Вертелось в голове раз за разом повторяясь и давая некое подобие спокойствия.
-Я даже не знаю, что возможно сделать с этим непотребным зрелищем, - закатила глаза низенькая, полная, но вполне миловидная женщина о сорока пяти годах - придворная портниха.
Я же привычно стояла перед ней, закатив под веки глаза и уже почти не чувствуя, как тело изредка больно колит булавками помощница портнихи.
Три мои сестренки, Ефая, Кириаль и Мецена вертелись перед зеркалами в почти законченных бальных платьях, а на меня никак не могли подобрать ни цвета, ни фасона.
Ефая, наша непосредственная любительница любовных романов, красовалась в изумрудном замечательном платье, облегавшем точеную фигурку и подчеркивающее глубокие зеленые глаза и русые с таким же зеленоватым оттенком волосы. Оно, тем не менее, выделяло выступивший румянец как нельзя выгоднее для двадцатиоднолетней принцессы на выданье.
Кираль с удовольствием перебирала различные завитушки-висюльки-блестяшки на прикрывающей плечики полупрозрачной шали персикового цвета. Рассыпанные по плечам медовые кудри и цвета гречишного меда глаза мерцали от попадающего на них солнца и казались подобными золоту, которым она так виртуозно умела вышивать свои рукоделия. Мечта любого приветствующего высокое искусство и достойного руки принцессы девушка - ни больше ни меньше.
Мы с ними были погодки. Первая я, потом Ефая, Кираль, а самой младшей из нас была восемнадцатилетняя Мецена. Юная голубоглазая шатенка самая миловидная благодаря своей юности и пока ещё не исчезнувшей детской наивности. Младшая сестренка с неумолкающим говорком как горлица в сто первый раз рассказывала о том, что на бал приглашен принц соседней Альгазии, Еревек. Первая любовь Мецены в отличие от Ефаи и Кираль протекала бурно и с намерениями выйти замуж. Отец был непрочь такого союза, тем более, что принц сам по себе был неплохим человеком, пусть ему уже стукнуло трицать и многие поговаривали, что вместо сердца у него лед.
-Я не знаю что мне с этим делать! - плаксиво возопила портниха, качнув во мне резервуар яда.
- Тифпена,"ЭТО" является вашей принцессой. Если вы не можете меня сколько-нибудь прилично одеть, а уже два часа тычете в меня булавками, испытывая терпение, то вы очень рискуете своим положением.
-Что вы имеете ввиду? - совсем распоясалась прислуга.
Нет, я понимаю, конечно, что являюсь посмешищем и позором всей королевской ветви хотя бы из-за своей внешности, но это никоим образом не влияет на мой статус.
-Уволю к демонам! И никто не примет тебя на работу, недалекая ты моя пошивальщица. Будешь в портовом городке с матросами за медяк в день в лучшем случае общаться! - не выдержала я, но всё же перестаралась.
От моего рыка звякнули стаканы с соком на подносе на столике рядом с входной дверью, а Тифпена поджала дрожащие губы и оттеснив свою криворукую помощницу принялась сноровисто копошиться вокруг меня. На этот раз в полнейшем молчании.
Сестры встревожено на меня поглядывали и первой, как всегда, брякнула Мецена:
-Ну что ты так распереживалась! Нельзя же так по мелочам злиться.
-Действительно, Кюриф, нужно быть сдержаннее. Ты ведь тоже принцесса. Мы так не возмущались, когда по нам иголками попадали.
Я сжала челюсти и снова спрятав глаза под веки нагнулась и задрала по колено подол недоделанного платья. Следы от минимум двадцати сильных уколов проступили красными точками.
-Но даже не в этом суть, - наблюдая за тем, как вытянулись лица сестер, а Тифпена зло посмотрела на помощницу, - Совершенного хамства я не могу стерпеть, особенно открытого и в лицо. Это, в конце концов, не просто оскорбление меня, но и ещё царственного рода в моем лице. Стыдно не ориентироваться в гранях общения, девушки.
Девушки покраснели и, сделав вид, что этого разговора вообще не было, отвернулись к своим зеркалам.
Постояв ещё с час на тумбе в статичной позе манекена, я с удовольствием растянулась на диванчике в своих покоях.
Завтра ожидается праздник Равновесия. Будут гуляния, будет много гостей, даже несколько делегаций, приглашенных из других стран. С некоторыми из этих послов у короля, нашего отца, в следующие пару недель должны состояться дискуссии по вопросу заключения договоров о поставках различных товаров и об оказании кое-каких конфиденциальных услуг.
В эти предпраздничные дни меня и сестер освободили от занятий всякой дребеденью вроде изящной словесности, философии современных ученых и много другого, чем нас семь раз в неделю мучили с восьми лет.
Так что оставалось немного свободного времени, но вариантов его провождения интересных для меня было не так уж и много.
Выйти прогуляться я не могла, так как кто-нибудь из жителей, скорее всего какой-нибудь ребенок, увидев меня, начнет кричать что-нибудь обидное. Дети не понимают, что оскорбление царствующей династии может иметь последствия, но ведь это всего лишь ребенок. По нашим законам к детям не применяется наказание выше четырех ударов плетью или полутора суток сидения у позорного столба. Так что выслушивать из уст маленьких человечков всё то, что обо мне думают в народе я не хотела.
Пройтись по парку опять же означало наткнуться на детей и их родителей, но только теперь уже из аристократии. Там и подколки и смешки и прямые обзывательства. Не люблю я этот гадючник, что поделать. Отпор в принципе дать могу, но то, что могу не означает, что страстно желаю это сделать.
Меня не любили и презирали, кажется, везде. Даже родители относились с какой-то омерзительной жалостью, от которой на моем двадцать втором году жизни тошнило.
Я посмотрела на стоящую в вазе сушеную розу и та поднялась в воздух, распадаясь на крошево стебля и лепестков, после чего стебель собрался воедино обратно в вазе, а лепестки довольно споро приняли форму человечка. Он в свою очередь распался и собрался уже в форме лошадки, скачущей по поверхности столика. Менялись фигурки, позы, цвет мне просто нравилось хоть иногда выплеснуть накопившуюся внутри меня силу. Пусть и таким детским способом.
Неожиданно дверь распахнулась и я едва успела спрятать танцующего польку дрозда в складки платья, прежде чем вошедшая в комнату мама обратила свой медовый взор на узорчатую поверхность столика.
-Ты наказана на две недели, - сообщила она абсолютно бесстрастно, рассматривая замершую меня, словно что-то мерзкое.
-За что? - дрожащими губами спросила я.
-За дерзость.
-Но я отстаивала честь нашего рода... Мама, вы же не думаете, что я просто так могла совершить дурной проступок, порочащий и моё и ваше имя?
-Факты, деточка, факты. На празднество ты не идешь. Будешь под домашним арестом. Думаю для нашей политики это будет благоприятным фактором.
Я хотела было попытаться возразить и оправдаться, но мама не стала меня слушать и удалилась, кивнув ждущим её у двери фрейлинам, что бы те шли за ней.
Я же осталась сидеть в своих покоях и с грустью смотреть на саму собой закрывающуюся дверь.
Я вытащила из складок подола платья рассыпавшуюся в прах фигурку птички, испачкав ладонь в порошке.
Значит наказана... Просто за то, что поставила на место зарвавшуюся портниху. Печально.
Мама никогда не проявляла теплоты по отношению ко мне, да и хорошего отношения нянечек я ждать не могла. Уродливый с самого детства ребенок, после девочка, а ещё позднее девушка. Слишком длинный нос, невыразительные белесые глаза, слишком широкий рот, слишком высокий лоб... Во мне всё казалось было слишком. Рост тоже подкачал, став слишком большим, из-за чего пострадала осанка. И это не говоря уже о темных, цвета благородного вина в золотом свете солнца волос. У любой другой леди они бы смотрелись великолепно, но у меня постоянно стояли дыбом и не хотели принимать хоть сколько-нибудь удобоваримую форму. А ещё веснушки, родинки и безобразное родимое пятно на внешней стороне ладони в форме пятиконечной звезды.
Но внешность ещё даже не половина моей беды. Дело в том, что, как можно было увидеть чуть ранее я обладаю некоторыми магическими способностями и даже немного ими управляю. Сие недоступно женщинам нашего рода потому как многие столетия назад во времена ещё Первой Великой Бойни мои предки позволили себя изменить, приобретя при этом многие отличные от простых людей качества, проявляющиеся только у мужчин. Женщины же были едва ли выделяющимися из общей массы, только всегда и подчистую были лишены магии. И вот родилась я, девочка, которая сразу же по рождении обросла чешуей от стресса и ещё очень долгое время не становилась человечком обратно. Естественно все были в шоке и никто не знал что со мной делать, так как контролировать себя я не могла абсолютно. Единственное, что хоть немного поддавалось контролю - это эмоции, из-за которых я могла обернуться в любой момент сильной злости, стресса, страха или чего-то подобного.
Ну, вот и получается так, что я урод. Выродок всего великого рода, его позор. То, что великие короли предпочли бы закопать в дальнем углу парка и не вспоминать никогда. Мне запретили заниматься магией, запретили каким-либо образом показывать свою сущность...
У меня было ещё двое братьев: Анатен и Векарай. Оба высоченных мощных и прекрасных воина, обладающих самыми мощными способностями в магии за всю историю рода. Сейчас они на границе, учатся управлять и повелевать, а заодно почаще думать. Но когда-то они, немного старше меня, двойняшки, маленькие магчонки, играли со мной, видели первые мои проявления магии, учили тому, чему их обучал придворный маг. И не рассказывали никому, держали секрет. Они ведь с первых дней своего обучения усвоили прописную истину: женщина, особенно женщина их рода, не может обладать никакими способностями в сверхъестественной сфере. Вообще. Никакими.
Посмотрев на себя в зеркало, я попыталась пригладить жесткие как проволока волосы и почесала кончик носа в задумчивости. Делать нечего - скучно.
-А может всё же стоит попробовать? - спросила я отражение, которое устало глядело на меня сквозь гладь зеркала.
"... И да будет мир на землях Седонии мир, а в подтверждение и поддержание этого мира каждую тысячу лет будет принесен в жертву сильнейший принц рода Аттехсов, и да продлится царствование их долгие века..."
Тонкие сильные пальцы в сотый раз очертили круг, выделив "Принесен в жертву".
Кошихор двинул ушами и пошел к выходу из светлого хранилища заветов его практически вымершего великого рода. Остался он и его отец, возглавляющий жалкие остатки древнего рода.
-Завтра истекает срок и мы обязаны будем явиться за своим по праву.
Отпрыск посмотрел на своего родителя, постаревшего за последние три сотни лет, словно за три тысячи, и счел за благо не возражать. Когда дело касалось вопросов заветов рода старика было не переубедить ничем.
-Сильнейшая аура, запомни, сын, мужская одежда, род короля и сильнейшая аура! - бормотал он в странном возбуждении.
Кошихор же спокойно сидел и по привычке листал казалось тысячу раз перечитанную и переписанную им от руки наизусть летопись его рода. Занимательная, но почти бесполезная книжка, если не считать некоторых обязательных заветов, оставленных далекими предками.
Под пронзительный голос старца Кошихор задремал, не опасаясь ничего, ведь отец рядом, если что разбудит, и проснулся только на заходе солнца следующего дня.
-Пора лететь, сын.
И два дракона, один грузный, с потускневшей от времени чешуей, а второй молодой и подвижный, взмыли в темнеющее небо. Жатва сегодня состоится.
Заплетя волосы в тугую, жесткую, словно пеньковая веревка, косу, я одела всё же принесенное, словно в насмешку, платье.
Ну что сказать... Не смотря на все недостатки портнихи - шить и подбирать цвет она умела. Теперь я казалась хоть не кричащей уродиной, но незаметной серой мышью, что не могло не радовать.
Уложив косу вокруг головы и пришпилив к виску цветок, я покрутилась у зеркала и преспокойно пошла в парк, где уже горели огни в беседках, а голос предъявителя вещал титулы и имена всё прибывающих особ.
Серебристо-стального цвета платье туго облегало фигуру и делало меня похожей на завернутую в железную фольгу рыбину. Здоровую рыбину!
Королевская чета в полном составе, не считая меня, смиренно приветствовала чету правителей ссоедней Гелалии.
У них, как и у моих родичей был улучшенный генофонд при помощи магии. То есть все были красивы и сильны, соответствуя всем добродетелям, принятым народом. Так по крайней мере мне слышались различные сплетни. Дыма без огня не бывает, хотя слухам я не особенно верила.
Растянув губы в вежливой улыбке, я встала рядом с братьями, рассматривая гостей.
Взгляды, которые на меня бросали мои, и не мои, монаршьи особы казалось вот-вот прожгут дыру как минимум в платье.
Тем не менее никто не сказал по этому поводу ни единого слова. Видимо этот вопрос решили отложить на "потом".
Тем временем коронованные члены семьи собрались отдельно, мило обсуждая политические ходы друг друга, а те, кто помоложе, в число которых входили мои сестры, братья, я и принцессы-близняшки соседнего государства разбрелись праздно погулять по парку.
Девушки были ослепительно красивы и женственны, а юноши блистали мужественностью и поутихшим ветром в головах.
-Ох, а я думала, что вас не выпустят сегодня - томно потягиваясь пустила привычную мне шпильку Гетана.. Я её видела достаточно часто, так как она не упускала ни единого случая погостить у нас. С отбытием братьев на границу принцесса ни разу не появилась в стенах дворца. Следовательно она ездила сюда ради Анатена и Векарая. ради кого из них конкретно - неизвестно, ведь братья были неразлучны.
Я взглянула на неё, страстно желая, что бы она рассыпалась прахом, но этого не случилось. Силу использовать нельзя, да и я не умею.
-А то созерцание такого количества... Мм... Качеств в одном человеке сильно портит пищеварение- дополнила в своем обыкновении речь сестры Аесана.
Мои сестры переговаривались между собой, поглядывали на приближающегося возлюбленного Мецены и не считали нужным прийти мне на помощь.
Братья уж были чем-то заняты, утонув в разговоре с престарелыми полными мужчинами в количестве трех штук.
Я сжала челюсти и отправилась к подносу с шампанским, которым меня как всегда брезгливо обнесли.
Сдержав порыв накричать на будто убегавшего от меня слугу, я внезапно остановилась, схватившись за низ живота. Хорошо, что никто не видит моего состояния, а то не то что помочь, так посмеялись бы ещё.
А боль была тянущей, острой и очень характерной. Я бы сказала даже очень знакомой и периодической.
Ко всем прочим моим несчастьям на сегодня прибавилась ещё ненавистное и очень болезненное из-за стресса начало менструации. Кровь пока не шла сильно, но нужно было поскорее где-нибудь уединиться.
Только я начла пробираться к дворцу, как внезапно, без какого-либо объявления или предшествующей обычно этому речи отца, начался салют. Несколько огромных, расколовших небо на мириады осколков снарядов взорвались над головами осоловевших от этого зрелища и неимоверного грохота людей. Но собственно салют и закончился этими двумя снарядами, что странно.
В закатном небе (а именно в нем прогремели фейерверки) появилась ослепительная струя пламени, врезавшаяся в облако и испарившая его.
В небе парили на огромных крыльях не менее внушительные твари, напоминающие огромных длинноногих жилистых варанов с крыльями. Несмотря на неподходящий фон, темнеющее небо, я сумела разглядеть, что одно существо было больше, а другое немного меньше собрата. По цвету они тоже различались. Если первый был каким-то пепельным со свинцовым отливом, то второй выделялся истово синей окраской с зелеными вкраплениями.
Издав трубный рев, оба существа ринулись на толпу оцепеневших людей.
Отец и братья с частью аристократии, в которых была примесь нашей крови, порвали одежды и кинулись в бой.
Я же закричала и побежала куда глаза глядят, собственно как и подавляющее большинство гостей.
Слышались крики, нечеловеческий вой, видимо принадлежащий моим сородичам и рев крылатых тварей, переходящий временами в скулеж.
Вдруг передо мной появилось испуганное и заплаканное лицо Мецены. Девушка что-то кричала, но я, оглушенная ужасом, лишь судорожно обняла бьющуюся в истерике сестру, замерев на долгое спокойное мгновение.
Вдруг откуда-то пахнуло жаром и удушливым запахом чего-то животного, заставив меня оцепенеть в немом ступоре.
Закричала я, когда обернулась, увидев, как огромное существо с усилием пытается разломать нечто вроде купола надо мной, а на нем, будто щенки на большой собаке висят мои сородичи, пытаясь пробить его толстенную шкуру. Но тварь даже не почесалась от того, что об её броню обламывали клыки и когти сильнейшие существа.
Вдруг у меня начала сильно болеть голова, а дышать стало невыразимо трудно. Я согнулась пополам, застонав, а купол вокруг меня и сестры лопнул как мыльный пузырь.
Одновременно с этим голову зверя насквозь пронзила огромная стрела, пущенная с городской стены.
Туша ухнула на землю около меня, едва не придавив массивной шипастой головой.
А над всем сотворенным монстрами бедламом разнесся скулящий вой, пульсирующий, полный боли и страдания.
Я обернулась к Мецене и увидела, как она пятится от меня в немом ужасе раскрыв полные слез глаза.
Смотрела сестра не на меня, но на что-то страшное за моей спиной.
Когда свет в моих глазах померк от боли, сжавшей мои ребра, я только тогда сумела закричать. Но, увы, это уже было бесполезно - я летела куда-то. Пыталась вырваться, но куда уж там...
Подо мной мелькали удаляясь здания, деревья, люди. Потом это всё смешалось и стало дико холодно. Мир подо мной превратился в лоскутное одеяло, в подобие той цветной карты, которая висела над столом отца в его личном кабинете.
Я вырывалась сколько хватало сил, обдирала бока, кричала до сипоты и крови из носа, но тиски, сжимающие меня словно букашку и не думали разжиматься.
Кажется, я несколько раз теряла сознание, но не замечала ни этого, ни того, что приходила в себя. Тварь летела мощно и быстро загребая крыльями воздух, словно рыба непропорционально большими плавниками.
Изредка он выл, испускал из глотки струю ослепительного пламени, вытворял такие пируэты в воздухе, что невозможно было понять где земля, а где небо...
Существо летело всю ночь и, когда на востоке забрезжил рассвет, пахнуло соленым йодовым запахом моря, на горизонте появилась странная громада темного замка.
По размерам он был сопоставим с дворцом моего отца, то есть был очень большим.
Долетев до какого-то одному ему известного барьера существо сложило крылья и ухнуло вниз, рассеченный воздух выл в ушах, легкие надувались будто резиновые воздушные шары, а глаза заполнялись слезами, не говоря уже о страшном ощущении падения с дикой высоты.
Перед самыми немного порушенными башнями замка чешуйчатый похититель умудрился затормозить и швырнуть меня на плоскую крышу.
Я пролетела десяток метров и пребольно ударившись телом о камни, а особенно головой, провалилась наконец в окончательное забытье.
Кошихор выл и неистовствовал над берегами моря, извергая пламя, круша ни в чем не повинные леса, уничтожая всё, что он только видел на своём пути. Его отца.. Убили отца! Проткнули голову словно жука зубочисткой!
Когда крылья уже не могли держать его в воздухе, Кошихор спланировал к замку.
Тело в грязном блестящем платье лежало в лужице крови, но аура была по-прежнему невероятно сильной, бушующей.
Дракон поскреб когтями зачесавшуюся шею и с некоторой брезгливостью решил, что не смотря на строгий завет отца, сойдет и женщина. У неё ведь самая сильная аура там была, а значит она там самая сильная. И не королева, ведь короны на ней не было.
Толкнув носом тело, Кошихор тяжело вздохнул. А ведь что конкретно нужно сотворить с пленником отец не объяснил.
Мне было плохо. Тошнило. Болел живот и, скорее всего, обмороженные пальцы на руках и ногах, а голова просто раскалывалась. Видимо, приложилась я головой достаточно сильно, что бы там растряслось всё, что было.
Было прохладно, влажновато и пахло плесенью.
Но лежала я на чем-то мягком, уютно свернувшись калачиком.
К прочим не совсем приятным запахам примешивался запах пресного хлеба, вина и кажется какого-то мяса. Жареного.
Открыть я смогла только левый глаз, так как правый заплыл разросшейся шишкой на лбу.
Я лежала в большом кресле, скорее даже диване, перед которым стоял внушительный по своей монументальности стол, на котором собственно и покоилась учуянная мной пища. А на что мне провидение дало такой большой и острый нос, думаете?
Вот только за столом напротив непрезентабельной меня сидел мощный мужчина с темными, слегка прищуренными, по-хмельному злыми глазами. Я приметила около пяти-семи бутылок перед ним и ещё как минимум три под столом.
Он смотрел на меня долго и, видимо, о чем-то думал проспиртованным мозгом. Черты лица для жителя моего государства были слишком необычными. Большие глаза, в которых очень малое место отводилось белку, узкое лицо, хищный нос с горбинкой, жестокая складка у презрительно скривленных губ. Нахмуренные брови и видимо совсем недавно появившиеся морщины на лбу, так уж они не шли его лицу.
-Кто вы? - сглотнув вязкую слюну спросила я.
На мой вопрос ответа не последовало, вместо этого он взял одну из тарелок с куском мяса и почти кинул её на мою сторону стола:
-Ешь.
Я покачала головой, понимая, что, конечно, лучше не упрямиться, но я не привыкла есть в тот момент, когда мне угрожает опасность. А опасность была, я ощущала её каким-то, угнездившемся в районе затылка, отвратительным тянущим чувством.
-Ешь! - загорелся в щедро принявшей на себя груди огонь ярости.
-Не буду... - едва слышно выдавила я из себя.
Большие свинцового цвета глаза зло сощурились:
-Твои чертовы воины убили моего отца, а ты ещё отказываешься от предложенной мной пищи?! - начал он с яростного почти шипения, а в конце перешел на утробный рык.
Я закрыла один единственный видящий глаз и вжалась в спинку кресла с мыслью "Будь что будет..."
Послышался противный скрип отодвигаемого стула, шаги и неожиданно, заставив меня тихо вскрикнуть, в подбородок впились сильные длинные пальцы, продавив до удушия вверх мягкое место под языком.
-Уродина, - повертев мою голову за подбородок влево и вправо вынес вердикт мужчина.
Я приоткрыла глаз и неожиданно для себя изрекла принесшему меня сюда гаду чешуйчатому, неизвестно как превратившемуся в человека,:
-От урода слышу, сволочь!
Мне показалось, что внутри него что-то лопнуло и меня сейчас убьют. От этого тряслись колени, моментально пересохло в глотке, забарабанило в висках сердце, а мозг отказался работать.
Смутно запомнлось то, что меня куда-то несли на вытянутой руке, ругаясь во весь голос последними словами и зашвырнули куда-то на тюк подопрелой соломы.
-Сиди тут,...! - он выдал неприличную тираду и захлопнул дверь.
Я же внезапно уснула, потеряв всякий интерес ко всему, что происходит вне моего организма.
Кошихор пил. Много и долго. Казалось в винных парах уже потонуло всё. Воспоминания об отце, неприятном, но всё равно любимом старикашке, о долге перед тысячами поколений предков... Но тут эта чертова притащенная им женщина. Он не знал, что с ней нужно было делать, но отпускать, понимал, - нельзя.
Камера, стон, его слова, снова вино. Всё просто, но красная отрава в глотку уже не лезла.
Клыки укололи губу, а злоба заставила подняться снова и нетрезвым шагом направиться шастать по замку, который полностью он обходил лет сто сорок назад, не меньше. Теперь вот захотелось...
Проснувшись где-то в полдень, я потрогала спавшую опухоль на лице, но всё же поморщилась от оставшейся болезненности. Не всё сразу, ведь у обычного человека глаз заплывшим оставался бы неделю, а я, благодаря некоторой своей вырожденности, могла уже сносно видеть мир вокруг.
Находилось моё тело в толи комнате, толи камере. Для камеры здесь были слишком большие зарешеченные окна, а для комнаты слишком тюремная обстановка - солома вместо постели, да плошка с водой и закрытая металлическая дверь.
Подойдя потрогать дверь на предмет запертости, я обнаружила, что как раз запирается-то дверка изнутри... Странно.
Выдвинув засов и ещё три щеколды, я выглянула в темный коридор и тут же уползла обратно, считая, что себя нужно сначала привести в порядок.
Солнце поливало светом скудную обстановку каменной комнаты, искрило переливающейся в воздухе пылью. Доносился из-за толстых каменных стен шум прибоя. Грохотали огромные валы воды где-то далеко внизу, но удары были такой неимоверной силы, что сырая соленая морская взвесь влетала тугими потоками в решетчатое окно.
Напившись воды, я осмотрела себя, придя к выводу, что знала и лучшие времена. Платье оборванное на боках, пятна крови, драный подол, потерянная где-то одна сережка и, соответственно, порванная мочка уха с влажным пятном крови на плече. Про примерно сотню мелких порезов, синяков и ссадин я предпочла даже не знать. Волосы сбились на голове запутанной мочалкой темно-медного цвета.
Обломанные ногти и .... Вывихнутый мизинец.
Смотря на выгнутый не в ту сторону палец, я не понимала почему до сих пор не чувствовала боли. Я не знала что делать с посиневшей конечностью. Но нужно было сделать всё как было... То есть поставить палец на место. Я видела однажды, как сломавшему руку пажу мамы прямо на месте ставили на место кость, а лекарь залечивал перелом. С суставом наверное должно быть немного по-другому, но... Никто ведь не поможет, а пальца я уже не ощущаю и посинел он весь...
Зажмурившись, я услышала едва уловимый хруст и ощутила тошнотворное становление сустава на место его законного нахождения. Это вызвало такое сильное омерзение, что меня стошнило буроватой массой без запаха.
Передернувшись, я закидала свой конфуз соломой и напившись воды вдоволь пошла искать выход из своего места заточения. Коридоры вились, словно темная запыленная изнутри кишка скорчившейся в предсмертной агонии змеи. Отвратительно холодно, влажно, со стен свисает многовековая пыльная паутина. Наверное из-за сильного удара головой меня постоянно тошнило и ещё несколько раз рвало всё той же бурой гадостью. Возможно я умудрилась ещё и подхватить какую-нибудь болезнь, ведь меня трясло и качало из стороны в сторону, словно я была на небольшом судне в сильнейший шторм.
По каменным коридорам я шла босиком, так как умудрилась потерять свои туфли в процессе полета в лапах крылатой твари. Ноги почти моментально занемели и потеряли чувствительность, став всего лишь подпорками будто сделанными из дерева, но слушающимися моего разума.
Я шла. Уставала. Присаживалась - отдыхала. И снова шла. Казалось, таким образом прошла вечность. И не одна.
Кошихор сидел на замковой стене и, смотря на вечные волны, перекатывающиеся тысячи лет друг через друга, пытался понять что именно нужно сделать с притащенной им принцесской. По обязательствам подписанного между его родом и родом короля договора его добычей должен стать сильнейший мужчина рода короля, но ни словом, ни делом ни в летописях, ни в словах отца не было ни намека на то, что именно нужно сотворить с жертвенным агнцом. А пытливый мозг Кошихора подсовывал около сотни вариантов возможных действий, хотя в них не было ни слова про "отпустить", так как это противоречило всему, что делалось ранее. Зачем пленять сильное существо, а потом его отпускать? Абсурд ведь...
Вздохнув, он выпустил из глотки длинный язык пламени. Досада.
Он привык быть одним. Не смотря на достаточно долгое совместное житьё с престарелым отцом, Кошихор всегда, с самого детства, всё делал водиночку, не прося ни у кого помощи, но и не оказывая её, как правило, никому.
Над волнующейся морской гладью летали белые птицы. Обычные чайки. Но они не кричали, не плакали как всегда у побережий. Рядом с жильем Кошихора ни одна птица не пела, животные старались быть как можно тише, чтобы не привлекать к себе внимания хищника, находящегося в мрачном раздумии.
Что делать со своей пленницей он не знал. Кошихор никого просто так не убивал и прекрасно понимал, что если сподобится убить ни в чем перед ним не повинную девчонку, то кошмарами на ближайшую сотню лет он будет обеспечен. Вообще он не любил насилия. Но если кто-то покушался на его спокойствие, состояние или жизнь - был безжалостен. В остальном он был не агрессивен.
Когда начало смеркаться, он спустился в жилые помещения замка, где были тысячи незапертых комнат, в которых несколько тысячелетий назад кипела жизнь его клана.
Он уселся за стол и, взяв в руки очередную бутылку вина, хотя оно и не лечило его уже от боли утраты, а было неким ритуальным соком винограда, абсолютно не пьянящим, годным только запивать зачерствевший хлеб, он увидел черные пятна на досках пола. Заинтересовавшись происхождением их, Кошихор встал и подойдя присел около объекта своего любопытства, проведя по твердой корке ладонью.
Это была засохшая неделю назад кровь. Человеческая кровь.
Кошихор поставил рядом с собой на пол бутылку и отправился к той комнате, в которую он смутно помнил, как зашвыривал несопротивляющееся человеческое тельце.
Неожиданно, закрытая заклинанием, дверь оказалась открыта. Нараспашку.
С некоторым удивлением Кошихор прикрыл дверь и попытался её открыть. Магические запоры теперь работали исправно.
Сия загадка пробудила диссонансное любопытство в оборотне и он решил поискать уже продолжительное время скитающуюся по коридорам его замка женщину. Видимо из-за продолжительного запоя Кошихор не учуял в помещениях нового чужеродного запаха.
Определив точно след, он стал методично петлять по коридорам. Запах был нездоровый, его вырвавшуюся пленницу тошнило, она, видимо не понимала, куда вообще шла, так как ходила по извилистым коридорам кругами иногда по нескольку раз.
Через несколько часов усиленных поисков, устав от беготни в полумраке, Кошихор увидел, что обернувшаяся в абсолютно негреющую ткань юбки на полу коридора лежит хрупкая человеческая фигурка. Ставшая похожей на скелет некрасивая, грязная, с потрескавшимися губами, по которым струилась моментально спекавшаяся кровь.
Приложив ладонь к тяжело ходившему боку с проступающими ребрами, определил состояние организма.
Воспаление легких, сотрясение, шок, переохлаждение, плюс какая-то инфекция в ранах, распространяющаяся по организму... Она крепкая, отоспится, хорошо поест и поправится. Если сумела выжить во дворце, то скорее всего выживет и в его замке.
Отняв ладонь от бока Кошихор поймал на себе безразличный взгляд из-под приопущенных ресниц.
-Встать можешь?
-Да- тихий шепот на грани слышимости.
-Пойдешь вперед по коридору, там в нише есть лестница. Спустишься по ней. Там есть горячие источники. Отмоешься. У тебя неприятный запах и ты больна.
-Что, есть неприятно будет?- хрипло, но зло сказала она, приподнимаясь на дрожащих от слабости руках.
-Мне неприятно, что ты мало того, что уродлива, так ещё и коробишь моё обоняние, привыкшее к чистоте. А людьми я не питаюсь. Но убить могу, так что не наглей.
Как-то жалобно всхлипнув девушка встала и пошла, сильно припадая на бок, на котором лежала.
Кошихор поджал губы.
Отец желал, что бы сильнейший из рода королей оказался забран из своего рода.
И ослушаться Кошихор не мог. Когда кто-то из его рода умирает и имеет предсмертное желание достаточной силы, то не выполнить его находящиеся рядом другие сородичи не могли. Это выше сознания, выше всего. Кошихор выполнил - забрал сильнейшего представителя этого проклятого рода. Тогда её аура выдавала сильнейшего мага.
Сейчас её аура выдавала посредственного мага, ослабленного всем, чем только можно. Возможно она будет в здоровом состоянии и посильнее, но по сравнению с тем, что он видел во время её похищения, практически факел яркой ауры, это было нечто серое, маленькое и блеклое.
Взяв завалявшуюся в шкафах первую попавшуюся одежду, кажется давешнюю хламиду, в которой он сам в юности ходил, пока не вырос из неё, и пару лепешек, Кошихор пошел к источникам, бившим из-под земли в подвале замка.
А на ступенях он нашел свою пленницу, толи споткнувшуюся, толи просто потерявшую сознание от слабости, но прокатившуюся почти половину лестницы и, помимо синяков снова разбившая себе голову.
-Уродина... Да ещё и бедовая.
Преодолев отвращение, он выпустил коготь и распорол платье, вытянул побитое тело из тканей и швынул в теплую воду, бурлящую потоками.
Я едва доковыляла до углубления в стене с лестницей тут же споткнулась и покатилась кубарем, ударяясь снова и снова.
Очнулась от того, что лечу, и испугалась от соприкосновения с горячей водой.
Никогда в жизни я не занималась никакими боевыми искусствами или чем-то подобным, чем увлекались мои братья. Даже верховая езда не стала для меня возможной - ни одна лошадь не соглашалась меня носить. Просто скидывала.
Потому было чудом, что я в очередной раз не приложилась головой о каменный бортик ванной с горячей водой.
Вынырнув, я отплевалась от попавшей в рот и нос соленой минеральной воды, после чего стала оглядываться в поисках того, кто меня, принцессу, словно котенка швырнул в воду.
Надо мной, барахтающейся в бурлящей мутной воде, стоял тот самый, не назвавший своё имя, мужчина, похититель, оборотень в отвратную крылатую тварь. В руках у него было что-то из ткани и несколько лепешек.
Он присел на корточки и молча протянул мне одну из лепешек:
-Ешь. Медленно, иначе можешь умереть.
Я приняла засохшее хлебное изделие и едва не захлебнулась слюной, поедая его.
-Медленно, - напомнил он.
Шмыгнув носом, я запила съеденное водой, перетерпела боль в запротестовавшем желудке и спросила:
-Чем обязана заботой?..
-Пока я не знаю какова должна быть твоя судьба. До того момента, когда я узнаю ты останешься здесь.
Я сжала челюсти, стараясь не расплакаться.
-Вымойся. Поешь.
И он преспокойно ушел.
Смыв с себя грязь, я обнаружила, что сверток ткани оказался просторной темной, что немаловажно мужской хламидой с поясом из переплетенных тонких веревочек.
Неторопливо доев лепешки, смачивая их в воде источника, я вздохнула и устроилась на теплых камнях у бурлящего озерца.
Тем временем во дворце правителя Седонии царил дичайший переполох, выплеснувшийся на столицу, а потом и на всю страну. Весть о появлении страшного существа с крыльями и огненным дыханием разнеслась уже по всему континенту. А прошла всего лишь неделя.
Ефая и Мецена одели траур, не смотря на то, что даже формально в столице не выдержали положенный сорокапятидневный траур по принцессе, которую сразу заочно признали несчастно погибшей, убрав черные завеси с гербов Седонии уже на пятый день.
Кириаль вошла в комнату, где вышивали одетые в черное сестры и нахмурилась:
- Я не понимаю, почему вы так себя ведете. Нужно жить дальше.
Ни одна из девушек не ответила. Они продолжали вышивать огромный гобелен. Странной узрчатое изображение проступало довольно медленно и пока что понять что именно изображено на обширном полотне, заполнявшемся мелкими стежками, было невозможно.
Топнув обутой в изящную туфельку ножкой Кириаль выпрямилась и удалилась из покоев Кюриф, в которых и вышивали сестры.
Говорят, что по человеку многое можно понять, увидев его комнату. Но, увы, единственное место, которое позволили Кюриф обустроить по своему вкусу был небольшой кабинет с витражным окошком, теплым каминчиком, письменным столиком черного дерева, мягким уютным креслом и большими высокими стеллажами с книгами. Это помещение было наполнено запахами пыли и книг, и его можно было принять за небольшую библиотеку в каком-нибудь поместье не очень зажиточного лорда.
Взяв из этой комнаты книгу мифов и сказаний южноморья, Ефая, уставшая от шитья, принялась с выражением читать про запретных существ - драконов. Никто о них не знал, а у Кюриф оказалась такая старая и странная книга, где половина страниц была посвящена самим драконам, а вторая, будто простое приложение к основной части, повествовала различные полуреальные мифы об гигантских огнедышащих тварях, похищающих юных девиц.
Кириаль же отправилась к отцу. Дробный стук каблучков о мраморный пол, порозовевшее от возмущения и ярости лицо с раздувавшимися, словно миниатюрные паруса у игрушечной лодочки, ноздрями. Блестящие медово-янтарные глаза казалось вот-вот метнут в кого-нибудь смертоносную молнию. Если бы существовал смертоубийственный взгляд и кто-то сумел бы выжить после того, как словил его, то нечто описанное эти человеком или нелюдем было бы точным описанием внешнего вида и взгляда принцессы Кириаль Седонийской.
Ворвавшись в зал, где прогуливался король, Аврорий Третий Благородный, как его окрестили верноподданные за любовь к справедливости, Кириаль несвойственным ей визгливо-рассерженным голосом воскликнула:
-Как вы можете, отец, так спокойно мечтать о неземном, смотря в облака, пока две ваши дочери носят неснимаемый траур по поводу похищения ещё одной, едва ли относящейся к роду нашему, царственному!
Король в недоумении обернулся на звук голоса своей средней дочери и прищурил оливковые ироничные глаза, приняв такое выражение лица и позы тела, что Кириаль несколько замедлила темп своей стремительной походки.
-Чем ты так взволнована? Траур нужно носить не снимая сорок дней близким родственникам. Но, так как нет полнейшей уверенности в смерти Кюриф, я приказал его пока убрать. Королева всегда отличается слишком поспешными решениями, особенно в не нуждающихся в этом ситуациях. Твои сестры поступают правильно и по законам нашего королевства и по догмам совести, заложенной во всех нас пусть и в разной степени, но всё же.
Кириаль, немного поначалу оторопевшая от как всегда спокойного тона отца вновь приобрела злостное выражение своего до этого момента прекрасного личика, поджав губы и блеснув пожелтевшими глазами:
-Я требую, что бы они сняли с себя этот траур! - она уперла холеные ручки в затянутую по её обыкновению в жесткий корсет осиную талию, - Ефае через два месяца выходить замуж. Тем более скоро д0лжно выбирать первую принцессу! Это недопустимо быть в таких упаднических настроениях.
Король склонил голову набок:
-Кириаль, я понимаю бунт твоей души. Ты никогда не любила свою старшую сестру, никогда не знала, что творится в душе у неё. Ты, как и все старалась лишь оттолкнуть непохожего на себя человека. Для принцессы это непростительно, Кириаль...
Девушка сильно сжала кулачки, и, заметив на них блеклые желтые с металлическим отблеском чешуйки едва не расплакалась:
-Так почему же вы не хотите искать эту... Кюриф! Даже имя какое-то противное! Кюриф! - снова будто выплюнула имя сестры Кириаль.
Король с какой-то затаенной грустью посмотрел на движущееся по небосклону светило, от чего зрачки в его больших глазах без белка стали маленькими точечками:
-Я прекрасно тебя понимаю, Кириаль, - снова повторил король, - Твой темперамент, взрывной и мощный, как ураган. Если ты ненавидишь, то со всей душой, а если полюбишь, то навсегда. Возможно зря я согласился на такой союз с твоей матерью. Внешне ты человек, а внутренняя сущность, как у василиски Верберены. И шкурка даже иногда её проступает..
Он посмотрел в глаза своей дочери. Зрачки короля медленно расширялись, привыкая к более тусклому свету, нежели за окном.
-Тебе интересно почему я не кинулся искать свою первую дочь? Почему не поставил на уши всех, кого только мог?
Кириаль как-то судорожно, почти марионеточно кивнула. Её глаза были расширены, но в них уже не было той янтарно-желтой ярости, а с холеных ладошек сыпалась полупрозрачная золотистая чешуя.
-Потому что Кюриф одна из тех немногих представителей нашего с тобой рода, которая упомянута в Пророчестве первопредка...
-Но там же не сказано о ней ни слова! - неожиданно перебила Кириаль отца, забыв о всех нормах приличия разом.
Король царственно изогнул кустистую бровь и с некоторым превосходством спросил:
-Ты действительно считаешь, что полная версия пророчества лежит в нашей практически общедоступной библиотеке?
Девушка мучительно покраснела. И вправду, как она могла подумать, что все правители Седонии до и включая её отца могли быть клиническими идиотами, оставив свой самый великий секрет на всеобщем обозрении?
-И что же сказано там о Кюриф?
-Сказано, что заберет её судьба на крыльях, а потом будет поворот всех судеб, что связаны с ней. Как раз на Кюриф заканчивается цепь предсказаний. Потому что она - своеобразный ключ, который может открыть любую дверь в будущее. Только какое будет это будущее за дверью, оказалось неизвестно даже прорицателю. Да и неотвратимо было это событие. Раз в тысячу лет оно случается.
-Что? Похищение крылатой тварью кого-то из нашей семьи?
-Видишь ли, - словно маленьком ребенку стал объяснять король, разве только на колени не встал рядом со своей маленькой дочуркой, - Дело в том, что действительно раз в тысячу лет мы обязаны зачем-то отдавать одного члена своего рода. Я не знаю правда с чем это связано...
-Так узнай, - снова вспылила Кириаль, - Загрузи библиотекаря, заведующих хранилищами. Нечего им просто так казенный пай лопать!
Король усмехнулся и легким пасом позвал к себе библиотекаря.
Через две минуты молчания и напряженного разглядывания происходящего за окном поедания иволгой какой-то мыши, в тронную залу вошел высокий плечистый юноша в серой неприметной одежде и с пенсне на горбатом носу.
-Видел какая тварь унесла принцессу Кюриф? - юноша кивнул, - Знаешь о тысячелетней обязанности рода? - к некоторому удивлению принцессы юноша кивнул снова, - Тогда найди мне любое упоминание в наших архивах, библиотеке, хранилищах - где хочешь, любое упоминание о таких тварях. Систематизируй и принеси мне незамедлительно.