Аннотация: Вы когда-нибудь задумывались чьи голоса озвучивают мягкие игрушки, в которых, если нажмешь нужную кнопку, звучат смех или стишки или песня...
Здравствуй, это я!
Автор - Жанар Кусаинова
(краткая история о маленькой кукле и Лере - подкастере)
- Лера. Да, помню я ее, ну конечно, еще бы. Рыжая такая, злая, такая смотрит и молчит, вот уставится на тебя и молчит. На вид лет 20, может меньше, худая, даже тощая. Ага. Глаза такие бешенные, грустные, большие. Цвет? Зеленый, очень яркий зеленый цвет. У нее глаза всегда светились. Наверное, от голода или потому, что чокнутая. Говорят, у них, у чокнутых, всегда глаза светятся. Дикая девка. То смеется, то плачет. То вдруг выдаст что-нибудь такое. Трам-па-па! А мне что? Я вообще уборщица. Я полы мою. Ничего не значу, так живу. Вот. А когда это случилось?
Подкастер. Тонкие линии на компьютерном экране. Бьются, извиваются как живые. Джинсы, небритые щеки, подростковые прыщи, провода вокруг компьютера.
-А чё? Клевая девка эта Лерка. Мы с ней как-то затусили, на Казани. То да се. А она такая безбашенная, отвязная. Прикольная. Мне ее голос сразу понравился. Такой он, сразу запомнишь. Она мелкая такая, ну вот мне до плеча, то есть до плеч, короче до сюда. Я к ней даже клеился немножко. Она как-то сразу отшилась. Я ее к себе пригласил, ну чтобы подкаст записать. Ну, знаете, чтобы в инете, ее истории висели. Ну, прикольно ведь. А чё, с ней че-то не так? Где она?
Голос Леры.
- Это будет так. Белый - белый экран. Полный зал, множество людей придут посмотреть на меня. Я на экране и смеюсь - смеюсь. И пусть будет дождь и пусть все, бегут в кино, спрятаться от дождя. И там, я на экране буду петь, и танцевать, в таких мощных страусиных перьях, а на голове корона, и на ногах такие клеевые туфли. И рампы, рампы. Паба-паба-баб-ба. И все вдруг забудут про все плохое, и про все такое. И ништяки посыпятся с небес на всех нас. Однажды, когда мы с пацанами накурились, мне приглючились ништяки. Они были такие нежные и мощные.
Как будто мы все идем по Невскому, такие замурзанные и затурканные. И вдруг с небес на тонких - тонких шелковых парашютиках к нам спускаются игрушки, в которые игрались в детстве, и которые уже, кажется, утеряны. Или письма, или любимые книги, или...Ништяки.
Директор. Потертое кресло, решетки на окнах. Мягкие игрушки по всему кабинету. Серый пиджак, очки.
- Вы поймите, у нас приличное предприятие. Мы игрушки мягкие делаем. Я между прочим заслуженный, хотя кому это сейчас... Да, если кто узнает про такое, что наша молодая сотрудница и вот. У нас, между прочим, серия игрушек вышла с ее голосом. Мышки там, куклы, собачки и так далее. Кнопку жмешь и вот, слышите?
- Здравствуй, это я! Теперь мы с тобой друзья!
- Как вы думаете, сыграет эта новость на повышение продаж? Вряд ли. А у меня коллектив, у меня учредители, уставной капитал, подагра, печень, жена и дети. И все. Нет, у нас, ее никто не обижал. Все просто и понятно. Ну, приехала, да мало ли в Питер приезжает этих. Ну не поступила. А куда она собиралась? Ну, к нам пришла. Ну, поработала. И что? И что теперь? Мы не обязаны следить за..., хватит комсомола больше нет, и, слава богу. Все, а теперь мне пора работать. Все.
Голос Леры -
Я пришла на первый тур. Это было еще в первый раз, то есть я первый раз поступала. И вот, значит, прочитала я свои стихи. А потом вышел какой-то студент и говорит - Всем спасибо.
Я ему - Да не за что! А когда в следующий раз?
Он - Девушка, я сказал спасибо! Понимаете, спасибо!
А я опять - Да на здоровье, когда приходить-то?
Он - Девушка, спасибо - это значит - до свиданья.
И на меня как водой ледяной плеснули. Я как зыбучий песок ухожу, насовсем, в глубину. Как что-то внутри взорвали и оставили меня так. Как будто сотни тысяч жгучих иголок в меня, разом. И вот тогда я ничего ему не ответила. Повернулась и побежала, как могла. Даже не плакала, даже не кричала, нет, просто бежала.
А потом дождь ведром. А у меня были такие туфли, только одна пара, я все стеснялась, что больше нет, и раскрашивала их маркером. В разные цвета, чтобы как будто много, ну, чтобы ни как шпана, или там хрен с горы, а цивильно, гламурненько. И вот дождь хлещет, и мои туфли потекли. Я потом оглянулась и увидела, что мой красный маркер потек. И следы у меня красные. "След кровавый стелется". Никогда так не смеялась. А что это везде можно будет услышать? А ну да, это же инет. Ну, круто.
Звукорежиссер. Он суровый и печальный, полный, его седые волосы, кажутся пыльными. Он РАНЬШЕ озвучивал кинофильмы, а ТЕПЕРЬ мягкие игрушки. Что-то вроде - "Здравствуй, это я!"
Конечно, не доволен своей судьбой. А ведь он гений. Правда, в этом городе все гении. Или почти все, или почти гении.
Хотя, кто видел эти его ФИЛЬМЫ, наверняка какое - нибудь там барахло. "Агрессивное поведение кроликов советских мясных пород". Мясные породы, то есть на мясо. То есть, не просто кролики, а кролики бройлеры. Хотя, Хайдеггер знает, бывают ли среди кроликов бройлеры? А какого Иглесио такому чуду не быть?! На самом деле это, наверное, противно - огромные жирные, похожие на свиней кролики агрессивно нападают друг на друга, пожирают, их красные точечные глазки горят в злобной тоске. Фу!
- Лера? Да помню, конечно, помню. Такая рыжая. Да. И что вы от меня хотите? Нет, разумеется, я о ней ничего не знаю. И что я могу знать, встретились, поработали. Ничего себе девочка, голос хороший. А зачем это вам? А, ну ясно...Да уж.
Голос Леры - А что уже запись? А вот вижу красную кнопку. О чем я хотела сказать? А все, вспомнила. Я про друга своего хотела рассказать. Про Виктора. Он очень клевый. Правда. Он как огромный яблочный сад, со спелыми такими, сияющими, медовыми яблоками. Такими, горячими от солнца и жары яблоками, и сад такой мощный, просто бешенное пространство занимает, как остров. В одном мультике острова плавали в небе, среди бесконечных облаков. Острова там были как корабли небесные. И на них жили люди. И чтобы попасть с острова на остров, нужен был парус. А у нас с Виктором есть такой парус. Вот. Мы почти никогда не видимся, но каждый день говорим по телефону. Часами. Вот.
Однажды мне приснилось, что в этом саду появились вороны. Они налетели на этот сад и стали клевать яблоки. Разорванные спелые щеки клочьями взлетали в небеса. Красная кожица, кровавая рана. Снег белый под нею.
И весело как. И столько солнца было, просто глаза слепило, сколько. И еще трава, по колено, в Питере такого нет. И все-таки жаль, что у нас город водяной, и живут здесь водяные и русалки, даже не живут, а как-то плывут куда-то мимо, мраморные и облачные, как дым или туман. Вежливо-обтекаемый, прохладный и тусклый.
Хозяйка комнаты. Беззубый рот и шрам от ножа на шее. Бархатное платье с бусами, вытертое в некоторых местах. В ее комнате всегда сумерки и никогда не загорается лампочка. У хозяйки светобоязнь. Глаза слепятся от ярких лучей.
- Только без вспышек. У меня с давних пор знаете. А чего вы хотели, слушаю внимательно. Лера? Хорошая девочка. Да, мужиков не водила, водку не пила. Деньги платила вовремя. А что вполне себе приличная девочка. Да, я знаю, я и сама удивилась, когда это стряслось. Странная история. Вот такие пирожки с котятами, как сейчас говорят. Да, ехали медведи на велосипеде.
Голос Леры -
Я и сама не знаю как это случилось. Сама. Вдруг влюбилась я в Виктора. Очень сильно. Это как с небоскреба и в низ, туда, где машины на огромной скорости. И завертело меня и закрутило. Будто черти заиграли со мной как с куклой, перебрасывая друг другу мое сердце, как мяч в игре. Они ловили и хватали его своими железными когтями, острыми и горячими как угольки в аду. И перед глазами у меня все плыло. И я боялась, что все догадаются. Или уже. И больно, и радостно. И в висках стучит, гудит, как, если бы в моей голове поезда разъездились. Нет не поезда, а целые железнодорожные сети с круглосуточным движением во все стороны света. Нет, не так. Хуже, как будто у меня там, в голове и в сердце межгалактические космодромы, и каждую секунду взлетает ракета.
Виктор ужаснулся моей любви. И отступил. И я осталась одна в темноте.
Умер король, и поэтому умерла королева.
Умер король. И королева осталась одна в своем пугающе пустом темном замке. Она запретила зажигать свечи, потому что боялась, что их свет отпугнет его призрак, если он придет. Она обнимала его одежду, вдыхала его запах, она видела, как этот запах постепенно исчезает.
Фу, сколько пафоса! И разумеется, он меня ни вот столечко. И побежала я с горя топиться. И куда? В родимую Неву, конечно. Представляете, как банально. Вот. И пошла я на свой любимый мост, который разводится. Как же его, а не помню. Благости, мне повезло дуре. Разводчик мостов оказался дельный дядька, очень правильный. Сначала отругал, а потом даже водки налил. Выпили мы, стоим, курим, думы думаем. А все-таки жалко, что Виктор меня не любит. Вот.
А разводчик мне такую телегу запряг. Кстати очень дельную. На тему, что мол, негоже лилиям прясть. Мол, делай как средневековый рыцарь. Вот у них, у гадов, было в жизни две любви. Одна прекрасная, любовь к даме. К ней ни прикоснись. И еще одна, забыла, как называется. Для дома и уюта. Так вот любовь к даме - это нечто сама понимаешь.
И тут меня осенило. А пусть Виктор тогда будет моей прекрасной дамой. И его шелковый шарф будет вечно на моей пике. Как символ страсти. Ёрш, твою дивизию. А буду светлым рыцарем с нержавеющим забралом. Если уж не гора, то... Но Карфаген все равно будет разрушен.
Сценаристка. Полтинник или больше. Прическа на голове, как крылья взбесившейся черной вороны, в авоське торчит нога курицы и хвост рыбы. В руках сотни пожелтевших страниц - это бесценные сценарии. Ни одного поставленного. Не замужем.
- Ах, это вы мне звонили? Извините, я опять все перепутала. Все бегу и бегу. Дел по горло, денег мало. Чтобы выжить, надо крутиться. А мне, между прочим, рассчитывать не на кого, работаю, что называется на унитаз. А Лера, что Лера? Развели здесь детский сад. Я, между прочим, в ее возрасте, хотя, что тут говорить, ведь она никогда не будет в моем возрасте. Вы знаете, а я ей немножко завидую. С нею всем было очень легко. Она появлялась как облако, рыжее с изумрудами. Никто и никогда не озвучивал мои тексты так весело и легко как она. Вот, например это - Здравствуй, это я! Мы с тобой теперь друзья!
Она всегда была такой, всегда счастливая. Бывают такие люди, с ними встретишься, и внутри сразу становится веселее, радостнее что ли.
Знаете, а это так похоже на Леру, на огромной скорости мчаться на велике по мосту, который разводят сию же минуту. Наверное, она действительно ненормальная, она думала, что успеет перелететь с одного края на другой, и...ах, Нева, родимая! И ведь никто не сумел остановить, так быстро она гнала велосипед.
Знаете, потом уже когда ее не стало, я зашла в какой-то супермаркет, пробегаю с корзинкой мимо полок с разным барахлом. И вдруг, я слышу за спиной голос Леры - Здравствуй, это я! Теперь мы с тобой друзья!
Я в ужасе обернулась, передо мной какая - то девочка с нашей игрушкой, нажимает на кнопку.
Здравствуй, это я!
И множество наших игрушек на полках. А ее больше нет, и актрисой она уже никогда не станет. Только голосом в игрушке и то, пока не сломается или батарейка не сядет.
Здравствуй!
Она ведь пыталась и в рекламе сниматься и в массовке. Никуда ее не брали. Сейчас ведь мода на красивых блондинок, с длинными ногами, чтобы гламурно. А она, ростом маленькая, вот с таким носом, волосы рыжие, непослушные. Ни в какие рамки.
Голос Леры -
Честно говоря, по приколу мне жить в Питере, обожаю его и чаек этих серебристых и воздух морской, и ветра и дожди. И все бы хорошо, да все-таки жалко, что Виктор меня ни капли, ни грамма, ни сантиметра, ни шагу назад - позади Москва. Ну, вот если бы, ну хотя бы на секунду, на взмах ресниц, на сон грядущий, на зло врагу, на радость маме. А, ну, и Иглесио с ним! Никогда не навязывайтесь, мадам, это унизительно.
Однажды я опять обкурилась и все с этого же горя. И снова ништяки посетили мое измученное суровой действительностью сознание. Луна на бархатном ночном небе вдруг стала нежной, ласковой, теплой маминой грудью, она была такая бешено огромная, что я едва не рехнулась, глядя на нее, она начиналась где-то в недосягаемой вышине среди облаков. И все люди вокруг меня вдруг прекратили свою возню, откуда - то как дождь с неба возникли звуки детской всеми забытой или никогда неслышимой колыбели. Люди, уставшие, и измученные устремились к маминой груди. И протянули ей свои ладони.
- Люби меня мама, скрой меня от печалей моих, дай мне покой и отдых.
И капнули в ладони капли небесного молока и счастье и покой наполнили сердца людей.
А к этой груди бежала взмыленная Надежда Крупская и несла с надеждой свой лозунг в руках, бирюзовые буковки на белом шелке. Долой коммунизм, да здравствует оргазм! Человечеству нужен оргазм!
Ништяки. И я была там и ждала своей очереди к волшебному родному молоку. Вот они мои ладони, ждущие и трепещущие, дайте и мне молока.