Кусков Евгений Сергеевич : другие произведения.

Аврора - Бореалис

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Бесконечная снежная буря, адский холод и непроглядная ночь. Именно в таких условиях приходится работать экипажам вездеходов, перевозящих виридиум - ценный минерал, ради добычи которого люди обживают неприветливую планету на другом конце галактики. Техника надёжна, люди хорошо обучены и могут противостоять любым неожиданностям. Но к тому, что происходит во время очередного рейса, никто не мог оказаться готовым...
ДНЕВНИК ЮРИЯ КАДАНЦЕВА

Дорогая Лида!

   Этот дневник я посвящаю тебе.
   ...
   Хотел начать не так банально и без пафоса, но, как известно, самое трудное - это сделать первый шаг.
   Тем не менее, я действительно решил вести эти записи не для того, чтобы излить в них свои мысли, а после спрятать в пыльном углу нижнего ящика стола. Наоборот, единственная цель, почему я взялся за ручку - это ты.
   Я знаю, ты любишь вещи, проверенные временем, имеющие особенное обаяние, несущие на себе печать эпохи, в которую они были созданы. Помнится, я недоумевал, зачем ты подарила мне книгу в кожаном переплёте, все листы которой были пустые. Нужды в ней у меня не было, ведь я никогда не вёл ежедневник, а в редкие моменты, требующие срочно что-то записать, мне вполне хватало телефона. Помимо книги, ты подарила мне красивую ручку. На чёрной матовой поверхности размашисто и элегантно выведены слова "Всё написанное - сбудется". Именно ею я пишу.
   Потому что сейчас и здесь, в умопомрачительной дали от родного дома, от тебя, я понял, как могу использовать твой подарок, понял всю его ценность. Больше скажу - незаменимость, поскольку на этой планете нет другой такой книги и другой такой ручки. Они напоминают мне о тебе даже больше, чем твоя фотография (надеюсь, подобное заявление не звучит обидно).
   Мне бы не хотелось, чтобы эти записи стали этаким отчётом о моей жизни здесь. Прекрасно понимаю, что при нашей следующей встрече я расскажу тебе обо всём сам. Но всё же мне очень хочется сразу фиксировать все важные и интересные события. Вдруг память потом что-то не удержит или исказит. С трепетом думаю о том моменте, когда ты укутаешься в одеяло, возьмёшь в одну руку чашку свежезаваренного чая, откроешь этот дневник - и начнёшь читать.
   Прежде чем перейти к первой записи, я должен упомянуть ещё кое-что.
   Мой отъезд - такой скорый, неожиданный - стал для тебя неприятным сюрпризом. Навсегда запомню твой взгляд, в котором осуждение боролось с пониманием. Я и сам чувствую себя виноватым. Предложение отправиться сюда поступило без предупреждения. Человек, место которого я в итоге занял, неожиданно заболел, а в каждом экипаже обязательно должен быть повар (об этом я подробнее расскажу ниже). В общем, времени на раздумья не оставалось.
   Поверь, я не забыл о тебе. Да, мы не сможем теперь увидеть друг друга в течение полугода, но зато я заработаю достаточно денег, чтобы купить дом. Наш, собственный! Мы так мечтали об этом!
   Эта мысль греет меня. Я уже скучаю о тебе, хотя идёт лишь первый день моего пребывания на Морене.
   Но обо всём по порядку.
  

2 июня, понедельник

   День прибытия.
   Мог ли я представить утром, когда мы с тобой пили кофе, что уже вечером буду находиться на другом конце галактики? Когда задумываюсь об этом, голова идёт кругом. А самая ирония заключается в том, что, миновав множество световых лет за считанные минуты, оставшиеся две с половиной тысячи километров люди вынуждены преодолевать почти целый месяц.
   Чтобы понять, почему дело обстоит именно так, нужно начать с того, зачем человечество вообще удостоило своим вниманием этот уголок космоса. Ты наверняка слышала что-то в новостях, но особо этот проект пока не афишируется.
   Итак, планета называется Морена. Размерами она уступает Земле, но наш Меркурий превосходит почти вдвое. Её обнаружили в процессе поисков подходящего для колонизации нового космического тела. Это неприветливый уголок космоса, где звезда дарит только свет, царит вечный холод, сутки длятся вдесятеро дольше, чем на Земле, средняя температура не поднимается выше минус пятидесяти градусов по Цельсию. Планета целиком покрыта льдом, огромные области в северном и южном полушарии захвачены никогда не прекращающими снежными бурями. Опасные флора и фауна отсутствуют, долгое и тщательное исследование не обнаружило никаких угроз для иммунной системы людей.
   Сперва Морена не вызвала особого интереса. Пока не был обнаружен виридиум.
   Здесь я должен оговориться. Как именно учёным удалось найти залежи этого минерала под толстым слоем льда, я ещё могу понять. Специальные машины, буры, зонды и так далее. Но! Как они узнали, где искать? Ведь месторождение на Морене единственное, и находится оно в самом неприветливом месте и без того негостеприимной планеты. Сдаётся мне, это не были поиски наобум. Но официальной информации на этот счёт пока не опубликовано.
   Так или иначе, виридиум заинтересовал умы людей не случайно. Один килограмм этого минерала заменяет тонну нефти. Учитывая его запасы на Морене, можно с уверенностью говорить о практически неиссякаемом источнике энергии. Правда, для работы с ним нужны отнюдь не компактные установки. Настолько не компактные, что даже на здешних вездеходах разместить их не представляется возможным. Пока. В целом же виридиум может стать той самой палочкой-выручалочкой, которая поможет нашей истощённой планете. А уж каков экспортный потенциал!
   Я, конечно, рассказываю утрированно - и для тебя, с твоим математическим складом ума, подобный текст сродни ереси. Мысленно вижу выражение твоего лица: немного насмешливое, немного осуждающее, в целом снисходительное. Впрочем, полагаю, ты согласишься, что переоценить значение виридиума для человечества в эпоху энергетического кризиса просто невозможно. А то, что его разработкой занялась именно наша страна, может стать для всех нас последним шансом на выживание.
   Ладно, не буду о мрачном. Благо, сейчас есть все основания для оптимизма.
   Вернёмся к Морене. Поскольку месторождение виридиума находится практически на северном полюсе, где, как я уже упомянул, бушует вечная буря, построить там полноценную базу (а в перспективе город) просто невозможно. Поэтому с превеликим трудом удалось возвести только предприятие по добыче минерала и небольшой рабочий посёлок, названный Бореалисом. А основной пункт, куда осуществляется прибытие челноков с орбиты, основали в относительно спокойном регионе - в двух с половиной тысячах километров от залежей виридиума. Ему дали имя Аврора. Как ты уже догадалась, вовсе не в честь революционного крейсера и даже богиня утренней зари тут ни при чём. Названия этих двух населённых пунктов как бы подразумевают, что они - единое целое, лишь вынужденно расположенное на таком значительном расстоянии.
   В Бореалисе проживает не более сотни человек, этого персонала хватает для работы в две смены и обеспечения всех нужд. В Авроре же - почти две тысячи. Это, можно сказать, настоящий город, пускай и крохотный по земным меркам. Здесь есть вся инфраструктура для приёма и отправления орбитальных челноков, перегрузки виридиума и, конечно же, обслуживания "Урсусов".
   Что такое "Урсус"?
   О, Лида, это мой дом на ближайший месяц. Именно так называются вездеходы, которые курсируют между Авророй и Бореалисом. Как по мне, не самое благозвучное имя. С латыни переводится как "медведь". Даже не белый, а обычный. Какое отношение раскрашенные ярко-оранжевым цветом гусеничные машины имеют к этому животному, я понятия не имею. Ну да оставим это на совести разработчиков.
   Ведь главного не отнять: вездеходы - то, без чего транспортировка виридиума невозможна. Ничто больше не способно добраться до Бореалиса из-за погодных условий, которые его окружают. А порой даже эти гиганты пасуют и вынуждены пережидать особо сильный разгул стихии.
   Доставляют их на Морену специальным грузовым транспортом в наполовину разобранном виде. Досборку осуществляют уже в Авроре.
   Всего существует три модификации: грузовая (забегая вперёд - на такой еду я), грузопассажирская и пассажирская. Они передвигаются по планете в составах так называемых санно-гусеничных поездов, названных так в том числе и потому, что к транспорту прицепляются сани с объёмным грузом (как правило, топливом).
   Расположение вездеходов в поездах не случайное, а строго соответствует инструкциям. Головным идёт грузовой, на борту которого находится только экипаж (командир, штурман, механик-водитель, радист и повар). Везёт он груз, не имеющий стратегического значения: предметы личной гигиены, бытовую электронику, обычную одежду (для досуга в помещениях; снаряжение для работы и выхода наружу имеет другой приоритет) и т.д. К этому вездеходу сани не цепляются, и в каком-то смысле он самый малоценный в поезде. Понимаю, тебя подобная постановка вопроса может испугать или возмутить, но не забывай о том, в каких условиях приходится работать этой технике. А ведь в других машинах едет не только экипаж и груз. Поэтому, если уж что-то случится, то пускай случится с "грузовиком".
   Спешу тебя успокоить - за более чем год с тех пор, как началась регулярная эксплуатация, не было ни одного случая со смертельным исходом. И это не слепая удача, а закономерный результат профессионализма экипажа и надёжности техники.
   Перечитал предыдущий абзац и сам усмехнулся. Как будто я пишу не дневник для любимой девушки, а бравую статью в газету. Уж прости меня, дорогая - в последнее время пришлось впитать столько информации, что поневоле начинаю её цитировать. Уверен, в следующие дни, когда ритм жизни несколько успокоится, и я вернусь к своей обычной разговорной манере.
   Ну а пока - продолжение лекции (подмигиваю).
   Вторым идёт грузопассажирский "Урсус". Несмотря на такое определение, в большей степени он всё же является тоже грузовым - мест для пассажиров на борту не очень много, всего на пятнадцать человек. Однако везёт он куда более важный багаж - еду, тёплую одежду и спецснаряжение. Вдобавок именно на этой машине (даже при наличии в колонне других грузопассажирских "Урсусов") находится начальник поезда, которому подчиняются командиры всех вездеходов. Соответственно и пассажиры здесь присутствуют не простые, а из руководящего состава или приближённые к ним.
   Следующими в поезде ставятся пассажирские "Урсусы" (сколько бы их ни было, обычно хватает двух). Эта модификация предназначается, как нетрудно догадаться, для перевозки людей, поэтому практически всё свободное пространство на борту занимают жилые помещения. Весьма тесные, хотя и уютные каюты на двух, либо четырёх человек, предоставляющие минимальный уровень комфорта. Общая вместимость - полсотни пассажиров. Небольшие грузовые отсеки предусмотрены и на этих машинах, но реальной необходимости в них нет.
   На всех "Урсусах" имеется собственная кухня. Первоначально экипажи "грузовиков" проектировщики хотели обделить, но потом призадумались. Посещение для приёма пищи других машин в поезде далеко не всегда не только комфортно, но и возможно в рядовых для этих вездеходов погодных условиях. Кухни на пассажирских модификациях куда солидней, чем на остальных. Оно и понятно - столько людей кормить! Мне же предстоит трудиться в куда более скромном помещении.
   Замыкают колонну опять грузовые вездеходы, на борту которых, в отличие от головного, не второстепенный багаж, а, собственно, виридум. Ввиду специфики этого минерала, ничто другое перевозить после него уже не получится. Это примерно то же самое, что цистерна для бензина. Поэтому приходится гонять такие машины до Бореалиса порожняком.
   Санно-гусеничные поезда редко составляются менее чем из пяти транспортов. В особых случаях допускается движение двух машин любых типов (в таких ситуациях начальнику поезда приходится обустраиваться в том вездеходе, какой имеется). И никогда - вообще никогда, ни при каких обстоятельствах! - "Урсусы" не ездят поодиночке, даже на незначительном удалении от поселений. Слишком коварна Морена, слишком дорого стоит техника.
   Не спеши сурово хмурить брови. Безусловно, люди - не расходный материал. Особенно здесь, где их совсем немного. Всего-навсего не стоит забывать, ради чего мы прибыли сюда и относиться к этому с должным пониманием и уважением.
   Ах, как хороши эти вездеходы! Покажу тебе потом фотографию машины, на которой я поеду, чтобы ты смогла оценить монументальность конструкции (а, быть может, даже разделить мой восторг). Дабы помочь тебе в этом (хоть ты и не просишь), не удержусь от описания.
   Два ряда широких прочных траков с развитыми снегозацепами несут на себе кузов, покрашенный в ярко-оранжевый цвет. Длина пятнадцать метров, ширина шесть с половиной и высота семь: "Урсус" не уступает в размерах дому. По обоим бортам тянется ряд небольших иллюминаторов, под ними - написанное витиеватым шрифтом название. Габариты машины обозначаются дополнительными белыми огнями, имеются, конечно, и задние фонари, которые заливают пространство за вездеходом красным маревом.
   А какие эмоции возникают, когда при тебе эта громада оживает!
   Из объёмистого нутра доносится рык двухтысячесильного турбодизеля, выплёвывающего густой дым через широкую выхлопную трубу. Траки вгрызаются в ровный свежевыпавший снег, подминают, утрамбовывают его и упорно тащат пятидесятитонную махину вперёд. Кстати, эти отчётливые следы, двумя шрамами полосующие белую равнину и служащие верным ориентиром для остальных вездеходов, заметаются так быстро, что уже через час их невозможно заметить.
   Всё-всё! Ты уж извини, милая, что я так подробно останавливаюсь на технике. Ничего не могу с собой поделать. Ты всегда терпеливо относишься к этой моей особенности, но я начинаю злоупотреблять твоим расположением.
   К тому же, тебе наверняка куда интереснее люди, с которыми мне жить бок о бок следующий месяц.
   Я знаком ещё не со всеми. Как-никак, первый день на Морене, вдобавок на каждом вездеходе, по сути, два экипажа. Два механика-водителя, два штурмана, два радиста. Они сменяют друг друга каждые шесть часов, и таким образом санно-гусеничные поезда движутся практически круглосуточно. Лишь два человека в экипаже представлены в единственном, так сказать, экземпляре - я, то есть повар, и командир.
   Я уже имел честь узнать его. Павел Георгиевич Сотников. Сорок семь лет. Почти двадцать из них он водит санно-гусеничные поезда, начинал ещё на Земле, потом долгое время работал на Титане. Но подкупает вовсе не опыт и тем более не должность. Знаешь, Лида, бывают такие люди, которые сразу располагают к себе, завоевывают и твоё доверие, и расположение, и уважение. Я бы использовал термин "обаятельные", однако к закалённому полярнику с седеющими волосами, испещрённым морщинами обветренным лицом и огрубевшими руками он, думаю, не очень-то подходит. Повторюсь лишь - я рад, что буду работать под командованием такого человека. Если бы ты с ним познакомилась, точно стала бы переживать обо мне куда меньше. С таким командиром мы не пропадём!
   Товарищей из второй смены я пока не видел, а первую тебе вкратце опишу.
   Механик-водитель Алексей Шабалин. Чуть старше тридцати (мы с ним, считай, ровесники), сдержанный, замкнутый. Опыт вождения вездеходов, несмотря на возраст, немалый - девять лет. На вопрос, доводилось ли бывать в передрягах, лишь пожал плечами.
   Штурман Олег Рощин. Солидный во всех смыслах мужчина. Солидный возрастом (около сорока), солидный габаритами (почти как два меня), солидный тембром голоса (даст фору даже нашему командиру) и, конечно же, солидный стажем (ещё больше, чем у Павла Георгиевича).
   Радист Валерий Моисеенко. С этим парнем как раз наоборот. Как и я, он новичок. Ну ладно, не как я - для него это будет второй рейс туда и, может быть, обратно. Шучу. Конечно, и туда, и обратно. Совсем юн с высоты моих тридцати двух, хотя по факту полные два десятка - далеко не ребёнок. Несмотря на то, что в экипаже он недавно, ведёт себя так, словно знает всех с пелёнок. Кого-то подобное может подкупить, мне же не очень по душе. Ну да это ладно, мне с ним детей не крестить.
   Кажется, я, как водится, могу предугадать назревший у тебя вопрос.
   Где женщины?
   А нет их. Совсем.
   В Авроре есть, и не сказать, чтобы мало, но ни в Бореалисе, ни на "Урсусах" их не встретить. В каком-то смысле наши вездеходы, что подводные лодки - женщинам на них путь заказан. Для меня это вообще не проблема, ведь будь в экипаже хоть одни звезды "Плейбоя", мои мысли и чувства всецело поглощены только тобой. Признаюсь, уже скучаю, хоть мы и виделись менее суток назад. А впереди полгода разлуки! Два месяца на рейс Аврора - Бореалис в оба конца, и ещё четыре на работу непосредственно в поселении у залежей виридиума. Ничего не поделать, надо!
   Ладно, дорогая, я устал. День был совершенно безумный, завтра в семь утра выезд, а на часах уже полночь. Постараюсь заснуть, чтобы хоть немного силы восстановить. И пускай ты прочтёшь этот дневник, скорее всего, в один присест, я всё-таки попрощаюсь сейчас. Для меня эти страницы, как общение с тобой через то немыслимое расстояние, что нас разделяет. Надеюсь, ты простишь мне эту вольность.
   Всё, откладываю ручку и выключаю свет.
   Спокойной ночи!
  

3 июня, вторник

   Вчера так и не заснул.
   Слишком много переживаний, мыслей, раздумий. Попытки усыпить себя многократным повторением факта, что ничего экстраординарного меня не ожидает, успехом не увенчались. Ведь даже само присутствие на совершенно другой планете - событие!
   Итак, встал утром с постели, разбитый и немного раздражённый. Но перед Павлом Георгиевичем, да и остальными товарищами в грязь лицом ударять не собирался, так что умылся, побрился и внешне как новенький отправился завтракать.
   А после мы - экипажи всех вездеходов санно-гусеничного поезда - встретились в комнате для брифингов. В этот рейс отправляются шесть машин: грузовая N 23 (на ней еду я), грузопассажирская N 14, пассажирские N 8 и N 45 (новёхонькая! Первый рейс!) и грузовые для виридиума: N 17 и видавшая виды N 3.
   Меня поначалу смутили номера, ведь мне говорили, что в поездах задействовано обычно не более десяти машин. Но потом выяснилось, что нумерация сквозная и включает в себя дополнительный транспорт: спасательный, обслуживающий и прочее.
   Впрочем, меня опять заносит в техническую сторону повествования (вот тебе и гуманитарий).
   Представлю лучше тебе товарищей из второй смены нашего вездехода.
   Механик-водитель Аркадий Воронов. Такой же серьёзный и сосредоточенный, как и Алексей Шабалин из первой смены. На заводах их делают, что ли? Притом, что Аркадий вдвое старше.
   Штурман Филипп Людиновский. Колоритный товарищ, скажу я тебе! Не солидный, как Олег Рощин, а именно колоритный. Высокий, под два метра ростом, при этом далеко не худой. Усы такие, что позавидовал бы Воробьянинов, а на голове сверкающая лысина. Со слов командира, способен с завязанными глазами довести вездеход до Бореалиса и обратно, но тысячу раз перепроверяет, запер ли свой шкафчик. В общем, сплошное противоречие.
   Радист Юрий Добренко. Мой тёзка - а больше у нас ничего общего. Ну разве ещё пол. Очень самоуверенный, я бы даже сказал - надменный человек. По-моему, он и с командиром общается на равных, а уж с остальными и вовсе свысока.
   Ты можешь возразить - лихо, мол, я охарактеризовал каждого после пятиминутного знакомства. И будешь, безусловно, права. Описал я их такими, какими они показались на первый взгляд. Наверняка во многом ошибся.
   И вот мы вышли из здания, в котором провели ночь (кое-кто, как и я, первую на Морене). "Урсусы" выстроились на площадке в один ряд, как на параде. Все полностью готовы к длительному рейсу: баки заправлены под завязку, груз закреплён, механизмы и оборудование проверены и перепроверены. Вчера я уже видел один из них - тот, на котором поеду. Но тогда это была одна машина, да и та в ангаре. А сейчас передо мной - шесть! Не удержался и сделал ещё один кадр. Благо фотографировать никто не запрещает.
   Не могу не упомянуть про окружающие условия.
   Здесь, вне зоны действия нескончаемого бурана, местное солнце оказывает хоть какой-то эффект: температура в районе минус пятидесяти и освещение, как очень пасмурным днём на Земле. Это почти рай, судя по разговорам бывалых. В районе Бореалиса царит вечная ночь, бушует стихия, о чём уже упоминал, а столбики термометров падают до сотни ниже нуля. Теперь ты понимаешь, почему каждый вездеход должен быть полностью автономен? В такую погоду между даже близко стоящими машинами не набегаешься.
   Отправление из Авроры прошло буднично. Мы просто рассредоточились по своим "Урсусам" и затем они один за другим тронулись в путь.
   Ход у них очень мягкий. Порой кажется, что ты вовсе не в гусеничной машине, а на борту корабля, который плавно покачивается на волнах. Заслуга в том и равнинного рельефа Морены, да и маршруты поездов пролегают вдали от известных возвышенностей и холмов.
   Двигатель тоже не досаждает. Гул и лёгкая вибрация присутствуют, но не более чем фон. К ним быстро привыкаешь и перестаёшь замечать.
   Теперь моя комната. Помещение небольшое, даже вдвоём уже было бы тесновато. От входной двери до противоположной стенки - всего-то три метра, ширина примерно такая же, высота на метр меньше (Филиппу, поди, не очень-то удобно). Из убранства - самый минимум: кровать, стол, стул, шкаф для вещей и умывальник. Душ общий, "в конце коридора"; впрочем, нас здесь немного, так что особо конкурировать не будем. Говорят, в пассажирских машинах ситуация та же, так что ещё неизвестно, кто едет в большем комфорте.
   В стенке напротив входа - окно-иллюминатор, усиливающее впечатление, будто находишься на судне. Толстенное стекло и небольшой размер, с блюдце для десерта, не благоволят разглядыванию пейзажей. Да и на что там смотреть - сплошная белоснежная пустыня. Не завидую товарищам в кабине, им приходится лицезреть эту унылую картину по двенадцать часов в сутки. Хорошо, что в комплекте у каждого тёмные очки и снежная слепота никому не грозит.
   Чтобы отдыхающие члены экипажа совсем не умерли со скуки, в каждой комнате имеется телевизор. Телевидения здесь, разумеется, быть не может; его заменяет обширная видеотека фильмов, сериалов, документальных передач и музыки.
   В общем, обживаюсь. Поставил твой портрет на стол, кинул свои скромные пожитки в шкаф - и сел за дневник. Глаза слипаются и саднят, чувствую разбитость. К счастью, мои услуги требуются не чаще трёх раз в день. Позавтракали все ещё в Авроре, поэтому сейчас займусь приготовлением обеда, а после позволю себе прикорнуть.
  

4 июня, среда

   Вчера так и не сел снова за дневник.
   Поспать удалось только после обеда. Уж очень хотелось узнать мнение экипажа о моей стряпне. Без ложной скромности скажу - никто не плевался. Даже больше, товарищи ели с явным аппетитом, а командир и вовсе отозвался лестно. Приятно, чего уж там, хотя, по большому счёту, ничего особенного я не приготовил. Продуктов на борту нашего вездехода столько, что хватит на полтора месяца. Таким образом, даже сильная задержка в пути не станет угрозой нашим жизням. Но ничего особо изысканного из имеющихся запасов не приготовить. Вчера, например, в обед на первое был украинский борщ, на второе - рисовая каша с мясными котлетами. Хлеб и компот из сухофруктов - само собой. На ужин пюре с навагой и чай с булочкой. Сегодня на завтрак гренки и кофе. Как видишь, не меню дорогого ресторана. Зато вкусно (улыбаюсь).
   А вот что радости не вызывает, так это обстановка вокруг нашего санно-гусеничного поезда. Ещё вчера вечером, перед сном, погода начала портиться. Плавно, почти незаметно. Поначалу шёл лёгкий романтичный снежок, усиливающийся с каждым преодолённым километром. Проснувшись же сегодня, я увидел за иллюминатором... да ничего я там не увидел. Снегопад разошёлся не на шутку, но видимость ещё не упала до нуля. Что, впрочем, ничуть не помогает, ибо снаружи всё белое: и поверхность, и небо. Совершенно невозможно определить линию горизонта, особенно при взгляде из крохотного иллюминатора.
   Если бы не спутниковая система позиционирования и старые добрые навигационные приборы, наш поезд вмиг бы заблудился.
  

5 июня, четверг

   Сегодня Павел Георгиевич любезно пригласил меня в кабину.
   Раз уж такое случилось, то расскажу о ней подробнее. Слышал, что немногим доводится бывать в ней, ведь пассажирам вездеходов путь туда заказан.
   В кабине имеются места для трёх членов экипажа. Слева за ручками управления - механик-водитель, справа наблюдает за показаниями приборов штурман. В центре, на некотором возвышении, располагается кресло командира. Ширина кузова такова, что дотянуться друг до друга при всём желании не получится.
   В лобовой части вездехода шесть окон, разделённых тонкими, почти не сказывающимися на обзоре стойками. По словам Павла Георгиевича, в хорошую погоду обзор потрясающий. С учётом плавного хода "Урсуса" и его высоты, представить себя капитаном корабля, стоящим на мостике, не составляет труда. Стёкла имеют очистители, так называемые "дворники", и встроенные нити обогрева. Но всё равно толку от них чуть, ведь подавляющую часть пути приходится преодолевать в условиях, когда снаружи практически ничего не видно.
   Поскольку мы удалились от Авроры не очень далеко, лучи местного солнца ещё способны пробиваться к поверхности Морены. Уже в меньшем количестве, чем раньше и через пару дней наступит ночь. Фактически мы снова увидим свет только через шесть месяцев. Полгода! В вечной темноте, среди такой же вечной бури. И не выйти на улицу, носа из здания или вездехода не покажешь! Аж голова кружится, как подумаю об этом. И становится немного дурно.
   Как зачастую и бывает, человек начинает ценить что-то, только лишаясь этого. Вот и сейчас такая ситуация. Я и представить не мог, как важно для меня оказаться вне четырёх стен, на открытом пространстве, где можно прогуляться без какого-либо риска для жизни. О подобном остаётся только мечтать в нынешних обстоятельствах. И пускай размеры вездеходов впечатляют, небольшие комнаты для экипажа и узкие коридоры, связывающие их, легко могут вызвать приступ клаустрофобии. Не случайно же все, кто отправляется на Морену, должны стойко переносить длительное пребывание в замкнутом пространстве.
   Но вернёмся к кабине. Я был удивлен немногочисленностью приборов. Ожидал увидеть аналог космического челнока, а попал... правильно, в суровый вездеход. На самом деле это далеко не технический динозавр, просто вся информация, требующаяся членам экипажа, скомпонована на приборных панелях прямо перед ними, ключевую роль в которых играют мониторы. В любой момент можно вызвать на экран желаемый параметр. Аналогичный есть и у командира.
   Радист сидит в отдельном помещении сразу за кабиной. Там ещё теснее, чем, пардон, у нас в туалете. Глядя на крохотную комнатку, в которой ютится бедолага, поневоле вспоминаешь о дизельных подводных лодках первой половины двадцатого века. Так что да, при всём обилии современной техники на борту "Урсусы" остаются утилитарными транспортными средствами.
   Впрочем, главное, что они отлично приспособлены для условий Морены. Сложно передать словами те ощущения, которые испытываешь, осознавая, что от жуткого холода и сумасшедшего ветра тебя защищает лишь стенка кузова несколько сантиметров толщиной. С учётом утеплителей, конечно, но всё равно не по себе. Здесь мы одни и надёжность техники выходит на передний план.
   Но что-то я опять сгущаю краски. На самом деле мы вовсе не ходим по острию лезвия. Это просто работа в непростых условиях.
  

7 июня, суббота

   Товарищи не обманули.
   Не прошло и недели с момента отъезда от Авроры, а снаружи теперь кромешная тьма. Иллюминатор можно с чистой совестью завесить, что я и сделал бы, не будь он единственной связью с внешним миром. Беспощадным и враждебным, однако, это лучше, чем полностью изолировать себя в стальной коробке.
   Теперь, когда смена времени суток прекратилась, приходится полагаться на часы и ритмы собственного организма. Жить в таком режиме оказалось не очень-то легко. Ложишься спать - темно, просыпаешься - тоже. Благо Саша Шабалин, механик-водитель первой смены, рассказал о небольшой хитрости. Можно подключить освещение в комнате к часам, и оно будет зажигаться автоматически вместе со звоном будильника. Больше забава, конечно, но всё же хоть какое-то разделение между ночью и утром, пусть и искусственное.
   Саша вообще славный малый. Сперва он показался мне замкнутым, помню, а на деле он просто раскрывается далеко не перед всеми. Когда же это происходит, перед тобой предстаёт очень интересный собеседник и вообще располагающий к себе человек. Сдружиться с ним у меня получилось очень быстро.
   С другими сложнее. Не то, чтобы я целеустремлённо искал себе друзей (кому, как не тебе знать, насколько я не выношу навязчивость). Отношения у меня со всеми нормальные: ни с кем не конфликтую, никто не критикует мою работу. Речь не только о еде. Не меньшее значение имеет чистота на кухне и в столовой, поскольку это входит в мои обязанности. Я сам мою эти помещения, посуду, столовые приборы. Павел Георгиевич, командир, очень строго следит за порядком. Понятно, что никто меня "по доске" не проведёт и за борт не выбросит, но оргвыводы по прибытию в Бореалис будут сделаны непременно. А я не для того отказался от неплохой работы на Земле, не для того покинул родной дом (во всех смыслах этого выражения), не для того выбрал скромный, я бы даже сказал спартанский быт.
   И уж точно не для того я обрёк нас обоих на длительную разлуку.
  

8 июня, воскресенье

   Сегодня наш санно-гусеничный поезд снизил скорость.
   Впервые с тех пор, как покинул Аврору. И дело не в выходном дне - у "Урсусов" (а, если быть точнее, их экипажей) выходных не бывает. Вмешалась погода.
   Казалось бы, буря эта не прекращается никогда и потому техника должна быть готова к борьбе с ней. Не тут-то было! Постоянного в здешней стихии - только продолжительность. А вот интенсивность меняется, и нередко. Бывает, что она "успокаивается" до уровня сильной метели где-нибудь в средней полосе России. В другие же периоды расходится настолько, что даже могучие "Урсусы" пасуют. Вот сегодня как раз такой случай.
   Бешеный ветер завывает так, что никакая шумоизоляция не в силах оградить от этих звуков. Он дует с такой силой, что поневоле задумываешься, достаточно ли крепка конструкция вездеходов. Благо, они широкие и уверенно стоят на гусеничных траках, поэтому опрокидывание им не грозит. А сколько снега! Кажется, что вокруг не метель, а настоящая лавина, засыпавшая весь поезд. Добавь к этому адский холод в сотню градусов ниже нуля... и ты всё равно не сможешь представить, что творится снаружи сейчас, когда я пишу эти строки.
   Мужики шутят, что новичкам везёт, поскольку далеко не в каждом рейсе доводится попадать в подобные передряги. Саша Шабалин же успокаивает, что это хоть и проблема, но не повод для написания завещания. Не придётся даже откапывать наши могучие машины, поскольку они продолжают двигаться. Пускай очень медленно, надрывно, зато едут дальше. В противном случае за какой-то час их заметёт так, что потом проще будет бросить, чем вызволять из снежного плена (утрирую).
   Именно это едва не случилось с одним из "Урсусов". По иронии судьбы, с первенцем этого семейства, машиной N 1. Она была грузопассажирской и шла второй в поезде. Из-за поломки вынуждена была остановиться в самый разгар бурана. Быстро устранить неполадку не удалось, поскольку для этого требовалось выйти наружу. А когда погода смилостивилась, было уже поздно. Какой там ремонт! Ребята с трудом покинули занесённый наполовину вездеход. Благо, другие машины остались на ходу, поскольку беспрестанно кружили неподалёку. Чтобы откопать бедолагу (а не забывай, что буран, хоть и притих, отнюдь не перестал быть серьёзной помехой), понадобилось несколько часов. Не обошлось и без использования ручного труда. Саша ярко живописал, что довелось пережить ему и другим товарищам в том рейсе.
   Может ли случиться подобное и в этот раз?
   Ну, после того случая конструкцию "Урсусов" доработали. Как известно, только реальная эксплуатация позволяет выявить уязвимые места техники. Но не менее известно, что всего предусмотреть нельзя, и идеального ничего нет. Поэтому да, вероятность существует. Очень маленькая.
   Не беспокойся, Лида. В тот раз никто не пострадал, небольшие обморожения и нервотрёпка, не более. Так что, как я уже писал ранее, не пропадём!
  

10 июня, вторник

   Наконец-то буря немного успокоилась.
   На самом-то деле снаружи продолжает твориться чёрт знает что, но после того, с чем нам пришлось столкнуться в воскресенье и вчера, подобный разгул стихии уже кажется вполне приемлемым.
   Ничего страшного с "Урсусами" не произошло, никаких поломок. Поезд наш не останавливался ни на секунду. Хотя было нелегко, признаю. И не только технике. Товарищам тоже пришлось несладко, особенно, конечно, механикам-водителям. Ничего, справились, ещё раз доказав, что победить Морену, конечно, нельзя, но и сдаваться ей никто не намерен.
   Пока других событий нет, жизнь течёт своим чередом.

13 июня, пятница

   Не писал три дня.
   И не планировал пока - всё одно, рутина.
   Но сегодня мне приснился странный сон. Вроде и не кошмарный, а скорее тревожащий. Только-только проснулся. Не могу ждать до утра - боюсь, забуду что-нибудь, а то и всё целиком. Поэтому, хотя на часах всего половина третьего ночи, обращаюсь к дневнику.
   Первое, что я помню: очнулся и в тот же миг был атакован.
   Жестокий порыв ветра, подобно несущемуся локомотиву, с лёгкостью сбил меня с ног. И тотчас принялся засыпать внушительными пригоршнями снега. Попытку встать стихия тотчас пресекла, вновь повалив меня в сугроб. Инстинктивно выставил перед собой руки - и они провалились по локоть в обманчиво мягкое покрывало. Чтобы просто перевернуться на спину пришлось приложить огромные усилия.
   Я не мог открыть глаза, дышать получалось, только прикрыв нос ладонями от колючих снежинок. Они же забили уши, но всё равно не могли заглушить громогласный рёв бури.
   Где я?
   Попытался оглядеться, но безжалостный снег вынудил снова зажмуриться. Да и не смог бы я ничего увидеть - вокруг царила непроглядная темнота. Ночь? Я не мог осмотреть даже себя, пришлось ощупывать пока ещё не онемевшими пальцами. На мне был шерстяной свитер и брюки, под ними - рубашка и трико. На ногах носки (самые обычные) и ботинки. Одежда подходила для поздней осени, но уж точно не для лютой зимы, в которой я оказался. Холод без особых усилий проникал через эту слабую защиту и сжимал тело душащими тисками.
   Не прошло и минуты, а я уже не задумывался о том, где нахожусь и как здесь очутился. Всё, что имело значение - поиск укрытия, в котором можно согреться и спастись. Только как его найти в этом жутком буране? Есть ли оно вовсе?
   Я пробовал ползти, очень быстро бросив это занятие. Всё равно не знал, куда двигаться, и силы уходили стремительно. Чтобы не сдаваться совсем без боя, шевелил руками и ногами, оставаясь на одном месте, растирал их. Ничего не помогало - тело неумолимо коченело.
   Из последних сил повернувшись набок, я прикрыл лицо согнутыми в локтях руками и перестал двигаться. Слышал только бешеный вой снежной бури. С закрытыми глазами эта какофония воспринималась ещё острее, словно и не стихия неистовствовала вокруг, а некое огромное чудовище. Горообразное, оно извергало из пасти вместе с рыком тонны снега, своим дыханием-ветром опустошая земли вокруг и превращая их в безжизненные ледяные пустыни. Оно двигалось вперёд, захватывая новые и новые участки, стремясь поработить всю планету.
   Рёв действительно усиливался с каждой секундой. Только он постепенно изменялся, наполняясь иным, более размеренным звучанием. Тьма стала неохотно отступать под натиском яркого света, который я уловил даже сквозь закрытые веки. Приоткрыв глаза (да-да, во сне!), я увидел, что из снежной круговерти на меня надвигается что-то очень большое, и именно оно излучает свет. Замешательство и страх сковали не слабее дьявольского холода, не сразу позволив разуму опознать приближающийся объект.
   Это был вездеход.
   Внушительная машина, светящаяся гирляндами огней и появившаяся из ниоткуда, казалась миражом, жестоким обманом измученного сознания. Но чем сильнее она приближалась, чем громче становился звук двигателя, тем больше крепла моя уверенность, что это не иллюзия.
   Здесь должен на мгновение прервать повествование и уточнить, что вездеход, приснившийся мне, в точности повторял тот, на котором я еду в Бореалис. Бортовой номер я не запомнил, что не так уж и важно. При этом во сне я не узнал "Урсус", облик этой машины казался совершенно незнакомым.
   Я нашёл в себе силы поднять одну руку и помахать.
   Пространство вокруг на несколько десятков метров залил яркий электрический свет. Но видят ли меня? Кабина, окна которой лучились приятным тёплым светом, находилась так высоко. Наверняка то, что находится в непосредственной близости, исчезает в мёртвой зоне. Какое подходящее название - мёртвая зона...
   Неужели мне суждено погибнуть нелепой смертью - под гусеничными траками машины, которая была единственным шансом на спасение?
   Я пробовал кричать, осознавая бессмысленность и тщетность этого, мой голос терялся, казалось, сразу же, как покидал гортань. О том, чтобы подняться, нечего было и думать. К моему ужасу, я не мог и отползти в сторону - окоченевшее тело отказывалось подчиняться. Оставалось лишь бесшумно вопить и махать рукой, надеясь на чудо.
   И оно произошло!
   Неизвестно как, но водитель заметил одинокую скорчившуюся фигурку, почти полностью засыпанную снегом. Массивный вездеход на удивление быстро затормозил, слегка качнувшись вперёд. От меня его отделяло не более пяти-шести метров.
   Спустя несколько секунд открылась дверь в борту, вниз опустилась выдвижная лестница и по ней торопливо, насколько позволяли защитные комбинезоны, спустились двое полярников. Я сразу их так про себя назвал за форму одежды и её яркий оранжевый цвет - такой же, каким был выкрашен вездеход.
   Преодолевая снежные перемёты и борясь с ветром, они добрались до меня и, ни слова не говоря, принялись откапывать из сугроба, благо снег был не слежавшийся, мягкий, и никаких инструментов, кроме собственных рук, им не потребовалось. Затем они подхватили меня и понесли обратно к вездеходу.
   Я настолько замёрз, что не изменил позы даже после того, как оказался освобождённым из ледяного плена. Лишь всё та же рука безвольно болталась. И при этом я так и не лишился ясности сознания, которое словно существовало отдельно от угасающего тела. В какие-то моменты мне начинало казаться, что я и вправду вижу сцену со стороны. Я смог рассмотреть другие вездеходы, следовавшие за головным и тоже остановившиеся. Сколько их там было, оставалось гадать - сквозь снежную завесу угадывалось ещё два.
   А потом меня внесли в вездеход, и едва первые робкие прикосновения тёплого воздуха огладили задубевшую от мороза кожу, я испытал удивительное чувство. Не эйфорию от осознания спасения, а ощущение, что нахожусь именно там, где должен, что достиг своей цели.
   В тот же момент всё вокруг изменилось.
   И когда я пишу "всё" - именно это и имею в виду.
   В одно мгновение коридор, по которому меня несли, погрузился во тьму. Однако я продолжал видеть. Перед моим взором предстала полная разруха: ржавый металл, растрескавшаяся краска, иней на стенах.
   Самое же ужасное - два скелета в ярко-оранжевых комбинезонах, лежащие в проходе. Похоже, те самые полярники, которые меня спасли...
   Следующий кадр. Неведомая сила выносит, буквально выдёргивает меня из вездехода, и я вижу, что он и снаружи весь обветшалый, словно простоял, брошенный, многие годы. Удивительно, как его не засыпало снегом полностью, а только по гусеничные траки, ну на то он и сон.
   И, конечно, других "Урсусов" поблизости уже не было.
   После этого я проснулся.
   Как видишь, сон был очень яркий, реалистичный. Я запомнил столько мелких деталей, словно посмотрел фильм. Хотя даже это неточное сравнение. В кино видишь, не чувствуешь. А я вправду пережил всё, о чём написал выше! Наш мозг умеет создавать убедительные иллюзии, воспроизводя однажды пережитые ощущения. Прежде подобных сновидений у меня никогда не было.
   В душе остался очень неприятный осадок.
   Понимаешь, я не могу вспомнить лица тех мужчин, которые вытащили меня из сугроба и занесли в вездеход. Но почему-то уверен, что они мне знакомы.
   Довольно ужасов! Я излил на бумагу всё, что хотел, вроде бы ничего не забыл. Не уверен, стоит ли тебе давать это читать, возможно, выдерну эти страницы. Тем не менее, повторюсь - не написать не мог. Кажется, стало чуть легче. Попробую заснуть, а то уже утро близится.
  

Позже, тем же днём

   Заснуть-то я заснул, однако проснулся разбитый, словно и не спал вовсе.
   Первая мысль по пробуждению: "А ведь сегодня пятница тринадцатое". Никогда не был суеверен, просто любопытное совпадение.
   Протёр глаза, осмотрелся. Вездеход движется, плавно покачиваясь на снежных волнах. Слышу гул двигателя, чувствую вибрацию от его работы. Снаружи продолжает неистовствовать непогода. Всё в порядке, штатно, никаких проблем.
   Как и должно быть.
   Ох уж эти сны! В такие моменты завидуешь тем, кто их не запоминает.
  

15 июня, воскресенье

   Сел писать воскресным вечером и понял - не о чем.
   Жизнь вошла в привычное русло, уже и окружающие условия перестают казаться чем-то несусветным и противоестественным. Безусловно, мечтаю о том дне, когда смогу снова прогуляться под открытым небом, вдыхая аромат трав и держа тебя за руку. Мечты эти помогут мне скоротать беспросветные полгода. И вроде жаль, что нет возможности связаться с тобой раньше, а, с другой стороны, столь долгая разлука поможет мне многое переосмыслить и понять, что важно на самом деле.
   Сегодня я думал о нашем доме, который мы построим на заработанные мной деньги. Ну или купим. Главное, он должен быть отдельным (хватит унылых квартир) и находиться как можно дальше от центральных улиц. От их вечного гама, суеты, фальшивости. Нам этого хватит и в рабочее время с лихвой. А вечером мы будет возвращаться в наше уютное гнёздышко, где всегда тихо, спокойно и безопасно. Где мы будем жить сначала вдвоём, а потом и втроём (или даже вчетвером - кто знает?). Знаю-знаю, "Человек предполагает, а Бог располагает". Или "Хочешь рассмешить Господа - расскажи ему о своих планах". Но это не значит, что не нужно мечтать и стремиться к мечте.
   Самое главное у меня для этого уже есть.
   Ты.
   ...
   Ой, что-то я сегодня сентиментальный. Наверное, прочтение моего дневника подряд будет вызывать противоречивые ощущения от "неровности" повествования. Ну и ладно, он же предназначен только для твоих глаз, Лида.
   Засим пока откланиваюсь.
  

16 июня, понедельник

   Неожиданно понял, что не рассказал тебе, как мы здесь отдыхаем.
   Ты, наверное, уже решила, будто мы только работаем, а в остальное время едим, смотрим телевизор или спим.
   Конечно же, я утрирую твои мысли. У нас не всё так печально.
   По вечерам мы собираемся в столовой, которая является одновременно и кают-компанией. Там мы вместе проводим досуг. Например, играем в карты. Помимо меня, это дело особенно любят штурман Олег Рощин и мой тёзка радист Юра Добренко. И, доложу тебе, они достойные соперники, пускай у нас и не спарринг. Вдобавок Юра тот ещё шутник и балагур; его хохмы настолько удачно вплетаются в игровой процесс, что у нас и зрители есть, которые сами не играют, а с удовольствием наблюдают за процессом. Забавно теперь вспоминать, что при знакомстве он показался мне высокомерным типом.
   Нередко нас радует своим умением играть на гитаре механик-водитель Аркадий Воронов. Он обожает творчество Высоцкого и знает, наверное, половину песен барда наизусть. Правда, вокальные данные Аркадия, скажем так, не позволяют ему повторить стиль Владимира Семёновича, но проникновенные тексты отнюдь не в бесталанном исполнении берут-таки за душу.
   Мой друг Саша Шабалин и радист Валера Моисеенко просто обожают настольные игры. Представь себе. Конечно, не простые, а-ля "доберись из пункта А в пункт Б первым", а в те, где нужно развивать своё поселение, например. Я не очень вникал, поскольку мне это неинтересно и, честно говоря, малопонятно. Тут с Сашей мне не по пути.
   Командир наш, Павел Георгиевич, тоже отнюдь не остаётся в стороне. Ему нет необходимости всё время находиться в кабине, и он старается всегда посещать наши вечера. Обычно сидит и читает книгу (да-да, самую настоящую! Уверен, ты оценишь), причём мы со своими чуть более активными видами отдыха ему ничуть не мешаем. Порой же, когда мы немного угомонимся и переходим к беседам, он присоединяется к нам и рассказывает одну из бесчисленных историй, свидетелем которых был сам. Ну или, в крайнем случае, слышал от надёжных людей. Баек командир не любит.
   Единственный, кто, похоже, ничем не увлекается - это штурман Филипп Людиновский. Он не пропускает наших встреч, но и ничем себя на них не проявляет, просто присутствует. Не говорю, что это плохо, люди ведь все разные. Обязанности свои выполняет - и хорошо. Единственный, с кем он может подолгу беседовать - наш командир.
   Я ещё, кажется, не упоминал, что нет алкоголя. Вообще нет, на всей планете. Удивительно, правда? Поговаривают, периодически пытаются провезти "огненную воду" - и каждый раз нарушителя сухого закона успешно ловят если не перед отправлением, то по прибытии на Аврору точно.
   Пребывание в вездеходе в течение длительного времени не лучшим образом сказывается и на теле. Поэтому на каждом "Урсусе" оборудован спортзал. Совсем небольшой - там можно одновременно заниматься максимум вдвоём, а о том, чтобы пробежаться по настоящему, а не на тренажёре, остаётся только мечтать. И всё же это отличная возможность убить время с пользой. Как знать, может, по возвращении ты меня не узнаешь, столь сильно я подкачаюсь.
   Шучу, конечно.
   И на этой позитивной ноте прощаюсь с тобой на сегодня.
   Целую и крепко обнимаю!
  

18 июня, среда

   Наверное, это будет пока последняя запись в дневнике.
   Вернусь к нему, когда мы прибудем в Бореалис - уверен, мне будет, чем поделиться с тобой. И уж лучше пускай отсутствуют темы для очередной заметки, нежели снова приснится какая-нибудь чертовщина или, тем паче, что-то случится.
   Пишу и понимаю, как нелепо моё желание не встревожить тебя, не писать о чём-то скверном. Ведь раз ты читаешь эти строки, значит я в порядке, благополучно вернулся на Землю и нахожусь рядом с тобой.
   Да и не происходит ничего скверного. Ну испортил обед, пересолив суп. С кем не бывает? Сделаю ребятам отличный ужин и реабилитируюсь.
   Так что, дорогая, до встречи в Бореалисе!
  

28 июня, суббота

   ...
   Даже не знаю, с чего начать.
   До сих пор не верится, что это вообще реальность. Прошло несколько часов с того момента, как наш рейс перестал быть рутинным, а никакого удобоваримого объяснения у меня нет. И не только у меня.
   Попробую изложить всё как можно более связно. Уверен, это и мне поможет упорядочить собственные мысли.
   Начался день, как обычно.
   После завтрака я немного почитал, потом позанимался на тренажёрах. Подумывал внести очередную запись в дневник, несмотря на высказанную в прошлую среду мысль, что до Бореалиса писать мне будет не о чем. Собственно, так и оказалось.
   На тот момент.
   Всё изменилось сразу после полудня.
   Полдень здесь, на Морене, понятие такое же относительное, как и любое другое время суток. Снаружи ведь ничего не меняется. А вот на борту "Урсуса" в это время как раз заканчивается очередная шестичасовая смена, и на вахту заступают отдохнувшие члены экипажа.
   Так было и в этот раз. Спустя минут десять после этого вездеход вдруг остановился. Для меня это сразу стало сигналом - что-то случилось. Я уже писал, что санно-гусеничные поезда движутся постоянно и лишь чрезвычайные обстоятельства способны повлиять на это.
   Я покинул свою комнату. По инструкции мне не положено самостоятельно приходить в кабину, поэтому я ждал в коридоре, когда Павел Георгиевич сделает оповещение по внутренней связи. Вместо этого через несколько минут я увидел Аркадия Воронова и Филиппа Людиновского - ребят из второй смены. Они только-только отправились отдыхать, отстояв свою вахту, как им пришлось выполнять приказ командира. В чём он заключался, я тогда ещё не знал. Понял только, что им предстоит выйти наружу, потому что они облачились в спецодежду, которую мы надевали на учениях в Авроре. Она полностью закрывает все участки тела и способна какое-то время противостоять адскому холоду Морены. Я узнал товарищей только по вышитым на комбинезонах фамилиям.
   Они мне ничего не сказали, молча проследовав к выходу. Отсутствовали совсем недолго. Я засёк время по часам - четыре минуты. Зачем я это сделал? Поверь, Лида - четыре минуты в той буре, через которую пробивается наш поезд, это вечность. Даже в спецодежде.
   Наконец, они вернулись. С ног до головы облепленные снегом; ярко-оранжевый цвет комбинезонов почти полностью сменился белым. И что-то несли на носилках.
   Я глазам своим не поверил. Это был человек!
   Тоже засыпанный снегом, что не помешало убедиться в отсутствии на нём какой-либо спецодежды. Обычный шерстяной свитер и брюки. На ногах - ботинки.
   По-моему, я не дышал всё то время, пока Аркадий и Филипп проносили тело мимо меня.
   Тело? Я написал тело?
   Чёрт с два! Это ЖИВОЙ человек. Я отчётливо видел, как он дышал. Он пребывал в бессознательном состоянии, но совершенно точно сумел не погибнуть там, где холод настолько сильный, что обжигает, подобно кипятку, и способен выдуть всё тепло из организма за считанные мгновения. А на этом бедолаге, напомню, одежда была совершенно неподходящая даже для наших земных зим. Как он мог выжить?
   Если тебе всё это показалось знакомым, то - не показалось. Именно так был одет я в том странном сне. О котором я, конечно же, сразу вспомнил, и меня словно ледяной водой окатили.
   Чтобы отмахнуться от жуткой картинки промёрзшего мёртвого вездехода со скелетами в коридоре, я переключился на другие мысли. Вопросов касательно этого человека у меня была уйма, но поскольку ответов на них пока никто мне дать не мог, я сосредоточился на иных, более прозаичных.
   Например, почему его принесли в наш вездеход? Ведь, несмотря на заявления о полной автономности каждого "Урсуса", лазарет и, соответственно, врач имеются на пассажирских и грузопассажирских модификациях. А на грузовых, как наш - только запас медикаментов.
   И всё-таки мужчину забрали именно мы. Поверь, Лида, это не праздный вопрос вовсе. В чём я убедился очень скоро, когда встретился с командиром.
   Ну а пока чудом выжившего разместили в свободном жилом помещении. Это так называемый "резерв" на всякий случай. Какой именно "всякий", мы прежде могли только гадать. Уж точно даже проектанты "Урсусов" не предполагали, что речь будет идти о спасённых людях.
   Павел Георгиевич пришёл в скором времени. Я обратил внимание, что вездеход по-прежнему стоит на месте. Неужто ещё кто-то остался снаружи?
   Правда оказалась гораздо фантастичнее. И, увы, намного хуже.
   Только взглянув на командира, я понял, что ситуация очень серьёзная. Прежде я не видел у него такого растерянного лица, словно он не ветеран рейсов в самых суровых условиях, с какими доводилось сталкиваться человеку, а зелёный юнец, впервые оказавшийся перед лицом опасности.
   - Мы потеряли поезд.
   Вот что он сказал. Я далеко не сразу понял, о чём идёт речь. И ещё дольше пытался осознать, как такое могло произойти. Боюсь, чтобы продолжить свой рассказ, я вынужден снова затронуть техническую сторону вопроса.
   Каждый вездеход в составе санно-гусеничного поезда оборудован приёмо-передающей системой, которая постоянно поддерживает связь с соседней машиной. У ведущего и ведомого "Урсуса" задействованы по одному каналу, а на остальных - по два, в обе стороны. Если хотя бы один сигнал пропадёт, тут же будет поднята тревога на всех вездеходах, не заметить которую невозможно. Сигнал распространяется максимум на сотню метров. Это сделано с большим запасом: обычно мы ездим гораздо ближе друг к другу. Поэтому "внезапно" потеряться, несмотря на порой нулевую видимость, невозможно.
   Однако именно это и случилось с нами. Каким-то непостижимым образом наш "Урсус", двигаясь в голове колонны (а значит, принимая на себя основную нагрузку по преодолению снежных заносов), умудрился оторваться от остальных более чем на сотню метров. При этом сигнализация не сработала. После остановки поезд нас так и не догнал. И произошло всё это совершенно незаметно для следовавшего за нами вездехода, хотя они должны были забить тревогу задолго до того, как это сделала приёмо-передающая система. Ведь по инструкции машины движутся так, чтобы были видны задние огни впереди идущей.
   Другими словами, одновременно случилось сразу несколько событий, каждое из которых и по отдельности крайне маловероятно. Павлу Георгиевичу было от чего растеряться.
   Логика подсказывала, что для воссоединения с поездом нужно просто подождать. От курса мы не отклонялись, и никаких причин делать это у других "Урсусов" тоже не было. В течение нескольких минут они должны были нас настигнуть.
   Этого не произошло.
   Более того, попытка установить с ними связь также потерпела неудачу. На всех каналах Валера Моисеенко ловил только помехи. Прежде я не слышал от нашего радиста, чтобы он так ругался. Ещё бы тут не ругаться, когда самодиагностика показывает, что приборы в полном порядке. Приборы, которые не позволяют связаться с поездом, находящимся уж точно никак не дальше десяти минут езды от нас.
   Спустя полчаса безуспешных попыток вызвать другие "Урсусы" Павел Георгиевич решил воспользоваться спутниковой связью.
   Здесь необходимо подчеркнуть, что к этому способу дозволяется прибегать только в крайних случаях. Докладывать в Аврору или Бореалис о местонахождении поезда необходимости нет - это делается автоматически, при обмене бортовой системой и спутниковой так называемым "рукопожатием". Узнавать прогноз погоды? Неплохая шутка для Морены. А уж болтать о всякой ерунде и подавно строго воспрещается. Исключительно экстренные вызовы - и точка.
   С момента начала регулярных рейсов по маршруту Аврора - Бореалис ещё ни разу не приходилось прибегать к этому последнему средству. И вот теперь момент наступил.
   И что же ты думаешь? Ответа мы не дождались и по этому каналу связи! И снова приборы настойчиво убеждают нас в своей полной и беспрекословной исправности. А из динамиков раздаётся лишь треск помех.
   Должен признаться, мне очень не по себе. Я понимаю, что раз ты это читаешь, значит, нам удалось выбраться из столь странной ситуации. А ты читаешь, я уверен. Этот дневник ещё окажется в твоих тёплых и нежных руках.
   Ах да, не написал ещё кое о чём.
   Связь с поездом (и, полагаю, остальным миром в целом) пропала как раз в тот момент, когда Саша Шабалин увидел лежащего на снегу человека. Совпадение?
  

Позже, тем же днём

   Спасённый был поручен Филиппу.
   Оказалось, тот обладает навыками врача. Небольшими. Явно не та кандидатура, которой стоит доверять жизнь человека, но выбора нет.
   Так вот, со слов Людиновского, бедолага совершенно не пострадал. Это кажется непостижимым, и всё же это правда. Я лично навещал выжившего и убедился, что на его коже нет ни следа обморожения. Вообще у этого типа вид абсолютно здорового мужчины. Насколько я могу судить, ему лет сорок. Абсолютно лысый, не по вине природы. Лицо круглое, глаза маленькие и глубоко посажены, нос кажется каким-то вытянутым, а губы пухлые, как у старомодных фотомоделей и поблескивают. Телосложение - худощавое; в этой связи особенно неуместно выглядит живот, отчётливо выпирающий, даже когда его обладатель лежит на спине. Представляю, как это всё выглядит при ходьбе. Ноги коротковаты для его роста (метр восемьдесят), а руки наоборот, длинные. Мускулатура развита слабо.
   Единственная приметная черта - татуировка. На правом предплечье изображение медведя, стоящего на задних лапах и сжимающего в передних длинноногую красотку. Так себе искусство.
   Скажу честно, этот мужчина вызвал у меня неприязнь. Я понимаю, он едва не погиб и чудо, что нам удалось его заметить и спасти. Умом понимаю. Сердцем - нет.
   Откуда он взялся? Как смог выжить? Почему его появление совпало с потерей связи и поезда?
   У нас у всех полно вопросов, а ответа никто дать не может. Ни единого, хоть сколько-нибудь приемлемого.
   От спасённого также пока ничего не добиться. Несмотря на отсутствие каких-либо травм и нормальные жизненные показатели, он находится в бессознательном состоянии. Попытки привести его в чувство не увенчались успехом.
   Что нам теперь делать? Действуем строго в соответствии с инструкцией.
   Ждём.
   Раз уж нас угораздило заблудиться, мы обязаны остановиться там, где оказались, включить все передатчики на полную мощность и дожидаться помощи. Что бы ни случилось с нашим вездеходом, остальные наверняка в порядке и должны нас искать. Мы никак не могли далеко удалиться от установленного маршрута. Так что остаётся набраться терпения. Запасов воды и пищи для нас и топлива для "Урсуса" у нас полно, механизмы вездехода работают нормально (в отличие от приборов, это сомнений не вызывает). Жизням нашим совершенно ничего не угрожает. Кроме, разумеется, паники. Нельзя ни в коем случае её допускать, и Павел Георгиевич, первым взявший себя в руки, именно об этом нам всем напомнил.
   По всем подсчётам, нас должны найти в худшем случае через сутки.
  

29 июня, воскресенье

   Когда я писал последнее предложение предыдущей записи, я не верил, что этот пессимистичный сценарий воплотится в жизнь.
   Однако именно это и произошло. Минуло двадцать четыре часа с тех пор, как мы потеряли наш поезд - и не изменилось с тех пор ничего.
   Ни-че-го.
   Нас не нашли, связи по-прежнему нет, спутниковая система позиционирования не ловит сигнал с орбиты и не может подсказать путь к Бореалису. Куда мы в ближайшее время всё равно направимся. Так приказал Павел Георгиевич, и будь я проклят, если это не единственное разумное решение в сложившейся ситуации.
   Мы сможем найти поселение и без помощи спутников. К чёрту высокие технологии. Наши штурманы Олег Рощин и Филипп Людиновский уверенно заявляют, что проведут нас к Бореалису. Если даже выйдет промашка, там есть специальный маяк, транслирующий сигнал каждые тридцать секунд. Он и наведёт нас окончательно.
   А ждать больше смысла нет. Что бы ни произошло вчера, это не просто одиночный сбой. В личной беседе Саша Шабалин высказал мысль, что, возможно, проблемы вовсе не у нас, а как раз у поезда. Потому-то они отстали от нас - и не могут найти сейчас.
   Однако командир не разделяет этого мнения. Опять-таки, с ним трудно спорить. Представить себе ситуацию, при которой вышли из строя сразу пять надёжных вездеходов, непросто. Это должно быть внешнее воздействие, некий катаклизм, который почему-то не затронул нашу машину. Слишком маловероятно, притянуто за уши.
   Поэтому мы не производим поиски поезда, а готовимся двинуться к Бореалису. Это произойдёт в ближайшие полчаса.
  

30 июня, понедельник

   Едем.
   Как будто ничего не изменилось, и если бы я не знал о происходящем, не заподозрил бы неладное. Мои обязанности также остались прежними: продолжаю готовить для экипажа завтраки/обеды/ужины.
   Забот у меня больше не стало, вопреки ожиданиям. Наш "пассажир" по-прежнему находится в бессознательном состоянии. Жизненные показатели опасений не вызывают, в отличие от перспектив. У нас на борту нет ничего для искусственного введения в организм питательных веществ. Филипп, несмотря на все старания, не может привести спасённого в себя; ничто не работает, нашатырный спирт - что мёртвому припарки.
   Обвиняешь меня в чёрном юморе? Как сказать, Лида.
   Если честно, у меня есть неприятное ощущение, что живых людей на борту не прибавилось.
  

1 июля, вторник

   Несмотря на заверения штурманов, не могу отделаться от опасений, что мы движемся не в ту сторону. В никуда. Единственный ориентир - стрелки навигационных приборов, в особенности компаса. Поправки с учётом приближения к магнитному полюсу Морены делаются автоматически, но и Олег, и Филипп перепроверяют, уже не доверяя технике. По их словам, мы не сбились с курса. "Пока" - так и хочется добавить мне. Уж очень снаружи жутко. Кромешная тьма, против которой мощные огни вездехода ничто (а в сочетании с плотным снегом их яркость больше мешает, чем помогает). Нескончаемые потоки снега за окном, а этот вой! С ним не способны справиться ни приглушённый звук дизелей, ни хорошая шумоизоляция. Порывы ветра иной раз даже "Урсусу" наносят увесистую оплеуху. Вездеход наш крепкий, выдержит и не такое, но всё равно неприятно сжимается в груди, когда слышишь поскрипывание конструкций.
   Примечательно, что это всё было и раньше. Только при сложившихся обстоятельствах действует на нервы гораздо сильнее.
   Подопечный наш продолжает пребывать в беспамятстве. Если он в итоге сможет очнуться, то я ему завидую. Проспит самую неприятную часть нашего рейса.
  

2 июля, среда

   Спросил у командира, не сократить ли рацион с целью сэкономить продукты.
   На что получил решительный отказ. Настолько решительный, что, если честно, мне стало не по себе. Я уж подумал, он и вовсе ударит меня. Он встревожен, понятно, ведь несёт на себе ответственность за всех на борту.
   Тем не менее, такая реакция мне не понравилась. Кто, как не Павел Георгиевич, должен сейчас излучать спокойствие и уверенность, которые бы передавались всем остальным? Признаться, я был о нём лучшего мнения.
   Впрочем, он, опять-таки, высказал правильную мысль. Еды и воды у нас более чем достаточно - хватит ещё минимум на полмесяца, если тратить в обычном режиме. И на вдвое больший срок, если затянуть пояса. Штурманы же в один голос продолжают успокаивать нас и называют дату прибытия в Бореалис - 5 числа. Через три дня, стало быть. А уж там-то и припасы, и топливо и - главное! - безопасность, уверенность.
  

3 июля, четверг

   Вот и прошёл ровно месяц, как мы отправились в этот рейс.
   Согласно первоначальному плану, прибыть в Бореалис наш санно-гусеничный поезд должен был четвёртого числа. Добавляем день, который мы простояли в надежде, что сможем воссоединиться с остальными вездеходами - и получится, что едем мы по расписанию. Как будто ничего и не случилось. Я не впервые использую эту фразу, знаю, но она меня буквально преследует. Ничто вокруг не говорит о беде - нештатная ситуация, не более. А мне всё равно здорово не по себе, места не нахожу. Ничем не могу отвлечься, хоть как-то спасают только разговоры с другими людьми.
   В последней беседе с Валерой Моисеенко, нашим радистом, я узнал, что ему, оказывается, тоже приснилось нечто неприятное. Слава богу, не то же самое, что и мне, иначе я бы точно сорвался.
   Кратко перескажу, хотя не знаю, что бы это всё значило.
   В том сне он находился в некой шахте. Не обычной. Скала, в которой она была пробурена, словно бы состояла из бутылочного стекла. Знаешь, такое зелёное, как у шампанского. Висящие на стенках яркие лампы и дорожка из удобных стальных секций говорили о том, что место это - результат работы людей. И оно не заброшено. Валера, по его словам, не чувствовал страха, идя вперёд, всё дальше и дальше от входа. Он был абсолютно уверен, что движется именно вглубь шахты, хотя ни разу не оглянулся. Во сне он знал, зачем там находился, но по пробуждению забыл об этом.
   Сколько именно минуло времени, неизвестно, когда туннель стал сужаться. Не происходило разрушения стенок, с потолка не сыпалась порода, не раздавалось никаких звуков. Шахта бесшумно уменьшалась в размере, как если бы была прорублена в густом желе, которое принялось восстанавливать прежнюю форму. Валера побежал - по-прежнему вперёд. Сначала он пригибал голову, потом ему пришлось перейти на шаг, а спустя непродолжительное время и вовсе ползти. Пока проход не стал слишком узким, и его тело оказалось зажато.
   Боли он не помнит. В отличие от дикого ужаса. Замурованный в толще породы, глубоко под землёй, он не мог сдвинуться с места, и давление продолжало нарастать, без малейшего усилия ломая кости. В его памяти отчётливо запечатлелся их треск.
   Сон продолжался и тогда, когда шахта сузилась до размеров трубочки для коктейлей. Каким-то образом Валера всё равно видел эту сцену, уже со стороны. И пускай более ему ничто не угрожало, так как он стал зрителем, страх продолжал сковывать его разум. И лишь после того, как проход полностью исчез, он проснулся.
   М-да, получилось не так кратко, как я планировал. Я не в полной мере отдаю себе отчёт, моей рукой будто владеет кто-то другой, неутомимо выводя на бумаге слово за словом. Хорошо, что подаренный тобой дневник достаточно объёмист.
   Что значил этот кошмар? И значил ли вовсе? Раньше я бы сказал: "Ничего". В том числе применительно к своему сну. Теперь же... Остаётся только гадать. Я пытался расспросить других членов экипажа об их сновидениях, но они не пожелали отвечать. Даже Саша Шабалин, с которым я общаюсь теснее, чем с остальными.
   Мне кажется, они просто не хотят затрагивать эту тему. По тем или иным соображениям.
   Возможно, кому-то ещё приснилось нечто подобное.
  

4 июля, четверг

   Завтра прибываем в Бореалис.
   Казалось бы, чем ближе цель, тем легче мне должно становиться. Уж там-то можно будет облегчённо выдохнуть и стряхнуть с себя напряжение последних дней.
   Увы, не получается. Что-то гложет меня, не даёт покоя. И на лицах остальных та же озабоченность.
   Сигнал маяка Бореалиса мы должны перехватить сегодня. Пока ничего.
   Накануне, после внесения записи в дневник, заходил к нашему неожиданному пассажиру. Его состояние есть пример завидной стабильности. Как будто только что занесли на борт вездехода - никаких изменений, даже минимальных. Привести его в сознание не получается, даже воздействуя на определённые чувствительные участки тела (например, мочки ушей). Каюсь, сам попробовал его ущипнуть за предплечье. Наверное, глупо, но мне остро хотелось убедить себя, что он вообще настоящий человек из плоти и крови.
   Убедился. Настоящий.
   Что никоим образом не объясняет, почему его тело функционирует без пополнения запасов энергии. И функционирует хорошо! Более того, оно, не побоюсь этого слова, работает безотходно. Да, пища в него не попадала как минимум с момента, как незнакомец оказался у нас на борту (и бог знает, сколько ещё до этого). Но всё равно это мне кажется странным.
   Филипп уповает лишь на то, что завтра мы доберёмся, наконец, до Бореалиса, где есть всё необходимое: обученный персонал и медицинское оборудование. Пока же и ему, и всем нам остаётся наблюдать за выжившим и надеяться, что он доживёт до момента, когда ему окажут настоящую помощь.
  

Позже, тем же днём

   Чёртов маяк так и не появился.
   Или наше оборудование повреждено настолько, что не может уловить его сигналов? Как же я на это надеюсь! Штурманы не растеряли уверенности, но ведут они нас ведь тоже по приборам. А если и компас отказал?
   Время тянется невыносимо медленно. И никто не может назвать не то, что минуту - час, в который мы завтра должны прибыть в Бореалис. Неопределённость сводит с ума.
   Не могу писать. Потом.
  

5 июля, пятница

   Ура!
   Хоть проклятый маяк так и не соизволил послать нам сигнал (или наше не менее проклятое оборудование его не приняло), нам удалось выйти к Бореалису! Ай да ребята! Олег, Филипп - вы просто асы! Вы спасли нас, мужики!
   Поселение ещё не видно через окна, пока только на экране радара. И это оно, ошибки быть не может. Теперь уже совсем скоро эта пытка закончится. Я и сейчас чувствую такое облегчение, что, кажется, притяжение надо мной не властно.
   Я вернусь к тебе, Лида! Мы вместе будем читать эти записи, и я обниму тебя, живой и здоровый!
  

Позже, тем же днём

   Я...
   Я не знаю, как описать то, что произошло. Всё, что было до этого, включая якобы невозможную встречу с человеком на просторах Морены - детский сад, подготовительная группа.
   И она всё равно не могла подготовить к тому, что мы увидели в Бореалисе.
   Из-за бури, которая, кажется, именно в этом районе достигает максимальной силы, увидеть поселение удалось, приблизившись к нему почти вплотную. С разрешения командира я находился в кабине - оставаться в своей комнате, терзаясь нетерпеливым ожиданием, просто не мог. Остальные товарищи тоже, поэтому вся команда собралась здесь.
   Поначалу ничего не менялось. За окнами продолжал мельтешить снег; порой ветер бросал такие его массы, что они полностью залепляли стёкла. Настоящей проблемой, конечно, был другой снег, внизу. Я спинным мозгом чувствовал, как борется "Урсус" с ним своими могучими гусеничными траками. Казалось, машина устала и делает это уже с меньшим упорством.
   Но вот, наконец, огни вездехода смогли пробиться через белую пелену и осветили стену. Ограду, охватывающую по периметру весь Бореалис. Она, как купол (правда, не округлый, а с плоской квадратной крышей), накрывает всё поселение и призвана сдерживать напор стихии. Чтобы проникнуть на территорию необходимо проследовать через одни из двух ворот, расположенных в северной и южной частях периметра. Обычно пользуются последними - к ним наш "Урсус" и направился.
   Не могу не отметить ещё раз работу наших штурманов. Что Олег, что Филипп - одного поля ягоды. В том смысле, что решительно не получается выделить кого-то лучшего из них. Да и незачем. Фактически они ошиблись на десяток-другой метров, выведя наш вездеход не напрямую к въезду в Бореалис, а чуть западнее. Пустяк, который и в обычном рейсе не стал бы поводом для недовольства командира.
   Итак, мы проехали немного вдоль стены. Сделана она основательно, настоящий монолит. Ширина - почти метр, высота - все двенадцать. Ветра здесь такие, что слой снега практически не увеличивается, несмотря на огромное его количество, сыплющееся с неба, поэтому высота выбрана с явным запасом. А ещё я заметил закреплённые через равные промежутки сигнальные фонари, которые не работали. Значения этому я тогда не придал.
   И вот - ворота.
   Открытые.
   Экипажам вездеходов пояснения в подобной ситуации не требуются. Согласно инструкции, огромные створки, разъезжающиеся в стороны для пропуска тяжёлой техники, требуется держать закрытыми всегда. Лишь по прибытии "Урсусов", когда машины оказываются рядом с ограждающей Бореалис стеной, ворота допускается открывать. Именно так и никак иначе.
   Однако теперь они позволяли беспрепятственно проникнуть на территорию поселения. И за ними не было видно никого.
   Примерно за сутки до прибытия радисты пытались установить связь с Бореалисом. Результата не было, и всё равно попытки продолжались, снова и снова. Вот и сейчас, когда "Урсус" уже находился в непосредственной близости от цели, Юра Добренко, радист, с согласия командира предпринял ещё одну попытку связаться. Последнюю. Если честно, я не понимаю, зачем, но сделал бы так же. Нужно было что-то предпринять.
   Я в точности запомнил, что он сказал в микрофон:
   - Бореалис, вызывает "Урсус один". Остановились у южных ворот, они открыты. Ожидаем разрешения на въезд. Как слышите, приём?
   Естественно, никакого ответа мы не дождались.
   Аркадий, водитель, озвучил то, что заметили мы все - отсутствие в поселении электричества.
   Об этом говорил крупный индикатор рядом с правой створкой ворот, который в штатном режиме должен гореть зелёным огнём. В нештатном (в случае работы от вспомогательных генераторов) - красным. Сейчас же он не горел вовсе.
   Ещё более красноречиво свидетельствовало отсутствие внутреннего освещения купола, без которого Бореалис погрузился в кромешную тьму.
   Фонари вездехода освещали территорию поселения, выхватывая из мрака ближайшие здания. Нигде никакого движения, ни единого огонька. Мы убедились в этом окончательно, когда Павел Георгиевич приказал ненадолго потушить наши прожектора.
   Ждать особого приглашения не имело смысла. Всем стало понятно, что место, казавшееся ещё недавно спасительным оазисом, само находилось в... как бы это выразиться, затруднительном положении.
   Однажды Саша Шабалин пошутил: "Что общего у Бореалиса и Нью-Йорка? Оба никогда не спят". Так себе юмор, зато дающий должное представление о том, как протекает жизнь в поселении. Подобно санно-гусеничным поездам, оно ни на секунду не прекращало функционирования. Менялись только люди: одна смена уходила отдыхать, другая заступала. И огни на всех зданиях, а также на внешней стороне ограды, будучи единожды включёнными, горели непрерывно.
   Теперь же они погасли. Все.
   Что же должно было произойти, чтобы системы Бореалиса настолько вышли из строя?
   Павел Георгиевич дал команду заезжать на территорию. Как ни крути, а там обстановка не в пример лучше. Как минимум, гораздо слабее ветер.
   "Урсус" миновал въезд в поселение. То, что мы там увидели, кого угодно могло свести с ума. Подозреваю, что пусть в небольшой степени, но это с нами всеми случилось.
   Я видел Бореалис только на картинках, рассказы товарищей во время наших посиделок дополнили впечатления.
   Размеры купола: длина - сто пятьдесят метров, ширина - сто, высота - тридцать. В центре поселения возвышался над остальными постройками (и немного не дотягивал до потолка) корпус перерабатывающего предприятия - прямоугольник, обычно подсвечиваемый по периметру рядом огней. Там же находился склад виридиума. Чуть поодаль за ним имелась шахта, где велась добыча этого ценного минерала. Слева от основного корпуса, если смотреть из южного въезда, располагались здания систем жизнеобеспечения, а также трансформаторная подстанция. Справа - жилая зона. Она включала в себя несколько построек, среди которых общежитие, столовая, центр досуга и исследовательский сектор.
   Я неспроста использую прошедшее время для описания Бореалиса. Хотя в основном строения и сейчас находятся на своих местах. Некоторые даже почти целые.
   Глядя на рухнувшие пролёты, крыши и стены некоторых зданий, можно подумать, будто произошёл сильнейший взрыв. Это первая мысль - столь же естественная, сколь и ошибочная.
   Во-первых, если уж что-то и могло рвануть, то перерабатывающее предприятие. Сам виридиум не опасен в этом плане, но некоторое оборудование могло в случае неисправности натворить дел. Только в куда меньших масштабах. И как раз эти постройки остались относительно нетронутыми.
   Во-вторых, разрушения не воспринимались, как последствия одного события. Здания подверглись им совершенно бессистемно, это никак не могло быть вызвано единственной ударной волной. Несколько взрывов? Снова мимо, если не предположить теракт, поскольку в том же жилом секторе просто нечему было так детонировать. Следов пожара также не видно.
   В глаза сразу же бросилось кое-что другое. Это кажется невероятным, неправильным, можно сказать, оскорбляющим представления людей о законах мироздания.
   Стены каждого из строений прежде были облицованы плиткой отдельного цвета, от оранжевого до голубого (считалось, что буйство красок положительно сказывается на настроении людей, вынужденных пребывать в сером и унылом мире). Плитка откололась в некоторых местах, что можно было бы списать на последствия взрыва, если бы не состояние раствора, которым она прежде крепилась. Он высох и раскрошился. Вдобавок плитка практически лишилась своей окраски. И она не выгорела (что тоже было бы, мягко говоря, странно в здешних условиях), а была стёсана. Такой эффект могло оказать продолжительное пребывание в условиях песчаной бури, когда несущийся с бешеной скоростью песок буквально полирует всё, что попадается ему на пути. В принципе на подобное же способен и снег в условиях низких температур и сильного ветра. Но на это даже на открытом пространстве потребовались бы годы, а Бореалис надёжно защищён куполом. Открытые ворота, впускающие непогоду внутрь, не объяснение - постройки никак не могли прийти в подобное состояние.
   Это ещё не всё. Металлические детали и целые механизмы тоже изменились. Краска на них отсутствует по тем же причинам, вероятно, что и на плитке. Полностью оголившийся металл активно коррозирует, отдельные конструкции и вовсе начали разваливаться. Особенно ярко это проявилось на небольшом снегоходе, застывшем рядом с жилым корпусом. Возможно, эта машина находилась в работе, когда ЧТО-ТО случилось. Именно так она и выглядит - стоит криво, упершись одним углом в здание. Открытая водительская дверь болтается на одной петле. Снегоход прежде был, как и "Урсусы", ярко-оранжевого цвета. Сейчас же краски на нём практически не осталось, оголённый металл кузова покрывают оспины ржавчины, сквозь мутные стёкла ничего не рассмотреть.
   В целом Бореалис выглядит так, словно заброшен. Притом давно.
   Очень давно.
  

Ещё позже, тем же днём

   Невозможное возможно.
   Сколько ни спорь, ни выдвигай теорий, ни пытайся сделать вид, что произошло банальное непонимание ситуации - сути это не изменит. Достаточно выглянуть в окно, увидеть, во что превратился отстроенный всего-то полтора года назад Бореалис, и внутренний скептик замолкает.
   Нам остаётся только смириться с этим. И решить, как быть дальше.
   Очевидно, что нужно отринуть эмоции. Хотя бы убрать их с первого плана. Павел Георгиевич именно на это сделал упор, когда отдавал нам распоряжения. Несмотря на то, как сейчас выглядит Бореалис, мы обязаны обследовать его в поисках выживших. Не исключено, что где-то в зданиях есть места, в которых люди укрепились и ждут помощи. Поскольку мы понятия не имеем, что произошло, отрицать такой вариант было бы преступно. Учитывая, что системы жизнеобеспечения поселения либо вышли из строя, либо отключены, у жителей Бореалиса не так много времени. Какими бы защищёнными от внешних условий ни были здания, они не смогут противостоять натиску Морены. В первую очередь - холоду.
   Поэтому задача номер один - поиск выживших. Вот так мы внезапно из жертв превратились в спасателей. Ведь у нас на борту мы сможем разместить всех. Пускай и без комфорта, зато в тепле. Безусловно, наших запасов пищи и воды не хватит, ну так в поселении этого добра более чем достаточно.
   Отсюда задача номер два - раздобыть как можно больше припасов. Они пригодятся в любом случае - и особенно, если задача номер один увенчается успехом. Аналогично с топливом для вездехода.
   И, наконец, задача номер три - установление причин произошедшего в Бореалисе. По возможности. Павел Георгиевич не мечтатель и потому обязательное выполнение этой задачи от нас не требуется, в отличие от предыдущих двух.
   Чтобы обследовать поселение как можно быстрее, командир разбил нас на группы.
   Первая: Олег Рощин и Валера Моисеенко, их цель - перерабатывающее предприятие.
   Вторая: Филипп Людиновский и Юра Добренко - системы жизнеобеспечения.
   Третья: Саша Шабалин и я - жилой сектор.
   Аркадий Воронов и Павел Георгиевич остались на борту "Урсуса".
   Замечу, что я мог не идти. Командир мне прямо об этом сказал. Ибо, как я не устану повторять, произошло что-то чертовски странное, и неизвестно, ЧТО может скрывать в себе Бореалис. С другой стороны, даже просто выйти из вездехода - уже риск.
   Знаю, ты бы не была рада такому положению дел. Так же, как уверен - ты не стала бы меня удерживать, прекрасно понимая - это нужно. Пошёл бы и Аркадий. И Павел Георгиевич предпочёл бы промозглый Бореалис уютной кабине "Урсуса". Остались они там только потому, что кто-то должен был. А командиру и вовсе не пристало выбираться на передовую без крайней необходимости.

* * *

   Прежде я, как и остальные, уже надевал эту спецодежду на тренировках в Авроре: брюки, свитер, куртка с капюшоном и ботинки. Звучит обыденно, однако всё это изготовлено из утепляющих и влагоотталкивающих материалов, которые успешно противостоят и сильному ветру. При этом одежда незначительно сковывает движения. Лица закрыли маски - ни один участок кожи не должен оставаться незащищённым. Да, под куполом Бореалиса куда как спокойнее, чем снаружи, несмотря на широко раскрытые ворота. Но температуры воздуха это не касается, здесь она, судя по показаниям бортового термометра "Урсуса", практически такая же, как и вне стен.
   В тамбуре мы ещё раз оглядели друг друга, проверили переговорные устройства, встроенные в маски, и Олег открыл дверь.
   Адский холод моментально воспользовался брешью в плотной защите вездехода. Всё тепло было выдуто из небольшого помещения тамбура. Привыкшие к тишине внутри машины, мы инстинктивно отпрянули, услышав громогласное завывание стихии. Не такое уж отдалённое, ведь наш "Урсус" стоял всего-то в десятке метров от въезда.
   Для покидания машины используется трап, который автоматически выдвигается при открытии двери. На случай неполадок или сильного обмерзания предусмотрен и ручной вариант, нам, к счастью, не потребовавшийся. По завершении процесса механизм прочно фиксируется.
   Покинув вездеход, мы тотчас разделились в соответствии с планом. Я и Саша Шабалин направились к жилому сектору.
   Должен признать, вид погружённого во мрак поселения, частично тронутого разрушениями, вызывает у меня оторопь и сейчас, когда я вернулся на борт "Урсуса". Нигде не было ни единого признака не то, что жизни, а хотя бы функционирования оборудования. Полнейшее запустение.
   Ворчание двигателя вездехода у нас за спинами успокаивало, а яркий свет огней дарил уверенность. Увы, нам предстояло выйти из этого безопасного конуса. Переступить чётко очерченную границу между светом и тьмой оказалось сложнее, чем я думал. А стоило это сделать, я тотчас включил фонарь, чтобы видеть, куда иду. Саша поступил так же.
   По мере удаления от "Урсуса" скрип снега под нашими ботинками, заметённого в Бореалис, звучал всё громче, что немало раздражало.
   Ближайшим зданием оказалась столовая, рассчитанная на одновременный приём пищи всех жителей поселения. Она примыкает к общежитию, которое выше её на два этажа. Ни в одном строении окон не предусмотрено, что мне категорически не понравилось ещё при первом, заочном, знакомстве с Бореалисом. Объясняется это климатическими особенностями Морены, хотя под куполом ведь условия не настолько суровые. Были, по крайней мере, пока жизнь текла своим чередом. Так что заглянуть внутрь заранее не представлялось возможным.
   Подойдя к двери в торце столовой, Саша попытался открыть её самостоятельно. Никаких электронных замков здесь не использовалось, однако, будь электричество, нам помогли бы гидроприводы. Сейчас на них рассчитывать не приходилось, и, осознав, что Саша сам не справится, я присоединился к нему. Вдвоём мы налегли на дверь и с немалым трудом смогли её сдвинуть. Отворялась она внутрь - я не удержался на ногах и, последовав за ней, упал.
   Мы оказались в фойе столовой. Без искусственного освещения внутри ничего нельзя было увидеть. Лучи фонарей скользили по просторному помещению, пока я поднимался с колен. Я обратил внимание, что пол покрывал слой снега - несколько сантиметров толщиной и очень плотный. Посмотрев вперёд, увидел, что засыпано всё фойе, и если в некоторых местах виднелась декоративная плитка, то в других вздымались настоящие сугробы. Фактически снега в здании оказалось больше, чем снаружи.
   Потолок в кафетерии был обрушен.
   Массивные бетонные плиты, ощетинившиеся острыми обломанными краями и лохмотьями изорванной теплоизоляции, завалили большую часть помещения, раздавив столы, стулья и стойку выдачи блюд. Уцелевшую мебель замело снегом так, что её контуры едва угадывались.
   - Как будто лавина сошла, - сказал Саша.
   - Откуда ей тут взяться, - ответил я.
   Не будь Бореалис прикрыт куполом, я бы не ёрничал, а так списать всё на рухнувший потолок не получалось.
   Саша справедливо заметил, что помериться силой своих интеллектов в разгадке этой и других тайн мы ещё успеем, а пока нужно идти дальше. Нам обоим было очевидно, что здесь уцелевших мы не найдём.
   Слава богу, не было и мёртвых.
   Перед тем, как уйти, я окинул уничтоженную столовую последним взглядом. На фоне всеобщего разрушения неестественное старение, охватившее Бореалис, было не столь заметно. Я отметил отслоившуюся со стен краску и ржавчину на металлических ножках стульев, торчащих из сугробов. Оценив состояние стали в местах разрывов арматуры, сделал вывод, что обрушение произошло не внезапно, а с течением времени. Усталость металла развивалась постепенно, и в какой-то момент он уже не мог выдерживать вес конструкций.
   Выйдя обратно наружу, я посмотрел на вездеход, яркие огни которого помогали ориентироваться. Через окна кабины увидел Павла Георгиевича, стоящего рядом с Аркадием и задумчиво глядящего на поселение.
   Дверь общежития сопротивлялась меньше, чем в столовой. Зато когда её открыли, из здания вырвалось огромное тёмное облако. Мы отпрянули, Саша споткнулся и рухнул в сугроб. В первое мгновение показалось, что это дым от бушующего внутри пожара. Гуляющий по Бореалису ветер рассеял облако за считанные секунды, и стало понятно - это, как ни странно, обычная пыль. Огромное её количество, которое могло скопиться в замкнутом помещении только в течение многих лет.
   Мы зашли в общежитие.
   Это здание сохранилось лучше, чем столовая. Потолок не рухнул, нигде не было снега или изморози. Разве что вездесущая пыль, которую не выдуло сразу. Воздух наверняка спёртый, застоявшийся, и я порадовался, что на нас маски.
   Сразу за входом располагалась раздевалка, где работники меняли специальную одежду на обычную. Ряды стальных шкафчиков протянулись вдоль обеих стен. Все они ржавые, с облупившейся краской, и закрытые. Ради интереса Саша дёрнул ручку одного - не поддалась, как и следовало ожидать. Каждый шкафчик закреплён за определённым работником, у него же и ключи. Только где теперь эти люди?
   За раздевалкой начинались жилые комнаты. Тоже закрытые. На этот раз мы дёргали за ручку каждую. Не могли они все быть закрыты. Одна смена работает, вторая отдыхает. Конечно, это не значит, что половина людей проводит свободное время в своих комнатах - в Бореалисе ведь имелся ещё и центр досуга. И всё же я надеялся, что кто-то предпочёл уединение.
   Скоро удача нам улыбнулась. Очередная дверь поддалась, но едва она стала открываться, я остановился. Что мне предстояло увидеть там? Вдруг обезображенное тело? Или скелет, изъеденный, дай бог, только временем? Учитывая состояние поселения, там могло оказаться всё, что угодно. Кроме живого и здорового человека. В здании царил такой же адский холод, как снаружи, свежий воздух стал поступать только после открытия главного входа. Даже в спецодежде здесь было совсем не комфортно.
   В конце концов, я заглянул в комнату, иначе не стал бы об этом писать.
   С противным скрипом заржавевших петель дверь отворилась. За ней оказалось обыкновенное жилое помещение, раза в два большее, чем тот угол, в котором я провёл последний месяц на "Урсусе". И ещё более неуютное из-за отсутствия даже небольшого окна. Кровать, стол с компьютером, шкаф и телевизионный монитор на стене. На полу - темный однотонный палас. Может, когда лампа на потолке ярко горела, здесь было терпимо, но сейчас, в свете фонарей, комната напоминала одиночную камеру.
   Пройдя мимо небрежно заправленной кровати, я осмотрел стол. Там лежали детали от разобранных электронных приборов, из которых я узнал только ПМУ - Персональное Мобильное Устройство последней модели, а остальные увидел впервые. Какие-то счётчики, датчики, как переносные, так и стационарные, и бог его знает, что ещё. На мой взгляд, всё это было разбросано в полнейшем хаосе, но наверняка владелец комнаты со мной бы не согласился.
   В углу стола лежала пачка бумаг разной степени потрёпанности. Сначала шли руководства по эксплуатации приборов, часть из которых находилась рядом в разобранном виде, затем должностная инструкция (сохранилась лучше всего, словно её почти никогда не брали в руки). А уже под ними обнаружились иные документы: свидетельства о регистрации дома и земельного участка, сведения об их стоимости, постановке на учёт и тому подобные скучные бумаги.
   Среди листов обнаружилась фотография: мужчина, женщина и маленький мальчик на фоне красивого коттеджа. На снимке они все выглядели счастливыми, но мне показалось, что использовалась карточка как закладка. Лежащий сразу за ней документ содержал информацию о задолженности по выплате за дом, весьма немаленькой. Возможно, владелец комнаты прибыл на Морену, чтобы заработать достаточно денег и расплатиться по взятому кредиту.
   Так или иначе, теперь всё это выглядело заброшенным, не нужным.
   Не стану утомлять тебя, Лида, описанием наших блужданий по общежитию. Мы нашли ещё немало открытых комнат, и хотя в деталях они отличались, в сущности, их все объединяло одно - запустение. Судя по тому, что мы видели, люди покидали здание в спешке.
   Я написал "покидали" - а ведь это совсем не так. Уйти из Бореалиса некуда. Можно уехать на вездеходе, ибо два "Урсуса" всегда здесь находятся в качестве резервного транспорта. Но и этот вариант не годится, о чём я напишу ниже. Ещё можно предположить, что обитатели поселения собрались в каком-то другом здании. Памятуя о том, что самое комфортное и обеспечивающее наилучшие условия для выживания - это как раз общежитие, совершенно непонятно, куда они ушли и зачем.
   Ах да, ещё один момент. Вещи остались в шкафчиках. Мы с Сашей взломали несколько, и спецодежда обнаружилась там. Другими словами, люди должны были уходить в обычных рубашках/брюках. Что даже при идеальной ситуации под куполом Бореалиса не самая разумная идея.
   И всё же лучше такая гипотеза, чем высказанная Сашей. Мол, никто никуда не уходил. Они исчезли. Я даже комментировать это пока не готов.
   Памятуя о задаче номер два, мы отыскали кухню и складские помещения, в которых должны были находиться запасы воды и пищи. И мы их нашли. Вернее, мы нашли бутылки, консервные банки и пакеты, этикетки на которых однозначно давали понять, что должно быть внутри.
   Вот только этого там не было!
   Всё, что мы брали в руки, оказывалось пустым. Упаковка и пломбы на ней нетронуты. Даже консервные банки выглядели целёхонькими, но стоило взять их, как чувствовался непривычно малый вес. Мы открыли несколько. Ничего. Абсолютно сухие и чистые внутренние стенки, ни единой крошки или пятнышка, в том числе в труднодоступных углах. Как будто некий шутник решил выпустить с завода консервы с воздухом. Это так же не смешно, как и звучит.
   Пришлось нам покинуть кухню ни с чем.
   Исследовав общежитие, мы посетили центр досуга. Ситуация в нём была аналогичная; едва зайдя, мы поняли, что и здесь жителей Бореалиса не найдём. Из этого помещения имелся проход в кинотеатр. Скорее по инерции, чем из интереса мы заглянули и туда, благо, дверь была открыта настежь.
   Ярко горел свет. Электрический. Ряды круглых плоских ламп под потолком расходились от центра подобием кругов на воде, изгоняя тени в самые дальние уголки и под мягкие сиденья, размещённые полукругом. Стены, облицованные плиткой с рисунком под мрамор, поблескивали, отражая лучи. Противоположная сторона помещения находилась ниже входа на несколько метров, ряды зрительных мест поднимались вверх, к входу, благодаря чему даже с последних кресел большой экран был хорошо виден.
   На нём сменяли друг друга слайды с изображениями каких-то туннелей, похоже, шахт. Большая часть зала пустовала, только первые два ряда были заняты людьми; все одеты в униформу тёмно-зелёного цвета. Один мужчина стоял перед экраном и что-то говорил остальным, время от времени показывая на слайды. Мы ничего не слышали, не раздавалось ни звука. Судя по выражению лица, докладчик (или кем он являлся) был встревожен, я бы даже сказал, напуган.
   Ты, наверное, задаёшься вопросом, что за чушь я пишу. Уж не брежу ли я? Что и говорить, я и сам до сих пор не могу с полной уверенностью сказать "нет". Хотя свидетелем того, что я описал, был и Саша.
   Едва зайдя в кинотеатр и увидев, что он ничуть не повреждён, а, наоборот, сияет новизной и чистотой, я сразу же схватил товарища за рукав. Мы посмотрели друг на друга и поняли - нам это не мерещится. Обернулись. Дверь заперта. Намертво. Попытки открыть её в тот момент ни к чему не привели. И я совершенно не помню, чтобы слышал скрип петель или щелчок замка.
   Саша попробовал окликнуть людей, которые сидели в зале. Его голос стал единственным звуком, нарушившим тишину. Они не отреагировали, продолжая живо и одновременно бесшумно обсуждать свои проблемы, создавая полную иллюзию испорченного телевизора, способного выдавать только изображение.
   Я снова и снова оглядывался. Помещение разительно отличалось от всего того, что мне довелось увидеть в Бореалисе. При всём желании я не смог заметить ни малейшего следа разрушений. Более того, мне стало жарко в спецодежде. Униформа на людях в зрительном зале выглядела совершенно непригодной для борьбы с холодом. Из всего этого я заключил, что температура в кинотеатре была гораздо выше, чем снаружи.
   Мы с Сашей так и не решились спуститься вниз. Не знаю, чего боялся он, а мне не хотелось видеть лица сидящих там мужчин. Докладчик продолжал игнорировать наше присутствие. По крайней мере, он не выглядел угрожающе. И всё равно идею приблизиться даже к нему я считал не очень умной.
   И тут на связь вышел Юра Добренко.
   Едва в наушниках раздались его первые слова, кинотеатр погрузился во тьму. Щелчка, на этот раз выключателя, который погасил бы лампы, я опять не слышал. Наши фонари продолжали гореть. Я повёл своим и увидел то, что ожидал.
   Мутная плитка со следами от потёков влаги, полуистлевшие кресла в зрительном зале, лохмотья порванного экрана, неподвижно висящие в стылом воздухе. И никаких людей. Кинотеатр пострадал так же, как и остальные помещения Бореалиса.
   Тогда что же мы с Сашей видели? Говоря "мы", я не преувеличиваю - он подтверждает мои слова. Ты наверняка ждёшь от меня объяснений, Лида, но у меня только гипотезы, от которых проку немного. Возможно, дальше на страницах этого дневника появятся все ответы. Пока же я могу лишь продолжить свой рассказ.
   Как ты наверняка помнишь, Юра и Филипп Людиновский отправились к строениям системы жизнеобеспечения. К тому моменту они проникли в гараж для вездеходов и там увидели то, что внесло ещё большую сумятицу, сделало ситуацию необъяснимее прежнего, хотя, казалось бы, дальше уже некуда.
   Саша согласился, что продолжать осматривать жилой сектор смысла нет, поскольку мест, где бы могли укрыться выжившие, не оставалось. И мы пошли в гараж. Там нас ждали Юра и Филипп. Олег и Валера продолжали обыскивать перерабатывающее предприятие; увы, в их докладах не было поводов для оптимизма.
   Перед нами стояло два вездехода. "Урсусы". Один грузовой, а второй, судя по обилию окон-иллюминаторов, пассажирский. Их состояние сюрпризом для нас не стало: ржавые кузова, с которых старая ссохшаяся краска слезала пластами, мутные запыленные изнутри стёкла, распахнутые двери, за которыми во мраке угадывались очертания покрытых инеем тамбуров.
   Казалось бы, что с того? Нам (особенно мне и Саше) довелось увидеть в Бореалисе вещи куда более странные. Стоят ли нашего внимания обычные заброшенные вездеходы?
   Они бы и не стоили. Если бы не бортовой номер пассажирского транспорта, который ещё угадывался на кузове. 45. Сорок пять!
   Возможно, тебе это ничего не говорит. Вряд ли ты придала значение подробному перечислению машин, которые входили в состав санно-гусеничного поезда.
   Так вот, номер 45 имел один из пассажирских "Урсусов" нашего рейса. Тот самый, новёхонький, совершавший переход к Бореалису впервые после доставки на Морену.

* * *

   Кажется, этот день никогда не кончится. Так же, как не прекратится поток сбивающей с толку информации.
   Группы, побывавшие в других частях Бореалиса, рассказали примерно то же, что и мы. Везде разруха, обветшание, заброшенность. Поселение пребывает в таком состоянии, что проще его снести и отстроить заново, чем восстановить. И нигде нам не удалось обнаружить ни следа пребывания людей. Кажется, мы были бы рады даже найти тела, нежели смириться с тем фактом, что сотня человек просто испарилась.
   Таким образом, задачу номер один, поставленную Павлом Георгиевичем, группам выполнить не удалось.
   Что касается припасов, то о еде ты уже знаешь. Она исчезла вместе с жителями Бореалиса. Но, может, в плане топлива Юре и Филиппу удалось достичь большего успеха?
   Ты удивишься - да! На складах обнаружилось достаточное количество горючего, чтобы мы смогли заправить вездеход под завязку. Ввиду прочих наших "достижений", это несомненный успех.
   Итак, задача номер два выполнена частично.
   Теперь третья...
   К сожалению, опасения подтвердились. Исследование Бореалиса лишь породило сонм новых вопросов, не дав ни одного ответа.
   После возвращения на борт вездехода мы все собрались в кают-компании (то есть, столовой). Павел Георгиевич попросил каждого высказать собственное мнение о происходящем. Без прикрас, не стесняясь и не боясь быть осмеянным. Что и говорить, о смехе, даже об улыбке, никто из нас не помышлял. Разве что у кого-то могли сдать нервы, чего, к счастью, не случилось.
   Я не буду дотошно воспроизводить всё то, о чём мы говорили в течение полутора часов. Остановлюсь на основных версиях, акцентируя внимания на их недостатках.
   Итак, версия первая: мы попали в будущее. Причём очень отдалённое, в котором Бореалис уже покинут людьми. Возможно, истощились запасы виридиума - невольно возникает аналогия с городами-призраками у бывших золотых приисков. Однако это не объясняет, почему поселение в таком состоянии, вернее, объясняет лишь частично. Ведь, помимо запустения, имеются такие повреждения, которые не должны были возникнуть в здешних условиях. Те же потёки ржавчины: откуда вообще взялась жидкая вода при столь низкой температуре воздуха? Ну это ещё ладно, но крест на данной версии ставит то обстоятельство, что мы не увидели никаких "технологий будущего", как точно подметил Павел Георгиевич. Бореалис остался таким же, каким его все помнили, только чудовищно состарился.
   Версия вторая: мы попали в другое измерение. Отчасти похожее на наше, как нетрудно догадаться. Здесь произошло "что-то", последствия чего мы и наблюдаем. По большому счёту, эта версия во многом перекликается с первой. И точно так же не объясняет, почему поселение пребывает в таком состоянии.
   Версия третья: произошла некая катастрофа в Бореалисе. Правда, никто и приблизительно не смог сказать, что же вызвало столь странные последствия. Как я уже упоминал, виридиум безопасен, это не какой-нибудь радиоактивный материал. Оборудование перерабатывающего предприятия я также ранее сбросил со счётов ввиду его очевидной непричастности (напомню, что лучше других сохранился именно промышленный сектор). А больше взрываться или каким-либо образом воздействовать на окружающую среду в Бореалисе попросту нечему.
   Версия четвёртая: вмешательство иных сил. Проще говоря, инопланетян. Известно, что на Морене не было обнаружено никаких признаков жизни. Но! Воздух вполне пригоден для дыхания! Как это возможно при отсутствии растений? Откуда-то он должен браться! Официальной информации на сей счёт нет, сплошь домыслы, один фантастичнее другого. Допустим, что некая жизнь на Морене всё-таки имеется, не обязательно местная. Пришельцы тоже позарились на виридиум, сделали планету удобной для своего присутствия, а тут вдруг заявились конкуренты - люди, которых пришлось устранить таким вот своеобразным способом. Признаюсь, эта версия может объяснить что угодно, ведь она совершенно безумная. С другой стороны, возможности инопланетян (если они всё-таки существуют) неизвестны и уж точно превосходят наши.
   И, наконец, версия пятая: мы сошли с ума. Да, вот так, всем экипажем сразу. При всей абсурдности, эта версия способна объяснить даже больше, чем четвёртая. Воистину, в безумии своём человек способен представить и внушить себе практически что угодно. Пределом служит лишь воображение.
   Эту версию ожидаемо никто не поддержал, в том числе и высказавший её Филипп. Оно и понятно. Мы в смятении, напуганы, шокированы, сбиты с толку - и при этом я такой же человек, как всегда. Правда, говорят, сумасшедший себя никогда не признаёт таковым, но, боюсь, если зарыться в эту тему, мне не хватит дневника... Поэтому я отвергаю пятую версию сразу.
   Ты, возможно, заметила, что нигде не упомянуты причины произошедшего. То есть, нет указаний на то, как и почему это случилось именно с нашим вездеходом. Разумеется, мы обсуждали и это. Поскольку другие машины из поезда не последовали за нами, логичен вывод, что их это не затронуло. А вот что такое "это" - неизвестно. Единственное, что выбивалось из привычного уклада - появление человека снаружи, которого мы взяли на борт. Поскольку именно с того момента всё и началось, признать эти события не связанными друг с другом, значит, проигнорировать очевидное. Но какова эта связь, какова роль незнакомца?
   Нет ответов.
   Кстати, в этой суете мы совсем забыли о нём. Сегодня у меня уже нет сил и ему уделять внимание - напишу лишь, что его состояние не изменилось.
   Всё, я устал, Лида. Моя рука онемела, ручка продавила подушечки пальцев почти до кости. Пора отправляться отдыхать. К тому же, Павел Георгиевич решил отправляться обратно к Авроре завтра, поскольку мы все слишком вымотаны и взвинчены, чтобы трогаться немедленно.
   К Авроре... Сейчас это поселение кажется таким далёким, недостижимым.
   А вдруг и вправду мы его не найдём? Или оно окажется в таком же состоянии, как Бореалис?
   Довольно! Бросаю ручку и убираю дневник!
  

6 июля, суббота

   Мы покинули Бореалис.
   Наш "Урсус" заправлен под завязку. Хорошо, что он оборудован насосами, с помощью которых мы смогли закачать в свои баки топливо из хранилищ поселения. Машина полностью исправна, насколько это вообще возможно для творения рук человеческих, находящихся в эксплуатации, а не в тиши музеев.
   С едой и водой похуже. Сейчас у нас в наличии запасов примерно на полмесяца, а до Авроры ехать минимум вдвое больший срок. Но можно сократить расход, о чём я говорил командиру ещё по пути в Бореалис. На этот раз он отреагировал нормально и даже посетовал, что не прислушался ко мне ранее. С другой стороны, разве можно было предположить, что нас ждало в поселении?
   Итак, чтобы нам гарантированно хватило припасов, придётся перейти с трёхразового питания на двухразовое, к тому же на треть сократить рацион. Неприятно, но не смертельно. Постараюсь это компенсировать разнообразием и качеством блюд (признаюсь, в последнее время, как началась всё эта кутерьма, готовлю спустя рукава).
   Что касается нашего "пассажира", он продолжает вести себя смирнейшим образом. Радист Валера Моисеенко на этот счёт высказался двусмысленно: "Его счастье, что он не ест и не пьёт"...
   Так или иначе, а мы едем. Прочь от Бореалиса и его неразгаданных тайн, обратно к Авроре, где нас ждёт, наконец, спасение.
   Дежа вю? Ты права, Лида. Нечто похожее я писал про Бореалис, когда мы к нему направлялись. И ничто не сможет развеять мои сомнения в том, не увидим ли мы в Авроре то же самое. Ничто - кроме светящихся огнями зданий и живых людей.
  

7 июля, воскресенье

   Сегодня "Урсус" начал сбоить.
   Вернее, его двигатель. Механики-водители в один голос заверяют, что проблема в горючем. Похоже, недуг, поразивший Бореалис, затронул и топливо. Поскольку в наших баках ещё оставалось нормальное, оно смешалось с "плохим" и на этой, гм, субстанции вездеход пока ещё способен работать. Однако расчётную мощность двигатель уже не выдаёт, и "Урсусу" стало сложнее бороться со снежными перемётами.
  

8 июля, понедельник

   Скорость упала вполовину.
   Быстрее никак не получается, топливо из Бореалиса определённо не по нраву нашему двигателю. Такими темпами мы будем добираться до Авроры дольше, чем можем себе позволить. Я стараюсь экономить еду, сам и вовсе перешёл на одноразовое питание, но все эти уловки не помогут, если мы не сможем восстановить темп продвижения.
  

9 июля, вторник

   Команда всё мрачнее.
   "Урсус" пока держится. Увы, лучше тоже не становится, и, признаем честно, не станет. Дотянуть бы хоть так!
  

10 июля, среда

   Состояние спасённого нами мужчины неизменно. Похоже, всем на него наплевать. Мне тоже. Это тело, отличающееся от трупа только тем, что тёплое и дышит, не вызывает у меня никаких симпатий.
  

11 июля, четверг

   Всё, приехали.
   "Урсус" больше не может ехать на том топливе, что мы залили в Бореалисе. При попытке увеличить обороты двигатель начинает чихать и захлёбываться - ну точно как человек, вдохнувший отравленный воздух. К счастью, на холостых он пока ещё работает. Только благодаря этому мы живы, ведь двигатель вырабатывает электричество, которое, в свою очередь, питает системы жизнеобеспечения. Без них мы окочуримся через день, несмотря на отличную теплоизоляцию "Урсуса".
   Стоим. Вокруг беснуется буран. Кажется, он усилился, словно Морена торжествует, победив нас. До Авроры чуть менее двух тысяч километров. Связи по-прежнему нет. Если в том поселении всё-таки ничего не произошло, и нас уже хватились, есть небольшой шанс на спасение.
   Пока же вынуждены продолжать бороться за жизнь.
   Павел Георгиевич приказал ещё сильнее урезать паёк. Те порции, что отныне достаются всем членам экипажа, не смогут утолить голод и десятилетнего мальчишки.
  

12 июля, пятница

   Состояние "Урсуса", похоже, стабилизировалось - на низких оборотах холостого хода он молотит более-менее уверенно. Свет иногда тускнеет, но быстро вспыхивает с прежней силой. Есть робкая надежда, что техника не подведёт нас сильнее, чем она это уже сделала. В таком случае запасов топлива нам хватит на пару месяцев.
   Правда, еда и питьё закончатся гораздо раньше.
  

13 июля, суббота

   Сегодня повздорил с Аркадием, механиком-водителем второй смены. Он обвинил меня в том, что я, имея доступ к припасам, тайком их подъедаю. Несмотря на всю абсурдность подобного предположения, его, к сожалению, поддержал и штурман Олег.
   Возникла потасовка, в результате которой мне досталось по физиономии. Прибежавший на помощь Саша позвал остальных, и конфликт был улажен. Припасы не пострадали. Глядя, как количество коробок, и без того не поражающее воображение, неумолимо сокращается, чувствую всё сильнее накатывающую апатию.
  

14 июля, воскресенье

   У Павла Георгиевича инфаркт.
   Сегодня неугомонный Аркадий переключил свой гнев с меня на спасённого нами человека. Он заявил, что все наши проблемы начались с момента, как мы обнаружили этого мужчину. Мнение, не лишённое смысла. Однако он пошёл дальше слов и подбил Олега и Юру, чтобы они помогли вынести тело из вездехода. Именно при попытке им помешать командиру стало плохо с сердцем. Остальные товарищи - включая и меня - активно препятствовать не стали. Не потому, что боялись или выбились из сил, нам просто наплевать на этого человека. Да, я заявляю это так громогласно, потому что вижу равнодушие в их глазах и знаю, что оно присутствует и в моих.
   Аркадий, Олег и Юра вынесли мужчину из комнаты, дотащили до тамбура, порядком выбившись из сил. А затем, даже не надевая защитные костюмы, открыли дверь. Чтобы скинуть бесчувственное тело вниз им потребовалось не более полуминуты, но Олег всё равно сильно обморозил левую руку, у Аркадия пострадала часть лица, и лишь Юре удалось выйти из этой ситуации без видимых повреждений.
   Какая-то бессмыслица.
   Лежит сейчас тот мужчина у гусеничного трака нашего вездехода, засыпаемый снегом, полностью захваченный жутким холодом. Лежит и...
   ...дышит?
   Вдруг этот тип и сейчас, там, в ледяном аду, продолжает жить? Если он и вправду не человек? Но тогда кто? Почему никак себя не проявил, пока находился на борту? И почему был послан именно нам?
  

15 июля, понедельник

   Состояние Павла Георгиевича плохое.
   Филипп почти не отходит от него, но при имеющемся скудном наборе медикаментов он мало что может сделать. Командир в сознании; сегодня он приказал изолировать грузовой отсек и отключить его отопление. Учитывая объём этого помещения, такая мера здорово разгрузит системы жизнеобеспечения вездехода. Всё равно там нет для нас сейчас ничего полезного.
   Я спросил Филиппа, знал ли он о том, что у командира слабое сердце. Его ответ обескуражил: никаких проблем раньше не было, строгая медкомиссия не находила отклонений.
   Что же произошло? Только ли в стрессе дело? Да и не такой уж это сильный стресс для такого мужчины, как Павел Георгиевич.
   Дни тянутся невыносимо медленно. Попытки отвлечься с помощью кино, музыки, книг или прочих развлечений заведомо обречены на провал. Могло бы выручить общение, но все ушли в себя, даже прежде разговорчивый Саша Шабалин. Понимаю, и самому не хочется лишний раз двигаться. Сказывается и недостаток питания, мы полуголодные, но хотя бы не мёрзнем. Постоянно хочется спать, и нередко я поддаюсь этому желанию. Потом, по пробуждению, обязательно болит голова и состояние ещё хуже, чем прежде, зато во сне время летит быстрее.
  

16 июля, вторник

   Теперь нас шестеро.
   Ночью скончался Павел Георгиевич. Сердце остановилось, и никакие усилия Филиппа не могли заставить его снова биться. Мы отнесли тело командира в грузовой отсек, где к тому времени температура опустилась до минус тридцати градусов (наглядный пример того, как быстро холод захватит вездеход после отключения двигателя и прекращения подачи тепла).
   Состояние всех членов экипажа крайне подавленное. Опуская банальности, вроде "он был нам как отец", не могу всё же не сказать, что Павел Георгиевич, как и подобает командиру, являлся опорой, фундаментом для всех нас. Сколь бы опытны ни были остальные, именно авторитет командира являлся решающим, он укреплял наш дух даже в последние непростые дни.
   Что будет теперь?
   Вопрос далеко не праздный. Ведь сегодня мы потеряли не только Павла Георгиевича, но и Филиппа Людиновского.
   Весь день он просидел в комнате, где скончался командир. От скудного пайка отказался и утром, и вечером. А примерно в девять часов... покинул вездеход. Облачился в спецодежду, поэтому не упал сразу, удалился от "Урсуса". Саша и Олег пытались его найти, но в таком буране это получилось бы разве что случайно. Филипп мог направиться куда угодно, следы его были заметены в считанные минуты. Ребята вернулись ни с чем.
   Больше мы его не увидим.
   Аркадий назвал его слабаком и трусом. А мне кажется, Филипп не смог простить себе, что не спас Павла Георгиевича. Или же смерть командира стала последней каплей.
   А, возможно, он просто перестал делать то, что все мы - обманывать себя.
   Я ненавижу, проклинаю себя за эту мысль, но не могу от неё отделаться: "Зато теперь еды нам хватит на чуть больший срок". Жестоко, мерзко, низко!
   И логично.
  

17 июля, среда

   Очередной конфликт с Аркадием.
   Он вознамерился захватить оставшиеся припасы. Мне удалось избежать повторной проверки собственным лицом твёрдости его кулака. Хотелось дать сдачи, достал он меня, но не стал раздувать конфликт. Несмотря на вялость и апатию, на этот раз товарищи не остались в стороне и скрутили бунтаря. Звучали предложения выбросить его за борт, но, к счастью, здравый смысл победил, и Аркадия просто изолировали, заперев в одной из комнат. Кормлю его так же, как и остальных - куда сокращать-то?
   Больше стычек нет.
  

18 июля, четверг

   Неделя, как стоим на месте.
   Никто уже не обманывает себя, мы понимаем - нас не найдут. Некому или просто не могут - не суть важно. Главное, что мы умрём здесь. Вопрос лишь в том, когда.
   Пока никто не порывается последовать за Филиппом, но что будет завтра? Послезавтра? Ещё через неделю? Еды нам хватит дней на десять.
   Я теперь провожу большую часть времени в кабине. Саша без проблем позволяет мне там находиться. Поскольку Аркадий больше не часть экипажа, а командира больше нет, мой друг стал фактически единоличным владельцем этого пространства. Глупость, знаю, здесь всё было общее и до того, как мы попали в беду. Теперь и подавно.
   Я часами сижу и смотрю через лобовые стёкла вперёд. В целях экономии и чтобы снизить нагрузку на генератор, мощные огни вездехода выключены, оставлены лишь габаритные. Их свет едва заметен из кабины. Ещё я прошу Сашу включать "дворники". Мне просто нравится, как они двигаются по стёклам, одновременно, синхронно, слаженно. Влево-вправо, влево-вправо, описывая идеальный полукруг. Эта ритмичность успокаивает больше, чем зелёные огоньки на приборной панели.
   К тому же, далеко не все они уже зелёные. "Урсус" не в лучшей форме, обороты двигателя плавают всё сильнее. Из дефлекторов порой дует совсем не тёплый воздух. Похоже, нам не придётся узнать, что такое голодная смерть. Заменим первую букву, пустяк ведь!
   Будет холодная.
  

19 июля, пятница

   Двигатель на последнем издыхании.
   Температура внутри вездехода постепенно снижается. Пока ещё нормальная, достаточно чуть теплее одеться. Лучше всего в дизельном отделении, но там слишком громко для меня. А вот Олег и Валерий обжили его. Я и Саша сидим в кабине, когда мне не нужно готовить. Юра и Аркадий (да, мы его выпустили, он больше не буянит), надев спецодежду, пошли в грузовой отсек, где холодина, как на улице, разве что ветра нет. Они вскрывают ящики, что мы везли в Бореалис, надеясь, видимо, отыскать хоть что-то съестное, которого там быть не может, или даже спасение, ответы на все вопросы - кто знает? Я уже ничему не удивлюсь.
   Саша спросил меня сегодня, зачем я продолжаю вести этот дневник. Больше он ничего не добавил, и так ясно, что имеется в виду.
   Ты ведь никогда не прочитаешь эти записи, Лида. Наверное, их вообще никто не увидит после того, как мы умрём здесь, в этом проклятом нигде. А я всё равно буду их вести. Для себя. Чистые страницы, ждущие, когда я заполню их текстом, и ручка в руке - вот, пожалуй, то, что помогает мне не сойти с ума.
   Ох уж этот самообман!
  

20 июля, суббота

   Финита ля комедия.
   Сдох наш "Урсус". Причём дважды.
   Когда двигатель умолк в первый раз, Саша, повозившись, таки смог завести его снова. Продлив наши страдания ещё на четверть часа, вездеход снова затих - и теперь уже окончательно.
   Заряда аккумуляторной батареи хватит, по словам Саши, дней на пять, если отключить все потребители, кроме обогревателей. Но это не то же самое, что получать тепло от двигателя, поэтому на борту становится всё холоднее.
   Я и Саша покинули кабину; Валера и Олег, в свою очередь, оставили дизельное отделение. Теперь мы собрались на кухне. Свет, отопление и вообще всё в остальных помещениях вездехода отключили.
   Что касается Аркадия и Юрия, они отказались идти с нами. Попросили только свою долю припасов. Получив её, закрылись в грузовом отсеке. Сперва мы гадали, как они собираются там вообще принимать пищу, в такой-то холодине, а потом услышали треск пламени. Эти два идиота развели костёр, топливом которому служит груз. Всё, что может гореть. Вряд ли это сильно их согреет в таких условиях, но они включили вытяжную вентиляцию, чтобы не задохнуться в дыму. Тратят нашу электроэнергию.
   Какого дьявола? Почему бы им ни присоединиться к нам? Но они отказываются! Похоже, свихнулись окончательно.
  

21 июля, воскресенье

   В грузовом отсеке пожар.
   Произошло то, чего следовало ожидать. Аркадий и Юра не доглядели, что в их состоянии более чем естественно, и в итоге огонь костра перекинулся на остальной груз. Видимо, это произошло очень быстро, поскольку выбраться в коридор они не успели и сгорели заживо.
   Теперь нас четверо.
   Жаль, что с безумцами сгорела и та еда, которую мы им дали.
   И тело Павла Георгиевича тоже.
   Но есть и плюс. Разбушевавшийся пожар на время хорошо разогрел ту часть вездехода, что примыкает к грузовому отсеку. В том числе и кухню. Пожалуй, даже жарковато! Хорошо, что конструкция "Урсуса" не позволит огню распространиться дальше и нам участь Аркадия и Юры не грозит.
  

22 июля, понедельник

   Пожар стих ещё вчера, через пару часов после того, как начался. Разогретые им участки "Урсуса" уже почти остыли.
   И чёрт бы с ним, но! - по какой-то причине аккумуляторная батарея разрядилась. Неужели что-то энергозатратное продолжало работать и истощило её? Саша предполагает, что проблема в неустойчивой работе двигателя вездехода в последнее время, из-за чего батарея не заряжалась должным образом. Однако и он удивлён столь быстрой её кончине.
   Что бы ни было причиной, ясно одно - жить нам всем осталось от силы пару дней.
   Теперь, когда холоду ничего не противостоит, он начнёт постепенно проникать в кузов вездехода, через его защиту, вскрывая её слой за слоем. И нет ничего, что могло бы это остановить. Спецодежда лишь отсрочит неизбежное.
   Я, Саша, Валера и Олег остаёмся на кухне. Еду больше не экономим и наелись до отвала. Голодная смерть нам не грозит, так зачем же себя мучить понапрасну?
   Говорят, умирать от холода предпочтительнее, чем от жары. Дескать, человек может и вовсе потом не чувствовать ничего, просто незаметно засыпает - и всё. Скоро мы это узнаем.
  

23 июля, вторник

   Последняя запись.
   Рука плохо слушается. Холодно. Быстрее, чем мы ожидали (снова!).
   "Урсус" как склеп. Свет только от наших фонариков.
   Буран снаружи зазывает ...то есть, завывает. А, какая разница.
   До завтра не доживём. Жаль.
   Кажется, Олег уже умер.
   Не увижу тебя больше, Лида. Так больно думать. Только сейчас понял. Не любил раньше тебя. То, что сейчас - это любовь. Поздно.
   Прощай.
  

СООБЩЕНИЕ ПО ВНУТРИКОРПОРАТИВНОЙ СВЯЗИ

   Отправитель: Геннадий Логвинов (Бореалис)
   Получатель: Сергей Акимов (Аврора)
   Тема: "Урсус" N 23 найден!
  
   Сергей!
   Ты, наверное, уже слышал. Он нашёлся! Тот самый "Урсус", который пропал три месяца назад! И отыскал его санно-гусеничный поезд, в составе которого он следовал в Бореалис, прежде чем исчезнуть. На обратном пути, когда поезд ехал уже в Аврору, с новым головным вездеходом.
   Причём в том, можно сказать, и нет ничьей заслуги. Двадцать третий стоял чуть в стороне от основных транзитных путей и был засечён радарами. Надежда на то, что его обитатели ещё живы, была, и ребята рванули туда на всех парах.
   Увы, спасать оказалось некого.
   Первое тело обнаружили ещё на подходе. Метрах в пятидесяти от вездехода лежал, почти полностью засыпанный снегом, штурман второй смены Филипп Людиновский. Если бы не мастерство механика-водителя, его могли бы не заметить, а то и вовсе переехать. Понятно, что ему это уже не могло навредить, но от одной мысли об этом становится не по себе.
   Остальные тела находились на борту "Урсуса".
   Четверо на кухне: Алексей Шабалин, механик-водитель, Валерий Моисеенко, радист, Олег Рощин, штурман (все они из первой смены) и Юрий Каданцев, повар. Закоченевшие, несмотря на то, что все в спецодежде, прижавшиеся друг к другу в попытках согреться. Вокруг них оставшиеся припасы, бутылки с кусками льда, в которые превратилась вода, и фонарики с севшими батарейками.
   Ещё три тела - в грузовом отсеке: Аркадий Воронов, механик-водитель, Юрий Добренко, радист (оба из второй смены) и Павел Сотников, командир. Почему они находились отдельно от остальных - неизвестно. В помещении был объёмный пожар, выжегший всё. Опознать тела не представлялось возможным без специального теста, их определили методом исключения.
   Все ребята погибли.
   Эти подробности получены мной лично от командира санно-гусеничного поезда. Он же передал мне то, что приоткрыло завесу над тайной двадцать третьей машины.
   Видишь ли, этот новенький повар, Юра Каданцев, вёл дневник. Удивительно, правда? Зато для нас эта книжица поистине бесценна, ведь в ней описаны все события, имевшие место после исчезновения "Урсуса" N 23. События, о которых в противном случае мы могли бы только гадать!
   Прилагаю к письму отсканированные страницы. Прочти их все и сообщи мне.
  

СООБЩЕНИЕ ПО ВНУТРИКОРПОРАТИВНОЙ СВЯЗИ

   Отправитель: Геннадий Логвинов (Бореалис)
   Получатель: Сергей Акимов (Аврора)
   Тема: Re: Дневник прочитал
  
   Сергей!
   Теперь, когда ты знаешь то, что написано в дневнике Каданцева, я могу поделиться с тобой своими соображениями.
   Вне всяких сомнений, проблемы у экипажа двадцать третьей машины начались после того, как они встретили человека посреди бурана. Они понятия не имели, кто он такой. А я почти уверен, что знаю!
   Читая его описание, я сначала сомневался, отказывался верить, но когда Каданцев упомянул татуировку (медведь, стоящий на задних лапах и сжимающий в передних женщину), сомнения мои развеялись. По всем приметам это Эдуард Белявский, заместитель руководителя работ на виридиумной шахте. Я с ним неоднократно лично общался и видел у него эту татуировку.
   И он же был в составе комиссии, когда штольня номер четыре неожиданно обвалилась, похоронив всех, кто в тот момент там находился.
   Это официальная версия.
   На самом же деле (уверен, что тебе я могу рассказать) никакого обрушения не было. Штольня, как бы выразиться - исчезла. Как будто её никогда и не существовало. Это происходило не так, как в записанном Каданцевым сне Валерия Моисеенко, радиста первой смены, но суть примерно та же. Причины нами пока не установлены. Пишу "пока", а сам понимаю, что правда вряд ли откроется хоть когда-нибудь.
   Случилась трагедия 27 июня, а уже 28-го "Урсус" Сотникова подбирает невесть откуда взявшегося человека, одетого совсем не по погоде. Кстати, об одежде. Она тоже соответствует той, которая была на Эдуарде, за исключением каски. Возможно, её отнесло ветром, когда он появился на пути следования санно-гусеничного поезда. Да это и не важно.
   Итак, что мы имеем? Человек пропал в одном месте - и появился совсем в другом. Живой. Мы-то априори считали, что все, находившиеся в штольне, погибли; теперь же вырисовывается иная картина.
   Знаю, знаю! - насколько безумно это звучит. Но и ситуации со штольней номер четыре и с "Урсусом" номер двадцать три выходят за любые рамки. Не жди от меня никаких объяснений, я бы сам с удовольствием их выслушал, было бы от кого.
   Однако нужно что-то предпринимать.
   Я распорядился, чтобы экипажи вездеходов на всём пути по маршруту Аврора - Бореалис не подбирали никого, даже не останавливались. Ни один человек не выживет в условиях Морены без спецодежды. К тому же ситуация, при которой кто-то находится вне стен поселений, настолько маловероятна, что её можно сбрасывать со счетов. Я, повторюсь, не знаю, какие силы забрали у нас людей вместе со штольней и для чего именно их используют, но потерять ещё один "Урсус" мы себе позволить не можем. А представь, если это будет пассажирская машина!
   Правда, есть одна загвоздка. Двадцать третий исчез в тот момент, когда его экипаж увидел снаружи человека, а не когда подобрал его. И не факт, что вездеход "вернулся" только после того, как Аркадий Воронов сотоварищи вынес Эдуарда наружу. Кстати, стоит ли упоминать, что рядом с "Урсусом" не было обнаружено никакого тела, хотя оно должно было лежать перед входной дверью?
   Пока я не знаю, как ещё обезопасить наши штольни и поезда от повторения подобного. Рабочие встревожены и с очевидной опаской и нежеланием идут в шахту. Руководство корпорации действует то методом кнута, то пряника, однако уже стали поговаривать, что добыча виридиума может быть приостановлена.
   Не этого ли добиваются те силы, которые стоят за случившимся?
  

Кусков Евгений, 15 мая - 23 июня 2018 года

Дата последней правки: 11 июля 2018 года

* * *

  
   Впервые идея этого рассказа была подсказана мне обложкой журнала "Техника-молодёжи" за 1959 год (кажется, мартовского). На ней изображён советский вездеход, предназначенный для работы в Антарктиде. Ярко-оранжевый, на фоне белоснежной пустыни. В первый момент я подумал, что это один из неосуществлённых проектов Советского Союза, с присущими ему размахом и фантастичностью, и был приятно удивлён, что такая техника действительно строилась. Я, не откладывая, прочёл статью, в которой, вдобавок, было показано внутреннее устройство этой машины (она называется "Харьковчанка") и понял, что хочу написать если не о ней, то о чём-то подобном.
   И снова я возвращаюсь к той самой "Безысходности", моему роману-донору. История про вездеходы в снегах Антарктиды (тогда события происходили на Земле) была лишь одним из эпизодов сего многостраничного произведения. Сюжет я, как водится, тогда особо не проработал - так, зарисовка, не более. Поэтому практически ничего из первоисточника не взял, заново придумав и основную идею, и место событий, и действующих лиц.
   Как ни странно, несмотря на небольшой объём (чуть более сорока листов), я писал этот рассказ долго. "Официальной" датой начала работы указываю 15 мая 2018 года, хотя на деле приступил к написанию ещё в феврале. Но процесс шёл ни шатко, ни валко, дважды я начинал, доходил до определённого момента и понимал - нет, не годится, душа не лежит, дальше двигаться в этом направлении нет смысла.
   В итоге взял небольшую паузу, примерно на месяц, и это, как водится, помогло. Именно решение "облачить" произведение в форму дневниковых записей открыло у меня второе творческое дыхание, если можно так выразиться. Прежде я подобного не делал, по крайней мере, в рамках целого рассказа. И процесс пошёл.
   Считаю необходимым упомянуть также замечательный советский фильм "72 градуса ниже нуля", которым я тоже вдохновлялся. Кино исключительно о подвиге полярников и ничего сверхъестественного в нём нет - и всё равно оно очень интересное и атмосферное. Само собой, я и не помышлял о такой же достоверности, как в фильме - тем не менее, "изучение матчасти" меня действительно увлекло.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"