В погоне за убегающим светом всадник подгонял транка. Хлыст в его руке взмывал вверх и опускался на спину зверя. Сине-зеленая кожа, взмыленная и иссеченная, лоснилась на солнце, дразня хозяина. Из длинного хобота транка сочилась пена, он уже давно не кричал, только волочился по камням. Их догоняла тьма.
Всадника звали Тартуком. Когда-то он был вождем в своем племени, теперь его племени нет. Старики остались в стойбище и замерзли, молодые отстали один за другим, они повторили судьбы своих отцов. Ни у кого не было такого выносливого транка, даже у жены Тартука. Только раз он позволил себе обернуться, услышав, как она зовет его. Он помнил, как она отстала, помнил иней на ее ресницах, ее морозное дыхание и испуганный взгляд, а потом холод забрал ее у него, ее и их нерожденного сына.
Вот уже сотню лет боги жили рядом с людьми. Народ Тартука прислуживал богам, пока они пили их кровь, истощали землю. Леса стали степями, а потом и пустынями. Безжизненные пустоши, вот во что они превратили некогда цветущие луга. Боги обещали им, что когда наступил конец света, и солнце умрет на их глазах, они не оставят своих самых верных сторонников и заберут их с собой в рай.
Но не всем было по силам смиренно ждать конца. Произошел раскол, в то время как одна часть народа осталась прислуживать богам, другая ушла жить в пустоши. Боги смеялись им в спины, теперь Тартук понимал, почему. Он спешил в главный храм уже не ради спасения и прощения, все надежды умерли вместе с его семьей, - он искал мести.
Наконец впереди показался Нгом, это самый большой город на планете и последний из городов. Тартук никогда не видел его вживую и при других обстоятельствах поразился бы его величию, но не теперь, когда мир погибал.
Перед самыми вратами Нгома транк упал. Тартук даже не взглянул на него, зная, что уже ничем не может ему помочь.
Неприступные врата были распахнуты настежь, и он вошел в них. Как реки, бегущие вспять, все улицы города поднимались вверх по склону, они вели на вершину великой горы, куда некогда снизошли боги. По преданиям все дороги мира ведут туда, и сколько бы не блуждал потерянный, однажды он вернется под могучие своды древнего храма, где расколотому народу суждено объединится вновь.
Тартук был последним из свободных. По безлюдным улицам он поднялся к вершине и увидел храм, непохожий ни на одно строение народа, порождение чуждой, непривычной архитектуры, темного неизвестного гения. Тартук вспомнил слова старейшины: храм не строили, он спустился с небес однажды вместе с богами.
Круглая дверь, ведущая внутрь, была распахнута настежь. Изнутри веяло прохладой, но она не шла ни в какое сравнение с холодом, оставленным Тартуком позади. Холодом, который настигнет его, если он не поторопиться. Он не мог погибнуть раньше, чем его месть свершится. Но прежде чем ступить во тьму, он оглянулся и поднял глаза, чтобы в последний раз увидеть солнце.
Когда оно было большим и сияло чистым светом, теперь от него остался только крошечный шестигранник. Небольшое окно, через которое проникали лучи, но и оно становилось уже, черная платформа закрывала его с каждым мгновением все больше. Солнце вот-вот должно было погаснуть.
Он опустил глаза и увидел тьму. Она уже поглотила врата, за которыми он оставил транка, она лизала улицы Нгома, готовясь пожрать его. Это была не обычная темнота, никто не знал, откуда тьма исходит. Они привыкли связывать ее появление с затухающим солнцем, с богами и их волей, с концом света. Тьма приходила в стойбище и раньше, по ночам, до того, как солнце начало гаснуть, она забирала скот и людей, ушедших далеко от очага. На утро находили только их замерзшие останки. Теперь тьма правила везде, и не было больше дня.
Тартук вошел в храм. Он впервые находился здесь, и хоть он знал, чего ждать, сделав всего несколько шагов, остановился, чтобы перевести дух и собраться с силами. Стены покрывали провода и трубы, Тартуку чудилось, что это змеи и что они движутся. Их было так много, что самих стен за ними не было видно. Изредка лампы вверху загорались, и по коридору прокатывались волны света, каждый раз нового спектра.
Он медленно двинулся вперед, пол холодил ступни, напоминая о тьме и подгоняя его. Здесь должны были быть служители и защитники, но он не встретил никого по пути в главный зал. Длинный коридор вел прямо туда, в единственное помещение храма, куда допускались люди. Остальные были спрятаны от них за герметичными дверями.
Наконец он увидел яркий свет, исходивший из открытого проема. Он бил прямо в глаз, и Тартуку пришлось закрыть их рукой и идти вслепую.
- Кто нарушил наше уединение?
- Еще один раб?
- Или воин, ищущий мести?
Голоса оглушили Тартука. Они исходили от каждой поверхности зала, казалось, рождались из вибраций воздуха. Народ называл это магией, только боги владели ею.
- Посмотри на нас! - велели голоса, и Тартук увидел из-под полуприкрытых век, как свет меркнет. Когда он потемнел достаточно, чтобы он не ослеп, Тартук повиновался. Медленно он открыл глаза.
Прямо перед ним в своеобразной чаше, которую называли троном, лежало нечто большое и несуразное. Его миллионы щупалец вились. Когда оно подносило их к шестиугольным линзам, из которых состояли спинка и поручни его ложа, те изменяли цвет. Самый большой и толстый отросток был направлен прямо на Тартука. Он увидел, как что-то распирающее его изнутри поднялось к самому концу щупальца. Конец раздулся и лопнул, источая слизь. Из отверстия вылез глаз, огромный и налитый кровью.
- Чего ты жаждешь, абориген мира, убитого нами?
- Я жажду мести! - крикнул Тартук, храбрясь.
- Значит, все-таки мести... Мы могли бы дать тебе насладиться агонией, растянуть ее на тысячи лет. Ты мог отведать последние дары своей планеты перед смертью, - тело богов лопнуло в одном месте и из разрыва посыпались сладкие, спелые плоды. Один из них подкатился прямо к ноге Тартука и ударился об его пальцы. Тартук наклонился, чтобы поднять его, но плод сгнил до того, как его пальцы к нему прикоснулись. - Но нет, - продолжали боги, - ты выбрал месть, затею несбыточную и бессмысленную. Возможно, теперь, увидев нас и на что мы способны, ты хочешь отказаться от нее? Так знай же, что уже поздно, слова сказаны, и кончина твоя будет ужасной.
Тело богов начало расти, вместе с тем чаша расширялась, а линзы раздвигались. Вскоре плотью существа оброс весь зал, мириады щупалец тянулись к Тартуку. Он обернулся и вместо проема за своей спиной увидел только маленькую щель, от нее веяло холодом. Тьма уже была там, в конце коридора.
- Глупец, ты считаешь себя единственным в своем роде? Взгляни на своих предшественников! - Плоть разорвалась во множестве мест, и на пол посыпались трупы. Они были покрыты слизью и изъедены кислотой, застыли в позах агонии и с ужасными гримасами на лицах. - Теперь умри! - вскричал один голос из сонма, и часть щупалец бросилась к Тартуку, лишь чудом он сумел увернуться. Но отступать было некуда и в следующую секунду он оказался схвачен. Щупальца сжимали его все сильнее, он услышал треск кожи и ощутил боль в местах, где она лопнула. - Нет! - вдруг раздался голос второго бога, и его молчаливо поддержал третий, - так слишком просто. Мы так уже делали. Давайте напоследок развлечемся по-настоящему...
На миг наступила тишина, а затем щупальца отступили, и Тартук опустился на колени, разрывы его кожи кровоточили, плоть внизу впитывала его кровь, не давала пропасть ни капле.
- Мы позволим тебе ударить один раз, и убьем, если ты промахнешься. Ты сможешь ударить в любую часть нашего тела, и если поразишь сердце, твоя месть свершится, мы умрем. - Из очередного разрыва плоти показалось гигантское, бьющееся сердце, но прежде чем Тартук успел что-либо сделать, боги спрятали его. - Возьми это копье и действуй.
Щупальца пододвинули к ногам Тартука одно из мертвых тел. В своих руках поверженный воин по-прежнему сжимал оружие. Одним движением Тартук вырвал копье из оцепеневших рук и направил острием туда, где видел сердце.
- О, если бы нас было так легко убить, мы бы не стали показывать тебе наше уязвимое место. Таких сердец мы можем отрастить множество, но разрушение только одного из них, настоящего, приведет к нашей гибели. - После этих слов кожа богов стала прозрачной, и Джон увидел множество сердец, бьющихся внутри них. Он также увидел свет, исходивший из источников, скрытых плотью - это сияли кристаллы, питавшие линзы.
Тартук закрыл глаза, как учил его отец, и отрешился от мира. В последний раз он пробудил в себе инстинкт охотника. Перед тем как открыть глаза, он вспомнил лицо жены, лучшие моменты их совместной жизни и худший момент ее гибели.
Он открыл глаза и огляделся. Его взгляд остановился на одном из сердец, по сравнению с другими ничем не примечательном. Свет за ним горел ярче всего. Он замахнулся и с криком бросил копье, вложив в него всю свою ярость и все оставшиеся силы. Копье пронзило сердце, и тут же раздался громогласный хохот.
- Ты ошибся, мы обманули тебя, у нас нет сердец. Мы устроены совершенно иначе.
Тартук был спокоен, на одной эмоции не отразилось на его бесстрастном лице.
- Теперь мы убьем тебя! - закричали боги, и бросились на Тартука всей своей массой, поглотив его. В этот момент раздался взрыв, он сопровождался яркой вспышкой света.
- Что он наделал?!
- Он разрушил кристалл!
- Теперь тьма прорвется!
Щупальца застучали по линзам, но ни одна из них не отозвалась. Они все горели красным.
Боги взревели. Тьма напомнила зал, и плоть их гигантского тела замерзла.
Последний компонент встал на место, и солнце погасло, Сфера Дайсона была достроена.