просто прошло достаточно времени с момента пробуждения, но теперь я смогла, наконец, открыть глаза. Увиденное не обрадовало меня ни капельки. Я действительно лежала в своей кровати, а в комнате столпилось с полдюжины слуг. Была здесь и Амандина, и Мэгги, и ещё две горничные, и дворецкий, и даже квадратный Фередерик. Мэгги стояла чуть в стороне, покрасневшая и растерянная. Все остальные переговаривались друг с другом, указывали на меня пальцем, кто-то осуждающе морщился, кто-то хихикал. Экономка победоносно улыбалась.
Происходящее поразило меня настолько, что я совершенно не знала, как отреагировать, просто запуганно пялилась на них, повыше натянув одеяло. Они ведь не имеют права врываться ко мне в комнату вот так, без моего разрешения? Или без разрешения виконта... Неужели он их сюда впустил? Но зачем? И почему они так смотрят, что, спящей женщины, что ли, никогда не видели? Или со мной что-то не так?
Мысли лихорадочно метались в голове, но никакого мало-мальски сносного объяснения происходящему я не находила. До тех пор, пока, наконец, не догадалась оторвать взгляд от толпы и повернуть голову налево. В этот момент я громко закричала от ужаса; единственным, что удержало меня от того, чтобы вскочить с кровати, была собственная нагота. Ибо в постели рядом со мной лежал посторонний мужчина.
Лицо его было смутно знакомым, но с перепугу я не смогла даже вспомнить, где и когда его видела. Гораздо более значимым казался тот факт, что мужчина, как и я, был нагим. Во всяком случае такое складывалось впечатление: он тоже был укрыт одеялом, но лишь по пояс, и сверху никакой одежды не было. Мужчина глядел на окружающих с некоторой долей растерянности, но не более того. Он явно не испытывал чувств, мало-мальски напоминающих моё собственное смятение.
Крепко вцепившись в одеяло, я попыталась хотя бы отодвинуться от него как можно дальше. Боги, великая Триада, неужели что-то действительно произошло?! Я ничего не помнила с того момента, как заснула с книгой на коленях. Меня чем-то опоили, это было очевидно, но что могло случиться в то время, пока я была не в себе? Боги, наверное, всё, что угодно...
Я снова в ужасом покосилась на своего соседа. Теперь я его узнала. Гонец, он иногда привозил в замок письма. Пропускали его сюда соответственно свободно...
Я затравленно обернулась к слугам, которые и не думали уходить или даже отворачиваться и, кажется, напротив, чего-то ждали. Гонец поднялся повыше, так что одеяло чуть было не сползло ниже пояса. Он поднял руку, приглаживая растрепавшиеся волосы, и мне в ноздри ударил запах пота. Чужой запах. Я чувствовала, как сжимаюсь внутри в крохотный никому не заметный комочек, но, увы, повторить эту процедуру снаружи было невозможно. Хотя единственное, чего мне сейчас хотелось - отчаянно, невыносимо, до боли в кончиках пальцев, - это исчезнуть, стать невидимой, раствориться в воздухе. Но, кажется, даже тогда я не избавилась бы от взглядов, и запаха, и холодящего душу сознания, что, возможно, во время моего нездорового сна произошло нечто непоправимое. Ужас происходящего обступил меня со всех сторон, врезался ножом в мозг, и от него никак нельзя было укрыться.
Мне казалось, что хуже ничего быть не может. Пока, около минуты спустя, в распахнутую дверь не вошёл Дамиан.
Его сопровождал Эддингтон, офицер охраны замка. Судя по мрачному выражению лица обоих и резким движениям Дамиана, было понятно, что пришли они сюда не случайно. Мужу успели сообщить о неверности жены. Громко стуча по полу каблуками сапог для верховой езды - он действительно только что вернулся из своей поездки, только что плащ успел скинуть, - Дамиан прошёл в комнату и остановился в нескольких шагах от кровати. Слуги услужливо расступились, предоставляя ему как следует рассмотреть столь любопытное зрелище. Я хотела закричать, что всё неправда, а если и правда, то в этом нет моей вины, но горло словно одеревенело, а язык прилип к гортани. К тому же достаточно было взглянуть на Дамиана, чтобы понять: сейчас неподходящий момент для объяснений. Если кто-нибудь и будет говорить в этой комнате, то только он. Слуги тоже притихли; смолкли так давившие мне на психику перешёптывания. Вот только от сменившей их тишины легче не стало.
Дамиан окинул взглядом кровать. Посмотрел на меня - я почти сразу отвела глаза, - оглядел гонца, едва заметно скривив губы, затем перевёл взгляд на царивший в комнате беспорядок, на который сама я прежде не обратила внимания. Моё платье - то самое, в котором я ложилась на постель, - валялось посреди комнаты. Слишком далеко, чтобы дотянуться... На полу так же были в беспорядке разбросаны предметы мужской одежды - брюки, рубашка, плащ, пояс с прицепленным к нему кинжалом, сапоги... На спинке стула висел отвратительно пошлый женский чулок, полупрозрачный, сиреневого цвета, с цветком, вышитым в верхней его части. Брат-близнец этого чулка обнаружился валявшимся на краю постели.
Я видела, каким пунцовым стало лицо Дамиана. Видела, как он сжал зубы, с трудом сдерживая гнев. Да, он сказал, что позволит мне завести любовника. Но ведь не так же. Не на глазах у всего замка. Не сейчас. И только с его ведома. А такой распущенности, такого предательства он не простит.
- Оставьте нас наедине с моей женой.
Голос Дамиана прозвучал сурово.
Слуги неохотно, с возобновившимся шушуканьем стали продвигаться к выходу.
- Что делать с этим? - мрачно спросил Эддингтон, кивая головой на гонца.
- Тащи в угловую приёмную, - ответил Дамиан. - Вы, там, помогите. - Он даже не повернул головы, но дворецкий и Фредерик тут же подскочили к офицеру. - И глаз с него не спускайте. Даже не вздумайте упустить.
Служанки оживились и зашагали к двери более резво, поняв, что спектакль не окончился, а лишь переноситься в другое помещение.
- Давай, двигайся! - грубо обратился к гонцу Эддингтон. - Дать ему одеться?
Это он уже спросил у Дамиана.
- Да нет, зачем же? - бесстрастно ответил тот. - Пусть идёт так. Во всей красе.
Не знаю, какие чувства испытал в этой связи мой мнимый (или не мнимый?) любовник, но в этот момент они меня мало волновали. Мы с Дамианом остались в комнате вдвоём. Дверь закрылась, хлопнув, будто молоток оглашающего приговор судьи.
Я молчала и всё никак не решалась открыть рот, чтобы хоть что-то сказать в свою защиту. Дамиан посмотрел на меня, затем снова оглядел комнату и поднял с края кровати висевший там сиреневый чулок.
- Твоё? - осведомился он, изогнув бровь.
- Да откуда?! - возмущённо воскликнула я, вложив в этот возглас весь свой протест относительно сложившейся ситуации.
- Зря, - бесстрастно отозвался Дамиан. - Тебе бы пошло.
И, откинув чулок в сторону, сказал:
- Одевайся.
Он наклонился, поднял с пола платье и перебросил его мне. Для того, чтобы одеться, пришлось сначала вылезти из-под одеяла, но в сложившихся обстоятельствах было не до стеснений. Дамиан отвернулся вполоборота; я постаралась натянуть платье как можно быстрее. Встала с кровати, засунула ноги в валявшиеся рядом туфли.
- Идём.
Дамиан подождал меня у двери, распахнул её и вышел первым. Я последовала за ним. В коридоре было пусто: зрители уже переместились к месту второго действия. Я чувствовала, что объясняться бессмысленно, что наказание ждёт меня в любом случае, независимо от того, что я скажу, и от того, как всё происходило на самом деле. Я чувствовала это - и на место страха и смятения приходила злость.
- Прикажешь пороть меня плетью? - спросила я сквозь зубы.
Дамиан остановился, как вкопанный, так внезапно, что я врезалась ему в спину. Он обернулся, одновременно отстраняясь на шаг назад.
- Скажи, откуда у тебя берутся такие идеи? - осведомился он, качая головой так, словно находился под сильным впечатлением. - Сначала лошадиный хвост, теперь плеть? Признайся откровенно: в то время, как все нормальные девушки мечтали о принце на белом коне, ты рисовала в своём больном воображении мужа-садиста?
Дамиан снова зашагал по коридору. Я семенила за ним, мрачно бубня себе под нос. Моё-то воображение тут при чём? Про лошадиный хвост он сам тогда говорил, а про плеть нас в пансионе учили. Нам ведь подробно рассказывали, чем чревата супружеская измена и как она карается.
Мы почти уже подошли к угловой комнате, использовавшейся в качестве приёмной, но, не доходя до неё нескольких шагов, Дамиан неожиданно открыл другую дверь. И знаком предложил мне войти. Я послушалась - а разве у меня был выбор? В комнате оказалось темно, но Дамиан пересёк её уверенным шагом и отодвинул в сторону одну из висевших на стене картин. Затем нажал на какой-то рычаг. В комнату сразу же ворвался гомон голосов, и я быстро сообразила, что это собравшиеся в соседней комнате слуги бурно обсуждают события сегодняшнего вечера. Дамиан, опять-таки жестом, подозвал меня подойти поближе. Как оказалось, за картиной было проделано небольшое окошко, ведущее в соседнюю комнату - ту самую угловую приёмную. Обычно оно было закрыто не только самой картиной, но и своего рода ставнем, сливавшимся со стеной. Поскольку здесь было темно, а с той стороны, наоборот, горели свечи, нас оттуда было не видно, в то время как приёмная, напротив, была, как на ладони.
- Наблюдай.
С этими словами Дамиан вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь.
Я прильнула к окошку. От сердца отлегло, но лишь отчасти. Он мне поверил? Или просто пожалел? Да нет, если бы пожалел, зачем бы привёл меня сюда? А между тем ставший уже привычным гул голосов резко оборвался, и я поняла, что Дамиан вошёл в приёмную. Вскоре его фигура действительно оказалась в поле моего зрения.
- Все здесь? - жёстко прозвучал его голос. - Артур, закройте дверь.
Я знала, что Артуром звали Эддингтона. Громкий стук возвестил о том, что дверь действительно закрылась. И я отчётливо осознала, что в этот момент не только гонец, но и все остальные присутствующие должны были почувствовать себя грызунами, запертыми в захлопнувшейся мышеловке.
Дамиан остановился напротив гонца. Тот по-прежнему был абсолютно голым. Это заставляло меня сдвигать голову так, чтобы исключать из поля своего зрения некоторые детали. Дамиана же эти детали явно нисколько не смущали, поскольку он постоял напротив гонца ещё некоторое время, ни слова не говоря и лишь сверля его взглядом. Потом почти вежливо произнёс:
- Присаживайся.
В приёмной было достаточно стульев, но Дамиан специально указал гонцу на каменную скамью. Видимо, был не против, чтобы ответственные за предполагаемое преступление органы успели основательно пострадать за время разговора.
- Извини, поверхность немного холодная, - с издёвкой в голосе добавил он. - Лето выдалось нежаркое.
Взяв себе стул, Дамиан уселся напротив гонца.
- Ну что ж, рассказывай.
- А... э... что же рассказывать, - сокрушённо опустил голову гонец. - Вы же сами всё видели.
У меня зачесались руки открутить ему голову, а может быть, и кое-что ещё - чисто так, для ознакомления с мужской анатомией в спокойной обстановке.
- А ты рассказывай подробнее, - подбадривающе кивнул виконт.
И что-то в его голосе заставило меня вспомнить, почему я так боялась его всего каких-нибудь несколько недель назад.
Гонец мялся, молчал, опустив голову, облизнул губы, поёрзал на сиденье - впрочем, последнее, возможно, от холода.
- Я помогу, - "по-доброму" предложил виконт. - Как часто это происходило?
У меня всё снова похолодело внутри. Значит, он всё-таки мне не поверил...
- Один раз, только один раз, клянусь вам! - вскричал гонец, и по его интонации даже мне самой захотелось сделать вывод: врёт. - Это произошло случайно, я не виноват, правда, то есть я, конечно, виноват, но я не хотел! Не знаю, как оно вышло... Мы просто разговорились, слово за слово... Виконтесса рассказывала про свою непростую судьбу, что она вышла замуж по принуждению... Я её пожалел. Но это никогда больше не повторится, даю слово чести!
Я хотела закричать, а ещё лучше - запустить чем-нибудь ему в лицо. Да, один раз, с Эдмондом, я совершила ошибку. Но чтобы сейчас я стала трепаться на подобные темы с первым встречным, ещё и подставляя при этом Дамиана?! Пришлось зажать рот рукой, чтобы не выдать своего присутствия.
- Жалостливый, значит? - По ровной глади голоса Дамиана пробегали круги закипающей в глубине ярости. - Артур, - сказал он, не отводя взгляда от гонца, - пускай готовят верёвку. Вздёрнем этого гада прямо сейчас.
- Так ведь виселицы готовой нет, - подсказал Эддингтон.
- А зачем нам виселица? - отозвался Дамиан, по-прежнему не отводя взгляда от совершенно ошарашенного таким поворотом гонца. - Дело домашнее, можно сказать, семейное. Перекинем верёвку через какую-нибудь балку прямо здесь, а замке, и вздёрнем его за милую душу.
- Но... таких наказаний не существует, - попытался протестовать гонец. - За прелюбодеяние не вешают. Особенно когда в первый раз... Дают десяток плетей, ну полтора десятка...
- Какая завидная подкованность, - недобро усмехнулся Дамиан. - Будто ты специально это проверял. Допустим, ты прав. И что с того? Кто, по-твоему, сможет призвать меня к ответу?
- Шериф. Я обращусь к шерифу, - нашёлся гонец, но, впрочем, его голос звучал крайне неуверенно.
- Ты - не обратишься, - улыбнулся Дамиан. - Тебя через несколько минут повесят. Твои родственники, если они у тебя есть, - могут. Я принесу свои извинения и выплачу им хорошую компенсацию. На этом инцидент будет исчерпан. Я не любитель роскоши, но если по-настоящему чего-то хочу, то денег на свои прихоти не жалею. А в данном конкретном случае мне очень хочется тебя повесить.
- Но вы не можете... Я не... Такого уговора не было, - озираясь, пролепетал гонец.
- Какого уговора? - тут же подхватил Дамиан, нисколько не удивлённый.
Гонец опять оглянулся, будто искал кого-то взглядом.
- Я... Такого уговора не было, - повторил он, снова облизнув губы.
- Это я уже слышал, - отозвался Дамиан. - У тебя есть несколько минут, пока готовят верёвку. Говори.
- Это всё неправда, - решившись, затараторил гонец. Он так спешил оправдаться, что даже приложил руку к груди. - Ничего не было, клянусь. Это просто спектакль, розыгрыш. Мне заплатили за то, чтобы принять в нём участие. Я не виноват. Мне просто понадобились деньги, а тут подвернулся лёгкий заработок.
- Теперь будешь знать, что лёгких заработков не бывает, - философски заключил Дамиан и жёстко произнёс: - Дальше.
- Вашей жене что-то подсыпали в еду или в питьё, чтобы она уснула, - продолжил рассказывать гонец. Я поплотнее прижалась к стеклу, со страхом и одновременно жадностью ловя каждое слово. - Это не я, клянусь вам, я пришёл, когда она уже спала. Я просто разделся и лёг рядом, это всё, что от меня требовалось. Лечь, а потом изобразить любовника, которого застали на месте преступления, и всё. Мне очень хорошо заплатили, я не смог отказаться...
- Тронул её хоть пальцем?
Голос Дамиана звучал почти буднично, и от этого гонец вжался в скамью, невзирая на холод камня.
- Нет. Клянусь вам, нет! - Он отчаянно замотал головой. Кажется, говорит правду. Вот теперь у меня по-настоящему отлегло от сердца. Оказывается, мысль о том, что я действительно могла потерять невинность с этим человеком сегодня вечером, пугала во много раз больше, чем любое наказание от Дамиана. - Я к ней не прикасался. Как можно? Я же просто... Я на розыгрыш согласился. Лёг в кровать, и всё, даже не рядом.
Короткое молчание. Кажется, сам воздух между этими двоими звенит от напряжения.
- Твоё счастье. - Дамиан слегка откинул голову назад, прислонив её к высокой спинке стула. - Последний вопрос. Кто?
Гонец в очередной раз оглянулся. Прикусив губу, снова посмотрел на Дамиана и, видимо, увидел в глазах последнего нечто, заставившее его решиться. Опустив взгляд, негромко произнёс:
- Ваша экономка.
Я с шумом втянула носом воздух. И почему этот ответ меня не удивил? Впрочем, для Дамиана он, кажется, тоже оказался предсказуемым. В комнате снова загудели голоса. Видимо, кто-то взялся за ручку двери, а может быть, Дамиан просто решил предвосхитить этот момент. Во всяком случае он тоном, не терпящим возражений, произнёс:
- Никто никуда не выходит. Артур! - Эддингтон с готовностью подошёл поближе. - Бери этого красавца во двор. Пусть ему всыплют тридцать плетей. Потом пускай идёт своей дорогой...если сможет.
- Тридцать?! За что?! - В голосе гонца звучала вполне искренняя обида.
- За что? - изогнул брови виконт. - Дай-ка сообразить. За то, что ты до полусмерти напугал мою жену? За то, что пытался выставить меня рогоносцем? За продажность? За обманутое доверие? А знаешь, пожалуй, ты прав. Тридцать плетей - это несправедливое наказание. Сорок.
Последние слова были обращены к Эддингтону. Тот молча кивнул.
- Сорок? - выдохнул гонец.
- Хочешь ещё со мной поспорить? - предупреждающе спросил Дамиан.
Гонец ничего не сказал. Видимо, если спорить и хотел, то не решился.
Скрипнула, открываясь, дверь. Эддингтон вывел гонца из комнаты.
Дамиан развернул стул, снова сел и обвёл взглядом оставшихся.
- Если слухи о мнимой супружеской измене поползут по городу, я не стану разбираться, у кого именно слишком длинный язык, - заявил он. - В этом случае по тридцать плетей получит каждый из присутствующих. Это понятно?
Видимо, всё было понятно; во всяком случае, никто ничего не сказал.
- Все могут идти. Кроме Амандины.
Шум шагов, шорох одежды, поскрипывание двери. Никаких других звуков. Все молчат. Конечно, обсуждения не избежать, если не в городе, то хотя бы здесь, в стенах замка, шёпотом и по углам. Но не сейчас и не так близко от виконта.
Я мучительно пыталась понять, отходить ли мне от окошка. Предстоявший разговор не предназначался для посторонних ушей. В отличие от допроса гонца, это будет беседа один на один, и вряд ли Дамиан хотел бы, чтобы я при ней присутствовала. Подслушивать же грешно. Но...если очень хочется? И потом, ведь Дамиан знает, что я стою здесь, на наблюдательном пункте. Если бы он захотел, мог бы дать мне знак уйти, но он этого не делал. Просто забыл? Или моё присутствие по-прежнему его устраивает? Я не знала ответа на этот вопрос. Не знала, как правильно поступить. И осталась.
Дамиан сидел на прежнем месте, выражение лица у него было крайне хмурым. Начинать разговор он не спешил. Сесть Амандину не приглашал. Я видела её идеально ровную спину, лопатки, обтянутые ярко-синей тканью облегающего платья, плечи, полуобнажённые благодаря фасону всё того же платья, идеально уложенную причёску. Крупную серебряную серёжку в левом ухе. Щёку с пятном румянца, возможно, естественного, но скорее всего аккуратно нанесённого перед зеркалом наиболее выгодным для кожи оттенком.
- Чем она тебе помешала? - спросил, наконец, Дамиан. - Разве она вторглась в твою сферу деятельности? Притесняла тебя? Требовала каких-либо изменений? Разве я понизил твоё жалованье? Ты стала получать меньше подарков? Я сам стал реже к тебе приходить? Так чем она тебе помешала?
- Она слишком много себе позволяла.
Голос Амандины прозвучал очень жёстко. Ни раскаяния, ни сожаления, ни даже волнения в связи с разоблачением я не услышала. Слишком много себе позволяла? Похоже, у нас разные представления о том, к кому применима эта фраза. Впрочем, я догадывалась, о чём она говорит. О том случае, когда Дамиан лежал без сознания, раненый, а я напомнила ей, кто хозяйка в этом доме.
- Неужели? - изогнул брови Дамиан. - Я что-то не заметил. Но даже если и так. Она теперь - виконтесса Телбридж. Имеет право.
- Я в первую очередь заботилась о ваших интересах.
- О моих? Нет. Ты заботилась о своих интересах, вернее, тебе так казалось. Но ты ошиблась. Ты хоть сама понимаешь, что могло бы произойти, поверь я в эту вашу мелодраму? Понимаешь, какая судьба её ожидала? Впрочем, что я спрашиваю? По глазам вижу: отлично понимаешь. И что, тебе её было ни капли не жаль?
- Понятно. Скажи, - спросил он, прищурившись, - ты всерьёз полагала, что в моём доме человек может быть невинно осуждён по наговору? - Сейчас в глазах Дамиана искрился гнев, как будто именно этот, последний упомянутый им нюанс и разозлил его сильнее всего во всей истории. Я не слишком понимала, почему, и о чём именно идёт речь. Но Амандина, кажется, понимала. - В таком случае ты очень глубоко заблуждалась. - Он откинул голову назад и взглянул ей прямо в глаза. - Ты уволена.
- Что?!
В голосе Амандины звучало искреннее изумление. И я поняла: всё это время она была совершенно убеждена в том, что ничего особенного за сегодняшний проступок ей не грозит. Возможно, какое-нибудь мелкое взыскание, понижение жалованья, даже пару плетей для острастки, но уж никак не отлучение от дома.
- Я ясно выразился. Убирайся. Работая в этом замке, ты скопила достаточно денег, раз можешь позволить себе щедро платить за услуги аферистов. Теперь будешь тратить их где-нибудь в другом месте.
Амандина всё ещё стояла на месте, но даже по её спине, по чуть сведённым вперёд плечам, по слегка согнувшейся шее, было видно, что от её прежней уверенности не осталось следа. А между тем Дамиан встал со стула, обошёл бывшую экономку, словно она была неудачно поставленным предметом мебели, и вышел из приёмной, оставив дверь открытой. Разговор был окончен.
Я отошла от окошка, тихонько прикрыв ставень. Возвращать на место картину не стала (не знала, как правильно это сделать и нет ли там какой-нибудь хитрой пружины). Но, единожды отвернувшись, уже не смогла бы сказать, где именно располагалось потайное окно, и, соответственно, не догадалась бы о его существовании, если бы мне предварительно его не показали.
Теперь я почувствовала внезапный наплыв слабости в руках и ногах. Прислонилась спиной к стене, а потом и вовсе сползла на пол и села, обхватив руками колени и опустив голову. Тело начала бить крупная дрожь. Запоздалая реакция. Так всегда бывает.
Кто-то вошёл в комнату. Шум шагов эхом отдавался в ушах. Дамиан подошёл и опустился рядом со мной на пол. Вытянул руку и обнял меня за плечи.
- Ну, успокойся. - Он помолчал, кажется, сам не уверенный в том, что сказать. - Всё позади, со всеми разобрались. Тебя больше никто в этом замке не обидит.
Я отвернулась, чтобы он не видел, как кривятся мои губы в попытке сдержать неизвестно откуда подступившие рыдания. Глубоко дыша, вытерла глаза тыльной стороной ладони. Когда слёзы чуть отступили, возвращая возможность владеть собственным голосом, тихо сказала:
- Я просто перепугалась.
- Знаю. - Он притянул меня к себе. - Ты решила, что я стану тебя бить. Что ещё тебе порассказали в твоём демоновом пансионе? Расскажи хоть, какая плеть должна быть - обычная или с утяжелением? Ну, просто чтобы я знал на будущее, когда ты действительно заведёшь себе любовника.
- Я не заведу себе любовника, - откликнулась я, улыбаясь сквозь слёзы.
Оно мне надо? У меня и раньше такого стремления не было, а последние события, кажется, навсегда отбили у меня любую охоту к постельным утехам. Голый мужчина, в моей кровати? Упасите боги. Кажется, в этом отношении у меня идеальный брак.
Однако чувство справедливости (или просто упрямство) заставило меня почти сразу же встрепенуться и заявить, противореча самой себе:
- Постой, ты же обещал, что я смогу завести любовника!
- Мало ли что я обещал, - усмехнулся Дамиан, поднимаясь на ноги и протягивая мне руку. - Или вы, юная леди, верите всем мужским обещаниям?
- Мужским обещаниям не верю, - ответила я, принимая его руку и тоже вставая. - Я верю твоим. Ну, то есть... - Я прикусила губу, сообразив, что сказала что-то не то. - Я не имею в виду, что ты не мужчина. Но для меня же ты не мужчина.
"А гораздо больше", хотела сказать я, но окончательно сбилась и замолчала.
- Пойдём, святая прямота, - с насмешкой сказал Дамиан, легонько подталкивая меня в спину в сторону двери.
Но я, наоборот, остановилась и посмотрела ему в глаза.
- Я не порки боялась, - прямо сказала я. - Я боялась, что ты станешь думать обо мне плохо. Это глупо, да? То есть... физическая боль ведь хуже?
Лицо Дамиана приняло серьёзное выражение.
- Нет, это не глупо, - тихо сказал он, глядя вроде бы и мне в глаза, но всё равно как будто куда-то в сторону. - Боль можно перетерпеть. Когда о тебе думают плохо, это куда как хуже... - Его взгляд снова стал сфокусированным, а на губах заиграла тень улыбки. - Я не собираюсь думать о тебе плохо, девочка. Тем более не из-за таких вот спектаклей. Хотя, - тон Дамиана опять стал шутливым, - вынужден признать, что кое в чём ты меня всё-таки разочаровала. Девушка твоего возраста должна любить соблазнительное нижнее бельё, а не шарахаться от него, как демон от ладана.
Я брезгливо поджала губы, считая ниже своего достоинства отвечать на подобное. Мы вышли из комнаты.
- Идём, тебе надо отдохнуть, - сказал Дамиан, направляясь в сторону моих покоев. Он вёл меня, легонько, ненавязчиво приобнимая за плечи - Да и ночь на дворе. Я распорядился, чтобы в твоей комнате навели порядок. Убрались и... поменяли постель. И принесли травяной чай и шоколад. Не беспокойся, туда ничего не могли подсыпать. За этим бдели очень тщательно.
В коридоре обнаружился Эддингтон, сразу же шагнувший нам навстречу.
- Мне следует выставить возле покоев леди охрану? - спросил он, обращаясь в первую очередь к Дамиану, но попутно взглянув и на меня.
- Полагаю, да, - ответил Дамиан, тоже вопросительно на меня посмотрев. - Уверен, что теперь никто даже близко не решится подойти к её покоям без уважительной причины, но, думаю, так леди будет чувствовать себя спокойнее.
Я согласно кивнула. Пока Эддингтон отдавал распоряжение, Дамиан проводил меня в мою комнату.
В первый момент я даже вздрогнула, резко остановившись у порога. Слишком свежим в памяти оказался недавно пережитый шок. Но рука Дамиана крепко сжимала моё плечо, и от этого сразу стало спокойнее. И я прошла дальше.
В комнате действительно было прибрано. Постель другая, включая даже подушки и одеяло. Никаких предметов одежды, валяющихся на полу, и - к моей вящей радости - никаких сиреневых чулок. На столике - чашка с чаем, точнее сказать, успокаивающим травяным напитком, только-только заваренным: в воздух поднимается струйка пара. Рядом - вазочка с ломтиками шоколада и ещё одна, с фруктами.
Я устало села на кровать.
- Прислать к тебе Мэгги? - спросил Дамиан. - Да, кстати. Я вполне уверен, что она не имеет отношения к сегодняшней истории, но если хочешь, мы подберём тебе другую камеристку.
Я покачала головой.
- Нет, не надо другую. Но звать её тоже не надо. Дамиан...
- Да?
- Ты не мог бы посидеть со мной? Немного?
- Конечно.
Он отвернулся, пока я влезала в длинную ночную рубашку и залезала под одеяло. Потом подошёл и сел рядом на кровать. Всё это, конечно, давно вышло за рамки приличия, но я инстинктивно, по-детски боялась оставаться одна. Я лежала на спине, аккуратно положив руки на одеяло, то открывая глаза, то снова опуская веки.
- Ты собралась умирать? - осведомилась Дамиан.
Я вздрогнула.
- Почему ты так решил?
- Потому что ты ведёшь себя так, будто репетируешь собственные похороны. - Он легонько щёлкнул меня по носу. Я со смешком отмахнулась. - У меня возникает непреодолимое желание прочитать речь. Если не собираешься изображать из себя мёртвую царевну, ляг нормально и спи.
Я с сомнением на него покосилась, а потом мысленно махнула рукой, повернулась набок, свернулась калачиком и расслабилась. Я никогда не засыпаю сразу, едва коснувшись головой подушки. Поэтому ещё какое-то время лежала с закрытыми глазами, постепенно погружаясь в сон. Слышала дыхание Дамиана, чувствовала его присутствие, и от этого становилось спокойно. Я лежала неподвижно, и он осторожно провёл рукой по моим волосам. Я улыбнулась, обнимая подушку, и быстро уснула.
Проснулась я через несколько часов, с безумно неприятным ощущением внутри, которое, видимо, и вырвало меня из сна. Резко села на кровати. В комнате было тихо. Дамиан, конечно, давно ушёл. Едва заметно тикали часы, подрагивала на ветру занавеска, пропуская сквозь себя слабый звёздный свет. Тело била сильная дрожь. Я соскользнула с кровати, обнимая себя руками, словно могла таким образом спастись от холода, пожиравшего тело изнутри. Босиком подошла к столику, взяла чашку с так и не выпитым с вечера чаем и сделала несколько больших глотков. Поспешно утёрла губы и поставила чашку назад. Дрожь не прошла, и на душе было неспокойно. Я потихоньку подошла к двери, приоткрыла её самую каплю и выглянула наружу. Стражник стоял там, повернувшись к комнате спиной. Я поспешила снова закрыть дверь. Его присутствие придало уверенности. Не потому, что я всерьёз чего-то опасалась. Было вполне очевидно, что уж сейчас, сразу после вечернего происшествия, никто сюда сунуться не осмелится. Просто сознание того, что рядом есть ещё один человек, возвращало из мира ночных тревог и детских страхов в реальность, заставляя её казаться куда более прочной и устойчивой.
Тихонько двигаясь по комнате, я принялась зажигать свечи. Три свечи на столе, две в настенном канделябре, и ещё две в другом, симметрично расположенном с противоположной стороны комнаты. Танцующие огоньки постепенно разгоняли кошмары. А может быть, начинал действовать травяной напиток. Я снова легла, пристроив подушку повыше. Сон - это потеря контроля над происходящим, и потому спать пока страшно. Я и не буду спать, просто полежу с открытыми глазами. Посмотрю, как горят свечи. Подумаю о чём-нибудь приятном. Но веки тяжелеют, и можно иногда прикрывать глаза, давая им отдохнуть.
...Не знаю, в какой момент я уснула, но после этого спала, как убитая, до позднего утра.
В ту ночь я поняла одну вещь. В том, чтобы спать вместе с мужем, есть определённые преимущества.