Рэйст Анастасия. Диверсант

Диверсант

- Кэролин Райс, двадцать четыре года, сотрудница Юго-Западного Аккредитованного Центра Разработок Лекарственных Средств и Биологически Активных Добавок, - читает он хорошо поставленным голосом.

В этом голосе слышны спокойствие и усталость. Я не вижу его глаз, быстро скользящих по напечатанным строчкам, но думаю, что в них отражаются те же эмоции.

- Все верно? - он переворачивает страницу.

Я киваю. Конечно, верно, ведь вы уже двадцать минут листаете мое личное дело, господин адвокат. Не поверю, что оно только сейчас оказалось в ваших руках.

Он поднимает глаза от документов и смотрит на меня пронизывающим взглядом, от которого по телу невольно начинают бегать мурашки. А может быть дело не во взгляде, а в обстановке в целом? Более мрачного места мне посещать не приходилось. Хотя, комната для разговора тет-а-тет с подсудимым и не должна предполагать уюта.

Я делаю глубокий вдох. Надеюсь, что это поможет сосредоточиться, но в голову со всех сторон лезут непрошеные мысли и воспоминания.

Месяц оплачиваемой стажировки в должности лаборанта в престижном Центре разработок, три с половиной года последующей безупречной работы. И вот, почти четыре года спустя, я сижу на жестком стуле в маленькой комнате с зеркалом, а за столом напротив неторопливо листает документы мой адвокат, любезно предоставленный государством. Кто бы мог подумать, что все так обернется?

Точно не та наивная девчонка, окрыленная радужными мыслями, какой я была несколько лет назад. Как только переступила порог Института с красным дипломом в руках и горой знаний в голове, я мечтала хотя бы прикоснуться к тому волшебному миру, где все работают на благо человечества. Миру, где одни люди создают лекарства, чтобы спасать миллионы других. Я помню, как танцевала в кафе после звонка из Центра, когда девушка на другом конце провода сообщила, что они хотят взять меня на стажировку с возможным последующим трудоустройством. Тогда меня не волновали ни зарплата, ни социальный пакет. Я была счастлива от одной мысли, что стала частью этой огромной вселенной под названием "Фармацевтическая отрасль".

Глупая девчонка в розовых очках. Со вздохом поднимаю глаза от серой поверхности стола и встречаюсь взглядом с адвокатом. Неужели он все еще ждет моего ответа?

- Я хочу кое-что тебе показать, - в любой другой ситуации я, скорее всего, возмутилась бы и потребовала обращаться на "Вы" к моей, пусть и скромной, персоне. Но в данном случае его уверенный, покровительственный тон даже не предполагает подобной мысли.

Он достает из портфеля дорогой планшет в чехле из коричневой кожи и кладет на стол. Из груди против воли вырывается тяжкий вздох, голова сама собой опускается

- Одиннадцать раз, - по его взгляду и молчанию я понимаю, что ему не совсем ясен смысл фразы, приходится пояснить. - Прокурор показывал мне запись одиннадцать раз.

- Мы не будем смотреть видео. Уверен, ты лучше меня знаешь его содержание.

Я усмехаюсь. Еще бы ни знать...

Несколько порхающих движений его пальцев, и экран начинает светиться.

- Двести девяносто три миллиона просмотров за сутки, - он показывает крохотную цифру в правом нижнем углу. - Это больше, чем собрал трейлер самого ожидаемого в этом году фильма. Что ты на это скажешь?

- Похоже, я новая звезда видеохостингов, - я слегка пожимаю плечом, надеясь, что глупая шутка поможет отогнать мерзко-липкое чувство тревоги.

Не помогает. И он, сидя напротив, отлично это понимает.

- Что ты натворила?

Я удивленно поднимаю брови в ответ на его вопрос и пытаюсь что-то разглядеть за той маской, которая сейчас скрывает его лицо, но не могу.

- Мне казалось, что адвокату должны были предоставить всю информацию по делу, - киваю на папку, лежащую перед ним.

- Видимо, я неверно выразился, - он закрывает папку и складывает руки в замок сверху. - Я знаком с материалами дела, но меня интересует, какое значение произошедшее имеет лично для тебя.

- Хотите знать мои мотивы? - у меня возникает неприятное чувство, будто говорю с обвинителем, который пытается меня запутать.

- Я хочу знать, какие ты видишь последствия.

Последствия для чего? Для меня? Для общества? Или для фармацевтической отрасли? Подозреваю, это будут разные последствия.

Разумеется, я не хочу отвечать на его вопрос. Да и с чего бы? Опускаю голову, отвожу взгляд в сторону, только бы не видеть таких мудрых и понимающих глаз напротив. Слова сами собой рвутся наружу. Закусываю губу в попытке остановить их и себя, но тщетно.

- Я разоблачила заговор, тщательно скрываемый ото всех, самыми разными способами на самых разных уровнях. Я показала людям, что от болезней можно излечиться раз и навсегда, и что лекарства не так нужны, как нам пытаются внушить производители и продавцы. Я поставила под угрозу существование целой системы, - слова льются из меня сплошным потоком, и я не в силах их остановить. - За это меня, скорее всего, закроют в камере или больничной палате, сотрут любые упоминания о моей персоне, как и то многострадальное видео. Вот какие будут последствия.

Он не перебивает, но, кажется, и не слушает. Просто сидит и смотрит на меня, погруженный глубоко в свои мысли.

- Уверен, у тебя были причины поступить так, как ты поступила, - я даже не уверена, что он обращается ко мне, скорее, продолжает какой-то внутренний монолог.

Причины? Перечислить их в алфавитном порядке или в порядке значимости? Вот только я не уверена, что вы готовы их услышать и понять. Я бы на вашем месте не поняла. Но спросите, знала ли я с самого начала на что иду? Конечно, знала. Поступила бы я так снова? Не раздумывая.

***

Тик-так, тик-так, тик-так... Девять часов. В лаборатории закончилась смена. Сейчас девочки начнут собираться домой. Нужно подождать еще немного.

Тик-так, тик-так, тик-так... Девять ноль три. Было бы проще, если бы архив находился ближе к раздевалке, и я могла бы слышать, что происходит за дверью. Жаль, что не я делала планировку Центра.

Тик-так, тик-так, тик-так... Девять ноль пять. Ждать. Нужно ждать. Просто сидеть и ждать.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук... Это часы или мое сердце? Такое чувство, что оно сейчас проломит ребра и выскочит наружу.

Девять одиннадцать. Развозка уезжает ровно в девять пятнадцать. Через четыре минуты никого не останется на территории Центра. Я выйду через девять минут.

Девять двадцать. Дверь за мной закрывается с легким щелчком. Наконец-то. Больше всего на свете ненавижу ожидание и неопределенность. Когда начинаешь действовать, не остается времени на размышления, сомнения и страхи.

Окруженная темнотой я сама себе кажусь тенью. Звук шагов почти не слышен. Не зря за это покрытие руководство отвалило почти два миллиона долларов. Кто бы мог представить, что желание начальства покрасоваться и пустить пыль в глаза клиентам будет на руку и сотрудникам тоже. Хотя вряд ли руководители думали о моем удобстве, когда подписывали контракт с подрядчиками.

Тихо и быстро выскальзываю на лестницу. Поднимаюсь, стараясь держаться как можно ближе к стене. В голову почему-то приходят воспоминания о том, что винтовые лестницы в средневековых башнях закручены по часовой стрелке специально, чтобы защитникам было проще обороняться. С чего бы мне думать об этом? Я не в башне. И тем более не защитник. По крайней мере, не защитник этой башни точно.

Площадка третьего этажа. Дверь в санпропускник лаборатории. Черная пластинка с двумя зелеными огоньками на стене рядом с дверью - система контроля допуска, чтобы никто посторонний не смог проникнуть внутрь.

***

- Как ты это сделала? - он ничего не записывает, просто сидит, откинувшись на спинку стула, и слушает, - Как ты обошла систему?

- Зачем вы спрашиваете, если уже знаете ответ?

На его лице на секунду появляется лукавая улыбка. В следующий миг она исчезает.

***

Дело в том, что я уже давно не посторонний. Специалист Внутренней инспекционной службы (ВИС) Центра кроме постоянной загруженности и ворохов документации обладает еще одним сомнительным преимуществом. Мне приходится часто встречаться с сотрудниками других подразделений. Обычно встречи происходят на их рабочих местах. Такие уж издержки должности, нужно за всеми бегать. И так как встречать меня - дело не для занятых начальников, то с легкой руки руководителя Отдела безопасности мне предоставили доступ почти во все подразделения.

Вот так получилось, что крошечный недосмотр начальников и репутация пай-девочки в буквальном смысле открыли для меня все двери Центра. Ладно, не буду хвастаться. Не все. Но подвальные и технические помещения меня мало касаются. Сейчас главное, что система допуска на двери санпропускника с тихим писком пропустила меня внутрь.

А ведь еще можно уйти. Закрыть дверь с наружной стороны, спуститься на первый этаж и выйти, сделав вид, что задержалась, подготавливая бумаги для встречи гостей. Вот только это, возможно, единственный шанс что-то изменить. Я не могу его упустить.

***

- Ты знала, кто будет среди гостей?

- Нет, - я слегка качаю головой.

Он продолжает пристально смотреть на меня. Кажется, он действительно заранее знает ответы на все свои вопросы.

- Не совсем, - я сдаюсь. - Я знала, что в Центр прибудет важная делегация. Возможно, потенциальные клиенты или инвесторы. Нас предупредили только о том, что нужно выглядеть самым презентабельным образом и соблюдать дресс-код. Я предполагала, что среди гостей будут журналисты и репортеры, но никак не ожидала увидеть инспекторов Министерства.

- Тем не менее, от задуманного не отказалась? - фраза звучит, словно мысли вслух или риторический вопрос.

Я пожимаю плечами и опускаю глаза. Наверное, он сочтет это стыдом, а может быть даже раскаянием. Но мне стыдно не за свои поступки, а за то, что я так долго была слепа.

***

Делаю широкий шаг - совсем незачем оставлять свои следы на липком коврике, да и от звука, с которым от него отлепляешь ноги, меня всегда передергивало. Можно было бы, конечно, включить свет, но темнота почему-то кажется более правильной и уместной. Главное, не забыть закрыть за собой дверь, иначе выход с другой стороны в лабораторию не откроется. Необходимость сохранять разницу давлений никто не отменял.

Один шаг, второй, третий. Наощупь нахожу скамью для переодевания. По привычке сажусь на нее и перекидываю ноги. Глупая девчонка. Можно подумать, ты переодеваешься сейчас по всем правилам и нормам. Могла бы и просто перешагнуть, а не выпендриваться. Ладно, что уж тут поделаешь, привычка - вторая натура.

Еще три шага к выходу из санпропускника. Прохожу мимо зеркала, из него сейчас должна смотреть испуганная, всклокоченная девушка, но в темноте я замечаю только легкое движение в том месте, где должно находиться мое отражение.

Год назад я стояла бы до последнего, оправдывая их и убеждая других и саму себя, что все происходящее - не более чем досадное совпадение или ошибка. Год назад, но не теперь. Теперь я почти не сомневаюсь в том, что все делаю правильно. Почти...

Очередная пластинка с зелеными огоньками тихо пищит, и металлическая ручка, покорная моей воле, опускается вниз.

Лаборатория. Конец и цель моей вылазки. Отчего-то становится жарко. Я облизываю пересохшие губы и глубже вдыхаю резко уплотнившийся воздух. Как бы мне этого ни хотелось, но теперь свет придется включить. Здесь я не настолько хорошо ориентируюсь, чтобы играть в жмурки. В лаборатории нет окон, никто не увидит зажженных ламп.

Осторожно, стараясь не шуметь, двигаюсь вдоль ряда вытяжных шкафов. Вот за этой дверью - помещение мойки и хранения лабораторной посуды, а за следующей - архив документации. Прохожу мимо них и останавливаюсь напротив третьей двери. Помещение, где проводятся исследования культур клеток и тканей. Подношу браслет к пластинке и только сейчас замечаю, как сильно дрожит рука. Да и не только она. Меня всю колотит, словно в ознобе.

"Ты можешь уйти, - упрямо твердит голос в голове. - Тебе не обязательно открывать эту дверь и заходить внутрь. Просто опусти руку, развернись и уходи".

Я словно во сне вижу, как опускается моя рука с зажатым в ладони браслетом, как я медленно, будто кукла, разворачиваюсь и иду назад к двери санпропускника. Шаг за шагом приближается дверь, отделяющая меня от выхода из лаборатории.

"Выйди из Центра и постарайся раз и навсегда забыть все то, о чем знаешь, - продолжает увещевать внутренний голос. - Ты ничего не изменишь".

Я останавливаюсь у самого выхода.

- Я должна попытаться.

"Тогда ты знаешь, что нужно делать".

Я резко разворачиваюсь и быстрым шагом возвращаюсь к заветной двери. Подношу браслет к пластинке и замираю. Я ни разу не заходила в это помещение. Вдруг, у меня нет доступа?

***

- Ты все-таки хотела уйти из лаборатории?

Я вздыхаю. Он действительно не понимает или просто хочет услышать мое объяснение?

- Вам не знакомо сомнение? - я протягиваю руку и беру со стола листок бумаги из стопки, которая все это время лежала передо мной, видимо, подготовленная для чистосердечного признания.

Он не препятствует, лишь заинтересованно смотрит, что я буду делать дальше. Я складываю лист пополам.

- Никогда не приходилось чувствовать страх, принимая решение? - загибаю два верхних уголка к центру. - Или сомневаться в том, правильно ли ты поступаешь.

- Если ты сомневалась в правильности своего поступка, почему не остановилась и не ушла, когда была возможность?

Нотки сочувствия проскальзывают в его голосе. Я поднимаю взгляд от сложенного листа и смотрю в его глаза, полные стремления услышать и понять, а еще полные чего-то слишком похожего на жалость и сожаление.

- Я не сомневалась в правильности поступка, только в том, хватит ли у меня сил совершить задуманное.

***

Несколько секунд в голове упрямо бьется лишь одна мысль: "Сработает или нет?". Но есть только один способ это выяснить. Подношу браслет ближе к пластине и задерживаю дыхание, как будто это поможет.

Раздается тихий писк. Дверь легко распахивается.

Я никогда не была здесь, но на планах и схемах разглядывала это помещение так часто, что смогу воссоздать с закрытыми глазами.

Климат-камеры с образцами и зараженными культурами занимают почти все помещение, кроме дальнего угла, где находится бокс для исследований. В нем уже подготовлены наиболее показательные образцы, чтобы впечатлить гостей. Не зря начальница лаборатории и ее заместитель провели здесь чуть ли не весь день. Странно, что после окончания рабочей смены не остались.

Сердце отмеряет секунды тяжелыми ударами. Оборудование в лаборатории работает круглосуточно, за шумом моторов климат-камер и вентиляции не слышно той оглушающей и давящей тишины, которая была моим спутником в коридоре и санпропускнике. Чуть приободрившись, я подхожу к боксу и заглядываю внутрь через прозрачное стекло.

Передо мной два стеклянных подноса с отсеками, заполненными образцами зараженных культур. Над каждым отсеком поблескивает индивидуальный дозатор, видимо, с препаратом, подготовленным для демонстрации его фармакологического действия. Шестьдесят образцов. Ого! Да они, кажется, всерьез решили поразить гостей.

Ну что ж. Гости непременно будут поражены. Я не могу сдержать торжествующей улыбки, хотя впереди остается главная часть плана. На приготовление нужной концентрации каждого препарата уйдет около десяти минут. Хорошо, что я сдала практикум по аналитической химии на отлично в Институте. Надеюсь, с тех пор, я не утратила навык. Главное, уходя, не забыть установить камеру так, чтобы были видны образцы и лица гостей, которые будут стоять в дверях. Остается не так много времени. Нужно торопиться.

***

- Ты знала, сколько образцов препаратов находилось в лаборатории в тот момент? - он постукивает ручкой по столу и старается делать вид, будто его совсем не интересуют мои манипуляции с листом бумаги.

- Сто шестнадцать.

Я ответила после того, как он задал вопрос или до? Да какая, впрочем, разница. Он поднимает голову и удивленно смотрит мне в лицо.

- Откуда такая точность?

Если бы у меня и были сообщники, я бы никому не назвала их. Даже своему адвокату. Пусть думает, что это я тот гениальный хакер, который взломал полсотни самых популярных видео-ресурсов и запустил онлайн-трансляцию. Я загибаю два нижних угла и ловким движением превращаю бумажный треугольник в ромб.

- В тот день я проводила инспекцию в лаборатории и проверяла их журналы, - загибаю еще два угла и повторяю фокус с треугольником. - Заниматься документацией отвратительно скучно, но в этом есть и свои плюсы.

***

День Икс. Кажется, большего шика-блеска-марафета в Центре никогда не наводили. Ну, еще бы. Такое событие! Прибытие делегации. Один гость важнее другого: директора компаний-производителей лекарств (по совместительству - наши потенциальные клиенты, или уже не потенциальные, если контракт подписан), представители Министерства Здоровья и Благополучия Населения (наши инспектора-проверяющие), журналисты и фотографы (куда же без них). Красивые девушки-секретарши (а по должностной инструкции - ассистенты по особым вопросам) наряжают всех в VIP-халаты с эмблемой Центра, специальную VIP-обувь и VIP-перчатки. VIP-шапочки и VIP-маски гостям выдавать не стали. Конечно, они ведь должны хорошо выглядеть на фотографиях. Интересно, а на предприятиях, производящих препараты непосредственно для продажи людям, они тоже проходят в облегченном варианте униформы? Почти уверена, что да. Ведь всемогущее руководство не может выделять из себя вредные и опасные частицы, как простые смертные. А, значит, и правила "черни" для них неприменимы.

Наконец, после краткого инструктажа вся эта процессия радостно и беззаботно отправляется на экскурсию в сопровождении моего начальства. Кому, как не светилам Центра, представлять свое детище гостям и инвесторам? Вот только свое ли? Сколько генеральных директоров в наше время могут похвастаться тем, что сами что-то создали с нуля, а не получили вожжи управления от стареющих родственников?

Я аккуратно пристраиваюсь в конце колонны визитеров. Всегда удивлялась тому, как обезличивает людей белый халат. Надень его, и ты свой в любом обществе, где носят такие же.

Группа медленно переходит из одного помещения Центра в другое. И я вместе с ними, изо всех сил стараясь скрыть волнение, идти неторопливо, меньше глазеть на людей вокруг и больше на интерьер, словно вижу его в первый раз. Меня не должны заметить. До поры до времени.

Последним аккордом, гвоздем программы, должна стать демонстрация гостям наших разработок. Незабываемое зрелище по окончании осмотра гостям пообещали еще при входе, поэтому с его приближением все больше ощущается возбуждение и нетерпеливое ожидание публики. Похоже, несмотря на мой внутренний настрой и уверенность, окружающее волнение дает о себе знать. Чем ближе к концу подходит экскурсия, тем сильнее начинает биться сердце, чаще пропадает дыхание, а внутренности, словно скручивает стальным жгутом. Наверное, так чувствует себя человек, поднимаясь на эшафот. Я сильнее сжимаю крошечный брелок в кармане халата. Одно нажатие на кнопку, и меня услышит и увидит весь мир.

И вот оно, то самое зрелище, ради которого все терпели двухчасовую экскурсию. Гости и сопровождающие застывают в благоговейной тишине, директор Центра произносит последние слова пламенной речи и нажимает кнопку на панели управления дозаторов. Ужасно хочется раствориться в воздухе или распахнуть дверь и убежать, но ноги словно приросли к полу, а все тело как будто онемело. Не могу сделать ни шагу в сторону. Просто стою и смотрю. И все сильнее сжимаю в кулаке заветный брелок. Кажется, только он сейчас не дает мне поддаться бесконтрольной панике. Глубоко вдохнув, я нажимаю на кнопку. Устройство отзывается легкой вибрацией, словно оно не меньше меня нервничает перед этим мгновением.

Не могу удержаться, чтобы не скользнуть взглядом по месту, где установлена камера и возвращаюсь к зрелищу, происходящему в боксе. Будто в замедленной съемке я вижу, как пластиковые наконечники опускаются навстречу образцам. Вижу, как на зараженные культуры выпрыскиваются дозы препаратов. Точно рассчитанные мной дозы. Вижу, как исцеляющие капли медленно проникают в глубину образцов, трансформируя поврежденные клетки.

- Через несколько минут ткани восстановятся, еще через пару часов исчезнут симптомы заболеваний, - комментирует руководитель отдела инновационных разработок ту чудесную перемену, которую наблюдают сейчас гости.

Его слова доносятся откуда-то издалека. Так же как и высокопоставленные гости, я не могу оторваться от волшебного зрелища. На наших глазах разрушенные и воспаленные ткани исцелились: сгладились рубцы, заросли эрозии и повреждения, словно их никогда и не было. Конечно, я знала, какой эффект должны произвести препараты, подготовленные в специальных условиях непосредственно для ускоренной демонстрации их действия, но все равно оказалась не готова к подобному.

- Разумеется, - продолжал мужчина. - Время наступления ремиссии зависит от конкретного заболевания, степени его тяжести и индивидуальных особенностей пациентов. Вам представлены, так сказать, ускоренные образцы для большей наглядности. В реальных условиях подобный эффект наступает примерно через две-три недели лекарственной терапии, а у пациентов с хроническими заболеваниями, возможно, и через несколько месяцев

Важные персоны в халатах, стоящие чуть впереди меня, кивают в такт его словам, как бандерлоги, загипнотизированные удавом. Кто-то даже начинает аплодировать, остальные подхватывают. На лицах присутствующих расплываются довольные улыбки. Высокий мужчина в очках в заднем ряду что-то шепчет стоящей рядом женщине, она также в полголоса отвечает ему. Со всех сторон нарастает одобрительный шум.

- Очевидно, что ускорение процесса имеет и обратный эффект, боюсь, мы с вами станем свидетелями возвращения неприятных симптомов болезней у данных образцов. Но с этой проблемой легко справится следующая доза препарата, - заканчивает руководитель отдела, премило улыбаясь.

Я смотрю на их лица. Радость, удовольствие, восторг. От зрелища этих до отвращения самодовольных улыбок во мне разгораются презрение и ярость. Руки сами собой сжимаются в кулаки, и я едва не ломаю брелок. Оцепенение, которое удерживало меня на месте все это время, исчезает. Его сменяют гнев и стремление действовать.

- А если я скажу, что эффект от препаратов останется навсегда? - неужели мой голос может звучать так уверенно и громко?

В следующий миг лабораторию поглощает абсолютная тишина. Кажется, единственное, что ее нарушает - шум работающего оборудования и мое бешено стучащее сердце. Все присутствующие разом оборачиваются ко мне. Я чувствую их пронзительные взгляды.

- Эффект от препаратов не исчезнет. Ни через месяц. Ни через год. Никогда. Не будет рецидивов. Ни в колбах. Ни в живом организме. Эти препараты созданы с одной целью - спасать людей от болезней. Спасать раз и навсегда. И они успешно с этим справляются, если правильно рассчитать дозу.

Я вижу их лица. Каждого из них. Куда же исчезли те самодовольные улыбки? Непонимание в глазах сменяется удивлением, которое затем перерастает в беспокойство и, наконец, в бешенство. На их лицах ясно читается желание наброситься на меня и растерзать, словно дикие звери. Но эта ненависть только подпитывает пылающее во мне пламя.

- Вы ведь и так это знаете, правда? Знаете, что правильная концентрация препарата навсегда избавит человека не только от болезни, но и от ее последствий. Не будет осложнений, не будет хронических заболеваний и вместе с ними не будет необходимости снова и снова приходить в аптеку, снова и снова нести вам деньги. Одна единственная правильная таблетка навсегда смогла бы разорвать круг человеческих страданий, но в то же время она порвала бы ту золотую жилу, из которой вы все сосете свое благосостояние. Конечно, что могут значить жизни миллиардов по сравнению с вашими жизнями?

Делаю паузу, чтобы немного отдышаться, и заодно насладиться видом скривившихся от ярости лиц. В лаборатории воцаряется всепоглощающая тишина.

- Поздравляю, на этот вопрос вам придется ответить сотням людей, наблюдающим за нашим представлением в прямом эфире.

Где же возмущенный гул? Где оскорбления и проклятия в мой адрес? Нет, они слишком умны, чтобы опускаться до подобного. Кажется, от этого должно стать еще страшнее. Но впервые в жизни я не чувствую ни страха, ни сомнений. Только уверенность и убийственную ярость. Я должна была сделать это давным-давно.

И вот я спускаюсь в сопровождении охранников по черной мраморной лестнице, ведущей к стеклянным дверям Центра. На мне нет наручников, мне не заламывает руки служитель порядка, никто не тащит меня силой к машине. Забавно, что по своей воле направляясь в отделение полиции, где меня запрут на ближайшую вечность, я впервые чувствую, каково это, быть свободной. Свободной от груза, который так долго висел на мне.

Двигатель с тихим урчанием заводится, и автомобиль трогается с места. Сквозь тонированное стекло смотрю на медленно удаляющийся Центр. Жаль, что я никогда не узнаю, что происходит там в эти минуты.

***

- И что потом?

- А потом все просто, - я аккуратно растягиваю ромб за внешние углы, придавая ему окончательную форму. - Маленькая комната. Жесткий стул. Пачка бумаги на столе. Адвокат.

Минутная пауза. Он не знает, что сказать или не хочет говорить. А нужно ли? В тишине я отчетливее слышу отголоски печали в его голосе.

- На что ты рассчитывала?

А действительно, на что? На то, что смогу раскрыть заговор и явить миру истину? Но я не обратилась в СМИ. Я пошла в самый эпицентр этого заговора. Зачем? Потому что хотела лично убедиться в том, что заговор существует? Я хотела посмотреть в глаза и лица всех этих людей. И что я ожидала в них увидеть?

У меня нет ответа на его вопрос. Я молча верчу в руках бумажный кораблик.

- Неужели ты думала, что сможешь разрушить систему?

Думала? Нет. Надеялась? Возможно. Но эта надежда умерла там, в лаборатории. Когда я стояла, окруженная людьми, которые живут за счет системы. Более того, они делают все, чтобы и система продолжала жить. Система, угнетающая и паразитирующая на всем человечестве.

Исследовательские центры и производители лекарственных препаратов, которые делают все возможное, чтобы их продукт был нужен снова и снова. Держатели аптечных сетей, которые всеми силами заставляют покупателей раз за разом возвращаться к ним за очередной пачкой таблеток или порошков. Инспекционные инстанции, которые получают свою долю каждый раз, когда приходят с аудитами к тем или другим. Производители и поставщики сырья; исследовательские лаборатории; структуры, отвечающие за регистрацию и документированное сопровождение всех этапов производства и продажи лекарств и огромное количество других, неназванных организаций и участников заговора - все, абсолютно все они прикладываются к той жиле, которая должна нести жизнь, а не наживу.

Я медленно ставлю кораблик на стол перед собой.

Может быть, только мне это кажется заговором, а все люди на планете о нем давно знают? И не просто знают, а принимают правила этой игры. Может быть, их не нужно спасать? Может быть, они не хотят этого?

- Какая теперь разница, о чем я думала? - я не узнаю собственный голос, наверное, безысходность звучит именно так. - Что бы я ни сделала или ни сказала - мне не поверят, потому что не захотят поверить.

Я смотрю на дверь. Где-то там за ней стоят сильнейшие мира сего. На глазах наворачиваются предательские слезы. Что ж, я хотела убедиться и убедилась.

- Да и не в моих силах тягаться с теми людьми. Они уничтожат меня щелчком пальцев, - я облизываю пересохшие губы. - Каждый из них.

Он не сводит с меня тяжелого взгляда. И вдруг я сама себе кажусь маленькой и беззащитной. Беззащитной не перед ним, а перед системой, в которую попала и в которой вынуждена существовать.

Не знаю, насколько затягивается молчание. На несколько мгновений или на часы. Я смотрю на бумажный кораблик и думаю о том, как одинок он на этом столе, в окружении бумаг, одновременно похожий на них и такой другой.

- Тебя проводят в камеру, - его спокойный размеренный голос разрывает тишину и врывается в мои размышления. - Твое дело будет решаться на закрытом слушании.

Две слезы все-таки скатываются по щекам. Я не вытираю их. Я знаю, что это значит. На закрытое слушание не пускают никого: ни истца, ни ответчика. Это битва фактов, бумаг, прокурора и защитника. Судья в данном случае - незаинтересованная третья сторона и по совместительству палач. Вот только я ни за что не поверю, что мои обвинители не смогут найти способ распахнуть эти двери, запертые для всех кроме избранных.

***

Через месяц новость, которая еще вчера была скандальной сенсацией, тускнеет. Ее лоск меркнет. Она покрывается мутной пеленой забвения.

Через два месяца слухи, словно молодые побеги, лишившиеся подпитки из внимания и интереса публики, начинают увядать и отмирать.

Через три месяца лишь немногие зрители смогут вспомнить душераздирающие подробности, еще недавно так будоражащей их истории.

Полгода спустя мой адвокат в сопровождении дежурного офицера полиции стоит на пороге съемной квартиры, чтобы сообщить о том, что срок домашнего ареста истек.

- Это постановление суда об освобождении, - адвокат протягивает мне пачку документов, в то время как офицер, ловко орудуя электронным ключом, избавляет от браслета.

Я беру бумаги из его рук, но он не торопится их отпускать.

- Знаешь, - он пристально смотрит мне в глаза. - Они настоятельно рекомендовали тебе переехать в более уединенное место, подальше от мегаполисов и скоплений людей.

Не отводит взгляд от моего лица. Хочет убедиться, что я правильно пойму его слова. Не волнуйтесь, господин адвокат, я все понимаю, и не буду делать глупостей.

- Спасибо, - сказать больше у меня не получается, предательские слезы наворачиваются на глазах, а горло словно сводит спазмом. Даже вдохнуть трудно.

Но он все понимает. Кладет руку мне на плечо, улыбается и уходит.

Я слышу звук приближающегося лифта. Собираюсь закрыть дверь, но в последний момент выскакиваю на лестничную клетку.

- Последний вопрос, - бумаги каким-то чудом остаются у меня в руках, а не разлетаются по всему подъезду. - Почему? Почему мне дали уйти?

- Ты ведь сама сказала, - уже стоя в кабине лифта, он оборачивается. - Тебе не поверят, потому что не захотят поверить.

***

Сижу на скамейке в ближайшем сквере. В небе ярко светит солнце. Я чувствую тепло, исходящее от нагретого дерева. На улице нет ни толпы журналистов, ни вездесущих репортеров. Нет и никого из той лаборатории, ни даже их помощников. Одинокая. Потерянная. Проигравшая. Мимо меня проходят совершенно незнакомые люди. Пару раз кто-то оглядывается, но не решается подойти. Я смотрю им вслед, сжимая в руке тот самый бумажный кораблик, а в голове снова и снова звучат слова Тебе. Не. Поверят. Не. Захотят. Поверить.

Оставить комментарий © Copyright Рэйст Анастасия Размещен: 28/03/2020, изменен: 28/03/2020. 33k. Статистика. Рассказ: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Вы знаете, как излечить мир ото всех болезней. Но что делать с этим знанием? Открыть людям правду? Поставить под удар целую отрасль? Надеюсь, вы помните, что стремление к истине, как и инициатива, к сожалению, наказуема?

Рэйст Анастасия : другие произведения.

Диверсант