Кусков Евгений Сергеевич : другие произведения.

Там, где живёт память

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Автомобили, как и другие вещи, принадлежащие человеку, являются частью эпохи, а также жизни владельцев. У каждого своя история: короткая или длинная, грустная или весёлая, однообразная или насыщенная. Но есть особенные машины, которые не просто немые свидетели былого...

  
   - Я предлагаю Вам полмиллиона!
   - Она не продаётся.
   - Наличными! Всю возню с бумагами возьму на себя. Вам ничего не надо будет делать!
   - Она не продаётся.
   Эту фразу мужчина, стоящий передо мной, повторял с завидным упорством и неизменным тоном. Глубокий старик, с лицом, изборождённым морщинами, словно руслами навсегда пересохших рек. С согбенной фигурой, ставшей таковой после долгих лет упорного тяжёлого труда. С тихим спокойным голосом и немного свистящим дыханием. Казалось, нужно лишь дуновение ветра, чтобы пошатнуть эту едва держащуюся на ногах фигуру, надломить её, подобно стволу старого сухого дерева.
   И при этом в глазах старика было больше жизни, чем во многих молодых людях, с которыми мне доводилось встречаться. Я начал с тоской осознавать, что вероятность приобрести достойный экспонат не так уж велика, как мне казалось изначально. Сдаваться без боя я, впрочем, тоже не собирался. Уж очень ценным было то, ради чего я стал спорить с пожилым человеком, годящимся мне в деды (а я и сам давно уже не юноша).
   "Победа". Машина, символизировавшая возврат измученной войной страны к нормальной жизни. Яркая страница автомобильной истории Советского Союза, не надуманный повод для гордости. Настоящая легенда.
   Но таких машин сохранено немало, в том числе и в первозданном виде, либо качественно отреставрированных. Чего далеко ходить - и в нашем музее имелся экземпляр. Не идеальный, требующий приложения умелых рук, он и в своём нынешнем виде более чем удовлетворял непритязательным запросам большинства посетителей. Лишь единицы разбирающихся подмечали несоответствия деталировки году выпуска, сетовали на следы коррозии и непременно выдавали на-гора уйму советов о том, как довести машину до ума.
   Казалось бы, зачем мне ещё одна "Победа", когда из-за нехватки пространства мы вынуждены жёстко ограничивать размеры экспозиции? И уж тем более за такую-то цену!
   Однако передо мной была не просто "Победа". Она сохранилась на удивление хорошо, хотя я бы стремился забрать её в любом состоянии. Потому что это была машина так называемой "первой серии". Той самой, выпуск которой начался в июне 1946-го и был приостановлен через два с небольшим года в связи с обнаружившимися многочисленными дефектами. Затем производство, после доработки конструкции, было возобновлено - в 1949-м - и как раз те, улучшенные машины и дошли до наших дней в разной степени сохранности. А вот первые, не самые удачные, выпущенные тиражом всего в 4250 экземпляров, сгинули все.
   Так считалось до сих пор. Коллекционеры потеряли надежду отыскать хотя бы останки подобного автомобиля - и вот неожиданно это удалось мне.
   Причём сперва я пришёл сюда всего-навсего из любопытства. Новая сотрудница музея, Вера, увидев нашу "Победу", сказала, что такая же есть у её соседа. О чём она тоже узнала совершенно случайно, ибо владелец никоим образом не распространялся о своей машине. Достаточно упомянуть тот факт, что Вера, будучи женщиной доброй и бескорыстной, помогала пожилому одинокому соседу по хозяйству в течение двух лет - и ни разу он не обмолвился о том, что стоит в гараже за домом. Попала она туда лишь благодаря неприятному эпизоду.
   Арсению Самуиловичу (так звали хозяина машины) стало плохо, как раз когда он находился в гараже. Сердце подвело. К счастью, у него под рукой был телефон, и он сумел дозвониться до Веры. Почему он не вызвал "скорую помощь", я не знаю. Возможно, мучимый сильной болью, не вполне отдавал отчёт своим действиям. Так или иначе, она прибежала и поддерживала его, пока ехали врачи. В тот момент, конечно, наличие в гараже антикварного автомобиля она едва ли заметила. Но в памяти этот факт отпечатался и при первом удобном случае всплыл.
   Услышав об этом, я заинтересовался. Как любитель старых машин, не более. В лучшем случае я рассчитывал увидеть "Победу", простоявшую в гараже пару десятилетий и потому избежавшую участи превратиться в груду ржавого металла. Возможно, мне удалось бы разжиться запчастями или артефактами прошлой эпохи, которые нередко остаются в салонах автомобилей. Небрежно брошенная в перчаточный ящик книга или оставленный на заднем сиденье шарф спустя многие годы могут приобрести почти коллекционную ценность.
   Каково же было моё удивление, когда эта уникальная "Победа" предстала перед моими глазами!
   Однако я забегаю вперёд. Далеко не сразу Арсений Самуилович согласился показать мне свою машину. Предугадывая такое развитие событий, я взял с собой Веру, доброе сердце и женское обаяние которой должны были мне помочь. Расчёт оправдался, хотя даже с её помощью уговорить старика было непросто. Если честно, я считал это банальной причудой пожилого человека. Доводилось уже попадать в ситуации, когда старики рьяно охраняли давно сгнившую в труху машину молодости. Думал, и на этот раз то же самое. До того момента, как ворота гаража раскрылись, и солнечный свет озарил стоящий там автомобиль, блеснувший хромированной облицовкой радиатора.
   Господи, как он был великолепен! Фисташкового цвета (родная краска!), чистый, блестящий. Непросто было поверить, что к этому моменту машине шёл уже седьмой десяток!
   Ослеплённый "Победой", я не сразу обратил внимание на то, что её окружало. Никаких инструментов, промасленных запчастей, пыльных колёс, верстаков и прочих непременных атрибутов рукастого хозяина. Вместо этого на одной из стен висели фотографии в рамках, изображающие счастливую пару в разные годы жизни. Молодые, зрелые, пожилые - везде они были вместе, неразлучно. Мужчину я узнал - это и был Арсений Самуилович. Женщина, очевидно, его жена, которая, как рассказала Вера, умерла несколько лет назад. Я обратил внимание, что на нескольких фотографиях они были запечатлены вместе с "Победой" - той самой, которая стояла рядом.
   Помимо снимков в гараже имелся укрытый белой скатертью стол, на нём поблескивал самовар - настоящий, а не стилизованный электрический чайник. Там же разместилось блюдце с баранками и стакан в металлическом подстаканнике, каковые обычно используются в поездах. Рядом стоял деревянный стул с мягким сиденьем. Дальше вдоль стены расположился шкаф, заполненный книгами. В названия я не вчитывался, лишь отметил, что они старые, напечатанные ещё в СССР. Наконец, в углу примостилась немного нескладная печка, которую нужно топить углём.
   Освещалось помещение висящими на стенах светильниками - в отличие от самовара, лишь имитирующими настоящие свечи, что ничуть не портило впечатления. Имелись и небольшие узкие окна под потолком, прикрытые занавесками.
   Наконец, здесь не пахло машинным маслом, бензином или, не дай бог, погребом. Вместо этого нос ласкали ароматы старых, но не испорченных временем книг и деревянной мебели - как если бы я оказался в библиотеке.
   По большому счёту, это был и не гараж вовсе, а ещё одна комната - в дополнение к тем трём, которые имелись в доме. И стоящий в её центре автомобиль вовсе не являлся досадной помехой, которую и выкинуть жалко, и место занимает почём зря. Наоборот, он был словно центральный элемент, главный экспонат, ради которого всё остальное и создавалось.
   Арсений Самуилович ничего не говорил, позволяя мне рассматривать "Победу". На вопросы отвечал коротко, не раздражённо, по делу. Он разрешил мне открыть капот и багажник. Когда же я взялся за ручку водительской двери, он сказал:
   - Заперто.
   - Ключи у Вас с собой? - спросил я.
   - Они есть, - ответил Арсений Самуилович. - Однако они не понадобятся.
   - Мне нельзя заглянуть в салон? - удивился я.
   - Заглянуть можете, только снаружи. Внутрь я Вас не пущу.
   - Можно поинтересоваться, почему?
   - Можно. Я всё равно не отвечу.
   Решив, что это очередная причуда пожилого владельца, я посмотрел в салон через стёкла. Они были чистые, как и весь автомобиль. Сохранность внутреннего убранства поражала: ни продавленных сидений, ни повреждённой обшивки, даже руль не пожелтел и не потрескался от времени, что просто обязано было произойти. Может быть, всё-таки качественная реставрация? Я спросил об этом у хозяина, на что получил очередной короткий ответ:
   - Нет.
   - И всё же машина слишком хорошо выглядит для своих лет. Как минимум делался косметический ремонт.
   - Нет.
   - Да ладно, - улыбнулся я. - От этого она не становится менее ценной.
   - Думайте, что хотите. Цену я не набиваю, ибо не продаю этот автомобиль.
   Услышать подобное было неприятно. По опыту я знал, что такая фраза, каким бы безапелляционным тоном она ни была сказана, ещё ничего, на самом деле, не значит. Обычно ход разговора меняется по мере озвучивания всё более заманчивых цифр. Но какую бы цену я ни называл, лицо Арсения Самуиловича оставалось неизменным: равнодушное и чуть-чуть насмешливое. Дойдя до пятисот тысяч, я понял, что дальнейший торг не имеет смысла. Не потому, что и такая сумма была серьёзной нагрузкой на бюджет музея.
   Этому человеку не нужны деньги. Хоть миллион, хоть миллиард. Да, он стар, однако причина не в этом. Просто у него уже есть всё, что нужно. Ему не надо никому ничего доказывать, демонстрировать статус, стремиться вызвать у других зависть или компенсировать психологические комплексы. С удивлением и досадой я осознал, что мне нечего предложить мужчине.
   Будь это другая машина, менее ценная, я бы плюнул на упрямого старика. Но упускать столь уникальный автомобиль я упорно не желал и, даже перестав выпытывать у Арсения Самуиловича, что же ему нужно, не торопился уходить.
   - Не хотите ли чаю? - спросил он. - И заодно присесть? Я, с Вашего позволения, так и сделаю, ибо мне уже непросто стоять на ногах.
   - Благодарю, - ответил я. Пожалуй, чаепитие неплохо подходило для тайм-аута.
   Хозяин достал из шкафа кружку и наполнил её. Наливая себе, он сказал:
   - Вижу, Вы действительно заинтересованы моим автомобилем. Не отрываете глаз от него.
   - Вы правы, - признался я. - В какой-то степени до сих пор не верится, что он настоящий, что это не подделка.
   - В каком смысле?
   - Ну, при определённом старании превратить "Победу" второй серии в первую можно. Вот только зачем это Вам?
   - Учитывая, что я не продаю её.
   - Именно.
   - Я ничего не делал с этой машиной. Кроме поддержания её в должном виде. В ней всё родное, заменены только расходные запчасти.
   - Вы на ней ездите? Хоть изредка?
   - Она не на ходу. Уж тридцать лет как.
   Я удивлённо посмотрел на него.
   - Двигатель, - объяснил Арсений Самуилович. - Приказал долго жить, болезный. Справедливости ради, этот автомобиль надёжностью не блистал.
   - Да, я наслышан о проблемах с первыми "Победами". Но почему Вы не заменили мотор? Например, на "волговский"? Тридцать лет назад это было нетрудно.
   - Я не хотел ничего менять в машине. Считайте это принципиальностью. Или причудой. Как хотите.
   - Вы не подумайте, я не осуждаю, - подчеркнул я и отпил чая.
   - Знаю.
   - Стало быть, Вы купили другой автомобиль?
   - Нет. С тех пор, как "Победа" перестала ездить, мы с супругой пользовались только общественным транспортом. Мы могли приобрести что-то взамен, но не хотели.
   - Оба?
   - Совершенно верно. У нас с Галиной было удивительное взаимопонимание. Знаете, говорят, идеальных отношений не бывает. Их у нас и не было, мы нередко ругались, в основном, по молодости, конечно. И при этом всегда точно знали, что чувствуем мы оба, чем руководствуемся, чего хотим. Зачастую нам и озвучивать свои мысли не требовалось. Хотите, верьте - хотите, нет.
   - Отчего же не верить? - пожал плечами я. - Хотя я бы солгал, сказав, что сталкивался с подобным. Разве что единожды... Как бы там ни было, мы отвлеклись от темы.
   - Вовсе нет. Галя имеет к этой машине такое же отношение, как и я. Мы оба были полноправными владельцами, ухаживали за ней вместе, проводили многие часы внутри. Разговаривали, вспоминали молодость, а то и просто молчали. Не существовало другого такого места, где бы нам было так же уютно и спокойно.
   - Поэтому Вы не позволили мне забраться в салон?
   Арсений Самуилович встретился со мной взглядом, и впервые с момента встречи я прочитал в его глазах не продиктованную воспитанием вежливость, а искреннее уважение. Вместо ответа он сказал:
   - После смерти Гали лишь эта машина позволила мне выстоять.
   - Понимаю, - кивнул я, однако на этот раз слукавил, и это не укрылось от Арсения Самуиловича.
   - Поэтому я не собираюсь продавать её. Ни при каких обстоятельствах.
   - До меня приходили другие желающие? - поинтересовался я, стремясь продлить разговор.
   - Нет. Я никому не говорю о "Победе" и уж тем более не показываю её. Да и кому показывать - у меня и друзей-то нет. В этом минус наших с Галей отношений. Мне с ней было настолько хорошо, что больше ни с кем не хотелось общаться. А после её ухода - тем более.
   Внезапная мысль озарила меня. Она была настолько очевидной, что я укорил себя, почему раньше до неё не додумался.
   - Послушайте, - сказал я, - в полной мере или нет, но я понимаю Вас. Люди не легкомысленные, особенно Вашего поколения, знают цену вещам и привыкают к ним. А у Вас с этой машиной связано столько воспоминаний, что, без преувеличения, она стала частью Вашей жизни.
   - Неотъемлемой, - согласился Арсений Самуилович.
   - Вот, - кивнул я и, сделав ещё один глоток, продолжил: - Разве искренние чувства имеют цену? Разумеется, нет. Поэтому я прошу прощения, что столь низким способом пытался заполучить Вашу "Победу".
   Арсений Самуилович с минуту молчал, смотря на меня. У него был совсем не тяжёлый взгляд, и я снова поразился тому, сколько жизни в его глазах.
   - Что ж, я рад, что мы поняли друг друга, - наконец, произнёс он и начал вставать.
   - Тем не менее, я хочу эту машину, - сказал я.
   Он снова сел и вздохнул.
   - А я уж решил, что Вы не так поверхностны.
   - И не ошиблись. Просто выслушайте меня, хорошо? Если откажетесь - я уйду. Более того, обещаю, что никому не расскажу об этом месте, и Ваш покой потревожен не будет. Даю Вам слово.
   На этот раз Арсений Самуилович долго не размышлял.
   - Хорошо, - он допил свой чай и отставил стакан в сторону. - Я слушаю.
   И я начал:
   - Суть вот в чём. Я абсолютно уверен, что Вы будете ухаживать за этой машиной, пока физически способны это делать. Но что потом? - Я не стал выдерживать многозначительную паузу и, не давая возможности ответить, продолжил: - Уж простите, что я об этом говорю. Так или иначе, это такая же неизбежность, как и данность. И вот вопрос: найдётся ли другой человек, который продолжит Ваше дело?
   Арсений Самуилович помрачнел. Очевидно, я затронул болезненную для него тему.
   - Поймите меня правильно - я вовсе не опасаюсь того, что эту машину перехватят конкуренты. Если такое случится, по крайней мере, она будет в безопасности. Однако ведь возможен и другой, куда более пессимистичный сценарий. У Вас есть наследники?
   - Нет. Детей с Галей у нас так и не получилось завести, о чём мы всегда очень жалели. Усыновить ребёнка подумывали, да так и не решились. Всё своё имущество я завещаю как раз детскому дому.
   - Благородно с Вашей стороны. Только мы ведь оба понимаем - они перепродадут это всё, поскольку ни дом, ни гараж, ни тем более старая неходовая машина им не нужны.
   - Увы, - вынужден был признать Арсений Самуилович. - Я обращался в краеведческий музей. Они не проявили интереса. Особой исторической ценности в моём имуществе нет. Правда, о "Победе" я им не говорил.
   - Насчёт дома ничего предложить не могу, - сказал я. - А вот автомобиль и гараж обязуюсь сохранить.
   - И гараж?
   - Конечно. Мы аккуратно перевезём его к себе и воссоздадим эту обстановку, - я обвёл помещение рукой. - Вплоть до мельчайших деталей.
   - Звучит заманчиво, - хмыкнул Арсений Самуилович. - Только, боюсь, Вы говорите то, что я хочу услышать. А после того, как заполучите всё, распорядитесь этим совсем иначе.
   - Давайте составим договор, - тотчас заявил я. - Пропишем в нём все условия.
   - Какой он будет иметь смысл после моей смерти?
   - Для Вас - никакого. Для меня - тот же самый. Это ведь и вопрос чести нашего музея. Мы зарекомендовали себя, как надёжная организация, которой владельцы старой техники могут доверять. Я просто не имею права подвергать нашу репутацию риску. И, позволю подчеркнуть, сам не хочу.
   - Не хотите терять доброе имя?
   - И это тоже. Хотя я имел в виду, что не хочу упустить этот автомобиль. Не хочу, чтобы он был утерян навсегда. А это очень возможно. К сожалению, в современных реалиях наиболее вероятный сценарий следующий. Вы рано или поздно умрёте. Детский дом, которому по завещанию перейдёт Ваше имущество, распродаст его. Разбираться никто не станет. Есть покупатель, цена устраивает - по рукам. Именно так с большой долей вероятности будет с "Победой". В лучшем случае она попадёт к рукастому человеку, который доведёт её до ходового состояния - для чего ему придётся заменить двигатель и ещё ряд узлов, которые по прошествии многих лет стоянки наверняка пришли в негодность. Но какие бы золотые руки у него ни были, вечно ездить машина не может. Придёт момент, когда выгоднее будет от неё избавиться. И вот тогда она отправится на свалку. Или попадёт к молодёжи, которая "модернизирует" её, исходя из своих представлений, превратив в безвкусную поделку. Ещё неизвестно, что хуже.
   - Пессимистичный сценарий. Почему Вы не учитываете вероятность того, что "Победу" продадут не первому встречному, а коллекционеру?
   - Потому что я знаю множество историй, как хорошо сохранившиеся автомобили погибали, попав к равнодушным или откровенно поверхностным людям.
   - Наверняка есть и другие истории.
   - Есть. Их куда меньше.
   Арсений Самуилович встал и подошёл к своей "Победе". Я наблюдал за ним, продолжая сидеть. Положив руку на переднее крыло машины, огладив его, старик произнёс:
   - Вы говорите убедительно. Озвучиваете то, чего я очень боюсь. Знаете, на что давить.
   - Я на Вас не давлю.
   - Давите. Пускай и не специально. Мне невыносимо осознавать, что мой автомобиль сгинет, как миллионы других.
   - Этому не обязательно происходить. Я Вам гарантирую, что из нашего музея она никуда не денется.
   - А потом? После Вашей смерти? Я же могу заглянуть так далеко?
   - Конечно, можете. И снова смею Вас заверить - я далеко не единственный неравнодушный человек.
   Арсений Самуилович посмотрел на машину. Он стоял, глядя через лобовые стёкла в салон, довольно долго. Я не решался его торопить. Когда же он заговорил, первая фраза меня расстроила:
   - Вы уйдёте без неё сегодня.
   - Послушайте...
   - Сегодня, - повторил он. - И не вернётесь, пока я не умру.
   Я боялся даже вдохнуть.
   - Сейчас мы с Вами составим договор. И я внесу в него свои условия. Обсуждению они не подлежат.
   - Хорошо, - я действительно был готов принять его правила игры.
   - Итак, как я сказал, "Победа" перейдёт в собственность музея только после моей смерти, - Арсений Самуилович говорил спокойно, продолжая опираться на машину, словно набираясь у неё сил. - До тех пор она останется моей и никуда отсюда не переместится. Это первое. Второе: она не должна реставрироваться, даже по мелочам. Никаких изменений - именно такое состояние, какое есть. И третье: доступ в салон недопустим. Не только посетителям. Чем меньше людей там побывают, тем лучше. Иначе, боюсь, она перестанет быть... такой.
   - Какой?
   - Вы узнаете. Вам я это разрешаю - разумеется, не сейчас.
   - Как скажете, - я решил, что не стоит углубляться в данную тему.
   - Вы готовы принять мои условия и беспрекословно их выполнять? - спросил Арсений Самуилович, только сейчас переведя взгляд с машины на меня.
   - Абсолютно, - ответил я.
   И снова не слукавил.
   Я был готов подождать - столько, сколько будет нужно. Главное - уверенность, что в итоге автомобиль окажется у нас в музее.
   Вносить изменения или каким-то образом улучшать "Победу" мне и самому не хотелось - меня полностью устраивало её нынешнее состояние. В экспозиции она будет не гадким утёнком, скорее уж лебедем.
   Что касается последнего требования, если отбросить его причудливость, я вполне мог не только согласиться, но и следовать ему. Вообще-то, мы и так не позволяем посетителям забираться в салоны машин. Ограничить доступ туда для персонала тоже не трудно.
   Поэтому я без тени сомнений поставил свою подпись под договором. Арсений Самуилович же колебался, несмотря на мои многократные заверения. В конце концов, после долгих минут размышлений, он решился.

* * *

   Ждать пришлось два года.
   Какая же циничная и жестокая фраза! Если вырвать её из контекста, то может показаться, будто бы я с нетерпением поглядывал на календарь с надеждой, что день, когда Арсений Самуилович умрёт - это уже сегодня. На самом деле ничего подобного. Я, конечно, думал о "Победе", однако каждый раз мои мысли переключались на её владельца. Этот пожилой человек произвёл на меня впечатление, как мало кто другой. Хотя, казалось бы, мы просто поговорили, я его и не узнал толком. И всё-таки эта встреча оставила след в моей жизни.
   С того дня я не видел Арсения Самуиловича. Мне хотелось повидаться, да вечно что-то мешало. К тому же я опасался, что мой визит будет воспринят чуть ли не как оскорбление - дескать, я жду, не дождусь, когда мне достанется машина. Мне сильно помогала Вера, которая продолжала навещать старика и потом рассказывала мне о нём. Кстати, о "Победе" мы с ней не говорили.
   До того дня, когда пришло время выполнять свою часть договора.
   Арсений Самуилович умер без мук, во сне. Организацию похорон мы с Верой взвалили на себя. И на свои кошельки, поскольку в бюджете музея такой статьи расходов, конечно, не было. Только воздав должные почести старику и обеспечив ему достойный последний путь, я взялся за решение вопроса с автомобилем.
   Как и обещал Арсению Самуиловичу, я организовал перевозку в музей не только "Победы", но и гаража со всем убранством. На новом месте я постарался максимально восстановить облик помещения, сделать его таким, каким запомнил в тот день. С машиной никаких манипуляций не проводилось, даже мыть не пришлось. До самого последнего дня хозяин трепетно следил за ней; по словам Веры, он последние недели и вовсе почти не бывал дома, всё время проводя в гараже и лишь ночью перебираясь в спальню.
   Особых трудностей с выполнением третьего условия Арсения Самуиловича также не возникло, как я и предполагал. Разумеется, сотрудники музея хотели осмотреть автомобиль не только снаружи. Нескольким я разрешил заглянуть через открытые двери, не садясь внутрь. А сам сделал это в первый же день, когда "Победа" была доставлена к нам.
   Тем вечером, уладив формальности, я отпустил всех домой и направился к машине. Признаюсь, был заинтригован. Арсений Самуилович настолько убедительно подчёркивал особенность этого автомобиля, что я не мог не проникнуться его словами.
   Сначала я ещё раз осмотрел "Победу" снаружи. Какая же красавица! Она словно сияла в полумраке ангара (её гараж был обустроен позже, поэтому несколько дней она простояла в специальном помещении для новинок экспозиции). Я провёл рукой по переднему крылу со стороны водителя, огладил стойку лобового стекла и плавный изгиб крыши. В коллекции нашего музея много машин, есть среди них и более дорогие, более роскошные, даже более редкие (в плане количества выпущенных экземпляров). Но ни к одной я не относился с таким трепетом.
   Я вынул из кармана ключ и отпер водительскую дверь. Ещё остававшиеся у меня небольшие опасения относительно атмосферы, царящей в салоне, улетучились с первыми волнами запаха - того самого неповторимого аромата, который присутствует в старых ухоженных автомобилях. Я сел за руль и закрыл дверь, отрезав себя от внешнего мира.
   Мне стоило внимательно изучить салон, заглянуть в перчаточный ящик и под сиденья, но ничего этого я не делал. Просто сидел. Усталость, накопившаяся за день (как бы чего ни случилось с машиной при транспортировке!), дала о себе знать, и я расслабленно, с осознанием успешно выполненной миссии... нет, не так - с осознанием того, что я сделал хорошее и нужное дело - откинулся на спинку сиденья.
   Я смотрел через разделённое стойкой лобовое стекло на внутреннее убранство ангара, на стоящие рядом другие автомобили. Многим из них требовалась реставрация, некоторые пребывали в весьма плачевном состоянии. Если бы не мы, их ждала бы либо бесславная гибель в безжалостных жерновах утилизации, либо медленная смерть на задворках. А мы дали им второй шанс, мы их спасли и, более того, собираемся вернуть им былую красоту. Они засияют так, как в тот день, когда покинули заводской конвейер.
   Я никогда не разделял точку зрения, что техника - это лишь металл, пластик, резина, собранные в определённом сочетании, и потому нечего о ней сожалеть. Хотя, если размышлять строго научно, так оно и есть.
   Пока товар находится сначала на складе, а потом в магазине, он и является вещью. Всё меняется с появлением владельца. Каким бы он ни был человеком: хорошим или плохим, богатым или бедным, семейным или одиноким - вещь становится частью его жизни, а он - частью её. Так или иначе, свою индивидуальность человек переносит на всё, к чему имеет отношение. И вот уже товар, в момент изготовления ничем не отличавшийся от себе подобных, приобретает особенные, присущие только ему (вернее, его хозяину) черты. К концу срока эксплуатации, особенно если владельцев было несколько, история его уже богата и разнообразна. Кое-какие события оставляют материальные следы, в виде доработок, улучшений или, наоборот, повреждений. Поэтому старые вещи, просуществовавшие много лет, особенно интересны. Они могут многое рассказать не только о своих бывших хозяевах, но и о минувших эпохах, свидетелями которых были.
   Всё это в полной мере относится к автомобилям. Поэтому мне не интересны новинки. Во-первых, у них ещё нет истории, как минимум длинной и интересной. Во-вторых, их слишком много вокруг, они пока ещё массово распространены и не имеют привлекательного ореола редкости, вымирающего вида. Да, есть штучные или малосерийные модели, однако они, как правило, сразу попадают в особую среду, а не рядовую эксплуатацию. Наконец, в-третьих, они придуманы и построены в наше время, пропитаны его духом. Мне же ближе минувшие эпохи, которые воспринимаются даже не как прошлое, а как другая реальность.
   Каждый раз, оценивая новое приобретение музея или возможного кандидата в оные, я словно открываю книгу. Не буду лукавить - не всегда изложенная в ней история стоит затраченного времени. Зато когда я нахожу что-то действительно значимое, я словно обогащаюсь.
   Тем не менее, то, что я почувствовал в "Победе", мне более не доводилось испытывать ни в одном автомобиле. Впервые я начал размышлять не об истории того, кому раньше принадлежала машина, а о своей собственной.
   Я вспоминал различные события из жизни, начиная с самых ранних, запечатлевшихся в моей памяти. Фрагменты, не имеющие ни начала, ни конца, сродни фотографии, которая показывает только один момент. Но сколько может сказать этот кадр, если изучить его внимательно! Мысленно я смотрел на людей, близких, родных, да и на себя тоже. Лица моложе и будто светлее, не омрачены ещё событиями, которые произойдут в будущем и оставят шрамы-морщины, погасят жизнерадостный блеск в глазах, сгорбят своей тяжестью.
   Одежда, предметы на заднем плане, окружающая местность - всё это, как правило, или изменилось до неузнаваемости или давно не существует. Сохранилось лишь в памяти, но и там лежит в далёком укромном уголке, куда мы не заглядываем годами. Пока что-то не напомнит о них, и тогда мы с удивлением осознаем, как же много изменилось. Чтобы оценить разницу, всегда важно делать широкие шаги - длиной в пять, десять, а то и более лет. Если снова представить фрагмент жизни, как фотографию, то сначала она свежая, всё на ней соответствует нынешней действительности. Потом же, постепенно, почти неуловимо, она начинает устаревать. И однажды, взглянув на неё, ты понимаешь, что ничего из запечатлённого уже не осталось. И никого.
   Я вспомнил своих родителей, умерших несколько лет назад. Со стыдом признался, что давно этого не делал, фактически забыл о них, причём нарочно. Таким способом я ушёл от боли, отправил её в тот же дальний угол, что и воспоминания. Но я спрятал её, а не победил. И теперь, выпустив, прочувствовал её так же, как и раньше. Она ничуть не ослабела за прошедшие годы. Как и чувство вины. Я столько не успел сделать и, главное, сказать своим матери и отцу. Всё откладывал на потом, стеснялся, отказывался принимать реальность и тот факт, что они не вечные. А потом стало поздно.
   Ещё первая любовь. У меня было много отношений, но никогда я не встречал женщину, с которой хотел бы связать свою жизнь. Никогда после Юли. И это притом, что она была первой, кого я полюбил. Слушая, как Арсений Самуилович рассказывает о своей жизни с Галей, я думал о Юле. Солгу, если скажу, что с ней у меня было полноценное взаимопонимание, однако больше никогда ни с кем я не чувствовал себя настолько умиротворённо. Даже с женой. Может, поэтому в итоге я с ней развёлся?
   Почему же мы с Юлей не смогли удержать друг друга? Не знаю. Наверное, неразумность молодости. Боязнь серьёзных изменений. Неуверенность в собственных силах. С того дня, как мы расстались, я её больше не видел. Не знаю, как она сейчас, где, с кем. Можно попытаться найти через интернет, но я не стану этого делать. У неё уже другая жизнь, прошло слишком много времени. Всё, чего я смогу добиться - растревожить рану и у неё. Ни к чему это.
   Вспомнил я и о друзьях, которые как-то незаметно ушли из моей жизни. О родственниках, близких и дальних. О мечтах, так и не осуществившихся. Об увлечениях, ни к чему не приведших.
   Однако довольно быстро грустные воспоминания сменились радостными. Причём связанными с теми же людьми. Это не только праздники, знаменательные и важные события. Куда больше приятных моментов было не по расписанию, а в обычные дни. Беседа за чашечкой чая, согревающие объятия, бодрящие или, наоборот, успокаивающие прогулки, совместные дела.
   Я знаю, что передаю свои ощущения сумбурно. По-другому не могу. Воспоминания, словно зажигающиеся в ночи окна домов, множились и множились, все интересные, каждое со своим привкусом: радости, грусти, ностальгии... Хотелось проникнуться каждым, а не получалось. Слишком много их было. Но даже и тех крупиц, которые я успевал рассмотреть, хватало, чтобы испытывать невероятное воодушевление. Мне настолько хотелось жить, творить, делиться своими достижениями с другими людьми!
   Я вышел из "Победы" и закрыл за собой водительскую дверь. Почему-то опасался, что если этого не сделать, волшебство улетучится из машины. Я не пытался как-то объяснить себе происходящее, меня это вообще не волновало. Теперь я понял истинную ценность этого автомобиля и столь трепетное к нему отношение бывшего владельца. Именно так - бывшего. Потому что больше "Победа" не принадлежала Арсению Самуиловичу.
   Теперь она - моя.
   Не на бумаге, а на самом деле. Машина, лишившись прежнего хозяина, выбрала меня, и отныне я должен ухаживать за ней, оберегать - и, когда придёт время, найти себе достойного преемника.
   Арсений Самуилович ошибался, опасаясь, что если открыть доступ в автомобиль всем, то он утратит свои уникальные свойства. После меня в салоне "Победы" побывало несколько сотрудников музея - и ничего необычного они не испытали. Когда же я сел туда после них, эмоции и ощущения вернулись, ничуть не ослабшие.
   Это, наверное, эгоистично. Я сам был бы не против, чтобы и другие испытывали то, чем одаривает автомобиль меня. Но по какой-то причине он ограничивает своё воздействие одним человеком. Наверное, не может разделять эту энергию между несколькими людьми. Жаль. Без сомнения, это сделало бы их лучше, привнесло бы в наш мир хоть немного так нужного добра.
   Я знаю, что должен делать. Искать. Уверен, есть и другие машины, в которых живёт память. И моя задача - найти их. Спасти от равнодушия.
   Спасти от людей - ради людей.
  

Кусков Евгений, 17-21 декабря 2018 года

Дата последней правки: 26 декабря 2018 года

* * *

   Вот такая у меня получилась очередная "сказка". Кавычки не случайны - я не считаю этот рассказ сказкой, по крайней мере, полноценной. Скорее это просто добрая история, эдакая тихая гавань моего творчества, где всегда спокойная вода, нет ветров и больших волн. Постоянно находиться в таком месте, пожалуй, скучно, но бывать там регулярно мне просто необходимо, особенно когда штормы бушуют не в моём воображении, а в реальной жизни.
   Забавно, что изначально эта история должна была стать очередным "ужастиком". Сюжет предполагался примерно такой: коллекционер нашёл где-то в захолустье редкий автомобиль, удивительно хорошо сохранившийся. Разумеется, захотел его заполучить себе, но позже выяснилось, что машина хранит страшную тайну. Какую? Точно не знаю. Самое простое - кто-то в ней умер или был убит, и теперь его неуспокоенная душа досаждает живым людям. В общем, довольно банальная история, вариация "Кристины" Стивена Кинга.
   Отложил я эту идею "до лучших времён". Потом наступила зима - а, значит, время писать сказку, как у меня заведено. Не скажу, что это было озарение или что-то в этом роде. Я просто понял - нужно переосмыслить вышеизложенную идею, и тогда я не только поддержу традицию выдавать под Новый год добрые произведения, но и освежу эту заурядную историю, придам ей больше индивидуальности.
   Упомяну ещё один момент. Этот рассказ перекликается с другим, написанным мной чуть ранее, но отложенным "на потом". Сейчас, когда я пишу эти строки, он полностью готов, только не вычитан и названия у него пока нет. Если кратко и условно, он про "мир тепловозов". В чём сходство? И там, и там повествование ведётся от первого лица, и это "лицо" работает в музее. Завязка обоих сюжетов аналогичная - поиски новых экспонатов для коллекции. Не скажу, что сделал это специально, однако и не стал ничего менять в произведениях. Всё равно различий у них гораздо больше, чем сходства.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"