Роман 'О жизни млекопитающих в конце Юрского периода' написан как свободная персантильная хроника - без прочной фабулы, связывающей всех действующих лиц. Многие главы этой хроники представляют собой самостоятельные очерки и рассказы - их можно читать отдельно. Но в расположении этих очерков, рассказов и эпизодов есть определенный порядок, продуманная автором система, и было бы большой ошибкой рассматривать их как произвольный набор не связанных между собою текстов. Тонкие невидимые нити связывают эти эпизоды и главы меж собою - то развитием предыдущей мысли, то похожестью жизненной ситуации, то общей темой, то просто музыкой слов. И они словно рифмуются и перекликаются между собой - случайная фраза из одного фрагмента вдруг отзывается в другом, далеко от него отстоящем, своим дальнейшим развитием. И из паззлов этих эпизодов возникает полотно этого уникального романа.
Главы романа, переплетаясь и дополняя друг друга, касаются нескольких важных тем: Жизнь нового русского барина, Противостояние богатых и бедных, Уходящая русская деревня, Жизнь русской интеллигенции в новую капиталистическую эру, Пространство и Время в сознании русского человека и что такое Русский Менталитет. Но лучше всего об этом не рассуждать, а просто прочитать роман.
Побочным следствием романа является не развитие интриги действия, а галерея характеров. Интрига действия, даже самая витиеватая, всегда статична, как полевая дорога в долине между холмами, а характеры в романе - словно разнообразные живые обитатели этой долины...
Б. Айхенбойм
'Материал для галереи своих персонажей я беру исключительно в дворовой среде. При этом, конечно не обещаю, что исчерпаю все разнообразие типов, которыми изобиловала наша замкадовская дворня, а познакомлю вас только с теми личностями, которые почему-то прочнее других удержались в моей памяти.'
[Из интервью Автора изданию 'Санктъ-Петербургский инвалидъ'.]
01. Раннее утро в усадьбе Аникиты Многогрешного
Раннее летнее утро в усадьбе Аникиты Многогрешного; солнце встало, но светит еще косо, мягко, без припека; длинные тени перечерчивают темным грифелем пешеходные дорожки и стены усадебных строений - и барский дом с четырьмя дорическими колонами и мезонином, и оба гостевых флигеля, большой и малый, и небольшой приусадебный прудик, высокопарно называемый "Лебединое озеро" (с двумя деревянными лебедями на якорях), и поодаль стоящую баню, и часовенку преподобного Никиты Столпника, покровителя небесного...
Аникита встает рано. Несколько лет назад он прочел рабочие материалы о жизни Екатерины Великой, где между прочим был изложен распорядок ее дня. Он смягчался с течением ее жизни, но не существенно. Она была жаворонком, вставала в шесть утра, и никогда позже семи. После чашки крепкого турецкого кофе бралась за переписку. Кофе был натурально крепок: фунт на пять чашек, можете сами попробовать. Говорят, одного раннего вельможу, которого она угостила своим кофе, хватил удар. К кофе подавались густые сливки и печенье. Сама императрица ела немного, но полдюжины левреток, всегда разделявшие завтрак с Екатериной, опустошали сахарницу и корзинку с печеньем. Покончив с едой, государыня выпускала собак на прогулку, а сама садилась за работу. С девяти принимала посетителей. Первым входил обер-полицмейстер. Чтобы прочесть бумаги, поданные на подпись, императрица надевала очки. Затем являлся секретарь и начиналась работа с документами.
К полудню она наконец бралась за свой туалет, но четверть часа, не более. Далее был малый выход с посещением церкви и обед. После обеда работа с деловыми бумагами, летом конные прогулки. Вечер при дворе начинался в шесть часов. Главным событием вечера оказывалась, как правило, театральная постановка. В самые бурные годы правления Екатерины спектакли ставили через день, к концу ее жизни - раз в неделю. Иногда автором пьесы становилась сама императрица. Любовными утехами с фаворитами занималась по утрам, вечером силы рано оставляли ее.
Если уж великие государи заставляли себя трудиться и вставали в рань раннюю, то что же делать нам, простым смертным, если мы хотим оставить хоть небольшой свой след на Земле? Только работать и работать!
И еще одно он взял у великой Екатерины. Как легко видеть, весь ее рабочий день был разбит на куски примерно по три часа. Это очень разумно. За меньшее время ничего не успеваешь продуктивно сделать: надо въехать в материал, подумать о вариантах, и только потом что-то делать серьезно. А при длительности более трех часов падает производительность: организм устает заниматься однообразием, ему надо переключаться.
Поэтому Никитон вставал в 6 утра, но никогда позже восьми. По обыкновению первым делом обходил свои ближние владения. На лужайке вчера работала газонокосилка, лужайка была ровная и зеленая, как биллиардный стол. Никитон в спортивном бело-голубом костюме "Finn Flare" и серых кроссовках "Адидас" неспешно идет вдоль лужайки и негромко рассуждает вслух. Косить или принуждать? - Вот в чем вопрос. Скошенная трава вырастает заново, как ни в чем ни бывало, через короткий срок, а если на траву накинуть нечто непрозрачное, например плотный картон, то через две недели сочной зеленой травы под ним не будет, будет только жалкая белесая поросль. Это притча правителям страны: народ надо регулярно косить, и тогда он будет бодрым, зеленым и нужного возраста. А если его закрыть чем-то наглухо, то он через малое время весь погибнет". Он запинается, останавливается. Достает маленький блокнот из нагрудного кармана костюма, записывает эту славную мысль и идет дальше, к спортивной площадке.
Еще не жарко, но обильная роса на траве обещает жаркий день; там, где пригревает солнце, из травы вьется легкий сизый дымок испаряющейся влаги. На высоком флагштоке, установленном рядом с главным домом, на слабом ветру колышится маленький треугольный красный флаг с желтыми литерами "АМ" в синем обводе, который поднимается всякий раз во время пребывания хозяина в усадьбе.
Из кухни большого гостевого флигеля раздаются приглушенные голоса кухарок; они обсуждают между собой появившиеся в деревне слухи о том, что в лесу стали баловать бомжи, за грибами и ягодами не просто выйдешь; правда, обыкновенно они люди смирные, стараются не привлекать к себе лишнего внимания; у них есть несколько потайных земляночек, сделанных на обрывах урочищ, где они тихо и обретаются.
Один интеллигентный бомжик, Федюня, заходил вчерась за картофельными очистками. Объявил, что он и не бомж вовсе, а даун на шифере. Наверное, у него хибарка в лесу такая, шифером крытая. Говорит, на Западе каждый третий ведет такую жизнь. Они там сознательно отказываются от высоких заработков, считая это пустой тратой своего драгоценного времени, и отдаются целиком семье и своим мыслям. Но при этом сильно убавляют свои запросы.
Так вот, в последнее время стали они, бомжи, баловать.
- Сказывают, в лесу дикий бомж объявился, - сообщают друг другу девушки, - давеча Дашутка, Трифоновская дочка, в лес по грибы ходила, так он как прыснет из-за елей, да на нее. Бутерброды у нее были с ветчинкой и сыром, хлеб, пол-литра молока в пластиковой бутылке - всё отнял и отпустил.
- Смотри, не созорничал ли?
- Нет, говорит, ничего не сделал; только что взяла с собой поесть, то отнял. Да и бомжик то, слышь, здешний, павловский. Чего это он в леса подался? Достал его, наверно, город. А теперь достает голод. Не одна напасть, так другая. Куда ему теперя деваться то?
- Нешто сказать хозяйским егерям? Они его живо повяжут.
- Не надоть. Не равён час засекут, а он, сказывают, приваблив. Да его другие бомжики живо обучат лесным законам. Захочет жить - присмиреет. А не обучится, так помрет, как Матвейка-художник. Какие он нам портреты важные углем на досках рисовал! Да вот замерз в летошнюю зиму, плохо свою берлогу утеплил.
- Хозяин предлагал им пойти на оброк. На речке Кляпоберице за Шехлемецкой заводью пустует бортный ухожей. Идите, сказал он им, - и живите на моих землях. За лес и готовое жилье оброку на вас налагаю полтретья пудов меда... Не захотели! Работать не хотят... Говорят, что вольность им дороже...
- Мизиньные люди...
- Ты смотри, аккуратнее перебирай, ягоды не все горазды...
- А еще бают в Чертовом Логу медведь объявился. Смотри, не ходи, а то он в гости к себе позовет!
- Меня он в один глоток съест! - озорно отзывается карлица Нина. Несмотря на свои физические недостатки, она очень оптимистична и позитивно относится к любым событиям в жизни, считая, что ей нельзя плакаться, а уныние есть тяжкий грех.
- А правда ли, - спрашивает одна из собеседниц, не переставая бойко чистить картошку, - что в Муроме, в урочищах Карачаровских, одну бабу медведь в берлогу увел, да целую зиму у себя там и держал?
- Как же! в кухарках она у него жила! - смеются другие.
Жизнь в усадьбе постепенно налаживается на дневной лад. Над полями воспаряет жаворонок, и начинает лить с небес свою дивную песню.
Аникита с обозначением легкого поклона обмахивается щепотью на часовенку и идет далее, мимо конюшни на дюжину породистых рысаков, паркинга для внедорожников, где стоят несколько крупных автомашин, мимо теннисного корта с искусственным покрытием, мимо изумрудного крокетного поля, как у Чехова в Мелихове, - к современной спортивной площадке, где у него установлены разные снаряды для утренней разминки мышц - перекладина, скамейка для качания пресса, несколько тяжелых ухватистых предметов, выполняющих роль гирь и сами гири, весом на пуд и два пуда. Он становится в центре площадки и минут десять занимается разного сорта поклонами и наклонениями. "Позвоночник придворного должен быть отменно гибок", как бы в шутку говаривает он. Затем поперек скамейки качает пресс, делает несколько коротких стартов с разбегом и резким торможением. Перед возвращением в дом идет к усадебным воротам и кратко разговаривает с охраной: как стоится, не случилось ли чего со вчерашнего? Один из охранников рассказывает ему о вчерашней выходке Каленика. Ну, этот парень вчера и учудил!...
Беседуя со своими охранниками, Аникита неожиданно увидел, что если надпись "ОХРАНА" на спине охранника, так похожую на желтую печать антихриста, прочитать наоборот, то получится слово "АНАРХО". Что весьма любопытно. Оказывается, обратная сторона охраны - анархия! Это может означать, что охрана борется с противоположной сущностью, анархией. Или это означает то, что охрана в любую минуту может предать, и обратиться в свою полную противоположность. Если вспомнить последние часы великих диктаторов, то окажется, что именно ближняя охрана первой предавала их. "Меня убьют, и убьют члены охраны", - написал Столыпин незадолго до смерти. Потому что ближней охране яснее всего видно, что уже пора это делать, а то будет поздно. Во всяком случае, это все равно забавно с перевертышем, согласитесь.
Надо это запомнить, подумал Аникита, и кратко записал эту великую мысль в свои записные анналы. Авось пригодится.
02. Подмосковная Немчиновка
Подмосковная Немчиновка берет свое начало во временах императрицы Екатерины Великой, когда здесь появились хутора немки Орины и немчина Христофора. Сто лет назад поселок принадлежал дворянской семье Немчиновых, наследников славного Христофора. Главным вкладом советской власти в развитие Немчиновки можно считать перенесение столицы молодого государства из города Питера во град Москву в феврале 1918 года. Бросовые доселе земли, внезапно оказавшиеся ближним пригородом столичного города, резко выросли в цене, и народ с пролетарским энтузиазмом бросился их осваивать. Кому не хотелось летом вырваться из шумной и душной Москвы за город, в тенистый покой милого деревенского уюта? Довольно быстро мелкий поселочек заметно увеличился, превратившись в запутанный лабиринт человеческих построек, судеб и отношений. Здесь полюбили живать знаменитости. В разные годы в Немчиновке отдыхали и работали архитектор Федор Шехтель, писательница Мариэтта Шагинян, сталинский любимец режиссер Сергей Эйзенштейн. В Немчиновке в доме своего тестя часто бывал известный художник-авангардист Kazimierz Malewicz (Казимир Малевич) . Ему эти места так нравились, что он завещал похоронить себя здесь, и в 1935 году его прах был предан земле в поле между Немчиновкой и Ромашково. Это славная история прошлого Немчиновки. А сегодня в Немчиновке живет заслуженный художник России Вольдемар Херувимов (Waldemar Xeruvimoff), славный продолжатель этих традиций, и еще много других прекрасных людей. Все эти славные и заслуженные люди жили в элитной части поселка, на улице Демьяна Бедного.
Майские застолья у Херувимова в Немчиновке уже давно стали традиционными. Собирались между майскими праздниками или рядом, вокруг 9-го мая, как получалось. Но чтобы обязательно в мае, желательно во время цветения приусадебных вишен. Кроме совсем своих, собственно Херувимова с женой и "домашнего еврея" Давида Закоханского, на таких застольях обычно бывал кто-нибудь из союза художников, приятели Херувимова по учебе в Строгановском училище, друзья детства хозяев и просто их хорошие знакомые и соседи.
Правда, если насчет знакомых из союза художников, то сегодня это нужно уточнять. Раньше всё было просто и понятно: раньше был Союз Художников СССР, в нем была ясная иерархия и понятные ступеньки продвижения наверх. А сейчас есть и Союз художников России, и Творческий союз художников России, и Профессиональный союз художников России. И еще десятка два менее известных подобных организаций. Все из-за борьбы за недвижимость: выставочные залы и галереи, дома отдыха, аренда мастерских, жилье и крупные заказы для членов своего союза. В смутные времена всегда появляется новая поросль молодых энергичных людей, которая начинает претендовать на свой кусок исполкомовского пирога, организовывает новый союз и требует под него материального обеспечения. И начинает распихивать локтями всех окружающих. Противно, мелочно, по плебейски. Как, впрочем, и все окружающее сегодня. Поэтому насчет союза художников - никаких рекламных нашлёпок в виде "профессиональных", "творческих" и прочих. Только СХР, единый и неделимый, и члены его, великие "сухари"!
На застолья обычно собиралось человек под двадцать. На этот раз в Немчиновке собрались после персональной выставки Херувимова в зале РАХа. Были приятели, соседи, "художник спящего города" Ростислав Харский. Дальним гостем приехал из Киева Анатоль Заверюха, который учился с Херувимовым на одном курсе, а теперь народный художник вольно-свободной самолежной* республики. Толик в своей цветастой вышиванке внес свежую живительную струю с украинских окраин в затхлое болотце застоявшейся столичной жизни. На колоритном киевском суржике* он живо рассказывал про события майданной революции "гiдности", о местных Порошенках и Яйценюках, вспоминал благодатные для него лета Януковича и время от времени заводил распевную украинскую песню "Всюды буйно квитнэ черемшина...". "Черемшина", - всякий раз после исполнения очередного куплета объяснял он московской публике, - это по-русски черемуха. Но ведь украинская "черемшина" звучит много красивее, чи нэ так? Это изящное протяжное шипящее "шы", подобное шуршанию тендiтного шелка...
Херувимов, как всегда, поражал окружающих своей феноменальной памятью на цифры и даты. У него действительно на подобное была память слона. На этот раз он вспоминал, как ему достался данный участок. Участок со старым домом они с женой купили в мае 1985 года, вот в такие же майские дни. А если точнее, то это было 12 мая. Скоро будет 30-летний юбилей приобретения этого славного места.
Седокудрый миниатюрный Додик, как всегда, изысканно-матерно сомневался в правильности приводимых Херувимовым дат и цифр, которые никто не может проверить. Длиннопалый Херувимов, по прихоти судьбы ставший не посредственным музыкантом, а хорошим художником, как всегда ласково и элегантно посылал его в жопеус. Он уже давно всем объяснил, что у него необычная ассоциативная память, и он очень легко запоминает даты, телефонные номера и прочую нескладную цифирь. Например, с женой они познакомились 14 июля. Для тех, кто не помнит, это день взятия Бастилии. Он тогда взял жену благородным штурмом, как французы взяли Бастилию. С тех пор она - его Брунгильда, а он ее верный рыцарь. И он не может забыть эту дату, в отличие от остальных, которые даже день свой свадьбы не помнят твердо. Поэтому Херувимов не стал еще раз объяснять это Додику, послал его по указанному адресу и продолжал свой рассказ.
Бывший владелец Александр Федорович был заслуженным архитектором на должности смотрителя кремлевских соборов. Он продал дом за 3642 рубля (три тысячи шестьсот сорок два рубля!) - это была цена его тогдашней страховой стоимости. Армяне давали 5000, но он хотел отдать дом в хорошие руки. Что интересно, вместе с домом продали и пианино фабрики Беккера, дореволюционное, которое по нынешним временам дороже дома вместе с его современным содержимым и участком. А тогда хозяин скромно просил доплатить за него 220 рублей. И все книги подарил, с покорной просьбой относиться к ним с почтенным вниманием и уважением. А среди них были очень интересные и драгоценные экземпляры. Во какой был матерый человечище! Сегодня таких больше нет. Он ни за что дом не продал бы, но уже почувствовал приближение конца своего земного пути, продал дом и уехал в деревню во псковской области, к своим родовым корням возле древнего города Опочка. Где у него был родительский дом у озера Синее и само это озеро в практически семейном владении.
Но с тех пор, однако, много воды утекло в реке под названием Жизнь, и перед нами теперь другие, новые берега. Дом Александра Федоровича по нынешним буржуазным временам оказался весьма мал, как домик кума Тыквы - одноэтажный, две небольшие комнаты с тесной верандочкой, - пришлось строить другой, в три жилья. Внизу большая гостиная, кухня и службы, на втором этаже - покои, для хозяев и гостей, на третьем - мастерские хозяина и его жены.
Мастерская Херувимова была сурова и аскетична, как и сам ее владелец. В ее центре стоял широкий стол, перепачканный высохшей краской, несколько разноформатных мольбертов, на некоторых картины. Херувимов называет себя певцом уходящей деревни. На единственной книжной полочке в мастерской у него вразнобой стояли томики Есенина, Ивнева, Рубцова и Хераскова. Михаила Матвеевича он в шутку называл однофамильцем и проявлял некоторое внимание к его творениям, позволяя себе цитировать из него при случае нечто вроде этого:
Я некогда в зеленом поле
Под тению древес лежал,
И мира суетность по воле
Во смутных мыслях вображал;
О жизни я помыслил тленной,
И что мы значим во вселенной.
Херувимов и Херасков - один хер, любит говаривать хозяин мастерской. А ведь "хер" по-немецки означает "господин", mein liebe Herren! Что весьма символично.
На одной картине, стоящей на мольберте, - старая женщина на лавочке перед деревенским домом, задумчиво-устало сложившая руки на коленях, мать мастера деревенской кисти. А он задумчиво-устало работал над этой картиной. Он не спешил, он хотел добиться точного соответствия образа матери в его голове и на картине, каждый день вглядывался в портрет, и неизменно правил, все время что-то было чуточку не так. В углу за дверью рогатая вешалка для одежды, где висел рабочий фартук. Вдоль одной стены на полу стоял стояк для хранения картин в вертикальном положении, там их было штук двадцать-тридцать, разного размера, повернутые к свету исподом. И распашное окно в сад, которое давало просторный вид над участком, над соседскими угодьями, далеко в древнюю подмосковную даль... Правда, надобно заметить, что наша общая подмосковная даль со временем все больше дробилась на индивидуальные пчелиные соты. Новые дачи девяностых и нулевых обставились высокими глухими заборами, а тихие улочки превратились в средневековые проулки. В старых дачных поселках заборы никогда не были высокими, и зачастую это был просто прозрачный штакетник. Огораживались не от людей, а символически обозначали свою территорию, и чтоб чужие собаки во двор не забегали. Мало того, в царское время на дачах строго запрещалось строить сплошные изгороди, 'дабы не портить природный ландшафт'. А новые дачи окружены темными загородками от трех метров. Народ обособляется. Никто никому не нужен. Эгоизм снова побеждает коллективизм. Новые люди предпочитают жизнь в богатом и холодном одиночестве могучим возможностям и радостям общей жизни человеческого социума. Но ведь человек в первую очередь социальное животное. И потом... нельзя создать уютный индивидуальный мир, если за его границей сразу начинается разбитый асфальт, заплеванная забегаловка для выпивох, обваливающийся Дом Культуры и все такое прочее. Это неправильно, не гармонично. Жизнь богатого человека тогда становится красивой, если и все вокруг его семейного гнезда тоже красиво. А для этого нужно думать шире своей усадьбы в пятнадцать соток. Херувимов часто думал об этом, глядя со своего распашного окна на окрестности, и ему было бесконечно грустно. Он пытался выразить эти мысли в художественных образах. Так, чтобы зрителя его картины это пробрало во всю душу и навсегда осталось в его сердце. Но так пока не получалось. А делать по другому бесполезно.
Жена Вольдемара Брунгильда, в девичестве Бронислава, профессионально занималась витражами для богатых загородных домов - проектирование, привязка к конкретному месту, изготовление стекол на небольшом заводике в Рязанской глубинке, и окончательный монтаж на месте. Среди ее заказчиков были очень значительные лица - народные артисты, люди из администрации Президента, из Московской мэрии. Газпромовский начальник Миллер, знаменитый путешественник Сергей Ястребов, генерал армии Громов. Ее кабинет был в другой части этажа, и основным орудием ее работы был компьютер с большим графическим экраном.
Брунгильда в последнее время была озадачена заказом некоего строительного магната для его загородного дома в Подмосковье - на витраже должно быть изображено сражение двух крупных динозавров. Груды мышц, разверстые пасти, страшные впившиеся клыки и когти, море крови. "Люблю я этих тварей" - так объяснил ей свой заказ асфальтодорожный барон и мило оскалился. Все последние дни она пристально просматривала фильмы типа "Парка Юрского периода" в поиске подходящей картинки для основы будущего панно. Во время просмотров она не могла избавиться от ощущения, что ее заказчик и сам неуловимо похож на одного из таких динозавров, и ей время от времени мерещилось на теле древней твари его оскаленное в хищной улыбке лицо.
А к дому была пристыкована длинная летняя терраса, метров пять-шесть в длину, метра три в ширину, на которой они сегодня и сидели. От старого дома остались только наличники, три из которых были прибиты изнутри на глухую стену террасы, выходящую на соседа. Это потому, что у хозяина была мечта нарисовать под каждый наличник картину, чтобы это было как вид из окон деревенской избы. Он хотел нарисовать там приволжские луга той тверской деревни, где он провел свое детство. Чтоб сидеть на террасе и вспоминать свои золотые дни. Дело двигалось, но по ходу процесса ему пришла в голову идея нарисовать по четыре картины для каждого окна, по числу сезонов. И менять картины по перемене зимы на весну, а весны на лето... А для создания полного ощущения иллюзии нужно было ехать на натуру. Причем хотя бы раз в каждый из сезонов. Он подумал было послать туда учеников с фотоаппаратом, но тотчас понял, что фотоснимки не смогут заменить ему натуру. Ведь нужно не только смотреть глазами, - нужно ощущать кожей теплоту и шероховатость воздуха, чувствовать ноздрями запахи окружающего леса, слушать, как все пространство связано общими звуками. Вот тогда, может быть, и получится понять это пространство, и попробовать написать его, живое и трепещущее. А что передадут фотографии, мертвые как отпечаток древнего ихтиозавра в окаменевшей породе мелового периода?
У Херувимова всегда пили только водку. Строго и безо всяких левацких исключений. Никаких там скотских вискарей и прочего цветного пойла он категорически не признавал, как не признавал он и всякой неруси. Особенно он не любил польскую водку, считая поляков наглыми и презренными претендентами на истинно русский водочный бренд. При случае он страницами цитировал эпохальный труд Вильяма Похлёбкина "История водки", в котором убедительно доказывался исторический приоритет России в появлении знаменитого напитка на 20-30 лет по сравнению с другими претендентами. Как-то ученики щедро подарили ему элитный шведский "Absolut", так он к нему даже не притронулся. Пивал, говорил он, в молодости всё, что горит, пивал и "Абсолют", но не то это всё, нет там русского духа. Но и наша водка может быть разной в той же степени, как разной может быть вода. Вода может быть свежей или затхлой, безвкусной или безумно вкусной, тяжелой или легкой, мертвой или живой. Правильная водка должна быть легкой, живой и вкусной. Она должна поднимать настроение, а не угнетать желающий воспарить вольнолюбивый человеческий дух. В водке надо хорошо разбираться. Ее надо любить.
На этот раз пили водку "Smirnoff" с плавающими в ней золотыми хлопьями. И как-то так получилось, что, когда водки в очередной бутылке оставалось мало, Додик выплеснул все остатки в свой стаканчик, вместе с осевшими золотыми хлопьями.
- Давид, ну что ты сегодня ведешь себя как пошлый литературный еврей - опять все золото себе забрал, другим не оставил! - шутливо пристыдил его Херувимов.
- А как же мне себя вести, если я и есть еврей? - шутливо оправдывался Додик. - Чего мне этого стыдиться? У нас у каждого в характере приумножать свое богатство. Я разве сделал что-то неприличное?
03. Дифирамб рыбному пирогу
Да едали ли вы когда-нибудь это чудо русской национальной кухни - настоящий рыбный пирог, господа хорошие? Я вам об этом так скажу: если вас на каком-нибудь помпезном сайте будут обольщать старинным фамильным рецептом рыбного пирога, который якобы передавался от бабушек внучатым племянникам многие поколения, но в начинке которого найдется рис, вареная рыба или яйца - гоните такого обольстителя прочь! Колотите его нещадно свернутой в трубку газетой "Московский Комсомолец" или тяжелым хренючим журналом "Сноб" по голове! Закрывайте с негодованием его сайт и уходите! Хлопните дверью так, чтоб весь интернет содрогнулся от вашего негодования и далекий гул пошел по всем его длинным закоулочкам и коридорам!
Внутри пирога, между двумя тонкими пластами теста, не должно быть ничего, кроме рыбы. Кроме свежей, свежайшей речной рыбы, почищенной от чешуи и потрохов и чуть-чуть посоленной. Никакого варения быть в нем не должно, потому что вареная рыба уже отдала свои жизненные соки бульону, а тот уже выпит разгульным поваром и кухарками. Никакой размороженной рыбы использовать в пирог также нельзя - по той же причине, что соки рыбные из мороженой рыбы уже улетучились. А самое главное в рыбном пироге - натуральный свежий рыбный сок!
Рыбный пирог делается к обеду (ну, могу с натяжкой допустить, что к позднему обеду) из рыбы, которая поймана в этот же день рано утром, и не позже позднего утра куплена на рынке у рыбака, поймавшего эту рыбу. Никаких посредников, только из рук в руки, глядя продавцу и рыбе в глаза. Потому что его нужно спросить, где, как и когда он поймал эту рыбу. А рыбьи глаза скажут вам, действительно ли её поймали этим утром. Чем меньше времени между выловом рыбы и готовым пирогом - тем лучше.
Если делать уральский рыбный пирог, то на Урале говорят, что рыба любит масло и лук. Поэтому между рыбой следует положить несколько небольших кусочков сливочного масла, а сверху рыбы рассыпать немного репчатого лука. Это придаст пирогу сочность и нежность. Еще можно добавить и несколько горошин черного перца с кусочками лаврового листа, но слегка, с чувством сдержанного равновесия, чтобы не перебить живой рыбный дух.
Конечно, перед посадкой в духовку пирог следует смазать сырым яйцом и проколоть верхнюю часть пирога вилкой, чтобы он мог дышать. Дать немного подойти и поместить в разогретую духовку. Через 40-45 минут готовый пирог следует достать, смазать куском застывшего в морозильнике сливочного масла и через пять минут накрыть чистым цветным полотенцем.
А если вам предложат рецепт открытого рыбного пирога, то знайте, что это такой же нонсенс, как голова без шапки в зимнем Норильске. Рыбный пирог обязательно делается закрытым, чтоб никуда не уходила его рыбная духовитость - самое драгоценное, что есть в этом пироге.
- А как же острые рыбные кости? - тревожно спросите вы. - А что такого страшного в рыбных костях? - в свою очередь спрошу я. - Такой пирог, как я описал, не надо есть, как булочку с изюмом, через край. Пирог разделывают: сначала церемонно, под звуки голосового духового оркестра, - тум-па, тум-па, тум-па, - снимают верхнюю часть пирога и откладывают в сторону на большое фарфоровое блюдо, как не заслуживающую первого внимания. Затем на тарелки выкладывается рыба на куске нижней части пирога. Рыбу на тарелке сдвигают отдельно - ее надо кушать внимательно: она запекается с костями, и это речная рыба, а в речной рыбе много мелких костных деталей. Далее рыба разбирается от костей и поедается, и вприкуску заедается теплой нижней частью пирога, особо пропитанной духмяным рыбьим соком. Невероятно вкусно. Все это неторопливое поедание перемежается уместным питием крепких спиртных напитков и щепетильным употреблением салатных принадлежностей под душевный кампанейский разговор. А потом с чаем не спеша доедается и верхняя часть пирога, которая покоилась на фарфоровом блюде под полотняной салфеткой с прелестным узором полевых васильков.
И именно такой рыбный пирог был фирменным семейный блюдом у Антоновых.
04. История о том, как Серёня заговорил
В ближнее Подмосковье в гости из своего дальнего южного Подростовья приехала баба Дуся, она же просто Дуся, она же Евдокия Ивановна, кому как. Своим внучатым племянницам, Женьке и Сюне, она баба Дуся; своему брату Ивану и его жене она Дуся, а их детям и всем прочим - Евдокия Ивановна. Но, если честно, все дружно звали ее Дусик.
Дусик привезла с собой коробку ростовских помидоров. Здоровенная коробка от СВЧ-печки с помидорами "Красный бегемот", общим весом 21 кг., по старому полтора пуда: специально завесили для того, чтобы оценить размер бедствия. Кроме помидоров была еще трехлитровая банка мёда, вяленые лещи с Дона. Прозрачные от жира, сочные, мясистые. И кроме этого еще много чего интересного. Например, была литровая бутылка самогона из Урюпинска. На бутылке стеклом отлит 1618 год, на горлышке на суровой бечевке висит Печать Войска Донского, на которой изображен казак верхом на бочке и с винтовкой за плечом. На этикетке бутылки другой лихой казак рядом с громадным дубом с шашкой на вздыбленном коне. И подпись: ЧАЮ ВОСКРЕСЕНIѢ МЕРТВЫХЪ И ЖИЗНИ БУДУЩАГО ВѢКА. АМИНЬ. А на прикрепленной картонной печати, висящей на горлышке бутылки, залихватский лозунг: "Гуляй, станица, разговаривай Россия". Ибо, только выпив крепкого самогону, можно ощутить себя свободным казаком.
Сама она, конечно, притарабанить такой груз не могла. Там один переход над железнодорожными путями в Лихой чего стоит: четыре пролета по двадцать ступенек вверх и столько же вниз. С ее весом это практически исключено, ей бы себя поднять и опустить на эту высоту. На поезд ее посадил муж Николай, здесь ее встречали. И даже крепкий муж не мог тащить все передачи одним разом, а передвигался перебежками, как старый партизан, перенося один из тяжелых грузов на 20-30 метров вперед и возвращаясь за остальным. Ну, а здесь ее встретили на автомобиле, который подогнали поближе.
Трехлитровая банка меда была в двух пластиковых полторашках - это чуть больше 5 кг меда, плюс две пластиковые бутылки по полтора литра душистого подсолнечного масла. Душистого - это означает, что масло было взято прямо на маслобойне, сразу после того, как оно было отжато прессовальной машиной. Такого ни на каком рынке не укупишь.
Мёд также был взят у наилучшего поселкового производителя, дяди Васи Толоконникова. Мёд помещался в пластиковую тару только на время перевозки, чтоб стеклянная тара не подвела в дороге. После приезда он тотчас перемещался в стеклянные банки для дальнейшего хранения. Что ему, впрочем, не особенно грозило: мёд согласно мудрым заветам славного Вини-Пуха в этой семье поедался мгновенно.
Вяленая рыба была буквально вынута из сушильных марлевых садков специалиста по этому делу Виктора Несчастных, у которого она вялилась на чердаке бани в режиме наилучшего благоприятствования, чтоб и ветерок продувал, и не под прямым солнцем, и чтоб муха не садилась. Виктор лет 10 назад был Дусиным учеником, отслужил в армии, теперь работает на поселке. У него свое дело, магазин стройматериалов. А вяление рыбы - это так, хобби. Ему не вяление рыбы важно, а рыбалка. Но после рыбалки пойманную рыбу надо куда-то девать - вот он ее и вялит. Отдает знакомым по божеской стоимости, а в основном просто дарит от широты своей души тем, кто в этом деле понимает. Кто оценит и поблагодарит.
Обратно Дуся обычно везет московские конфеты ("Рот-Фронт", Бабаевские, "Красный Октябрь" и другие бренды милого совкового времени, так любезные провинциальным сердцам), сувениры всем знакомым и племянникам, и одежду себе. Она женщина по ее собственным словам "крупноблочная", и найти интересную одежду своего габарита ей всегда было сложно. В Москве это сделать проще, выбор больше.
До десятого класса Дуся росла, как и большинство девочек, стройной и звонкой. А когда она заканчивала школу, в начале мая погиб ее отец, его завалило в шахте. Подобные трагедии всегда страшны, но эта и среди подобных выделялась какой-то невероятной трагедией и мистикой.
Началось с того, что у отца в этот день был выходной, но приятель упросил его поменяться сменами, ему нужно было везти жену в роддом. Вечером предыдущего дня на крыше их дома соседи заметили ворона, и сказали себе: не к добру это. А мать потом рассказывала, что в эту ночь ей приснился вещий сон. Словно гуляли они с отцом по берегу синей реки, и отец зачем-то взял стоящую на берегу лодку и поплыл на желтый песчаный остров, один. Он не захотел ее взять с собой. Остров был недалеко, метрах в двадцати от берега. Он бегал по острову и кричал ей оттуда - "Смотри, какой здесь красивый песок! Вот бы взять с этого острова немного песка, я бы посыпал дорожки в нашем саду". Утром она рассказала ему свой сон и просила его не идти на работу. "Ну, как я могу не пойти на работу?" - недоумевал отец. - "Я же всем обещал. Так нельзя. Я же коммунист! Что потом скажут о нашей партии?". Утром он пошел на работу в шахту, и его затопило прорвавшим стены мокрым песком, который шахтеры называют страшным слом "плывун". В шахте ему насыпали столько песка, что он не смог унести.
Гибель отца была для Дуси очень сильным эмоциональным воздействием, и после этого с ней что-то случилось. Что-то нарушилось у нее с обменом веществ, со щитовидкой, и она стала полнеть. Никакие врачи не смогли помочь выправить эту ситуацию, даже ее родной дядя, известный в Ростове хирург.
*
На подмосковной даче в связи с приездом Дуси весь вечер была шумная возня и большая суета. Все таскали вещи из машины, дивились громадным розовым помидорам, огромным донским лещам и всему тому чудесному из южного края, что привезла с собой Дуся. Женька зачем-то лезла на обеденный стол, наверное, чтобы лучше видеть оттуда все происходящее, Ксюшка что-то вякала из песочницы на своем тарабарском языке. Были еще хозяин и хозяйка, два их сына с женами и баба Сепа. И это были еще не все, некоторые отсутствовали по разным уважительным причинам.
А в это время, не давая Дусе сесть и осмотреться, начал трезвонить ее телефон: не все ее неугомонные ученики, бывшие и нынешние, знали, что она уехала в Подмосковье, и интересовались ее планами на вечер: нельзя ли к ней подвалить на чай скромной дружеской компанией? Одним она вежливо объясняла, что вечеринка откладывается ввиду ее отсутствия на своем собственном дворе, на вторых рыкала и просила ей временно не звонить до ее возвращения в родные края, в дела третьих кратко вникала и давала советы.
- Ну, и как вы тут поживаете? - в перерывах между звонками спросила Дуся, и продолжила разговор в форме рассказывания анекдота. - "Как живешь, Майкл?", - спрашивает наш Иван американца. "Нормално, Айвен", - жизнерадостно отвечает Майкл. - "Ай хэв три ферма, вилла..." "И у нас точно так же", - обреченно машет рукой Иван, - "на три фермы одни вилы".
- Как у вас Сюня - начала говорить? - спросила Дуся вслед за этим, глядя на ползающую в песочнице Ксюшку. Ей было уже два года, но говорила она плохо, в отличие от своей старшей сестры. Женька начала говорить рано, причем сразу грамматически правильными литературными фразами. Чем поражала окружающих наповал. Она, например, могла сказать замешкавшимся на пороге приятелям своих родителей: "А вы што, эта, гаспада, стоите здесь, мнетесь? Ну-ка взбод'итесь, по'а за дело!" Когда это говорит клоп, которому пятнадцать месяцев, то это слушать очень забавно. Наверное, телевизора насмотрелась. Само собой, букву "р" она в те поры еще не выговаривала.
В отличие от Женьки Сюня рождалась тяжело: при родах пуповина перехлестнула ребенку горло, и ее еле вытащили на свет божий. И то ли из-за непростых родов, то ли просто по своему свойству, но Сюня в свои два года говорила очень своеобразно. Она говорила очень бойко, но только интонационно. Она открывала книгу, начинала показывать на каждый рисунок пальцем и что-то говорить, целыми фразами, но в них не было ни одного понятного нам слова. Причем было понятно, что это не другой язык, а просто бессмыслица, произносимая с интонацией, как иногда юмористы копируют звуки иностранных языков. Из понятного она произносила только понимаемые всеми слоги и несколько слов: "тяпа", "шапа". Вместо ДА своенравно говорила "ага", вместо НЕТ - "ы-ы", с отрицательным покачиванием головой. Ясно говорила только "папа" и "мама". Имя сестры Жени звучало как Е'а, без согласных. Родители рассказывали это без большого воодушевления, у них перед глазами была старшая сестра Сюни, которая говорила чистым литературным языком "с рожденья". Женя в этом была в свою бабушку Надю, о которой в ее трехлетнем возрасте в семействе легенды ходили, а ее дядя из Свердловска с восторгом рассказывал всей уральской родне, что она уже всё говорит, разве что слово "экспроприация" еще не выговаривает.
- Не расстраивайтесь, и эта заговорит, - уверенно сказала на этот рассказ об успехах Сюни Дуся. - Уж я такой запущенный случай знаю - ваш против него пустое дело, а и то парень выкарабкался. У нас есть один парнишка на улице, Серёнька, не говорил до пяти лет. Его мать умерла при родах, у него была тяжелая послеродовая травма и последующее заторможенное развитие. Воспитывала его баба Нюра. Он все понимал, но вместо слов выговаривал только первые слоги - ба, ма. Баба Нюра у него очень энергичная и не сдавалась: где-то находила и пробовала разные методики, таскала его по бабкам-шептуньям, по ученым логопедам, сама пробовала какие-то способы. В конце концов, это принесло результат. А, может быть, просто возраст пришел ему говорить. Однажды он пришел с улицы, где гулял с соседскими ребятами, и очень четко произнес два первые в своей жизни слова, - "Бабка гандонка". Этим дрянным словам его долго обучали на улице ребята постарше, чтобы он поприветствовал свою бабушку. Шутки у них такие шпанские. Мне об этом рассказывала сама баба Нюра, которую внучок гандонкой обозвал. Причем рассказывала в тот же день, с большим радостным подъемом. Это было действительно для нее радостное и давно желанное известие: ребенок не говорил до пяти лет, было непонятно - заговорит ли он вообще когда-нибудь или так и будет мычать всю жизнь, и вдруг... сказал первую, такую дорогую бабушкиному сердцу фразу. И после этого заговорил.
05. Каленик
Ванька Каленый, невысокий, скандальный мужичонка с хриплым голосом, житель деревни Славкино, вчерась все аварийные службы района на уши поставил. Павлово здесь хоть и не особенно близко, но ближайшие службы все там. А в каждой деревне, какая бы она маленькая ни была, какая бы она ни была далекая и заброшенная, высочайшим велением президента Путина установили таксофоны. Потому что народ жаловался, что ни до каких служб дозвониться не возможно. Так вот, взялся этот Каленик звонить по деревенскому таксофону в МЧС и милицию с требованием спасти деревню от гибели.
- Алло! МЧС? Вот вас то мне и надо! Я звоню вам из деревни Славкино, что рядом с Шумботино. Спасите нас всех! Деревня гибнет! Деревня пропадает! Что случилось? Нет, не лесной пожар, хуже. Народ бросает свои дома и землю и уезжает в города. Что? Вы думаете, что я пьян? Ну, да. Я немного выпил. В трезвом виде жизнь просто невыносима для нормального человека. Но я не пьян. Мне для состояния опьянения нужно выпить литр водки, а я выпил всего стакан, для сугреву, холодно потому что здесь стоять на юру. Почему я тут стою? Потому что таксофон здесь стоит. Что вы трубку бросаете!...
- Алё! Милиция! Кто звонит? Ванька Каленый, из деревни Славкино. Что случилось? Русская деревня Славкино пропадает, скоро ее на карте не будет... Один за другим отсюда народ уезжает. Что? Да я почти не пил! Почему это я пьянь болотная?... Сами вы свиньи... Ну вот, и эти бросили трубку. Никому не нужна деревня Славкино, никто не хочет ее спасать. Никому до нее нет дела...
- А! Надо еще в Скорую позвонить, может они откликнуться. - Набирает номер скорой. - Алё! Скорая? Срочно! Русская деревня Славкино умирает. Вы можете помочь? Как это "Не валяйте дурака"? Да не пьян я! Приезжайте скорее, вы же "Скорая помощь"! Кто же нам поможет, если не вы? А-а! И эти бросили трубку. Погибаем дальше! Пошли, Митяй, в гамазин, водки купим. Будем дальше помирать, нежно и весело!
Никитон, когда услышал от охранника про эту выходку Каленика, понял для себя нечто важное. Он быстро вернулся в дом и забегал по веранде, сопрягая свою мысленную энергию с кинетической. Говорят, у многих людей они связаны прочной взаимной зависимостью. В подтверждение этого факта обычно упоминают стертую до основы беговую дорожку на ковре в кремлевской квартире Владимира Ленина вокруг его рабочего стола. Он носился там, как электровеник, вырабатывая идеи переустройства Российского государства и всемирной революции.
- Вот она, настоящая правда жизни! Ай да Каленик! Я знал, что он молодец, что он умный мужик, но и меня он удивил. Это финал хорошего доку-фильма о гибели русской деревни, о гибели земли русской. Об этом можно снять отличный фильм. "Слово о погибели земли русской". Документальный, но с постановочными элементами. Патриотизм, пафос, грусть, пронзительная тихая печаль об уходящей деревне. Тревожная мысль: что дальше?
Он энергично прошелся, взял с подоконника блокнот, щелкнул авторучкой, и начал бегло писать, одновременно проборматывая вслух то, что писал:
- Название?... Название пока не важно. "Не своя земля", "Брошенная земля", "Чья сегодня наша земля?"... Что-нибудь в таком духе. Сначала ударная сцена: русская деревня умерла. Символическая могила русской деревни, с холмиком. Душещипательная история о том, что деревня исчезла, но один из ее жителей в центре бывшей деревни, - а теперь это запущенное поле, заросшее бурьяном и молодыми березами, насыпал могильный бугорок и поставил памятный обелиск со словами - "Здесь была деревня Юркино", или Боркино, Монькино. На табличке под словами годы существования деревни, "1846-1998". Рядом с обелиском столик с лавочками, как это делают на кладбище при могилках. К этому месту раз в год приезжают бывшие жители этой деревни, они приезжают сюда поохотиться по старой памяти, но и почтить память о своей бывшей деревне, и - бери шире - о своей прошедшей жизни, об ушедшем быте. Пожилые тяжелые мужики сидят вокруг стола, грустно смотрят на обелиск с табличкой, поднимают граненые полустаканчики с кристально ясной водкой. На столе полупустая бутылка волки, нехитрая закуска - помидоры, пара огурцов, банка кабачковой икры и полбуханки черного хлеба... Нет, не полбуханки (зачеркивает), - краюха круглого черного хлеба, нож... Водка? Какую водку поставить? Или вообще повернуть ее так, чтоб зритель не видел этикетки? Есть идея: пусть помощник обзвонит винно-водочные компании, можно с них стрясти за рекламу, пусть раскошеливаются... Музыка? Это надо подумать. Что-нибудь из Баха? Нет, это уже будет тарковщина какая-то. Надо подумать... Что-то грустное, эпическое... Бетховен? Это можно... Жаль, что немец. Хорошо бы найти что-то наше, русское, простористое...
Он смотрит в далекую окскую даль, думает.
-- Так, далее... Места съемок... Сегодня снимать умершую и умирающую русскую деревню - не надо никаких дорогих декораций. Это хорошо, можно сильно подсушить смету. Можно снять почти даром: только транспорт, оператор, работа монтажа. Декорации уже выстроила сама окружающая жизнь. Вокруг нас полно брошенных деревень, с остатками ушедшего быта. Можно туда поехать, зайти в несколько домов, посмотреть на оставленные вещи, попытаться представить себе ушедшую жизнь, дать свой комментарий. Брошенные миски-кастрюли, старые книги, школьные учебники, детская кроватка - почти целая... Попытаться представить себе - а что слушали в этом доме? - с этим вопросом ведущий поднимает старую пластинку на 78 оборотов с грязного пола, читает - "Прощание славянки", за кадром звучит музыка знаменитого марша... Музыка звучит долго, пробегают кадры разрушенной деревни. Где-то в паузе между разными местами съемок нужно дать ужасную статистику изменения числа живых деревень по нескольким областям, чтоб были конкретные цифры. Но не выдумывать, а найти и дать точные цифры! Кроме жилых мест можно показать большой детский пионерлагерь, над дверью главного корпуса выгоревший на солнце, еле читающийся плакат "Добро пожаловать!" - разрушенный, разграбленный, словно после войны. Точно немец прошел - безжалостный, равнодушный к чужой жизни, движимый только своими захватническими интересами. Перед главным корпусом лагеря, там, где проводили пионерскую линейку - облупленный бюст Гайдара или Сергея Мироновича, известного Друга Всех Детей..., все на фоне черно-белых архивных кадров с белозубыми детьми, сияющим на солнце горном, поднятием красного флага, на фоне энергичной песни "Близится эра светлых годов, клич пионера: "Всегда будь готов!"". И грустный комментарий за кадром, моим голосом: эра светлых годов близилась, близилась, и вот она, наступила. Сегодня мы живем именно в этой эре. Или она мелькнула, как пейзаж в окне скорого поезда, где-то в 1980 году, и ушла в далекую прошлую даль, куда нет возврата всем живым и сущим... Кстати, - здесь Никитон хмыкнул, - Мой почти тезка Никита Сергеевич в 1960 году назначил на этот год наступление эры коммунизма. Так и сказал: через двадцать лет это поколение будет жить при коммунизме. Вспомнить, что ли об этом ради шутки?
Он снова думает. Дописывает последнюю фразу, потом ее вычеркивает.
- И все эти кадры прослаиваются ретроспекцией старой хроники - Александр Второй Освободитель освобождает крестьян, Столыпинская реформа, вагоны уезжающих в далекую Сибирь осваивать дареные земли, колхозы Сталина и Перестройка Горбачева. Портреты правителей сменяются в углу кадров, соответствующая музыка. И далее, на закуску, постановочный эпизод со звонками в МЧС и "Скорую помощь", синяя раковина таксофона. Такая вещь останется в памяти зрителей...
Да, и еще одно, это будет, наверно, кстати! Клюнем скворушком по сердцушку... Я тут недавно выписывал из одной газетки... Где-то... - ищет в своей записной книжке, сначала листает быстро, потом листает в обратном порядке, уже медленнее. - Ага, вот оно! Заметка "Чисто русская ситуация". По-моему, она очень хорошо впишется в контекст этого фильма. Поставить где-то перед сценой звонков в срочные службы. Ну-ка, ну-ка, прочитаем ее вживую, на сегодняшний слух:
"В Красноярском крае местный губернатор в качестве пиар-акции перед своими перевыборами пустил к глухим таежным поселкам медицинский поезд. В этих поселках люди уже двадцать лет живут без медицинской помощи. Если что-то экстренное, нужно ехать в ближайший райцентр, в тех краях это километров за 100-200. А там их не особенно ждут. Во-первых, своих проблем хватает, а для райцентра эти люди чужие, во-вторых, и так там оборудование ни к черту, в-третьих, и персонал там давно разбежался от безденежья.
А поезд оборудовали хорошо! Рентгеновская лаборатория, зубоврачебный и прочие кабинеты, квалифицированный персонал. Приехал поезд к поселку Таежный. Старички валом повалили к невиданному чуду. В регистратуре у них записывают фамилию, возраст, прочие анкетные данные и спрашивают:
- Какой вам нужен врач?
Одна бабулька смиренно отвечает:
- Хороший...
Чисто русский ответ. Да и что она могла ответить? Они сидели двадцать лет без врачей! Им ко всем врачам нужно - и к окулисту, и к зубному, и сердце послушать... Главное, чтоб врач был хороший. Чтоб не суетился, нервно поглядывая на часы, а чтоб выслушал...
И если у вас после ответа этой старушки не навернется невольная слеза - то это значит, что у вас нет сердца
".
По моему, неплохо. Надо еще подумать, но, кажется, она удачно сюда подходит. Мельком поезд, несущийся по просторам нашей бескрайней страны, крупно крохотная станция с дремучим названием "Таёжный", дальше вереница тянущихся к поезду стариков, один-два старика в регистратуре и в конце репортажа она, бабулька - божий одуванчик, которая так трогательно произносит: "Хороший...".
А что? В целом может получиться неплохой фильм, но надо сначала подумать, кто это может оплатить. ВГТРК? "Культурка"? Подкатиться на "Мосфильм" к Шахназарову?
И неожиданно добавил о Каленике, на этот раз без записи в блокнот:
- Ай да Каленик, ай да сукин сын! Я знал, что он умница. Я знаю, что он пьет! Но кто из нас без греха - пусть первый бросит в него камень! Каждый из нас хочет жить в счастливом и прекрасном мире, в котором есть его просторный уютный дом, любимая жена и прекрасные дети. А вокруг чтоб были прекрасные дороги и светлые великолепные школы, магазины, полные продуктов и товаров, и хорошо оплачиваемая творческая работа на благо семьи и отечества. И рядом умные, отзывчивые и понимающие друг друга соседи. А страной правит умный, толковый и уважаемый всем народом и элитой правитель... Император, президент, великий князь - не важно... Но русское общество так исторически сложилось, что в нем никому не доступно такое счастье. У нас все несчастны по-своему, даже государь, у которого самое большое несчастье оттого, что он поставлен изменить страну к лучшему, но не может это сделать из-за инерции нравов и заржавевших институтов общества быстро, в течение одной человеческой жизни. Русский человек всё не может построить реальный счастливый мир. Он понимает это, поэтому он уходит в мир воображаемый. Стакан водки - это фантастический фотонный двигатель, самый доступный и самый эффективный. Налил стакан, хряпнул, - и тотчас оказался в другом, светлом и прекрасном мире. Где люди светлы и чисты, где все любят друг друга, в котором нет мелочных дрязг и споров. Там остается только главное, а главное в мире - это любовь. Иного способа уйти в другой, светлый и прекрасный мир у него нет. Это для него единственный шанс почувствовать себя человеком, равным среди равных. Хотя бы на короткое время.
06. Об уходящей натуре
Великий "сухарь", нархуд России Игорь Щенников, крепкий старик с сединой во взоре, после рассказа Херувимова о покупке дома высказался в том духе, что сегодня времена не те, что были раньше. Сегодня в мире осталось мало приличных людей, таких, как смотритель кремлевских соборов Александр Федорович. С ним они были знакомы давно, как отпрыски старых дворянских родов. Собственно говоря, это именно он и познакомил Херувимова с Александром Федоровичем. Щенниковы вели свой род от Даниила Щени, знаменитого полководца времен великого князя Иоанна Васильевича, победителя Литвы в эпохальной битве на Ведроши, а Александр Федорович стоял на могучих корнях древнего рода Салтыковых, который и с царями был коротко знаком, в котором были и писатель Салтыков-Щедрин, и недоброй памяти Дарья Салтыкова, более известная как Салтычиха.
- В каждом слове и действии живущих ныне людей, - продолжал Щенников, - есть только один действенный мотив: корысть, та'скаать. Бесчестная и бессердечная корысть. Но куда делись десять заповедей Моисеевых? Как быть с учением Иисуса Христа о вселенской любви друг к другу, на которых построена вся европейская культура? Выходит, все можно ради денег? У меня месяц назад отобрали большую мастерскую на Маросейке, Тафтюкова лишили юбилейной выставки, итога его длинной прекрасной жизни. А моя мастерская, между прочим, находилась в нашем фамильном доме, который двести лет принадлежал Щенниковым. Как так можно? Беспринципный и ужасный Мамона, демон скупости и богатства, пришел властвовать в этот мир из своего глубокого подземелья в Аду, куда он был низвержен после победы над Сатаною. Но он не мог явиться сюда сам, его призвали сюда похотливые человеческие желания. И вот в Москве уже шагу нельзя ступить, чтобы не оказаться облапошенным, та'скаать. Везде снуют эти ловкие, шустрые людишки, которых называют, кажется, менеджерами, хотя их ранг и поведение соответствует больше приказчикам, а не управляющим, как это следует из перевода этого слова на русский. Их единственная цель в жизни - не служение человечеству, как оно должно было быть, как служим ему мы, художники, а исключительно собственная нажива. Но как это мелко и подло! Люди с совестью стали в России уходящей натурой. Хотя, собственно говоря, сегодня вся Россия - уходящая натура, та'скаать. А люди с совестью - тем более.
Он говорил с вальяжной прибалтийской сноровкой...
- "Старина наша поисшаталася, народец московский совсем испаскудился...", - елейным голосом старого дьяка процитировал известную фразу отца Аввакума из известного советского фильма Влад Пищутин, сосед Херувимова по даче, тоже художник, но матримоньянец и супрематист.
- В Москве уже давно все скурвились, - охотно подхватил тему Додик, тщетно пытаясь нанизать скользкого маринованного опенка на кончик вилки. - И, заметьте: не я это выдумал, это мнение всего цивилизованного человечества, живущего за пределами МКАДа. В Подмосковье и прочих крупных городах нашего царства-государства еще можно встретить приличного человека, но редко. Нормальный народ остался только на окраинах российской Ойкумены - в Сибири, на Алтае, да в жидко населенных [при этих словах сидевший слева от него Пищутин, весело и разгульно поддакнул: "Жидко - это хорошо сказано! Assai bene! Наши ряды пожидели... Grazioso... Magestrato...". Он страдал и злился на весь свет, потому что его недавно бросила жена и уехала жить в Натанью к более успешному и богатому однокурснику еврею] территориях Архангельской и Вологодских областей. Это там живут правильные мужики типа почтальона Тряпицына. Только там еще можно встретить настоящие человеческие чувства - мужскую дружбу, настоящую любовь, воинскую честь, верность своему слову...
- Свинья ты, все-таки, Додик, мексиканская! Максише швайн, говоря по-русски, - ласковым нетрезвым голосом пенял ему Вольдемар Херувимов. - Скверная кровь одного из твоих далеких предков временами берет в тебе верх. Сидишь за моим столом, и не соромишься такие слова говорить в лицо нам, столбовой русской интеллигенции? Той самой, с которой ты сейчас водку хреначишь почем зря. Нет, вы только посмотрите на него, господа, - Херувимов сделал широкий указующий ленинский жест развернутой ладонью на Додика, - он жрет мои маринованные грибочки, хлещет дарёную лично мне водку и меня же помоями обливает!
- А одно другому не мешает! - невозмутимо отвечал Додик. Он, наконец, поймал на вилку маринованный гриб и с удовольствием заедал им только что опрокинутую стопочку. - С одной стороны - я тебя люблю и уважаю. Но с другой стороны это не мешает мне высказываться о качестве человеческого навоза на столичных площадях и улицах. С общей точки зрения я абсолютно прав: Москва давно скурвилась. Кстати, это польское ругательство, поэтому можно вспомнить, например, с какой радостью московские родовитые бояре впустили гетмана Жолкевского с небольшим отрядом в стены Московского Кремля в августе 1610 года. ("17 августа, если быть точным", - механически заметил Херувимов и добавил после некоторой паузы - "по старому стилю, естественно"). Они могли сидеть за этими несокрушимыми стенами года два, а впустили. Причем не просто впустили, а еще и красные ковры для проезда перед Спасской башней выкатили. И это перед Спасской святыней, под которой верхом проехать нельзя, перед которой нужно шапки рвать с голов! ("Тогда она еще называлась Фроловской", - уточнил Херувимов, - "Спасской она стала при Никоне, после чудес в Хлынове"). Потому что хотели быть такими же европейцами, как продвинутые поляки. Хотели носить красивые жупаны, и быть настоящими панами, а не холопами своего жалкого царика. Кстати, именно после этих событий, уже при Романовых, гайки крепостного права были завинчены окончательно крепко. А можно начать отсчет на триста лет раньше, от 1327 года, когда Москва вместе с татарами пошла усмирять взбунтовавшуюся против захватчиков Тверь. Ведь на своих пошла, на русских, вместе с иноверцами, ворами земли русской. Можно и другие эпизоды нашей истории о предательствах московских вспомнить. Но это если говорить в общем, о вертикальных отношениях элиты и народа. А если о частном, о горизонтальных отношениях среди простого людья, то Немчиновка не Москва, и здесь хоть и редко, а приличные люди среди народных художников встречаются. И именно сейчас я сижу в их славной компании.
- Нет, ну каков... шелабытник! - влюблено на него глядя, сказал Херувимов. - Уже и русскую историю "нашей" называет... Да твой дед только в феврале 1917 года через линию оседлости перемахнул и нагличать здесь стал...
Он имел в виду известный окружающим факт, что дед Додика в двадцатые годы возглавлял Саратовскую ВЧК.
- Нет, ну, не ёж твою мать с подыгронами! - взорвался Додик. - Опять за рыбу деньги! Я родился в Москве, я такой же москвич, как и ты, почему ты мне постоянно отказываешь в общей истории? Что касается национальности и вопроса прав разных народов на эти места, то евреи в формате хазарского каганата появились здесь намного раньше Рюрика и его боевитых братцев. Тогда еще и Москвы никакой на свете не было! Русской истории от Гостомысла всего чуть больше тысячи лет. А евреи ушли из Египта и обрели свободу более трех тысяч лет назад! И потом тысячу лет их великое государство процветало в благословенном Иерусалиме...
- А потом? - ехидно хмыкнул Херувимов. - А потом две тысячи лет вы были в бегах по всему миру после того, как римляне вас шуганули из тех мест. Причем сын императора Веспасиана Тит, взявший и разрушивший Иерусалим в 70-ом году, отмахивался от любых знаков славы по этому поводу, как черт от ладана, считая их презренными. Ему предлагали и арку победы в Риме, на via Sacra, поставить - представляешь, Толик, какой заказ был бы для тамошних художников-монументалистов! - "Колоссально!", - эхом отвечал ему Толик Заверюха, - и памятные медали отлить, и в вечный титул записать. В самом деле, штурм Иерусалима оказался тяжелым ратным подвигом, евреи отчаянно сопротивлялись, они народ отважный. Но что записывать? Что холопье восстание подавил? Где тут воинская слава?
- Это... Это было для нашего народа испытание божье, за то, что мы слишком много возомнили о себе! - сурово сказал Додик. - И мы достойно выдержали его. Господь вернул нам свое доверие, и снова собрал нас на земле обетованной.
Сказав эти важные слова, Додик поднялся со своего кресла и весьма нетрезвым шагом двинулся к утлому дощатому строению в дальнем углу херувимовских владений, именуемом по-семейному "баркасиком".
Подобное пикетирование, несмотря на его некоторую грубоватую площадность, было на херувимовских застольях абсолютно невинным. Херувимов обожал Додика, потому что в буквальном смысле слова был обязан ему жизнью. Именно так они и познакомились. Двадцать лет назад Херувимов со своей женой разбились на своей "Волжанке", возвращаясь из Воронежа. А Додик просто ехал мимо на своей "копейке" в столичном направлении. Он остановился, бросился на помощь. Он перевез их обоих в московскую больницу, устроил за взятки к лучшим врачам, которые по кусочкам собрали Херувимова и его Брунгильду. И доглядывал их в больнице до тех пор, пока их не выписали. У него тогда были и время и деньги. Он навсегда стал членом их семьи. Как брат единокровный. Это на херувимовских застольях Додик вёл образ жизни афинского парасита, и не стеснялся покуражится по любому поводу. Здесь он был дома. А в обычной жизни Давид Григорьевич был оч-чень серьезный человек.
- Посмотрите на эту форзицию, - сказала, задумчиво глядя Додику вослед, Брунгильда. - Ее плоские желтые штрихи широкой кистью на фоне еще серого весеннего безлистья напоминают мне картины японских художников. Ее ветви серые и тонкие, их почти не видно. Листьев еще нет, поэтому такое впечатление, что цветущий куст висит в воздухе. Разве это не чудо?
- Каждый в окружающем мире видит своё, та'скаать! - философски заметил на эту реплику Щенников. - Кто-то видит в этой сценке уходящего в дальний сортир Давида, а другой - яркую желтую форзицию, растущую в том же зрительном секторе, куда он уходит.
- К чему это ты, собственно? - спросил Брунгильду Херувимов.
За нее снова ответил Щенников.
- Она, как настоящая женщина, та'скаать, просто осенила смрадный мужской разговор образом нежного весеннего первоцвета. Дескать, уймитесь, грубые мужики, поговорим о прекрасном. И не надо искать другого глубокого подтекста в ее словах.
- Я посмотрела вослед Додику и увидела форзицию, и мне вдруг остро захотелось ее нарисовать, перенести ее из мира живого в мир вечный, - ответила за себя Брунгильда. - Вот только схлынут из моей головы винные пары, и вы все испаритесь из этого места, аки духи зловонные, так и займусь.
- Это правильно, - поддакнул Щенников. - Жизнь коротка, надо успевать воплощать свои безумные желания.
07. Записка генерала Ермолина
Черновик досужего рассуждения беспокойного соседа Андреуса Панского по дачам на Николиной Горе генерала от инфантерии Виктора Петровича Ермолина, находящегося там на полном государственном пансионе, представленный на всеобщее обсуждение во время очередного вечернего застолья у Аникиты Многогрешного.
Мои размышления о том, где будет похоронен Владимир Путин.
Нет, господа, поймите меня правильно - я желаю Владимиру Владимировичу всяческого здоровья и долгих лет успешной жизни, однако ж все мы смертны, и этот печальный миг когда-нибудь да наступит. Кто-то возрадуется по этому поводу и возликует, другой искренне и безутешно опечалится, но я не об этом. Я о том, где же все-таки его захоронят? Простое детское любопытство старого служаки родного отечества. Ведь можно нам на эту тему немного попредполагать? Или это тоже уже запрещено изданным вчера новым думским законом?
Конечно, всё сильно зависит от того, в какой именно момент он отдаст концы его приберет к себе Господь не станет. Если завтра - то это одно дело, если в финале своего блистательного правления - то это дело другое. А если власть изменится внезапно, в результате шумнаго народнаго бунта, бессмысленного и беспощадного - тогда это будет дело третье.
Если почиет он в недалеких днях, то лежать ему со всею могучею очевидностью на Новодевичьем, неподалеку от могилы Первого Российского Президента Бориса Николаевича Ельцина. Памятник на его могиле поставят в тон ельцинскому, лишь едва скромнее. Как никак, а Ельцин все ж первее будет, тут его не перепрыгнешь.
Ежели он упокоится на вершине своего могущественного правления, то тогда лежать ему у подножия величественной Кремлевской стены, на Красной площади, супротив ГУМа. Конечно, там уже давно никого не подзахоранивают, со времен последних генсеков, однако традицию оную можно и нарушить в честь такого великого человека. Вариант с урной, закладываемой в стену, отметут сразу. Сжигать тело выдающегося человека неприлично, хорошо бы его по-христиански захоронить в землицу. Да и компания в стене не та, не по чину: демоны и фурии революции, неистовые иностранные колумнисты коммунисты и несколько деятелей культурки-техники на разбавление. Так что захоронят его в землю, рядом со своими старшими коллегами по работе Дзержинским и Андроповым. Или наоборот (здесь возможны небольшие варианты), положат его широко отступя влево к Спасской башне, через прогалину от предшествующих могил, чтоб тем самым подчеркнуть тот факт, что в нашем царстве-государстве наступили другие, совсем не коммунистические времена.
Ну, а ежели случится так, что погибнет он внезапно от рук вражеских, оппозиционных, то тут я даже не знаю, что и думать по этому вопросу. Здесь уж все зависит от степени остервенелости народных масс на тот момент и от того, кто именно захватит власть в первые минуты нового правления.
Если к власти придут умеренные (что вряд ли случится, ибо я таковых, собственно, и не вижу в нашем оголтелом современном политикуме!), то они могут уважить его доблестные седины и, памятуя собственную грядущую кончину, отправить тело на Новодевичье кладбище. При старой власти первых политиков, находившиеся на момент смерти в опале или на пенсии, не хоронили у Кремлёвской стены, но отправляли именно на Новодевичье. Так, например, Хрущёв, Микоян и Подгорный покоятся там. Но, конечно, рассчитывать на тесную близость с Первым Президентом ему в этом случае уже не придется.
Однако, если к власти придут всякие отмороженные личности типа Навального, то тогда страшно даже подумать... Впрочем, будем надеяться, что у Владимира Владимировича на этот случай всегда найдется вертолет Ка-52 "Аллигатор", который доставит его на секретный аэродром, где его будет ожидать всегда стоящий под атомными парами реактивный бомбардировщик ТУ-160 с красивым названием 'Белый Лебедь'. И он сядет в него, и улетит из страны в соединенные штаты Америки, оставив с носом тупых и глупых оппозиционеров. Почему туда? Потому что там власть Закона (а он их Закон не нарушал), потому что там уважают старых правителей, потому что туда всегда уезжали потомки наших генсеков - и Светлана Аллилуева, и Сергей Хрущев с чады и домочадцы - все там. Так что место проверенное, не подведет. В Европе, все-таки, много разнонаправленных голосов, могут и не договориться между собой.
Но самое интересное, так это то, что начнется в нашей стране и окружающем нас мире после этого печального события. Здесь воистину необозримое поле для возможных предположений, потому что в нашей непредсказуемой стране все возможно. Однако, я об этом напишу в другой раз. Это требует большой продуманности и изучения материалов текущей жизни. Формально ему временно наследует премьер-министр, но будут выборы. Словом, надо бы об этом подумать... там могут быть интересные расклады...
*
- Андреус, выйдем-ка на воздуся! -Никитон мягко повлек братца за локоть на крыльцо. И уже на крыльце добавил тихим зловещим шепотом: - Ты это к чему принес и выдал на всеобщее обозрение?
- Да, вот, хотелось публику позабавить, сабссена. А может и серьезно обсудить этот вопрос, - отвечал холеный Панский, тряхнув двумя этажами своего подбородка. - Ведь действительно интересно, а "ЧТО БУДЕТ ПОТОМ?", " Будет ли жизнь после смерти ВВП?", 'Послепутье'.
- Совсем с ума сошел? Хочешь, чтоб кто-нибудь брякнул?
- Да ладно, здесь все свои, сабссена!
- Как говаривал старик Мюллер из одноименного фильма - "В этой стране верить можно только мне одному. Да и то хорошо бы проверить это в гестапо". Давай закроем эту тему. Говорят, Сам очень не любит разговоров о себе, тем более на такую щекотливую тему. Шутки шутками, а за такие вещи и яйца оторвать могут. Тебе оно надо?
08. Наш Дусик
Евдокия Ивановна Яблоновская в качестве мастера обучения преподавала подросткам сварку в местном ПТУ. Теория, практика, все как положено. Электросварка, газовые горелки с баллонами, технология подводного соединения металлов. Трубные сварные швы, точечное соединение, сварка тонкой автомобильной жестянки. Вы можете представить себе пацанов в этом щепетильном возрасте? Причем не просто пацанов, а диких пацанчуков из неблагополучных семей, потому что в благополучных семействах всегда как-то так получается, что своих благополучных детишек они устраивают в более благополучные места. К этому следует добавить только то, что помянутое ПТУ - практически единственное культурно-образовательное учреждение на много километров вокруг пары горняцких поселков на бывших Землях Войска Донского, в одном из которых проживала Евдокия Ивановна. Нет, нет, к донским казакам эти поселки отношения не имеют, они возникли после войны при разработке и добыче открытых здесь запасов угля именно как шахтерские поселки.
Евдокия не сразу пошла преподавать в училище столь жесткий предмет, как горячее сваривание металлов. Она закончила Криворожский горный институт, сегодня это национальный технический университет, и много лет работала на местной обогатительной фабрике инженером-технологом, следила за правильностью очистки угля от породы. Но в лихие 90-е все три окрестные угольные шахты закрылись одна за другой, обогатительная фабрика вслед за ними накрылась медным тазом за своей полной ненадобностью, пришлось искать новую работу. И она нашла работу преподавателя в ПТУ.
Шахты закрылись, пришли в упадок оба соседних колхоза и как следствие этого - вокруг ужасающая безработица, пьянство, воровство. Будылья старой советской экономики скосили суровой рыночной косой, но новая поросль пока еще не отросла. И, как последствие из этого следствия - тотальная безотцовщина и беспризорность детей при живых родителях. Отцы либо бежали от такой жизни в неизвестном направлении, либо уехали на заработки в Ростов и Москву и тоже надолго оставили семьи. В деревнях и поселках, как во время большой войны, остались только старики, женщины и дети. Беспризорщина полная. Иногда в семье гвоздь некому вбить.
Кроме преподавания сварного искусства Евдокия Ивановна вела свой класс, то есть являлась там классной дамой, отвечающей в этом классе за всё, за саму его жизнь - за успеваемость, за то, чтобы все тридцать детей были сытыми, за разборки после драки, за вытаскивание залетевших в полицию из полиции, за проводы в армию, за устройство выпускников на работу после учебы.
Иногда приходилось и к местным личностям в законе на поклон идти. Был на поселке криминальный авторитет Володя Закариадзе, смотрящий. В частности, он собирал передачи в тюрьмы для братвы со своего куста. Дуся обращалась к нему пару раз по серьезным делам. Как-то у ее ученика, сироты, поселковские власти отжимали его законную квартиру, Дуся слёзно попросила его помочь. Сын Володи Гогик учился у Дуси несколько лет назад, и они друг друга знали. Что там Володя кому сказал - ей неизвестно, но от сироты отстали сразу и навсегда. К сожалению, Володя недавно умер, и теперь у нее таких возможностей больше нет.
Ее ученики находятся в периоде тревожного и опасного перехода из мира детства во взрослый мир. И это всё определяло. Именно в этом возрасте они начинают курить, впервые пробуют спиртное, впервые пробуют завязать отношения с противоположным полом. В училище ведь не только сварка, есть автослесарное дело, там можно учиться на кулинаров-поваров - это возможность устройства для девочек. Постижение взрослой жизни происходит томительно, сладко, больно, остро, грустно, страшно, захватывающе невыносимо... Они еще только взрослеют и во многом дети. А в стране взрослых всё по-другому. Главное отличие детства от мира взрослых в том, что там нет смерти и любовь там бесполая. Мир Детства кончается там, где появляется она, Смерть, и ее противоположность, Любовь, как единственное спасение от нее. Вот в такой радиоактивной обстановке и приходилось работать Евдокии Ивановне. И править классом в этом мире можно было только крепкой рукой и крепким словом.
*
Подростки очень точно и тонко чувствуют отношение взрослого мира к себе. Одно неверное движение, одно неправильно сказанное слово, - и все пойдет наперекосяк. У подростков юношеский максимализм, у них только черное и белое, а отношение к другим - только "наш" или "не наш". Вот, например, в середине учебного года пришел в училище молодой преподаватель Петров. Поскольку свободной группы учеников для него не нашлось, его на время присоединили к Евдокии Ивановне, читать часы на пару. После первого урока она с тревожным волнением спрашивает у одного из своих учеников: - Ну, как он вам?
- Насос! - презрительно ответил подросток. Трудно сказать, что он конкретно имел в виду - то ли новый преподаватель как-то неосторожно употребил это слово в своей лекции, то ли имелось в виду главное свойство этого приспособления по отсасыванию, но только эта кличка, "Насос", так крепко прилипла к нему, что оставалась с ним на протяжении всех двух лет его работы в училище, пока он оттуда не сбежал в более благоприятные для него сферы деятельности.
А вообще-то у каждого препода в училище у учеников всегда своя кликуха. Клички, как правило, кратки и необыкновенно точны, в них обычно схвачена сама суть человека или его характерная черта. Это поразительно для подростков, обычно общающихся между собою матовой речью и своей культурой обязанных только улице и тайным гаражным попойкам. Ведь кроме острой наблюдательности для точной клички нужны еще и способности точно формулировать свои мысли. Чаще всего клички преподов наследовались от старших учебных курсов младшим, но не всегда. Иногда молодежь придумывала что-то свое, более соответствующее веяниям нового времени.
Физрук, бреющий остатки своих жидких волос армейской складной бритвой, проходил у них под кличкой Лысый Череп. Не Череп, не Лысый, а именно Лысый Череп. Длинновато, зато колоритно. Директор Думанский - Долгодум, он действительно неспешно формулировал свои мысли. У самой Евдокии Ивановны была кличка Дусик. Они называли ее между собой Наш Дусик. Просто и мило. Это, наверное, для подчеркивания контраста ее грациозного веса с нежной душой. Так получилось, что у Евдокии Ивановны своих детей не было, поэтому весь ее класс - это для нее и были ее дети, и она к ним так и относилась. Иногда, в минуту страшного на нее раздражения, кто-то из них называл ее "Два центнера", но эта кличка успеха не имела. Потому что это была неправда по двум причинам: во-первых, она весит не два центнера, а всего лишь сто десять килограммов, и, во-вторых, это обидная кличка, а ее пацаны на нее не обижались, потому что она справедливая. Даже если иногда и в ухо даст. Но, если она давала в ухо, то все понимали, что это - исключительно любя и всегда за дело. Она была своя, как мать родная.
Некоторое время назад в училище пришел тихий мальчик Гриша, из метисов. Мама Галя у него местная, русская, а папа азербайджанец, овощную лавку на поселке держал. Обыкновенное дело случайного перемешивания национальных кровей на пограничных территориях, которой является каждый рынок. Папа со временем уехал на свою родину, у него там настоящая большая семья со всеми азерскими традициями. Он уехал, но не сбежал: о ребенке помнит, и присылает из разных частей мира для него то одежду, то деньги. Иначе нельзя, аллах не возьмет его к себе в свой мусульманский рай, где каждому мужчине положено для ублажения сорок персональных девственниц.
Когда Гриша появился в училище, его стали обижать. Дело понятное: во-первых, полукровка, не наш то есть, а, во-вторых, паренек тихий, в душу с кулаками не лезет, на задирки старается не отвечать. Особенно изощрялся над ним Антон Бельский, он был покрупнее Гриши и во много раз наглее. Подростки всегда стараются между собой первенство утвердить, но здесь издевательства переходили допустимую меру.
Гриша был не из родного класса Евдокии Ивановны, поэтому она не особенно вмешивалась в эту историю, чтобы не топтать чужие огороды, а ограничивалась резкими словесными замечаниями, если видела неладное. Но однажды Гришина мать по-соседски пришла к Евдокии Ивановне посоветоваться и сказала, что хочет забрать документы Григория из училища: "Я всю жизнь учила его не пускать в ход кулаки, а решать споры мирно", - сказала она, - "но жизнь оказалась сильнее. Забивают Гришу. Но куда его девать после этого - не знаю". В ее словах было горькое отчаяние и беспомощность, а в глазах слёзы.
Евдокия Ивановна на своем уроке вызвала обидчика Антона к доске, рассказала ребятам всю историю с Гришей, и что мать его документы забрать хочет, и говорит этому парню: - "Ты должен знать, Антон, что по жизни на всякую силу всегда есть еще большая сила. Как думаешь, это больно, когда бьют в ухо?" Тот мычит, не знает что отвечать. А Евдокия Ивановна своей крепкой рукой ка-ак двинет его в ухо, он в дальний угол и покатился кубарем. С тех пор был как шелковый. Когда надо что-нибудь принести, в чем-то помочь на уроке, сразу - Я!
Между сверстниками ему было неловко за Дусин убойный хук, и он так объяснял своим приятелям его последствия: - "Мне твердая рука нужна, без нее раскисаю. Я без пи**люлей, как без пряника". И это была чистая правда. Когда у них с возрастом появляются правильные мозги, они благодарят Дусика за воспитание.
Но, видать, у этого Антона судьба всё-таки кривая была. Через два года, когда он был на последнем курсе училища, его нашли повесившимся у стадиона. Кто-то видел вечером там толпу, но ничего конкретного. Кажется, толпа появилась там уже позже, когда заметили. Розыск учинять не стали. Повесился и повесился. По молодости всякое бывает. Да и рос он дикоросом, отца и не знал, а мать все на заработках. А какая у нас сегодня милиция-полиция - сами знаете. Кто там будет чего расследовать? Я вас умоляю! У них жопа давно тяжелее головы.
А Гриша выучился, отслужил в армии, и сегодня примерный семьянин, держит овощную лавку по семейной традиции. Евдокии Ивановне он очень благодарен, по первому слову снабжает ее помидорчиками, огурчиками и прочей овощной свежестью.
09. Юбилярий
В квартире Антоновых на этот раз собрались по поводу 80-летия хозяина Владимира Николаевича. Никого лишнего, все свои. К началу девятого десятка приятелей и знакомых остается в живых не так уж много, чтобы среди них перебирать. Все лишние к этому возрасту уже давно отсеялись сами собой. Или ушли в края иные, наполненные вечной благодати. Словом, их остается ровно столько, сколько нужно.
Старики Антоновы жили в Свердловске всю жизнь, после окончания своих институтов. Нинель Петровна закончила Свердловский мед, а Владимир Николаевич появился в столице Урала после окончания Воткинского техникума. Это потом Нинель Петровна его дожала, заставила заочно закончить УПИ. Познакомились они в пионерском лагере Косулино, который построили после войны для отдыха детворы уральского города. Нинель Петровна, студентка VI курса, была послана туда на практику в качестве одного из врачей, а Владимира Николаевича пионервожатым направил туда заводской комсомол.
Интересно, что деревня Косулино всплывала в их жизни еще несколько раз. 1 мая 1960 года на поле косулинского совхоза упал самолёт-разведчик Lockheed U-2, сбитый управляемой зенитной ракетой, произведенной на Эльмаше, где работал Владимир Николаевич. При приземлении американский пилот Пауэрс был задержан местными жителями в районе деревни Косулино, недалеко от обломков своего самолёта. А потом в тот самый пионерский лагерь, где они познакомились, несколько лет ездила их дочь.
После образования семьи они жили сначала в комнате на Баумана, потом после появления дочери в однокомнатной квартире на Краснофлотцев, а в середине 60-х им дали квартиру на Малышева, практически в центре города.
Кроме собственно Антоновых на встрече была пара Томиных, Кира Уткина и дочь Антоновых Наташа с зятем. Их сходка обставлялась именно так, что это не юбилей, а просто повод для встречи тех, кто ещё остался и смог прийти. Вот, например, Валериан Уткин не приехал: стал шибко нетранспортабелен после недавнего инсульта.
Валериан родился в январе 1935 года, через несколько дней после смерти Валериана Куйбышева, и родители назвали сына в его честь, чтобы он стал таким же прославленным, как и его "крестный" отец. И сын оправдал их надежды: он сделал хорошую техническую карьеру, стал лауреатом Государственной премии и в последнее время был главным конструктором нескольких сильно засекреченных изделий.
*
Юбиляр Владимир Николаевич, высокий благообразный старик с зычным трубным голосом, как и полагается, сидел в роскошном кресле во главе стола. По обе стороны от него сидели пришедшие мужчины. С противоположного края стола сидели женщины, которых возглавляла хозяйка Нинель Петровна, дородная пожилая женщина с властными привычками главного кардиолога городской больницы.
Мужчины на троих пили горькую настойку "Три старца" в 40 градусов, с плавающим красным перчиком внутри бутылки. Собственно говоря, Владимир Николаевич практически и не пил, какое там на заре девятого десятка жизни питие, а пили бодрый Виктор Томин с антоновским зятем Василием. Но эти пили ладненько, за пару часов вдвоем 700 грамм крепкого напитка уговорили. А женщины смаковали вязкий и терпкий "Спотыкач", интригующий своим простонародным названием и старинным, вязким вкусом на черносливе и вишневом морсе. В семье Антоновых его любили со времен бабы Лизы, матери Владимира Николаевича, которая его обожала.
В первую очередь говорили, как и полагается в этом возрасте, о внуках. Младшая из подруг, низенькая и полненькая Кира, с раскосыми глазами мордвинки, хвасталась тем, что летось выдала замуж свою старшую внучку Танечку, красавицу и умницу, показывала фотографии со свадьбы. У вторых гостей внук вместе с норвежским папой укатил на Канары. Антоновы тоже не отставали. Их московские гости привезли ноутбук, и автоновских внуков можно было обозревать на фото и видео в разных ракурсах и эмоциях.
Кроме разговора о внуках вспоминали совместное былое. А ведь оно было богатое, украшенное жемчужинами многих славных дружных дел! Вспоминали, как у них в 72 году появились новенькие автомашины "Москвич-412" ижевского производства, да как они начали ездить за грибами и на рыбалку на челябинские озера. Ох, какие были обильные грибы в те времена! Грибов было много, а народу на автомобилях мало. В Бубново по сотне белых играючи набирали, не считая сухих груздей и прочих подберезовиков. В черничный сбор ягод привозили домой по паре ведер за выходные! Разве такое сегодня мыслимо? И народу стало больше, и автомобили почти у каждого, и леса уже не те - поподвытоптали их, позамусорили.
А как любил ходить за грибами Валера Уткин! Какой он был неутомимый ходок и знаток! Все окрестности вокруг своей Макарихи знал, словно собственные дачные угодья. Знал, где какие грибы растут, где голубика водится, и когда нужно трогаться за брусникой.
Золотое было время, семидесятые годы. Наверное, это потому, что именно на него пришлось время расцвета их поколения, когда они были еще достаточно молоды и творили великие дела своей жизни и страны.
*
Поедая и нахваливая рыбный пирог, гости вспоминали, как юбиляр лет десять назад еще ездил на зимнюю рыбалку на Исетьское водохранилище и привозил окушков на новогодний рыбный пирог. Это было чудо: в разгар крепко-морозной зимы был пирог из свежей, только что пойманной рыбы. И вкус у рыбы был совсем другим - то ли у зимней рыбы действительно другой вкус, то ли это так казалось от необычности ощущений.
Кроме главного утешения собравшихся гурманов на праздничном столе громоздились разнообразные салаты, розовая сёмга со слезинкой, виноград и апельсины, разные магазинные соки, несколько сортов сыра и маринованные помидоры дачного приготовления, так уместные под крепкую настойку.
С них то, собственно, и началось. Кто-то за столом вспомнил, что в советское время одной из лучших столовых закусок считались именно болгарские помидоры в собственном соку, продаваемые в особых банках по 700 грамм с узнаваемой пупырчатой полосой на нижней части банки. Потом жена юбиляра рассказала, как в конце 80-х годов именно из-за этих злополучных болгарских помидор она обидела незнакомого человека. Во время тотального дефицита она удачно попала на раздачу этих помидор в магазине, и купила их целую коробку - в ней было 12 банок, потому что помнила о двух маленьких внуках в квартире. А эта коробка оказалась последней. И она до сих пор помнит грустные глаза стоящего за ней в очереди мужчины. У него тоже, наверное, были внуки. И он надеялся купить себе хотя бы одну банку, ведь оставалась еще целая коробка, но она эту коробку всю загребла. Он был интеллигентным, этот мужчина в очереди, он не стал хамить и драться. Но его грустные глаза с укоризной она помнит до сих пор. Так, наверное, Иисус Христос смотрит со стороны на наши человеческие провинности, со вселенской грустью от бессилия изменить это. Вот с такого и начинается разобщение народа на отдельные песчинки, никак не взаимодействующие друг с другом.
*
Потом Тамара Томина вспомнила, что их родимый город Свердловск, ныне Катинбург, всегда звали "Краем вечнозеленых помидоров", потому что как ни старайся - все равно помидоры там не вызревали, местный климат там для них не тот. Разве что если теплицу оборудовать хорошей буржуйкой, а лучше двумя, по одной с каждого конца, то тогда еще можно что-то вырастить, но для этого рядом с теплицей жить надо. А это возможно только на пенсии, когда есть куча времени. Время в этом возрасте есть, а здоровья уже нет, вот и пропадают помидоры в городе Свердловске ни за что, ни про что. Так и остаются зелеными, и их в таком вечнозеленом виде и маринуют.
И все присутствующие наперебой начали вспоминать, какие прекрасные помидоры выращивает в своих теплицах Тамара сегодня. Называются они "Бычье Сердце". Они величиной с добрый мужской кулак, имеют характерное заострение на конце плода, обычно называемое "попкой", и мякоть у него рассыпчатая, сахаристая, приятного розового цвета. Не красного, как обычно, а именно розового.
*
- Да, не те сегодня времена, что бывали раньше, не те! - сказала Нинель Петровна, с удовлетворением оглядывая богатый стол. - Сегодня приготовить праздничный стол нет проблем - в ближайшем магазине почти все есть, и колбаса, и сыры, и красная рыба, и рыба белая, и икорка лососевая... А захочешь то же самое купить, но подешевле - езжай в "Перекресток" или "Ленту", там цены в полтора - два раза ниже. Но если нужно качество - тогда ступай на рынок!
- Сегодня грех жаловаться, - подхватила и Тамара. - А помнишь, Нина, когда мы еще не так давно всё из Москвы возили? Как ни возвращаются мужья из командировки, - так и прут оттуда в рюкзаке пять-шесть килограмм мяса, масла сливочного пару кило, да два-три батона колбасы разной... Помните, еще дурацкая загадка в те времена была: длинное, зеленое, и пахнет колбасой? Поезд из Москвы. Да и мы сами тянули оттуда, как лошади, если случалось там бывать...
Тамара до выхода на пенсию была известным гинекологом, приняла большинство знатных детей своего района, и ее по старой памяти все еще приглашали консультировать сложные роды. Но до достижения своей громкой известности ей приходилось жить, как все.
Нинель Петровна вздохнула.
- В Москву всегда ездили, при советской власти за колбасой, а сегодня за работой и деньгами. Только в Москве всегда была нормальная жизнь, остальные города жалко влачат свое существование. И советские времена были еще не самые худые! Жизнь после войны налаживалась постепенно. Вот мы сейчас плачемся, что тогда было нам плохо. А если подумать, то в Москву съездить - не такая уж и большая дальность. Да и на рынке многое можно было купить, хоть и подороже.
- Да, сегодня-то оно стало ничего, - вставила Тамара. - А как нам было жить в Свердловске в советское время? Жить в краю вечнозеленых помидоров не просто, а в Москву за продуктами из Урала не наездишься, далековато будет...
