Аннотация: Продолжение истории о повстанце и пришелице с кнутом. Начало здесь: http://samlib.ru/editors/k/kuranowa_o_a/stalxnajadewa1.shtml
После всего, что случилось, Ойлер их просто отпустил. Он вернул Маре флаер и отсалютовал: "летите, дети мои".
Эйн ничего не ответил ему и гордился собой, потому что оставался в сознании и не стонал. Мара снова разделила боль между ними, и агония отступила, стала терпимой. Ее просто нужно было пережить, совсем чуть-чуть, пока трущобы и ад, который создал Ойлер со своими ручными уродами не останется позади.
Эйн читал это в чувствах Мары: потерпи, Габриэль. Я вывезу нас отсюда, и заберу боль на себя.
Если бы ему не было так плохо, он бы ответил, что все в порядке. Но агония изматывала.
Маре нужно было в медицинскую камеру - в хорошую, герианскую камеру, которая могла спасти жизнь кого угодно и от чего угодно, при условии, что пациент попадал в нее живым.
Эйн сел на скайлер сзади, наклонился ниже и положил руки поверх ладоней Мары - если бы она отрубилась, так он успел бы перехватить управление.
Скайлер начал медленно подниматься вверх, сквозь пелену голографических реклам, бесконечные трущобные ярусы. Эйн вдруг посмотрел вниз и подумал: если бы он упал, сколько пришлось бы лететь.
Минуту? Больше?
Проверять не хотелось.
Мара вела плавно, но очень медленно, и дышала тяжело - теперь, когда сил держаться у нее больше не оставалось.
- Скажи, где тебя высадить, Габриэль. Я отвезу, - голос у нее хрипел, и был очень тихим.
- Не дури. Тебе надо в капсулу, а не возить меня по городу.
- Тебе не стоит ходить одному.
Эйн чуть не рассмеялся, так нелепо прозвучала эта забота. Маре в тот момент стоило подумать о себе, а не решать его проблемы.
- Ойлер нас отпустил. Бляста знает, почему, но, если бы хотел убить, убил бы сразу.
Она не ответила и ощущение ее присутствия вдруг отдалилось вместе с болью. Эйн еще успел вздохнуть с облегчением - наконец-то - а потом понял, в чем было дело: Она теряла сознание.
- Бляста! Не отключайся! Мара, куда тебя везти? Мара!
Эйн перехватил управление, направил скайлер выше, судорожно составляя в голове план действий: добраться до ближайшего причала. Привести Мару в чувство, узнать, куда ее отвезти.
У Эйна были связи с нелегальными докторами, он даже знал несколько подпольных медицинских клиник, в которых стояли капсулы, но все эти клиники вели дела с Сопротивлением. И везти к ним герианку было как минимум очень глупо. Блик-маскировка, конечно, скрывала ее черты и происхождение, но первый же луч диагноста раскрыл бы правду.
А самому Эйну в Высший Квартал, где обитало герианское командование, путь был заказан - арестовали бы на ближайшем контрольном пункте.
Чем выше поднимался скайлер, тем светлее становилось - полированные окна мега-комплексов ловили в себя тусклый дневной свет, и сновал над головой привычный поток флаеров. Эйн торопился, но причалы вокруг были либо заняты, либо тегованы - на строительном пластике красовались граффити трущобных банд, метки обладания. Глупо было бы нарываться на драку теперь, с бессознательной Марой на руках.
Эйн боялся, что она умрет. Вспоминал Ару-Марию, ее последний, самый долгий выдох, и старательно гнал страх - Мара должна была выкарабкаться.
Должна Эйну, своей Льенне, даже проклятой Герианской Империи.
Наконец впереди показалась свободная полукруглая платформа для транспорта, и Эйн подал скайлер туда, мысленно отсчитывая про себя минуты. Приземлиться мягко не вышло, переднее колесо стукнулось о строительный пластик, из которого была сделан причал, и скайлер тряхнуло. Эйн выругался и едва удержал Мару. Ее голова безвольно мотнулась, волосы рассыпались по плечам. Показалось, что сквозь темные пряди проглядывает стальной герианский отлив.
Эйн искренне надеялся, что ему действительно показалось. Если бы блик-маскировка слетела, проблем бы стало намного больше, а их и без того было достаточно.
Мара застонала, ощущение ее чувств вернулось - очень слабое и какое-то приглушенное, а потом она пришла в себя.
- Куда тебя? - чтобы не тратить время и боясь, что она отрубится снова, спросил Эйн. - Мара, я отвезу. Но мне надо знать куда.
- Льенна... Мне надо с-сказать Льенне, - она непослушными пальцами нащупала браслет личного компа, кое-как активировала экран и тот развернулся слишком широко, Эйн даже оглянулся по сторонам, опасаясь, что они привлекали внимание.
- Она найдет тебя? Пришлет за тобой людей?
"Герианцев", мысленно исправился он, хотя Мара не заметила оговорки:
- Не сюда. К Высшему Кварталу.
Ей становилось хуже, но она упрямо держала свои чувства за стеной, только присутствие привычно ощущалось на самой границе восприятия.
- Я не смогу тебя отвезти туда, меня поймают. Отдай мне боль и лети одна.
Ему на самом деле не хотелось испытывать этого снова - чужую выворачивающую агонию, раскаленную и до тошноты настоящую. Но Эйну много чего в жизни доводилось делать, далеко не всегда то, что хотелось. Он мог бы заползти куда-нибудь, пока Мара добиралась бы до своих герианцев. Перетерпел бы как-нибудь.
- Нельзя, - кое-как выдавила она. - Слишком часто.
Она пыталась найти в древе файлов контакт Льенны, сбивалась, и начинала снова, и в конце концов, когда все-таки позвонила, отключилась опять. Эйн едва удержал ее, пока она не свалилась снова.
Эйн беспомощно смотрел на серебристые стрелки исходящего вызова, и думал о том, что скажет Льенне Элере. Сможет ли вообще относиться к ней как к обычной посторонней герианке, после того, как видел ее глазами Мары.
Льенна ответила почти сразу - ее невозмутимое лицо, будто с плаката возникло на виртуальном экране. Красивое, спокойное и не по-человечески неподвижное. Она увидела Эйна с Марой на руках, помрачнела - кажется, только герианки так умели: вроде бы и бровью не дернула, а вдоль позвоночника все равно словно лезвием провели.
- Габриэль Эйн. Что произошло?
По крайней мере она не начала кричать на него сразу и грозиться пустить на фарш.
- На нас напали, Мара ранена. Ей нужен медик, но я боюсь соваться в Высший Квартал, а сама она не долетит. Пришли за ней патруль, - рассказывать Льенне полную версию не имело смысла, и Эйн не стал тратить время.
- Как сильно она ранена? - Льенна не паниковала, не скатывалась на угрозы - и беспокойство, искреннее беспокойство, которое Эйн в ней видел, он различал только потому что знал ее. Не мог отделаться от этого ощущения - чужого, но невероятно сильного.
- Я не знаю. Повреждения внутренние. Помощь нужна как можно скорее.
Льенна кивнула, перевела взгляд куда-то в сторону - наверное, сверялась с дополнительным виртуальным экраном.
- Вы в трущобах?
- Над ними, - поправил Эйн.
- Если я пришлю за ней патруль сейчас, это привлечет нежелательное внимание. Тебе придется отвезти ее самому, - она говорила уверенно, ни капли не сомневаясь, что Эйн выполнит ее приказ. - Я отправлю тебе адрес куда лететь.
По высокомерию она ничем не отличалась от остальных герианок, но в тот момент Эйну было плевать.
- Ты вообще меня слушала? Я не могу. Меня поймают.
Льенна поморщилась и добавила:
- Возьми блик-маскировку Мары. Это не обычный покров, его нельзя снять без взлома. Такая операция занимает время. В дата-базе маскировки есть мужчина-герианец. Установи его внешность и скопируй регистрационный код, который я пришлю. В клинике никто не станет проверять подробно.
- Я раньше в глаза не видел такой покров! - она хоть понимала, что хотела невозможного. - Где он хоть снимается? Как его устанавливать?
- Успокойся. Вдохни, выдохни. Управляющий браслет Мара носит на правой руке. Я объясню, как им пользоваться. В него встроен переводчик, тебя не распознают.
Ее спокойный, абсолютно невозмутимый голос действительно отрезвлял. Помогал собраться.
И, к счастью, Льенна оказалась права. Управлять блик-покровом оказалось на удивление просто - Эйн будто вспоминал то, что и так знал. И каждое действие казалось логичными и правильными.
Он только когда нажал активацию, понял, что, наверное, это сознание Мары так влияло. Эйне не мог читать ее мысли, не видел всех ее воспоминаний, но какие-то вещи все равно просачивались.
Адрес, который прислала Льенна, находился сравнительно недалеко - по крайней мере, для скайлера Мары, мощного и маневренного. Нужно было подняться на пару городских ярусов вверх и лететь на северо-восток около пяти минут.
Эйн вел быстро, но осторожно, лавируя в потоке транспорта, и аккуратно прижимая к себе Мару. Она так и не приходила в сознание, и это тоже заставляло торопиться.
Клиника располагалась в одном из новых Кварталов, построенных уже после войны. Эта часть города не была в отрытую герианской, и контролировали ее не так сильно, как Высший Квартал, но патрулей на улицах хватало. Эйн насчитал не меньше пяти.
Льенна оказалась права - никто в клинике не стал его проверять. Разве что подал тихий мелодичный сигнал охранный сканер на входе - показывая, что взрывчатки и оружия у Эйна с собой не было. Теперь, по крайней мере - все, что он захватил из квартиры отобрал Ойлер и его люди.
В клинике было прохладно, чисто - перетекали одна в другую непривычно плавные формы. И очень тихо - герианцы не включали музыку.
На ресепшене сидела женщина-герианка, она вскочила, когда увидела Эйна с Марой на руках, немедленно активировала окно связи и вызвала помощь.
По крайней мере, этому - Эйн не был идиотом, и мог признать очевидное - людям стоило бы поучиться. И сначала помогать, а потом спрашивать электронные документы.
- Ей нужна капсула, - сказал Эйн женщине. - Я не знаю, насколько серьезные повреждения.
- Что с ней случилось?
- Сильный удар в живот.
- Эллар, посторонитесь. Мы заберем ее.
Эйн услышал справа ровный, слегка неестественный голос, и повернул голову. Герианец протягивал руки к Маре.
Почему-то возникло вдруг идиотское желание прижать ее к себе и не отдавать.
Эйн задавил его в зародыше, передал Мару:
- Осторожнее, она ранена.
Тот посмотрел на него странно, и Эйн опять мысленно обругал себя идиотом. Ни один настоящий герианец не стал бы констатировать очевидное. У них было принято молчать, если сказать нечего.
- Я просто волнуюсь за нее, - пытаясь загладить промах сказал он.
- С Девой Телурой все будет в порядке. Мы разместим ее в капсуле.
- Позовите, когда она придет в себя.
Герианец - высокий, широкоплечий и по-военному прямой - держал ее так, будто Мара ничего не весила, аккуратно и привычно, пока не подлетели магнитные носилки.
Эйн понял, что мешается и отошел к стене - там располагались места для ожидания. Он уселся, откинулся на спинку и устало потер лицо. Непривычно было видеть свои руки в маскировке. Ничего не изменилось, только расцветка, но все равно серая кожа неуловимо напрягала.
Эйн думал о том, что не такая уж большая разница была между герианцами и людьми, и ему не нравились эти мысли. Потому что разница была в главном - как жить и во что верить.
Он бы включил личный комп, залез бы в паутину, покопаться в новостях или просто побродить по ресурсам, чтобы не было скучно, но вовремя вспомнил, что герианцы так не делают. Если им нужно было ждать, они, в отличие от людей просто ждали.
Эйн зря, как потом выяснилось, опасался. Скучать ему не пришлось - дверь отворилась и в клинике появился Зайн. Несгибаемый, спокойный - он двигался с привычной легкостью бойца, и имплант на месте глаза, который выколол Леннер почти не отличался от оригинала. Разве что радужка была серебристая, не голубая.
На шее у Зайна красовалась медицинская лента.
Эйн скользнул по ленте взглядом и посмотрел вперед. Нельзя было себя выдавать, и привлекать внимание не стоило.
Он старался вести себя как герианец, то есть сидеть с каменным лицом, но Зайн все равно повернулся к нему - принялся разглядывать, не скрываясь.
Эйн понятия не имел - это потому, что на Герии так было принято, или по какой-нибудь другой причине.
Льенна сказала, что эту блик-маскировку невозможно было снять без специального взлома. Оставалось только надеяться, что она не врала.
Эйн на самом деле был паршивым актером, ему еще как-то удавалось изображать из себя послушного гражданина для каких-нибудь охранников, но общаться с герианцами он не умел. Разве что с Марой, но она вряд ли считалась, раз уж ее Эйн понимал инстинктивно, чувствовал.
Он попытался представить - если бы она умерла, как бы это было? Что бы он почувствовал?
Ему не понравились эти мысли, аж передернуло.
- Эллар, - спокойно, немного хрипло сказал Зайн. Вряд ли ему так уж легко было произносить слова, после того, как он вырвал имплант из шеи. Зайн говорил по-гериански, но Эйн сонастроил браслет блик-маскировки с собственным компом, и виртуальный наушник вполне успешно выдавал перевод.
Скорее всего, переводчик герианцы встраивали в блик-покров просто на всякий случай. Если у того, кому покров предоставлялся вдруг не обзавелся личным лингвистическим имплантом.
- Вы привезли Мару Телуру? - ровно, уверенно продолжил Зайн. В нем не было суетливости, неуверенности, он не запинался и не смущался, спрашивая абсолютно незнакомого ему человека. Точнее, герианца, кто Эйн на самом деле, Зайн знать не мог.
Скорее всего, ублюдок даже не умел - сомневаться и смущаться, и всегда делал то, что должен.
Эйн как-то вдруг вспомнил, что рассказывала Мара - Зайн отчитался перед Наместницей честно. И про плен, и про количество убитых, не пытался выгородить себя.
Достойный солдат, - говорила она.
Эйн на его месте, скорее всего, соврал бы. По крайней мере, если бы всю жизнь пахал на собственное звание и на личный кнут, и из-за подстроенной облавы мог бы их лишиться.
- Привез, - ответил Эйн. Все равно отпираться и врать смысла не было. Как он притащил Мару зафиксировали и камеры, и куча свидетелей в том же зале.
- Почему не в Высший Квартал? - ровно, равнодушно спросил Зайн. Он подозревал, чуял, как гончая, что что-то было нечисто, и Эйн радовался, что придраться на самом деле было не к чему.
- Приказ Наместницы.
Хотя можно было бы и ответить по-другому - что эта клиника оказалась ближе.
Зайн смотрел на него не мигая, а потом вдруг произнес:
- Знаешь, как я определяю, что ты человек?
Он не пошевелился, даже бровью не повел. А Эйн понимал, что - если Зайн захочет его убить - ничего не успеет сделать.
И ответить было нечего, даже как-то вскакивать или возмущаться - это выдало бы его. Герианцы так себя не вели.
Эйн, бляста, понятия не имел, как они себя вели. По крайней мере в такой ситуации.
- Легко, - так же невозмутимо ответил на собственный вопрос Зайн. - Ты сидишь как человек, двигаешься как человек. Никакая маскировка не может этого исправить. И у блик-покрова скоро закончится заряд.
- Я не враг, - сказал ему Эйн, хотя как раз это было враньем года.
- Это решит Мара Телура.
- Если я не сбегу раньше.
Хотя Эйн не обманывался, понимал, что от Зайна сбежать вряд ли сможет. Тем более из герианской клиники.
- Ты не сможешь, - ублюдок говорил спокойно, с абсолютной уверенностью в собственных силах. А ведь только недавно спасся из плена.
Хорошо его вымуштровали - научили не сомневаться. И не рассуждать.
- Даже если и не смогу. Очнется Мара и скажет меня отпустить, - он только потом сообразил, что следовало назвать ее официально, по родовому имени, а не по личному, но брать слова обратно стало поздно. - И что, ты примешь ее решение?
Зайн чуть склонил голову на бок, словно не совсем понимал вопрос. Переводчик что ли не справлялся?
- Да.
Ну да, точно. Потому что Мара была женщиной, и Зайн с самого рождения знал, что так правильно. Ее слово и ее выбор.
А о мужиков можно вытирать ноги.
- Конечно, она, - Эйн уродливо усмехнулся. - Сам-то ты ничего не можешь, ты же просто тряпка. Даже такую малость решают за тебя.
Зайн не переменился в лице, не ответил, только усмехнулся кривовато, а потом - Эйн так и не успел понять, что произошло - тяжелый герианский ботинок давил на грудь, острые ногти застыли у самого лица, и Эйн осознал вдруг, что лежит на полу, и Зайн нависает сверху.
- Люди безумны. Вы делаете все, чтобы вас били.
Он был так хорош, что Эйн его почти даже не ненавидел:
- Только тебе от этого не легче.
Зайн отпустил его, склонил голову на бок, с привычным непонимающим любопытством:
- Мне не тяжело.
Гребанный переводчик точно переводил что-нибудь неправильно.
Зайн окинул его равнодушным взглядом, бесстрастно пожал плечами:
- Мне все равно, что с тобой станет. Если ты мятежник, я тебя убью. Если агент Телуры - пусть делает с тобой, что хочет.
- А пока мы можем мило поболтать? Не интересно, кто под маскировкой? Или что, среди людей у тебя нет врагов? Никому не хотел бы отплатить? За этот глазной имплант, например?
Хорошо, что переводчик искажал голос. Иначе, быть бы Эйну мертвым. Он и сам не понимал, зачем нарывается.
Просто не так должен был вести себя тот, кто побывал в плену и лишился всего - статуса, к которому шел всю жизнь, кнута, глаза в конце концов.
Мара говорила о Зайне "он подавлен", но ничерта ублюдок не казался подавленным. Или же она знала о нем что-то, чего не видел Эйн.
Зайн схватил его снова, вздернул на ноги как куклу - сильный урод. Припечатал спиной к стене.
Остальные герианцы в зале смотрели с легким отвлеченным любопытством.
- Откуда ты знаешь? - ровно, противоестественно ровно спросил Зайн. Его глаза - настоящий, такого же цвета, как у Мары, и белесый имплант - были очень близко. И Эйн теперь видел - Зайн был в ярости. Просто ярость у него была ледяной, не огненной.
- Мара... - кое-как прохрипел сквозь хватку на горле Эйн. - Мара попросила найти тех, кто на тебя напал.
Зайн отпустил его.
- Эллар, - к ним подошел тот герианец, который забрал Мару, коротко кивнул. - Дева Телура пришла в себя и зовет вас.
Эйн демонстративно откашлялся и одернул одежду:
- Тогда лучше не заставлять ее ждать. У нее тяжелая рука.
Он бросил на Зайна многозначительный взгляд: понял ублюдок, тронешь меня еще раз и огребешь от стальной девы. Хотя Эйна она никогда не стала бы бить.
Почему-то он в это верил.
Зайн не отреагировал, пошел в сторону отсека с медкапсулами. Эйн поморщился - горло болело - и пошел следом.
Воткнуть бы тебе нож в спину, тварь. Чтобы не зазнавался.
Герианская медкапсула выглядела отвратительно, меньше всего она напоминала технику и больше всего какой-то ублюдочный гибрид мутанта и железа: органические отростки обвивали тело Мары, кое-где впивались иглами в кожу. Эйн не знал, как эта дрянь действует, знал только факты - помогало такое лечение намного быстрее и эффективнее всего, что создали на Земле. Через несколько часов после полноценного заряда из игольника в грудь, если герианец выживал, он возвращался в строй.
Повреждения Мары были совсем не такими серьезными, по крайней мере, Эйн на это надеялся.
Бокс с капсулами был просторным, вытянутым, но кроме Мары других пациентов в нем не было. Вообще никого не было, даже оператор куда-то свалил. Хотя по идее должен был находиться неподалеку.
Зайн подошел ближе, привычно опустился на одно колено, склонил голову:
- Дева Телура.
- Эллар Зайн.
Она обращалась к нему официально: "эллар", как к равному, и Эйн еще отметил, что это довольно странно. Раз уж Зайн даже до плена был по статусу ниже нее.
- Вас доставил человек под блик-маскировкой, - он спокойно кивнул в сторону Эйна. Видимо, его ни капли не смущало, что становиться на колени в присутствии потенциального врага - плохая идея. Если бы Эйн и вправду вздумал напасть, Зайн со своим пафосом и показухой сильно потерял бы в маневренности.
С другой стороны, в присутствии девы, скорее всего, ублюдок чувствовал себя в безопасности. Дева могла размазать Эйна одной мыслью, быстрее, чем он успел бы напасть.
- Это мой агент, эллар. Все в порядке.
- Почему он не становится на колени?
Эйн чуть не ляпнул в ответ "а тебе-то что?", но вовремя одумался.
Он все же не был идиотом и не стал устраивать сцен: опустился на одно колено, вопросительно посмотрел на Мару.
Когда-то он стоял на коленях перед Рьяррой и ненавидел и ее, и себя. Сложно было теперь не думать о том времени, не вспоминать. Эйн только надеялся, что Мара скажет ему подняться.
- На оба колена, - спокойно сказала она. - На одно опускаются только герианцы высокого статуса.
Ее слова, выражение лица были спокойными и отстраненными, Мара не злилась, даже не требовала. Она просто поясняла, чего хотела от Эйна и почему. Да он и сам мог догадаться: при Зайне она не могла позволить человеку лишнего, это вызвало бы подозрения.
Но это все равно было Эйну ненавистно.
Он тяжело подогнул под себя вторую ногу, с вызовом посмотрел на Мару.
Ну что? Достаточно с меня?
Зайн схватил его сзади за шею, и ткнул носом в пол, Эйн едва успел подставить руки. Вот же ублюдок.
- Не нужно, эллар, - спокойно заметила Мара.
- Он просто меня раздражал, - фыркнул Зайн. Эйн даже голову повернул, потому что тот впервые позволил себе показать эмоции так явно - усмехнулся, кривовато и открыто. Совершенно не опасаясь получить за это кнутом.
Мара не одернула его, даже не отчитала. Зайн убрал руку сам, видимо, наигрался. Он встал, и Эйн последовал его примеру, демонстративно отряхнулся.
Странно, что Зайн не задавал вопросов, не выспрашивал у Мары, кто и при каких обстоятельствах ее ранил - Эйн на его месте не стал бы молчать, но видимо, в том интернате, где растили герианцев, в них сразу вбивали правила поведения. И эти правила запрещали слишком много знать.
- Почему вы здесь? - спросила Мара.
- Пришел настроить имплант, - и вдруг - Эйн навсегда запомнил момент, Зайн нахмурился и добавил. - Болит. Мешает спать, и я все время думаю о том, что будет со мной дальше.
Он говорил спокойно, взвешено, и Эйн даже не понял, зачем. Ведь не мог же он и правда рассчитывать, что Мара сейчас станет его утешать?
Но она стала.
- Вы пострадали, Зайн, - непривычно мягко ответила она, и Эйн ощутил отголосок ее чувств - сожаления и вины. - Вы ослаблены и потому сомневаетесь. Но вы справитесь, восстановитесь, и вернете все, что потеряли. Ваш статус, ваш кнут и ваша сила достались вам не случайно. Это не стечение обстоятельств и не слепое везение. Вы добились их один раз. Если захотите, добьетесь снова.
Она говорила искренне, верила в каждое слово - и хотела утешить. Врага, того, кто работал и преданно служил Стальной Суке, кого послали на Землю, возможно убить Мару и Льенну.
И все равно она делала все, чтобы Зайн вернулся на свою Герию невредимым, чтобы убрать его не убивая.
- Вы знаете, дева Телура, это не так легко начинать все заново.
- Вас признают и уважают. Можно отобрать у вас кнут, но нельзя отобрать память у тех, кто вас знает. Вы не начинаете сначала.
Зайн выдохнул, долго и раздраженно, и вдруг как будто расслабился, что-то в нем - стальная воля, контроль, который Эйн уже привык считать врожденным - будто ослабило хватку. И вместо вымуштрованного пса, вместо идеального солдата Эйн вдруг увидел обычного усталого мужика, который способен был сомневаться и мучиться от боли.
Казалось невероятным, что Зайн говорил это Маре. Говорил при посторонних, при человеке. Открывался, показывая уязвимость. Видимо, эта мысль, эти сомнения оказались слишком громкими, Мара уловила и ее сознание окрасилось непониманием - синим и каким-то прохладным. Конечно, Зайн не боялся открываться при посторонних. Он был сильным, уверенным в себе. Герианцем со стальной волей, и ни плен, ни сомнения этого не меняли. Что Эйн мог ему сделать?
И, естественно, Зайн обращался к стальной деве. Не имело значения, что она была его врагом. Мужчина мог прийти к ней за утешением, и она бы выслушала. Не отмахнулась бы и ответила честно.
Сама мысль о том, что у герианцев это было так просто, едва укладывалась в голове. И почему тогда их мужики не превращались в слабохарактерных нытиков, которые прибегали бы плакаться к девам при первой же возможности?
А потом Эйн вспомнил, как их растили, и понял почему. К тому моменту, как они становились взрослыми, после Испытания и многих лет обучения, герианцы не побежали бы к деве плакаться о мелочах.
К тому же, - в голове мелькнуло мыслью, частью знания, которое передала Мара, - если дева считала, что ее потревожили несправедливо, она вполне могла стегануть кнутом. Не насмерть, конечно, но неприятно.
И что? У вас нет баб, которые злоупотребляют? И бьют в ответ просто потому что не хотят слушать и "утешать".
Мара ответила ему тоже мысленно - за такое можно было подать в суд. А там уже судья решала, кто был прав. Иногда наказание назначали обоим.
- Что, если имплант все меняет? - спросил Зайн. - Что если я потерял глаз, и теперь не смогу вернуть себе кнут?
Мара улыбнулась ему одними уголками губ:
- У вас красивые глаза, эллар, но не настолько, чтобы за них давали статус. Поверьте, отсутствие одного, или даже обоих ни на что не повлияет.
А Эйн подумал, насколько для него самого это было абсурдно: Зайн, который мог выйти против шестерых вооруженных людей с кнутом, который дрался, как монстр из кошмаров, который вырвал горловой имплант, не моргнув и глазом - пришел за утешением к деве, опутанной медкапсулой.
И ни его, ни ее ничто в этом раскладе не смущало.
Интересно, почему ублюдок не обратился к Рьярре. Боялся, что она не станет слушать?
Или же она просто была слишком занята, отстаивая его кнут и задницу в герианском совете?
- Вы умеете говорить вещи, которые я и сам знаю, дева Телура, так, что вам хочется верить, - сказал Зайн.
Мара едва заметно пожала плечами, коротко склонила голову, принимая похвалу, хотя Эйн в принципе думал, что за такое герианцам светила пара ударов.
- Я не сказала вам ничего нового.
Зайн кивнул в ответ, и сменил тему:
- Насколько серьезны ваши повреждения?
- Через час я смогу вернуться к работе.
Да, в земной капсуле ей пришлось бы проваляться до вечера как минимум.
- Мне забрать человека до вашего возвращения?
- А меня ты спросить не хочешь? - поинтересовался у него Эйн. Хотя, конечно, никто не собирался его спрашивать. Даже сама мысль казалась идиотской до смешного. Кто бы на Герии стал слушать человека?
Зайн ему даже не ответил, только повернул голову, смерил тяжелым взглядом.
Да, он был сильнее и знал об этом. А Эйн знал, что не все и не всегда решает сила, и именно потому смог изловить Зайна и держать его в плену.
- Не стоит. Мне нужно поговорить с ним. Вы можете идти, эллар.
Переводчик интерпретировал это ее "можете идти" как-то странно. Высветил несколько поясняющих предупреждений, видимых только Эйну.
Что-то про "устойчивую уважительную конструкцию", женское обращение.
Зайн опустился на одно колено, низко склонил голову:
- Будьте осторожны, дева Телура. На этой планете легко недооценивать опасность.
Зайн ушел, а Эйн боролся с желанием показать средний палец закрывшейся за ним двери.
- Отлично вообще. Мудак, который хочет избавиться от тебя и твоей Наместницы советует быть поосторожнее.
Мара склонила голову на бок, с интересом спросила:
- У вас это не принято? Проявлять уважение к противнику.
- Предупреждать не принято. У нас как-то больше верят в то, что главное добиться цели, а каким способом уже не важно.
- Не удивительно, что вы проиграли, - спокойно отозвалась она. - Это поведение детей. Пытаться получить желаемое любыми способами, без оглядки на то, чем жертвуешь в процессе.
Эйн фыркнул:
- Ты мне еще про военную честь расскажи. Ничем мы не жертвовали, и не сомневайся, любую возможность поубивать побольше герианцев использовали на полную. Любую вашу ошибку, даже самую крохотную. Я об этом не жалею. И если нужно будет воевать снова, я снова буду воевать так.
Он думал, что она разозлится, даже хотел этого, потому что вот это отношение, искренняя вера в то, что Эйн воевал и действовал неправильно, хотя ради Земли он был готов на все, бесили до красной пелены. Что Мара вообще знала о войне? Окуналась ли хоть раз в это дерьмо с головой, чувствовала ли отчаяние, когда все, что было ей дорого рушилось прямо на глазах? Была ли она хоть раз на стороне тех, кто проигрывает, кто теряет?
- Потому что ты дерешься как слабый, Габриэль, - ровно, невозмутимо отозвалась она. - Вы и вся ваша планета. Вы боитесь воевать достойно, не жертвуя своей совестью и честью, потому что не верите, что сможете победить без уловок, без подлости и грязи. Вы воюете в страхе, ужас перед смертью и поражением заставляет вас отказываться от собственного достоинства. Не жажда победы ведет вас вперед, а страх, бесконечный, неистребимый страх. И ты веришь, что вы сможете победить нас? Слабые испуганные дети, которые даже себе не хозяева? Которые готовы выкинуть собственное достоинство ради крохотного преимущества перед врагом? Те, у кого нет ни чести, ни воли? Кто бросает своих раненых, минирует трупы друзей. Ты безумен, если думаешь, что такие солдаты могут что-то нам сделать.
Она говорила, а он вспоминал войну, и больше всего хотел подойти и ударить - съездить Маре кулаком по лицу, как мужику, как равному, от души. Сам не понимал, почему оставался на месте:
- Расскажи это тем вашим, кого я убил. Расскажи их семьям, какой я слабый, что я дерусь как ребенок. Расскажи, как неправильно и подло минировать трупы друзей. А я расскажу тебе о тех, кто выжил благодаря этой "подлости". О том, как выигрываются войны и что это тебе не красивые теории из ваших Интернатов, где вам забивают голову дурью и этим героическим пафосом.
Она откинула голову назад, смерила его спокойным взглядом. Бесстрастным, нечеловеческим:
- Ты ничего не расскажешь мне о том, как выигрываются войны, Габриэль. Свою войну ты проиграл. Если ты надеешься это исправить, тебе придется вырасти и начать воевать, как взрослый.
Это стало последней каплей - то, что она, именно она учила его воевать.
- Знаешь, что? Иди-ка ты к блясте, сука. И свои нравоучения забери с собой. Имел я и тебя, и твое мнение.
Боль накатила волной, сбила с ног - совершенно внезапно, взорвалась внутри как световая граната. Эйн рухнул на пол, не в состоянии даже кричать, инстинктивно потянулся к Маре, не соображая, что делает: помоги, больно.
С ее стороны была только злость. Холодная, стальная. Потом не осталось ничего.
Боль тоже исчезла.
Эйн с трудом сел, руки тряслись как у старика, и от ненависти к Маре горчило внутри.
Молчание между ними звенело от напряжения.
- Ты не герианец, Габриэль, - сказала наконец она. - Я понимаю это, и на многие вещи закрываю глаза. Но и я не человеческая женщина. Поэтому не на все. Думай, как считаешь нужным, действуй сам, пока ты не причиняешь вреда мне и Льенне. Добивайся своих целей.
Эйн усмехнулся сквозь боль:
- Не тяни, говори уже свое "но".
- Но, если ты еще раз позволишь себе подобное, я снова тебя накажу.
Кажется, в тот момент он ненавидел ее даже больше, чем Рьярру. По крайней мере, в Рьярре Эйн никогда не ошибался.
- Я связана с тобой, - спокойно сказала Мара. - Мне не все равно, что с тобой будет. Это не значит, что я позволю тебе говорить и делать все, что вздумается.
Он рассмеялся и звук получился хриплым и уродливым:
- Конечно, нет. Ты же такая хорошая, как можно называть тебя плохими словами?
Он подавил желание сплюнуть на пол, передернулся.
- Ты принял мою метку и принял мою помощь, - поджав губы, напомнила Мара. - Принимай и мои требования. Я прошу о малом.
- Или что? Если тебе опять что-то не понравится, ты будешь бить меня, как зарвавшуюся собаку? Ставить на колени, как твоя подружка Рьярра? Рассказать, что она со мной делала? Может быть, почерпнешь пару идей, - его несло, Эйн даже сам это понимал. - Ты называешь меня ребенком, думаешь, что я живу в страхе, но у меня для тебя плохие новости. Я не боюсь твоих трюков, твоего вонючего кнута. Ты ничего не можешь мне сделать. И поэтому называть я тебя буду так, как ты того заслуживаешь.
Он был готов к новой волне боли, к ярости, к тому даже, что Мара потеряет контроль. Но она смотрела равнодушно и спокойно. И чувства ее - острые, ледяные - заставляли что-то внутри сжиматься от страха. Эйн вдруг вспомнил ее такой, какой увидел на мосту Ойлера. Ее решимость, ее мастерство. Ее способность добиваться желаемого, несмотря ни на что.
А потом она вдруг кивнула и что-то внутри Эйна отпустило - как будто разжались острые ледяные когти.
- Хорошо, - сказала она.
Это было так неожиданно, что Эйн даже переспросил:
- Хорошо?
- Ты сказал сам, что станешь называть меня так, как я того заслуживаю. Этого достаточно.
Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- А что, если я решу, что ничего кроме "суки" ты не заслуживаешь?
- Ты будешь неправ, - заметила она. - И я действительно ударю тебя и поставлю на колени.
Она перестала держать дистанцию, ее сознание стало намного ближе, и Эйн просто почувствовал и увидел - мир ее глазами. И себя.
Для Мары все было очень просто. Ее растили с верой в то, что оскорбления смываются болью. Что за них можно и нужно назначать наказания.
Ты много сил вкладываешь в себя, в то, чем хочешь стать. Ты не рождаешься с правом на жизнь, на признание и уважение. Ты добиваешься их сам, создаешь свое право или умираешь в процессе. Тот, кто пытается обесценить твои усилия, заслуживает удара в ответ.
Она позволяла Эйну многое - больше, чем любому другому мужчине, потому что Эйн был человеком. Он не знал законов Герии, не понимал последствий своих слов. Хотя, тут он позволил себе усмехнуться, ни одному герианцу даже в голову не пришло бы назвать стальную деву сукой.
В этот раз, Эйн перешел границу того, на что Мара готова была закрыть глаза. Дело было даже не в том, как он ее назвал, а за что и при каких обстоятельствах.
Ее это задело - достаточно сильно, чтобы ударить в ответ.