Аннотация: Воскресное утро 25 октября 1891 г. Марсель. Клиника Непорочного Зачатия.
Покорители,
или семь картин вечности
Фантазия
Картина седьмая
Воскресное утро 25 октября 1891 г. Марсель. Клиника Непорочного Зачатия.
Рембо пять месяцев спустя после ампутации ноги.
Худой и бледный, как смерть, он лежит на кровати у окна.
Голова седа. Вокруг глаз чёрные круги, левый - наполовину закрыт.
Боль в конечностях, спине и груди не даёт ему ни минуты покоя.
Рембо (в отчаянии). Жажда! Умираю от жажды! Огонь изнутри, задыхаюсь, не могу кричать. Это ад, вечное наказание! Я сгораю, как и должно было произойти. Голод, жажда, крик и танец, танец, танец, танец! Вот они, благородные амбиции! И это всё ещё жизнь! Вечное проклятие! Человек, желающий искалечить себя, приблизить час гибели, проклят навечно, разве не так? Но это не всё. Я желал умереть, но убоялся пламени, отместки и изнеможения, пренебрёг и душой, и телом. Бедная невинность! Адом нельзя напугать язычников. Это всё ещё жизнь! Позднее удовольствия проклятия подомнут под себя, проникнут глубже. Злодеяние, поспеши, чтобы рухнул я в небытие, свершилось человеческое предначертание. Сказать ли, что знаю истину и справедливость: моё суждение здраво и окончательно, я готов стать совершенным... Гордость! Это она сжигает внутренности, выедает кишки. Сохнет кожа на черепке. Угасает сознание. Сострадания! Сострадание - вот что мне нужно. Откуда страх? Мне страшно, Господи. Жажда, неимоверная жажда.
Прусский солдатик в парадной форме рядового подходит к изголовью.
Прусский солдатик. Артюр, ты узнал меня.
Рембо (спокойно). Узнал. Ты и есть смерть: когда никого нет рядом, мне кажется, что я уже в гробу.
Прусский солдатик. Разве не целую вечность мы знакомы с тобой?
Рембо. Гораздо лучше было бы давным-давно умереть, не видеть, во что превратишься. Что я теперь? Несчастный калека. (Плачет.) Пробуждение невыносимо, засыпаю с успокоительным. И всё время плачу: слёзы сами текут из глаз. Неужели мои страдания ничего не стоят? Увы! Как ничтожна жизнь! Хочешь насладиться хотя бы последней четвертью, а едва дотягиваешь до половины. (С надеждой.) Наконец-то всё кончено: слуге Аллаха не пристало занимать вторую жизнь.
Прусский солдатик. Мой чокнутый путешественник с семьдесят шестой параллели! Вид твой ужасен. (Принимается менять постельное бельё.) Я не забыл о своём наперснике. Все думают: так сестра ухаживает за своим братом. А это я, твой многотрудный ангел. Сегодня в её лице. Сколько часов в этом неустроенном мире, где даже и сказать-то ничего нельзя и помыслить-то страшно, мы провели бок о бок вместе! Сколько раз под диктовку да с шелестом звёзд ты складывал строчки!
Рембо (подавлен и растерян, стонет от боли, причиняемой малейшим движением). У меня не хватило решимости, я испугался и пренебрёг поэзией, и теперь уйду в землю, а ты будешь купаться в море, нежиться в солнечных лучах.
Прусский солдатик. Ты пренебрёг литературой, отказался от запруды ради струи родника. Если поэт не читает стихи, значит ли это, что он не пишет? Если из тучи не идёт дождь, значит ли это, что её и не было никогда? Если земля под паром, значит ли это, что она ничего не даёт? (Убирает корзину с грязным бельём, застилает свежее.) Путешествие только начинается: у него был чудесный пролог. Ты увидел сидерические архипелаги и открытый небосвод островов, и там, где угадал грядущий Расцвет, - твоё пристанище.
Рембо. Птиц златых миллион! В этом путешествии я потерял всё и больше не тронусь с места. Нога отнята, рука обездвижена. Киль разбит! Что мне сулят?
Прусский солдатик. Вечность. Ты был готов не жалеть себя. Иные заплатили дороже - головой и рассудком. Крепись: для последнего шага не нужно ни трости, ни костыля. Ты исповедовался небесам, теперь исповедуйся людям - дай знать, что твоя душа в лучшем из возможных миров. Она столько сделала для них, будь героем - отдай им и тело. Покажи выход, и те, кто пробудится, обретут ещё один мост из небытия в вечность, ведь сбежать из преисподней мало, чтобы избавиться от проклятия. (С силой.) И это всё ещё жизнь!
Рембо. Что ж! Я хотел бы пересесть с этого корабля на другой, а мне даже неизвестно его название. Кому он принадлежит? (Делает усилие приподняться). А! Не важно. К какому часу надо быть на борту?..
Прусский солдатик. Тебе ли, который пробил неба рдяную хмурь...
В палате темнеет, при том что сильный свет бьёт из окна.
В перспективе виден бульвар, полный людьми. Слышен детский смех,
стук колёс, топот лошадей, сердитые окрики и удивлённые голоса.
Голоса:
- Глядите-ка, да это же знаменитый Рембо!
- Какой-такой Рембо?
- Внук старика Кюифа, далёкий от всего, что происходит вокруг.
- Проклятый!
Голос Верлена. Наша любопытная Варвара.
- Тот самый бродяга?
- Мальчишка - покоритель! - хотел дать пинок под зад всему свету.
- Роковое существо!
- Брат покойной Витали, дряхлый старик.
Голос Верлена. На что пошли бы мои деньги? На девочек, на кабаки? На уроки игры на фортепьяно? Чушь!
- Слушайте, милый мой господин Рембо, мы живём только один раз. Воспользуйтесь же этим и пошлите к чёрту всех Ваших наследников.
- Как же так, Артюр? Неужели Муза?..
- Omnia sic pereunt, rapide per inania rapta.
Голос Верлена. Ну и как поживает наш красавчик?
- Заполучил-таки пианино и немилосердно бренчит с утра до вечера - какое достижение!
- И это Рембо-коммунар? Лунатик!
- Рембо-мореход! Пропал - как в воду канул.
- Коммерсант! Собачья погибель!
- Наш любезный и утончённый соотечественник.
Голос Верлена. Солнце, которое светит во мне и никогда не погаснет. Он снится мне каждую ночь.
- Монах-бенедиктинец: горсть сухого проса - вся его трапеза.
- Друг настоящий...
- У Вас всегда всё идёт как по маслу, что случается крайне редко в этой части Африки.
- Продавать чётки, кресты и распятия ещё более опасно, чем путешествовать по пустыне... Дорогой мой господин Рембо, будьте умницей и присылайте мне то, что можно продать.
- Вы известны как человек сильный духом, как философ, который поймёт, что дело не в потере ноги - разве может она помешать Вам продолжить свой жизненный путь... Ваш слуга Джами теперь работает на меня.
- Сифилис, синовит, гастрическая лихорадка!
- Что с ним? Куда его занесло? Быть может, его кости белеют на какой-нибудь заколдованной пирамиде...
Голос Верлена. В конце концов, моей вины тут нет!
Снова палата. Рембо и прусский солдатик наедине.
Рембо (на грани полного изнеможения). Жизнь растрачена, ничего не осталось. Кончились оргии пасхальной недели. Я полностью парализован, поэтому хотел бы заранее прибыть на борт. Сообщите, к какому часу...
Прусский солдатик. Тебе ли, вечному прядильщику небесно-голубой неподвижности, хлопотать о расписании? Надо быть до конца современным. (Тоном Верлена.) И с отвратительными современниками тоже.
Рембо. Не копайся в грязном белье. Это слишком низко! (Глядит в потолок.) Нет больше ничего: ни дорог, ни пропастей, ни ущелий, ни свода над головой - ничего, кроме белизны, о которой можно думать, к которой можно прикасаться, которую можно видеть или не видеть, но от которой невозможно оторвать взор, ведь там сказочные города наук, искусств и ремёсел. Арии спеты, станцован джиг: я приблизился к ним вплотную.
Прусский солдатик (увещевает). Надо только перешагнуть порог - войти и поклониться управителям вечности, помазанникам.
Рембо (полувопрошая). Время выплат прошло...
Прусский солдатик (обнадёживая). Прошло!
Рембо. Этим летом все деревья облетели и покрылись инеем: буря благословила моё отправленье. Я возвращаюсь. В Хараре у меня много друзей, скоро снова увижу их.
Прусский солдатик. Скоро! Тихоходная наука не поспевает. Куда ей! Смерть и рождение, опьянение и наркотики - ты видишь, какою ценой достаются бриллиантовые миниатюры озарений. (Даёт ему воды.) Ты воздал за них мзду.
Рембо. Пить! Жажда проникла во все клеточки тела.
Прусский солдатик. Жажда - нечто большее, чем ты сам, ей не внятны ни боль и ни тлен. Это так просто - нет, не примитивно - просто: не пытаться отделить хлеб от плевел: человек одно целое. Как можно разъять инструмент?
затем виолончель и после скрипки повторяют одну тему.
Рембо. Танец! Танец!
Прусский солдатик. Чудо быть его инструментом! (Кружится.)
Рембо. Проклятие!
Прусский солдатик. Чья душа без греха?
О дворцы, о века,
Я учась осилил чары
Счастья, что даётся даром.
И во здравие легка
Будет песня петушка.
Да и я оставлю злость,
Чур меня, незваный гость.
Волшебство! душа и тело
С ним не ведают предела.
Что словам моим поручим?
Убегающим, летучим!
О дворцы, о века!
Если же беда случилась,
Мне ль не знать её немилость?
Стоит ею пренебречь,
В гроб скорей придётся лечь!
Прусский солдатик останавливается и глядит на притихшего Рембо.
Некоторое время музыка одна наполняет пространство, но и она вскоре уступает место тишине.
Рембо. О Дворцы, о Века! Ощущение счастья. Как давно это было!
Прусский солдатик. Ничто потом не могло его заменить?
Рембо. Увы, не помогали даже слитки золота, зашитые в поясе. Богатство и время! Всё тщетно: ни того, ни другого. И теперь мне мерещится девочка, что увязалась за мной в Париж, рискнула броситься в неведомое и очутиться в столице. В ожидании утра мы уснули на бульварной скамейке. Я не хотел допускать её в ту свою жизнь, что предстояла мне в городе самой смешной поэзии и преглупой философии. Мы расстались на Северном вокзале. Быть может, оттуда она уехала к родственникам в предместье. А может быть, погибла после, в дни Коммуны, когда жизнь не стоила ничего. Всё равно мне было бы не по себе встретить её где-нибудь на улице: тень настигала меня.
Прусский солдатик. У неё были фиалковые глаза.
Рембо. Малышка до сих пор глядит ими мне в душу. Женщины, которых я знал, не были идеальны: они исчезли, не оставив и воспоминания.
Прусский солдатик (ладонями сжимая виски). По смерти люди теряют всё, что в их собственности. Память тоже собственность, и вы теряете её наравне со всем прочим.
Рембо. А ты помнишь себя? (Прусский солдатик вздрагивает.) Реальна только она и её фиалковые глаза.
Прусский солдатик (устало, но всеми силами стараясь внушить свою мысль). Неужели вы думаете, что ваши сексуальные пристрастия, блеск первопрестольных и нищета окраин могут занимать вечность? Это гумус, пусть из него и произрастают звездные нити вселенной. Даже не вспышка. Преходящее не может свершиться нигде, кроме ваших личных забот. Я вестник вечности - если слышишь меня, никто иной не даст тебе так много, как я: тело выпьет ток моих уст, сердце двинется в ритме моих мелодий, руки воздадут пасы мистическому трепету перед тайной, готовой открыться тебе. И тогда ты оставишь себя и радостно перельёшься малой чашей жизни во вселенский родник вещества. Это наивысшее наслаждение потери и вновь обретения люди называют смертью. Одни желают повторить всё с самого начала, другие - скорее получить то, к чему не могли прикоснуться прежде: свет, а не тень, небо, а не землю, - стать легче и снова пуститься в путешествие, уже по небесам. (Отрицательно качает головой.) Вы всё-таки слишком тяжелы, чтобы парить. Утопленники. Потому и те, и другие не ведают, что ничего не стоят.
Рембо. Что же имеет ценность?
Прусский солдатик. Разумеется, не те фунты золота, что оставил в Каире. (Ошарашено.) Ну и фокусы ты выкидывал! Чего стоит потрава собак в Хараре, а караваны с оружием для абиссинского негуса?! И всё это на моих глазах... Право, каким непредсказуемым ты был в ожидании своего часа!
Рембо. Что же имеет ценность?
Прусский солдатик. Плач в ушах твоих розовый звёздной тоски - этим ты выкупил себя на свободу. Ясновидцу доступно невозможное, ведь он знает, что такое деяния вечности. Ему ли не слышать моих шагов - грохота труб, боя литавр, плача стихов? Я могу заворожить танцем, отдать на попрание хищнику! Только ради одной-единственной ноты в нелепой бойне могу уничтожить полчища и народы. Sic! (Проворачивается на каблуках.) И нет ничего величественней меня.
Рембо. Ты так жесток?
Прусский солдатик. Жесток мир, по которому я прохожу. Случай - законодатель ваших общин и государственных устройств, эволюций и революций; я - сама жизнь, ваше творчество, боль и экстаз.
Рембо. Зачем мы тебе нужны?
Прусский солдатик. Ты знаешь: чем больше сонм, любовью озарённый, тем больше в нём благой любви горит, как в зеркалах взаимно отражённой.
Рембо (благодарно). Да, всегда огонь благой любви зажжёт другую, блеснув хоть в виде робкого следа. Но какою ценой? Страданием всех и вся?
Прусский солдатик (мягко). Состраданием: вы сами затеяли игру в историю, перетащили мысль в мир вещей. (Насмешливо.) Чего вам не жилось в Эдеме? Теперь вечность надо ещё заслужить. Попробуйте-ка обрести её, успейте осмыслить себя. У вас есть шанс осуществиться. Предназначение. Покорители, вы только видите свет, но недостижимы лучи. Тени ускользают. И вы ради самого прекрасного, чтобы ощутить его здесь, в аду, за краткий миг остаётесь в нём навсегда.
Рембо (уверенный в несправедливости). К сожалению, понимание наступает слишком поздно. Этого никому не объяснишь.
Прусский солдатик. Сказав столько, ты на что-то надеялся.
Рембо. Моей единственной радостью было помогать другим. К чему привели сверхчеловеческие усилия?
Прусский солдатик. К пробуждению. Вам суждено познавать добро и зло до самого порога - вы этого так захотели. Но можно поступить по-иному: получить плод с другого Древа, Древа Жизни, - любить.
Рембо (шёпотом). Поздно.
Прусский солдатик. Любовь не знает, что такое рано или поздно.
Рембо (ещё тише). Поздно. Пришли времена арабов-убийц.
Прусский солдатик (уверенно). Так возлюбите их! Иначе не спасёт и парапетная броня. (Разочарованно.) Впрочем, без любви вы и так приговорены, без смерти мертвы.
Рембо. Тогда зачем ты со мной?
Прусский солдатик. Я пришёл, чтобы взять и навсегда оставить тебя здесь и сейчас, в этом вечном моменте, называемом настоящим.
Рембо. Что же, это и есть вечность? Там, куда волна солнце увела?
Прусский солдатик. Это настоящее, которым вы живы, в котором узнаёте бессмертие, как только чуть прикасаетесь к вечности. (Безапелляционно.) Я всегда давал тебе то, о чём ты просил.
Рембо. И этим сводил меня с ума.
Прусский солдатик. Что поделаешь? Так устроен мир. (Укладывает его.) Теперь всё. Отдыхай. (Целует.)
Рембо. Когда я проснусь, ты будешь рядом?
Прусский солдатик. Когда проснёшься, не будешь отличен от меня. Спи, поэт, смотри красивые сны. (Закрывает ему глаза.)
Рембо засыпает. Смеркается. Музыка - та же оркестровая пьеса, что и при встрече с Верленом.
Долина реки. Прусский солдатик лежит наполовину в траве. К реке спускается Рембо.
На нём костюм ученика коллежа. Стоптанные ботинки выдают множество миль, которое он одолел пешком. Ему 16 лет.
Рембо (ничего не подчёркивая, но несколько конвульсивно, как будто в лихорадке).
![[Николай Шиляев]](/img/k/kustow_o/pokoriteliilisemxkartinwechnosti/07-07716pokoritelired.jpg)