В неподвижной воде отражались половинка луны, светлая полоса на севере у горизонта, редкие огни ночного города и стоящий на берегу слон.
Встав передними ногами на край набережной, он потрогал воду хоботом. Вода оказалась теплой - а какой она еще может быть в двадцатых числах июля, - и слон осторожно шагнул в пруд.
У берега было неглубоко, человеку-то едва до колена, а тем более слону. Служащие учреждений и лавочек, расположенных выше по берегу, на крутом склоне холма, приходили сюда в обед купаться. Купались здесь и работники оборонного гиганта, занимавшего вершину холма. От завода до набережной было минут десять ходу, а обратно - все пятнадцать, потому что в гору. О том, чтобы за час успеть и искупаться, и пообедать, не могло быть и речи, но жара и цены в последней еще не закрытой заводской столовой отбивали аппетит. К тому же ходили упорные слухи, что в целях укрепления трудовой дисциплины дирекция намерена вернуться к порядку, существовавшему еще при советской власти, когда в обед с завода просто так не выйдешь; и люди пользовались возможностью отдохнуть у воды, пока дают.
Слухи ходили не первый год. Неизвестно, насколько серьезными были намерения дирекции, и были ли они вообще, но сохранение такого порядка, когда работники могут выйти с завода в обеденный перерыв, профсоюзный комитет ставил себе в заслугу на каждой отчетной конференции. Тем более что других заслуг у него не наблюдалось.
Несмотря на то, что здесь купались, на дне было полно всякой дряни: какие-то ржавые железки с острыми краями, обломки железобетона с торчащей арматурой, битый кирпич и даже осколки стекла. У берега плавали окурки, пластиковые бутылки, бумажки и другой мусор. Слон шел, подняв хобот, осторожно ощупывая дно ногами. Крупные обломки он знал наперечет, они лежали на постоянных местах, но мелочь дрейфовала и могла внезапно оказаться где угодно. Вся эта пакость постепенно уходила в слой ила, но в пруд постоянно кидали еще что-нибудь, и опасные сюрпризы на дне не переводились.
Когда вода дошла слону до нижней губы, он остановился, опустил хобот в пруд, набрал воды, завернул хобот назад и с силой выдул воду себе на голову и спину.
Два человека сидели на берегу, на вросшей в склон бетонной панели, и смотрели на слона.
Старший из двоих, несмотря на официального вида костюм, не вполне уместный в такую погоду, был явно сельским жителем. Что-то выдавало его: то ли воротник рубашки, не привыкший к галстуку, то ли газета, подстеленная на плиту под брюки. Видно было, что человек привык к более свободной одежде, а костюм надевает изредка, по праздникам или вот как сейчас, приезжая в город по делам. Был он из тех российских мужиков, которые в тридцать восемь принимают под свое руководство лежащий на боку колхоз, чтобы к пятидесяти вытащить его, - нет, не в маяки, конечно. Чтобы из такого хозяйства сделать маяк, надо в него вбухать ресурсы целого района или деньги какой-нибудь добывающей компании, - это обычно достается другим председателям. Но свое место в верхней половине районного списка его хозяйство занимает прочно.
Младший, в куртке, штанах и кепке, какие носят сельские механизаторы, был определенно городской. Такие спецовки носят не только трактористы на селе, но и шоферы с механиками в городских автоколоннах. Этот, правда, больше походил не на механика, а на художника, хотя частицы, налипшие на кирзовые сапоги, наводили на мысль о ферме или птичнике.
- Ну, что, Серега, это всё? Когда ж твое интересное будет? - спросил старший, доставая из кармана пачку сигарет.
- Погоди, дядя Леня, - младший повернул голову, увидел сигареты, поспешно протянул руку к пачке и сказал: - А вот это не надо! Он не любит.
- Любит, не любит... - проворчал дядя Леня. - Стану я на скотину оглядываться!
- Унюхает - водой обольет. Ладно, только сигарету потушит, а то ведь всю пачку промочит, - возразил Серега.
Дядя Леня замолчал, убрал сигареты и снова уставился на слона. Тот в десятый или двенадцатый раз облил себя водой и снова опустил хобот.
- Серега, а ты не боишься, что, пока мы тут сидим, там твой зверинец разворуют? - снова спросил дядя Леня. - С тебя же спросят, ты сторож.
- Не! - племянник беспечно махнул рукой. - Кому он нужен? Касса ж пустая!
- А компьютер в кабинете?
- А я туда Дружка запустил. Пусть пока сидит, караулит.
- Собака, что ли?
- Леопард, - небрежно ответил племянник, искоса наблюдая за реакцией дяди Лени. Тот вздрогнул и оглянулся в сторону берега, как будто леопард уже крался за кустами.
- А ну как сожрет кого?!
- На кормежке сэкономит, - пожал плечами племянник. Дядя Леня смотрел на него с таким неподдельным ужасом, что тот не выдержал и рассмеялся:
- Да не сожрет он никого! Он старый уже. И сытый. Так, напугает только.
Сергей поднялся, шагнул к берегу и негромко свистнул. Слон шевельнул ухом - то ли услышал, то ли просто так. Как собака, подумал дядя Леня, а какая разница? В Индии вон слоны домашние, может, их там тоже свистом зовут.
Сергей подошел к воде и крикнул:
- Эй, слоняра! Хватит тебе плескаться! Ночь короткая, похавать не успеешь!
Слон как будто понял. Он развернулся в воде и побрел к берегу. Кожа на его боках свисала большими складками.
"Тощой-то какой!" - подумал дядя Леня.
Слон вышел из воды, подошел к Сергею и полез хоботом к нему в боковой карман.
- Да ладно, нет там ничего! Давай, вперед! - Сергей похлопал слона по передней ноге, тот повернулся и двинулся вдоль набережной, как показалось дяде Лене, постепенно ускоряясь. Сергей встал рядом с дядей, сказал:
- Сейчас смотри, дядя Леня.
Тот повернулся к племяннику и спросил:
- Слышь, Серега, а что ж он такой тощой у вас?
- Да смотри же!
Оказалось, он пропустил самый интересный момент. Когда он снова обернулся к слону, тот уже шел крупной рысью и развернул два перепончатых, как у летучего мыша, только очень широких крыла - их-то дядя Леня и принял за складки кожи на боках. Набережная сразу сделалась тесной, как будто по ней разгонялся "Боинг-747".
В странах, где летают "Боинги", 747-й называют "Jumbo". Это примерно так и переводится - "Слоник".
Слон два раза махнул крыльями - не очень сильно, как будто на пробу. Третий взмах был намного шире и резче. Ветер пригнул бурьян на склоне холма, рванул полу незастегнутого пиджака дяди Лени, с Сергея свалилась кепка. Слон оторвался от асфальта и пролетел несколько метров по воздуху, перебирая на лету ногами. Еще раз он коснулся земли всеми четырьмя, перешел с рыси на галоп, а следующим взмахом крыльев оторвался от земли и начал медленно подниматься в небо, поворачивая на лету в сторону пруда.
Дядя Леня, разинув рот, смотрел на летящего слона. Он машинально сунул руку в боковой карман, вытащил пачку сигарет. Увидевший это Сергей придержал его за руку до тех пор, пока слон не отлетел на известное племяннику расстояние, и тогда, отпустив дядину руку, сказал:
- Все, теперь можно. И курить, и пивка.
Он нагнулся, чтобы левой рукой поднять кепку, а правой потянулся к хозяйственной сумке, прислоненной к бетонной плите.
Одна немолодая женщина как-то заметила, что хорошими делами прославиться нельзя. Этот тезис можно понимать двояко. Можно так, что людям, собирающимся делать добрые дела, не стоит рассчитывать на широкую известность. Слава Герострата - это классика, а как звали того архитектора, что строил тот храм? А можно понимать иначе: даже если будешь делать хорошие дела, все равно найдется кто-то, кто направит твои усилия в противоположную сторону.
История селекционера Сосновского подтверждает оба толкования. Фамилия - все, что осталось от него в памяти сограждан, да и та намертво срослась с чудовищным растением - борщевиком.
Наверное, у него было трудное детдомовское детство, попавшее на военные годы. Наверное, тарелка борща была для него несбыточной мечтой. Наверное, старшие детдомовцы постоянно отбирали у него этот борщ.
Наверное, именно поэтому после защиты диплома Сосновский занялся селекцией борщевиков. (Само название растения говорит о том, какую пользу из него можно извлечь.)
Стоявшую на дворе эпоху следовало бы назвать Возрождением, если бы это название не было уже занято. Лед тронулся, но не как в "Золотом теленке", а как в фильме Григория Чухрая
"Чистое небо", с неправдоподобным сюжетом, но великолепно передающем настроение. Караваны ракет стояли на стартовых позициях, готовые
мчать нас вперед, от звезды до звезды, и штурман, уточнив в последний раз маршрут, убирал обратно в планшет космические карты. Космонавты и мечтатели того времени
утверждали, что на Марсе будут яблони цвести. Сосновский был практик, а не мечтатель. Яблоня зацветет в лучшем случае на третий год - это если привезти на Марс привитый саженец. А борщевик в первое же лето, причем из семян, даст урожай зеленой массы, годной хоть в борщ, хоть на силос, - заодно решается проблема молока, мяса и удобрений для марсианских почв.
Одна особенность борщевика омрачала перспективы: сок его, попав на кожу человека, вызывал раздражение. Не у всех, и не всегда, а только в солнечный день: в нем содержались вещества, повышающие чувствительность кожи к солнечному ультрафиолету. В пасмурные дни борщевик был практически безопасен, в борще и в силосе тоже, но на Марсе, с его жиденькой атмосферой, прозрачной для ультрафиолета и почти свободной от облачности, этот недостаток становился решающим. Однако на то и селекционеры, чтобы развивать в растениях полезные свойства и подавлять вредные.
Сосновский работал. О своей работе он писал в научные журналы и рассказывал на конференциях. Успех был уже близок.
Однажды он получил очередной номер журнала, в котором должна была выйти его статья. Редакция уже выплатила гонорар, но статьи в журнале не оказалось. А на следующий день его пригласили для беседы в одно неприметное здание, которое знающие люди считали самым высоким в городе.
("Почему?" - спрашивали их незнающие. Знающие отвечали: "Потому что из его подвалов Колыму видно".)
- Мы внимательно следим за вашими работами, - сказали ему. Сосновскому это было лестно, хотя и не совсем понятно, с какой целью.
- Вы, товарищ Сосновский, конечно, знаете, что наша страна находится во враждебном окружении.
Это был не вопрос, а утверждение.
Мысль о враждебном окружении гнездилась где-то на периферии сознания. О нем должен был знать каждый, но эпоха как-то не располагала к подобным мыслям.
- Есть мнение, - продолжали те, кто пригласил Сосновского, - что ваше растение можно использовать для создания заградительных полос против проникновения шпионов, диверсантов и прочих нежелательных элементов. Естественно, после усиления в нем соответствующих свойств. Вам, надо полагать, известно, каких именно. Вот этим мы и предлагаем вам заняться.
Заниматься развитием известных свойств Сосновскому страшно не хотелось, но отвечать отказом в этих стенах тоже было не принято, и он спросил наобум:
- А почему бы не использовать для создания заградительных полос крапиву?
- Потому что крапиву все знают, - ответили ему снисходительно. - Да, кстати, посмотрите вот эти журналы. Вы их, должно быть, не видели, а там есть кое-что по вашей проблеме.
На краю стола лежала толстая стопка журналов, которых Сосновский действительно раньше не читал. Большинство из них были с грифом "Для служебного пользования" - кроме двух или трех, на которых стояло "Секретно".
На этом Марс для Сосновского кончился.
Борщевик так и не сделался пригоден для заградительных полос. Несмотря на то, что его вредоносные свойства удалось многократно усилить, от контакта с растением до появления солнечных ожогов, пусть даже очень тяжелых впоследствии, всегда проходило некоторое время - хотя бы полчаса. За это время диверсант мог успеть сделать свое черное дело, что никак не устраивало заказчика. На Западе тем временем ползли слухи о появлении в Советском Союзе нового отравляющего вещества кожно-нарывного действия, и всю программу потихоньку свернули.
Потом, на волне конверсии, кто-то подал мысль, что борщевик Сосновского - ценная силосная культура. Это так, и в силосе он безопасен, вот только убирать его надо в скафандрах. На той же волне колхозы, расположенные вблизи аэродромов ВВС и ПВО, накупили списанных высотных скафандров; а остальным что делать?
Дальнейшая судьба Сосновского покрыта мраком. Сведения о нем похоронены в каких-то архивах. Борщевик понемногу расползается по Нечерноземью. Кое-где сейчас можно прочитать, что это растение занесено сюда с Кавказа, где оно встречается в дикорастущем виде. Что не удивительно: искать корни наших проблем на Кавказе уже становится традицией.
Яблони на Марсе по-прежнему не цветут.
Дорога от восточной окраины города к двум ближайшим деревням проходила в двадцати метрах от берега пруда.
Когда-то здесь, в неглубоком заливчике, купались жители и этих деревень, и городской окраины. Дорога была не асфальтированная, но в хорошую погоду проезжая хоть для машины, хоть для велосипеда, а в плохую что делать на пруду? Небольшой насыпной пляж числился на балансе одной строительной фирмы, которая каждый год в начале сезона присылала сюда пару-тройку самосвалов с песком.
Потом произошли одно за другим три события.
Строительная фирма обанкротилась, и пляж перешел на баланс городской администрации. Песок больше никто не возил.
Двадцатиметровую полосу от дороги до пляжа захватил борщевик.
Участок за дорогой отвели под строительство коттеджей для отцов города и новых хозяев городских предприятий. Дорогу заасфальтировали и с двух концов перекрыли шлагбаумами с охраной. Местное телевидение сделало несколько передач о борщевике Сосновского, и теперь владельцы коттеджей не опасались нежелательных гостей со стороны пруда.
(Имеются в виду не террористы, а наши же сограждане. Которые очень любят считать чужие доходы, а сосчитав, делать выводы о их происхождении. Так это еще полбеды, - беда в том, что те выводы иногда оказываются верными.)
То, что на пляже нельзя было купаться, обитателей коттеджного поселка не волновало. Бассейны имелись в каждом коттедже, причем в большинстве крытые.
Слон летел низко над водой, чуть взмахивая крыльями. Подлетая к бывшему пляжу, он совсем перестал ими махать и вдобавок широко растопырил уши, чтобы, коснувшись воды ногами, не зарыться сразу же в нее хоботом.
Подняв фонтаны брызг, слон опустился в заливе, пробежал по воде метров двадцать, сворачивая крылья, а затем, уже шагом, решительно направился к зарослям борщевика. Захватив хоботом верхушку ближайшего растения, он потянул ее к себе и с хрустом и чавканьем начал жевать. Минут через сорок в зарослях был частью проеден, частью вытоптан сквозной проход, а слон все ел, постепенно его расширяя.
Проход был не первый. Больше десятка таких же пересекали заросли, некоторые по прямой, другие зигзагом, были и такие, что начинались и заканчивались на берегу, не выходя к дороге. В некоторых уже поднималась молодая поросль: борщевик растет быстро.
Слон, потянувшись хоботом к очередной верхушке, вдруг остановился, прислушался. Постояв так полминуты, он вернулся к еде, а еще через полминуты со стороны поселка к зарослям подбежал ротвейлер по кличке Султан, которого выпускал на ночь бегать по берегу хозяин одного из коттеджей. Он, единственный из всех, был всерьез обеспокоен появлением проходов в зарослях.
Проходы начали появляться в прошлое лето. Когда это случилось в первый раз, были встревожены все, тем более что на берегу, между зарослями и водой, обнаружились какие-то ямы в песке, похожие на чьи-то следы, только очень большие.
На всякий случай вызвали саперов. Приехали четверо, проверили ямы, ничего в них не нашли, о чем и сказали стоявшему на дороге, в ожидании результатов, мэру города. Того заключение не устроило: всякое непонятное явление, считал он, должно быть либо объяснено, либо ликвидировано, потому что неизвестная опасность хуже известной.
- Что это может быть? - допытывался городской голова.
Хмурый лейтенант, командовавший саперами, пожал плечами:
- Кто его знает? Может, лось.
Он с самого начала считал вызов напрасной тратой времени, что и подтвердилось.
Стоявший рядом директор оборонного гиганта, а с недавних пор его же крупнейший акционер, иронически хмыкнул:
- Больно здоровый. Это не лось, я лосиные следы знаю.
Он действительно знал. Директор был охотник, причем охотился исключительно на крупную дичь.
- Ну, мамонт, - сказал сапер. - Может, у вас тут в болоте мамонты водятся.
Лейтенант сказал это совершенно серьезно, без тени улыбки. Бывает у людей такая манера шутить. А может быть, у него просто было настроение, не подходящее для шуток. Городской голова вскипел, но лейтенант не обратил на это внимания: у него свое начальство. Не обратил он внимания и на азартный блеск в глазах директора. Тот сразу оценил открывшиеся перспективы: мамонт - это даже не крупная, а очень крупная дичь, охота на которую к тому же никак не регулируется. В Красную книгу он не занесен, и выдачей лицензий на мамонта не занимается никакой орган, а что не запрещено законом... Конечно, всем известно, что мамонты давно вымерли, но вдруг?!
Проходы появлялись и дальше, никаких последствий это не имело, и к ним постепенно привыкли. Городской телеканал повторил передачу об опасности борщевика - так, на всякий случай. Из всех обитателей коттеджного поселка только городской прокурор продолжал беспокоиться на эту тему, но его беспокойства никто не разделял, и в конце концов он решил завести ротвейлера.
- Возьми лучше кавказца, - посоветовал ему директор оборонного гиганта, уже оставивший мечты о мамонте. У него недавно ощенилась кавказская овчарка. Прокурор подумал и отказался. Кавказцы почти неуправляемы, а в ротвейлере чувствуется немецкая, даже какая-то прусская выучка.
В августе новые проходы в зарослях вдруг перестали появляться, а в следующее лето однажды утром неожиданно вновь обнаружился проход. Вечером прокурор, предупредив соседей, выпустил своего Султана. Две ночи ничего не было, а потом проходы снова стали появляться, и ничто уже не помогало.
Ротвейлер не моська, на слона попусту лаять не будет.
Пробегая мимо слона, Султан чуть замедлил бег и качнул обрубком хвоста. Слон в ответ махнул ушами. Он бы кивнул, но, поедая верхушки борщевиков, кивнуть не так просто; а размахивать хоботом - признак агрессивных намерений. У слона таких намерений не было. У Султана тоже. Он был приучен кидаться на незнакомых людей, а не на слонов. А этот слон уже, можно сказать, знакомый.
Светлая полоса на небе переместилась с севера на северо-восток и стала заметно шире. Слон ушел от дороги к берегу и подъедал борщевик у самой воды. Он не знал, что такое время, но ощущал какое-то смутное беспокойство.
Из-за борщевика донесся приближающийся звук мотора. Слон торопливо доел начатое растение и рысцой двинулся в воду. За стеной зарослей скрипнули тормоза, хлопнули автомобильные двери, луч фонаря начал шарить по верхушкам. Послышался крик:
- Смотри, еще один! Вчера не было!
Слон развернул крылья и начал разбегаться вдоль берега.
Дно здесь было чистое, хотя и илистое, но что слону двадцать сантиметров ила? Здесь он позволял себе то, на что никогда бы не решился в городе: высоко подпрыгивая, мчался по воде галопом и при этом бил крыльями - не для того, чтобы взлететь, а чтобы поднять как можно больше брызг. На дороге что-то закричали, заметался луч фонаря, но за трехметровой стеной борщевика людям не было видно ничего, а лезть в заросли никто не рвался: видимо, тоже смотрели телевизор. Слон два раза сильно взмахнул крыльями, уже не задевая воду, оторвался от поверхности пруда и исчез в темно-сером небе.
Дядя Леня с племянником Серегой сидели на берегу, на вросшей в склон бетонной панели, разговаривали и пили пиво. Каждый держал в руке по пластиковому стакану: дядя Леня почти пустой, у Сереги чуть меньше половины. Полуторалитровая бутылка стояла у ног, и в ней оставалось совсем немного. Сергей за разговором еще и посматривал на небо над дальним концом пруда.
- ...Заметь, дядя Леня, по документам он не просто зверинец, а зоопарк. А зоопарки в областных-то центрах не во всех, а в городах вроде нашего - может, вообще единственный. Наш мэрин с ним носится, как с писаной торбой, всем подряд показывает.
- Иностранцам? - спросил дядя Леня. Сергей усмехнулся.
- Хотел однажды. Иван Филиппович - это директор наш - едва его отговорил. Ни в коем случае, говорит, не показывайте. Для них это не зоопарк, а издевательство над зверями, там зверей так не содержат. Ну сам посуди, дядя Леня: у Дружка клетка - три на три метра!.. Так что иностранцам, конечно, ни-ни, а вот если кто из области или из соседних областей, тогда обязательно. А как доходит до бюджета, так норовит урезать. Ищите, говорит, спонсоров...
- Ну, и как, находятся?
- Находятся. Только с ними свои заморочки. Ну, даст он, скажем, сто тысяч - ведь не скажешь ему, что, господин хороший, нам бы вот сейчас не сто, а сто три с половиной. Ему же эти деньги не с неба падают, а тому дай, этому отстегни, и налоговая косится. Он же все время под статьей ходит... Так потом за эти три с половиной тысячи столько нервов уйдет, а мэрин на ближайшем совещании норовит опять бюджет перекроить. Вам, говорит, спонсоры дали, а мне пенсии платить нечем. Ну да, ему нечем, а зверье-то тут при чем? А он, зараза, если не урежет, то задержит точно. Так вот и крутимся. Думаешь, я просто так слоняру выпускаю?
- Что он там жрет? - спросил дядя Леня.
- А леший его знает. Там, на той стороне, камыши, какие-то заросли у воды. Ему без разницы, он и веники может. В прошлую зиму нас банно-прачечный комбинат вениками снабжал. А в январе один колхоз силоса отвалил - прямо, можно сказать, завалили нас.
- Им что, девать некуда?
- Да у них там остаются веники в бане после закрытия, так они нам отправляли. Слоняра дубовые и березовые трескал за милую душу. А пихтовые не ел.
- Нет, я про силос.
- А, это! Там такая история: с Нового года подскочили цены на бензин, ну, председатель посчитал, во что им выйдет возить молоко на комбинат, видит - чистый убыток. Сунулся было в другой район, там вроде согласны своим транспортом забирать, но при этом цену называют - опять одни убытки. Ну, и пустил все стадо под нож. А силос попробовал продать - или не берут, сами коров режут, или опять же такую цену дают, что нет смысла связываться. Ну, он приехал сюда и говорит Ивану Филипповичу: если свой транспорт пришлете, отдам бесплатно.
"Что же, так и не было способа сохранить стадо?" - подумал дядя Леня, но вслух не спросил. Он помнил, как сам выкручивался в прошлом январе и как ему не единожды приходили в голову такие же мысли. Часть дойного стада и он пустил под нож.
- Вот сейчас он там нажрется, - сказал Сергей, - а днем его не кормят. Неделю-другую еще так попасем, а там все, лафа кончится. Начнем сено тратить.
- А что так?
- В августе вода уже холодная. Простынет еще.
- Слышь, Серега, - дядя Леня задал наконец давно волновавший его вопрос, - а вот эти крылья, они что, у всех слонов или только у этого?
- Ну, дядя Леня! Ты думаешь, я много слонов видел? Этот единственный! Есть крылья - и ладно, ночью полетает, попасется. А до других мне какое дело?
- Я думал, ты университет кончал...
- Я же не биолог, а дизайнер. А это вообще скорее к твоему сельхозу относится.
- Так и я не животновод, а механизатор. И в каком таком сельхозе слонов проходят?
Оба замолчали. Сергей посмотрел на дядин стакан и слил в него остатки пива из бутылки. Дядя Леня, однако, был занят своими мыслями:
- Ноги все на месте - значит, третья пара конечностей. Мутант, что ли?
- Какие, однако, ты слова знаешь, дядя Леня, - съехидничал Серега и тут же пожалел об этом, потому что дядя обиделся не на шутку.
- Ты что же, думаешь, мы в глуши живем, совсем дерёвня?
Сергей испугался - не того, что обидел дядю, а того, что тот в пятый раз станет рассказывать, как пробивал через районную администрацию строительство дороги от тракта к деревне. И ошибся, дядя сказал совсем другое:
- У нас, между прочим, Интернет и спутниковое телевидение.
- Откуда? - удивился Сергей. На самом деле удивился.
- Физик сделал. Учитель. Школа, Серега, на селе - первое дело. Я для своей учителей сам подбирал, с бабами из РОНО не связывался. Им бы только отчитаться, а после они по бумажке живут... Ты знаешь, у меня биологичка, девчонка - только после университета, а с ней агроном советуется...
- Так-таки и советуется?
- Ну, по своей части он, конечно, сам разберется, а если что касается теории - тогда к ней. А химик - тот вообще!..
- Тоже после университета?
- Нет. Химика я с этого вот завода перетащил, - дядя Леня ткнул большим пальцем за спину, в сторону оборонного гиганта. - Чем, говорю, тебе здесь за гроши вкалывать, давай к нам в деревню. Платить тебе будут те же гроши, зато картошка-моркошка своя, огород я тебе всегда трактором вспашу, дрова от хозяйства бесплатно, цыплят продам по льготной цене, ты только ходи за ними. Да и воздух у нас - куда твоей гальванике!
- И поехал?
- Поехал. Значит, душа у человека лежит к деревенской жизни... Так он что удумал: из крыжовника делает вино, потом гонит из него спирт...
- А что, другие не гонят?
- Ты погоди! Гонит спирт, потом идет на пилораму, приносит оттуда дубовых опилок и засыпает их в этот... как его? Слово забыл! На экскаватор похоже...
Дядя Леня замолчал, вспоминая слово. Сергей брякнул, то ли в шутку, то ли всерьез - он сам не понял:
- Экзекутор.
- Да ну тебя! - сказал дядя Леня и тут же вспомнил: - Экстрактор!
"Экс-трактор - бывший трактор, - подумал Сергей. - От экскаватора недалеко".
- Так вот, засыпает в экстрактор и гоняет через него этот спирт часа четыре. Или дольше. И такая, я тебе скажу, штука получается - как коньяк, только лучше!
Он бы еще долго рассказывал о своей школе, но Сергей решительно его оборвал:
- Все, летит. Допиваем и убираем.
- Где летит? - спросил дядя Леня.
- Вон, смотри, - показал Сергей. - Ниже смотри, над самой водой. Сытый, скотина, тяжело летит.
Пустую бутылку и стаканы Сергей сложил в большой полиэтиленовый пакет, тщательно завязал горловину и засунул его в бурьян на склоне холма.
- Ты это зачем? - полюбопытствовал дядя Леня.
- Он пиво любит до безумия. Унюхает - сожрет. Прямо бутылку вместе со стаканами.
- Ну, сожрет, и леший с ним!
- Ну да! Его от пластмассы пронесет, а мне убирать. Ладно, если в клетке, а то ведь может и прямо на улице. Знаем, проходили.
Теперь и дядя Леня видел, что слон действительно летит над самой водой. Пару раз по гладкой поверхности пруда пошла рябь, и он подумал, что слон уже задевает воду ногами, но потом понял, что это просто что-то упало в воду позади слона, и даже догадался, что именно. Он хотел спросить Сергея, не из этого ли пруда часом берут воду для городского водопровода, но передумал. После обеда он собирался ехать домой, в деревню, и спрашивать уже не имело смысла. Да и хлорировали воду безбожно.
Опускаться на воду здесь было небезопасно, и слон дотянул до набережной. Он тяжело плюхнулся на асфальт, дядя Леня почувствовал, как дрогнула земля. Слон пробежал немного, замедляясь и складывая крылья, и направился к Сергею, вытянув хобот. Сергей достал из сумки студенческий батон, протянул слону, тот захватил батон концом хобота и сунул в рот. Батон исчез, а слон моментально потянулся за новым. Не найдя ничего в руках у Сергея, он засунул хобот в сумку и принялся шарить там.
- Да нет ничего! - сказал Сергей, отбирая сумку. - Пошли домой, дома еще дам.
Он потянул слона за хобот. Слон вырвался и дунул прямо в лицо Сергею.
- У, зараза! - крикнул тот. - Опять борщевик трескал!
Он решительно двинулся к переулку, поднимавшемуся с берега в гору. Обернувшись к слону, сказал:
- Пошли, слоняра! Я тебя ждать не буду! - Потом повернулся к дяде. - Идем, дядя Леня. Догонит.
Они пошли к переулку вдвоем. Дядя Леня спросил:
- А не боишься ты его так выпускать? Вдруг совсем улетит?
- Он же не дурак. Куда ему лететь? Вернется. И сейчас никуда не денется, ты только не оглядывайся.
Шаги слона дядя Леня не столько услышал, сколько почувствовал через асфальт. Слон догнал их у самого переулка, пристроился к Сергею сзади и положил ему хобот на плечо. Тот накрыл конец хобота ладонью, все трое свернули в переулок и начали медленно подниматься в гору, к зоопарку. Глубокие складки кожи колыхались на боках слона - только беспардонный фантазер мог бы вообразить, что это сложенные крылья.
За домами послышался шум мотора, по улице прогрохотал грузовик. Для кого-то в городе уже начался рабочий день.
P.S. на всякий случай. Описанные здесь события никогда не происходили в действительности.