"После Века Кровавых Ветров, сильно ослабившего страну, семья Рин взяла абсолютную власть в свои руки. Никто, кроме выходцев из этого дома, больше не имел права на первый слог, следовательно, и на пост Верховного Прислужника. Успешная внутренняя и внешняя политика семьи Рин привела Тавьер к расцвету, а тавьерцев - к непомерной гордыне и уверенности, что род великих правителей никогда не прервется..."
Ватан-ри-Торн, "600 ветров Тавьера"
Днем палило беспощадно. Нерва тяжко несла свое тело по исхудавшему со времени последнего паводка руслу, терлась зеленым боком о раскаленный камень набережной; чье-то юное, расцелованное солнцем лицо выглядывало из-за кованой ограды, загорелые ноги, свисающие над водой, отбрасывали игривые тени. Стены жилых домов и таверн обжигали ладони; на бессчетных прилавках, стоящих почти у каждого порога, ослепительно ярко сияли смоченные водой рыбные бока и почти столь же дешевые здесь изделия из металлов. Торговки, обычно крикливые, как чайки, вели между собой беседу ленивую и бессмысленную, вальяжно развалившись на старых креслах под навесами и обмахиваясь изляпанными передниками. Запевали было, но песня не шла, и они, щурясь, глядели на вольных, радостных прохожих с незлой завистью в утомленных взглядах. По мышцам и душам разливалась невыносимо приторная слабость.
Из распивочной, шагая не по ситуации твердо и стирая с губ прохладную пену, вышло двое молодых мужчин. Сущим издевательством выглядели небрежно наброшенные на их плечи длинные стальные цепи с тяжелыми шариками на концах: в эту погоду, раскалившись, они наверняка причиняли своим хозяевам массу неудобств. В остальном эти люди выглядели буднично, если не сказать бедно, в грубых рубашках с короткими рукавами, мятых широких брюках и кожаных сандалиях, но даже последний глупец, едва завидев их, сразу мог догадаться, что перед ним - бойцы самого Верховного Прислужника. Элита третьего слога.
Один из воинов, лохматый паренек с беспокойным взглядом, музыкальными пальцами и первыми морщинами на блестящем от пота лбу, сложив ладони козырьком, пригляделся к флюгеру в виде сказочной рыбы на верхушке ближайшего дома.
- Ветра нету, - изрек он авторитетно, смочил слюной указательный палец и приподнял его над головой. - Точно нету. Знак-то плох.
- Брось ты, - его спутник среднего роста и средней же внешности, черноволосый и кареглазый, с опущенными плечами и шеей настолько тонкой, что ее, казалось, можно было перерезать ниткой, шумно втянул носом духоту, - бывает и такое.
- На моем веку всего пару дней так было, чтоб совсем без ветра. В первый день сестра на ровном месте сломала ногу, с тех пор гуськом припрыгивает все, под юбкой ущерб прячет, нелепица. А во второй убили крупного дельца и все его отродье, и трупы уложили в ряд у берега Нервы...
Кареглазый взлохматил соломенные кудри на голове друга и улыбнулся широко, ободряюще, с доброй издевкой, укрывшейся в уголках губ.
- Взрослый человек ты, Квен-са, а за матушкой базарные бредни повторять горазд. Видел ты хоть те трупы?
- Видел, как тебя! - паренек, оскорбленный неверием, повысил голос и заговорил скороговоркой. - Лежали без единой раны, как спящие, нога к ноге, плечом к плечу, старик Эндер и все его сыновья, и ступни их лизали волны...
- Пойдем-ка, Квен-са, - кареглазый уже не слушал, он, шаркая подошвами и низко наклонив больную от жары голову, спускался с крыльца таверны. - Как дойдем, так и смена наша начнется. Нечего простаивать зазря.
Паренек плюнул себе под ноги в бессильном гневе и, поправив на плечах цепь, засеменил за широко шагающим спутником.
Улицы Та'Холда петляли, кружились в архитектурном танце, сводившем с ума даже коренных жителей столицы. За рядами скромных домиков тех небогатых представителей второго слога, что могли себе позволить содержать не более двух "са", вдруг обнаружились пышно украшенные увеселительные заведения, у дверей которых призывно улыбались красногубые женщины. Мимо них, уставив пустые взгляды в дорогу, мелкими шажками после очередного ритуала возвращались в свою безоконную обитель Безликие Невесты - шесть серых одеяний. От них пахло чем-то сладко-тошнотворным, из-за чего Квен скривился и ускорил шаг. Вздохнул полной грудью он лишь тогда, когда оказался в закрученном в спираль Безродном переулке, где каждое окно источало аромат свежей выпечки, а на кованых лавочках благоухали ветрами невозможно очаровательные девушки всех слоев общества. Они невинно хихикали, когда Квен улыбался им, и мяли в нежных ладонях шелковые или домотканые юбки, но кареглазый спутник паренька неумолимо двигался вперед, и не было и секунды на красоту, и секунды на радость.
На Холодной улице тощая, взмыленная лошаденка с довольным фырканьем окунала морду в ведро с водой, помахивая грязным и нечесаным хвостом. Ее до красноты загоревшие хозяева, сбрасывая с телеги громадные ящики с каким-то товаром, постоянно переругивались на авирском говоре:
- Эй-ха, плесень, мягче грузи! Земля-то не меховина!
- Сам-то, сам-то!
- Спина палки просит?
- Ты не "та", сильцов нема!
- Труха! Я т-тебе...
Чуть в стороне от рабочих женщина, укутанная в белую одежду так, что лишь пряди черных волос и острый подбородок выглядывали из-под ее капюшона, торговала расписными четками. Она тоже, видно, была с Авира - там женская бледность ценилась так высоко, что любая девушка скорее слегла бы с тепловым ударом, чем позволила солнцу оскорбить хотя бы тонкую полоску кожи на своем запястье. Босоногие дети из Святых кварталов, играя, прятались за подолом ее платья: она касалась их разгоряченных макушек длинными рукавами и едва заметно улыбалась.
- Почем четки, милая? - чужестранка тотчас нервно сжала губы и, не глядя на задавшего вопрос мужчину, подтолкнула к нему тележку с украшениями. Квен пожал плечами, выбрал "что попестрее - порадовать сестричку", бросил на прилавок несколько монет и вернулся к кареглазому спутнику. Тот схватил его за руку и резко кивнул в сторону авирских рабочих. Они все еще разбирались с грузом, но уже молча, и в их движениях появилась напряженность зверя перед нападением.
- Не заигрывай с иностранками, прошу, - сказал кареглазый, когда они отошли на приличное расстояние от авирцев. Квен насмешливо прищурился.
- Боязно? - он протянул руку к спутнику и слегка дернул за шарик на конце его цепи. - Странно бойцу, носящему это на своих плечах, трусить перед какими-то работягами.
- Не в том соль. Очевидно же, что она была с ними - женщинам Авира запрещено находиться в общественных местах без сопровождения мужчины. Ты бы только нарвался на бессмысленную драку... А они бы напали, это точно.
Квен, досадливо цыкнув языком, замолчал ненадолго. В его тяжелой от духоты голове медленно ворочалась злая мысль, которая требовала быть высказанной. Парень осторожно подобрал слова так, чтобы буква к букве и не подкопаться, и, наконец, с какой-то актерской ужимкой, похожей на подобострастие, протянул:
- Жаль, что меня не обучали так же, как отпрыска из первого слога. Тоже не совершал бы в жизни никаких ошибок.
Кареглазый вновь пропустил его слова мимо ушей. Они уже стояли на пороге особняка Верховного Прислужника. Над окованной сталью узорчатой деревянной дверью грозно нависал стальной же герб дома Рин: наковальня, оплетенная цветами. Всякий раз, видя ее, Квен почему-то нервничал, медлил, но его спутник почти сразу решительно толкал дверь, лишь слегка наклонив голову, чтобы засвидетельствовать свое почтение великому роду. "Словно бы с ощущением полного права на это", - думал Квен в такие моменты, подумал и сейчас, желая осадить зарвавшегося напарника. Но момент был упущен - кареглазый парень уже вошел в особняк - и Квену осталось лишь самому поклониться фамильному гербу и пойти за ним.
Капитан Икир-са-Мер явно ожидал кого-то, раз предал пустоту любимого кабинета ради толкучки с рядовыми бойцами и слугами в одном из многочисленных залов дома. И судя по тому, что он тотчас бросился к вошедшим мужчинам наперерез, стоило им ступить за порог, он ожидал именно их.
- Капитан Мер, - кареглазый, отныне известный под именем Эней, нашел взглядом настенные часы, медленно ворочающие песок в своих стеклянных недрах. - Разве мы опоздали?
- Не в том дело, - парни заметили, что их капитан сильно взволнован. Он поминутно вытирал с лица пот, хотя в доме было далеко не так жарко, как снаружи, и избегал прямых взглядов. Такое поведение человека отнюдь не нервного заставляло насторожиться.
- Собственно, у меня дело именно к Энею-са-Лорте.
Эней, чуть сгорбившийся из-за навалившейся на тело усталости, резко выпрямился. Шарики на концах цепи звякнули, столкнувшись. Квен бросил на него быстрый, ничего не выражающий взгляд и сделал шаг назад, в тень книжного шкафа. Солнце, пробивающееся сквозь тюль, теперь освещало только двоих, капитана и Энея. Все остальные люди, сидящие ранее здесь, странным образом исчезли, и капитан на минуту позволил забыть себе про официоз. Не тот момент.
- Эней-са, Фир-та-Рин... Твой отец умирает.
Сорвав с карниза тюль, в комнату ворвался первый за целый день ветер.