Аннотация: Она была светом, каметой, она была обжигающей и смешной. Трогательной и просто большим ребенком
Марина
Я хочу вам рассказать одну историю. Она одна из многих, и поэтому она похожа и в то же время отличается от всех. Мне ее рассказала одна девушка примерно лет 20 на вид. Я хочу. Чтоб и вы услышали ее волнение и печаль, с каким она рассказывала мне. Конечно бумага и печать не имеют такой власти и силы, какую имеют живое звучание голоса и лицо, глаза, но все - таки я попытаюсь. Итак от первого лица....
Эта история об одной девушке. Она из тех, о ком обычно говорят, что они долго не живут, что такие как она часто становятся воровками, проститутками и верить им нельзя, что они - группа риска, что они -разносчики разных дурных болезней. И когда о них пишут в газетах или журналах их имена не указываются или изменяются настолько что не узнать. И тут же публикуется предупреждение о том, что имя изменено.
Итак, как вы, наверное, догадались эта история о наркоманке.
Я не знаю, с чего началась эта история.
Правда, не знаю. Может быть, она началась с того, что однажды поздно вечером Марина- девочка лет семи из очень состоятельной семьи услышала, как шепчутся ее родители в спальне. Она не понимала о чем идет речь. Ее попытки хоть что-то уловить в этом путаном шепоте ничего ей не дали. И девочка впервые почувствовала, что от нее что-то скрывают.
А через некоторое время отец попал в больницу, потом его выписали, затем снова положили, и вскоре его не стало вовсе.
Мама плакала тогда в тот день, когда его хоронили. Марине не верилось, что все это правда. Ей казалось, что это как в кино, она радовалась игрушкам, которые ей подарили соседи и родственники отца. Она не верила или пыталась не верить.
Прошло немного времени, и мама вышла снова замуж, определив Марину бабушке.
А может, эта история началась с тех вечеров, когда она наблюдала за соседями и их счастливой семьей, за их весельем и радостью и понимала, чего не хватает их дому.
Или начало этой истории кроется в тех днях, когда Марине исполнилось 14 лет, и она впервые влюбилась неостановимо, бесконечно. Вы знаете эту смешную школьную любовь, когда он кажется тебе совершенством и все его слова чистой истиной. И ты веришь, веришь потому, что по другому не можешь, а если и сумеешь, то просто погибнешь.
Я не знаю... Правда, не знаю.
Также как и не знаю, что сказать всем, кто знал ее при жизни. Всем, кто запомнил ее как наркоманку, как неудачницу, позор семьи и далее по тексту...
А я помню ее как великую мечтательницу и просто большого ребенка.
У нее всегда было много денег, которыми она легко делилась со всеми желающими, так мама и отчим откупались от ее навязчивости и прилипчивости. Такой они ее считали. Она, и правда была такой. Едва ей стоило заметить что она тебе понравилась или ты просто рад ее видеть, как тут же она засыпала тебя болтовней. Она задавала вопросы, не дожидаясь твоего ответа, отвечала сама, продолжая бесконечный монолог без твоего участия. Она могла пропасть на целые месяцы, а потом вдруг свалиться как снег на голову.
Она всегда была большим ребенком, она была крылатой, она была светом и каметой. Рыжая девчонка, обжигающая и смешная, яркая и наивная, капризная и ... ожидающая. Она ждала, чего же именно она, наверное, и сама не понимала. Может быть, слов или каких-то поступков, жестов. Она была похожа на щенка, который потерялся в дождливую ночь и ищет и ждет, надеясь, следит за каждым движением прохожих.
Однажды она ворвалась в мой дом с криком торжества и счастья.
- Я буду певицей! Я буду петь!
- С ума сошла? У тебя же нет голоса!
- Нет, есть! Джон сказал, что есть!
- Кто такой Джон?
- Секрет! Потом расскажу!
- Ты что влюбилась?
- Ну, вроде того!
Потом она снова исчезла. Прошло несколько месяцев, но ее все еще не было.
До меня дошли слухи о том, что ее видели поющей в каких-то грязных кабаках, в переходах. Затем, когда она еще раз появилась, я спрашивала ее об этом, но она только смеялась. И так ничего не объяснила мне.
Она пропала еще на месяц.
И в тот день, когда я уже перестала ждать ее, и вестей о ней, среди моих знакомых и друзей пронесся слух, что Марины больше нет.
Я не поверила, потому что подобные слухи доходили до меня часто. Такой уж экстремальной была эта юная леди. Вся ее жизнь всегда была на грани. Она путешествовала пешком по нашей стране, какое-то время пыталась стать скалолазкой, смеялась над теми, кто сильней и старше ее.
Она была такой. И она остается такой для меня и моей памяти, души, и в моем сердце всегда будет много места для нее.
Я не хочу помнить ее другой. Я не хочу помнить, что после того, как мама и отчим отказались давать ей деньги, она стала воровать, что она так и не смогла уйти от своей первой любви- парня, того самого Джона старше ее на 10 лет посадивший ее на иглу, он продававший ее своим "друзьям" за дозу.
Пусть она запомнится мне такой ищущей, ждущей, мечтающей. Она не стала певицей, и ее исчезновение родные заметили только через полгода, когда уже все ее друзья знали об этом и ее уже похоронили на общие деньги.
Пусть...
Я знаю чем закончилась эта история. Она просто ушла, она исчезла, ее больше нет.
И кажется, что после нее ничего не осталось, но это не правда. Осталась ее мечта петь. Осталось ее сияние и ее надежды, что она больше не будет мешать родной матери, и ее новому мужу.
Остались улицы, по которым она гуляла, остались ее песни, которые она пела иногда в кабаках и грязных переходах, в парках и просто за пьяным столом и порой в тишине я слышу ее голос. Но почему я так и не догадалась о то, что она сидит на игле, еще тогда, когда она была жива и ее можно было спасти.
Да и еще и ее горести тоже остались. Нам никогда не узнать о них, никогда не открыть в какой именно день она поняла, что не все друзья, те, что называются друзьями, являются ими, и как легко в нашем мире потерять себя.
- В последнее время она почти не пела, а потом и вообще перестала. - Сказали мне ребята, рассказывая о ее гибели.
- Ты же знаешь ее, разве такую как она остановишь?
- А как я говорил? Вот так оно все и случилось!
- Мы пытались ей помочь, но...
Ребята пытались оправдать самих себя. Мы слушали эти вопли и старались простить друг - друга. Мы пытались не помнить о том, что когда-то переходили на другую сторону улицы, увидев ее, что проверяли взглядом комнату, а не пропало чего, в те дни, когда еще позволяли ей приходить к нам. А потом и вовсе прекратили ее приглашать в гости.
Стоило завести разговор о ней с ее мамочкой или еще хуже с ее отчимом , как тут же те морщили мины, как будто съели лимона зеленого без сахара полный бак. Им казалось неприличным помнить о Марине.
Я не буду рассказывать вам о ее разочарованиях и боли, пересказывать о том, как она лечилась в больницах и что такое ломки. Думаю вам это и без меня хорошо известно и понятно.